Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Крамер С.Н.
Мифология Шумера и Аккада

Пер. В.А. Якобсона.

Мифологии древнего мира. М., 1977
(перевод. Оригинал - 1961).
[122] – конец страницы.

Дошедшие до нас мифы шумеров и аккадцев касаются прежде всего сотворения и устройства мира, рождения богов, их злых и добрых страстей, их ссор и интриг, их благословений и проклятий, их созидательных и разрушительных деяний. Лишь изредка обращаются шумеро-аккадские мифы к борьбе за власть между богами, но даже и тогда эта борьба не представляется обычно в виде ожесточенного и кровопролитного конфликта. С точки зрения их интеллектуального содержания шумеро-аккадские мифы обнаруживают довольно зрелый и изощренный взгляд на богов и их божественные деяния, за этими мифами можно опознать серьезные теологические и космогонические размышления.

Шумер

До настоящего времени не обнаружено ни одного шумерского мифа, который бы непосредственно и определенно был посвящен сотворению мира. То немногое, что известно о шумерских космогонических идеях, построено на умозаключениях и выводах из кратких замечаний, разбросанных там и сям в письменных памятниках. Но мы располагаем значительным количеством мифов, посвященных устройству мира и его культурным процессам, сотворению человека и основанию цивилизации. Божества, участвующие в этих мифах, сравнительно немногочисленны: бог воздуха Энлиль, бог воды Энки, богиня-мать Нинхурсаг (известна также под именами Нинмах и Нинту), бог южного ветра Нинурта, бог луны Нанна-Син, бог кочевников Марту и главным образом богиня Инанна, особенно во взаимоотношениях с ее неудачливым супругом Думузи. [122] Энлиль был наиболее важным божеством шумерского пантеона, «отцом богов», «царем неба и земли», «царем всех стран». Согласно мифу «Энлиль и сотворение мотыги», он был богом, который отделил небо от земли, взрастил из земли «семя полей», произвел на свет «все полезное», изобрел для возделывания земли и для строительных работ мотыгу и даровал ее «черноголовым» (т. е. шумерам или, возможно, человечеству в целом). Энлиль, как гласит миф «Лето и Зима», был богом, который сотворил все деревья и злаки, установил изобилие и процветание в «Стране» и назначил Зиму «земледельцем богов», ведающим животворной водой и всем, что произрастает на земле. Боги — даже и наиболее важные среди них — усердно стараются получить благословение Энлиля. Один из мифов повествует о том, как бог воды Энки, после того как он воздвиг свой морской дом в Эриду,¹⁾ посетил Энлиля в Ниппуре, дабы обрести его одобрение и благословение. Когда бог луны Нанна-Син, бог-покровитель Ура, захотел обеспечить благополучие и процветание своей области, он отправился в Ниппур на корабле, нагруженном дарами, и обрел таким способом щедрое благословение Энлиля.

Но хотя Энлиль и глава шумерского пантеона, его власть никоим образом не является неограниченной и абсолютной. В одном из более «человечных» и изящных шумерских мифов говорится об изгнании Энлиля в Подземное царство и рассказывается следующее.

Когда люди еще не были сотворены и город Ниппур был населен одними только богами, «его юношей» был Энлиль, «его юной девой» была богиня Нинлиль и «его старухой» была мать Нинлиль богиня Нунбаршегуну. Однажды эта последняя, решив, очевидно, устроить брак Нинлиль и Энлиля, так наставляла свою дочь:²⁾

Нинлиль радостно следует наставлениям своей матери:

Тогда Энлиль призывает своего визиря Нуску и рассказывает ему о своей страсти к прекрасной Нинлиль. Нуску приводит ладью, и Энлиль во время плавания по реке силой овладевает Нинлиль, и она зачинает бога луны Сина. Боги приходят в ужас от этого безнравственного поступка и, хотя Энлиль — их царь, хватают его и изгоняют в Подземное царство. Соответствующее место поэмы, одно из немногих, проливающих некоторый косвенный свет на организацию пантеона и его функционирование, гласит:

Итак, Энлиль в соответствии с судьбой, начертанной ему богами, отправляется в шумерскую преисподнюю. Но Нинлиль, которая теперь носит ребенка, отказывается остаться в городе и следует за Энлилем в его вынужденное путешествие в Подземное царство. Это беспокоит Энлиля, ибо его дитя Син, которому была предназначена власть над крупнейшим из светил, луной, будет вынужден обитать в темной и мрачной преисподней вместо небес. Дабы избегнуть этого, он, видимо, придумывает довольно сложный план. На своем пути из Ниппура в преисподнюю Энлиль встречает трех индивидуумов (несомненно, младшие божества): привратника у городских ворот Ниппура, «человека реки Подземного царства» и перевозчика, шумерского Харона, который перевозит мертвых в преисподнюю. Энлиль поочередно принимает облик каждого из них — первый известный пример божественных метаморфоз — и зачинает с Нинлиль трех богов Подземного царства. Эти боги предназначены стать выкупом за их старшего брата Сина, который таким образом получает возможность вознестись на небеса.

Один из более содержательных и подробных шумерских мифов посвящен тому, как Энки, шумерский бог воды, а также и бог мудрости, установил порядок во вселенной.⁷⁾ Миф начинается хвалебным гимном, адресованным Энки. Этот гимн превозносит Энки в качестве бога, который надзирает за всем сущим и от которого зависит плодородие полей, садов и стад. За гимном следует вложенная в уста Энки песнь самовосхваления, посвященная главным образом его взаимоотношениям с главными божествами пантеона — Аном, Энлилем и Нинту — и с менее значительными богами, называемыми общим именем Ануннаки. После короткого раздела из пяти строк, повествующего о том, как Ануннаки воздают почести Энки, этот последний «во второй раз» начинает песнь самовосхваления. Прежде всего, он превозносит власть своего слова и повеления, обеспечивающую землю процветанием и изобилием. Далее Энки описывает великолепие Абзу — своего храма. Песнь заканчивается рассказом о путешествии Энки в ладье макурру, именуемой «козел Абзу», по лагуне Персидского залива. После этого путешествия страны Маган, Дильмун и Мелухха⁸⁾ посылают [125] в Ниппур тяжело нагруженные ладьи с богатыми дарами для Энлиля. Затем Ануннаки вновь воздают понести Энки, особенно в его качестве бога, который составляет ме — божественные законы, управляющие вселенной, и следит за их действием.

Затем поэт дает описание различных обрядов и ритуалов, исполняемых некоторыми наиболее важными жрецами и мудрецами Шумера в Абзу — храме Энки. После этого мы вновь обнаруживаем Энки на его корабле, занятым «предначертанием судеб». Начав, как и следовало ожидать, с самого Шумера, он сначала превозносит Шумер как избранную, священную страну с «возвышенными» и «неприкосновенными» ме, страну, которую боги сделали своей обителью, потом благословляет ее овец и крупный скот, ее храмы и святилища. Затем Энки обращает свой взор к Уру, превозносит его в возвышенных, метафорических выражениях и благословляет его процветанием и превосходством. От Ура он переходит к Мелуххе и щедро благословляет ее деревьями и тростником, рогатым скотом и птицами, золотом, оловом и бронзой. Далее он таким же образом одаряет различными полезными вещами Дильмун, Элам, Мархаси и Марту.⁹⁾

Теперь Энки, определив судьбы и участь различных стран, составлявших, в представлении шумеров, весь обитаемый мир, осуществляет целую серию актов, долженствующих обеспечить плодородие земли. Обратившись прежде всего к ее физическим качествам, он для начала наполняет реку Тигр свежей, сверкающей, животворной водой — в конкретно-метафорическом воображении нашего поэта Энки предстает как ярый бык, соединяющийся с рекой, которая представлена в виде дикой коровы. Затем, дабы обеспечить надлежащее функционирование Тигра и Евфрата, он назначает для надзора за ними бога Энбилулу, «надзирателя каналов». Далее Энки «называет по имени»¹⁰⁾ болота и тростниковые заросли, наделяет их рыбой и тростником и назначает бога, «любящего рыбу» (его имя прочесть не удается), для надзора за ними. Потом он обращается к морю, возводит здесь свое святилище и назначает для [126] надзора богиню Нанше, «Владычицу Сирары».¹¹⁾ Наконец, Энки «называет по имени» животворный дождь, заставляет его падать на землю и назначает для надзора бога бури Ишкура.

Далее Энки переходит к удовлетворению культурных нужд земли. Он заботится о плуге, ярме и бороне и назначает Энкимду, земледельца бога Энлиля, для присмотра за ними. Далее он «называет по имени» пахотную землю, производит на свет ее злаки и плоды и передает все это под ответственность богини зерна Ашнан. Энки заботится о мотыге и форме для изготовления кирпичей, назначив для надзора за ними бога кирпичей Куллу. Он закладывает фундамент, выравнивает кирпичи, строит «дом» и назначает для надзора бога Мушдамму, «великого строителя Энлиля».

После крестьянского хозяйства, поля и дома Энки уделяет внимание горным странам, покрывает их земной растительностью, умножает их скот и передает их в ведение Сумукана, «царя гор». Затем он возводит стойла и загоны, оделяет скот наилучшим жиром и молоком и назначает для надзора бога пастухов Думузи. Энки проводит «границы» (видимо, городов и государств), устанавливает межевые камни и назначает бога солнца Уту «для надзора за всей вселенной». Наконец, Энки заботится о «том, что является делом женщин», в особенности о прядении и ткачестве, и передает их под надзор богини одежды Утту.

В этом месте миф делает несколько неожиданный поворот, когда поэт выводит на сцену честолюбивую и энергичную богиню Инанну, которая полагает, что ею пренебрегли и оставили без всякой власти и прерогатив. Она горько жалуется, что сестра Энлиля Аруру (иначе Нинту) и ее собственные сестры, богини Нинисинна, Нинмуг, Нидаба и Нанше, — все получили соответствующую власть и знаки своего достоинства, но она, Инанна, осталась в пренебрежении и обойдена вниманием. Похоже, что Энки вынужден защищаться от этих жалоб, и он пытается умиротворить Инанну, напомнив ей, что она уже обладает множеством прерогатив и знаков достоинства — «посохом, жезлом и заботой пастырства», ответами оракула по поводу войны и битвы, изготовлением одеяний, властью уничтожать «неуничтожимое» и губить «непогубимое». Он также дает Инанне свое особое благословение. После ответа Энки Инанне поэма завершается четырьмя строками, содержащими гимн Энки.

Другой миф об Энки содержит запутанный и пока еще до известной степени темный рассказ, касающийся райской страны Дильмун, которую, вероятно, надлежит отождествлять с древней Индией.¹²⁾ В очень кратком изложении сюжет этого шумерского мифа о рае, повествующего, однако, о богах, а не о людях, таков.

Дильмун — «чистая», «непорочная» и «светлая» страна, «страна живых», не знающая ни болезней, ни смерти. Однако ей недостает пресной воды, столь необходимой для животной и растительной жизни. Поэтому великий бог воды Энки приказывает богу солнца Уту наполнить Дильмун пресной водой, добытой из земли. Дильмун таким образом превращается в божественный сад с плодоносными полями и лугами.

В этом рае богов богиня Нинхурсаг, великая матерь шумерских богов (по происхождению, вероятно, Мать-Земля), взращивает восемь растений. Ей удается вызвать их к жизни лишь после сложного процесса, в котором участвуют три поколения богов, зачатых богом воды и рожденных, как неоднократно подчеркивает наша поэма, без малейшей боли или родовых мук. Но, вероятно, из-за того, что Энки желает попробовать эти растения, его посланец, двуликий бог Изимуд, срывает их одно за другим и передает своему господину Энки, который и съедает их по одному, после чего разгневанная Нинхурсаг изрекает ему смертельное проклятие. Очевидно, с целью подчеркнуть, что она не передумает и не смягчится, Нинхурсаг исчезает из собрания богов.

Здоровье Энки начинает ухудшаться, восемь его органов поражены болезнью. Видя, что Энки быстро слабеет, боги в знак траура сидят в пыли. Энлиль, бог воздуха, царь шумерских богов, кажется, не способен справиться с возникшей ситуацией, и тогда к богам обращается с речью лиса. Она говорит Энлилю, что, если ее должным образом вознаградят, она, лиса, берется возвратить Нинхурсаг назад. И действительно, лисе удается каким-то образом (соответствующее место в табличке, к несчастью, разбито) добиться возвращения богини-матери и излечения умирающего бога воды. Нинхурсаг усаживает его у своего лона и, вопросив о том, какие восемь органов его тела [127] причиняют ему страдания, производит на свет восемь соответствующих божеств-исцелителей, и Энки таким образом возвращается к жизни.

Хотя наш миф говорит скорее о божественном, чем о человеческом рае, он содержит многочисленные параллели с библейским повествованием о рае. Прежде всего, имеются некоторые основания полагать, что само представление о рае, божественном саде — шумерского происхождения. Шумерский рай находится, согласно нашей поэме, в Дильмуне. Именно в этом самом Дильмуне располагали позже вавилоняне, семитский народ, покоривший шумеров,¹³⁾ свою «страну живых» и обитель бессмертных. И это указывает, что и библейский рай, который описывается как сад, расположенный на востоке, в Эдеме, и дающий из своих источников начало четырем «мировым рекам», включая Тигр и Евфрат, мог первоначально быть тождественным Дильмуну, райской стране шумеров.

И то место нашей поэмы, которое описывает орошение Дильмуна пресной водой, осуществленное богом солнца, напоминает Библию: «Но пар (?) поднимался из земли и орошал все лицо земли» (Быт. 2, 6). Рождение богинь без боли и родовых мук освещает происхождение наложенного на Еву проклятия: впредь ее участь — в муках рожать детей своих. Наконец, достаточно очевидно, что поедание богом Энки восьми растений и проклятие, наложенное на него за этот проступок, напоминают о плоде древа познания добра и зла, съеденном Адамом и Евой, и проклятии, наложенном на каждого из них за это грешное деяние.

Но, вероятно, наиболее интересным результатом нашего сравнительного анализа шумерской поэмы является объяснение одного из наиболее озадачивающих мотивов библейского повествования о рае — знаменитого описания сотворения Евы, «матери всего живого», из ребра Адама. Почему же из ребра? Почему еврейский повествователь счел наиболее подходящим выбрать именно ребро, а не какую-либо другую часть тела для сотворения женщины, чье имя Ева, согласно библейскому указанию, означает примерно «дающая жизнь»? Ответ на этот вопрос становится вполне ясным, если предположить существование шумерского литературного первоисточника, подобного нашей поэме о Дильмуне и лежащего в основе библейского [129] повествования о рае. Ибо в нашей шумерской поэме одним из заболевших членов Энки является ребро. Шумерское же слово, означающее «ребро», звучало ти. Богиня, созданная для исцеления ребра Энки, именовалась по-шумерски Нин-ти — «госпожа ребра». Но то же самое шумерское слово ти означает «животворить», «давать жизнь».¹⁴⁾ Следовательно, имя Нин-ти может также означать «госпожа, дающая жизнь». Поэтому в шумерской литературе на основе игры слов «госпожа ребра» стала отождествляться с «госпожой, дающей жизнь». Именно этот литературный каламбур (один из самых древних) был перенесен в библейское повествование и увековечен в нем, хотя здесь, конечно, он утратил основание, ибо еврейские слова, означающие «ребро» и «дающая жизнь», вовсе не похожи друг на друга.

Существует также миф об Энки и Нинхурсаг, рассказывающий о сотворении человека «из глины, что над бездной». Повествование начинается с рассказа о тех затруднениях, которые испытывали боги в добывании себе пищи, особенно, как и следовало ожидать, после появления на свет женских божеств. Боги жалуются на свою участь, но Энки, бог воды, который в качестве шумерского бога мудрости должен был бы прийти им на помощь, почивает в глубине вод и не может их услышать. По этой причине его мать, Первоначальное море, «матерь, породившая всех богов», сообщает Энки о жалобах богов, говоря:

Энки обдумывает задачу, призывает на помощь «целый сонм» добрых и благородных «творцов» и говорит своей матери Намму, Первоначальному морю:

Теперь поэма от сотворения человека, как такового, обращается к сотворению некоторых несовершенных человеческих типов с очевидной целью объяснить существование этих отклоняющихся от нормы творений. Поэма рассказывает о пире, устроенном Энки для богов, несомненно дабы отпраздновать сотворение человека. На этом празднестве Энки и Нинмах выпивают много вина и становятся чересчур деятельными. Нинмах берет немного глины, что над бездной, и создает шесть разновидностей людей, отклоняющихся от нормы, а Энки начертывает их судьбу и дает им хлеба для еды.

Когда Нинмах сотворила эти шесть типов людей, Энки решает и сам заняться творением. Способ, каким он это делает, неясен, но, как бы там ни было, созданное существо оказывается неудавшимся. Теперь Энки озабочен тем, чтобы Нинмах помогла этому несчастному созданию, и потому обращается к ней так:

Нинмах пытается помочь существу, но все напрасно. Нинмах говорит с ним, но оно не может ответить. Она дает ему хлеб для еды, но оно не тянется за ним. Оно не может ни сидеть, ни стоять, ни согнуть колени. После долгой, но пока еще непонятной беседы между Энки и Нинмах богиня проклинает Энки за это больное, бессильное существо, сотворенное им, и Энки, кажется, воспринимает проклятие как должное.

Существует миф о Нинурте, боге ураганного южного ветра, содержащий мотив об убийстве дракона. После краткого гимна богу действие поэмы начинается со слов, обращенных к Нинурте Шаруром, его божественным оружием.¹⁶⁾ По некоей неуказанной в тексте причине Шарур стремится уничтожить [131] Асага, демона болезней, обитающего в Куре, т. е. в Подземном царстве. В речи, которая наполнена фразами, восхваляющими героические качества и деяния Нинурты, Шарур побуждает бога напасть на чудовище и уничтожить его. Нинурта намеревается сделать то, о чем его просят. Но при первой попытке противник как будто оказывается ему не по силам, и он «мчится прочь, как птица». Шарур вновь обращает к Нинурте слова, придающие тому уверенность и мужество. Теперь Нннурта яростно обрушивается на Асага со всем оружием, находящимся в его распоряжении, и уничтожает демона.

Но после уничтожения Асага Шумер постигает большая беда. Первоначальные воды Кура поднялись на поверхность, и в результате их буйства пресная вода не достигает полей и садов.¹⁷⁾ Боги Шумера, которые «носили его мотыгу и корзину», т. е. отвечали за орошение Шумера и подготовку земли к возделыванию, пришли в отчаяние. Тигр более не поднимался, в его русле не было «хорошей» воды.

Он взгромоздил над Куром груду камней и возвел перед Шумером как бы большую стену. Эти камни сдерживали «могучие воды», и в результате воды Кура не могли более подниматься на поверхность земли. Что же касается тех вод, которые уже залили страну, то Нинурта собрал их и отвел в Тигр. Переполненный Тигр мог теперь орошать поля. Вот как говорит об этом поэт:

Прослышавшая о великих и героических деяниях своего сына, его мать Нинмах была охвачена любовью к нему и таким беспокойством, что не могла уснуть в своей опочивальне. Поэтому она обращается издали к Нинурте с мольбой о разрешении посетить его и взглянуть на него. Нинурта смотрит на нее «взглядом жизни», говоря:

Затем Нинурта благословляет Хурсаг, дабы гора могла производить все виды лекарственных трав, вино и мед, различные деревья, золото, серебро и бронзу, крупный и мелкий скот и всех «четвероногих тварей». После этого благословения Нинурта обращается к камням, проклиная те, которые были его врагами в битве с демоном Асагом, и благословляя те, которые были его друзьями.

Немало шумерских мифов группируется вокруг честолюбивой, энергичной и требовательной богини любви Инанны — аккадской Иштар — и ее супруга, бога-пастуха Думузи — библейского Таммуза. Две версии мифа рассказывают о сватовстве Думузи к богине. Согласно одной из них, он состязается из-за ее любви с богом-земледельцем Энкимду и добивается успеха лишь после долгого и ожесточенного спора и угроз прибегнуть к силе. Согласно другой версии, Думузи, видимо, [133] был немедленно и с готовностью принят Инанной в качестве возлюбленного и супруга. Но он и не воображал, что этот брак с Инанной приведет его к погибели и что его в буквальном смысле слова утащат в ад. Об этом рассказывается в одном из наиболее хорошо сохранившихся шумерских мифов, именуемом «Сошествие Инанны в Подземное царство». Этот миф был опубликован и исследовался трижды в течение последних двадцати пяти лет, но его надо рассматривать снова в свете нескольких неизвестных до сих пор табличек и фрагментов. Миф рассказывает следующее.

Инанна, «царица небес», честолюбивая богиня любви и войны, ставшая женой сватавшегося к ней пастуха Думузи, решает спуститься в Подземное царство, дабы сделаться его владычицей и таким образом, вероятно, воскресить мертвых. Для этого она собирает надлежащие божественные законы и, украсив себя царскими одеждами и драгоценностями, готова вступить в «страну без возврата».

Царицей Подземного царства является ее старшая сестра и злейший враг Эрешкигаль, шумерская богиня смерти и мрака. Не без оснований опасаясь, как бы сестра в своем царстве не предала ее смерти, Инанна наставляет своего визиря Ниншубура,¹⁹⁾ который всегда готов к ее услугам; если через три дня она не возвратится, он должен начать оплакивать ее гибель в собрании всех богов. Затем он должен пойти в Ниппур, город Энлиля, главного бога шумерского пантеона, и умолять его спасти ее и не дать ей быть умерщвленной в Подземном царстве. Если Энлиль откажется, Ниншубур должен идти в Ур, город бога луны Наины, и повторить свои мольбы. Если Нанна тоже откажется, он должен пойти в Эриду, город бога мудрости Энки, который «знает пищу жизни», «знает воду жизни» и, несомненно, придет ей на помощь.

Затем Инанна спускается в Подземное царство и приближается к лазуритовому храму Эрешкигаль. У ворот ее встречает главный привратник, который желает знать, кто она такая и зачем пришла. Инанна выдумывает ложную причину для своего визита, и привратник согласно указаниям своей госпожи проводит ее через семь ворот Подземного царства. При проходе через каждые из этих ворот с нее, несмотря на ее протесты, снимают по частям одежды и украшения. Наконец ее проводят через последние ворота и, совершенно обнаженную, ставят [134] на колени перед Эрешкигаль и Ануннаками, семью ужасными судьями Подземного царства. Они бросают на Инанну свои смертоносные взгляды, и Инанна превращается в труп, который затем подвешивают на колышек, вбитый в стену.

Прошло три дня и три ночи. На четвертый день Ниншубур, видя, что его госпожа не возвращается, начинает свой обход богов, как она ему велела. И Энлиль, и Нанна, как и предполагала богиня, отказывают в помощи. Но Энки придумывает план возвращения ее к жизни. Энки создает два бесполых существа, кургарру и калатурру, вверяет им «пищу жизни» и «воду жизни» и велит отправиться в Подземное царство, где Эрешкигаль, «мать-родильница» лежит в муках «из-за своих детей», ничем не прикрытая, и непрерывно стенает: «О мои внутренности, о мое тело!» Они же, кургарру и калатурру, должны сочувственно вторить ее крику и добавлять: «От моих внутренностей к твоим внутренностям, от моего тела к твоему телу».²⁰⁾ Им тогда предложат в качестве подарков воду рек и зерно полей,²¹⁾ но, предупреждает Энки, они не должны их принимать. Вместо этого они должны сказать: «Дай нам тело, висящее на гвозде», а затем посыпать его «пищей жизни» и окропить «водой жизни», которые он им дал, и воскресить тем самым Инанну. Кургарру и калатурру точно исполняют указания Энки, и Инанна возвращается к жизни.

Но, хотя Инанна снова жива, ее беды далеко еще не кончились, ибо существует нерушимый закон «Страны без возврата»: тот, кто вошел в ее ворота, не может возвратиться в наземный мир, если только не представит себе замену. Действие этого закона распространяется и на Инанну. Ей и в самом деле дозволено подняться на землю, но только в сопровождении толпы безжалостных демонов, которые должны возвратить ее в преисподнюю, если она не сможет представить другое божество, которое займет ее место. Окруженная этими отвратительными стражами, Инанна прежде всего посещает два шумерских города — Умму и Бад-тибиру. Боги-покровители этих городов, Шара и Латарак, при виде этих посланцев Подземного царства приходят в ужас, облачаются в рубище и ползают перед Инанной в пыли. Инанна, видимо, удовлетворена их [135] смирением, и, когда демоны грозят утащить их в Подземное царство, она сдерживает демонов и тем спасает жизнь двум богам.

Продолжая свое путешествие, Инанна и демоны прибывают в Куллаб, район шумерского города-государства Урук. Царем этого города является бог-пастух Думузи, который, вместо того чтобы оплакивать сошествие своей супруги в Подземное царство, где она подверглась мучениям и смерти, «надел прекрасные одежды, воссел на высоком троне», т. е. праздновал и радовался. Разгневанная Инанна окидывает его «взглядом смерти» и передает в руки ревностных и беспощадных демонов, дабы те унесли его в Подземное царство. Думузи бледнеет от ужаса и плачет. Он воздевает руки к небесам и взывает к богу солнца Уту, который является братом Инанны и, следовательно, свояком Думузи. Думузи просит Уту помочь ему избегнуть когтей демонов, превратив его руки в руки змеи и ноги — в ноги змеи.

Но здесь, как раз на середине молитвы Думузи, имеющиеся у нас таблички с текстом мифа обломаны, и читатель остается в неведении относительно дальнейшего хода событий. Теперь, однако, нам известен печальный конец этой истории. Несмотря на трехкратное вмешательство Уту, Думузи уносят в Подземное царство в качестве возмещения за Инанну, его разгневанную и озлобленную супругу. Мы знаем об этом из почти неизвестной до сих пор поэмы, которая, собственно, не является частью «Сошествия Инанны в Подземное царство» и в которой говорится о превращении Думузи не в змею, а в газель. Это новое сочинение было обнаружено на двадцати восьми табличках и фрагментах, датируемых с 1750 г. до н.э. Его полный текст был собран и предварительно переведен лишь недавно, хотя некоторые из его отрывков были опубликованы десятилетия назад. Действительно, первые отрывки этого мифа были опубликованы молодым шумерологом Гуго Радау еще в 1915 г., но они содержали только последние строки поэмы, вследствие чего ее смысл оставался непонятным. В 1930 г. французский ученый Анри де Женуйяк опубликовал еще два отрывка, содержащих пятьдесят пять начальных строк поэмы. Но так как вся средняя часть поэмы оставалась неизвестной, не было возможности установить, что отрывки, опубликованные Радау и Женуйяком, принадлежат к одной и той же поэме. Около 1953 г. стали доступны еще шесть опубликованных и неопубликованных отрывков, и сотрудник Восточного института, один из ведущих шумерологов мира, Торкильд Якобсен, был первым, [136] кто дал представление о содержании этой поэмы и перевел некоторые ее части. В дальнейшем я определил как принадлежащие к этой же поэме еще девятнадать таблиц и фрагментов, десять из которых находятся в Музее Древнего Востока в Стамбуле. Находка всех этих новых документов дала наконец долгожданную возможность восстановить текст поэмы почти полностью и подготовить пробный перевод, на котором и основан очерк ее содержания.²²⁾

Миф начинается строками, в которых автор задает общий меланхолический тон своему повествованию. Думузи, пастырь Урука, ощущает ужасное предчувствие надвигающейся смерти и поэтому уходит на равнину с глазами, полными слез, и с горькой жалобой:

Думузи, продолжает поэт, ложится затем спать и видит вещий, предрекающий беду сон:

Теперь к смятенному Думузи приводят его сестру Гештинанну, божественную поэтессу, певицу и толковательницу снов, и Думузи рассказывает ей о своем зловещем видении:

Гештинанну глубоко взволновал сон, приснившийся ее брату:

Так истолковывает Гештинанна, деталь за деталью, мрачное и зловещее сновидение своего брата и заканчивает предупреждением, что галла, демоны Подземного царства, приближаются к нему и что он должен немедленно скрыться.

Думузи соглашается с этим и просит свою сестру не выдавать его убежище демонам:

Гештинанна отвечает ему:

Итак, демоны галла, жестокие существа, которые

являются и начинают искать Думузи, но не могут его найти. Они хватают его сестру Гештинанну и пытаются подкупить ее, чтобы узнать его убежище, но Гештинанна остается верной своему слову. Однако Думузи возвращается в город, вероятно, из страха, что демоны убьют его сестру. Здесь галла хватают его,³³⁾ подвергают жестокому избиению, крепко связывают по рукам и ногам и собираются утащить в Подземное царство. Тогда Думузи обращается к Уту, богу солнца, брату его жены, Инанны, покровительницы города Урука, с мольбой превратить его в газель, дабы он мог убежать от демонов и унести свою «душу» в некое место (пока еще не идентифицированное), или, как говорит сам Думузи:

Бог солнца внял мольбе Думузи. Как говорит поэт:

Все было напрасно. Преследователи вновь хватают его и вновь подвергают избиению и пыткам. Поэтому Думузи вновь обращается к богу солнца Уту с мольбой превратить его в газель. Но на этот раз он намерен унести свою душу в дом богини, известной как «Белили, мудрая старая госпожа». Уту исполняет его просьбу, и Думузи является в дом Белили, взывая:

Но, едва только она дозволила ему вкусить пищи и питья, в третий раз появляются демоны и опять бьют и мучат Думузи. Уту вновь превращает его в газель, и Думузи бежит в пастушеский стан своей сестры Гештинанны. Но все тщетно, пять демонов галла входят в стан, бьют Думузи по щеке гвоздем и палками, и Думузи умирает. Процетируем печальные строки, завершающие поэму:

Так Думузи, жертва любви и ненависти Инанны, приходит к трагическому концу.³⁶⁾ Но не все мифы об Инанне имеют отношение к Думузи. Один из них, например, повествует о том, как с помощью хитрости богиня овладевает божественными законами ме, которые управляют человечеством и всеми его установлениями. Этот миф представляет значительный этнографический интерес. Поскольку его автор счел желательным дать в связи с повествованием полный перечень ме, он разделил цивилизацию, как он ее себе представлял, на более чем сотню культурных черт и комплексов, относящихся к политическим, религиозным и общественным установлениям человека, искусству и ремеслам, музыке и музыкальным инструментам, а также к многообразным интеллектуальным, эмоциональным и политическим аспектам человеческого поведения. В кратком очерке содержание этого мифа выглядит так.

Инанна, царица небес, богиня-покровительница Урука, желает увеличить благополучие и процветание своего города, сделать его центром шумерской цивилизации и тем возвысить свое имя и славу. Поэтому она решает отправиться в Эриду, древнюю и почитаемую обитель шумерской культуры, где в своей водной бездне, Абзу, живет Энки, Владыка премудрости, «который ведает самое сердце богов», ибо Энки подведомственны все божественные установления, которые лежат в основе цивилизации. И если она сможет, честным путем или с помощью обмана, овладеть ими и принести их в свой город Урук, его и ее слава поистине превзойдут все. Когда она приближается к Абзу, Энки, несомненно подпавший под обаяние Инанны, зовет своего вестника Изимуда и обращается к нему так:

Изимуд исполнил поручение своего господина, и Инанна с Энки усаживаются пировать. После того как их сердца возвеселились под влиянием напитков, Энки воскликнул:

После этого он передает Инанне, целыми группами, более ста божественных законов, которые, согласно нашему автору, определяют основные черты цивилизации, как он ее понимал. Инанна с великой радостью принимает дары, предложенные ей опьяневшим Энки. Забрав их, она нагружает ими Небесную Ладью и поспешно отбывает из Урука со своим бесценным грузом. Но когда испарились последствия пира, Энки обнаружил, что ме исчезли из хранилища. Энки обращается к Изимуду, который и объясняет ему, что он, Энки, сам подарил их своей дочери Инанне. Обеспокоенный Энки горько сожалеет о своей щедрости и решает любой ценой помешать Небесной Ладье достигнуть Урука. Для этого он отправляет своего вестника Изимуда в сопровождении морских чудовищ с заданием настичь Инанну и ее ладью на первой из семи остановок между Эриду и Уруком. Здесь морские чудовища должны отнять у Инанны Небесную Ладью. Самой Инанне, однако, должно быть дозволено продолжать свой путь в Урук пешком.

Изимуд действует согласно приказу. Он перехватывает Инанну и Небесную Ладью и сообщает богине, что Энки передумал и что, хотя сама она и вольна продолжать свой путь в Урук, ему придется забрать у нее ладью и ее драгоценный груз и возвратить все в Эриду. Тогда Инанна грубо бранит Энки за нарушение слова и клятвы, обращается за помощью к своему советнику богу Ниншубуру, и тот спасает ее и ладью от Изимуда и морских чудовищ. Энки стоит на своем: вновь и вновь посылает он Изимуда, сопровождаемого различными морскими чудовищами, захватить Небесную Ладью. Но Ниншубур [143] всякий раз приходит на помощь своей госпоже. В конце концов Инанна и ее ладья, целые и невредимые, прибывают в Урук, где среди торжества и ликования восхищенных обитателей города выгружают по одному божественные ме.

Существует миф об Инанне, в котором важную роль играет смертный человек. Содержание этого мифа таково.

Жил некогда садовник по имени Шукаллитуда, все усилия и усердные труды которого приводили его к одним лишь неудачам. Хотя он тщательно орошал свои борозды и грядки, растения увядали. Яростные ветры хлестали его по лицу «пылью гор». Все, о чем он усердно заботился, превращалось в пустошь. Поэтому он обратил свой взор к востоку и к западу, к звездным небесам, изучил приметы, постиг божественные законы. Благодаря своей вновь приобретенной мудрости, он посадил в саду дерево сарбату (пока еще не ясно, что это было за дерево), чья широкая тень простиралась от восхода до заката. В результате этого древнего агрономического эксперимента сад Шукаллитуды пышно расцвел всеми видами растений.

Однажды, продолжает наш миф, богиня Инанна, обошедшая небо и землю, прилегла, чтобы дать отдых усталому телу, недалеко от сада Шукаллитуды. Он же, подглядывавший за ней с опушки своего сада, воспользовался ее крайней усталостью и овладел богиней. Когда настало утро и взошло солнце, Инанна в ужасе огляделась и решила во что бы то ни стало разыскать смертного, который столь позорно обесчестил ее. С этой целью она насылает на Шумер три бедствия. Прежде всего, она заполняет кровью все водные источники страны, так что все пальмовые рощи и виноградники пропитываются кровью. Во-вторых, она насылает на страну разрушительные ветры и бури. Сущность третьего бедствия неясна, так как описывающие его строки сильно повреждены. Но, несмотря на все три бедствия, Инанна не в состоянии обнаружить своего оскорбителя, ибо после каждого бедствия Шукаллитуда отправляется в дом своего отца и извещает его об угрожающей ему, Шукаллитуде, опасности. Отец советует сыну направить свои стопы к братьям, к «народу черноголовых», т. е. к народу Шумера, и держаться поближе к городским центрам. Шукаллитуда следует его совету, и в результате Инанна не может его найти.

После третьей неудачи Инанна с горечью убеждается, что она не в силах отомстить за нанесенное ей оскорбление. Поэтому она решает отправиться в Эриду, в дом бога Энки, шумерского [144] бога мудрости, и попросить у него совета и помощи. К сожалению, на этом месте табличка, на которой записан миф, обломана, и конец рассказа остается пока неизвестным.

Если не считать упоминаний о человечестве в целом, смертные играют в шумерской мифологии незначительную роль. Существует кроме только что описанного мифа об Инанне и Шукаллитуде еще лишь один миф, касающийся смертного человека. Это — широко известный рассказ о потопе, столь важный для сравнительного исследования Библии. К сожалению, до сих пор была обнаружена лишь одна табличка с текстом этого мифа и эта табличка сохранилась лишь на одну треть. Начало мифа отломано, и первые доступные пониманию строки повествуют о сотворении человека, растительности и животных, о небесном происхождении царской власти, об основании и наименовании пяти допотопных городов, которые были переданы пяти божествам-покровителям. Мы узнаем далее, что многие божества были огорчены и опечалены решением богов устроить потоп и уничтожить человечество. Зиусудра, шумерский двойник библейского Ноя, вводится затем в рассказ в качестве благочестивого, богобоязненного царя, который постоянно обращается к божественным видениям и откровениям. Расположившись у стены, он слышит голос божества, вероятно Энки, извещающий его, что собрание богов приняло решение наслать на землю потоп и «истребить семя человечества».

Миф, видимо, должен был продолжаться в виде подробных наставлений Зиусудре построить огромный корабль и тем спастись от погибели. Но все это отсутствует из-за довольно большого повреждения таблички. Когда же текст возобновляется, мы обнаруживаем, что потоп уже пришел на землю во всей своей ярости и бушует семь дней и семь ночей. После этого появляется бог солнца Уту, освещая и согревая землю, и Зиусудра простирается перед ним и преподносит ему в жертву быков и овец. Последние сохранившиеся строки мифа описывают обожествление Зиусудры: после того как он простерся перед Аном и Энлилем, ему была дана «жизнь, как богу», и он был перенесен в Дильмун, божественную райскую страну, «место, где восходит солнце».

Наконец, существует шумерский миф, который, хотя и посвящен одним только богам, предоставляет нам некоторую любопытную информацию о семитических кочевых народах, известных как марту. Действие этого повествования происходит в Нинабе, «городе городов, стране благородства», — пока еще не [145] установленном пункте Месопотамии. Его божеством-покровителем является как будто Марту, бог кочевых семитов, обитавших к западу и юго-западу от Шумера. Время, когда происходили события мифа, описано в загадочных, противоречивых и темных фразах:

Повествование начинается с того, что бог Марту решает жениться. Он просит свою мать найти ему жену, но мать советует ему пойти и отыскать жену согласно его собственному желанию. Однажды, продолжает повествование, в Нинабе был устроен великий праздник, и на него пришел со своей женой и дочерью Нумушда, бог-покровитель Казаллу, города-государства, расположенного на северо-востоке Шумера. Во время празднества Марту совершает некое героическое деяние, обрадовавшее сердце Нумушды. В награду он предлагает Марту серебро и лазурит. Но Марту отказывается: руку дочери Нумушды — вот что требует он в качестве награды. Нумушда радостно дает свое согласие, его дочь — тоже, хотя ее подруги и пытаются отговорить ее от брака с Марту, говоря:

Аккад

Мифы аккадцев, т. е. вавилонян и ассирийцев, довольно сильно отклоняются от своих шумерских прототипов. Но по крайней мере два из них — «Сошествие Иштар в Подземное царство» и рассказ о «Потопе» — почти идентичны известным шумерским оригиналам. Однако даже и те мифы, для которых пока что не обнаружено никаких шумерских соответствий, содержат мифологические темы и мотивы, отражающие шумерские источники, не говоря уже о том факте, что большинство упоминаемых богов составляют часть шумерского пантеона. Из этого, однако, не следует, что аккадские поэты рабски подражали своим шумерским предшественникам. Они вводили множество инноваций и изменений как в темы, так и в сюжеты мифов. Но в целом аккадские писатели не могли избежать глубокого и всепроникающего влияния шумерского наследия. [146]

Наиболее известными из аккадских мифов является поэма о сотворении мира, именуемая обычно «Энума элиш» — по двум ее начальным словам, означающим «когда вверху». В действительности поэма была создана не столько для того, чтобы поведать историю творения, сколько для прославления вавилонского бога Мардука. Но именно для этой цели она повествует о творческих деяниях Мардука и является, таким образом, основным источником аккадских космогонических представлений. Так, поэма рассказывает нам, что в начале времен, когда еще «вверху неназванным небо, внизу земля безымянной были»,³⁸⁾ существовали только первоначальные океаны Тиамат и Апсу (шумерское Абзу). Затем, в некое неопределенное время, были рождены несколько поколений богов, и одним из этих богов был Эа,³⁹⁾ шумерский Энки, бог мудрости. Однако эти боги раздражали Апсу и Тиамат своей непрестанной суетой и шумом, и Апсу решил покончить с ними, хотя его жена Тиамат уговаривала его смилостивиться. К счастью для богов, Эа сумел убить Апсу при помощи магических заклинаний. Затем Эа соорудил на мертвом Апсу свою собственную обитель, и здесь его жена породила Мардука, героического и импозантного бога. Скоро Мардуку представился случай на деле доказать свою доблесть и спасти богов от Тиамат, вознамерившейся отомстить за смерть своего мужа Апсу при помощи нескольких богов-перебежчиков и целого войска злобных чудовищ. После этой победы Мардук сотворил небо и землю из гигантского тела Тиамат, разрубив его надвое. Потом он сотворил обиталища богов, начертал небесные созвездия, воздвиг ворота, через которые могло всходить и заходить солнце, и заставил сиять луну. Затем, дабы избавить богов от физического труда, Мардук с помощью своего отца Эа сотворил людей из крови Кингу, мятежного бога, который был предводителем враждебных войск Тиамат. После этого благодарные боги воздвигли Эсагилу, храм Мардука в Вавилоне, устроили радостный пир и провозгласили пятьдесят имен Мардука, передающих ему власть практически всех главных богов аккадского пантеона.

Существуют, в дополнение к версии «Энума элиш», многие другие, гораздо более краткие рассказы о сотворении мира, которые в многочисленных деталях отличаются и друг от [147] друга, и от «Энума элиш». Так, имеется один рассказ, использовавшийся в качестве пролога к заклинанию для очищения вавилонского храма. Он говорит, что вначале не было ничего: ни камыша, ни дерева, ни дома, ни храма, ни города, ни живых существ, и что «все страны были сплошным морем». Затем были сотворены боги и построен Вавилон. После этого Мардук устроил на поверхности вод сооружение из тростника и при помощи своей матери богини Аруру (шумерская Нинмах, она же Нинту, она же Нинхурсаг) сотворил людей. После человека Мардук создал степных зверей, реки Тигр и Евфрат, траву, камыши и тростники, зеленую поросль полей, земли, болота и чащи, корову и теленка, овцу и ягненка. И таким образом возникла твердая земля, и из кирпичей, сделанных в формах, были сооружены такие города, как Ниппур и Урук с их храмами и домами.

Согласно другому краткому рассказу, предназначавшемуся для чтения в связи с ритуалом по перестройке храма, небеса были сотворены богом Ану (шумерский бог неба Ан), в то время как Эа (шумерский Энки) сотворил твердую землю и все находящееся на ней. Он «отщипнул глину» от Апсу, своего морского жилища, и сотворил Куллу, бога кирпичей. Он сотворил тростниковые болота и леса, горы и моря, а одновременно и богов, ведающих такими ремеслами, как плотницкое дело, работа по металлу, резьба и камнетесная работа. Для того чтобы построенные храмы были обеспечены регулярными жертвоприношениями, он сотворил богов, надзирающих за зерном, скотом и вином, равно как и божественного повара, кравчего и верховного жреца. Наконец, для поддержания храмов и исполнения работ, которые богам иначе пришлось бы выполнять самим, они сотворили людей и царей.

Известен фрагментарный миф о творении, использовавшийся в качестве заклинания при родах. Из него сохранился лишь отрывок, повествующий о сотворении человека. Согласно этой версии, боги обратились к Мами, она же Аруру, богине-матери, известной также под шумерскими именами Нинту, Нинхурсаг и Нинмах, с просьбой сотворить человека «для несения ига» богов. Мами просит совета у Энки, и тот рекомендует ей сотворить человека в качестве существа отчасти божественного, смешав глину с кровью и плотью божества, убитого богами.

Существует также поэма о творении, посвященная прежде всего именно сотворению человека. Эта версия начинается с [148] сообщения, что после того, как «небо было отделено от земли» и земле была придана форма, а Тигр и Евфрат, вместе с их дамбами и каналами, были «устроены» и получили надлежащее направление, боги воссели в своем возвышенном святилище и Эллиль, царь богов, вопросил:

Тогда Ануннаки убеждают Эллиля, что богам надлежит сотворить человека из крови двух Ламга (богов-ремесленников), которых они убьют для этой цели. Участью человека, продолжают боги, на веки веков будет служение богам — возделывание и орошение полей и сооружение для них храмов и святилищ. В соответствии с этим были сотворены двое смертных по имени Уллегарра и Заллегарра (шумерские слова, значение которых еще не ясно), и эта пара была благословлена обильным плодородием и пышным изобилием, дабы они могли «денно и нощно» славить богов.

Насколько свободно аккадские поэты видоизменяли ходячие космогонические представления в соответствии с потребностями момента, хорошо показывает версия мифа о сотворении мира, использовавшаяся как заклинание против зубной боли, причиной которой, по представлениям аккадских медиков, был червь-кровосос, гнездящийся в деснах. Вот как излагает ее автор, который был одновременно поэтом, жрецом и врачом:

Текст заканчивается указанием дантисту-заклинателю «ввести иглу и захватить его (червя) ногу», т. е., вероятно, извлечь больной нерв, и совершить дополнительный ритуал, включающий в себя смешивание «второсортного пива» и масла.

Среди некосмогонических мифов имеется один, повествующий об убиении порожденного морем огромного чудовища Лаббу, принесшего людям и их городам разорение и опустошение.

Другой миф посвящен уничтожению чудовищной птицы Зу, которая в своей необузданной жажде власти похитила из-под самого носа Эллиля «Таблички судеб» и узурпировала таким образом верховную власть богов. Сюжетный мотив этих двух повествований сходен; различные боги, получившие приказание выйти на битву с чудовищем, из жалкого страха уклоняются от этой чести, несмотря на обещанную награду; затем другое, доблестное божество — вероятно, Мардук или Нинурта — изъявляет согласие, убивает чудовище и получает надлежащую награду.

Один миф касается Подземного царства и рассказывает, как бог Нергал, первоначально небесный бог, становится царем преисподней, где до этого верховная власть принадлежала богине Эрешкигаль. Повествование начинается с того, что боги приглашают Эрешкигаль послать своего представителя на [150] устроенный ими пир, ибо сама богиня не может покинуть свое царство. Эрешкигаль принимает приглашение и посылает на пир Намтара, т. е. Рок, демона смерти. Намтар прибывает на небеса, где его любезно принимают и оказывают ему надлежащие понести все боги, кроме Нергала, который оскорбляет Намтара тем, что остается сидеть, в то время как все боги встают, чтобы приветствовать его. Желая отомстить за это оскорбление, Эрешкигаль требует, чтобы Нергал был выдан Подземному царству, где она предаст его смерти. Однако по просьбе Нергала бог Эа оказывает ему помощь, дав Нергалу четырнадцать демонов, которые должны сопровождать его в Подземное царство и вместе с ним противостоять Эрешкигаль. По прибытии в преисподнюю Нергал ставит четырнадцать демонов на страже у ее четырнадцати ворот, в то время как сам он, впущенный привратником Подземного царства во дворец, устремляется к Эрешкигаль, за волосы стаскивает ее с трона и хочет отсечь ей голову. Но Эрешкигаль жалобно молит его не убивать ее, а вместо этого стать ее мужем и принять власть над преисподней. Тогда Нергал целует ее, отирает ее слезы и соглашается стать владыкой и царем Подземного царства вместе с Эрешкигаль в качестве его супруги и царицы.

Существуют три мифологических сочинения, в которых главную роль играют смертные. В одном из них действующим лицом является мудрец из Эриду по имени Адапа, который мог бы обеспечить вечную жизнь себе самому и всему человечеству, если бы не последовал неразумному совету Эа, бога, обычно описываемого как лучший друг людей. Миф начинается с описания Адапы как «мудрого сына Эриду», «мудрейшего», «вождя среди людей», «искусного и премудрого», «безупречного и с чистыми руками»,⁴²⁾ который ежедневно снабжает пищей и питьем Эриду, город Эа. Однажды, когда Адапа выплыл в Персидский залив, чтобы наловить рыбы для святилища Эа, Южный Ветер поднял своим дыханием шторм и утопил его лодку. Разгневанный Адапа изрек проклятие Южному Ветру и тем сломал его крылья. Южный Ветер не дул на землю семь дней, и тогда бог неба Ану вопросил, в чем дело, и его визирь Илабрат рассказал ему о происшедшем. Вне себя от гнева. Ану поднялся со своего трона и закричал: «Пусть приведут его (Адапу) сюда!» [151]

Здесь вступает в повествование Эа и, кажется, нечаянно лишает Адапу и человечество наиболее желанного для них дара — дара бессмертия, ибо он дает Адапе такой совет: по дороге на небо и во дворец Ану Адапа должен носить свои волосы распущенными и нечесаными и быть одетым в траур. Это возбудит любопытство в двух небесных привратниках, Таммузе и Гишзиде, двух божествах, живших некогда на земле. Когда же они спросят его, почему он в трауре, Адапа должен заискивающе ответить, что он оплакивает «двух богов, которые исчезли с земли». Когда же они спросят его: «Кто эти два бога, которые исчезли с земли?», он должен ответить: «Это — Таммуз и Гишзида». Восхищенные этим льстивым ответом, они вступятся за Адапу перед гневным Ану.

Пока все хорошо. Но затем Эа добавляет еще один совет, который преднамеренно или нет, оказывается трагическим для Адапы и человечества. Этот совет в устах Эа звучит так: «Когда ты предстанешь перед Ану, тебе предложат пищу смерти — не ешь ее. Тебе предложат воду смерти — не пей ее». Но когда Адапа, облаченный в траур, прибывает на небеса, и Таммуз, и Гишзида, узнав вымышленную причину его траура, вступаются за него перед Ану, последний предлагает Адапе не пищу и воду смерти, но пищу и воду жизни. К несчастью, Адапа, строго следуя совету Эа, отвергает их и тем самым теряет счастливую возможность обеспечить себе и всему человечеству бессмертие. Ану отсылает его обратно на землю, где люди по-прежнему остаются жертвами болезней, хотя их можно до известной степени унять с помощью Нинкаррак, богини лекарств и врачевания.

Другим смертным, играющим главную роль в аккадском мифе, является Этана, считавшийся могущественным правителем династии города Киша, первым со времени возрождения человечества после легендарного потопа. Этана тоже поднимался на небеса, но не для того, чтобы, как в случае с Адапой, держать перед богами ответ за совершенный им проступок. Жгучим желанием Этаны было раздобыть «траву рождения», ибо, хотя он был благочестивым, богобоязненным царем, ревностно и неутомимо отправлявшим культ богов, на нем лежало проклятие бездетности и у него не было никого, кто продолжил бы его имя и род. Согласно мифу, Этану вознес на небо орел, спасенный им из ловушки, в которую его поймала змея, чью дружбу он предал и чьих детенышей сожрал. Если судить по многочисленным печатям, изображающим смертного, возносящегося [152] к небу на крыльях орла, миф об Этане был весьма популярен среди резчиков печатей.⁴³⁾

Третий аккадский миф, в котором значительную роль играет смертный, посвящен мудрецу по имени Атрахасис и его многократным усилиям спасти человечество от уничтожения его богами, разгневанными бесконечными грехами и злодействами людей. К несчастью, сохранились лишь немногие фрагментарные отрывки этого сочинения, первоначально состоявшего из 1245 строк. Из этих отрывков мы узнаем, что боги, обеспокоенные и удрученные «человеческим шумом», насылали на человечество голод, бедствия, мор и болезни, так что люди были низведены до людоедства и самоистребления. Но Атрахасис вновь и вновь взывает о заступничестве к богу Эа, и тем или иным способом человечество оказывается спасенным — лишь для того, чтобы вновь увеличиться в числе и стать буйным и шумным. Согласно этому мифу, одним из истребительных бедствий, насланных богами, является потоп, и в этом случае человечество спасается тем, что Атрахасис по совету Эа строит себе гигантский корабль и погружает на него свою жену, семью, ремесленников, зерно, все свое имущество, равно как и степных животных, «всех, кто ест траву». Все это звучит просто как новая версия хорошо известных и весьма сходных шумерского, аккадского и библейского повествований о потопе, в которых, однако, героя зовут не Атрахасис, а Зиусудра, Утнапиштим и Ной.

Существует, наконец, миф, посвященный бедствиям и несчастьям, постигшим человечество, особенно аккадцев, хотя миф этот и завершается ноткой надежды. Но в этом случае спасителем человечества является не смертный, а бог. Этот миф, мало доступный для неспециалистов, будет здесь разобран более детально, ибо он примечателен во многих отношениях: его стиль и манера чрезвычайно поэтичны; некоторые из его идей и выражений, возможно, перекликаются с Библией; он завершается необычным эпилогом, до известной степени освещающим условия и обычаи литературного творчества в древности.⁴⁴⁾ [153]

Основными действующими лицами мифа являются бог чумы Эрра и его советник и постоянный спутник бог огня Ишум. После описания Эрры как «ужасного истребителя», который «опустошает равнину» и находит в этом радость и наслаждение, повествование рассказывает о лениво покоящемся Эрре, размышляющем о том, какое бы жестокое и разрушительное деяние ему теперь совершить. Тогда-то Сибби, его странное и и непонятное оружие «о семи телах», чье «дыхание — смерть», кто внушает страх и ужас всему живому,⁴⁵⁾ гневно обращается к медлительному Эрре:

После этого Эрра обращается к своему визирю и советнику, своему «светочу» Ишуму и говорит:

Ишум в тревоге выслушал эти слова: ему жаль людей, и он говорит Эрре: [154]

Итак, Эрра направляется в Вавилон, город царя богов Мардука. Он вступает в Эсагилу, храм Мардука, и уговаривает Мардука покинуть свою обитель и удалиться в некое место, которое Эрра описывает как «дом, где огонь очистит твою одежду», — вероятно, гора на востоке, где обитают боги. Вот как говорит об этом поэт:

Но Мардук обеспокоен тем, что, если он покинет Вавилон и Эсагилу, на земле наступит полный хаос. Вредоносные ветры, демоны и боги Подземного царства опустошат все страны, пожрут [155] их обитателей и убьют все живые существа, и никто не сможет обратить их вспять. Эрра заверяет Мардука, что в его отсутствие он, Эрра, позаботится обо всем и присмотрит за тем, чтобы ни небесные боги, ни подземные демоны не причинили вреда земле и ее обитателям. Но как только Мардук покидает Вавилон, Эрра призывает Ишума и говорит:

Ишум преисполнен жалости к людям, обреченным на гибель. Поэтому он умоляет Эрру отказаться от злых замыслов. Но все напрасно. Прежде всего Эрра уничтожает Вавилон и его обитателей, равно как и его стены и предместья. Обратив Вавилон в руипы, он обращается к Уруку, «городу иеродул, блудниц и священных блудниц, чьим супругом и господином является богиня Иштар»; город «евнухов и содомитов, увеселителей Эанны, чью мужественность Иштар обратила на страх людям в женственность». Обратив Урук в руины, Эрра все еще не находит мира и покоя, говоря в своем сердце:

Но Ишум, глубоко взволнованный учиненными Эррой убийствами и разрушениями, вновь умоляет его и пытается его усмирить такими словами:

Однако обращение Ишума, кажется, немного успокаивает Эрру, и он наконец оставляет некоторую надежду если и не для всего человечества, то по крайней мере для аккадцев:

Таким образом, Эрра обретает покой и мир и возвещает богам, что, хотя он сначала и вправду прогневался на людей за их грехи и намеревался полностью истребить их, советы и просьбы Ишума заставили его изменить свои планы. Теперь он будет заботиться о том, чтобы аккадцы одолевали и покоряли своих врагов и уносили в Вавилон богатую добычу, чтобы стране сопутствовал успех и в мире, и в войне и чтобы Вавилон вновь правил всем миром. Вот как говорит об этом радостному Ишуму сам Эрра:

Поэма завершается эпилогом, проливающим свет на психологию как самого автора мифа, так и слушателей, для которых этот миф был предназначен. Первая часть эпилога гласит:

Насколько можно судить по этому заявлению, которое вряд ли соответствует действительности, древний автор считал важным объявить своим будущим слушателям, что он не сам создал эту поэму, но лишь воспроизвел то, что бог «явил» ему в сновидении. Не лишено вероятности, что это притязание вызывало у слушателей известные сомнения, но вполне возможно также, что даже сам автор был убежден в его справедливости. Во всяком случае, наш автор весьма озабочен тем, чтобы его песня пережила века, и для этой цели он завершает свой эпилог такими строками:

Библиография

(работы, помеченные звездочкой, приведены переводчиком)

Jacobsen Th. — In: The Intellectual Adventure of Ancient Man (Ed. H. Frankfort). University of Chicago Press, 1946.

Kramer S. N. Sumerian Mythology. — «Memoirs of the American Philosophical Society», № XXI. Philadelphia, 1944.

Kramer S. N. Sumerian Myths and Epic Tales. — «Ancient Near Eastern Texts» (Ed. J. Pritchard). Princeton, 1957.

* Kramer S. N. The Sacred Marriage Rite. London, 1969.

* Les Religions du Proche-Orient asiatique (R. Labat). Paris, 1970 (см. переводы мифологических текстов).

Speiser E. A. Akkadian Myths and Epics.— «Ancient Near Eastern Texts» (Ed. J. Pritchard). Princeton, 1957.

* Крамер С. И. История начинается в Шумере (пер. с англ.). М., 1965.

* Литература Шумера и Вавилонии. — «Поэзия и проза древнего Востока». М., 1973 (Библиотека всемирной литературы).

* Хрестоматия по истории Древнего Востока. М., 1963.

* Эпос о Гильгамеше («О все видавшем»). Перевод с аккадского И. М. Дьяконова. М.-Л., 1961. [160]

¹⁾ Эриду — один из древнейших городов и культовых центров Шумера. В древности находился на берегу моря (лагуны). — Прим. пер.

²⁾ По более обоснованному толкованию, мать предостерегает Нинлиль от прогулки, предрекая ей несчастье в случае ослушания. Нинлиль, однако, нарушает запрет и навлекает на себя беду. Перед нами широко распространенный фольклорный мотив. — Прим. пер.

³⁾ О системе тонов, долгот и ударений в шумерском языке известно пока очень мало, вследствие чего и ритмическая структура шумерского стиха неясна. В русском переводе принят условный ритм, более или менее близкий к ритму и размеру аккадской поэзии (см. ниже). Следует, кроме того, отметить, что шумерский язык в целом изучен еще далеко не достаточно, а шумерские мифологические тексты принадлежат к числу наиболее трудных. В целом ряде случаев возможны несколько различных вариантов перевода, да и сами тексты имеют варианты. Мы вынуждены следовать переводу, сделанному автором этого раздела, отмечая, однако, наиболее существенные варианты. Вопросительные знаки в переводе принадлежат С. Н. Крамеру. — Прим. пер.

⁴⁾ В подлиннике употреблен, по-видимому, более натуралистический термин. — Прим. пер.

⁵⁾ Киур — личное святилище Энлиля.

⁶⁾ Эпитет Энлиля.

⁷⁾ Этот текст (именуемый «Энки и мировой порядок») очень труден для понимания. Предлагаемая здесь интерпретация его отдельных мест — не единственно возможная. — Прим. пер.

⁸⁾ Сомали (?), Бахрейн и Индия. — Прим. пер.

⁹⁾ Элам и Мархаси — области на юго-западе Ирана. Марту — степные кочевники. — Прим. пер.

¹⁰⁾ По шумерским представлениям, то, что «не имеет имени», не существует. «Назвать по имени», «дать имя» — значит вызвать к жизни. — Прим. пер.

¹¹⁾ Сирара — храм в Лагаше. — Прим. пер.

¹²⁾ Это отождествление ныне устарело. См. прим. к стр. 125. — Прим. пер.

¹³⁾ Современная наука считает, что произошло не покорение, а постепенное слияние двух различных этносов. — Прим. пер.

¹⁴⁾ В шумерском языке было очень много односложных слов, и по этой причине он был богат омонимами. — Прим. пер.

¹⁵⁾ Нинмах — богиня Мать-Земля.

¹⁶⁾ Оружие богов, по шумерским представлениям, тоже было богом, хотя и низшего ранга. Шарур — булава (?) Нинурты, воинственного и грозного бога. — Прим. пер.

¹⁷⁾ По шумерским представлениям, земля плавает в соленом океане. Подземные воды в Месопотамии действительно соленые и постоянно угрожают засолением почвы, принимавшим иногда катастрофические масштабы. В древности не умели бороться с засолением, и многие земли древнего орошения в Ираке ныне представляют собой пустыню. — Прим. пер.

¹⁸⁾ Хурсаг (шумер.) — «покрытая лесом гора». Таким образом, богиня Нинмах («Великая госпожа») получает второе имя — Нинхурсаг («госпожа покрытой лесом горы»). — Прим. пер.

¹⁹⁾ Ниншубур — скорее, женское божество. — Прим. пер.

²⁰⁾ Т. е. высказывать пожелание, чтобы здоровье перешло от них к Эрешкигаль. — Прим. пер.

²¹⁾ Имеются в виду реки и поля Подземного царства. Вкусивший этой пищи попадает во власть Эрешкигаль. — Прим. пер.

²²⁾ В последующие годы текст поэмы был объектом тщательного изучения, позволившего внести в перевод С. Н. Крамера ряд изменений и дополнений. Однако многие места поэмы остаются до сих пор неясными или по меньшей мере спорными. — Прим. пер.

²³⁾ Возможен другой перевод этой строки: «Он положил свой (пастушеский) посох на плечо, он восклицает снова и снова». — Прим. пер.

²⁴⁾ Возможен другой перевод: «О равнина, начинай жалобу, о болото, начинай вопль!» — Прим. пер.

²⁵⁾ Предпочтителен другой перевод этих двух строк: «О раки, начинайте жалобу в реке! О лягушки, начинайте вопль в реке!» — Прим. пер.

²⁶⁾ Последние четыре строки следует, видимо, переводить иначе: «Моя мать попросит, моя мать, моя Дуттур попросит, моя мать попросит пять хлебов, моя мать попросит десять хлебов...» Пять — десять — шумерское выражение, означающее «несколько, немного». Один из вариантов текста добавляет: «...так как они не принесены». Смысл всей фразы: после гибели Думузи его мать останется без кормильца. Дуттур — имя матери Думузи, Сиртур — то же самое имя, ио на так называемом «женском языке»: в Шумере существовал особый «женский язык», так как многие слова «мужского языка» были для женщин запретны. Аналогичное явление наблюдается и в ряде других примитивных обществ. — Прим. пер.

²⁷⁾ Предпочтителен другой перевод трех последних строк: «Если она не узнает день, когда я умру, ты, о равнина, известишь мать, родившую меня (в одном из вариантов: вместо моей матери ты можешь объявить об этом), как моя сестричка оплачь меня!» — Прим. пер.

²⁸⁾ Эти две строки малопонятны. Возможно, следует переводить: «Он прилег отдохнуть (?), он прилег отдохнуть (?), пастырь прилег отдохнуть (?). Когда пастырь прилег отдохнуть (?), он прилег для сновидений» (т. е. сон его был беспокойным?). — Прим. пер.

²⁹⁾ Этот отрывок переводился различными исследователями по-разному, однако перевод С. Н. Крамера в целом представляется наиболее логичным, но нуждается в некоторых уточнениях. Так, пятую строку следует, очевидно, переводить: «Вода была вылита на священные („чистые") угли (моего очага)». В следующей строке речь, видимо, идет не о подставке маслобойки, а о ее крышке. Наконец, чтение строк 10-11 ныне уточнено, и их следует переводить: «Коршун (?) ягненка схватил в овчарне, сокол поймал ласточку на тростниковом плетне». О какой именно птице идет речь в 10-й строке, неясно: имеется в виду некая крупная хищная птица, считавшаяся зловещей. Таким образом, Думузи видит во сне картину полного разорения своего пастушеского стана (его очаг погашен, его инвентарь разбросан и осквернен, овцы и козы больны и т. п.), прилет зловещих птиц и свою собственную смерть... Гештинанне остается только сообщить ему «подробности». — Прим. пер.

³⁰⁾ Предложены и другие переводы: «...мне это ясно!», «...о, если бы не говорил мне этого!» и т. п. Второй из указанных вариантов, видимо, более правилен.— Прим. пер.

³¹⁾ Лучше перевести «благородные», «прекрасные». — Прим. пер.

³²⁾ Т. е. их нельзя умилостивить никакими жертвоприношениями. — Прим. пер.

³³⁾ Согласно уточненному чтению текста, убежище Думузи выдал некий его «друг», подкупленный демонами. — Прим. пер.

³⁴⁾ Храм Инанны.

³⁵⁾ Вторую строку лучше перевести: «Он поджигает засов (ворот)», а четвертую: «Он поджигает пастушеский посох». См. также примечание к стр. 139. — Прим. пер.

³⁶⁾ Как показали дальнейшие исследования самого С. Н. Крамера, история на этом не заканчивается. Гештинанна, богиня растительности, пожертвовала собой для хотя бы частичного спасения своего брата: было решено, что она каждые полгода будет занимать его место в Подземном царстве. Таким образом, они поочередно проводят по половине года на земле и по половине года — в преисподней. Этот миф, очевидно, связан с сезонностью сельскохозяйственных работ и с целым рядом мифов о смерти и воскресении. — Прим. пер.

³⁷⁾ Очевидно, ритуальная чаша в виде львиной головы. — Прим. пер.

³⁸⁾ Т. е. не существовали. О значении имен см. примечание к стр. 126. — Прим. пер.

³⁹⁾ Новейшее чтение имени этого бога — Хайа. — Прим. пер.

⁴⁰⁾ Для аккадского языка характерен тонический стих, основанный на счете ударных слогов. При этом в счет идут только логические ударения, прочие же, как и безударные слоги, не учитываются. Окончания строк, как правило, женские, т. е. безударные. Обычно в стихе содержатся четыре ударения, разделенных цезурой на два полустишия. Встречаются также стихи с пятью ударениями и цезурой, с тремя ударениями без цезуры и, наконец, с шестью ударениями и одной или двумя цезурами. В предлагаемом переводе сделана попытка передать эту ритмическую структуру. — Прим. пер.

⁴¹⁾ Шамаш — бог солнца (шумерский Уту). — Прим. пер.

⁴²⁾ Имеется в виду ритуальная чистота. — Прим. пер.

⁴³⁾ Конец мифа до недавнего времени не был известен. Считалось, что Этана упал на землю, не достигнув неба. Однако недавно найдена табличка, содержащая конец поэмы: Этана благополучно достиг неба, заполучил вожделенную «траву рождения» и вернулся на землю. — Прим. пер.

⁴⁴⁾ В настоящее время издан почти полный текст этого мифа, позволяющий уточнить целый ряд подробностей. — Прим. пер.

⁴⁵⁾ См. примечание к стр. 131. В действительности, однако, это имя следует читать Сибитти, т. е. «семеро». Речь идет о Семерке младших божеств — спутников Эрры. — Прим. пер.

⁴⁶⁾ Небесные боги.

⁴⁷⁾ Подземные боги.

⁴⁸⁾ Т. е. аккадцы.

⁴⁹⁾ Аккадцы хоронили умерших членов семьи во внутреннем дворике своего дома. — Прим. пер.

⁵⁰⁾ Т. е. житель Приморья — самой южной, заболоченной части Месопотамии, непосредственно примыкавшей к лагуне Персидского залива. — Прим. пер.

⁵¹⁾ Субареи (хурриты) — обитатели Северной Месопотамии. — Прим. пер.

⁵²⁾ Эламиты — обитатели Элама, древнего государства, располагавшегося на юго-западе нынешнего Ирана. — Прим. пер.

⁵³⁾ Касситы — кочевой народ, вторгшийся в XVI в. до н. э. в Месопотамию и уничтоживший царство потомков Хаммурапи; на его месте кочевники основали собственную, касситскую династию. — Прим. пер.

⁵⁴⁾ Сутии (амореи) — кочевые семитские племена, вторгшиеся в Месопотамию около начала II тысячелетия до н. э. и разрушившие царство III династии Ура; на его развалинах они основали ряд собственных династий, в том числе ту, из которой вышел Хаммурапи. — Прим. пер.

⁵⁵⁾ Гутии — горные племена, своим вторжением в Месопотамию уничтожившие царство Аккада. — Прим. пер.

⁵⁶⁾ Лулубеи — горные племена, обитавшие к востоку от Месопотамии. — Прим. пер.

⁵⁷⁾ По более вероятному чтению, это — речь самого Эрры, который и «явил» сновидение Кабти-илани-Мардуку. — Прим. пер.

⁵⁸⁾ Эта и предыдущая строки относятся к богам. — Прим. пер.