выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
| Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. | |
Борьба за освобождение португальских колоний в Африке.
М., «Наука», Главная редакция восточной литературы, 1975.
Постраничная нумерация сносок (*) заменена сквозной.
{134} – конец страницы.
Формирование португальской колониальной империи в Африке (XV—XVI вв.)
Экономическая организация португальских колоний
Последствия португальской колонизации
Первыми европейцами, появившимися в Тропической Африке как завоеватели, были португальцы. Уже в начале XV в. они начали колониальные захваты в Западной Африке, в начале XVI в. создали опорные пункты на восточном побережье континента, а затем распространили свое господство на многие страны Ближнего, Среднего, Дальнего Востока и на Бразилию.
Естественно поставить вопрос, почему именно Португалия и Испания, отсталые в социально-экономическом отношении, феодальные страны, а не более развитые страны Европы (Голландия, Англия и др.), значительно раньше вступившие на путь капиталистического развития, осуществили огромную по масштабам и исключительно важную по последствиям заморскую экспансию, которая вызвала гигантские исторические перемены, затронувшие судьбы почти всех народов мира.
Ответ на этот вопрос следует искать в специфических условиях развития пиренейских стран — Португалии и Испании.
Причины ранней заморской экспансии Португалии связаны с особенностями ее исторического развития.
Португалия завершила Реконкисту (т.е. изгнала со своей территории арабов, завоевавших в VIII в. Пиренейский полуостров) в 1249 г. — почти на два с половиной столетия раньше, чем соседняя Кастилия. В борьбе с арабами (маврами) окрепла королевская власть, опиравшаяся на купечество приморских портов Лиссабона и Порту и на мелкопоместных дворян (фидалгу). Поддерживаемая этими союзниками, королевская власть сумела сломить власть крупных феодалов и подчинить себе католическое духовенство.
В результате значительно раньше, чем в других пиренейских государствах, в Португалии сложилась абсолютная {134} форма монархического правления. Мелкопоместные дворяне и городская буржуазия нуждались в могущественном покровителе; они не могли существовать без сильной руки, карающей все децентралистские тенденции крупных феодалов.
Поскольку Португалия обладала весьма ограниченными естественными ресурсами, фидалгу и купечество обратили свои жадные взоры на еще неведомые заморские территории. Воинственные фидалгу, целые поколения которых выросли в беспрерывных войнах с арабами и для которых война стала главной профессией, теперь остались не у дел и требовали от королевской власти организации заморских экспедиций, с которыми они связывали мечты о богатстве и славе. Купцы привозили в Португалию с таинственного Востока роскошные ткани, драгоценности, диковинные изделия из слоновой кости и, наконец, специи, ценившиеся в Европе невероятно дорого. Все это разжигало аппетиты обедневших португальских фидалгу и мечтавших о новых прибыльных рынках купцов. Еще больше распаляли их воображение циркулировавшие в XV в. слухи и рассказы арабских купцов и путешественников о том, что в Африке, за пустыней Сахарой, много золота.
Под давлением фидалгу и купечества король Жуан построил сильный военный флот и в 1415 г. захватил североафриканский порт Сеуту. Вслед за фазой открытия западного побережья Африки, длизшейся с 1435 по 1462 г., началась фаза активной колониальной экспансии Португалии в этом районе.
Принц Энрике (известный в исторической литературе под именем Генрих Мореплаватель), понимая огромные экономические выгоды, которые сулило обладание вновь открытыми землями, позаботился о том, чтобы сделать их собственностью португальской короны и гарантировать от посягательства других европейских держав. В 1454 г. он добился от римского папы Николая V папской буллы, пожаловавшей Португалии все земли и острова, «как уже приобретенные, так и те, которые будут приобретены, к югу от мыса Бохадор с полным отпущением грехов всем, кто может потерять жизнь во время этих завоеваний» [31, с. 21].
Буржуазная историография безмерно идеализирует Генриха Мореплавателя, изображая его как бескорыстного идеалиста, движимого исключительно любовью к богу, науке и знаниям. Так, западногерманский историк Р. Хенниг утверждает, что «не низкая жажда наживы, но подлинно культурные и научные интересы определяли деятельность принца» и что «нет никаких оснований обвинять принца в погоне за добычей и в грабеже» [13, с. 21].
Источники опровергают созданную буржуазной историографией легенду об основоположнике португальской колониальной {135} империи. Состоявший много лет на службе у принца и хорошо его знавший португальский мореплаватель Диогу Гомиш писал: «...караваны до 100 верблюдов переходили до места, названного Томбукту, а также и в другую страну — Каптор — за золотом, которое там имеется в большом количестве... Об этом слышал принц Энрике, и это побудило его на исследование тех земель по морю, чтобы, установив с ними торговлю, кормить своих дворян» [26, с. 71].
Другой португальский мореплаватель XV в., Дуарти Пашеку, в своем знаменитом труде «Изумрудная книга о строении Земли», хотя и пишет о божественном откровении, снизошедшем на принца Энрике, все же считает, что движущими мотивами предпринятой им экспансии были прежде всего материальные интересы [там же, с. 124].
Есть основания думать, что больше всего принц Энрике заботился о своем личном обогащении. В письме королю Афонсу V он просил его подтвердить решение о том, что двадцатая часть всех товаров, привезенных из Гвинеи, принадлежит Ордену Христа [26, с. 147-150], великим магистром которого он был и доходами которого мог пользоваться бесконтрольно. В 1433 г. он просил короля освободить его от уплаты короне традиционной «пятины» — одной пятой части награбленной добычи, привезенной из Африки, — и король удовлетворил его просьбу [там же, с. 140].
Племянник Генриха Мореплавателя король Жуан II (1481—1495), энергично продолжавший политику своего дяди, получил в 1493 г. от папы Александра VI подтверждение буллы 1454 г. с добавлением пункта, дающего португальскому Ордену Христа духовную юрисдикцию над вновь открытыми землями «от мыса Бохадор и вплоть до Индий» [31, с. 21-22].
В июне 1497 г. Александр VI направил португальскому королю Мануэлу новую буллу: «Его святейшество разрешает, чтобы он и короли — его наследники владели землями, отвоеванными у неверных без ущерба для тех христианских правителей, которые имеют на них право» [17, с. 90]. В 1499 г. Александр VI издал специальное постановление, которое дало португальскому королю «право патронажа над всеми церквями, построенными на землях, отвоеванных им у мавров Африки» [там же]. Эти буллы отдали в руки Португалии всю Африку к югу от Сахары вместе с прилежащими островами.
Не рискуя пойти против воли наместника Христова, европейские державы вынуждены были признать монопольное право Португалии на обладание Африкой и в течение более чем столетия не осмеливались высаживаться на африканских берегах.
«Невмешательство» европейских держав в значительной {136} степени обеспечивалось также исключительно активными дипломатическими усилиями, которые предпринимала в этом направлении сама Португалия. Так, во время подготовки английской экспедиции к западным берегам Африки король Жуан II направил в Англию дипломатическую миссию во главе с Руи де Соуза, чтобы объяснить своему кузену Эдуарду IV, что отправка им экспедиции в Гвинею будет противоречить воле папы. Миссия должна была уведомить англичан о праве и решении Жуана II овладеть Западной Африкой, чтобы «после того, как король Англии с этим согласится, он запретил кому-либо во всех своих королевствах злоумышлять или отправляться в Гвинею» [24, с. 36].
Таким образом, в XV—XVI вв. Португалия с помощью святейшего престола провозгласила и проводила в жизнь нечто вроде раннего варианта доктрины Монро в отношении Африки к югу от Сахары, претендуя на монопольное влияние в этом огромном регионе.
После открытия Бартоломеу Диашем в 1486 г. мыса Доброй Надежды португальский король Жуан II взялся за осуществление гигантской для того времени задачи — найти и поставить под свой контроль морской путь в Индию и перехватить у Генуи и Венеции исключительно выгодную торговлю с Востоком.
Через десять лет после экспедиции Бартоломеу Диаша из Лиссабона вышла флотилия из трех судов, которой командовал Васко да Гама. Перед ним была поставлена задача — отыскать морской путь в Индию. Обогнув мыс Доброй Надежды, Васко да Гама взял курс на север и поплыл вдоль восточноафриканского побережья, обнаружив здесь, к своему удивлению, большое число процветающих мусульманских городов.
В обнаруженных и изученных Т.А. Шумовским трех неизвестных рукописях Ахмада Ибн Маджида, написанных уже после путешествия Васко да Гамы, имеются любопытные сведения, помогающие восстановить мотивы, ход и характер первой португальской морской экспедиции в Азию [15, с. 22; 16, с. 108]. Как видно из этих источников, 20 мая 1498 г. Васко да Гама с помощью лоцмана Ибн Маджида благополучно достиг Каликута (Калькутты). Великий португальский поэт Камоэнс (XVI в.) так описывал прибытие туда португальцев: «Лоцман из Мелинды вне себя от восторга воскликнул: „Если мое искусство не обманывает меня, перед нами — государство Каликута! Вот Индия, которую Вы ищете, и честолюбие ваше будет удовлетворено, если единственное ваше желание — попасть туда!"» [9, с. 108].
Сочинения Ибн Маджида любопытны не только тем, что содержат живые свидетельства об исторической трагедии, постигшей на рубеже XV и XVI вв. народы Востока, но и тем, {137} что свидетельствуют о душевной трагедии, пережитой самим Ибн Маджидом, которому довелось стать не только очевидцем, но и в какой-то степени косвенным виновником этих трагических событий. Отправившись с португальцами в Индию, «для того чтобы иметь удовольствие беседовать с ними», Ибн Маджид вскоре должен был испытать разочарование в своих спутниках и вкусить всю горечь вины и сожаления за содеянное, когда он с удивлением увидел, что привезенные им в Индию «приятные собеседники», словно стая голодных шакалов, стали рвать на куски тело своей беззащитной жертвы. Удивление в нем быстро сменилось возмущением и гневом. Вскипая от негодования, Ибн Маджид написал следующие замечательные слова, которые и теперь, через 500 лет, звучат как дошедшее до нас из глубины веков предупреждение потомкам и суровое осуждение португальских колонизаторов: «Они... прибыли в Каликут. Там они покупали и продавали, властвовали и притесняли, опираясь на подкупленных туземных князьков-самири. Приплыла с ними и ненависть к исламу! Люди предались страху и озабоченности. Оторвалась земля самири [Индия] от мекканской, и закрылся Гвардафуй для проезжающих... Они [португальцы] приплыли в Индию, приобрели жилища, поселились и стали заводить знакомства, опираясь на самири... О, если бы я знал, что от них будет! Люди поражались их поведению» [16, с. 37-38, 96, 39, 97].
Открытие и освоение морского пути в Индию давало Португалии огромные экономические, политические и военно-стратегачеокие преимущества по сравнению с другими европейскими державами и сразу выдвинуло ее на первый план европейской и мировой политики. В ее руках оказался контроль над важнейшими торговыми путями, связывавшими Европу и Азию.
Открытие португальцами морского пути в Индию существенно изменило баланс сил в Европе и на Ближнем и Среднем Востоке. Чтобы извлечь выгоды из своего открытия и стать монопольной обладательницей индийской торговли, Португалии было крайне важно блокировать торговую деятельность своих соперников, Египта (а после 1517 г. — Османской империи) и Венеции, на старом пути через Красное море. С этим, в частности, были связаны начавшиеся с 1520 г. контакты Португалии с Эфиопией, принявшие вскоре форму попыток поставить эту африканскую страну под свой политический и идеологический контроль и не допустить ее завоевания мусульманами.
Понимая, какие выгоды приносит им открытие и монопольное обладание морским путем в Индию, португальцы тщательно заботились о сохранении в тайне изготовленных ими морских карт, «они старались по возможности утаивать {138} сведения о своих африканских владениях от всей Европы. Мореплавателям велено было молчать об их путешествиях и открытиях, из хроник вычеркивались соответствующие описания и изымались карты. Самое изготовление карт было объявлено привилегией короля» [14, с. 58]. В связи с этим К. Маркс в своих «Хронологических выписках» отметил: «Португальцы смотрели на морской путь в „страну золота" Индию как на свою исключительную собственность. Они не разрешали иностранцам пользоваться их морскими картами, держали в тайне употребление ими компаса в морских плаваниях» [1, с. 98].
Эпоха великих географических открытий составляет страницу славы и позора в истории Португалии. С одной стороны, открытия содействовали расширению знаний европейцев о мире, экономическим контактам между государствами Европы, Африки и Азии, взаимному обогащению и взаимовлиянию культур Запада и Востока. С другой стороны, она отмечена зверствами и жестокостями португальских навигаторов, варварским разрушением материальных и культурных ценностей, созданных цивилизациями на Востоке. Касаясь этого вопроса, генеральный секретарь Португальской коммунистической партии Алваро Куньял писал: «Португальцы имеют основание гордиться эпопеей географических открытий, совершенных их предками... Но португальский народ не может солидаризироваться с грабежами, насилиями, чудовищными преступлениями, совершенными правящими классами в результате этих открытий» [11].
Великие географические открытия в конце XV в. подготовили и ускорили процесс первоначального накопления капитала. Колониальная политика правящих классов европейских государств, в том числе и Португалии, представляла собой не обычный торговый обмен, как пытаются доказать некоторые буржуазные историки [34, с. 83-102], а расхищение природных и человеческих ресурсов колоний, захват и разграбление целых стран, установление монополии в торговле между Западом и Востоком, хищническую феодальную и рабовладельческую эксплуатацию, работорговлю и истребление целых народов. Открытие морского пути в Индию сразу же выдвинуло Португалию на авансцену международной политики, сделав ее перворазрядной мировой державой.
Для прямого военного захвата побережья Африки у португальцев еще не хватало сил. Поэтому на первом этапе своей колониальной экспансии они опасались вооруженных столкновений с еще неведомыми им обитателями недавно открытого континента. В то же время португальцы делали все для того, чтобы посеять распри и разжечь вооруженные конфликты между различными африканскими государствами, {139} народностями и племенами, не дать им возможности объединиться в общей борьбе против европейцев.
Особенно большое значение на этом этапе колониальной экспансии придавалось установлению тесных контактов с правителями наиболее сильных африканских государств, бдительность которых Португалия всячески пыталась усыпить лицемерными разговорами о своей особой «цивилизаторской» и «христианской» миссии.
«Король, — писал знаменитый португальский хронист XVI в. Барруш, — предусмотрительно отправлял своих посредников с посланиями к вождям и старался зарекомендовать себя их близким и надежным союзником во всех делах и войнах» [цит. по 8, с. 38].
Такая политика налаживания «союзнических» отношений объяснялась, по-видимому, тем, что Португалия, с одной стороны, не имела достаточных средств для колонизации открытых территорий, а с другой — плохо себе еще представляла военные и другие возможности африканских правителей, о могуществе которых в Европе в то время ходили самые фантастические слухи.
Налаживая контакты с африканскими правителями, португальцы в то же время старались собрать как можно больше информации об этих странах, и особенно о численности и вооружении их армий.
Сбору этой, так сказать, разведывательной информации в Лиссабоне придавали исключительно большое значение. Во всех королевских инструкциях содержалось непременное требование выяснять все, что касается размеров населения и силы африканских государств. Кроме обычной армии, португальский король имел в Африке не менее многочисленную армию лазутчиков и шпионов. Это обеспечивало высокую степень осведомленности португальского королевского двора о внутреннем положении в африканских странах. В то же время португальская корона требовала сохранения этой информации в глубокой тайне, чтобы поставить в невыгодное положение своих торговых конкурентов в Африке. Особенно строго и неукоснительно это требование соблюдалось в отношении сведений, касающихся сильных африканских государств, имевших развитые административно-политические и торговые системы и вовлеченных в трансконтинентальные и межконтинентальные торговые связи. Можно предположить, что именно с этим связано то малопонятное на первый взгляд обстоятельство, что ранние португальские свидетельства о Нижнегвинейском побережье, где существовал ряд таких государств, гораздо сдержаннее и беднее информацией, чем рассказы о менее развитых обществах Верхнегвинейского побережья [29, с. 3961. Есть все основания полагать, что это была одной из важных причин поразительных успехов {140} Португалии в завоевании и приведении к покорности африканских государств в XVI—XVII вв.
К середине XVI в. португальцы уже собрали довольно полную и разностороннюю информацию о наиболее крупных африканских государствах в Африке, особенно на ее западном побережье.
Первое, что выясняли португальские лазутчики, — это наличие или отсутствие в стране золота. Португальских колонизаторов, привыкших смотреть на заморские страны как на источник легкого и быстрого обогащения, прежде и больше всего интересовало золото, все прочие естественные богатства, с точки зрения конкистадоров, не имели особого значения.
«Золото искали португальцы на африканском берегу, в Индии, на всем Дальнем Востоке, — писал Ф. Энгельс, — золото было тем магическим словом, которое гнало испанцев через Атлантический океан в Америку; золото — вот чего первым делом требовал белый, как только он ступал на вновь открытый берег» [3, с. 408].
В 1481 г. португальцы основали свой первый форт в Золотом Береге, назвав его Эльмина («рудник»). Они надеялись, что этот форт послужит им базой, с которой они начнут поиски африканского золота. Однако местные жители всеми мерами противились намерению чужеземцев создать крепость. Они лишали их пресной воды, разрушали по ночам уже построенные сооружения и подвергали их внезапным нападениям. Чтобы запугать население Золотого Берега, португальский военачальник Диогу де Азамбужу прибегал к обычным для португальцев жестоким репрессиям и даже сжег дотла туземное селение [37, с. 70-78].
Построив крепость, португальцы, по сообщению хронистов, стали еще хуже обращаться с народом. Самуэль Браун, врач из Базеля, в 1620 г. писал, что он слышал рассказы о том, как издевались колонизаторы над населением Золотого Берега. Они отобрали у местного правителя (которого он называет королем Фету) почти все его привилегии и доходы, включая доход от так называемого «налога на рыбу». «Они плохо обращались с народом, и торговцы золотом перестали носить золото в крепость. Тогда португальцы решили, что смогут получить силой то, что им не давали добровольно» [25, с. 19].
Вслед за Эльминой португальцы построили вдоль побережья серию фортов, ставших центрами их военной, дипломатической и работорговой активности [8, с. 38].
Эти укрепленные форты должны были служить не только надежными военными базами и плацдармами для завоевания африканских народов, но также и военной защитой от покушений со стороны «цивилизованных» соперников из Европы. Франция, Англия и другие европейские державы никогда {141} полностью не признавали папскую буллу, которая щедро отдала Новый Свет —Испании, а Африку —Португалии. Так, французские торговые компании начали посылать свои корабли торговать на западноафриканском побережье. Английские и другие пираты то и дело нападали на португальские суда и топили их, предварительно очистив трюмы от золота, слоновой кости и рабов. Только с 1500 по 1531 г. потери португальцев от морского разбоя составили около 300 судов [25, с. 20].
Португальцы считали гвинейскую торговлю своей монополией и со всеми, кто пытался ее нарушить, обращались как с контрабандистами. Они запрещали местному населению торговать с англичанами, французами и другими европейцами. Тем не менее многие африканские вожди, знавшие по личному опыту или по рассказам других о жестокости и хитрости португальцев, охотно вступали в торговые отношения с англичанами или французами, так как, по выражению одного африканского историка, «предпочитали зло, которое они не знали, злу, которое они знали».
Первые упоминания источников о контактах португальцев с государством Бенин относятся к 1486 г., когда с разрешения обы (правителя) Бенина португальцы основали торговую факторию в Гато. Португальские купцы завязали тесные торговые отношения с Бенином, покупая там рабов. «Торговля в этих местах, — писал Пашеку около 1500 г., — это торговля рабами и слоновой костью» [см. 8, с. 49].
Новый этап португальской колониальной экспансии на Востоке начался с 1509 г., когда вице-королем Индии был назначен жестокий и властолюбивый Афонсу де Албукерки.
В отличие от первого вице-короля Индии Франсиску де Алмейды, который писал королю: «Пока вы будете могущественны на море, вы будете удерживать Индию» [42, с. 51], Албукерки, напротив, считал, что одного сильного флота недостаточно для установления эффективного португальского контроля в бассейне Индийского океана. Для того чтобы Португалия могла стать «владычицей Востока», он предлагал создать цепь опорных баз и крепостей на побережье Атлантики и Индийского океана. Эта новая концепция португальской колониальной стратегии, выдвинутая Албукерки, была в наиболее полном виде сформулирована им в письме королю в 1513 г.: «Если бы члены вашего совета знали дела Индии так, как я, то они бы поняли, что ваше величество не может управлять такой огромной страной, как Индия, даже используя все свое могущество и силу в море» [27, с. 402].
В это время португальские купцы, торгующие пряностями, полностью зависели от местных правителей в Азии и Африке: только с их разрешения они могли иметь стоянки для кораблей, склады и агентов на их территории. Албукерки {142} предлагал покончить с этой зависимостью и построить крепости и форты, которые позволят Португалии, отбросив конкурентов — венецианцев, арабов, эфиопов, египтян, турок, татар, — держать под своим контролем главные торговые пути в Индийском океане. План Албукерки предусматривал не оккупацию обширных территорий, а, так сказать, «точечную оккупацию» — захват опорных пунктов на побережье. Албукерки утверждал, что для осуществления поставленных им целей достаточно небольшого числа сильных крепостей, поддерживаемых постами меньшего значения. Он считал, что в этом случае португальский флот станет безраздельным хозяином Индийского океана и португальцы смогут навязать свой контроль и влияние народам Африки и Азии.
Особое внимание в плане Албукерки придавалось внедрению португальского влияния на восточном побережье Африки, в бассейне Красного моря и Персидского залива, в Индии, на далеких Молуккских островах, где выращивались наиболее ценные специи, и в Китае, о богатствах которого в Европе знали из рассказов Марко Поло.
Албукерки сумел почти полностью осуществить свою широкую программу колониальной экспансии,1) поставив под португальский контроль торговые пути в Индийском океане. В созданной им системе крепостей и опорных баз, покоившейся главным образом на Гоа и Ормузе, важнейшую роль играли также португальские крепости в Каликуте, Кочине и Кананоре. Албукерки силой заставил многих султанов западного побережья Индостана признать власть португальского короля. Он подготовил португальскую экспансию и в Юго-Восточной Азии (экспедиции на Молукки и в Китай) и завязал тесные связи с правителями Бенгалии, Пегу (Бирма), Сиама, Суматры и побережья Короманделя [7, с. 345-350]. В то же время Албукерки потерпел неудачу в попытках подчинить мусульманские шейхства в бассейне Красного моря. Аден оказал стойкое сопротивление захватчикам и отстоял свою независимость, несмотря на неоднократные атаки Албукерки. Эта неудача помешала ему выполнить приказы короля Мануэла, которые предписывали разрушить Мекку и Суэц и подчинить португальской власти Берберу или Зейлу в Сомали.
Тем не менее к середине XVI в. португальцы контролировали весь Индийский океан, от Восточной Африки до Индонезии и от Персидского залива до Бирмы. Они создали огромную колониальную империю, представлявшую собой систему военно-морских баз, опоясывавших дугой Индийский океан и разбросанных на большом расстоянии друг от {143} друга: Софала, Мозамбик, Момбаса — в Восточной Африке, Ормуз и Маскат — в Персидском заливе, Диу, Даман, Бассейн, Гоа, Кочин — в Индии, Коломбо — на Цейлоне, Малакка, Амбоина, Тернате, Тидоре, Соло — в Индонезии (позже — Макао в Южно-Китайском море). Эти базы были расположены на основных торговых путях, проходивших по Индийскому океану.
Богатства непрерывным потоком потекли в Португалию. Албукерки оценивал ежегодные прибыли короны в 1 млн. крузадо [34, с. 91].
XVI век стал веком, когда португальское колониальное .могущество достигло наивысшей точки.
Причины успехов Португалии заключались прежде всего в исключительно выгодном географическом и международно-политическом положении. Она пользовалась преимуществами своего географического положения на побережье Атлантики, на путях из Средиземноморья, Северной Африки и Леванта в Западную и Северо-Западную Европу.
Кроме того, Португалия находилась в стороне от междоусобной борьбы, в которую были тогда вовлечены прочие государства Европы, что позволило ей сосредоточить свои усилия на заморской экспансии раньше какой-либо европейской страны. Успехам португальцев способствовало и то обстоятельство, что крупнейшие государства в Азии и Африке в это время были вовлечены в войны и конфликты и переживали серьезные политические трудности, вследствие чего не могли оказать колонизаторам организованного сопротивления.
Мамелюкская империя в Египте пала под ударами турок. Южная Индия находилась под господством мусульманских султанов и индусских завоевателей. Япония была в состоянии полной политической анархии. Империя Мономотапа в Восточной Африке распалась на ряд мелких государств. Оттоманская империя была занята войной в Европе.
Установление португальской власти на трех континентах в значительной степени было облегчено разобщенностью народов и государств Азии, Африки и Южной Америки. Воспользовавшись существовавшими там межплеменными, межрасовыми, религиозными противоречиями, португальцы натравливали народы и племена друг на друга и устанавливали над ними свой контроль.
Особенно широко применяли португальцы эти методы в Африке. Они натравливали одно племя на другое, попеременно поддерживая в межплеменных войнах то одну, то другую сторону и приводя таким образом к покорности африканцев руками самих африканцев. Так, быстрый успех португальцев на восточноафриканском побережье (они установили свой контроль над этим побережьем к югу от Сомали в течение десяти лет) был в значительной степени облегчен {144} непрекращавшимся соперничеством между различными городами-государствами суахили к северу от мыса Делгаду, которые никогда не могли объединиться против Португалии на сколько-нибудь длительное время, и поддержкой португальцев со стороны султанов (шейхов) Малинди, их верных вассалов в течение ста лет.
Именно султан Малинди снабдил Васко да Гаму знаменитым лоцманом Ибн Маджидом, с помощью которого и было завершено то путешествие Индию, которое отдающийся индийский историк Паниккар назвал началом эпохи Васко да Гамы в азиатской истории — века морского могущества и господства, основанного на контроле европейских стран над морями [35].
Успехи португальцев были обусловлены высоким уровнем их военного искусства, выдвинувшего в то время Португалию в число сильнейших мировых держав. С могучим военно-морским флотом Португалии, оснащенным корабельной артиллерией, разумеется, не могли соперничать слабые и, как правило, невооруженные суда государств бассейна Индийского океана.
Португальский флот претерпел значительную эволюцию и стал к концу XVI в. лучшим из всех существовавших тогда в мире. Говоря о развитии кораблестроения и навигации в XV— XVI вв., Ф. Энгельс писал: «Все усовершенствования, какие были введены, принадлежали итальянцам и португальцам, которые теперь стали самыми смелыми моряками... Эра колониальных предприятий, которая теперь открылась для всех морских наций, также явилась эпохой образования крупных военных флотов для защиты только что основанных колоний и торговли с ними» [2, с. 381-382].
В конце 30–40-х годов XV в. главную роль в португальском флоте играла каравелла — двух- или трехмачтовый корабль с треугольными парусами, которые облегчали навигацию при неблагоприятных ветрах. Это так называемое косое парусное вооружение, а также острые обводы корпуса делали каравеллу очень маневренным, легким и быстроходным судном.
В конце XV в. значительное развитие в Португалии получили такие науки, как астрономия, география и картография. Португальские мореходы имели некоторые астрономические познания и научились использовать их для того, чтобы ориентироваться по расположению звезд [36]. Португальцы уделяли большое внимание изучению силы, направления и скорости ветров, морских течений, обследовали моря и приобрели значительные по тому времени познания в области метеорологии и океанографии.
Рассеяние португальских баз от Бразилии до Индии не было источником слабости Португалии вплоть до середины {145} XVII в., ибо португальский флот, многочисленный и маневренный, был сильнее флотов потенциальных врагов.
Однако с самого начала португальской колониальной экспансии обнаружились также слабость Португалии и крайняя ограниченность ее людских и материальных ресурсов. Феодальная Португалия не располагала необходимыми возможностями, чтобы до конца претворить в жизнь грандиозный план Албукерки о подчинении и удержании под своим господством всех стран, прилегающих к Индийскому океану [17, с. 33; 32, с. 66].
Португальский королевский двор осуществлял завоевания в Азии и Африке ценой огромного напряжения сил всей страны, добывая средства на колониальные экспедиции путем безжалостной эксплуатации трудящегося населения своей страны и беспощадного ограбления и истребления народов стран, ставших жертвами португальской экспансии.
В самих успехах португальской завоевательной политики в XVI .в., приведших к созданию огромной колониальной им перии, были заложены причины ее будущего неизбежного распада и краха.
В отличие от более поздней колонизации, осуществлявшейся молодыми капиталистическими странами — Голландией, Англией и Францией, колониальная политика феодальной Португалии не содействовала развитию производительных сил в метрополии. В этом состояло главное отличие португальской феодальной колониальной политики от раннекапиталистической колониальной экспансии Голландии и Англии, под натиском которых неизбежно должна была рухнуть грандиозная португальская империя.
Генезис португальской колониальной империи происходил в тот изобиловавший драматическими событиями и острыми коллизиями период всемирной истории, который К. Маркс назвал периодом так называемого первоначального накопления.
К. Маркс указывал, что начало эры капиталистического производства относится к XVI в., когда начался процесс первоначального накопления, который «есть не что иное, как исторический процесс отделения производителя от средств производства» [4, с. 727].
С историей португальской колонизации связаны следующие моменты первоначального накопления: истребление туземного населения, уничтожение целых племен и народов и захват их земель, «превращение Африки в заповедное поле {146} охоты на чернокожих», насильственное окатоличивание местного населения, разрушение исторически сложившихся социальных и политических структур, «торговые войны» европейских государств, ареной которых служил весь земной шар, в том числе Африка и Азия, и т.д.
К. Маркс писал, что первоначальное накопление создавалось не идиллическими методами сбережения, а путем самых страшных преступлений и насилия и что его история «вписана в летописи человечества пламенеющим языком крови и огня» [там же, с. 727].
Специфический характер социально-экономической жизни португальских владений в Африке определялся двумя важнейшими факторами: 1) феодальными отношениями, которые тесно переплелись с патриархально-общинным и рабовладельческим укладами, и 2) колониальным режимом, который ставил эти территории в политическую и экономическую зависимость от Португалии.
Оба эти фактора надолго затормозили развитие производительных сил и социальный прогресс, причем узкие рамки феодальных производственных отношений, сочетавшихся к тому же с отношениями рабства, погоня за драгоценностями, а также принявшая беспрецедентные масштабы «охота на рабов» подорвали жизненные силы Африки, истощили ее естественные и людские ресурсы и надолго задержали экономическое развитие африканских стран.
С самого начала португальской колонизации Африки феодальные отношения стали ведущей формой общественных отношений. Введенная абсолютистским правительством Лиссабона система донатариев в наибольшей степени отвечала интересам господствующего класса метрополии. Берущая свое происхождение в португальской средневековой феодальной организации, эта система предусматривала предоставление королем отдельным лицам наследственных феодальных владений с правом административной и судебной юрисдикции в обмен за обязательство защищать и заселять эту землю. При этом вся земля колоний считалась собственностью короны, а владения донатария были, по сути дела, своеобразными феодальными бенефициями.
Как правило, этими феодальными собственниками (донатариями) становились португальские навигаторы и военачальники, открывшие и отвоевавшие у местных племен те или иные территории. Каждое из таких своеобразных княжеств — наследственных феодальных владений — включало в себя несколько десятков, а иногда и сотен лиг2) побережья и тянулось на неограниченное расстояние в глубь страны. Донатарии имели практически абсолютную власть. Они {147} поступали сообразуясь только со своими личными интересами и заявляли при этом: «Бог очень высоко, король очень далеко, стало быть, я здесь хозяин» [39, с. 16].
Несовершенство такой политической системы, превращавшей донатариев в почти независимых от короны феодальных князей, вскоре стало очевидным для правительства метрополии.
В конце XVI в. эта система была заменена системой празу, представлявшей собой модификацию прежней системы донатариев.
Празу — своего рода земельные концессии, которые предоставлялись короной отдельным португальцам без права отчуждения и могли передаваться по наследству, как правило, в течение трех жизней. Теоретически празу должны были даваться белым женщинам, при условии что они выходили замуж за португальцев, и наследовались по женской линии в течение трех поколений, после чего возвращались короне (отсюда и название «празу», т.е. «определенный срок»). Практически же празейруш (держатели празу) стали собственниками этих земель [47, с. 179; 44, с. 440].
Система празу возникла в процессе португальского проникновения в долину р. Замбези (1575—1640 гг.). Португальские конкистадоры, проникая вверх по реке и все дальше углубляясь во владения Мономотапы, воспользовались ослаблением его власти, а также его бесчисленными войнами с вассально зависимыми от него мятежными вождями, для того чтобы захватывать силой или получать по соглашению с Мономотапой земли этих мелких вождей.
Вскоре многие земли в этом районе были пожалованы в виде «празуш да короа» (пожалований короны) португальским подданным, отличившимся на службе. При этом по условиям пожалования они могли быть не более трех квадратных лиг и передаваться по наследству только рожденным от португальских родителей женщинам, которые, должны были выйти замуж за португальцев, жить в колонии и обрабатывать и развивать празу. Отказ культивировать землю, брак собственницы земли с цветным мужчиной, а также ее отказ жить на этой земле влекли за собой наказание в виде перехода празу к короне. Однако все эти условия нарушались. Празу разрастались до огромных размеров, соперничая в этом отношении с самыми обширными фазендами в Бразилии.
Обязательство обрабатывать землю обычно, игнорировалось, так как для сбыта продукции не было рынка и празейруш, как правило, ограничивались только выращиванием небольших урожаев, необходимых для пропитания их домочадцев и рабов. Белых мужчин в долине Замбези было очень мало, к тому же они плохо переносили тропический {148} климат, поэтому собственницы празу обычно выходили замуж за лучше акклиматизировавшихся мулатов или так называемых индо-португальцев из Гоа. Празу редко оставались теми маленькими участками, которые были пожалованы короной. Обычно они постепенно увеличивались до громадных размеров, и это создавало непреодолимые трудности для их культивации и заселения.
Наконец, многие владельцы празу не желали жить в колонии и, оставив на своих землях управляющих, уезжали в Лиссабон и Порту. В долине Замбези, вероятно, не было ни одного владельца празу, который бы выполнял условия пожалования. Корона смотрела на эти нарушения сквозь пальцы и даже щедро раздавала владельцам празу дворянские звания. Так зарождался дворянско-помещичий класс в Мозамбике. Что касается Анголы, то там система празу не получила сколько-нибудь существенного распространения.
На празу не возникло плантационного хозяйства подобного тому, какое было характерным для Бразилии. Причина этого состояла в отсутствии рынка для сельскохозяйственной продукции. Предметами экспорта считались только золото, слоновая кость и рабы. Но их приобретение не требовало развития техники и совершенствования организации хозяйства. Единственное, что интересовало празейру, — это налоги и подати, взимаемые в его пользу в виде золота, слоновой кости и рабов. Все это обусловило консервативный и застойный характер феодальной системы празу и неспособность держателей празу осуществить изменения в традиционных экономических и социальных отношениях.
На своих землях празейру был абсолютным хозяином. Он произвольно устанавливал налоги и подати, которые должны были платить мелкие вожди, жившие на его территориях. Из этих средств празейру платил время от времени десятую часть в королевскую казну.
Африканцы должны были платить особые подати еще и по таким случаям, как, например, переход празу к новому собственнику. При отсутствии ценных товаров (особенно высоко ценилась слоновая кость) празейру принимал от мелких вождей в виде подушной подати (муссоку) рабов.
В середине XVII в., так называемого золотого века португальской оккупации Мозамбика, почти все земли от Келимане до Чикоа и от Чикоа до Софалы и земли Сены были разделены на празу, имевшие размеры от 3-4 до 80-90 кв. миль [28, с. 82]. Многие празейруш накопили огромные богатства и жили в вызывающей роскоши. Их обслуживали многочисленные рабы. Они никогда не передвигались иначе, как в паланкинах, которые несли рабы, и жили в праздности [43, с. 429; 28, с. 84].
От празейруш в королевскую казну текла сравнительно {149} тонкая струйка доходов: немногим более 600 миткалей золота, или 268 ф. ст. в год [43, с. 429]. Незначительность финансовых поступлений, получаемых казной от празейруш, была связана с их практически полной независимостью от короны, а также с отсутствием эффективного португальского чиновничьего аппарата вдоль р. Замбези. Система празу, не способствовавшая экономическому развитию колоний и росту производительных сил, в то же время принесла жестокую эксплуатацию местного населения.
Сознавая свою полную безнаказанность, празейруш допускали всевозможные злоупотребления, чинили дикий произвол в отношении коренного населения, отказывались платить десятину короне, взимая в то же время неслыханно высокие и произвольно устанавливаемые подати и налоги с африканцев, а также насильственно обращая их в рабство.
Держатели празу постоянно ссорились между собой и даже воевали друг с другом, но обычно были достаточно лояльны к королевскому правительству в Лиссабоне. В течение долгого времени они составляли главную португальскую военную силу к югу от Замбези. Они несли функции представителей португальской короны в Восточной Африке, осуществляя от ее имени политическую, административную и военную власть и оттесняя на второй план официальную колониальную администрацию.
Празейруш явились той главной военно-политической силой, с помощью которой Португалия сумела сломить могущество Мономотапы. После того как в 1629 г. Мануза (Мавура) признал свою зависимость от испано-португальской короны, процесс захвата земель португальцами стал почти безостановочным. Многие области, отпавшие от Мономотапы, перешли в руки празейруш. Самым удачливым из конкистадоров после Симоэнса Мадейры, прибравшего к рукам обширные земли в районах Тете и Чикоа, был Диаш Байан. Он нанес поражение вождям Бутуа, подчинив их своему контролю. Кроме того, он получил от короля права на земли Китеве, которые позже составили огромное празу Черингома и оставались в руках его фамилии до XIX в. [33, с. 71; 40; 19; 44].
Для приобретения земли использовались самые различные методы, включая обман, прямой военный захват, шантаж, вымогательства, подкупы вождей, наследование и т.д. Иногда поселенцы объединялись в разбойничьи банды и атаковали местных вождей, как это было в районе Биве в 1756 г. Иногда земля приобреталась путем постепенной инфильтрации и вытеснения коренных жителей, например в золотоносном районе Марави в XVIII в.
Иезуит М. Баррету, писавший в 1667 г., оставил яркие свидетельства хищнических методов присвоения земли {150} празейруш, контроль которых распространялся от Замбези до Лимпопо и которые сохраняли там португальское влияние в течение нескольких веков с помощью больших армий, состоявших из рабов. Именно эти частные армии держателей празу были главной ударной силой португальского колониализма в многочисленных войнах против африканцев в XVII—XVIII вв., так как регулярные гарнизоны Сены, Тете, Софалы и Келимане редко насчитывали более 50-60 измученных малярией и малобоеспособных солдат [20, с. 51].
Иезуит М. Баррету советовал вице-королю использовать празейруш для подчинения всех банту и сохранить эту систему до тех пор, пока весь материк к югу от Эфиопии, а также остров Мадагаскар не будут разделены на празу [19, с. 436-463].
Цель этой системы состояла в том, чтобы привлечь как можно больше белых колонистов, обеспечить португальский контроль и влияние, организовать экономическую эксплуатацию колоний и снабдить их дешевым административно-военным аппаратом. Однако система празу не дала ожидаемых результатов и не оправдала тех больших надежд, которые возлагали на нее архитекторы колониальной империи.
Система празу в той форме, в какой она развилась и сложилась в XVIII в., не смогла существенно увеличить белое население в Замбезии или закрепить на земле европейских переселенцев. Тропические болезни и сопротивление местных племен сделали Замбезию, по удачному выражению одного историка, могилой белого человека [20, с. 52]. Нападения воинственных племен, междоусобные войны празейруш, удаленность их друг от друга и от португальских фортов постепенно обрекли их на упадок и полное уничтожение [47, с. 179].
Характерной особенностью колониальной экономики в каждый определенный период являлось преобладание какого-либо одного колониального продукта, становившегося как бы главной осью экономической жизни португальской империи. В зависимости от этого ранняя история португальского колониализма (XV—XVIII вв.) может быть разбита на несколько этапов:
XV в. — фаза гвинейского золота,
XVI — первая половина XVII в. — фаза восточных пряностей,
вторая половина XVII в. — фаза бразильского сахара,
XVIII в. — фаза бразильского золота.
Вся история португальского колониализма — это прежде всего история варварского расхищения природных и человеческих ресурсов захваченных территорий. «Всякая история Анголы, которая имеет смысл, должна быть экономической историей», — справедливо пишет историк Г. М. Чайлдс [21, с. 191]. {151}
На протяжении почти всего XV в. главной целью колониальной экспансии было приобретение гвинейского золота. Именно на золоте, слоновой кости и в меньшей степени на рабах Гвинейского побережья фокусировалось внимание первых колонизаторов Африки, именно они были вожделенной целью и стимулом колониальных авантюр вышедших на дорогу колониального разбоя рыцарей первоначального накопления.
Колониальная эксплуатация в этот период базировалась главным образом на неэквивалентной торговле с местным населением. Первое время португальцы вели торговлю со своих судов, подплывавших к берегу и бросавших якорь в подходящем месте.
С середины XV в. эта форма торговли дополнилась созданием факторий или торговых постов. Вдоль побережья стала быстро возникать сеть португальских факторий, в которых обосновались купцы, обменивавшие дешевые ткани и безделушки на золото, слоновую кость, амбру, рабов и т.д. Португальская торговля с самого начала приобрела характер колониальной, или, попросту говоря, разбойничьей, торговли: торговый обмен часто сопровождался, а иногда заменялся внеэкономическим присвоением.
В Африке португальские фактории и форты покрыли к середине XVI в. все ее западные и восточные берега. Множество факторий было основано в Северной и Западной Африке. На восточном побережье к 1520 г. португальцы основали фактории в бывших арабо-суахилийских городах Кильва, Момбаса, Ламу, Малинди, Брава, Могадишо, Софала, Мозамбик, на островах Пемба и Занзибар. В 1544 г. они построили факторию в Келимане (названа так по испорченному арабо-суахилийскому слову «калиман» — «переводчик») [30, с. 99-101].
Возникшие в XV—XVI вв. португальские фактории нанесли сильный удар по транссахарской торговле, которую вели арабские купцы с мусульманскими государствами Северной Африки, и позволили португальцам отвести значительную часть этой торговли на свои суда и торговые посты. Особенно сильный удар по арабским купцам в борьбе за торговлю в Западной Африке был нанесен португальцами строительством фактории и форта в Эльмине (Золотой Берег) в 1482 г. Эта фактория, превзошедшая по объему торгового оборота Арген, подорвала арабскую торговлю и обеспечила значительный приток золота к западному побережью. В результате упорной арабо-португальской борьбы за торговую монополию в этом районе португальцы взяли верх и их каравеллы в течение 100 лет (1450—1550) вывозили намного больше золота, чем арабские верблюжьи караваны, совершавшие транссахарские рейсы. В период правления Мануэла I только из Эльмины {152} ежегодно вывозилось золота в среднем на 170 тыс. добр3) [30, с. 29].
В конце XV в., после открытия Васко да Гамой морского пути в Индию, экономическое содержание португальской заморской экспансии существенно изменилось. Главной целью и стимулом португальской колониальной экспансии в это время стали перец, мускатные орехи и корица.
Захватив контроль над морским путем из Европы в Азию, Португалия сконцентрировала усилия на том, чтобы извлечь максимальные выгоды из своей монополии на торговлю с Южной и Юго-Восточной Азией. Торговля специями приносила португальским купцам и авантюристам фантастические прибыли. Так, перец, который привез Васко да Гама, возвращаясь из Индии, окупил его путешествие 60 раз. После первых же рейсов португальских торговцев в Индию цены на перец в Европе поднялись в несколько раз и остановились на средней цене 30 крузадо за кинтал, в то время как в Индии один кинтал перца стоил всего 2 крузадо. Цены на специи на европейском рынке в этот период устанавливало португальское правительство, которое объявило торговлю с Индиями королевской монополией. Только с разрешения короля португальские и иностранные купцы могли торговать «индийскими товарами». Львиная доля выручки от этой чрезвычайно прибыльной торговли потекла в королевскую казну.
Португальская торговля в этот период была «треугольной»: в Индии закупались ткани и безделушки, которые везли в Африку; там их обменивали на золото и слоновую кость, которые в свою очередь частично вывозили в метрополию, частично — в Индию, где обменивали на пряности, которые тоже попадали в метрополию и другие страны Европы. Таким образом, ничего не давая сама, Португалия получала все при помощи неэквивалентного торгового обмена между Африкой и Азией.
Португальская монополия на торговлю с Азией просуществовала 90 лет —вплоть до 1580 г. Поглощение Португалии Испанией, разгром испано-португальского флота в 1588 г. (гибель «Непобедимой Армады») и активизация колониальных соперников подорвали могущество Португалии на Востоке и привели в конечном счете к потере ею к середине XVII в. большинства азиатских владений. После этого произошел резкий поворот в колониальной политике Португалии. Центр тяжести колониальной империи переместился в западные колонии — Бразилию и Анголу.
Начался новый этап португальской колониальной политики, связанный с сахарным бумом в Бразилии и невиданным расцветом работорговли. Развитие плантационного хозяйства {153} в Бразилии вызвало резкий спрос на рабов. Главным источником, снабжавшим рабской рабочей силой бразильскую плантационную экономику, стала Ангола. Начался один из самых драматических актов трагедии первоначального накопления, означавший для Бразилии хищническое разграбление ее природных богатств, истребление и порабощение ее туземного населения, а для Африки — расхищение человеческих ресурсов, погребение заживо в рудниках миллионов наиболее здоровых и жизнеспособных людей, насильственно вывезенных из Африки в Америку.
Работорговля стала основой экономики Анголы, той главной осью, вокруг которой вращалась вся экономическая жизнь в колонии. Торговая статистика того времени показывает, что львиная доля доходов, получаемых португальцами в Анголе, имела своим источником торговлю «живым товаром». В конце XVIII в. 88,1% всех доходов, получаемых в колонии, шло от экспорта рабов по сравнению с 4,09% — от церковной десятины, 4,8% — от слоновой кости и 0,9% — от соли. «Ангола еще полностью зависела в своем существовании от работорговли, — пишет известный специалист по истории Анголы Ж. Вансина. — Нужда в рабах постоянно заставляла торговцев добиваться все новых военных экспедиций... развилась и контрабандная торговля слоновой костью. Причина незаинтересованности в развитии других ресурсов была сформулирована губернатором Мигелем Антониу де Меллу, который заметил, что редко бывало, чтобы кто-нибудь потерял деньги на работорговле» [46, с. 185].
Что касается «португальской» Восточной Африки, то здесь рабство и работорговля хотя и существовали, но не приняли столь внушительных размеров и не получили столь большого развития, как в Анголе. В Мозамбике главные усилия португальских колонизаторов и в этот период были направлены на развитие торговли в Индийском океане, а также на захват и эксплуатацию золотых рудников Мономотапы (в области Маника). Поскольку португальские порты в Восточной Африке имели исключительно важное стратегическое и торговое значение как опорные базы на великом морском пути в Индию, португальское правительство с давних пор рассматривало эти владения прежде всего как ключ к Индийскому океану.
Не случайно восточноафриканские колонии были в административном отношении отнесены к «Государству Индии» и подчинены вице-королю в Гоа. Они рассматривались как естественный придаток и необходимый компонент колониальной торговли с Азией. Сами португальские поселения на востоке Африки включались тогда в официальной документации в понятие «Индия». Лиссабон сконцентрировал свои усилия на создании здесь целой цепи торговых факторий. Говоря о начальной {154} стадии португальской колонизации Мозамбика, королевский комиссар этой колонии М. Албукерки писал, что в эпоху открытий в каждой крепости имелись церковь и фактория — прозелитизм и торговля [18, с. 39].
В 1593 г. португальцы построили в Момбасе форт Иисуса, укрепив тем самым свой военно-политический контроль над побережьем.
Строительство сильно укрепленных фортов и размещение там многочисленных гарнизонов имели одной из главных целей защиту монополии Португалии на колониальную торговлю от иностранной конкуренции. Хронист XVII в. Резенди писал: «Цель, для которой эта крепость Софала] построена и содержится, — сохранение торговли золотом, слоновой костью, серой и амброй на этом побережье и по рекам Куамы (бассейна Замбези. — А.X.). Важность этой торговли требует принятия мер, чтобы помешать проникновению иностранных держав; надо снабжать эту крепость всем необходимым, ибо земли, находящиеся у мыса Доброй Надежды, столь обширны и богаты золотом и слоновой костью, что этой торговли домогаются все португальцы в Индии и Португалии, а также и другие нации» [41, с. 402].
Когда стало известно о том, что англичане и французы ведут активную торговлю к северу от р. Данде (Ангола), в Лиссабоне в 1733 г. был выдвинут план пресечения этой торговли путем оккупации всего побережья от устья Данде до Сойо и строительства там крепостей (президиу).
В рассматриваемый период первоначального накопления и раннего капитализма можно выделить две основные фазы в истории колониальной торговли Португалии:
XV—XVI вв. — фаза королевской монополии на торговлю,
начало XVII — конец XVIII в. — фаза торговых компаний.
Вплоть до конца XVI в. колониальная торговля велась в основном силами торговых агентов, нанятых королевским двором. Все частные торговцы должны были иметь на торговлю специальное разрешение от королевского правительства.
Этот этап португальской колониальной торговли характеризуется фактической монополией королевской короны на всю импортно-экспортную торговлю между метрополией и колониями.
В начале XVII в. начался новый этал в истории португальской колониальной торговли, характеризовавшийся отменой королевской монополии и усилением торговой буржуазии.
Непосредственной причиной, побудившей испано-португальский королевский двор отказаться от старой системы торговли (с помощью купцов и королевских торговых агентов), а также от королевской монополии на индийские пряности и некоторые другие виды товаров, была необходимость, с одной стороны, считаться с усилившейся экономической и {155} политической ролью выросшей на дрожжах первоначального накопления португальской торговой буржуазии, а с другой — противостоять натиску торгового капитала молодых капиталистических хищников — Голландии и Англии, связанному в свою очередь с теми крупными социально-экономическими сдвигами, которые происходили в этих странах.
Начиная с конца XVI в. португальское правительство стало широко практиковать систему монопольных компаний, непосредственно осуществлявших всю внешнюю торговлю колоний. Этим компаниям правительство предоставляло монопольное право на торговлю в каком-либо районе или какими-либо видами товаров. Пользуясь предоставленными привилегиями, компании устанавливали выгодные им цены на экспортируемые и импортируемые товары. Эти компания обычно находились в частных руках (иногда в качестве пайщика в них участвовала и корона), но они должны были выплачивать часть своих доходов королевской казне.
В 1575 г. была основана компания по торговле с Кохинхиной, в 1587 г. — компания Восточных Индий, в 1606 г. — компания Сьерра-Леоне, в 1619 г. — компания Индий. В 1649 г. была учреждена Всеобщая компания по торговле с Бразилией, которая получила исключительную привилегию на торговлю винами, оливковым маслом и мукой. В 1676 г. были основаны компании Кашеу и Риос де Гвине, в 1686 г. — компания Мозамбика, в 1690 г. — компания Зеленого Мыса и Кашеу, в 1694 г. — Новая компания Индий, в 1755 г. — компания Гран-Пара и Мараньяна, в 1765 г. — компания Мужао и Макуа (Мозамбик) и т.д. [18, с. 63].
С 1690 по 1697 г. в Португалии предпринимались большие усилия по созданию крупной восточноафриканской компании наподобие могущественных английской и голландской Ост-Индских компаний.
Эти компании имели право монопольной торговли в отдельных районах и в целых странах. Они имели своей задачей не только осуществлять и развивать торговлю, но еще и пропагандировать христианское вероучение. Эта идеологическая функция должна была превратить компании в своеобразных проводников португальского влияния, в орудие не только экономической, но и политической и идеологической экспансии португальского колониализма. Монопольные компании пользовались огромными привилегиями и правами, включая даже право назначать судей и губернаторов. Для того чтобы составить представление о прерогативах этих компаний, достаточно привести только одну выдержку из устава компании Гран-Пара и Мараньяна, имевшей капитал 2400 тыс. фр.: «Она не имеет над собой никого, кроме короля. Она не подчиняется никакому суду. Она не дает отчета никому. Она осуществляет все виды юрисдикции — военную, {156} гражданскую и церковную» (статья IV устава) [там же, с. 64].
Система торговых монополий имела отрицательное влияние на экономику колоний, тормозя и уродуя их хозяйственное развитие.
Осуществлявшееся Португалией в весьма широких масштабах хищническое разграбление колоний сыграло большую роль в процессе первоначального накопления капитала. Огромная колониальная добыча, которую Португалия выколачивала из своих колоний, золотым дождем падала на молодую капиталистическую ниву Европы, в то время как сами колонии оставались нищими странами с отсталыми первобытными и феодально-рабовладельческими производственными отношениями.
Хлынувший в метрополию сверкающий водопад из золота, серебра, слоновой кости, перца, корицы, оказавшийся фактором столь огромного значения для хода развития международной жизни, экономики, политики целого ряда европейских стран, как это ни парадоксально, почти не повлиял на развитие производительных сил в самой Португалии.
Изучение колониальной политики различных европейских стран в эпоху первоначального накопления приводит к выводу о том, что там, где ее проводили феодалы, она вела не к прогрессу, а к застою и упадку в этих странах. Колоссальные средства, выкачивавшиеся из колоний феодалами Испании и Португалии, шли в конечном счете не на развитие капиталистического производства, а на воспроизводство окостеневшей феодальной организации общества.
Португальская колониальная империя самим фактом своего появления обязана в огромной степени содействию капиталистов ряда европейских стран, которые, по существу, финансировали рост этого паразита, 500 лет сосавшего кровь африканских и азиатских народов.
Ответственность за появление и существование стяжавшего себе своими кровавыми преступлениями геростратову славу португальского колониализма ложится на европейских капиталистов — предков нынешних заправил империалистических монополий, которые оказывают всестороннюю поддержку и помощь португальским колонизаторам.
Даже в свой «золотой век» португальский колониализм находился в полной финансовой зависимости от купеческого капитала Германии и Италии, а в начале XVIII в. Португалия оказалась в полной финансовой и политической зависимости от Англии. «Португалия, — писал В.И. Ленин, — самостоятельное, суверенное государство, но фактически в течение более 200 лет, со времени войны за испанское наследство (1701—1714), она находится под протекторатом Англии. Англия защищала ее и ее колониальные владения ради {157} укрепления своей позиции в борьбе с своими противниками, Испанией, Францией» ,{5, с. 383]. Купцы этих стран определяли в Европе цену на перец, главный продукт, вывозимый из Индии, скупали у португальцев почти все их колониальные товары, вывозимые из Азии, Африки и Америки.
Как правило, корабли с грузами перца, золота, слоновой кости лишь ненадолго заходили в Лиссабон и направлялись отсюда вдоль западных берегов Европы в Антверпен, который стал в XVI в. подлинным центром международной торговли, где сосредоточивались сложные торговые операции первых европейских капиталистов.
Португальское золото животворным дождем полило экономическую почву Англии и Голландии, на которой быстро проросли ранние всходы капитализма.
Португалия в XVIII в. превратилась в своего рода перевалочный пункт для золота, идущего из Бразилии и Африки в Англию. Один португальский публицист горько заметил: «В отношении золота Бразилии Португалия играет роль рта, а Англия — желудка!»
Португальские колонии несли на себе, таким образом, двойное бремя: они были вассалами вассала Англии. Грабительская политика европейских колонизаторов имела для них губительные последствия. Она подорвала развитие производительных сил, привела к истощению природных и людских ресурсов, обрекла их на полный экономический застой и деградацию.
Португальские колонизаторы, действовавшие вкупе и при финансовой поддержке ранних европейских капиталистов, — одни из виновников страшной трагедии первоначального накопления: захвата и разграбления целых стран, истребления и порабощения целых народов, расхищения природных и человеческих ресурсов и как результат — невероятной экономической отсталости и огромной задержки в историческом развитии многих народов Азии и Африки.
В научной литературе неоднократно ставился и подвергался изучению вопрос об ущербе, нанесенном колониализмом народам Африки в период их колониального порабощения.
Однако при этом внимание исследователей, как правило, фиксируется лишь на экономическом ущербе, что, по-видимому, связано с тем, что этот вид ущерба наиболее очевиден и поддается более или менее точной оценке.
Установление полного совокупного экономического и внеэкономического ущерба, причиненного колониализмом {158} народам Африки, представляет собой важную и актуальную задачу. Ответственность колониальных держав за ущерб, причиненный африканским народам, полнее всего может быть выявлена на примере португальских колоний, поскольку португальский колониализм просуществовал уже 500 лет, т.е. впятеро больше, чем английский и французский. Казалось бы, португальские колонизаторы имели больше всего возможностей поднять экономический, социальный и культурный уровень «опекаемых» ими народов — времени для этого у них было более чем достаточно.
Между тем весь положительный вклад, который внесли португальцы в развитие африканских народов, ограничился тем, что они ввели некоторые новые сельскохозяйственные культуры (маниоку, маис, ананасы). Однако культивация этих культур не вызвала каких-либо существенных экономических или социальных изменений в африканском обществе, так как маис и маниока лишь заменили в качестве главных продовольственных культур просо, которое местные жители выращивали задолго до европейцев. Даже такая важная техническая идея, как идея колеса, не была принята африканцами от португальцев и в тот период не привилась в Африке. В условиях, когда существовали только пешеходные тропы, носильщики стоили дешевле и их было легче и удобнее использовать, чем запряженные лошадьми повозки, для которых требовались широкие дороги и которые были практически бесполезны в сезон дождей [45, с. 51].
Несмотря на 500-летнее господство, португальцы очень мало преуспели в распространении среди африканцев своей религии, языка, культуры и образа жизни. Это было связано, по-видимому, и с тем обстоятельством, что ненависть, которую они всюду вызывали, не только убивала в африканцах всякое желание подражать им, но и вызывала у них отрицательную реакцию на все «португальское».
Не подлежит сомнению тот факт, что те положительные моменты, которые были связаны в истории африканских народов с европейской колонизацией и которые ревностные адепты колониализма пытаются выдать за «цивилизаторскую миссию», представляются ничтожными по сравнению с той непомерно дорогой ценой, которую заплатила за них Африка, принесшая в жертву Молоху колониализма жизни десятков миллионов, кровь, слезы и страдания сотен миллионов своих сыновей и дочерей.
Если говорить об ущербе во внеэкономической сфере, то, по нашему мнению, следует констатировать, что колониализм ответствен перед Африкой за нанесение ей социального, морально-психологического и духовного ущерба. К этому выводу приводит, в частности, изучение последствий португальской колонизации в Западной и Восточной Тропической {159} Африке. До появления европейцев в зоне будущего португальского владычества существовали весьма развитые и вполне жизнеспособные социальные и экономические структуры. Здесь уже в средние века сложились классовые отношения и возникла государственность. Государства Бенин на Гвинейском побережье, Конго, Ндонго, Лунда в бассейне Конго, Мономотапа в Юго-Восточной Африке представляют собой яркие примеры средневековой африканской государственности с уже сложившимся классовым обществом.
Вторгшиеся в Африку португальские колонизаторы были первыми европейцами, вошедшими в контакт с народами Тропической Африки. Они открыли большую историческую эпоху — эпоху общения европейцев с народами других континентов. С этого времени колониализм и традиционные африканские общества оказались в состоянии непрекращавшегося взаимодействия и взаимовлияния.
Хотя португальская колонизация и имела кое-какое положительное влияние на Африку, поскольку принесла ей знакомство с мировыми культурными ценностями, нельзя не учитывать, что приобщение к европейской культуре сопровождалось физическим истреблением и порабощением миллионов людей, хищническим грабежом африканцев и подавлением их самобытной культуры [10].
В первые контакты в Африке португальцы вступили с племенами, имевшими первобытнообщинную организацию, но, как только колонизаторы попытались создать в Африке разветвленные каналы торговли с целью получения огромных прибылей, они неизбежно вошли в контакт с наиболее могущественными африканскими государствами. С самого начала португальцы стремились подчинить их своему контролю и включить в свою империю на правах протекторатов или колоний. В конце XV — начале XVI в. португальцы предприняли идеологическую, политическую и экономическую экспансию в королевстве Бенин, в XV в. овладели значительной частью Марокко, в конце XV — начале XVI в. приобрели очень большое влияние в Конго, в начале XVI в. разрушили и захватили государства-города суахили на восточном побережье континента, во второй половине XVII в. овладели государством Ндонго, в XVI—XVII вв. непрерывно вмешивались во внутренние дела Эфиопии и Мономотапы. Последняя была окончательно уничтожена в конце XVII в.
Во всех случаях контакты с португальскими колонизаторами имели катастрофические последствия для африканских государств.
Экономика и культурное развитие Бенина были в значительной мере подорваны португальцами, и само это государство уцелело только потому, что португальцы, найдя путь в Индию, потеряли к нему интерес. К тому же на Гвинейском {160} побережье португальцы очень страдали от непривычного и нездорового климата. Их уход из Бенина в значительной мере был обусловлен также жестокой конкуренцией голландских, французских, английских и скандинавских купцов. Все это заставило португальцев ограничить свои интересы Анголой и Восточной Африкой, где их привлекали минеральные богатства, более здоровый климат и относительно большая свобода от европейских конкурентов.
Государство Конго тоже испытало на себе тяжелые последствия португальской колонизации. Уже к середине XVI в. оно было заметно ослаблено, от него отпал целый ряд территорий, а после ухода португальцев в конце XVII в. единство Конго было окончательно подорвано и оно распалось на мелкие политические единицы. Когда епископ Луанды посетил покинутую жителями к началу XVIII в. бывшую столицу государства Конго Сан-Сальвадор, он обнаружил, что ока превратилась в место обитания диких животных [22, с. 222].
Проникновение португальцев в Мономотапу, начавшееся в конце XVI в. в форме союзнической поддержки и миссионерской деятельности, уже сто лет спустя — к концу XVII в. привело к распаду этого государства. Огромную роль в уничтожении Мономотапы сыграла политика земельных захватов, проводившаяся Лиссабоном в виде системы празу. Знаменитые каменные дворцы Зимбабве были покинуты и превратились в груду развалин.
Таким образом, португальская колонизация оказала разрушительное воздействие на материальную и духовную культуру африканских народов. Она поломала и уничтожила сложившиеся и относительно развитые традиционные социальные структуры. Возрождение давно уже изживших себя античных форм эксплуатации (рабства) было исторически регрессивным процессом, так как представляло собой шаг назад не только по сравнению со способами производства, существовавшими к тому времени в Европе, но и с теми, которые существовали в Африке.
Непрерывно расширявшийся в связи с развитием сахарного производства в Бразилии спрос на рабов приводил не только к разрушению производительных сил в Африке, но и к бесчисленным межплеменным войнам, к превращению войны в главный нерв всей общественной жизни. Торговля, которую вели португальцы в Африке, характеризовалась крайне ограниченным ассортиментом товаров (золото, слоновая кость, медь, серебро, ткани, бусы и т.п.), а также тем, что товары, предлагаемые африканцами, были не продуктами их общественного производства, а военной добычей или данью, полученной с соседей. Такая торговля не только не стимулировала развитие производительных сил, а, наоборот, {161} консервировала экономические и социальные институты, закрепляя тенденции к общественному застою.
Традиционные социальные структуры были либо сломаны, либо модифицированы под влиянием внешнего фактора — колониальной структуры, созданной европейцами.
Соответственно этому африканцы, насильственно вырванные из прежней социальной структуры, были либо превращены в объект работорговли, т.е. включены в уже исторически изжившую себя социальную структуру, либо в результате вызванного европейским завоеванием распада политических, экономических и этнических связей, а также миграции населения в глубинные районы сохранили чуть ли не до наших дней примитивные первобытнообщинные отношения.
Поскольку при европейском господстве примитивная первобытнообщинная структура обнаружила тенденцию к устойчивости и сохранению неизменной формы, то она оказалась как бы выключенной из исторического процесса общественного развития. Таким образом, старая колонизаторская формула, гласящая, что только с европейским завоеванием начинается история африканских народов, должна быть перевернута и иметь следующий вид: до европейского завоевания африканские народы имели свою историю, а после него были выключены из истории, оказались, по выражению В.И. Ленина, «вне истории, рассматривались только как ее объект» [6, с. 233].
Поскольку в ходе европейской колонизации континента были уничтожены выработанные веками развития социальные и политические институты, можно считать, что европейское вторжение перечеркнуло результаты целой эпохи общественного развития африканских народов. Поэтому, по нашему мнению, можно говорить о регрессе в социальном положении африканских народов в результате периода колонизации континента европейскими захватчиками.
Таким образом, колониализм ответствен за социальный ущерб, причиненный африканским народам.
Вторжение европейцев и их попытки поставить ряд районов Африки под свой контроль — вначале ради приобретения драгоценных металлов, а затем — рабов, необходимых для плантаций в Новом Свете, — имели роковые последствия для африканских народов. Европейское вторжение разрушило производительные силы и подорвало своеобразную культуру африканских народов. Португальская колонизация означала нарушение самостоятельного развития африканских народов, которые шли теми же историческими путями, что и любой другой народ мира.
Португальская колонизация способствовала разрушению традиционных отсталых обществ и замене их исторически более прогрессивными феодальными отношениями, а также {162} знакомству африканских народов с некоторыми достижениями европейской цивилизации. Однако этот процесс втягивания африканских народов в исторически прогрессивный процесс разрушения замкнутых первобытнообщинных и раннефеодальных систем и создания единого внутреннего рынка как необходимой предпосылки для развития промышленного капитализма происходил в насильственной форме, шел рука об руку с хищническим разграблением природных и человеческих ресурсов завоеванных стран.
Существовавшая задолго до европейского вторжения самобытная и яркая африканская цивилизация была обречена европейскими завоевателями на уничтожение, а сами африканцы — на истребление в ходе колониальных войн и медленное вымирание от непосильного рабского труда в рудниках и на плантациях.
Колонизация Африки португальцами сопровождалась массовым уничтожением коренных жителей и организованной в коммерческих масштабах «охотой за черной дичью», осуществляемой самыми зверскими способами. Вывоз рабов на плантации в Бразилию привел к резкому сокращению населения и даже к почти полному обезлюдению целых районов континента.
Варварское расхищение людских ресурсов Африки было одним из первых и наиболее губительных по своим последствиям результатов португальской колонизации.
Сокращение численности коренного населения уже в первые века португальской колонизации было настолько разительным, что его вынуждены признавать даже самые ярые панегиристы колониализма. Однако они объясняют это сокращение малозначащими или надуманными факторами.
На деле причинами резкого сокращения коренного населения в зоне португальского владычества были прежде всего работорговля, сопровождавшаяся массовым вывозом людей из Африки, истребительные войны колонизаторов, тяжелый рабский труд, которому они подвергали африканцев, а также завезенные европейцами болезни — оспа, корь и сифилис.
Высокой смертности среди африканцев способствовали спиртные напитки, к которым португальцы «приучали» местное население, считая их лучшим стимулом, чтобы заставить «туземца» работать.
Одним из наиболее пагубных последствий колонизации был сгон многих племен и народов с их исконных земель, многочисленные миграции коренного населения. Португальское вторжение в Тропическую Африку имело своим результатом изменение этнографической карты этого района. Многие племена и народности были насильственно согнаны со своих земель, другие ушли из них после первых же контактов с чужеземцами, третьи покинули их еще до непосредственного {163} столкновения с португальцами, напуганные слухами о их беспримерной жестокости и силе.
Весьма характерна в этом отношении судьба народа маконде в Мозамбике, который в ранние века португальской колонизации под прямым давлением европейцев вынужден был оставить свои исконные земли и переселиться в более северные районы, находящиеся на расстоянии нескольких сот километров от прежних мест обитания.
Колонизация насильственно затормозила естественный процесс этнической консолидации народов Африки. Проводя политику натравливания одних племен и народностей на другие, сея межплеменную вражду, подогревая существующие противоречия и сознательно создавая новые, конкистадоры преследовали вполне определенную политическую цель — помешать объединению народов Африки для совместной борьбы против чужеземного гнета. Результатом этой рассчитанной надолго вперед политики было замедление процесса вызревания предпосылок для складывания этнических общностей, народностей и наций в Африке. Процесс этнической консолидации хотя и не прекратился, но пошел чрезвычайно медленными темпами.
Чтобы как-то оправдать гнусные деяния колонизаторов, реакционные буржуазные историки обычно цепляются за расистские теории о превосходстве белых над цветными. Так, известный историк Роша Помбу, обосновывая «законность» колонизации, пишет: «Мы должны были подвергнуть низшую расу ученичеству подчиненного, и мы это сделали как в отношении индейца, так и в отношении африканца. Это единственно законный исторический процесс» [38, с. 80].
Вопреки потугам буржуазных историков доказать, что трагическая история завоевания Африки и варварское расхищение ее людских ресурсов были закономерным и прогрессивным процессом, остается несомненным, что португальская колонизация Африки, так же как Азии и Латинской Америки (Бразилия), носила исторически регрессивный характер как по непосредственным результатам, так и по методам осуществления.
Завоевание и колонизация португальцами Западной и Восточной Тропической Африки явились составным элементом имевшего важные социально-экономические последствия про: цесса первоначального накопления. Помимо других источников накопления капитала зарождавшийся капиталистический способ производства черпал средства для своего развития из богатств, награбленных в завоеванных странах.
Как известно, К. Маркс, говоря о «главных моментах» первоначального накопления, подчеркивал, что они, эти моменты, распределялись «исторически более или менее последовательно, между различными странами, а именно: между {164} Испанией, Португалией, Голландией, Францией и Англией» [4, с. 761].
Колонизация западного и восточного побережья Африки португальцами сыграла большую роль в процессе первоначального накопления капитала. Она привела к концентрации крупных капиталов в западноевропейских странах, к невиданному обогащению эксплуататорских классов в этих странах, с одной стороны, и к невероятным страданиям порабощенных народов колоний — с другой.
Одно из самых губительных для народов Африки последствий португальской колонизации состояло в том, что оно прервало исторически сложившиеся тесные экономические и культурные связи, существовавшие между Африкой и Азией.
Была подорвана, в частности, весьма оживленная и имевшая широкие масштабы и хорошую организацию арабская торговля в Восточной Африке. Португальцы закрыли для арабских купцов восточноафриканские порты, а также их торговые морские и караванные пути. Португальцы с самого начала взяли курс на установление своей монополии на восточноафриканскую торговлю. Они намеревались иметь дело непосредственно с африканцами, а не делить своя прибыли с арабскими и индийскими посредниками. В результате полного вытеснения арабских купцов с восточноафриканского рынка арабо-суахилийские города на побережье пришли в крайний упадок.
Разрушение городов-государств суахили сопровождалось и гибелью многих ценностей и достижений арабской и синкретической арабо-африканской культуры. В частности, португальцы почти полностью уничтожили арабскую городскую культуру в таких центрах, как Софала, Мозамбик, Момбаса и Килва [22, с. 224].
В условиях жесткого и парализующего всякое экономическое и культурное развитие колониального режима основной общественный антагонизм шел по линии противоречий между португальской феодальной монархией и различными социальными слоями населения колоний. В специфических условиях того времени классовый антагонизм в основном совпадал с расовым антагонизмом, поскольку белые были эксплуататорами, а черные в своей массе — эксплуатируемыми крестьянами и рабами. Поэтому классовая борьба африканских трудящихся против чудовищной рабовладельческой и феодальной эксплуатации неизбежно принимала антипортугальский характер, поскольку в качестве главного эксплуататора и верховного собственника в колониях выступала португальская корона.
Уже в ходе колонизации португальцы натолкнулись на {165} упорное и в ряде случаев эффективное сопротивление некоторых развитых государственных образований (Ангола, Мономотапа), которое обусловило тот сознательно замалчиваемый португальской историографией факт, что вплоть до начала XX в. Португалия контролировала в Африке только крепости и фактории вдоль побережья и не могла установить эффективный контроль над внутренними районами. Бесспорный исторический факт состоит в том, что лишь на рубеже XIX и XX вв., т.е. спустя четыре века после начала колонизации, Португалия смогла перейти от той ее фазы, которую можно назвать «точечной колонизацией», к новой фазе, которую можно назвать «сплошной колонизацией».
На колонизованных территориях то и дело вспыхивали антипортугальские восстания, порой принимавшие внушительные масштабы. Борьба африканцев против угнетателей продолжалась и вне Африки — самым ярким примером этого служит героическое восстание рабов в Палмаресе (Бразилия). Антиколониальные движения африканцев подрывались отсутствием единства, племенным сепаратизмом и локальным характером их сопротивления колонизаторам. Однако изучение исторических материалов приводит к убеждению, что ставшее ходячим в исторической литературе мнение, что эти факторы имели в Африке универсальный характер и были присущи всем антипортугальским движениям, нуждается в решительном пересмотре, как не выдерживающее серьезной критики. Не следует абсолютизировать этническую разобщенность и сепаратистские тенденции африканских обществ. Во многих случаях африканское антиколониальное движение уже на ранних фазах своей истории обнаружило способность преодолеть племенную разобщенность и местный сепаратизм и выйти за рамки локального сопротивления. Противодействие африканцев европейской колонизации было наиболее эффективным тогда, когда им удавалось преодолеть этот сепаратизм и создать широкие коалиции, состоявшие из различных этнических групп. Высокая степень консолидации африканских племен и народностей в борьбе с колонизаторами имела место, в частности, в период народной войны под руководством Нзинга Мбанди Нгола, а также в бассейне Замбези в XVII в. Исключительные масштабы приняла консолидация народностей и племен в борьбе против Португалии в Эфиопии (XVII в.). Эфиопский негус включился в широкую антипортугальскую коалицию, объединившую не только африканские, но и отдаленные азиатские государства. Разумеется, широкие коалиции и консолидация различных племен были значительно менее частым явлением, чем племенной сепаратизм.
В результате отрицательного воздействия таких факторов, как разноплеменный состав населения Африки, присущее ему {166} этническое и лингвистическое многообразие, племенной сепаратизм и неразвитость процессов этнической консолидации, сопротивление колонизаторам в «португальской» Африке вплоть до середины XX в. не носило общенационального характера.
Несмотря на известную слабость, разобщенность и низкую степень организованности антиколониальной борьбы в XVI—XVIII вв., она имела огромное значение, так как накапливала опыт и традиции, воспринятые и аккумулированные последующими поколениями.
Социальные и расовые антагонизмы, которые потрясали колониальную империю с самого начала ее существования и проявлялись в острых конфликтах между завоевателями и завоеванными народами, медленно, но основательно подтачивали устои империи и явились одним из решающих факторов, обусловивших ее упадок и гибель. Эта борьба не только расшатывала колониальный строй, но и способствовала формированию национального сознания, оказывая в то же время положительное воздействие на процессы этнической консолидации.
Почти пять веков отделяют нас от того времени, когда португальские конкистадоры, огнем и мечом завоевав огромную империю, надели колониальное ярмо на народы Анголы, Мозамбика, Гвинеи и других стран. Пять веков тянется этот период насилия, крови, страданий и нищеты.
Ныне, когда «империализм бесповоротно утратил власть над большинством человечества» [12, с. 25], когда могучее антиколониальное движение опрокинуло колониальную систему, когда «империализм подвергается все большему напору сил, выросших из национально-освободительной борьбы» [7, 21], затрещали и прогнившие стены португальской колониальной империи.
Освободительные традиции прошлого свято хранятся африканскими народами и вдохновляют их на последний, решающий бой против колониализма.
1. Маркс К. Хронологические выписки, тетрадь III, — «Архив Маркса и Энгельса», т. VII, М., 1940.
2. Энгельс Ф. Военно-морской флот, — К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, изд. 2, т. 14.
3. Энгельс Ф. О разложении феодализма и возникновении национальных государств, — К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, изд. 2, т. 21.
4. Маркс К. Капитал, т. I, — К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, изд. 2, т. 23.
5. Ленин В. И. Империализм, как высшая стадия капитализма, — Полное собрание сочинений, т. 27. {167}
6. Ленин В. И. Доклад о международном положении и основных задачах Коммунистического Интернационала 19 июля 1920 г., — Полное собрание сочинений, т. 41.
7. Брежнев Л. И. Отчетный доклад ЦК КПСС XXIV съезду КПСС, М., 1971.
8. Дэвидсон Б. Черная мать. М., 1964.
9. Камоэнш Л. Лузиады, СПб., 1897.
10. Послесловие Л. А. Фадеева к кн. П. Зима «Тамтамы до сих пор звучат», М., 1970.
11. «Проблемы мира и социализма», 1961, № 6.
12. Программа Коммунистической партии Советского Союза, М., 1967.
13. Xенниг Р. Неведомые земли (перев. с нем.), М., 1963.
14. Шаревская Б. И. Начало проникновения португальцев в Гвинею и попытки христианизации Бенина, — «Доклады и сообщения Исторического факультета МГУ», вып. 8, М., 1948.
15. Шумовский Т. А., Арабы и море, М., 1964.
16. Шумовский Т. А. Три неизвестные лоции Ахмада Ибн Маджида, М.–Л., 1957.
17. Alguns documentos do Archivo National de Torre de Tombo acerca das navegaçoes e conquistas Portugueses, Lisboa, 1892.
18. Almada NegreirosA. L. de. Les organismes politiques indigènes, Paris, 1910.
19. Вarretо M. Informaçao do Estado e Conquista, — G. M. Theal, Records of South Eastern Africa, Cape Town, 1964, vol. III.
20. Boxer С. R. Race Relations in the Portuguese Colonial Empire 1415—1825, Oxford, 1963.
21. Childs G. M. Umbundu Kinship and Character, London, 1949.
22. Colonialism in Africa 1860—1970, Cambridge, 1971, vol. III.
23. The Commentaries of the Great Albuquerque, London, 1875, pt III, ch. LVI.
24. Gоrdeiro L. Descobertas e descobridores. Diogo Cao, Lisboa, 1892.
25. Del-Anang M. Ghana Resurgent, Accra, 1964.
26. Documentos sôbre a expançao portuguesa, Lisboa, 1945, t. I.
27. Documentos sôbre os Portugueses em Moşambique e na Africa Central 1497—1840, Lisboa, 1964, vol. III, doc. 71.
28. Duffy J. Portuguese Africa, Cambridge, 1959.
29. Fage J. D. Slavery in West African History, — «The Journal of African History» (Cambridge), 1969, vol. X, № 3.
30. Jоhnstоn H. H. A History of the Colonisation of Africa by Alien Races, Cambridge, 1930.
31. Кingsley M. The Story of West Africa, London, [б. г.].
32. Lannоy Ch. et Linden H. Histoire et l'expansion coloniale des peuples européens, Bruxelles, 1907.
33. Newill D. The Portuguese on the Zambezi. An Historical Interpretation of the Prazo System, — «Journal of African History», 1969, vol. X.
34. «New Left Review» (London), 1962, № 15.
36. Panikkar K. M. Asia and Western Dominance. A Survey of the Vasco da Gama Epoch of Asian History. 1498—1945, London, 1953.
36. Pereira Duarte Pacheco. Esmeraldo de Situ Orbis, Lisboa, 1892.
37. Pino, Ruy de. Chronica del Rey Dom Joao II. — Europeans in West Africa. 1450—1560. Documents Illustrating the Nature and Scope of Portuguese Enterprise in West Africa, London, 1942.
38. Pоmbо R. Historia do Brasil, Sao Paulo, 1956.
39. Pradt M. de. Des colonies et de la révolution actuelle de l'Amerique, Paris, 1817, vol. I.
40. Primeíro Congresso da Historia da Expançao Portuguesa no mundo, Lisboa, 1938, vol. VIII.
411. Rezende B. de. Do Estado da India, — G. M. Theal, Records of South Eastern Africa, Cape Town, 1964, vol. II. {168}
42. Teixeira L. Pequena cronica da India, Lisboa, 1954.
43. Theal G. M. History of South Africa before 1795, Cape Town etc., 1964.
44. Theal G. M. Records of South-Eastern Africa. Cape Town, 1964, vol. III.
45. Tindall P. E. N. A History of Central Africa. New York — Washington, 1967.
46. Vansina J. Kingdoms of the Savannah, Madison etc., 1968.
47. Welсh S. R. Portuguese Rule and Spanish Crown in South Africa 1581—1640, Cape Town etc., 1950.
1) Гоа был захвачен в 1510 г., Малакка — в 1511 г., Индонезийский архипелаг — в 1514 г. В 1515 г. Албукерки овладел Ормузом, а в 1519 г. пал Коломбо.
2) Лига — португальская мера длины, равная 5 км.
3) Добра — старинная португальская монета.
Написать нам: halgar@xlegio.ru