Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

К разделам: Европа | Америка

Комиссаров Б.H. (Санкт-Петербург)
О типологии феодализма в Америке

Историческое познание: традиции и новации:
Материалы Международной теоретической конференции.
Ижевск, 26-28 окт. 1993 г. Часть 1.
Ижевск: Изд-во Удмуртского университета, 1996.
{213} – конец страницы.
OCR OlIva.

Формационная теория носит глобальный характер, но в разных частях мира переход от одной формации к другой проходил в разное время, в разных условиях, никогда не бывая абсолютно полным, завершенным [1]. Одна формация «оставалась в другой» в виде укладов и в иных формах на многие десятилетия и века. Под влиянием множества факторов (экономических, социальных, политических, этнических, природных, культурных, включая и развитие научного знания) из элементов разных формаций возникали своеобразные сплавы, что дает основание говорить о типологии рабства, феодализма, капитализма.

Феодальная формация с тем или иным своим типологическим содержанием не знала границ континентов [2]. Не была исключением и Америка. Ссылка на то, что феодализм обошел Новый Свет потому, что само его открытие стало возможным в результате развития европейского капитализма, неубедительна. В ее основе лежит ошибочное представление о механической и в принципе завершаемой смене одной формации другой, чего в реальности не существовало. {213}

Судьбы европейской колонизации, а тем самым и феодализма в Новом Свете определили особенности первооткрытия Америки, т.е. заселения ее человеком. К их числу можно отнести следующие: в Америку пришли носители культуры начальных этапов верхнего палеолита; основной «дверью» на земли нового континента служило узкое горло Берингова коридора, поэтому миграция началась из одной, сравнительно ограниченной по площади местности на северо-западе Аляски; заселение пространства в 42 млн. км² шло в течение примерно 40 тыс. лет, причем движение по территориям, столь несхожим по природно-хозяйственным условиям, сама смена обстановки, сопротивление окружающей среды ослабляли эффективность применения тех или иных орудий труда, использования опыта и навыков, и временами первобытная историческая технология пришельцев не столько прогрессировала, сколько видоизменялась, приспосабливаясь к новым районам расселения, а это в свою очередь сглаживало социальное расслоение, нивелировало общественные контрасты, тормозило поступательное развитие американских племен, наконец, в Америке человек встретил значительно меньше, чем в Старом Свете, поддающихся приручению животных и пригодных для разведения видов злаков. Люди Западного и Восточного полушарий шли по одному и тому же историческому пути, но первые шли медленнее, и это не могло не сказаться при столкновении индейского и европейского миров.

В социально-экономическом и культурном отношении Америка накануне колумбова открытия представляла собой достаточно пеструю картину. Типы хозяйства, общественной организации и культуры древних американцев отличались самобытностью и своеобразием. Однако культурно-исторические области располагались по территории континента далеко не хаотически. Те из них, что вытянулись вдоль тихоокеанского побережья, несмотря на существенные различия, были населены аборигенами, значительно обогнавшими в своем развитии обитателей глубинных частей Америки. Речь идет о полосе, простиравшейся от Аляски до средней части Чили. Она включала и регион высочайших цивилизаций континента. Их создатели жили в условиях раннеклассовых государств, в которых нередко уже кипели политические страсти. Это был тихоокеанский культурный вал.

В то же время на необъятной полосе, захватившей основные массивы обоих американских континентов (назовем ее центральной), первобытно-общинный строй господствовал безраздельно. К концу XV в. многочисленные племена, от алгонкинов и атапасков на севере до пуэльче и чон на юге прошли путь от родовой {214} организации к территориальной общине. Зато близ Атлантического океана американцы смогли добиться больших (по сравнению со своими западными соседями) успехов. От Великих озер до Южного тропика ирокезы, омагуа, тупинамба переживали период становления военной демократии. Атлантическая полоса проходила и по Большим Антильским островам. Трехполосная система культур, с которой Америка встретила европейскую колонизацию, была итогом ее первооткрытия.

Второе открытие (или открытие для человечества) имело разные последствия для двух неравных частей аборигенной Америки: региона высоких цивилизаций с его раннеклассовыми государственными образованиями и первобытно-общинного мира. Если жители первого были в какой-то своей части так или иначе интегрированы в новую систему социально-экономических отношений, то для людей неолита это была катастрофа.

Венцом развития европейской колонизации стало появление в Новом Свете трех социально-экономических ареалов; колониального феодализма, плантационного рабства и европейско-североамериканского феодализма. Раньше всех сложился первый из них. Его центр охватил обширные территории вдоль линии Мехико-Богота-Лима. Система колониального феодализма явилась сплавом элементов социальной организации индейских государств и пиренейских феодальных порядков. Она стала главной опорой испанского господства в Америке. В то же время связанная своим происхождением с доколумбовым прошлым эта родившаяся в огне конкисты система объективно защитила местных индейцев от полного уничтожения. Следует подчеркнуть, что рабский способ производства в Америке не имел шансов для самостоятельной трансформации в феодальный уже по причине отсутствия энергетических возможностей: не было лошадей и крупного рогатого скота. Мускульную силу раба не могло сменить тягло. Его доставили вместе с испанской феодальной структурой конкистадоры.

В XVI—XVIII вв. колониальный феодализм претерпел существенную эволюцию. Первый период его истории (20-е гг. — последняя треть XVI в.) отмечен доминированием экономики выживания, базировавшейся еще во многом на доколумбовой исторической технологии и натуральном хозяйстве, политикой сдерживания роста крупного землевладения, сохранением древней общины, господством энкомьендарной системы, попыткой индейской реконкисты. Для второго периода (90-е г. XVI в. — 60-е г. XVII в.) характерны ликвидация доколумбовых и создание новых общин колониального времени, начало поощрения государством крупного {215} землевладения, что вело к укреплению и расширению испанского сектора колониального общества, преобладание репартимьенто (т.е. распределения рабочей силы, осуществлявшегося государством), известный спад освободительной борьбы аборигенов. В течение третьего периода (с 60-х г. XVII в.) бурно росло светское и церковное землевладение, шло накопление торгового капитала, лишение производителей средств производства, социальная дифференциация в общинах, что вело, однако (в связи с сохранением феодальной исторической технологии), не к наемному труду, а к долговому рабству — пеонажу. Антифеодальная по своей сути борьба низов приобрела невиданный ранее размах и фактически слилась с борьбой за независимость начала XIX в. С концом колониальной эпохи на местный феодализм наслоился импортный колониальный капитализм, консервирующий его и поныне.

Упомянутая эволюция отчетливее всего прослеживается в регионе высоких цивилизаций. Вместе с тем Мадрид упорно пытался распространить колониальный феодализм и в других частях Испанской Америки. Однако на периферии ареала (Ла-Плата, Парагвай, внутренние районы Венесуэлы, Центральная Америка и др.) элементы этого социально-экономического строя нередко модифицировались специфическими местными условиями [3].

Американский колониальный феодализм, несомненно, имеет ряд общих черт с феодальным строем, сложившимся в других частях мира. Испанская корона, являвшаяся верховным собственником всей земли, неохотно и не сразу пошла на формирование феодальной собственности европейских переселенцев. Земли, непосредственно контролировавшиеся мадридскими властями, первоначально явно преобладали. Передача феодальных прав производилась за службу верховному сюзерену. Так же, как в Западной Европе, Прибалтике, на Руси, на Востоке, в ареале американского колониального феодализма вассалам передавалась не сама земля, а доходы с нее. Это нашло свое выражение в энкомьендарной системе. Однако испанские колонизаторы (и это сближает их с феодалами самых разных широт) постоянно стремились к безусловной земельной собственности и закрепощению аборигенов. В результате расширялась их возможность распоряжаться латифундиями (асьендами), а индейцы были превращены в пеонов.

Особенности колониального феодализма вытекают из того, что он изначально был навязан грубой силой, что конкиста носила жестокий, откровенно грабительский характер. Так, процесс формирования феодальной собственности сводился в основном к захвату колонизаторами земель индейских общин. Характерно и другое. {216} В течение всех периодов истории колониального феодализма в положении низов прослеживаются прямо или косвенно зафиксированные в законодательстве элементы рабства. В этом сказывалось не только наследие доколумбовых складывавшихся рабовладельческих государств, но и то, что порабощение стало методом борьбы колонизаторов с непокорными аборигенами, а также то, что рабство было отнюдь не чуждым элементом испанской разновидности европейского феодализма. Колониальная феодальная эксплуатация, отягощенная чертами рабства, была, бесспорно, более жестокой, чем феодальная эксплуатация, например, в Западной Европе. Феодальная рента взималась в относительно больших масштабах, чем в европейских странах, делилась между большим числом эксплуататоров-претендентов, а среди них между такими специфическими для Америки, как местная колониальная администрация, индейская знать и другими. Колониальный феодализм носил особо хищнический характер, поскольку феодальная рента включала не только прибавочный, но и необходимый продукты. Причем это происходило не от случая к случаю, а постоянно. Особенностью этой разновидности феодализма, по сравнению, скажем, с европейским, является и то, что при его господстве классовый антогонизм совпадал с расовым, поэтому классовая борьба низов неизбежно приобретала национально-освободительный характер.

Ареал плантационного рабства, включавший Бразилию, Гвиану, Вест-Индию, карибское побережье Южной Америки и юг современных США, в отличие от ареала колониального феодализма складывался постепенно, в течение примерно полутора веков [4]. В каждом из упомянутых регионов рабовладельческая плантация утверждалась в особых условиях и в свое время. Однако везде, кроме, пожалуй, Гвианы, завоевание которой начали голландцы, колонизаторы насаждали феодальные производственные отношения, везде возникала крупная феодальная собственность. В Бразилии черты феодальных отношений были представлены наиболее полно. И это объяснимо: главным объектом колониальной экспансии феодальной Испании стал регион высоких цивилизаций, а английская колонизация началась лишь в XVII в. и осуществлялась страной, в которой интенсивно развивались капиталистические отношения.

Исследование американской плантации показывает, что она сочетала в себе элементы рабской, феодальной и капиталистической формаций. Можно отметить немало черт, определявших связь высокотоварной плантации с мировым рынком и европейским {217} капиталистическим хозяйством: предельно интенсивная эксплуатация значительных масс рабов при скрупулезной экономии на затратах, связанных с их содержанием; ведение экстенсивного хозяйства на крупных площадях изначально плодородных земель; развитие производства за счет усиления эксплуатации рабов и простого увеличения их численности; наконец, как дань полнейшей незаинтересованности рабов в результатах труда, примитивные агротехника и орудия труда. Все это было в свое время отмечено К. Марксом и Ф. Энгельсом [5]. Между тем классики марксизма не обратили внимания на феодальные элементы в экономике плантации. Не усмотрели они их и в бразильской фазенде. Ведь по Марксу, раз «капиталист и земельный собственник — одно лицо» [6], плантатор-коммерсант, вложению капиталов никто не мог оказывать серьезного сопротивления.

На деле феодальные реалии плантации были привнесены в нее на генетическом уровне, являлись интегральной частью ее природы. К ним можно отнести крупную неотчуждаемую и неделимую земельную собственность, охраняемую правом майората, черты натурального хозяйства в потребительском секторе экономики плантации, ее слабые связи с внутренним рынком, наличие довольно многочисленного, связанного с плантационным хозяйством, но жившего по законам феодального права сельского населения — мелких и средних землевладельцев, арендаторов, батраков.

Черты капиталистические и феодальные постоянно соперничали в экономике рабовладельческой плантации. Ж.Д. Смиренская на примере сахаропроизводящих фазенд северо-востока Бразилии в XVI—XVII вв. убедительно показала влияние мирового рынка и некоторых других объективных факторов на судьбы упомянутого соперничества [7]. Использование рабского труда возрастало в периоды расширения связей с мировым рынком и увеличения товарности производства. В периоды же свертывания этих связей в хозяйстве плантации отчасти усиливались тенденции к натурализации, отчасти наблюдалась переориентация на внутренний рынок, и производственные отношения феодального типа начинали вытеснять рабовладельческо-коммерческие, шел процесс окрестьянивания рабов. Все сельское население продолжало зависеть от крупных землевладельцев-фазендейру, но уже не только и не столько, как от «организаторов производства» для мирового рынка, сколько от феодальных сеньоров. Нам представляется, что такое явление правомерно назвать объективной феодализацией плантации.

Явление объективной феодализации было характерно не только для крупных монокультурных фазенд, ориентированных на условия {218} мировой торговли, но и для небольших поликультурных, работавших на внутренний рынок хозяйств,, к примеру, так называемых фазенд минейра в Бразилии. Среди обширных материалов о почти двухстах бразильских фазендах, собранных участниками русской экспедиции академика Г.И. Лангсдорфа в Бразилию (1822—1829 гг.) [8], есть и немало подобных сведений о поместьях Минас-Жерайса.

Рабовладельческая плантация подвергалась воздействию не только спонтанных процессов объективной феодализации. Ее связи с мировым рынком постоянно встречали противодействие со стороны правительств метрополий, насильственно насаждавших в плантационном производстве привычные и естественные для них феодальные методы хозяйствования. В Бразилии это выражалось в непомерном налогообложении, которое начало расти с конца 50-х — начала 60-х гг. XVII в., королевских монополиях на производство разных видов товаров, в запрете или строжайшей регламентации предпринимательской деятельности, создании привилегированных торговых компаний и т.д. Плантаторы Американского Юга постоянно тяготились зависимостью от королевской администрации и лордов-собственников, означавшей для них, в частности, уплату квитренты и разных штрафов, необходимость считаться с законами о неотчуждаемости и неделимости феодальных маноров, запрет захватывать земли на Западе. Такая навязываемая сверху, субъективная феодализация плантационной системы вступала в противоречия с развитием производительных сил колоний, с капиталистическими тенденциями, заложенными в природе высокотоварной рабовладельческой плантации. Субъективная феодализация революционизировала сознание рабовладельцев. Без учета этого явления невозможно научно трактовать историю освободительного движения а ареале плантационного рабства. Как видим, факт одновременного владения землей, рабами и капиталом не снимает множества сложных, изменчивых проблем встававших перед бразильским фазендейру, да и любым другим американским плантатором-рабовладельцем, не выводил их из-под влияния процессов объективной и субъективной феодализации. Феодальные элементы плантационной системы оказались чрезвычайно живучи. И ныне, существенно трансформировавшись, они порождают массу проблем в латиноамериканских странах, а в США для избавления от них потребовались революционный гомстед-акт и плуг Реконструкции.

Среднеатлантические штаты и север современных США, а также восточная Канада стали в процессе колонизации ареной борьбы феодальных отношений, неукоснительно насаждавшихся правителями {219} Англии и Франции, и элементов капиталистической формации, завоевывавшей все более прочные позиции в Европе. В таких условиях в этой части Северной Америки возник ареал феодализма, который можно назвать европейско-североамериканским [9]. Для уяснения его специфики следует учесть ряд обстоятельств. Во-первых, на упомянутые территории были перенесены феодальные реалии европейского происхождения: феодальные держания (маноры, фригольды, копигольды) и фиксированная рента в английских колониях, сеньориальная система с ее платежами и повинностями во французской Канаде, майорат и другие. Во-вторых, в странах-колонизаторах впервые зародились и необратимо развились капиталистические отношения, что вело к разрушению там феодальной структуры, буржуазным революциям европейского и мирового значения, к сравнительно раннему крушению основ феодальной формации. А это, в свою очередь, не могло не оказать существенного влияния на характер колонизационного процесса в упомянутой части Америки. В-третьих, для всего ареала была характерна совокупность своих, чисто американских, факторов, способствовавших трансформации привнесенных из Европы феодальных установлений. К таким факторам нужно отнести: особое положение свободного белого земледельческого населения, являвшегося эксплуатируемым по отношению к феодальным собственникам земли и одновременно агрессивно-захватническим в отношении аборигенов (вооруженные против индейцев колонисты представляли собой мощную антифеодальную силу); среди имеющихся в виду факторов — наличие необъятных массивов индейских земель на западе, что породило такое явление, как скваттерство; наконец, нельзя не отметить влияния на социально-экономические институты природных условий, например, лесных богатств. Так, обилие пушного зверя привело к широчайшему развитию торговли мехами.

Все отмеченные факторы, переплетаясь и дополняя друг друга, привели к тому, что европейско-североамериканский феодализм являлся как бы ослабленным вариантом феодализма, получившего развитие в Англии и Франции. Феодальные институты, в частности квит-рента, не давали того экономического эффекта, на который рассчитывали верхи стран-колонизаторов. Налицо была также относительно высокая, по сравнению с Европой, социальная мобильность белого населения. В рассматриваемом ареале наблюдался процесс, противоположный шедшему в испанских владениях. Там, от оси Мехико-Богота-Лима шли мощные импульсы феодального влияния, так или иначе оказавшие воздействие на все американские колонии Мадрида. Тут, главным образом из Новой Англии, {220} где европейско-североамериканский феодализм являлся почти номинальным, шли не менее действенные антифеодальные импульсы, повлиявшие в конечном счете на всю территорию современных США и Канаду. Природа «американской исключительности» определяется главным образом тем, что в Массачусетсе, Коннектикуте, Род-Айленде и других пуританских колониях, как нигде в мире, капиталистическая формация встретила наиболее благоприятные условия для своего зарождения и развития.

Рассмотрение некоторых типологических характеристик феодализма в Америке, на наш взгляд, пробуждает не искать там «классического» западноевропейского феодализма и не вычеркивать феодальную формацию из историй Нового Света на том основании, что этот «эталонный» тип не мог быть «полностью» перенесен за океан, не развился там «в полной мере» и т. д. В Америке феодализм имел свои неповторимые судьбы. Что же касается упоминавшихся социально-экономических ареалов, то их появление имело огромное значение не только для Западного полушария, но и определило ход мирового развития.

Список литературы

1. См. Вс. Вильчек. Прощание с Марксом. (Алгоритмы истории). М., 1993.

2. Feudal Society and Its Culture. Moscow, 1988; Б.H. Комиссаров, А.А. Петрова, О.В. Саламатова, А.А. Ярыгин. Три века колониальной Америки. О типологии феодализма в Западном полушарии. СПб., 1992.

3. Комиссаров Б.Н. О колониальном феодализме в Испанской Америке // Вестник Ленингр. ун-та. 1985. № 16. С. 29-30.

4. Комиссаров Б.Н. О природе американской рабовладельческой плантации // Вестник Ленингр. ун-та. 1990. Сер. 2. Вып. 4.

5. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 12. С. 724; Т. 20. С. 182, 498-499; Т. 23. С. 208, 247, 769; Т. 26. Ч.II. С. 329; Архив Маркса и Энгельса. М., 1933. Т. II(VII). С. 101.

6. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 26. Ч. II. С. 329.

7. Смиренская Ж.Д. Об эволюции социально-экономической структуры северо-востока Бразилии в XVI—XVIII вв. // Средние века. М., 1972. Вып. 35. С. 187.

8. Комиссаров Б.Н. Бразильская фазенда первой трети XIX века в дневниках Г. И. Лангсдорфа и на картах Н.Г. Рубцова // Вестник Ленингр. ун-та. 1969. № 8. С. 62-70; Komissarov Boris N. Die brasilianischen Tagebücher G.H. v. Langsdortfs als historisch-ethnographische Quelle. Jahrbuch des Museums fur Volkerkunde zu Leipzig. Berlin. 1977. Bd. XXXI. S. 133-176.

9. Комиссаров Б.H. Европейско-североамериканский феодализм: определение и характер, — Вестник Санкт-Петербургского Университета, 1991. Серия 2, вып. 2. {221}