Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Новгородский исторический сборник, вып. 3(13), 1989.
[63] — начало страницы.
OCR Bewerr.

[63]

Казакова Н.А.
Новгородско-немецкие договоры или ливонские акты?

Дипломатика древнерусских частных актов, а также государственных, касающихся внутренней истории, не раз являлась предметом исследования: разрабатывались ее общие методологические принципы, подвергались конкретному изучению отдельные акты и группы актов (работы А. С. Лаппо-Данилевского, С. Н. Валка, Л. В. Черепнина, С. М. Каштанова и др.). Гораздо хуже обстоит дело с дипломатикой международных актов Руси; эта область остается до сих пор почти нетронутой. Такая ситуация привела к тому, что при классификации международных актов и определении их видовой принадлежности допускались иногда ошибки, являвшиеся в первую очередь следствием нарушения основного принципа дипломатического исследования — изучения акта в единстве его содержания и формуляра. Руководствуясь изложенным принципом, мы хотим рассмотреть две грамоты, которые издателями ГВНП были определены как международные договоры Новгорода: это Договорная грамота Новгорода с Ливонским орденом о союзе от 25 февраля 1323 г. (№ 37)¹⁾ и Договор Новгорода с немецкими купцами о спорных делах от 17 мая 1338 г. (№ 40).²⁾

В обеих грамотах действительно излагаются условия договоров. В первой грамоте речь идет о «вечном союзе» между Новгородом и Ливонским орденом, важнейшими условиями которого являлись взаимная помощь против Литвы и полюбовное разрешение пограничных споров. Во второй грамоте перечисляются конфликты между новгородцами и немецкими купцами, по которым было достигнуто примирение, провозглашаются обязательства «истцу ведаться с истцом»³⁾ и «где возникнет тяжба, там ее и решать», объявляется также, что возможные распри Новгорода со Швецией, датскими властями Эстонии, Ливонским орденом и епископствами не должны касаться немецких купцов. Таким образом, если исходить только из содержания обеих грамот, то правомерным будет определение их как договорных, что и было сделано издателями ГВНП. Но если обратиться к начальному и конечному протоколам рассматриваемых грамот, проанализировать их особенности и формуляр, то последует, как мы попытаемся показать, иной вывод. Прежде чем приступить к такому [64] анализу, охарактеризуем важнейшие признаки формуляра грамот, бесспорно являющихся международными договорами Новгорода рассматриваемого времени.

Наиболее ранний из внешнеполитических договоров Новгорода — договор 1191—1192 гг. с Готским берегом⁴⁾ и немецкими городами о мире, о посольских и торговых сношениях и о суде — начинается следующим текстом: «Се язъ князь Ярославъ Володимеричь, сгадавъ с посадникомъ с Мирошкою, и с тысяцкымъ, Яковомъ, и съ всеми новгородъци, подтвердихомъ мира старого с посломъ Арбудомъ, и съ всеми немьцкымы сыны и съ гты и съ всемь латиньскымъ языкомь».⁵⁾ Формула, входящая в состав приведенного текста — «Се язъ князь (имя рек), сгадавъ с посадникомъ (имя рек), и с тысяцкымъ (имя рек), и съ всеми новгородъци (вечем), подтвердихомъ мира старого с (перечисление зарубежных послов, имя рек)», — типична для начального текста внешнеполитических договоров Новгорода конца XII — начала XIV в. Она повторяется с незначительными модификациями в начальной клаузуле договора Новгорода с Готландом, Любеком и немецкими городами 1259—1260 гг. и проекте договора Новгорода с Любеком и Готландом 1269 г.⁶⁾ Новгородско-немецкие договоры самого конца XIII — начала XIV в. нам неизвестны. Но о том, что интересующая нас формула бытовала во внешнеполитических договорах Новгорода вплоть до 20-х гг. XIV в., свидетельствует текст договора со Швецией 1323 г. (Ореховецкого договора), начинающийся словами: «Се язъ князь великыи Юрии с посадникомъ Алфоромеiемъ и с тысяцкимъ Аврамомъ съ всемъ Новымъ городомъ докончали есмь с братомъ своимъ с княземъ свеискымъ с Манушемъ Ориковицемъ».⁷⁾

Рассмотренная формула начального текста международных договоров Новгорода состоит из трех частей: в первой называются власти Новгорода, во второй констатируется факт заключения договора (сказуемое: «подтвердили», «докончали»), в третьей называются контрагенты Новгорода, с которыми был заключен договор.

В первых трех договорных грамотах конечный протокол по каким-то причинам отсутствует, в четвертой он выглядит следующим образом: «А взя[л]ъ князь великиi миръ и весь Новгородъ [со] Свеискимъ княземъ и со всею Свеискою землею и с Выбором в пятьницу за три дни передь Успенiемъ святыя Богородици».⁸⁾ Как мы видим, в конечном протоколе снова называются контрагенты договора и констатируется факт его заключения, кроме того, указывается дата заключения договора, но без приведения года, как это было свойственно русским актам того времени. [65]

Разительно отличается от проанализированных начального и конечного протоколов внешнеполитических договоров Новгорода текст, читающийся в грамоте, определенной издателями ГВНП как договор Новгорода с Ливонским орденом 1323 г. Вот его начало: «Всех тех, кто эту грамоту видят и слышат, комтур венденский, господин Реймар Гане, и комтур дюнамюндский, господин Гинрих Гольтвете, господин Отто Брамгорн, господин Вольдемар фан Долен, господин Гинрих фан Паренбеке, господин Гельмольт фан Заген приветствуют пожеланием благополучия в господе нашем Исусе Христе. Мы объявляем, что мы были от всего христианства (имеется в виду Орден. — Н. К.) в посольстве в Новгороде, и что мы с владыкой Давыдом, и с посадником Олфромеем, и с тысяцким Аврамом, и со всеми новгородцами, и со всеми их подданными заключили вечный союз»⁹⁾ (далее следует изложение условий договора). Согласно приведенному тексту, авторами документа являются комтуры Вендена и Дюнамюнде и пять названных по имени «господ», очевидно рыцарей. Обращаясь ко всем, «кто эту грамоту увидит или услышит» («Alle de gene, de dessen breff sen und horen»), они объявляют («Kundich do wi»), что были в посольстве в Новгороде и заключили с ним вечный союз (далее, как мы уже говорили, излагаются условия договора). Таким образом, основное назначение документа состоит, согласно тексту его начального протокола, не в фиксировании обеими сторонами факта заключения договора и его условий — фиксировании, совершенном в момент заключения договора, а в «объявлении» (оповещении, свидетельствовании) об уже заключенном договоре.

За изложением условий договора в грамоте читается следующий конечный протокол: «В подтверждение мы для указанных выше русских привесили наши печати к этой грамоте, которая дана в год господа нашего 1323-й, в последнюю пятницу перед днем Святого креста. В подтверждение того, что подлинные русские грамоты, которые даны о союзе между новгородцами и всем христианством, от слова до слова так говорят, мы, господин Гинрик фан Паренбене, Гельмольт фон Заген, рыцари, свои печати к настоящему дословному списку привесили».¹⁰⁾ В конечном протоколе в качестве действующих лиц вместо представителей обеих договаривающихся сторон (как это было в русско-шведском договоре 1323 г.) фигурируют лишь два рыцаря из числа перечисленных в начальном протоколе. Отсутствует и имеющееся в конечном протоколе Ореховецкого договора повторное фиксирование факта заключения договора. Вместо него указанные рыцари заявляют, что в подтверждение соответствия настоящей грамоты «подлинным русским грамотам», т. е. договорным грамотам (имеется в виду, конечно, лишь часть их текста, излагающая условия договора), они привесили к ней свои печати.

Рассматриваемую грамоту сближает с договорными наличие в вей изложений условий договора, но целевое назначение грамоты и [66] особенности ее начального и конечного протоколов не позволяют отнести ее к разряду договорных. Перед нами грамота особого типа, не находящая аналогий среди русских актов. По-видимому, подобные грамоты, удостоверяющие заключенно международных договоров, бытовали в Ливонии, о чем свидетельствует и вторая интересующая нас грамота (см. далее). В пользу принадлежности рассматриваемой грамоты немецкоязычной среде свидетельствует и ее начальная формула: «Alle de gene, de dessen breff sen und horen». Она адекватна, например, формуле, с которой начинаются многие постановления, внесенные в скру — устав Немецкого двора в Новгороде.¹¹⁾ О нерусском происхождении грамоты говорит и имеющееся в ее дате упоминание года, и к тому же от рождества Христова.

Вторая привлекшая наше внимание грамота от 17 мая 1338 г. названа, как уже отмечалось, издателями ГВНП «Договором Новгорода с немецкими купцами о спорных делах». Между тем в начальном тексте грамоты отсутствует свойственное новгородско-немецким торговым договорам второй четверти XIV —  начала XV в. перечисление властей и социальных слоев Новгорода, волей которых определялось заключение договора: архиепископ, наместник великого князя, посадник, тысяцкий, старосты купеческие, купцы, все новгородцы (вече).¹²⁾ Начинается грамота с той же формулы, что и грамота от 25 февраля 1323 г.: «Да будет ведомо всем людям, которые эту грамоту слышат и видят» («Dat si witlick al den luden, de dessen bref horet unde set»). Далее сообщается о приезде в Дерпт послов от заморского немецкого купечества и от Новгорода (и первые, и вторые называются поименно), о заключении ими договора «перед епископом Дерптским, перед господином Гинрике фан Плессекове от магистра, и перед господином Вольдемаром фан Долен, и перед господином Иоаганном фан Икскюлле, и перед господином Энгельбрихтом Тизенгаузен, и перед господином Иоганном фан Левенвальде, и перед господином Эйльгардом фан Врангеле». Далее перечисляются условия договора, затем сообщается о целовании креста представителями обеих сторон. Заканчивается грамота следующим текстом: «А в подтверждение того дела вышеназванные рыцари и Воген, фогт почтенного господина Дерптского, привесили свои печати к этой грамоте. Написано по Рождестве господне в 1338 году, в воскресенье перед вознесением господа нашего».¹³⁾

В конечном протоколе грамоты действующими лицами являются рыцари и фогт дерптского епископа, которые в первой части грамоты выступают в качестве свидетелей заключения договора. Именно они, а не представители договаривающихся сторон, привешивают к грамоте свои печати. В конечном протоколе грамоты определено и ее назначение: «А в подтверждение того дела», т. е. факта заключения [67] договора. Гётц назвал рассматриваемую грамоту «протоколом».¹⁴⁾ Нам кажется, что лучше обозначить ее как удостоверительную: этому определению соответствует формулировка назначения грамоты — «в подтверждение того дела»,¹⁵⁾ — данная в конечной протоколе. Проанализированная грамота аналогична рассмотренной выше грамоте от 25 февраля 1323 г. Обе они представляют особую разновидность ливонских актов и не являются внешнеполитическими договорами Новгорода.

Существует и второй вариант удостоверительной грамоты фогта дерптского епископа и рыцарей, который до сих пор в литературе не упоминался. Он повторяет в несколько измененном виде только что рассмотренную грамоту.¹⁶⁾

Наличие двух экземпляров одной удостоверительной грамоты позволяет высказать предположение о практическом применении подобных грамот: они служили для оповещения лиц и учреждений, заинтересованных в акции, удостоверявшейся грамотой. Это предположение находит опору, как нам кажется, и в местонахождении грамот: оба варианта грамоты фогта и рыцарей дерптского епископа — и первый, подлинник, имеющий семь разрезов для прикрепления печатей, и второй, являвшийся современной копией, — хранились в архиве Любека. Подлинник был переслан из Дерпта рату Любека, и там, очевидно, с него была снята копия для дальнейшей пересылки адресатам, заинтересованным в мире между немецким купечеством и Новгородом. Добавим, что подлинник (единственный известный экземпляр) грамоты венденского и дюнемюндского комтуров и рыцарей Ордена от 25 февраля 1323 г. находился в архиве Ревеля, рату которого грамота была, вероятно, переслана для уведомления о заключенном между Новгородом и Орденом договоре.

Итак, изучение привлекших наше внимание грамот, в процессе которого мы попытались соединить анализ их содержания с анализом формуляра, позволило по-новому определить их видовую принадлежность.

¹⁾ В ГВНП грамота датирована 28 января. Мы присоединяемся к датировке, предложенной В. Л. Яниным (Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 178).

²⁾ Названия заимствованы из ГВНП.

³⁾ Формула «истцу ведаться с истцом» обязывала пострадавшего предъявлять иск к виновнику конфликта, а не возлагать ответственность на лиц одной с ним национальности, как это часто имело место в практике русско-немецких торговых отношений средневековья.

⁴⁾ Готский берег — Готланд. (О дате договора см. статью Е. А. Рыбиной в этом томе).

⁵⁾ ГВНП. № 28. С. 55.

⁶⁾ ГВНП. № 29. С. 56; № 31. С. 58. (О дате договора, ратифицированного не ранее 1265 г., см. статью Е. А. Рыбиной в этом томе).

⁷⁾ ГВНП. № 38. С. 67. См. также: Казакова Н. А. Начальный текст новгородско-немецких договоров ХII—XV вв. // ВИД. Л., 1974. 6. С. 161-162, 171.

⁸⁾ ГВНП. № 38. С. 68.

⁹⁾ ГВНП. № 37. С. 65.

¹⁰⁾ ГВНП. С. 67.

¹¹⁾ Schlüter W. Die Nowgoroder Schra in sieben Fassungen von XIII. bis XVII. Jahrhundert. Dorpat, 1911. S. 128-129, 167, 168, 177.

¹²⁾ Казакова Н. А. Начальный текст новгородско-немецких договоров XII—XV в.в. С. 163-167, 171.

¹³⁾ ГВНП. № 41.

¹⁴⁾ Goetz L. K. Deutsch-russische Handelsverträge des Mittelalters. Lübeck, 1922. S. 175.

¹⁵⁾ В немецком тексте: «En tuginghe desser dinck». «Tuginghe» в ГВНП переведено как «подтверждение», но можно также перевести как «удостоверение», «засвидетельствование».

¹⁶⁾ Lübeckisches Urkundenbuch. Lübeck, 1858. Theil II. Hälfte 2. № 673.