Тезисы докладов и сообщений конференции по источниковедческим проблемам истории народов Прибалтики

Содержание и избранные тезисы.
[12] - начало страницы.
Отбор и OCR Bewerr.

Тезисы докладов и сообщений конференции по источниковедческим проблемам истории народов Прибалтики. Издательство «Зинатне», Рига 1968

А. П. Пронштейн. Об информативном значении вспомогательных исторических дисциплин. Стр.3

М. Н. Черноморский. Некоторые вопросы изучения мемуаров деятелей советского искусства и литературы как исторических источников. Стр.4

Т. О. Вилциньш. Социологическая информация как источник изучения исторических процессов современности. Стр.7

Ю. Ю. Кахк. Применение метода статистической выборки при анализе ревизских сказок первой половины XIX в. Стр.18

Ю. М. Юргинис. Археографическое наследство Константинаса Яблонскиса. Стр.19

Г. А. Мелдерис. Архивы учреждений города Елгавы (XVI в. — 1944 г.) и их сохранность в настоящее время. Стр.24

Д. Э. Лиепинь. Сельскохозяйственные трактаты XVII в. как источник по экономической истории Латвии. Стр.34

C. М. Троицкий. О некоторых источниках по истории землевладения в Ингерманландии в первой половине XVIII в. Стр.36

В. И. Неупокоев. Источники по истории крестьянства государственной деревни Литвы в первой половине XIX в. Стр.39

М. А. Ючас. Инвентари имений Литвы XVII—XVIII вв. Стр.41

X. П. Строд. Обязательные инвентари частновладельческих имений Латгалии 40—50-х годов XIX в. как исторический источник. Стр.44

Н. А. Соболева. Клады пражских грошей как источник по экономической истории великого княжества Литовского в XIV—XV вв. Стр.54

А. Л. Хорошкевич. Литовская метрика как источник по истории Прибалтики и некоторые особенности методики ее изучения. Стр.56

Р. А. Ширант. Карты и планы Риги как исторический источник. Стр.65

В. Ю. Меркис. «Всеподданнейшие» отчеты губернаторов как источник по истории промышленности Литвы. Стр.68

Б. Я. Вилке. Фонд Рижского мануфактурного комитета как источник по истории промышленности Видземе в 60-х годах XIX в. Стр.70

А. Ю. Миеринь. Первая перепись населения и живого инвентаря крестьянских и помещичьих хозяйств Курляндской губернии (16.III.1863) как источник для исследования состояния сельского хозяйства Латвии во второй половине XIX в. Стр.74

А. А. Тила. Прошения и петиции крестьян как источник по вопросам истории культуры Литвы конца XIX — начала XX в. Стр.76

Л. Я. Сотниеце. Отражение вопросов развития Рижского порта в документах ЦГИА Латвийской ССР. Стр.78

С. А. Левитан. Нелегальная коммунистическая печать в буржуазной Латвии как исторический источник. Стр.79

Р. М. Грава. Воспоминания как исторический источник о революционных событиях 1905—1907 гг. в Латвии. Стр.82

Р. Э. Трейс. Нелегальная периодическая печать СДЛ как источник по истории революционного движения в Латвии в 1918 г. Стр.84

М. Ф. Бироне. Воспоминания революционеров Латвии о В. И. Ленине как исторический источник. Стр.87

А. М. Траат. Обзор советских публикаций документальных материалов ЦГИА Эстонской ССР. Стр.93

А. К. Бирон. Обзор советских публикаций документальных материалов по истории Латвии. Стр.95

Э. А. Жагар. Периодическая печать Латвии как источник по истории социалистической революции и социалистического строительства 1940—1941 гг. Стр.100

В. И. Савченко Источники по истории обороны Лиепаи в июне 1941 г. Стр.105

Э. А. Блюмфельд. Документальные источники для исследования гитлеровского оккупационного режима в Латвии в период Великой Отечественной войны. Стр.108

Я. К. Дзинтарс Воспоминания как источник по изучению антифашистского подпольного движения на временно оккупированной гитлеровцами территории Латвийской ССР. Стр.111

Шаскольский И.П.
Русские источники по истории восточной Прибалтики IX—XVII вв.

1. Русские письменные источники имеют весьма важное значение для изучения истории Прибалтики (Эстонии и Латвии) IX—XVII вв. При освещении истории Прибалтики этого времени необходимо наряду с местными и западными источниками полностью использовать и русские письменные памятники.

2. Русские источники имеют первостепенное значение для исследования истории Прибалтики IX—XII и начала XIII в. — периода, когда большая часть прибалтийских земель находилась под политическим влиянием Древней Руси. Наиболее ценные сведения по истории Прибалтики этого периода содержатся в русских летописях, прежде всего в Начальной летописи (Повести временных лет), дающей первый в письменных памятниках перечень племен, населявших Прибалтику, и сообщающей ряд драгоценных известий из истории этих племен и их взаимоотношений с Русью.

3. С XIII в., после немецко-датского завоевания, в Прибалтике появляются местные (прибалтийско-немецкие) источники, историю Прибалтики шире освещают источники западноевропейских стран. Но и для периода XIII—XVI вв. русские летописи содержат много сведений по истории Прибалтики, преимущественно о взаимоотношениях Руси с Ливонским орденом и городами Прибалтики, — сведения о политических сношениях, военных столкновениях и т.д. Изредка в летописях появляются сведения о событиях внутренней истории Прибалтики (например, об эстонском восстании «Юрьевой ночи» 1343 г.). Больше всего известий по истории Прибалтики содержится в летописях, создававшихся в соседних с Прибалтикой крупных политических центрах северо-западной Руси — в Новгороде и Пскове. К сожалению, не сохранились до наших дней летописи Полоцка; поскольку полоцкие князья владели значительной частью территории современной Латвии, в полоцких летописях должны [13] были содержаться ценнейшие сведения по истории латышских и ливских племен.

4. Наряду с летописями от XIII—XVI вв. сохранились (преимущественно в прибалтийских и ганзейских архивах) русские документы по истории русско-прибалтийских отношений — договоры, грамоты, частные акты. Особую ценность представляют подлинные русские тексты русско-ливонских договоров XIII—XVI вв., ставивших своей целью урегулирование политических и торговых отношений Руси с Ливонией. Некоторые тексты этих договоров, хранящиеся в ЦГАДА, еще ждут опубликования. Представляют также большой интерес хранящиеся в ЦГИА Латвийской ССР (Рига) русские документы, касающиеся русско-прибалтийской торговли XIII—XV вв.

5. Большое количество документов о русско-прибалтийских отношениях периода XVII в. сохранилось в ЦГАДА — в фонде «Сношения России со Швецией». Особенно значительный интерес представляют в этом фонде дела № 1 за каждый год с 1619 по 1700 г.; там собрана переписка Посольского приказа с воеводами Новгорода и Пскова по вопросам текущих взаимоотношений русских пограничных уездов с подвластными Швеции прибалтийскими городами и провинциями. Среди этих материалов — присланные воеводами в Посольский приказ многочисленные документы о русско-прибалтийской торговле — челобитные прибалтийско-немецких купцов русским властям, переписка воевод со шведскими губернаторами пограничных городов (Нарвы, Таллина, Риги), документация судебных долговых и имущественных дел русских и прибалтийско-немецких купцов и т.д. Имеется также немало сведений о русской торговле в сельской местности в пограничных шведских владениях, о прямых контактах русских торговых людей с эстонскими и латышскими крестьянами. Много сведений о русско-прибалтийской торговле и об иных формах русско-прибалтийских отношений содержится и в других делах того же фонда — в документации политических сношений русского и шведского правительств.

Документы о русско-прибалтийских отношениях XVII в. имеются также в архиве Ленинградского отделения Института истории АН СССР в фонде Посольского стола Новгородской приказной палаты.

6. Русские документальные источники по истории средневековой Прибалтики до настоящего времени использовались в недостаточной степени. Основная масса этих источников еще ждет своих исследователей. [14]

Дорошенко В.В.
Хозяйственная документация лифляндских имений как источник по аграрной истории XVI—XVIII вв.

1. Важнейшей проблемой истории позднефеодальной Латвии является развитие барщинно-крепостнического хозяйства Два основных его компонента — господская мыза и «тянувшие» к ней хозяйства крестьян — хотя и находились в постоянном антагонизме, но представляли собой систему, которую приходится изучать комплексно, во взаимосвязях всех ее элементов. Сложившись вполне на рубеже XV и XVI вв., эта система не претерпела сколько-нибудь существенных изменений вплоть до издания «крестьянских законов» начала XIX столетия. Это обстоятельство обусловливает, с одной стороны, необходимость целостного ее изучения на всем протяжении указанного периода и, с другой, возможность широкого применения приемов количественного анализа.

2. Подступом к решению данной задачи должно быть выявление, систематизация и оценка хозяйственных документов. Практически дело идет о мызной документации: в обстановке, когда хозяйство крестьянина было всецело подчинено интересам помещика и являлось придатком владельческого хозяйства, главным «производителем» документов являлась именно мыза. Исследование аграрной истории Видземе (Лифляндия) XVI—XVIII вв. обеспечено источниковедческой базой лучше, чем аграрной истории других областей Латвии — Курземе (Курляндия) и Латгалии — или какого-либо другого периода (в том числе и XIX в.). Обилию мызной документации способствовали такие факторы, как необходимость для феодалов отстаивать свои привилегии перед государственной властью, расцвет помещичьего предпринимательства в сфере торговли сельскохозяйственной продукцией (требовавшего хотя бы систематического учета доходов и расходов), деятельность правительственной администрации абсолютистских монархий Швеции и России по извлечению податей из покоренных «провинций» (включая и население частновладельческих имений) и особенно по контролю хозяйства в казенных имениях, сдававшихся обычно в аренду.

3. Хозяйственная документация феодальных имений [15] складывалась из крайне разнообразных материалов. Принятая в источниковедческих курсах характеристика «типов» этих источников («ревизия», «инвентарь», «вакенбух» и т. п.) довольно условна. Множество документов практически сочетают в себе элементы различных «типов», а их ценность определяется в каждом случае тем, что конкретно они дают для проблемы исследования, в данном случае — для изучения экономики мызно-барщинного хозяйства. В докладе помимо опубликованных материалов (для конца XVI в. — архив помещика Г. Тизенхаузена, для XVII в. — архив канцлера А. Уксеншерны) использована хозяйственная документация, хранящаяся в ЦГИА Латвийской ССР в Риге. Территориально и хронологически она отражает хозяйство имений в следующих приходах Видземе: комплекс владений рижских иезуитов (6 мыз, 1592—1621 гг.), Айзкраукле (3 мызы, 1689—1799 гг.), Мазстраупе (2 мызы, 1700—1818 гг.), Цесис (6 мыз, 1652—1744 гг.), Валмиера (5 мыз, 1652—1683 гг.), Буртниеки (6 мыз, 1652—1738 гг.), Триката (7 мыз, 1652—1725 гг.), Икшкиле (2 мызы, 1652—1759 гг.), Цесвайне (8 мыз, 1672—1793 гг.), Эргеме (имение Виганте, 1706—1750 гг.), Турайда (3 мызы, 1687—1751 гг.), Сунтажи (3 мызы, 1704—1760 гг.), Палсмане (имение Аумейстерис, 1701—1724 гг.), Мадлиена (2 мызы, 1696—1724 гг.), Кокнесе (4 мызы, 1692—1723 гг.), Нитауре (имение Сербини, 1689—1724 гг.) и некоторые другие.

4. Для изучения экономики крестьянских хозяйств основное значение имеют такие источники, как их массовые описания («описи», «списки», «спецификации» и т.п.). Они содержат, как правило, перечень всех крестьянских «гезинде» (занятых и пустых, справляющих повинности или свободных от них) с именами «хозяев» и указанием величины годового надела, людского состава каждой «гезинде» (по схеме: работоспособные, дети, старики) и поголовья скота в каждом хозяйстве. Реже указываются размеры посевов крестьян, наличие пришлых людей («чужаков») или батраков-калпов («слуги», «девки», «приемыши») и общее состояние тех или иных хозяйств («бедное», «благополучное» и т.п.). Сведения о крестьянских наделах иногда дополнялись данными о размерах их пашен (в бочках высева) и сенокосов (в возах сена). Значительно худшее отражение нашли неземледельческие (промысловые) занятия крестьян. Инвентари недвижимого (постройки) и движимого (орудия, утварь) имущества крестьянских хозяйств встречаются лишь в исключительных случаях. Повинности в пользу владельца имения отражены в вакенбухах, фиксировавших обычно традиционные нормы [16] натурально-денежных платежей или барщины (ординарной — конной и пешей — и вспомогательной). О реализации эти норм позволяют судить, с одной стороны, размеры фактических поступлений зерна и прочих продуктов в господский амбар от крестьян, с другой же — размеры мызного высева (в расчет на один крестьянский надел, на одного работника или лошадь). Ценнейшим свидетельством о положении сельского населения могут служить также реестры крестьянской задолженности по платежам или господским ссудам, сведения о военных погромах, списки беглых крестьян, крестьянские жалобы, данные о конфликтах с мызной администрацией и т.п. документы. Наличие совокупности перечисленных выше источников для многих имений, причем на протяжении длительных промежутков времени, позволяет более или менее полно охарактеризовать как экономический потенциал крестьянского надела, так и его отношения с мызой — величину и структуру ренты, степень эксплуатации. Наиболее слабыми пунктами в этой картине будут внутрикрестьянские отношения (особенно между «хозяевами» и бат раками) и связи крестьянских хозяйств с рынком.

5. Состояние крупного мызного производства рисуется в выявленных источниках гораздо полнее. Термин «инвентарь» употреблялся редко, однако именно инвентарные описания хозяйства имений (строения на самой мызе, пашни и сенокосы, лесные и рыболовные угодья, мельницы, корчмы, смолокурни и прочие «аппертиненции» мызы) являются наиболее ценными. В казенных имениях они составлялись в связи с очередной инспекцией «сверху», по случаю смены арендаторов, введения во владение новых «посессоров» и т.д. Так появлялись всякого рода «расследования», «реляции», «дескрипции», «аттестации» и т.п. описания инвентарного типа. Их дополняют в различных аспектах такие источники, как землемерные описания мызных угодий, арендные контракты и ликвидационные счета, инструкции по учету и ведению хозяйства, донесения и жалобы арен даторов, справки («регистры») о хлебных и прочих запасах имения, о военных опустошениях и «контрибуциях», о поголовье скота и птицы, о высевах и урожаях на мызной пашне и т.д. Материалы этого рода хотя и содержат количественную харак теристику тех или иных доходных статей имения, показывают его, как правило, в статике (по состоянию в данный момент), а иногда, кроме того, нормативно («как должно быть»). Оба названных недостатка относятся также к расчетам потенциаль ной доходности казенных имений (Arrende-Ausrechnungen), по называющим структуру доходов (Hoffes Intraden und [17] Hakenrente) в натуральном и денежном выражении по примерным оценкам правительственных чиновников.

Хозяйство мызы в динамике, в фактических показателях по всем его отраслям показывает лишь «низовая», текущая хозяйственная отчетность. Она могла отлагаться в виде записей повседневных (как это было, к примеру, в Мазстраупе), ежемесячных («Monats Verschläge» в Айзкраукле) или же годовых («Jahrrechnungen» Г. Тизенхаузена). Это — наиболее ценный материал, позволяющий изучать хозяйственные балансы имений практически по всем отраслям как мызного, так и крестьянского секторов феодального производства. Серии цифровых показателей за многие годы дают надежное представление об источниках и структуре феодальных доходов, рыночных связях имения, а также особенностях расходной части владельческого бюджета.

Важнейшей особенностью текущей отчетности феодальных имений являлся особый, по существу изолированный учет, с одной стороны, натуралий (зерно, технические культуры, продукты животноводства и т.п.), а с другой — денег (поступления от продажи продукции и денежные издержки). Если, кроме того, учесть, что «основной капитал» (земля, постройки, скот, нереализованная продукция) вообще не оценивался на деньги, а оценка барщинного труда была крайне условной, то невозможность установить единый баланс имения, равно как и его «рентабельность», станет вполне очевидной. Но это, быть может, и не так важно: барщинно-крепостническое хозяйство было «выгодным» для владельца всегда, как бы оно ни велось.

6. Изучение основных компонентов данной системы (крупное производство на мызе и мелкое производство на крепостных, «тяглых» наделах) с целью установить закономерности ее эволюции в XVI—XVIII вв. можно вести в плане как строго локальном (судьбы хозяйств отдельных владельческих комплексов), так и «отраслевом», или проблемном (движение ренты, организация мызного земледелия, товарность хозяйств и т.п.). Ввиду неизученности огромной массы архивных материалов первый из этих путей кажется пока более предпочтительным. Речь идет не просто о «накоплении фактов» (хотя и это необходимо), но о рациональном подходе к их обобщению. Теоретическим обобщениям должен предшествовать микроанализ хозяйственных единиц, взятых как целое. Без обобщения конкретных фактов на этом именно уровне трудно постичь законы функционирования барщинного хозяйства.

Н. И. Улащик.
Издания Виленской археографической комиссии (1865—1915 гг.)

1. Виленская археографическая комиссия была создана в 1864 г.¹⁾ и прекратила свою деятельность летом 1915 г. в связи с эвакуацией Вильнюса перед лицом наступления немецких войск. В течение этого времени Комиссия издала 39 томов «Актов», 7 несерийных томов источников в 9 книгах, сборник палеографических снимков, хронологические таблицы, несколько алфавитных указателей и ряд отчетов о деятельности Комиссии. Таким образом, за 50 лет своей деятельности Комиссия издала более 50 книг объемом более чем в 28 тыс. страниц.

2. Больше всего документов, помещенных в издании Комиссии, касается Западной Белоруссии. В томах I-VII, XVII, XXI, XXII «Актов» и в таких внесерийных изданиях, как «Писцовые книги» Пинского староства и Гродненской экономии и «Ревизия Кобринской экономии», находятся материалы, относящиеся только к Западной Белоруссии. Значительная часть томов содержит документы о Литве: тома X и XX посвящены городу Вильнюсу, в томах VIII, IX, XXVI, XXX, XXXII собраны документы Виленского, Упитского, Трокского и Вилькомирского гродских судов. В двух томах помещены материалы по Центральной и Восточной Белоруссии: в т. XXXVI — акты Минского гродского суда, в т. XXXIX — Могилевского магистрата. Три тома документов (XIX, XXIII, XXVII) содержат материалы о Холмщине. В томах XI, XII, XIII, XV, XVIII и XXVII находятся документы из самых различных районов великого княжества [22] Литовского; то же можно сказать о томах XIV, XXV, XXXV, XXXVIII, в которых помещены инвентари, и т. XXXVII (документы, касающиеся войны 1812 г.). В томах XXVIII и XXIX собраны документы о евреях, в т. XXXI — о татарах, в томах XVI и ХХХIII — об унии и истории церкви (вообще материалы о церковных делах занимают в этой серии гораздо больше места, чем это следует из названий томов), в т. XXIV — акты о боярах. Независимо от территориального распределения документы, помещенные в «Актах», касаются главным образом социально-экономического строя Белоруссии и Литвы в XVI—XVIII вв.

Преобладание документов из Западной Белоруссии объясняется тем, что именно об этом районе в архиве Вильнюса сохранилось больше всего материалов. Только книг Брестского гродского суда в архиве насчитывалось 124 (по 500-2000 листов в каждой).

3. По целому ряду причин Вильнюс стал мощным центром издания исторических источников. К началу первой мировой войны в Вильнюсе были сосредоточены основные архивные фонды по истории Литвы и Белоруссии феодального периода. За пределами Вильнюса оставался архив Литовской метрики, т.е. государственный архив великого княжества Литовского.

4. Причины, по которым царское правительство не только разрешило, но и финансировало работу Комиссии (издания Комиссии расходились в ничтожном количестве и себя не окупали), были чисто политическими. После восстания 1863—1864 гг. правительство взяло резкий курс на русификацию Белоруссии, Украины и Литвы, основой же для этого должно было послужить то обстоятельство, что Белоруссия и Украина (а по утверждению некоторых авторов, и Литва) были издревле странами православными и русскими (царское правительство не признавало ни белорусов, ни украинцев). Вернейшим показателем господства в прошлом в этом крае православного русского населения, по мнению царских министров, являлось наличие православных или униатских церквей или хотя бы какого-либо упоминания о них. Поэтому, готовя к изданию первые тома «Актов», составители, согласно указанию правительства, в первую очередь отбирали такие документы, в которых что-либо говорилось о существовании в данной местности православной церкви. Правда, довольно скоро от этого правила пришлось отступить, но и позже церковным делам при комплектовании томов «Актов» уделялось очень много внимания.

5. В соответствии с поставленными задачами подбирались [23] и сотрудники Комиссии. Сотрудничать в ней должны были лица православного вероисповедания, русские по национальности, крайние монархисты, последователи официальной православной церковности. Обстоятельства, однако, сложились так, что в Комиссии работали и украинцы — бывшие униаты (Кукольник и Головацкий) и латыш — бывший протестант (И. Спрогис), но всего больше белорусов (Ю. Крачковский, Шолкович, Турцевич, Горбачевский, Довгялло). Возглавляли Комиссию в первое время лица, не имевшие никакого представления об археографии (Кукольник, Бессонов, Никотин), но позже на их место пришли специалисты.

6. Публикация документов производилась самым примитивным образом: переписанный документ печатался без комментариев и, всего вероятнее, без сверки с оригиналом при чтении корректуры. Во всех томах «Актов» имеется огромное количество опечаток, причем не только в текстах документов, но и в предисловиях.

Начиная с т. III Комиссия вместо комментариев стала излагать краткое содержание документа, печатая его перед источником; мотивировано это было тем, что документы, писанные не на русском языке, для читателя непонятны. Однако позднее документы стали публиковать лишь на языке оригинала, с переводом в ряде случаев латинских текстов. Заголовки даны почти везде по-русски, независимо от того, имел ли публикуемый источник название или нет, и лишь в отдельных случаях, притом если документ был написан по-белорусски, оставлялся заголовок оригинала.

За исключением первых томов, в остальных имеются указатели, именные и географические, а во многих — также словари, содержащие объяснение тех старобелорусских, польских и латинских терминов, которые встречаются в тексте. Таким образом, помимо всего прочего «Акты» дают богатый материал для словарей белорусского и польского языков.

В предисловиях, имеющихся в каждом томе, авторы обычно излагали свою точку зрения на тот предмет, какому посвящены были документы тома. В результате этого в предисловиях имеем своего рода историографию по ряду вопросов истории великого княжества Литовского.

Издав, хотя бы и самым примитивным образом и с крайне тенденциозным подбором, тысячи разнообразнейших документов, часть которых к настоящему времени, видимо, погибла, Комиссия проделала огромную культурную работу. На основании этих публикаций написана масса работ по истории Белоруссии, [24] Литвы и отчасти Украины феодального периода, и вообще без «Актов» и других изданий Комиссии исследования по истории этих республик в феодальную эпоху немыслимы.

Т. Я. Зейд.
Характеристика изданий письменных источников по истории феодализма в Латвии

1. Решающими факторами, побудившими к составлению первых сборников источников по истории Латвии феодального периода, являлись политические нужды и интересы. Немецкие феодалы и бюргеры были заинтересованы в сборе и публикации документов, которые помогли бы им защищаться против всякого рода ограничений их сословных привилегий со стороны центральной власти. Таким образом появились сборники документов, хранившихся в архивах и библиотеках отдельных сословных корпораций.

2. О первых научных изданиях источников по истории Латвии можно говорить лишь начиная с XVIII в., когда в историографии господствовала так наз. эрудитская школа, представители которой считали главной задачей своей работы сбор и публикацию исторических источников (издание хроники Генриха Латыша, И. Д. Грубер, 1740 г.; немецкий перевод хроники, И. Г. Арндт, 1747 г.; издание фрагментов Старшей Ливонской рифмованной хроники, П. Ф. Зум, 1787 г., и т.д.).

3. И в XVIII в. сильнейшим стимулом при издании исторических документов по-прежнему оставались политические мотивы: борьба лифляндского рыцарства за провинциальную автономию (Landesstaat) и борьба курляндского рыцарства против своего герцога. В то время как публикации разного рода документальных источников по истории Курляндского герцогства [28] (X. Неттельбладт, 1729—1736 гг.; X. Г. Цигенхорн, 1772—1776 гг.) выпускались с целью обосновать с целью обосновать прерогативы герцога, интересам лифляндского рыцарства соответствовали публикации рыцарских прав и особенно старинных привилегий дворянства (до XVII в. включительно), подготовленные помещиком Г. И. Будденброком (1802—1821 гг.), который начал работать над ними уже в 90-х годах XVIII в.

4. В период окончательного разложения феодализма в Латвии (до 1860 г.) на деятельность прибалтийско-немецких историков особенно сильное влияние оказала популярная в то время в историографии Германии так наз. романтическая школа (история Священной Римской империи германской нации как основной объект исследования) и начатое там серийное издание источников по истории средневековой Германии «Monumenta Germaniae Hisitorica» (MGH). Прибалтийско-немецкие историки, в свою очередь, выдвинули на первый план изучение так наз. ливонской, или орденской, эпохи в истории Восточной Прибалтики и также издание источников по истории этого периода. По образцу MGH появились серийные публикации «Monumenta Livoniae Antiquae» (I-V, 1835—1847 гг.), а также «Scriptores rerum Livonicarum» (I — 1853, II — 1848 г.). Центром издания исторических источников стало Рижское общество истории и древностей Остзейских губерний, учрежденное в 1834 г. Среди издателей исторических источников можно назвать только одного историка со специальным образованием (И. Ф. Рекке), все остальные были либо богословами (К. Э. Напьерский, Т. Калльмейер), либо правоведами (Ф. Г. Бунге, Ф. З. Клоппман, К. Руммель). Этим объясняются довольно значительные недостатки как в области техники издания, так и при составлении заголовков и легенд документов, указателей и др. Тем не менее следует отметить работу К. Э. Напьерского и Ф. Г. Бунге по публикации исторических источников, а также многотомного издания «Liv-, Est- und Kurländisches Urkundenbuch» (LUB, с 1853 г.) и «Archiv für die Geschichte Liv-, Est- und Curlands» (I-VIII, 1842—1861 гг.).

5. После победы капитализма в Восточной Прибалтике (в 60-х годах XIX в.) перед лицом стремления центральной власти России и славянофилов ограничить сословные привилегии прибалтийских немцев, прибалтийско-немецкие историки стараясь доказать древность этих привилегий, обратили особое внимание на важные политические события в истории Восточной Прибалтики. С 1861 по 1883 г. К. Ширрен и Ф. Бинеман издали в 16 томах документы и другие материалы о начальном этапе [29] Ливонской войны, т.е. о гибели ливонских государств (1557—1562 гг.), рецессы ландтагов лифляндского рыцарства за период с 1681 по 1711 г., а также документы о капитуляции лифляндского рыцарства и города Риги в 1710 г. вместе с «привилегией Сигизмунда II Августа» и договором о подчинении 1561 г. К. Ширрен собрал огромное количество источников по истории Северной войны, но издание этих источников по различным соображениям не было им осуществлено.

6. Большое влияние на улучшение качества техники издания при публикации источников по истории феодализма в Восточной Прибалтике оказал семинар в Геттингенском университете, организованный и руководимый (1849—1875 гг.) долголетним сотрудником MGH профессором Георгом Вайцем. Используя приобретенные в Геттингене знания в области техники издания, директор Рижского городского архива Герман Гильдебранд, подготовивший к печати VII-IX тома LUB, поставил это собрание документов на один уровень с лучшими изданиями исторических источников, предпринятыми в Западной Европе. Разработанные Вайцем и Гильдебрандом приемы эдиционной техники прямо или косвенно повлияли на все последующие издания исторических источников, выпущенные прибалтийско-немецкими историками.

7. Начиная с 70-х годов XIX в. появляются все новые и новые публикации документов и законодательных памятников по истории Риги: в 1872 г. — «Долговая книга» за период с 1286 по 1352 г. (Г. Гильдебранд), в 1876 г. — источники рижского городского права за время до 1673 г. (И. Г. Л. Напьерский), в 1881 г. — три книги доходов города (libri redituum, И. Г. Л. Напьерский), в 1888 г. — книги недвижимых имуществ Риги (Erbebücher, И. Г. Л. Напьерский). В 90-х годах К. Меттиг начал издавать статуты (шраги) отдельных рижских цехов; уже в 1896 г. последовало полное издание статутов рижских гильдий и цехов за период до 1621 г. (В. Штида и К. Меттиг). Издания источников по истории Риги в начале XX в. связаны с именем А. Бульмеринка: в 1902, 1909 и 1913 гг. он опубликовал отчеты о доходах и расходах городской кассы Риги за XIV—XVI вв., в 1902—1906 гг. — три тома источников по истории Риги за время с 1710 по 1740 г., собранных А. Бухгольцем, в 1923—1931 гг. — книги рижской ландфогтии в трех томах. Важные источники по средневековой истории Риги содержат также издававшиеся начиная с 70-х годов в Лейпциге и Галле многотомные собрания источников по истории Ганзы — «Hanserezesse» и «Hansisches Urkundenbuch» (HUB). [30]

8. Среди публикаций источников по аграрной истории особое место занимает настольная книга для чиновников фиска (Handbüch für Kameralisten), составленная по протоколам шведской гаковой ревизии 1601 г. и изданная в 1882 г. Т. Шиманом. Этой публикацией было положено начало изданию материалов гаковых ревизий XVI и XVII вв. Но основное внимание прибалтийско-немецких историков было обращено на такие источники по аграрной истории, как документы мызных архивов (Briefladen). Если относительно курляндских имении вышло в свет несколько небольших томиков (Ф. З. Клоппман, Г. Вальдемар, Л. Арбузов ст., Э. Фиркс), содержавших главным образом пересказы документов, то документам лифляндских имений так наз. ливонского периода было посвящено фундаментальное издание (Г. Бруйнингк и Н. Буш, I том, охватывающий материалы до 1500 г., в 1908 г.). Из остальных изданий документов, предпринятых прибалтийско-немецкими историками до первой мировой войны, особенно следует отметить публикацию актов и постановлений средневековых ливонских сословных собраний — «Akten und Rezesse der livländischen Ständetage» (первый выпуск I тома издан в 1907 г. О. Штафенгагеном, III том в 1908—1910 гг. — Л. Арбузовым ст.), а также такие очень важные для изучения истории борьбы латышского народа против агрессии немецких феодалов в XIII в. материалы, как высказывания свидетелей, подвергнутых допросу в 1312 г. присланным в Ригу папой третейским судьей Франциском из Молиано (А. Серафим, 1912 г.).

9. Важным импульсом для публикации источников литературного характера явились находки неизвестных до тех пор рукописей хроник (Codex Zaimoscianus — хроника Генриха Латыша, Codex Palatinus — Старшая Ливонская рифмованная хроника, хроника Реннера и др.). В 1874 г. в сериях MGH «Scriptores» и «ad usum scholarum» была издана В. Арндтом хроника Генриха Латыша (до конца 30-х годов нашего столетия это издание хроники оставалось лучшим). В 1876 г. в Падерборне филолог Лео Мейер издал Старшую Ливонскую рифмованную хронику — с лингвистической стороны безупречно, но без хронологических указаний и без топографических и исторических комментариев. В 1876 г. Р. Гаусман и К. Хёльбаум издали хронику Реннера, из которой Хёльбаум в результате критической обработки выделил и за четыре года до этого издал текст Младшей Ливонской рифмованной хроники. Появилось также несколько изданий анналов Даугавгривского (Дюнамюндского) монастыря, а в 1863 г. Э. Штрельке издал важную для [31] истории Восточной Прибалтики во второй половине XIV в. хронику Германа Вартбергского. После 70-х годов XIX в. издание хроник прекратилось, уступив место публикации дневников, мемуаров и описаний путешествий.

10. Прибалтийско-немецкие историки продолжали публикацию источников по истории феодализма, особенно так наз. ливонского периода, также и в период существования буржуазной Латвии (1920—1940 гг.), однако в более узком объеме. Издание LUB не было продолжено. Г. Бруйнингк в 1923 г. опубликовал II том документов лифляндских имений (до 1545 г.), но III том остался в рукописи. Выпуск I тома актов и постановлений ливонских сословных собраний был завершен (Л. Арбузов мл., 1935 г.), но II том был опубликован лишь частично (два выпуска). Л. Арбузов мл. издал также некоторые источники по истории крестьянства и исследовал рукописи хроники Генриха Латыша, но проделанная им текстологическая работа нашла полное отражение уже после его смерти во вновь изданной А. Бауэром в 1955 г. хронике Генриха Латыша (в серии MGH ad usum scholarum). Можно еще отметить научно обработанные и изданные Э. Курцем мемуары Розина Лентилия о его пребывании в Курляндском герцогстве в XVII в. (1924 г.) и годовые отчеты рижской иезуитской коллегии за период с 1583 по 1614г. (1925 г.).

11. Признавая несомненные успехи, достигнутые прибалтийско-немецкими историками в деле издания источников по истории феодализма в Восточной Прибалтике, особенно в отношении выработки приемов эдиционной техники, нельзя не отметить и существенные недостатки их работы: а) фундаментальные издания источников (LUB, мызные документы, акты сословных собраний) не были доведены до конца; б) отбор издаваемых источников в отношении как их содержания, так и времени, к которому они относятся, производился в интересах прибалтийско-немецкого дворянства и бюргерства (особый интерес к привилегиям, документам о владении имениями, так наз. ливонскому периоду и т.д.); в) мало внимания обращалось на публикацию источников по истории экономики и крестьянства (до 30-х годов нашего столетия самым обширным изданием источников экономической истории Восточной Прибалтики являлся выпущенный польскими историками Я. Якубовским и Я. Кордзиковским в 1915 г. сборник документов о польской гаковой ревизии 1599 г.); г) сознательное уклонение от публикаций таких исторических источников, которые могли бы повредить политическим интересам немецкого дворянства или бюргерства [32] (например, источников по аграрной истории XVIII в. или Северной войне, материалов для биографии И. Р. Паткуля, документов о феодальной эксплуатации и др.).

12. Латышские буржуазные историки до первой мировой войны ограничивались изданием некоторых латышских переводов исторических источников. После захвата латышской буржуазией политической власти в Латвии в ее распоряжении оказались и все важнейшие архивы. Главным центром издания исторических источников стал Государственный архив, но выпущенная им серия «Vakts arhīva raksti» (Труды Государственного архива) не формировалась в соответствии с каким-либо определенным издательским планом. Основное место в этой серии занимали так наз. церковные приходские хроники (6 томов), содержащие разного рода записи и заметки пасторов в церковных (метрических) книгах, главным образом о состоянии их приходов. Два небольших томика посвящены положению видземских крестьян в XVIII в. (Ю. Виграб); они изданы в связи с полемикой о декларации ландрата барона Розена от 1739 г. Рижский городской архив только в 1937 г. выпустил книгу небольшого объема о бегстве крестьян в Ригу за период с 1398 по 1708 г. В связи с академическими работами (диссертации и габилитации) были изданы в 1932 г. Древнейшее ливонское рыцарское право и в 1933 г. — материалы шведской гаковой ревизии 1601 г. (А. Швабе), а в 1935 г. — хозяйственные книги лифляндских имений, принадлежавших крупным шведским феодалам Уксеншернам (Э. Дунсдорф).

13. Работа по изданию исторических источников в буржуазной Латвии значительно улучшилась после основания Института истории Латвии (в 1936 г.). В серии источников «Latvijas vēstures avoti» (Источники по истории Латвии), которая им издавалась, крупнейшим и наиболее ценным изданием являются материалы шведской гаковой ревизии 1638 г. в 4 томах (Э. Дунcдорф). К этому изданию примыкают подготовленные А. Швабе для публикации материалы из архивов крупных лифляндских феодалов Тизенгаузенов и Розенов под названием «Vidzemes saimniecības vēstures avoti 1553.—1618.», «Vidzemes tiesību vēsturēs avoti 1336.—1556.». Из издания «Senās Latvijas vēstures avoti» (Источники по истории древней Латвии) появилось только два выпуска, охватывающих источники за период до 1256 г. Рядом с документами здесь помещены также фрагменты источников литературного характера. На основе таких же принципов составлена и хрестоматия источников по истории Латвии XIV и XV вв. для нужд студентов, изданная А. Швабе в 1939 г. и [33] содержащая разные уже ранее напечатанные исторические источники.

14. Специальных изданий источников литературного характера по истории феодализма в буржуазной Латвии появилось совсем мало, если не считать уже упомянутые публикации Э. Курца и переводы трех хроник (Генриха Латыша, Старшей Ливонской рифмованной хроники, хроники Б. Руссова). Самым крупным изданием средневековых хроник Восточной Прибалтики, предпринятым в это время, но не в Латвии, а в СССР, был выпуск хроники Генриха Латыша с переводом на русский язык (правда, не свободным от отдельных огрехов) и историческими комментариями С. А. Аннинского (1938 г.).

15. В советский период приступить к серьезной работе по публикации исторических источников в Латвии оказалось возможным только после Великой Отечественной войны. Но тогда основное внимание историков было обращено на написание марксистского курса истории Латвии и отдельных монографий. Особенно актуальным являлось издание источников по истории Латвии нового и новейшего времени, и в этой области Институт истории Академии наук Латвийской ССР достиг немалых успехов. Однако, к сожалению, после Великой Отечественной войны практически не появилось изданий источников по истории феодализма в Латвии.

16. С течением времени вопрос об издании источников по истории феодализма в Латвии становится все более актуальным, но в этой связи появляются различные проблемы: а) что делать с серийными изданиями исторических источников, начатыми уже прибалтийско-немецкими или латышскими буржуазными историками? Частично решение этого вопроса зависит от сотрудничества историков Латвийской и Эстонской ССР; б) какие источники предпочесть для публикации в первую очередь? По всей вероятности, в области аграрной истории главное внимание следует уделить материалам гаковых ревизий XVI— XVIII вв. и вакенбухам, а по истории городов в первую очередь следует опубликовать источники, характеризующие торговлю и ремесло в Риге; в) как издавать? Нужно произвести тщательный отбор источников и предпочтение отдать хрестоматиям источников по определенным темам. Образцом для издания источников литературного характера, особенно средневековых хроник, может служить хроника Генриха Латыша, изданная Аннинским: текст подлинника, перевод и обширные исторические комментарии. Но все эти предложения следует еще тщательно обсудить.

Мугуревич Э.С.
Археологический материал Латвии XIII—XV вв. как исторический источник

1. Несмотря на то что в XIII—XV вв. по сравнению с предшествующими столетиями быстро возрастает количество письменных источников по истории Латвии, в местных условиях археологическому материалу и в этот период принадлежит важная роль. Это обусловлено тем обстоятельством, что письменные источники XIII—XV вв. содержат довольно мало сведений о развитии производительных сил, плохо освещают культуру и быт местного населения Латвии. Кроме того, письменные источники рассматриваемого периода отличаются тенденциозностью, так [48] как их авторы почти всегда были чужеземцами, враждебно настроенными по отношению к местному населению.

2. Археологический материал XIII—XV вв. условно можно разделить на две группы — археологические объекты и древности. Из числа археологических объектов в первую очередь следует отметить поселения (городища, каменные замки, селища, посады-города), как исторический источник, содержащий больше всего материала об экономике и быте населения. Жертвенники (холмы, деревья, камни), культовые постройки (церкви, монастыри) и могильники дают больше сведений о духовной культуре и верованиях местного населения. Вторую большую группу археологического материала составляют древности (орудия труда, предметы быта, украшения, оружие и т.д.), которые добыты на археологических объектах, в кладах либо найдены случайно.

3. На рубеже XII и XIII вв. происходят серьезные перемены в характере поселений на территории Латвии. В особенности это относится к укрепленным местам жительства. Большая часть городищ раннефеодального периода была уничтожена в XIII в. в ходе борьбы местного населения с немецкими крестоносцами. Однако часть городищ (Асоте, Танискалнс и др.) продолжали оставаться населенными до начала XIV в. Для историка очень важно сопоставить укрепления, постройки и другие древности поздних городищ с соответствующими объектами предшествующего периода. Каменные замки и церкви до сих пор рассматривались в основном как архитектурные памятники. В действительности же эти объекты приобретают большое значение и как археологические памятники. Обширные раскопки, проведенные советскими археологами в руинах немецких каменных замков, дали хорошее представление о расположении и устройстве построек внутри оборонительной каменной стены. Особенно интересные данные получены о быте и этнической принадлежности обитателей замков. Новый археологический материал, добытый в этих каменных замках, позволяет выдвинуть тезис о сильном влиянии местной — латышской материальной культуры на быт обитателей некоторых каменных замков (Мартыньсала, Локстене).

Менее ощутимые перемены наблюдаются на селищах pассматриваемого периода (Мартыньсала). Вообще число сельских поселений, упомянутых в письменных источниках, довольно велико, но, к сожалению, они до сих пор мало обследованы. Археологический материал фактически служит важнейшим источником для изучения генезиса городов Латвии. В этой связи в [49] первую очередь должны исследоваться соотношения между посадами у подножия городищ раннефеодальной эпохи и теми городами (Рига, Цесис и др.), которые в исследуемое время получили правовой статус по примеру западноевропейских городов.

4. Каменные церкви (Икшкиле, Мартыньсала) были центрами распространения католицизма, однако местное население еще в течение продолжительного времени продолжало поклоняться древним жертвенникам, которые до сих пор мало исследованы и датируются с трудом. В XIII—XV вв., помимо кладбищ у церквей, существуют обширные сельские могильники, где обряды захоронения соответствуют древним традициям, особенно в Западной Латвии. В Центральной и Восточной Латвии с XIII в. резко уменьшается количество и многообразие инвентаря в захоронениях, исчезают курганы и трупосожжения, кое-где встречавшиеся в предшествующий период, в то же время в Западной Латвии (у куршей) в XIII—XIV, а местами и в XV в. преобладают трупосожжения с характерными для них захоронениями с приложением инвентаря. Таким образом, археологический материал из могильников может дать важные сведения не только относительно верований и традиций населения отдельных областей, но и о его социально-экономическом положении под игом немецких крестоносцев.

5. Раскопки последних лет дали много ценных материалов о печах для обжига извести (Вецдоле, Саласпилс), которые помогают лучше понять устройство печей и самый процесс добычи извести. До настоящего времени отсутствуют какие-либо данные о других объектах производственного назначения, таких, как печи для обжига кирпича, мельницы, хотя письменными источниками их существование в Латвии в рассматриваемый период подтверждается.

6. Орудия труда (лемехи, косы, серпы, ножницы, принадлежности рыболовства) позволяют судить об уровне земледелия, скотоводства и рыболовства по сравнению с предшествовавшим периодом. Особенно перспективным в этом отношении кажется типологическое изучение орудий труда и способов их применения в процессе труда. Кроме того, для характеристики уровня и удельного веса отдельных отраслей хозяйства XIII—XV вв. очень важное значение имеет анализ культурных растений и остеологического материала. Важен и тот инвентарь (ножи, шилья, пряслица, литейные формочки), который связан с бытом и ремесленным производством. Эти находки позволяют судить о технологии изготовления различных предметов и предоставляют [50] в распоряжение исследователя конкретные данные об уровне развития ремесла в городе и деревне.

7. По сравнению с другими древностями в письменных источниках чаще всего упоминается оружие, однако конкретно его можно характеризовать только по находкам, добытым при археологических раскопках. Мечи, топоры, копья, стрелы и другое оружие составляют большие коллекции. Подробная их характеристика и оценка, несомненно, дадут многое для освещения таких вопросов, как военная техника населения Латвии в XIII в. в сравнении с вооружением соседних народов и оружием немецких крестоносцев и влияние ее на развитие военной техники Прибалтики XIII—XV вв.

8. Украшения XIII—XV вв. не представляют такого разнообразия форм, как это имело место в предшествовавший период. Однако среди древностей XIII—XV вв. украшения преобладают как количественно, так и по ассортименту (фибулы, венки, стеклянные бусы, цепочки с подвесками и др.). На основании типологического изучения отдельных видов украшений, а также при учете других материалов можно ближе подойти к разрешению такого сложного вопроса, как вклад отдельных народностей (куршей, ливов, земгалов, латгалов и селов) в образование единого латышского народа.

Весьма многообразны подвески. Многие подвески XIII—XV вв. (бубенчики, крестики, зооморфные и трапециевидные и др.) представляют собой результат развития прежних форм. В ходе дальнейших исследований необходимо выяснить, какие из них служили просто украшением, а какие использовались в качестве амулета. Судя по назначению отдельных подвесок раннефеодальной эпохи (некоторые крестики, зооморфные подвески), католичество в XIII—XV вв. встречало в Латвии сильное сопротивление со стороны язычества и православия.

9. Обзор важнейших групп археологического материала XIII—XV вв. наглядно показывает, что возможности использования его в качестве исторического источника со временем будут расширяться (чего нельзя сказать о письменных источниках, вся совокупность которых уже известна). На территории Латвии находятся сотни археологических памятников XIII—XV вв., до сих пор плохо исследованных. При условии использования методики, соответствующей существующему уровню исторической науки, археологический материал может дать очень многое.

Особенно важно в правильном свете отразить взаимоотношения местной культуры с культурой прибалтийско-немецкой. [51] Здесь на основе археологического материала придется решать дискуссионный вопрос, который часто получает политическую окраску, — вопрос о роли прибалтийских немцев в развитии материальной и духовной культуры латышского народа. Понятно, что этот вопрос, как и другие, нельзя решить на основании одного лишь археологического материала. Необходимо учитывать также письменные источники, равно как и данные языкознания, антропологии и этнографии.

Молвыгин А.Н.
Нумизматический материал Эстонии XIII—XV вв. как исторический источник

1. В настоящее время нумизматика, являвшаяся прежде лишь одним из видов коллекционирования, в значительной степени усовершенствовала методику своих исследований. Нумизматы все шире связывают результаты изучения монетного материала с проблемами товарно-денежных отношений, историей торговли, движением цен и другими социально-экономическими проблемами. Интересные выводы экономического порядка позволяют сделать и монетные клады Эстонии XIII—XV вв.

2. Изучение состава иностранных монет в эстонских и латвийских находках XIII и первой половины XIV в. показывает, что он заметно различается. В эстонских кладах большинство иностранных монет — скандинавского происхождения, в Латвии же в первую очередь представлены монеты северогерманских городов. Эти данные, которые находят потверждение и в письменных источниках, дают основание для вывода, что главные направления торговых связей Эстонии и Латвии в XIII и первой половине XIV в. не совпадали. Население Эстонии поддерживало более тесные связи со Швецией и о. Готланд, а Латвии — с Северной Германией. Следует отметить, что аналогичные различия в экономических связях Эстонии и Латвии существовали, судя по монетному материалу, уже в XI—XII вв.

3. В XIII и первой половине XIV в. формы денежного обращения на территории Эстонии и Латвии различались. Свое выражение это находит в том, что в Эстонии нумизматический материал представлен в первую очередь монетными кладами, в Латвии же монетные клады этого времени чрезвычайно редки — здесь преобладают находки серебряных слитков и отдельных монет. Сближение характера денежного обращения [52] произошло лишь к середине XIV в., когда и в Латвии начинают появляться денежные клады. К сожалению, причины данного различия в денежном обращении Эстонии и Латвии в XIII и первой половине XIV в. пока еще не получили удовлетворительного объяснения.

4. В середине XIV в. в Таллине и Тарту возобновилось монетное производство, причем выпускаться стали монеты более крупных номиналов — артиги, т.е. трехпфенниговые монеты. Данное обстоятельство весьма красноречиво свидетельствует о том, что сфера денежного обращения к этому времени значительно расширилась и прежние монеты номиналом в пфенниг уже не были в состоянии удовлетворить возросшие потребности рынка. Эта точка зрения находит подтверждение и в начале чеканки в Эстонии в последней четверти XIV в. разменной монеты, которая была необходима для удовлетворения нужд мелкой торговли. В то же время чрезвычайно странным является обстоятельство, что в Риге, крупнейшем торговом городе Ливонии, чеканка монеты началась лишь в 20-х годах XV в. Не исключено, что причиной тому были не экономические факторы, а политические осложнения — непрекращавшаяся борьба за город между Ливонским орденом и рижским архиепископом.

5. Исследование веса одновременно чеканенных монет Таллина и Тарту и содержания серебра в них показывает, что выпускались они по одной стопе. Письменные источники свидетельствуют, что вопросы денежного обращения, по крайней мере со второй половины XIV в., разрешались на общеливонских собраниях ландесгерров и сословий, а принятые последними постановления были обязательны для всей страны. В этом нашел свое отражение процесс постепенного оживления внутренней торговли и сближения внутренних рынков отдельных ливонских владений, требовавший проведения по всей стране единой политики в области денежного обращения.

6. Во второй половине XIV и в XV в. экономическое положение крупных городов Ливонии упрочилось. Интересы купечества как в политических, так и в экономических вопросах далеко не всегда совпадали с интересами ландесгерров. Особенно отчетливо эти противоречия проявились в упорной борьбе, которая развернулась между феодалами и купечеством вокруг денежной реформы, предпринятой ливонскими ландесгеррами в 1422—1426 гг. Исследование денежного обращения до и после этой реформы дает право говорить не только о возросшей экономической мощи купечества, которому удалось сорвать осуществление реформы, но и о более быстром развитии [53] товарно-денежных отношений с начала XV в., о чем свидетельствует и сама попытка проведения реформы.

7. Изучение денежной реформы 1422—1426 гг. с нумизматической точки зрения позволило пролить некоторый новый свет на деятельность конфедерации ливонских сословных государств. Выяснилось, что на основании постановлений, принятых в ходе проведения реформы ландтагами 1422 и 1424 гг., такие важнейшие вопросы монетного производства, как установление монетной системы и ее изменение, контроль за качеством монет и т.д., были полностью изъяты из ведения отдельных ландесгерров и переданы в ведение собиравшихся раз в год (а в случае необходимости и чаще) особых собраний ландесгерров, которые иногда именовались мюнцтагами. Основываясь на этих фактах, можно с полным основанием говорить о том, что в 20-х годах XV в. сложился монетный союз ландесгерров, осуществлявший свою деятельность в рамках ливонской конфедерации.

8. Важное значение для изучения проблем товарно-денежных отношений в недрах феодального общества имеет установление движения реальных цен на промышленные и сельскохозяйственные продукты. Необходимой предпосылкой для разрешения данной проблемы является выяснение постоянно изменявшегося с течением времени содержания серебра в основных денежных единицах. Разрешение этого вопроса на основании письменных источников сопряжено обычно с большими трудностями из-за малочисленности сведений. Неоценимую помощь в установлении движения реального содержания серебра в основных денежных единицах могут оказать сами монеты.

Исследование нумизматического материала Ливонии начиная со второй половины XIII в. и вплоть до Ливонской войны дает следующую картину изменения реального содержания чистого серебра в рижской счетной марке:

Период / Содержание серебра и рижской счетной марке / Индекс обесценения рижской счетной марки

Вторая половина XIII в. / 29,95 / -

60-е годы XIV в. —1373 г. / 113,76 / 100

1373—1378 гг. / 105,12 / 94,2

1379—1390 гг. / 77,76 / 68,4

1390—1400 гг. / 63,36 / 55,7

1413—1420 гг. / 44,64 / 39,2

Ок. 1422 г.? / 21,96 / 19,3

Начало 40-х годов XV в. / 22,32 / 19,6

1494—1514 гг. / 11,16 / 9,8

1516 г. / 11,88 / 10,4

1525 г. / 8,28 / 7,3

1557 г. / 6,84 / 6,0 [54]

9. Привлечение монет и результатов изучения денежного обращения в качестве исторического источника открывает перед историками новые возможности при исследовании многих явлений периода феодализма. В то же время не следует и преувеличивать значение нумизматического материала. Изучение монет может сыграть важную роль лишь в том случае, если они привлекаются не в отдельности, а комплексно, наряду с другими источниками, которые поясняют, дополняют и контролируют друг друга.

Цимерманис С.Я.
Альбом путешествия А. Мейерберга как источник для изучения истории латышской культуры

1. Августин Мейерберг (Augustinus de Meyerberg alias Mayerberg и др.) — посол австрийского императора Леопольда I в России в 1661—1662 гг. — родился в 1612 г., умер в 1688 г. О своих наблюдениях в России Мейерберг оставил следующие материалы: 1) донесение императору Леопольду I от 8 апреля 1663 г. «Relatio humillima Augustini de Meyern et Horatii Gulielmi Calvucii Ablegatorum in Moschoviam a d. 17. Febr. An. 1661. usque ad d. 22. Febr. An. 1663.» (изд. Б. Вихманом в «Sammlung bisher noch ungedruckter kleiner Schriften zur ältern Geschichte und Kenntniss des Russischen Reichs», erster Band. Berlin, 1820); 2) описание путешествия посольства «Iter in Moschoviam Augustini Liberi Baronis de Mayerberg, Camerae Imperialis Aulicae Consiliarii, et Horatii Gulielmi Calvucii Equitis, ac in regimine Interioris Austriae Consiliarii, ab Augustissimo Romanorum Imperatore Leopoldo, ad Tzarem et Magnum Ducem Alexium Michailowicz, Anno MDCLXI Ablegatorum. Descriptum ab ipso Augustino Libero Barone de Mayerberg cum Statutis Moschoviticis ex Russico in Latinum idioma abeodem translatis» (переведено и издано на французском языке в 1688 г., на итальянском — в 1697 г.; русский перевод А. Н. Шемякина — «Путешествие в Московию барона Августина Майерберга, члена императорского придворного совета, и Горация Вильгельма Кальвуччи, кавалера и члена правительственного совета Нижней Австрии, послов августейшего Римского императора Леопольда к царю и великому князю Алексею Михайловичу, в 1661 году, описанное самим бароном Майербергом». Москва, 1873 и 1874); 3) альбом рисунков «Pietura itineris legatorum S. С. M. Leopoldi М. Augustini de Meyern et Wilhelmi Calvucci ad Russorum imperatorem Alexium Michaelowitz, Jussu Dom. de Meyern a pictore aulico studio confecta. Unicum in orbe exemplar», являющийся дополнением к описанию путешествия. Альбом впервые частично опубликован в качестве приложения к книге: Fr. Adelung. Augustin Freiherr von Meyerberg und seine Reise nach Russland. St.-Petersburg, 1827 (книга одновременно издана также на русском языке). Однако в этом издании рисунки искажены — ввиду того, что издавались [60] литографским способом и были дважды перерисованы. Вторично альбом был издан А. С. Сувориным под названием «Альбом Мейерберга. Виды и бытовые картины России XVII века. Рисунки Дрезденского альбома, воспроизведенные с подлинника в натуральную величину, с приложением карты пути цесарского посольства 1661—1662 гг. Издание А. С. Суворина. 1903». К нему прилагалась книга «Альбом Мейерберга... Объяснительные примечания к рисункам. Составлены Ф. Аделунгом, вновь просмотрены и дополнены А. М. Ловягиным. СПб., 1903».

Что касается исторической литературы на латышском языке, то надо отметить, что 19 рисунков из альбома Мейерберга опубликовано в Риге в 1935 г., однако без каких-либо пояснений. Шесть рисунков опубликовал П. Берзкалн в статье «Latvijas mazās dzīvojamās ēkas XVII gadsimtā» (Р. Stučkas LVU Zinātniskie raksti, XXI. Rīgā, 1958). Кроме того, отдельные рисунки опубликованы в I томе «Истории Латвийской ССР» (Рига, 1952, на латышском языке — 1953).

2. Альбом Мейерберга был составлен в 1661—1662 гг., когда посольство австрийского императора Леопольда I, возглавляемое Мейербергом, направлялось из Вены в Москву через Пруссию, Литву, Курземе, Земгале, Видземе, Псков и Новгород. В состав делегации входили также два художника: Иоганн Рудольф Шторн (Johann Rudolph Storn или Storno) и Иоганн Пюман (Johann Pümann). Вклад каждого из них в рассматриваемый альбом не поддается точному определению, так как только на шести рисунках (№ 18, 42, 53, 56, 137, 140) имеются инициалы И. Р. Шторна (J. R. S.). Сравнение исполнительской манеры этих и прочих рисунков приводит к выводу, что большая их часть выполнена Шторном.

3. Изданный А. С. Сувориным с пояснениями А. М. Ловягина к рисункам и изданию в целом альбом путешествия А. Мейерберга содержит 140 рисунков, являющихся черно-белыми фотокопиями красочных оригинальных рисунков и их аннотаций из подлинника альбома, находящегося в Дрезденской (бывшей королевской) библиотеке. По размерам фотокопии соответствуют оригиналам. На 87 рисунках изображены различные объекты Руси, 4 — Западной Литвы, 37 — Латвии (28 — Курземе и Земгале, 9 — Видземе), 2 — Эстонии, 10 — Польши и Пруссии. Все рисунки снабжены краткими аннотациями на немецком языке, автором которых является, по-видимому, сам Мейерберг. Некоторые аннотации дополнены позднее другим лицом (судя по почерку). Аннотации содержат название изображенного объекта, сведения о его принадлежности какому-либо [61] владельцу, расстоянии от предыдущего зарисованного объекта. Иногда указаны интересные исторические сведения и некоторые факты, имеющие отношение к посольству (его встреча, переправа через реки, кормление лошадей и т.п.). Аннотации не дают сведений относительно времени постройки изображенных объектов, их предназначения и строителей. Таким образом, источником для культурно-исторических исследований являются лишь изображенные на рисунках постройки и прочие предметы материальной культуры. Поэтому особое значение приобретает вопрос о достоверности этих рисунков. К альбому приложена составленная А. М. Ловягиным в 1902 г. карта, указывающая путь посольства от Паланги до Москвы.

4. На территории Латвии Мейерберг и его спутники находились почти один месяц — с 29 марта по 24-25 апреля 1661 г. — и посетили следующие населенные пункты: Руцава, Барта, Гробиня, Тадайки, Ташу-Падуре, Скрунда, Салдус, Зварде, Лиелауце, Добеле, Залямуйжа (Залениеки), Платоне, Вирцава, Свитене, Эмбурга, Лиелиецава, Вецмуйжа (Вецумниеки), Балле, Вецсерене, Сеце, Кокнесе, Виеталва, Берзауне, Цесвайне, Тирза, Зелтини и Алуксне. На каждой более продолжительной остановке художник старался зарисовать то, что казалось ему наиболее характерным и примечательным, с чем были связаны какие-либо события во время поездки.

5. Тематика латвийских зарисовок довольно широка: общие виды или отдельные строения имений, городов и селений, замки, развалины замков, речные переправы (паромы) и т.п. Тематический анализ изображений позволяет выделить 27 зарисовок общих видов населенных мест, 10 — замков и руин замков, 30 — деревянных построек, 5 — каменных построек (исключая замки и их руины), 5 — строений с деревянным каркасом, заполненным глиной или кирпичом (Fachwerk), 7 — повозок и карет, 4 — упряжек, 6 — мостов и объектов аналогичного назначения (мостков), 2 — лодок, 12 — паромов, 17 — оград (изгородей). На всех рисунках изображены люди в различных костюмах, однако неясно нарисованную одежду нередко трудно распознать. Изображения людей не снабжены пояснениями. Альбом путешествия Мейерберга — самое богатое и разностороннее из выявленных до сих пор собраний рисунков, отражающих сельскую материальнную культуру Латвии XVII в.

6. Рисунки альбома Мейерберга изготовлены непосредственно во время поездки посольства, о чем свидетельствуют голые сучья лиственных деревьев (поездка имела место весной). По-видимому, объекты зарисованы на месте — так, как увидел [62] их художник Об этом свидетельствует анализ рисунков, относящихся к Латвии. Рисунки альбома очень достоверны, поскольку они правильно отражают характерные особенности объектов материальной культуры.

7. Значительную трудность представляет определение функции того или иного объекта, изображенного в альбоме А. Мейерберга. Сравнительно легко угадываются жилые дома (по дымовым трубам, окнам), риги (по высокому корпусу, дверям и размещению вдали от прочих строений комплекса), бани (по их малым размерам и местонахождению вблизи воды), летние кухни (по материалу крыш, дыму, конструкции). Однако очень трудно определить, которое из изображенных строений является клетью, хлевом, конюшней или сараем, так как много строений зарисовано с заднего фасада, без окон, дверей и прочих характеризующих различные виды строений деталей.

8. На имеющихся в альбоме рисунках деревянных построек, имений и селений видны в основном такие конструктивные элементы, пропорции построек и планировка помещений, которые очень напоминают особенности построек латышских крестьян XVII—XIX вв. Встает вопрос о роли латышских плотников в возведении построек для имений, о взаимном влиянии архитектуры деревянных строений латышской усадьбы и немецкой мызы. Рисунки строений из альбома Мейерберга наглядно показывают, что в 60-х годах XVII в. между постройками помещиков и зажиточных крестьян было меньше различий, чем в XVIII в., когда в имениях развернулось строительство каменных зданий и дворцов.

9. Для всесторонней оценки рисунков альбома Мейерберга необходимо сравнить изображенные на них объекты: 1) с аналогичными объектами, зарисованными или описанными другими авторами XVII—XVIII вв. (Олеарий, Бранд, Лентилий, Бротце, Хупель и др.); 2) с указаниями архивных документов относительно тех же или аналогичных объектов; 3) с сохранившимися поныне остатками зарисованных в альбоме объектов (руины замков в Добеле, Айзкраукле и др.); 4) с рисунками, описаниями или подлинниками сельских построек Латвии, возведенных в XVII—XVIII вв. (жилая рига 1720 г. из Цесвайне, летняя кухня-шалаш 1850 г. с хутора Эйбоки под Айнажи, трехчастная рига 1750 г. с хутора Люпиши Джукстской волости и др.).

10. Рисунки из альбома путешествия А. Мейерберга дают возможность отнести по меньшей мере уже к XVII в. существование многих объектов материальной культуры Латвии (стоечные конструкции зданий, каминные трубы-кухни — [63] «manteļskurstenis». каркасная конструкция зданий — Fachwerk, трехчастные риги и жилые дома, курземская телега — «ore» и др.), говорить о распространении этих объектов (например, летние кухни в Видземе, декоративные «туфельки» для укрепления конька крыши в Курземе и Земгале), о принципах их размещения (например, риги и бани в стороне от других построек и т.п.) и о других вопросах.

Палли Х.Э.
Источники по исторической демографии Эстонии (XIII—XVIII вв.)

1. До IV подушной ревизии (на территории Эстонии эта ревизия была первой) в 1782 г. отсутствуют обзоры о численности населения Эстонии и историки получают представление о нем по косвенным или неполным данным.

2. Отсутствие метрической статистики по всей территории, населенной эстонцами, заставляет исследователей пользоваться частичными данными (по некоторым приходам или же уездам).

3. Первым важнейшим опорным пунктом для определения численности населения Эстонии служит «Датская поземельная книга» (Liber census Daniae, сост. около 1240 г.). По ней, привлекая и некоторые другие источники, устанавливают количество гаков, а по нему, применяя различные коэффициенты, определяют и численность населения.

4. Некоторое представление о процессах, протекавших в среде населения (естественное движение населения, миграция), дают записи в хрониках и документах о войнах, голодовках и эпидемиях, о поселениях, о появлении в Эстонии шведских и немецких поселенцев, о внутренней колонизации и т.д.

5. Многочисленные польские и шведские ревизии второй половины XVI и первых десятилетий XVII в. дают материал для предположений о численности населения как во время проведения ревизий, так и до Ливонской войны.

6. С начала XVII в. появляются первые систематические метрические записи в церковных книгах. Несмотря на то, что в большинстве из этих книг непрерывные записи имеются лишь на протяжении 1-15 лет, с помощью их можно получить уже некоторое обоснованное представление не только о [64] рождаемости, смертности и брачности, но и о возрастной структуре населения, о фертильности женщин и т.д. Церковные книги помогают установить и численность населения в соответствующих приходах.

7. В связи с проведением в Лифляндии и Эстляндии в конце XVII в. редукции имений были составлены так наз. инквизиционные протоколы, дескрипционные книги, планы мыз и деревень, а также обзорные карты более мелкого масштаба. Все эти документы являются важными источниками по исторической демографии (для установления численности и распределения населения).

8. Материалы правительственной комиссии о «великом голоде» (1695—1697 гг.), а также другие современные этой катастрофе документы дают возможность оценить ее размеры и последствия.

9. После включения Эстляндии и Лифляндии в ходе Северной войны в состав России была проведена целая серия земельных ревизий, при которых устанавливалась и численность населения в деревнях, причем частично указывалась и грубая возрастная структура и половой состав. Выясняются громадные потери от голода 1709 г. и эпидемии чумы 1710—1711 гг.

10. Церковных книг XVIII в. уцелело уже много, и в большинстве из них (начиная с 1710—1715 гг.) нет пропусков. Это дает возможность уже более тщательного анализа демографических процессов.

11. Сравнение материалов IV подушной ревизии 1782 г. с другими источниками позволяет ретроспективно более точно и верно оценить многие демографические явления XVIII в.

12. По городскому населению имеются, помимо церковных книг, и некоторые другие документы, позволяющие оценить численность населения и его движение (переписи и другие данные городских магистратов, документы, где частично перечисляются бюргеры, и т.д.).

13. Для получения более надежных результатов необходимо всеми перечисленными источниками пользоваться в комплексе.

14. Массовость материала и трудоемкость его обработки заставляют прибегать (особенно в отношении материалов периода после 1710 г.) к выборочной обработке данных, а также механизировать их обработку. При этом возникают новые трудности (особенно с идентификацией лиц), но общая экономия времени значительна.

¹⁾ Впервые Виленская археографическая комиссия была создана в 1842 г., но это была комиссия временная, которая прекратила свое существование, издав в 1843 г. один том актов. Вопрос о создании постоянной комиссии был поднят в 1862 г., но оформилась она в 1864 г.