Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

А. А. Королев. Рецензия на: «Kadmos» Zeitschrift für vor- und frühgriechische Epigraphik, B., 1961-1967

Журнал «Кадмос», посвященный вопросам до- и раннегреческой эпиграфики, довольно часто помещает статьи, которые относятся скорее к ведению специалистов по истории Малой Азии и хетто-лувийских языков, хотя необходимо сразу же отметить, что трудно провести четкую разграничительную линию между вопросами, связанными с Эгеидой, и анатолийской проблематикой.   Ниже мы укажем на работы, непосредственно касающиеся хетто-лувийской истории, эпиграфики и языкознания.

В первом выпуске I тома журнала 1961 г. помещена статья Ф. Шахермайра «Лувийцы на Крите?». Автор полемизирует с Л. Р. Палмером, который в своей работе «Лувийский язык и линейное А» выдвигает гипотезу о том, что около 1700 г. до н. э. произошло вторжение лувийцев из западной Малой Азии на Крит, во время которого были разрушены дворцы в Кноссе, Фесте и Маллии. После этого дворцы были восстановлены, но уже по образцу лувийских построек, например дворца в Бейджесултане на верхнем Меандре. Ф. Шахермайр доказывает на основании археологических данных, что культурные традиции Крита не были нарушены в эпоху после постройки «новых» дворцов и что не может быть и речи о «лувийской» цивилизации на Крите. Равным образом, появление линейного письма А не может быть связано [178] с якобы имевшим место вторжением лувийцев, ибо оно возникло гораздо раньше периода падения «старых» дворцов. Автор предполагает, что если лувийцы действительно вторглись на Крит, то датировать это событие можно лишь приблизительно 2000 годом до н. э. (начало первого среднеминойского периода), или же эпохой ранней бронзы (около 2300 г. до н. э.), или еще более ранним временем — концом критского неолита около 2600 г. до н. э.

Вторая проблема, поднятая автором статьи, — этнический характер лувийцев. Он вполне справедливо считает, что лувийцы (как и другие хетто-лувийские народности) представляли собой смесь пришлых индоевропейских племен и автохтонного «эгейского» субстрата; термин «лувийцы» не обозначал какой-то однородной, компактной народности, мы находим их и на юго-востоке, и на юго-западе Малой Азии. Правда, Ф. Шахермайр здесь же выдвигает гипотезу об однородном «эгейском» субстрате, родиной которого была восточная Малая Азия; народы, составлявшие этот субстрат, мигрировали через всю Эгеиду, Балканы, Италию вплоть до южной Франции и Испании — и все это выводится из ареала распространения топонимов с суффиксами -nt- и -ss-. Далее, он считает, что «эгейский» лучше всего сохранился в минойском языке, зафиксированном памятниками линейного А. Все же языковые соответствия между лувийским и минойским, отмеченные Палмером, он относит за счет «эгейского» субстрата или компонента лувийского языка. Он соглашается с неоднократно выдвигавшимся сравнением греческого χύανος с хеттским ku(wa)nna-, но считает это слово, как и основу parn- и суффикс -nwa (греч. -ύη), элементами «эгейскогосубстрата».

Автор разделяет скептицизм М. Поупа по поводу отождествления Палмером минойского (j)asasara с хетт. ishassara-, в частности на основании новых надписей, где читается jasasaramana; -inana же несводимо к хетт. -mis «мой». Затем Ф. Шахермайер разбирает несколько лувийско-минойских параллелей, предложенных Дж. Л. Хаксли в работе «Крит и лувийцы». К большинству из них он относится скептически, некоторые же считает новым подтверждением связей «эгейской» части лексики языка с «эгейским» минойским.^[1]

Небольшая заметка П. Мериджи о сравнении  названия   карийского города ‘Ιτώαυα с иер.-лув.  itapana-/itamana-, словом, обозначающим какой-то памятник или сооружение, помещена в первом выпуске II тома за 1962 г. К сожалению, данное сопоставление, как указывает и сам автор, должно оставаться под сомнением до тех пор, пока чтение ‘Ιτώαυα у Птолемея не будет окончательно установлено специалистами по греческой палеографии.

В статье В. В. Шеворошкина «О карийской письменности и языке» (1964 г., том III, выпуск первый) излагаются основные результаты дешифровки карийской письменности, произведенной автором статьи, и доказывается хетто-лувийский характер карийского языка. Советский читатель может в настоящее время обратиться к подробной монографии В. В. Шеворошкина «Исследования по дешифровке карийских надписей» (М., 1965), где имеется большое количество уточнений и новых фактов.

Во втором выпуске III тома за 1965 г. проф. И. Фридрих опубликовал так называемую мюнхенскую табличку — памятник неизвестной малоазийской письменности; сам Фридрих предполагает, что эта письменность имеет слоговой характер.

В большой статье П. Мериджи «О новой  „паракарийской"  письменности» (1966 г., V том, выпуск первый) анализируется письменность как опубликованной Фридрихом мюнхенской таблички, так и двух ранее известных табличек из Малой Азии. Отождествляя варианты знаков, Мериджи сокращает список из 217 графем Фридриха до 60—70 инвариантов. В основе этой письменности лежит греческий алфавит с добавлениями, подобно другим малоазийским алфавитам: ликийскому, лидийскому и карийскому. Действительно, многие знаки «паракарийского» письма находят себе близкие соответствия в указанных выше алфавитах. П. Мериджи полагает, что эта новая письменность в своей основе буквенная, но, видимо, содержит некоторое количество идеограмм и слоговых знаков, возможно, унаследованных из хеттского иероглифического письма.

Статья Г. Поймана «О туземной надписи из сардской синагоги», опубликованная во втором выпуске IV тома за 1965 г., посвящена детальному исследованию недавно обнаруженной в Сардах надписи на неизвестном языке. Надпись была опубликована ранее в BASOR, № 174, 1964, стр. 50-51; первая попытка транслитерации сделана Р. Гусмани в «Indo-germanische Forschungen», 69, 1964, стр. 134 и сл. В статье Г. Поймана публикуются также шесть фрагментов этой же надписи. Надпись состоит из 13 строк, верхняя часть ее отбита, сильно повреждены также правая и левая стороны каменного блока; всего сохранился 81 знак, не считая 11 знаков на фрагментах. Нойман устанавливает, что алфавит состоял [179] из 18 знаков, из них 13 тождественны лидийским,  5 — варианты лидийских букв, 3 знака нигде более не встречаются. Малое количество букв, равно как и отсутствие словоделения, указывает на большую древность надписи по сравнению с остальными лидийскими памятниками; возможно, она относится к пятому или к концу VI в. до н. э. Ввиду фрагментарности и небольшого объема надписи Нойман воздерживается от определения ее языковой принадлежности, но указывает, что во всяком случае язык ее не очень похож на обычный лидийский; вряд ли все различия можно отнести за счет хронологической разницы и иных правил орфографии. Отметим все же, что некоторые последовательности знаков, например, fenal, «звучат» по-лидийски.

В заметке П. Мериджи «Первая хеттская иероглифическая печать из Греции» (1966 г., том V, выпуск первый) дается чтение опубликованной в III томе (выпуск второй) С. Яковидисом надписи из Перати (Аттика). Яковидис считал предмет, на котором вырезана надпись, амулетом; Мериджи показал, что перед нами первая хеттская иероглифическая печать, найденная в материковой Греции. Он дает также вероятное чтение легенды как Su-mi-mi-ra/i и сравнивает хеттские имена 'Summiri — Summeri.

После опубликования этой заметки П. Мериджи на страницах журнала возникла дискуссия: в V томе (выпуск первый) «Кадмоса» С. Яковидис выступил с новым сообщением об этой находке. Он датировал ее не XII веком до н. э., как в своей предыдущей статье, а XIII веком. Он продолжает считать, что найденный предмет не печать, а амулет, изготовленный по образцу хеттских иероглифических печатей; сама же надпись — бессмысленный набор знаков линейного письма А и В и кипро-минойского, которые больше всего напоминали резчику хеттские иероглифы.

В своей заметке «Хеттские и связанные с ними иероглифические печати из Греции» (том V, выпуск первый) Дж. Бордмэн считает, что неверно называть печать из Перати первой хеттской иероглифической печатью из Греции. Он приводит еще три печати, обнаруженные при раскопках в Микенах, Иалисосе на Родосе и Неаполе на Крите; на всех имеются знаки, напоминающие хеттские иероглифы.

Однако П. Мериджи в своей второй статье «Предполагаемые хеттские иероглифические печати из Эгеиды» (V том, выпуск первый) придерживается мнения, что лишь печать из Перати можно назвать настоящим памятником хеттского иероглифического письма; все остальные печати пока необходимо квалифицировать как сомнительные.

В V томе (выпуск первый) опубликованы две статьи Г. Эрленмайера. В первой из них в связи с упомянутой выше печатью из Микен он рассматривает некоторые вопросы взаимоотношений Крита, Малой Азии и Ближнего Востока; автор сравнивает технику изготовления печати из Перати с печатями из Северной Сирии, Эфеса и Мелоса.

В статье Г. Ноймана «Лидийское имя Афины» (1967 г., том VI, первый выпуск) на основании тщательной сверки с оригиналом дается новое чтение лидийской надписи № 40. Глагол в этой надписи читается ныне şa/./it вместо старого ↑atit. Еще более важным является новое чтение имени богини Афины: A↑vil вместо Asvil.Таким образом, сравнивая лидийское слово с греческим ‘Αθήνη, можно установить для знака ↑ чтение θ, которое уже ранее предполагалось некоторыми исследователями; прежде возникавшие трудности при объяснении передачи греческого θ черезлидийское s теперь отпадают. Хотя синкопа долгого гласного (η) в лидийском также вызывает некоторые трудности, автор указывает, что мы имеем здесь знак ↑ еще со своим старым слоговым значением; аналогично употребление этого знака в слове fa↑tot, ср. fa↑ato-.

Статья О. Каррубы «Ритоны в хеттских текстах» (1967 г., VI том, выпуск первый) представляет собой сводку сведений о форме хеттских ритонов и материале, из которого они изготовлены. Делается также вывод, что ритоны не являлись первоначально какими-то особыми культовыми предметами, а лишь сосудами в виде животных, однако позднее они стали связываться с особыми божествами и таким образом превратились в сакральные объекты.

^[1] Хороший разбор  данной  статьи Ф. Шахермайера в широком контексте проблемы Крит — Малая Азия можно найти в книге: Л. А. Гиндин, Язык древнейшего населения юга Балканского полуострова, М., 1966, стр. 33-35 и др.

[178] - конец страницы.

ВДИ, № 3, 1969.