Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. К разделам: Русь | Византия |
Историческое познание: традиции и новации:
Материалы Международной теоретической конференции.
Ижевск, 26-28 окт. 1993 г. Часть 1.
Ижевск: Изд-во Удмуртского университета, 1996.
{250} – конец страницы.
OCR OlIva.
В 907 г. киевский князь Олег собрал огромное войско и пошел «на Грекы»1). Добравшись до ромейской столицы, он «выиде на брег и воевати нача, и много убийства сотвори около града греком, и разбиша многы полаты, и пожгоша церкви... и многа зла творяху {250} русь греком, елико же ратнии творять»2). Напуганные греки стали просить Олега: «Не погубляй града (выделено нами. — И.Ф.), имем ся по дань, яко же хощеши». Князь запросил дань из расчета 12 гривен на каждого воина. «И яшася греци по се, и почаша греци мира просити, дабы не воевал Грецкие земли (выделено нами. — И.Ф.). Олег же, мало отступив от града, нача мир творити со царьма грецкими, со Леоном и Александром, посла к нима в град Карла, Фарлофа, Вельмуда, Рулава и Стемида, глаголя: «Имите ми ся по дань». Греки выдали русским воям «по 12 гривен на ключь» и согласились «даяти уклады на рускыа грады»3). Разберемся по порядку в греческих данях. Дело это достаточно сложное, запутанное многими поколениями историков. Летописная статья, содержащая рассказ о походе Олега на Константинополь, некоторых исследователей впечатляет своей неожиданностью. Именно такое ощущение переживает А.Н. Сахаров, когда, обращаясь к ней, сталкивается с двумя как бы взимоисключающими «заповедями» киевского князя: выплатить дань на каждого человека и «на ключь»4). Эти две головоломные «заповеди» потребовали от историков немало изобретательности, чтобы как-то согласовать их.
В.Н. Татищев изображал произошедшее у стен Царьграда так, будто у него в руках был другой источник, отличающийся от известной нам древней летописи. В первой редакции его Истории читаем: «И заповеда Олег дань даяти на 2000 кораблей, по 12 гривен на корабль, а в корабле по 40 мужей». Другая заповедь у него формулируется также: «И заповеда Олег дати воем на 2000 корабли по 12 гривен на ключь (на судно)...»5). Не усматривая, очевидно, здесь никакого различия или противоречия, В.Н. Татищев во второй редакции своей Истории объединил две «заповеди» в одну «И положи Олег дань на 2000 кораблей по 12 гривен на каждый ключ сребра, а в каждом корабли 40 человек исчислялось»6).
Сходный прием обнаруживает М.В. Ломоносов, хотя он, в отличие от В.Н. Татищева, говорит об уплате греками дани не на корабль, а на человека: «Дани потребовано от них по двенадцати гривен на человека. Всех было восемьдесят тысяч, по сороку на судне. На требование согласились, просили мира и прекращения разорительных военных действий. Олег, отошед от города, начал вступать в мирный договор со Львом и Александром, греческими царями. Для сего послал к ним вельможей, которые с греками согласились, дабы сверх положенных двенадцати гривен на человека, платить дань в каждую полгода на российские городы...»7). О требовании Олега выдать разовым порядком дань на {251} каждого находящегося с ним человека (мужа) писали Ф.А. Эмин и М.М. Щербатов8).
«Выше всякого вероятия» считал И.Н. Болтин мнение о дани на человека. Он полагал «весьма возможной и с летописью согласной» выплату дани на «каждое судно», приводя в качестве довода следующее соображение: «Флот сей (Олега. — И.Ф.) состоял из 2000 судов, на каждом судне было по 40 человек; то если на каждого человека положить по 12 гривен, составит всего 960000 гривен, сиречь фунтов или литр. Такова количества серебра, уповаю, во всей Греции в налично не могло сыскаться»9).
Точку зрения М.В. Ломоносова отверг также И.П. Елагин: «Здесь примечается великая в Ломоносове ошибка. Он говорит, по 12 гривен на человека: число на 80000 необъятное. Но Нестор точно сказует: на ключ, то есть на лодку. Видно, что сие древнее речение было Ломоносову неизвестно, или его не приметил»10). И.П. Елагин, как и его предшественники, предполагал одноразовую выплату дани на каждую русскую ладью.
А.Л. Шлецер, полемизируя с теми историками, которые под летописным «ключом» разумели судно или лодку, писал: «Но в словарях нахожу я только два значения слову ключ: собственно ключ, и у каменщиков тот камень, которым замыкается свод, что называется также замок; каким же образом господа эти докажут, что оно в третьих значит лодку? Но если бы можно было чем доказать это, то оно очень хорошо бы шло к словам времянника. Олег потребовал сперва страшную сумму по 12 гривен на человека, но после, как обыкновенно случается, начал торговаться и согласился на 40-ю часть»11).
Не знал и Н.М. Карамзин, чем «можно утвердить истину толкования» ключа как лодки. «В какой старинной Русской книге, в каком Славянском наречии слово ключ знаменует лодку?» — с пафосом спрашивал он. Знаменитый историограф был уверен, что речь в летописи идет о дани на каждого воина, что слово «ключ» употреблено летописцем «в смысле человека»12).
Соображения Н.М. Карамзина не повлияли на М.П. Погодина, который убежденно замечал: «Греки спросили, сколько дани угодно Руси. Олег потребовал по 12 гривен на ключ или лодку (что составило около трехсот пуд серебра)»13).
Двойное упоминание дани (на человека и на ключ) С.М. Соловьев отнес на счет составителя летописи: «Известный характер рассказа о походе Олеговом ясно указывает на источник — устные народные сказания, причем в летописи нельзя не заметить сшивку двух известий: она обличается повторением одного и того известия о дани сперва по 12 гривен на человека, а потом по 12 {252} гривен на ключ»14). Историк принял вторую версию, думая, что олеговы послы Карл, Фарлоф, Велмуд, Рулав и Стемид «вытребовали по 12 гривен на корабль». Летописный «ключ», по С.М. Соловьеву, — это лодка, корабль. Ключом также «назывался багор, или крюк, которым привлекали лодку к берегу»15).
На сложную работу летописца указывал и В.И. Сергеевич. Обращаясь к повествованию летописца о походе Олега на Царьград, он отмечал: «Все место летописи о мире 907 года представляется очень спутанным: тут есть очевидные повторения и вставки, прерывающие последовательное течение мысли. Составитель как будто имел под руками разнообразный материал, из которого он хотя и построил нечто целое, именно рассказ о походе и мире 907 года, но в ущерб ясности и последовательности изложения»16). Сообщения летописца о двух «заповедях» Олега, первая из которых говорила о выплате дани на человека, а вторая — на ключ, воспринимались В.И. Сергеевичем как относящиеся к одному и тому же событию, но основанные на разных источниках17). Несколько иное толкование летописной записи дал А.В. Лонгинов. Исследователь договоров русских с греками утверждал, что «содержание той заповеди, которая предъявлена Олегом в приступе к соглашению с греками, вошло в первую главу... условий мирного договора, судя по повторению ее сущности, с незначительным лишь редакционным изменением, вместо 12 гривен «на человек»... 12 гривен «на ключь». Согласно А.В. Лонгинову, «дань в 12 гривен потребована по количеству не людей, как думал Погодин, а воинов»18).
В советской историографии сложился тот же, собственно, набор мнений, что и в дореволюционной. Как и в старой исторической литературе, здесь раздаются сетования насчет сбивчивости и неясности летописного текста о событиях под Константинополем в 907 г. Вот слова одного из крупных современных знатоков истории Древней Руси: «В летописном рассказе много неточного, много фантастического, вроде того места, где говорится о том, что Олег поставил корабли на колеса. Вызывает сомнение уплата греками 12 гривен на человека, хотя «на ключь» 12 гривен Византия уплатить могла, если в этом «ключе» видеть «ключь» — уключину, т. е. символ русской ладьи»19). В.В. Мавродин, кому принадлежат эти слова, выбирает, следовательно, из двух «разноречивых» известий о данях то, которое ему кажется более правдоподобным.
В.Т. Пашуто допускает возможность обеих «заповедей» Олега, но выплату дани связывает со второй, где значится «ключ». Ученый пишет: «Согласно договору Олег будто бы получил 12 гривен на «ключ», т.е. на руль, на корабль (первоначально он требовал {253} эту сумму на каждого воина), что составило огромную дань в 24 тыс. гривен»20).
Существуют исследователи, предпочитающие говорить о греческой дани только на человека и не замечающие свидетельства летописи о второй раскладке этой дани «на ключ». К ним принадлежит О.М. Рапов21). Вместе с тем имеют место примеры использования летописных указаний «на человека» и «на ключ» как одинаковых по смыслу и потому взаимозаменяемых. «Результатом похода 907 г., — заявляет П.П. Толочко, — стал договор, заключенный между Византией и Русью в этом же году. Для Руси он был весьма почетным и выгодным. По его условиям Византия обязывалась уплатить единовременную контрибуцию «по 12 гривен на ключъ» (в другом месте «на человекъ»), а также давать ежегодную дань»22).
По догадке А.Н. Сахарова, условие об уплате дани «на ключ» корректирует первое требование Олега о выплате по 12 гривен на человека. Сама же «сумма, которую греки должны были выплатить руссам «на ключъ», по-видимому, являлась единовременной денежной контрибуцией победителю»23).
Завершая историографическую справку о даннических «заповедях» князя Олега, упомянем А.Г. Кузьмина, который в летописной статье 907 г. усматривал компиляцию различных источников. «Компилятивность статьи, — утверждал он, — хорошо видна, в частности, в следующем повторе: Олег посылает к двум императорам требование, «Имите ми ся по дань». И реша Греци, «чего хочеши дамы ти». И заповеда Олег дати воем на 2000 корабль по 12 гривен на ключь». Между тем выше уже говорилось о «заповеди» Олега, только вместо понятия «ключ» (т.е. «уключина, где крепится весло) там счет велся на количество людей. Разная терминология в данном случае свидетельствует о разных источниках, в неодинаковых выражениях говоривших об одном и том же»24).
По нашему мнению, в исторической литературе до сих пор не дано удовлетворительного толкования летописной статьи, повествующей о событиях у стен Царьграда в 907 г. Между тем статья эта достаточно ясно рассказывает о произошедшем и (что самое главное) представляет собою единый и цельный текст, а отнюдь не компиляцию, составленную из разных источников. Чтобы убедиться в сказанном, прислушаемся повнимательнее к летописцу. Он говорит, что войско Олега, сойдя на берег, принялось убивать, разорять и грабить окрестности греческой столицы: «И выиде Олег на брег, и воевати нача, и много убийства сотвори около града греком, и разбита многы полаты, и пожгоша церкви. А их же имаху пленникы, овех посекаху, другиа же мучаху, иныя же {254} растреляху, а другыя в море вметаху, и ина многа зла творяху русь греком, елико же ратнии творять». Затем началась подготовка к штурму города, что нашло отражение в фантастической сцене движения по суху поставленных на колеса парусников25).
Падение Константинополя со всеми вытекающими отсюда трагическими последствиями для городского населения было реальным. И греки, чтобы избежать такой трагической развязки, стали просить Олега: «Не погубляй града, имем ся по дань, яко же хощеши». Князь потребовал выплатить дань на каждого человека (воина) по 12 гривен26). Ромеи «яшася по се», т.е. согласились, обязались выдать затребованное27). Следовательно, свой отказ от взятия и разорения Царьграда русский князь обусловил выкупом, из которого каждый воин получал положенную ему долю. Участниками дележа этого выкупа (дани, по терминологии летописца) были те воины, которые шли на приступ византийской столицы. Вместе с Олегом они и поделили первый выкуп. Подчеркнем, что то был выкуп только за Царьград. И этот выкуп греки выдали русам, подтверждение чему находим в летописи.
Когда ромеи изъявили готовность «дать дань», Олег, по выражению Лаврентьевской летописи, «устави воя»28). Фразу «устави воя» обычно переводят как остановил воинов29). Однако в Ипатьевской летописи и Летописце Переяславля Суздальского читаем «стави вои»30), а в Новгородской Первой летописи младшего извода — «състави воя»31). Можно думать, что Олег поставил, собрал, построил своих воинов32). К этому склоняет рассказ о «брашне и вине», которые «вынесоша» князю. Надо полагать, что греки «вынесоша» Олегу еду и хмельной напиток перед собранными воедино воями. По всей видимости, состоялось какое-то ритуальное языческое действо, символизирующее со стороны Руси прекращение военных действий. Тогда же, наверное, произошла раздача дани (выкупа) во спасение Царьграда. Но это не означало окончание войны вообще. Оставив в покое столицу, Олег со всем воинством мог пойти, к примеру, на Амастриду, Сурож или другой какой-нибудь византийский город и там продолжить разорение и грабежи. Поэтому для окончательной безопасности страны нужен был, так сказать, полномасштабный мир. Вот почему «почаша греци мира просити, дабы не воевал Грецкыя земли»33). Если в первом случае греки просили не губить Царьград, то теперь они просят не воевать их землю — страну. Просьбы, как видим, разные. Естественно, что и их выполнение было обставлено разными условиями. Сначала Олег потребовал, чтобы греки выкупили свой стольный город, а потом он выдвинул в качестве условия заключения мира выдачу единовременной дани на каждый корабль («ключ»), а {255} также постоянных «укладов» на русские города. Греки и на это согласились, что свидетельствует о том, в каком безысходном положении они оказались.
Таким образом, мы не видим в летописном рассказе о походе Олега на Константинополь в 907 г. никаких повторов и потому не считаем правильным распространенное среди историков мнение, будто этот рассказ скроен из разных источников. Перед нами цельное повествование, отразившее последовательный ход событий у стен византийской столицы, бессилие греков противостоять воинству варваров, обуреваемых жаждой обогащения и для удовлетворения своей страсти готовых на самые ужасные деяния34). Конечно, оно лишено желательной нам стройности, более того — окутано туманом легенды. Но задача исследователя в том и заключается, чтобы за этим туманом разглядеть реальную жизнь.
Наряду с разовыми платежами «на человека» и «на ключ» или дважды собранной контрибуцией35), Олег вынудил греков платить регулярную дань. О том, что такая дань была установлена, заключаем из концовки летописной статьи о походе 907 г., где сказано: «Царь же Леон со Олександром мир сотвориста со Олгом, имшеся по дань и роте заходивше межы собою...»36). Еще В.Н. Татищев верно определил эту дань как погодную и отождествил ее с «укладами», которые греки, по выражению историка, «русским княжениям давали»37). Новейший исследователь А.Н. Сахаров рассматривает «уклады» как регулярную ежегодную дань, «которую Византия, как правило, выплачивала либо своим союзникам, либо тем победителям, которые «за мир и дружбу», т.е. за соблюдение мирных отношений, вырывали у империи это обременительное для нее обязательство»38). Это верно, но в самом общем плане, если иметь в виду существо даннических платежей Византии тем, кто их домогался. «Уклады» же как конкретное явление есть порождение именно русско-византийских отношений, развивавшихся под сильным воздействием своеобразного политического статуса городов на Руси X в.39)
«Очень любопытно, — замечал в свое время И.Е. Забелин, — постановление Олега давать на русские города уклады. Если такой устав вместе с данью на 2000 кораблей по 12 гривен на человека можно почитать эпическую похвальбою и прикрасою, то все-таки несомненно, что эти уклады явились в предании не с ветра, а были отголосками действительно существовавших когда-либо греческих же даней, распределяемых именно по городам»40). О том, что летописец брал свои сведения «не с ветра», полагал и Б.Д. Греков, подчеркивая несомненную согласованнось текста русско-византийских договоров X в. с летописными записями41). Правда, {256} Б.Д. Греков считал, будто автор Повести временных лет (или его продолжатель-компилятор) от себя прибавил к перечню городов Полоцк, Ростов и Любеч42). При этом ученый исходил из того, что Полоцк был присоединен к владениям киевского князя лишь при Владимире Святославиче в 980 г.43) Однако решение данного вопроса должно зависеть не от того, когда был присоединен к Киеву тот или иной город, а от того, кто участвовал в походе на Византию. Из летописи известно, что Олег «иде на Грекы», собрав «множество варяг, и словен, и чюдь, и кривичи, и мерю, и деревляны, и радимичи, и поляны, и северо, и вятичи, и хорваты, и дулебы, и тиверци»44). Поэтому нет ничего искусственного в упоминании среди «градов» Полоцка — города кривичей, принявших непосредственное участие в походе на Царьград45). То же можно сказать и о Ростове, где жила меря и, вероятно, кривичи46), а также о Любече, расположенном в области обитания северян47). Кстати, М.И. Тихомиров, расценил упоминание Любеча в числе русских городов, получавших дань с Византии, как предостережение против распространенного мнения о вымышленности известий летописца48). Правоту историка подтверждает содержащееся в тексте договора 907 г. условие, отражающее все тот же своеобразный статус древнерусских городов: «Приходячи Русь да витают у святого Мамы, и послеть царьство наше, и да испишут имена их, и тогда везмут месячное свое, — первое от города Киева, и паки ис Чернигова и ис Переяславля, и прочий гради»49). И.Е. Забелин следующим образом прокомментировал данный отрывок: «От каждого города в Царьград хаживали свои особые послы и свои гости, которые по городам получали и месячное содержание от греков, а это, со своей стороны, свидетельствует, что главнейшими деятелями в этих сношениях были собственно города, а не князья, и что князь в древнейшем русском городе значил то же, что он значил впоследствии в Новгороде»50). Историк несколько торопил время, уравнивая положение князя в Новгороде будущих времен с положением князей в городах Руси X в. Достаточно сказать, что восточные славяне в X в. находились еще во власти родоплеменных отношений, тогда как люди Древней Руси XI—XII вв., в том числе, разумеется, и новгородцы, жили в условиях территориально-общинного строя. Это — две разные, хотя и тесно связанные друг с другом эпохи древнерусской истории. Соответственно и положение князя в каждой из них имело свои особенности. При всем том И.Е. Забелиным, однако, верно угадано проглядывающее в источнике самостоятельное социально-политическое значение городов на Руси времен Олега, которые являли собой отдельные полугосударственные образования типа {267} городов-государств классической древности, иначе — выступали как правящие города, где наряду с княжеской властью действовали такие свойственные родовому обществу властные структуры, как совет старейшин и народное собрание51).
Все это вполне объясняет, отчего в договоре Олега с греками фигурируют русские города — крупнейшие политические центры, которые санкционировали и организовали поход на Царьград, утвердив тем свое право на получение дани. По-другому рассуждает А.Н. Сахаров, отвечая на вопрос, «почему ежегодная дань — «уклады» — выплачивалась не Киевскому государству как таковому, а на «грады»: Киеву, Чернигову, Полоцку и др.?». Ответ ему подсказала «практика великокняжеских пожалований дани своим дружинникам, видным помощникам». Оказывается, эта дань «отдавалась им в лен»52). Конечно, для такого рода умозаключений есть внешняя зацепка. Летописец, перечислив города, которым греки обязались «даяти уклады», замечает: «по тем бо городом седяху велиции князи, под Олгом суще»53). Может показаться, что «уклады» предназначены упомянутым князьям54). Но тогда становится непонятно, зачем все ж таки в договоре называются города. Относить это на счет случайности или несовершенства летописного слога едва ли правильно. Ведь в договорной статье проходит и Киев, где великим князем был сам Олег. Последнее обстоятельство с полной очевидностью говорит, что суть вопроса заключена именно в городах.
Итак, поход на Царьград в 907 г. принес Руси огромный успех. Князь с воями дважды (за столичный город и Греческую землю) взял выкуп и вынудил греков платить ежегодную дань крупнейшим русским городским общинам. Победители вернулись домой с несметным богатством: «И приде Олег к Киеву, неся злато, и паволоки, и овощи, и вина, и всякое узорочье»55).
1) О достоверности похода см.: Сахаров А.Н. Поход Руси на Константинополь в 907 году // История СССР. 1977. № 6; Его же. «Мы от рода русского...». Рождение русской дипломатии. Л., 1986. С. 105-113.
2) ПВЛ. М.; Л., 1950. Ч. 1. С. 24.
3) Там же.
4) Сахаров А.Н. Дипломатия Древней Руси. IX — первая половина X в. М., 1980. С. 106.
5) Татищев В.Н. История Российская в 7-ми томах. М.; Л., 1964. Т. IV. С 116.
6) Татищев В.Н. История Российская в 7-ми томах. М.; Л., 1963. Т. II С. 36.
7) Ломоносов М.В. Полн. собр. соч. М.; Л., 1952. Т. 6. С. 222.
8) Эмин Ф. Российская история... СПб., 1767. Т. 1. С. 119, 121; Щербатов М.М. История Российская от древнейших времен, СПб., 1770. С. 203. {258}
9) Болтин И. Примечания на историю древний и нынешния России Г. Леклерка. СПб., 1788. Т. 1. С. 68.
10) Елагин И. Опыт повествования о России. М., 1803. Кн. 1. С. 200.
11) Шлецер А.Л. Нестор. СПб., 1816. Ч. II. С. 645.
12) Карамзин Н.М. История Государства Российского. М., 1989. Т .1. С. 104-105, 256.
13) Погодин М.П. Древняя русская история до монгольского ига. М., 1871. Т. 1. С. 12.
14) Соловьев С.М. Сочинения в 18-ти книгах. М., 1988. Кн. II. С. 102.
15) Соловьев С.М. Сочинения в 18-ти книгах. М., 1988. Кн. 1. С. 134, 297 (прим. 181).
16) Сергеевич В. Лекции и исследования по древней истории русского права. СПб., 1910. С. 628-629.
17) Там же. С. 629-630. См. также: Барац Г. М. Критико-сравнительный анализ договоров Руси с Византией. Киев, 1911. С. 24; Д.М. Мейчик тоже усматривал здесь повтор. Мейчик Д. Русско-византийские договоры // ЖМНП. 1915. Октябрь. С. 300.
18) Лонгинов А.В. Мирные договоры русских с греками, заключенные в X веке. Историко-юридическое исследование. Одесса, 1904. С. 55.
19) Мавродин В.В. Образование Древнерусского государства. Л., 1945. С. 228.
20) Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968. С. 60.
21) Рапов О.М. К вопросу о земельной ренте в Древней Руси в домонгольский период // Вестник Московского ун-та. Серия IX. История. 1968. № 1. С. 57.
22) Голочко П.П. Древняя Русь: Очерки социально-политической истории. Киев, 1987. С. 26. В дореволюционной историографии подобные примеры также встречались. См.: Самоквасов Д. Свидетельства современных источников о военных и договорных отношениях славяноруссов к грекам до Владимира Святославича Равноапостольного // Варшавские университетские известия. 1886. № 6. С. 14.
23) Сахаров А.Н. Дипломатия Древней Руси. С. 108.
24) Кузьмин А.Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М., 1977. С. 329-330, См. также: Левченко М.В. Очерки по истории русско-византийских отношений. М., 1956. С. 119.
25) Впрочем, эта сцена, быть может, не столь уж и фантастична. По Д.Я. Самоквасову, известие летописи об идущих на крепость олеговых кораблях, «признаваемое в литературе явно баснословным, объясняет нам устройство древнерусского подвижного укрепления, называвшегося обозным градом или гуляй-городом и употреблявшегося при осаде и защите городов... В летописи, например, говорится: «близ же града, яко поприща два поставиша град, обоз нарицаемый, иже некоею мудростию на колесницах устроен и к бранному ополчению зело удобен». Отсюда понятен ужас греков, ожидавших обыкновенного приступа неприятеля, но увидевших движение подвижной крепости, защищавшей неприятеля и дававшей ему возможность легко взобраться на высокие стены Константинополя. Самоквасов Д. Свидетельства современных источников... С. 13-14 (прим.). См. также: Сахаров А.Н. Поход Руси на Константинополь в 907 году. С. 95.
26) Не исключено, что размеры дани и число воинов, получивших ее, преувеличены летописцем. Еще Н.М. Карамзин высказал предположение, что «Нестор увеличил дань или число Олеговых воинов». Карамзин Н.М. История Государства Российского. Т. 1. С. 257. (прим. 310). Современный исследователь М.В. Левченко считает описание олегова похода легендарным, «так же, как указанный там размер дани». Левченко М.В. Очерки... С. 119. {259}
27) См.: Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. СПб., 1903. Т. III. Стб. 1673.
28) ПСРЛ. М., 1962. Т. 1. Стб. 30.
29) См., напр.: ПВЛ. Ч. 1. С. 220; Художественная проза Киевской Руси XI—XIII веков. М., 1957. С. 15; Памятники литературы Древней Руси. Начало русской литературы. XI — начало XII века. М,. 1978. С. 45.
30) ПСРЛ. М., 1962. Т. II. Стб. 21; ЛПС. М., 1851. С. 3.
31) НПЛ. М.; Л., 1950. С. 108. В тексте значится «исъстави», что является, очевидно, опиской переписчика.
32) См.: Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. III. С. 485, 823. Добавим к этому, что слово «уставити» означало, помимо остановить, прекратить, еще и устроить, водворить порядок; Там же. Стб. 1275.
33) К этой мысли шел А.В. Лонгинов. «Одною данью, — писал он, — греки могли лишь временно обеспечить Царьград от угрожавшего ему разгрома. Им подобало надолго обезопасить всю Грецию от русского оружия, а потому они и стали домогаться мирного договора со включением в него обязательства Олега, «дабы не воевал грецкыя земли». Лонгинов А.В. Мирные договоры... С. 55. К сожалению, исследователь свернул с правильного пути и стал утверждать, что «содержание той заповеди, которая предъявлена Олегом в приступе к соглашению с греками, вошло в первую главу... условий мирного договора». Там же.
34) Мы не хотим сказать, что, кроме желания обогатиться, русы в походе 907 г. не преследовали иных целей. Они, несомненно, хотели наладить торговлю с греками, установить политические связи с Империей. Но главная пружина, двинувшая в поход огромное воинство, — это страсть к богатству, порожденная особым складом сознания варваров. См.: Гуревич А.Я. Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе. М., 1970. С. 63-82.
35) Ср.: Сахаров А.Н. «Мы от рода русского...». С. 124-125.
36) ПВЛ. Ч. 1. С. 25.
37) Татищев В.Н. История Российская... Т. II. С. 36. Отдельные представители дореволюционной историографии относили «уклады» к «дарам», «поминкам». См.: Шлецер А.Л. Нестор. Ч. II. С. 643, 645; Ламанский В.И. Славянское житие св. Кирилла как религиозно-эпическое произведение и как исторический источник. Птг., 1915. С. 154.
38) Сахаров А.Н. Дипломатия Древней Руси. С. 109.
39) См.: Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980; Фроянов И.Я., Дворниченко А.Ю. Города-государства Древней Руси. Л., 1988.
40) Забелин И.Е. История русской жизни с древнейших времен. М., 1912. Ч. 2. С. 130. См. также: Аксаков К.С. Полн. собр. соч. в 3 т. М., 1889. Т. 1. С. 505-506.
41) Греков Б.Д. Киевская Русь. М., 1953. С. 295.
42) Там же.
43) Там же. С. 295-296.
44) ПВЛ. Ч. 1. С. 23.
45) См.: Алексеев Л.В. Полоцкая земля: Очерки истории Северной Белоруссии в IX—XIII вв. М., 1966. С. 238.
46) Горюнова Е.И. Этническая история Волго-Окского междуречья. М., 1961. С. 198-2-1; Третьяков П.Н. Финно-угры, балты и славяне на Днепре и Волге. М.; Л., 1966. С. 290.
47) Барсов Н.П. Очерки русской исторической географии. Варшава, 1885. С. 147-148.
48) Тихомиров М.Н. Древнерусские города. М., 1956. С. 345.
49) ПВЛ. Ч. 1. С. 25.
50) Забелин И.Е. История русской жизни. С. 130. {260}
51) См.: Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 223-232; Фроянов И.Я., Дворниченко А.Ю. Города-государства Древней Руси. С. 34-39.
52) Сахаров А.Н. Дипломатия Древней Руси. С. 332.
53) ПВЛ. Ч. 1. С. 24.
54) Примерно так в свое время думал К.Н. Бестужев-Рюмин: «Уклады, которые взял Олег с Греков на Киев, Чернигов, Переяславль, Полоцк и Любеч, шли мужам, сидевшим со своею дружиною по городам». Бестужев-Рюмин К. Русская история. СПб., 1872. Т. 1. С. 113.
55) ПВЛ. Ч. 1. С. 25. В так называемой Иоакимовской летописи сказано, что Олег принудил греков «мир купити, возвратился с честию великою и богатством многим». Татищев В.Н. История Российская в 7-ми томах. М.; Л., 1962. Т. I. С. 111.
Написать нам: halgar@xlegio.ru