Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Назад К оглавлению

Заключение

Изучение военно-политической истории Древнего Египта проливает яркий свет на важнейшие факты древневосточной истории, вскрывая те внутренние сцепления, которые соединяют развитие хозяйства, усложнение социальных и классовых взаимоотношений, рост материальной культуры, видоизменения идеологии. Одновременно с этим изучение военной истории дает огромный документальный материал для установления экономических и культурно-политических взаимоотношений между Египтом и рядом других древневосточных стран, которые образовывали единый orbis terrarum orientalium antiquissimus.

Работы советских историков,¹⁾ изучавших в течение последнего десятилетия различные проблемы древневосточной истории, позволяют в настоящее время говорить о специфических чертах древневосточного общества, в частности о развитии социально-экономических отношений в Древнем Египте и в ряде других древневосточных деспотий. Рабовладельческое хозяйство, стоявшее в древневосточных странах на низшей ступени своего развития, во многом сохранявшее элементы домашнего, примитивного, патриархального рабства и многочисленные пережитки родового строя, неразрывно связанное с медленным процессом распада древних закостеневших сельских общин, росло и развивалось в течение ряда тысячелетий. В силу застойности древневосточного общества в целом, это развитие было чрезвычайно медленным. На застойность этого древнего общинного строя неоднократно указывали в своих письмах и научных трудах основоположники марксизма. Так, Маркс в письме к Энгельсу от 14 июня 1853 г. писал:

«Эти идиллические республики, ревниво охраняющие лишь границы своих общин от вторжения соседних общин, существуют еще и доныне в довольно хорошо сохранившемся виде в northwestern parts of India, которые недавно достались англичанам. Я полагаю, что трудно придумать более солидную основу для застойного азиатского деспотизма».²⁾

В том же самом письме Маркс отмечает в связи с общей характеристикой восточных деспотий их застойность, которая несомненно [300] коренилась в глубоких и прочных пережитках общинного строя, своеобразной village-system:

«Причинами, вполне объясняющими застойный характер этой части Азии, несмотря на всю безрезультатность движений, происходивших на политической поверхности, являются следующие два обстоятельства, друг друга взаимно усиливающие: 1) Public works являются делом центральной власти. 2) Наряду с последней, вся страна, не считая двух-трех больших городов, расчленена на множество villages, образующих совершенно обособленную организацию и являющихся совершенно замкнутым в себе мирком».³⁾

На эту малоподвижность и застойность восточной общины указывал неоднократно и Энгельс, в частности в «Анти-Дюринге»:

«Восточный деспотизм и господство сменявших друг друга завоевателей-кочевников в течение тысячелетий ничего не могли поделать с этими древними общинами».⁴⁾

Эта общая застойность развития древневосточного общества, которая нашла отражение в прочном сохранении многочисленных пережитков глубокой древности, как, например, в длительном сохранении древней формы сельскохозяйственных орудий (плуга старокитайской конструкции), наложила неизгладимый отпечаток и на господствующие формы идеологии. На это указал с большой силой Маркс в своей замечательной статье «Британское владычество в Индии»:

«Мы не должны забывать, что эта недостойная, застойная и растительная жизнь, эта пассивная форма существования вызывала, с другой стороны, в противовес себе дикие, слепые и необузданные силы разрушения и сделала самое убийство религиозным ритуалом в Индостане. Мы не должны забывать, что эти маленькие общины были заражены кастовыми различиями и рабством, что они подчиняли человека внешним обстоятельствам вместо того, чтобы возвысить его до роли владыки этих обстоятельств, что они превратили саморазвивающийся общественный строй в неизменный предопределенный природой рок и тем создали грубый культ природы, унизительность которого сказывается в том факте, что человек, этот владыка природы, благоговейно падает на колени перед обезьяной Гануманом и перед коровой Сабалой».⁵⁾

Этот же самый глубоко продуманный тезис о застойности и малоподвижности древневосточного общества Ленин в своих «философских тетрадях» поднял на большую историко-философскую высоту, сопоставив последнюю древневосточную деспотию Персию с античной Грецией, два этапа в развитии рабовладельческого общества:

«Персия (и Египет) до (207). Почему Персидское царство (империя) пало, а Китай и Индия нет? Продолжительное существование еще не есть что-то превосходное. — «Вечные горы не обладают преимуществом перед быстро облетающей розой с ее мимолетной жизнью». (206) Персия пала, ибо здесь началось духовное [301] созерцание (206), а греки оказались выше, «более высокий принцип» организации, «сознающей себя свободы». (206-207)».⁶⁾

Вполне естественно, что и все развитие военной истории Древнего Египта, весь ход развития военной политики древнеегипетского государства должен был итти в рамках и в темпе этого малоподвижного, застойного процесса развития всего древневосточного общества в целом. Таким образом, военную историю Древнего Египта мы должны изучать в теснейшей связи с общей историей Древнего Египта и даже всего Древнего Востока в целом.

К сожалению, современный исследователь встречает на этом пути целый ряд трудностей, которые он должен постоянно преодолевать, и целый ряд проблем, которые еще ждут своего изучения и своего хотя бы частичного разрешения. В частности, очередной задачей историка Древнего Востока является установить этапы и темпы развития древневосточного общества, которое, несмотря на всю свою застойность, чрезвычайно медленно, но все же непрерывно развивалось в сторону изживания пережитков родового строя, разложения сельской общины и укрепления рабовладельческой системы. Для историка, изучающего конкретную историю отдельных древневосточных государств, в частности Древнего Египта, эти микродинамические изменения имеют огромное, порой даже принципиальное значение. Теперь мы можем уже с определенностью говорить о том, что расширение сельскохозяйственных территорий, развитие технологического опыта, применение металлов, рост ремесленного производства, развитие торговли, в частности внешней, наконец, растущее значение городов властно требовали увеличения кадров рабочей силы, главным образом рабов. Эксплоатация рабского труда была основным рычагом развития хозяйственной жизни древневосточных деспотий, в частности Древнего Египта. Закабаление бедняцких слоев населения приводило к некоторому увеличению количества рабов, которые находились в распоряжении государства, а также трудились в аристократических и храмовых поместьях и мастерских. Однако этот внутренний процесс развития рабства не приводил к результатам, которые могли бы полностью удовлетворить потребностям в рабочей силе. Эта растущая с течением времени потребность в увеличении количества рабов в стране толкала египетское государство на путь захватнической, военно-агрессивной политики, целью которой был захват рабов, территорий, источников сырья, добычи, торговых рынков и путей. Так, изучение древнеегипетской истории в целом вскрывает социально-экономическую основу завоевательной политики египетских фараонов. Развитие этой политики мы можем проследить со времен глубокой древности, начиная с эпохи архаики, когда впервые начали возникать рабовладельческое общество и древнейшая государственность, вплоть до середины 2-го тыс. до х. э., когда в эпоху 18-й династии военная экспансия Древнего Египта достигла высшей точки своего развития. Эта военно-агрессивная политика проводилась в жизнь правящим классом рабовладельческой аристократии упорно и последовательно. Развитию этой военно-[302]захватнической политики сопутствовал процесс развития военной техники и организации военного дела, отражающий в целом рост и развитие технологии и материальной культуры. Главной ареной египетских завоеваний была Нубия и прилегающие к Египту области Передней Азии, среди которых особенно крупное значение для Египта имели Синайский полуостров, Палестина, Финикия и Сирия. Поэтому эти страны в течение ряда веков были плацдармом развертывания хозяйственной, военной и культурной экспансии Древнего Египта. Именно на этой территории египтяне столкнулись с рядом иноземных азиатских племен, оказавших довольно значительное влияние на ход развития древнеегипетской истории. Консолидация этих передне-азиатских племен, состоявших из семитских и хурритских элементов, привела к образованию крупного гиксосского государства, втянувшего в сферу своего политического влияния Египет, в частности Дельту Нила. Завоевание Египта гиксосами, тесно связанное с крупным народным движением, восстанием рабов и бедняков в Древнем Египте, несколько задержало развитие военной экспансии египетского государства. Однако, Египет, объединившийся вокруг фиванских правителей и значительно усилившийся, выдержал длительную упорную борьбу с иноземными завоевателями, которая окончилась изгнанием гиксосов из Египта и восстановлением единого централизованного и сильного египетского государства. Освобождение от иноземного ига, объединение и усиление египетского государства и соответственный рост экономического развития страны обусловил дальнейший подъем военно-агрессивной политики египетских фараонов, которые начали серию завоевательных походов с целью полного завоевания Палестины, Сирии и Финикии. Тщательное изучение исторической географии этих стран, их исторического прошлого, выяснение вопроса о том, что представляли собой эти страны накануне египетского завоевания, а также в последующие времена, дает нам возможность глубже изучить вопрос о предпосылках египетских завоеваний в эпоху 18-й династии. Таким образом изучение всей предшествующей военной истории Древнего Египта, а также изучение исторического прошлого Палестины, Сирии и Финикии вскрывает военно-агрессивный характер древнеегипетской экспансии. Это стремление Египта расширить свои границы в длительном процессе упорных завоеваний было подготовлено не только в экономическом и военно-политическом отношении, но также и в области идеологии.

Однако эта древнейшая попытка крупного и централизованного деспотического государства установить почти мировую в условиях того времени военную гегемонию не увенчалась успехом. Древнеегипетское государство как и все остальные древневосточные рабовладельческие деспотии, не обладало необходимой для этой цели внутренней прочностью. Поэтому и к древнеегипетскому государству можно с полным правом применить слова И. В. Сталина:

«...несомненно, что великие государства Кира или Александра не могли быть названы нациями, хотя и образовались они [303] исторически, образовались из разных племен и рас. Это были не нации, а случайные и мало связанные конгломераты групп, распадавшиеся и объединявшиеся в зависимости от успехов или поражения того или иного завоевателя».⁷⁾

Однако, эти проблемы, связанные с высшей точкой развития военной экспансии Египта и с крушением крупного египетского государства, уже выходят за пределы нашей темы и могут составить предмет особого исследования.

Назад К оглавлению

1) Струве В. В. Очерки социально-экономической истории Древнего Востока. Известия ГАИМК, 1934, вып. 97. Струве В. В. Проблема зарождения, развития и упадка рабовладельческих обществ Древнего Востока. Известия ГАИМК, 1934, вып.77. Струве В. В. История Древнего Востока. Москва, 1941. Авдиев В. И. Рабовладение на Древнем Востоке. История в средней школе, Москва, 1934, № 2. Авдиев В. И. Сельская община и искусственное орошение на Древнем Востоке. Историк-марксист, 1934, № 6. Авдиев В. И. История Древнего Востока. Издание Высшей партийной школы при ЦК ВКП (б), Москва, 1944.

2) К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, том XXI, Москва, 1929, стр. 501.

3) Там же. Том XXI, Москва, 1929, стр. 500.

4) Ф. Энгельс. Анти-Дюринг. Москва, 1945, стр. 151. Немецкое издание. Москва, 1934, стр. 152.

5) К. Маркс. Британское владычество в Индии. Избранные произведения, т. II, Москва, 1940, стр. 523-524.

6) В. И. Ленин. Философские тетради. Москва, 1947, стр. 222-223.

7) И. В. Сталин. Марксизм и национальный вопрос. Соч., т. II, стр. 293.

Назад К оглавлению