Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Белова Г.А.
Пятая мероитская конференция

(июнь 1976 г.)

Вестник древней истории, 1977, № 4.
[224] - начало страницы.
Spellchecked OlIva.

[224]

С 22 по 25 июня 1976 г. в Москве в Институте востоковедения АН СССР проходила V мероитская конференция. В ее работе приняли участие сотрудники ряда научных и учебных учреждений Москвы: Института востоковедения АН СССР, МГУ, ИНИОН, Гос. музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина и некоторых других, а также зарубежные ученые.

Во вступительном слове руководитель проблемной группы по мероистике Ин-та востоковедения АН СССР И. С. Кацнельсон вкратце охарактеризовал достижения науки о древнем Судане как в СССР, так и за рубежом и отметил растущее значение связей советских ученых, работающих в данной области, с зарубежными специалистами. С докладом «Ф. Гриффис и дешифровка мероитского письма» выступил акад. М. А. Коростовцев, подчеркнувший роль мероистики для изучения истории культуры древней Африки. М. А. Коростовцев особо выделил работы Ф. Гриффиса, посвященные характеристике мероитского письма. Ю. Н. Завадовский в своем докладе «Проблемы Африки в мероитском языке» отметил, что хотя до сих пор не выявлены генетические корни этого языка, наличие постпозитивного артикля роднит его с другими языками Африки, например, со старонубийским, принадлежащим, согласно классификации Гринберга, к группе восточноафриканских языков. Поскольку постпозитивный артикль встречается довольно редко (например, из всей группы современных романских языков лишь румынский имеет его), возможно предположить, что он выделился из общего субстрата в мероитском и нубийском языках. Можно указать также на локативный послелог «ТЕ» — «в», «внутри» (например: PILQE-TE — «в Филе»), который происходит, вероятно, от имени существительного «нутро», «брюхо» (ср. нуб. -tu или -do, в других языках Восточного Судана -to, -ta и т. д.). Нельзя, конечно, игнорировать и территориально более далекие параллели (например, с языками банту). Приведенные данные представляются очень важными для изучения мероитского языка.

Доклад польской исследовательницы В. Ростковской «Раскопки в Мероэ 1974/76 гг.» был посвящен результатам раскопок, начатых П. Л. Шинни в Мероэ в 1965 г. и продолжающихся вплоть до настоящего времени. В сезон 1974/75 в северной части города были обнаружены железоплавильные печи, остатки стен из кирпича, вотивные палетки, защитные кольца лучников, много керамики, в том числе — фрагмент черно-фигурной вазы. В сезон 1975/76 г. были продолжены раскопки храмов (остатки их стен были обнаружены в 1974 г.). В целом за два сезона было раскопано шесть не известных до сих пор храмов. Наиболее интересными находками следует считать фрагменты скульптур, а также фрагменты мероитских и греческих надписей. Доклад сопровождался демонстрацией слайдов, фотографий, карт.

В докладе Р. И. Рубинштейн «Ушебти Анибы» анализировались надписи на ушебти, которые были найдены в погребениях Анибы в значительном количестве (в 36 [225] захоронениях было обнаружено 934 экземпляра; количество фигурок в одной гробнице колеблется от одной до 235, хотя обычно их число не превышает 18-20). В мужских погребениях встречаются ушебти с титулами должностных лиц, например «начальник сокровищницы», «правитель Куша» и т. д. Женские имена обычно сопровождаются либо титулом «жрица», либо «владычица дома». Из общего количества ушебти хорошо читаемые надписи имеются на 93-х, на 73-х их разобрать невозможно. Материал и форма ушебти по датировке Г. Штайндорфа соответствуют египетским образцам XVIII—XX династий. На 23 ушебти место для имени покойного оставлено незаполненным. На основании этого докладчик предполагает, что они были изготовлены на продажу и, по-видимому, присланы из Египта. Особое внимание привлекает статуэтка чиновника Маха, содержащая необычное по форме заклинание.

Доклад Э. Е. Миньковской «Локальные формы Аренснуписа в Куше» был посвящен вопросу о происхождении культа названного божества, его локализации, иконографии образа и функциональных аспектах его ипостасей, в которых, по мнению докладчика, нашла отражение борьба местных и египетских традиций. На основе рассмотренных памятников Э. Е. Миньковская пришла к выводу, что Аренснупис был богом кушитского происхождения, а центром зарождения его культа была Северная Нубия (район Калабша — Дендура). Аренснупис почитался в близком к Египту районе, что можно рассматривать как одну из причин его зачисления в египетский пантеон.

В докладе Н. А. Померанцевой «Принципы архитектурно-пластических композиций храмового комплекса Мусавварат эс Суфра» основным объектом исследования явился так называемый «Львиный храм». Опираясь на результаты обмеров памятника, докладчик делает вывод, что древние мастера использовали в строительной технике и построении рельефных композиций метод «золотого сечения», систему пропорциональных соотношений и приемы модульного построения. Исследование памятников под этим углом зрения позволяет, с одной стороны, выявить ряд существенных особенностей мероитского искусства, с другой, — дает возможность выявить взаимопроникновение художественных традиций древнеегипетской, эллинистической, переднеазиатской и мероитской культур. Постройки в Нубии, осуществлявшиеся египетскими фараонами, способствовали не только непосредственной преемственности строительных приемов, но и внедрению канонических форм, среди которых наибольшее распространение в архитектуре получают колонные залы и входные пилоны, в пластическом решении — приемы скульптурного оформления портиков и пилонов. Аналогичные приемы встречаются в древнеегипетском искусстве, хеттском, переднеазиатском и, наконец, в мероитском. В технике же исполнения мероитские мастера ориентировались на фасную и профильную точку зрения в постановке фигур. В пропорциях человеческих фигур докладчику удалось выявить характерные особенности их построений и некоторые «отклонения» от принятой древнеегипетской канонической системы, что позволяет установить некоторую закономерность, которая в дальнейшем может привести к определению канона и специфических черт иконографии образов.

Доклад Р. Д. Шуриновой «Некоторые черты раннехристианского искусства Египта и Нубии» был посвящен проблеме воздействия и своеобразного преломления раннехристианского египетского портрета в нубийской портретной живописи. С распространением в IV—V вв. в Нубию христианства происходит проникновение в последнюю коптской редакции портретной живописи. По всей видимости, в Нубию приезжали египетские живописцы, у которых учились местные мастера. Правомочность таких предположений доказывают, например, росписи в Фарасе, где можно наблюдать характерную тенденцию к фронтальности, сходство в рисунке, расположении цвета локальными пятнами и полосами и т. д. Тот же цикл росписей в Фарасе показывает, однако, что заимствование у коптов не было пассивным. Усвоив изначальные истины, нубийские мастера обнаруживают стремление к упрощению всей системы живописи, доходя в некоторых случаях до схематизма. Например, рисунок губ превращается в ломаную линию, похожую на букву «М» или «X». Преодолевая достаточно сдержанные (так называемые «фиолетовый» и «белый») стили, местная традиция торжествует в полихромном (с XI в.), гораздо более декоративном. Следует, правда, учесть, что росписи Фараса [226] относятся ко времени гораздо более позднему, чем период наибольшей активности коптского влияния в Нубии.

В центре доклада С. С. Соловьевой «Город Саис и правители Куша» находилась проблема взаимоотношений Саиса, одного из крупнейших центров Нижнего Египта, с правителями Куша, которые в середине VIII в. до н. э. подчинили Египет и основали XXV (Эфиопскую) династию, а также с Ассирией, которая во второй четверти VII в до н. э. на короткое время овладела Египтом. В первой части доклада была рассмотрена экономическая, политическая, военная и идеологическая роль Саиса — столицы 5-го нижнеегипетского нома в Египте предсаисской эпохи, а также выявлены причины возвышения и выдающегося исторического значения этого города. Во второй части была освещена история столетнего «противостояния» Саиса указанным внешним силам, завершившегося объединением Египта саисскими правителями, утверждением на троне XXVI (Саисской) династии, освобождением страны от чужеземного владычества и возвращением Египта в ранг «великих держав» древнего Ближнего Востока.

Г. М. Бауэр в докладе «Асмахи и сембриты» подчеркнул, что вопреки распространенному мнению махимой VIII—VII вв. до н. э. не состояли из одних лишь ливийцев. Во всяком случае, оборона Дельты с востока возлагалась частично на арабов и сирийцев, поселенных в восточных номах и по границе Египта по линии Пелусий — Героонполь (р-н Питома). Видимо, именно семитоязычная часть махимой и входила в состав подразделения «каласириев». Оценка политического положения в Египте начала царствования Псамметиха I приводит к мысли, что элефантинский гарнизон перед «исходом» воинов в Эфиопию также в значительной части должен был состоять из арабов и сирийцев. Таким образом, среди ушедших воинов наибольшую часть, видимо, составляли отряды «азиатов». По-видимому, этимология египетского термина асмах, которым Геродот обозначает ушедших воинов, подтверждает это предположение. Бегство асмах должно было произойти между 653/2 и 630—621 гг. до н. э. Тщательное исследование показывает, что асмах, получившие на новом месте название «сембриты» (вар.: селиберриты, себриты и т. д.), заняли с разрешения царей Мероэ территорию в междуречье Голубого Нила и Рахада. Вероятно, уже во II в. до н. э. часть сембритов покинула свою «катойкию» в междуречье и распространилась на север и восток страны. В пользу такого предположения помимо данных античных авторов свидетельствует и мероитская ономастика. Видимо, в I в. до н. э. (но не позднее начала I в. н. э.) сембриты в своем движении на северо-восток входят в соприкосновение с аксумитами и, быть может, именно им обязан своим основанием город Адулис. Объединение семитоязычных сембритов с родственными по языку аксумитами, вероятно, произошло мирным путем и создало необходимые предпосылки для возникновения государства Аксум. Самое название «сембриты» со значением «пришельцы», видимо, египетское и восходит к корню śpr — «достигать, доходить». В связи с этим интересно, что точным соответствием śpr является северосемитское nagas, ставшее впоследствии обозначением правителей Аксума.

Доклад вызвал оживленное обсуждение и обмен мнениями участников конференции.

Доклад С. Я. Берзиной «Поздний период Мероэ. Вопросы хронологии и истории» был посвящен одному из важнейших этапов истории Куша — конечному периоду существования Мероитского царства. Ныне не вызывает сомнений, что первые века н. э. были периодом наивысшего расцвета Мероэ. Поход Эзаны (вторая четверть IV в.) прервал мирное развитие государства и ослабил центральную власть, однако, судя по надписи царя Карамодойе, централизованное Мероитское государство все же сохранилось до конца IV в. н. э. В конце IV — начале V в. расстановка политических сил в долине Нила к югу от первого порога меняется. Средняя область Мероэ входит в сферу политического влияния царьков-нобатов. Пришельцы смешались с местным населением, восприняли мероитскую культуру, влияние которой прослеживается здесь по VIII в. включительно, но создали свое государство. Средняя часть Мероэ оказалась подобным же образом под властью мукурритов. Что касается собственно «острова Мероэ», то весь имеющийся материал свидетельствует, что и после похода Эзаны здесь сохранилось прежнее население, и в условиях изоляции от Средиземноморья цивилизация «острова» [227] получает местное, африканское направление: Иоанн Эфесский (VI в.) называет государство к югу от Мукурры Алвой. Это исконное название «острова Мероэ» античных авторов, известное по надписям мероитских царей с IV в. до н. э. Сам Иоанн неоднократно подчеркивает, что алодии — это эфиопы, кушиты, а Алва — Куш. Судя по письму Лонгина, приводимому автором «Церковной истории», Алва поддерживала связи с Аксумом. Столицей Алвы оставался город Мероэ (город Алоа надписи Эзаны). Как ремесленный и административный центр он существовал до конца VIII в. н. э. Таким образом, Алва сохранялась как часть Мероитского государства еще в V—VIII вв.

В конце VIII — начале IX в. центр государства Алвы перемещается на более южный «остров», суданскую Гезиру, столица переносится в Собу. Самые древние слои Собы датируются VIII—IX вв. К середине IX в. относится и первое упоминание Собы в письменных источниках. Переломный период в истории Алвы-Мероэ и средневековой Алвы лежит на рубеже VIII—IX вв. В это же время образуются средневековые госудаства во всей суданской историко-географической зоне, в это же время заканчивает свое существование наиболее близкая Мероэ древняя аксумская цивилизация. В связи со всем приведенным материалом автор предлагает считать концом государства и цивилизации Мероэ рубеж VIII—IX вв.

Проблема, затронутая в докладе, привлекла к себе внимание присутствующих, и обсуждение доклада вылилось в острую и интересную дискуссию.

25 июня — последний день конференции — был начат докладом Г. А. Беловой «Египетские крепости в Куше в эпоху Древнего, Среднего и Нового царства». Докладчик отметила, что египтяне вели борьбу со своими южными соседями — племенами, жившими скорее всего за вторым нильским порогом, — с давних времен. Уже в эпоху Древнего царства на территории Нубии существовало египетское укрепление Бухен. Среднее царство отмечено возросшей борьбой с Нубией, причем основным противником Египта был Куш, что же касается Вавата, то он, видимо, находился под властью Куша. На территории Куша и Вавата строится система крепостей — мощных оборонительных цитаделей и форпостов египетской власти, служивших также пунктами отправки добытого сырья. В эпоху Нового царства крепости были также крупными административными центрами. Этот период отмечен интенсивным строительством новых и укреплением старых крепостей, что косвенно подтверждает возросшую мощь Куша, представлявшего собой реальную угрозу для Египта.

В докладе Л. И. Андреевой «Институт „жен бога Амона" при XXV-й династии» было отмечено, что названный институт в период прихода к власти Пианхи и его преемников возрождается вновь (однако со значительными изменениями) и служит действенным средством политики царей XXV династии в Египте. Институт «почитательниц бога» — женщин, носивших титулы «жена бога» и «длань бога», — имел самостоятельное историческое развитие: являясь институтом религиозным, он имел вместе с тем важнейшее политическое значение. Это особенно отчетливо прослеживается в политике царей XXV династии в Египте. Показательным в этой связи представляется факт, что Аменирдис I, дочь Кашты, в отличие от других «почитательниц бога», сразу же после удочерения ее Шепенупет II, дочерью Осоркона III, приняла полную титулатуру «почитательницы бога». Очевидно, такое спешное принятие полной титулатуры Аменирдис I было вызвано стремлением фаранов XXV династии как можно скорее и прочнее закрепить свое влияние в Египте и отстранить от столь важной должности ставленницу XXIII, ливийской династии, дочь Осоркона III — Шепенупет I.

А. К. Виноградов в докладе «Система наследования власти в Напатско-Мероитском государстве» показал, что изучение порядка престолонаследования в Напатско-Мероитском государстве предоставляет, пожалуй, единственную возможность восстановить систему родства — черту, существенно важную для исследования системы общественых отношений в Куше. Имеющиеся данные о генеалогии кушитских правителей позволяют выделить три тенденции в наследовании. Власть передавалась: 1) племяннику (сыну сестры), 2) брату, 3) сыну предыдущего правителя, из чего можно предположить, что в Куше шел процесс перехода от материнско-правового к отцовско-правовому принципу в наследовании центральной власти. Эволюция родового строя в Куше привела к [228] возникновению переходных форм, аналогии которым были обнаружены этнографами у некоторых других народов, находившихся на сходной ступени общественного развития. Традиции материнского права оказались чрезвычайно живучими в Куше. В «Стеле избрания» царя Аспелты, например, при обосновании его прав на престол названы семь предков по женской линии и лишь один по мужской — отец. Патриархальные тенденции, однако, своеобразно изменили ситуацию: кушитские правители имели обыкновение жениться на нескольких родных сестрах, а в тех случаях, когда сестры не становились женами правителей, их нередко «посвящали богу Амону».

Это может быть истолковано как попытка пресечь появление новых претендентов на престол и оградить интересы укрепляющегося отцовско-правового рода и далее — патриархальной семьи. Пока трудно сказать, когда именно в Куше победило отцовское право, можно лишь отметить, что, например, в Мукурре царская власть передавалась по отцовской линии, следовательно, переход в принципе завершился. Исследование механизма передачи власти в напатско-мероитскую эпоху обнаруживает несомненное сходство с обычаями народов сопредельных стран.

Доклад Н. Т. Кремлева «Маджаи, блеммии, беджа» был посвящен выяснению вопроса о соотношении отдельных черт племенной организации названных этнических общностей. Автор приходит к выводу о том, что беджа представляли собой иное, чем маджаи и блеммии, племенное образование. Вопрос о точном соотношении маджаев и блеммиев остается открытым по причине чрезвычайной фрагментарности сохранившихся источников.

В докладе «Чтение имени основателя XXV (Эфиопской) династии Египта» И. С. Кацнельсон выдвинул ряд аргументов, направленных против нового чтения имени фараона Пианхи как «Пи», предложенного недавно К. X. Призе. Прежде всего, в египетских текстах названное имя читается как «Пианхи» уже задолго до указанного периода. Поскольку же все дошедшие до нас тексты, содержащие имя основателя XXV династии — египетскоязычные, «мероитское» его чтение, постулируемое К. X. Призе, в высшей степени сомнительно. Следует к тому же отметить, что от указанной эпохи до нас не дошло ни одной мероитской надписи, которая позволила бы проверить допустимость подобного чтения вообще. Далее, имена всех остальных напатских царей, чисто кушитские, пишутся по всем правилам египетской орфографии. Подобным же образом написано и подавляющее количество картушей Пианхи. Что же касается имеющихся отступлений от этих правил, то все они приходятся на позднее время, когда в Мероэ египетское письмо вырождается.

В докладе С. Я. Берзиной и Э. Е. Миньковской «Тронное имя владык Куша» был проведен анализ имен владык Куша с точки зрения их семантики. Сделан вывод о том, что большинство имен царей заключает в себе указание на царское положение их носителей. Выделены элементы: mani (amani), qo, qore со значением «царь», «владыка», yesbōhe — «воплощение», которое в именах царей соединено с именем бога, irki, а также tertekes — «жрец» (соответственно «царь-жрец»). Показано широкое распространение титула «мани» в Африке, что сходно с египетскими и кушитскими теофорными именами царей и имеет, очевидно, общее происхождение. На материале надписей Мусавварат эс Суфры, Армины и Фараса подтверждены сообщения Диодора и Страбона об избрании царя из среды жрецов.

Докладом С. Я. Берзиной и Э. Е. Миньковской работа V мероитской конференции закончилась. В заключительном слове И. С. Кацнельсон отметил, что прошедшая конференция представляет собой новый этап в развитии отечественной мероистики, характеризующийся появлением многих новых направлений в исследовании истории древнего Мероэ.