Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
|
|
Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. |
|
11 февраля 1974 г. в Государственном музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина открылись очередные ежегодные Випперовские чтения, приуроченные на этот раз к Выставке сокровищ из гробницы Тутанхамона и принявшие форму научной конференции египтологов и искусствоведов. Чтения были организованы совместно ГМИИ им. А.С. Пушкина, Государственным Эрмитажем и Институтом Востоковедения АН СССР. На них были приглашены ученые из АРЕ, ГДР, Польши и Венгрии; а также ленинградские и московские специалисты. Все заседания были пленарными; на них присутствовало до 200 человек — научных работников и гостей, интересующихся проблематикой Древнего Востока. В течение трех дней (11, 12 и 13 февраля) было прочитано 19 докладов на тему «Тутанхамон и его время. Культура и искусство древнего Египта эпохи Нового царства».
11 февраля утреннее заседание конференции открылось в лекционном зале вступительным словом директора ГМИИ — И. А. Антоновой (Москва), обратившейся с приветствием к зарубежным гостям и к присутствующим советским ученым. Она отметилa уникальный характер выставки, привлекшей к себе внимание самых широких масс, ее небывалую массовость и популярность, а также выразила благодарность присутствовавшему на заседании главному хранителю музея в Каире Ибрагиму эль Навави за помощь в организации транспортировки и хранения экспонатов, демонстрируемых в Москве.
Директор Государственного Эрмитажа, академик Б.Б.Пиотровский (Ленинград) выступил с докладом «Тутанхамон и его время», в котором подробно осветил политическое и культурное состояние Египта в эпоху Нового царства. Он подчеркнул важную роль международных связей и культурного обмена, достигших полного расцвета в эпоху XVIII династии. Доклад сопровождался показом диапозитивов памятников, которые, по мнению Б. Б. Пиотровского, имеют не египетское происхождение — щитов из Нубии, кинжалов с зернью хурритского типа, многих предметов, сходных с сирийскими, критскими и другими образцами. Попутно докладчик привел примеры изображения аналогичных предметов в гробницах конца XVIII династии и, главным образом, в гробнице Тутанхамона.
Все это может наглядно подтвердить влияние эгейского и переднеазиатского искусства на египетскую эстетику, вызванное широким развитием торговых связей Египта с его соседями.
Известный польский археолог К. Михаловский (Варшава) проследил в своем докладе «Искусство Нового царства до и после Тутанхамона» эволюцию стилей в искусстве Египта XVIII-XIX династий. Монументальная архитектура, скульптура, живопись и рельеф достигли совершенства уже при Хатшепсут и Тутмосе III (статуя Сененмута, рельефы в храмах Дейр эль-Бахари и др.), хотя художники еще держались древних сюжетов. Новые черты стали проявляться при Аменхотепе II и Тутмосе IV (сцены в гробнице Нахта — позы, портретность, тонкая техника). Лучшие образцы так [189] называемого «классицизма» относятся ко времени Аменхотепа III (гробница Рамосэ, ее первая часть), когда точность и ясность моделировки достигли предела. В недрах этого «академического» искусства уже зародилось противоположное течение (так называемый «второй стиль» гробницы Рамосэ, гробница Хеви и др.), а вскоре — сразу и полностью — оно выразилось в амарнском искусстве, в его бурном протесте против традиций, в геоэмоциональности и напряженном динамизме. Новые формы сочетались с новым содержанием, вдохновленным идеями реформы Эхнатона. Уже в конце Амарны наблюдается смягчение в сторону реализма. В гробнице Тутанхамона прикладное искусство возвращается к «классическим» нормам, но в нем еще живет утонченное великолепие и декоративность предыдущей эпохи. Даже академизм, возродившийся в рельефах Сети I, кажется более изысканным, чем доамарнский. Наряду с этим, монументальное искусство становится проще и грубее, но шире по замыслу; особенно интересен динамизм военных сцен времени Рамессидов.
Главный хранитель египетского музея в Каире Ибрагим эль Навави, приветствовав советских египтологов и поблагодарив их за глубокий интерес к древней истории его страны, прочитал доклад «Мумии и мумификация». Автор рассказал о способах бальзамирования, принятых в Египте, религиозном значении этого акта и истории его развития, начиная с Древнего царства до самого заката египетской религии в римское время. Он сообщил также о научно-исследовательской работе, которая проводится теперь на медицинском факультете Александрийского университета совместно со Службой древностей Египта, в коей докладчик принимал участие. Она состоит, главным образом, в рентгенографии и химическом анализе различных компонентов мумий.
После двухчасового перерыва заседание возобновилось в 3 часа дня. Доклад М. А. Коростовцева (Москва) «Проблема космополитизма в амарнскую эпоху» был посвящен историческому аспекту этого времени, а также его идеологической характеристике. Опираясь на концепцию Ю. Я. Перепелкина, докладчик осветил предпосылки религиозной реформы Эхнатона. Культ не антропоморфного бога Солнца (Jta+), восходящий, может быть, к V династии, упоминается еще в текстах Среднего царства; он начинает играть роль при Тутмосе IV и значительно усиливается при Аменхотепе III. Вместе с тем, в результате удачных войн XVIII династии очень усилился государственный культ Амона-Ра, в руках жречества — которого сосредоточились огромные богатства: это не могло не привести к конфликту с «третьим сословием». Придя к власти и опираясь на него, Эхнатон выступил против жречества Амона, самого Амона и других богов; однако не следует объяснять все его поступки исключительно политическими соображениями. Он был, вероятно, властным религиозным фанатиком, увлеченным своеобразной идеей, и стремился осуществить ее, не останавливаясь ни перед чем, даже перед мощью тысячелетней традиции. Понятие «космополитизма» неприменимо к амарнской идеологии и внешней политике потому, что царская власть Эхнатона так же требовала подчинения вассальных народов Египту, как власть предшествующих фараонов. Применение этого термина для характеристики указанного явления является модернизацией древней истории.
Е. А. Некрасова (Москва) напомнила в нескольких вступительных словах о тесной творческой связи проф. В. В. Павлова с египетской коллекцией ГМИИ, сыгравшей важную роль в его научной работе, о значении его трудов в области египетского искусства и об его 40-летней педагогической деятельности в МГУ. Потом она зачитала по рукописи фрагменты из неопубликованной работы В. В. Павлова, в которой доказывается принадлежность к амарнской эпохе ряда образцов мелкой пластики. В. В. Павлов также уточнил, что скульптурные головы ГМИИ № 2141, КМ № 45547, Брукл. муз. № 34. 6042, Берл. муз. 20496 и др. являются портретами фараона Сменхкара, а не Эхнатона, как полагал Ж. Капар. Небольшая головка из зеленовато-голубого шпата ГМИИ № 4959, не являясь портретом Сменхкара, относится, вероятно, к его времени и свидетельствует о связи с искусством мемфисской школы.
Следующий доклад Н. А. Померанцевой (Москва) «Осмысление традиций и канона в искусстве Амарны» был посвящен характеристике тех изменений, которым подверглись в указанное время условная иконография царя в частности и изображение [190] человеческой фигуры в целом. В египетском изобразительном искусстве каноничность каждого типа всегда определялась строго пропорциональной соразмерностью отдельных частей фигуры относительно целого, т. е. ее роста. Если в «классических» произведениях пропорции играли главную роль, то в амарнском искусстве они стали равнозначными с другими компонентами канона. Однако и новые черты были закреплены в уже разработанной системе пропорций. Этим объясняется однотипность изображений Эхнатона, Нефертити, царевен. В амарнских памятниках диапазон вариантов был шире, однако новые композиции все же соответствовали канону, правила которого всегда служили в Египте критерием для отбора изобразительных средств. В основе канона лежал закон формообразования — образец структур, допускающих варианты в пределах аналогичных построений.
Первый день работы закончился докладом И. В. Богословской (Ленинград) «Истоки Амарны (по рельефам времени Аменхотепа III из Мемфиса)», в котором автор пытается выявить зарождение некоторых специфических черт амарнского искусства на памятниках предшествующей эпохи — мемфисских рельефах. Признаки этого стиля, который автор называет «предамарнским», выражаются в отходе от классических пропорций фигур, в смягчении моделировки, росте эмоциональности и декоративности изображений, в изменении моды одежды. Однако в это время (конец царствования Аменхотепа III) египетское искусство еще не дошло до остроты выразительности амарнского периода, когда Эхнатон, поддерживая одни тенденции и отвергая другие, способствовал рождению своего строго определенного стиля.
В 7 ч. вечера в большом зале Музея состоялся концерт камерной музыки из произведений А. Вивальди, в котором приняли участие дирижер Л. Маркиз и лауреаты международных конкурсов Н. Гутман, О. Каган и Ю. Туровский.
12 февраля — второй день конференции открылся утром докладом Г. Р. Майера (Берлин) «Амарнский архив как важный исторический источник», в котором чрезвычайно подробно была изложена история находки сотен клинописных табличек в 1887 г. Данные тех источников позволяют судить о наличии интенсивных связей Египта при Аменхотепе III и Эхнатоне со странами Двуречья и Ближнего Востока. Докладчик подробно остановился на вопросе о родственных связях фараонов с переднеазиатскими царями и князьями, дав любопытные характеристики как человеческим качествам этих последних, так и их политической ориентации в междоусобных войнах. В докладе было приведено много цитат из наиболее значительных писем этого древнейшего дипломатического архива, относящегося к XIV в. до н.э.
Доклад Л. Какоши (Будапешт) «Некоторые замечания о гробнице Тутанхамона» был посвящен анализу религиозных значений росписей этой гробницы, а именно, отраженным в них особенностям непосредственно послеамарнской идеологии. Главной темой их было не столько обычное путешествие бога Солнца по царству мертвых, сколько превращение царя (Тутанхамона) в бога Осириса. Производится описание трех сцен, подтверждающих этот тезис. Отождествление умершего с Осирисом считалось прежде, до реформы, как бы «причастием к его сущности», а не полным превращением в него, как показано в этих сценах. Далее приводятся изображения и тексты на четырех золотых наосах, заключавших саркофаги Тутанхамона, тоже сильно отличающиеся от традиционных: так фараон вместе с Ра становится членом эннеады, заменяя Сета и вытесняя Нефтиду; выделяется мотив связи с «отцом» его Ра, освобождение царя от загробного суда. При сравнении с гробницей Эйе выясняется другое различие. Докладчик приходит к выводу, что гробница Тутанхамона была оформлена не по плану Эйе, а фиванскими жрецами, которые хотели подчеркнуть факт возвращения молодого царя к традиционной религии.
С. И. Ходжаш (Москва) сделала сообщение «Скарабей с изображением древа жизни» (к вопросу связи искусства Египта с искусством Финикии); она рассказала о скарабее ГМИИ — 1,1 А 2447 из коллекции В. С. Голенищева (№ 2106), сделанном из светло-розового агата с коричневыми вкраплениями. На нем изображены пальметка с закрученными наружу листьями и две человеческие фигуры. По всей вероятности, этот и несколько подобных ему памятников (были показаны диапозитивы) имеют не [191] египетское, а переднеазиатское, точнее финикийское происхождение, так как представление о «древе жизни» как таковом отсутствовало в Египте до гиксосского времени, а его изображения, появившиеся при XVIII династии, обычно принимали смысл «объединения Верхнего и Нижнего Египта». Культ пальмы и сикомора там четко не различался, иконография их, чередуясь, постепенно «срасталась». Стиль рисунка дерева и геральдических фигур на скарабее тоже не характерен для Египта.
В. Мюллер (Берлин) посвятил свой доклад одному из сложных и малоизвестных науке моментов поздней эпохи, когда в конце царствования Птолемея IV Филопатора египтяне воспользовались некоторым ослаблением греческого владычества, восстали против него и создали независимое государство со столицей в Фивах. Оно недолго просуществовало на территории от Коптоса до Элефантины. Первым царем-египтянином был Хармахис (Ḥr-m-3ḫt), правивший с 206 до 199 г. до н. э., вторым — Анхмахис (cnḫ-m-3ḫt), c 199 до 186 г. до н. э. Преемник Филопатора, Птолемей V Эпифан подавил это восстание, и вскоре оно было забыто. Однако египетский национальный дух не был окончательно сломлен до прихода к власти римского императора Октавиана Августа.
Е. С. Богословский (Ленинград) в своем докладе «Военные и художники в Египте XV—XIV вв. до н.э.» привел новый материал из почти неизученного архива Дэр-эль-Мэдина, содержащего до 40 000 правовых документов. Они проливают свет на одно из проявлений культуры Нового царства, а именно, на организацию коллектива служащих фиванского некрополя, насчитывавшего около 90 человек. Описав образ жизни, условия труда и оплаты этих людей, докладчик перешел к своей главной теме — к сделанному им наблюдению, что художники, скульпторы, резчики и прочие ремесленники некрополя называются в юридических документах «воинами Места правды» западных Фив (W3st), а все должности от начальников до групп рабочих официально оформлены как разные воинские звания и соединения. По мнению докладчика, коллектив «Места правды» принадлежал к сословию воинов, и войско в Египте, таким образом, участвовало в производстве материальных и духовных ценностей, а не просто охраняло государственный строй.
Х. Кишкевиц (Берлин) прочитала доклад «О временном пребывании бога в человеке». Архаическая идея единства бога и царя как Хора была утрачена уже к концу IV династии, о чем свидетельствует появление титула «сын Ра», констатирующего это разделение. Царь становится «наместником бога на земле», его подобием, ответственным перед ним. С начала Нового царства входят в употребление слова, обозначающие это уподобление: mjtj, sntj, sḫm, tjt, twt, а также эпитеты к ним: šps, špss, mnḫ, ntrj, ɔiḳrcnḫ. Богосыновство понималось тогда в физическом плане, существовали изображения «непорочного» зачатия царей XVIII династии от Амона, и многое соответствующих текстов говорило о том, что тело фараона создавалось из тела бога, происходило из его семени и т. п. Вместе с тем возросла роль культовой статуи, в которую, согласно мемфисской теологии, божество могло спускаться с неба и пребывать в ней некоторое время (Urk. IV, 1542 и др.). Одной из форм проявления божественной силы считалась «Тень» (šwt), а также нумен «святой дух» (dsrw) (Urk. IV, 1.726 и др.). Автор более подробно касается понятия dsrw и его нескольких значений, относящихся к духу статуи или местности, — «особое», «отдельное», «опасное для непосвященных». Вывод сводится к тому, что по представлениям древних египтян бог мог временно вселяться в свой образ в храме и передавать ему свою силу. Также сходит он и в живого царя (ср. имя Тут-анх-Амон); однако эти случаи не сделались распространенной догмой в царской идеологии.
Е.Н. Максимов (Москва) в своем докладе «Гелиопольская космогоническая система (опыт реконструкции)» опирался на версию, записанную в Pap. Bremner Rhind 26.21-24; 27.1-5, представляющую собой изложение гелиопольской религиозно-философской традиции. Он использовал имена и образы египетских богов вместе с их мифологическим значением. В начале всего сущего, согласно этой системе, стоит водный хаос Нун, являющийся первой творческой силой, которая эманирует светло-огненное начало Атум. Атум есть демиург — творец второго порядка, носящий титул «отец всех [192] богов». Он производит высшую четверицу богов: Шу — бесконечность, эфир; Тефнут — влажность; Геб — земля и Нут — небо. Геб и Нут порождают Ра, который является ипостасью Атума и связующим центром системы мира высшего с миром осирических мистерий — второй четверицей богов, в которую входят Исида, Осирис, Сет и Нефтида. Реконструкция завершается образом Хора — солнечного Сокола, не входящего в эннеаду как отдаленное проявление самого Нуна, который тоже не входит в нее, являясь, однако, импульсом для ее создания. К схеме приводится много параллелей из «Текстов пирамид», «Текстов саркофагов», «Книги мертвых», канонической библейской версии о сотворении мира, а также из гностических, греческих и коптских текстов, из апокрифов и средневековой каббалы. Для реконструкции была использована символика, исторически сложившаяся в течение веков еще в Древнем Египте и сохранившаяся вплоть до наших дней.
В докладе Р.И. Рубинштейн (Москва) «Погребальные обряды по 151 главе "Книги мертвых"» был вскрыт символический смысл театрализованного ритуала — мистерий Осириса», целью которого являлось «оживление» мумии умершего (но не «воскресшего из мертвых», подобное христианским представлениям). Заупокойные тексты: изречения, формулы, диалоги, «ремарки» и, главным образом, сцены, изображающие магические действия, которые исполняли жрецы в масках богов — все это восходит к глубокой древности. В докладе было приведено много интересных цитат из «Книги мертвых» и других источников; в нем уделено внимание внешнему виду и магическому назначению ряда культовых предметов и фетишей, обязательно присутствовавших в египетской гробнице (джед, священные кирпичи, факелы, ушебти и т. д.).
И. А. Стучевский (Москва) выступил с докладом «Пропаганда государственного центризма в художественной литературе Древнего Египта (по данным „Пророчества Неферти" и „Речений Ипувера")». Он попытался определить датировку упомянутых событий, характер композиционного сходства обоих произведений и специфику их политической тенденциозности, а также выдвинул свою концепцию, примиряющую противоположные точки зрения В. В. Струве и Ж. Познера на соотношение во времени вымысла и фактов в этих вещах. По мнению автора, Ипувер, желая предупредить царя, нарисовал грозную картину некоего бывшего мятежа на основании современных симптомов. Оба произведения являются предсказаниями, записанными в форме «будущего в прошедшем». Кроме того, докладчик утверждает, что эти события были не самостоятельным народным восстанием, но что гнев масс был использован в своекорыстных целях номовой знатью в ее борьбе с централизованной властью фараона в конце Среднего царства. Литературный жанр «Пророчеств» Неферти и Ипувера отражает идеи и переживания испуганного бюрократического чиновничества, поддерживавшего царя, на которого обрушился основной удар.
Занятия второго дня завершились докладом Э. Л. Семеновой (Москва) «Древневосточные традиции и сложение стиля европейской керамики периода энеолита и ранней бронзы». В сопровождении показа диапозитивов в нем были приведены примеры и расшифрованы символические значения орнаментов на чашах V—III тыс. до н. э., найденных в Малой Азии, созданных, по-видимому, автохтонами. Отвлеченный рисунок выражал, по мнению автора, цельность первичного космического мировоззрения. При переходе к металлу в III тыс. до н. э. и в связи с открытием гончарного круга восторжествовала форма, а роль орнамента временно ослабла. Но во II тыс. до н. э. он снова расцвел в эгейском мире, где были оригинально использованы и стилизованы растительные и „звериные" мотивы. Элементы росписей переднеазиатского и средиземноморского стиля встречаются и на изделиях, относящихся к западноевропейской традиции.
13 февраля — третий день конференции — открылся докладом И. С. Кацнельсона (Москва) «Египет и русское искусство начала XIX в.», в котором был приведен и показан в диапозитивах обширный материал, до сих пор еще не привлекавший внимание ученых; он демонстрировал влияние так называемого псевдо-египетского стиля на русский классицизм. Автор предложил подробный обзор этого материала. К XVIII в. относятся пирамида в парке времени Екатерины II, некоторые [193] гобелены с африканскими мотивами и отдельные вещи; но наиболее выдающимися образцами «египтизирующего классицизма» являются памятники начала XIX в., возникшие под впечатлением экспедиции Наполеона, и «Описания Египта». Появляются статьи С. Уланова и Каченовского, в которых подлинное египетское искусство получает отрицательную оценку вследствие непонимания и господствующего увлечения античными нормами. Тем не менее, в изобразительном искусстве появляется много подражаний ему: пилон в Царском селе (1829), «Египетский мост» в Петербурге, вестибюль Камерона в Павловском дворце, пейзажи Гонзага, сфинксы, фигуры, лампы, хранящиеся в Эрмитаже. В Москве этот стиль представлен «Египетским павильоном» в Останкине, столовой в Архангельском, «Египетским домиком» в Кузьминках, росписями в «доме Верстовского» и другими предметами. Имитации иероглифических надписей обычно неточны по рисунку и не имеют смысла.
Затем выступил У. Люфт (Берлин). Его доклад «Семантические проблемы любовной лирики по папирусу Честер Бити I» был посвящен выяснению трех слов встречающихся в текстах Pap. Chester Beatty I recto XVI.9 – XVII.I, написанных силлабическим письмом, которые большинство немецких ученых считает заимствованиями из семитских языков. Полемизируя с ними, автор доказывает, что все три слова являются иносказаниями и плодом словотворчества местных поэтов. Он предлагает подробный филологический анализ этих слов и следующие выводы: 1) первое слово первого стиха в третьей строке, состоящее из иероглифов ḫ, r с чертой, лежащей колонны с3 со свитком и детерминатива pr, имеет общее значение «Schutzdes großen Tores» (здесь — vulva); 2) второе слово в том же первом стихе в шестой строке состоит из знака «болота» с «орлом» (алеф?), r с чертой и группы, которую нельзя считать силлабической,— с общим значением «bis zum Matt sein»; 3) третье слово во втором стихе в четвертой строке имеет тоже 3 группы знаков — «орел» (алеф?) с «петлей» n + r/l, ḫ и детерминатив pr; оно означает «Ruberbänke des Kindhauses»— иносказание, взятое, вероятно, из языка нильских лодочников. Все три слова имеют метафорический сексуальный смысл и несомненно египетское происхождение. В заключение докладчик привел еще несколько аналогичных примеров, отметив, что эта область египетского литературного языка еще недостаточно изучена.
Т. Н. Савельева (Москва) сделала подробное сообщение о статуе царя Дария I (522—486), найденной в декабре 1972 г. в Сузах, in situ у входа в приемный зал дворца археологами французской экспедиции совместно с Иранской службой охраны исторических памятников под руководством М. Перро и Хадайат. Статуя сделана из местного серого известняка, но, вероятно, египетскими мастерами. Высота ее — 2 м 46 см (без головы, которая утеряна). На складках длинной одежды имеются надписи — справа на древне-персидском, эламском и аккадском языках; слева, а также на поясе и постаменте — на египетском языке. Клинописные надписи перевел Ф. Валль, иероглифические — Ж. Йойот. Все они содержат обращение к Ахурамазде, титулатуру и имя царя (в египетском тексте заключенное в картуши), речь о приношении царю от Верхнего и Нижнего Египта и очень интересный для науки список имен покоренных народов, тоже заключенных в картуши. Статуя датируется 490 годом. Тексты показывают, что Дарий I полностью воспринял гелиопольскую религиозную и политическую систему саисского периода и что Египет занимал в ахеменидском государстве более важное место, чем принято считать.
Затем, закрывая конференцию, М. А. Коростовцев выразил благодарность инициативной группе за организацию этой встречи ученых и зарубежным гостям за их участие в ней и прочитанные доклады.
В заключительном слове И. А. Антонова также поблагодарила участников за плодотворную работу и высказала пожелание издать сборник материалов этих Випперовских чтений.
[194] - конец страницы.
ВДИ, № 4, 1974 г.
+ так — HF.