Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
|
|
Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. |
Предлагаемая читателю книга «Энциклопедия оружия» является первым переводом труда выдающегося австрийского историка Венделина Бехайма «Руководство по оружиеведению. Оружейное дело в его историческом развитии от начала средних веков до конца XVIII в.» (W. Boeheim. Handbuch der Waffenkunde. Das Waffenwesen in seiner historischen Entwicklung vom Beginn des Mittelalters bis zum Ende des 18 Jahrhunders), опубликованного в Лейпциге в 1890 г. Ее автор — один из признанных в Европе создателей исторического оружиеведения как самостоятельной исторической дисциплины.
В. Бехайм родился в 1832 г. в г. Винер-Нойштадт под Веной. Он получил военное образование, в 1859 г. участвовал в австро-итало-французской, а в 1866 г. — в австро-прусской войнах. В 1875 г. вышел в отставку в чине капитана. В 1878 г. был назначен хранителем императорского оружейного собрания в Вене и создал на его основе Художественно-исторический музей, где стал первым директором. С 1897 г. был редактором самого авторитетного в Европе «Журнала исторического оружиеведения» (Zeitschrift fur historische Waffenkunde). Умер в Вене в 1900 г.
Бехайм выдвинулся как автор серьезных сочинений по изучению военной техники и музейному вещеведению. Его перу принадлежат книги и статьи о старинном вооружении, художественном ремесле, оружейных мастерах и публикации нескольких интереснейших исторических документов из городского архива Винер-Нойштадта и Дворцовой библиотеки Вены. Бехайм работал в период бурного накопления, регистрации и научного осмысления источников, связанных с созданием науки об истории оружия. Это сказалось на всем его творчестве, отличавшемся точностью и тщательным анализом изделий военного производства. Публикуемая книга — наиболее разностороннее, можно сказать, энциклопедическое произведение из числа написанных австрийским ученым. Еще при жизни автора она стала классической, ею пользовалось не одно поколение оружиеведов и историков военного дела.
В рассматриваемой работе в систематическом порядке прослежена эволюция практически всех видов наступательного и защитного вооружения Австрии, Германии, Франции, Испании, Италии, Венгрии и других стран. Учтены некоторые материалы России. Также привлечены сведения о кавказском, турецком, персидском, индийском, китайском и японском оружии. Автор использовал внушительный материал, расположил его в хронологическом порядке в рамках IV—XVIII вв., изучил крупнейшие частные и государственные собрания, опубликовал сведения о многих музейных предметах, археологических находках. Все это позволило Бехайму представить не только отдельные виды вооружения, но и показать развитие всего комплекса боевых средств. Автор, кроме того, приводит сведения о технике изготовления оружия и его украшениях, способах реставрации старинных предметов, предостерегает от покупки подделок, советует, как лучше выставлять и коллекционировать сами вещи, сообщает о главных военно-исторических музеях Европы. Всем интересующимся книга Бехайма может послужить практическим определителем оружия, его качеств и художественных достоинств. Этому способствуют рисунки, помещенные в книге, выполненные с безупречной документальностью.
Австрийский ученый не склонен выяснять общие закономерности военного дела и причины его технического прогресса. Он предпочитает конкретные оценки и истолкования. Ряд высказанных Бехаймом наблюдений такого рода частью не являлись полной новостью, однако были восприняты как авторитетные и надолго определили пути исканий его последователей. Многие существенные изменения в эволюции европейского вооружения Бехайм объяснял влиянием Востока, особенно усилившимся в эпоху Крестовых походов. Это соображение подтвердилось только отчасти, но подтолкнуло исследователей более тщательно заняться мало известным восточным вооружением. Австрийский ученый верно определил значение тяжелой рыцарской конницы в эпоху Средневековья и, в то же время, отметил постоянно возрастающую роль сокрушившей ее пехоты. Автор по достоинству оценил копье как эффективное средство боевой сшибки кавалеристов и, несмотря на скудность информации, которой он обладал, верно наметил другие тенденции эволюции средств нападения [5] и защиты. Например, использование боевого топора, по мнению ученого, к XII в. почти сошло на нет, что теперь хорошо подтверждается русскими археологическими материалами. Бехайм по достоинству оценил появление огнестрельного оружия, преобразовавшего традиционные приемы ближнего и дальнего боя. Не будем продолжать этот перечень, читатель сам оценит достоинства труда австрийского ученого.
Бехайм в своем изложении фактографичен, его сведения отличаются подчас суховатой деловитостью. При этом ему присуще тонкое понимание описываемых предметов, на первый взгляд, незначительных деталей их отделки. Читателю открывается особый мир, вмещающий сотни как простых изделий, так и шедевров оружейного мастерства. Восхищает эрудиция автора, который точно описал различные типы оружия, музыкальных инструментов, знамен, конской сбруи, принадлежности турниров и многое другое. При этом приведены даты создания вещей и отмечены этапы усовершенствования боевых средств.
Одну особенность труда Бехайма стоит отметить особо. Автор смог устоять от столь частых в истории военной техники национальных преувеличений. Он описывает различные оружейные школы как интегрированное сообщество, в котором оружейники не только не таили своих секретов, но часто ими гордились и выставляли напоказ. Мысль справедливая. В древности ничто не распространялось с такой удивительной быстротой, как новинки боевых средств. Несмотря на определенные национальные отличия, создавался во многом единый общеевропейский арсенал. В результате многие виды вооружения изменялись и совершенствовались на просторах Старого Света практически в единых интернациональных формах.
За 100 лет, истекших с момента выхода книги Бехайма, знания о военном деле древних значительно умножились. Местами труд австрийского ученого устарел, что отмечено в редакционных замечаниях. Так, например, не подтвердилось утверждение Бехайма о том, что огнестрельное оружие изобретено на Востоке. По новым изысканиям установлено, что в его создание вложили свой труд и европейцы. Фантазией оказалось утверждение о существовании доспеха с нашитыми кольцами. Последние непосредственно скреплялись между собой, образовывали кольчугу, а не монтировались на ткань или кожу. Ныне определены более точные даты некоторых нововведений. Так, шпоры со звездочкой появились не в конце ХIII в., а в его начале. Крюк для натягивания арбалета стал применяться, судя по находкам, не в XIV, а в начале XIII в. Пистолеты стали применяться не в 1530 г., как писал Бехайм, а во второй половине XIV в., причем не только в Италии, но и в других странах. Не мог, естественно, знать австрийский ученый и о многих новых археологических находках, относящихся к VIII—XIII вв., которые изменили представления о развитии мечей, сабель, копий, топоров, булав, шлемов и другого вооружения.
Книга Бехайма небесполезна русскому читателю. Такого рода работ у нас публикуется до обидного мало. Историческое оружиеведение, процветавшее в России в XIX — начале XX вв., в дальнейшем почти сошло на нет. Деятельность специалистов прерывалась, а их труды не печатались, коллекционирование старинного оружия было взято под подозрение, шедевры военного ремесла попали в разряд классово чуждых, сочинения по истории мирового военного дела не переводились, ибо причислялись к буржуазным. Лишь археологи имели возможность заниматься оружиеведческими изысканиями. Вследствие этого отечественную военную технику IX—XIII вв. мы знаем много лучше, чем XV—XVII вв. В этом отношении книга Бехайма восполняет некоторые забытые научные позиции и запас необходимой информации. Книга с равным вниманием рассказывает об изделиях разных эпох, сконцентрировавших в себе лучшие достижения ремесла, металлургии, ювелирно-отделочного искусства.
Книга Бехайма, сложная в переводе и насыщенная специальной терминологией, тщательно подготовлена издателем. Ее публикация — хорошее начинание. Хотелось бы надеяться, что такого рода переводная литература, в том числе и более близкая нам по времени своего создания, будет издаваться на радость читателю и впредь.
Доктор исторических наук, профессор, заслуженный деятель науки России А. Н. Кирпичников
[6]
«Рыцарь, смерть и дьявол».
Рыцарь облачен в доспехи максимилиановского типа, но вместо шлема типа армет на голове у него готический салад без подбородника. Доспех имеет другие особенности, характерные для немецкого снаряжения воинов начала XVI в.; поножи неполные, без наголенников; наручи без предплечий, функции которых выполняют необыкновенно высокие краги перчаток. Гравюра А. Дюрера. 1514 г. [8]
В начале IV столетия, уничтожая все вокруг, в Италию вторглись гунны. Теснимые этими свирепыми всадниками, покатились от них германцы, жаждавшие добраться до сокровищ Рима. Германский народ столетиями имел перед своими глазами как образец высокоразвитую римскую цивилизацию, но глубокие противоречия в национальных характерах были причиной того, что римская культурная традиция постоянно оставалась ему чуждой по духу. С древних времен германский воин был силой, замкнутой в себе. Он и его клан были сами себе государством. Только когда римляне начали угрожать ему, он почувствовал собственную слабость и вынужден был объединиться с товарищами по племени и признать одного господином, который бы руководил им.
Далеко на севере Европы жили народности с замкнутой культурой, сами по себе незначительные и вследствие недостатка ресурсов обреченные на прозябание. По своему социальному строю они были похожи на германцев и состояли из отдельных семей, которые сами собой управляли. Пропитание они большей частью добывали охотой на опасных зверей, поэтому были искусны во владении своим простым оружием, сильны и мужественны.
Оружие германцев осталось таким же, с каким они еще в III веке до н. э. сражались против консула Папирия (консул 293 г. до н. э.), до той поры применявшееся ими для охоты на туров и медведей. К нему добавился лишь щит, заимствованный у римлян. Он был сплетен из ивовых прутьев и обтянут необработанными шкурами животных, в отличие от римских без металлических усилений.
Ближе к цивилизации стояли трансальпийские галлы. За столетия тесных контактов с римлянами они переняли многое из того, что касается внешнего поведения, образа жизни и искусства ведения войны, но по внутренней своей сути сохраняли своеобразие, присущее варварским племенам.
Во время великого переселения народов (IV—VII вв.) на широком пространстве от Волги до океана культура сотен разнообразных племен распространялась не так равномерно, как в западных провинциях Римской империи в конце ее славного периода (I—III вв.). Факты свидетельствуют, что в те времена существовали различные уровни развития культуры — от примитивного, дикого до сравнительно высокого у многочисленных групп народов. Если считать в основе правильным подразделение доисторического периода на каменный, бронзовый и железный века, то в Северной Европе мы встречаем их все одновременно. Существовали далекие области, где жители не знали металла, области, где пользовались завезенной в процессе торговли бронзой и, наконец, где не только знали железо, но сами добывали и обрабатывали его. Многие перемещавшиеся на юг народы при переходе через Северные Альпы уже там пополняли свое вооружение, начинали по-новому смотреть на железо. [9]
Сильные различия в характере вступивших на мировую сцену народов с народами, принадлежавшими к античной культуре, особенно ощутимы в вооружении. Наступательное вооружение римлян, византийцев и других народов состояло из тяжелого копья (лат. lancea, или quiris), метательного копья (лат. hasta, или pilum), короткого меча для ближнего боя, кинжала, лука, а также пращи — у всех народов, кроме кочевников степи. Оружие понемногу становилось легче, доспех — тоньше и удобнее, шлем — меньше. Два предмета вооружения римляне позднего времени заимствовали с Востока — кольчугу и маленький ручной круглый щит. Арсенал северных народов, в противоположность римлянам, пополнялся несметным количеством видов вооружения в зависимости от того, насколько сильным было на них влияние Востока. Но среди пестрого беспорядка выделяется некоторая определенность в германском вооружении, что связано с сильной природой этого племени и его способом вести бой, т. к. на форму оружия варварских народов, не владевших тактикой больших масс, поначалу решающее влияние оказывал эффект одиночки: воин принимал в расчет успех только своих собственных действий и не понимал ценности совместных действий. Это отчетливо проявляется в вооружении физически крепких и выносливых германских племен. Им оружие римлян казалось игрушками. Они предпочитали дубину, топор, меч с длинным клинком и копье с толстым древком. К тому же в ранних сказаниях германцев фигурирует железный молот (ст. нем. mjölnir — размозжитель) бога грома Тора, и нет оснований сомневаться в том, что он представлял собой оружие древнего германского воина. Введение в обиход меча уже стало крупным шагом вперед. Еще до соприкосновения с римлянами германцы имели широкий обоюдоострый меч — спату (лат. spatha). Из обыкновенного ножа возник короткий меч сакс (лат. sax). Для применения в военном деле он удлинился и получил значительную прибавку в весе. У бургундцев, алеманов и франков он превратился в лангсакс (лат. langsax — длинный сакс), а затем в скрамасакс (лат. scramasax), которым действовали двумя руками, как тяжеловесным ударным топором.
Как северные народы, так и римляне впоследствии заимствовали друг у друга наиболее выгодное. Так, от германцев длинный меч сначала перешел к галлам, а от них — к римлянам.
Вторжение в IV веке в Европу народов с Ближнего Востока вызвало и некоторые изменения в вооружении северных народов. С Востока пришел обычай защищать тело от рубящих и колющих ударов несколько иным образом, чем это делали римляне: не коваными пластинами, а с помощью курток и штанов из прочной кожи с нашитыми на них кольцами или металлической чешуей. С Востока в дальнейшем был заимствован остроконечный шлем с бармицей, которые с незначительными изменениями просуществовали целое тысячелетие. Несомненно, что восточные народы, пришедшие на Запад, оказали воздействие на культуру германцев. Совершенствовались как формы вооружений, так и приемы действия оружием, на которое до того германцы смотрели с пренебрежением. Именно в период IV—V веков появляются первые следы применения у германских племен шлема, кожаных, усиленных железом доспехов и луков. Таким образом, в обиход воина вошли элементы снаряжения, обычные для средних веков.
К середине V века территории до Дуная были колонизованы римлянами, и жившие под ними варварские племена приняли как должное их политическое [10] и военное господство. С падением Рима среди варваров, вооруженных до этого примерно так же, как и римляне, получило распространение несколько иное вооружение. Это было хотя и простое, но все же достаточно мощное наступательное оружие, куда более эффективное, нежели римское. Развитию в Европе этих видов вооружения способствовал Восток в эпоху переселения народов. Например, франциска — боевой метательный топор франков, во времена Григория Турского (Георгия Флоренция, около 540—594) бывший оружием каждого воина, применялась все реже и реже, а в VIII веке почти полностью уступила место длинному мечу. В последующие периоды только часть копьеносцев была вооружена топорами, которые к XII веку полностью исчезли.
Можно считать установленным, что образование основных форм вооружения как римлян и греков, так и персов связано с более ранним азиатским влиянием. Достаточно сравнить вооружение персов на античных памятниках с тем, что существовало на огромной территории Востока в более позднее время, чтобы убедиться в преемственности форм. Консервативный дух восточных народов сомкнул еще плотнее границы этой территории, в то время как за пределами ее восточные изначально формы получают дальнейшее развитие у других народов. Например, конница Британии в IX веке была уже полностью обучена тактическим приемам мавров и вооружена по их образцу.
При Карле Великом (748—814) германо-франкское государство было на вершине своего могущества. Этот правитель преобразовывал свое государство в соответствии с потребностями времени, а чтобы оно было способно сопротивляться внешним силам, он занялся и совершенствованием военного дела. Он упорядочил организацию масс и их вооружение, создав таким образом народное ополчение. Все это означало нечто большее, чем обычные государственные меры предосторожности. Принципы организации войска Карла Великого привели к полному преобразованию социальных отношений среди германцев. Образовалась новая сила, вскоре ставшая весьма грозной. Вследствие войн Карла Великого многочисленная часть населения его империи оказалась в подчинении победоносного предводителя, образовав социальный слой несвободных (крепостных). Для остававшихся свободными воинов последствия продолжительных походов в отдаленные земли оказались такими тяжелыми, что они добровольно подчинились могущественным, состоятельным, которые стали содержать их как свою личную военную силу. Эти новые господа дали прибившимся к ним людям земельный надел — лен (феод), передаваемый по наследству. Так появились ленные господа (феодалы) и крепостные. Из феодалов, которые быстро достигли силы и богатства, в порядке наследования образовалось дворянство, рыцарство, которое постепенно приобрело большое значение в жизни средневекового государства.
Для Карла Великого, стремившегося организовать мощную конницу, усиление воина-одиночки не было залогом военного успеха. Каждый его феодал, каждый свободный должны были являться для сбора под главным знаменем со своими людьми и лошадьми. Наряду с этим были и пешие — несвободные и слуги, частично копейщики, частично стрелки. Сложившиеся отношения вызвали к жизни понятия «знатности», или «благородства», с одной стороны, и «низости», или «подлости», с другой. Прежде эти понятия для германского народа были, можно сказать, чуждыми. Благодаря этой [11] привилегированности, доверию властителей своим феодалам и вассалам конница стала главным родом войск. Всадник или группа всадников видели в самих себе уже не ядро войска, а само войско. Такая военная организация была в чести до тех пор, пока и народ придерживался подобного мнения. Эта организация к тому же соответствовала германскому характеру еще и благодаря самоценности одиночки, что перекликалось со стародавними остатками понятия героизма.
С выдвижением на передний план конницы наступило полное изменение вооружения. Длинный меч, которым франки обладали еще со времен Меровингов (конец V — начало VI вв.), стал теперь главным оружием рыцарства и атрибутом свободного воина. Но наряду с этим приобрело ценность для всадника и копье. Его значение для первого натиска на врага выросло с необычайной быстротой. Без большого щита, хотя и неудобного для всадника, при несовершенстве защитного вооружения воину было еще не обойтись. Шлем, еще полукруглой формы, редко завершающийся остроконечным навершьем, снабжался бармицей. Кольчужная рубашка простейшего покроя достигала колен. В таком вооружении немцы в первый раз вышли для сражения с венграми под Мерзебургом (933 г.), и неожиданная победа над войском, по-восточному вооруженным и пользующимся восточной тактикой ведения боя, укрепила веру в непобедимость тяжелой конницы. Это представление, вскоре ставшее всеобщим, не совсем оправдалось в свете горького опыта крестовых походов.
Для пешего воина не было правил, он пользовался палицей, секирой, копьем с крепким древком, часто самим изготовленным. Лучников немецкие властители набирали большей частью в других странах. Так обнаружились первые зачатки наемничества.
В Италии образование рыцарства происходило не так, как в Германии и Франции. Оно во все времена было тут не столь многочисленно, но несколько сильнее и самостоятельнее. В Венеции и Генуе господствовали объединения аристократии, в других местах объявлялись могущественные независимые властители, образовывались многочисленные маленькие государства. Народ в основной своей массе был с древности несвободен и задавлен поборами. При безгранично честолюбивых устремлениях многочисленных властителей здесь должно было сперва образоваться наемничество. В раннем средневековье вооружение в Италии еще следовало античным образцам, хотя заметно было влияние Востока. Потомки римлян, обладавшие живым характером, вообще стремились сохранить своеобразие своего вооружения, — но при этом незаметно, чтобы пехота в тогдашней Италии была главным родом войск. Лишь в XII веке наблюдается стремление перенять немецкий опыт ведения боя, но и тогда пехота как род войск не приобрела такого значения, как в Германии.
Основной чертой итальянского вооружения была его легкость. Короткий меч, сужающийся к концу, считался годным также для колющего удара. Острие копья было узкое и нередко снабжалось крючком, древко длинное и тонкое, щит круглый, небольшого диаметра. Часто воин имел кинжал. Шлем на манер чепчика укрывал всю голову. Брони в различных видах вооружения встречаются как чешуйчатые, с наклепанными пластинами или нашитыми кольцами, так и кованные из мелких колечек, но во всех случаях они короче и легче, чем немецкие. [12]
В Испании только кельт-иберы, населявшие центр и северные области, выходили за античные рамки вооружения. У них были длинные обоюдоострые мечи, маленькие, сплетенные из ивовых прутьев щиты и целиком изготовленные из железа дротики с крючками, которыми они владели с необычайным искусством. Как превосходные стрелки, они противились всякому доспеху и надевали только бронзовые шлемы.
В Византии появились первые отряды наемников. Их привлечение на службу является симптомом слабости нации. Но эта система дала начало единообразному вооружению, которое в отмиравшей Восточной Римской империи подверглось чрезвычайно сильному влиянию Востока. Оружие было по сути образцовым, предназначенным для покорения мира. И если, несмотря на многочисленные победы, записанные в скрижалях истории Византии, политический успех оставался далеко позади гордых устремлений, то причина здесь кроется не в вооружении, а во внутренней слабости самого государства, которую не могли помочь преодолеть никакие наемники при всех их геройских действиях.
В развитии европейских видов вооружения нет более важного периода, чем X и XI века. Толчок к ускорению развития дал северный народ — норманны, которые уже в VIII веке навели страх на всю Центральную Европу своими набегами. Овладев в 912 году северной частью Франкского государства, они взяли на себя активную роль в развитии рыцарского дела, оказались первыми военными специалистами, которые во всем, что касалось войны, средств ее ведения, руководства, стали служить примером и образцом. Уже в IX веке они пришли в Андалузию, закрепились на африканском побережье, рассеялись по Италии, и во всех этих странах, покоренных огнем, мечом и военной ловкостью, они переняли многое, что им казалось полезным. В оружейном деле они тоже осуществили важные преобразования, считающиеся основополагающими для всего средневековья, которые соответствовали организации и агрессивной тактике феодального общества.
Если мы посмотрим на ковер из Байе, на котором представлена картина завоевания Англии (1066), то заметим в вооружении влияние Востока, хотя и преломленное в соответствии с собственными национальными взглядами. Впервые наряду с античным дротиком появляются длинная пика всадника, остроконечный шлем с характерным наносником, латы, тесно прилегающая кольчуга. Нетрудно увидеть также, что у норманнов, как и у саксов, сохранились их большие щиты и длинные мечи, которые при тогдашней тактике боя были еще приемлемы. У тяжелой пехоты наряду с длинными прочными копьями имеются, хотя и в меньшем, чем раньше, количестве, боевые топоры и метательное оружие — луки и пращи. В вооружении конницы и пехоты еще мало различий. Только щит имеет миндалевидную форму, что оказалось удобнее для воина, сидящего верхом на лошади. И еще пику стали держать свободной рукой, а меч, по обычаю восточных народов, использовался уже после вторжения в неприятельскую линию, когда каждый искал себе противника, чтобы сразиться один на один. Объясняя сильное влияние Востока на вооружение норманнов, среди прочего можно вспомнить хотя бы о Харальде III Хардероде, который во время продолжительной борьбы с сарацинами десять лет (1033—1043) служил в личной охране императора Византии, а в 1046 году стал норвежским королем (1046—1066). [13]
В конце XI века начались крестовые походы. Воинственный дух, старая склонность к приключенческой жизни стали причиной того, что норманны с восторгом подхватили идею завоевания Святой Земли и быстро втянули в это дело французов.
Длительные и ожесточенные войны с сельджуками и арабами послужили хорошей школой для европейских народов. Уже первое соприкосновение с врагом вызвало удивление. Рыцари Европы увидели перед собой конницу необычайно большой численности, которая расступалась перед каждым их тяжелым ударом, чтобы снова быстро собраться и напасть с другой стороны. Такая конница казалась непобедимой. Луки европейцам были давно известны, но такого града стрел со стороны всадников и пеших отрядов они еще никогда не встречали. Особенно от действия метательного оружия страдали лошади. С ужасом смотрели крестоносцы на всадников — подвижных, выносливых, владеющих любым оружием: пиками, палицами, топорами и луками. Дивились они и пешему войску, которое при мало-мальски благоприятных условиях скорее даст себя уничтожить, чем отступит. Многие из них владели неизвестным до той поры оружием, стрелы которого могли пробивать даже кольчугу, — арбалетом.
В Англии и Брабанте пытались перенять восточную тактику ведения боя и уже в 1280 году сформировали отряды конных лучников. Европейцы многое перенимали как в тактике, так и в вооружении у гораздо более искусных в военном деле жителей Востока, многое самостоятельно изменяли, чтобы достойно противостоять противнику. Так, европейцы позаимствовали у народов Востока кривой меч, легкое копье всадника, усовершенствованный лук и арбалет. Но важнейшим результатом контактов стало развитие рыцарства в норманнском духе, чему способствовала возникшая необходимость в тесной сплоченности и достойный подражания пример рыцарских отношений среди жителей Востока. Рыцарство строилось на уважении личного достоинства равных друг другу воинов, и эта главная черта его коренится в древних немецких и норманнских традициях, чтимых и последующими поколениями.
На песчаных равнинах Палестины возникли турниры, в которых французские, немецкие и норманнские сеньоры имитировали борьбу между отрядами и одиночками. Причиной тому служило не стремление поупражняться в применении оружия, а соперничество собравшихся здесь национальных партий, из которых каждая стремилась показать перед другими свои военные способности, доказать превосходство. Турнир как имитация боя возник не из романского духа. Еще Тацит (ок. 50 — ок. 120) упоминал о страсти немцев к имитации сражений, а хронист Нитхард (кон. VIII в. — 50-е гг. IX в.) в 843 году описывал военные игры в войске Людовика Немецкого, короля Восточно-франкского королевства (817—876). Эта старейшая игра представляла собой борьбу двух партий рыцарей и называлась бугурт.
Кичливое честолюбие одиночек — бойцов-профессионалов, а также то обстоятельство, что в более позднее время рыцарь был закован в железо уже полностью, с ног до головы, вызвали потребность различать друг друга с помощью особых знаков. Так возникла геральдика, которая поначалу была проста и хорошо продумана, а позднее как искусство оказалась задавленной пышной символикой и потеряла свой первоначальный характер. [14]
До XIV века не существовало различия между турнирным и боевым вооружением. Но с той поры, как воинские игры приобрели черты светского развлечения, они становятся более разнообразными, появляется огромное количество типов поединков со специализированным для них оружием. С этого времени турнир превратился в своеобразную, но пустую, праздную игру по специальным правилам, которые с военным делом ничего общего не имели. Поначалу в нем заметно стремление к внешнему эффекту при максимальной безопасности, в конце концов он стал нарядной комедией, и усилия лучших людей того времени — Гастона де Фуа (1488—1512), Вильгельма IV Баварского (1504—1550), Альбрехта Бранденбургского (1490—1568), Максимилиана I (1459—1519) и других — уже никогда не смогли придать турниру прежнего серьезного значения.
Чрезвычайно примечательны в свете развития военного дела и вооружения крестовые походы. Против многочисленных отрядов, состоявших из легковооруженных всадников, со свойственными им приемами боя, европейцам пришлось применять совершенно иную тактику. Уже в Первом крестовом походе пешему войску пришлось значительно расширить круг своих обычных действий. Тяжеловооруженные всадники могли достичь успеха только в лобовых атаках. Но уже при Антиохии (1097) рыцари были вынуждены встретить атаку врага в пешем строю, и при этом добились необыкновенного успеха. Сто лет спустя, в Третьем крестовом походе (1189—1192), Ричард I Английский (1157—1199) при Яффе (1192) повторил этот маневр с тем же успехом. Пеший боевой порядок был позаимствован им из правил грека афинянина Хабриса. С этого момента в Европе распространилось мнение, что военное искусство после падения Римской империи оказалось на ложном пути и что вот теперь оно снова должно подняться там, где пришло в упадок.
Однако общество, в котором господствовали феодальные отношения, глубоко связанные с военным делом, было еще не готово к изменению старой тактики. К тому же по возвращении в Европу необходимость в ее изменении чувствовалась меньше. Только в Италии против развивающихся городских коммун была необходима осторожность, но бушевавшие здесь войны сводились большей частью лишь к утомительным осадам. В Северной Европе, правда, войны стали вести только сильной пехотой, как, например, война со штедингами и фризами1), но она имела слишком малое значение для того, чтобы привлечь всеобщее внимание. Должна была произойти неожиданная катастрофа, чтобы заставить реорганизовать войско и круто изменить тактику.
Чем больше рыцарь чувствовал свое значение профессионального бойца-одиночки, тем настойчивее он пытался утвердить идею ценности и неизменности своего сословия. Эта преувеличенная самооценка продержалась до времени, когда стали различимы первые признаки изменения существовавшего до той поры отношения к видам оружия, в частности, к явно переоцениваемому тяжелому вооружению. Одиночка не только хотел [15] выступать в качестве героя, он хотел еще и чувствовать себя «абсолютно неуязвимым». Это вело к чрезвычайно тяжелому снаряжению всадника — шлему в виде горшка и другому защитному вооружению, которое на восточном театре военных действий совершенно не соответствовало местным климатическим условиям и своеобразной тактике врага. Эволюция всего комплекса вооружения пошла по пути постепенного укорочения кольчуги, уменьшения размеров щита, что заставляло усиливать защиту ног, рук и туловища путем увеличения железных пластин. Казалось, всадник теперь защищен от ударов врага, но конь его падал под ним от усталости, а сам он был не в состоянии подняться с земли.
Аналогичным образом и наступательное оружие набирало вес: меч стал тяжелее, копье толще, и с ним уже было не справиться свободно поднятой рукой. Теперь для нанесения удара копье нужно было зажимать под мышкой. Это увеличение веса продолжалось до XIII века. При таком вооружении сомкнутый строй сковывал движения, приводил к неэффективному использованию сил, и сражение становилось подобием рыцарских турниров, где каждый дрался самостоятельно и только за себя.
Но вот пешее войско, которым до той поры пренебрегали, дало пример сильной тактики сомкнутых масс, несмотря на разнородное и недостаточное вооружение. Вместе с тем еще долго даже здравомыслящие властители не вполне представляли себе опасность заблуждения, в которое впали их вассалы. Правда, Фридрих II (1194—1250) в созданном им войске наряду с немцами держал и мавров из Сицилии, которые вели сражение совершенно иным способом, нежели европейское феодальное войско. Римский поход Генриха VII (1310—1313) был последним триумфальным походом тяжеловооруженного немецкого рыцарства. Некоторое время спустя при Мооргартене (1315) превосходно вооруженный отряд ленников Габсбургов пал под ударами дубин жалкой толпы швейцарских крестьян2). Этот успех плохо вооруженного, но морально сильного войска как удар грома подействовал на самоуверенных рыцарей Германии и Франции. Столетняя иллюзия была развеяна, но правильной оценки сразу не последовало. Рыцарство не хотело и не могло отказаться от привилегии сражаться в конном строю, лишь при случае спешиваясь. Но тщетно! Неповоротливые в своем тяжелом вооружении, не обученные сражаться пешими, они были способны только на глухую оборону, и битвы под Лаупеном (1339), под Земпахом (1386), под Нофельсом (1388)3) доказали их полную несостоятельность. Со дня Мооргартена берет начало столетие славы швейцарской пехоты.
Так зародившийся в народных низах полный переворот в ведении войны помог военному делу вырваться из застоя. На рыцарство, которое было возвышено лишь благодаря слабости государственной власти, это оказало деморализующее воздействие. Из страха сражаться в больших отрядах они стали действовать небольшими отрядами, что требовало большей [16] подвижности. В результате было облегчено защитное вооружение. Горшковидный шлем исчез, его место занял чашеобразный шлем — бацинет. Мешковатую кольчугу заменила гибкая, более соответствовавшая форме тела. Благодаря этому всадники стали, несомненно, подвижнее, но их процентное содержание в войске все-таки значительно уменьшилось, в то время как количество пехоты увеличилось. В снаряжении пешего воина чаще встречался шлем салад, копье и меч. Больше стало арбалетов и луков, они более обдуманно применялись. Около 1330 года в армиях появились отдельные чужеземцы-кудесники, орудующие трубками, издающими гром.
Задолго до изобретения пороха отсутствие патриотизма, эгоизм и высокомерие вело рыцаря, а с ним и все его сословие, к упадку. Но последние жалкие остатки рыцарства исчезли лишь тогда, когда сила и мужество одиночки потеряли всякую ценность, и всадник мог принять смерть раньше, чем войдет в соприкосновение с противником.
К концу XIV века рыцарство стихийно пало жертвой поначалу глубоко презираемого, но постепенно достигшего большого значения социального слоя — бюргерства, буржуазии. Государственная мудрость заставляла правителей все больше защищать этих людей, но не по велению души, а по необходимости. Принципы рыцарства были так почитаемы, что уничтожить их, видимо, могли лишь глубокие потрясения. В основе кодекса рыцарской чести значилось: в войне — никакого коварства, никакой атаки издали, из-за угла. Эти положения никак не вязались с военным искусством. Необходимо было отказаться от применения чистой силы в сочетании с героизмом, перестать восхищаться ими. Число изменивших благородным традициям стало увеличиваться, и рыцари из походов частенько возвращались уже гнуснейшими натурами. Они сами стихийно сливались с массой разношерстных наемников, отрекаясь от памяти героических предков.
Но в чем же состояла причина делавшей успехи «демократизации» войска? Она отчетливо видна в повсеместно развивавшейся технике, которая все заметнее влияла на средства нападения и защиты. Шире стали добываться и применяться природные ресурсы, развивалась обработка материалов, преимущественно железа. Все больше средств ведения войны входило в оборот.
Порох стал наиболее значительным изобретением, которое полностью перевело военное искусство на новый путь. Нет надобности раздумывать над тем, когда он был изобретен. Гораздо важнее знать, когда он нашел широкое применение. Существует много свидетельств тому, что огонь уже в древности был средством ведения войны. Каллиник из Гелиополиса сообщает тайну изготовления «греческого огня» при осаде в 668 году Константинополя императором Константином Погонатом. Это и многое другое указывает на то, что порох возник как зажигательное средство и только потом уже стал использоваться в качестве взрывчатого вещества, как сила для метания железных и каменных снарядов. Эта последняя ступень становления пороха была, по всей видимости, достигнута жителями Востока раньше, нежели Запада. По крайней мере, есть сведения о применении его татарами в 1241 году под Лигницей. Но широкое применение пороха для стрельбы началось только столетием позже, и опять-таки жителями Востока, маврами, при защите Аликанте в 1331 году и под Альхесирасом в 1332 году. Первым сражением, в котором европейские войска применили [17] артиллерию, была битва под Креси (1346), где англичане выставили шесть пушек.
С самого начала порох нашел широкое применение. Он использовался для стрельбы как из маленьких ручниц, так и из тяжелых пушек, которые можно было доставить на нужное место лишь с помощью десятка лошадей. Первые полевые орудия заряжались с казенной части, с помощью специальной зарядной каморы. Таким же способом пользовались с древнейших времен китайцы, что может служить еще одним доказательством восточного происхождения пороха. В конце XIV века и Восток, и Запад были заняты проблемой повышения эффективности пороха. Это вело к постепенному увеличению размеров орудий, созданию пушек-монстров, таких, как в Дарданелльской и других крепостях Турции. Но в Европе изготовлялось еще больше пушек-гигантов; их образцы сохранились до наших дней.
Легкие полевые орудия, по-видимому, впервые нашли применение у гуситов в 1420 году, а в 1470 году широко применялись бургундцами. С этого времени артиллерия становится в один ряд с кавалерией и пехотой. Этот род войск комплектовался целиком из горожан, преимущественно ремесленников. В армиях они не имели никакой национальной окраски. Напротив, власть имущие пользовались оружейными мастерами, где бы их ни находили. Так, в Турции служили итальянцы, греки и венгры, в бургундских землях итальянцы, немцы и т. д. Примерно с 1430 года стволы орудий стали отливать, и литейщики превратились в оружейных мастеров. Такое положение вещей сохранялось до конца XVII века.
Ручное огнестрельное оружие распространялось в пехоте крайне медленно. Как ни странно, оно долгое время применялось только в кавалерии. Лишь с 1370 года появляется ручное оружие на сошках, служившее скорее для бросания снаряда по навесной траектории, чем для прямого выстрела. В XV веке пехота вооружилась более легким оружием, которое при стрельбе держали справа под мышкой. Ложа у ружья появляются только около 1480 года. Однако большая часть армий почти до 1450 года пользовалась преимущественно луками и арбалетами.
Еще в XV веке рыцари оставались носителями черт феодализма, но их ряды так сильно редели, что властителям пришлось задуматься над тем, как сохранить свое рыцарство на должном уровне. Они либо непосредственно сами нанимали на службу бедных дворян, либо поручали вербовку уважаемым капитанам и возмещали им все расходы.
Как уже отмечалось, снаряжение рыцарства в крестовых походах было тяжелее, чем у противника, бравшего верх не только силой, но и подвижностью. Неповоротливость рыцарей стала следствием ошибочного мнения о преимуществе полного укрытия от вражеского оружия. Это глубокое заблуждение укоренилось прежде всего в коннице и продержалось до тех пор, пока картауны, зингерины и фальки[4] не стали косить целыми рядами закованных в латы всадников. Те же стремились еще более усилить доспех добавлением новых и увеличением размеров старых его элементов. [18]
Еще в XIII веке начали покрывать руки и ноги множеством железных пластин, придали соответствующую форму шлему, так что к 1420 году возник пластинчатый доспех, который обеспечивал защиту от меча и копья, иногда даже от стрелы арбалета и пули аркебузы. От этого конница не стала более подвижной и действенной, хотя даже и по истечении времени ее кажущийся воинственным пластинчатый доспех напоминал о старом рыцарстве. Копье все еще оставалось главным наступательным оружием всадника. Его вес побудил с середины XV века при нападении укладывать древко на специальный опорный крюк, располагавшийся на правой стороне нагрудника. Меч и кинжал, как и горшковидный шлем, с XIII века крепились к кольчуге на цепочке, чтобы не потерялись в пылу сражения. Это все легко запутывалось, и в начале XV века цепочки исчезли. Многие из тяжелых всадников с XIII века полагались на сильный меч с длинным клинком и на ударную силу кинжала.
Уже в начале XIII века в Англии, Испании, Брабанте и в Италии возникли корпуса легкой кавалерии, состоявшие из наемников. У большинства из них не было копий, но зато были легкие мечи и луки. Фридрих III Австрийский (1286—1330) воспользовался в 1322 году дружбой с Венгрией и получил в помощь себе отряд венгерских всадников. К сожалению, он не сумел использовать их при Мюльдорфе (1322) и был разбит Людовиком IV Баварским (1287—1347). Все больше возрастал авторитет всадников-итальянцев, продержавшийся до XVII века. Значение пехоты со времен швейцарских войн постоянно возрастало, соответственно больше внимания уделялось и ее вооружению. Это выражалось в стремлении не только повысить надежность оружия нападения, но и усовершенствовать защитное вооружение воина.
Пехотинец, особенно стрелок, стал теперь укрываться большим деревянным щитом, иногда даже так называемой штурмовой стенкой, которая, конечно, очень затрудняла движение, но все же давала надежную защиту. Она использовалась до конца XV века. В общем, пехота разделилась на копейщиков и стрелков. Только испанцы еще долгое время сражались мечами, защищаясь круглыми щитами — рондашами.
Примерно к 1320 году пехота превратилась в подвижный и морально сильный элемент армии. Интеллектуальный фактор вырос в военное искусство, развивалась тактика. Продуманные смелые операции, обходные марши достаточно хорошо это доказывают. Соответственно развивалось и оружие. Оно стало удобным, пригодным для нескольких целей, например, для укола и рубящего удара. К чести швейцарцев, их оружие соответствовало способу ведения боя. В XIV веке это оружие было еще достаточно простым. Оно состояло только из тяжелого щита и копья. Позднее, отказавшись от щита, они стали пользоваться шлемом и нагрудником, вооружились длинным копьем, коротким мечом и так называемой швейцарской шпагой. Отдельные сильные воины сражались огромными мечами или тяжелыми палицами. В способе ведения боя, как и в вооружении, они стали впоследствии примером для ландскнехтов германского императора Максимилиана I.
Во Франции, где рано отпала воинская повинность, королям уже в XIII веке пришлось прибегнуть к помощи наемных отрядов. Большей частью наемники представляли собой пехоту с легким вооружением. Для них военный поход был средством обогащения, выгодной работой. Как слабую [19] попытку создать национальную армию можно рассматривать образование в 1448 году Карлом VII (1403—1461) во Франции вольных стрелков. Не лучше французских арманьяков и нидерландских барбасонов были итальянские наемники-профессионалы кондотьеры, только вооружение у них было понадежнее, да главной силой служила конница. Позднее они стали примером для армий XV—XVI столетий в Германии и других странах. Копья, короткие мечи, шпаги, а также арбалеты повсюду имели итальянские формы.
Аналогичная ситуация сложилась и в армиях восточных стран. Турки, татары и прежде всего арабы не хотели сражаться пешком, но в искоренении этого предубеждения султаны оказались намного прогрессивнее европейцев, создав в 1359 году отличную пехоту — янычар. Вооружение турецкого войска в соответствии с многочисленностью племен самого государства было очень разнородным и гораздо позднее подверглось европейскому влиянию. На вооружении янычар были луки и ятаганы; сипахи, тимариоты5), турецкие кавалеристы, набранные из европейцев, были вооружены длинными прямыми мечами и копьями с тонкими древками. У анатолийцев было полностью азиатское вооружение: ятаганы, луки, секиры и метательные копья — джериды.
В конце XV века герцогство Бургундское при Карле Смелом (1433—1477) стояло на пороге реорганизации армии. Проведение ее внешне выглядело достойным удивления, и отдельные реформы, как, например, организация артиллерии, заслуживают одобрения. Но все огромное войско было неоднородно, а главное — в нем не было корпоративного духа. Поэтому-то внешне великолепная и хорошо вооруженная армия оказалась разбита швейцарцами. Точно так же фанатичные гуситы — темные крестьяне, второпях вооруженные, с успехом противостояли старому феодальному войску.
На исходе XV века началась эпоха регулярных армий и, соответственно, более единообразного по форме и качеству вооружения. Во Франции появились жандармы, в Германии — кирасиры как примеры тяжеловооруженных подразделений конницы. Часто еще укомплектованные «благородными» господами, они нередко придерживались традиций феодальных войн. Их снаряжение и вооружение, само по себе очень добротное, для маневренных кавалерийских атак было все же слишком тяжелым. Люди и лошади были защищены железными латами, оружием нападения служили копье и кавалерийский меч. У офицеров и капралов были изящные, но почти бесполезные чеканы, у полковников — полковые жезлы. Отряды легкой кавалерии формировались по итальянскому образцу. Они носили облегченный доспех, на голове бургиньот, а из оружия наряду со шпагой имели пистолет и аркебузу — легкое кавалерийское ружье с немецким колесцовым замком.
Быстрыми темпами развивалась артиллерия. Около 1520 года уже почти все полевые орудия были из бронзы и даже подчинялись системе определения калибра, предложенной Нюрнбергом. Орудия разделялись на четыре рода: 48-фунтовые картауны, 24-фунтовые полукартауны, 12-фунтовые [20] фальки и, наконец, 6-фунтовые кулеврины. Несмотря на существование множества промежуточных типов, эти можно было считать основными. Метательные орудия для выстрелов каменными ядрами — мортиры — еще не имели определенного калибра, однако их тоже стали отливать из бронзы. Они отличались своеобразной формой ствола. Двигалась вперед и баллистика. Около 1480 года уже был известен квадрант — угольник, установленный на площадке казенной части орудия для наводки, а около 1500 года появилась буссоль для измерения горизонтальных углов. Старый, тяжелый лафет уступил место передковому, и ложе, в котором закреплялся ствол пушки, исчезло. Зато появилось балансирное крепление ствола на цапфах. Пушкари получили характерный пальник, служивший им как оружием, так и держателем фитиля.
Пехота выглядела еще очень разнородной. Отряды горожан выглядели более единообразно, но и они имели свои особенности, а для атаки были вооружены явно недостаточно. Главным огнестрельным оружием пехоты были фитильные ружья. Вместе с тем в ее составе еще существовали копейщики с обыкновенными копьями или алебардами. Защитное вооружение к этому времени совершенно исчезло. Группы пехотинцев, в которых наряду с дворянами могли быть и наемники (остатки старой феодальной организации), состояли большей частью из неповоротливых крестьян с чрезвычайно разнообразным и очень плохим вооружением.
Иначе обстояло дело с элитными отрядами, которыми располагали французы, — их швейцарскими полками. В них одна часть была вооружена длинными копьями, короткими мечами, кинжалами, а другая — тяжелыми ружьями на сошках. Вначале значительное число солдат обладало боевыми мечами, применение которых требовало определенной тренировки.
По образцу швейцарского войска Максимилиан I в 1482 году сформировал ландскнехтов как опытный отряд национальной армии, ведь его вербовка ограничивалась собственными землями — Швабией, Альгау, Тиролем и др.6) Ландскнехт, несмотря на низкую дисциплину, был профессиональным солдатом с собственной, внушающей уважение, тактикой, которой соответствовало и вооружение. Как и швейцарцы, немецкие ландскнехты тоже могли служить копейщиками, стрелками или артиллеристами. Копейщики имели на вооружении длинное копье (pinne, производное от средневекового pennon), меч ландскнехта и короткий кинжал. У некоторых, как у швейцарцев, были двуручные мечи. Стрелки были вооружены аркебузой, заряжавшейся заранее приготовленными отмеренными зарядами, что позволило увеличить скорострельность.
В Италии к этому времени было немалое число предводителей наемников — капитанов, занимавшихся военной службой на профессиональной основе. Они со своими людьми нанимались к тому, кто больше платил. Вооружены эти отряды были добротно, но по-разному, в зависимости от воззрений командиров. В некоторых подразделениях сказывалось античное влияние, в других — восточное. Первенство в организации и вооружении принадлежало венецианцам, временами — миланцам. На вооружении у них наряду с обычным, не слишком большим копьем были короткий меч, а [21] позднее шпага. Наряду с легким фитильным ружьем еще долго применялись арбалеты и луки. От швейцарцев они позаимствовали двуручный меч, а некоторые отряды, подражая испанцам, вооружались только мечом и круглым щитом.
В Италии и Нидерландах военное дело в конце XVI века подверглось значительным преобразованиям. Тяжелая кавалерия (прежние кирасиры) отказалась от тяжелых копий и сражалась исключительно легкими итальянскими мечами. На смену старому рыцарскому доспеху пришел легкий кавалерийский доспех, без ножных лат и с бургиньотом, что облегчало всаднику действие клинком. Оставался еще тяжелый нагрудник для защиты от выстрелов, но он стал короче и легче. Конные аркебузеры и драгуны (последние появились из Франции и были способны вести бой как в пешем, так и в конном строю) носили легкий трехчетвертной доспех. Аркебузы уменьшились до карабина, пистолеты стали многоствольными или, нередко, револьверной системы. Полевая артиллерия значительно сократила свой калибр. На первой линии сражения находились только кулеврины, но в полевых укреплениях также и полукартауны, объединенные в батарею, которая придавала всему сражению определенную скованность.
Постепенно изменялась и пехота. Одержало верх убеждение, что все народы могут успешно нести пехотную службу, и начинается всеобщая вербовка в государствах. Благодаря усилению дисциплины сгладился характер ландскнехтов, а вскоре вышло из употребления и само их название. С этого времени под командой полковников появляются полки пехоты, в которые вербуются испытанные, хорошо вооруженные воины. Еще у ландскнехтов копейщики и стрелки были сосредоточены в специальных подразделениях, теперь же их даже обучать и формировать стали раздельно. Копейщики получили длинные, с тонкими древками пики и стали называться пикинерами. Они еще долго носили легкую кирасу с пристяжными набедренниками, своеобразный шлем кабассет или морион. Стрелки обычно носили только кирасу или плотную кожаную куртку и такой же, как у пикинеров, пехотный шлем.
Старая аркебуза уступила место фитильному мушкету, который при стрельбе опирался на сошку. Унтер-офицеры и офицеры были вооружены древковым оружием — алебардами или легкими копьями. Испанское и нидерландское войска наступали, как правило, мощными колоннами, в которых первые ряды состояли из солдат с круглыми щитами — рондашами и тяжелыми шпагами. Подобного рода щитоносцы — рондашьеры, или «круглокожаные», были и у англичан. Характерно возрастающее значение огнестрельного оружия: число пикинеров постоянно сокращалось, а мушкетеров — росло.
С таким вооружением, которое сформировалось в нидерландских войнах конца XVI века, немцы провели Тридцатилетнюю войну (1618—1648). В Италии оно прививалось медленно. Вооружение итальянцев — щиты, палаши, алебарды и легкие мушкеты — годилось скорее для локальных стычек, чем для больших сражений. Тем не менее легкое вооружение стрелков повсюду вызывало подражание, даже в немецких отрядах. Как и во все времена, своеобразным оказалось вооружение поляков и венгров, носящее черты восточного влияния. Некоторые неожиданные военные успехи этих наций не придали им особого веса в глазах военачальников. [22]
У поляков на вооружении была смесь европейских и восточных образцов. Высшее дворянство служило в кавалерии гусарами в пластинчатых доспехах, с копьями и мечами, низшее составляло отряды легкой конницы — панцирников, полностью защищенных кольчугой. Простой народ составлял ряды казаков, вооруженных даже в XVII веке саблями и луками. Похожим было и вооружение венгров, конница которых почти полностью была в кольчужных рубашках и наряду с легкими копьями и саблями пользовалась ударным оружием. С начала XVI века гайдуков, венгерских партизан, боялись, потом заинтересовались ими. После 1613 года они служили как конными, так и пешими, были прекрасно организованы и вооружены: конники — саблями и щитами, пехотинцы — мушкетами и ударным оружием. Во времена Габсбургов венгерская пехота не была в почете. С середины XVII века вооружение венгра состояло из легкого мушкета, пики и кривой сабли.
В многочисленных и разнообразных турецких отрядах можно выделить тяжелую (а с точки зрения европейца легкую) конницу, которую составляли чебели, т.е. панцирники. Люди и лошади были в очень легком пластинчатом доспехе. У них были удобные копья, сабли, канчары и булавы. Ядро конницы составляли сипахи и тимариоты. Они, по старому арабскому обычаю, носили кольчуги и были вооружены дротиками и луками. Отличающиеся смелостью отряды дели (в переводе с тур. «одержимые») вербовались в Азии. Совершенно беспорядочными и почти независимыми конными полчищами были татары во главе со своими ханами.
Вооружение у них было самое разнообразное. О янычарах, турецкой пехоте, мы уже упоминали. В XVII веке вооруженных луками в их рядах стало меньше, а мушкетами — больше. Около 1680 года мушкеты уже снабжались кремневыми замками и значительно превосходили фитильное огнестрельное оружие. В XVII веке армии повсюду стали более четко организованы. В коннице доспех остался лишь у кирасиров, причем шлем заменила железная каска. Только у французских драгунов остались их нагрудники и шлемы. Еще ощутим был среди офицеров кавалерии остаток рыцарского духа.
Немецкая артиллерия была в то время в очень запущенном состоянии, а французская и венецианская — чрезвычайно хорошо оснащены. Однако и повсюду артиллерия еще носила отпечаток ремесла, пока не стала органичной частью армии. В инфантерии, как стала называться по испанскому образцу пехота, полным ходом шло перевооружение. В начале XVIII века окончательно ушли в прошлое пики, на смену им пришел сначала багинет, который вставлялся в ствол ружья, а затем привычный нам штык. Ружья уже повсеместно были снабжены французским кремневым замком. Довольно поздно штык был принят на вооружение в регулярных венгерских отрядах. 1750 годом датируется образование легкой полевой артиллерии. В 1772 году на немецкой земле и во Франции образованы корпуса полковой и крепостной артиллерии. Этим, в принципе, завершился процесс образования регулярных армий.
В коннице уже с XVII века вошли в обиход подразделения кавалеристов, конных егерей, аркебузиров и гусар, с XVIII века — уланов, босняков, товаржиков, казаков. Все они, составляя легкую кавалерию, противостояли кирасирам. Гусары среди них составляли особую группу, [23] т. к. их тактика походила на восточную. То же можно сказать об уланах (в переводе — «бдительные») и казаках, которые, как конные копейщики, выступали самостоятельно. Применение в XVIII веке на европейских театрах конницы с восточной тактикой позволило оценить по достоинству военное искусство Востока.
С усилением централизованной власти военное дело все больше сосредоточивалось в руках государей. Когда вербовку заменила воинская обязанность, последние права старой военной элиты окончательно отпали, а с ними исчезли и остатки прежней, феодальной организации армии. В руках государя армия приобрела единообразный характер в снаряжении и в вооружении. Как защитное вооружение, так и оружие нападения развивались вместе с прогрессом техники и военного искусства, становясь все больше предметами массового производства. Но борьба между средствами нападения и защиты продолжается. В соответствии с успехами той или иной стороны в этой борьбе «щита и меча» меняется и тактика. [24]
1) Штединги (нем. Stedinger — береговой житель) — свободные крестьяне фризского и саксонского происхождения. Фризы — народность германского происхождения, проживающая на территории Нидерландов, частично Германии и Дании. В XIII веке штединги были объявлены еретиками, и против них был организован крестовый поход. В результате они, как и фризы, были частично истреблены, частично превращены в феодально-зависимых крестьян (прим. ред.).
2) Причина поражения, нанесенного швейцарцами немецким рыцарям, заключалась в превосходстве их тактики, которая лучше соответствовала вооружению, чем у их противников. Только после Мооргартена рыцарство отошло на второй план, что не уменьшило, однако, его высокомерия (прим. авт.).
3) Все три сражения связаны с селениями Швейцарии (правда, Нофельс ныне на территории Австрии). Наиболее значительное — под Земпахом, где пехота швейцарцев, вооруженная мечами, короткими алебардами и топорами, умело пользуясь местностью и применив глубокое построение, разгромила войско австрийских феодалов (прим. ред.).
4) Картаун (ист. нем.) — осадная пушка. Многие пушки поначалу имели собственные имена, которые становились нарицательными. Так зингерина (нем. Săngerin) — певица, фальк (нем. Falk) — сокол. См. гл. «Огнестрельное оружие» (прим. ред.).
5) Сипахи — тяжеловооруженная турецкая кавалерия; тимариот — мелкий военный феодал, держатель тимара, земельного владения, пожалованного за несение военной службы (прим. ред.).
6) Провинции Австрии и отчасти Баварии. С утверждением автора о том, что ландскнехты формировались как национальные войска, согласиться трудно. Известно, что первое время их костяк составляли также швейцарские наемники (прим. ред.).