выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
| Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. | |
(Бирмингамский университет)
Средние века. Выпуск 7. 1955.
[92] – конец страницы.
Постраничная гумерация сносок заменена сквозной.
OCR: Bewerr.
Драматический характер великого восстания 1381 г., полное бессилие правительства, согласованные выступления крестьян в различных отдаленных друг от друга частях страны, — все это обусловило то, что мы рассматривали это событие в английской истории как единственное. Действительно, в предшествующие века английское крестьянство не смогло проявить себя такой политической силой, какой оно показало себя в мае и июне этого знаменательного года. Мы исследуем и анализируем социальные, экономические и политические причины этого восстания, но мы ошибочно представляем их себе как факторы, действующие на пассивное до того население, которое проявляет свое крайнее возмущение только в этом бурном взрыве, первом и последнем в своем роде.
Имеются достаточные основания для того, чтобы отказаться от мысли, что восстание 1381 г. было последним из крупных крестьянских восстаний. Среди историков получает уже широкое признание та точка зрения, что, начиная со времени, непосредственно следующего за подавлением этого восстания,2) и до восстания 1607 г. в Центральной Англии (The Midland Revolt) недовольство на аграрной почве способствовало возникновению многих движений (которые обычно рассматривались как волнения, имеющие, главным образом, политические или религиозные причины).
Я не намерен рассматривать здесь развитие крестьянских волнений после 1381 г. Я хочу подвергнуть пересмотру установившиеся взгляды на подготовительный к восстанию период, начало которого я отношу не ко времени Черной смерти, а к началу XIII в. Для того чтобы правильно понять эти крестьянские волнения, необходимо, прежде чем приводить свидетельства о них, касающиеся рассматриваемого мной периода, [92] сделать несколько общих замечаний об экономическом и социальном положении английского крестьянства в средние века.
Что же именно в аграрных отношениях феодального общества делало неизбежным крестьянские восстания? Для того чтобы ответить на этот вопрос, мы должны упростить основные черты этого общества, оставляя без внимания (для данного случая) такой важный промежуточный социальный слой, как горожане, а также определенную категорию свободных держателей. Разве, в конечном счете, феодальное общество не ограничено отношениями между землевладельческой военной аристократией и обширным классом крестьян-производителей, обрабатывающих отдельные семейные наделы и вместе с тем организованных в деревни или в сельские общины? Я знаю, что такая упрощенная картина уже много раз подвергалась различным изменениям,3) но я считаю, что она, в основном, остается правильной даже для хозяйств самого различного характера, поскольку речь идет об основных социальных отношениях между двумя главными классами феодальной Европы. Однако я должен привести далее характеристику этих социальных отношений, так как они были свойственны большинству крестьян и феодальных лордов.
Основной чертой производственных отношений в английском феодальном обществе была собственность господствующего класса феодалов на землю. Конечно, характер этой собственности подвергался значительным изменениям на протяжении средних веков, и изучение английского земельного законодательства позволяет выявить, каким образом формы собственности выражались в правовой терминологии. Жалованные земельные грамоты англо-саксонских королей, знати и духовенства, как отмечалось многими историками, могли первоначально означать скорее передачу в дар дани, взыскиваемой с крестьянских общин, чем передачу самой земли. Но вслед за этим возникло понятие о земельной собственности и ее развитие на практике. Сам факт увеличения в VIII, IX и X вв. количества жалованных грамот на землю свидетельствует о важности установления правового титула на землю как условия для эксплуатации крестьянского населения. Это подтверждается также тем усердием, с которым монастыри, эти пионеры создания крупных феодальных поместий, подделывали титулы на земельную собственность, если им не удавалось завладеть ею другими путями. И, конечно, Книга Страшного суда, составленная в 1086 г., при всех других ее значениях, была наиболее исчерпывающим (из всех когда-либо имевших место в государствах средневековой Европы) подтверждением землевладельческих прав феодальной знати. Сложность отношений собственности внутри класса феодалов, являющаяся результатом субинфеодации, не затрагивала сущности собственнических прав господствующего класса в целом.
Но важнейшее значение имеет также то обстоятельство, что крестьяне были организованы в сплоченные общины и фактически владели своими собственными средствами существования. Этот факт ограничивал полное осуществление на практике юридических притязаний землевладельцев на монопольное владение и свободное распоряжение пашней, лугом, пастбищем, лесами, реками и пустошами. Однако землевладельцы в военном отношении были чрезвычайно могущественным классом, и, независимо от того, была ли государственная власть, которая находилась под их контролем, раздроблена на частные юрисдикции или сосредоточена в руках самого значительного из землевладельцев — короля, — они владели [93] всеми средствами принуждения. Их средства существования, как непроизводящего класса, зависели от присвоения избытка, произведенного крестьянином сверх того, что было необходимо последнему для поддержания себя и своей семьи и для обеспечения из года в год неизменного сельскохозяйственного воспроизводства. Для того чтобы заставить членов крестьянских общин (многие из которых существовали до того, как развилось феодальное поместье) отдавать свой прибавочный труд или продукт лордам, отношения между помещиком и крепостным неизбежно предполагали внеэкономическое принуждение. Они могли вначале содержать в себе элемент quid pro quo, в силу которого лорд давал некоторую защиту крестьянам в смутный период IX и X вв. Но к XI и XII вв. элемент защиты уже не имел прежнего значения, как показывает юридический статус большинства крестьян. Их прибавочный труд или прибавочный продукт должен был теперь отдаваться в силу освященного законом принуждения. Таким образом, крестьяне уже не были свободными.
Присвоенный прибавочный труд или прибавочный продукт является рентой, а рента может принимать самые различные формы, не изменяя своего существа. В переходный период от родового общества к феодальному в Англии, например, в VIII и IX вв., ренту, как она определена выше, едва ли можно отличить от дани продуктами, которую иногда добровольно давали королю и военным вождям племени.4) Рента продуктами остается важной составной частью всей ренты на протяжении средних веков. Вплоть до XIV и XV вв. большинство феодалов, особенно церковных, могли по крайней мере рассчитывать на получение от своих держателей яиц к пасхе и кур к рождеству. Другой формой ренты, которую часто рассматривают как самую типичную ренту для феодального общества, является отработочная рента. В этом случае крестьянин отдает свой прибавочный труд лорду в форме барщины на господской земле. Следует отметить, что отработочные ренты включали в себя использование на господской земле не только труда, но часто также крестьянского инвентаря и семян. Когда помещики не заинтересованы в непосредственном возделывании своих земель (а это не является, как думали некогда, необходимым следствием роста рынка),5) они могут, в соответствии с местными условиями, присваивать крестьянские излишки либо в виде продуктовой, либо в виде денежной ренты. Продуктовую ренту XII—XIII вв. следует отличать от обычных старинных платежей дофеодального происхождения. Иногда она составляет определенную часть всего урожая (французский champart), но это не является типичным для Англии, где гораздо чаще взималось фиксированное количество продуктов. Денежная рента рассматривалась в большинстве случаев и должна рассматриваться нами как коммутация других форм крестьянского излишка. И хотя в XIV в. некоторая часть господской земли и расчищенных земельных участков сдавалась просто в аренду, все же уровень большей части денежных рент, как и в случае с продуктовой или отработочной рентой, определялся, главным образом, отношениями господства и подчинения между феодалом и крестьянином, а не путем свободного торга на земельном рынке. Нужно предположить, что даже уровень «экономической» ренты был в значительной степени обусловлен этим фактором. [94]
Конечно, эти различные формы ренты существовали бок о бок. Примеров сколько угодно. Возьмем, например, ренты, которые уплачивались держателями половинных наделов (half-yardlander) Чайлдхемптона, манора, принадлежавшего женскому монастырю Уилтон в Уилтшире, в 1315 г. Денежная стоимость отработочных повинностей (labour rent), выполненных в течение года, составила 6 шиллингов, уплаченная денежная рента равнялась 5 шиллингам и обычные (вероятно, дофеодальные) продуктовые ренты состояли из петуха, трех кур и платы зерном в качестве churchscot6) (особый натуральный церковный платеж. — Ред.). Необходимо также помнить, что если мы рассматриваем ренту как переход крестьянского прибавочного продукта к собственнику земли, то в нее должны быть включены другие платежи, обычно не рассматриваемые как рента. Из этих платежей наиболее значительным была, вероятно, десятина, на которой я не останавливаюсь здесь. Другим платежом, в большей степени вызывавшим недовольство крестьян, являлась талья, которую иногда в целях смягчения именовали помощью (aid). Это был ежегодный налог на несвободное крестьянство манора в пользу манориального лорда. Иногда это была фиксированная сумма, но гораздо чаще она определялась по воле лорда. Во второй половине XIII в. аббат Бекского монастыря получал со своих маноров талью, которая варьировала от 13 шиллингов 4 пенсов до 4 фунтов с каждого манора.7) Отдельные лица платили различные суммы. В 1279 г. было установлено, что несвободные держатели манора Кабингтон в Уорвикшире, принадлежавшего магистру Темпля, должны были платить 2 шиллинга с души, в то время как крепостной (serf) приора монастыря Кенилуортс в Багингтоне (в том же графстве) платил помощь (aid) в сумме 5 шиллингов 4 пенсов в год.8) Произвольная талья была наиболее типичной, и обложение тальей «высокой и низкой» рассматривалось как признак крепостного состояния. Может быть справедливо также включить в общую сумму ренты (как она определена здесь) некоторые штрафы в манориальных судах. Допускная плата безусловно должна рассматриваться как рента. Пошлины за разрешение произвести определенные действия, которым лорд мог воспрепятствовать в силу своей власти, могут вполне подойти под эту категорию, хотя они и являются, главным образом, побочным продуктом регулирования, имеющим целью ограничение перемещения крестьян и их собственности.
Глазной заботой лорда в его отношениях с крестьянами было получение ренты. Ввиду того что крестьянские общины могли существовать самостоятельно, лордам необходимо было применять принуждение для того, чтобы гарантировать уплату ренты. Ряд предписаний, действовавших в поместных судах и, в конечном счете, подкрепленных угрозой применения силы, имели своим назначением обеспечить требования лордов. Это были меры, ограничивавшие передвижение несвободного населения, перемещение его движимого имущества и передачу земли несвободными крестьянами друг другу. Для того чтобы гарантировать условия, при которых крестьянский прибавочный продукт или рента могли быть присвоены феодалом, эти ограничения были превращены в отличительные признаки юридически оформленного крепостного состояния, что ясно указывает на тесную связь между юридическим статусом и экономическими обязательствами крестьянства.9) [95]
Ограничение передвижения средневекового крепостного не было идентичным с прикреплением к земле крестьянского населения поздней империи, вопреки утверждению автора Dialogue de Scaccario, рассматривающего виллана как ascriptitius.10) Крепостной, как указал Марк Блок,11) был прикреплен не к земле, а к своему лорду, и примечательно то, что Ричард Фитцнигель, рассматривая несвободных крестьян, как ascriptitii, подчеркивает, что их можно было перемещать с места на место, продавать и иным способом отчуждать по воле лорда. Однако фактически в средние века был такой недостаток рабочих рук, что на практике всегда прилагались все усилия, чтобы прикрепить крестьянина к его участку земли и тем самым обеспечить уплату ренты и выполнение служб. Следовательно, несвободный крестьянин не мог покинуть поместье без разрешения, и даже когда он получал разрешение, где бы он ни находился, он должен был платить годовой chevage, как напоминание ему о том, что лорд по своему желанию мог отозвать его назад. Потомки крепостных должны были получать разрешение на вступление в духовные ордена или на получение школьного образования. Кроме того, контролировались браки дочерей крепостных, а иногда и сыновей, и обязательство платить merchet, или, как его иногда называли, redemptio sanguinis et carnis, рассматривалось как отличительный признак крепостного состояния. Вследствие этого leyrwite, штраф за прелюбодеяние вне брака, налагался не столько, может быть, как компенсация за потерю возможности выйти замуж (marriageability), и, вследствие этого, потерю господином merchet'а, сколько потому, что незаконнорожденные рассматривались как свободные.12)
Ограничение права виллана свободно распоряжаться своим движимым имуществом обосновывалось обычно доктриной о том, что фактически такое имущество, как и сам крепостной, являлось собственностью лорда. Вследствие этого плата за выкуп на волю всегда вносилась третьим лицом.13) Виллану в особенности запрещалось распоряжаться скотом без разрешения лорда — ограничение, часто стоящее рядом с обязательством платить merchet. Цель этого ограничения заключалась, вероятно, в том, чтобы сохранить количество рабочего скота, необходимого для выполнения отработочных повинностей на господской земле. Ограничений на право распоряжения зерном с целью его продажи в источниках не обнаружено. Крестьянин должен был торговать на рынке для того, чтобы получить деньги, необходимые для уплаты денежной ренты. Чрезмерно большие продажи были, однако, запрещены. Виллан манора Houghton, принадлежащего аббату Рамзейского монастыря, продал в 1307 г. свое движимое имущество и урожай с 1/2 виргаты купцу из Эрита (Erith). Приказчик аббата получил распоряжение конфисковать все проданное добро.14) [96]
Ограничения свободного распоряжения продуктами завершаются ограничениями свободного распоряжения землей. Особенно тогда, когда рабочие повинности налагались на надел или полунадел, лорду необходимо было сохранить целостность держания. Контроль за отчуждениями земли вилланов достигался тем, что всякие земельные передачи, за исключением сдачи в аренду и передачи земли, производимых в манориальном суде под надзором управляющего лорда и зарегистрированных в судебном протоколе, считались незаконными. Строго запрещалось вилланам пользоваться правом, которым обладали свободные владельцы, — передавать землю по грамоте. Свободное наследственное держание (land «in fee») не могло приобретаться вилланами, так как его наследование не могло контролироваться лордом и вследствие этого оно могло ускользнуть из-под действия правил, регулирующих вилланскую землю, а вместе с тем мог ускользнуть и виллан.
Часто говорят, пытаясь подвести нечто вроде морального базиса под существование этой формы общественных отношений, что виллан был на практике защищен против чрезмерного вымогательства прочным манориальным обычаем, с которым лорд не мог не считаться. В этом утверждении есть некоторая доля истины, но нужно принять во внимание то, что манориальный обычай не был неподвижен. На деле это была изменчивая равнодействующая между крестьянским сопротивлением, основанным на взаимной солидарности, которая была порождена общими интересами и общим рутинным состоянием сельского хозяйства, с одной стороны, и требованиями лорда, более или менее настойчивыми и поддержанными в большей или меньшей степени политической и военной силой, с другой. Но, хотя обычай и в особенности требуемая рента не были фиксированы, они все же не изменялись быстро или произвольно. Если бы взимаемая рента представляла собой весь излишек, которым располагала крестьянская семья сверх необходимых средств существования, то она неизбежно изменялась бы из года в год и была бы различна в зависимости от держания. Но в действительности было совсем не так. Рента обычно являлась величиной постоянной на протяжении длительного периода времени. И хотя твердо установленный уровень ренты мог означать и, вероятно, часто означал, что более бедные крестьяне в плохие годы не могли даже прокормить себя, — это означало также, что более богатые и более удачливые могли накоплять излишек продуктов или денег и при благоприятных обстоятельствах могли превращать этот излишек в землю и расширять свои сельскохозяйственные (farming) операции.
Даже когда манориальный порядок в английских поместьях был более строгим, жесткая система повинностей не могла предотвратить это постоянное расслоение среди основных производителей общества, участвующих, так же как и их лорды, в производстве на рынок. В силу того, что крестьянство расслаивалось, таким образом, на отдельные группы с различными экономическими интересами, противодействие сеньериальной эксплуатации со стороны различных групп было обусловлено совершенно различными причинами. Бедные и средние крестьяне, чье хозяйство давало избыток над средствами существования лишь постольку, поскольку они должны были продавать свои продукты для уплаты ренты, сопротивлялись растущим требованиям потому, что они ухудшали их уже достаточно низкие жизненные условия. Более богатые крестьяне, накопляя и движимое имущество и земельную собственность, боролись против всякого сеньериального контроля потому, что они повсюду искали путей к экономическому росту. Бесчисленными способами лорд пытался закрыть эти пути, чтобы иметь возможность присвоить в форме ренты как можно [97] больше излишка с земельного держания, препятствуя всякому прогрессу хозяйства крестьянина и росту его собственности без ведома господина. Но хотя причины, по которым эти группы крестьян сопротивлялись сеньериальному нажиму, были различны, направление их сопротивления было одним и тем же, чем и объясняется чрезвычайная сила, проявленная этим классом, столь разделенным в других отношениях.
С первого взгляда кажется, что крестьянское сопротивление сеньериальному гнету в Англии становится значительным лишь в XIII в. Это отчасти объясняется тем, что документы, из которых мы черпаем наши сведения, появляются в большом количестве именно в то время, а отчасти тем, что тогда имело место значительное усиление эксплуатации крестьян их лордами. Данное усиление было, вероятно, гораздо большим, чем то, которое, как полагают (на основании гораздо более скудного источника), явилось результатом нормандского завоевания. Несомненно, что увеличение количества манориальных документов и усиление эксплуатации связаны между собой; прекрасно сохранившиеся многочисленные серии судебных протоколов манориальных курий, манориальные отчеты, ренталии и описи (serveys) — то, что делает Англию предметом зависти континентальных медиевистов, — все это было побочным продуктом административной деятельности, составлявшей часть организации баронского поместья XIII в.15)
Кроме этих документов поместной администрации, в нашем распоряжении имеются в изобилии официальные документы о деятельности королевских судов и канцлерского суда от начала XII в. В протоколах королевской курии (Curia Regis Rolls) и в протоколах разъездных судей имеется много судебных дел, касающихся вилланства. Некоторые из них опубликованы полностью, но, к сожалению, это только небольшая часть всех сохранившихся дел.16) Старинный сборник, называемый Placitorum Abbreviatio (сокращенное изложение протоколов королевских судов. — Ред.),17) содержит ряд отчетов по судебным делам о вилланском состоянии. Записная книжка крупного юриста XIII в. Брактона также содержит много записей по вилланским делам вместе с ценными комментариями самого Брактона.18) Для более позднего периода дают некоторые сведения Yearbooks и протоколы «судов справедливости».19) The Calendars of Letters Patent and Close (регистры королевских публичных и секретных распоряжений. — Ред.) особенно ценны. Эти приказы, исходившие от канцлерского суда, предписывавшие шерифам или другим королевским чиновникам предпринять действия в пользу лендлордов против мятежных крепостных, часто содержали все подробности судебных дел, которыми занимались шерифы или другие чиновники (commissioners). [98]
Теперь хорошо известно, что в XIII в. значительная часть крупных светских и церковных землевладельцев расширяла производство на своем домене с целью продажи сельскохозяйственных продуктов на рынке.20) Цены росли, и землевладельцы по многим причинам старались увеличить свой денежный годовой доход путем увеличения денежной ренты и, как было установлено выше, путем производства на рынок. Большое количество труда, необходимого для расширяющихся доменов, должно было быть обеспечено крестьянской барщиной, ибо, хотя и имело место значительное увеличение населения, которое пополняло ряды мелких держателей,21) все же наемного труда было, очевидно, недостаточно, чтобы удовлетворить экстраординарные потребности. Поэтому рабочие повинности выросли и даже удвоились. Это увеличение повинностей было, по-видимому, почти всеобщим в Англии, и те крестьяне, от которых больше требовали, неизбежно должны были оказывать сопротивление.
Самые ранние признаки этого сопротивления отмечены в протоколах королевских судов. Сопротивление сначала оказывалось скорее отдельными лицами, чем группами; однако сопротивление притязаниям лордов отдельных лиц должно было явиться примером для других крестьян. Теоретически вилланы не могли вести судебных дел против своих лордов в королевских судах. Они держали землю по воле лордов,и с точки зрения королевских судей (большинство из которых, подобно хозяевам вилланов, были также владельцами крепостных), споры о повинностях, если держатели были несвободными, должны были решаться в манориальных судах. Но хотя эта теория как будто не подвергалась сомнению, все же по вопросу о том, кто был и кто не был вилланом, можно было всегда спорить, а дополнительная запутанность положения, связанная с тем, что у вилланов были иногда и свободные держания, еще больше усложняла ситуацию.22) Следовательно, судебное разбирательство тяжб относительно de villenagio или de nativitate на практике часто являлось заключительным этапом спора о возросших повинностях. Дела, разбиравшиеся в суде, представляют большой интерес для определения юридического статуса крестьян. Г-жа Кэм, сэр С.Флауэр и г-н Л.Пул недавно рассмотрели более или менее детально эти свидетельства.23) Но меня интересуют в первую очередь вскрытые этими судебными делами данные о местных столкновениях. Из многих протоколов приведу один типичный пример, без сомнения даже более типичный, чем те, которые никогда не достигали королевских судов.
Брактон пишет,24) что в 1224 г. в Оксфордском суде рассматривалось дело между аббатом монастыря Бэтл и неким Уильямом, сыном Эндрю, держателем в деревне Кроумарш. Аббат предъявил иск, заключающийся в том, что Уильям должен выполнять повинности как виллан. Уильям, хотя и признавал свои обязательства относительно повинностей в пользу [99] аббата, заявил, что он свободный человек и поэтому его повинности должны быть фиксированы и что аббат не имеет права произвольно увеличивать их. Аббат действительно требовал удвоения повинностей этого держателя и, кроме того, претендовал на право обложить его тальей. Дело было решено не в пользу держателя потому, что аббат доказал, что у держателя был троюродный брат, который являлся вилланом; поэтому, хотя Уильям и заявлял, что он сам свободный человек, он должен был признать, что все другие держатели в деревне (за исключением одного) были вилланами. Он признал, что выполнял рабочие повинности и участвовал в уплате наложенной на них тальи вместе с ними. Но вместе с тем он заявил, что его участие в этой уплате было лишь помощью, оказанной им добровольно. Раз вилланство Уильяма было доказано, его дело не входило в круг обязанностей королевских судей. Хотя у меня нет явных свидетельств, я не сомневаюсь в том, что, несмотря на попытку Уильяма отмежеваться от вилланов Кроумарша, удвоенная барщина, против которой он протестовал, была наложена и на других держателей.
Индивидуальные протесты подобного рода были лишь предвестниками бури. Больше же всего нарушали социальный порядок коллективные действия, подготовлявшие почву для восстания в широком масштабе. Некоторые из ранних примеров коллективных действий были зарегистрированы в результате обстоятельств, подобных тем, которые вызвали приведенную выше запись судебного дела. Группы держателей могли найти юридическую основу для сопротивления притязаниям лорда на увеличение повинностей лишь путем отрицания того, что их статус был обычным вилланским статусом, в силу которого они были подвластны произволу лорда. Так, в некоторых случаях крестьяне претендовали на защиту как держатели старинного королевского домена, в других, — как издавна находившиеся на положении свободных.
Некоторые вилланские держания в манорах, входивших в состав домена короны во время Эдуарда Исповедника и отчужденных впоследствии другим лордам, могли претендовать на королевскую защиту в случае увеличения повинностей сверх уплачиваемых до отчуждения. Судебное дело против увеличения повинностей разбиралось перед королевскими судьями на основании приказа или иска monstraverunt, и решение относительно того, являлся ли данный манор манором старинного домена или нет, выносилось высшими судебными инстанциями. Хотя не все вилланы старинного домена имели право на приказ monstraverunt, различие между чистыми (pure) вилланами и привилегированными вилланами-сокменами часто игнорировалось.25) Таким образом, на привилегии старинного домена часто претендовали крестьяне, которые видели, что старые фиксированные повинности изменяются в целях увеличения манориального дохода (manorial profit). Это обыкновение крестьян вести тяжбу par colour de certeins exemplificaciouns hors de livre de Domesday (на основании ссылок на свидетельства из Книги Страшного суда. — Ред.) было, как хорошо известно, основанием для жалоб, приведенных в статуте 1377 г.26) Это был обычай, который к тому времени имел, по крайней мере, столетнюю давность. Нам известно много судебных дел, относящихся к последней части XIII в., образец которых я приводил из Patent Rolls. В 1278 г. вилланские держатели иностранного монастыря Хармондсуортсе [100] заявили своему лорду-приору, что он не должен требовать с них больших повинностей, чем те, которые они платили, когда манор находился в руках короля. Была наведена справка в Книге Страшного суда и установлено, что манор не принадлежал к старинному домену. Держатели были поэтому объявлены обязанными платить талью по воле лорда и вносить merchet. Шерифу Мидлсекса было приказано помочь аббату наложить арест на имущество его мятежных держателей и обложить их тальей.27)
Такого рода обращения в суд не обязательно были связаны со ссылкой на мифическое или очень отдаленное прошлое. Они могут быть найдены в других судебных делах, в которых необходимое доказательство прежнего положения не включало ссылку на старинный домен. То, что Виноградов называет «вполне определенным делом об угнетении»,28) кратко резюмировано в Placitorum Abbreviatio, содержащем запись расследования в Нортгемптоне в 1261 г. Держатели Миарс Ашби, не претендуя на права держателей старинного домена, просто утверждали, что они свободные люди и в силу этого имеют право свободно покупать и продавать землю; они заявляли также, что могут быть оштрафованы только по приговору равных им лиц (of their peers) и что они обязаны платить лишь фиксированную талью. Держатели жаловались на то, что их лорд в течение семи лет после того, как он, приобретя манор, соблюдал старые обычаи, затем отменил эти условия свободы и произвольно обложил тальей всю деревню. В конце концов незадолго до его смерти они добились от него восстановления своих прав и, надо полагать, путем внесудебного давления (by extra-legal preassure). Судебное расследование было проведено, по-видимому, потому, что вдова лорда попыталась еще раз сделать этих держателей крепостными.
Я уже описал в другом месте29) попытку, предпринятую в 1278 г. некоторыми лейстерширскими вилланами, доказать незаконность требований их лорда, аббата Лейстерского, в отношении увеличения их повинностей. И в этом случае мы не находим апелляции к Книге Страшного суда. Крестьяне лишь заявляли, что они не вилланы, а сокмены, что могло быть основано на пережитках отдаленного датского влияния, сохранившихся в социальной структуре данного графства. Отрицая свою принадлежность к вилланам, крестьяне утверждали, что их повинности не подлежат произвольному увеличению, как это было сделано Павлом, одним из предшественников аббата (1186—1205). Но аббат смог представить присяжных, которые основывались на юридической традиции, восходящей к первой половине XII в., и таким образом вышел победителем. Вполне вероятно, что эти присяжные, ссылавшиеся на воспоминания, относящиеся к столь отдаленному периоду, были запуганы слугами аббата. Подобного рода запугивания, производимые на местах, должны были подавить многие движения протеста. Каковы, например, местные обстоятельства в Нортгемптонширском деле 1273 г., когда люди из Уикли, претендуя на права держателей старинного домена и выступая против увеличения повинностей, дошли до самого королевского суда, а затем, не явившись на [101] суд, предоставили дело своему ходу? Суд отдал распоряжение о наведении справки по Книге Страшного суда, но держатели не явились, чтобы выслушать ответ.30)
Тщательное исследование все еще не опубликованных документов королевских судов вскрыло бы, я полагаю, гораздо больше случаев подобных тяжб,31) вызванных увеличением повинностей, но принимающих форму спора о статусе. Но даже все эти свидетельства, если бы они и были в нашем распоряжении, могли бы вскрыть лишь незначительную часть проявлений существовавшего социального недовольства. За этими тяжбами скрывалась непрерывная повседневная борьба между вилланами и лордами. Почти единственные свидетельства об этой борьбе могут быть найдены в документах манориальных судов. Хотя целый ряд протоколов манориальных судов был опубликован, они не были так широко использованы, как, например, отчеты манориальных бейлифов, манориальные ренталии и описи.32) Даже беглое изучение некоторых из наиболее известных опубликованных протоколов, с целью выяснения проблемы крестьянского восстания, дает поразительные результаты.
Профессор Леветт уже обращала внимание на свидетельства о массовых отказах от повинностей, содержащиеся в судебной книге Сент-Олбанского аббатства. Она показала, что эти выступления происходили уже в 1245 г. в маноре Парк.33) Мы можем убедиться, что те же силы действовали несколько позже в манорах Рамзейского аббатства, и проиллюстрировать происходившее некоторыми цифрами. Между 1279 и 1311 г. состоялась 21 судебная сессия в различных манорах аббатства, на которых разбирались дела, касающиеся манориальной дисциплины труда. В результате было вынесено 146 отдельных обвинительных постановлений за умышленное невыполнение повинностей, не считая судебных тяжб, среди которых могли быть также дела о случаях преднамеренно плохой работы.34) Отдельные проступки не являются исключениями и могут встречаться даже там, где обычно между лордом и крепостным преобладают отношения наибольшей гармонии. Типичными из этих проступков являются: отказ от выполнения пахотной повинности; неявка на осенние boon-work («помочи». — Ред.); отказ молотить пшеницу лорда; невыполнение извозных повинностей. Большое число этих нарушений придает им важное значение, и даже больше того, ясно указывает на предумышленный, согласованный отказ выполнять повинности. В результате проверки круговой поруки в Кренфилде в 1294 г. 26 держателей были оштрафованы за неявку на господские пахотные работы. В манориальном суде Хогтона в 1307 г. 18 держателей, включая старосту, были оштрафованы за неявку на работу по уборке господского сена. В следующем году в том же месте были оштрафованы 15 держателей за то, что они ушли и пахали [102] после обеда свою землю вместо того, чтобы выполнить boon-ploughing (пахотная «помочь». — Ред.) для лорда.35)
Такие коллективные действия, даже в маленьком масштабе, имеют большое значение. Преобладание коллективных действий в условиях обычной рутины средневековых сельских общин легко и естественно должно было бы привести, на первых порах, к организации совместных действий для представления жалоб манориальным лордам36) или королевскому суду. Но без боевого духа, порожденного в этих незаметных местных конфликтах, разве могли бы представители угнетенного класса, которому постоянно напоминалось о его низком положении, добиться внимания к себе со стороны судебных трибуналов, где они не имели законного положения и где весы правосудия неизбежно перевешивали не в их пользу?
Крестьянская борьба за свободу и за уменьшение рент и повинностей велась как под флагом защиты старинных прав, так и в форме требования новых порядков. Это было неизбежно. Королевские суды обычно защищали права людей, которые были бесспорно свободными, так как свободные люди, подобно рыцарям, имели большую ценность для механизма местного управления.37) Было бы глупо представлять себе дело таким образом, что требования всеобщей эмансипации несвободных могли быть поддержаны правительственными чиновниками или королевскими судьями, чьи социальные и политические взгляды были взглядами их класса. Таким образом, если крестьяне не могли добиться никакого удовлетворения обычным законным путем, их действия против лордов должны были либо прекратиться, либо стать насильственными и незаконными. Последствия дела о старинном домене в Хармендсуортсе, упомянутого выше,38) являются поучительной иллюстрацией к этому. Письменный приказ (the Letter Patent), в котором описывается это дело, был в действительности поручением Oyer and terminer,39) данным определенным лицам и инструктирующим их относительно событий, которые произошли после того, как апелляция вилланов к Книге Страшного суда оказалась несостоятельной. Некоторые из них, включая некоего Джона ле Клерка, ворвались в дом манора и унесли хартии и другие письменные документы и имущество; все это еще находилось в их руках в то время, когда был дан приказ. Вдобавок они угрожали приору и его домочадцам смертью и поджогом их домов. В этом же году спор между аббатом монастыря Хелсоуен и его держателями относительно того, защищали ли их от увеличения повинностей привилегии старинного домена, завершился актом насилия. Держателям не удалось доказать свое право в королевском суде посредством апелляции к Книге Страшного суда. «Побежденные законом, — говорит Хоменс,40) — они прибегли к прямому действию» и были отлучены от церкви за расправу с аббатом и его братией. [103]
Подобное дело зарегистрировано в Patent Rolls 1299 г.41) Приор монастыря св.Стефана в Хемптоне получил приказ, дающий указание шерифу графства Норфолк помочь приору наложить арест на имущество его вилланов в Уорстеде, с тем чтобы они выполняли обязательные для них обычные повинности. Обычный королевский чиновник по выполнению приказов был послан на место происходивших волнений и по прибытии был избит не менее чем шестьюдесятью шестью лицами; имена всех этих лиц приведены в Letter Patent, в котором дано распоряжение о возбуждении судебного преследования и изложены обстоятельства, приведшие к нападению.
Такое открытое и связанное с насилием неповиновение как частной, так и государственной власти продолжается и в XIV в. Г-жа Морган описала развитие бунта, длившегося в течение многих лет, начиная от судебной тяжбы до открытого неповиновения, в английских манорах нормандского монастыря Бек.42) Апелляция держателей Огберна, ссылавшихся на привилегию старинного домена, была подана перед 1309 г., но движение достигло кульминационного пункта в виде всеобщего отказа от выполнения повинностей только в 1327 г., в год открытых волнений. Спустя год мы обнаруживаем ожесточенную борьбу в Дарнхолле, маноре цистерцианского аббатства Вейл Ройэл в графстве Чешир, между аббатом и держателями вилланами. По-видимому, крестьяне боролись против ухудшения социального статуса, начавшегося после того, как король, незадолго до происходивших событий, пожаловал Дарнхолл цистерцианцам.43) Отказ держателей молоть зерно на господской мельнице, оспаривание ими ограничений на сдачу земли в аренду, отрицание крепостной зависимости, — все это привело в 1328 г. к репрессиям в виде тюремных заключений и взысканий штрафов с непокорных. Но движение возобновилось опять в 1336 г., и люди Дарнхолла с невероятным упорством сочетали легальные и насильственные формы борьбы против своего лорда. Они осаждали юстициария Чешира, самого короля и даже королеву Филиппу в поисках удовлетворения их законных требований; в то же время некоторые из них с оружием в руках дошли до самого Ретлендшира для того, чтобы разыскать аббата и его приближенных и напасть на них. Несмотря на то, что вначале крестьяне получили некоторую поддержку со стороны короля и официальных лиц, аббат, имея всегда возможность действовать против крестьян в высших сферах, добился затем успеха, и постепенно все выступавшие были приведены к повиновению.
Заговорщический характер крестьянского восстания, который так тревожил правительство и знать перед восстанием 1381 г., во время его и после, подчеркивается во всех официальных и неофициальных отчетах, написанных теми, кто враждебно относился к стремлениям крестьян. «Злонамеренные» заговорщики Дарнхолла собрались ночью, чтобы наметить план ниспровержения прав своего лорда; в 1336 г. они составили заговор (conspired) с целью добыть себе свободу. Держатели Большого и Малого Огберна не только составили в 1327 г. заговор (conspiracy), но также поддержали его общим денежным фондом, как, вероятно, сделали и люди Дарнхолла, так как они нуждались в деньгах не только для того, чтобы представить свою петицию в Вестминстер, но также для оплаты [104] «искусных в праве лиц», которые представляли их интересы в Честере. В 1338 г. была назначена следственная комиссия44) для того, чтобы расследовать отказ вилланов Хейлинга платить иностранному приору этой же местности следуемые ему выкупы (т.е. merchet), штрафы и другие повинности и подати. Описание дела в Letter Patent говорит об этом отказе как о следствии сговора (a confederacy), в который вступили вилланы. В 1352 г. обнаружилось даже участие в этом деле агитатора извне.45) Комиссия Oyer and terminer была назначена для того, чтобы заняться делом трех поименованных лиц и их сторонников, которые не только похитили разное добро у епископа Вустерского и напали на его слуг, но и тайно сговорились (conspired) с его крепостными в Хенбэри о том, что они должны отказаться выполнять возложенные на них повинности. Кстати сказать, заговор, вероятно, имел успех, судя по тому, что епископ был вынужден затратить деньги, чтобы заставить своих людей выполнять повинности.
Взаимная поддержка среди крестьянства проявляется не только в заговорах, рассчитанных на улучшение положения всех крепостных общины. Она также побуждает к действию отдельных лиц для защиты своих, интересов от посягательств сеньериальной юстиции. В 1338 г. крепостной манора Элстуик, принадлежащего приору монастыря Тинемаутс, был арестован за то, что его скот нарушил границу земель лорда. В то время, когда чиновник приора доставлял его на суд, люди из Ньюкасла и других мест освободили его. Не удовлетворившись этим, они вторглись в Элстуик, овладели манором и не допустили туда слуг приора, чтобы они не смогли взимать ренту и изъять арестованное имущество.46) В 1349 г. двое крепостных графини Пемброк были арестованы в Фоксли (Норфолк) за «неповиновение и мятеж». На пути в Денни (Кембриджшир), где их должны были подвергнуть «наказанию обычным способом», они были освобождены своими друзьями, которые напали также на слуг графини.47) В том же году приор монастыря Или жаловался на злополучную историю, случившуюся с его управляющим, посланным им в Мельбурн (Кембриджшир), чтобы доставить упорно сопротивлявшегося крепостного на суд. Управляющий набил крепостному на ноги колодки. Тогда девять поименованных лиц вместе с другими устроили засаду, схватили управляющего и заставили его скрепить печатью письменный приказ об освобождении крепостного из колодок.48) После 1349 г. подобные случаи умножаются, так как одним из наказаний за нарушение ордонанса и статута о рабочих было набивание колодок на ноги.
Совершенно очевидны причины, в силу которых крестьяне, имевшие лишь минимум средств существования или чуть больше его, должны были ожесточенно и насильственно сопротивляться требованиям чрезмерных рент и повинностей. Разница между фиксированной и произвольной тальей, которую взимал лорд в день св.Михаила, могла быть по величине равной запасу бедного крестьянина на зиму. Потеря упряжного вола, отданного в качестве гериота, означала тяжкое бремя для семьи умершего в самый тяжелый момент ее существования. Требования лордом добавочной «помощи» (boon-work) во время сенокоса или жатвы могло [105] отвлечь рабочую силу с крестьянского держания в самый решающий для уборки урожая момент. Но не только бедное и среднее крестьянство принимало участие в волнениях и мятежах. К нему присоединялись богатые землепашцы, которым благоприятствовала удача и которые унаследовали землю, большую по величине и лучшую по качеству, чем их односельчане.
Рост богатой верхушки крестьян уже в достаточной степени был документально подтвержден в последних исследованиях по аграрной истории.49) Где бы мы ни наблюдали жизнь крестьян: на юго-востоке — в долине Темзы, в Восточной Англии, или в центральных графствах, мы обнаруживаем выделяющуюся из обычного ряда держателей, с их держаниями в 15 или 20 акров, маленькую группу семейств, иногда свободных, но гораздо чаще крепостных, держащих 100 акров и более. Эти держания по своему характеру были составными. В них могли входить: пара виргат на условиях обычного держания, некоторое количество земли, расчищенной от леса или болота, части держаний вымерших или разорившихся семейств, а в XIV в., после того, как начался окончательный упадок домениального хозяйства, и части господского домена. Но в большинстве случаев экономическое процветание держателей этих расширившихся хозяйств находилось в остром противоречии с их юридическим статусом. В одном из ранних судебных дел о вилланстве, разобранном Брайтоном, вилланское держание состояло из 100 акров пахотной земли и 50 овец.50) Среди приговоров за невыполнение барщины в манорах Рамзейского аббатства, упоминавшихся выше, мы обнаруживаем, что 6 человек в Хоутоне в 1294 г. были оштрафованы за то, что они отговорили «своих людей» от выполнения осенних boon-work.51) Эти люди, должно быть, рассматривали ограничения крепостничества в совершенно ином свете, чем более бедные крестьяне, имевшие одинаковый с ними юридический статус. Их, вероятно, должны были в большей степени раздражать препятствия к накоплению, чем опасность голода. Следовательно, и это особенно верно для периода, когда феодалы отходили от активного участия в производственной деятельности, спор о праве свободно покупать и продавать землю выдвигался на первый план, так как это влекло за собой право превращать излишки средств, полученных от купли и продажи продуктов, в земельную собственность, приобретенную с целью ведения торговых сделок в еще большем масштабе.
Следует вспомнить, что Нортгемптонширское судебное дело 1261 г., на которое мы уже ссылались выше,52) содержало тяжбу крестьян из-за права свободного распоряжения землей, в виде ли дарения, продажи, отдачи в залог или обмена. Эти люди, заявлявшие, что они являются свободными, признавали, что если бы они были вилланами, они не имели бы такого права — sicut nec villani possunt. Держатели Рамзейского аббатства часто штрафовались за неразрешенную сдачу в аренду и обмен [106] между собой участков земли,53) причем большей частью небольших, редко больше акра, и на короткие сроки (например, на два урожая). С 1312 г. и позже земельные отчуждения по грамоте, произведенные вилланами без разрешения аббата в маноре Барнет Сент-Олбанского монастыря, были опротестованы поместной администрацией, и в 1345 г. грамоты должны были быть сданы в курию.54) В 1320 г. инструкция о визитации капитула собора св.Павла в Лондоне предписывала произвести расследование относительно того, сдавали ли вилланы и обычные держатели другим вилланам в аренду, продавали или дарили им вилланскую землю (customary land) по хартии или без нее, без согласия лица, ведающего манором (farmer of the manor), и не на заседании манориальной курии или схода (hallmote).55) Когда в 1336 г. держатели манора Монкс Рисборо Кентерберийского собора предъявили притязания на привилегии старинного домена, среди этих привилегий упоминалось право «продавать свои держания по грамоте сообразно со своим желанием без разрешения лорда».56)
В тех случаях, когда такая передача имела место, лорд вступал во владение незаконно приобретенной землей.57) Даже если земля была приобретена на наследственном праве (in fee) и лорд не мог предъявить на нее претензию как на свою вилланскую землю, он имел право ее конфисковать. Данные Patent Rolls показывают это. В 1339 г. приорство Сполдинг получило разрешение на приобретение в «мертвую руку» усадьбы, которую его крепостной приобрел ранее in fee и которую приорство поэтому присвоило. Подобным же образом прощение за неразрешенное приобретение в «мертвую руку» было дано в 1366 г. аббатству св.Креста в Уолтхэм потому, что оно вступило во владение 30 акрами земли, приобретенной на наследственном праве его крепостным, «на что оно [аббатство] имело законное право». В записи разных судебных процессов в 1348 г. упоминается присвоение светским лордом 8 акров (16 selions) земли, как держания, приобретенного его вилланом. В 1359 г. отпущенному на волю крепостному пришлось добиваться королевского прощения за приобретение (без разрешения) наследственного земельного владения, сделанного, вероятно, в то время, когда он был еще несвободным. Им было приобретено владение изрядной величины — 2 усадьбы, 2 коттеджа, 63 акра пахотной земли, еще один участок земли и право на овечий загон.58)
Ясно, что то была обдуманная сеньериальная политика, проводившаяся в широком масштабе, в целях пресечения «незаконных» земельных передач, ибо они лишали лорда допускных платежей. Эта политика обеспечивала возможность конфискации приобретенной таким образом земли. Нельзя допустить, что всеми лордами руководило сознательное желание помешать экономическому росту преуспевающих крестьян, однако в отношении некоторых из них это правильно. Инструкция управляющему Сент-Олбанского поместья гласит, что «несколько [107] (plures) земельных участков не следует предоставлять одному человеку, и если в настоящее время один человек держит несколько земельных, участков, они должны быть разделены, если это может быть удобно и хорошо сделано».59) Держатели Сент-Олбанского аббатства, как показала г-жа Леветт, боролись против этой политики в течение всего периода перед Великим восстанием. В 1381 г., когда аббат был вынужден пожаловать грамоты вольностей (charters of liberties) держателям своего поместья, одним из их пунктов была свобода отчуждения земли. Держатели Барнета, вернувшиеся к практике отчуждения земли по хартии во время замешательства, связанного с Черной смертью (только 4 года спустя после того, как их предыдущие грамоты были лишены силы), попытались уничтожить протоколы суда, которые содержали свидетельства о передаче земель в манориальной суде путем «surrender»60) (предварительного возвращения земли лорду. — Ред.).
Черная смерть и последовавшее за ней рабочее законодательство усилили социальные конфликты, описанные выше. Гнет дисциплины на рабочих, осуществляемый непосредственно органами государства, вызывал теперь негодование не только против отдельных лордов, но также против местных правительственных чиновников. На различные группы крестьян рабочее законодательство действовало столь же различно, как и возрастающая строгость манориальных требований. И здесь, опять-таки по разным причинам, богатые и бедные объединялись против одних и тех же врагов.
Естественно, что безземельным крестьянам и мелким держателям, которые были вынуждены работать по найму для того, чтобы пополнить свой доход, не нравились ограничения, налагаемые на заработную плату и на мобильность труда. На среднего крестьянина, который сам не работал по найму и был целиком занят работой на собственном держании, вероятно оказывало влияние недовольство членов его семьи, работавших за заработную плату. Его раздражение усиливалось, если он жил в маноре, где держателям, имевшимся налицо, полагалось выполнять повинности, следуемые с покинутых держаний.61) В то время существовало еще одно явление, обычно не замечаемое, которое должно было ожесточать все слои крестьян против манориальных лордов. Это был насильственный увод вилланов одним лордом с манора другого. Хорошо известно, что одним из следствий недостатка рабочих рук было то, что некоторые манориальные лорды или их должностные лица предлагали заработную плату выше установленного законом максимума. Но это должно было наносить ущерб как принципам, так и кошелькам многих представителей знати и джентри. Разбоя (brigandage), однако, не было. В период войн с Францией похищение людей ради выкупов было более выгодным делом, чем похищение имущества, и этот обычай сохранился в Англии. Часто страдали менее воинственные духовные лорды, и многие из их жалоб отражены в Patent Rolls.62)
Важным и, на первый взгляд, парадоксальным последствием действия ордонанса и статута о рабочих был ущерб, который они причиняли [108] интересам богатых крестьян. Это было отмечено проф.Леветт.63) Все богатые крестьяне были нанимателями рабочей силы, так как занятие сельским хозяйством на участке, несколько большем, чем обычное крестьянское держание, было бы невозможным без помощи наемного труда. Но даже у самых богатых крестьян не было в распоряжении вилланских повинностей других крестьян.64) Раз нельзя вести большое хозяйство без наемной рабочей силы, держатель готов был высоко оплачивать труд, который иным образом он не мог получить. Поступая таким образом, он неизбежно повышал оплату рабочих также манориальными лордами. Но лорды не обязательно должны были страдать от недостатка рабочей силы, потому что в их руках была политическая власть. Они все еще располагали резервами в виде крепостного труда и в качестве судей по делам о рабочих или мировых судей контролировали распределение имевшегося в наличии наемного труда.
Богатые крестьяне имели либо незначительное политическое влияние, либо совсем его не имели, и поэтому мы видим их в числе участников Великого восстания. Но имелись некоторые лица, которые были точно в таком же положении, как и богатые крестьяне, поскольку дело касалось проблемы рабочей силы, но которые, однако, имели политическое влияние. Их жалобы доводились до сведения правительства и, следовательно, регистрировались. Мы можем, хотя и с осторожностью, видеть в этих жалобах подобие тех жалоб, которые должны были исходить от крестьян, но остались неуслышанными. Картезианское приорство Уитхэм обрабатывало свои земли, не используя труд крепостных. Его обитатели жили в огороженном месте в лесу Селвуд и (как говорит нам разрешение, данное королевским письмом — Letter Patent) не имели зависимых крестьян ни внутри, ни вне огороженного пространства. Они не могли добыть рабочих для того, чтобы заменить тех, кто умер от чумы. И король дал им разрешение привлекать рабочую силу, предлагая «разумную цену», несмотря на ордонанс. Кроме того, им разрешалось получать обратно любые штрафы, которыми по статуту могли быть обложены их слуги. Это означало, что им будет возмещен любой расход сверх обычного на заработную плату, необходимую для привлечения труда. Им было также разрешено игнорировать регулирование цен статутом, когда они продавали кожи (hides) на местных рынках.65) Крестьяне побогаче должны были, как и картезианцы, предлагать высокую заработную плату, ибо они тоже не имели прав лорда над крестьянами. Но, конечно, они не получали никаких лицензий и страдали не только от монополии, установленной на рынке труда дворянством (gentry), действовавшим в качестве судей, но, кроме того, и от наказаний, налагаемых на тех, кто предлагал незаконные цены.
Другой монастырь должен был добиваться правительственной помощи для того, чтобы иметь возможность разрешить проблему рабочих рук. Нортгемптонширское аббатство Пайпуел страдало от местной монополии [109] на труд, установленной дворянством не в Нортгемптоншире, а в Восточном Уорвикшире. В 1351 г. аббат жаловался на то, что уорвикширские судьи по делам о рабочих заставляли его держателей из принадлежавших ему ферм и из соседних деревень работать не на аббатство, а на его конкурентов, в результате чего земли аббатства остались необработанными. Поскольку ордонанс и статуты сохраняли за лордом преимущественное право на наем его держателей, король поддержал аббата монастыря. Пайпуел и дал распоряжения уорвикширским судьям разрешить ему нанимать необходимое для него число рабочих.66) Аббату посчастливилось заручиться королевской поддержкой в его борьбе за получение достаточного количества рабочих, но у нас нет сведений о том, как поступали в подобном положении зажиточные крестьяне, кроме намека, имеющегося в хорошо известном рассказе из хроник йоркширского цистерцианского аббатства Мо. Это повествование относится, главным образом, к попытке, сделанной семьей процветающих вилланов, доказать, что они являются скорее держателями короны, чем аббатства. По-видимому, они заботились не о предъявлении претензии на свободный статус, а о замене непосредственного давления местной, постоянно действующей корпорации более отдаленным контролем короля и его чиновников. Попытка в конце концов не имела успеха, несмотря на замечательную и бесстрашную настойчивость вилланов. Здесь нас интересует то обстоятельство, что одним из начальных эпизодов в этом деле являлась жалоба, поданная этой вилланской семьей королю на то, что аббат отнял силой их пахарей вопреки статуту и ордонансу.67) Эта жалоба была, вероятно, не больше чем незначительным эпизодом в борьбе из-за главного разногласия. Тем не менее это иллюстрирует трудности, с которыми сталкивался виллан — наниматель рабочей силы в этот период, и показывает несовместимость его интересов с интересами крупных феодальных землевладельцев, пользующихся своей сеньериальной властью (lordship).
Г-жа Пэтнем привела выдержки из источников, показывающие, что ненависть к статуту о рабочих и к тем, кто принуждал к его выполнению, непосредственно в годы после его издания, вызвала организованные нападения на сессии судей по делам о рабочих в Мидлсексе в 1351 г., в Линкольншире в 1352 г. и в Нортгемптоншире в 1359 г.68) Что это были за люди, которые, как это было, например, в Тотенхэме в 1351 г., освободили заключенных и разогнали судей с их сессии, мы не знаем. Среди них, несомненно, были сельскохозяйственные рабочие и городские ремесленники. Но в их число могли также входить зажиточные йомены, так как одной из наиболее характерных черт восстания 1381 г. было соединение в нем в одно целое недовольства различных слоев городского и деревенского населения, в силу чего во многих случаях руководителями восстания были не бедные люди, доведенные до отчаяния нуждой, а люди преуспевающие, стремящиеся к расширению своих процветающих хозяйств. Типичным примером этого был повстанец из Сеффолка, Томас Сэмпсон, чьи владения, по оценке королевского чиновника (escheator) после восстания, включали землю — 160 акров под посевом и скот — около [110] 500 голов.69) Такие люди восставали как против ограничений, так и против угнетения со стороны правящего класса, проявившего свою несостоятельность в финансовом и политическом отношении.
Большое внимание было уделено в данной работе экономическим причинам недовольства крестьян, так как они лежат в основе всей их борьбы против лордов. Не следует, однако, забывать, что если землевладельческие классы строили свое экономическое благосостояние на основе эксплуатации феодально-зависимого крестьянства, находившегося под их контролем, то крестьянство в борьбе против экономического угнетения сражалось за человеческие права в широком смысле. Оно боролось не просто за уменьшение ренты, но и за человеческое достоинство. Крестьяне боролись вполне сознательно против общественной системы, приведшей в XIII в. к чисто кастовому толкованию крестьянского статуса. В результате такого толкования происхождение (blood) стало определителем социальных и юридических прав. Есть ли более горький и убедительный комментарий к этому, чем поступок, совершенный вустерширским держателем графа Глостерского в 1293 г.? Этот человек был принуждаем бейлифом графа взять в графском маноре Хэнли Касл землю на условиях крепостного держания (in a servile manner). Он часто давал клятву (как показал присяжный), что скорее утопится или повесится, чем возьмет землю на крепостных условиях. Он так и сделал: чтобы избежать позора, он утопился в реке Северн в Клевлоуд.70) Уничтожение крепостного состояния (bondage and serfdom) было первым пунктом Майл-эндской программы крестьян; это же было повторено и в Смитфилде. Все, что было написано о восставших крестьянах, было написано их врагами, но слова, приписанные Фруассаром Джону Боллу, были, вероятно, достоверными: «По какой причине они держат нас в крепостном состоянии? Разве все мы не произошли от одних и тех же праотцев — Адама и Евы? и как могут они доказать, или какую могут выдвинуть причину, в силу которой они должны быть большими господами, чем мы сами?»71) Эти идеи имеют свою дальнейшую историю: когда мы читаем утверждение полковника Рейнборо в 1647 г., гласящее: «Самый бедный человек в Англии имеет жизнь для того, чтобы жить так же, как самый богатый», — мы знаем, что здесь выражена английская традиция, столь же древняя, как и широко рекламируемые правящим классом традиции почтительности к давно установленным учреждениям. [111]
1) Родней Хилтон — профессор Бирмингамского университета — известен главным образом как исследователь аграрных отношений средневековой Англии. В 1941 г. вышла его работа «Поэма XIII века о спорных повинностях вилланов». В 1947 г. Р.Хилтон выпустил в свет фундаментальное исследование «Лейстерширские поместья в XIV—XV веках». В 1950 г. была опубликована написанная им совместно с Г.Фаганом книга «Восстание английского народа в 1381 г.», изданная в 1952 г. в переводе на русский язык. Р.Хилтон является сотрудником теоретического органа компартия Англии «Communist Review». В 1950 г. опубликована его публицистическая работа «Свобода и коммунизм». В Бирмингамском университете Р.Хилтон читает лекции по экономической и социальной истории Англии. Настоящая статья была опубликована в «Econ. Hist. Rev.», vol.II, №2, 1949. — Прим. ред.
2) A.Steel. Richard II. Cambridge, 1941, p.187, №3.
3) Это хорошо подытожено в статье E.E.Power. Peasant life and rural conditions. (Cambridge Medieval History», vol.VII, 1932.
4) Ср. Tacitus. Germania, с.15: mos est curtatibus ultro ас viritum conferre principibus vel armentorum vel frugum...; см. также F.M.Stentоn. Anglo-Saxon England. Oxford, 1934, p.284.
5) M.M.Pоstan. The Chronology of Labour Services, in: «Trans. Roy. Hist. Soc.», 4-th ser., vol. XX, 1937; M.E.Dоbb. Studies in the Development of Capitalism. 1946, p. 40 et seq.
6) Roxbourgh Club. Pembroke Surveys, II, App. A.
7) «Selden Society», vol.I. Select Pleas in Manorial Courts, passim.
8) P.R.O. Exchequer. K.R.Misc. Bks., 15, ff. I vr, XIIV.
9) Изложенное здесь не претендует на то, чтобы быть исчерпывающим перечнем признаков вилланства; оно является лишь ссылкой на ограничения, налагаемые на крестьян и их собственность.
10) Stubbs. Select Charters, 9th ed. Oxford, 1913, p.219, 221.
11) В «Cambridge Economic History», 1941, I, p.248. См. освещение им вопроса о крепостничестве в статье «Comment finit l'esclavage antique?». «Annales», janvier–mars et avril–juin 1947. Этот вопрос также проиллюстрирован в «Selden Society», vol.62: Introduction to the Curia Regis Rolls (1943), by С.T.Flower, p.228, 234.
12) См. P.Vinogradoff. Villeinage in England, 1892. Хотя существовало также мнение, что незаконнорожденные принимали статус своих матерей, в XIV в. незаконнорожденность означала свободу. См. Calendar of Patent Rolls, 1345—1348, p.7-8.
13) Glanvill у Stubbs'a («Select Charters», p. 192). См. также Calendar of Patent Rolls, passim.
14) W.О.Ault. Court Rolls of the Abbey of Ramsey. New Haven, 1928, p.242.
15) N.Denholm-Young. Seigneurial administration in England. 1937.
16) H.M.Stationery Office. Curia Regis Rolls, 1199—1220; «Selden Society», vols.53, 56, 59, ed. D.M.Stenton: Rolls of the Justices in Eyre for Lincs (1218—1219), and Worcs (1221), 1934; то же для Yorks (1218—1219), 1937; то же для Gloucs, Warwicks a. Staffs (1221—1222), 1940; vol.30, ed. W.С.Bolland, 1914, Select Bills in Eyre (1292—1333); vol.60, ed. Richardson a. Sayles, 1941. Select Cases of Procedure without Writ; vol.57, ed. Sayles, 1938. Select Cases in the Court of King's Bench, II.
17) Record Commission, 1811.
18) Bracton's Notebook, ed. F.W.Maitland, 1887.
19) «Selden Society», vol.10, ed. Baildon, 1896. Select Cases in Chancery (1364—1471); vol.35, ed. Leadam a. Baldwin, 1919. Cases before the King's Council; Record Commission. Calendar of Proceedings in Chancery.
20) М.М.Роstan. The Chronology of Labour Services.
21) Очень полные описи маноров Вустерского епископа, относящиеся к 1299 г., в the Red Book Worcester (Worcester Historical Society) ясно иллюстрируют это положение. Между 1182 г. (дата сохранившейся предшествующей описи) и 1299 г. в некоторых поместьях население, вероятно, удвоилось, особенно за счет мелких держателей.
22) См. хорошо известное судебное дело в Bracton's Notebook, II, 70, разобранное Виноградовым (P.Vinogradoff. Villeinage in England, p.78).
23) «Pedigrees of villeins and freemen in the thirteenth century», in Liberties and Communities in medieval England. Cambridge, 1944; P.Vinogradoff. Villeinage in England и Obligations of Society in the twelfth and thirteenth centuries. Oxford, 1945. Конечно, есть более ранний и мастерски сделанный разбор этих данных у Виноградова.
24) Notebook, III, 1005.
25) Для полного ознакомления со всей дискуссией по этому, все еще неясному вопросу о старинном домене, см. P.Vinogradoff. Villeinage in England, ch.III. Дальнейшее рассмотрение этой проблемы профессором Н.Нильсон см. в находящейся в печати «The Stoneleigh Ledger Book», издаваемой Dugdale Society.
26) Stats. II, 2-3.
27) Calendar of Patent Rolls, 1272—1281, p.290. Другие судебные дела могут быть найдены в следующих источниках и работах: F.М.Stenton. Documents illustrative of the Social and Economic History of the Danelaw. 1920, p. 87, n.; M. Morgan. English Lands of the Abbey of Bec. Oxford, 1946, p.106; Placitorum Abbreviatio, p. 303 (см. также индекс); W.C.Bolland. Select Bills in Eyre, p. 25-26; Richardson a. Sayles. Select Cases. ..., nos. 74, 76 (и то и другое относится к 1258 г.); G.С.Homans. English villagers of the thirteenth century. Harvard, 1941, p.276-283.
28) P.Vinogradoff. Villeinage in England, p. 205, n. Виноградов не описывает и не разбирает дело, имеющееся в Placitorum Abbreviatio, p.150.
29) English Historical Review, 1941.
30) Placitorum Abbreviatio, p.303.
31) В дополнение к судебным делам, описанным в опубликованных документах; образцами таких публикаций являются приведенные выше (на стр.98, прим.2).
32) Г-н Хоменс («English villagers...») выбирает, главным образом, свидетельства из протоколов манориальной курии, и проф. Леветт вынуждена, за недостатком свидетельств другого рода, использовать для написания истории Сент-Олбанского аббатства судебные книги. XXII главу книги г-на Хоменса следует рассматривать как пример концепции социального мира в средневековой деревне, явно противоположной идеям, выраженным в настоящей статье.
33) Studies in Manorial History. Oxford, 1938, p.203.
34) Например, Wystowe, 1279. Роберт, сын Ричарда, державший от церкви, оштрафован на 6 пенсов, quia male messuit in autumpno. Тринадцать других были оштрафованы за такой же проступок. W.O.Ault. Court Rolls of the Abbey of Ramsey, p.183-184.
35) W.O.Ault. Court Rolls of the Abbey of Ramsey, p.233, №243, 247.
36) Для ознакомления с петицией крепостных в Хейрвуд см. N.Denholm Young. Seigneurial administration in England, p.154; J.S.Nicholas. Early fourteenth century Petition of the Tenants of Bocking to their Manorial Lord. «Econ.Hist.Rev.», II.
37) Споры по этому вопросу г-на Denholm-Young («Feudal Society in the thirteenth century: the Knights», in: «Collected Papers in Medieval Subjects» и проф.Treharne (in: «Bulletin of the Institute of Historical Research», XXI) показали, как ценны были рыцари в администрации XIII в. вследствие их недостаточного числа. Ощущался ли такой же недостаток в свободных людях для выполнения функций присяжных?
38) См. стр.100-101.
39) Поручение о расследовании дела, исходящее от королевского суда. — Ред.
40) G.С.Homans. English villagers..., p.281.
41) Calendar of Patent Rolls, 1291—1301, p.461.
42) M. Morgan. English Lands.
43) Lancashire and Cheshire Record Society, 1914, Ledger-Book of Vale Royal Abbey, p.31-32, 37-42. Опись поборов в Дарнхолле (p.117-120) обнаруживает жестокую эксплуатацию, не имеющую параллелей даже в давно основанных бенедиктинских монастырях юга.
44) Calendar of Patent Rolls, 1338—1340, p.65.
45) Ibid., 1350—1354, p.275.
46) Ibid., 1338—1340, p.67.
47) Ibid., 1348—1350, p.313.
48) Ibid., 1348—1350, p.453.
49) В число последних работ входят: R.A.L.Smith. Canterbury Cathedral Priory. Cambridge, 1943. M. Morgan. English Lands...; R.H.Hilton. Economic Development of some Leicestershire Estates. Oxford, 1947. Укажем также на более ранние работы, освещающие ту же тему: G.Poulett Scrope. Manor and Barony of Castle Combe. 1852; F.G.Davenport. Decay of Villeinage in East Anglia. «Trans.Roy.Hist.Soc.», n.s. XIV (1900); R.H.Tawney. The Agrarian Problem in the sixteenth century. 1912.
50) См.выше, стр.99, прим.3. Свободный человек, который в этом случае получал землю на вилланских условиях, должен был выполнять все вилланские повинности, в противном случае он терял землю.
51) W.О.Ault. Court Rolls of the Abbey of Ramsey, p.226.
52) См. стр.101.
53) W.О.Ault. Court Rolls of the Abbey of Ramsey. Примеры могут быть найдены на стр. 189, 198-199, 216, 221, 240, 243 (здесь пример разрешенного обмена), 254, 259, 278.
54) Lеvеtt. The Black Death on the Estates of the See of Winchester, 1916.
55) Camden Society. The Domesday of St.Paul's (1857), p.157. Под термином the farmer здесь скорее следует понимать должностное лицо капитула, чем простого арендатора.
56) J.S.Nicholas. Early fourteenth century Petition..., p.300, n.
57) В Стонлей (Уорвикшир) отчуждение по грамоте или без грамоты, когда оно не было разрешено, влекло за собой постоянные конфискации. P.Vinogradoff. Villeinage in England, p.198, №1. (Виноградов цитирует Stoneleigh Register).
58) Calendar of Patent Rolls, 1338—1340, p.326; 1364—1367, p.309; 1348—1350, p.234; 1358—1361, p.179.
59) P.Vinogradoff. Villeinage in England, p.172, №1; здесь цитируется Сент-Олбанский формулярий.
60) Сент-Олбанские хартии 1381 г., хорошим образцом которых является хартия Рикмансуортс, могут быть найдены в Gesta Abbatum, III, p.324-332.
61) Ср. Levett. The Black Death..., p.85.
62) Calendar of Patent Rolls, 1348—1350, p.520, 521; 1350—1354, p.447, 460; 1354—1358, p.64, 335, 452; 1358—1361, p.160, 284, 324; 1355—1361, p.581; 1361—1364, p.283-284; 1364—1367, p.361, 429; 1370—1374, p.98; 1374—1377, p.142.
63) A note on the Statute of Labourers, in «Есоn.Hist.Rev.», IV.
64) Если только он не брал в аренду манор вместе с повинностями держателей. Аренда целых маноров была очень редким делом в этот период; правилом являлась частичная аренда и, во всяком случае, лишь изредка фермеру предоставлялся контроль над держателями.
65) Calendar of Patent Rolls, 1354—1358, p.16-17 и 1358—1361, p.35. См. также В.Putnam. Enforcement of the Statute of Labourers. New York, 1908, p.93. Перед картезианским приорством Хентон стояли подобные же проблемы, и оно получило то же средство для их разрешения. Их проблема была еще дополнительно усложнена тем, что многие из их держателей были сукноделами и монастырь потерял право на их повинности, так как посторонние люди (outsiders) обвинили приора в том, что он платил им непомерно высокую заработную плату. Calendar of Patent Rolls, 1354—1358. p.282.
66) В.Putnam. Enforcement of the Statute of Labourers, p.218.
67) Rolls Series. Chronica monasterii de Melsa III, p.131-132: Ipse abbas... quosdam servos suos ad officium carucarum conductos a servitio ipsorum Johannis et Willelmi vi cepisset et detinuisset, ad damnum uniuscujusque eorum centum solidorum, in contemptum regis et hominum suorum, ac contra formam statuti et ordinationis de operariis, artificibus et servitoribus, editorum, in comitatu Eboracensi observandorum.
68) B.Putnam. Enforcement of the Statute of Labourers, p.93-94; cp. Calendar of Patent Rolls, 1350—1354, p.158; 1358—1361, p.151.
69) Е. Powell. Rising in East Anglia. Сambridge, 1896, App.II, p.143-145.
70) Worcestershire Inquisitions Post Mortem, I, p.48 (Worcester Hist.Soc.).
71) Для понимания почвы для проповедования (sermon background) этих взглядов в XIV в. см. G.W.Оwst. Preaching in Medieval England (Cambridge, 1926) a. Literature and Pulpit in Medieval England. Cambridge, 1933).
Написать нам: halgar@xlegio.ru