Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Бессмертный Ю.Л.
К вопросу о положении женщины во франкской деревне IX в.

Средние века. Вып. 44. 1981.
[97] – конец страницы.
OCR: Bewerr.

Заметный рост интереса в мировой историографии последнего времени к общественному положению женщины затронул в 70-е годы и медиевистику: книги, статьи и конференции, посвященные этой теме, следуют друг за другом с нарастающей интенсивностью.¹⁾

Научная важность разработки данной проблемы не вызывает сомнений: по выражению К.Маркса, «общественный прогресс может быть точно измерен по общественному положению прекрасного пола».²⁾ Тем больший интерес вызывает наметившаяся [97] с недавних пор в медиевистике тенденция к пересмотру укоренившихся представлений о приниженности положения женщины в течение ряда периодов средневековья.

По мнению, например, американского медиевиста Д.Херлихи, укрепление в Западной Европе социального престижа женщины и ее более высокое по сравнению с мужчиной общественное положение было характерно для всего раннего средневековья, в частности для каролингского периода.³⁾ Французский исследователь Р.Фоссье выделяет в этом же смысле не раннее средневековье, но XI―XII вв.⁴⁾ Некоторые современные урбанисты акцентируют внимание на улучшении статуса женщины в [98] средневековом городе XIII―XV вв.⁵⁾ Наконец, в недавних трудах некоторых западноевропейских демографов противопоставляются позитивные изменения в статусе женщины в XVI―XVIII вв. ее менее благоприятному положению в предшествующие столетия.⁶⁾

На наш взгляд, разнобой приведенных выше суждений обусловливается прежде всего недостаточной проработкой самого понятия «общественное положение» средневековой женщины. Что следует считать его основными компонентами? Каковы критерии, по которым можно о нем судить? Какие изменения в нем следует считать свидетельством ухудшения или улучшения статуса женщины? Преодолеть отмеченные выше разногласия между историками можно, лишь ответив на эти основополагающие вопросы. Их всестороннее решение требует, очевидно, коллективных усилий специалистов по разным периодам и регионам. Мы ограничимся лишь несколькими общими соображениями.

Заметим прежде всего, что характеристика социального статуса женщины в тот или иной период средневековья может быть исторически конкретной лишь при условии дифференцированного подхода к женщинам разных общественных слоев и классов. Это не значит, что допустимо игнорировать некоторые наиболее общие для того или иного периода черты женского статуса или же наиболее общепринятые представления о месте и функциях [99] женщины в средневековом обществе. Но только уяснив претворение этих общих черт и представлений в жизненной практике женщин разных классов, можно воссоздать адекватную действительности картину общественного положения женщины.⁷⁾

Необходимость подобного подхода заставляет определенным образом дифференцировать и сами критерии социального статуса женщины по отношению к разным общественным слоям и различным периодам средневековья. Главная сложность состоит здесь в том, что эти критерии должны иметь достаточно общего, чтобы оставаться сопоставимыми, и в то же время ― достаточно специфического, чтобы учесть историческое своеобразие разных слоев и периодов.⁸⁾ Ясно, например, что в число критериев общественного статуса средневековой женщины следует включить ее отношение к средствам производства. Применительно к женщинам господствующего класса речь, видимо, должна идти о широте их собственнических прав (по сравнению с мужчинами). В отличие от этого, когда оценивается статус зависимой крестьянки, критерием может быть объем лишь владельческих прав (по сравнению с мужчиной). Самый же факт участия женщины в той или иной сфере производства и обмена (которому в литературе придается подчас непомерно большое значение) говорит в большинстве случаев не об отсутствии или наличии дискриминации женщин, а только об общих особенностях положения той общественной группы или класса, к которой данная женщина принадлежит.

Предоставление женщине определенных собственнических или владельческих прав, как и формальное признание ее гражданской правоспособности, недостаточно, однако, для суждения о ее общественном статусе. Медиевист не может забывать о том глубоком разрыве, который встречался нередко в средние века между нормативными установлениями и реальной действительностью. Необходимо поэтому постоянное сопоставление правовых норм и социальной практики как в поземельной сфере, так и в области семейного права и брачных взаимоотношений (включая изучение равенства полов при выборе брачной партии, разводе, заключении повторных браков и т.п.). [100]

Но и такого хозяйственно-правового анализа еще недостаточно. Ведь своеобразие общественного положения женщины в ту или иную эпоху средневековья нельзя понять, не уяснив, как воспринимали его сами современники. Необходимо, в частности, выяснить, каков был, с их точки зрения, престиж женщины по сравнению с мужчиной, в чем они сами видели отличие социального статуса женщины и как понимали специфику ее общественной роли как таковой. Изучение подобных социально-культурных аспектов встречает значительные трудности, особенно применительно к раннему средневековью. Всесторонняя характеристика женского статуса требует поэтому сплошь да рядом самого интенсивного анализа дошедших до нас памятников, с тем чтобы раскрыть и не нашедшие в них прямого отражения черты массового сознания. Но проникновение в эти массовые представления тем более важно, что оно позволяет связать отношение к женщине со всем комплексом социально-культурных норм эпохи. Комплексность и всесторонность социально-экономического и социально-культурного анализа как раз и составляют, на наш взгляд, одно из важнейших условий плодотворного исследования социального статуса средневековой женщины.⁹⁾

В данной статье мы касаемся положения женщины в течение одного сравнительно небольшого исторического периода, охватывающего преимущественно первую половину IX в. Опираясь на каролингские полиптики (в первую очередь на данные известного полиптика аббата Ирминона, описывающего владения Сен-Жерменского монастыря в ряде районов Северной Франции) и некоторые другие памятники того же периода, мы сосредоточиваем внимание на положении женщины в среде зависимого крестьянства.

Начиная с характеристики хозяйственно-правового статуса женщин-крестьянок, заметим, что прямых данных по этому вопросу в поземельных описях IX в. практически нет. В числе косвенных свидетельств обратим внимание прежде всего на тот факт, что всюду, где владельцами монастырских держаний выступают «полные» крестьянские семьи (т.е. семьи, в которых налицо оба супруга), полиптик Ирминона неукоснительно начинает перечисление членов семьи с мужа¹⁰⁾ (аналогичный порядок соблюдается и в Реймсском полиптике¹¹⁾). Иногда при описании таких полных семей имя жены вовсе не указывается. Это бывает не [101] только там, где жена свободная или из «чужаков»,¹²⁾ но и по отношению к крестьянкам, принадлежащим Сен-Жерменскому монастырю.¹³⁾ Правда, таких случаев немного, но показательно, что имя мужа ― если только он жив ― не опущено в полиптике Ирминона ни разу.

Некоторые косвенные свидетельства о соотношении хозяйственных прав крестьян и крестьянок удается почерпнуть из анализа сеньориальных повинностей. Ни в Сен-Жерменском, ни в Реймсском полиптиках нет дифференцированной ответственности мужчин и женщин за основные барщины и оброки. Не объясняется ли это тем, что обязанность главы семьи ― мужчины обеспечивать несение полевых барщин и поставку оброков считалась само собой разумеющейся? В пользу этого предположения говорит как будто порядок описания в полиптике Ирминона отдельных ― не самых распространенных ― повинностей, которые прямо закреплялись описью за мужчинами или женщинами определенных юридических категорий;¹⁴⁾ отсутствие соответствующих уточнений при перечислении всех остальных повинностей могло бы объясняться самоочевидностью ответственности за них главы семьи ― мужчины.

Исключение составляют семьи вдов. Источники не содержат никаких данных об опеке вдов со стороны старших мужских родичей или же о переходе прав на их хозяйство старшим сыновьям. Главой семьи в этих случаях явно выступает сама вдова, которая несет ответственность за держание, обеспечивает выполнение всех основных повинностей и ведение крестьянского хозяйства в целом. Всего в Сен-Жерменском аббатстве было свыше 700 «неполных» семей, включая семьи вдов, вдовцов и холостяков (около 25% общего числа). Некоторую ― меньшую часть их составляли вдовы с детьми, а также незамужние женщины. Если мужчины-холостяки нередко фигурируют в полиптике Ирминона в качестве «основных держателей» (т.е. тех, с которых на каждом держании начинается описание сообщества живущих здесь малых семей и которые, вероятно, несли чаще других наибольшую ответственность за повинности и держание), то холостые женщины почти никогда не выступают ни в этом качестве, ни в качестве владельцев обособленных держаний. Чаще они входят в состав многосемейных сообществ на правах одного из совладельцев. Зато вдовы, обремененные тем или другим числом малолетних детей, еще чаще, чем вдовцы, выступают в качестве [102] глав самостоятельных малых семей или же возглавляют малые семьи, объединенные в многосемейные сообщества.¹⁵⁾ Очевидно, что эти вдовы сами владеют своими держаниями, сами ведут хозяйство и выполняют барщинные и оброчные повинности.¹⁶⁾

Некоторые подтверждения возможности для зависимой женщины самостоятельно владеть землей и хозяйством дает анализ поземельных сделок. И в северофранцузских картуляриях, и во фрагментах этих картуляриев, включенных в тексты каролингских описей, зафиксировано немало поземельных сделок, совершавшихся самими зависимыми крестьянами или их полусвободными родственниками.¹⁷⁾ Преобладание среди участников подобных сделок крестьян-мужчин, в общем, очевидно. Но иногда среди них встречаются и женщины (в том числе зависимые). Они дарят монастырю небольшие земельные участки (2-3 бонуария), включаемые затем в держания их мужей ― монастырских колонов,¹⁸⁾ участвуют (в качестве совладельцев ― членов многосемейных сообществ) в приобретении подобных участков;¹⁹⁾ продают их другим зависимым;²⁰⁾ наконец, дарят землю собственным детям.²¹⁾

Таким образом, зависимые крестьянки IX в. в принципе не были лишены возможности самостоятельно владеть и распоряжаться землей и хозяйством. Но реализовывалась эта возможность редко: нормой было сосредоточение владельческих и хозяйственных прав в руках мужчины.

Более определенной и жесткой была дискриминация женщин в некоторых гражданских правах. Так, среди свидетелей, подтверждавших правильность описания отдельных имений Сен-Жерменского аббатства, фигурируют только [103] крестьяне-мужчины.²²⁾ Ни одной женщине это право предоставлено не было. Ни одна женщина не была допущена и на должность министериала.²³⁾

Не менее очевидным было ущемление женщины, причем не только зависимой, но и свободной, в области брачного права. Как известно, IX век ― переломный в развитии брачных институтов в Каролингском государстве.²⁴⁾ На рубеже VIII―IX вв. были изданы первые законодательные акты, устанавливавшие обязательность церковного оформления брака и запрещавшие разводы и повторные браки.²⁵⁾ Опираясь на поддержку государства, церковь резко усиливает в это время борьбу за повышение престижа законного брака,²⁶⁾ что в тех условиях предполагало в первую очередь борьбу против произвола мужчины в расторжении брачных отношений, сожительства с конкубинами и заключения повторных браков.²⁷⁾ Укрепление в IX в. церковного брака имело, таким образом, своей оборотной стороной устранение наиболее вопиющих форм дискриминации женщины в сфере брачного права. Тем показательнее, что, несмотря на эту тенденцию, источники разных типов свидетельствуют о сохранении на практике ряда проявлений неравенства мужчины и женщины в этой сфере и в IX в. Возможность расторжения брака признается фактически только за мужчиной; необходимым и достаточным условием для этого считается адюльтер жены; прелюбодеяние же, совершенное мужем, не влечет развода.²⁸⁾ Супружеская верность остается, следовательно, обязанностью жены, но не мужа.

Приниженность женщины обнаруживается и при выборе брачной партии: в большинстве случаев этот выбор зависел, видимо, от семьи жениха. Убедиться в этом позволяет анализ смешанных [104] браков среди зависимых крестьян (т.е. браков сервов с женщинами колонского или литского происхождения или, наоборот, колонов с женщинами более низкого происхождения). И в Сен-Жерменском аббатстве, и в Реймсском монастыре в большинстве подобных смешанных браков правовой статус мужа был ниже правового статуса жены.²⁹⁾ Учитывая, что правовой статус детей определялся чаще всего по матери, ясно, что в браках с женщинами более высокого статуса были заинтересованы именно мужчины-сервы (или литы). Женщина же, выходящая замуж за человека более низкого происхождения, не только не получала никаких преимуществ, но, наоборот, сама оказывалась до известной степени «запятнанной» браком с человеком низкого статуса. Выбор брачной партии определялся в таких случаях явным образом не ею, но ее будущим мужем и его семьей. Если даже при браках, явно невыгодных женщине, выбор брачной партии оставался за семьей жениха, вряд ли можно сомневаться, что и во всех остальных случаях, не связанных с ущербом для социального престижа крестьянки, решающее слово принадлежало мужчине.

Сколь ни сходны по смыслу приведенные выше данные о приниженности зависимой крестьянки IX в. в сфере социально-экономических и гражданских прав,³⁰⁾ их недостаточно для уяснения общественного положения женщин этого класса. Как мы уже подчеркивали, своеобразие их статуса не может быть понято без воспроизведения представлений о нем самих крестьян. [105]

Прямые данные по этому вопросу в источниках отсутствуют. Исследователи по необходимости изыскивают окольные пути для его изучения. Выше уже упоминалось о попытке американского исследователя Д.Херлихи восстановить представления каролингских крестьян о престиже женщин через изучение их численного соотношения с мужчинами. Констатация относительной малочисленности лиц женского пола, трактуемая как следствие меньшей длительности предстоящей жизни взрослых женщин, привела Д.Херлихи к гипотезе, что постоянная нехватка в IX в. женщин повышала их «общественную ценность» в глазах крестьян и укрепляла их социальное положение в целом.³¹⁾

Проверить достоверность и аргументированность этой концепции тем более важно, что она полностью расходится со свидетельствами источников, приводившимися выше. Демографические выводы Д.Херлихи базируются на анализе двух каролингских описей ― монастыря св.Марии в Фарфе (Италия) и монастыря Сен-Виктор в Марселе. Обе они действительно обнаруживают существенное численное превышение среди зависимых крестьян лиц мужского пола над лицами женского пола.

Очевидно, однако, что связать этот факт с более ранними смертями взрослых женщин можно, лишь исключив повышенную смертность лиц женского пола в детском возрасте. Между тем описи, использованные американским исследователем, не позволяют произвести соответствующие сопоставления, так как пол большей или меньшей части детей в них вообще не указывается (в монастыре Сен-Виктор у 44% детей, в аббатстве св.Марии у 21%).

Полиптик Сен-Жерменского аббатства свободен от недостатка, свойственного при описании пола детей описям, использовавшимся Херлихи (при этом по объему своих данных полиптик Ирминона в несколько раз превышает эти описи, вместе взятые). Во всех его главах, где дается поименное перечисление детей (а таких абсолютное большинство), пол ребенка может быть установлен по его имени.³²⁾ Соответственно возможно [106] и достаточно надежное сравнение числа лиц мужского и женского пола и среди взрослых и среди детей. Как видно из табл.1, число женщин на 100 мужчин ни в одном из имений Сен-Жерменского монастыря не поднимается среди взрослых выше 90. В 18 из 21 учтенного имения (включая и все наиболее крупные) этот индекс доли женщин среди взрослых составляет 85 и менее. Этот же разрыв в численности лиц женского и мужского пола еще чаще встречается среди детей ― в 15 из 18 учтенных имений. Кроме того, в 8 из них индекс доли девочек среди детей существенно уступает (на 10 и более пунктов) индексу доли женщин среди взрослых крестьян. В целом по полиптику Ирминона доля женщин среди взрослых близка к 80%, а доля девочек среди детей ― к 70%.³³⁾

Таблица 1. Соотношение численности женщин и мужчин

* Поименное перечисление детей частично (или полностью) отсутствует. [107]

Установление того факта, что доля лиц женского пола среди взрослых была выше, чем доля лиц женского пола среди детей, дает основание для совершенно иной по сравнению с Херлихи интерпретации численного превышения в каролингских описях мужчин над женщинами. Американский исследователь полагал, что главной причиной неравенства в численности полов была меньшая продолжительность жизни женщины ― вследствие высокой смертности при родах, особо тяжкого труда и меньшей способности уберечься от разбоя и насилий.³⁴⁾ Данные полиптика Ирминона свидетельствуют о том, что различия в численности полов закладывались уже в детстве и не могут быть объяснены лишь меньшей продолжительностью жизни взрослых женщин; объяснение им надо искать не только (или даже не столько) в условиях, вызывавших раннюю смерть взрослой женщины, но и в причинах более высокой смертности лиц женского пола уже в детском возрасте.

Несколько лет тому назад американская медиевистка Э.Коулмен уже предложила гипотезу для объяснения повышенной смертности девочек у крестьян Сен-Жерменского аббатства.³⁵⁾ Главную роль, по ее мнению, играло то, что крестьяне-родители меньше заботились о выживании новорожденных девочек, чем новорожденных мальчиков ― будущих главных помощников в хозяйстве и опоры родителей в старости. В подтверждение подобной дискриминации девочек Э.Коулмен ссылается не только на историко-сравнительные данные (в частности, на материалы житий и пенитенциалиев о прямом убийстве новорожденных и особенно частом убийстве девочек), но и на показательную особенность в численном соотношении, с одной стороны, доли мальчиков на крестьянском мансе, а с другой ― общего числа его держателей. Два этих показателя (точнее, эти две переменные величины) оказываются связанными отрицательной корреляционной зависимостью, теснота которой, хотя и неодинакова в разных имениях Сен-Жерменского монастыря, в целом по аббатству довольно существенна (коэффициент корреляции ― 0,47).³⁶⁾ Смысл [108] этой корреляционной зависимости в том, что доля мальчиков на мансе в общем тем больше, чем меньше общая численность проживавших на нем крестьян; наоборот, доля мальчиков относительно уменьшается (а доля девочек соответственно увеличивается) по мере возрастания численности мансового населения. Очевидно, что подобное положение может сложиться лишь при явном преобладании мальчиков среди первых детей большинства крестьян. Поскольку такое преобладание естественным образом возникнуть не может, приходится признать, что оно было следствием повышенной смертности новорожденных девочек.

Обнаружив достаточно существенную корреляцию между долей мальчиков и общим числом держателей на мансе, Коулмен признала, однако, что наиболее удивительной и даже, на ее взгляд, «выпадающей из логики вещей» выступает связь соотношения полов у детей именно с общей численностью населения манса (т.е. с величиной многосемейного сообщества, а не численностью каждой из проживающих на нем малых семей).³⁷⁾ Эта связь действительно противоречит представлению Коулмен (особенно заметному в ее первых публикациях по полиптику Ирминона) о преобладании у крестьян Сен-Жерменского аббатства малых супружеских семей.³⁸⁾ Подобное представление и в самом деле трудно совместить с возможностью того, что отношение родителей к новорожденным детям может изменяться в зависимости от численности проживавших на том же держании других крестьянских семей. Вынужденная признать возможность определенного влияния совладельческих семей, живших в пределах одного манса, друг на друга,³⁹⁾ Коулмен фактически опровергает собственную исходную посылку о господстве малой семьи на землях Сен-Жерменского аббатства.⁴⁰⁾ Заметим, однако, что тесная взаимосвязь совладельческих семей, сказывавшаяся даже на их отношении к своим новорожденным, окажется понятной, если согласиться с нашей гипотезой о родственных отношениях, которые объединяли большую часть совладельцев.⁴¹⁾ Существование такой взаимосвязи еще одно подтверждение того, что под совладельцами часто скрывались старшие дети основного держателя, составлявшие вместе с родителями многоячейную (неразделенную) семью. Не удивительно, что отношение [109] к новорожденным могло зависеть в таком многосемейном сообществе от его общей численности и от числа уже наличных в нем детей мужского и женского пола.

Если в молодых семьях (т.е. в семьях с малым числом детей) берегли прежде всего новорожденных мальчиков,⁴²⁾ то более зрелые семьи могли, по мере того как подрастали старшие дети, проявить достаточную заботу и о девочках, что и приводило к постепенному нарастанию их доли в более обширных по численности семьях.⁴³⁾ Во взрослом возрасте численное неравенство полов, как мы видели, уменьшалось: доля женщин среди взрослых была выше доли девочек среди детей (см. табл.1). Такое относительное нарастание доли женщин никак нельзя согласовать с представлением Д.Херлихи о большей смертности взрослых женщин по сравнению с мужчинами. Оно свидетельствует скорее об обратном, т.е. о том, что во взрослом возрасте смертность мужчин была в IX в. (как и во все времена) выше смертности женщин.⁴⁴⁾ Относительная малочисленность лиц женского пола связана, следовательно, вопреки Д.Херлихи, не столько с меньшей длительностью предстоящей жизни взрослых женщин, сколько с меньшей заботой о выживании новорожденных девочек. Но такая дискриминация девочек никак не согласуется с повышенным общественным престижем лиц женского пола.

Как видим, демографические данные если и позволяют делать какие-либо выводы о престиже женщины в глазах крестьян, то скорее о его ущербности. [110]

На наш взгляд, более широкие перспективы для изучения представлений каролингских крестьян о женщине открывает антропонимический анализ. Обусловливается это рядом обстоятельств, и прежде всего своеобразием самого порядка наречения именем франкских крестьян IX в. Сколько-нибудь трафаретного набора имен тогда не существовало.⁴⁵⁾ Не вошло еще в обычай и участие в наречении именем священника. Имя ребенку давали сами родители, руководствуясь лишь сложившимися у них представлениями о структуре имени у людей данной социальной группы.

Некоторые из этих представлений нам известны. Выяснено, в частности, что, следуя германской традиции, франкские крестьяне формировали в IX в. детское имя таким образом, чтобы в него вошли какая-нибудь лексема или хотя бы слог или начальная фонема из имен старших родственников (отца, матери, деда, бабки и т.д.).⁴⁶⁾ Установлено также, что в рассматриваемой области в IX в. было принято использовать в крестьянских именах преимущественно германские лексемы (независимо от этнической принадлежности крестьянина).⁴⁷⁾ Эти правила формирования имен могут, очевидно, быть увязаны с определенными социально-культурными установками: с признанием приоритета в семье и общине старших родственников, с традиционным признанием социального верховенства германского этноса и стремлением галло-римского большинства приобщиться к этой привилегированной (в прошлом) этнической группе.

Подчинение этим нормам и установкам не означало, однако, жесткой регламентации детского имени. Заимствования для него могли быть сделаны либо из имени отца, либо из имени матери, либо из обоих этих имен одновременно или же только из имен более старших родичей; эти заимствования могли включать различающиеся по смыслу лексемы; самое имя могло содержать одну такую лексему (и быть «простым») или же две (т.е. быть сложносоставным) ; соответственно оно могло включать разное число слогов (от 2 до 6) и разное число фонем. Выбор того или иного из этих многообразных вариантов не предопределялся [111] какой-либо прочной традицией. В нем могли поэтому отразиться спонтанные побуждения крестьян, связанные с их представлениями об именах, приличествующих людям разного пола и разного происхождения.

Каковы были эти представления? Насколько различались имена у сервов, колонов, литов; у мужчин и женщин; у более зажиточных и более бедных крестьян? На эти вопросы можно получить вполне конкретные ответы, сопоставляя, например, структуру имен (т.е. число лексем, слогов или фонем) разных крестьян⁴⁸⁾ или же содержательный смысл сходивших в имена лексем; содержательный анализ имен позволяет, кроме того, представить, каким достоинствам, качествам, ценностям отдавали предпочтение крестьяне в целом⁴⁹⁾ или крестьяне разных категорий. Изучение антропонимики IX в. может, как видим, приоткрыть завесу над массовыми социально-культурными представлениями, которые не удается выяснить никакими иными способами. Приходится лишь пожалеть, что в лингвистической и в медиевистской литературе данные антропонимики IX в. пока что очень мало используются при исследовании массового сознания.⁵⁰⁾

В настоящей статьей мы используем лишь одну из возможностей антропонимического анализа, изучая сравнительную частоту заимствований для детского имени слогов из отцовских и материнских имен. При том порядке выбора детского имени, который господствовал на землях Сен-Жерменского аббатства, эта частота не могла быть простой случайностью.⁵¹⁾ В ней выражалось известное предпочтение тому или иному из родителей.⁵²⁾ С чем бы это предпочтение ни было связано, оно до известной степени раскрывало отношение крестьян к женщине-матери по сравнению с мужчиной-отцом и потому немаловажно для нашей темы. [112]

В свое время мы попытались показать, что в Сен-Жерменском аббатстве примерно половина крестьянских детей получала имена, в значительной мере сходные с родительскими.⁵³⁾ Проверим теперь частоту этого сходства раздельно для отцовских а материнских имен. Изучая ее, следует иметь в виду, что, поскольку имена детей компоновались из отдельных слогов, входивших в имена их старших родственников, имя мальчика и имя девочки могло с равным успехом включать в себя как часть имени отца, так и часть имени матери. Соответственно, общее превышение в составе детей числа мальчиков над числом девочек не предопределяет само по себе более частой связи детского имени с отцовским.

Мы проверили степень сходства детских имен с отцовскими и материнскими примерно для 1,5 тыс. детей, живших в разных имениях Сен-Жерменского аббатства. Результаты подсчетов сведены в табл.2. Более частое и более сильное сходство детских имен именно с отцовскими выступает из нее с полной очевидностью. Даже если отбросить все сомнительные случаи (с индексом сходства имен менее 0,34), преимущество при выборе детского имени отцовского влияния над материнским окажется в целом несомненным. В наиболее населенном имении Виламильт (гл.IX), антропонимический материал которого особенно представителен, число случаев сходства имен детей (как мальчиков, так и девочек) с отцовскими именами превышает число случаев сходства детских имен с материнскими (без учета случаев слабого или сомнительного сходства) в целом на 16%. В некоторых имениях эта разница оказывается двукратной и более (см. гл.VIII, XIX, VI).⁵⁴⁾ Думается, что в подобных фактах нельзя не видеть преобразованного отражения ущербности материнского престижа по сравнению с отцовским.

Как видим, какой бы аспект исследования статуса женщины мы ни избрали ― будь то социально-экономический, или [113]

Таблица 2. Сходство имен детей с именами родителей

демографический, или антропонимический, ― все они подтверждают гипотезу о приниженности в среде зависимого крестьянства общественного положения женщины по сравнению с мужчиной.

*

Несомненно, что одним из условий, определявших ущербность общественного статуса зависимой крестьянки в IX в., было воцарившееся в Северной Франции того времени господство феодальной сеньории. Эксплуатируя деревню, сеньория узаконивала разделение крестьян на разные экономические и юридические категории, так или иначе ограничивая возможности естественного формирования семей. Опосредованно эти ограничения сказывались и на отношении крестьян-мужчин к женщинам разных прослоек и категорий, и на будущем крестьянских детей. Из-за сеньориальной эксплуатации, несомненно, усиливалась забота крестьян о сохранении в первую очередь мужского потомства. Сеньориальный строй консервировал, таким образом, дискриминацию женщин в крестьянской среде.

Было бы, однако, неверным объяснять приниженность положения женщин-крестьянок в IX в. лишь сеньориальным гнетом. Большое значение имели в этом отношении и те социально-культурные традиции, которые жили в крестьянстве IX в. Корни их уходят в прошлое ― в те германские и римские представления, согласно которым женщина находилась обычно под опекой мужчины и была в принципе не равна ему.⁵⁵⁾ Живучести этих представлений способствовала и христианизация франкской деревни, поскольку церковная догма этого времени также исходила из неравенства полов.

*

Изучение степени равноправия женщины и мужчины ― сколь оно ни существенно ― составляет лишь первый этап в исследовании социального статуса средневековой женщины. Можно было бы сказать, что на этом этапе удается получить преимущественно количественные сведения о мере, в которой женщина пользовалась теми же правами и выполняла те же социальные функции, что и мужчина. Следующей, еще более важной задачей является качественная характеристика той специфической общественной роли, которую женщина играла в экономике, социальных отношениях, нравственной и эмоциональной сферах. Эту задачу мы смогли разрешить в данной статье лишь отчасти, [115] коснувшись, применительно к нашему периоду, некоторых социально-экономических функций, выполнявшихся крестьянкой, и ее положения в сфере семейно-брачных отношений. Чтобы достичь более глубокого решения этого вопроса, необходимо дальнейшее изучение функций, выполнявшихся женщиной IX в. в разных видах социальной деятельности как внутри, так и вне семьи.⁵⁶⁾ Важно также исследовать, какие социальные и личные достоинства женщины ставились выше всего крестьянами этого времени и каким нравственным ценностям отдавала предпочтение сама женщина. Было бы далее весьма интересным установить, какую роль в складывании крестьянских представлений о женщине играла ее эмоциональная притягательность и насколько существенное значение имела вообще эта эмоциональная сфера во взаимоотношениях крестьян. Ясно, что для изучения подобных аспектов положения женщины потребуется привлечь разные источники и разработать различные методики их анализа. Однако на наш взгляд одно из решающих мест займет при этом использование антропонимических материалов, особенно исследование содержательного смысла крестьянских имен. [116]

¹⁾ Ограничиваясь основными публикациями 70-х годов, назовем следующие книги: Power Е. Les femmes au Moyen Age. Paris, 1979; Femmes et travaildu moyen âge. Paris, 1977; Women in Medieval Society. Philadelphie, 1976; Flandrin J.L. Familles. Parenté, maison, sexualité dans l'ancienne société. Paris, 1976; Harksen S. Women in the Middle Ages. Leipzig, 1975; Molin J.В., Mutembu P. Le rituel du mariage en France du XII^e au XVI^e s. Paris, 1974; Lafon J. Les époux bordelais. 1450―1550. Paris, 1972; среди статей упомянем: Porteau-Bitker A. Criminalité et delinquance féminines dans le droit pénal des XIII―XIV siècles. ― Revue historique de droit français et étranger, 1980, N1; Veyne P. La famille et l'amour sous le Haut-Empire Romain.― Annales. E.S.C., 1978, N1; Uitz E. Zur gesellschaftlichen Stellung der Frau in der mittelalterlichen Stadt. ― Magdeburger Beiträge zur Stadt-Geschichte, 1977, H.; Verdon J. La femme dans le milieu du IX siècle. ― Mémoires de la Société d'agriculture, commerce, sciences et arts du départament de la Marne. Châlon-sur-Marne, 1976, t.91; Winter A. Studien zur sozialen Situation der Frauen. ― Kurtrierisches Jahrbuch, Trier, 1975, Jg.15; Coleman E.R. L'infanticide dans le Haut Moyen Age. ― Annales. E.S.G., 1974, N2; Eadem. Medieval Marriage Characteristics: A Neglected Factor in the History of Medieval Serfdom. ― Journal of Interdisciplinary History, 1971, II; Kalifa S. Singularités matrimoniales chez les anciens Germains: le rapt et le droit de la femme à disposer d'elle-même. ― Revue de droit français et étranger, 1970, N2. В эти же годы были опубликованы труды ряда конференций, на которых обсуждалось положение средневековой женщины: The Rôle of Woman in the Middle Ages. ― In: Papers of the Sixth Annual Conférence of the Center for Medieval and Early Renaissance Studies. State University of New York. 6-7 May 1972. Albany, 1975; La famille et parenté dans l'Occident médiéval: Actes du colloque de Paris (1974). Roma, 1977; Il matrimonio nella società altomedievale. Spoleto, 22-28 aprile (Settimana di studio del Centro italiano di studi sull'alto medioevo. Spoleto, 1977); La femme dans les civilisations des XI^e―XIII^e s. Actes du colloque. Poitiers, 1976 (Cahiers de civilisation médiévale, 1977, N 2-3).

²⁾ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т.32, с.486. Вполне поэтому оправдано включение тем, касающихся роли женщины и ее места в обществе в программу секционных и пленарных заседаний XV Международного конгресса исторических наук в Бухаресте. См.: ВИ, 1980. №12, с.11-12.

³⁾ Herlihy D. Life Expectancies for Women in Medieval Society. ― The Rôle of Women..., p.1-16. Документальную базу Д.Херлихи для каролингского времени составляют монастырские описи. Опираясь на них, американский медиевист утверждает, что вследствие меньшей, чем у мужчин, продолжительности жизни, женщины этого времени особенно высоко ценились, тем более что они играли важную роль в крестьянском хозяйстве и в обработке домена (анализ этих положений см. ниже). В отличие от этого в более поздний период средневековья (в XIII―XV вв.), когда вследствие ряда причин (сокращение частных войн и разбоя, появление хозяйственных отраслей, в которых женщины могли участвовать без чрезмерного физического напряжения, освобождение женщины ― под влиянием изменившихся нравственных норм и обычаев ― от тяжких форм физического труда) длительность жизни женщин резко увеличивается и они обгоняют по своей численности мужчин, их социальное положение становится, по мнению Херлихи, в целом неблагоприятным. В более ранней работе «Land, Family and Women in Continental Europe, 701―1200» (Traditio, 18, 1962), вновь переизданной в 1976 г. (In: Women im Medieval Society, p. 13-45), Д.Херлихи изучал положение женщины в раннее средневековье по картуляриям. Для выявления по ним эволюции статуса женщины он использовал три показателя: 1) частоту упоминаний имен отца и матери при обозначении лиц, называемых в грамотах (например, Petrus filius Silveslri или же Azo filius Formosae); 2) частоту упоминания женских имен при описании сопредельных владений; 3) частоту упоминания женщин, пользующихся правом отчуждения земли. На основании собранных данных Д.Херлихи констатировал в этой работе постепенное улучшение положения женщины в течение всего периода VIII―XII вв. Переиздавая эту статью в 1976 г., автор не заметил, что ее главный вывод противоречит концепции его работы, опубликованной в 1975 г., согласно которой и во времена записи варварских правд, и в каролингский период «общественная ценность» женщины уже стояла выше, чем ценность мужчины. Д.Херлихи забывает в работе 1976 г. и о том, что, как свидетельствуют собранные им самим картулярные данные, положение женщины по всем рассматриваемым им показателям было в VIII―IX вв. в десятки раз хуже, чем мужчины. См.: Herlihy D. Land..., Table 1-3.

⁴⁾ Fossier R. La femme dans les sociétés occidentales. ― In: La femme dans les civilisations..., p.33-104. Отправляясь как от письменных, так и вещественных памятников, Фоссье утверждает, что в XI―XIII вв., наряду с областями общественной жизни, в которых имело место подавление женщины мужчиной (сферы производства, политики и права), существовало немало областей женского господства ― дом и домашнее хозяйство, организация повседневной жизни, воспитание детей, массовое сознание, «формы выражения чувств» и др. Учитывая, кроме того, особую роль женщины этих столетий в укреплении супружеской семьи и обособленного семейного хозяйства, Фоссье называет данный период временем «тайного матриархата». Эту концепцию в той или иной мере разделяют авторы основных докладов на симпозиуме в Пуатье: М.Т.Альверни, Р.Лежён, Ж.Вердон и Е.Р.Лабанд. Против нее выступили некоторые участницы того же симпозиума, опуликовавшие специальное заявление. См.: Lemaire R. En marge du colloque... ― In: La femme dans les civilisations..., p.171-173. С концепцией P.Фоссье и его единомышленников не согласуются также выводы Ж.Дюби. См.: Duby G. Le mariage dans la société du haut Moyen âge. ― In: Il matrimonio..., p.19-23, 31; Idem. Notes brèves sur le fait féminin au XII s. ― In: Le fait féminin. Paris, 1978.

⁵⁾ В частности, в работах А.Винтер, Е.Поуэр и Э.Уитц (см. примеч.1) проводится та точка зрения, что вместе с развитием в средневековом западноевропейском городе XIII―XV вв. текстильного ремесла и мелкой торговли (в которых широко участвовала женщина), хозяйственная и правовая самостоятельность женщины существенно расширяется, возрастает ее социальная роль и преодолеваются некоторые проявления ее дискриминации по сравнению с мужчиной.

⁶⁾ См.: Flandrin J.L. Op.cit., p.20, 124-128, 156-168 etc.; Ariès Ph. L'enfant et la vie familiale sous l'ancien régime. Paris, 1973, p.III-V, XIII-XV etc. В этих работах подчеркивается рост в XVI―XVII вв. авторитета женщины внутри семьи в связи с ее внутренней перестройкой и ростом взаимности в отношениях между ее членами. По мнению названных авторов, это опосредствованно сказывалось и на положении женщины вне семьи.

⁷⁾ Последовательное сопоставление положения женщин одних и тех же классов в разные периоды средневековья отсутствует у Д.Херлихи, который в работе 1975 г. характеризует положение женщины в IX в. на основе данных о крестьянках, а в XIII―XV вв. ― на основе данных о горожанках; в работе же 1962 г. в центре его исследования находится знатная женщина.

⁸⁾ В этой связи заметим, например, что частота участия женщин в отчуждении земли, используемая Д.Херлихи в качестве одного из показателей положения женщины в 701―1200 гг., вряд ли имела один и тот же смысл в начале периода, когда социальная структура была еще достаточно примитивна, а товарно-денежные отношения не развиты, и в его конце; соответственно самая эта частота требует разной интерпретации.

⁹⁾ Недостаточная комплексность такого исследования и большая или меньшая абсолютизация отдельных его аспектов составляют слабое место ряда новых работ о средневековой женщине, упоминавшихся выше.

¹⁰⁾ См. любую главу полиптика Ирминона: Longnon A. Polyptyque de l'аbbaye de Saint-Germain des Près, rédigé au temps de l'abbé Irminon, 1-е partie. Paris, 1886.

¹¹⁾ См.: Polyptyque de l'abbaye de Saint-Remi de Reims / Éd. par B. Guérard. Paris, 1853.

¹²⁾ Polyptyque de... Saint-Germain..., IX, §144, 272, 280; XIII, §1, 7.

¹³⁾ Ibid., IV, §18; X, §9; XIII, §3, 10, 12. 19, 42, 95.

¹⁴⁾ Так, например, сервы выполняли сторожевую службу (см., IX, §212), поставляли железо и факелы (XIII, §108); литки и анциллы были обязаны заниматься ткачеством (XXV, §6). См. аналогично: Le Polyptyque de l'аbbауе de Saint-Bertin / Ed. critique par F.L.Ganshof. Paris, 1975, cap.XXVII, p.18.

¹⁵⁾ Приводим число вдов (в скобках число вдовцов), самостоятельно ведущих хозяйство в Сен-Жерменском аббатстве: гл.VI ― (4); гл.VIII ― 2(2); гл.IX ― (15); гл.XI ― (1); гл.XIII ― (11); гл.XVI ― (1); гл.XIX ― (1); гл.XXI ― 3(0); гл.XXII ― (3); гл.XXIII ― (1); гл.XXIV ― 4(4); гл.XXV ― 1(2).

¹⁶⁾ Аналогичное положение было и в монастыре св.Ремигия в Реймсе. См.: Verdon J. Op.cit., p.133.

¹⁷⁾ Polyptyque de... Saint-Germain.., cap.XII (Breve de centena Corbonensi); аналогичные свидетельства см.: Polyptyque... de Saint-Bertin..., XXI, p.16, XXII, p.16, XXIV, p.17; о широком распространении подобных сделок в Северной Франции IX в. см.: Sée H. Les classes rurales et le régime domanial en France au moyen âge. Paris, 1901, p.70; см. также нашу статью «Основные формы феодальной зависимости крестьянства в Европе раннего средневековья и их особенности в западном и средиземноморском регионах» (В кн.: Страны Средиземноморья в эпоху феодализма. Горький, 1975. вып.2, с.36-38).

¹⁸⁾ Polyptyque de... Saint-Germain..., , §20-22.

¹⁹⁾ Ibid., XII, §22.

²⁰⁾ Ibid.

²¹⁾ Ibid., IX, §247. Сведения о сделках типа precaria oblata, совершенных женщинами, содержатся и в Сен-Бертинском полиптике (cap.XXI-XXII, р.16; с. также Commentaire, р.60).

²²⁾ См. гл.II, §120; VI, §56; IX, §295; XIII, §111; XIV, §89; XXIII, §28.

²³⁾ Это касается как сеньории Сен-Жерменского аббатства, так и владений монастыря св.Ремигия.

²⁴⁾ Duby G. Le mariage dans le société du haut moyen âge.― In: Il matrimonio..., p.26-28.

²⁵⁾ Capitularia regum Francorum, t.I, N33, c.35 (a.802) ; N29, c.43 (a.789).

²⁶⁾ Toubert P. La théorie du mariage chez les moralistes carolingiens. ― In: Il matrimonio..., p.233-282.

²⁷⁾ McNamara J.A., Wemple S.F. Marriage and Divorce in the Frankish Kingdom. ― In: Women in Medieval Society, p.100-104; Ganshof L. Le statut de la femme dans la monarchie franque. ― In: La femme..., p.31.

²⁸⁾ Вплоть до известного трактата Ионы Орлеанского «De institutione laicali» (начало IX в.) даже в ортодоксальной церковной литературе не признавалось права жены требовать развода с изменившим ей мужем (Toubert P. Op.cit., р.283); измену же жены признают основанием для развода и самые строгие пенитенциалии, отрицающие расторжимость брака при всех иных обстоятельствах (Poenit. Arundel, cap.77. ― Schmitz H.J. Die Bussbücher und die Bussdisciplin der Kirche. Mainz, 1883, S.456: nonlicet uxorem, excepta causa fornicationis relinquere); неравноправие жены и мужа в возможности добиваться развода косвенно зафиксировано и в постановлениях Шалонского церковного собора 813 г. (McNamara J.А., Wemple S.F. Op.cit., p.102).

²⁹⁾ По подсчетам Э.Коулмен, в полиптике Ирминона зафиксирован 251 неравный брак, из числа которых в 130 случаях (75,6%) юридический: статус жены был выше статуса мужа (Coleman E.R. Medieval Marriage..., p.210-211). По подсчетам Ж.Вердона в Реймсском полиптике из 19 смешанных браков, которые удается выявить (данные по этому вопросу здесь крайне фрагментарны), в 13 (69%) статус жены выше, чем у мужа. См.: Verdon J. Op.cit., p.132.

³⁰⁾ Отрицая правовую приниженность женщины раннего средневековья, Д.Херлихи ссылается и на повышенный вергельд женщины в Салической, Алеманской и некоторых других правдах. На наш взгляд, интерпретация данной особенности шкалы вергельдов не должна быть слишком прямолинейной. Следует учитывать, что удвоенные (или утроенные) штрафы за убийство женщины связываются в правдах не с повышенным престижем женщины как таковой, но исключительно с ее способностью к деторождению. Это видно из того факта, что убийство женщины, происшедшее после того, как она уже не может более иметь детей, карается обычным вергельдом свободного. См.: LS, XXIV, 7. Повышенный вергельд женщины, способной к деторождению, можно было бы, таким: образом, сравнить с повышенным вергельдом мальчика или юноши (LS, XXIV, 1-2), который ведь никто не станет рассматривать как свидетельство более высокого социального престижа детей и подростков. В любом, однако, случае данные варварских правд вряд ли могут быть пригодны для характеристики положения женщины в IX в., так как эти правды были записаны намного раньше и отражали такую стадию развития, когда еще сохранялись более или менее существенные пережитки родоплеменного равенства.

³¹⁾ См.: Herlihy D. Life Expectancies..., p.7, 10, 16. Кроме демографических аргументов, Д.Херлихи приводит в подтверждение этого тезиса также тот факт, что крестьянки играли очень большую роль при обработке домена и в крестьянском хозяйстве. Однако, чтобы это соображение могло быть принято во внимание, необходимы количественные данные, которых автор не приводит.

³²⁾ Согласно проделанному нами анализу, охватывающему примерно треть крестьян Сен-Жерменского аббатства, 97% имен взрослых женщин оканчивалось на is или а. В отличие от этого у мужчин в 95% случаев имена оканчивались на us, ius, о (исключение составляет имение Acmantus ― гл.XIX, где 6,7% мужских имен оканчивались на is). Зная, таким образом, характерные отличия мужских и женских имен, нетрудно различить мальчиков и девочек среди крестьянских детей, указанных в полиптике Ирминона. Соавтор подсчетов для антропонимического анализа, использованного в данной статье. ― выпускница Горьковского ун-та им.Лобачевского Г.В.Целовальнова; в нашей работе использованы также и другие подсчеты, выполненные в этом же университете в соавторстве с В.А.Блониным, П.Ш.Габдарахмановым, С.А.Блониной и В.В.Целоуховой. Пользуемся случаем, чтобы выразить нашу благодарность как им, так и руководству историко-филологического факультета, предоставившего нам возможность организовать в 1973―1977 гг. семинар по изучению каролингских полиптиков.

³³⁾ Предположение, что разница этих цифр объясняется лишь недоучетом лиц женского пола, опровергается двумя соображениями: 1) так как на землях Сен-Жерменского аббатства юридический статус детей определялся большей частью по происхождению матери, составители описи не могли не стремиться к тщательному учету лиц женского пола; 2) численное соотношение полов изменяется по данным полиптика Ирминона не только из имения в имение, но и в зависимости от состава крестьянских семей, в частности от включения в них сервов (см.: Бессмертный Ю.Л. Структура крестьянской семьи во франкской деревне IX в.: данные антропонимического анализа Сен-Жерменского полиптика. ― СВ, 1980, 43, с.41-43), что подчеркивает невозможность связывать данное соотношение лишь с общим недоучетом лиц женского пола или же с особым недоучетом девочек. Д.Херлихи полагает, что в описях учитывали всех взрослых женщин, но недоучитывали девочек. См.: Herlihy D. Life Expectancies..., p.7. Непонятно, однако, как составители описей могли установить правовой статус всех взрослых женщин, если бы они не вели их учет с детского возраста.

³⁴⁾ Herlihy D. Life Expectancies..., p.9-10.

³⁵⁾ Coleman E.R. L'infanticide..., p.326-333; см. также: Бессмертный Ю.Л. Крестьянская семья во Франции IX в.: (Заметки о статье Э.Коулмен «Детоубийство в раннее средневековье»). ― СВ, 1975, 39.

³⁶⁾ Coleman E.R. L'infanticide..., р.329-332. При данном коэффициенте корреляции примерно четверть изменений в доле мальчиков (или девочек) детерминировалась изменениями в общей численности населения манса (коэффициент детерминации ― 0,22).

³⁷⁾ О соотношении этих семейных форм см. нашу статью «Структура крестьянской семьи...» (с.46-51).

³⁸⁾ Coleman E.R. Medieval Marriage..., p.208.

³⁹⁾ Coleman E.R. L'infanticide..., p.332.

⁴⁰⁾ В более поздней статье Э.Р.Коулмен пишет уже об одновременном сосуществовании у крестьян Сен-Жерменского аббатства разных типов семей. См.: Coleman E.R. People and Property: The Structure of a Medieval Seigneury. ― Journal of European Economic History, 1977, vol.6, N3, p.694, 700.

⁴¹⁾ Бессмертный Ю.Л. Структура крестьянской семьи..., с.46-51.

⁴²⁾ Одним из дополнительных подтверждений особого отношения сен-жерменских крестьян к мальчикам, быть может, является то, что в большинстве случаев опись детей каждой семьи начинается именно с них (см. любую главу полиптика) и лишь после перечисления всех мальчиков указываются имена девочек. Возможно, в этой последовательности отражалось и старшинство детей по возрасту, подтверждающее в этом случае, что первыми детьми были обычно мальчики.

⁴³⁾ Следует, впрочем, заметить, что корреляционные данные Коулмен нуждаются в дальнейшей проверке: она проводила корреляционный анализ не по материалам каждого отдельного имения, а на основе конструирования искусственного ранжированного ряда, включавшего вперемежку данные разных имений (см.: Coleman E.R. L'infanticide..., tabl.II-IV); она не включала в анализ семьи холостых мужчин и женщин (Ibid.,р.323).

⁴⁴⁾ Можно было бы предположить, что относительное нарастание доли взрослых женщин по сравнению с долей девочек объясняется иммиграцией женщин во владения богатого монастыря, перекрывающей потери от их повышенной смертности. Отказаться от этого предположения заставляет тот факт, что в такой иммиграции участвовали и мужчины. См.: Duby G. Guerriers et paysans. Paris, 1973, p.94. Доля женщин среди взрослых могла бы поэтому возрастать за счет иммиграции лишь при условии, что число иммигрантов-женщин намного превышало число иммигрантов-мужчин, что не подтверждается ни данными полиптика Ирминона, ни описями, изучавшимися Д.Херлихи. См.: Herlihy D. Life Expectancies...,p.7.

⁴⁵⁾ Одной из иллюстраций этого факта может служить, то, что примерно 10 тыс. крестьян, перечисленных в полиптике Ирминона, носили около 3 тыс. разных имен.

⁴⁶⁾ Longnon A. Introduction au Polyptyque de l'abbaye de Saint-Germain des Prés. Paris, 1886, p.262-269; Michaelsson K. Etudes sur les noms de personne français d'après les rôles de taille parisienne. Uppsala, 1927, p.184-188; Bergh A. Etudes d'antroponimie provençale. Göteborg, 1941, p.66, 196-197, 202; Huber K. Les éléments latins dans l'onomastique de l'époque carolingienne. ― Vox Romanica, Bern, 1964, N 23/2, p.238-248; Verdon J.Op.cit., p.127.

⁴⁷⁾ Каплан A. Б. Некоторые вопросы изучения французской средневековой антропонимики: (Историография и методика). ― В кн.: Европа в средние века: экономика, политика, культура. М., 1972, с.426; Dauzat A. Les noms de famille de France. Paris, 1949, p.31s.

⁴⁸⁾ См. нашу статью: Ludzie i imiona. ― Kwartalnik Historii Kultury Materialnej, Warszawa, 1980, N 2.

⁴⁹⁾ Судя, например, по 10 наиболее употребительным именам сен-жерменских крестьян, в них особенно часто фигурировали лексемы Adal (благородство), Hildis, Hiltja (борьба), Bertus, Beraht (знаменитый), Hard, Hart (могучий). См. подробнее в нашей статье «Об изучении массовых социально-культурных представлений каролингского времени»: Випперовские чтения ― 1980. М., 1981.

⁵⁰⁾ Интересная сама по себе попытка Д.Херлихи сравнить по картуляриям VIII―XII вв. частоту упоминаний имен отца и матери при обозначении отдельных знатных лиц построена на использовании разрозненных данных, относящихся к разным географическим областям и периодам, что снижает надежность полученных результатов.

⁵¹⁾ Подчеркнем, что речь идет о статистической случайности, которую можно наблюдать лишь в тенденции, но не в каждом отдельно взятом случае.

⁵²⁾ Еще и сегодня можно встретить семьи, в которых придается значение тому, нарекут ли новорожденного именем старшего родственника по линии мужа или жены, видя в этом знак уважения к отцу ― или матери ― и соответствующему роду.

⁵³⁾ Бессмертный Ю.Л. Структура крестьянской семьи..., с.38. Чтобы измерить это сходство, мы использовали индекс сходства имен, понимая под ним частное от деления числа совпадающих слогов в двух сопоставляемых именах на общее число слогов в этих именах. Тот же индекс применяется нами и в данной статье.

⁵⁴⁾ Иные результаты дает анализ частоты сходства детских имен с именами отца и матери по 14 крестьянским семьям аббатства св.Ремигия в Реймсе: в них сильнее влияние материнского имени. См.: Verdon J. Op.cit., p.129. Однако, как справедливо замечает Ж.Вердон, ограниченность числа реймсских крестьян, для которых возможен этот вид антропонимического анализа, лишает полученный вывод достаточной убедительности. В отличие от этого антропонимические наблюдения Д.Херлихи, касающиеся для VIII―IX вв. 4639 знатных (по преимуществу) семей (в том числе 96 из Северной Франции), обнаруживают, что упоминание при обозначении человека имени его матери встречается не более чем в 2-3% случаев. См.: Herlihy D. Land..., p.37-39.

⁵⁵⁾ Неусыхин А.И. Возникновение зависимого крестьянства как класса раннефеодального общества в Западной Европе VI―VIII вв. М.,1956, с.79, 116-117; Veyne P. Op.cit., р.35, 43.

⁵⁶⁾ Пути исследования этих вопросов для XI―XII вв. наметил в названной выше работе Р. Фоссье.