Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. К разделам: Россия | Германия

Ленцен, Ирис.
Использование труда русских военнопленных в Германии (1914—1918 гг.)

Вопросы истории, 1998, № 4.
(129/130) – граница страниц.

В годы первой мировой войны в плену в Германии находилось 6 млн. человек: солдаты и гражданские лица, женщины и дети. Около 3,8 млн. из них были военнопленные и интернированные гражданские лица из России. Труд русских военнопленных использовался в Германии главным образом для нужд военного времени. Данные о числе русских военнопленных в различных опубликованных источниках значительно отличаются друг от друга. Точное число военнопленных из России не сообщалось ни во время войны, ни в последующее время.

Представление о жизни русских военнопленных и интернированных гражданских лиц можно составить на основании тех условий, которыми определялось их положение. Речь идет прежде всего об обращении с ними — их питании, размещении, работе и медицинском обслуживании. Имеющиеся источники предоставляют весьма скудный материал для освещения этих вопросов. Хранящиеся в германских архивах документы по данной теме еще ждут своей обработки.

Немецкой стороной издано незначительное число публикаций о положении русских военнопленных в Германии во время первой мировой войны, причем ряд публикаций имеет пропагандистский характер. В них дается позитивная картина отношения к русским военнопленным, условий их жизни и работы. Эти публикации не соответствуют действительности. Имевшиеся трудности и недостатки освещаются в них лишь бегло.

Особое место занимает выпущенная в 1927 г. Исследовательским комитетом рейхстага работа под названием «Труд Исследовательского комитета Учредительного германского национального собрания и Германского рейхстага 1919—1928. Международное право в мировой войне» (Серия 3, том 3, полутома 1 и 2, Берлин, 1927).¹⁾ Ответственным за содержание данного труда был марбургский профессор X. Мойрер, представлявший Германию на двух международных Гаагских конференциях. Несмотря на то, что этот источник тенденциозен, при соответствующем критическом подходе он вполне может быть использован для освещения темы. Эта публикация соответствует той линии, которую избрали тогда Военное министерство и Министерство иностранных дел Германии в кампании по опровержению так называемой лжи по поводу вопроса о виновниках войны (Kriegsschuldlüge). Об истинном положении, в котором находились русские военнопленные, из этой публикации можно узнать очень мало, несмотря на то, что Мойрер, как это явствует из приводимых им фактов, имел доступ ко всем тогда еще существовавшим документам. Они приводились всегда, когда было необходимо подтвердить некоторые собственные доводы и опровергнуть обвинения противоположной стороны. Однако они отсутствовали тогда, когда речь шла о приводимых противной стороной обвинениях, которые могли бы с большой степенью вероятности быть признаны справедливыми и тем самым нанести ущерб Германии. (129/130)

Что касается книги В. Дёгена «Народы военнопленных»²⁾ (именно так буквально назван этот труд), то речь идет о публикации, выполненной по заданию министерства рейхсвера и носившей апологетический характер, так как в ней приукрашивалось существовавшее положение. В работе Дёгена нельзя найти ни одного слова об использовании военнопленных в качестве рабочей силы в специальных батальонах из пленных в зоне военных действий и в тылу. Мойрер часто ссылается на Дёгена, но Дёген был филологом, специалистом по фонетике. В целях проведения своих исследований он посещал во время войны лагеря пленных. Но результаты этих изысканий не опубликованы. В «Труде» Исследовательского комитета говорится, что должен выйти второй том публикации Дёгена, посвященный судьбе русских военнопленных после 1918 года. Но данную публикацию невозможно найти. Мойреру и Исследовательскому комитету она, конечно, должна была быть знакома. В 1973 г. в ГДР была опубликована работа К. Ауэрбаха о русских военнопленных в Германии во время первой мировой войны.³⁾ В этой книге рассматриваются в основном политические аспекты данной темы, связанные с пропагандистской работой среди русских пленных, которую вели из Швейцарии В.И. Ленин и Н.К. Крупская. Из русских публикаций, прошлых и современных,⁴⁾ можно упомянуть вышедшую в серии «Труды военно-исторической комиссии» РСФСР в 1920 г. книгу Н. Жданова «Русские военнопленные в мировой войне 1914—1918 гг.»,⁵⁾ в которой впервые по свежим следам освещались особенности их положения в Германии и Австро-Венгрии, а также положение германских и австрийских пленных в России.

В «Труде» Исследовательского комитета рейхстага утверждалось, что использование труда военнопленных в Германии соответствовало всем нормам международного права, что работа военнопленных выполнялась на основе соответствующих законов и международных соглашений. Но эти законы и соглашения допускали различное толкование положения заключенных. Военнопленные должны были быть заняты «какими-либо» работами, прежде всего такими, которые служат улучшению состояния и содержанию в исправности их жилища и лагерной территории. В «Труде» это положение обосновывалось в параграфе 13 «Правил по размещению военнопленных» от 23 апреля 1896 г. (заново подтвержденных в 1914 г.): «Большие массы молодых людей невозможно содержать в порядке без продолжительной и напряженной занятости. Работа предохраняет от эксцессов, она желательна и по санитарным соображениям».⁶⁾

Поначалу Отдел размещения военного министерства (ОРВМ) не намеревался и не планировал использовать военнопленных в качестве рабочей силы. Здесь, как и повсюду, было распространено убеждение, что война долго не продлится. Пленных использовали только на таких работах, которые проводились внутри лагерей, и это означало, что большинство было обречено на бездеятельность. Однако постепенно военнопленные стали привлекаться к другим работам: «Германская военная администрация считала своей обязанностью вновь приучить военнопленных к серьезной работе, и таким образом сохранить их телесное и душевное здоровье во время продолжительного плена». Для этого распоряжением по Военному министерству от 11 августа 1914 г. «постанавливалось», что «работа военнопленных будет разворачиваться согласно широко разработанному плану». Речь среди прочего шла о том, чтобы «привлечь военнопленных в широком масштабе к выполнению соответствующих работ на местах» (имелись в виду лагеря военнопленных. — И. Л.), и среди таких работ подразумевались «лесные вырубки и корчевание, дорожные и все земляные работы». Их рабочая сила могла применяться также при «строительстве ими жилья для самих себя». Причиной того, что труд военнопленных не намеревались использовать в промышленности и сельском хозяйстве, была та, что в Германии существовала безработица, которая сохранялась в большом объеме после начала войны. И лишь в начале 1915 г. стала ощущаться нехватка рабочей силы. Начиная с декабря 1914 г. большинство военнопленных было переведено в рабочие команды (Arbeitskommando) и только немногие из них оставались в лагерях. Тем самым «вопрос размещения, являвшийся до тех пор серьезнейшей проблемой, был сразу же решен. Теперь была найдена форма обеспечения занятости военнопленных и интернированных гражданских лиц с наибольшей пользой для народного хозяйства».⁷⁾ Распоряжение Военного министерства от 15 января 1915г. регулировало использование военнопленных в качестве рабочей силы.

Последующие указы регулировали это применение в отдельных отраслях (130/131) экономики, прежде всего в тяжелой промышленности. С апреля 1915 г. началось использование труда военнопленных в крупных масштабах на шахтах, в чугунолитейной и сталелитейной промышленности. Летом 1915 г. стали применять труд военнопленных на железных дорогах и в сельском хозяйстве в оккупированных областях и в тылу. Начиная с осени 1915 г. острее ощущался недостаток рабочей силы в тяжелой и металлообрабатывающей промышленности, а позднее и в ремесленном, мелком и среднем производстве, словом, во всех отраслях хозяйства.

Военнопленные офицеры при этом не привлекались к каким-либо работам. Унтер-офицеры к работам не принуждались. Однако они должны были привлекаться к «добровольно» выполняемым работам. Унтер-офицеры низших чинов — речь в данном случае шла лишь о русских, румынах и сербах — могли принуждаться к работам, тогда как высшие унтер-офицерские чины могли привлекаться к исполнению функции наблюдения за этими работами. Чтобы стимулировать не обязанных участвовать в производственном процессе унтер-офицеров, работодатели в этом случае обязаны были добавлять 40% к выплате на их содержание, в то время как простые солдаты получали добавку в 25%.

Военнопленные в массе своей объединялись в рабочие команды. Небольшие команды направлялись к работодателям и должны были содержаться ими. Мойрер полагает, что именно разделение военнопленных на многочисленные маленькие команды значительно затруднило высвобождение военнопленных в конце войны.

Труд военнопленных в промышленном производстве применялся только тогда, когда Центральная имперская служба обеспечения занятости считала это необходимым. Необходимость применения их труда в сельском хозяйстве определялась существовавшими в землях Сельскохозяйственными палатами. Начиная с весны 1915 г. военнопленных опрашивали на предмет выявления их специальности с тем, чтобы их труд мог применяться более эффективно. Военное министерство заключало с работодателями договоры о поставках военнопленных, виде работы, их оплате, содержании и т.д. Это противоречило статье 6 Гаагской конвенции о военнопленных, согласно которой работа должна выполняться на основе заключения индивидуальных договоров. Тем самым работодатели и военная администрация обеспечивали себе доход, который оказывался значительно больше, чем расходы на содержание и оплату труда военнопленных. Работодатели должны были обеспечивать проживание, питание и охрану пленных. Военная администрация заботилась о медицинском обслуживании и одежде. В том случае, если пленный занимал рабочее место немца, призванного на военную службу, военная администрация оплачивала работодателю часть его квартирного содержания и питания. Военная администрация оплачивала содержание и охрану военнопленных, которые привлекались к общественным работам по выполнению государственных и общих народнохозяйственных задач.

С апреля 1915 г. взносы на содержание и питание пленных стали получать и частные предприниматели. Они должны были платить военной администрации за каждого военнопленного, занятого на сельскохозяйственных работах, 40 пфеннигов в день, с расчетом на то, что военная администрация выплатит из них военнопленным 30 пфеннигов. Военнопленные без профессии должны были получать ту же зарплату, что и немецкие неквалифицированные рабочие, труд военнопленных, имевших профессию, оплачивался на 50% выше. Пленные, занятые в промышленности, получали 25% заработанных ими денег, однако оплата производилась в форме выдачи особых чеков, которыми пленные могли расплачиваться только в своем лагере. Таким способом пытались предотвратить возможность того, чтобы военнопленные имели достаточно денег в случае побега.

Представительство генерального командования (так назывались остававшиеся в местах формирования войск органы, призванные осуществлять обеспечение действующих на фронте воинских частей. — И.Л.) 3-го баварского армейского корпуса отмечало, что используемые в сельском хозяйстве военнопленные — в большинстве своем русские — во многих случаях получают «высокое денежное содержание».⁸⁾ Подобное положение, считало оно, может привести к тому, что работодатели не получат больше средств для содержания военнопленных. В дальнейшем не исключено, что военнопленные в таких случаях будут забираться со своих рабочих мест. При особо тяжелых работах, однако, было разрешено дополнительно выплачивать им 30-50 пфеннигов в день. Но это допускалось лишь в исключительных (131/132) случаях. Продавцам не разрешалось ничего продавать военнопленным. Мелкие покупки они могли совершать при посредничестве охранников или работодателей, а более крупные — только в пересыльных лагерях. Каждый работодатель имел право отделить от других или посадить под замок провинившегося пленного до тех пор, пока за ним не явятся охранник, жандарм или унтер-офицер.

Особое недовольство представительства генерального командования 3-го баварского армейского корпуса вызывало то, что военнопленные получают в больших количествах такие продукты, как яйца и жиры, которые уже стали недоступны населению городов. Господствовало убеждение, что питание военнопленных слишком качественное и слишком обильное, что военнопленные должны получать такое же питание, как и работающие у крестьян гражданские лица. Если же работодатели проявляют слишком много заботы о военнопленных, они нарушат тем самым общеустановленные порядки, и им грозит штраф, или взимание с них средств, полученных на содержание пленных, или, наконец, у них вообще заберут пленных. Эти требования неоднократно выдвигались в рейхстаге, когда речь шла о проблеме военнопленных.⁹⁾

6 июля 1915 г. на заседании ОРВМ было названо число сельскохозяйственных работников, необходимых для использования в отдельных корпусных округах. Вся территория рейха подразделялась на 21 округ, из которых шло обеспечение действующих на фронте частей.¹⁰⁾ Речь шла в данном случае о тех потребностях, которые не могли быть обеспечены в отдельных корпусных округах без применения труда военнопленных. При этом назывались следующие цифры: Гвардейский корпус — 4 тыс. сельхозрабочих; 1-й армейский корпус — 40 тыс.; II-й армейский корпус — 14 тыс.; IV-й армейский корпус — 10 тыс.; V-й армейский корпус — 7 тыс.; VI-й армейский корпус — 5 тыс.; VII-й армейский корпус — 7 тыс.; VIII-й армейский корпус — 7 тыс.; IX-й армейский корпус — 19 тыс.; Х-й армейский корпус — 13 тыс.; ХШ-й армейский корпус — 8 тыс.; XIV-й армейский корпус — 6 тыс.; XVIII-й армейский корпус — 5 тыс. (из них 2 тыс. русских); Королевство Баден-Вюртемберг — 8 тыс.; Королевство Бавария — 4 тысячи.

Недостаток рабочей силы особенно остро ощущался в Восточной Пруссии, где урожай оставался не собранным. Поэтому эта область должна была получить в свое распоряжение соответствующую рабочую силу: от III-го армейского корпуса 10 тыс. военнопленных; от IV-го армейского корпуса 4 тыс. военнопленных и от IX-го армейского корпуса 7 тыс. военнопленных.

Речь шла при этом о русских военнопленных, которые должны были быть переведены из Австрии. XVIII-й и VI-й армейские корпуса должны были поставить 21500 военнопленных. Из лагерей Лехфельд и Ветцлар должны были быть поставлены дополнительно для XIV-го и VIII-го армейского корпусов еще 12500 русских пленных. Остальные перевозимые из Австрии в Германию военнопленные оставлялись в корпусных округах III-го, IV-ro, IX-го и XVII-ro армейских корпусов. Среди этих пленных находились профессиональные рабочие и отобранные комиссиями необученные шахтеры. Профессиональные рабочие могли использоваться на работах по сбору урожая, если они не относились к специалистам и не принадлежали к тем профессиям, применение которых не требовалось в ближайшее время; те же правила распространялись на необученных шахтеров, труд которых мог применяться в горных разработках.

Для работы на шахтах предполагалось использовать более 50 тыс. человек. Предлагалось сократить число содержавшихся в лагерях военнопленных с тем, чтобы поставить рабочую силу для сбора урожая. Начиная с августа 1915 г. представительство генерального командования ОРВМ должно было 10-го и 25-го числа каждого месяца вместе со списками потребностей направлять списки людей. Между корпусными округами должно было проводиться всестороннее сравнение положения с военнопленными. Русские унтер-офицеры в звании фельдфебеля не должны были направляться в рабочие команды и по возможности должны были быть оставлены в лагерях. Военнопленные, которые отказывались от работы, отсылались с их рабочих мест назад в лагерь. В случае необходимости они должны были принуждаться силой к выполнению работы. Военнопленные были обязаны также трудиться по воскресеньям, если этого требовала производственная необходимость, и тем самым приспосабливаться к рабочему времени немецких рабочих.

Общая занятость в сфере военной индустрии, согласно Мойреру, не подпадала (132/133) под определение «военные операции», под которыми следует подразумевать лишь такие виды деятельности, которые находятся в неразрывной связи с боевыми действиями, а не те работы, что относятся к подготовке боевых мероприятий. Использование труда военнопленных в промышленности (военной индустрии) и в сфере, связанной с обеспечением армии, которое осуществлялось входившими в Военное министерство Отделом занятости рабочей силы в военной индустрии, Всеобщим военным департаментом и Отделом по размещению (ОРВМ), имело различные цели и каждая из этих структур имела свое, явно отличавшееся от других понимание термина «военные операции». Отсюда следовал вывод, что Военное министерство привлекает военнопленных к работам в военном хозяйстве только с их согласия. Это означало, что они, по мнению юридической службы Военного министерства и директора Всеобщего военного департамента генерала фон Врисберга, должны были бы направляться на рабочие места в производственной сфере, предназначавшиеся для нужд войны.

С января 1915 г. почти все военнопленные оказались заняты в сферах обеспечения войск, сельском хозяйстве, на общественных работах, на шахтах, в промышленности и в ремесленном производстве. Работа по обеспечению войск выполнялась военнопленными в гарнизонах, лазаретах, складах всевозможного предназначения, в различных провиантских службах, а также в местах боевых действий. Уже осенью 1914 г. русские военнопленные использовались прежде всего в восточных провинциях рейха для работ по сбору урожая. Сельские хозяева и лесники получали начиная с 15 апреля 1915 г. ежедневную выплату в 60 пфеннигов на каждого пленного.

В тылу были сформированы рабочие батальоны из военнопленных, организованные по военному образцу. Рабочие батальоны из военнопленных в тылу использовались с весны и лета 1916 г. также в сельском хозяйстве. Все не нашедшие применения в других местах и физически сильные русские военнопленные работали на использовавшихся для нужд войны железных дорогах.

С весны 1916 г. начала ощущаться нехватка рабочей силы в сельском хозяйстве. Поэтому ОРВМ потребовал от представительств генерального командования привлечь к работе «военнопленных в максимальной степени». В этих целях ОРВМ разработал документ «Точки зрения на максимальное применение военнопленных на полезных работах». Те военнопленные, которые еще оставались в лагерях, должны были быть подвергнуты строгому осмотру на предмет их работоспособности. Ограничения на использование в качестве рабочей силы были сняты или снижены. Вопрос о работоспособности должны были теперь решать не только лагерные врачи, но и инспекторы лагерей военнопленных. Вследствие выполнения особо тяжелых работ и плохого питания результативность труда военнопленных снижалась. Поэтому от охранных команд требовали, чтобы они как можно строже понуждали военнопленных к работе. С помощью небольших улучшений положения военнопленных пытались оказать позитивное воздействие на их желание трудиться. Русские использовались прежде всего в сельском хозяйстве и на тяжелых работах, например, в шахтах. В упоминавшемся «Труде» Исследовательского комитета рейхстага утверждалось, что «желание военнопленных, в особенности русских, работать, сильно зависело от вида и количества пищи».¹¹⁾

ОРВМ предупредил представительства генерального командования, что для своих нужд они должны обойтись теми военнопленными, которые у них уже есть, имея в виду, что новые пленные не будут поступать в их распоряжение. Однако подобные предупреждения не были зафиксированы письменно. Из-за деликатности этой проблемы ОРВМ предпочитал устные распоряжения письменным, поэтому почти не существует документов, которые могли бы использовать исследователи.

Согласно хранящимся в Баден-Вюртембергском государственном военном архиве документам, на август 1916 г. в границах Германского рейха и в занятых областях находилось следующее количество военнопленных (из них большинство русских, однако эта цифра не уточнялась): офицерские лагеря с обслугой из военнопленных солдат — 19 тыс.; лазареты резерва — 19 тыс.; пересыльные лагеря (больные, раненые, инвалиды, неработоспособные, находящиеся в карантине, оштрафованные, унтер-офицеры, санитарный персонал, агитаторы) — 138 тыс.; лагерные службы (71 лагерная команда) и работающие для обеспечения войск (строительство лагерей, дорожные работы) — 91 тыс.; рабочие команды, занятые на. территории рейха: в сельском хозяйстве — 735 тыс., в промышленности — 331 тыс., (133/134) на общественных работах — 39 тыс.; в тыловых областях (дороги, железнодорожное строительство, работы по уборке и т.д.) — 235 тыс.¹²⁾

Множилось число военнопленных, пытавшихся совершить побег. После провала этих попыток они возвращались не в рабочие команды, а в лагеря, что означало улучшение их положения. Чтобы этого не происходило, в тыловых зонах и в областях рейха были созданы особые и штрафные лагеря, где военнопленные были вынуждены выполнять самые тяжелые работы и подвергались строгому режиму.

Каждый военнопленный, который мог быть привлечен к работе в народном хозяйстве, должен был быть задействован в нужном месте. В первую очередь среди этих нужд находились потребности действующей армии, и среди них нужды снабжавших ее железных дорог и всей военной промышленности. Вслед за этим шли работы по обеспечению питания для людей и кормов для животных. Другие работы должны были ограничиваться или отменяться. Это относилось особенно к «общественно полезным работам» и к работам по обслуживанию управленческих структур армии, то есть к строительным и земляным работам для военной и гражданской администраций, для местных администраций и частных лиц. Военные чиновники и армейские части не должны были больше получать военнопленных лишь потому, что они представляют собой дешевую рабочую силу. В лагерях военнопленные также обязаны были работать только тогда, когда в этом появлялась настоятельная необходимость.

Чтобы добиться наиболее высокой производительности труда, военнопленных не рекомендовалось перемещать с их рабочих мест и охранять всегда одним и тем же составом охранников. Те пленные, которые постоянно отказывались от работы, а также унтер-офицеры должны были направляться на такие рабочие места, где их производительность могла легко контролироваться, как, например, в дорожном строительстве или при осушении болот. Так как случаи отказа от работы становились все более частыми, к саботажникам разрешалось применять более строгие меры: «лишение пищи (уменьшение питания), ухудшение лагерных условий» и т.д…, а самым строгим наказанием было «удаление подстрекателя»,¹³⁾ что следовало понимать как перемещение на другое рабочее место. Все более возраставшая нехватка рабочей силы не могла уже возмещаться с помощью использования труда военнопленных, хотя потребности генерального квартирмейстера и промышленности во все большем количестве пленных для применения в прифронтовых и тыловых областях и в оборонном хозяйстве становились все более острыми.

16 мая 1917 г. в дополнение и расширение указа от 15 апреля 1915 г. о применении рабочей силы военнопленных было принято решение значительно увеличить список работ, к которым они могут привлекаться. «Разъяснения к статье содержат лишь ограничения применения военнопленных. Они (то есть эти ограничения. — И.Л.) должны сниматься, когда этого требует необходимость. Важнее, чем все международное право, теперь, когда нашему народу угрожает война на «измор», потребность самосохранения! Это означает, что на всех и любых работах, которые нам необходимы, мы используем военнопленных». Тем самым несоблюдение норм международного права при использовании военнопленных было отчетливо и официально декларировано. Военнопленные должны были получать за свою работу «справедливое» вознаграждение. При дифференцировании вознаграждения, степень которого зависела от прилежания и производительности, ожидалось, что военнопленные станут больше и активнее работать, и в этом видели «действенное средство…, с помощью которого можно добиться от работающих военнопленных наиболее высокой производительности». Они могут рассчитывать на ежедневное вознаграждение в сумме 20-30 пфеннигов. К тому же военнопленные должны выработать как можно больше рабочих часов. Световой рабочий день должен был быть использован полностью, обед следовало доставлять на рабочие места, чтобы не допустить потери рабочего времени на передвижение во время обеденного перерыва. Работодатели часто жаловались, что подбор военнопленных проводился недостаточно тщательно. ОРВМ отвечал на это: «На земляные работы, например, не должны посылаться, как это зачастую, к сожалению, происходило в рабочих лагерях, полностью физически непригодные военнопленные. Это же должно быть ясно с первого взгляда».¹⁴⁾ Военнопленных, показавших себя непригодными, необходимо было заменять так же, как и непригодные охранные команды. Однако уже после 1915 г., когда все военнопленные оказались полностью мобилизованы на (134/135) всевозможные работы, вероятность такой замены становилась все меньше и меньше.

Русские военнопленные высоко ценились и считались добросовестными, послушными и старательными работниками. Жалобы по поводу низкой производительности труда, если она не была обусловлена плохим физическим состоянием вследствие недостаточного питания и слишком сильного перенапряжения, вызывались более всего тем, что пленным стремились выдавать как можно меньшее вознаграждение, что, естественно, было в интересах большинства работодателей в промышленности и сельском хозяйстве.

Военнопленные из России привлекались к тяжелейшим и опасным для здоровья и для самой жизни работам: на шахтах, оружейных заводах, химических производствах, калийных рудниках, на сооружении железных дорог, и прежде всего в прифронтовых и фронтовых областях, зачастую непосредственно в зоне боевых действий. Трудно предположить склонность к гуманному обращению с ними со стороны военных властей. Так как российское правительство не имело возможности — как, например, правительства Франции или Англии — влиять на улучшение отношения к русским военнопленным в Германии, их положение во время войны и после перемирия было значительно худшим, нежели французских или английских. Когда в 1916 г. представители Международного Красного Креста установили, что военнопленных безотносительно к их образованию и физическому состоянию принуждают к тяжелым работам в шахтах, речь шла прежде всего о русских военнопленных. Не случайно защищавший права русских военнопленных посол нейтральной Испании в Берлине настоятельно просил отпустить через Красный Крест и другие благотворительные организации средства на оказание помощи русским военнопленным. В то время как имевшие высшее образование военнопленные из Англии и Франции освобождались от тяжелой физической работы, это ограничение не распространялось на военнопленных из России. Плохое физическое состояние русских пленных тоже не было причиной их освобождения от тяжелой работы. Хозяева шахт жаловались только на недостаточную производительность и плохое физическое состояние, без того, чтобы пытаться разрешить данную проблему и предпринять что-либо для улучшения положения военнопленных. От предпринимателей тяжелой промышленности приходили ежедневные жалобы на то, что военнопленные «не справляются с работой из-за их физического состояния».¹⁵⁾

Статья 6-я Гаагской конвенции, согласно которой работа пленных в военных целях запрещалась, игнорировалась германскими властями. Они старались ограничить сферу ее деятельности и приспособить ее к своим собственным нуждам. Вначале Военное министерство запрещало лишь работы, «которые явно относятся к военным действиям». Затем это положение стали применять лишь по отношению к тем работам, в которых можно было усмотреть «бросающееся в глаза» использование пленных «для военных целей». Точное объяснение, какие работы в этом случае не разрешаются, не содержалось в каком-либо указе. Создается впечатление, что подобная неясность допускалась сознательно, чтобы таким образом избежать жалоб со стороны западных держав. К этому прежде всего относился вопрос, должны ли военнопленные использоваться на работах в зоне боевых действий. Генерал-квартирмейстер Э. Людендорф обратился к главнокомандующим фон Штранцу, Фалькенхаузену и Геде и попросил их дать разъяснение по поводу принятых Военным министерством распоряжений. Людендорф опасался, что интерпретация Военного министерства могла привести к ограничению возможностей использования военнопленных, и кроме того настаивал на том, чтобы предлагавшиеся Военным министерством определения находили более широкую трактовку. Он ожидал, таким образом, чтобы собственное мнение высказали командующие армиями, которые в любом случае не были заинтересованы в каком-либо ограничении применения труда военнопленных. «Ответы на это были получены в основном успокоительные. Однако опасения генерал-квартирмейстера оказались более чем обоснованными. Русские военнопленные отказывались грузить балки, бревна и проволоку, так же как и исполнять работы на лесоповале. Другие отказывались от выполнения земляных работ на железных дорогах и вследствие этого переставали получать питание и сажались на хлеб и воду». При отказе от данных работ, особенно в прифронтовых и фронтовых областях, военнопленные подвергались аресту, привязыванию к столбу и лишению пищи. Главнокомандующий армией (135/136) Геде заявил, что против военнопленных, которые отказывались исполнять надлежащие работы, должны применяться жесткие меры и в случае необходимости надо прибегать к насилию. «Не имеет никакого значения, если при этом один или другой будут расстреляны, главное, чтобы полностью сохранялся контроль над пленными. Если они отказываются от питания, чтобы проявить свою волю, тогда они должны голодать. Любая уступка делает их хозяевами положения и должна рассматриваться как проявление слабости».¹⁶⁾

Спор по поводу 6-й статьи Гаагской конвенции так и не был решен во время войны. Он оказался продолженным впоследствии на заседаниях Исследовательской комиссии рейхстага, на которых шла речь о нарушениях международного права.

На основе стремления к отказу от обоюдных репрессий Германия, Франция и Англия договорились в начале 1917 г. о возврате своих военнопленных из зон боевых действий. Так как Россия была не в состоянии применять репрессии так эффективно, как Англия и Франция, у германского военного командования не было необходимости обращать внимание на положение русских военнопленных. На смену английским и французским пленным в зоны военных действий были тут же введены русские пленные. В телеграмме от 29 июля 1917 г. Людендорф констатировал, что «русские рабочие батальоны в районе боевых действий сформированы и введены в действие». И лишь после заключения мирного договора в Брест-Литовске он приказал, чтобы русские военнопленные были поставлены в одинаковое положение с английскими и французскими. Главнокомандующие армиями тем не менее не исполняли этот приказ, потому что, по их мнению, возврат русских военнопленных «лишает армию жизнеспособности».¹⁷⁾ Даже после подписания мирного договора и вплоть до окончания войны русские военнопленные использовались в зоне боевых действий, хотя это и было признано противозаконным.

Продолжалось и использование русских военнопленных во всех других отраслях экономики, прежде всего там, где был необходим тяжелый, изматывающий физический труд. Так, число занятых на горных разработках в Верхней Силезии русских военнопленных достигло к концу войны 170 тыс. человек. На шахтах Рурского угольного бассейна из общего числа занятых на 1 февраля 1918 г. 439397 человек было 56674 военнопленных и из них 26254 русских. Если во время этих работ происходил несчастный случай и военнопленный в результате становился инвалидом, то со стороны немецких властей наблюдался двойственный повод: одно дело, если это происходило с французом, тогда он мог обратиться в поисках защиты к посредничеству со стороны испанских властей, и немцы этому не препятствовали, и совсем иное, если это происходило с пленным из России, под любым предлогом его инвалидность пытались не признать, а в случае поиска с его стороны контакта с испанскими властями его подвергали наказанию.

Русские военнопленные в Германии во время первой мировой войны действительно привлекались к «любым работам». В то время как условия их труда в сельском хозяйстве, особенно когда они работали в одиночку, были относительно нормальными, условия их труда, содержания и питания в индустрии, и прежде всего в горнодобывающей промышленности, а также в зоне боевых действий были весьма тяжелыми. Это происходило не только из-за предвзятого отношения к русским пленным немецких властей, но и не в последнюю очередь из-за пренебрежения к их судьбе со стороны российских властей. Из-за этого пренебрежения германское командование обладало возможностью использовать в столь больших размерах труд русских военнопленных.

Примечания

¹⁾ Das Werk des Untersuchungsausschusses der Verfassunggebenden Deutschen Nationalversammlung und des Deutschen Reichstages 1919—1928 (WUA). Verhandlungen/Gutachten /Urkunden. Dritte Reihe im Werk des Untersuchungsausschusses, 3. Bd. Verletzungen des Kriegsgefangenenrechts, 1. Halbband. Brl. 1927.

²⁾ DOEGEN W. Kriegsgefangene Völker. Brl. 1921.

³⁾ AUERBACH K. Die russischen Kriegsgefangenen in Deutschland. Potsdam. 1973.

⁴⁾ См., напр.: Первая мировая война. Дискуссионные проблемы истории. М. 1994.

⁵⁾ ЖДАНОВ Н. Русские военнопленные в мировой войне 1914—1918 гг. Ч. 1-3. М. 1920. (136/137)

⁶⁾ WUA, S. 328.

⁷⁾ Ibid., S. 319, 320.

⁸⁾ Bayerisches Hauptstaatsarchiv (HSTA). Abt. IV. R 2079. Nr. 33949 A. Ch. stellv. GenKdo III. b AK.

⁹⁾ Bayerisches HSTA. Abt. IV. R 2079 Nr. 33949 A. Ch. stellv. GenKdo III. b AK; Verhandlungen des Reichstages. Brl. 1914 ff.

¹⁰⁾ Карта корпусных округов Германского рейха времен первой мировой войны опубликована в 14 томе изданной Центральным государственным архивом в Потсдаме многотомной публикации «Мировая война 1914—1918 гг.». Zentralarchiv Potsdam (Herausgeber). Der Weltkrieg 1914—1918, 14. Bd., Brl. 1944, S. 534.

¹¹⁾ Baden-Württembergisches Hauptstaatsarchiv (HSTA). Militärarchiv M 1/6 (B) 1423-1424 Kriegsministerium Nr. 1523.2.16 U. K., Brl. 26.11.1916; WUA, S. 334.

¹²⁾ Baden-Württembergisches HSTA. Militärarchiv M 1/6 Bü 1429-1430. Kriegsministerium Kriegsamt-Kriegsersatz- und Arbeits-Departament Nr. 233.4.18. A.Z.SJ.g., Brl., 15.IV.1918.

¹³⁾ Baden-Württembergisches HSTA. Militärarchiv M 1/6 Bü 1423-1424. Kriegsministerium Nr. 1523/2.16. UK., Brl. 1916.

¹⁴⁾ Bayerisches HSTA. Abt. IV. MKR 1639 KMUD. Kriegsministerium 551/5.15. UK., Brl. 16.V.1917.

¹⁵⁾ Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 1276, оп. 10, д. 909. Совет Министров России принимал решения об оказании помощи русским военнопленным в неприятельских странах (см., например: РГИА, ф. 565, оп. 15, д. 220), но неизвестно, как выполнялись эти решения и получали ли что-то русские пленные в Германии. WUA, S. 336.

¹⁶⁾ Ibid., S. 336, 352, 353.

¹⁷⁾ Ibid., S. 163, 148, 150.

⁺⁾ Ленцен Ирис — сотрудница общества имени Карла Дуйсбурга. Кёльн.