Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Назад

Рубцов Б.Т. Гуситские войны

Дальше

Чешская реформация и её социальная сущность. Ян Гус

Великий чешский патриот Ян Гус не первый поднялся в Чехии на борьбу против католической церкви. Народные массы уже неоднократно расправлялись с представителями ненавистной верхушки духовенства. Народные ереси направлялись против учения и организации католической церкви. Бюргерская оппозиция, выражавшая протест большинства недовольных горожан, во второй половине XIV века выдвинула целый ряд предшественников Гуса.

К середине XIV века относятся выступления Конрада Вальдгаузера против католического духовенства. Вальдгаузер до приезда в Чехию был монахом в одном из австрийских монастырей. В Праге он разоблачал в своих проповедях корыстолюбие и разврат монашества, бичевал пороки церковников. Хотя сам Конрад не делал в своих выступлениях революционных выводов, но его смелые обличения обнажали смердящие язвы католической церкви и толкали народ на путь антицерковной борьбы. [82]

Значительно более широкие отклики находили горячие проповеди Яна Милича. Милич в молодости стоял близко к королевскому двору, но отказался от своего положения и богатства и стал проповедовать необходимость очищения развращённого духовенства. Самыми яркими красками Милич рисовал отвратительную распущенность католического клира и призывал народ лишить церковников их имущества. Папу он называл антихристом. Милич не требовал, однако, слома всего церковного здания. Он считал, что строжайшее соблюдение священного писания и церковной дисциплины сможет оздоровить церковь. Милич был замечательным оратором и пользовался огромной популярностью среди пражского бюргерства и плебса. Проповеди свои он произносил на чешском и немецком языках. Несмотря на сравнительную умеренность программы Милича, его выступления подрывали авторитет католической церкви. Милич был вызван к папе. Его заставили отказаться от продолжения проповеднической деятельности. Папская булла, составленная по случаю его отречения от прежних взглядов, прямо говорит, что чешский проповедник «вовлекал многих не только в отвратительные заблуждения, но и в преступные действия». Эта оценка показывает, насколько опасным противником считала церковь Яна Милича.

Яркой фигурой среди чешских предшественников Гуса был и Матвей из Янова.¹⁾ Один из самых образованных людей своего времени, магистр Пражского университета и прекрасный знаток церковной литературы, Матвей соединял блестящее знание наук с ненавистью к католическому духовенству. Он написал пятитомный трактат, в котором обосновал взгляды, шедшие вразрез с учением католической церкви. В отличие от церкви, учившей, что только неукоснительное соблюдение всех обрядов может дать «спасение души», Матвей считал, что основой христианства должна быть вера. Матвей из Янова доказывал, что существование монашества не оправдывается евангелием и другими священными книгами. Папу он называл «двурогим зверем», церковников — «служителями антихриста» и смело изобличал продажность и разврат попов и монахов. Матвей писал, что оздоровление церкви может быть [83] достигнуто лишь путём изъятия у монастырей и церквей их богатств. В то же время, сожалея о том, что народ терпит на своём теле злокачественный нарост — католическую церковь, Матвей указывал, что борьба против церкви неизбежна. В своём труде он использовал евангелие, приписывавшее легендарному Христу слова о том, будто он принёс людям не мир, а меч. Эксплуатацию Матвей считал несправедливой, а сословное общество средневековой Чехии называл «изобретением дьявола».

В произведениях Матвея впервые было провозглашено одно из программных положений гуситов. Католическая церковь, стремясь подчеркнуть исключительное положение духовенства среди верующих, создала для него особую привилегию в одном из главных христианских обрядов — в принятии причастия. Давая мирянам во время причащения только хлеб, католическая церковь установила для духовенства причащение хлебом и вином. Матвей требовал для всех верующих одинакового причащения.

Учение Матвея из Янова не могло проникнуть глубоко в сознание народных масс, так как Матвей писал на латинском языке. Его сочинения были большой редкостью, их хорошо знали только учёные-теологи. Тем не менее церковь заставила Матвея из Янова торжественно отречься от его «еретических» взглядов. Вскоре после этого он умер (в 1394 году).

Великий сын чешского народа Ян Гус родился в крестьянской семье в 1371 году.²⁾ Родиной его было небольшое село Гусинец в южной Чехии.

Мальчик рос среди зелёных лугов, тянувшихся вдоль берегов спокойной речки Бланице, протекавшей в долине лесистых гор. Но красоты задумчивой чешской природы не могли скрыть от чуткого и впечатлительного юноши потрясающее зрелище нищеты народа, плотью от плоти которого он являлся, и тяжёлого положения крестьян. С детства он познал тяжёлую долю родного народа, его тревожили смутные, неопределённые мечты о лучшем, справедливом устройстве общества.

Ценою больших лишений родители постарались дать единственному сыну первоначальное школьное образование в близлежащем местечке Прахатице. Вскоре молодому [84] Гусу удалось попасть в столицу. В 1391 году имя его уже встречается в списках студентов Пражского университета. Гус обучался на так называемом артистическом факультете.

Ян Гус

На этом факультете изучались науки, известные в средневековой Европе под названием «семи свободных искусств». «Свободные искусства» делились на два цикла: младший — «тривиум» и старший — «квадривиум». [85] В состав «тривиума» входили грамматика, риторика и диалектика.³⁾ «Квадривиум» объединял арифметику, геометрию, астрономию и музыку, то есть собственно теорию музыки. Таким образом, на артистическом факультете изучались все светские науки, кроме права и медицины, которые изучались на других факультетах.

Живя в Праге и посещая лекции в университете, Гус имел возможность наблюдать всю остроту социальных контрастов и национальных противоречий, свойственных тогдашней Чехии.

В 1393 году Гус окончил артистический факультет и вскоре получил степень баккалавра⁴⁾ «свободных искусств», а затем стал магистром Пражского университета. Несколько позднее Гус поступил на богословский факультет, считавшийся в средние века вершиной университетского образования, для зачисления на который предварительно необходимо было окончить артистический факультет.

Годы молодости и учения Гуса совпали со временем обострения социальных противоречий и крайнего напряжения политической обстановки внутри Чехии. На чешском престоле находился с 1378 года король Вацлав IV, сын короля Карла I. Его брат Сигизмунд приобрёл путём брака с наследницей венгерской короны соседнюю Венгрию. В Моравии крупнейшим феодалом был двоюродный брат короля Вацлава, маркграф Йошт. Сигизмунд и Йошт вели интриги против чешского короля, стремясь к новому переделу обширных владений люксембургской династии. Король Вацлав, который был одновременно, подобно своему отцу, и императором Священной Римской Империи, мало интересовался делами Германии и проводил время на охоте или в пирах. Впрочем, королю не чужда была любовь к искусству: он продолжал начатые при Карле I постройки. [86]

Учредительная грамота Пражского университета (1348 год)

Вацлав пытался, хотя и не всегда последовательно, продолжать политику объединения страны и усиления королевской власти в Чехии. Несмотря на все усилия Карла I, многие королевские замки и имения остались в руках захвативших их крупных феодалов. Один только архиепископ Пражский владел восемью городами и семью замками, которые прежде были коронными имениями. Вскоре отношения короля с магнатами крайне обострились; с чешскими городами король стремился, напротив, находиться в хороших отношениях, так как в их лице он видел опору в борьбе против магнатов, удерживавших захваченные коронные владения и желавших децентрализации и ослабления королевской власти.

Усилившиеся за счёт непомерной эксплуатации крестьян крупные паны и монастыри тяготились королевской властью, окрепшей в годы правления Карла. Стремление крупных феодалов к децентрализации было реакционным и толкало страну назад, ко временам феодальной раздроблённости. Король не останавливался перед насилием и кровопролитием, отбирая у феодалов захваченные ими королевские имения. В 1387 году один из могущественных феодалов — пан Маркварт из Вартенберка отказался повиноваться постановлению суда и королю. Мятежный пан [87] был побеждён и провёл остаток жизни в заключении. Вскоре обострились отношения короля с другим крупнейшим феодалом — архиепископом Яном из Йенштейна. Чешское духовенство не платило налогов, о возвращении захваченных коронных владений не хотело и слышать. Желая сохранить и увеличить свои доходы, король запретил раздавать чешские приходы по усмотрению папы или архиепископа и приказал отдавать их исключительно своему придворному духовенству и тем церковникам, которые находились на королевской службе. В 1393 году король отдал освободившееся в связи со смертью аббата богатое Кладорубское аббатство одному из своих любимцев Гулеру. Монахи при поддержке архиепископа избрали другое лицо, а сам архиепископ воспротивился власти короля и отлучил от церкви королевского сановника Гулера, а затем потребовал его на свой суд. В отместку Вацлав велел арестовать нескольких советников архиепископа, который укрылся в своём укреплённом дворце. Арестованные попы были приведены в королевский суд, который потребовал от них признать власть короля и отречься от архиепископа. Несмотря на жестокие пытки, попы это сделать отказались. Одного из мятежных попов — Яна из Непомук — король распорядился утопить во Влтаве.⁵⁾

Крупнейшие паны Чехии поспешили воспользоваться этими событиями и составили мощную коалицию, направленную против короля. Когда к союзу пана из Рожмберка и пана из Ландштейна присоединились моравский маркграф и венгерский король, стало очевидно, что целью их было низложение короля. Весною 1394 года паны захватили короля в плен и заключили его в пражском дворце. Вацлав вынужден был возвратить панам-заговорщикам отнятые у них имения и назначить Йошта Моравского правителем Чехии. Но горожане и часть верных королю феодалов стали собирать войска для его защиты. Мятежные магнаты должны были покинуть Прагу, увозя с собой пленного короля. Однако довезённый до границ Австрии Вацлав был освобождён панами.[88]

Герб чешского королевства
(из библии короли Вацлава IV)

Посредником между королём и панами выступил лицемерный и пронырливый Сигизмунд. По условиям соглашения паны добились существенного ограничения королевской власти. В Чехии создался особый совет при короле, несменяемые члены которого фактически контролировали всю деятельность последнего. Мало того, обнаглевшие паны казнили в 1397 году без всякого суда нескольких королевских любимцев и советников.

В эти годы поколебалась и власть Вацлава в империи. Немецкие князья были недовольны правлением Вацлава. Он был вынужден назначить Сигизмунда своим наместником в Германии. Один из немецких князей — пфальцграф Рупрехт признал себя в 1397 году вассалом английского короля, получив за это ежегодную плату в тысячу фунтов. Английским вассалом признал себя и архиепископ Кёльнский. Получив денежную помощь иностранных государств, рейнские курфюрсты заключили в 1399 году союз для низложения неугодного им императора; в 1400 году коллегия курфюрстов прямо обсуждала вопрос, кого избрать на место Вацлава.

Чешские паны использовали затруднения короля и, получая поддержку от Сигизмунда и Йошта, начали новый вооружённый мятеж против Вацлава. Между тем осенью 1400 года четверо из семи курфюрстов лишили Вацлава немецкой короны и избрали на его место Рупрехта Пфальцского. Однако Рупрехт был признан королём только в юго-западной Германии. Вацлав стал собирать войска, но [89] Йошт и Сигизмунд потребовали за свою помощь таких огромных уступок, что предприятие расстроилось. Йошт присоединился к чешским панам, и они перешли на сторону Рупрехта. Вскоре паны вместе с присланными Рупрехтом войсками осадили Прагу. Хотя осада была скорее военной демонстрацией, чем серьёзной угрозой хорошо укреплённому городу, Вацлав вынужден был капитулировать. Он поручил управление Чехией Сигизмунду и совету панов. Король был взят под стражу и превращен фактически в узника. Паны-предатели были на стороне Сигизмунда, но горожане и крестьяне, налоги на которых новый правитель стал увеличивать, выступили на защиту прежнего короля. Вацлав был увезён в Австрию. Когда в Чехии вспыхнуло восстание против наместников Сигизмунда, последний оставил брата в Вене и двинулся в Чехию. Восстание было подавлено, но Сигизмунд в том же году уехал в Венгрию, а Вацлав освободился от заключения и вернулся в Прагу. Военные действия возобновились с новой силой. Шляхта и горожане восстали против жестокого и жадного Сигизмунда и перешли на сторону Вацлава, Йошт вошёл в союз с королём. Кроме того, Вацлав установил тесную связь с польским королём Владиславом Ягайло. Восстановив свою власть в Чехии, Вацлав жестоко расправился с панами-изменниками. Крайне нуждаясь в деньгах, он уступил в 1408 году часть Люксембургских владений на западе, передав Брабант бургундскому герцогу Жану Бесстрашному, который вместо денег обязался дать ему несколько тысяч конницы.

Вскоре после этого (в 1410 году) умер Рупрехт Пфальцский, власть которого никогда так и не была признана во всей Германии. Немецкие курфюрсты приступили к избранию нового императора. Голоса их разделились. В конце концов курфюрсты разъехались, а двое оставшихся избрали Сигизмунда. При этом они ссылались на то, что в силу Золотой буллы избрание императора должно производиться большинством курфюрстов, присутствующих на месте выборов. Тогда остальные пять курфюрстов, которые не присутствовали во Франкфурте во время избрания, объявили выборы незаконными и отдали свои голоса Йошту. Но моравский маркграф умер, и летом 1411 года большинство курфюрстов согласилось признать Сигизмунда. Вацлав остался чешским королём. [90]

Лекция магистра университета
(миниатюра из французской рукописи конца XV века)

Сложное международное положение Чехии на рубеже XIV—XV веков ещё более запутывало и обостряло те острые социальные и национальные противоречия, в обстановке которых начиналась и развивалась деятельность Гуса, впервые выступившего в эти годы с проповедью перед народом.

Первые выступления Яна Гуса относятся к началу XV века. В столкновениях феодальных клик Гус был на стороне королевской власти, которая отстаивала в ту пору прогрессивный путь централизации страны. Гус встречал сочувствие широких слоев пражского населения. Уже в этот период возникают основы будущей популярности Гуса. Одновременно он продвигался по академической линии в университете, а также установил личные связи с королевским двором. В 1401 году Гус был избран деканом факультета свободных искусств, а в следующем году — ректором.⁶⁾ С 1403 года Гус был духовником королевы [91] Софии, жены Вацлава. Ещё с весны предыдущего года он начал свои проповеди в так называемой Вифлеемской часовне (в Праге).

Когда Прагу осаждали отряды Рупрехта, его союзника Сигизмунда и мятежных панов, когда со стен города можно было видеть, как дымятся развалины сёл и местечек, голос Гуса звучал призывом к борьбе. Даже «собака защищает подстилку, на которой лежит, и, если другая собака захочет её прогнать, она станет бороться с той,.. — обращался Гус к крестьянам и ремесленникам, которые вставали на защиту родины. — Нас же немцы притесняют, а мы молчим!» О предателях-панах и патрициях, переходивших на сторону врага, Гус говорил, что они «презреннее собак и змей». Уже в этих выступлениях слышен голос патриота, голос страстного борца за освобождение народа.

После ухода войск Рупрехта и его союзников, когда власть Вацлава была восстановлена, Гус вступил в борьбу против немецкого засилья в стране. «Чехи в королевстве Чешском по праву, по закону божьему и по прирождённому чувству должны быть первыми в должностях, как французы в королевстве французском и немцы в своих землях», — утверждал Гус.

Особенно возмущало Гуса положение в Пражском университете, который был средоточием культурных сил Чехии. Фактически господство в университете принадлежало иноземцам. В совете и во всех органах университетского самоуправления немцы захватили большинство мест. Они создали на всех факультетах атмосферу кумовства и взаимной поддержки и в то же время намеренно отодвигали в тень многих достойных магистров из чехов. Гус и другие чехи болезненно ощущали своё неполноправное [92] положение в университете, которое было выражением существовавшего в Чехии преобладания феодалов и патрициев-иноземцев. С чувством достоинства и законной гордости за родной народ Гус отмечал, что к этому времени образованные люди из чехов «размножились более иностранных учителей и возвысились над ними познаниями в науках».

В накалённой атмосфере Чехии начала XV века внутриуниверситетский конфликт приобрёл значение, выходящее далеко за пределы столкновения между чешскими и немецкими магистрами. Борьба особенно обострилась в связи с тем, что немецкие магистры в тяжёлое для страны время поддерживали врагов чешского государства. Борьба чешских патриотов увенчалась успехом, когда немецкие магистры во время очередного конфликта Вацлава с папой оказались на стороне противников короля. Вацлав и прежде оказывал покровительство чехам университета, а теперь издал знаменитый Кутногорский декрет (январь 1409 года), который должен был положить конец преобладанию иноземцев в Пражском университете. Отныне чешские магистры получали в университетском совете и других органах три голоса против одного, который оставался у немцев. Эта победа в силу большой политической роли университета в Чехии и в условиях обострения всей обстановки в стране приобрела значение сигнала к активизации борьбы против иностранного засилья. В ряде городов, да и в самой Праге чешское бюргерство предпринимало попытки оттеснить немецких патрициев от монопольного использования хозяйственных ресурсов городов и от захваченных ими позиций в городском управлении.

Но Гус не ограничивал свою деятельность стенами университета. Он обращался с энергичной пропагандой к широким слоям пражского населения, используя с этой целью своё положение проповедника в Вифлеемской часовне. В его проповедях звучали патриотические мотивы. Гус подчёркивал в своих выступлениях, что чехи «должны быть во главе, а не в хвосте», что они должны сами руководить своей землёй. В соответствии с условиями времени он объявлял, что немецкое преобладание в чешской земле противно божескому закону и церковным канонам. Вместе с тем Гус был чужд шовинизма и неоднократно подчёркивал, что для него «хороший немец ближе плохого чеха». [93]

В тесной и неразрывной связи с патриотическими выступлениями Гуса находились и его обличения пороков католических прелатов, попов и монахов. Вначале Гус был ещё весьма далёк от полного разрыва с церковью, а его критика разврата и корыстолюбия церковников встречала не только сочувствие масс, но и поддержку феодальных верхов, включая даже архиепископа, который лицемерно старался выставить себя ревнителем чистоты нравов духовенства.

Следует подчеркнуть, что тогдашняя действительность давала более чем достаточно материала для разоблачений. Когда, например, в 1379 году архиепископ приказал произвести «генеральную инспекцию» пражского клира, были выявлены факты самой необузданной и грязной распущенности. Из 39 приходских священников Праги 16 были уличены в явном разврате. Один из попов растлил даже свою незаконную дочь. Достойный пастырь церкви св. Лингардта Прокоп, обвинённый в распутстве, пытался оправдаться указанием на ещё большую распущенность каноника Матвея из соседнего прихода: если он, действительно, грешен в том, что посещал неоднократно публичные дома, то Матвей устроил у себя на дому настоящий вертеп, содержал публичных женщин и получал с них плату за покровительство. Третий священнослужитель, Варфоломей, оправдывался тем, что имеет всего одну любовницу, да и то замужнюю женщину. Поп из церкви св. Яна был изобличён в том, что, проиграв однажды в кости своё платье, отправился на другой конец Праги в дом своей сожительницы буквально в чём мать родила. Другая проверка, произведённая в начале XV века, вызвала у самих инспекторов следующее признание: «Священники, стоящие во главе приходских храмов, открыто содержат наложниц и вообще ведут себя настолько невоздержанно и неблагопристойно, что производят этим великий соблазн среди паствы». Если так говорили католические попы, которые, несомненно, стремились скрыть наиболее неблаговидные поступки своих собратьев, то можно представить, что позволяли себе пастыри «стада Христова». По свидетельству Гуса, в Тынской церкви богородицы священники были среди белого дня пойманы на месте преступления в алтаре, куда они затащили какую-то замужнюю женщину, так что пришлось заново освящать храм. Епископы, указывал Гус, не [94] стремятся пресечь распущенность духовенства, а смотрят лишь, как бы и из неё извлечь новые доходы. Так, они взимали с попов особую плату за незаконных детей.

Не довольствуясь разоблачением неприглядной жизни духовенства, Гус показывал, эксплуататорскую сущность попов и монахов. «Даже последний грошик, который прячет бедная старуха, и тот умеет вытянуть недостойный священнослужитель, — говорил Гус, — если не за исповедь, то за обедню, если не за обедню, то за священные реликвии, если не за реликвии, то за отпущение грехов, если не за отпущение, то за молитвы, а если не за молитвы, то за погребение. Как же не сказать после этого, что он хитрее и злее вора?» Гус жестоко бичевал практику продажи церковных должностей и взяточничество духовенства. Все церковные должности, писал Гус, продаются и покупаются. «Мало есть священников, которые бы не купили своё место и не собирали бы с верующих податей. Так и они и поставивший их епископ впали в грех». Гус показывал, каким образом духовенство получало доходные должности: «Вот одного ставят попом за деньги, не зная, кто и каков он есть; вот другого назначает король или пан, а между тем он не способен; иного желают епископ или каноники вследствие полученных подарков, но не потому, что таково его образование или истинное призвание». Многие попы и епископы малограмотны, утверждал Гус, и не способны даже пасти свиней. Ян Гус гневно разоблачал и лицемерие духовенства — лицемерие, которое было превращено в одно из орудий вымогательства. «В чешской земле монахи держат пиво старое и молодое, крепкое и слабое. Когда люди светские и незнакомые придут, то дают им слабого, чтобы простаки думали, что они всегда то пиво пьют, а также чтоб меньше выпили. Если же о ком полагают, что захочет быть у них похороненным после кончины, или имеют надежду получить подарок, тогда ставят на стол доброе, крепкое пиво и устраивают пир, где один напиток притягивает к себе другой». Гус показывал, что роскошь католической иерархии превосходит роскошь королей, князей и панов, а постоянные пиры и беспробудное пьянство заполняют большую часть времени духовенства. Часто попы даже не исполняли своих священнических обязанностей, да это и мудрено было бы для многих из них, так как они одновременно соединяли по нескольку приходов в разных частях [95] страны. Например, Микулаш Пухник из Черниц, имевший уже два богатых прихода в Праге и в Оломоуце, получил ещё третий и тут же обменял его на два новых. Но этого ему было недостаточно. Пронырливый поп сумел выпросить у архиепископа ещё один доходный приход в Моравии. Неудивительно, что в Чехии были «служители божьи», которые в течение семи лет не производили ни одного богослужения.

Таким образом, ещё не порывая с церковью, Гус разоблачал пороки духовенства и привлекал к ним внимание масс. Но постепенно Гус стал переходить от критики нравов духовенства к требованиям коренных преобразований во всём здании католической церкви. В этой борьбе Гус стоял на почве, подготовленной его чешскими предшественниками, а также использовал положения английского реформатора Джона Виклефа. Гус и его сторонники в университете распространяли в своих лекциях учение Виклефа, которое имело много общего с антицерковными взглядами Матвея из Янова и самого Гуса.

Используя идеи Виклефа, Гус был далёк от слепого преклонения перед его авторитетом. Он сам указывал, что защищает и распространяет только те взгляды Виклефа, которые ему кажутся соответствующими действительности и справедливости. К числу этих взглядов принадлежали такие типичные для средневековой бюргерской оппозиции требования, как призывы к ликвидации церковного землевладения, к уничтожению пышности католических обрядов, к отмене дорогостоящей католической иерархии и к подчинению духовенства светским властям. Кроме того, Виклеф призывал к тому, чтобы богослужение и проповедь производились на родном, понятном народу языке.

Значительная часть этих положений была выдвинута ещё Миличем и Матвеем из Янова, но, поскольку судьба Милича, а также осуждение и вынужденное отречение Матвея были в Чехии известны всем, Гус, очевидно, предпочитал ссылаться на Виклефа, о произведениях которого чешское духовенство, в значительной части крайне невежественное, первоначально не имело определённых сведений.⁷⁾ Отправляясь от взглядов своих предшественников, [96] Гус постепенно расширял и углублял свою антицерковную пропаганду. Он утверждал, что духовенство должно подчиняться светской власти, отстаивал свободу проповеди, в том числе и свободу критики вопиющих злоупотреблений церкви.

С каждым новым преступлением священнослужителей Гус всё дальше отходил от того, что церковь считала возможным допустить в области обсуждения её недостатков. Жалоба пражского духовенства на Гуса, поданная в 1408 году, обвиняла его в том, что он «своей бесчинной и оскорбительной проповедью вызывает ненависть всего народа против духовных лиц». В этой жалобе указывалось, что Гус выступал против платы за исповедь, крещение, погребение и другие обряды. Характерно, что в своём ответе Гус не отрицал правильности этих обвинений. Бешеную ярость и страх вызывало в католических мракобесах то, что Гус осмелился неоднократно поднимать голос против земельных владений церкви, да ещё выступая «перед большим скоплением народа». Этим Гус возбудил против себя всех церковников. Так произошёл разрыв Гуса с церковью, подготовленный всем предшествовавшим развитием событий. Будучи по своему классовому характеру бюргерской «ересью», учение Гуса не отвергало и более последовательных, более радикальных направлений. Оно было тем общим исходным пунктом, откуда развивались впоследствии идеологические основы не только чашников, но и таборитов. Поэтому учение Гуса можно считать краеугольным камнем чешской бюргерской реформации XV века.

Относительный радикализм чешской бюргерской реформации необъясним без учёта всей совокупности непримиримых социальных противоречий и острых национальных конфликтов, которые раздирали страну. Проповедь Гуса никогда не приобрела бы такого значения, если бы её появление не совпало с освободительным движением угнетённых народных масс и если бы она не давала исхода накопившейся ненависти чешского бюргерства и части низшей шляхты к иноземным феодалам, патрициям и попам. Несмотря на историческое значение чешской бюргерской реформации, идеологом которой был [97] Ян Гус, нельзя забывать, что религиозная форма, неизбежная в тогдашних исторических условиях, мешала развитию революционного движения, выражала не только его силу, но и слабость.

К 1409 году, то есть ко времени издания Кутногорского декрета, явившегося важной вехой в истории национально-освободительной борьбы чешского народа и чешской реформации, выступления Гуса стали более революционными. Вместе с тем многие из прежних сторонников Гуса отходят от него. Если растущая активность масс толкала Гуса вперёд, то многие из былых его последователей и союзников по мере обострения классовой борьбы в стране отступали назад. Так, от Гуса отдалились его прежние единомышленники Штефан Палеч, Станислав из Знойма и некоторые другие. Одновременно активизировались действия врагов. Один за другим на Гуса стали поступать клеветнические доносы. Особенно отвратительной фигурой среди врагов Гуса был Михаил из Козьего Брода, казнокрад, ставший папским уполномоченным (легатом) в Чехии.

К концу первого десятилетия XV века в Чехии значительно усилилась революционная активность масс. Положение их не только не улучшилось, но, наоборот, ухудшилось во время феодальных междоусобиц. Военные столкновения разоряли крестьян. К тому же начались неурожаи, продолжавшиеся несколько лет; особенно тяжёл в этом отношении был 1410 год.

Тесно связанный с народными массами и отражавший их настроения, Ян Гус усилил социальные разоблачения в своих проповедях. Гус уже не только обличал попов, но и призывал к возмездию. Он обращался к светским властям, королям, панам и рыцарям, призывая их изгнать корыстолюбивых и продажных попов и монахов. В то же время Гус апеллировал к народу. В проповедях, произносимых, по выражению его врагов, «перед всем множеством народа», Гус прямо призывал «препоясаться мечом и защищать закон господа». Если раньше Гус предлагал отбирать земельные владения лишь в качестве наказания у нерадивых и разложившихся церковников, то теперь он прямо провозглашал, что церковь вообще не должна иметь материальных богатств или стремиться к их приобретению. Только конфисковав церковные земли, можно будет очистить ряды духовенства от [98] невежественных, жадных и распутных попов, возродив тем самым «истинную» христианскую церковь. Со свойственной ему образностью и близостью к народной речи Гус выражал это так: «Отними у собак кость — они перестанут грызться; отними имущество у церкви — не найдёшь для неё попа». Наконец, Гус усилил свои атаки на самого «наместника христова» — папу, которого называл антихристом. «Поистине, братья, настало ныне время войны и меча»,— говорил Гус, указывая на необходимость насильственных мер против главы католической церкви.

Письмо Яна Гуса (октябрь 1409 года)

Действительно, на рубеже XIV—XV веков разложение католической иерархии достигло уже, казалось, последнего предела. Ещё 100 лет назад папский престол под нажимом французских королей был перенесён из Рима во Францию, в город Авиньон. Разложение католической церкви стало очевидным, когда кроме авиньонского папы появился папа и в Риме. С 1378 года во главе католической церкви стояло одновременно двое пап, которые взаимно проклинали друг друга. В Италии, Германии, в Скандинавских странах, в Польше, Чехии и Венгрии признавали истинным папу римского, во Франции, Испании и Сицилии — авиньонского. Но чрезмерные вымогательства [99] обоих пап, их скандальный образ жизни, взаимные разоблачения и проклятия открывали многим простым людям глаза на истинное положение церкви. Тогда верхушка католической иерархии решилась, наконец, прекратить раскол, вызывавший недовольство среди верующих. Собравшийся с этой целью церковный собор в Пизе низложил в 1409 году авиньонского папу Бенедикта XIII и римского папу Григория XII. Церковники избрали нового папу, но он скоро умер. Тогда на папский престол был избран собравшимися в Пизе кардиналами Бальтазар Косса, принявший имя Иоанна XXIII. Относительно нового папы утверждали, что он был в молодости морским разбойником. Иоанна обвиняли в отравлении его предшественника и в самых гнусных и грязных пороках.

Избрание Иоанна XXIII не прекратило раскола католической церкви. Бенедикт XIII и Григорий XII отказались подчиниться собору и стали осыпать проклятиями сместивших их кардиналов. Бенедикта XIII признавали папой в Испании и Шотландии; у Григория XII было много сторонников в Германии и Италии. Однако Иоанн был всё-таки признан в большинстве остальных государств. Каждому из пап необходимы были средства, и, пожалуй, никогда прежде католическая церковь не поднималась до таких вершин изобретательности в деле ограбления народов, как в этот период. Все церковные должности, начиная от сана кардинала и кончая местом любого приходского священника, продавались совершенно открыто. Каждый, кто получал какое бы то ни было место, должен был немедленно внести сумму, равную годовому доходу от его новой должности. Этот сбор давал папе огромный доход. Но, не довольствуясь ни традиционными поступлениями в пользу церкви, ни этим новым побором, папы постановили, что доходы с епископских кафедр и с церковных приходов за всё время, пока то или другое место вакантно, должны поступать в папскую казну. Чтобы поднять поступления по этой статье, папы иной раз по нескольку лет не замещали освободившиеся должности, торгуясь с претендентами, получая доходы и нимало не заботясь о том, что церковные обряды, святость которых они громогласно отстаивали, оставались долгие годы без выполнения. Кроме того, папы присвоили себе право получать наследство после духовных лиц. Размер своей доли папы устанавливали произвольно, сплошь и [100] рядом лишая родственников умершего всего наследства. Наконец, духовные должности — точнее говоря, связанные с ними имущества — отдавались в пользование мирянам, платившим за это особый сбор. Никакие препятствия не могли остановить роста алчности пап. Наперекор всем правилам и постановлениям по нескольку церковных должностей соединялись в одних руках; другие годами оставались незанятыми. Доходы церкви росли, причём «благочестивые» отцы прибегали и к прямому мошенничеству. Так, например, папы исправно собирали с верующих средства на крестовые походы и расходовали их на нужды своих пышных дворов.

Важным источником дохода для католической церкви были так называемые «юбилейные годы». Папы утверждали, что каждый, кто побывает в Риме в течение года, объявленного юбилейным, обязательно получит отпущение грехов. Сначала было провозглашено, что юбилейные годы будут устраиваться через каждые 100 лет, потом их стали провозглашать через 50 и, наконец, через каждые 33 года. Но три роскошных папских двора пожирали без остатка огромные доходы. Остальное разворовывали кардиналы, родственники пап, многочисленные папские слуги, наложницы и прихлебатели. Поэтому изобретательность папских казначеев не имела границ. Они придумывали всё новые и новые финансовые махинации. Беззастенчиво спекулируя на религиозных чувствах задавленных нуждой и гнётом народных масс, монахи фабриковали и продавали всякого рода священные предметы. Благочестивым католикам предлагалось за сходную цену приобрести не только всевозможные мощи бесчисленных католических угодников и святых, но и такие «священные» реликвии, как солома осла, на котором Иисус въехал в Иерусалим, или слёзы Марии Магдалины, молоко богородицы и даже луч от вифлеемской звезды, указывавшей путь волхвам в ночь под рождество. За особую плату желающим продавались грамоты, которые давали купившему право нарушать посты и обычные церковные запреты.

Когда уже все средства были исчерпаны, католических теологов, поглощённых поисками новых путей повышения доходов церкви, осенило «небесное» вдохновение: они решили, что подвигами Христа, апостолов и святых создан особый неисчерпаемый фонд благодати, частицы которой, обладающие чудесной силой искупления грехов, могут [101] быть уступлены желающим — разумеется, за наличные деньги. Сначала папские грамоты — индульгенции давали отпущение за уже совершённые грехи, но вскоре церковники дошли до такого бесстыдства, что стали продавать — конечно, за повышенную плату — индульгенции вперёд, по отношению к грехам, которые ещё не были совершены. Народные массы смотрели с усиливавшимся возмущением и отвращением на циничную свистопляску католических церковников вокруг золотого тельца.

Развитая и богатая Чехия была для папской курии особенно важным источником дохода. В XIV веке всё чаще стала собираться «папская десятина» — особый сбор со всех церковных владений. Вся тяжесть этого налога ложилась на крестьян монастырей, епископств и архиепископства. Все церковные должности в Чехии распределялись (точнее, распродавались) папой. Ежегодно в Чехию прибывали группы монахов; которые усиленно торговали своими «святыми» товарами. Против вымогательств папской курии, против циничной спекуляции на религиозных чувствах народа и поднял свой голос Ян Гус.

Деятельность Гуса вызвала яростные нападки, а в дальнейшем и репрессии духовенства. Сначала его проповедь пытались стеснить и ограничить, затем Гусу запретили проповедовать, наконец, отлучили его от церкви. Но до поры до времени Гус не обращал внимания на беснования попов. Авторитет его всё возрастал. Ученики и последователи Гуса также пользовались вниманием и любовью народных масс.

На приказание явиться в Рим Гус ответил отказом, говоря, что «встревожился сатана и пришёл в движение хвост самого бегемота». В ответ на обвинения церковников Гус обращался к массам. В проповедях он отказался от непонятной для его аудитории мёртвой латыни и говорил по-чешски. Гус выдвинул тезис о том, что мирянам следует разрешить судить дела духовенства, что светские власти вправе отнять имущество у церкви. Продажу индульгенций Гус и его ближайший ученик и соратник Иероним Пражский клеймили позором и требовали её полного прекращения. Возбуждённые низы пражского населения активно выступили против индульгенций. В июне 1412 года городские низы, подмастерья, бедные студенты организовали на улицах столицы антипапскую демонстрацию. Во время шествия роль папы, раздающего [102]

Иероним Пражский

на потеху народу бесплатные индульгенции всем желающим, выполняла одна из известных пражанам продажных женщин. Истинным организатором демонстрации был талантливейший ученик и друг Гуса — Иероним Пражский. Магистр четырёх европейских университетов, смело проповедовавший материалистическую идею о неуничтожимости материи, Иероним был замечательным оратором, прирождённым вожаком и организатором масс. Напуганные [103] власти не добрались до истинных виновников демонстрации, но трое молодых подмастерьев из числа участников шутовского шествия были схвачены и казнены.

Похороны казнённых превратились в повод для новой демонстрации. Тогда архиепископ Пражский решил одним ударом пресечь зло. На Гуса был наложен так называемый интердикт (отлучение от церкви). В случае, если бы он рискнул остаться в Праге, во всём городе прекратилось бы отправление богослужения и всех обычных церковных треб. Ввиду этого Гус решил принять «совет» короля Вацлава, который колебался между желанием использовать идеи Гуса для захвата церковных земель и страхом всколыхнуть революционную активность масс. Король не присоединился к преследованию Гуса и предоставил ему возможность уехать из столицы. Гус покинул Прагу и призвал своих слушателей и последователей не сдаваться и не допускать, чтобы «слуги антихриста устрашили их своим неистовым тиранством». В обращении к пражанам Гус выражал свою непоколебимую веру в окончательную победу идей реформации.

В последние годы перед изгнанием из Праги Гус усилил критику учения католической церкви об индульгенциях, снова и снова выступая в своих проповедях и богословских трактатах против церковных богатств. Особенно важно учение об условном повиновении духовным и светским властям, которое Гус развивал в 1411—1412 годах. Гус утверждал, что, если епископы и вообще господа приказывают что-либо противоречащее священному писанию и истинам веры, подданный не обязан выполнять такое повеление. Это учение идеологически вооружало эксплуатируемые классы в борьбе против произвола и угнетения феодалов. Если прежде выступления Гуса были направлены в основном против разложившегося духовенства, то теперь в его произведениях звучали всё чаще иные нотки. Гус утверждал, что крестьянин по человеческому и божескому закону имеет неоспоримое и неограниченное право использовать по желанию и передавать по усмотрению имущество, накопленное его тяжёлым трудом. Гус выступал (начиная с 1406 года) против права «мёртвой руки» — против посмертных поборов, практиковавшихся феодалами, которые требовали у крестьян значительной и, во всяком случае, лучшей части унаследованного имущества. [104]

В произведениях и речах Гуса звучало сочувствие к трудящимся и эксплуатируемым. Гус говорил о том, что короли, паны и рыцари, попы, епископы и прелаты обирают бедноту и «пасут своё брюхо в роскоши», высасывая кровь из простого народа. Основой общества Гус считал крестьян, которые своим трудом содержат все остальные сословия и во время войн защищают страну. Гус требовал максимального улучшения их положения. Однако Гус был всё же далёк от полного отрицания феодального строя.

Защищая интересы бедняков, Гус бичевал и купцов, он подчёркивал, что их доходы, как и доходы ростовщиков, нажиты неправедным, незаконным путём. Чрезвычайно прогрессивным для средневековья было требование Гуса об уравнении в правах мужчин и женщин. Он проповедовал, что отношения между супругами должны быть основаны на равноправии и взаимном уважении. Гус подчёркивал ответственность родителей за воспитание детей. Проповеди Гуса находили горячий отклик в сердцах его слушательниц, и в дальнейшем немалое количество женщин приняло активное участие на стороне таборитов в решающих битвах Великой Крестьянской войны.

Желая сделать своё учение и свои проповеди как можно более доступными для самых широких масс читателей и слушателей, Гус стал ещё больше работать над своими произведениями. Он умело пользовался ярким, метким народным языком, широко употреблял поговорки, доступные простым слушателям сравнения и примеры. Большой труд выполнил Гус, исправляя существовавшие в то время чешские переводы библии. Энгельс давал высокую оценку значению переводов библии на языки европейских народов в конце средних веков, подчёркивая, что плебеи и крестьяне сумели превратить библию в мощное идеологическое оружие против князей, дворянства и попов. В своих произведениях и при редактировании библейского перевода Гус стремился пользоваться оформлявшимся в ту пору литературным общечешским языком и сам посильно способствовал его выработке. Гус упорядочил существовавшую тогда орфографию и создал чешское правописание, основные правила которого сохранились почти без изменения до настоящего времени.[105]

Одновременно со всей этой разносторонней деятельностью Ян Гус уделял самое живое внимание и тогдашним политическим событиям. При этом он обнаружил широкий политический кругозор в оценке крупных международных событий начала XV века. Гус горячо ратовал за дружбу славян. Ещё до Грюнвальдской битвы, где объединёнными силами поляков, русских, украинцев, белорусов, литовцев и чехов был нанесён сокрушительный удар Тевтонскому ордену, Гус завязал отношения с польским королём Владиславом. Надо отметить, что чешские паны выступали в большинстве на стороне ордена, но народные массы горячо сочувствовали делу общеславянской борьбы против хищного агрессора. Получив после Грюнвальдской битвы специальное письмо от польского короля, Гус в ответном послании ему писал о справедливой борьбе славян против иноземных поработителей.

О неослабном внимании Гуса и его сторонников к братским славянским народам свидетельствует также поездка Иеронима Пражского в Польшу, Литву и русские города. Учитывая, что это путешествие происходило в 1412—1413 годах, то есть в годы, когда Гус находился в изгнании, можно предполагать, что целью поездки его верного соратника была попытка укрепить тесные связи с восточными соседями чехов и с великим русским народом.

Иероним побывал кроме Польши и Литвы в Пскове и Витебске. Здесь он носил русский костюм, бывал в русских церквах. И в Польше, и в Литве, и на Руси Иероним выступал с проповедями перед простым народом, а о последствиях таких выступлений можно судить, например, по тому, что время его пребывания в Кракове совпало с обострением борьбы городских низов против местного патрициата.

После отъезда из Праги в деятельности Гуса начался новый период. Он характеризуется окончательным разрывом с католической церковью, сближением с народом, вследствие чего от Гуса отшатнулись многие его прежние сторонники из рядов феодальной верхушки. Находясь на юге Чехии, в Козьем Замке, Гус снова окунулся в народную стихию и, как Антей, силы которого увеличивались при каждом прикосновении к матери-земле, в единении с [106] народом почерпнул новую решимость и мужество идти в своей борьбе до конца.

Ещё в Праге слушатели Гуса состояли в значительной части из плебеев. На его проповеди около Козьего Замка массами сходились крестьяне из окрестных сёл. Гус выступал на Юге почти исключительно перед народной аудиторией. Крестьяне жадно ловили слова своего земляка, ставшего знаменитым учёным и проповедником, и делали из них свои выводы. Сам Гус писал о своей деятельности в это время: «Прежде я проповедовал в городах и на улицах, а теперь выступаю около изгородей, около замка, который называется Козий, на дорогах и просёлках». Пребывание Гуса на Юге, несомненно, способствовало повышению революционной активности южночешского крестьянства и было одним из факторов, подготовивших его выдающуюся роль в событиях Великой Крестьянской войны.

В подготовке Великой Крестьянской войны деятельность Яна Гуса, тесно связанная с борьбою народных масс, занимала особое место. Гус был представителем бюргерской реформации. Он не отрицал необходимости церковной организации, догматов и таинств католической церкви. Критика феодальных отношений в его произведениях никогда не доходила до призывов к уничтожению насильственным путём феодальной собственности и феодальной эксплуатации. Тем не менее значение деятельности Гуса оказалось гораздо более широким и действенным, чем этого можно было ожидать от представителя бюргерской оппозиции. Это объясняется особенностями положения Чехии на рубеже XIV—XV веков, где социальные противоречия неразрывно переплетались с национальными и католическая церковь была ненавистна подавляющему большинству населения. Начав свою проповедническую деятельность с разоблачения отдельных пороков духовенства и защиты прав чешского народа против иноземного засилья, Гус в дальнейшем неуклонно приближался к левому, плебейскому крылу общенародного антикатолического движения. Учение Гуса возникло в такой момент, когда бюргерская и плебейская оппозиции ещё во многом были тесно связаны. По мере того, как обострение классовой борьбы в стране способствовало созреванию плебейской оппозиции с её собственными целями и задачами, Гус терял сочувствие короля, панов и [107] университетских магистров и, напротив, приобретал растущую любовь и симпатии чешского бюргерства, плебса и крестьян, а также мелкой шляхты. Таким образом, Гус был идеологом бюргерской реформации на том этапе её развития, когда бюргерская оппозиция, отделяя себя от требований наиболее революционных элементов, всё ещё не противопоставляла себя тем крайним выводам, которые делали из её в общем довольно туманных положений эксплуатируемые — крестьяне и плебс.

Одновременно с Гусом в Праге уже были проповедники, которые, разделяя в основном его взгляды, в то же время шли значительно дальше. К их числу относились Николай и Пётр из Дрездена. Николай Дрезденский проповедовал в Праге уже с первых лет XV столетия. За свои выступления против продажных патрициев он попал в 1405 году в тюрьму и был выпущен только через два года. Николай в более резкой форме, чем Гус, выступал за отнятие у церкви её земельных владений, при этом в отличие от Гуса призывал к тому, чтобы эти земли были розданы бедноте. Он требовал возвращения к первоначальной церкви и учил, что каждый человек и даже женщина свободно могут проповедовать слово божье. Для исправления образа жизни монахов он предлагал перевести монастыри из городов и обязать монахов заниматься земледельческим трудом. Он был одним из первых, кто отстаивал требование причащения вином для мирян. С подобной проповедью выступил и Пётр из Дрездена. Революционную агитацию в Праге вел Иероним Пражский, а также многие безвестные вожаки народно-еретических сект, существование которых, в особенности на Юге, никогда не прерывалось.

Деятельность Николая и Петра из Дрездена, а также других проповедников продолжалась и в годы, когда Гус был изгнан из Праги. Эта деятельность была доказательством того, что движение, провозвестником и идеологом которого был Гус, носило народный характер.

Общее положение католической церкви не на шутку начинало тревожить верхи феодального общества. Во многих странах Европы разнузданная жадность и грязный разврат духовенства переполнили чашу народного терпения. Наиболее предусмотрительные среди самих церковников выдвигали мысль о необходимости подремонтировать обветшавшее здание церкви, для того чтобы она [108] могла и в дальнейшем удерживать угнетённые массы в повиновении. С этой целью церковь решила прибегнуть к испытанному средству — созвать общеевропейский собор. Местом работы собора был избран южноимперский город Констанц.⁸⁾ Со всех сторон Европы в Констанц потянулись послы от королей и князей, прелаты, аббаты и магистры. В совещаниях собора участвовали (впрочем, не всегда одновременно) три патриарха, 29 кардиналов, 33 архиепископа, около 150 епископов, более 100 аббатов и около 300 университетских магистров. На соборе присутствовали император, посланцы десяти королей, курфюрсты, князья, графы, каждый из которых привёз с собой огромную свиту.

Констанц

В Констанц потянулись толпы авантюристов, музыкантов, фокусников, бродяг, проституток. «Отцы собора» соперничали между собой в роскоши и разврате.

Собор, открывшийся в ноябре 1414 года, должен был решить три главные задачи: «дело веры» — защита католического учения от ересей; «дело единства» — восстановление [109] единства католической церкви и прекращение раскола; «дело реформы» — вопрос о преобразованиях церкви. На собор явились император Сигизмунд и папа Иоанн XXIII. Папа не хотел обсуждения вопроса о каких-либо преобразованиях церкви. В то же время он имел все основания опасаться, что для прекращения раскола церковники могут пойти на низложение всех своих пап и на избрание нового. Поэтому Иоанн прилагал все усилия к тому, чтобы отсрочить решение двух последних вопросов, и стремился выдвинуть на первое место «дело веры».

Среди ересей наиболее опасной для господствующей церкви была, безусловно, «ересь Гуса». Собор, подстрекаемый папой, занялся прежде всего разбором обвинений, выдвинутых против чешского реформатора. Ещё до открытия собора Гус получил приказание явиться в Констанц. Император обещал дать ему охранную грамоту, которая обеспечит его личную безопасность и гарантирует ему возвращение на родину. Гус решил ехать на собор. Перед лицом всего мира он хотел защищать своё учение, разоблачить подлинное лицо разложившегося католического духовенства. Хотя Гус сомневался в том, что его выступления будут способствовать исправлению церкви, он всё же считал долгом повторить свои обличения перед лицом собора представителей всей католической церкви.

Уезжая на собор, Гус знал, что в Чехии остаётся много верных его последователей. В то же время он понимал, что лично ему угрожает серьёзная опасность. Поэтому, покидая Чехию, он составил завещание, а в специальном послании к своим сторонникам призвал их быть твёрдыми и последовательными защитниками своих убеждений.

Путь Гуса в Констанц был триумфальным шествием чешского реформатора. Везде в Германии толпы народа стекались, чтобы послушать знаменитого обвинителя католического духовенства или хотя бы поглядеть на него издали. Народные массы не верили клеветническим слухам о Гусе и его учении, которые специально распространяли папские приспешники. Принадлежность к другой нации не мешала немецким трудящимся видеть в Гусе смелого борца против феодальной реакции. Социальное содержание его учения было близко народным массам Германии. Это подтверждается тем, что революционные выступления немецкого крестьянства в XV—XVI веках были самым тесным образом связаны с гуситским движением [110] и его славными боевыми традициями. 3 ноября 1414 года, когда Гус въезжал в город, откуда ему уже не пришлось выехать, его встретила огромная толпа народа. Однако эта демонстрация сочувствия народных низов вызвала бешеное озлобление врагов Гуса. Присутствовавшие в Констанце Михаил из Немецкого Брода и Штефан Палеч требовали от собора немедленной расправы с опасным еретиком. Собор не осмелился сразу схватить Гуса. Более того, комедия обмана и лицемерия продолжалась: Гусу была торжественно вручена охранная грамота с печатью Сигизмунда, а папа Иоанн XXIII снял с него церковное отлучение и даже пообещал ему своё покровительство. Однако в Констанце Гус был оторван от родного чешского народа, неразрывное единение с которым составляло его главную силу. В этом была его трагедия, когда феодально-католическая реакция перешла в наступление. На двадцать пятый день после приезда Ян Гус был арестован. Его заковали в тяжёлые железные цепи

Дверь дома Гуса в Праге [111]

и бросили в подвальную тюрьму при одном из констанцских монастырей.

Исключительно тяжёлые условия заключения — сырая и смрадная камера Гуса находилась глубоко в подземелье, рядом со сточной трубой — не поколебали его веры в правоту и окончательное торжество своего дела. В ответ на требования собора о безусловном отречении от «еретических заблуждений» Гус настаивал на необходимости подробно рассмотреть его взгляды по существу. На соборе разгорелась борьба по вопросу о том, как поступить с чешским реформатором. Наряду с католическими изуверами, требовавшими немедленной расправы, даже среди членов собора нашлись люди, не боявшиеся говорить о своём сочувствии Гусу. Император, который своими лживыми обещаниями заманил Гуса в ловушку, теперь требовал осуждения опасного еретика. Однако собор, напуганный прокатившейся по Чехии волной протеста по поводу ареста Гуса, боялся немедленно приступить к расправе. Католические инквизиторы считали, что выгоднее заставить Гуса отречься от своего учения, так как этим будет внесён раскол не только в чешское движение, направленное против феодально-католической реакции, но и в общеевропейское. В начале второго десятилетия XV века происходило резкое обострение классовой борьбы в Англии и во Франции. По условиям времени эта борьба была тесно связана с антицерковными выступлениями, причём народные массы воодушевлялись идеями, весьма близкими к взглядам Гуса. Особенно опасный характер приобрело восстание городских низов Парижа. Ввиду этого «отцы собора» переводили Гуса из одной тюрьмы в другую, а сами разбирали другие вопросы. Прежде всего нужно было заняться прекращением «великого раскола», который слишком явно обнажал перед всем миром гниение католической церкви.

Пока Гус находился в заточении, собор низложил Иоанна XXIII. Ловкий и пронырливый папа, имевший опыт разбойных дел в молодости, решил вспомнить старину. Весной 1415 года, убежав из Констанца, он стал собирать отряды своих сторонников. Однако папа вскоре был схвачен, публично лишён сана и по иронии судьбы помещён в том же замке, где томился в заключении Гус. Разумеется, низложенный папа находился в несравненно [112] лучших условиях, хотя и был изобличён в целом ряде вопиющих преступлений.

Гус в тюрьме доминиканского монастыря в Констанце (фреска)

Низложив Иоанна XXIII, собор снова занялся делом Гуса. От Гуса требовали безусловного отречения от всех тех взглядов, которые клеветнически приписывались ему врагами. Но Гус считал, что такое огульное отречение означало бы признание справедливости обвинений. Он неоднократно заявлял, что готов отказаться от любого из действительно принадлежащих ему мнений, если будет доказано, что это ересь. Но попы менее всего хотели обсуждать на заседаниях собора обвинения, выдвигаемые им против церкви. Гусу не давали возможности опровергать обвинения, оправдываться и даже вообще выступать. Попы орали, ругались, свистели, топали ногами при всякой попытке обвиняемого выступить по существу предъявленных обвинений. Мнения и взгляды Гуса злонамеренно искажались. Ему стали приписывать много такого, чего не было ни в его произведениях, ни в проповедях. Наконец, 6 июля 1415 года Гус был осуждён, лишён священнического сана и передан, как лицемерно выражались инквизиторы, «в руки светского правосудия». Сигизмунд полностью поддержал собор. После окончательного отказа раскаяться Гус был передан в руки палачей. Но и это не повлияло на его решимость. «Какими глазами взгляну [113] я на небо, как подниму взор на всё многолюдство народа, — говорил Гус, — если по вине моей слабости поколеблются их убеждения? Могу ли я ввести в соблазн столько душ, которым я проповедовал?» Так в последние минуты своей жизни великий чешский реформатор думал о народе, взгляды и чаяния которого он выражал, которому он посвятил свои произведения и проповеди и которому отдал свою жизнь.

6 июля 1415 года Гус был выведен за город и сожжён живым. Он умер мужественно, сохраняя непоколебимую стойкость духа и верность своим убеждениям.

Ещё в мае 1415 года католическая реакция заполучила в свои руки и другого выдающегося деятеля чешской реформации. Верный сподвижник Гуса Иероним, рассчитывая, что на соборе предстоит обычное разбирательство, и надеясь на силу своих доводов и своего красноречия, также прибыл в Констанц, чтобы поддержать Гуса. Убедившись вскоре, что здесь предстоит не суд, а кровавая расправа, Иероним решил вернуться в Чехию, но уже у самых границ он был схвачен, привезён в Констанц, подвергнут допросу и также брошен в тюрьму. Здесь он находился в ещё более тяжёлых условиях, чем Гус. Иеронима сковали по рукам и ногам таким образом, что он не мог выпрямиться. Цепи были тяжелы, и от постоянного раздражения под оковами образовались гноящиеся раны. Желая обмануть своих судей и выиграть время, Иероним сначала согласился было отречься от своих взглядов, но потом устыдился минутной слабости и стал горячо отстаивать свои убеждения. Иероним проявил в своих последних выступлениях исключительную эрудицию и силу мысли. Слушавший его замечательные речи современник свидетельствует, что они вызывали невольное восхищение даже у его злейших врагов. «Можно было подумать, — пишет он, — что этот муж весь год своего заключения провёл в полном спокойствии и только то и делал, что сидел над книгами». После того как попытка подкупить Иеронима обещаниями оказалась такой же неудачной, как и попытка запугать его ужасами казни, он был передан в руки светской власти и сожжён 30 мая 1416 года.

Поведение Гуса и Иеронима во время суда и казни показало их неизмеримое моральное превосходство над собором и произвело неизгладимое впечатление на всех присутствующих. Даже будущий папа Пий II, в ту пору [114] ещё просто Эней Сильвий Пикколомини, писал, что и в античные времена не было мудреца, который бы умер с таким мужеством, как Иероним.

Казнь Гуса (миниатюра XVI века)

После жестокой и коварной расправы с вождями чешской реформации собор занялся другими вопросами. Феодально-католическая реакция праздновала победу. Но знамя, поднятое Гусом, не упало после гибели его и Иеронима. Причина заключалась в том, что Гус и Иероним были выразителями идей и стремлений, отражавших коренные интересы трудящихся. Заслуга Гуса состоит в том, что он чувствовал настроения, волновавшие народные массы. Идеи антифеодальной борьбы, даже будучи ограничены религиозной оболочкой, находили доступ к народным массам и революционизировали их. Учение Гуса будило мысль народа, и массы делали из него значительно более революционные выводы, которые в свою очередь активизировали энергию масс и поднимали в итоге их классовую борьбу на высшую ступень. Превращаясь в огромную материальную силу, идеи антифеодальной борьбы становились мощным рычагом общественного развития. Католическая реакция могла расправиться с отдельными личностями, но она оказалась бессильной перед лицом восставшего народа. [115]

* * *

В XIV и начале XV века феодальная Чехия переживала заметный подъём производительных сил. Увеличивалось количество производимых крестьянами сельскохозяйственных продуктов, развивались горное дело и городские ремёсла, усиливался постоянный хозяйственный обмен между городами и сёлами. Рост товарного производства отражался на положении всех классов общества.

В таких условиях развитие феодального хозяйства Чехии отличалось исключительной сложностью. Перед феодальной вотчиной в соответствии с ростом производительных сил и развитием товарно-денежных отношений открывались две возможности. С одной стороны, феодал, увеличивая свою запашку, мог максимально повысить барщину крестьян. С другой стороны, перед ним открывалась возможность, не забрасывая хозяйства на своём домене, усилить эксплуатацию непосредственно крестьянских хозяйств путём повышения чинша и прочих денежных поборов.

Если первый путь искусственно сохранял наиболее примитивные и застойные формы феодальной эксплуатации, то продвижение по второму пути ускорило бы прогрессивное развитие феодальной Чехии в целом. Первый путь был путём феодальной реакции и вызывал особенно сильное сопротивление крестьянства. Но и в первом и во втором случаях увеличение доходов феодалов шло за счёт усиления феодальной эксплуатации.

Усиление феодальной эксплуатации приводило к значительному ухудшению положения крестьян. Ухудшалось и положение городского плебса. Это вызывало усиление классовой борьбы. Разрозненность, неорганизованность и темнота народа до поры до времени помогали феодалам удерживать его в подчинении.

Однако к началу XV века положение феодалов в Чехии было таково, что выступление их сомкнутым фронтом и на всех участках против штурмующих основы феодализма крестьян оказалось уже невозможным. Не было единства интересов между крупными и мелкими феодалами. Назревал острый конфликт между духовными и светскими феодалами. Кроме того, феодалы втягивались [116] в острую национальную борьбу, проходившую в стране. Средоточием этой национальной борьбы были города, где чешское бюргерство, опираясь на поддержку плебса, пыталось вырвать экономические преимущества и политические привилегии из цепких рук немецкого патрициата. Наконец, нельзя забывать, что усложнение международной обстановки и столкновения между королём и частью магнатов также ослабляли те силы, которые класс феодалов в целом мог противопоставить мощному народному движению.

Изображение Гуса и Иеронима (книга XVI века)

Всё это привело к тому, что создались условия для выступления народных масс, не имевшего равного во всей предшествующей истории феодальной Европы.

Особенностью назревавшего социального и национального конфликта в средневековой Чехии было то, что ненависть народа направлялась прежде всего против католической церкви, которая являлась крупнейшим феодалом в стране и в то же время была краеугольным камнем всего феодального здания. Бесконечно возраставшие поборы, разврат и лицемерие католического духовенства [117] приводили к тому, что и мелкая чешская шляхта видела в церковниках своих врагов. Паны и сам король были также не прочь захватить огромные богатства епископов и монастырей. В таких условиях классовая борьба усложнялась антикатолической и антицерковной борьбой, в которой на первых порах принимали участие, разумеется, в различных формах и в разной степени все сословия феодальной Чехии, объединённые общей ненавистью к гигантскому католическому спруту, щупальца которого охватывали всю страну. Борьба против господства католической церкви тесно переплеталась с острой национальной борьбой. Среди верхушки духовенства большинство составляли иноземцы — немцы и итальянцы.

Идеологом назревавшей борьбы явился Ян Гус. По характеру требований проповедь Гуса была бюргерской, но по мере обострения классовой борьбы в стране Гус критиковал католическую церковь всё более остро и непримиримо. Его учение заключало в самом общем виде и требования плебеев и требования крестьян. По мере того как интересы эксплуатируемых всё дальше отходили от умеренных стремлений бюргерства, сам Гус всё более приближался к массам.

Деятельность Гуса способствовала оформлению в Чехии двух враждебных лагерей. В феодально-католическом лагере оказались вместе с иноземными прелатами и аббатами также и верхушка онемеченной знати и немецкий патрициат городов. С некоторыми колебаниями к этому лагерю примкнул в конце концов и король, пытавшийся вначале лавировать между борющимися. В национальном и антикатолическом лагере нашли своё место на этом этапе движения разнородные элементы. Основу этого лагеря составляли крестьяне и плебеи. Борьба масс носила объективно антифеодальный характер и делала весь антикатолический и национальный лагерь революционным.

В выступлениях Гуса против попов, в его призывах к борьбе против иноземного гнёта эксплуатируемые массы чешского народа услышали сигнал к восстанию, потому что для них всякая борьба за улучшение своего положения неизбежно должна была вылиться в форму расправы с ненавистными угнетателями. Бюргеры и шляхта примкнули к движению, желая положить конец засилью иноземцев и могуществу попов. Наконец, оказавшаяся [118] временно в этом же лагере часть панов стремилась лишь к захвату церковного имущества. В том, что лагерь, идеологом которого был Гус, мог объединить такой разнообразный и пёстрый состав участников, была его сила. Но в этом был и зародыш слабости: по мере развёртывания борьбы от движения неизбежно должны были отойти все, кроме эксплуатируемых, то есть кроме крестьян и городской бедноты.

Проповедь Гуса возбуждала против него жестокую, непримиримую вражду всего феодально-католического лагеря. Гус был предательски схвачен и казнён. Вместе с ним погиб и его верный соратник Иероним Пражский. Чешская реформация, являвшаяся подготовительным этапом ко всеевропейской реформации, была обезглавлена. Но феодально-католическая реакция рано праздновала победу. Католические изуверы могли сжечь Гуса, могли бросить его пепел в Рейн, но ничем не могли задержать развитие мощного народного движения, которое назревало в Чехии. Напротив, гибель Гуса была воспринята народными массами как сигнал к вооружённой расправе с ненавистным католическим духовенством, а заодно и со своими угнетателями-феодалами вообще. Не прошло и 5 лет после расправы феодально-католической реакции с Гусом и Иеронимом, как Чехия оказалась ареной одного из величайших в истории крестьянских восстаний.

Искры костров, на которых сгорели тела Гуса и Иеронима, разожгли пожар, который всеевропейская феодально-католическая реакция не могла потушить в течение более десятка лет.

Назад Рубцов Б.Т. Гуситские войны Дальше

¹⁾ Иногда Матвея называют и Парижским, так как Матвей имел диплом магистра Парижского университета.

²⁾ Обычно датой рождения Гуса считался 1369 год, но в новейших трудах историков народной Чехословакии приводится дата, указанная в тексте.

³⁾ Диалектикой называли в средние века формальную логику.

⁴⁾ Баккалавр — низшая учёная степень, присваиваемая в средние века большинству оканчивавших тот или другой факультет после сдачи соответствующих экзаменов. Следующая степень — магистра, или доктора (в Праге обе эти степени, отличавшиеся в некоторых других странах, считались равнозначными), — присваивалась после защиты диссертации лицам, ведущим преподавание в университете. В академической иерархии магистры, или доктора, богословия считались выше своих коллег по другим специальностям.

⁵⁾ Впоследствии католические священники постарались превратить Яна из Непомук в «мученика» за дело церкви и заслонить им в памяти народа ненавистного папе и прелатам имя Гуса. По настоянию иезуитов Ян из Непомук был даже причислен к лику «святых». Но культ Яна из Непомук никогда не мог вытеснить из памяти народа Чехии светлый образ смелого борца против католического мракобесия, пламенного патриота, верного сына чешского народа Яна Гуса.

⁶⁾ Преподаватели каждого факультета в Пражском университете избирали дважды в год (на каждый семестр) лицо, возглавлявшее факультет, организовывавшее учебный процесс и т. п. Это лицо называлось деканом. Во главе всего университета стоял ректор, избиравшийся таким же порядком. Ректор университета представлял всю университетскую корпорацию перед церковными и светскими властями, имел административную и судебную власть над преподавателями и студентами, а также теми ремесленниками, которые непосредственно обслуживали академическую жизнь университета (переписчики и переплётчики книг и т. п.). Ректору принадлежала также высшая власть над школами в Праге и во всей Чехии. Любопытной особенностью средневековых университетов было то, что на должность ректора формально мог быть избран любой член университетской корпорации, даже студент.

⁷⁾ Красочным примером полной «невинности» в области какого бы то ни было образования может служить пражский архиепископ Збынек Заяц из Газенбурка, который хоть и выучился грамоте (уже будучи, впрочем, главой чешской католической иерархии), но так никогда и не умел хорошо читать.

⁸⁾ В настоящее время Констанц находится на территории Швейцарии.

Назад Рубцов Б.Т. Гуситские войны Дальше