Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. К разделамГанза | Германия

{100}

Первухин В.В.
Реформационное движение в Любеке в 1529—1530 гг.

(К вопросу о социально-политической борьбе в ганзейских городах в первой трети XVI в.)

Средние века. Вып. 41. М., 1977.
{100 – начало страницы}
OCR OlIva.

Основные события истории Германии первой трети XVI в. — реформация и Крестьянская война — развертывались в южной и центральной частях страны. По отношению к ним социально-политическая борьба, происходившая на севере Германии в 30-е годы XVI в., может показаться периферийным движением¹⁾.Однако в истории Ганзейского союза она занимает одно из центральных мест и может быть поставлена в один ряд с таким значительным событием, как Штральзундский мир (1370), окончательно оформивший создание Ганзы. Но в отличие от Штральзундского мира события 30-х годов XVI в. явились тем поворотным пунктом в истории Ганзы, за которым последовал ее окончательный упадок.

Наивысшего накала эти события достигли в главном городе Ганзейского союза Любеке, где к власти пришла бюргерская оппозиция во главе с Юргеном Вулленвевером (1533), предпринявшим отчаянную попытку вернуть Ганзе ее былое торговое и политическое могущество на Севере Европы. С этой целью Вулленвевер принял участие в ряде внешнеполитических конфликтов: войне с Голландией, «графской распре» в Дании (1534—1536). Тем самым социально-политическая борьба в Любеке вышла далеко за рамки одного города. Вместе с тем она не может рассматриваться в отрыве от общеимперских событий и от внешней политики Карла V. Поэтому изучение указанных событий представляет значительный интерес, тем более что в марксистской историографии этот период почти не изучался²⁾.

В первой трети XVI в. посредническая торговля Ганзы продолжала быть определяющей в экономическом развитии Северной Германии. Внешняя торговля Польши, России, прибалтийских и североевропейских стран также шла еще в значительной мере {101} через ганзейцев. Однако начиная со второй половины XV в. Ганза переживала тяжелый кризис, отрицательные последствия которого явно проявились к началу XVI в. Проблема упадка Ганзы чрезвычайно сложна; несмотря на существование ряда специальных работ, этот вопрос все еще остается нерешенным. Принципиально различен подход к его решению у марксистских и буржуазных исследователей.

Большинство представителей буржуазной историографии объясняет упадок Ганзейского союза главным образом действием внешних причин. Эта точка зрения проводится как в работах историков XIX — начала XX в. (Д. Шефер, Ф. Бартольд и др.), так и в новейших исследованиях (Ф. Лютге, К. Пагель, Ф. Доллингер и др.)³⁾.

Марксистская историография — по преимуществу работы медиевистов ГДР — исходит из того, что упадок Ганзы явился результатом действия не столько внешних причин, сколько внутренних закономерностей социально-экономического развития союза⁴⁾. К. Фритце, отмечая, что тенденция к застою в развитии Ганзы обнаруживается уже во второй четверти XV в.⁵⁾, видит причины этого в неспособности ганзейской экономики приспособиться к новым условиям развития. Сама экономическая система Ганзы с характерным для нее абсолютным господством вложенного в посредническую торговлю капитала должна была в конечном счете вести к консервации устаревших отношений. Производству в крупнейших ганзейских городах уже во второй половине XV в. были свойственны черты отсталости. Преобладание мелкого товарного производства, его феодально-цеховая организация сковывали дальнейшее развитие производительных сил. Зачаточные формы капиталистического производства возникали спорадически и не шли дальше простой капиталистической кооперации. Посредническая торговля в XV в. продолжала оставаться еще настолько выгодной, что не возникало необходимости искать какие-либо иные сферы приложения для торгового капитала. Если часть его и изымалась из торговли, то эти средства шли либо на покупку {102} рент, либо вкладывались в феодальное аграрное производство, не оказывая стимулирующего влияния на развитие городского промышленного производства⁶⁾.

В то же время стремление Ганзы к сохранению своей торговой монополии и привилегий за границей все чаще наталкивалось на противодействие Англии и Нидерландов, где развивались капиталистические формы производства, и стран Северной и Восточной Европы, где шел процесс образования национальных государств.

К внутренним причинам упадка Ганзы относятся также обострение противоречий между самими ганзейскими городами или группами их и связанное с этим ослабление позиций городов по отношению к территориальным князьям, а также позиций всего союза на внешнеполитической арене. Весьма отрицательно сказывалось и отсутствие поддержки со стороны центральной власти, подобной той, которой пользовалась торговая буржуазия Англии и Нидерландов⁷⁾.

Таким образом, экономическое развитие государств — основных торговых партнеров и конкурентов Ганзы — на новой, капиталистической основе, с одной стороны, и невозможность для самой Ганзы идти в ногу с требованиями времени в силу причин, коренящихся в характере ганзейской экономики, с другой — главная причина ее упадка.

Несмотря, однако, на методологически верный подход марксистской историографии к рассмотрению проблемы упадка Ганзы, предстоит проделать еще большую работу для решения вопроса о степени развития в экономике Ганзы элементов капитализма, что в свою очередь потребует комплексного анализа экономического, политического и социального развития всей Северной Германии в XV—XVI вв.

Во внутриполитической сфере кризис Ганзы нашел отражение в резком обострении социальной борьбы в городах Северной Германии в первой трети XVI в. Столкновение различных классов и группировок при этом объективно отражало поиски путей выхода из кризиса. Наиболее четко это проявилось в ходе социально-политической борьбы в Любеке в 1530—1537 гг. Предшествовавшее ей реформационное движение явилось своеобразным прологом к этой борьбе, поскольку в ходе его уже наметилось основное размежевание сил, принимавших участие в собственно социально-политическом движении.

В марксистской историографии нет ни одного исследования, специально посвященного реформации в Любеке. Монография {103} И. Шильдхауэра (ГДР) рассматривает социально-политическую и религиозную борьбу в ганзейских городах Штральзунде, Ростоке и Висмаре в первой трети XVI в. и содержит принципиально новый подход к рассмотрению известных событий. На основе обширного архивного материала в ней решается ряд вопросов, не ставившихся буржуазной историографией совсем или разработанных крайне недостаточно (например, вопрос о социальной структуре населения ганзейских городов). Заслуга автора в том, что исследование религиозной и политической борьбы в указанных городах неразрывно связано с анализом социально-экономической обстановки. Особое место уделяется выяснению роли отдельных слоев городского населения в борьбе за демократизацию городского управления⁸⁾. Общая оценка любекской реформации дана в статье X. Паннаха (ГДР) о Юргене Вулленвевере. По его мнению, объективное значение реформационного учения заключалось в том, что оно служило как бы мостиком через пропасть, разделявшую в социально-экономическом отношении бюргерскую и плебейскую оппозицию⁹⁾.

В коллективном труде историков ГДР «Германская история» отмечается тесная связь любекской реформации с экономическим упадком Ганзы и с обострением на этой почве социальных противоречий. Реформационное и социально-политическое движение в Любеке рассматривается как один из этапов раннебуржуазной революции в Германии¹⁰⁾.

Большинство буржуазных историков оценивает любекскую реформацию как исключительно религиозное движение, не связанное с социальным и экономическим развитием Ганзы¹¹⁾.

Наиболее обстоятельно рассматриваются вопросы любекской реформации в монографиях Г. Вайца и В. Яннаша.

Г. Вайц в трехтомной монографии о Вулленвевере посвящает истории любекской реформации специальную главу, отмечая, что {104} движение за реформацию в Любеке было наиболее значительным среди северонемецких городов и имело большое влияние в Северной Германии¹²⁾. Однако он не усматривает какой-либо связи реформационного движения с социально-экономическими проблемами Любека.

Протестантский теолог и историк В. Яннаш (ФРГ) является автором единственного в современной буржуазной историографии специального исследования по истории любекской реформации; реформационное движение в Любеке он рассматривает как чисто религиозное движение, основной движущей силой которого была «сила Евангелия», а не активные выступления горожан¹³⁾.

Автор статьи видит свою задачу в рассмотрении реформационного движения в Любеке как исходного пункта последующей социально-политической борьбы и пытается исследовать социальные группировки, которые вполне определятся лишь в ходе дальнейшей борьбы, в момент их формирования.

В Любеке наиболее ярко проявились особенности реформационной и социально-политической борьбы, характерные для многих ганзейских городов, а борьба горожан была наиболее длительной и успешной. Кроме того, события в Любеке, главном городе Ганзы, приобретали и общеганзейское значение.

Основным источником по истории любекской реформации является хроника ее современника Реймера Кока, монаха, а впоследствии евангелического проповедника в Любеке. Хорошо информированный о всех происходящих событиях, он оставил в 1535 г. их подробное описание¹⁴⁾. Кок был активным проповедником лютеровского учения. Поэтому вся его «История» пронизана нескрываемой враждебностью к католическому духовенству и явной симпатией к реформационному движению. Мы используем также документы по истории любекской реформации, содержащиеся в приложении к монографии Г. Вайца: протоколы переговоров совета с горожанами, официальную и частную переписку, отрывки из рукописных хроник и дневников; некоторые документы, опубликованные В. Яннашем; хронику любекского суперинтенданта Германа Бонна¹⁵⁾; «Новую Саксонскую хронику» Давида Хитрея¹⁶⁾, протоколы заседаний ганзейских съездов¹⁷⁾. {105}

В начале XVI в. Любек был одним из крупнейших имперских городов, насчитывавшим около 25 тыс. жителей¹⁸⁾. Ведущее место в экономической и политической жизни города играло купечество. На торговых операциях создавали свои состояния крупнейшие представители любекского патрициата: Касторп, Бремзе, Плонниес, фон Зиттен и другие, чьи капиталы достигали десятков тысяч марок¹⁹⁾. Наряду с богатейшими купцами, осуществлявшими крупные торговые операции за границей и имевшими собственный торговый флот, существовало множество средних и мелких торговцев, связи которых ограничивались только городами Германии, а то и близлежащей округой²⁰⁾.

Как и в других ганзейских городах, патрициат Любека формировался из представителей крупнейшего купечества уже с XIV в., когда часть разбогатевших купцов начала превращаться в получателей рент (за дом, землю и т.п.) и городских землевладельцев²¹⁾. Любекский патрициат, стоявший во главе городского управления, определял политический курс города в интересах крупного купечества²²⁾.

Упадок Ганзы отразился прежде всего на любекской торговле. Лишь к концу XVI в. Любек сумел найти в общей экономической конъюнктуре Европы возможность сделать некоторый шаг вперед²³⁾. В начале же XVI в. решение торгово-экономических и связанных с ними политических проблем сталкивалось с очень большими трудностями. Так, ведя торговлю со Швецией, Любек приобретал врага в лице датчан; закрывая доступ к Балтийскому морю своим нидерландским конкурентам, он обострял отношения с Данией и создавал трудности для своей западнонидерландской торговли; развивая торговлю с Западом, наносил ущерб своей конторе в Бергене (Норвегия)²⁴⁾. Эти противоречия существовали и раньше. Но если в XIV—XV вв. Любек разрешал их с помощью развитой системы ганзейских привилегий, то теперь эта система оказывалась все менее действенной. Крупное купечество уже в начале XV в. стало увеличивать за счет избытка торгового капитала свои вклады в покупку земли и рент²⁵⁾, смягчая тем самым {106} для себя отрицательные последствия неблагоприятной экономической конъюнктуры. Среднее же, а тем более мелкое купечество было лишено такой возможности. И когда в начале XVI в. Любеку (и Ганзе в целом) все труднее становилось сохранять в прежнем виде устаревшую систему привилегий и соперничать с растущей нидерландской и английской конкуренцией, последствия такого развития испытало на себе в первую очередь именно среднее и мелкое купечество, а также ремесленное население, чьи интересы были тесно связаны с торговлей.

В конце XV — начале XVI в. в Любеке существовало развитое цеховое ремесленное производство. В городе насчитывалось не менее 65 цехов²⁶⁾. Новейшие исследования по экономике ряда крупнейших ганзейских городов (в том числе и Любека) показывают, что, «несмотря на относительно раннее появление в этих городах зачаточных форм капитализма в некоторых отраслях производства, имевших не только местное значение (пивоварение, судостроение), эти явления были единичными. Ни в XV, ни в XVI в., ни даже в начале XVII в. они не могли оказывать решающего влияния на производство»²⁷⁾.

Значительную часть населения ганзейских городов в XV — начале XVI в. составляли низшие слои. Отсутствие конкретных данных по Любеку заставляет обратиться к материалам других городов Ганзы — Ростока, Штральзунда и Висмара; их большое сходство с Любеком не раз отмечалось историками Ганзы²⁸⁾.

В указанных городах уже в XV в. плебейские слои составляли половину городского населения: в 30-е годы XVI в. в Штральзунде — 55,3%, а в Ростоке — 63,6% населения. В то же время богатейшие горожане, в чьих руках сосредоточилось городское управление, — лишь 1,7% в Штральзунде и 0,5% в Ростоке²⁹⁾. Учитывая отмененную идентичность развития Любека и этих городов, можно предположить, что закономерности, наблюдаемые в социально-экономической структуре Штральзунда, Ростока и Висмара, были свойственны и Любеку. По-видимому, и здесь основная масса населения была отстранена от какого-либо реального участия в городском управлении, которое было полностью в руках немногих патрицианских семейств³⁰⁾.

Если представители купечества, не принадлежавшие по своему материальному положению к патрициату, формально имели {107} все же право быть избранными в совет, то ремесленники, согласно грамоте Генриха Льва от 1163 г., были лишены этого права³¹⁾. Это правовое неравенство, объективно основанное на том, что ремесленное производство играло не первостепенную роль в экономике ганзейских городов (особенно в начальный период их истории), обусловливало различие конечных целей, стоявших перед купечеством и ремесленниками в борьбе за демократизацию городского управления. Поэтому достаточно было добиться лишь реального избрания его представителей в совет, для последних же речь шла об изменении городской конституции.

Патрициат в свою очередь крайне отрицательно относился к требованиям об ограничении его власти. В. Яннаш характеризует подавляющее большинство членов любекского совета как людей, главным желанием которых было сохранить старое в неизменном виде, о каких бы сторонах общественной жизни ни шла речь³²⁾. Тем самым патрициат противопоставлял себя основной массе горожан и мог опираться лишь на поддержку католического духовенства.

Духовенство играло в Любеке видную роль; Любек был епископским центром, поэтому борьба за церковную реформацию здесь имела значение, выходящее за пределы города. Причины недовольства населения католическим духовенством были здесь в общем те же, что и во всей Германии³³⁾. В своем противодействии проникновению в город реформационных идей духовенство пользовалось неизменной поддержкой патрицианского совета. Поэтому борьба за церковную реформацию неизбежно сочеталась с борьбой за демократизацию городского управления.

Первые признаки реформационных настроений в Любеке и его окрестностях относятся к 1518—1520 гг. Однако вплоть до 1528 г. движение не выходило за рамки отдельных, более или менее организованных групп. 1518—1528 гг. — это период подготовки условий для активной реформационной борьбы и постепенного, с каждым годом все более широкого распространения реформационных идей. Серьезных массовых выступлений еще не наблюдается. Борьба идет, но еще не стала открытой.

1529—1530 гг., напротив, можно охарактеризовать как период активной борьбы горожан за практическое осуществление реформации.

Первые активные выступления сторонников реформации в Любеке после 1528 г. были вызваны мерами совета против лютеран. Так, в январе 1529 г. был издан эдикт, запрещавший какие-либо собрания, связанные с проповедью Евангелия³⁴⁾. Тогда же два {108} популярных проповедника — Вильмс и Вальхов — были лишены кафедр за то, что они проповедовали учение Лютера³⁵⁾. Возмущение прихожан было так велико, что грозило перейти в восстание, и лишь поддержка, оказанная совету старейшинами цехов и купеческих гильдий³⁶⁾, предотвратила его.

В начале февраля 1529 г. волнения возобновились. К декану явилась толпа ремесленников, требовавших возвращения их плебана, отстраненного от должности за антикатолические выступления³⁷⁾. Это было первое в истории реформационного движения в Любеке самостоятельное выступление представителей ремесленного населения города, действовавших вопреки недавнему решению своих старейшин сохранять верность совету. Позиция же цеховой и купеческой верхушки с самого начала обнаруживает нерешительность, неспособность этой верхушки возглавить массы, боязнь самостоятельных выступлений горожан, что, несомненно, сковывало движение, мешало ему на первых норах добиваться сколько-нибудь заметных успехов. Тем не менее обстановка к лету 1529 г. обострилась настолько, что в совете даже обсуждался вопрос о применении смертной казни к наиболее ревностным сторонникам реформации³⁸⁾. Совет, однако, не решился на столь суровые меры, опасаясь, по всей вероятности, еще большего размаха движения. Ведь только по сравнению с 1528 г. число сторонников реформации увеличилось на 2-3 тыс.³⁹⁾ Кроме того, ухудшилось финансовое положение Любека: долги не были покрыты, а срок взимания чрезвычайного налога истек. Необходимы были новые подати. Горожане, уже почувствовавшие свою силу, решили воспользоваться случаем, чтобы добиться от совета осуществления своих требований о проповеди Евангелия⁴⁰⁾. Весьма скромные первоначально, эти требования явились той основой, на которой выросло широкое общественное движение, приведшее к преобразованиям сначала в религиозной, а затем и в социально-политической сфере.

Не найдя выхода из финансовых затруднений, совет пригласил в конце августа 1529 г. наиболее крупных представителей купечества и ремесленников и представил им законопроект о новых налогах. Хотя выбор делегатов производился самим советом, они все же отказались рассматривать законопроект, предложив собрать всю городскую общину⁴¹⁾. На собрании общины 10 сентября 1529 г. для детального изучения вопроса был избран «комитет {109} 48-ми», в состав которого вошло по 24 представителя от получателей рент и купечества и от цехов⁴²⁾. По поручению общины комитет должен был добиться от совета назначения хороших проповедников, «которые могли бы проповедовать божье слово в его чистоте…» совет должен был дать отчет о наиболее значительных расходах за последнее время. При условии выполнения этих требований община согласна была принять законопроект о налогах. По существу община потребовала проведения реформационных преобразований. Образование «комитета 48-ми» показало, что горожане стремились ограничить безраздельное господство патрициата и уже представляли достаточно организованную и внушительную силу. Важно и то, что движение горожан не ограничилось одними религиозными вопросами; носило социально-политический характер требование контроля над городскими финансами.

Источники сообщают имена лишь созданной вскоре «группы 10-ти», определявшей всю практическую деятельность комитета. В нее вошли представители наиболее богатой купеческой и цеховой верхушки: Герман Израэль, Иоахим Зандов, Ганс Бушман, Юрген Лунте, Герт Штотербрюгге, Генрих Касторп, Борхерт Вреде⁴³⁾.

То обстоятельство, что руководство движением с самого начала оказалось в руках верхушки бюргерства, не могло не отразиться на его ходе и конечных результатах. Уже первые шаги комитета, имевшего реальную возможность, опираясь на основную массу горожан, добиться от совета больших уступок и взять фактическую власть в свои руки, показали, что его руководство предпочитает само идти на уступки католикам и патрициату. Так, группа 10-ти заявила на переговорах с советом 24 сентября 1529 г., что если в город будут допущены проповедники Евангелия, то она обещает, что «все папские обряды вместе со всеми попами, монахами… будут сохранены»⁴⁴⁾. Если же совет не пойдет навстречу горожанам, то комитет «не осмелится принять статьи» о взимании налога⁴⁵⁾. Нежелание 48-ми решительно бороться с советом отразилось и в следующем заявлении: «После обсуждения между собой горожане (группа 10-ти. — В.П.) ответили: «Они вынуждены настаивать на своих требованиях, но не хотят действовать против императора и… совета»»⁴⁶⁾. Мы не случайно выделили слова «вынуждены» и «хотят». Протокол переговоров очень точно передает не только внешнюю сторону событий, но и внутренние мотивы действий членов комитета. Они именно не могут {110} отказаться от требований, выдвинутых общиной, опасаясь последствий этого отказа. Они заявили совету, что будет лучше, если требования горожан осуществят власти, а не подданные, и что совету следовало бы принять во внимание пример Гамбурга, где трое или четверо в совете тоже долго противились, пока община не была вынуждена сама начать дело⁴⁷⁾. Однако за словесными предостережениями никаких практических действий со стороны комитета не последовало. Этим и объясняется бесплодность его переговоров с советом в течение нескольких последующих недель. Члены комитета были преданными сторонниками реформации и лютеровского учения, многие из них доказали это своей деятельностью на протяжении ряда лет. Но они выступали за мирное проведение реформации сверху, стремясь не допустить самостоятельных действий горожан, и ради этого были готовы пойти даже на отказ от некоторых принципиальных требований.

Между тем комитету становилось все труднее сдерживать активность горожан, настроенных гораздо решительнее своих руководителей: «…каждый человек (в городе. — В.П.) желает услышать божье слово, и если проповедь еще долго не разрешат, то может возникнуть мятеж»⁴⁸⁾. Упорство совета привело в конце концов к тому, что некоторые члены «комитета 48-ми» открыто стали высказывать возмущение. Так, старшина кузнечного цеха Петер Моленбеке заявил во второй половине октября 1529 г., что совет своими действиями наносит большой ущерб горожанам⁴⁹⁾. Хотя Моленбеке принадлежал к верхушке ремесленников, в его словах отразилось недовольство и рядовых членов комитета нерешительной позицией своего руководства, и большинства ремесленников; в ответ на требование совета наказать Моленбека, члены комитета не только отказались наказать виновного, но даже выразили готовность «жить и умереть за него»⁵⁰⁾. Впрочем, и в самом руководстве комитета стали раздаваться более решительные голоса. Например, с резкой критикой совета выступил член группы 10-ти Иоахим Зандов⁵¹⁾.

Несмотря на то что обстановка для активных наступлений на совет становилась все более благоприятной, комитет не только нс проявил необходимой решительности, но и приступил к выработке статей о налогах⁵²⁾, сделав тем самым очередную уступку совету. {111}

В начале декабря 1529 г. законопроект был готов. Пользуясь нерешительностью 48-ми, совет прибегнул к испытанной тактике проволочек. Однако в данном случае вопрос решили сами горожане, собравшиеся на площади перед советом. Волнение грозило перейти в открытое восстание, и совет вынужден был пойти на уступки⁵³⁾. Он решил вернуть в город изгнанных проповедников, сделав, правда, важную оговорку, что «все церковные обряды… все епископы, монахи… останутся, как они есть, до окончания будущего (церковного. — В.П.) собора»⁵⁴⁾.

Община согласилась уплатить новые налоги.

Таким образом, реформация одержала в Любеке первую победу. Она заключалась не только в возвращении проповедников, но и в том, что по новому порядку налогообложения «никто не пользовался исключением… все должны были платить; священнослужители и миряне, землевладельцы и купцы, богатые и бедные…»⁵⁵⁾ Важным пунктом законопроекта было соответствующее общему характеру реформации обложение налогом служителей церкви, прежде свободных от этого. Однако в целом успехи сторонников реформации были незначительны. Совету удалось сохранить все обряды католического богослужения. Социальный статус церковнослужителей также остался незыблемым.

Чем объясняются столь скромные успехи любекского реформационного движения, имевшего в 1529 г. более чем 10-летнюю историю? Главной причиной этого было отсутствие у горожан боевого, энергичного руководства, способного подняться до высоты задач, объективно поставленных движением.

Эти задачи заключались в полном реформировании католической церкви и в уничтожении олигархического господства патрициата. Деятельность «комитета 48-ми» ни в коей мере не способствовала их последовательному решению. Нерешительный, готовый идти на принципиальные уступки, комитет не только не организовал массы на борьбу, но скорее демобилизовал их, позволяя совету добиваться решения вопросов на наиболее выгодных для него условиях.

При этом совет неоднократно пытался внести раскол в движение. Так, например, когда «комитет 48-ми» предупредил совет о возможном восстании (сентябрь 1529 г.), совет пригласил группу горожан, настроенных прокатолически, и спросил их, давали ли они 48-ми наказ о новых проповедниках. Те, разумеется, ответили отрицательно. Вероятно, совет попытался представить мнение этой группы как мнение большинства купечества и землевладельцев города и тем самым обвинить «комитет 48-ми» в самовольных {112} действиях. Комитет с возмущением отверг эту попытку и потребовал собрать всю общину⁵⁶⁾. В другой раз совет использовал более тонкий прием: он созвал не всю общину, а приказал, чтобы каждое товарищество или цех обсудило эти статьи (о проповедниках. — В.П.) и свое решение сообщило совету. Совет сделал это в надежде, что некоторые цехи их не одобрят, но и эта надежда не оправдалась. Община оказалась единодушной в своих требованиях⁵⁷⁾.

В декабре 1529 г., когда на обсуждение горожан был вынесен законопроект о налогах, совет вновь попытался расколоть общину, использовав несложный демагогический прием. Убеждая горожан отказаться от реформационных требований, он приводил следующие аргументы. Во-первых, городу грозит императорская опала и немилость, а это в свою очередь нанесет большой ущерб «нашему купечеству». Во-вторых, заявлял совет, обращаясь к старшинам и мастерам цехов, «что вы будете делать со своими подмастерьями, если те начнут приказывать своим господам и приведут цехи к гибели»⁵⁸⁾. Используя социальные противоречия как между купечеством и ремесленниками, так и внутри этих слоев, совет стремился, таким образом, расколоть движение, оторвать крупное купечество и состоятельных цеховых мастеров от основной массы горожан, лишить последних руководства, серьезно ослабив их наступательные возможности. В этом также одна из причин того, что реформационное движение в Любеке не добилось значительных результатов. Сказалось отмеченное выше различие конечных целей, стоявших перед разными социальными группировками. Оно лишь временно могло отойти на второй план, поэтому и единство горожан могло быть лишь относительным и временным, основанным на борьбе за общую цель — церковную реформацию.

Значение достигнутых первых успехов заключается в том, что они способствовали активизации движения и переходу его на более высокую ступень, когда преобладающими стали уже не религиозные, а социальные интересы. Дальнейший ход реформационной борьбы характеризуется стремлением горожан добиться полного преобразования церкви, а также нежеланием совета и католической церкви идти на какие-либо уступки и допустить дальнейшее развитие движения.

Обстановка в городе вновь обострилась, когда 16 января 1530 г. впервые стало открыто проповедоваться евангелическое учение. Огромный успех проповедей не на шутку встревожил католиков. И если раньше они воздерживались от открытых {113} столкновений со своими противниками, то теперь «попы и их сторонники, охваченные лютой ненавистью и завистью, начали бушевать и бесноваться и всячески хулить новое учение и его проповедников»⁵⁹⁾. Эти нападки с каждым днем усиливались. В начале марта 1530 г. в городе даже распространились слухи об опасностях, грозивших лютеранам и их сторонникам⁶⁰⁾. Горожанам пришлось принять меры и выставить стражу, «чтобы каждый чувствовал себя надежно в своем доме»⁶¹⁾. Перед растущими волнениями совет вынужден был 12 марта 1530 г. на собрании общины рассмотреть требования горожан о прекращении бесчинств католиков и организации открытого диспута между сторонниками старого и нового учений. Та сторона, «которая не сможет доказать соответствие своего учения божьему слову», лишается права проповедовать в Любеке⁶²⁾.

Отказ церковников от диспута и их непрекращавшиеся выпады против лютеран настолько обострили обстановку в городе, что 2 апреля 1530 г. совету пришлось заключить соглашение с общиной, оформленное в виде «статей», гласивших, что отказ католиков от диспута равносилен отказу от права проповедовать. Это право сохраняется лишь для пяти проповедников (в том числе и протестантов — Вальхофа и Вильмса). Впредь к проповедям могут допускаться только по решению указанных проповедников, совета и депутатов от горожан. Разрешалось причащаться под обоими видами в одной из церквей города; все церковные обряды должны были соблюдаться по-прежнему до окончания Аугсбургского рейхстага; рекомендовалось все разногласия, возникшие между общиной и советом по поводу Евангелия, предать забвению⁶³⁾.

На этот раз сторонники реформации добились значительно больших успехов. Католическая проповедь заменялась лютеранской. Демократичнее стал порядок назначения новых проповедников. Раньше это право принадлежало исключительно капитулу и патрицианскому совету, теперь же католические церковнослужители совершенно отстранялись от назначения проповедников. Права совета в этом вопросе также существенно ограничивались, ему приходилось считаться с мнением новых проповедников и с комитетом горожан. В то же время в вопросе о церковных обрядах лютеране проявили непоследовательность и нерешительность, сохранив (хотя и временно) всю католическую обрядность. По-видимому, это объясняется боязнью умеренных руководителей движения идти на полный разрыв с католической церковью, {114} а значит и на открытое, возможно вооруженное, столкновение с патрицианским советом. Такое развитие событий могло бы привести к более активному и самостоятельному выступлению широких масс городского населения, что меньше всего устраивало «комитет 48-ми» и умеренное бюргерство.

Остановимся подробнее на третьей статье, где говорится о сохранении католических обрядов в Любеке до окончания Аугсбургского рейхстага. Она была внесена в соглашение, несомненно, по настоянию совета. Источники ничего по говорят о мотивах его действий. Поэтому для того чтобы ответить на вопрос, почему любекское правительство выдвинуло подобное требование и на что оно рассчитывало в связи с Аугсбургским рейхстагом, необходимо принять во внимание общее положение дел в немецкой реформации в 1530 г. и то место, какое занимает Аугсбургский рейхстаг в ее истории.

После поражения Крестьянской войны обострились противоречия внутри феодального класса, итогом которых явился вопрос признания или отрицания лютеранства. Чем острее становились эти противоречия, тем заметнее обнаруживалась тенденция к консолидации борющихся сил. Напряженность в отношениях между католическим и лютеранским лагерями значительно возросла после Шпейерского рейхстага в 1529 г., когда Карл V потребовал неукоснительного соблюдения Вормсского эдикта. Однако князья и города — сторонники реформации отказались подчиниться этому требованию.

Одержав победу над Францией и Римом, Карл V решил положить конец и реформационному движению в Германии. С этой целью и был назначен летом 1530 г. рейхстаг в Аугсбурге, на котором император хотел продемонстрировать подавляющий перевес католиков над протестантами⁶⁴⁾. Действительно, ситуация, сложившаяся ко времени начала рейхстага, позволяла католикам надеяться на успех⁶⁵⁾. Таким образом, у любекского совета могли быть не лишенные реального смысла расчеты на то, что в связи с Аугсбургским рейхстагом возникнут благоприятные условия для победы католических сил в самом Любеке. Это предположение подтверждается дальнейшим ходом событий, когда во время рейхстага летом 1530 г. любекский совет добивался от императора решительного осуждения реформаторов.

Итак, обнаруживается тесная связь движения в Любеке с общегерманской реформационной борьбой. Кроме того, позиция совета позволяет наметить уже в ходе реформационного движения ту связь, которая существовала между внешнеполитическими планами любекского (и в известном смысле ганзейского) патрициата {115} и внешней политикой Карла V. Выше отмечалось, что обострение социально-политической борьбы в ганзейских городах в 30-е годы XVI в. было связано с усилением кризисных явлений в развитии Ганзы, становясь, таким образом, объективно борьбой за выход из кризиса.

Патрициат ганзейских городов, как известно, видел выход в сохранении привилегий для ганзейских купцов за границей. На этой основе и предполагалось бороться в первую очередь с Голландией, шедшей уже по пути развития капиталистических отношений и имевшей поэтому значительные преимущества но сравнению с устаревшей организацией ганзейской торговой системы. Не обладая в достаточной мере ни финансовыми, ни военными средствами, ганзейский патрициат во внешней политике делал основную ставку на дипломатические методы, стремясь заручиться поддержкой императора. Именно этим в значительной степени объясняется резко отрицательное отношение совета к реформационным преобразованиям, хотя здесь, как было показано, немалую роль играли и другие причины. Отсюда — и стремление любекского патрициата предстать перед императором в виде ревностного защитника старой церкви, отсюда — и позиция совета в отношении Аугсбургского рейхстага.

Оценивая результаты соглашения, выработанного 2 апреля 1530 г., в целом, следует иметь в виду, что, поскольку объективные задачи движения не были решены, постольку существовала возможность дальнейшего развития борьбы, подъема ее на более высокую ступень.

Для взимания одобренного общиной налога горожане избрали «комитет 64-х», который должен был следить также и за церковными делами, т.е. практически осуществлять реформацию⁶⁶⁾. Комитет был избран на основе тех же принципов, что и «комитет 48-ми» (по 32 представителя от получателей рент и купечества и от ремесленников); как и «комитет 48-ми», он был назначен не советом, а общиной, что явилось еще одним заметным ограничением власти патрициата. Соглашение между горожанами и советом было достигнуто в обстановке обострения борьбы между лютеранами и католиками, которые повели яростную пропаганду против «комитета 64-х» и новых проповедников, стремясь вернуть католической церкви утраченные позиции. Поэтому для сторонников реформации в это время главной задачей было не столько дальнейшее углубление реформации, сколько упрочение достигнутого.

В связи с усилением клеветнических нападок на «комитет 64-х» со стороны католического духовенства, члены комитета обратились к совету с требованием наказывать всех, кто выступает {116} против 64-х и новых проповедников⁶⁷⁾. Многократность этих требований говорит о их безрезультатности⁶⁸⁾. Между тем католики использовали различные средства давления на отдельные слои населения с целью отвратить их от лютеранских проповедников. Сохранился документ, относящийся к маю 1530 г. Это жалоба евангелического проповедника Вальхофа от имени своих коллег совету и «комитету 64-х», в которой он обвиняет некоего Винеке, капеллана, тайно пытавшегося убедить «простых людей» отказаться от нового учения и пугавшего их тем, что и император, и совет против этого учения⁶⁹⁾.

Несомненно, подобные аргументы могли подействовать даже на людей, искренне сочувствовавших реформации, не говоря уже о случайных ее попутчиках. Любек был имперским городом, и отношение к нему императора могло серьезно отразиться на взаимоотношениях с другими имперскими городами, в частности на торговле. Поэтому та часть любекского купечества, которая была связана с внутригерманской торговлей, не могла быть равнодушной к враждебному отношению императора к любекской реформации⁷⁰⁾, что было ясно из императорских мандатов, имевших большое психологическое воздействие на часть населения.

Кроме запугивания части горожан, католики прибегали к нелегальным выступлениям с церковных кафедр «в надежде найти сторонников»⁷¹⁾. В связи с этим «комитет 64-х» от имени общины потребовал от совета более решительного проведения реформационных преобразований, несмотря на принятое 2 апреля 1530 г. решение полной отмены католического богослужения независимо от будущих постановлений рейхстага⁷²⁾. По существу речь шла о лишении католической церкви всех ее позиций в городе.

В мае–июне 1530 г. сложились все условия для такого радикального решения вопроса⁷³⁾. Авторитет католической церкви (а вместе с ней и совета) среди основной массы горожан неуклонно падал, о чем свидетельствовал провал так называемой большой процессии, организованной советом. Такие процессии устраивались ежегодно, начиная с 1419 г., когда любекскому патрициату после восьми лет борьбы с ремесленными цехами и купечеством (1408—1416) удалось восстановить свое господство в городе. Ежегодная процессия горожан с участием католического духовенства должна была служить демонстрацией преданности и повиновения горожан совету. {117}

Организуя в 1530 г. такую процессию, совет придавал ей особое значение. Горожанам хотели напомнить не только о их долге перед правительством и церковью, но и о неудачном исходе борьбы их предков более 100 лет тому назад. Можно также предположить, что патрициат и католическое духовенство, рассчитывая на то, что процессия соберет всех их сторонников, стремились тем самым продемонстрировать лютеранам свою силу и готовность к дальнейшей борьбе. Чрезвычайно большое значение придавал совет участию в процессии представителей ганзейских городов, находившихся в Любеке на своем очередном съезде. Оно должно было показать отрицательное отношение магистратов ганзейских городов к реформации и подтвердить их решимость защищать католическую церковь и существующий политический строй.

Действительность, однако, не оправдала ожиданий совета. В процессии приняли участие лишь патрициат, католическое духовенство и немногие их сторонники из числа горожан⁷⁴⁾.

Таким образом, неудача процессии показала, что патрициату и католическому духовенству не приходится рассчитывать ни на собственных горожан, ни на помощь магистратов других ганзейских городов, которые, относясь к реформации не менее отрицательно, чем их любекские коллеги, вынуждены были считаться с настроением своих сограждан, добившихся во многих ганзейских городах осуществления ряда реформационных и социально-политических преобразований.

Последним значительным эпизодом реформационной борьбы в Любеке явилось так называемое дело Шепелера (июнь 1530 г.). По рассказу Р. Кока, Герман Шепелер, цирюльник, и Генрих Кузель, бочар, обвинили публично «комитет 64-х» в самовольном захвате власти; Матиас Грувке, бочар, с товарищами выступил с аналогичными заявлениями. «Комитет 64-х» потребовал от совета принять меры против Шепелера и его сторонников. Отказ совета наказать Шепелера был воспринят комитетом как поддержка хулителя⁷⁵⁾. Горожане также были возмущены тем, что совет не выполняет своих обещаний.

29 июня 1530 г. горожане собрались большой толпой, чтобы идти к совету и показать ему, что они всерьез стоят за божье слово и хотят, чтобы 64 оставались у власти, а Шепелер и его сторонники были наказаны. Затем было предложено «выставить стражу, чтобы ни совет, ни горожане не опасались друг друга»⁷⁶⁾.

На следующий день горожане предъявили совету «статьи», содержащие, в частности, следующие требования: а) ликвидация {118} католического богослужения; б) ознакомление общины с привилегиями города; в) отчет совета о расходовании денег, полученных от ганзейских городов для ведения войны с Данией в 1521—1525 гг.; г) установление контроля общины над деятельностью церквей и монастырей; д) преобразование двух монастырей в больницу для бедняков и школу; е) конфискация церковных и монастырских драгоценностей. Совет ответил, что осуществление этих требований «привело бы город к вечной гибели»⁷⁷⁾. Требования горожан показались чересчур радикальными и «комитету 64-х»⁷⁸⁾. Однако все попытки заставить горожан отказаться от их требований успеха не имели. Под давлением общины совет вынужден был принять все ее требования.

Таким образом, 30 июня 1530 г. реформационное движение в Любеке одержало решительную победу, значение которой выходит далеко за рамки собственно реформации. Половина статей содержала требования ограничения бесконтрольной деятельности патрициата, в первую очередь в финансовых вопросах: введение отчетности совета перед общиной, недопущение произвольного, без согласия общины налогообложения и т.п. Требование горожан ознакомить их с городскими привилегиями было вызвано тем, что ими пользовались лишь патрициат и крупнейшее купечество, в то время как община не только не получала от них каких-либо доходов, но часто не знала даже о их существовании.

Принятие указанных статей знаменовало собой качественные изменения в характере движения, которое приобрело социально-политическую окраску. Некоторые требования, выходившие за пределы церковной реформации, выдвигались и ранее. По существу избрание «комитета 36-ти» весной 1528 г. уже было мерой социально-политического характера, но все же до июня 1530 г. подобные меры играли больше подчиненную роль: они служили в основном целям церковной реформации.

Совсем иначе обстояло дело теперь. Религиозные вопросы как бы были оттеснены на второй план социально-политическими. В самом деле, Шепелер и его сторонники, выступая на стороне совета, не выдвигают ни одного религиозного требования. Их недовольство вызывает лишь «комитет 64-х», хотя, выступая против комитета, они объективно оказывали поддержку антиреформационным силам. К сожалению, мы не знаем точно, к каким именно слоям ремесленного населения Любека принадлежали сторонники Шепелера. Тот факт, что они выступили против комитета горожан на стороне совета, позволяет предположить, что это были представители и выразители интересов наиболее умеренной части бюргерства, видевшей цель движения исключительно в решении {119} религиозных вопросов и боявшейся ого выхода за эти узкие рамки. Хотя группа Шепелера оказалась в явном меньшинстве и основная масса горожан не поддержала ее, встав на сторону «комитета 64-х», все же ее выступление явилось опасным признаком непрочности фронта бюргерской оппозиции, показав наличие в нем элементов раскола. Характерно, что признаки раскола дали знать о себе сразу, как только с реформационным движением переплетались социально-политические требования. Конечно, до действительного раскола бюргерской оппозиции было еще далеко. Она еще долго будет выступать единым фронтом и добьется значительных успехов в социально-политической борьбе. Однако наличие указанных тенденций уже в самом начале этой борьбы необходимо иметь в виду при анализе конечных ее результатов.

Практическое осуществление принятых 30 июня 1530 г. решений относительно церковной реформации растянулось на несколько месяцев. Оно происходило то в обстановке острых конфликтов с защитниками старых порядков, то относительно мирно. В целом же, поскольку собственно реформационные мероприятия проводились довольно последовательно, внимание борющихся сил начиная со второй половины 1530 г. переключается на те задачи движения, которые все еще ждали своего решения. Среди них на первом месте стояли социально-политические преобразования. Их рассмотрение выходит за пределы данной статьи.

В отличие от южных и центральных областей Германии реформационное движение на севере страны соединялось не с Крестьянской войной, а с борьбой за проведение демократических преобразований в крупнейших ганзейских городах с целью ликвидации неограниченного господства патрициата и проведения политики, соответствующей интересам основной массы купечества и ремесленников. Рядовые ремесленники и купцы, ведя эту борьбу, искали по существу свой собственный путь выхода из кризиса. Объективно это было возможно лишь на основе развития капиталистических элементов в масштабах, соответствующих уровню, достигнутому наиболее передовыми странами Европы. А так как в ганзейских городах капиталистические элементы в первой трети XVI в. были развиты крайне слабо, здесь еще не мог стоять вопрос о ликвидации феодальной системы вообще как не соответствующей достигнутому уровню разлития производительных сил. Речь могла идти лишь о расчистке путей для развития капиталистических элементов в условиях феодализма. Объективно, таким образом, борьба горожан приобретала антифеодальный характер. Патрициат, стоявший во главе ганзейских городов, также искал пути выхода из кризиса. Но он искал их в прошлом: в сохранении и расширении торговой монополии Ганзы, основанной на феодальной системе привилегий. При этом патрицианский совет Любека стремился найти поддержку императорской {120} власти, чем в определенной степени (хотя и не только этим) объясняется его отрицательное отношение к реформации.

Движущими силами реформации были самые широкие слои городского населения — среднее и мелкое (отчасти крупное) купечество и ремесленники, студенты, некоторые представители духовенства, плебейское население городов.

Идеологической основой реформационного движения в Любеке, как и в других ганзейских городах, явилось учение Лютера. Распространение здесь более радикальных течений реформации (анабаптизма) до 1530 г. не отмечено. Эти течения начнут распространяться в Любеке лишь с середины 30-х годов XVI в., после того как обнаружится полная неспособность умеренной бюргерской оппозиции выражать интересы низших групп горожан, а лютеранство не сможет стать идеологической основой борьбы плебейской оппозиции.

Одной из важных особенностей реформационного движения в ганзейских городах было то, что оно, не выдвинув каких-либо принципиально новых теологических вопросов, не имея крупных идеологов (типа Лютера или Цвингли), но заимствовав учение Лютера, основное внимание переключило на практическое решение ряда религиозных и социально-политических проблем. В этом состояла сильная сторона реформации в Северной Германии. Но в этом таилась и слабость движения, так как в ходе его пришлось столкнуться с проблемами, которые в других городах Германии были решены уже в период цеховых движений, в XIV—XV вв.

Победа реформации явилась результатом активной, решительной борьбы массы горожан и главным образом их низших и средних слоев. Перед лицом общего врага противоречия внутри самих горожан отошли на второй план и идеи реформации явились той платформой, на которой возникло временное единство всей бюргерской оппозиции, поддержанное борьбой плебейской части населения и обеспечившее ей победу.

Социально-политические позиции различных групп населения Любека выявляются в ходе реформационного движения с большим трудом, они намечаются лишь в самых общих чертах. Значение собственно реформационного движения в Любеке заключается именно в том, что здесь мы видим самую начальную стадию борьбы, процесс складывания социальных группировок, принявших участие в дальнейшей борьбе, видим, как постепенно, освобождаясь от религиозной оболочки, интересы этих группировок приобретают все более определенный социальный характер. Тенденция дальнейшего (после 1530 г.) развития состоит, с одной стороны, в обострении борьбы между патрициатом и бюргерско-плебейской оппозицией в целом, а с другой — в обострении противоречий между бюргерской оппозицией и плебсом.

¹⁾ См.: Deutsche Geschichte. Bd. 1. Berlin, 1967, S. 546.

²⁾ Имеются лишь две работы историков ГДР, посвященные частным вопросам: Pannach H. Einige Bemerkungen zu den sozialökonomischen Problemen um Jürgen Wullenwever. Vom Mittelalter zur Neuzeit, Berlin, 1956, S. 113-125; Heyden H. Jürgen Wullenwevers «Grafenfehde» und ihre Auswirkungen auf Pommern. — «Greifswald-Stralsunder Jahrbuch», 1966, Bd. 6.

³⁾ Schäfer D. Die deutsche Hanse. Leipzig, 1943; Handelmann H. Die letzten Zeiten hansischer Übermacht im skandinavischen Norden. Kiel, 1853, S. 202 ff.; Barthold F. W. Geschichte der deutschen Hanse, Bd. 2. Leipzig, 1909; Lütge F. Das 14-15. Jahrhundert in der Sozial- und Wirtschaftsgeschichte. — «Jahrbuch für Nationalökonomie und Statistik», 1950, Bd. 162, H. 3, S. 161 ff.; Pagel K. Die Hanse. Braunschweig, 1963; Dollinger Ph. La Hanse. Paris, 1964, p. 393-406.

⁴⁾ Schildhauer J. u. a. Grundzüge der Geschichte der deutschen Hanse. — «Wissenschaftliche Zeitschrift der E.-M. Arndt-Universität Greifswald. Gesellschafts- und sprachwissenschaftliche Reihe» (далее — WZ Greifswald), 1965, № 2/3, S. 201.

⁵⁾ Fritze K. Tendenzen der Stagnation in der Entwicklung der Hanse nach 1370. WZ Greifswald. 1963, № 5/5, S. 521.

⁶⁾ Fritze К. Studien zur Wirtschafts- und Sozialgeschichte wendischer Hansestädte… — WZ Greifswald, 1965, № 2/3, S. 249.

⁷⁾ Schildhauer J. u. a. Grundzüge der Geschichte der deutschen Hanse, S. 201-202.

⁸⁾ Schildhauer J. Soziale, politische und religiöse Auseinandersetzungen in den Hansestädten Stralsund, Rostock und Wismar im ersten Drittel des 16. Jhs. Weimar, 1959.

⁹⁾ Pannach H. Einige Bemerkungen… S. 114.

¹⁰⁾ Deutsche Geschichte, Bd. 1. Berlin, 1967, S. 545-546.

¹¹⁾ Fock O. Rügensch-pommersche Geschichten, Bd. 5. Leipzig, 1869, S. 249- 250; Störmann A. Städtische Gravamina gegen den Klerus am Ausgange des Mittelalters und in der Reformationszeit. Münster, 1916; Brandi К. Deutsche Geschichte im Zeitalter der Reformation und Gegenreformation München, 1960; Lortz J. Die Reformation in Deutschland, Bd. 2. Freiburg, 1948, S. 81 ff.; Vogt K. Johannes Bugenhagen. Eberfeld, 1867, S. 328 ff.; Neudecker Ch. Geschichte der deutschen Reformation von 1517—1555. Leipzig, 1843; idem. Geschichte des evangelischen Protestantismus, Th. 1-2. Leipzig, 1844—1845; Weber G. Zur Geschichte des Reformationszeitalters. Leipzig, 1874, S. 103 ff.; Wentz G. Der Prinzipat Jürgen Wullenwevers und die wendischen Städte. — «Hansische Geschichtsblätter» (далее — HGbl), 1931, № 56.

¹²⁾ Waitz G. Lübeck unter Jürgen Wullenwever und die europäische Politik, Bd. 1. Berlin, 1855, S. 38.

¹³⁾ Jannasch W. Reformationsgeschichte Lübecks von Peterablass bis zum Augsburger Reichstag 1515—1530. Lübeck, 1958, S. 79, 329-330.

¹⁴⁾ Ausführliche Geschichte der Lübecker Kirchenreformation in den Jahren 1529 bis 1531. Hrsg, von F. Petersen. Lübeck, 1830.

¹⁵⁾ Lubeci… Chronicorum libri tres ab Hermanno Bonno, 1543.

¹⁶⁾ Chytraei Davidis Newe Sachssen Chronica vom Jahr Christi 1500 bis aufs 1597. Leipzig, 1597.

¹⁷⁾ Hanserecesse, Abt. III, Bd. 9. Leipzig, 1913.

¹⁸⁾ Jannasch W. Op. cit., S. 7.

¹⁹⁾ Richter W. Lübeckische Vermögen im 16. und 17. Jh. Berlin, 1913, S. 85-86.

²⁰⁾ Rörig F. Wirtschaftskräfte des Mittelalters. Weimar, 1959, S. 85-86.

²¹⁾ Ibid., S. 243.

²²⁾ Schlichting M. E. Religiöse und gesellschaftliche Anschauungen in den Hansestädten des späten Mittelalters. Saarfeld, 1935, S. 78.

²³⁾ Jeannin P. Contribution à l’étude du commerce de Lübeck aux environs de 1580. — Hansische Studien. Berlin, 1961, S. 189; idem. Lübecker Handelsunternehmungen. - ZVLG, 1963, Bd. 43, S. 19.

²⁴⁾ Friedland K. Kaufmannstum und Ratspolitik im spätmittelalterlichen Lübeck. — ZVLC, 1963. Bd. 43, S. 10.

²⁵⁾ Fritze K. Probleme der Stadt-Land-Beziehungen im Bereich der wendischen Hansestädte nach 1370. — HGbl, 1967, Bd. 85, S. 57 ff.

²⁶⁾ Pagel К. Dio Hanse, S. 215.

²⁷⁾ Fritze К. Am Wendepunkt dor Hanse. Berlin, 1967, S. 31.

²⁸⁾ Например, А. Брандт (ФРГ) пишет, что для ганзейских городов вообще характерны идентичность социальной структуры и весьма однородная экономическая основа (Brandt А. Die Hanse und die nordischen Mächte im Mittelalter. Köln, 1962, S. 6-7).

²⁹⁾ Fritze K. Studien…, S. 251; Schildhauer J. Soziale, politische…, S. 47-48.

³⁰⁾ Wehrmann C. Das lübeckische Patriziat. — HGbl, 1872, S. 114; Waitz G. Op. cit., Bd. 1, S. 70.

³¹⁾ Wehrmann C. Die älteren lübeckischen Zunftrollen. Lübeck, 1864, S. 34-35.

³²⁾ Jannasch W. Op. cit., S. 13.

³³⁾ См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 7, с. 350-352.

³⁴⁾ Jannasch W. Op. cit., S. 244-245.

³⁵⁾ Waitz G. Op. cit., Bd. 1, S. 269.

³⁶⁾ Jannasch W. Op. cit., S. 244.

³⁷⁾ Ibid., S. 245-246.

³⁸⁾ Ausführliche Geschichte, S. 3-4.

³⁹⁾ Ibid., S. 12.

⁴⁰⁾ Chytraeus, S. 397.

⁴¹⁾ Jannasch W. Op. cit., S. 261.

⁴²⁾ Ausführliche Geschichte, S. 4-5.

⁴³⁾ Jannasch W. Op. cit., S. 264; Waitz G. Op. cit., Bd. 1, S. 271-272.

⁴⁴⁾ Ausführliche Geschichte, S. 7; Waitz G. Op. cit., Bd. 1, S. 272.

⁴⁵⁾ Ausführliche Geschichte, S. 8.

⁴⁶⁾ Waitz G. Op. cit., Bd. 1, S. 272-273 («Sie müssten auf ihre Anträge bestehen, wollten aber nicht wider den Kaiser und den Ehrb. Radt handeln»).

⁴⁷⁾ Ausführliche Geschichte, S. 9.

⁴⁸⁾ Ibid., S. 13.

⁴⁹⁾ Ibid., S. 14; cm.: Waitz G. Op. cit., Bd. 1, S. 32.

⁵⁰⁾ Ausführliche Geschichte, S. 14.

⁵¹⁾ Waitz G. Op. cit., Bd. 1, S. 275 («Jochim Sandow hedde veile drister gespraken und… Radt betastet»).

⁵²⁾ Ausführliche Geschichte, S. 17.

⁵³⁾ Ibid., S. 21-23.

⁵⁴⁾ Ibid., S. 24-25. Имеется в виду Аугсбургский рейхстаг 1530 г.

⁵⁵⁾ Ibid., S. 17.

⁵⁶⁾ Ausführliche Geschichte, S. 10.

⁵⁷⁾ Ibidem.

⁵⁸⁾ Ibid., S. 21.

⁵⁹⁾ Chytraeus, S. 498.

⁶⁰⁾ Waitz G. Op. cit., Bd. 1, S. 32.

⁶¹⁾ Ausführliche Geschichte, S. 32-33.

⁶²⁾ Ibid., S. 29-30.

⁶³⁾ Ibid., S. 35-36.

⁶⁴⁾ Deutsche Ceschichte. Bd. 1. S. 540.

⁶⁵⁾ Бецольд Ф. История реформация, т. 2. СПб., 1900, с. 113.

⁶⁶⁾ Chytraeus, S. 498-499.

⁶⁷⁾ Ausführliche Geschichte, S. 43.

⁶⁸⁾ Ibid., S. 51-59, 60.

⁶⁹⁾ Waitz G. Op. cit., Bd. 1, S. 276.

⁷⁰⁾ Ibid., S. 278-279.

⁷¹⁾ Ausführliche Geschichte, S. 61.

⁷²⁾ Ibid., S. 60.

⁷³⁾ Jannasch W. Op. cit., S. 317.

⁷⁴⁾ Ausführliche Geschichte, S. 64-65.

⁷⁵⁾ Ibid., S. 68.

⁷⁶⁾ Ibid., S. 71-72.

⁷⁷⁾ Ausführliche Geschichte, S. 76.

⁷⁸⁾ Ibid., S. 76-77.