Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. К разделу Ганза

{128}

Никулина Т.С.
Любекское восстание 1380—1384 годов, его предыстория и результаты

Средние века. Вып. 55. М., 1992.
{128} – начало страницы.
OCR OlIva.

Борьба в среде бюргерства, без сомнения, является важнейшей главой истории средневековых немецких городов. До конца раннебуржуазной революции не прерывалась цепь внутригородских столкновений, борьба за власть между различными социальными группировками городского населения всех районов Германии, в том числе Северной. Когда в городах Германии в XIV в. прокатилась волна антипатрицианских восстаний, то ими оказалась охваченной и ганзейская область страны, где наиболее длительным было выступление любекского бюргерства в 1380—1384 гг.

Внутренняя история Любека не привлекала такого внимания исследователей, как его импозантная ганзейская деятельность. Поэтому среди множества статей и книг прошлого века, посвященных Ганзе и Любеку, можно назвать только работу любекского историка Э. Дееке, отразившего внутригородские события XIV в. Собрав все доступные ему источники, в основном хроники, он впервые в историографии последовательно изложил события 1380—1384 гг. в Любеке. Наибольшую ценность в его работе представляет публикация "Списка изменников и их имущества", который содержит сведения о главных заговорщиках. Его изложение носит добротный фактологический характер и не вскрывает причин социального конфликта в Любеке¹⁾.

Причины выступлений любекского бюргерства в 80-е годы XIV в. стали центральным вопросом в последующих исследованиях немецких историков. М. Эрбштёссер²⁾ главную причину событий в Любеке видит в изменении социальной структуры в городе: с одной стороны, в замкнутости патрициата, в отделении его от богатого купечества, что привело к вытеснению непатрицианского купечества из политического управления городом; а с другой стороны, в усилении цехов, превращении их в значительную политически организованную силу внутри города, которые также стремились к представительству в городских учреждениях. Это привело, по мысли М. Эрбштёссера, к сближению ремесленников и непатрицианского купечества, к выступлению их против патрициата³⁾. (Правда, свои выводы автор основывает не на анализе источников.). {129}

Статья А. Брандта⁴⁾ направлена на доказательство того, что в Любеке вообще не было патрициата (из-за "сильной флуктуации" высшего городского слоя) как замкнутого социального слоя и, следовательно, не было противостояния его купцам и ремесленникам. Заслуга автора — анализ социального членения любекского общества во 2-й половине XIV в., характеристика ремесленных цехов на основе скрупулезно собранных по многочисленным и разнообразным источникам данных.

Таким образом, главные вопросы в освещении внутригородских конфликтов XIV в. в Любеке — о наличии патрициата, его имущественном и социально-политическом положении внутри бюргерства; о социальной очерченности других групп городского населения и их взаимоотношениях с высшим слоем городского бюргерства.

В данной работе эти вопросы решались на основании известных в нашей литературе источников (сборники городских документов, хроники, цеховые уставы, торговые и таможенные книги) и новых, в частности, завещаний любекских бюргеров середины XIV в., опубликованных в 60–70-е годы А. Брандтом⁵⁾.

Последняя треть XIV в. занимает особое место в истории Ганзейского союза и его главного города Любека. Штральзундским миром 1370 г., экономическим и политическим успехом городов окончилась десятилетняя борьба с датским королем Вальдемаром IV Аттердагом. 1370-е годы — годы дипломатической, финансовой и военной активности Любека, возросшего политического могущества города, доказательством чего служит беспрецедентный случай пожалования императором Карлом IV грамоты (23 марта 1374 г.)⁶⁾, в которой он называл бургомистров Любека своими полномочными представителями во всех делах защиты и сохранения мира в стране и по которой любекские бургомистры имели право и уполномочивались во всей области империи всех нарушителей мира преследовать, хватать и судить. По содержанию эта грамота единственная в немецкой истории⁷⁾. Она не только оправдывала все полицейские, военные и правовые акции Любека по сохранению мира на суше и на море, но также противоречила XI статье Золотой Буллы, которая предоставляла и гарантировала исключительное право юрисдикции немецким территориальным князьям⁸⁾.

Более того, спустя полгода, в октябре 1375 г., Карл IV посещает {130} Любек с политическими целями⁹⁾. Император хотел заручиться поддержкой северонемецких Балтийских городов во главе с Любеком при выборе на датский престол угодного ему кандидата (король Вальдемар был при смерти), используя их право по Штральзундскому договору на участие в выборах наследника Вальдемара.

Внешнеполитические успехи Ганзы и Любека сопровождались обострением социальных противоречий в ганзейских городах. Не случайно, что вслед за победоносным Штральзундским миром 1370 г. начались столкновения в городах: 1370 г. — в Кельне, 1374 г. — в Брауншвейге, 1375—1376 гг. — Гамбурге, 1380—1384 гг. — Любеке, 1386 г. — Анкламе, 1391 г. — в Штральзунде и т.д.

Несмотря на многообразные различия между ганзейскими городами, которые определялись величиной города, его правовым статусом, устройством, экономической структурой, социальным и этническим составом населения, существовали общие противоречия в социальном и внутриполитическом развитии ганзейских городов.

В XIV в. торговля и ремесло в ганзейских городах переживали подъем. Любек, глава вендской Ганзы, самый большой город в Северной Германии¹⁰⁾ XIV в. являлся крупным торговым и ремесленным центром. Еще в конце XIII в. любекские купцы проникли в Англию. Первым иностранным купцом, который получил охранную грамоту от английского короля, был любечанин Иоганн Клеппинг (18 марта 1275 г.)¹¹⁾. А вскоре любекские купцы заняли ведущее место в торговле Ганзы с Англией. Например, из 12 немецких купцов, вывезших 52 мешка шерсти из Нью-Касла в 1294—1298 гг., 7 любекских купцов были владельцами 48 мешков¹²⁾. В 1368 г. товарооборот Любека составил крупную сумму: ввоз (ткани, металл, рыба, продукты питания) — 227 тыс. любекских марок, а вывоз (соль, ткани, металл) — 106 тыс. любекских марок¹³⁾.

Величие и богатство города основывалось на крупной морской внешней торговле, носившей посреднический характер. Торговые операции крупнейших любекских купцов XIV—XV вв. охватывали европейский регион от Лиссабона до Новгорода¹⁴⁾. В XIV в. Любек выступает как главный обменный пункт в торговле между Восточной Европой и Западной. Именно транзитная торговля товарами иностранного происхождения стала экономической основой формирования высшего слоя купечества в городе.

При всей важности ганзейской торговлей экономическое и социальное развитие Любека в XIV в. этим не исчерпывалось. Развито было и ремесло, как почти повсюду в Западной Европе, организованное в цехи. Цеховые уставы перечисляют большое число ремесленных специальностей¹⁵⁾. Но в количественном отношении цехи не были равнозначными. В головную группу (свыше 600 ремесленников) входили семь цехов: мясники, сапожники, кузнецы, портные, насчитывающие по 100 мастеров, бочары — 80 мастеров, кожевники — 80 мастеров, пекари — 64 мастера. Вслед за ними шли цехи, в которых было по 40-20 мастеров: обработчики янтаря, рыбаки, скорняки, ювелиры, шляпники, изготовители металлической посуды, свечники и др. Они объединяли около 400 ремесленных мастеров. Самую малочисленную группу (около 300 ремесленников) составляли цехи, насчитывающие по 10-12 мастеров: ножевники, игольщики, пергаменщики, изготовители колес¹⁶⁾ и др. Но в 22-тысячном городе только 3200 человек владели бюргерским правом (т.е. были полномочными членами городской общины), среди них 700-800 человек относились к купцам, занимающимся крупной транзитной торговлей; примерно пятая часть купцов представляла собой высший слой города¹⁷⁾. И именно из этого слоя формировалось управление городом — совет. В 1350 г. совет состоял из 27 человек¹⁸⁾. 17 из них относились к таким фамилиям, которые уже раньше входили в совет, но и остальные были тесно связаны со старыми фамилиями родственными связями. Бардевики были в родстве с Виттенборгами, Бере с Аттендорнами, Клингенберги с Варендорпами, Ольденбурги с Плесковыми и т.д. Из 27 членов совета 5 не состояли в родственных связях с фамилиями уже раньше заседавших в совете, т.е. уже в середине XIV в. отчетливо наметилась тенденция к замкнутости того слоя города, из которого формировался совет, практически попасть в него можно было, только будучи связанным родством со старыми фамилиями, которое достигалось посредством браков¹⁹⁾.

Политическому могуществу этого слоя способствовало не только его засилье в совете, но и то, что в конце XIII в. вендский союз городов, руководимый Любеком, становится "зерном" Ганзы, а с середины XIV в. он действует "как инструмент любекской политики и как интеграционный фактор в городской Ганзе"²⁰⁾. {132}

Совет самодополнялся, и, когда в 1350 г. от чумы умерло 11 членов совета, в 1351—1352 гг. было кооптировано 7 новых членов совета.

О занятиях, источниках дохода, экономической мощи любекского патрициата дают представление сведения о вновь избранных²¹⁾. Иоганн Везелер был сыном и внуком двух членов совета, в городских книгах он выступает как кредитор (230 марок, 121 марка, 188 марок) и как должник (400 марок, 348 марок, 270 марок), что говорит о его активной торговой деятельности. В то же время он выступает как владелец недвижимости: приобрел дом на Кёнигштрассе и половину рыночной лавки, а в качестве приданого получил ренту в 30 марок.

Герман Галлин долгие годы занимался вместе с братом торговлей, главным образом ввозом фландрской шерсти. В городских книгах они выступают как кредиторы: за период с 1345—1349 гг. сделано 37 заемных записей (в том числе на очень большие суммы — 500 марок, 513 марок, 372 марки). Но после выборов в совет он начал вкладывать капитал в покупку рент: с 1350 до 1358 г. купил 11 рент общей стоимостью на 3406 марок. В то же время резко уменьшилось количество совершенных им кредитно-долговых операций: за 3 года (1350—1352) — 5 записей. В 1360 г. он стал бургомистром.

О том, что большую роль в деятельности патрициата начинает играть землевладение, говорит число куплевых^*) рент. Рента являлась главным средством помещения капитала, полученного в торговле и очень часто, ростовщической операцией, так как означала, что заимодавец дает нуждающемуся в деньгах известную сумму под залог недвижимости, получая ежегодно взамен нее ренту определенного размера. Рентные сделки были широко распространены в ганзейских городах. В Любеке в период с 1320 по 1350 г. было заключено около 1800 рентных сделок²²⁾. Член совет Бернхард Ольденбург за период с 1345—1358 гг. совершил 22 рентные сделки. Якоб Плесков, принадлежащий к знатнейшей любекской фамилии, заседавший в совете и ставший в будущем руководителем ганзейской политики, совершил большие покупки рент за пределами Любека и отошел от торговой деятельности²³⁾. Иоганн Персеваль, вновь избранный членом совета, в течение 1345—1358 гг. купил рент на 800 марок.

Такую же картину рисуют нам и данные о новых членах совета. Для них также было характерно сочетание активной купеческой деятельности с ренто- и землевладением, наличие родственных связей со старыми патрицианскими фамилиями. Например, Иоганн Шенинг, вторая жена которого была дочерью члена совета Германа Варендорпа, взял за ней 10 участков в городе и 5 рент; позже он прикупил еще несколько {133} рент стоимостью в 532 марки; Генрих Рикбоде уже выступает в основном как рентовладелец: в 1348—1358 гг. он приобрел 7 рент (стоимостью 700 марок) и 4 земельных участка. Иоганн Моркерке оставил вдове и детям (кроме 14 домов) лавки и ренты общей стоимостью в 4380 марок²⁴⁾.

Интересные сведения о социальной структуре и имущественной дифференциации в Любеке в середине XIV в. сообщают нам бюргерские завещания²⁵⁾. Ратманы и бургомистры выделяются имущественным положением и владением недвижимостью — домами, землей, рентами. Грета Плескова завещала в 1347 г. 500 марок сыну Якобу (будущему ратману и бургомистру Любека) и 100 марок дочери²⁶⁾; Иоганн Клингенберг из патрицианского рода Клингенбергов оставлял только деньгами 700 марок жене, братьям, племянникам, не считая другого имущества, и 2 ренты²⁷⁾; ратман Герман ван Дульмен дважды составлял свое большое завещание (18 июля и 22 сентября 1350 г.)²⁸⁾, по которому только пожертвования церквам составили 55 марок, бедным на платки и обувь в год его смерти — 50 марок, к тому же он был владелец нескольких рент и корабля. Ратман Готшалк ван Атендерне-старший предстает в своем завещании от 26 января 1349 г. крупным землевладельцем, которому принадлежали земли в 8 деревнях, ренты в них, земельный участок в городе, и наличными деньгами он завещал свыше 800 марок и 100 флорентийских флоринов²⁹⁾. Примеров подобного рода немало.

Много записей о покупках любекских патрициатов земель и рент содержат городские документы³⁰⁾.

Организационным завершением указанных тенденций в формировании любекского патрициата стало образование в 1379 г. замкнутого патрицианского общества Циркельгезельшафт, у истоков которого стояли многие знатные любекцы — братья Герхард и Герман Дарцовы, Марквард Даме, Иоганн и Генрих Метелеры³¹⁾.

Таким образом, превращение любекского высшего слоя в собственника земельных участков и рент и социальное обособление знатного купечества дают основание не согласиться с А. фон Брандтом и считать экономически доминирующие и политически господствующие ведущие фамилии города любекским патрициатом. {134}

Однако наряду с патрицианским высшим слоем имелся в Любеке значительный круг купцов, занимающихся крупной торговлей, но не состоящих в близких отношениях с фамилиями, заседающими в совете: непатрицианское купечество. Они не могли теперь рассчитывать на достижение высокого общественного положения, проникнуть в совет благодаря своей личной деятельности, богатству.

В середине XIV в. в Любеке был целый ряд блестящих купцов, известных объемом торговой деятельности, богатством. Частичные представления об этом дают записи в долговой книге города (Niederstadtbuch)³²⁾. Так, купец Андреас Росток занимался типично ганзейской транзитной торговлей между Западом и Востоком, и его торговыми партнерами были франкфуртский купец Иоганн Леммекан, купцы из Дорпата и Риги, а также любекский ратман Якоб Плесков. В качестве приданого он получил две ренты стоимостью в 216 марок, владел домами. За период с 1345 по 1358 г. он 35 раз выступает самостоятельно как должник (займы на сумму в 390 марок, 418 м., 486 м.) и 17 раз с другими купцами, причем его кредиторами были многие настоящие или будущие члены совета — Варендорны, Клингенберги, Метелеры. К этому же кругу принадлежали также Вернер Бределанд (63 записи в долговой книге за период 1351—1358 гг. связаны с его имененем), Конрад Брило, Андреас Кейгер, Тимо Курзе. А судовладелец Иоганн Витте фон Стаде был кредитором шведского короля³³⁾.

Но, возможно, самый значительный купец в этой группе был Иоганн Патерностермакер, отец будущего предводителя восстания 1384 г. в Любеке. Из записей в долговой книге он предстает перед нами как купец с обширнейшими торговыми связями и деловыми отношениями. За период с 1345 по 1358 г. он один и вместе с другими купцами 59 раз фигурирует в кредитно-долговых операциях и как должник и как кредитор. И. Патерностермакер покупал воск, меха и другие товары и переправлял их в Южную и Юго-Западную Германию (Нюрнберг, Франкфурт). Судя по его кредитным обязательствам, в отдельные годы он мог совершать сделки на сумму до половины миллиона сегодняшних немецких марок³⁴⁾. Но ни он сам, ни его потомки не были допущены в совет. Среди 33 членов совета Любека в 1363—1384 гг.³⁵⁾ мы не найдем ни одного купца, выдвинувшегося в Любеке в середине XIV в., но не имеющего родственных связей с патрицианскими семьями. Вопреки представлениям А. Брандта, это говорит о тенденции к замыканию патрициата, об очень трудном, а может быть, и невозможном доступе в управление города для непатрицианского купечества, что явилось главной {135} причиной недовольства этого слоя купцов и основой социальных конфликтов XIV—XV вв.

В еще худшем положении оказалась многочисленная масса мелких торговцев и ремесленников. Ремесленники и торговцы, организованные в цехи, являлись значительной экономической силой в городе, но никогда не были свободными товариществами, всегда зависели от высших городских властей. Особенно это касалось ремесленников. Их было около 1350 человек, что составляло 42% всех лиц, владеющих бюргерским правом, а если учесть связанных с ними занимающихся вспомогательными ремеслами людей, то 2000 человек, т.е. 61%³⁶⁾. Они привлекались к общегородским повинностям (налоги, военная служба), но уже в XIII в. фактически и юридически были исключены из совета. Еще грамота Генриха Льва в XII в. предписывала, чтобы ни один ремесленник не мог проникнуть в совет³⁷⁾. Однако ремесленники не полностью исключались из участия в политической жизни города. При решении общегородских вопросов совет созывал бюргерство, его наиболее влиятельных и уважаемых представителей, среди которых были и старшины ремесленных цехов³⁸⁾. Как часто это делалось в XIV в. — неизвестно, но такая практика не покоилась на писаном праве, а зависела от политической обстановки и практической целесообразности. Как уже отмечалось, во главе ремесленников стояли мясники, сапожники, кузнецы, пекари, портные (т.е. представители ремесел, малосвязанных с экспортной торговлей), цехи которых насчитывали по 100 мастеров. Ведущее положение занимали мясники. О них следует сказать подробнее, так как они были движущей силой восстания XIV в. не только в Любеке, но и в других североганзейских городах — в Гамбурге, отчасти в Бремене³⁹⁾.

Цех мясников в Любеке был одним из наиболее многочисленных и имущих, к тому же состоял из физически сильных людей. Закупая скот, они много ездили по стране: в уставе мясников 1385 г. называются районы их поездок — между Шлезвигом, Фленсдорфом, Эверендорфом и Килем, между Плоне, Нойштадтом, Ноймюнстером, Олденборхом и внутренними районами страны⁴⁰⁾. Благодаря этому они обладали бóльшим кругозором и связями, чем многие другие ремесленники. Но главным было то, что они вместе с пекарями и кожевниками находились в особенно сильной зависимости от совета. В то время как другие цехи сами владели торговыми местами на рынке или снимали их в аренду, места торговли (Litte) мясников находились в собственности {136} города, т.е. в распоряжении совета. Чтобы получить места на рынке, цех должен был в первый раз уплатить значительный налог — 12 шиллингов⁴¹⁾. Сам цех не мог устанавливать число мастеров, поскольку оно зависело от числа мест на рынке, которые ежегодно определялись советом, причем каждый мастер снова должен был внести по 1 марке 6 шиллингов — так называемый "Latelgeld"⁴²⁾. Это объясняет, почему они обычно возглавляли мятежи и почему основным их требованием к совету в 1380 г. было свободное получение мест на рынке ("vrejheit den leden in den vlesscharnen")⁴³⁾. Таким образом, зависимость цехов от совета была двоякой. С одной стороны, патрицианский совет выступал по отношению к цехам в качестве Gewerbepolizei, занимаясь регулировкой чисто ремесленных вопросов, а с другой стороны, городское устройство Любека обрекало ремесленников, как и другие слои горожан, на политическое бесправие, придавая отношениям совета и цехов социальную и политическую окраску.

Эта двойственность положения цехов определяла и их позиции в бюргерском движении и их союзников в нем. Когда цехи выступали с чисто ремесленными требованиями, то купцы оставались на стороне совета. Когда же цехи выступали с позиций политически ущемленных частей бюргерства и требовали участия в управлении городом, то создавалась широкая оппозиция совету, союзниками цехов становились купцы. Это хорошо показали столкновения 1380 г. и 1384 г.

О низшем слое горожан — многочисленном плебсе (поденщики, слуги, матросы) мало прямых сведений. Они были экономически несамостоятельными и в силу этого не обладали бюргерскими правами (хотя и привлекались к налогам и военной службе), являлись не бюргерами, а просто "жителями" — Einwohner. Они составляли 41,8% всего населения Любека⁴⁴⁾. Особую группу городского плебса представляли бедные и больные, около 150 человек которых жили в госпитале св. Юргена в Любеке и маленьких госпиталях в Ратцебурге, Ольдесло, Швартау, Травемюнде⁴⁵⁾. Нищие и больные часто упоминаются в бюргерских завещаниях XIV в. в качестве получателей и использователей многочисленных дарений. Так, например, Хинрик Шоневедер завещал в 1350 г. по 2 марки богадельням в Грёноме, Дассове, Мёльне, Ольдесло⁴⁶⁾. А Йохан Круков завещал в 1360 г. прокаженным в госпитале св. Юргена и больным госпиталя св. Духа в Любеке по 5 марок и бедным, нищенствующим {137} на улицах, 10 марок⁴⁷⁾. Практически все завещатели оставляли бедным и больным, или денежные суммы от 30-50 марок до нескольких пфеннигов, или, например, две бочки пива и хлеба на одну марку, половину ласта ржи, средства на бани бедным и покупку им льняных платков и даже подкладку верхнего платья завещателя. Выражение "на обувь и одежду больным" стало штампом в этом источнике⁴⁸⁾.

Таким образом, в Любеке во второй половине XIV в. росли власть и богатство не только патрициата, но также экономическая сила и политическое самосознание средних слоев. Но принадлежащие к этим слоям средние купцы, мелкие торговцы, цеховые ремесленники оставались отстраненными от реального участия в решении важнейших внутри- и внешнеполитических дел города. Этим состоянием они тем меньше удовлетворялись, чем больших успехов достигал город, не в последнюю очередь благодаря их военному и финансовому вкладу. Т.е. к середине XIV в. в Любеке сформировался социально-экономический облик всех слоев городского населения и определились отношения между ними.

События в Любеке начались в 1374 г.⁴⁹⁾, как сообщает хронист Детмар, с решения совета увеличить дополнительный имущественный налог (Vorschoss) до 1 марки и одновременно удвоить плату за помол⁵⁰⁾. Повышение налогов было вызвано большими расходами города на активную внешнюю политику и внутригородские потребности: дорогое строительство ворот города (Мюлен- и Холстентор), основание госпиталей в период эпидемии чумы 1348—1350 гг., посещение города в 1375 г. императором Карлом IV, которое стало "дорогостоящей вещью" для Любека⁵¹⁾. Естественно, налоговые увеличения вызвали недовольство горожан, особенно ремесленников, которые обратились с письмом к совету, требуя отменить новые налоговые тяготы⁵²⁾. Совет удовлетворил требование цехов после собрания городской общины в церкви св. Катарины 10 декабря.

Но примирение не было длительным, оно не исчерпало принципиальных разногласий между олигархическим советом и массой ремесленников. Кроме того, их побуждали к действию выступления бюргерства в {138} Бремене, Кельне, Брауншнейге⁵³⁾. Это привело к новой вспышке беспокойства в 1380 г., вызванной требованиями цехов (у Детмара сказано "menheyt", "amte") ликвидировать опеку над ремесленниками со стороны совета, главным образом над мясниками, которые хотели свободно распоряжаться местами на рынке⁵⁴⁾. Цехи упоминали о том, что пошлины, сборы, налоги раньше были ниже, и призывали к "старому праву". Совет был склонен удовлетворить требования, чтобы предотвратить худшее: ремесленники в ночь с 12 на 13 декабря вооружились, желая придать своим требованиям больше силы.

После длительных переговоров между партиями — совета и цехов — в церкви монастыря св. Катарины был достигнут компромисс: цехам гарантировалось "старое право". Но 15 декабря 1380 г. мясники выдвинули новые требования, к котором вскоре присоединились другие цехи: дозволенное цехам "старое право" должно быть документально подтверждено. Совет был готов подтвердить все требования мясников вплоть до их "старого права" (в форме статута, как это было у остальных цехов), но не хотел давать общую привилегию всем цехам. Поэтому совет сделал контрпредложение: постановления, которые шли навстречу пожеланиям цехов, должны быть занесены в городскую книгу ("in des stades book")⁵⁵⁾. Но цехи это предложение отклонили.

Положение совета теперь стало опасным, и на его стороне выступило купечество. В ночь с 15 на 16 декабря оно вооружилось. В хронике Детмара приводятся следующие цифровые данные, как считают некоторые историки, сильно преувеличенные⁵⁶⁾: патриции ("de junghen lüde van der stad") выставили 400 вооруженных человек, а купцы — 5000 человек, которых разместили по 100-200 человек в домах на улицах близ церкви св. Марии⁵⁷⁾.

Рано в воскресенье 16 декабря были опять предприняты переговоры в церкви св. Катарины, в ходе которых купцы оставались вооруженными. Цехи вынуждены были уступить. О требовании общего документального подтверждения старого права не было больше речи. Теперь цехи должны были покаяться и подтвердить покаяние присягой, а в качестве гарантии восстанавливаемого мира партии мясников и купцов должны были представить каждая по 25 уважаемых людей из своей среды как присягопоручителей⁵⁸⁾. Принесение присяги намечалось на среду 17 декабря. Но процедура задержалась на несколько часов, потому {139} что в толпе, собравшейся перед ратушей, возник спор, который чуть было не вызвал новое столкновение враждебных сторон. Только после умиротворения толпы состоялась процедура покаяния на лестнице кафедрального собора. Обе группы поручителей присягнули в том, что они окажут помощь совету в случае, если мир будет кем-либо нарушен. Кроме того, представители цехов поклялись, что они никогда не будут выступать против совета⁵⁹⁾.

Только после этого торжественного акта примирения было заключено соглашение с мясниками, носившее компромиссный характер. Мясники должны были принести перед советом просьбу о прощении и вернуть в ведение совета места продажи, которые они "противозаконно присвоили". В ответ на это совет передавал им места на рынке и одновременно устанавливал правила для будущих новых приобретений освободившихся Litten: как только Litten освободятся, мясники должны устроить цеховое собрание, пригласить двух членов совета, объявить им желание цеха. Потом старшины цеха должны вместе с претендентами на места предстать перед советом и ходатайствовать об удовлетворении их просьбы⁶⁰⁾.

Так закончилось выступление мясников в 1380 г. Они получили умеренные уступки в вопросе о местах на рынке, но при этом ни в какой мере не было поколеблено господствующее положение патрицианского совета. Этому помешало прежде всего соотношение сил в борьбе: на стороне совета выступило купечество, в силу того что в основе конфликта 1380 г. лежало чисто ремесленное требование цехов о расширении права на самоопределение.

Новая стадия внутригородского конфликта относится к 1384 г. Большую группу среди выступавших опять составили мясники. Но все-таки события1384 г. резко отличались от мятежа 1380 г. Главным становится стремление к политическому переустройству города, которое попытались осуществить, добившись ликвидации совета путем заговора. Изменение характера целей, которые отвечали интересам не только ремесленников, расширило круг участников движения. Ремесленники на этот раз выступили не одни, а вместе с купцами, руководство заговором взял на себя крупный купец Хинрик Патерностермакер.

Его отец Иоганн Патерностермакер, о котором уже шла речь выше, был выходцем из Вестфалии, стал бюргером в Любеке в 1332 г. под именем Иоганна ван Гусфельда. И только в 1341 г. он упоминается как Патерностермакер. Старая литература на этом основании считает, что сам он и его сын были ремесленниками — обработчиками янтаря⁶¹⁾. {140} Скорее всего, И. Патерностермакер действительно начинал свою трудовую деятельность как ремесленник, что и объясняет его прозвище, ставшее затем фамилией. Не исключено, что он уже в Любеке порвал с ремеслом и стал торговцем, но, вероятно, именно эта ремесленная деятельность, предполагающая наличие определенного капитала и связей с крупной транзитной торговлей, сделала возможным проникновение И. Патерностермахера в купеческий высший слой в середине XIV в. Современная историческая литература считает его и его сына крупными купцами⁶²⁾. Экономические успехи позволили И. Патерностермакеру достигнуть высокого социального престижа. Он часто выступал опекуном, поручителем, душеприказчиком очень богатых купцов⁶³⁾. Однако он не был избран в совет⁶⁴⁾.

Хинрик Патерностермакер предположительно родился в 1337 г. Впервые он упоминается в городской книге в 1355 г., когда от имени своего отца Иоганна хотел внести долг. По любекским правовым нормам ему должно было быть в то время по меньшей мере 18 лет — возраст совершеннолетия. В 1365 г. он впервые выступает как полностью самостоятельное и дееспособное лицо: покупает себе дом и земельный участок на Менгштрассе, 7 и становится торговым партнером отца. После смерти И. Патерностермакера (1367 г.) он продолжает торговые дела отца и приобретает ряд земельных участков, домов, рент, хмельников. К моменту своей смерти он владел половиной дома на Браунштрассе, 30, домами и земельными участками на Менгштрассе, 7, Унтертраве, 49, Марлесгрубе, 61, Мюленштрассе, 83 и т.д. — всего имел приблизительно около 10 участков⁶⁵⁾. Его экономическая активность была ниже, чем у отца. А. Брандт объясняет это хозяйственной неспособностью Хинрика Патерностермакера, которая помешала ему, как представителю ведущего купеческого слоя, сыну богатого и уважаемого отца, проникнуть в совет. Но, будучи честолюбивым, он, по мысли А. Брандта, стал на такой же путь, как полтора столетия спустя его товарищ по положению и судьбе Юрген Вулленвевер: вступил в союз с обиженными в правовом отношении слоями низшего бюргерства⁶⁶⁾.

Нам кажется, что причины экономических неуспехов X. Патерностермакера надо искать в другом — в неблагоприятной политической обстановке, в которой он начинал свою деятельность: война ганзейских {141} городов с Данией, которая потребовала много сил от налогоплательщиков ганзейских городов — купцов и ремесленников. Ведь не случайно, что ему досталось от отца наследство не в блестящем состоянии⁶⁷⁾, всего 150 любекских марок. И это после 20 лет крупной купеческой деятельности Иоганна Патерностермакера! К тому же X. Патерностермакер содержал пятерых несовершеннолетних детей своей сестры, умерший муж которой был торговым партнером Патерностермакеров. (Постоянно ухудшавшееся положение заставило X. Патерностермакера в 1382 г. продать часть земельной собственности⁶⁸⁾.)

О других заговорщиках, руководимых Хинриком Патеностермакером, в хрониках очень мало сведений. Но при казни и заключении в тюрьму "изменников" проводилась конфискация имущества. Отчет о результатах этой конфискации и о расходах на весь процесс составил содержание важнейшего источника — "Liber de traditoribus et eorundem Bonus", т.е. "Список изменников и их имущество". Эта рукопись, попавшая в начале XIX в. из частной коллекции любекца И. Шнобеля в городскую библиотеку Любека, была утеряна в годы второй мировой войны и дошла до нас благодаря ее публикации немецким историком Э. Дееке⁶⁹⁾. А.фон Брандт уточнил и значительно дополнил сведения документа, данного Э. Дееке⁷⁰⁾. Теперь мы располагаем сведениями о 47 обвиняемых (44 указаны в "Списке", два названы в городской книге плюс данные о X. Патерностермакере), их профессиональном составе, имущественном положении, персональных, деловых и соседских связях, о судьбе после 1384 г. Все они были казнены, оштрафованы или изгнаны. Т.е. этот источник определяет круг активных участников.

Из 47 заговорщиков трое были купцами: руководитель заговора X. Патерностермакер, связанный с ним деловыми связями Иоганн Балке, экспортер соли на п-ов Сконе, и, очевидно, Иоганн Лепель (хотя профессия его не указана, но судя по тому, что он вместе с купцом выступает как душеприказчик и владеет двумя земельными участками, его можно отнести к купеческому слою). 27 человек были мясниками. Они в основном проживали на улице с соответствующим названием Фляйшштрассе и были соседями. 17 человек из них являлись земле- и домовладельцами. Если учесть, что из 7 человек, данные о профессии которых отсутствуют, 2-3 можно причислить, хотя бы по месту жительства, к мясникам, то фактически треть цеха мясников приняла активное участие в заговоре. Остальные 11 заговорщиков были {142} ремесленниками: двое пекарей, двое скорняков, двое канатчиков и по одному льноткачу, обработчику янтаря, бочару, портному, сапожнику.

Но, кроме трех названных купцов, торговой деятельностью занимались и некоторые из ремесленников. Мясник Хенпекс ван дер Молен упоминается в документах как время от времени торгующий со Стокгольмом; он был непосредственно связан с Иоганном Патерностермакером, который в 1361 г. выступал опекуном его сестры⁷¹⁾.

Обработчик янтаря Герман Зарове в 60-е годы XIV в. экспортировал шерсть и янтарь из Риги в Любек⁷²⁾, а мясник Детмар Виттенборх владел лавкой в Сконе⁷³⁾. Вероятно, и другие ремесленники из числа заговорщиков прирабатывали торговлей сельдью — продуктом, стоящем на одном из первых мест в списке торговли любекских купцов⁷⁴⁾, прежде всего скандинавской. Исходя из этого, можно понять хрониста Дегмара, когда, описывая расправу над заговорщиками, он говорит, что суду были преданы по возвращении и те, которые находились во время восстания в Сконе⁷⁵⁾. Об участии любекских ремесленников — бочаров, шорников, изготовителей посуды — в поездках на Сконе упоминают также цеховые уставы и другие документы⁷⁶⁾.

Данные факты имеют значение для оценки социального состава мятежа 1384 г. Хотя указанных ремесленников нельзя считать торговцами, но их дополнительные к ремеслу занятия торговлей были той базой, на которой могла возникнуть общность интересов купцов и ремесленников, связи между ними. На этом фоне появление купца X. Патерностермакера как руководителя заговора уже не кажется таким удивительным.

Особо следует сказать о шести других руководителях заговора (двое были пекарями, двое — скорняками, двое — мясниками). Хинрик Калефельд и Герман ван Минден — пекари. Оба находились в тесных деловых отношениях друг с другом, часто выступали вместе как кредиторы, должники, поручители. Г. ван Минден упоминается в 1376 г. как душеприказчик пекаря Германа ван Вердена. Это был до определенного момента очень зажиточный бюргер. Он, как и другие пекари, держал много свиней, при конфискации они были проданы за 54 марки, а домашняя утварь — за 36 марок. Служанка его получала 12 шил., два подмастерья — по 24 шил. 9 записей в долговой книге города с 1375 по {143} 1384 г. свидетельствуют об ухудшении имущественного положения Г. ван Миндена. Две последние долговые записи сопровождались закладом двух его земельных участков.

То же самое можно сказать и о X. Калефельде. Его землевладение по Зандштрассе, 26 было обременено рентой в 13 марок. Это значит, что, нуждаясь в деньгах, он занял известную сумму под залог недвижимости, отдавая ежегодно известный процент в счет этого долга, т.е. заимодавец приобрел не землю, а гарантированный доход с нее — в данном случае 13 марок в год.

Арнольд Зиннеге и Иоганн Цёст — скорняки. К моменту восстания они тоже испытывали материальные затруднения, А. Зиннеге в 1384 г., согласно долговой книге, был должен свыше 100 марок (это очень большая сумма!), причем в залог под долг он отдал свой дом на Брайтенштрассе. Наследство И. Цёста в 45 марок также было обременено долгами: кредиторы требовали 132 марки. Свой земельный участок он продал в 1379 г.

Николаус ван дер Виш и Годеке Виттенборх — мясники, старейшие цеховые мастера, с обширными деловыми отношениями, с многочисленными связями внутри круга мятежников, что ставило их в центр заговора. Оба — уважаемые люди, часто выступали как поручители, душеприказчики, кредиторы, особенно ван дер Виш. Но в 70–80-е годы он часто фигурирует как должник. В 1382 г. он за долг в 30 марок отдает в залог лесной материал. В 1383 г. он взял в долг 55 марок, в 1384 г. — 82,5 марки. Эти долги не были погашены. Его земельный участок после его казни был отдан кредитору из-за невыплаченной ренты в 8 марок.

Обращает на себя внимание то, что практически все руководители заговора, за исключением мясника Годеке Виттенборха⁷⁷⁾, были в стесненных материальных обстоятельствах в годы, предшествующие мятежам 1380 и 1384 гг.: долги, задолженное землевладение, продажа домов.

В неблагоприятном имущественном положении находились и другие заговорщики. Например, мясник X. Зифрид дважды закладывал свой дом — в 1377 г. за 20 марок, в 1380 г. — за 30 марок, землевладение его обременено рентой в 8 марок. Два брата Хейде (мясники) имели большой долг в 124 марки, один из них снимал жилье в аренду. Два мясника М. Понсторп и Л. Розенлепер имели большие долги и жили в совместно арендованном помещении; 34 из 47 заговорщиков владели землей; но только 14 из них к 1384 г. остались, так сказать, полными землевладельцами, у 20 земля была или заложена, или продана.

Ухудшение экономической ситуации в 70-х — начале 80-х годов. XIV в. для средних слоев любекского населения (непатрициаиского {144} купечества, ремесленников) было другой важной причиной социального недовольства.

О событиях 1384 г. нам повествуют хроники Детмара⁷⁸⁾ и Реймара Кока⁷⁹⁾.

В день св. Ламберта (17 сентября) между 9 и 10 часами утра, во время заседания совета 40 вооруженных человек (т.е. группа активных заговорщиков) должны были собраться в трактире у Старого перевоза, оттуда отправиться к ратуше и перебить там заседавший совет. После этого намеревались поджечь дом заговорщиков на Клингенберге, чтобы туда сбежался народ. В это время за стенами города должна была собраться другая группа заговорщиков, руководимая голштинскими рыцарями братьями Готшальком и Детлефом Годенлопами.

Но плану заговорщиков не суждено было осуществиться. За день до назначенного срока (16 сентября) совет был предупрежден о заговоре весьма оригинальным способом. В хронике Реймара Кока об этом рассказывается так: один из голштинских рыцарей прискакал в Любек, остановился у дома бургомистра Иоганнна Персеваля и спросил, где бургомистр. Ему ответили, что бургомистр в совете. Узнав, что дома находится старший сын бургомистра, рыцарь вызвал его и попросил у него напиться; тот вынес ему кружку с пивом. Когда рыцарь пил, то "рассказал кружке", которую держал в руках, о заговоре ("кружке говорю я, а не живому человеку")⁸⁰⁾. С легендой об этом обстоятельстве связан рельеф на доме по Кёнигштрассе, 9, где изображен рыцарь с винной кружкой в руке⁸¹⁾. Что измена шла извне, из круга знатных союзников заговорщиков, говорит и Детмар⁸²⁾.

Когда члены совета узнали о готовящемся, то они обратились к купцам и сообща с ними вооружились. Прежде всего был арестован Хинрик Патерностермакер, потом Галефельд и Герман ван Миндены, Николаус ван дер Виш; другие руководители заговора бежали. Хинрик Патерностермакер покончил жизнь самоубийством. Но его труп доставили на суд и подвергли четвертованию на колесе. Галефельд ван Минден полностью рассказал в суде о замысле заговорщиков. Он и его брат также были колесованы. После этого началось судебное преследование всех остальных участников заговора, даже тех, кто в момент событий был за пределами города (в Сконе). Судебное разбирательство сопровождалось конфискацией имущества как арестованных и казненных, так и бежавших заговорщиков. Движимое имущество продавалось с {145} торгов, на публичном аукционе. Недвижимое также распродавалось. Из конфискованного имущества выплачивались долги кредиторам, ренты, аренды, а также оплачивались все расходы по содержанию и казни заключенных. Так, за надзор за конфискованным имуществом заплатили 10 марок, за бумагу — 2 м. 9 шил., за колеса — 1 м. 8 шил., за довольствие — 21 м.; расходы аукциона составили 30 м. 8 шил. Чистый доход от конфискации составил 3654 марки. Liber de Traditoribus сообщает о судьбе 46 "изменников"⁸³⁾. 17 было обезглавлено и колесовано, 22 бежали, о 7 человеках неизвестно⁸⁴⁾. Жены и дети казненных были изгнаны из города⁸⁵⁾. Но участников заговора, очевидно, было больше, в некоторых источниках называется 400 заключенных⁸⁶⁾.

Судебное разбирательство окончилось 21 февраля 1385 г. Все любекские цехи должны были принести новую клятву верности совету, а цех мясников был запрещен⁸⁷⁾. Но 2 апреля 1385 г. мясники получили новый цеховой устав⁸⁸⁾, который закрепил победу патрицианского совета над одним из самых крупных и социально опасным цехом. Прежде всего обращает на себя внимание размер устава: это один из самых больших уставов любекских цехов, условно в нем можно выделить 33 пункта. Данное обстоятельство говорит о тщательной регламентации деятельности цеха мясников. Во вступительном положении устава сказано, что мясники свой цех получили только по милости совета, который сократил число членов цеха со 100 до 50. Цех не мог сам избирать своих старшин и мастеров, они должны были назначаться советом. Вопрос об освободившихся местах на рынке решался также советом, причем в три раза увеличилась плата за каждое место: до сих пор она составляла 1 марку и 6 пфенигов, а теперь — 3 марки и 1 шиллинг. Этими пунктами нарушалось соглашение 1380 г. между советом и мясниками. Горожане получили право преимущественной покупки перед мясниками на свином рынке и рынке крупного рогатого скота, что подрывало основы экономического процветания мясников.

Мясникам запрещалось проводить пирушки и собрания (ghestcrie noch samelinghe) без особого разрешения совета. Не могли быть одновременно мастерами в цехе братья, а также отец и сын. Устав предписывал мясникам из доходов от пользования бойней, принадлежавшей двум цехам (мясникам и забойщикам скота), уплачивать налог совету и содержать алтарь в Мариенкирхе. Совет вмешивался даже во внутрицеховые отношения мясников. Именно совет, а не цех наказывал {146} каждого, кто нарушит правила продажи финнозного⁸⁹⁾ мяса (штаф совету в 3 марки серебром и исключение из цеха на год). Тот, кто торговал больным скотом (ungheve quik), должен был уплатить опять-таки совету штраф в 10 марок серебром. Устав регулировал отношения между мастерами и подмастерьями цеха, а также между родственными цехами мясников и забойщиков (kuter).

Таким образом, вся деятельность мясников была лишена самостоятельности и осуществлялась под строгим надзором совета, от которого зависело решение всех принципиально важных вопросов — количество мастеров и членство в цехе, выбор олдерменов, плата за места на рынке и т.д. Этим уставом была подорвана мощь цеха мясников, уже в последующих внутригородских столкновениях они не играли значительной роли⁹⁰⁾.

Новые положения устава, наверное, настолько идеально отражали интересы совета по отношению к мясникам, что, по сути дела, оказались "вечными": они просуществовали в Любеке до 1886 г.⁹¹⁾, почти 500 лет. Но пострадали не только мясники. Косвенным свидетельством участия купцов в заговоре является тот факт, что в 1386 г. купцы, торгующие с Бергеном и Сконе, продали свои дома, где проводились собрания. Произошло это, очевидно, не добровольно, а под давлением совета, так как уже в следующем году они опять владели своими шуттингами⁹²⁾.

События 80-х годов XIV в. в Любеке явились частью бюргерской борьбы в городах Северной Германии, положили начало выступлению внутригородской оппозиции, которое было продолжено в 1408—1411 гг. Но в истории самого города конфликты XIV в. занимают особое место в силу специфики формирования и социального развития Любека. Город, основанный на славянских землях как колонизационный центр, а с 1226 г. — вольный имперский город (по "Большой привилегии Фридриха II"), не знал сеньориального гнета, а следовательно, и коммунального движения. Городскую хартию, т.е. то, за что другие города боролись, он получил в XII в. от крупнейшего немецкого феодала, известного завоевателя земель заэльбских славян герцога Генриха Льва Саксонского. Выступления любечан против патрициата в XIV в. и стали первым этапом борьбы, в ходе которой впервые в истории главного ганзейского города четко проявились противоречия между группами городского населения. Исследовательница Б. Бертольд считает, что внутригородская борьба бюргерской оппозиции в XIV—XV вв. является доказательством того, что высший слой Любека достиг политического {147} единовластия, исключительного господства — критерий для патрицианского осуществления власти⁹³⁾. Борьба средних слоев за право участвовать в городском управлении была определяющей для внутригородских столкновений. Но следует подчеркнуть, что эта борьба не носила революционного характера, как считали историки ФРГ, оценивая так, например, восстание в Брауншвейге 1374—1386 гг.⁹⁴⁾, так как средние слои требовали контроля над городским управлением и собственного участия в нем, но отнюдь не принципиального изменения отношений собственности и социальной структуры. С другой стороны, эти историки обозначают городские восстания XIV в. как "цеховые", как "ремесленные мятежи"⁹⁵⁾, игнорируя участие купечества не только в самих событиях, но и в руководстве ими. В столкновениях в немецких городах речь идет не о борьбе цехов против патрициата, а о бюргерской оппозиции, которая наряду с цеховыми ремесленниками охватывала купцов, мелких бюргеров, городскую бедноту⁹⁶⁾.

Подводя итог анализу бюргерского выступления в Любеке в XIV в., необходимо отметить, что принадлежность города к ганзейскому союзу обусловила некоторые отличия бюргерской борьбы в нем от выступлений горожан внутриконтинентальных городов в эпоху развитого феодализма. Речь идет о негативной роли Ганзы. Внтуригородские столкновения 1365 г. в Бремене и 1374—1380 гг. в Брауншвейге стали предметом обсуждения ганзейских съездов, на которых было принято решение каждого бюргера города, члена Ганзы, который выступает против своего совета и ганзейских решений, лишить имущества и ганзейских привилегий и прав⁹⁷⁾.

"Так был образован единый фронт против упрямого члена Ганзы. Это был в своем роде пакт, основанный на купеческой солидарности, который обращался против каждого изменения внутреннего "Status quo"⁹⁸⁾.

События, произошедшие в Любеке в 80-е годы XIV в., получили особую актуальность: это был главный город Ганзы, и его пример мог оказать влияние на другие города союза. Бежавшие из Любека заговорщики должны были преследоваться и в других ганзейских городах. 25 марта 1385 г. Любек и Гамбург обновили договор 1241 г. о совместной {148} борьбе с арестованными и высланными в каком-либо из городов⁹⁹⁾. А в июне 1385 г. собрался ганзейский съезд в Штральзунде, на котором Любек обратился к другим городам с требованием преследовать бежавших и высланных из Любека лиц¹⁰⁰⁾. Сам же Любекский совет энергично выступал против оппозиционного движения в соседних городах. Когда в 1386 г. бюргерство маленького города Анклама свергло свой совет, Любек потребовал от крупного ганзейского города Штральзунда, наиболее близко расположенного к "мятежнику", восстановить всеми средствами старые отношения в Анкламе, и фактически восстание в нем было подавлено извне¹⁰¹⁾.

Так было положено начало процессу превращения Ганзы в "инструмент" борьбы патрициата с оппозиционным движением городских слоев¹⁰²⁾. Соответствующими общими акциями она поддерживала господство и могущество высшего слоя городского бюргерства — патрициата.

¹⁾ Deecke Е. Hochverräter zu Lübeck im Jahre 1384. Lübeck. 1858.

²⁾ Erbstösscr M. Der Knochenhaueraufsund in Lübeck 1384 // Vom Mittelalter zur Neuzeit. B., 1956. S. 126-132.

³⁾ Ibid.

^{4) 4}Brandt A. von. Die Lübecker Knochenhaueraufstände von 1380—84 und ihre Voraussetzungen // Zeitschrift des Vereins für Lübeckische Geschichte und Alferfumskunde 1959. Bd. 39. S. 123-202.(Далее — ZVLGА).

⁵⁾ Regesten der Lübecker Büegertestamenle des Mittelalters / Hrsg. A.V. Brandt. Lübeck. 1964—1973. Bd. 1: 1278—1350; Bd. 2: 1351—1363 (Далее — Regesten).

⁶⁾ Urkungenbuch der Stadt Lübeck. Lübeck, 1843. Abt. 1. Th. 4. N 222. (Далее — LUB).

⁷⁾ Brandt A. von. Lübeck und Lübecker vor 600 Jahren. Studien zur politischen und Sozialgeschichte // ZVLGA. 1978. Bd. 58. S 12.

⁸⁾ Die Goldene Bulle. Weimar, 1978. S. 63-64.

⁹⁾ Вerker J.R. Umständliche Geschichte der … Stadt Lübeck, Lübeck, 1782, Bd. 1 S. 286-289.

¹⁰⁾ Число его жителей к концу XIV в. превышало 20 тыс. в Штральзунде, Ростоке насчитывалось по 13 тыс. жителей, Висмаре — 8 тыс., в Грейфсвальде — 7 тыс. (Fritze К. Soziale Aspekte der Zuwanderung zu den Hansestädten an der südwestlichen Ostseeküste bis zum 16. Jh. // Jahrbuch für Geschichte des Feudalismus. 1978. Bd. 2. S. 182-183. (Далее — JBGF).

¹¹⁾ Haseakten aus England. 1275 bis 1412 / Beard, von. K. Kunze, Halle, 1891. S. 3.

¹²⁾ Ibid. Tabl. 368. S. 333.

¹³⁾ Die Hansischen Pfundzollisten des Jahres 1368 (18. März 1368 bis 10. März 1369) / Hrsg. G. Lechner. Lübeck, 1935. S. 48 f.

¹⁴⁾ Lesnikow M.P. Die Handelsbücher des hansischen Kaufmannes Veckinhussen. B., 1973.

¹⁵⁾ Die alteren Lübeckischen Zunftrollen / Hrsg. Ch. Wehrmann. Lübeck, 1864.

¹⁶⁾ Brandt A. von. Knochenhaueraufstände … S. 131-134.

¹⁷⁾ Brandt A. von. Lübeck und die Lübecker. S. 15-16.

¹⁸⁾ Peters E. Das grosse Sterben des Jahres 1350 in Lübeck und seine Auswirkunhen auf die wirtschaftliche und soziale Struktur des Stadt // ZVLGA. 1939. Bd. 30. S. 87-91.

¹⁹⁾ Восполнение патрициата через браки с богатейшими купцами было необходимо, так как роды убывали вследствие болезней, смерти, дегенерации.

²⁰⁾ Wernicke Н. Die regionalen Bündnisse der hansischen Mitglieder und deren Stellung in der Städtehanse von 1280 bis 1418. // JBGF. 1982. Bd. 6. S. 265.

²¹⁾ Peters E. Op. sit. S. 93-100.

^*) Так. OCR.

²²⁾ Brandt A. von. Die gesellschaftliche Struktur des Spatmittelalterlichen Lübeck // Untersuchungen zur gesellschaftlichen Struktur der mittelalterlichen Städte in Europa. Konstanz; Stuttgart, 1966. S. 234.

²³⁾ Brehmer W. Die Lübecker Bürgermeister Jakob Pleskow.

²⁴⁾ Peters Е. Op. cit. S. 112-124.

²⁵⁾ Regesten der Lübecker Bürgerteslamente des Mittelalters Hrsg. A. von. Brandt. Lübeck. 1964. Bd. 1: 1278—1350.

²⁶⁾ Ibid. № 249.

²⁷⁾ Ibid. № 259.

²⁸⁾ Ibid. № 335, 401.

²⁹⁾ Ibid. № 269.

³⁰⁾ Urkundenbuch der Stadt Lübeck. Th. 4. № 267, 295, 301, 367, 369, 392, 399.

³¹⁾ Bruns F. Der Lübecker Rat // ZVLGA. 1951. Bd 32. S. 6.

³²⁾ Peters Е. Op. cit. S. 126-139.

³³⁾ Regesien. Bd. I. № 262.

³⁴⁾ Brandt A. von. Die Lübecker Knochenhaueraufstände… S. 151.

³⁵⁾ Ibid. S. 140-141.

³⁶⁾ Brandt А. von. Die Lübecker Knochenhaueraufstande… S. 134-135.

³⁷⁾ LUB. I. Th. 1, № 4.

³⁸⁾ Vogel K. Herrschaft und Autonomie. Die Biziehungen zwischen Rat und Handwerksämter im spätmittelalterlichen Lübeck // ZVLGA. 1986. Bd. 66. S. 60.

³⁹⁾ SchildhauerJ., Fritze К, Stark W. Die Hanse. 3., 1982. S. 136, 138.

⁴⁰⁾ Die Lübeckischen Zunftrollen. S 261-262.

⁴¹⁾ LUB. II. S. 1046.

⁴²⁾ Ibid.

⁴³⁾ Die Lübcckischen Chroniken in niederdeutschen Sprache / Hrsg. F. Grautoff. Hamburg, 1829. Bd. I S. 314.

⁴⁴⁾ Brandt A. von. Die gesellschaftliche Struktur. S. 222.

⁴⁵⁾ Brandt A von. Lübeck und Lübecker. S. 15.

⁴⁶⁾ Regesten. Bd. I. № 421.

⁴⁷⁾ Regesten der Lübecker Bürgertestamente des Mittelalters / Hrsg. A. von Brandt. Lübeck, 1973. Bd. 2. № 817.

⁴⁸⁾ Regesten der Lübecker Bürgertesumente des Mittelalters. Bd. 1. № 198, 220, 230, 214, 206, 247, 204, 224, 216, 240.

⁴⁹⁾ У Детмара назван 1376 г., но правильнее называть 1374 г., так как письмо цехов к совету с просьбой об отмене новых поборов датируется 30 декабря 1374 г. (LUB. IV. S. 357).

⁵⁰⁾ Die Lübecldschen Chroniken. S. 299.

⁵¹⁾ Decker J.R. Umständliche Geschichte. S. 288.

⁵²⁾ LUB. IV. S. 357.

⁵³⁾ Die Lubeckeschen Chroniken, S. 314.

⁵⁴⁾ Ibid.

⁵⁵⁾ Ibid. S. 315.

⁵⁶⁾ По мнению А. Брандта, источник носит официозный характер, и хронист был заинтересован в том, чтобы изобразить как можно большую опасность, угрожающую совету и купечеству (Die Knochenhaueraufstände… S. 161). Маловероятно, замечает он далее, что в небольшом средневековом городе сотни могли собираться незамеченными.

⁵⁷⁾ Die Lübeckischen Chroniken. S. 315.

⁵⁸⁾ Ibid. S. 316.

⁵⁹⁾ LUB. IV. S. 404.

⁶⁰⁾ Die Lübeckischen Chroniken. S. 316-317.

⁶¹⁾ Deecke E. Die Hochverräter zu Laibeck. S. 4-5. Патерностермахер — изготовитель "Отче наш", т.е. тот, кто делает четки.

⁶²⁾ Peters Е. Op. cit. S. 135; Erbstösser M. Der Knochenhaueraufsland. S. 130; Brandt A. von. Dit Lübecker Knochenhaueraufslände. S. 150; Schildhauer J., Frctze K., Stark W. Dit Hanse. S. 139.

⁶³⁾ Regesien der Lübecker Bürgertestamente. Lübeck, 1973. Bd. 2. № 478, 770, 778, 817, 919.

⁶⁴⁾ А. Брандт считает это случайностью, а не проявлением тенденции к замкнутости патрицианского слоя (Brandt А. von Die Lübecker Knochenhaueraufslände. S. 154).

⁶⁵⁾ Deecke E. Die Hochverräter zu Lübeck. S. 29-30; Brandt A. von. Die Lübecker Knochenhauereufstände. S. 158-159.

⁶⁶⁾ Brandt A. von. Del Lübecker Knochenhaueraufslände. S. 160.

⁶⁷⁾ По завещанию Иоганна Патерностермакера (16 мая 1361 г.) из наследства должны были быть выплачены его долги и 150 марок дочери и ее пятерым детям. Все остальное движимое и недвижимое имущество Хинрик Патерностермакер наследовал в равных долях с матерью (Regesten. Bd. 2. № 883).

⁶⁸⁾ Brandt A von. Die Lübecker Knochenhaueraufslande. S. 158.

⁶⁹⁾ Deecke E. Die Hochverräter zu Lübeck. S. 29-35.

⁷⁰⁾ Brandt A. von. Die Lübecker. Knochenhaueraufslande. S. 167-177.

⁷¹⁾ Deecke Е. Die Hochverrafär zu Lübeck. S. 31.

⁷²⁾ Ibid. S. 32.

⁷³⁾ Южная оконечность Скандинавского полуострова была североевропейским центром ловли сельди, скупка и продажа которой находились в руках ганзейских купцов (Сванидзе А. А. Средневековый город и рынок в Швеции XIII—XV вв. М., 1980. С. 229—230).

⁷⁴⁾ Lübeckische Pfundzollbücher / Hrsg. F. Bruns // HGBLL. Jg. 1907. H. 2. S. 457-499.

⁷⁵⁾ Die Lübeckischen Chroniken. S. 326.

⁷⁶⁾ Die Lübeckischen Zunftrollen. S. 205, 323, 375, 387; Das Buch des Lübeckischen Vogts auf Schonen / Hrsg. D. Schärfer. 2. Aufl. Lübeck, 1927. X. LXIII.

⁷⁷⁾ Он не имел долгов, после конфискации за его лошадь, одежду, украшения, домашнюю утварь было дано 59 марок, а земельный участок был продан за 60 марок (Deecke Е. Die Hochverräfer zu Lübeck. S. 31).

⁷⁸⁾ Die Lübeckischen Chroniken. S. 325-329.

⁷⁹⁾ Auszuge aus der Chronik des Reimar Kock. Vom Jahre 1227 bis 1400 // Die Lübeckischen Chroniken in niederdeutschen Sprache / Hrsg. F. Grautoff. Hamburg, 1829. Bd. 1 S. 486-491.

⁸⁰⁾ Die Lübeckien Chroniken. S. 488-489.

⁸¹⁾ Deecke E. Lübeckische Geschichten und Sagen. Lübeck, 1890. S. 82; Brandt A. von. Die Knochenhaueraufstände. S. 191.

⁸²⁾ Die Lübeckischen Chroniken. S. 326.

⁸³⁾ Deecke Е Die Hochverräter zu Lübeck. S. 29-35.

⁸⁴⁾ А. ф. Брандт уточняет сведения Дееке: казнены 18, 27 бежали и неизвестна судьба человека (Die Lübecker Knochenhaueraufstände. S. 167-177).

⁸⁵⁾ Die Lübeckischen Chroniken. S. 327, 491.

⁸⁶⁾ Erbstösser M. Der Knochenhaueraufstand. S. 129.

⁸⁷⁾ Die Lübeckischen Chroniken. S. 327.

⁸⁸⁾ Die älteren Lübeckischen Zunftrollen. № 27. S. 259-266.

⁸⁹⁾ Это мясо, зараженное личинками солитера.

⁹⁰⁾ См.: Никулина Т.С. Любекское восстание 1408—1416 годов // ВИ. 1982. № 5. С. 101-107.

⁹¹⁾ Die älteren Lübeckischen Zunftrollen. S. 64.

⁹²⁾ Erbstösser M. Der Knochenhaueraufstand. S. 130.

⁹³⁾ Berthold В. Charakter und Entwicklung des Patriziats in mittelalterlichen deutschen Städten // IbGF. 1982. Bd. 6. S. 226.

⁹⁴⁾ Spiess W. Zentralverwaltung der Stadt Braunschweig in hansischen Zeit (bis 1671) // Forschunge zur Braunschweigischen Geschichte / Hrsg, von F. Timme. Braunschweig, 1954. S. 105.

⁹⁵⁾ Brandt A. von. Det Lübecker Knochenhaeraufstände. S. 179, 195.

⁹⁶⁾ Czok K. Zum Braunschweiger Aufstand 1374—1386 // Hansische Studien. B., 1961. S. 41-42; Gutz E. Zu den Stralsunder Bürgerkämpfen am Ende des 14. Jh. // Ibid. S. 92, 102.

⁹⁷⁾ Hanserezesse. I Abt. (1256—1430). Bd. 2. № 84. (Далее — HR).

⁹⁸⁾ Wernicke H. Die Städtehanse 1280—1418. Genesis — Strukturen — Funktionen, Weimar, 1983. S. 178.

⁹⁹⁾ HR. II. Bd 1. № 302, 303.

¹⁰⁰⁾ HR. II. Bd. 1. № 306.

¹⁰¹⁾ Schildhauer J., Fritze К., Stark W. Det Hanse. S. 140.

¹⁰²⁾ Schildhauer J. Charakter und Funktion der Städtebünde in der Feudalgesellschaft — vornehmlich auf dem Gebiet des Reiches // Hansische Studien III. Weimar, 1975. S. 167.