Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Средние века, выпуск 55. 1992.
[149] — начало страницы.
OCR Bewerr

[149]

Н.Г. Подаляк.
Социально-политическая борьба в городах Вендской Ганзы в XV в.

Победа над Данией и заключение 24 мая 1370 г. Штральзундского мира занимают исключительное место в истории Ганзы. В течение первых десятилетий после этого события наблюдались небывалый расцвет ганзейской торговли и стремительный рост торговых прибылей. Данные ревельских таможенных книг позволяют заключить, что с 1369 по 1378 г. доходы ростокских купцов в среднем увеличились примерно на 1/3, любекских — на 2/3, а штральзундских — даже в 2 раза.¹⁾

На таких позициях Ганзе удалось удержаться сравнительно недолго. К началу XV в. стадия расцвета была пройдена и обозначились первые признаки кризиса, а со второй половины XV в. уже достаточно ясно обнаружилась тенденция к упадку ганзейской торговли.

Кризис Ганзы в полной мере проявился во внутриполитической жизни вендских городов — Любека, Ростока, Висмара и др. Еще в 1283 г. они создали собственное отделение союза, а к XV в. превратились в ядро Ганзы и играли в ней определяющую роль.²⁾ Изменение экономической ситуации, безусловно, имело для них болезненные последствия, и в частности привело к обострению внутригородских противоречий, к росту борьбы основной массы населения за демократизацию городского управления.

Проблема социально-политических движений, развернувшихся в городах вендской Ганзы в XV в., сложна и неоднозначна. Несмотря на то что она привлекала внимание историков, ряд важных вопросов до сих пор остается нерешенным. Историки прошлого века, которым принадлежит большая заслуга в разыскании и введении в научный оборот источников, как правило, ограничивались пересказом хроник, чаще всего без должного учета тенденциозности их авторов.³⁾ Историки Германии, описывая отдельные сюжеты социально-политической борьбы XV в., главную причину внутригородских столкновений усматривали в страданиях горожан вследствие разорительных ганзейских войн и не связывали их с социально-экономическим развитием Ганзы.⁴⁾ [150]

Сравнительно хорошо изучено движение в главном городе Ганзы — Любеке, автор видит свою задачу в рассмотрении социально-политической борьбы в Ростоке и Висмаре.

В XV в. в Ростоке проживало около 12,5 тыс. человек, а в Висмаре — примерно 8-9 тыс.⁵⁾ Они управлялись патрицианскими магистратами и пользовались довольно широкой автономией, хотя формально подчинялись власти территориальных князей — герцогов Мекленбургских, которым удалось сохранить за собой право высшей юрисдикции и взимания поземельного налога.⁶⁾ Здесь выступления горожан достигли особого накала и приобрели общеганзейский резонанс.

Свидетельства хронистов,⁷⁾ протоколы ганзейских съездов,⁸⁾ ганзейские грамоты,⁹⁾ разного рода городские документы¹⁰⁾ содержат информацию о причинах, содержании и итогах движения.

В XV в. посредническая торговля играла определяющую роль в экономическом развитии Северной Германии и все еще давала ганзейскому купечеству достаточно высокие прибыли.¹¹⁾ Торговые пути связывали вендские города с Норвегией, Швецией, Данией, Фландрией, Англией, Россией и другими странами. Транзитом шли хлеб, рыба, смола, деготь, воск, меха и т.д. Вместе с тем возрос вывоз продукции местного происхождения, прежде всего пива, муки, солода, хмеля, ремесленных изделий.¹²⁾ [151]

Ганзейская торговля все более приобретала характер оптовой. Основной организационной формой ее ведения были купеческие объединения, созданные по принципу исчисления доли прибыли в зависимости от размера вложенного капитала.¹³⁾ Преобладала практика безналичного обмена товаров без непосредственного привлечения денег.¹⁴⁾ Возросли масштабы кредитных операций.¹⁵⁾

Между тем пора расцвета, когда благодаря своему экономическому могуществу Ганза могла диктовать условия целым государствам и держать в своих руках монополию торговли в северных странах, безвозвратно отходила в прошлое. Введение Данией в 1426 г. так называемой «зундской пошлины»,¹⁶⁾ ограничение ганзейских привилегий, предпринятое в 1446 г. энергичным бергенским интендантом Олафом Нильсоном;¹⁷⁾ рост внутриганзейских противоречий, связанных с борьбой за рынки,¹⁸⁾ — убедительные свидетельства потери Ганзой ее былых позиций.

В торговой политике Ганза по-прежнему опиралась на использование традиционной системы феодальных в своей основе ганзейских привилегий и оказалась не в состоянии приспособиться к новым условиям. Неблагоприятное воздействие на ее деятельность оказывало и отсутствие поддержки со стороны центральной власти, какой пользовалась, например, нарождавшаяся буржуазия Англии и Нидерландов. Все это не позволяло Ганзе успешно конкурировать с теми европейскими странами, где развивался капитализм и шло формирование национальных государств.¹⁹⁾

Хотя по сравнению с торговлей ремесло в городах вендской Ганзы играло второстепенную роль, оно тем не менее достигло к XV в. достаточно высокого уровня развития. В Ростоке существовало не менее 44, а в Висмаре — не менее 28 цехов, которые обеспечивали потребности преимущественно внутреннего рынка.²⁰⁾ С внешним была связана лишь 1/3 ремесленников: бочары, ящичники, якорщики и т.п. изготовляли продукцию, без которой ведение морской торговли оказывалось невозможным, а изделия горшечников, кувшинщиков, ткачей и [152] некоторых других специалистов составляли предметы ганзейского экспорта.²¹⁾ Цеховые уставы и другие документы XV в. свидетельствуют об углублявшемся разложении цехового строя, что нашло выражение в росте меж- и внутрицеховой дифференциации, ужесточении цеховой регламентации, в замыкании цеха и монополизации специальности, в возникновении союзов подмастерьев и межгородских союзов мастеров по борьбе с ними, в использовании новых полу-принудительных форм эксплуатации подмастерьев.²²⁾

Одновременно с начала XV в. как в Висмаре, так и в Ростоке наблюдалось зарождение капиталистических начал в производстве, причем прежде всего в отраслях, развивавшихся вне цеха, — в пивоварении и мельничном деле, продукция которых, как уже отмечалось, имела широкий рынок сбыта и занимала важное место в вендском экспорте.

В Висмаре пивоварение довольно рано было противопоставлено ремеслу. Указами 1427 и 1430 гг. запрещалось ремесленникам варить пиво, а пивоварам заниматься каким-либо ремеслом.²³⁾ Уже с конца XIV в. пивоварение стало привилегией зажиточной части бюргерства — владельцев пивоварен, располагавших капиталом не менее 200 любекских марок.²⁴⁾ Все это создавало условия для вторжения в сферу пивоварения купеческого капитала — «этой единственно свободной формы капитала, противостоящей цехам»,²⁵⁾ тем более что сам владелец пивоварни, от которого не требовалось специального свидетельства его профессиональной подготовленности, мог непосредственно в процессе производства не участвовать, а использовать наемный труд.²⁶⁾

На наш взгляд, именно применение новых форм организации производства позволило Висмару превратиться в признанный центр ганзейского пивоварения.²⁷⁾ Вместе с тем сохранение для пивоваров ряда ограничительных мер, касавшихся закупки сырья, процесса изготовления и объема продукции,²⁸⁾ позволяет говорить о появлении лишь зачаточных форм капитализма, а не о капитализме в чистом виде.

В Ростоке в 1417 г. 15 представителей купеческого патрициата, во владении которых находилось 13 мельниц, объединили их на паевых началах. Наем рабочей силы и практическое руководство делом [153] поручались вошедшему в долю шестнадцатому участнику союза мельнику Симону Мюллеру.²⁹⁾ Таким образом, перед нами пример вторжения купеческого капитала в производственную сферу без непосредственного участия его владельцев в самом базирующемся на наемном труде процессе производства, с единственной целью — получения прибыли. Мельничное объединение просуществовало недолго и было упразднено в ходе городских волнений 1427 г. по требованию массы мелких товаропроизводителей, которые выступали за сохранение цеховой системы и утверждали, что появление подобных объединений «протворечит обычаям ремесла».³⁰⁾

Таблица № 1.
Социальная динамика по данным ростокских налоговых реестров
(в процентах к объему налогоплательщиков)

Составлено по: Schildchauer J. Zur Sozialstruktur der Hansestadt Rostock von 1378 bis 1569 // Hansische Studien. 1961. S. 341-353.

Таким образом, элементы капитализма обнаружились в вендских городах довольно рано, но они не получили здесь широкого развития прежде всего потому, что купеческий капитал по-прежнему помещался преимущественно в транзитную торговлю, сохранявшую господствующие позиции в экономике вендской Ганзы. Это тормозило развитие производительнных сил и вело к консервации устаревших форм производства. Социальная структура городов вендской Ганзы типична для средневекового города вообще: она включала верхушечный слой патрициата, средний — бюргерства и низший — плебса. Под влиянием экономических перемен определенные сдвиги происходили и в сфере социальных отношений (отраженные в табл. 1).

Совершенно очевидно, что в XV в. распределение собственности носило в Ростоке неравномерный характер. Общая тенденция совершавшегося внутри города имущественного расслоения заключалась в концентрации богатств ограниченным кругом семейств и пауперизации значительной части ростокского населения за счет разложения средних слоев. Учитывая однотипность развития городов вендской Ганзы,³¹⁾ [154] можно утверждать, что аналогичная картина наблюдалась и в Висмаре.

Экономически и политически самой могущественной прослойкой городского населения был патрициат. Он начал формироваться из богатейших, связанных с внешней торговлей купцов и пивоваров еще в XIII в.,³²⁾ а окончательно сложился в XIV в., когда часть из них превратилась в получателей рент и городских землевладельцев.³³⁾ Поскольку согласно положениям любекского права, которое было принято в вендских городах, в магистраты не допускались ремесленники и министериалы,³⁴⁾ бразды городского самоуправления сосредоточились исключительно в руках патрициата.

Но знак равенства между патрициатом и магистратом ставить нельзя. Первый, как и всякий социальный слой, не был юридически замкнут. Наиболее веским аргументом для перехода на высшую ступень городской иерахии служили не столько знатность происхождения и обладание наследственной собственностью, сколько размер капитала. Установив посредством браков родственные связи с патрицианскими семьями, богатые купцы и пивовары сами могли стать патрициями. Между тем далеко не все патриции становились членами магистрата. Уже с XIV в. право заседать в нем узурпировал ограниченный круг богатейших семейств, находившихся в родстве и тесных деловых взаимоотношениях. Всесильная и бессменно правившая олигархия не только проводила отвечавшую ее собственным интересам экономическую и социальную политику, но и использовала пребывание у власти в целях личного обогащения.³⁵⁾

Большинство населения мекленбургских городов составляли средние слои — главным образом цеховые ремесленники и торговцы. Как видно из размеров налоговых ставок, они были далеко не однородной массой, подверженной к тому же прогрессирующей тенденции к «вымыванию». По данным ростокских налоговых реестров, именно обнищание средних слоев, численность которых с 63,1% в 1378 г. сократилась до 37,9% в 1473 г., дало стремительный рост неимущей прослойки: с 24,4 % до 48,2 соответственно. Однако если непатрицианское купечество формально могло избираться в магистрат, то ремесленники устранялись от участия в городском управлении. Из этого правового неравенства, обусловленного превалирующей ролью в ганзейских городах торговли, вытекало и различие целей, выдвигавшися купцами и ремесленниками: если для первых речь шла лишь о [155] реальном избрании в магистрат, но для других — о получении власти путем изменения городской конституции.

Низшую ступень социальной лестницы занимали плебеи — мелкие самостоятельные ремесленники и лавочники, подмастерья и ученики, носильщики и матросы, поденщики и слуги, а также масса нищих и бродяг. Их политические права были крайне незначительны. В XV в. цензом бюргерства владела лишь некоторая часть грузчиков и матросов. Остальные, так называемые жители, не принадлежали к городской общине. Правда, плебеям разрешалось принимать участие в городском собрании, однако этот обычай превратился в чистую формальность. К осуществлению действительно важных мероприятий — избранию магистрата, выработке внутренней и внешней политики, даче свидетельских показаний в суде и т.п. — плебеи не допускались независимо от того, владели они цензом бюргерства или нет.³⁶⁾

Конечно, разделение населения столь значительных ганзейских центров, как Росток и Висмар, на три обычные группы дает лишь общую характеристику их социальной структуры. Вместе с тем наши наблюдения позволяют сделать ряд выводов. Углубляющаяся имущественная дифференциация городского населения и пауперизация средних слоев, которые можно рассматривать как потенциальный источник резервной армии труда,— на одном полюсе, концентрация крупных состояний, которые могли превратиться в средство организации промышленности на новой, капиталистической основе, — на другом, свидетельствовали о начинавшемся процессе первоначального накопления капитала. Но его поступательный ход и зарождение ростков капитализма тормозились всей системой феодальных общественных отношений. В силу исторической специфики капиталистические элементы не получали в германских землях должного простора для развития и десятилетиями сохранялись в зачаточном состоянии. Причудливое переплетение уходящих в прошлое форм общественных отношений с явлениями, которым принадлежало будущее, вело к обострению классовой борьбы.

В классовых движениях XV в. складывались два типа оппозиции: бюргерская и плебейская. Бюргерская оппозиция «охватывала богатых горожан и горожан среднего достатка, а также большую или меньшую часть — в зависимости от местных условий — мелких бюргеров».³⁷⁾ Как правило, она носила умеренный характер и ограничивалась требованием об изменении городской конституции и допущении бюргерства к участию в городском управлении. Радикальные элементы «составляли среди полноправных горожан лишь небольшое меньшинство».³⁸⁾

В этой связи исключительное значение приобретала деятельность [156]  плебейской оппозиции. Хотя плебс долгое время «плелся в хвосте» бюргерской оппозиции и был способен на самостоятельные выступления только при условии крестьянских восстаний, именно его участие придавало особый размах и силу городским движениям средневековья.

Как и в других городах Германии, в ганзейских Ростоке и Висмаре оппозиционное движение развивалось по двум направлениям и выражалось в стихийных протестах городских низов против политики властей, а также в деятельности бюргерской партии. Особого размаха борьба горожан достигла в 20—30-е годы XV в., но этим событиям предшествовала довольно длительная предыстория.

В 1386 г., воспользовавшись наступившим после Штральзундского мира ослаблением Дании, голштинские графы присоединили Шлезвиг, который фактически был отторгнут ими еще в начале XIV в. и теперь лишь номинально оставался леном Датского королевства.

В 1389 г. усилиями датской королевы Маргариты на норвежский престол был возведен ее внучатый племянник Эрик Померанский, избранный в 1396 г. королем Дании, а затем Швеции. В 1397 г. состоялась торжественная коронация Эрика как общескандинавского государя и заключение Кальмарской унии.³⁹⁾ Усиление королевской власти сопровождалось стремлением Эрика (самостоятельное правление с 1412 г.) добиться датского преобладания на Балтике и расширения своих владений, прежде всего за счет возвращения под влияние датской короны Шлезвига. Начались длительные и в итоге безрезультатные войны с Голштинией (1412—1432 гг.).

Король надеялся на поддержку ганзейских городов, усматривая в ней компенсацию за ту помощь, которую он оказал им по реставрации патрицианских магистратов, свергнутых в начале XV в.⁴⁰⁾ Не желая обострять отношения с северным соседом, города повели тонкую дипломатическую игру. 15 июня 1423 г., когда на полях сражений наблюдалось затишье и появилась реальная надежда на прекращение войны, между Данией и вендской Ганзой был заключен союз «на вечные времена» и подписан договор о взаимопомощи в случае военного конфликта.⁴¹⁾ Уже летом 1426 г., когда бои разгорелись с новой силой, Эрик обратился к городам с просьбой о военной помощи. Ганзейцы ответили отказом и аргументировали его тем, что король нарушил перемирие, заключенное с Голштинией в сентябре 1425 г.⁴²⁾ Конечно, это был лишь повод, причины отказа крылись гораздо глубже. Вендские города отнюдь не привлекала перспектива установления в непосредственной близости от них датского владычества, в чем ганзейцы не без основания усматривали угрозу собственным интересам. [157]

Таким образом, на практике союз не состоялся, и обманутый в своих надеждах король встал на путь откровенно антиганзейской политики. Скандинавская торговля начала открыто ориентироваться на Англию и Нидерланды. Был установлен прямой контакт с традиционным ганзейским партнером — Новгородом. И наконец, в 1426 г. датская корона ввела пошлину, которая взималась со всех судов, проходивших через Зундский пролив. Она больно ударяла именно по вендским городам, и поэтому они немедленно прибегли к испытанному ганзейскому оружию — торговой блокаде, а затем присоединились к Голштинии в ее антидатской войне.⁴³⁾ Вести ее, однако, датским городам пришлось в основном в одиночку, т.к. другие члены Ганзы, чьи непосредственные интересы этот конфликт не затрагивал, остались от него в стороне.⁴⁴⁾

Вначале война была популярна у подавляющей части ганзейского купечества.⁴⁵⁾ Видимо, его энтузиазм подогревался воспоминаниями о блестящих победах не столько уж давних времен и надеждами на новый подъем торговли, подобный тому, что последовал после Штральзундского мира.

Между тем прекращение торговых связей со Скандинавией не могло не ударить по экономике вендской Ганзы, причем особенно страдала масса среднего и мелкого купечества. В отличие от верхушки, оно не имело излишков капитала для широкого помещения их в такие надежные источники доходов, как приобретение рент и земельных участков. Поэтому именно оно в полной мере испытало на себе всю болезненность отрицательных последствий неблагоприятной экономической конъюнктуры и вскоре встало в оппозицию к правящей олигархии.

Недовольство широких масс политикой патрицианских магистратов росло по мере увеличения расходов на войну. Известно, например, что затраты Любека на военные нужды в 1426—1433 гг. исчислялись в 78 792 марки, так как составляли более половины денежных поступлений в городскую казну.⁴⁶⁾ Столь точных сведений по другим городам нет, но учитывая, что, согласно договору 1426 г. (по крайней мере, в два первых года войны), Гамбург и Штральзунд выставляли столько же воинов, как Любек, а Росток, Висмар и Люнебург - 3/5 от этого количества,⁴⁷⁾ можно соответственно предположить долю их издержек.

Ведение войны оплачивалось за счет роста налогов прежде всего акцизов и чрезвычайных поборов.⁴⁸⁾ Это вызывало автоматическое повышение цен на товары широкого потребления, от чего в первую [158] очередь страдал трудовой люд. Чем туже ему приходилось затягивать пояс, тем больше возникало оснований для возмущения политикой правящего патрициата. Последней каплей, переполнившей чашу народного терпения, были военные неудачи. В мае 1427 г. соединенное войско вендских городов потерпело поражение у Фленсбурга. В июле для сопровождения судов, доставлявших в Любек особо ценный товар — испанскую соль, в Зунд был направлен ганзейский флот под командованием любекского бургомистра Тидемана Штеена. Датчанам удалось не только наголову разбить превосходящие силы ганзейцев, но и захватить соляные суда.⁴⁹⁾ Однако, несмотря на полный разгром, 3 августа 1427 г. делегации магистратов подписали в Висмаре соглашение о продолжении войны.⁵⁰⁾ В ответ поднялась волна народного возмущения. В Гамбурге, Любеке, Ростоке, Висмаре и других городах произошли восстания.⁵¹⁾ Особенно драматическая и напряженная обстановка сложилась в Висмаре.

По городу, потери которого оценивались в 12 тыс. рейнских гульденов,⁵²⁾ поползли слухи, будто бы магистрат вступил в преступный сговор с датским королем. 10 августа 1427 г. на ратушной площади собралась толпа народа. Перед ней выступил ткач Клаус Йезуп. Он заявил, что якобы готовится вторжение датчан в Висмар и, поджидая их, магистрат уже целую неделю не запирает на ночь городские ворота. Это сообщение было встречено криками возмущения. Затем по предложению К. Йезупа и его ближайших сподвижников пекаря Ганса Гамборха, сапожника Бантекова, трактирщика Гинрика Тидемана и других представителей цехов горожане потребовали от старшего бургомистра Иоганна Бантцекова немедленно передать в их руки ключи от городских ворот и охрану города. В обстановке всеобщего недовольства «отцам города» пришлось уступить.⁵³⁾ В результате бюргерство получило возможность сделать первый важный шаг к захвату власти: оно вооружилось. Ремесленники выступили застрельщиками движения, действовали активно и решительно и потому добились успеха.

Но затем в адрес магистрата последовали заверения общины в полной к нему лояльности.⁵⁴⁾ Объяснялось это, на наш взгляд, тем, что на первом этапе определяющую роль в движении играл умеренный купеческий элемент. Вряд ли стоит сомневаться, что именно под его влиянием для переговоров с магистратом был избран «Комитет 36», куда вошли 24 купца и 12 ремесленников. Такое соотношение сил, естественно, предопределило и программу преобразований, [159] выдвинутую комитетом 23 августа. В ней содержались требования: упразднить введенную в 1417 г. клятву, в соответствии с которой цехи обязывались не заключать союзов против магистрата; уделять больше внимания нуждам и просьбам бюргерства, привлекать его к решению важнеших вопросов городской жизни; обеспечить систему мер по укреплению безопасности города, соблюдать равные права при мобилизации в войско, улучшить его оснащение и вооружение в случае продолжения войны; расследовать причины недавней военной катастрофы; снизить пивной акциз и упразднить частые созывы ганзейских съездов, затраты на проведение которых черпались из городской казны; отменить ганзейское постановление 1418 г. о наказании виновников городских беспорядков и санкциях против городов, где смещены патрицианские и избраны новые бюргерские магистраты.⁵⁵⁾

Образование «Комитета 36» и выработка им программы свидетельствовали, что горожане стремились ограничить безраздельное господство патрициата и уже представляли достаточно внушительную и организованную силу. Но то обстоятельство, что руководство движением оказалось в руках верхушки бюргерства, предопределило и пути его развития. По сути, в требованиях был обойден молчанием вопрос об изменении порядка выборов в органы городского самоуправления, т.е. они в основном отражали интересы непатрицианского купечества.

Предъявив свою программу магистрату, «Комитет 36» занял выжидательную позицию и не предпринимал дальнейших практических шагов. Власти воспользовались этим и стали всячески затягивать решение дела.⁵⁶⁾

Между тем комитету становилось все труднее сдерживать активность горожан, настроенных гораздо решительнее своих руководителей. Его пассивность привела к тому, что по требованию цехов «Комитет 36» был упразднен, а его место занял также избранный общиной «Комитет 60», куда вошли 40 купцов и 20 ремесленников,⁵⁷⁾ т.е. здесь по-прежнему преобладающим оказался купеческий элемент. По решению «Комитета 60» группе из 8 купцов и 4 ремесленников, входивших в его состав, поручалась подготовка проекта особого «бюргерского письма». Предполагалось, что в нем будут сформулированы конкретные мероприятия, призванные покончить с олигархическим режимом. Поскольку из-за возникших между купечеством и цехами противоречий дело затягивалось, в помощь группе выделили еще 4 человек,⁵⁸⁾ но вряд ли прав Ф.Техен, причисляя их без видимых оснований к ремесленникам.⁵⁹⁾ Скорее это были купцы, и, пользуясь [160] своим численным превосходством, они готовили документ с учетом прежде всего собственных интересов. Иначе трудно обяснить тот факт, что, когда проект, текст которого, к сожалению, не сохранился, зачитали «перед всем народом, перед носильщиками, подмастерьями, рабочим людом, живущим в подвалах и хижинах», поднялась невероятная суматоха, и под крики «предательство» толпа «с ножами набросилась на чтеца» из числа купцов, которому лишь чудом удалось спастись. Большинство из собравшихся перед ратушей «трех или более тысяч» человек категорически отклонило предложенный проект и под напором масс «Комитету 60» пришлось от него отказаться.⁶⁰⁾ Наступил тот момент в ходе движения, о котором хронист И. Веркман, сам входивший в состав «Комитета 60» и с явной антипатией относившийся к ремесленникам, был вынужден сказать, что именно цехи превратились в руководящее ядро комитета и повели решительную борьбу против патрицианского магистрата.⁶¹⁾

Благодаря тому что на этом этапе движения в него активно вклюлился плебс, ход событий круто изменился. Купечество теряло свое влияние, инициатива переходила к ремесленникам. В столь критический момент во главе народных масс вновь встал К. Йезуп. По его призыву 24 сентября 1427 г. «множество» вооруженных ремесленников и плебеев собрались на ратушной площади. Они требовали ареста и наказания главных виновников военных поражений — бывшего висмарского военачальника ратмана Генриха ван Гарена и бургомистра Иоганна Бантцекова. Под напором масс магистрат пошел на частичные уступки и отдал приказ о заключении Гарена в тюрьму. Бантцекову удалось пока остаться на свободе.⁶²⁾

Между тем события стремительно развивались. На следующий день, 25 сентября, город облетела весть о захвате датскими каперами висмарских соляных судов. Это поставило многих перед угрозой материальных потерь и дало повод для обвинений магистрата в бездеятельности. Одновременно распространился слух, что бургомистр Бантцеков уже переправил в надежное место свои сбережения и намеревается, получив от герцогини Катарины Мекленбургской охрану, покинуть город. Действительно, понимая после ареста Гарена, что ему угрожает та же участь, Бантцеков пытался незаметно исчезнуть из Висмара. Однако буквально за городскими стенами он был настигнут вооруженным отрядом под командованием Г. Гамборха, водворен в город и взят под стражу.⁶³⁾

Началась подготовка к судебному процессу, и именно в этот момент проявились первые признаки непрочности бюргерской оппозиции. При [161] рассмотрении вопроса о наказании обоих арестованных внутри нее обнаружились противоречия. Умеренное крыло, вслед за магистратом, пыталось вначале замять дело. Убедившись в нереальности подобных намерений, его представители изменили тактику и заявили, что Гарена и Бантцекова необходимо судить по законам любекского права.⁶⁴⁾ Смысл подобной уловки очевиден — дело попадало в руки магистрата.

Совершенно иную позицию заняла радикальная группировка во главе с Йезупом. Она потребовала допущения к участию в судебном процессе всех горожан с правом свободного высказывания мнений. Понимая, безусловно, что он не сможет противостоять массе вооруженного народа, магистрат был вынужден подчиниться воле большинства и даже поспешил заверить общину, что несет ответственность за «справедливый исход дела».⁶⁵⁾

Видимо, обстановка в Висмаре крайне осложнилась, и любая попытка спасти заключенных грозила обернуться народным восстанием. Иначе вряд ли официальные власти, еще совсем недавно настроенные весьма умеренно, вынесли бы осужденным смертный приговор. По решению суда, заседавшего при большом стечении народа, И. Бантцеков был казнен 31 октября, а Г.Гарен — 18 ноября 1427 г.⁶⁶⁾

Тем не менее атмосфера продолжала накаляться. По поступившим из Ростока сведениям, висмарцам стало известно о существовании союзнического договора 1423 г. между вендскими городами и датским королем.⁶⁷⁾ И хотя, как уже отмечалось, в практику он введен не был, тот факт, что власти сохраняли договор в тайне, воспринимался как предательство городских интересов. Реальную почву в глазах горожан приобрели в этой связи и предостережения Иезупа о сговоре магистрата с датчанами. Его авторитет как человека, спасшего Висмар от якобы готовившегося датского вторжения, чрезмерно вырос.

Под давлением народных масс из состава «Комитета 60» были избраны 9 купцов и 6 ремесленников для переговоров с магистратом о допущении бюргерства к решению внутри- и внешнеполитических вопросов. В ходе переговоров, обойдя молчанием требования оппозиции, магистрат официально признал «Комитет 60» как представительный орган бюргерства. Этот тонко рассчитанный шаг круто изменил ход событий. Купеческое большинство делегации немедленно заявило о своем желании «нормализовать» отбстановку в городе, а их лидер Эверт Гротеек предложил в знак достигнутого взаимопонимания отслужить торжественную мессу и положить тем самым конец всем разногласиям.⁶⁸⁾ Но этот компромисс, на который умеренную [162] оппозицию толкнула боязнь народных выступлений, ни в коей мере не мог удовлетворить радикально настроенные элементы.

К. Йезуп выдвинул перед магистратом два принципиально важных вопроса: готов ли он ввести в свой состав представителей цехов; имеются ли гарантии, что недавние казни не повлекут вмешательства в городские дела территориальных князей. Магистрат пытался игнорировать первый пункт и перенести центр тяжести на второй вопрос, тем более, что в свое время он сумел тайно заручиться согласием герцогини на казни и чувствовал себя в безопасности. Такой маневр не мог остаться незамеченным и лишь усилил народное недовольство.⁶⁹⁾

В это время в сопровождении своей дружины в Висмаре появилась и обосновалась в доминиканском монастыре сама герцогиня.⁷⁰⁾ Видимо, феодальные власти в очередной раз намеревались использовать внутригородской конфликт в личных интересах, и, очевидно, понимая это, Йезуп призвал народ к оружию. Когда вооруженная толпа появилась перед монастырем, испуганная герцогиня объявила, что поручает своим советникам, «Комитету 60», специально избранным представителям купечества и цехов разработать мероприятия по восстановлению в городе порядка. Воодушевленное победой, радикальное крыло к прежним добавило еще требование об отставке старого и избрании нового магистрата.⁷¹⁾

Справедливо не надеясь на добрую волю герцогини, Йезуп с целью устрашения собрал под ее окнами «более трех или четырех тысяч ... ремесленников ... и весь бедный люд с топорами, мечами, длинными ножами, панцирями и другим оружием». Маневр удался, и 4 января 1428 г. герцогиня «в большом испуге» скрепила постановление об удовлетворении всех предъявленных ей требований печатью. 11 января она сама ввела в должность членов нового магистрата и подтвердила вес городские привилегии.⁷²⁾

В новый магистрат вошли 16 купцов и 8 представителей цехов: резчик мяса, ткач, портной, пекарь, сапожник, кузнец, бондарь и тра ктирщик, среди них Йезуп, занявший пост одного из четырех бургомистров.⁷³⁾

Итак, в городе с любекским правом цехи получили треть мест в магистрате и, бесспорно, одержали крушгую победу. Она стала возможной лишь благодаря решительным действиям радикальной оппозиции и ее лидера Йезупа, опиравшихся на основную массу ремесленников и плебса.

Но это был лишь первый шаг по демократизации городского управления. Ведь получив большинство мест в ратуше, купечество [163] сохранило за собой и реальную силу. Недостаток влияния в магистрате ремесленники решили компенсировать за счет усиления своих позиций в «Комитете 60», который играл при магистрате роль совещательного и контролирующего органа.⁷⁴⁾ И хотя по-прежнему в него входили 40 купцов и 20 ремесленников, цехи явочным порядком нарушили это соотношение, посылая на собрания в комитет не только своих старшин, но и мастеров.⁷⁵⁾ Такая мера выглядит достаточно обоснованной, если учесть, что со свержением старого режима силы реакции лишь затаились, но не капитулировали. Они имели своих приверженцев даже в новом магистрате. Не случайно бургомистры — купцы Иоганн Зассе, Петер Посте и уже упоминавшийся Э. Гротеек после реставрации прежних порядков вошли в состав патрицианского магистрата. Такой же чести удостоились и ратманы — купцы Герман Вельцин и непримиримый противник «йезупитов» хронист И. Веркман.⁷⁶⁾

Следовательно, став у кормила власти, непатрицианское купечество достигло своей конечной цели. Теперь боязнь широкого народного движения и отход от требований радикальной оппозиции делали возможным его союз с патрициатом, который, не брезгуя никакими средствами, всячески стремился расколоть движение и ослабить его наступательные возможности. Для этого сторонниками олигархического режима был пущен слух, будто бы члены старого магистрата готовятся при помощи мекленбургского дворянства восстановить в Висмаре прежние порядки. Некий Дитрих Бютцов «доверительно» сообщил ближайшему сподвижнику Йезупа Г. Гамборху, что письмо подобного содержания, адресованное группой прежних ратманов рыцарю Гельмольду фон Плессе, якобы попало в его руки. Ловко задуманная интрига достигла цели. Г. Гамборх немедленно сообщил в магистрат о готовящемся заговоре. Но, когда от него потребовали подтверждения всего сказанного под присягой, он, не имея вещественных доказательств, отказался от своих показаний, был обвинен в распространении ложных слухов и взят под стражу.

Пропатрициански настроенные члены магистрата, в том числе и В. Веркман, требовали судебного разбирательства. Ясно, что в ходе его они не только постарались бы убрать с политической арены Гамборха, но и опорочить всех лидеров радикальной оппозиции. Видимо, Йезуп это понимал. Не дожидаясь суда, он с группой единомышленников силой освободил Гамборха.⁷⁷⁾ Замысел реакции провалился, но, как показали дальнейшие события, ее подготовка к наступлению продолжалась.

На сей раз орудием для достижения цели был избран жаждавший мести сын казненного бургомистра Людеке Бантцеков. Поскольку [164] народные выступления в вендских городах временно парализовали патрициат, а охваченная страхом герцогиня Мекленбургская также предпочитала пока бездействовать, реальной оставалась лишь надежда на помощь феодального дворянства. Бантцеков-младший поступил на службу к графу Генриху Вальдеку и сумел добиться того, что 4 апреля 1429 г. граф потребовал от висмарских властей «полного удовлетворения для своего воина и особенно дорогого слуги». В противном случае он угрожал привлечь их к тайному судилищу, и угроза эта не была пустой, так как председатель тайного судилища саксонский фрейграф Курт Рубе также встал на сторону висмарского патриция.⁷⁸⁾ При содействии своих покровителей Л. Бантцеков заручился даже поддержкой императора Сигизмунда. Специальный императорский мандат грозил висмарцам суровым наказанием в случае, если они станут игнорировать требования потерпевшего. Гарантом выполнения мандата был избран Любек, где народные волнения были уже подавлены.⁷⁹⁾

Таким образом, перед лицом сплоченного врага Висмар оказался в политической изоляции и подобное обстоятельство, естественно, не могло не повлиять на исход движения. К сожалению, источники обходят молчанием дальнейшие события 1429 г. Известно лишь, что 19 марта 1430 г. в Висмаре был восстановлен в правах старый патрицианский магистрат.⁸⁰⁾ Ему предписывалось публично извиниться перед семьями казненных, отслужить три заупокойные мессы и принять участие в траурном шествии их памяти. Горожанам вменялось в обязанность на свои средства отправить в места паломничества трех человек, построить поминальную капеллу, воздвигнуть на месте казни каменный крест, а всем сторонникам И. Бантцекова за «преследование их прав» уплатить 600 рейнских гульденов.⁸¹⁾

Роспуску подлежал и «Комитет 60». В будущем создание подобного органа, ограничивавшего власть магистрата, категорически запрещалось. За любые действия, направленные против официальных властей, полагалось суровое наказание. Под угрозой исключения из Ганзы ни один ганзейский город не смел укрывать зачинщиков беспорядков. Гонениям подверглись и цехи, так как вопросы о присвоении звания мастера и назначении на должность цехового старшины передавались теперь в компетенцию магистрата. Всем горожанам полагалось отныне присягать на верность территориальным князьям и магистрату.⁸²⁾

Следовательно, патрицианская олигархия не только отразила попытки бюргерства добиться власти, но сумела еще более упрочить [165] свои позиции. Это стало возможным благодаря тому, что различие конечных целей, выдвинутых купечеством и ремесленниками, делало бюргерскую оппозицию непрочной, обрекало ее на поражение перед объединенными силами феодальных властей, Ганзы и патрициата. Показательно, однако, что, реставрировав свою власть, патрицианская олигархия не рискнула расправиться с участниками движения и прибегнуть к открытым репрессиям.⁸³⁾ Видимо, атмосфера была еще слишком накалена, и это вынуждало патрициат действовать осторожно. Висмарское восстание, столь успешно начатое, потерпело в итоге поражение.

Несколько по-иному развивались события в Ростоке. Здесь также был избран «Комитет 60», но в него вошли 30 купцов и 30 ремесленников. В начале октября 1427 г. по настоянию общины комитет подготовил специальное письмо, в котором потребовал от магистрата строгого соблюдения всех прав купечества и цехов. Затем «они взяли зто бюргерское письмо, принесли его в магистрат и просили, чтобы к общему благу и согласию бюргеров он скрепил его большой городской печатью». В ответ «отцы города» прибегли к испытанной тактике проволочек и заверили депутацию, что в ближайшее время выполнят требования общины. Удовлетворившись столь неопределенными обещаниями, «Комитет 60» занял важидательную позицию.⁸⁴⁾ Добровольное устранение от решительных действий в момент, когда город был охвачен массовыми волнениями, позволяет предположить, что в ростокском комитете преобладал умеренный элемент, стремившийся достичь цели путем компромисса с правящей верхушкой.

К этому времени в Росток уже, конечно, дошли известия об аресте висмарских ратманов. Они не могли не встревожить местные власти, которые справедливо опасались, что им также придется держать ответ за военные поражения. 12-13 октября 1427 г. Росток тайно покинули все четыре бургомистра. В ответ решением общины 16 октября магистрат был смещен. По приговору суда беглецы лишались владельческих прав в Мекленбурге. Однако имущество остальных ратманов объявлялось неприкосновенным. Более того, они могли даже выдвигать свои кандидатуры для избрания в магистрат. Такая непоследовательность и половинчатость решений общины привели к тому, что 22 февраля 1428 г. при выборах нового магистрата в него наряду с 18 представителями непатрицианского купечества и цехов вошли 6 членов «старого» патрицианского магистрата, причем пост первого бургомистра занял Иоганн фон дер Аа, глава одного из десяти богатейших семейств Ростока.⁸⁵⁾ В итоге внутри магистрата сформировалась группировка, заинтересованная в реставрации прежних порядков. [166]

В день выборов вступило в силу уже упоминавшееся бюргерское письмо, которое содержало 44 статьи. Их главный смысл сводился к тому, что цехам гарантировалось соблюдение всех предоставленных им ранее привилегий. Строго определялись размеры налогов, причем без согласия «Комитета 60» ни одно финансовое мероприятие не получало силы. Выдвигалось также требование исключить из магистрата лиц, связанных родством, владельцев земельных участков, выходцев из патрициата.⁸⁶⁾ Однако на практике, как мы уже могли убедиться, оно не соблюдалось, что также свидетельствовало о преобладании умеренных настроений в бюргерской оппозиции и о ее непринципиальности.

В итоге община удовлетворилась избранием нового магистрата и подтверждением основных положений бюргерского письма. В городе наступило успокоение. Обстановка еще более стабилизировалась, когда в 1430 г. Ростоку удалось заключить сепаратный мир с Данией, что создавало нормальные условия для ведения торговли и отражало интересы подавляющего большинства бюргерства.⁸⁷⁾

Однако именно в этот момент в Висмаре были реставрированы старые порядки и у кормила власти вновь встала патрицианская олигархия. Воодушевленные висмарскими переменами, свергнутые ростокские ратманы обратились за помощью к герцогине Катарине. Их происки стали известны горожанам, которые сумели не только занять надежную оборону, но и пресечь попытку патрицианского крыла нового магистрата действовать изнутри. Осада Ростока, предпринятая в начале августа 1430 г. феодальным войском, закончилась безуспешно, но по приказу герцогини было подожжено местечко Варнемюне — морские ворота Ростока и блокирован вход в гавань. Возникла реальная угроза для торговли. В отместку ростокцы начали жечь владения территориальных князей и их вассалов, причем эти акции приняли, видимо, угрожающий характер, ибо 15 октября 1430 г. герцогиня была вынуждена признать правомочность нового магистрата. Она подтвердила всегородские вольности и обязалась впредь не поддерживать притязаний «старого» магистрата.⁸⁸⁾ Таким образом, горожане одержали серьезную победу: у власти сохранялся магистрат, в котором заседали представители цехов.

Он действовал до 29 сентября 1439 г., и только когда в события активно включились патрицианские магистраты соседних вендских городов, грозившие Ростоку исключением из Ганзы, город капитулировал. В его стены возвратились «старые» ратманы, которые правили наравне с «новыми» до тех пор, пока число членов магистрата в результате смертей не достигло 24 человек. «Комитет 60» [167] роспускался, теряло силу бюргерское письмо 1428 г., а с 22 февраля 1440 г. запрещалось избирать в магистрат представителей цехов.⁸⁹⁾

Следовательно, подобно висмарскому восстанию, ростокское движение за изменение городской конституции потерпело поражение. Цехи не сумели завоевать права на участие во власти. На наш взгляд, исключительно негативную роль в этом сыграла Ганза — орган купеческой аристократии, которая угрозой исключения из союза неизбежно вносила раскол в бюргерскую оппозицию. Купечество отшатывалось от движения, а ремесленники оказывались не в состоянии вести борьбу в одиночку. Кроме того, в городах вендской Ганзы, где не сложилось крупного экспортного производства, цехи не имели той силы, как, например, в Кельне и других немецких городах, что также предопределило их поражение.

Итак, в вендских городах борьба за ликвидацию неограниченного господства патрицианской олигархии и проведение политики, отражавшей интересы основной массы купечества и ремесленников, была тесно связана с обострением внутригородских социальных противоречий, вызванных упадком Ганзы. Но если патрициат надеялся найти выход из кризиса в расширении отжившей свой век феодальной системы ганзейских привилегий, то бюргерство стремилось покончить с ним, добившись ограничения господства патрициата и проведения ряда демократических преобразований. Объективно это было возможно только в условиях капиталистического развития. Однако поскольку в первой половине XV в. в вендских городах капиталистические элементы были развиты еще недостаточно, то речь шла лишь о расчистке для них путей в условиях сохранявшегося феодализма, что в итоге придавало борьбе горожан антифеодальную окраску.

¹⁾ Revaler Zollbücher und Quittungen / Hrsg. W. Stieda // Hansische Geschichtsquellen V. Halle, 1887. S.LVII.

²⁾ Hansisches Urkundenbuch / Bearb. K. Höhlbaum. 1876. Bd. 1, N 917. (Далее — HUB); Daenell E. Die Blütezeit der deutschen Hanse. В., 1906. Bd. 2. S. 293-300.

³⁾ Mantels W. Die hansische Schiffshauptleute Johann Wittenborg, Brun Warendorp und Tidemann Steen // Hansische Geschichtsblätter. 1871. S. 109-151. (Далее — HGBll) Wehrmann С. Der Aufstand in Lübeck bis zur Rückkehr des alten Rats, 1408—1416 // HGBll. 1878. S. 103-156; Techen F. Die wismarschen Unruhen im ersten Drittel des 15. Jn. // Mecklenburgische Jahrbücher. 1890. N 55. S. 1-64. (Далее — MJbb).

⁴⁾ Ehbrecht W. Bürgertum und Obrigkeit in den hansischen Städten des Spätmittelaltcrs // Die Stadt am Ausgang des Mittelalters. Linz, 1974. S. 278-279; Städtische Führungsgruppen und Gemeinde in der werdenden Neuzeit. Köln; Wien, 1980. См. также: Fritze K. Der Kampf um die Demokratisierung des Stadtregiments in Wismar, 1427—1430 // Wissenchaftliche Zeitschrift der Amd-Universität Greifswald. Gesellschafts — und sprachwissenschaftliche Reihe. 1964. N 3. S. 249-258. (Далее — WZG); Olechowitz K.-F. Rostocr von der Stadrechsbestätigung im Jahre 1218 bis zur bürgerlich-demokratischen Revolution von 1848—49. Rostok, 1968. S.90-99.

⁵⁾ Paasche H. Städtische Bevölkerung frühever Jahrhundert // Jahrbücher für Nationalökonomie und Statistik. 1882. N. 5. S. 353; Techen F. Die Bevölkerung Wismars im Mittelalter // HGBll. 1981. S. 74.

⁶⁾ См.: Подаляк Н.Г. Ганзейские города в борьбе против мекленбургских герцогов во второй половине XV в. // Ежегодник германской истории, 1984. М., 1986. С. 65-79.

⁷⁾ Werkmann J. Historie van her Johan Bantzekowen und her Hinrik van Haren, wo se enthouet sin etc. / Hrsg. F. Techen // Mjbb. 1980. N 55. S. 96-133; Detmar-Chronik (1401—1438) / Hrsg. K. Koppmann // Die Chroniken der deutschen Städte: Bd. 1-8. Leipzig, 1907. Bd. 3.

⁸⁾ Hanserezesse. I. Abt. (1256—1430). 1870—1897 Bd. 1-8; II. Abt. (1431—1476). 1879—1892. Bd. 1-7; III. Abt. (1477—1530). 1881—1913. Bd. 1-9. (Далее — HR).

⁹⁾ HUB. (975—1500). 1876—1939. Bd. I-XI.

¹⁰⁾ Urkundenbuch der Stadt Lübeck. Lübeck, 1843. Bd. 1-8. (Далее — LUB); Die Bürgersprachen der Stadt Wismar / Hrsg. F. Techen // Hansische Geschichtsquellen. Neue Folge. III. Leipzig, 1906; Hansische Geschichtsquellen. Halle, 1875. Bd. II; Rostocker Bürgerbrief von 1428 / Hrsg. R. Lange. Rostocker Verfassungskämpfe bis zur Mitte des 15. Jn. // Rostoker Gymnasial-Programm. 1888. S. 27-31.

¹¹⁾ Разными исследователями называются разные цифры: 14-25% (Dollinger Ph. Die Hanse. Stuttgart, 1976. S. 285); 7-39% (Schildhauer J., Fritze K., Stakr W. Die Hanse. В., 1985. S. 151); 8-25% (Stark W. Untersuchungen zum Profit beim hansischen Handelskapital in der ersten Hälfte des 15. Jh Weimar, 1985. S. 131-139).

¹²⁾ Schildhauer J. u.e. Die Hanse... S. 152.

¹³⁾ HR. I. 5. N 705. § 7.

¹⁴⁾ HR. II. 7. N 342. § 24.

¹⁵⁾ Lesnicov М.Р. Lübeck als Handelsplatz für osteuropäische Waren // HGBll. 1960. 78. S. 73, 80; Sprangel R. Das mittelalterliche Zahlungssystem nach hansisch-nordischen Quellen des 13.-15. Jh Stuttgart, 1975.

¹⁶⁾ LUB. VI. N 682.

¹⁷⁾ HR. II. 3. N 309. § 4-5.

¹⁸⁾ HUB. VIII. N 1213; XI. N 116, 659.

¹⁹⁾ Schildhauer J. u.a. Grundzüge der Geschichte der deutschen Hanse // WZG. 1965. N 2/3. S. 201-202.

²⁰⁾ Koppmann K. Die Wehrkraft der Rostockischen Ämter // HGBll. 1886. S. 164-168. Brügmann J. Das Zunftwesen der Seestadt Wismar bis zum Beginn des 17. Jh. // MJbb. 1935. N 99. S. 141.

²¹⁾ Schildhauer J. u.a. Die Hanse..., S. 153.

²²⁾ Stieda W. Hansische Vereirtbarungen über städtisches Gewerbe 14. und 15. Jh. // HGBll. 1886. Anhang. S. 152-155; Burmeister T. Altertümer des wismarschen Stadtrechts. Hamburg 1836. Ahhang. S. 59-75.

²³⁾ Bürgersprachen... N LV, § 5, N LIX, § 51.

²⁴⁾ Ibid. N XXXIX, § 1.

²⁵⁾ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 371.

²⁶⁾ Bürgersprachen....N XXXIX, § 2; N XLVII, S 31; N XLVIII, § 49.

²⁷⁾ Techen F. Wismars Stellung in der Hanse // HGBll. 1914. S. 238.

²⁸⁾ Bürgersprachen.... N XXXIX, § 4; N XLV, § 4.

²⁹⁾ Frize K. Keimformen der kapitalistischen Produktionsweise in wendischen Hansestädten zu Beginn des 15. Jh. // Jahrbuch für Wirtschaftsgeschichte. В., 1965. N 4. S. 200-202.

³⁰⁾ Rostocker Bürgerbrief... § 24.

³¹⁾ Материал по Любеку см.: Никулина Т.С. Имущественная дифференциация в Любеке во второй половине XI — первой половине XVI в. // Средневековый город. Саратов, 1987. Вып. 8. С. 126-134.

³²⁾ Römer H.U. Das Rostocker Patriziat bis 1400 // MJbb. 1932. N 96, S. 37.

³³⁾ Rörig F. Die Entstehung der Hanse und der Ostseeraum // Wirtschaftskräfte im Mittelalter. Köln; Graz, 1959. S. 243.

³⁴⁾ LUB. I. N 4.

³⁵⁾ Schildchauer J. Soziale, politische und religiöse Auseinandersetzungen in den Hansestädten Stralsund, Rostock und Wismar im ersten Drittel des 16. Jh. Weimar, 1959. S. 33.

³⁶⁾ Fritze K. Zur Lage der hansestädtiscehen Plebejer // Rostokker Beiträge. 1966. Bd. I. S. 31-44.

³⁷⁾ Маркс К., Энгельс Ф. 2-е изд. Т. 7. С. 353.

³⁸⁾ Там же. С. 354.

³⁹⁾ См. Сванидзе A.A. Эпоха уний в Северной Европе // СВ. 1987. Вып. 50. С. 100-101.

⁴⁰⁾ Olechnowitz K.-F. Rostock... S. 90-94.

⁴¹⁾ LUB. VI. N. 523; HR. I. 7. N 565.

⁴²⁾ LUB. VI. N. 682, 748, 752, 756, 760, 761.

⁴³⁾ HR. I. 8. N 102, § 1-4.

⁴⁴⁾ LUB. VI. N 682, 748, 752, 756, 760, 761, 764, 767, 774.

⁴⁵⁾ Fritze K. Der Kampf.... S. 249.

⁴⁶⁾ Fritze K. Die Finanzpolitik Lübecks im Kriege gegen Dänemark, 1426—1433 // Hansische Stidien. 1961. S. 83-84.

⁴⁷⁾ LUB. VI. N 765.

⁴⁸⁾ Werkmann J. Historie... S. 130; Fritze K. Die Finanzpolitik... S. 85-86.

⁴⁹⁾ LUB. VII.; N 24, 31, 105, 106, 143.

⁵⁰⁾ Ibid. N 106.

⁵¹⁾ Schildhauer J. u.a. Die Hanse... S. 166.

⁵²⁾ HR. III. 1. N 227.

⁵³⁾ Werkmann J. Historie... S. 96-97.

⁵⁴⁾ Ibid. S. 97.

⁵⁵⁾ Bürgersprachen... N. LVI.

⁵⁶⁾ Werkmann J. Historie... S. 99.

⁵⁷⁾ Ibid. S. 100.

⁵⁸⁾ Ibid.

⁵⁹⁾ Techen F. Die wismarsechen Unruhen... S. 33.

⁶⁰⁾ Werkmann J. Historie...S. 101.

⁶¹⁾ Ibid. S. 100.

⁶²⁾ Ibid. S. 103-104.

⁶³⁾ Ibid. S. 104-107.

⁶⁴⁾ Ibid. S. 107-109.

⁶⁵⁾ Ibid. S. 109.

⁶⁶⁾ Ibid. S. 110-119.

⁶⁷⁾ Ibid. S. 122.

⁶⁸⁾ Ibid. S. 123.

⁶⁹⁾ Ibid. S. 124.

⁷⁰⁾ Ibid. S. 125-126.

⁷¹⁾ Ibid. S. 127.

⁷²⁾ Ibid. S. 128-129.

⁷³⁾ Crull F. Die Ratslinie der Stadt Wismar. Halle, 1875, S. 59-60.

⁷⁴⁾ Ibid. S. 60.

⁷⁵⁾ Dokumenten... S. 55. Anm. 1.

⁷⁶⁾ Die Ratslinie... S. 59-61; Werkmann J. Historie... S. 135.

⁷⁷⁾ Werkmann J. Historie... S. 131-133.

⁷⁸⁾ Dokumenten... S. 69-71.

⁷⁹⁾ Ibid. S. 73-74.

⁸⁰⁾ Die Ratslinie... S. 60.

⁸¹⁾ Dokumenten... S. 74-76, Anm. 2-4.

⁸²⁾ Ibid. S. 77-86.

⁸³⁾ Ibid. S. 76-77.

⁸⁴⁾ Detmar-Chronik... z.J.1427.

⁸⁵⁾ Ibid. z.J.1428; 1428; Olechnowiz K.-F. Rostock... S. 97.

⁸⁶⁾ Rostocker Bürgerbrief... S. 27-31.

⁸⁷⁾ HR. I. 8. N 208.

⁸⁸⁾ Detmar-Chronik... z.J.1430.

⁸⁹⁾ Olechowitz K.-F. Rostock... S. 99.