Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

К разделам Ганза | Прибалтика

{170}

Подаляк Н.Г.
Вулф Вулфлам: карьера и судьба ганзейского дипломата XIV века

Средние века. Вып. 66. М., 2005.
{170} – начало страницы.
OCR OlIva.

Деятельность средневекового купечества невозможно вообразить без существования определенной системы зарубежных связей, без знания образа жизни, традиций и обычаев других народов, без наличия не только коммерческих, но и сугубо личных контактов в чужих землях. Как правило, умение создать подобную атмосферу оказывалось надежной гарантией профессионального успеха и помогало наиболее полно реализовать основной принцип торговли — получение максимальной прибыли при минимальных затратах. Во все времена необходимым условием укрепления международных коммерческих связей, залогом устойчивого сохранения и расширения торгового пространства служил мир, что побуждало купечество отдавать предпочтение мирным переговорам, а не военным действиям, экономическому давлению, а не территориальным захватам.

Дипломатия всегда служила развитию торговли, и Средневековье не представляло в этом плане исключения. Более того, именно тогда взаимодействие двух сфер — торговли и дипломатии — с особой выразительностью приобрело вид взаимообусловленного и обоюдовыгодного сотрудничества. В условиях, когда система постоянных представительств еще не сформировалась, средневековые государства охотно использовали зарубежные контакты купечества в качестве действенного средства дипломатии. К тому же при отсутствии профессионалов, специально подготовленных для нужд внешней политики, купечество вполне соответствовало кадровым запросам дипломатии. Ведь занятие коммерцией требовало деловой хватки, знания и трезвой оценки международной ситуации, осведомленности о правовых нормах стран-контрагентов, представления о расстановке сил при дворах отдельных правителей, способности чутко улавливать и с максимальной выгодой для себя использовать постоянные колебания политической и торговой конъюнктур, знания языков. Оно предполагало также наличие рассудительности в сочетании с готовностью к риску и придавало особую ценность таким личным свойствам характера, как коммуникабельность, гибкость ума, выдержка, способность стойко {171} переносить превратности судьбы, связанные с поездками в другие страны. Все эти навыки и индивидуальные черты, сформированные под влиянием профессиональных занятий дальней торговлей, как нельзя лучше отвечали критериям, заложенным в основу комплектования посольских миссий. Купцов, приученных к самым неожиданным испытаниям, не могли остановить ни опасности трудных дорог, ни сложность поручений, ни необходимость идти к цели в недружелюбном, а порой даже откровенно враждебном окружении. Именно поэтому купеческая среда оказалась тем естественным резервуаром, из которого средневековая дипломатия активно черпала свои кадры.

Немало способных дипломатов вышли из купеческих кругов немецкой Ганзы. Исследование ее внешнеполитической истории имеет давние традиции и отмечено серьезными достижениями, особенно в изучении экономического и правового аспектов темы¹⁾. Однако дипломатическая составляющая разнообразных зарубежных контактов Ганзы долгое время как бы растворялась в общей канве международных событий, что обрекало на пребывание в тени их непременных и активных участников — дипломатов. Интерес к ним и их деятельности обозначился лишь в последние годы, когда были сделаны первые шаги в воссоздании дипломатической истории могущественного городского объединения²⁾.

Заметный след в ганзейской дипломатии оставил штральзундский купец и политик Вулф Вулфлам — одна из ее ключевых фигур на рубеже XIV—XV вв., человек, который в течение полутора десятков лет принимал непосредственное участие в выработке внешнеполитического курса Ганзы. Задача настоящей статьи — попытаться реконструировать образ этого дипломата, чтобы сквозь призму его деятельности и личной судьбы рельефнее представить общие тенденции и региональные особенности формирования дипломатического искусства Средневековья.

Основными источниками, зафиксировавшими события дипломатической деятельности Вулфа Вулфлама, служат актовые документы — ганзейские грамоты и решения ганзейских съездов³⁾. Они мало {172} говорят о том, каким конкретно образом принималось то или иное решение, и сообщают лишь о конечном результате предпринятых на его основе действий, но именно они отражают диапазон дипломатических усилий Вулфа, позволяя судить о целях, масштабах и плодах его дипломатической практики, об особенностях политического стиля и личного характера.

Вулф был первенцем оптовика Бертрама Вулфлама и родился в середине 40-х годов XIV в. (более точную дату установить не удается) в Штральзунде, одном из ведущих ганзейских центров. Семья принадлежала к достаточно уважаемому и состоятельному, но непатрицианскому купеческому роду⁴⁾. Это лишало Вулфламов возможности избираться в высший орган городского самоуправления — рат, который формировался из представителей городской патрицианской верхушки — купеческой элиты, объединенной общими деловыми интересами и брачными узами в несколько семейных кланов. Эта олигархическая группа сосредоточила в своих руках львиную долю внешнеторговых оборотов; она же узурпировала и политическую власть, поставив ее на службу личным коммерческим интересам⁵⁾. Поколебать сложившийся порядок и преодолеть барьер элитарной замкнутости удавалось лишь единицам из числа тех, кто сколотил достаточный для обретения нового статуса капитал либо посредством брака породнился с какой-либо патрицианской семьей⁶⁾. Бертрам стал первым из Вулфламов, перед кем открылись двери штральзундской ратуши. Он оказался весьма успешным негоциантом и сумел приумножить свой капитал настолько, что это позволило ему реализовать политические амбиции; в 1359 г. он стал ратманом⁷⁾.

Изменившийся экономический статус был совершенно необходимой, но едва ли единственной предпосылкой стремительного политического взлета Бертрама. Источники хранят молчание относительно того, выполнял ли он дипломатические поручения до вхождения в рат, однако тот факт, что в течение нескольких последующих десятилетий он оставался одной из ключевых фигур ганзейской внешней политики, говорит сам за себя. Скорее всего, именно природный дипломатический дар Бертрама Вулфлама, оцененный теми, {173} кто вершил судьбы ганзейской политики, послужил главным аргументом в пользу получения им должности ратмана. В 1363 г. Бертрам Вулфлам стал членом судебной коллегии, а со следующего года — бургомистром. Коллеги-ратманы доверили ему управление важнейшей отраслью городского хозяйства — финансами, что, естественно, предусматривало наличие соответствующих знаний, опыта и деловой репутации. Параллельно Вулфлам был членом правления нескольких штральзундских церквей, в том числе и главного городского собора св. Николая⁸⁾, что можно расценивать как подтверждение его общественного авторитета.

Однако подлинную славу Бертрам Вулфлам стяжал на дипломатическом поприще. Он являлся непременным участником всех ганзетагов и дипломатических встреч разного уровня, на которых обсуждались вопросы ганзейско-датских войн 60-х годов XIV в., и присутствовал при заключении Штральзундского мира, подытожившего результаты этих войн. О его деятельности на международной арене вспоминают все значительные ганзейские хроники XIV—XVI столетий⁹⁾. Постоянное привлечение Бертрама Вулфлама к разработке внешнеполитической стратегии Ганзы, его непосредственное воздействие на формирование норм и реалий международных отношений европейского Севера, выполнение ответственных дипломатических поручений, причастность к составлению ключевых международных документов не оставляют сомнений в его компетентности и умении распутывать сложные узлы международных противоречий. Своим неутомимым трудом на ниве дипломатии Бертрам Вулфлам заслуженно снискал уважение в ганзейском мире: до 1385 г. его голос был решающим при формировании внешнеполитического курса Ганзы¹⁰⁾.

Пример отца и традиции дома не оставляли перед тремя сыновьями Бертрама Вулфлама сомнений в выборе рода занятий: все они пополнили ряды ганзейского купечества¹¹⁾. Но только старший, Вулф, унаследовал политический дар отца. Впервые его имя встречается в документах, относящихся к 1374 г., когда вместе с городским фогтом Вулф выступил в роли поручителя при рассмотрении судебной тяжбы¹²⁾. В 1376 г., на этот раз уже вместе с отцом, он занимался урегулированием спора, возникшего между штральзундскими рыбаками и монахами с острова Хидензее из-за нарушения ограничений {174} на отлов рыбы¹³⁾. Конечно, не следует забывать, что Бертрам был сыном бургомистра, и отец, естественно, мог повлиять на его включение в состав комиссии по устранению конфликтных ситуаций. Но существовала ли необходимость в такой протекции?

Сами по себе упомянутые прецеденты выглядят достаточно ординарно, и правовая практика любого средневекового города знала не один подобный случай. Однако привлечение к их разрешению первых лиц городской администрации сообщало каждому из казусов некую исключительность, что, в свою очередь, придавало особый вес процедуре подбора коллег-напарников. Их назначение никак не могло оказаться случайным хотя бы уже потому, что предполагало знание правовых норм. Кандидатура Вулфа Вулфлама должна была вполне соответствовать требованиям, а сам он — иметь репутацию толкового, ответственного и надежного человека. Даже если известная доля отцовского протекционизма и имела место, одно это обстоятельство не качнуло бы маятник предпочтения в сторону Вулфа Вулфлама: речь шла о городских делах и интересах города, выбор диктовался соображениями общественной пользы. Иное дело, что переход сына бургомистра в сферу публичных отношений совершался под опекой опытных политиков, прежде всего отца, уроки которого могли иметь особую ценность. Сами же события разворачивались в полном соответствии с принятыми правилами: Вулфу уже перевалило за тридцать, он достиг зрелого возраста и был вполне сформировавшейся личностью с собственной жизненной позицией и конкретными видами на будущее. Пришло время начинать политическую карьеру.

В 70-е годы приоритетным вектором внешнеполитической деятельности Ганзы оставались скандинавские страны, где ганзейцы издавна пользовались широкими привилегиями¹⁴⁾. Энергичные попытки воинственного датского короля Вальдемара IV Аттердага (1349—1375) покончить с гегемонией Ганзы в сфере балтийской торговли привели к морским войнам 1362—1370 гг. Они проходили с переменным успехом и стали для Ганзы тяжелым испытанием, однако закончились ее победой и подписанием 24 мая 1370 г. Штральзундского мира. Ганзейскому купечеству были возвращены все прежние и предоставлены новые привилегии, причем их действие распространялось не на отдельные ганзейские подразделения либо города, а на объединение в целом. Снижались также пошлины, гарантировалось спасение и безвозмездное возвращение законным владельцам всех грузов с кораблей, потерпевших бедствие у датских берегов. К фогтам ганзейских факторий в Дании переходило право высшей юрисдикции, а для ганзейских ремесленников, розничных торговцев и рыбаков создавался режим наибольшего благоприятствования. Дании запрещалось короновать своих государей без согласия Ганзы. В качестве гаранта мира и для возмещения военных затрат Ганзе сроком на 15 лет передавались в пользование крепости Сканёр, Фальстербу, Мальмё и Хельсингборг, а также две трети доходов от их эксплуатации (оставшаяся треть продолжала поступать в датскую казну). Таким образом, к Ганзе переходили богатейшие сельдяные ловли в Сконе и господство над проливами. Вальдемар IV, если хотел сохранить за собой корону, обязан был подтвердить вступление этих условий в силу закона, не позднее чем через год и один день после окончания переговоров¹⁵⁾.

Заключение Штральзундского мира — огромный успех ганзейской дипломатии, и этот бесспорный факт признается всеми без исключения исследователями. В ходе ганзейско-датских войн Бертрам Вулфлам постоянно находился в самой гуще событий, являлся ключевой фигурой ганзейской дипломатии, одним из ее авторитетнейших лидеров. В числе немногих он удостоился чести стать участником торжественной церемонии подписания мира¹⁶⁾. Трудно представить, чтобы по крайней мере отдельные эпизоды многогранной и многолетней дипломатической деятельности Вулфлама не обсуждались в домашнем кругу, особенно в общении с уже взрослыми сыновьями. Не исключено, что в ходе таких бесед Вулф не только усваивал первые, пока еще чисто теоретические уроки дипломатического мастерства, но и упрочился в своем намерении пойти по стопам отца.

Вырабатывая условия Штральзундского мира, Ганза стремилась обеспечить всестороннюю защиту собственных интересов в Скандинавских странах. Она намеревалась закрепить за собой приоритет в координации военно-стратегической сферы североевропейского региона, а также планировала неуклонно проводить традиционную политику безраздельного господства в балтийской торговле. Действительность не вполне отвечала этим гегемонистским устремлениям и внесла в них существенные коррективы. После годичного пребывания четырех зундских крепостей в руках ганзейцев выяснилось, что расходы на их содержание намного превысили размеры поступавших от них доходов. В любекском отделении Ганзы поднялась буря негодования. Попечительство над убыточными крепостями пришлось передать датскому канцлеру Хеннигу фон Путбусу, в свое время возглавлявшему датскую делегацию на переговорах в {176} Штральзунде. Взамен датская корона обязывалась ежегодно уплачивать Ганзе фиксированную денежную сумму¹⁷⁾.

Неожиданный поворот событий вселил в датчан надежду на пересмотр договора и привел к тому, что уже в 1374 г. канцлер, надо полагать по согласованию с Вальдемаром IV, счел возможным ходатайствовать перед вендскими городами о возвращении датской короне “ее наследственных владений” — сконских крепостей. Просьба не встретила сочувствия со стороны Ганзы, однако отказ, несмотря на очевидную беспрецедентность датских намерений, последовал лишь через год¹⁸⁾. Ганзе приходилось соблюдать осторожность в силу объективных обстоятельств: датское дворянство не примирилось с итогами войны, объявило Штральзундский договор недействительным и жаждало реванша. Оно вело себя провокационно, открыто пиратствуя и безжалостно грабя ганзейские суда. Вальдемар IV на апелляции потерпевших не реагировал, урегулировать конфликт юридическим путем не удавалось. Ганзейцы были вынуждены перейти к самозащите, но от решительных мер в отношении противоправных действий датчан все-таки воздержались¹⁹⁾. Победа досталась Ганзе ценой больших потерь, и это заставляло ее вести себя осмотрительно, всячески избегая любого обострения отношений с недавно еще грозным врагом.

В 1378 г., когда возникла реальная угроза военного столкновения между Данией и герцогами Мекленбургскими, все громче стали звучать голоса тех, кто настаивал на необходимости вернуть охрану зундских крепостей под контроль ганзейских управляющих. Выбор пал на штральзундских ратманов Грегора Швертинга и Николауса Зигфрида, но, как показали дальнейшие события, оказался крайне неудачным. Своими действиями новые управляющие вызвали поток жалоб и шквал критики со стороны ганзейского купечества²⁰⁾. Дело приобретало скандальный характер и угрожало дальнейшим нагнетанием ситуации. Сложность момента требовала проведения срочных и решительных мер. Вопрос пришлось вынести на обсуждение ганзейского съезда. Он собрался в октябре 1380 г. в Висмаре. Делегаты, среди которых находился и Бертрам Вулфлам, приняли решение поручить управление крепостями штральзундским купцам Петеру Штромекендорпу и Вулфу Вулфламу²¹⁾. Это первое, встречающееся в источниках упоминание о получении Вулфламом-младшим должности общеганзейского уровня. Некоторые историки {177} убеждены, что назначение Вулфа стало исключительно результатом усилий со стороны отца — человека, влиятельного в ганзейских кругах и отменного дипломата²²⁾. Разумеется, воздействие субъективного фактора не следует сбрасывать со счетов, но и не стоит сводить все только или преимущественно к нему. Ганзетаг вряд ли согласился бы на столь ответственное назначение только под нажимом пусть даже такой авторитетной личности, как штральзундский бургомистр. Для эффективного урегулирования ситуации, сложившейся вокруг зундских крепостей, требовались умелые дипломаты, способные улаживать самые спорные вопросы. Утверждение предложенных кандидатур столь представительным органом, как ганзетаг, могло последовать только после их предварительного взвешенного обсуждения, что исключало непродуманность решения. Надо полагать, репутация Вулфа Вулфлама как личности, способной к разрешению сложных проблем, вполне отвечала необходимым требованиям, и именно этот фактор сыграл определяющую роль при его назначении. Перед Вулфом открылись широкие горизонты для реализации политических амбиций.

В соответствии с решением висмарского ганзетага с лета 1381 г. зундские крепости перешли под начало новых управляющих. Очень скоро тем пришлось убедиться, что сумма в 1 тыс. зундских марок, которую по существующей договоренности ганзейские города общими усилиями ежегодно перечисляли на содержание крепостей, не в состоянии покрыть даже самые необходимые расходы. Год спустя, на съезде в Любеке, Вулф Вулфлам и его коллега огласили полный реестр затрат и призвали ганзетаг покрыть образовавшуюся задолженность. Прижимистое купечество встретило это предложение без всякого энтузиазма и бесстрастно объявило о своем намерении принять окончательное решение лишь по прошествии некоторого времени, необходимого ему для неспешных раздумий и тщательных подсчетов. В ответ зундские управляющие заявили, что в случае, если по истечении установленного срока их требование не будет выполнено, они оба немедленно подадут в отставку²³⁾. В сентябре 1382 г. состоялся очередной съезд в Штральзунде, однако ничего нового в решение проблемы он не внес. Его участникам так и не удалось выработать единого мнения относительно увеличения денежных поступлений на содержание сконских крепостей. Ссылаясь на то, что дело не сдвинулось с мертвой точки, Петер Штромекендорп, согласно сделанному ранее заявлению, отказался от занимаемой должности. Подыскать ему достойную замену делегаты съезда не {178} смогли и попросили Вулфа Вулфлама не покидать свой пост до дня св. Якоба, т.е. до 25 июля 1383 г. Оставшись без коллеги и не имея уверенности в том, что вопрос финансирования будет пересмотрен, Вулф все же ответил согласием²⁴⁾. Конечно, побудительные причины могли крыться в самых разных соображениях как объективного, так и субъективного толка, но ясно одно: притягательность единоличной власти перевесила в глазах Вулфа соображения материального толка. К тому же отсутствие у съезда альтернативной кандидатуры на замещение вакантной должности укрепляло его позиции и, с учетом обнаружившейся востребованности и даже незаменимости, позволяло чувствовать себя достаточно независимо.

На двух последующих встречах представителей ганзейских городов, проходивших весной 1383 г. в Любеке, Вулфлам-младший держался уверенно. В довольно категоричной форме он настаивал на увеличении до 1500 марок размера суммы, отчисляемой на содержание крепостей, и уведомил участников ганзетага, что в противном случае покинет пост точно в оговоренный срок. Речь шла о должности ответственной, хлопотной и, учитывая связанные с ее отправлением проблемы финансового характера, едва ли престижной и привлекательной в глазах прагматичного купечества. Съезду не оставалось ничего иного, как пойти на уступки и принять решение о перечислении ежегодных 1150 марок. Хотя это была далеко не та сумма, которая виделась необходимой управляющему, она тем не менее устроила его. Вулф дал обещание остаться на своем посту вплоть до истечения предусмотренного Штральзундским миром 15-летнего срока пребывания сконских крепостей под управлением Ганзы²⁵⁾. Разумеется, меркантильное купечество проявило уступчивость неспроста. Ключ к разгадке его поведения следует искать в той нестабильной, а порой даже взрывоопасной атмосфере, которая царила в Сконе: уже в октябре Вулф сообщал на родину о предпринятом им усмирении датских рыбаков, “вновь учинивших беспорядки”²⁶⁾. Догадаться о характере этих выступлений несложно, если вспомнить, что по договору сконские сельдяные ловли находились в руках ганзейцев, диктовавших датчанам свои условия. Поддержание стабильности в Сконе было под силу только человеку с твердым характером, способному в случае необходимости действовать жестко и безжалостно. Вулф Вулфлам оказался именно такой личностью, и Ганза нуждалась в нем.

Конечно, управление крепостями было занятием обременительным. Но медаль имела и обратную сторону: должность открывала прекрасные возможности для установления политических {179} контактов. Вулфлам свой шанс не упустил. Именно на этом витке карьеры он познакомился с Маргретой Датской, которая сумела оценить его дипломатические способности. Когда в 1383 г. ей понадобился надежный человек, чтобы передать ратам ганзейских городов послания “доверительного характера”, она остановила свой выбор на Вулфе, сочтя возможным для выполнения столь деликатной миссии прибегнуть именно к его услугам²⁷⁾. Как раз шел процесс подготовки к переговорам относительно будущего статуса зундских крепостей. По воле королевы на долю Вулфа выпала роль связующего звена между заинтересованными сторонами. Он успешно справился с порученной миссией, чем существенно повысил свой авторитет в глазах королевы. В следующем, 1384 г., когда Маргрета отправилась на переговоры в Штральзунд, Вулф уже находился в ее ближайшем окружении. Один из документов той поры сообщает, что с “мечом в руках” он обеспечивал безопасный проезд венценосной особы²⁸⁾. Этот источник — жалоба, составленная в ходе восстания 1392 г. противниками Вулфламов, — не содержит никаких сведений, которые позволили бы реконструировать ситуацию и выяснить причины, приведшие к применению столь серьезных мер предосторожности. Однако он вносит дополнительные штрихи в представление о характере Вулфа. При всей очевидности дипломатического таланта Вулфлам-младший, когда того требовали обстоятельства, был способен на активные и решительные поступки.

Чем ближе придвигался срок возвращения зундских крепостей (11 мая 1385 г.), тем все большую озабоченность и беспокойство проявляло ганзейское купечество. Оно настоятельно требовало от датских властей возместить ущерб, причиненный ему во владениях Маргреты вопреки официально принятой системе привилегий. Однако все апелляции наталкивались на неизменные проволочки и отговорки северной королевы, которая, в свой черед, также прилагала массу, впрочем, не более успешных усилий для досрочного возвращения крепостей под свою власть²⁹⁾. В глазах ганзейцев удержание крепостей служило единственным по-настоящему весомым рычагом давления на королеву в вопросе о возмещении убытков. Без обеспечения надлежащих гарантий со стороны Маргреты они считали возврат недопустимым. Все эти проблемы обсуждались в марте 1385 г. на ганзетаге в Любеке³⁰⁾. Особенно непримиримо настроенные делегаты настаивали на том, чтобы Ганза пошла на открытое нарушение статей договора и оставила крепости за собой. Разумные доводы {180} осторожных оппонентов, что подобная позиция таит в себе угрозу неизбежного обострения отношений с Данией и Норвегией и чревата для Ганзы самыми неожиданными последствиями, не смогли остудить воинственного пыла радикального крыла. Бурные дебаты все больше раскаляли атмосферу съезда. В конце концов доводы материального толка взяли верх над политическими опасениями, сторонники решительных мер одержали победу. Ганзетаг постановил не возвращать крепости до тех пор, пока Дания не удовлетворит требования купечества.

Ясно, что управляющий крепостями как лицо, самым непосредственным образом причастное к обсуждаемой проблеме, находился в эпицентре всех этих словесных баталий. Его мнение и выбор позиции не могли не повлиять на ход событий. Ряд фактов говорит в пользу того, что он сразу же решительно встал на сторону приверженцев кардинального решения. Во-первых, Вулфлам заявил о своей готовности оставаться на посту управляющего крепостями по истечении договорного срока. Во-вторых, он напомнил съезду, что вопрос о компенсации датской стороной ущерба, нанесенного ганзейцам, он поднимал еще тогда, когда осуществлял контроль над крепостями в тандеме с Петером Штромекендорпом. В-третьих, купец Вулф Вулфлам был кровно заинтересован в возмещении потерь: ведь размер его собственных убытков исчислялся немалой суммой в 125 любекских марок³¹⁾. В-четвертых, используя момент, зундский управляющий решительно настаивал на нанесении сокрушительного удара по занимавшемуся морским разбоем датскому дворянству. Он брался за проведение масштабных операций по очистке Балтики от хозяйничавших на ней пиратов при условии, что Ганза выделит на эту операцию 5 тыс. зундских марок³²⁾. Все эти решения Вулфлам-младший принимал самостоятельно. Отец в работе съезда не участвовал, хотя не исключено, что мог давать сыну советы и рекомендации. В любом случае, Вулф проявил себя личностью сильной и волевой, способной принимать в сложных обстоятельствах нестандартные решения и брать на себя ответственность за их проведение в жизнь. Он сумел придать новый смысл старому спору и блестяще исполнил свою партию в общей игре. Предстояло самое трудное — достойно принять ответный удар.

В том, что датская сторона негативно отреагирует на постановления ганзейского съезда, заблуждаться не приходилось. Вопрос заключался в ином: какие формы и масштабы приобретет ее протест, с помощью каких методов она станет отстаивать свои интересы? Предугадать ответ и с точностью предсказать дальнейшее развитие {181} событий едва ли было возможно; предположения могли высказываться самые разные. При всей неясности ситуации сомнений не оставалось лишь в одном; в первую очередь гнев датчан обрушится на Вулфа Вулфлама — официального представителя Ганзы, односторонне нарушившей условия договора. Перед зундским управляющим открывалась малоприятная перспектива, впереди его ожидали непростые испытания. Приходилось запасаться выдержкой и, мобилизовав всю свою политическую изобретательность, вырабатывать новую стратегию поведения, построенную на сочетании гибкости и упорства.

11 мая 1385 г., в день, когда по условиям Штральзундского договора должна была состояться передача сконских крепостей их прежним хозяевам, под стенами Хельсингборга появилось многолюдное общество: юный король Олаф I, от имени которого его мать Маргрета правила в качестве королевы-регента, сама королева, правитель области Сконе Хенниг Путбус и члены датского риксдага в сопровождении королевской дружины. Они заявили о своем намерении получить крепости обратно. Следуя принятым на себя обязательствам, Вулф напомнил собравшимся о претензиях Ганзы и, ссылаясь на постановление ганзетага, категорически отказался выполнить их требование. Для датчан, долгие годы ожидавших этого дня, такое развитие сюжета оказалось совершенно неожиданным и поначалу ввергло их в состояние смятения. Однако оправившись от первого шока, они тут же перешли к вызывающим угрозам. Вмиг забыв о правилах хорошего тона, разъяренные датские аристократы сыпали в адрес Вулфлама оскорблениями. Из респектабельного общества они на глазах превратились в агрессивную и необузданную толпу. Вулф проигнорировал брошенный ему вызов, и шумной компании пришлось, не солоно хлебавши, удалиться. Десять дней спустя в адрес датских властей пришло письмо. Ганза предлагала провести двустороннюю встречу в Штральзунде, чтобы на ней окончательно урегулировать ситуацию по вопросу о владении крепостями. В ответ, одно за другим, полетели три датских послания. Они были составлены в крайне раздраженном тоне и в ультимативной форме требовали лишь одного — немедленного и безоговорочного возвращения крепостей³³⁾. Однако Ганза на них никак не отреагировала, и Дании пришлось перейти на более умеренные позиции.

Трезво оценив обстановку, датские власти полностью сконцентрировались на поисках средств для нанесения Ганзе точного удара. За дело, с присущим ей дипломатическим мастерством, взялась королева Маргрета. Она решила бить прямо в цель. В качестве оружия был избран столь весомый аргумент, как легитимность территориальных {182} прав монарха. Маргрета четко спланировала и блестяще провела задуманную акцию. По решению земского собрания область Сконе срочно присягнула на верность королю Олафу, что означало официальное вхождение этой территории в сферу его владетельных прав. После этого королева выразила готовность выступить в роли посредницы между конфликтующими сторонами — королем Олафом и ганзейскими городами³⁴⁾. Искусный политический маневр выбивал из рук Ганзы все козыри. Ей пришлось отступить. Ганзетагу, собравшемуся в июне 1385 г. в Штральзунде, не оставалось ничего иного, как одобрить решение о передаче крепостей в руки датчан. Ганзе удалось добиться выполнения лишь одного своего условия: Маргрета согласилась датировать документ о возврате крепостей задним числом, установленным статьями Штральзундского договора. Но это была уже не более как слабая попытка Ганзы сохранить хорошую мину при плохой игре.

Что же заставило могущественную Ганзу, сравнительно недавно пережившую радость победы над Данией, вести себя так уступчиво? Осторожность и осмотрительность в отношениях с Данией ганзейские города начали проявлять сразу же после заключения мира. Особенно явно это обнаружилось в 1375 г., после смерти Вальдемара Аттердага, когда Дания оказалась перед необходимостью избрания нового короля. Наиболее вероятным претендентом на престол был Альбрехт Мекленбургский, старший внук покойного короля, сын его дочери Ингеборги. Он опирался на поддержку германского императора Карла IV и на союз с бранденбургским и гольштинским князьями, которым в случае успеха обещал земли в Дании и Швеции³⁵⁾. Однако это не устраивало Ганзу, в чьи интересы не входил передел территорий, охваченных ее торговлей. Поэтому в мае 1376 г. она не стала препятствовать возведению на трон принца Олафа, сына младшей дочери Вальдемара Маргреты. Строго говоря, в данном случае нарушался тот пункт Штральзундского договора, которым запрещалась коронация датских государей без одобрения Ганзы, ибо ходом событий она была поставлена в положение стороннего наблюдателя, а не активно действующей силы. Тем не менее Ганза не выразила по этому поводу ни малейшего протеста. Она прежде всего нуждалась в благоприятных, а, значит, мирных условиях для развития торговли и в угоду своим меркантильным интересам жертвовала политическими амбициями. Правда, за проявленную дипломатическую гибкость ганзейцы были вознаграждены: восстанавливались {183} все их привилегии в Норвегии, а король Олаф наконец-то скрепил Штральзундский договор большой королевской печатью³⁶⁾. В целом же окончание войны с Данией не принесло Ганзе полного триумфа. Несмотря на победу, ей приходилось лавировать и уступать для того, чтобы избежать нового столкновения и крепить свои силы для противостояния растущей торговой конкуренции, прежде всего со стороны английского и нидерландского купечества³⁷⁾.

С возвратом сконских крепостей надобность в сохранении должности ганзейского управляющего отпала. Пост был аннулирован. Вступив в должность начинающим политиком, Вулф Вулфлам покидал ее, имея определенный политический багаж и репутацию опытного дипломата; его имя приобрело известность в странах Балтии. Знакомство с королевой Маргретой и выполнение ее поручений открыли перед ним двери в высшие круги датской знати. Сказать что-либо о воздействии этого фактора на состояние его коммерческих дел не представляется возможным: источники хранят на сей счет полное молчание. Но в ходе дальнейшей дипломатической карьеры знакомство с влиятельными датчанами сыграло немаловажную роль. Пребывание на посту управляющего имело для Вулфа еще один положительный результат. Благодаря своему умению убеждать, он добился от властей ганзейских городов нужного решения серьезной финансовой проблемы. Купечеству пришлось все-таки выделить Вулфламу 5 тыс. зундских марок для борьбы с пиратами³⁸⁾. Именно в этой области он и решил найти применение своим силам. Его деятельная натура не принимала состояния покоя и нуждалась в постоянном выходе энергии.

Договор об очистке Балтийского моря от пиратов ганзейские города заключили с Вулфламом как с частным лицом. По справедливому замечанию Р.-Г. Верлиха, это придавало всей операции если не экстраординарный, то по крайней мере не рядовой характер: налицо редчайший случай передачи полномочий по нормализации проблемы общеганзейского масштаба, да к тому же еще и силового характера, в руки одного человека³⁹⁾. Для выполнения задания требовались организаторские способности, умение хладнокровно действовать в самых непредвиденных и опасных ситуациях, готовность к риску при соблюдении необходимой осмотрительности, личное мужество, наконец. Кандидатура не могла оказаться случайной. Несомненно, Вулфлам обладал репутацией человека, способного справиться с возложенной на него задачей. Он получил в свое распоряжение одно {184} большое и несколько малых судов, команду из 100 вооруженных воинов, необходимый провиант и снаряжение. Впереди его ждало трудное и опасное дело. Та настойчивость, с какой Вулф добивался субсидирования операции, и его готовность взять на себе командование ею заставляют думать, что он верил в успех предприятия и рассчитывал на его удачный исход.

Крайне немногочисленные источники, донесшие до нас сведения о последующих событиях, говорят о них либо весьма глухо, либо откровенно тенденциозно. Первый документ — постановление ганзетага 1386 г., принятое в связи с обсуждением вопроса о финансировании операции по изгнанию пиратов, таит в себе неясную ноту недовольства действиями Вулфлама, но без малейшей конкретизации их характера⁴⁰⁾. Второй — уже упоминавшаяся жалоба участников штральзундского восстания 1392 г. — в неприкрыто враждебном тоне обвиняет Вулфа в чрезмерном завышении денежной суммы, затребованной им для борьбы с пиратами⁴¹⁾. Воссоздать точную картину происходившего эти источники не позволяют, зато открывают перед историками широкий простор для версий: одни исследователи считают акцию по очистке Балтики провалившейся⁴²⁾, другие занимают более сдержанную позицию и, оставляя в целом вопрос открытым, все же допускают вероятность успеха⁴³⁾. Почвой для расхождений во взглядах послужило то обстоятельство, что в 1386 г. между Ганзой и высокородными датскими пиратами было заключено перемирие⁴⁴⁾. Большинством историков оно воспринимается как вынужденный и малопочетный для Ганзы шаг, на который ей пришлось пойти ввиду безынициативности Вулфлама и его неспособности кардинально переменить ситуацию. Однако такой вывод грешит односторонностью и слишком контрастирует с тем ярким образом, что возникает при знакомстве с личностью Вулфа Вулфлама. Видимо, уместно взглянуть на проблему под иным углом зрения: не могло ли заключение перемирия стать следствием стремительной военной победы Вулфа либо результатом его дипломатического успеха? Р.-Г. Верлих полагает, что в любом из вариантов удача сопутствовала Вулфламу, и он быстро очистил Балтику от пиратов, имея в своем распоряжении лишь часть выделенных для этого средств. Когда же встал вопрос о выплате оставшейся доли предусмотренной договором суммы, на {185} море уже был наведен порядок, а после улаживания дела купечеству совсем не хотелось расставаться со своими деньгами. Вот тут-то, скорее всего, и прозвучали голоса тех, кто считал сумму, затребованную Вулфом, изначально завышенной и требовал прекратить отчисления⁴⁵⁾. Подобная точка зрения выглядит вполне допустимой: ведь не случайно проблема погашения задолженности продолжала подниматься на ганзетагах вплоть до конца 1386 г.⁴⁶⁾ Поэтому серьезных оснований утверждать, что в стычке с пиратами Вулф потерпел фиаско, нет. Более того, даже если исход дела оказался неблагоприятным для Ганзы, все равно, до тех пор пока операция финансировалась, она осуществлялась успешно, поскольку муссироваться вопрос начал только в связи с финансовыми недоразумениями.

Итак, в 1385 г. завершился первый этап службы Вулфа на ниве ганзейской политики, в течение которого он выполнял сложные и ответственные, но временные поручения. Затем на некоторый срок упоминания о нем исчезают со страниц источников. Скорее всего, в этот период Вулфлам полностью посвятил себя занятиям коммерцией. И только десять лет спустя он вновь вернулся в сферу ганзейской политики, чтобы предстать в совершенно иной ипостаси — уже не в роли простого исполнителя, на практике реализующего инструкции ганзейских съездов, а в качестве человека, включенного в узкий круг лиц, непосредственно формирующих и направляющих внешнеполитический курс Ганзы.

Промежуточный десятилетний период был наполнен для Вулфа бурными, подчас драматическими событиями, связанными прежде всего с именем его отца и главы семейства — Бертрама. Авторитет в дипломатической сфере и занятие высоких должностей в аппарате городского самоуправления превратили последнего в ключевую фигуру на политическом небосклоне Штральзунда. Он воплощал в себе подлинное могущество, что со временем вселило в него убежденность в собственной незаменимости и особенной значимости, дало повод использовать личные заслуги преимущественно во благо своей семьи. В первую очередь это касалось городских финансов, которыми Бертрам распоряжался по собственному усмотрению, не считая нужным советоваться или отчитываться по поводу производившихся затрат. Не допускал он и какого-либо серьезного контроля не только за состоянием дел в финансовой сфере, но и вообще за своими действиями⁴⁷⁾. Он был уже совсем не тот, что в начале карьеры: должность использовал не для процветания города, а в интересах семьи, а бывшими заслугами прикрывался от обвинений в авторитаризме {186} правления и установлении в Штральзунде настоящей семейной диктатуры. Понятно, что в конце концов подобная ситуация не могла не привести к открытому проявлению недовольства. Именно так и случилось в 1391 г., когда против всесильного семейства поднялось не только рядовое бюргерство, но и часть правящей элиты. Главный удар повстанцев направлялся против всевластия бургомистра Бертрама Вулфлама и его сына Вулфа. Оба они, благодаря успешной деятельности на ниве дипломатии, пользовались заслуженным авторитетом в ганзейском мире, однако в своем родном городе вели себя как настоящие диктаторы. Доходило до того, что нередко Вулфламы буквально вынуждали рат принимать нужные и выгодные только для них решения, чем обеспечили себе немало врагов даже среди правящей верхушки.

Бюргерскую оппозицию возглавил Карстен Сарнов — член богатого торгового цеха сукнорезов, который снискал себе доброе имя участием в успешной борьбе против пиратов, разбойничавших на Балтике. Сарнова активно поддержали противники Вулфламов из правящих кругов; они же содействовали быстрому получению им должности бургомистра. Пребывая в ней, Сарнов в 1391 г. провел реформирование системы городского управления: были созданы выборная коллегия из двенадцати так называемых “общинных старшин”, которые вместе с ратом принимали участие в руководстве городскими делами, и специальный комитет в составе четырех ратманов и двух старшин, которые распоряжались городскими финансами и отчитывались перед властями о расходах. На ремесленные цехи возлагалась обязанность контролировать точное исполнение всех положений реформы, однако речи о вхождении их представителей в состав рата не велось. Главным завоеванием оппозиции стало устранение диктатуры Вулфламов. Попытка Бертрама убедить общину в том, что расходование городских денежных средств носило законный характер, только усилило недоверие к нему. Не отягощенный избытком иллюзий Вулфлам-старший вместе с сыновьями бежал из города. Силы оппозиции победили. У опального бургомистра нашелся высокородный защитник в лице герцога Померанского, но его попытка содействовать разрешению конфликта успехом не увенчалась⁴⁸⁾. Тогда за дело взялась сила более могущественная и влиятельная — Ганза. Она действовала по схеме, отлаженной на примере других городов, и выдвинула требование восстановить Бертрама Вулфлама на его посту, угрожая в противном случае исключить Штральзунд из объединения. Патрицианскому купечеству Штральзунда, в среде которого, кстати, все заметнее усиливалось недовольство правлением Сарнова, непримиримая позиция Ганзы альтернативы не {187} оставляла. Чисто деловые соображения взяли верх: Вулфлам с сыновьями были призваны обратно. Карстен Сарнов пытался противостоять этому и даже сумел вызвать в Штральзунде беспорядки, но они не изменили общего развития ситуации. В 1393 г. Сарнов был казнен, его нововведения отменены, а полновластное господство патрициата полностью восстановлено. Братья Вулфламы вернулись домой, но без отца, умершего в изгнании⁴⁹⁾.

Спустя год Штральзунд потрясло новое бюргерское восстание. Оно также закончилось кровавым разгромом, после чего Вулфу удалось восстановить могущество своего семейного клана, которое уже никто не осмелился поколебать до самой его смерти⁵⁰⁾. В 1395 г. он стал членом рата, а всего два года спустя, в 1397 г., занял пост бургомистра⁵¹⁾. Такого стремительного взлета — коротким рывком взобраться на самую вершину городской власти — не знал даже его отец, сделавший в свое время головокружительную карьеру.

Со свойственной ему энергией Вулф ринулся в самую гущу ганзейской политики. Как раз незадолго до того, в 1394 г., неким датчанином был убит штральзундский бургомистр Грегор Швертинг, прибывший в Хельсингборг в составе ганзейской дипломатической миссии для ведения переговоров⁵²⁾. Вероломное убийство посла вызвало гневный резонанс в ганзейском мире. Естественно, Вулф был осведомлен о трагической смерти бургомистра, которого он к тому же давно знал, поскольку в свое время заменил его на посту управляющего зундскими крепостями. Гибель Швертинга лишний раз наглядно убеждала в том, каким непредвиденным опасностям подвержена жизнь дипломата, но это не остановило Вулфлама в его намерении служить дипломатии.

В свою первую поездку в качестве ганзейского посла Вулф Вулфлам отправился в мае 1395 г. Путь лежал в хорошо знакомую местность — Сканер и Фальстербу, где в замке Линдхольм ему предстояло вместе с коллегами заняться улаживанием недоразумения, возникшего между королевой Маргретой и герцогством Мекленбург. Конфликт имел давние корни. Когда в 1375 г., после кончины Вальдемара Аттердага, развернулась борьба за обладание датской короной, главными фигурами династической междоусобицы стали, как уже упоминалось, сыновья двух дочерей покойного монарха — шведский король Альбрехт Мекленбургский и наследник норвежского престола Олаф.

Первый из претендентов, с учетом того, что его союзниками были бранденбургские и гольштинские князья, совершенно не устраивал {188} Ганзу. Намерение Альбрехта создать под эгидой мекленбургского дома мощную балтийскую державу, которая простиралась бы от Фландрии и Северной Фрисландии до Северной Германии, были слишком очевидны. В случае реализации этого проекта могла возникнуть серьезная угроза ганзейскому могуществу Ганзы на Балтике, что никак не входило в планы ганзейского купечества. Поэтому негласно оно отдало предпочтение юному Олафу (1375—1387) и внешне самоустранилось от выборов. Учитывая, что по условиям Штральзундского мира датский король мог быть избран только с одобрения Ганзы, занятая ею позиция фактически была равносильна поддержке кандидатуры норвежского королевича. Олаф оказался во главе датского государства, но из-за его малолетства королевой-регентшей при нем, а фактически полноправной правительницей, стала Маргрета⁵³⁾. Между ней и Альбрехтом Мекленбургским началась война. Для торговли наступили трудные времена. Пиратские суда, снаряжаемые враждующими сторонами, не щадили и мирное купечество. Попытки Ганзы покончить с датскими и шведскими каперами не приносили успеха. В который раз она оказалась не в состоянии выступить на защиту своих интересов единым фронтом. Опасаясь репрессий со стороны территориальных владетелей, мекленбургские города вообще отказались участвовать в общеганзейских акциях, а прусские примыкали к ним лишь от случая к случаю⁵⁴⁾. Стремясь к скорейшему урегулированию конфликта, Ганза оказалась перед дилеммой: к кому из противников на сей раз примкнуть? Свой выбор купечество сделало в пользу датской правительницы, тем более что в 1380 г., после смерти венценосного супруга, власть Маргреты распространилась и на Норвегию, где Ганза фактически являлась торговым монополистом. После смерти в 1387 г. короля Олафа Маргрету уже формально избрали королевой Дании⁵⁵⁾. Ее конфликт с Мекленбургами вступил в завершающую стадию.

В 1389 г. против своего короля поднялось шведское дворянство. С остатками приверженцев он был наголову разбит в битве у Фальчёпинга и вместе с сыном попал в плен к датчанам. С тех пор они находились в заточении у датской королевы в замке Линдхольм. Под властью Маргреты оказалась вся Швеция, за исключением Стокгольма, остававшегося в руках Мекленбургов. Последние прилагали все усилия для освобождения Альбрехта и с этой целью постоянно требовали денег и другой помощи от расположенных в их территориальных владениях ганзейских Ростока и Висмара. Отсюда на пиратских судах так называемые “братья-виталийцы” доставляли в {189} Стокгольм продовольствие, или, как тогда говорили — Виталии. Каперы хозяйничали по всей Балтике, что привело к дестабилизации ситуации на море и угрозе полного прекращения торговли⁵⁶⁾. В таких условиях изменить положение могли только самые решительные меры.

Ганзейская дипломатия энергично взялась за дело и сумела склонить стороны к согласию. 17 июня 1395 г. был подписан Линдхольмский договор⁵⁷⁾. В числе посредников, споспешествовавших урегулированию проблемы, находился и Вулф Вулфлам⁵⁸⁾. Его имя названо замыкающим в ряду четырех штральзундских дипломатов, что и неудивительно: ведь это была первая дипломатическая миссия, осуществленная им по поручению родного города в составе ганзейского посольства. По условиям договора король Альбрехт на три года освобождался из плена, после чего ему предстояло сделать выбор в следующем диапазоне возможностей: либо уплатить Маргрете 60 тыс. марок серебром, либо вернуться в заточение, либо при посредничестве ганзейских городов передать королеве Стокгольм, переходивший пока под их опеку. В сентябре того же года в составе ганзейской делегации Вулф прибыл в Хельсингборг для участия в процедуре освобождения из-под стражи короля Альбрехта и его сына⁵⁹⁾. Даже если эта акция не слишком отвечала намерениям Маргреты, главным оставалось то, что после своего поражения Альбрехт уже не представлял для нее серьезной опасности. Разлада между Ганзой и королевой не возникло. Шаги, предпринятые ганзейскими дипломатами прежде всего во имя деловых интересов ганзейского купечества, одновременно были призваны сохранить уже сложившийся в балтийском регионе баланс сил, не допустить чрезмерного усиления датской короны и гарантировать Ганзе ее монопольные права в сфере балтийской торговли.

Вулф в первый же год своей деятельности в качестве ганзейского посла стал участником дипломатических акций, во многом предопределивших политическое будущее европейского Севера. Источники не позволяют реконструировать масштабы его личного вклада в процесс переговоров, но сам факт участия в дипломатических встречах столь высокого уровня, а также в процедуре подписания выработанных на них документов служат бесспорным доказательством компетентности Вулфа и общественного признания его дипломатического дара. Успехи на дипломатическом поприще стали гарантией стремительного восхождения по ступеням {190} власти в родном городе. Как уже отмечалось, с 1397 г., т.е. спустя всего два года после избрания ратманом, Вулф пересел в кресло бургомистра.

В июле 1397 г. состоялось заключение Кальмарской унии, которая де-юре реализовала идею “скандинавского триединства”⁶⁰⁾. Внучатый племянник Маргреты Эрик Померанский был торжественно коронован как общескандинавский государь, хотя подлинной правительницей унитарной державы до самой своей кончины в 1412 г. оставалась Маргрета — проницательный политик, умная и дальновидная государыня. Альбрехт Шведский обвинил ее в нарушении условий договора и обратился к Ганзе с просьбой о посредничестве⁶¹⁾. Назревал очередной конфликт. Стремясь его уладить, Ганза решила организовать трехстороннюю встречу. Для корректировки сроков ее проведения и уточнения порядка работы к королеве Маргрете был отряжен Вулфлам-младший⁶²⁾. Это был первый в его дипломатической практике случай, когда Вулф выдвинулся из общего ряда действующих лиц и оказался на авансцене событий, вполне, впрочем, закономерно. Кандидатура бывшего управляющего зундскими крепостями идеально подходила для целей миссии: его давнее знакомство с королевой и то расположение, которое она ему прежде оказывала, репутация умелого дипломата, осведомленность в тонкостях скандинавской политики, в том числе и в хитросплетениях династической интриги — вот те ключевые моменты, что предопределили выбор, сделав его успешным. Результат оказался именно таким, каким его хотело видеть ганзейское руководство. По завершении поездки Вулфлама королева своим письмом от 10 декабря сообщила о готовности начать переговоры⁶³⁾. Неизвестно, как долго Вулф находился при дворе северной правительницы, но, даже если это пребывание оказалось кратким, все равно они имели возможность узнать друг друга лучше. О росте взаимного доверия говорит тот факт, что у них возникли общие финансовые интересы. В ходе визита, 12 октября 1397 г., Вулф и еще один член ганзейского посольства к королеве, штральзундский ратман Бернгард фон Роде, получили от Маргреты взаймы, хотя и неясно для каких целей, 650 марок⁶⁴⁾. В дальнейшем Вулфлам постоянно вел с Маргретой денежные дела: неоднократно получал от нее значительные суммы, а также выступал ее доверенным лицом в коммерческих сделках с ганзейскими купцами и герцогами Мекленбургами⁶⁵⁾, что является бесспорным свидетельством {191} доверия к нему со стороны королевы и признания ею его надежных деловых и партнерских качеств.

Между тем подходил к концу срок действия Линдхольмского договора, и на повестку дня вновь выдвигался вопрос о судьбе Стокгольма. В августе 1398 г. ганзейские посланцы, в их числе и Вулф Вулфлам, прибыли в Копенгаген⁶⁶⁾. Маргрета настаивала на передаче Стокгольма в ее руки, и ее позиция ни для кого не была неожиданностью. Что же касается Альбрехта, то к моменту копенгагенской встречи он еще не сообщил о своем окончательном выборе. Поэтому 12 августа было решено, что один из участников собрания должен отправиться к экс-королю и убедить его в необходимости до 24 августа четко сформулировать свою точку зрения. Миссия предстояла сколь ответственная, столь и деликатная. По единодушному решению ее исполнителем назначили Вулфа Вулфлама⁶⁷⁾. Он все заметнее превращался в одно из центральных звеньев того мощного механизма, который назывался ‘‘скандинавская политика Ганзы”. Вулф отбыл в Шверин — резиденцию Мекленбургов, где и состоялась его встреча с Альбрехтом. У последнего жажда власти явно перевешивала доводы разума. За день до истечения отведенного срока он передал Вулфу послание, наполненное ничего не значащими фразами о том, что “ганзейские города могут рассчитывать” на его “расположение”. Ответная реакция была мгновенной и жесткой: ганзейцы передали Стокгольм Маргрете⁶⁸⁾. Ганза не желала ничего менять в условиях Кальмарской унии. Разумеется, создание вместо трех небольших одного могущественного государства могло повлечь за собой ослабление ее внешнеполитических позиций, но, с другой стороны, ганзейской дипломатии было проще договариваться с одним, а не с тремя государями. За лояльность королева вознаградила ганзейское купечество подтверждением всех привилегий, добытых им ранее в каждом из ее нынешних владений. Соглашение со стороны Ганзы засвидетельствовали пять уполномоченных, в том числе и Вулф Вулфлам⁶⁹⁾. Политическая расчетливость Ганзы в который раз оказалась надежным фундаментом для обеспечения ее коммерческих интересов.

Из общего правила были исключены Висбю, а также Росток и Висмар за помощь, оказанную ими Мекленбургам⁷⁰⁾. Естественно, {192} Ганза не могла оставаться безучастной к судьбе своих полноправных членов, входивших к тому же в вендское ядро. По ее поручению Вулф Вулфлам провел предварительные, весьма успешные переговоры с ратами обоих городов⁷¹⁾. Для окончательного урегулирования ситуации в августе 1399 г. в Любеке собрался ганзетаг. В соответствии с его постановлением в сентябре 1399 г. представители ратов Любека, Гамбурга, Штральзунда и Грайфсвальда отправились к королеве Маргрете и принесли ей публичное покаяние за действия мекленбургских городов. После великодушного прощения королева вернула им прежние права в своих владениях⁷²⁾. Наиважнейший, с точки зрения коммерческих приоритетов, скандинавский рынок вновь открылся перед Ганзой в требуемом объеме. Столь важные итоги, в первую очередь, стали результатом высокой внутренней солидарности и монолитности Ганзы, но в значительной мере они были обеспечены продуманными многоходовыми операциями ганзейской дипломатии, деятельное участие в разработке и реализации которых принял Вулф Вулфлам.

С этого момента на него все чаще возлагаются посреднические функции при урегулировании острых проблем или конфликтных ситуаций. В 1400 г. именно через Вулфа датская королева обратилась к городам вендской Ганзы с просьбой объединить усилия для обуздания очередной вспышки пиратского разбоя на Балтике⁷³⁾. В том же году ему пришлось выступить в качестве третейского судьи при разборе тяжбы между ганзейским купечеством Любека и прусских городов, с одной стороны, и жителями шведского городка Кальмара — с другой. Поводом к ней послужило то обстоятельство, что ганзейцы по-пиратски захватили два мирных кальмарских судна, убили 80 членов экипажа и разграбили находившиеся на борту грузы. В ответ на адресованный Ганзе гневный запрос королевы Маргреты — на каких основаниях попираются права ее подданных — ганзетаг принял решение о компенсации причиненного кальмарцам ущерба. Вулф вошел в состав комиссии из шести человек, уполномоченной договориться с потерпевшей стороной о размерах и формах возмещения убытков, а также проконтролировать их возмещение⁷⁴⁾.

В это время особенно обострилась проблема берегового права, вернее, его постоянного игнорирования и прямого нарушения жителями скандинавских государств. Они не ограничивались получением узаконенной части спасенного груза, а растаскивали с потерпевших крушение ганзейских кораблей все, что попадалось под руку. Видимо, {193} подобная практика стала превращаться в устойчивую традицию, вызывая понятную озабоченность и тревогу в ганзейских кругах. Кстати, не исключено, что вышеупомянутая расправа с кальмарскими моряками могла стать ответной реакцией ганзейцев на действия охотников за чужим добром. Так или иначе, в июле 1401 г. в Любеке собрался очередной ганзетаг, среди участников которого находился и Вулф Вулфлам. Съезд принял проект нового постановления, призванного урегулировать отношения в области берегового права на основе соблюдения общепринятых норм и обязательного возмещения убытков⁷⁵⁾. В сентябре проект был вынесен на обсуждение состоявшихся в Лунде (Сконе) переговоров, в которых в составе ганзейской делегации принял участие Вулф Вулфлам⁷⁶⁾. Скандинавская сторона признала правомерность ганзейских предложений и согласилась придать им правовой статус, что содействовало зарождению еще одного проекта — о создании двустороннего союза. Однако дальше разговоров дело не продвинулось. Как только датчане предложили включить в условия будущего соглашения пункт об оказании в случае необходимости военной взаимопомощи, ганзейцы тотчас же заявили о его неприемлемости, после чего обсуждение проекта полностью прекратилось.

За всеми этими событиями на некоторое время отошла на второй план проблема Готланда, захваченного в 1398 г. Немецким орденом. Теперь она обострилась с новой силой, ибо Маргрета настойчиво требовала вернуть остров под власть датской короны, а Орден, со своей стороны, искал любую возможность, дабы придать своим оккупационным действиям видимость законности⁷⁷⁾. В марте 1402 г. по персональному приглашению гофмейстера Ордена и ратов прусских городов Вулф Вулфлам прибыл в Мариенбург, где получил официальное предложение выступить посредником в тяжбе с королевой⁷⁸⁾. Тот факт, что Орден остановился на кандидатуре именно Вулфлама служит еще одним доказательством признания в ганзейском мире его таланта дипломатического арбитра, но в данном случае в расчет, бесспорно, бралась и такая важная психологическая деталь, как его давнее знакомство с датской королевой и ее особо доверительное к нему отношение.

Вновь оказавшись в центре конфликта, Вулф отправляется на встречу с Маргретой. Он убеждает ее в необходимости приступить к обсуждению готландского вопроса, после чего королева дает согласие на проведение в июле в Кальмаре переговоров с представителями {194} Ордена о поисках взаимоприемлемого выхода из сложившейся ситуации⁷⁹⁾. В свою очередь, она обращается к Вулфу с просьбой оказать ей содействие в улаживании проблемы весьма щепетильного свойства. В Пруссии объявился некий самозванец, который выдавал себя за умершего в 1387 г. принца Олафа⁸⁰⁾. Королева, небеспричинно опасаясь, как бы на волне территориальных претензий он не был использован нежелательным для нее образом, стремилась заполучить Лжеолафа в свои руки. Для обсуждения возможных вариантов и условий выдачи самозванца она и нуждалась в услугах Вулфлама. По ее поручению в сопровождении еще одного датского рыцаря Вулф отправился в Мариенбург, чтобы выяснить и уладить все вопросы⁸¹⁾. Миссия оказалась исключительно успешной. Гофмейстер согласился на проведение встречи по территориальному вопросу в Кальмаре, а также выразил готовность передать Лжеолафа датским властям, возложив на своих доверенных лиц операцию по его доставке королеве⁸²⁾. Слово он сдержал: вскоре самозванец был сожжен по приказу Маргреты в Фальстербу⁸³⁾.

Вулфлам справился с заданием, и это прекрасно понимали в кругу лиц, посвященных в тайны высокой политики. На этом витке карьеры Вулфа его дипломатические способности получили должное признание: отныне он становится участником формирования дипломатического процесса на европейском Севере.

Следующее известие об участии Вулфа в очередной дипломатической акции относится к ноябрю 1402 г. В Хельсингборге он поставил подпись под оформлением договора между датской королевой и своими территориальными князьями — герцогами Померанскими Барнимом VI и Вратиславом VIII, бравшими на себя обязательство “во всем следовать советам Маргреты и без ее согласия не вступать ни во внешние, ни во внутренние войны”⁸⁴⁾. Невольно возникает вопрос: что могло побудить независимых владетелей принять на себя подобные условия? Ответ вряд ли удастся отыскать на поверхности события: заключение договора имело более серьезную подоплеку и опиралось на сложную комбинацию интересов трех сторон — ганзейских городов, герцогов Померанских, Северной унии.

Хорошо известно, что славившийся своим необузданным нравом Барним VI неоднократно конфликтовал с ганзейскими городами⁸⁵⁾. Вынужденные прибегать к ответным действиям, восемь городов в {195} мае 1402 г. заключили так называемую “тохопезату” — оборонительный союз, в состав которого вошел и Штральзунд⁸⁶⁾. Его возникновение ставило Вулфа в неоднозначное положение. С одной стороны, как бургомистр, он особенно был заинтересован в сохранении мира и спокойствия в городе, а посему и в функционировании “тохопезаты”, призванной сдерживать своеволие князей. Но с другой — с герцогами его связывали давние деловые и добрые личные отношения. Он оказывал им денежные услуги, приглашался ими для свидетельствования при подписании важных документов, вместе с отцом входил в княжеский совет, а в 1391 г., когда в ходе восстания Вулфламы были изгнаны из Штральзунда, обращался к герцогам за помощью и встретил с их стороны сочувствие и готовность оказать поддержку⁸⁷⁾. Спустя годы память об этом и вытекающие отсюда моральные соображения не позволяли ему идти на конфронтацию с людьми, поддержавшими его семью в трудную минуту, и эту психологическую деталь не следует сбрасывать со счетов. Да и опыт политика не мог не подсказывать, что открытых столкновений с герцогами, время от времени посягавшими на городскую автономию, все-таки целесообразнее избегать. Оставался единственно надежный путь — отстаивая интересы родного города, действовать дипломатическими методами. Воспользовавшись тем, что Маргрета Датская всячески стремилась сохранять добрые отношения с Ганзой (ведь “готландский вопрос” все еще находился в подвешенном состоянии, и позиция Ганзы тут многое определяла), Вулф решил сыграть на этом, пустив в ход столь действенное оружие, как авторитет королевы. Здесь его дар мастера дипломатического маневра проявился в полную силу. Комбинация была разыграна настолько умело, что территориальные владетели не только не выразили ни малейшего неудовольствия или раздражения действиями Вулфа, но, напротив, всячески отмечали его “многосторонние заслуги” и “в знак особого расположения и за многолетнюю верную службу, которую они от него всегда и во всем видели”, передали ему в держание деревню Крансдорф с правом низшей и высшей юрисдикции⁸⁸⁾.

Между тем эскалация конфликта вокруг Готланда продолжалась. Нежелание Ордена, вопреки неоднократным обращениям Маргреты, четко определить свою позицию привело к тому, что в конце концов королева “отпустила вожжи” и в ноябре 1403 г. датское войско высадилось на острове и начало успешное наступление⁸⁹⁾. Правда, под стенами Висбю оно захлебнулось, но сути дела это {196} не изменило: конфликт вышел из мирной и вступил в вооруженную стадию. Над Ганзой, для которой Висбю служил перевалочным мостом в ее торговле с Новгородом, нависла угроза. В декабре в Любеке собрался съезд. На нем шла речь о нарушении Данией ганзейских привилегий на острове и о ее ответственности за введение там в оборот порченой монеты, однако позиция Ганзы пока оставалась нечеткой⁹⁰⁾. Скорее всего, большинство делегатов относились к событиям, как к очередному обычному инциденту. Вулф к их числу не принадлежал. Он имел на этот счет иное мнение, а посему первым выступил за необходимость действовать без проволочек, не дожидаясь, пока ганзейская торговля в районе Готланда окажется парализованной. Выразив неуверенность, что в ближайшем будущем делегаты ганзейских городов смогут вновь собраться, Вулф от своего имени обратился с посланием к гофмейстеру. Отметив, что война на Готланде ему “лично причиняет истинное страдание”, он выразил готовность отправиться к Маргрете, чтобы попытаться склонить ее к переговорам с Орденом, а также прибыть к гофмейстеру для обсуждения вариантов прекращения вооруженного конфликта⁹¹⁾. Тот факт, что с подобными предложениями Вулф счел возможным выступить по собственной инициативе, свидетельствует не просто о его политическом влиянии, но, пожалуй, позволяет говорить о лидерстве в принятии ганзейским сообществом решений дипломатического характера.

В ответном письме гофмейстер обратился к Вулфу со словами “мой дорогой друг”, но без обиняков дал понять, что предпочитает действовать с позиций силы. В марте-апреле по его приказу на Готланде высадился прусский десант, успешно отразивший наступление датского воинства. Ордену удалось также блокировать датский подвоз продовольствия в район Готланда, после чего план Маргреты по стремительному захвату острова окончательно провалился⁹²⁾. Конфликт принимал характер затяжной военной кампании, что ставило под угрозу ганзейское судоходство. К Маргрете немедленно выехало ганзейское посольство, уполномоченное действовать исключительно “серьезно и жестко”⁹³⁾. Оно прибыло для встречи с королевой в шведский город Вадстену на Троицын день 1404 г. В состав делегации входил и Вулф Вулфлам.

Неудачный ход готландской операции вынудил королеву согласиться на переговоры⁹⁴⁾. Одновременно интерес к ним обозначился и со стороны Ордена, надежды которого на быстрый военный успех {197} также не оправдались. Исходя из сложившихся реалий, было решено отправить на Готланд трех ведущих ганзейских дипломатов с тем, чтобы они, прибыв непосредственно в район боевых действий, на месте отыскали оптимальные пути для достижения взаимопонимания. Миссия оказалась успешной: между Орденом и Северной унией было заключено перемирие сроком на один год, предусматривавшее вывод с острова войск обеих воюющих сторон. В решении, принятом по этому поводу, особо отмечалось, что установлению мира наиболее содействовали “уважаемые послы городов, господа любекский бургомистр Йордан Плесков, штральзундский бургомистр Вулф Вулфлам, грайфсвальдский ратман Людвиг Нойенкирхен”⁹⁵⁾. Учитывая, насколько деятельно Вулф с самого начала стремился к улаживанию конфликта, а также характер его взаимоотношений с королевой и гофмейстером, можно с достаточной долей вероятности предположить. что именно он сыграл ключевую роль в этой дипломатической акции. Разумеется, противники стремились к миру, и их позиция определила исход дела. Но в целом достижение перемирия стало победой ганзейской дипломатии, исходившей, разумеется, из собственных интересов: с преодолением конфронтации устранялась угроза ганзейской торговле.

Окончательный мир был заключен 25 ноября 1405 г. Во Фленсбурге его скрепили своими подписями королева Маргрета и король Альбрехт, который отказался от притязаний на Готланд и передал все права на владение островом Эрику Померанскому. Подписание договорных документов происходило в присутствии ганзейских дипломатов. Вулф Вулфлам прибыл на встречу венценосных особ не просто в качестве члена ганзейской делегации; ему довелось стать одним из гарантов выполнения соглашения. От имени королевы он вместе с еще четырьмя рыцарями передал, как это предусматривалось условиями договора, 5 тыс. марок королю Альбрехту⁹⁶⁾.

Оставался еще один финансовый момент, связанный с Готландом. Как уже отмечалось, в свое время гофмейстер уплатил королю Альбрехту за аренду острова 10 тыс. ноблей и теперь совершенно естественно желал, чтобы при взаиморасчетах эта сумма была учтена в его интересах⁹⁷⁾. Решение вопроса вступило в завершающую стадию спустя полтора года после подписания договора, когда Маргрета изъявила готовность уплатить гофмейстеру 9 тыс. ноблей — официально якобы за возведенные Орденом на острове строения, а в действительности в качестве компенсации за арендную сумму. Королева, будучи правительницей прагматичной и трезво {198} мыслящей, прекрасно понимала, что неуплата требуемой гофмейстером суммы создаст почву для новых инцидентов. Она же стремилась вернуть себе остров безвозвратно. Соглашение о передаче оговоренной суммы было заключено представителями Ордена с королем Эриком в Хельсингборге 15 июня 1407 г.⁹⁸⁾ На церемонии подписания присутствовал Вулф Вулфлам, что отнюдь не выглядело случайностью. Сохранились прямые указания на то, что он принимал участие в работе над текстом договора, скорее всего, над его финансовой частью. Во всяком случае, когда спустя некоторое время он в качестве посланника датской королевы прибыл в Пруссию, гофмейстер распорядился одарить его серебряным кубком⁹⁹⁾. Так он выразил Вулфу свою признательность за содействие благополучному исходу дела и поддержание его интересов. Безусловно, этот жест — еще одно доказательство той роли, которую Вулфу довелось сыграть в серии переговоров между Маргретой Датской и гофмейстером Немецкого ордена. Королева, со своей стороны, также продемонстрировала признательность Вулфу, полностью компенсировав ему потери, понесенные в ее владениях в связи с действием берегового права¹⁰⁰⁾.

Договор окончательно вступил в силу 22 сентября 1408 г., когда в Кальмаре Эрик Померанский передал гофмейстеру 9 тыс. английских ноблей, после чего Готланд и Висби перешли во владение датской короны¹⁰¹⁾. Единственным представителем Ганзы, присутствовавшим при этом важном событии, был Вулф Вулфлам¹⁰²⁾, что лишний раз подтверждает признание не только весомости его вклада в прекращение готландского конфликта, но и степень его влияния на дипломатическую жизнь европейского Севера в целом.

Поездка в Кальмар стала последним дипломатическим поручением Вулфа Вулфлама. 1 ноября 1409 г. на кладбище в Бергене он пал жертвой мести одного из местных дворян, однако подробности дела неизвестны¹⁰³⁾. Так трагически оборвалась жизнь одного из ведущих ганзейских политиков и дипломатов, личности незаурядной и яркой. Способный дипломат, он в продолжение своей дипломатической карьеры — с 1395 по 1409 г. — выполнил 27 дипломатических миссий. Ганзейская история знает немало славных имен дипломатов, но даже среди них Вулф Вулфлам занимает особое место благодаря своему вкладу в налаживание взаимоотношений {199} с Северной унией. Реалист, умевший трезво оценивать ситуацию и действовать сообразно ее условиям, он совмещал в своем характере честолюбие и способность подняться над неудачей, целеустремленность и осторожность, решительность и умение держать себя в руках, упорство и неустанность в дипломатических трудах. Именно эти качества, природный ум и многолетний политический опыт стали залогом его успехов на дипломатическом поприще; успехов, содействовавших в конечном итоге процветанию и могуществу немецкой Ганзы.

¹⁾ Достаточно упомянуть такие фундаментальные работы: Daenell Е. Die Blüteziet der deutschen Hanse. В., 1906; Dollinger Ph. Die Hanse. Stuttgart, 1976; Schäfer D. Die Hansestädte und König Waldemar von Dänemark. Jena, 1879; Schildhauer J., Flitze K., Stark W. Die Hanse. B., 1985; Stoob H. Die Hanse. Graz; Wien; Köln, 1995.

²⁾ Akteure und Gegner der Hanse: Zur Prosopografie der Hansezeit // Hansische Studien IX. Weimar, 1998. Bd. 30.

³⁾ Hansinhes Urkundenbuch / Bearb. K. Höhlbaum, K. Kunze. H.-G. von Rundestedt, W. Stein. (Далее: HUB). Halle, 1876—1939. Bd. I–XI (975—1500); Die Rezesse und andere Akten der Hansetage von 1256—1430. Erste Abt. Bd. 1 / Bearb. W. Junghans. Leipzig, 1870; Bd. 2–8 / Bearb. K. Koppmann. Leipzig, 1872—1897; Zweite Abteilung. Bd. 1–7 / Веаrb. G.T. von der Ropp. Leipzig, 1876—1892; Dritte Abteilung. Bd. 1–9 / Bearb. D. Schäfer. Leipzig, 1881—1913. (Далее: HR.)

⁴⁾ Коерреп H. Führende Stralsunder Ratsfamilien vom Ausgang des 13. bis zum Beginn des 16. Jhts. Greifswald, 1938. S. 50, Anm. 225; Werlich R.-G. Wulf Wulflam — ein hansischer Diplomat aus Stralsund // Hansische Studien, IX. Weimar, 1998. Bd. 30. S. 68.

⁵⁾ Подаляк Н.Г. Ганза: мир торговли и политики в XII—XVII столетиях. К., 1998. С. 52.

⁶⁾ Römer H.U. Das Rostocker Patriziat bis 1400 // Mecklenburgische Jahrbücher. Schwerin, 1932. N 96. S. 37; Schildhauer J. Soziale, politische und religiöse Auseinandersetzungen in den Hansestädten Stralsund, Rostock und Wismar im ersten Drittel des 16. Jh. Weimar, 1959. S. 33; Подаляк Н.Г. Социально-политическая борьба в городах вендской Ганзы в XV в. // СВ. М., 1992. Вып. 55. С. 154.

⁷⁾ Schulz G. Der Stralsunder Bürgermeister Bertram Wulflam // Hansische Geschichtsblatter. 1923. № 27. S. 102. (Далее: HGBll.)

⁸⁾ HR. I. 4. № 40, § 1.

⁹⁾ Detmar-Chronik // Die Chroniken der deutschen Städte. Bd. 19: Lübeck. Leipzig, 1884. Bd. 1; Korner H. Chronica Novella. Göttingen, 1895; Krantz A. Wandalia oder Beschreibung wendischer Geschichte. Lübeck, 1600.

¹⁰⁾ Koeppen H. Führende Stralsunder Ratsfamilien… S. 44-45.

¹¹⁾ Ibid. S. 50. Anm. 225.

¹²⁾ Ibid. Anm. 223.

¹³⁾ Ibid. Anm. 224.

¹⁴⁾ Подаляк Н.Г. Ганза // Город в средневековой цивилизации Западной Европы. М., 2000. Т. 4. С. 129-130.

¹⁵⁾ HR. I. 1. № 523; 524.

¹⁶⁾ Ibid. № 503-507; 510; 513; HUB. 4. № 343.

¹⁷⁾ HR. I. 2. № 18-20.

¹⁸⁾ Ibid. № 86-90.

¹⁹⁾ Ibid. № 53, § 7; № 56.

²⁰⁾ Daenell E. Die Kölner Konföderation vom Jahre 1367 und die schonischen Pfandschaften. Leipzig, 1894. S. 122-123.

²¹⁾ HR. I. 2. № 200, § 25.

²²⁾ Коерреп Н. Führende Stralsunder Ratsfamilien… S. 50; Fritze K. Die Hansestadt Stralsund: Die ersten beiden Jahrhunderte ihrer Geschichte. Schwerin, 1961. S. 192-193.

²³⁾ HR. I. 2. № 248, § 9.

²⁴⁾ Ibid. № 254, § 3.

²⁵⁾ Ibid. № 258, § 6; № 263, § I.

²⁶⁾ Ibid. № 266, § 21.

²⁷⁾ Ibid. № 259.

²⁸⁾ HR. I. 4. № 40, § 8.

²⁹⁾ Werlich R.-G. Wulf Wulflam… S. 72.

³⁰⁾ HR. I. 2. № 298, § 5, 8.

³¹⁾ Ibid. № 301, § 10.

³²⁾ Ibid. № 298, § 6; № 300.

³³⁾ HR. I. 3. № 189-191.

³⁴⁾ Werlieh R.-G. Margarete-Regentin der drei nordischen Reiche // Fürstinnen und Städterinnen. Frauen im Mittelalter. Freiburg; Basel; Wien, 1993. S. 121.

³⁵⁾ Detmar. S. 551-553, № 756; S. 555, № 764; S. 556, № 771; Schäfer D. Die Hansestädte und König Waldemar von Dänemark. Jena, 1879. S. 549-550.

³⁶⁾ HR. I. 2. № 124-126; № 133-135.

³⁷⁾ Подаляк Н.Г. Ганза: мир торговли… С. 75-82.

³⁸⁾ HR. I. 2. № 300.

³⁹⁾ Werlich R.-G. Wulf Wulflam… S. 73.

⁴⁰⁾ HR. I. 2. № 320, § 4.

⁴¹⁾ HR. I. 4. № 40, § 12.

⁴²⁾ Daenell E. Kölner Konföderation… S. 147-148; Koeppen H. Führende Stralsunder Ratsfamilien… S. 51-52; Fritze К. Hansestadt Stralsund. S. 195, 204.

⁴³⁾ Koppmann K. Einleitung // Hanserezesse. Leipzig, 1877. Abt. I, Bd. 4.1. 4. S. IX; Puhle M. Die Vitalienbrüder. Klaus Störtebecker und die Seeräuber der Hansezeit. Frankfurt a. M.; N.Y., 1992. S. 27-28.

⁴⁴⁾ HR. I. 2. № 330.

⁴⁵⁾ Werlich R.-G. Wulf Wulflam… S. 75-76.

⁴⁶⁾ HR. I. 2. № 317; 319; 320 § 4; HR. I. 3. № 206; 208.

⁴⁷⁾ HR. I. 4. 40, § 1.

⁴⁸⁾ Franke О. Für Bertram Wulflam // HGBll. 1884. № 4. S. 89-90.

⁴⁹⁾ Fritze К. Die Hansestadt Stralsund. S. 132-135.

⁵⁰⁾ Fritze R. Entstehung, Aufstieg und Blüte der Hansestadt Stralsund // Geschichte der Stadt Stralsund. Weimar, 1984. S. 75-77.

⁵¹⁾ Koeppen H. Führende Stralsunder Raisfamalien… S. 60-61.

⁵²⁾ Daenell E. Die Blüteziet der deutschen Hanse. B., 1906. S. 128-129.

⁵³⁾ HR. I. 2. № 124; 134.

⁵⁴⁾ Ibid. № 303.

⁵⁵⁾ Detmar. S. 340.

⁵⁶⁾ Detmar. S. 353; HR. I. 4. S. V-XXIII.

⁵⁷⁾ HR. I. 4. № 261-266.

⁵⁸⁾ Ibid. № 261-263.

⁵⁹⁾ Ibid. № 298; 303.

⁶⁰⁾ Сванидзе А.А. Эпоха уний в Северной Европе // СВ. М., 1987. Вып. 50. С. 100.

⁶¹⁾ HR. 1.4. № 413, § 8.

⁶²⁾ Ibid. § 13.

⁶³⁾ Ibid. № 427.

⁶⁴⁾ Коерреп Н. Führende Stralsunder Ratsfarnalien… S. 62, Anm. 310.

⁶⁵⁾ Ibid. S. 62, Anm. 309; MUB. XXIII, № 13413; XXIV, № 13685.

⁶⁶⁾ HR. I. 4. № 482, 489.

⁶⁷⁾ Ibid. № 495.

⁶⁸⁾ Ibid. № 496.

⁶⁹⁾ Ibid. № 489.

⁷⁰⁾ Ibid. № 484-488. Что касается Висбю и Готланда в целом, то в ходе борьбы за датский престол они попали сначала в руки Мекленбургов, затем превратились в пристанище пиратов, а в 1398 г. были захвачены Немецким орденом. Для Маргреты такой поворот событий стал тяжелым ударом, поскольку с момента завоевания Висбю в 1361 г. ее отцом Вальдемаром IV Аттердагом она считала его датским островом.

⁷¹⁾ HR. I. 4. № 541; 542.

⁷²⁾ Ibid. № 550; 554.

⁷³⁾ Ibid. № 570.

⁷⁴⁾ Ibid. № 553; 618; HR. I. 5. № 7.

⁷⁵⁾ HR. I. 5. № 23, 24.

⁷⁶⁾ Ibid. № 33-34.

⁷⁷⁾ Daenetl E. Die Blütezeit… S. 140.

⁷⁸⁾ HR. I. 5. № 71, §4.

⁷⁹⁾ Ibid. № 103.

⁸⁰⁾ Daenell E. Die Blütezeit… S. 144.

⁸¹⁾ HR. I. 5. № 102.

⁸²⁾ Ibid. № 103.

⁸³⁾ Werlich R.-G. Wulf Wulflam… S. 83.

⁸⁴⁾ Ibid. S. 83.

⁸⁵⁾ Sauer H. Hansestädte und Landesfürsten. Köln; Wien, 1971.

⁸⁶⁾ HR. I. 5. № 77; 78; 80.

⁸⁷⁾ LUB. I. 5. № 48, 65; Koeppen H. Führende Stralsunder Ratsfamilien… S. 63, Anm. 319; Franke О. Für Bertram Wulflam // HGBll. 1884. № 4. S. 89-90.

⁸⁸⁾ Koeppen H. Führende Stralsunder Ratsfamilien… S. 63, Anm. 320, 322.

⁸⁹⁾ Daenell E. Die Blütezeit… S. 145.

⁹⁰⁾ HR. I. 5. № 158, § 8.

⁹¹⁾ Ibid. № 180.

⁹²⁾ Daenell E. Die Blütezeit… S. 145.

⁹³⁾ HR. I. 5. № 185.

⁹⁴⁾ Ibid. № 190.

⁹⁵⁾ Werlich R.-G. Wulf Wulflam… S. 86.

⁹⁶⁾ HR. I. 5. № 279; 329; 330.

⁹⁷⁾ Ibid. № 326.

⁹⁸⁾ Ibid. № 422.

⁹⁹⁾ Perlbach M. Hansisches aus dem Marienburger Tresslerbuch // HGBll, 1897 (1898). S. 270, 271.

¹⁰⁰⁾ HR. I. 5. № 424.

¹⁰¹⁾ Ibid. № 504.

¹⁰²⁾ Ibid. № 508.

¹⁰³⁾ Daenell E. Die Blütezeit… S. 147.