Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. К разделам: Римский мир | Византия | Арабский халифат | Раннесредневековая Европа

Греческая медицина в Византии

В лице Галена пытливый исследовательский греческий гений в области врачебного искусства потерял своего последнего великого представителя. Как яркая вечерняя заря, долго еще светил он грядущим поколениям и в течение многих веков служил путеводной звездой. Но ни одному греку, ни одному римлянину не суждено было уже подняться до той высоты исследователя, на которой стоял Гален, и его самого даже не решались признать за образец к которому следует стремиться:

«Ου παντος ανδρος ες Γαληνον εσθ’ ο πλους — не всякий направляет свой парус к цели, к Галену».

Тот исследовательский дух, который одушевлял Герофила, Эразистрата и их знаменитых последователей в Александрии, в 3-м веке окончательно покинул медицину. Александрия, наряду с Афинами и Римом, продолжала скромное существование в качестве города, где можно было учиться врачебному искусству, но стремления к самостоятельному творчеству на самостоятельно проложенных путях уже не было. Лозунгом эпигонов было только собирание материалов и ретроспективное изучение того, что было сделано в течение почти тысячелетнего развития, — развития, давшего материал экспериментального и иного характера, о каком ни один другой народ не мог и мечтать. Тому, что было достигнуто, удивлялись, но это удивление было соединено с бесплодием, так как побуждения к продолжению дела учителей, импульса к самостоятельному творческому труду оно не вызывало. Компиляция и регистрирование давали уже удовлетворение; создание схемы было высшей ступенью; выше никто не рисковал подниматься. Деятельность Галена была возрождением эпохи Гиппократа; то, что им было достигнуто, нельзя мерить, иначе, как взяв в качестве масштаба работу и достижения Гиппократа, Платона, Аристотеля, Герофила и Эразистрата; все эти достижения (3/4) сменило неограниченное господство энциклопедизма, который дал, впрочем, представителей медицины, достойных всякого уважения.

Мало по малу самая форма литературной работы изменилась, причем это изменение оказало влияние и на сущность писательского творчества. Книжный свиток, господствовавший в течение расцвета греческой культуры, к концу 4-го века был заменен пергаментным кодексом; эта перемена имела большое значение: писатель, составляя свой труд, мог удобно расположить, пергамент рядом и спокойно переписывать оттуда целые отделы; со свитком дело обстояло труднее, так как он требовал утомительной диктовки, требовал целого ряда помощников, или же приходилось извлекать цитаты из запаса собственной памяти, а это возможно было лишь при основательном знании источников и полном их усвоении при более свободной передаче своими словами.

Типичный пример такого метода творчества, состоящий в широком заимствовании как бы вырезанных при помощи ножниц целых отделов из работ великих предшественников, причем на долю писателя остается только распределение и расчленение материала — представляет труд Орибазия из Пергама. Его друг и покровитель, император Юлиан, питавший, как известно, отвращение к новой вере, находившейся под особым покровительством Константина, задумал реставрировать старую греческую религию и при этом решил возобновить культ Асклепия; Орибазию, во второй половине 4-го века, он поручил составить книгу, которая содержала бы все, заслуживающее внимание, из трудов греческих врачей. К сожалению, эти «συναγωγαι», составившие 72 книги, дошли до нас только в ничтожной части, но то, что дошло, показывает, что Орибазий опирается, главным образом, на своего земляка Галена, которого превозносит до небес; рядом с ним он ставит великих пневматиков Архигена и Атеная, а затем Филумена, Геродота и Руфа, а также хирургов Антилла, Гелиодора, Диоскурида, Диокла и Демосфена. О трудах большинства из этих великих врачей мы знаем в сущности только то, что дал из них в извлечениях Орибазий в своих Collectiones medicae.

Книга Орибазия относится к эпохе, отстоящей от времени составления трудов Галена на 2 века; ее главная заслуга заключается в том, что в ней Орибазий сумел сохранить и передать потомству великое наследие Галена. Книга Орибазия была, по-видимому, уже приведена к концу, когда автор, после смерти своего господина (363 г.), был изгнан из Византии и бежал к Готам, которые пребывали в теперешней Болгарии, почти у ворот (4/5) Константинополя; врач императора был принят очень хорошо. Получив прощение, восстановленный в своих правах и получив обратно свои имения, Орибазий составил для своего ученика Евстафия небольшую книгу, в которой содержится все существенное из его большого труда; эта книжка (Synopsis), а также книга об употребительных, всюду доступных и годных для ежедневной практики средствах (Euporista) дошли до нас в полном объеме. Эта книга, а также синоптический экстракт из обширного справочника, уже в 5-м веке были переведены на латинский язык; «Urivasius» в качестве автора медицинских источников, дающего целый ряд полезных сведений, был до известной степени популярен на западе еще в эпоху Каролингов.

Труды некоторых крупных энциклопедистов Византии 6-го и 7- го веков уже с внешней стороны имеют характер компиляций. Аэций из Амиды в Месопотамии написал труд в 16 книг (Tetrabiblos, 4x4), представляющий собой не что иное, как ряд дословных выдержек из Орибазия, Галена, Филумена и многочисленных других авторов греческой медицины более поздней эпохи. Если мы желаем составить себе ясное представление об этом общем очерке греческого врачебного искусства, — очерке, несомненно имеющем большое значение, то мы должны обратиться (касается второй части) к одному из двух латинских ее переводов, относящихся к эпохе ренессанса и гуманизма, иди к рукописям, так как из 9-16 книг лишь некоторые появились в отдельных греческих изданиях. Современником Аэция был Александр из Траллеи в Понте; сын врача и брат строителя церкви св. Софии, он, уже будучи пожилым, прибыл в Рим, чтобы заняться здесь составлением книги, излагающей результаты его опыта; в Рим он был приглашен, по-видимому, папой Григорием Великим (590—604), мало симпатизировавшим вообще античной науке, — приглашен в силу необходимости, в годы чумы. Его труд в 12 книгах долго неправильно считался оригинальным; теперь его компилятивный характер является общепризнанным; нужно отметить также, что труд этот не вполне свободен от суеверий своего времени. Латинский экстракт, в 3 книгах, появился уже сравнительно очень рано; им иногда пользовались в течение всех средних веков, причем он был отпечатан под именем Александра-целителя (Alexander Jatros).

Необходимо назвать, наконец, Павла из Эгины, как последнего в эпоху до арабов — врача, который пользовался большой популярностью и который, несомненно, является крупным писателем; ему принадлежит труд из 7 книг. Павел работал в Александрии, когда (5/6) этот город, в котором находилась наиболее знаменитая из медицинских школ отдаленного прошлого, попал после тысячелетнего процветания в руки появившихся на арене истории и жадных к знанию арабов — попал не в силу завоевания, но благодаря отъезду византийских властей, по соглашению с арабами. Павел остался в Александрии, и скоро пришельцы стали высоко его ценить; они, впрочем, умели ценить и то литературное богатство, которое нашли в тамошних библиотеках и которое сумело устоять против изменчивых судеб последних столетий. Что арабы превратили в пепел 543 известные библиотеки торговой и научной метрополии западного угла дельты Нила, — поскольку эти библиотеки в то время еще существовали, является злостным вымыслом. Из 7 книг Павла наибольшую ценность имеет 6-ая, содержащая в себе хирургию, так как книги Антилла, а также имеющие отношение к хирургии отделы Орибазия, утеряны; Павел же и у арабов пользовался известностью главным образом, как хирург и акушер и преподаватель этих отраслей медицины. Труд Павла отличается ясностью изложения, оригинальностью; на всей работе лежит печать знакомства с предметом, и тем не менее мы можем видеть в нем только яркое выражение александрийской медицины и хирургии позднего периода. Восток рано познакомился и хорошо знал всего Павла. Западу долгое время была известна только третья книга, переведенная на латинский язык уже в 8-м веке. В этой книге находится частная патология и терапия в полном объеме; благодаря ей имя Павла пользовалось большим уважением на протяжении всех средних веков. В остальных книгах излагаются гигиена и диэтетика, общая патология, учение о лихорадке, симптоматология, кожные болезни, токсикология и учение о лекарствах; все эти дисциплины, поскольку дело касается чисто теоретической стороны, заимствованы Павлом, по его собственному признанию, у предшественников, в частности у Галена и Орибазия; лишь в отделах, посвященных практической стороне дела, мы находим также собственные наблюдения Павла.

Эти 4 автора — Орибазий, Аэций, Александр и Павел знаменуют собой высший пункт развития медицины в позднюю эпоху классической древности, они являются отзвуками хорошей традиции в византийскую эпоху — вплоть до появления у власти арабов. Они умели держать себя в стороне от суеверий, которые пышно разрослись всюду и не пощадили медицины, а среди этих суеверий были такие, которые, как астрологическое учение так назыв. «ятроматематиков», нарядились в Александрии в ученые одежды. (6/7) Наряду с этими руководителями (лидерами) энциклопедического направления, нельзя пройти мимо более скромной научной жизни в других местах Востока в ту эпоху, когда господство Рима шло к концу, когда окраинные государства древней империи начали стремиться к самостоятельности не только в политическом отношении, и императорским войскам лишь на время удавалось вновь связать их с метрополией. Научные центры Востока никогда не находились в полной духовной зависимости от новой столицы империи Византии, в которой в 8-м и 9-м веках научная жизнь была почти совершенно подавлена; разрушительное влияние на них Византии всегда было только временным, и они имели возможность вести самостоятельное существование, корни которого нужно искать в питательной почве, принесенной из Греции; у них были и периоды процветания. Такие центры мы находим в Сирии, Месопотамии и западном Иране, в гористой стране древнего лама.

И в отношении языка древние школы в Низибис, Эдессе и Гондешапуре сумели мало-помалу освободиться от греческого ига. Философские и медицинские школы, христианские, но далекие от ортодоксии в византийском смысле, тесно связанные к тому же с древним иудейством, ревностно в течение веков занимались переводами на сирийский язык. Сирийский язык вначале был также языком школы и науки в персидском Гондешапуре между горными цепями на западной границе Ирана и сохранял свое значение до тех территорий, где средне-персидское наречие сменяло семитическое. В этих высших школах передней Азии медицина усердно разрабатывалась наряду с математикой, астрономией, естествознанием и философией, и Гондешапур получил даже почетное название «Гиппократовской академии».

Из сирийских переводов медицинских сочинений классической древности до нас дошли афоризмы Гиппократа, Ars parva Галена, части работ о свойствах питательных веществ, о простых лекарственных средствах и о местных заболеваниях. Таким образом, и вне Александрии культурная почва для арабов была готова, когда, в царствование второго калифа Омара, Сирия и Палестина попали в их руки.

Возрождение греческой медицины у арабов

Молодой энергии ислама ждала в передней Азии не одна медицинская наука. Почва для практического развития врачебного искусства была там очень хорошо подготовлена христианской (7/8) благотворительной деятельностью. Уже в уходящем античном мире попечение о больных вышло за пределы семьи — в больницы для рабов в латифундиях у крупных промышленников, а также в валетудинарии постоянных, войсковых лагерей; с утверждением христианства эти заботы о больных приняли размеры, о каких раньше не приходилось и думать, и поклонник Асклепия Юлиан, с высоты трона, мог только рекомендовать всему народу язычников отношение к больным христианам, как пример, достойный всяческого подражания. Нужно при этом указать, что как раз в тех областях, которые ранее других попали во власть арабов, уже с 4-го века существовали хорошо оборудованные больницы. В Цезарее Василий Великий (370—379) устроил целый город для больных, обеспечил его транспортными средствами; врачебным надзором, основал изоляционные дома и т.п. (всемирно известная «Базилия»). Высокого уровня развития больничное дело достигло позже в Константинополе, где, благодаря пожертвованиям, был основан целый ряд лечебниц всякого рода и назначения, а в больницах были устроены особые отделения для хирургических и лихорадящих больных с заведующими и старшими врачами, постоянной сменой прислуги и целыми полчищами хорошо обученного ухаживающего персонала обоего пола.

Средоточием греко-арабской медицины, пока Дамаск был резиденцией калифов из династии Омайядов, была Сирия. Из Дамаска ислам силой стремился распространиться на Восток, но покорить высококультурных персов ему удалось лишь отчасти; Аббасидам пришлось в конце концов ограничиться компромиссом, причем столицей был сделан Багдад на Тигре (осн. в 766 г.). Персидская культура вошла, как чрезвычайно важный фактор, в арабскую историю; большое значение имела она и для медицины ислама, причем в этом выводе ничего не меняет то обстоятельство, что ученые персы пользовались арабским языком. В созданном Сассанидами Гондешапуре языком преподавания сделался мало-помалу арабский, но величайшие врачи ислама, обеспечившие своей медицине вечное значение, как ар Рази, Али ибн ал Аббас и Ибн Сина, были персы.

Начало врачебного искусства ислама известно нам мало; в эти ранние времена большую славу приобрела несторианская семья врачей — Бахтишуа; из них наибольшей известностью пользовался Джибрал (Габриэль). Наряду с несторианами, роль посредников между арабами и греческим врачебным искусством особенно охотно брали на себя евреи; доказательством служит (8/9) старейшая из медицинских книг еврейского происхождения, принадлежащая перу некоего Асафа и появившаяся в 8-м или 9-м веке. Во времена знаменитого калифа Гарун ал Рашида (789—809) работал Июханна ибн Мазавахи или Иоханна Месюэ Старший (777—857), названный так в отличие от псевдонима Месюэ Младшего, под именем которого в 13-м веке появились сочинения западного происхождения. Июханна ибн Мазавахи прозванный также Иоанн Дамаскин (Janus Damascenus), перевел на арабский язык много греческих сочинений; оригинальным трудом его являются только «Афоризмы». Много сделал, наряду с другими для усвоения греческой медицины, Хунаин ибн Ишак, прозванный «Johannitius» (809—873), также христианин-несторианец, и его школа. Ему обязаны своим появлением афоризмы, прогностика и Гебдомады Гиппократа, анатомия, учение о лихорадке, кризисы и критические дни Галена. Его ученики обработали из работ Гиппократа сочинения об эпидемиях, о врачебной мастерской, о клятве и о законе, и целый ряд сочинений Галена: анатомию нервов, работы о пульсе (по этому вопросу арабы составили целый сводный труд), о признаках отличия болезней, об их причинах, симптомах и поводах, о больных местах тела, об уходе за здоровьем, о простых лекарственных средствах, их составе и действии, в зависимости от рода их и области тела, о противоядиях и терапевтической методике. Таким образом, почти все важнейшие работы Галена попали в руки арабских врачей; этим богатством они сумели распорядиться самым достойным образом и даже высоко стоящее учение греков они углубили и утончили еще больше и воздвигли новое великолепное здание греческой медицины; так случилось, например, с ятроматематикой в руках Ал Кинди (813—880), т.е. с тем александрийским астрологическим учением, дань которому заплатил и великий Гален в «Критических днях». Из собственных работ Хунаина его введение в «Микротехнику» Галена (Isagoge in artem parvam) пользовалось известностью на Востоке и Западе в течение столетий и комментировалось много раз.

На этой почве создал замечательные во многих отношениях свои труды и развил свою плодотворную деятельность наиболее знаменитый клиницист ислама Разес (Abu Bekr Muhamed ben Zakarija ar-Razi, 850—923) из Раи в Хорасане. Разес, живший в конце 9-го и начале 10-го века, был персом по происхождению; к его услугам была еще очень обширная в то время греческая медицинская литература, а также недавно возникшая сирийская и арабская; ту и другую он знал в совершенстве. Разе с составил книгу о греческом и (9/10) раннем арабском врачебном искусстве для собственного употребления; позже он хотел ее переработать в труд общего значения, но не успел сделать этого. Тем не менее после его смерти этот труд был кое-как приведен в систему, получил в качестве «Медицинского магазина» (al-hawi) широкое распространение, переведен в 3-м⁺⁾ веке на латинский язык, стал известен Западу и представляет собой труд, далеко еще не использованный вполне для истории медицины. Знания и опыт Разеса не имеют, однако, только литературный характер; он приобрел их у постели больного в больнице, а также путем частной практики в Багдаде; в этом городе он с большим успехом и при большом стечении учеников занимался преподаванием медицины. Результатом его собственных наблюдений служит небольшая книжка об оспе и кори; в ней эти болезни впервые в истории медицины были выделены из массы заразных заболеваний, и впервые были описаны их признаки и течение. Этот, имеющий большое значение труд, стал известен Западу только в эпоху Ренессанса, тогда как, например, компедиум всего врачебного искусства, составленный для губернатора в Хорасане Мансура, был одинаково распространен как на Востоке, так и на Западе, и ценился очень высоко. Разес составил и ряд других монографий, как-то: о детских болезнях, о страданиях суставов, болезнях мочевого пузыря, почек и каменной болезни. Им написана далее небольшая, но ценная книжка о знахарях и врачах, общее же число его сочинений доходит до 200, свыше 30 из которых до нас дошло. Во всяком случае этого великого перса мы должны причислить к замечательнейшим врачам всех времен. Современником Рази был Яйа бек Сараби; принадлежат ли носящие его имя «Медицинская практика» и «Учение о лекарственных средствах» действительно ему, или они написаны кем-либо, носившим то же имя и жившим позже, остается неизвестным. Первая книга («Практика») была сначала написана по-сирийски; это говорит за то, что ее следует приписать раньше жившему Серапиону. Очень характерной личностью является еврей Ал-Израили (сконч. 932); сочинения его о моче, лихорадке и диэтетике пользовались большой известностью. Около 970 г. Абул Хасан Ахмед бен Мухамед ал-Табар написал книгу о «лечении по Гиппократу»; это сочинение в 10 частях излагает болезни головы, глаз, носа и уха, рта, зева, гортани и т.д. вплоть до болезней брюшных внутренностей. Большой славой пользовался перс Али ибн ал Абрас (сконч. 994); им составлено систематическое руководство всей медицины, излагающее все специальные отрасли ее. Это руководство состоит из 10 книг, по- (10/11)

Рис. 1. Инструменты из хирургии Абул Казима, из арабской рукописи в I оте (вверху) и из различных латинских рукописей (щипцы, шприцы, ножи, крючки, прижигатели, пилы, ножницы, зеркала и акушерско-гинекологические инструменты). (11/12)

священных теории, и 10 практических книг, причем, по простоте и определенности теоретических принципов, положенных в основу его, оно производит впечатление еще и в настоящее время. Посвящено оно одному персидскому князю и — не без основания — носит название королевской книги. В течение почти целого столетия эта книга была основным руководством у арабских врачей и сохранила свое значение до тех пор, пока канон Авиценны не занял ее места; благодаря счастливой случайности, она в течение столетия играла такую же роль и на Западе, пока Ар Рази и Ибн Сина были еще неизвестны; большое значение имела она во время расцвета Салернской школы.

К началу 11-го века относится литературная деятельность Али бен Иза; его перу принадлежит учебник глазных болезней, являющийся древнейшим из известных нам, так как книга Герофилика Демосфена, появившаяся в 1-м веке нашего летоисчисления и впоследствии переведенная на латинский язык (Виндицианом?), для нас потеряна, хотя ее латинский перевод был в ходу в Италии еще в 1300 г. Впрочем, среди арабских врачей и до Али бен Изы были врачи, писавшие о глазных болезнях, таковы: Мазавахи, Хунайн, его племянник (занимавшийся вместе с ним переводами) Хубаис, Табит бен Курра Халаф ат-Тулуни и Табари. Все их сочинения не могут, однако, идти в сравнение с систематическим учебником Али бен Исы; этот последний стоит в сущности на точке зрения греков, но во многих отдельных вопросах идет значительно дальше их и основывается на собственном опыте; глазные операции описаны им очень точно. Еще более оригинальный характер имеет работа его египетского современника Аммар бен Али аль-Маузили (из Мосула), человека с резко выраженной индивидуальностью, спокойной инициативой, хирургическим талантом и большим опытом. У этих двух замечательных окулистов последователей было немало; Гиршберг, у которого заимствованы все эти данные, насчитывает целых 18 арабских работ, посвященных глазным болезням; из этих работ следует упомянуть позднейшие обширные руководства двух сирийцев Халиф бен Аби-л-Магазин из Алеппо «о том, что достаточно знать из области глазного искусства» (труд, относящийся ко второй половине 13 века) и Салах ад-Дин ибн Юсуф из Гамы («Свет глаз», книга, написанная приблизительно в 1296 г.). Еще большее значение, чем практическая офтальмология, имеют арабские работы в области учения о зрении, они принадлежит великому физику Ибн ал Хаитама из Басры; его оптика пользовалась большой известностью (12/13) в Греции и вне ее, но у глазных врачей ислама признания не нашла.

Современниками Ибн ал Хаитама были два замечательных врача ислама: перс Ибн Сина и андалузец Абул Казим; нужно упомянуть также про небольшое руководство практической медицины, написанное в начале 11-го века и предназначенное для путешественников (Ephodion); оно принадлежит перу Ибн Джазара и уже рано было широко известно на Западе.

Рис. 2. Глазные инструменты Халифа (3 пары ножниц и скрытый ножичек в канюле) из Константинопольской рукописи.

Из знатной персидской фамилии происходил Абу Али ал Госан ибн Абдаллах ибн ал Госан ибн Али Ас-Саин Αр-Раис ибн Сина (890—1037 сверить по чему нить. В книге так), врач, философ и государственный человек, бывший наиболее блестящим представителем врачебного мира ислама. Ему принадлежат многочисленные философские, естественно-научные и медицинские сочинения; большее, чем все эти работы, вместе взятые, значение для медицины имеет его труд, носящий название «Канон врачебного искусства» и занимающий совершенно исключительное место в истории развития медицины. Это большое руководство князя Авиценны состоит из 5 книг, в свою очередь разделенных на главные отделы (Fen или Summa) и подотделы (трактаты) с многочисленными главами (areolae). Первая книга содержит всю теоретическую медицину; в ней мы находим введение, анатомию и физиологию, общую этиологию и симптоматологию, общую диэтетику и профилактику и общую терапию, т.е. всю теоретическую медицину. Вторая книга одинакова с первой по объему, но распределение материала в ней проще; в этой книге содержится учение о простых лекарственных веществах и о способе их действия. Самая обширная третья книга (13/14)

Рис. 3. Аптека из древнееврейской рукописи Авиценны.

распадется на 22 главных отдела, тогда как в первой их — четыре и во второй — два; в этой книге содержится частная патология и терапия a capite ad calces, причем к каждому отделу имеется анатомо-топографическое и физиологическое введение; здесь же излагаются болезни глаз, ушей, носа, полости рта и гортани, т.е. вполне специальные области медицины, включая и акушерство. Четвертая книга короче третьей, но превосходит по объему и первую и вторую; в ней 7 главных отделов, в которых излагаются хирургия, общее учение о лихорадке, большая часть острых и хронических заразных болезней, токсикология, кожные болезни и косметика. В последней книге мы находим 2 главных отдела с 12 и 8 трактатами в них: эта книга наименьшая по объему; в ней излагается учение о сложных лекарственных веществах и о противоядиях. Таким образом, Авиценна излагает всю теоретическую и практическую медицину, со всеми специальными ее ветвями в строго систематической форме; весь материал рассматривается под одним, вполне определенным углом зрения; изложение ясное и непосредственно ведущее к цели; весь труд представляется глубоко оригинальным, блестяще выполненным и равных себе в истории медицины не имеет. Произведенное им на Востоке и на Западе впечатление (14/15) было огромным; такого значения не имела ни одна книга, и еще в 17 веке на Западе она пользовалась широкой известностью. Что касается Востока, то там она сохранила значение и в настоящее время.

Свою систему Авиценна строит, основываясь главным образом на учениях Аристотеля и Галена. Последний в особенности использован полностью; его теории приведены в стройную, замкнутую систему, причем дух Галена выдержан и в частностях; широко использованы, конечно, также все предшествовавшие арабские писатели, в особенности Рази и Али ибн ал Аббас, а также наиболее крупные греческие специалисты в отдельных областях медицины, например, Диоскурид. Однако, одна сводка всего сделанного предшественниками, как бы грандиозна она ни была, была бы очень небольшой заслугой. Правда, учение о кардинальных соках, о качествах, комплексиях и степенях, разработанное в деталях и раньше, подверглось в труде Авиценны дальнейшему развитию; семиотика пульса и мочи, носившая искусственный характер, была разработана им дальше в том же направлении, но, наряду с этим, Авиценна внес в свою книгу собственные наблюдения и собственный опыт и, несмотря на утомительные длинноты и диалектические украшения, сумел придать целому такую форму, которая достигала цели. «Князь врачей» не мог бы утвердить своего господства на многие века, если бы его книга была простым пересказом работ предшествовавших авторов.

По своим достоинствам далек от Авиценны Абул Казим Халаф ибн Аббас ал Захарави, родившийся в Заре, близ Кордовы в Испании; в лице его перед нами все-таки один из замечательных врачей своего времени; умер он около 1013 г. Выгодной стороной его обширного труда по медицине, носящего название «Удовлетворение», служит подробное изложение хирургии; правда, в целом этот отдел составлен по Павлу Эгинскому, но автор внес сюда кое-что свое; эта часть книги имеет значение еще и потому, что она является единственной известной нам хирургией арабских врачей. Она имела большое значение и для Запада, где хирургия Павла Эгинского, непереведенная к тому же на латинский язык, давно уже не пользовалась распространением; можно даже сказать, что на Западе труд Аббаса был популярнее, чем у арабов. Раскаленное железо, которому посвящена вся первая из трех книг, играет, конечно, как и в более позднюю эпоху у греков, очень видную роль. Описание операций очень наглядно и иллюстрируется многочисленными рисунками инструментов; этот факт (15/16) имеет для нас тем большее значение, что классическая древность таких рисунков не оставила, и мы знаем их только по находкам оригинальных инструментов, а из времен арабской культуры инструменты до нас дошли только в незначительном числе.

Из Испании происходит также Абу Маруан ибн Зухр, родившийся в 1113 г. вблизи Севильи и умерший в 1162 г; этому врачу принадлежит сжатый очерк терапии и диэтетики, известный под названием «Облегчение»; книжка написана в непритязательной форме и содержит много верных наблюдений. На Западе автор известен под именем Авенцоара. Самым выдающимся свободным мыслителем ислама служит Ибн Рушд, известный под именем Аверроэса; он родился в 1126 г. в Кордове и умер в 1198 г. в Марокко в должности лейб-медика. Аверроэс написал яркую книгу по терапии, под заглавием «Книга о всеобщностях»; его значение, однако, основывается на его философских трудах, в которых он выступает, как комментатор Аристотеля; в этих комментариях, высоко ставя Стагирита, Аверроэс развивает в сущности монистическую систему натурализма, которая одними принималась, а другими оспаривалась, но во всяком случае имела характер учения, способного потрясти мир в его устоях.

Арабское господство в Испании приближалось к концу; власть над Сицилией они утратили уже веком раньше, но своего духовного влияния они пока еще не потеряли. Запад жил под этим влиянием еще целые столетия, причем особенно заметным оно было в медицине. Можно даже утверждать, что мировое значение арабская литература медицинского содержания в полном объеме получила лишь благодаря тому, что мощным потоком часто сомнительных и плохих латинских переработок она разлилась по Западу из Южной Италии и Испании. Арабы переработали греческую медицину в арабскую; исследователи и мыслящие наблюдатели ислама сумели продумать ее и повести дальше; с конца 11-го века эта арабская медицина приобрела такое влияние на Западе и дала ему так много, что то, что в эпоху Ренессанса и гуманизма Запад мог получить непосредственно из греческих источников, фактически не имело слишком большого значения.

Классическая древность не обладала книгой по терапии, подобной «Королевской книге» Хали Аббас, ставшей известной в Италии в 1070 г. благодаря Константину. С чувством удовлетворения али Аббас подчеркивает это в предисловии, говоря, что ни Гален, ни Орибазий, ни Павел не дали ничего подобного. То, что арабские врачи заимствовали из индийской и персидской (16/17) медицины (главным образом, в области лекарственных веществ), особого значения, по сравнению с греческой медициной, не имеет. В области анатомии арабы были только последователями греков; учение греков было источником и руководящей нитью учения арабов. Из собственного опыта они ничего к учению греков не прибавили, и в течение веков Хали Аббас и Авиценна, наряду с Галсном, оставались учителями Запада, давая ему в сущности то же, что мог дать Гален. Новое у арабов относится к области учения о болезнях; они сумели выделить, понять и описать болезни, которых греки не знали; в этом, несомненно, большая их заслуга, связанная с наиболее знаменитым их врачом Ар-Рази. Арабы присоединили, далее, много новых лекарственных средств к тем, которые были известны грекам; в этом много нового дает Авиценна во 2-й и 5-й книгах своего труда, а также Ибн ал Баитар (сконч. 1248), значение которого для Запада было в сущности очень невелико. Из новых средств можно назвать камфару и мускус, а также нежно действующие слабительные — сенну и тамаринды. Своим развитием фармация в сущности целиком обязана исламу; арабы стали основывать аптеки, создали фармакопею и с помощью заимствованной у греков и подвергшейся у них дальнейшему развитию химии проложили новые пути в деле приготовления лекарств; нужно, впрочем, оговориться, что решительный поворот в химии, приблизивший ее к современному пониманию, имел место в средние века на Западе в трудах «псевдо-Гебера». С дистиллированной водой и способом ее изготовления арабы были знакомы; дистилляция алкоголя, как заключительное звено, досталась на долю Запада.

В области диэтетики арабские врачи удачно продолжали греческую традицию; об этом можно судить на основании сочинений одного еврейского врача из Испании, Абу Имран Муза бен Маймун (род. в 1135 г. в Кордове, умер в 1204 г.), известного на Западе под именем Маймонида, или рабби Мозеса; он работал сперва в Каире и приобрел большое влияние в качестве философа перипатетика, в особенности на еврейских мыслителей. Аристотеля он ставил на одну доску с пророками; Маймонид, подобно Исак ибн Сулейман ал Израили, должен считаться представителем медицины ислама.

Арабы охотно устраивали большие библиотеки. В Багдаде и Каире, а позже и в Андалузии, они собрали такое количество книг, которое достигало цифр больших библиотек Александрии; самое ценное в медицинском отношении книгохранилище Александрии в (17/18) Серапейоне давно уже — раньше, чем Александрией овладели арабы — пало жертвой пламени. В области истории медицины нужно отметить труд ибн Абу Усаибиа (1203—1273) из Дамаска; здесь перед нами нечто новое, неизвестное греческой медицине; он дал в биографической форме ряд мастерски написанных очерков жизни и творчества греческих, сирийский, арабских и индийских врачей. Все, что в био- и библиографическом отношении мы знаем о врачах ислама мы знаем от него; что же касается греческих врачей, то в этом отношении книга его далеко еще не использована полностью.

В арабской медицине мы находим значительный прогресс в постепенном развитии клиники и даже специальной клиники их христианского убежища для больных; этот переход к клинике имел большое значение и для медицинской науки, и для врачебного искусства, доказательством чего является дальнейшее — по сравнению с Грецией — развитие искусства лечения глазных болезней. Менее значительны успехи в области хирургии, а также, например, в зубоврачевании. Совершенно не двинулись вперед акушерство и гинекология, что было связано, конечно, с условиями быта у мусульман.

Узы, которые религия налагала на арабского врача, принесли особенно много вреда в области специального иллюстрационного дела, главным образом в анатомии; запрещение изображать человеческое тело, благодаря которому создалась «арабеска», сильно помешало развитию как анатомии, так и хирургии (изображение операций) и акушерства. Несколько более свободный образ мыслей персидских шиитов внес в этот вопрос известный корректив; как это произошло, об этом будет речь в одном из следующих отделов. Рисовать растения не запрещалось, и изображения их мы и теперь еще можем видеть в арабских переводах Диоскурида; они, впрочем, не могут идти в сравнение с рисунками, которые мы находим в более ранних греческих текстах 5-го и 6-го века.

Арабские врачи¹⁾ занимали в жизни своего народа очень почетное место; в развитии врачебного сословия им всегда будет принадлежать видная роль, разделяемая ими с греками. Они были верными наследниками классической древности и умели сохранять и развивать те сокровища знаний, которые передала им эта древность. Ставя своей задачей дальнейшее развитие этих знаний медицины, они внесли в нее много своего, свой критический и (18/19) систематизирующий ум, способность систематически отливать весь обширный накопившийся материал в ясно изложенные, наглядные и хорошо продуманные учебники и руководства, в которых все отделы логически связаны, в которых одно вытекает из другого, и все проникнуто высокой степенью наглядности.

Период процветания медицины ислама короток, всего 3-4 века. В могучем подъеме, связанном вначале с именем Масавахи и продолжавшемся до Ибн Сина, арабская медицина создала вещи, которые не забудутся; она впервые возродила греческое врачебное искусство. Перенесенная затем на Запад, она способствовала расцвету там врачебного искусства и медицинской науки; период их процветания продолжается еще и сейчас, хотя в своем развитии они далеко оставили за собой и греческую и арабскую медицину; корни современного врачебного искусства — все-таки в них, и современные греческие высшие школы, а также отчасти врачебный мир, нынешнего ислама, имеют возможность принимать участие в общем прогрессе.

Отзвуки античной медицины в Западной Римской империи

Поздняя классическая латинская литература в Риме не могла уже подняться на ту научную высоту, на которой находились восемь книг медицины в энциклопедии Цельза. Но и работа Цельза представляла собой в сущности лишь одетую в латинский костюм медицину Александрии, если не просто перевод потерянного греческого труда. Во всяком случае последовательное влияние Цельза, небольшое вначале, исчезло очень быстро. Наоборот, собрание рецептов, принадлежащее перу Скрибония, сохранило свое значение вплоть до средних веков, причем авторы широко пользовались им, как источником, в своих работах. Большой популярностью пользовались также медицинские отделы в большом сборном руководстве естественной истории Плиния; в них содержался неистощимый материал, и литературные переработки их появляются снова и снова вплоть до 6 и даже 7-го века (Plinius Valerianus). Лучшую выборку из последних книг Плиния представляет собою «Бревиариум» (Breviarium), относящийся к 4-му веку; его другие названия — «Медицина Плиния» (Medicina Plinii), а также «Plinii secundi junioris de medicina libri tres».

Эта книжка составлена не врачом, но написана очень умело; она снабжена враждебным врачам предисловием, что не помешало ей (19/20) найти широкое распространение и стать материалом для многочисленных литературных заимствований, которые — для широких врачебных кругов — большей частью заменяли самого Плиния. Такой характер имеет книга Квинта Серена, которую раньше относили к более древним временам; в этой книге мы находим приблизительно в том же расположении, что и в «Breviarium» Плиния, всю практическую медицину, исключая хирургию и акушерство, изложенную в 1100 гексаметрах; книга пользовалась широким распространением еще в 9-м веке, в эпоху так называемого «Каролингского ренессанса».

Из Плиния заимствованы также популярные народные средства из овощей и фруктов (Medicinae ex oleribus et pomis), которые мы находим в сочинении по сельскому хозяйству Гаргилия Марциала, жившего в 3-м веке; он сохранился только в одном извлечении, относящемся к 6-му столетию. Секст Плацит составил в 4-м или 5-м веке свой сборник лекарств из животного царства, а псевдо-Апулей в конце 4-го или начале 5-го века разработал учение о растительных лекарствах, заимствовав их главным образом у Диоскурида.

В высококультурных северо-африканских береговых странах западного Средиземного моря жили и писали выдающиеся врачи Виндициан (во второй половине 4-го века), друг Августина, и его ученик Теодор Присциан, а также карфагенский христианин Кассий Феликс; последний в 447 г. закончил свой догматически изложенный медицинский труд в 82 главах. Пользовавшийся большой известностью Виндициан примыкал в общем к Сорану, а в области эмбриологии — к александрийскому последователю Герофила, Александру Филалету. Что касается Теодора Присциана,то он, как источниками, наряду с Сораном пользовался Галеном. К концу пятого века нумидиец Целий Аврелиан переработал имеющую большое значение книгу Сорана о патологии и терапии острых и хронических болезней. Так как оригинал этой книги утерян, то лишь благодаря труду Аврелиана она стала известной и его современникам и последующим поколениям, так как сохранился перевод (в Германии). Спустя несколько столетий один южный итальянец или северо-африканец, по имени Мустио, перевел на латинский язык катехизис Сорана для повивальных бабок и этим обеспечил книге (снабженной рисунками положений плода) широкое распространение на протяжении всех средних веков. (20/21)

Все сочинения, которые рассмотрены сейчас нами и которые все относятся к трем или четырем векам из эпохи упадка Рима, составляют, в сущности, довольно обширную библиотеку; к ним нужно прибавить, кроме того, псевдо-Демокрита, псевдо-Теодора, а также целый ряд сочинений анонимных или таких, о которых сохранились лишь краткие упоминания; по количеству получается таким образом много. Что касается качества, то научный характер имеют только некоторые работы Виндициана; все же остальные книги имеют чисто практический характер с резко подчеркнутой тенденцией подходить ко всему с народной точки зрения, — от сочинений, основанных на Плинии, ничего другого, впрочем, и нельзя ожидать.

Рис. 4. Изображения зверей из Гертенской рукописи Плацита (9-е столетие).

Многое стоит уже на границе того, что раньше охотно называли «латино-варварским». Романское народное наречие также уже предъявляет свои права, отдельные провинции приобретают большую политическую самостоятельность и с нею все большее и большее значение, особенно в том случае, если ими завладевают народы германского происхождения; молодые королевские дворы получают вкус к наукам, искусству и литературе; все это имеет место как в северо-африканских береговых областях, так и в Испании, Южной Франции и самой Италии, которая с конца 5-го столетия находилась под властью остготов, а затем в течение свыше 2-х веков — лангобардов. В Южной Франции в 5-м веке (415—507) господствовали вестготы; в Испании они же в течение почти двух (20/21) столетий (507—711); в Африке, наконец, господство вандалов продолжалось немного более ста лет (429—534). Тяготение к литературе проявляли даже пользующиеся такой плохой исторической репутацией вандалы; в гораздо большей степени оно было присуще богато одаренным ост- и вестготам. Наиболее выдающийся их король Теодорих Великий (493—526) был, до Карла, самым благородным продолжателем античных культурных начинаний во всех областях жизни.

Рис. 5а. Изображения растений из Лейденского (8-е столетие) кодекса псевдо-Апулея: Nymphaea.

За несколько лет до утверждения власти вестготов в Южной Галлии, в Тулузе видный римский чиновник Марцелл из Бордо (410), известный обычно под именем «Marcellus empiricus», южный галл по происхождению, составил книгу «О лекарствах»; источники Марцелла были те же, что у Теодора Присциана. Книга состоит из 36 глав и составлена по обычной схеме, которой придерживались все его предшественники и преемники: методы лечения излагаются таким образом, что перед читателем проходят все болезни, начиная с головы и кончая ногами. Источниками были Скрибоний, излагаемый в большинстве случаев дословно, «Breviarium» Плиния, подвергшийся основательной переработке, Серен, а также, по-видимому, псевдо-Апулей, или его оригинальные прописи. Сам Марцелл затем широко использован вышеназванным Секстом Плацитом и «Плинием-Валерианом», воспользовавшимся также и псевдо-Апулеем. В книге «О лекарствах» мы находим не только в галльской окраске латинские заимствования; Марцелл внес в свой лекарственный арсенал также те средства, которыми пользовалась местная старокельтическая народная медицина, и книга его является трудом расположенного к народу дилетанта, написанным для своей семьи и для родственного ему по происхождению племени. В Марцелле мы должны таким образом видеть переходную ступень к последующей эпохе, которая может быть (22/23) харастеризована, как эпоха вовлечения кельто-германских народов в разработку античной медицины и трудолюбивое усвоение медицинского наследства древности кельтскими и германскими народами в Италии, Франции, Испании, Ирландии, Шотландии, Англии и в Западной и Южной Германии.

Рис. 5b. Изображение растения из Гальберштатского кодекса псевдо-Апулея (8-е столетие). Peristerion.

Переработка античного медицинского наследия в Западной Европе

На пороге этой эпохи одиноко стоит грек Анфим, сопровождавший готского короля Теодориха в Италию из балканских стран и Византии, где юный королевский сын получил классическое образование, а с ним вместе — вкус и любовь к древней античной культуре. Этого врача Теодорих отправил в качестве посланника к франкскому королю Тейдериху (511—533), сыну Хлодвига. Резиденцией последнего был Мец; находясь здесь, Анфим посвятил Тейдериху небольшую книгу о диэтетике, в которой кратко трактуется — в духе греческих учений — о хлебе, мясе, рыбе, овощах и фруктах. Наряду с этим эта книга показывает, что, находясь среди франков, грек сумел проникнуться духом страны, так как в его сочинении мы находим настоящий хвалебный гимн универсальному, (23/24) наружному и внутреннему, лекарственному средству франков — сырому свиному салу.

Эпоху, непосредственно предшествующую салернскому периоду истории медицины, т.е. 5–9-е столетия, принято называть, как об этом уже говорилось латиноварварской или монашеской медициной. Последнее верно лишь отчасти, поскольку, по крайней мере, дело касается Южной Италии, о которой в сущности только и может идти речь, так как лишь в этой стране рано началось усвоение греческого литературного наследства путем перевода его на латинский язык. Что касается первого, то здесь мы имеем дело с односторонним взглядом на вещи — через очки итальянского Ренессанса.

Знаменитый канцлер Теодориха, М. Аврелий Кассиодор, римлянин, родившийся в Сирии и имевший возможность познакомиться с тамошними учеными школами, сделал попытку, во время своего нахождения у власти, основать в Риме университет; по выходе же в отставку (540) он основал в своем «Виварии», находившемся в юго-западном углу итальянского полуострова, нечто вроде классической академии, в которой изучалась и медицина. Там, где греческим языком пользовались больше, чем латинским, там усердно занимались переводами; кроме того, сочинения, уже существовавшие на латинском языке, подвергались переработке, дополнениям и т.д. Наоборот, орден бенедиктинских монахов, близко к которому стоял Кассиодор, держался в это время вдали от науки. Основная книга средневекового знания, институции Кассиодора (551), в монастырях севернее Альп рано приобрела характер руководства, регулировавшего отношение к науке; благодаря ей, — в них создалась традиция, стремившаяся к сохранению книжного богатства и постоянному воспроизведению его; на Аппенинском полуострове этого еще не было.

Рис. 5с. Изображение растения из Гертенского кодекса псевдо-Апулея (9-е столетие). Agrimonia.

В Италии, в 6–9 веках, существовали светские школы, устраивавшиеся преимущественно лангобардами. Школы эти возникли из классических (24/25) риторских; лучшей из них была, по-видимому, школа в Беневенте, но предание о том, что около 850 г. там было даже 32 учителя светских наук, полного доверия не заслуживает.

В Южной Италии с давних времен, благодаря греческим колонистам, говорили на двух языках, так что еще в 13-м веке Фридрих II, издавая свои известные законы на греческом и латинском языках, должен был принимать в соображение этот факт распространения двух языков; в 7–9 веках к этому присоединилось еще новое значительное усиление греческого влияния, в особенности в областях, присоединенных к Византии.

В эпоху Кассиодора, по его собственному свидетельству, существовал целый ряд латинских переводов сочинений Гиппократа и Галена; об этом мы можем судить и в настоящее время по рукописям эпохи Каролингов и более поздних времен. До нас дошли, например, старые латинские переводы афоризмов, прогностики, правил жизни в течение острых болезней, сочинений о воде, воздухе и местности, писем Гиппократа более позднего происхождения, «Dynamidia», известных нам под псевдонимом, а также некоторых сочинений Галена. Большая часть этих переводов возникла в Южной Италии; там же сделаны переводы выдержек из Орибазия с готическими наслоениями, некоторых книг Павла и Диоскурида; перевод последнего носит имя «Диоскорида Лангобардского» (Dioscorides langobardus). Двенадцать книг медицины Александра из Траллеи, появившиеся в Риме незадолго до 600 года, уже в 7-м веке были переведены в выдержках на латинский язык. Доказательства того, что ими, как и другими работами Александра, широко пользовались, мы находим на всем протяжении средних веков; мы находим также постоянно ссылки на Павла, под которым, конечно, следует понимать только Эгинского.

В общем, греческая литература медицинского характера, доставшаяся Западу в латинских переводах, не может, конечно, идти в сравнение с тем литературным богатством, которое ислам получал непосредственно из Александрии, Антиохии, Эдессы, Нисибиса и Гондешапура, но во всяком случае оценивать ее слишком низко мы не должны.

На юге, в раннее средневековье, производилась уже известная собственная работа над литературным материалом, который проникал туда. Так, к началу 7-го или концу 6-го века относятся имеющие, по-видимому, связь между собой «Охеа» Аврелия и «Chronia» Эсколапия, представляющие собой избранные места из догматических и методических источников; при первом взгляде (25/26) кажется, что эти сочинения принадлежат Целию Аврелиану, но это вряд ли так, хотя, несомненно, некоторые места заимствованы непосредственно из его «Опровержений» (Responsiones). Эта компиляция Аврелия-Эсколапия, в 8-м или 9-м веке, была соединена с выдержками из Теодора Присциана, подробными заимствованиями из «Александра-целителя» (Alexander-latros), из сочинений о лихорадке Галена и из одной методической работы, которая пока нам неизвестна; все это было приведено в известную систему, причем получился широко распространенный «Passionarius», который обычно носит название «Passionarius Galeni». Ему впрочем, присваивают также имя одного лангобарда Варбода, Гарипота или Гариопонта, действительно участие которого в составлении книги было, очевидно, очень небольшим. По-видимому, того врача, принадлежащего, как кажется, к середине 11-го века и относящегося к раннему Салернскому периоду, лишь случай поставил в связь с этим сборным руководством (см. ниже).

Рис. 6. Головное и ножное положение. Рисунки и текст на Брюссельской рукописи Мустио (около 900 г. п. Р.Х.). (26/27)

В Италии в эту переходную эпоху был написан краткий курс терапии в 241 гексаметрах, автором которого был один миланский диакон, ставший впоследствии архиепископом, по имени Бенедикт Крисп, по-видимому, лангобард по происхождению. Эта медицинская поэма появилась немногим ранее 681 г.; в ней использованы медицинские работы Плиния, Серена и Диоскурида в латинском переводе; пользовался ли автор и народной медициной, подлежит еще исследованию.

Северная Африка, которой в 685 г. завладели арабы, после нумидийца Целия не дала ни одного медицинского автора, достойного упоминания. В Испании такое же выдающееся положение, как Кассиодор в Италии, занимает энциклопедист Исидор, севильский епископ (570—636); в круг своих занятий он ввел и медицину, причем это выразилось главным образом в том, что он ограбил Целия. Медицина вошла, таким образом, как равноправный член с другими отраслями знания, в энциклопедию испанского епископа, и ей, следовательно, христианское средневековье отвело определенное место: еще яснее это выражается в медицинском шкапе Севильской библиотеки во дворце епископа, где святые целители Косьма и Дамиан стоят рядом с Гиппократом и Галеном. Благодаря Кассиодору и Исидору, медицина сделана была частью общего образования лиц, готовящихся к духовному званию; повторилось таким образом то, что уже имело место в Риме на высоте республики и империи. Это было необходимо в виду миссионерской деятельности церкви, с одной стороны, и в виду благотворительной ее деятельности — с другой; благодаря этой последней, в монастырях были созданы больницы, предназначавшиеся сперва для орденских братьев и послушников. Монах, сведущий в лечебном деле, с садом, где он выращивал целебные травы, и лавочкой, наполненной травами, как это имело место даже во дворце севильского епископа, этот монах и его домашняя аптека для окружного крестьянского населения были центром, где оно могло получать совет и помощь; об этом красноречиво говорят как план монастыря в Сан-Галлене, так и собрания документов в Рейхенау. Таким образом, «медицина монахов» возникала по образцу, существовавшему во времена отцов церкви, — возникла, с одной стороны, чтобы дать исход потребности в христианской благотворительной деятельности, а с другой стороны, как следствие стремления сохранить и передать, далее литературное богатство, полученное от поздней античной эпохи. (27/28)

Здесь необходимо указать на заслуживающий внимания окольный путь, который античная культура приняла в неспокойные дни переселения народов; дело идет об эпохе Каролингского ренессанса. Впрочем, назвать этот путь непрямым можно лишь с очень большими оговорками, так как, — как раньше в эпоху Марцелла, так и теперь, во времена Меровингов, — то, что осталось от древнеклассической медицины проникало, в скромных, правда, размерах, и в Галлию и в Западную Германию. Доказательством служит вышеназванное письмо о диэтетике, Анфима к Тейдериху резиденция которого была в Меце, хотя ему была подчинена и Южная Галлия.

Рис. 7. Часть плана монастыря в Санкт-Галлене (комнаты для тяжелобольных, квартира врача, кладовая для хранения трав, участок для лекарственных растений), 820 г.

Ирландия с давних времен находилась под прямым греческим и западноевропейским влиянием; еще в начале средних веков там понимали по-гречески. Проникла ли туда и греческая медицина, мы не знаем. Господства Рима Ирландия не знала; римляне правили только в Южной Англии, причем там светская школа существовала, но ее существование было очень скромное; так продолжалось до тех пор, пока Григорий Великий в конце 6-го века не отправил в Англию миссионеров, которые основали там монастырские школы. Ирландии, где было очень сильно стремление к знанию,^*) эти школы дали немало. В Англии в это время власть была уже в руках англосаксов; у наиболее знаменитого их ученого в средние века, Бэды преподобного (680—735), мы находим (28/29) обрывки медицинских знаний докаролингской переходной эпохи; ирландцы и англосаксы ревностно распространяли их отныне, наряду с другими науками, странствуя через Францию, Западную Германию и Швейцарию до самой Италии. Их этапами были Люксейль, Фульда, Рейхенау, Сан-Галлен, Боббио. Бэда обязан Исидору кое-какими медицинскими и естественно-научными сведениями; об этом с полной убедительностью свидетельствует одно сочинение, примыкающее уже и по имени к книге Исидора «De natura rerum».

Из бывшей тогда в употреблении медицинской литературы до нас дошли только небольшие сочинения и фрагменты о кровопускании и учении о соках, о критических и египетских днях, отрывки из рецептариев и т.п., все это отчасти носило имена известных врачей античной древности. Здесь необходимо также назвать отрывки из писем врачей эпохи позднего гелленизма, то в духе Галена, то в духе Гиппократа. Имеются также сочинения по диэтетике в зависимости от времен года и месяцев.

Переписчики не забывали и подлинных латинизированных сочинений героев античной медицины, хотя предрассудок против добросовестной передачи этого языческого античного знания еще не исчез. Об этом свидетельствует самозащита одного Бамбергского монаха, глубоко убежденного в большой важности этой языческой литературы; дело идет, по-видимому, об одном немецком монахе, написавшем эту книгу во второй половине 8-го века. Книга горячо примыкает к Исидору и Кассиодору, а также к Храбану, ученику научного советника Карла Великого, англосакса Альшвина. Вскоре после смерти императора, который покровительствовал науке вообще и медицине в частности, талантливый ученик Храбана Валафрид (Страбон), живший на острове Боденского озера Рейхенау написал, еще будучи молодом (828 г.), поэму в 444 гексаметра о целебном действии трав, произраставших в его монастырском саду, в его «Hortulus»; в этом сочинении уже ясно виден тонкий вкус будущего аббата. Валафриду известен еще Серен (его товарищ по монастырю Jacobus переписал, по поручению императора Карла, сочинения Серена), это доказывают 20 стихов его произведения о целебных травах.

В переходную эпоху до Каролингов, самое позднее в начале 8-го века, составлена «Concordantia Ippocratis, Galieni et Suriani». Книга является компиляцией, опирающейся главным образом на Целия, и представляет собой нечто вроде компендиума медицинской практики; она ждет еще своего издателя. В Германии она сохранилась в (29/30) двух рукописных списках. Еще в 10-м веке книгой этой пользовались в целях преподавания во французских монастырских медицинских школах, в особенности в Шартр, где франк Герибранд пользовался в то время большой известностью в качестве преподавателя медицины; наряду с диагностическими и прогностическими сочинениями, относящимися к классической древности, он излагал также и комментировал фармакологические (dinamidia, farmaceutica, botanica) и даже хирургические работы, а также выше назв. «Concordantia» методической школы. В других школах во французских монастырях, в особенности в Мармонтье и Тур на Луаре, медицинское образование также в 11 и 12 веках стояло на большой высоте, причем особенной известностью в качестве учителей пользовались Рауль Леклерк и Вильгельм Фирмат. На Луаре же работал монах Одо из Мюна (местности, расположенной по течению Луары в 18 км, ниже Орлеана). Одо, по-видимому, получил медицинское образование в школе в Туре, но он довольно хорошо был знаком с медицинской литературой переходного времени от древних времен до средних веков. Ему, по-видимому, принадлежит (с ним, впрочем, конкурирует, как автор, Гуго из Тура, живший также в 11-м веке) латинская поэма о лекарственных травах, носящая название «О целебных травах» (De herbamm virtutibus) и состоящая из 77 глав и 2269 гексаметров; под именем «Macer floridus» эта книга пользовалась очень широкой известностью на протяжении всех средних веков. Псевдоним автора объясняется упоминанием такой поэмы о травах в «Tristia» Овидия; эту поэму составил Эмилий Мацер из Вероны, — поэт, пользовавшийся хорошей репутацией; до нас от него не дошло ничего. Вышеназванная поэма, появившаяся в последней четверти 11-го века и окрещенная впоследствии именем Мацера, заимствует материал главным образом из «Медицины» псевдо-Плиния, из «Олера» Гаргилия Марциала и, наконец, из переработанного в алфавитном порядке и дополненного Латинского перевода Диоскурида (из эпохи готов или лангобардов); источником служило также сочинение Константина Африканского, умершего в 1087 г. Если так, то нам приходится говорить о литературном влиянии Южной Италии, в частности Салерно, на французские медицинские школы, что, впрочем, для последней четверти 11-го века является мало вероятным.

Немецкой ясновидящей и врачевательнице больных Гильдегарде фон-Бинген (1098—1179) принадлежат две медицинские работы: «Physica» и «Causae et curae»; обе эти книги, отличающиеся (30/31) употреблением многочисленных немецких терминов, имеют в основе работы Константина Африканского, а также учения французских школ в Туре и Париже; автор принимает в расчет также и великого немецкого викторианца Гуго. Одо и Гильдегарда являются литературными вершинами, а с тем вместе и конечными пунктами средневековой «монашеской» медицины, если уж настаивать на употреблении этого термина. Образованное духовенство как во Франции, так и в Германии, до конца 12-го века стояло во главе медицинского литературного движения; кое-где в нем принимали уже участие врачи из Салеренской школы, но и среди них видное место занимали монахи. Константин Африканский, кончивший свои дни в качестве бенедиктинского монаха в Монтекассино, пользовался в 12-м веке, благодаря своим сочинениям, широкой известностью в Западной Европе, в частности в Германии. В конце 11-го века в Нижней Германии, при дворах епископов, появляется врач Адамат, принадлежащий к Салернской школе. Далее, у Ричера из Реймса мы находим описание работ того же времени при королевском дворе Карла III (898—929) неизвестного практического врача из Салерно и представителя французской ученой монашеской медицины Дерольда, позже епископа в Амьене. Лейб-медиком короля был Дерольд, что же касается королевы, то она доверяла только одному светскому врачу из Салернской школы; Ричер, принадлежавший к духовному сословию и инспирированный, по-видимому, французскими клерикальными кругами, утверждает, что этот салернец не обладал научными сведениями и, в словесном состязании обоих врачей за королевским столом, всегда был причиной общего веселья. Что врач, монах французской школы, значительно превосходил светского врача из Салерно, Ричер пытается обосновать тем, что Дерольд несравненно лучше был знаком с ядами и противоядиями и мог бы лишить своего соперника жизни, тогда как этот последний вряд ли мог бы сделать ему что-либо; это, впрочем, может быть истолковано и как доказательство большей прямоты и честности Салернской школы. Во всяком случае во всем этом, анекдотическом по существу, рассказе ярко отражается то острое противоречие, которое существовало в начале 10-го века между ученостью монастырских школ и традиционным врачебным умением Салерно и южной Италии вообще. (30/31)

⁺⁾ Так. OCR.

¹⁾ Об испытаниях на звание врача, введенных в Багдаде в 931 г., повествует заслуживающий доверия источник.

^*) В книге «к значению». OCR.

К содержанию Дальше