|
|
|
Вопросы истории, № 8, 2003 г.
[123] - конец страницы.
Автора монографии «Великий магистр и великий князь»1) — ученицу известного немецкого исследователя Петера Ниче — Майке Зах отнюдь не волнует проблема: принадлежало ли Московское княжество, как впоследствии и Княжество всея Руси, к европейскому миру, поскольку для нее факт очевиден.2) Автор исследует одну из мало известных страниц внешнеполитических связей с Немецким орденом в Пруссии Княжества всея Руси конца XV — начала XVI вв., которое представляло органическую и равноправную часть огромного, взаимозависимого европейского мира, отношения государств в котором были переплетены между собой очень сложно.
Противники Сигизмунда I Старого (1467 — 1 апреля 1548 г.), короля польского и великого князя литовского, объединились: Немецкий орден — ради возвращения утраченных им земель, перешедших под власть Короны Польской в 1466 г., а Княжество всея Руси — ради «воссоединения» земель древней, домонгольской Руси, оказавшихся в составе Великого княжества Литовского. Их противник в отношениях с будущими союзниками выступал в разных ипостасях: с Немецким орденом — в качестве короля польского, а с Княжеством всея Руси — великого князя литовского. Сходство внешнеполитических программ противников Сигизмунда I заключалось в том, что и для великого магистра Немецкого ордена и для великого князя всея Руси аргументом в пользу целесообразности проводимой ими внешней политики выступало прошлое: «старина», канувшая в Лету в разное время. Немецкий орден утратил в 1466 г. колонизованные им на протяжении XI—XII вв. славянские земли, которые к началу XVI в. слились с польскими. Русь же выступала как единый конгломерат княжеств лишь до начала XIII века. А в последующее время каждая из земель эволюционировала собственным путем. К началу XVI в. уже выявились особенности, обусловившие специфику формирования великорусской, украинской и белорусской народностей, сложившихся на протяжении XVII века. Хотя обе идеи — возвращение земель королевской Пруссии и «воссоединение» древнерусских земель при несомненном их сходстве были утопическими, обнаруживались и существенные различия. Судьба этих внешнеполитических идей сложилась по-разному. Немецкий орден в 1525 г. преобразовался в герцогство Пруссию — лен польского короля. В Княжестве же всея Руси идея «воссоединения» стала [123] основой реальной внешней политики, чтобы быть осуществленной уже совсем в другую эпоху — в условиях Российской империи.
Парадоксален и внешне алогичен, как отмечает М. Зах, союз одного из наиболее воинственных оплотов католичества с православным государством, население которого квалифицировалось в остальной Европе как «схизматики», а последние в свою очередь считали католиков «еретиками» (с. 432). Впрочем территориальные притязания оказались сильнее религиозных различий...
Тема взаимоотношений указанных двух государств могла бы считаться обойденной в отечественной историографии (замечания А.А. Зимина, и мои, явно недооценивавших значимости орденско-русского союза, практически в счет не идут), если бы не кандидатская диссертация В.Н. Балязина (1963 г.), к сожалению, оставшаяся в рукописи, и несколько его статей, неполно передавших содержание основного труда этого автора.3) Ситуация в зарубежной историографии сложилась совершенно иная. Ее состояние ныне определяют не столько классические работы Г. Фогта (1827—1839 гг.), Г. Юберсбергера (1906 г.), Вл. Почехи (1937 г.), К. Форштрейтера (1955 г.), В. Губача (1960 г.) и др., сколько новейшие — последней трети XX в. труды, — среди которых почетное место занимают многочисленные исследования польских ученых и прежде всего лучшего знатока материала — М. Бискупа, а также его соотечественников (М. Богуцкой, Я. Тышкевича, Я. Выячки и др.). М. Зах удалось удачно охватить почти всю разноязычную литературу по данной теме.
Однако главная заслуга Зах — мобилизация всего комплекса материалов, касающихся взаимоотношений Немецкого ордена и Княжества всея Руси в начале XVI века. Она работала в Российском государственном архиве древних актов над посольскими книгами, в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки над пренебрегавшимися отечественными историками XX в. копиями материалов Кенигсбергского архива, их оригиналами, находящимися в Тайном государственном архиве Прусского культурного наследия в Берлине-Далеме, а также отдельными коллекциями в Главном государственном Саксонском архиве в Дрездене.4) Особенно важны орденские материалы — грамоты на пергамене, в том числе текст договора Руси с Орденом 1517 г., орденская переписка и книги (Ordensfolianten). Использованы и нарративные источники — русские летописи, немецкие и польские хроники, актовый материал ганзейских съездов. Справедливо подчеркивается роль купцов — носителей информации, о чем можно судить и по немецко-русским разговорникам. Среди неучтенных публикаций оказалась серия «Elementa ed fontium ediciones», основанная К. Ланцкоронской, в которой ряд томов посвящен документам великого магистра Альбрехта Бранденбургского. Впрочем все эти пропуски не имеют решающего значения. Материалы, привлеченные Зах, вполне достаточны для основательного исследования темы.5)
Орденско-русские отношения прослежены автором в контексте системы союзов, характерных для Европы конца XV — начала XVI вв., в которой ведущую роль играли империя и дипломатия Габсбургов. Естественны многочисленные экскурсы в «фоновые темы» — не только внешнеполитические, такие, например, как борьба Габсбургов за венгерское наследство, определявшая их временный интерес и к Руси, и отчасти, к Немецкому ордену, планы императора и Ватикана относительно крестового похода против турок в 1493 г. и 1517—1518 гг., к чему император Максимилиан каждый раз стремился подключить и Русь (с. 197, 323, 326), борьба за трон императора Священной Римской империи германской нации в 1519 г. (с. 379-381), или русско-крымские и литовско-крымские отношения в контексте папской и орденской политики.6)
Автор характеризует развитие Немецкого ордена с момента его перемещения в Пруссию в 1225—1226 гг. и до смерти магистра Фридриха Саксонского в 1510 году. Особое внимание уделено потере орденом западных земель в 1466 г. и заключению Второго Торуньского мира), а также истории Великого [124] княжества Московского до начала XVI века (автор не замечает, к сожалению, как последнее превратилось в Княжество всея Руси). Касается М. Зах и взаимоотношений с «Литвой» и «татарами», правда на более узком историографическом материале (отсутствует исследование государственной территории В.А. Кучкина, работы А.А. Горского и ряд других).
Характеризуется предыстория орденско-русских контактов, необходимость которых с 60-70 годов XIV в. предопределялась противостоянием обоих Литовскому и Тверскому княжествам (с. 93-94). Первая попытка Ивана III установить в 1493 г. прямые связи с Немецким орденом7) была предпринята по инициативе императора Максимилиана I,8) полагавшего в 1491 г., что подобный союз будет препятствовать активности Польши в венгерском вопросе; аналогичная попытка Ордена относится к 1510—1511 гг. (посольство Кристофа фон Шлейница), когда после перехода М.Л. Глинского в подданство Василия III и угрозы литовско-русско-крымской коалиции орденским властям стала ясна зависимость реализации их реставрационных устремлений от русско-литовских отношений. Зах, однако, полностью обходит отразившийся в Сказании о князьях владимирских интерес идеологов русской внешней политики к польским городам Гданьску, Эльблонгу (Хвойнице), Торуни и Мальборку, причисленным в этом легендарном сочинении к наследию далеких «предков» князя всея Руси — Августа кесаря, Пруса и Рюрика.9) Можно полагать, что основа рассказа о разделении вселенной Августом, включенного в Сказание о князьях владимирских, история создания которого до сих пор остается спорной,10) возникла приблизительно в самом начале XVI века.
Магистром Немецкого ордена в 1511 г. стал племянник Сигизмунда I Старого Альбрехт Бранденбургский, отказавшийся от принесения присяги дяде вопреки условиям Торуньского договора 1466 года. События 1511—1514 гг. грозили закончиться войной Короны Польской и Ордена. Во избежание ее Альбрехт обращался за помощью к императору Максимилиану (папа Лев X утвердил привилегии Ордена, данные ему предшественниками Максимилиана). Новый магистр в 1513 г. даже строил планы антиягеллонской коалиции — короля датского, ганзейских городов, курфюрстов Саксонии и Бранденбурга, фюрстов Мекленбурга, Померании и Брауншвейга (с. 194). В истории заключения имперско-русского договора 1514 г. Г. Шнитценпаумером, направленным в Москву для привлечения Василия III к антиягеллонской лиге и защиты интересов ганзейских городов, автор подчеркивает два обстоятельства: великий князь использовал имперского посла для заключения только имперско-русского союза, подобного договору 1490 г., в котором, однако, Василий III был поименован царем и государем всея Руси, и, надеясь на этот союз, продолжил войну против западного соседа. Сигизмунд Старый и чешский король Владислав Ягеллон, понимая угрозу подобного союза, пытались подвигнуть императора к роли посредника между великим князем литовским и государем всея Руси. При ратификации договора осенью 1514 г. император расширил круг его участников за счет «своих родственников и подданных Священной империи» и Немецкого ордена.
В соответствии с орденскими материалами несколько иное звучание, чем было принято в предшествующей историографии, приобретают миссия С. Герберштейна и история заключения орденско-русского договора 1517 года. Решения Венского конгресса 1515 г., закрепившего условия Торуньского договора 1466 г. и обязавшего Орден и Корону Польскую в течение 5 лет, урегулировать спорные вопросы, вступили в противоречие с имперско-русским союзом 1514 года. Учитывая прежнее нежелание магистра приносить присягу польскому королю, Максимилиан предпринял попытку посредничества между польским королем и Василием III, отправив к ним обоим С. Герберштейна. Дабы блокировать деятельность имперского посла, в Москве весной 1517 г. советник Альбрехта Бранденбургского Дитрих Шонберг настаивал на продолжении войны Княжества всея Руси с его западным соседом, пока каждый из них не вернет «свои» земли, и называл конкретные [125] цифры финансовой поддержки военных действий с русской стороны (10000 пеших воинов и 2000 конных), оплачивать наем в течение двух лет должен был Василий III.11) Последний согласился на предложенные условия. Оба договора — русский от 19 марта 1517 г. и орденский (июль 1517 г.), несколько отличающиеся в деталях (с. 286-289), сохранились в Кенигсбергском архиве. Это было, по выражению М. Бискупа, высшее достижение ордена в его усилиях по ликвидации Второго Торуньского договора 1466 года.
Однако до осуществления воинственных планов орденской стороны дело не дошло, поскольку император выступил против них. Собственных сил не хватало, а другие союзники не спешили помогать. В марте 1518 г. Дитрих фон Шонберг в Москве предложил не менее фантастический, чем прежний, план — отпустить М.Л. Глинского в Литву, чтобы тот поднял восстание против Сигизмунда I (с. 315).
Зах рассмотрела и долго остававшийся спорным вопрос о несостоявшейся поездке Н. Шонберга на Русь. Направленный папой Львом X в Империю, Польшу, Литовское княжество и к магистру с нереалистическими задачами: продвинуть дело церковной унии, установить мир в Европе ради войны против Османской империи, к участию в которой он приглашал крымского хана (princeps tartarorum), легат не сумел урегулировать ни венгерского вопроса (его контакты с Яношем Запольяи лишь вызвали недовольство императора), ни отношений между Короной Польской и Орденом (которому он, с одной стороны, предлагал перебраться в Подолию, чтобы быть поближе к Крымскому ханству, а с другой — изменить характер отношений Ордена с Короной, леном которой во главе с великим комтуром он мог бы стать). Легат на Русь не попал, а содержание его миссии в марте 1519 г. донес до Василия III его брат Дитрих Шонберг, от имени папы обещавший великому князю за согласие на церковную унию и пятилетний мир на востоке Европы королевскую корону, право на константинопольское наследие (regnum — вотчину) и прием его и всего русского народа в «единачество и согласие римской церкви».12) Несмотря на подтверждение прежних обязательств, Василий III потребовал закрепления за ним не только земель, уже отошедших к его княжеству от соседнего, но и тех, что оспаривались Орденом и Короной Польской (с. 373). В связи с последним требованием стоит подчеркнуть, что уже в 1519 г. в основу официальной внешнеполитической доктрины была положена сформулированная в 90-е годы XV в. в повести о разделении вселенной Августом идея принадлежности городов Королевской Пруссии далекому «предку» Василия III.
В борьбе за императорский трон после смерти Максимилиана 112 апреля 1519 г. великий магистр выступил сторонником французского короля Франциска I, которого (в случае избрания Карла Габсбурга) призывал к союзу с Орденом и Княжеством всея Руси. После коронации Карла V Габсбурга орден стал лихорадочно собирать собственные и союзные силы и ринулся в военную авантюру, захватив Браунсберг. Ответный поход польских войск на Кенигсберг ясно обнаружил неравенство сил и вызвал примиренческие настроения сословий Немецкого ордена, потерю земель Харьюмаа и Вирумаа, уступленных ливонскому магистру в надежде на военную помощь. Тем не менее, Альбрехт в 1520 г., не располагая, несмотря на двукратную финансовую помощь от Руси, достаточными собственными силами, вынашивал план действий русских войск, которые должны были отправиться из Вильны на Гродно и Мазовию (с. 411). Впрочем, и силы Короны Польской были исчерпаны. Военная авантюра стремительно приближалась к финишу. В дело вмешался император, в связи с профранцузской позицией Сигизмунда I вспомнивший о принадлежности Ордена к Империи и охотно согласившийся посредничать между воюющими сторонами при заключении 4-летнего перемирия. Оно было заключено Альбрехтом в 1521 г. без согласования с Василием III, по-прежнему поддерживавшим магистра деньгами и обещавшим ему и впредь свою помощь. Впрочем, великий князь одновременно начал восстанавливать отношения с Карлом V, ссылаясь на традиции, идущие со времен [126] Максимилиана I, но успеха не достиг. Перемирие Василия III с Сигизмундом Старым, достигнутое в сентября 1522 г., окончательно изменило ситуацию на востоке Европы.
Итак, орденско-русские отношения оказались производными не только от политики «собирания» земель Древней Руси или реституционной политики Короны Польской, но и от компромисса Ягеллонов и Габсбургов в их отношениях друг к другу на протяжении первой четверти XVI века. «Русский фактор» учитывался странами — участниками многих конфликтов, не имевших общих границ с Княжеством всея Руси, которое в начале XVI в. оказалось в состоянии выступить в качестве реальной силы при решении территориальных споров далеко от собственных границ. Большие финансовые возможности государства13) позволяли Василию III проводить активную политику на западе. Вместе с тем отношения с Орденом при всей своей кратковременности стали основой формирования внешнеполитической утопии, под влияние которой попал Иван IV, начиная войну, вошедшую в историю под неправильным названием Ливонской.
Монография М. Зах входит в серию серьезных исследовательских работ послевоенного поколения немецких исследователей — Э. Клюга, Г.Ю. Грабмюллера, Г. Пикан, написанных, правда, в основном на базе русских источников. Разбираемая работа отличается широким привлечением иностранных, в том числе и архивных источников, недоступных для отечественных историков.
* Хорошкевич Анна Леонидовна — доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института славяноведения РАН.
1) Sach M. Hochmeister und Grossfuerst. Die Beziehungen zwischen dem Deutschen Orden in Preussen und dem Moskauer Staat um die Wende zur Neuzeit. Stuttgart. 2000 (далее сноски на эту книгу в тексте).
2) Наименование Московское княжество применимо лишь до 1478—1485 годов, то есть до аннексии Новгорода и Твери, превратившей его в Княжество всея Руси. Подобное политико-географическое определение нового государственного организма не является общеупотребительным, более распространено Государство всея Руси.
3) Балязин В.Н. Россия и Тевтонский орден в 1466—1525 годах. М. 1963; его же. Россия и Тевтонский орден. — Вопросы истории, 1963, № 3; ejusd. Drugi pokój Toruński a stosunki rosyjsko-polskie w latach 1490—1525. — Rocznik Olztyński. 8. (1968) и др.
4) Пожалуй, можно пожалеть лишь об отсутствии интереса автора к Гданьскому воеводскому архиву, где случайно были обнаружены подписанные самим М. Глинским грамоты Гданьскому городскому совету из Каменки в 1505 г. и из Москвы в 1509 г. (Неизвестное послание Михаила Глинского (перевод А.В. Назаренко, вступит. статья А.Л. Хорошкевич) — Восточная Европа в древности и средневековье. Пятые чтения памяти члена-корреспондента АН СССР В.Т. Пашуто. М. 1993).
5) К сожалению, обзор историографии и источников не организован хронологически. Характеристики различных изданий приводятся уже после оценки исторических сочинений, написанных на основе определенной временем источниковой базы.
6) К «фоновым» относятся и другие темы: биографические (в особенности, о братьях Шонбергах, с. 329), генеалогические (Эммануил Траханиот, с. 105), палеографические (характеристика столбцов), история вооруженных сил (с. 197, 320, 392), вопросы денежного обращения (с. 299-300, 396, 409-410, 413) и т. д. Изложение перемежается источниковедческими экскурсами, в частности, о меморандуме Дитриха фон Шонберга относительно церковной унии (с. 341-343) или записях в русской Посольской книге (с. 381-382).
7) Иван III был хорошо осведомлен о польско-орденских отношениях. В декабре 1489 г. посол к Казимиру IV Д. Путятин должен был разузнавать, «что за Казимиром, за королем полским, Прусская земля Гданеск да Хвойници, да Турун да иные городы» (Сборник Русского исторического общества (Сб. РИО). Т. 35. СПб. 1892, № 9, с. 40).
8) Сб. РИО. Т. 35, № 21, с. 100. Возможно, в результате посольства Георга фон Турна (Памятники дипломатических сношений Древней России с державами иностранными. Т. I. СПб. 1851, с. 74-75) Иван III согласился взять Орден в «свое соблюдение», «стояти него и боронити от своих и от ваших неприятелей».
9) Дмитриева Р.П. Сказание о князьях владимирских. М.-Л. 1955, с. 162, 175, 188, 196, 208. [127]
10) A.A. Зимин считал первоначальным вариант так называемой Чудовской повести конца XV в. (Зимин А.А. Античные мотивы в русской публицистике конца XV в. — Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе. Сборник статей, посвященный Л.В. Черепнину. М. 1972, с. 128-138). Издательница упомянутого памятника Р.П. Дмитриева относила лежащее в основе послание Спиридона-Саввы к концу второго — началу третьего десятилетия XVI века. Близок к ее взглядам на датировку этого памятника и А.Л. Гольдберг.
11) Бурная фантазия Шонберга завела его довольно далеко: он планировал не только захват Гданьска, но и совместный поход на Краков, а также раздел между союзниками захваченных земель. Идея «раздела» возникала уже в 1392 г., когда в дележе должны были соучаствовать оппельнский герцог Владислав, венгерский король Сигизмунд, римский король Веннель, моравский князь Прокоп (с. 275).
12) Ранее, во время одного из своих пребываний в Москве, Дитрих Шонберг манил казначея Юрия Траханиота перспективой свободного передвижения и торговли подданных Василия III («domini imperatoris omnium Ruthenorum») по всей Европе, возвышения русской церкви до уровня константинопольского патриархата и сулил другие блага.
13) На протяжении 1519—1520 гг. магистру трижды была оказана весьма основательная финансовая помощь. Уже в конце августа 1517 г. великий князь на чеканку прусских грошей направил 50 000 гривенок, то есть 9-10 кг серебра (с. 299-300).
Написать нам: halgar@xlegio.ru