Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

I.

Уроженец бельгийского города Вервье, сын фабриканта, Пиренн жил в Генте, который является центром хлопчатобумажной и льняной промышленности Бельгии. Деловой мир промышленной буржуазии, из которого вышел Пиренн, оказал громадное влияние на формирование его исторических интересов и понятий. Факты экономического прошлого, которые он научился наблюдать у своего учителя, основоположника исторической школы, Шмоллера, не были для него только фактами. Он искал в них закономерностей, предопределяющих развитие исторического процесса. Оя умел сравнивать и сопоставлять их для того, чтобы делать выводы.

Экономические факты он считал сравнительно более простыми и удобными для статистической обработки. Последняя позволяет эти факты высвобождать из-под случайных влияний и индивидуальных особенностей. Будучи сгруппированы, эти факты ведут историка к познанию экономической действительности прошлого.

Экономические факты представляются Пиренну одинаковыми у различных народов; они облегчают понимание исторического процесса в его главном и существенном очертании. Историк-экономист всего более способен понять течение всеобщей истории.

Однако, прежде чем подняться на эти высоты обобщающей мысли, прежде чем окинуть взглядом поток событий и наметить его главное русло, историк должен долго и внимательно изучать конкретное отдельное явление. Знакомство с французскими и немецкими работами по истории средневековых городов позволяет Пиренну выступить со статьями, посвященными вопросу происхождения городских порядков и учреждений. (3/4)

В этих статьях, напечатанных в Revue historique за 1893 и 1895 гг., намечалась программа основных изысканий Пиренна по истории городов.

С 1899 года Пиренн стал изучать города Фландрии, о чем свидетельствуют его специальные работы: Фламандская ганза в Лондоне (Hanse Flamande de Londres, 1899); Графы ганзы Сен Омера (Les comtes de la Hanse de Saint Orner, 1899), Обычаи купеческой гильдии Сен Омера (Les coutumes de la gilde Macrhande de Saint Orner, 1901), Фламандские города до XII века (Les villes Flamandes avant le XII siècle, 1905). С 1906 года предпринято было им издание сборника документов, относящихся к истории суконной промышленности во Фландрии, состоявшего из 4 томов. Эти специальные штудии дали возможность Пиренну составить „Историю Бельгии" (Histoire de Belgique) сначала в трех томах, охватывающую период от Римской империи до начала XIV века, до битвы при Куртре (1320), когда фламандские ткачи разбили французских рыцарей, приведенных Филиппом IV Красивым. Пиренн потом продолжал работу над составлением истории Бельгии и довел ее до кануна мировой войны, о чем говорит VII том, вышедший в свет в 1932 году. Изучая историю Бельгии, Пиренн наблюдал жизнь страны без естественных границ, говорившей на двух языках, поделенной в этнографическом отношении между римской и германской „расой"; это был, по выражению Пиренна, микрокосм Западной Европы. Что же характеризовало эту странную область, этот стык между Францией и Германией?

„Единство социальной жизни", был ответ Пиренна. „Наша национальная культура — род синкретизма". „В нашей религии, в учреждениях, в искусстве и науке встречаются у нас те же общие явления, что и у наших соседей".

Таким образом Пиренн сквозь различную этнографическую оболочку исторических явлений рассмотрел их общую сущность, одну и ту же социальную ткань; за ней крылись экономические факты, изучение которых так привлекало к себе Пиренна; они дали ему возможность построить оригинальную схему развития Западной Европы в эпоху средневековья.

II.

С 1917 года начинается в научной работе Пиренна новый этап. За обобщающей работой „Древние демократии Нидерландов" (Les anciennes democraties des Pays bas) последовала небольшая, тоже обобщающая работа, представлявшая возражение на теорию Зомбарта о происхождении капитализма, под названием: „Периоды социальной истории капитализма" (Les (4/5) periodes de l'histoire sociale du capitalisme). Оценка арабских завоеваний, данная в двух статьях журнала Revue Belge de philologie et d'histoire за 1922 и 1923 год, под заголовком „Магомет и Карл Великий" (Mahomet et Charlemagne) и „Экономический контраст: Меровинги и Каролинги" (Un contraste economique: Merovingiens et Carolingiens) была использована Пиренном вместе со всей суммой прежде накопленных знаний по истории средних веков, в самой широкой по обобщающему замыслу работе Пиренна, которая представляет собой курс лекций, читанных в различных американских университетах в 1922 году. Она вышла в свет по-английски под заглавием „Средневековые города, их происхождение и возрождение торговли" (Mediaeval cities, Their origins and revival of trade). По-французски этот синтез был оформлен в работе „Города средневековья" (Les villes du moyen âge). Незадолго перед смертью, в 1933 году, Пиренн дал в III томе издания „История средних веков" (L'histoire du moyen âge), редактируемого Глотцем, статью „Западная цивилизация в средние века" и в VII томе издания „Народы и цивилизации" (Les peuples et civilisations) статью „Новые экономические тенденции XV века".

В Кембриджской средневековой истории Пиренном были написаны две статьи „Северные города и их торговля" (Northern towns and their commerce) и Нидерланды (The low countries).

Это все были итоги его многолетних изысканий в области средневековой истории, расширявшиеся от фактов прошлого Фландрии на факты прошлого Франции и Германии; в последние десятилетия, после пребывания в германском плену, где Пиренн изучил русский язык, на факты , из истории России, Византии и Скандинавии, а также и южных средиземноморских стран. (См. стр. 33-37).

III.

Вопрос о зарождении и развитии средневековых городов, которым Пиренн занимался так долго и столь упорно, был тесно связан, во-первых, с его оригинальным представлением о границе, отделяющей античность от средних веков, и, во-вторых, с его пониманием капитализма и ступеней его развития. И в специальных статьях и в обобщающей работе о городах Пиренн высказывает оригинальную точку зрения на эпоху Меровингов и роль арабских завоеваний. Для него эпоха Меровингов (V—VII века) есть органическое продолжение античности. В V веке Западная Европа никакой катастрофы не переживала. „Если без предвзятой идеи читать документы, в общем довольно многочисленные, какие остались от (5/6) меровингских времен, то убеждаешься, что экономическая жизнь этой эпохи остается с теми же особенностями, которые были присущи последнему периоду Римской империи".

Монетная система, выдающаяся торговая роль на Средиземном море Марселя, оживленное мореплавание к берегам Сирии, Африки, Испании, к Константинополю, многочисленные колонии евреев и сирийцев в городах франкского государства — все это остается таким же, каким было при последних западных императорах. Водораздел Пиренн видит не там, где его обычно указывают другие историки — лишь арабское нашествие потрясло европейскую экономику, унаследованную от античности, разорвало давно привычные связи и ввергнуло Западную Европу в состояние натурального хозяйства. Эпоха Каролингов с ее крупными самодовлеющими поместьями духовных и светских магнатов проходит под знаком глубокого экономического упадка. „Средиземное море было римским озером; оно становится мусульманским. Византийский мореплаватель не осмеливается плыть далеко; он не заходит дальше берегов южной Италии. В Тиренском море нет больше сирийских кораблей. От обмена, еще столь активного в VI веке между Западом и Востоком, не остается никакого следа в VIII веке".

В силу этого Пиренн начинает историю городов лишь с середины XI века и связывает этот факт их появления с возрождением торговли. Кругозор Пиренна очень широкий. Он сосредоточивает свое внимание не только на Средиземьи; его интересует северная торговля, в которой исключительную по значению роль в VIII—X веке играли норманны. В связи с этим он говорит о древне-русских городах и, в частности, о приднепровских.

„Южная Россия была поощряема продавать свои продукты на два больших рынка (арабский и византийский), которые притягивали ее к себе" — в то время как Западная Европа, оторванная арабами от Востока, погрузилась в натуральное хозяйство.

Торговля всегда стояла в центре внимания Пиренна. Она, как это ни странно сказать, сливалась с другим явлением, которым также интересовался Пиренн, — с капитализмом. Он полемизирует с К. Бюхером и Зомбартом по вопросу об экономике средних веков, так как эти историки не находили капитализма там, где его видел Пиренн. „Существенные черты капитализма: индивидуализм предприятия, кредит, коммерческая выгода, спекуляция встречаются очень рано в городских республиках Италии, в Венеции, Генуе, Флоренции".

Пиренн считал, что уже с XII века там можно встретить купцов капиталистического типа, в роде венецианца Романо (6/7) Майрано, вложившего в свои предприятия сотни тысяч франков. К. Бюхер преодолел бы ограниченность своей теории, думает Пиренн, если бы он раздвинул рамки своих наблюдений и принял бы во внимание историю не одних немецких, но и итальянских и нидерландских городов. Признавая существование капитализма в средние века, начиная с XI века, Пиренн под ним разумеет отнюдь не способ производства, не своеобразное отношение производителя к средствам и орудиям производства, а крупные размеры торговли. Само развитие капитализма представляется Пиренну не в виде прямое линейного движения, а в виде ряда подъемов, прерываемых кризисами. Фазы экономической свободы сменяются фазами регламентации. Класс капиталистов, по Пиренну, всегда состоял из людей прогресса и новаторства, смелости и предприимчивости. Капитализм, как система эксплоатации, и капиталист, как ее носитель, отсутствуют в работах Пиренна, который таким образом становится апологетом капитализма. Этому вопросу Пиренн уделяет внимание в небольшой книжке, которая называется „Периоды социальной истории капитализма" (Les periodes de l'histoire sociale du capitalisme).

Его теория резко отличается от теории Макса Вебера и от теории Зомбарта. Он хочет исследовать не экономическую природу капитализма, а историю капиталистов, как людей особого склада.

Предмет исследования, говорит Пиренн, не капитализм, а капиталист. Он хочет охарактеризовать, в различные эпохи истории, природу капиталиста и отыскать ее происхождение. В различные эпохи истории бывает свой отдельный класс капиталистов. Между капиталистами разных эпох нет преемства. Они сходят со сцены борьбы, чтобы образовать аристократию. Пиренн возражает против теории Бюхера, отрицающей черты капитализма в средневековом городе, так как эта теория составлена на узком материале: не принято во внимание экономическое развитие Нидерландов и северной Италии.

Капитализм представляется Пиренну более древним, чем думали другие. В новое время он стал гораздо более агрессивным, чем в средние века, но разница тут количественная, а не качественная.

IV.

Изложив содержание основных исторических работ Пиренна и руководящие идеи, которыми связан богатый фактический материал этих работ, перейдем к их критике. В чем основная ошибка умозаключений Пиренна? Пиренн приравнивает в сущности капитализм к крупной торговле; он не (7/8) считает, что капитализм приносит особый способ производства. Отсюда эта расплывчатость в определении природы капитализма; сведение капитализма к надисторической категории; утверждение, что капитализм существовал во все эпохи истории человечества. Отождествление капитализма и крупной торговли звучит также фальшиво, как и противоположное утверждение Зомбарта, что капиталы создаются лишь через земельную ренту. Теория Пиренна ведет в конечном счете к отрицанию прогресса в человеческом обществе, к признанию циклов развития, повторяющих одни и те же фазы и имеющих лишь количественные, а не качественные различия между собой. Принятая Пиренном теория развития капитализма или, точнее, теория образования класса капиталистов является средством защиты капитализма и обезоружения тех, кто борется с этой системой хозяйства. Капиталист трактуется как человек отважный и предприимчивый, представитель избранной части общества, его постоянное место в обществе — результат действия непреложного закона общественного развития. Опираясь на историю, Пиренн как бы пытается создать непроницаемую для критики броню капиталистической системы хозяйства.

Другая основная теория Пиренна относится к проблеме периодизации истории. Переломным моментом, вопреки общепринятым взглядам, Пиренн считает не IV—V век, когда рушится античное рабовладельческое общество под ударами революции рабов, колонов и других обездоленных групп рабовладельческого общества, а VIII—IX век, каролингскую монархию, когда прекращается торговля с Востоком под влиянием арабских завоеваний. В основе этого взгляда на античный и средневековой период истории лежит та же мысль о предопределяющей роли торговли. Раз торговля на Средиземном море поддерживалась, то античные города продолжали жить и все оставалось по-старому. Увлекаясь этой идеей, Пиренн не хочет считаться ни с социальной революцией рабов, ни с германскими вторжениями, ни с разложением Западной Римской империи, ни с образованием на ее территории варварских королевств, ни, наконец, с громадным разрушением германцами тех производительных сил, которыми располагало античное общество. Пиренн также игнорирует упадок античной культуры, как показатель конца прежней исторической эпохи. Периодизация Пиренна смазывает революцию рабов, отделяющую античное общество от феодального, отмену рабовладельческой эксплоатации трудящихся и начало истоков новой общественной жизни, роль свободного крестьянства и его земельных общин при переходе от античности к средневековью. (8/9)

V.

Вполне понятно, что Пиренну принадлежит видное место в буржуазной историографии, разрабатывавшей вопрос о зарождении и истории европейских городов. В то время как в Германии эта историография занималась, главным образом, историей городских учреждений, рассматривала город, как юридическое новообразование, которое наслаивалось или на вотчину, как утверждали одни, или на общину, как доказывали другие, или которое вырастало из рыночных правовых институтов, как утверждали третьи, во французской историографии проблема истории города была поставлена иначе.

В первой половине XIX века на разработку истории городов Франции наложил свою печать талантливый и увлекающийся своими излюбленными идеями Or. Тьерри. В самом начале истории Франции он увидел завоевание, пришлые германцы завоевали прежнее галло-римское население. Отсюда пошел антагонизм; племенные различия остались, но потомки двух племенных групп образовали два сословия, и антагонизм стал классовой борьбой. Феодалы произошли от дружинников Меровингов; потомки галло-римского населения образовали низший класс. Цель Ог. Тьерри была в том, чтобы дать драматическую историю низших классов Франции. „Мы — дети людей третьего сословия; третье сословие вышло из коммун; коммуны были прибежищем сервов; сервы были люди, побежденные во время завоевания". Из этих основных предпосылок вытекало у Ог. Тьерри его понимание истории города, население которого составляло часть третьего сословия. Допуска» возможность преемственной связи между римскими л средневековыми городами, Ог. Тьерри утверждал, что городское развитие началось с борьбы коммун за освобождение, ее вели потомки галло-римского населения против своих поработителей германцев, образовавших правящую феодальную прослойку. Концепция Ог. Тьерри долго господствовала во французской исторической литературе; только в 90 годы XIX века пришлк ей на смену новые взгляды. Прежде всего Люшер, автор работы „Французские коммуны в эпоху первых Капетингов"» обратил внимание на те связи, которые соединяли членов коммуны и которые, закрепляясь клятвой, оформлялись в особой грамоте. От того времени, когда эти связи возникли, ни один документ не сохранился, но это не умаляет их значения в глазах Люшера, так как благодаря этим связям стала возможна борьба городов за свою самостоятельность. Внимание Люшера было приковано к истории коммун северной Франции, грамоты которых он делит на 7 разрядов по характеру их содержания. Люшер, сохраняя интерес к борьбе коммуны (9/10) за освобождение, по-новому, иначе, чем Ог. Тьерри, трактует эту тему; не принадлежность к галло-римскому населению, а нарастание ассоциативных связей в городах толкает горожан на борьбу с духовными и светскими сеньорами. Люшер свои наблюдения над городскими коммунами переносит на деревенские коммуны, отмечая одновременные выступления тех и других.

Во втором томе своей обширной работы „Происхождение древней Франции" Флаш также уделил большое внимание истории французских городов. Отметив, где города возникали (около замков, около монастырей, через трансформацию деревни, через основание поселения на новом месте), Флаш говорит о разобщенности отдельных элементов города: их интересы были различны (divergents); точки соприкосновения редки; в них скорее нарастало разделение, чем цементирование. И вместе с тем он же подчеркивает, как в дальнейшем у отдельных групп налаживается корпоративная связь и у патрициата и у плебса. Ее корни многообразны: соседство, приходская связь, общность опасности, римская традиция и германские обычаи — все это могло питать корпоративную связь и порождать гильдию, братство, взаимопомощь. Каждая городская ассоциация может стать центром притяжения для других. Иногда в городе образуется два центра: один объединяет низы общества, другой — патрициат. Средневековая история знает много случаев, когда корпоративные связи перерастали в коммунальные, закреплялись в грамоте, которую получал город от сеньора. Естественная эволюция сеньориального строя, политические события XI—XII века, этнические особенности — все это оказывало сильное влияние на переход от корпоративной связи к коммунальной.

Теория Флаша была в общем сложнее теории Люшера, она подмечала различие между корпоративными и коммунальными связями в городах; периоду нарастания этих связей она противопоставляет другой, более ранний период распада связей. Но ни Люшер, ни Флаш не ставили вопроса об экономических причинах зарождения городов, хотя они и не питали того исключительного интереса к истории городских учреждений, как это было заметно в немецкой историографии конца XIX и начала XX века.

Таков был момент в историографии средневекового города, когда Пиренн опубликовал свою первую работу о городах в Revue historique за 1893 и 1895 гг. под заглавием „Происхождение городских учреждений". Он вносил нечто новое своим интересом к экономическим причинам происхождения городов. Города возникали там, где для этого были подходящие условия для торговли, где садилось новое (10/11) население, торговое рядом с земледельческим. Эти поселения получают и особое право, городское, завязь которого надо искать в купеческих гильдиях. Jus mercatorum отвечало своеобразному купеческому быту и отличалось от права вотчины с ее более простым сельскохозяйственным укладом жизни. Jus mercatorum с обособленной группы людей, т.е. купцов, распространяется в городе на всю территорию. Это значит, что в городе должны отмереть старые баналитеты, чинши, личная несвобода. Таким образом Пиренн пошел несколько по другому пути, чем Люшер и Флаш в объяснении зарождения городов. Эта его теория, с одной стороны, была подкреплена локальными изысканиями; с другой стороны, она получила более детальную разработку в отношении фландрских городов, наконец, она была поставлена в связь с теорией экономического развития Западной Европы, в котором рубежом, разделяющим античность и средневековье, Пиренн позднее считал не IV—V век, а VIII—IX, так как только арабы, по его мнению, порвали старые торговые связи Западной Европы с Востоком. С теорией городского развития у Пиренна несомненно генетически связана и другая его теория фаз капиталистического развития, нарождение и умирание в каждой из них своего класса капиталистов.

Работа Пиренна по истории средневековых городов представляет большой вклад в историческую науку. Он один из первых историков подошел к освещению экономической причины образования и развития городов, обладая для этого и хорошим знанием источников. Он связал их историю с историей торговли и ремесла. Чем больше он работал, тем больше расширял круг своих наблюдений над этим вопросом; от городов северной Франции и Фландрии он перешел к городам Италии, Скандинавии и Приднепровья.

Правовые перемены, происшедшие в жизни средневекового города, Пиренн всегда рассматривал не сами по себе, а в связи с общим комплексом городской жизни. Он проследил возникновение и развитие купеческого класса в Западной Европе, история которого так тесно переплеталась с историей городов. Конечно, Пиренн не ставит в связь возникновение городов и их рост с успехами производительных сил: под которыми надо понимать отделение города от деревни, обособление производства от формы сношений, разделение видов производства между отдельными городами, как это делают основоположники марксизма (Немецкая идеология, 40-45; издание 1933 года), но он дает богатый материал для наполнения указанных общих категорий конкретным содержанием.

Равным образом для истории ранней борьбы зародившейся (11/12) буржуазии с феодальным классом, для выяснения противоречивости интересов внутри городского населения, т.е. для истории производственных отношений внутри города, читатель найдет у Пиренна много ярких иллюстраций. Нельзя, игнорируя работы Пиренна по истории средневекового города, вести исследование дальше в этой области, но нельзя разумеется принять всех его выводов: они требуют к себе критического отношения. Из буржуазных историков, освещавших вопрос о зарождени городов, Пиренн стоял ближе всех к концепции исторического материализма, он рассматривал город, как экономическое явление, преувеличивая роль торговли и недооценивая производственную роль города, вопреки собственным наблюдениям над ранним зарождением шерстяной промышленности во Фландрии.

В вопросах теории исторического познания Пиренн остался позитивистом, считал исторические явления закономерными и был склонен делать на основании учета конкретных фактов, любовь к которым в нем воспитала историческая школа, обобщающие выводы. Риккертианство и неокантианство Пиренна не задели. Он удержался на более передовых позициях исторической мысли, чем многие его современники, и не сбился с пути познания исторической действительности, проторенного позитивистами. Материалистическая диалектика, как теория познания, ему также была совершенно чужда. (12/13)

К оглавлению Дальше