Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

К разделу Прочее

{5}

Александров Л.Г.
Астрология и космические циклы западноевропейской истории: опыт культурологического моделирования эпохи Возрождения

Вестник Челябинского государственного университета. 2005. № 1.
{5} – начало страницы.
OCR OlIva.

Идея циклических социальных перемен и колебаний была весьма распространена в Европе XIV–XVI вв. Христианское мировоззрение эпохи вовсе не исключало культивирования идей подобного типа, поскольку рудименты «циклического мышления» подспудно присутствовали в мировых религиях в качестве рациональной компоненты представлений о развитии.

На переходе от традиционного к «революционному» типу развития европейской культуры идею исторического круговорота в значительной степени поддерживала европейская астрология, сама находящаяся на тот момент времени в процессе трансформации. Являясь, наряду с астрономией, частью системы уже уходящего в прошлое средневекового образовательного канона, астрология «вписывалась» во все основные сферы культуры – науку и религию, искусство и философию, не находя себе пока какого-то определенного статуса в системе социальных институтов. Она присутствовала в контексте художественных произведений эпохи, «растворяясь» в композиционно-образной структуре жанра (например, у Дж. Чосера или Л. Камоэнса) или представляя предмет критическо-сатирической оценки (у Ф. Рабле или Дж. Мильтона)¹⁾. В научно-познавательном плане, астрология с ее циклическим миропониманием отрабатывала на текущих исторических событиях критерий масштаба пространства и времени. Она, с нашей точки зрения, была специфическим способом аналогового моделирования жизни человека и общества, в исследуемую эпоху тяготеющим уже не к линейной эсхатологии религиозного типа, а к рационализму, постепенно становящемуся в Европе «культурной доминантой». Таким образом, она «способствовала формированию понятия закономерности, так как человека поражала правильность и повторяемость движения светил»²⁾.

Астрологи и астрономы Возрождения, много потрудившиеся над реформами календаря, по сути, изучали свойства цикличности и линейности времени, которые в абстрактном виде являются лишь гипотетическими модельными различиями, а на конкретном уровне могут быть измерены и проверены. Определенной проблемой в этом отношении была противоречивость и неравномерность исторического развития. Слишком уж разительно социальные явления контрастировали с идеей космической гармонии и пропорции, слишком явно уже человек ощущал свою особую значимость в природной среде.

Оценка прогресса и регресса тех или иных явлений затруднялась и многообразием типов исторических движений, наложением их одного на другой. Современные аналитики видят главную проблему исторического циклизма в его вариативной неоднозначности, когда каждая «кривая» истории может обнаруживать какую-то определенную закономерность, но вместе они образуют иное качество, отражающее единожды осуществляющийся временной процесс. Задача состоит, следовательно, в выделении кардинальной «естественной» составляющей истории, которая определит смысловую суть эпохи. Европейские астрологи и пытались заниматься таким систематическим моделированием исторических событий. Но им мешали различные обстоятельства: это и комплекс субъективно-мировоззренческих функций, накопившийся в астрологии {6} к исследуемому периоду; это и зависимость астрологии от социальных стереотипов (например, представлений о «судьбе») и «заказов» на гадание и предсказание; это и страх перед возможными карательными мерами, заставляющий «маневрировать».

Европа выбирала новые социальные отношения, которые были обусловлены ощутимыми достижениями в промышленности и технике и приобретали выраженный практический, «целевой» характер. Политическое устройство Европы к этому времени характеризовалось известной нестабильностью ситуации: территориальным размежеванием, переделом власти на самом высоком уровне, межгосударственными и межэтническими конфликтами и войнами, расколом христианской церкви в процессе Реформации.

Среди других факторов нового жизненного уклада можно назвать появление печати и читающей публики. Теперь уже «пророчества» тиражировались, и скептики уже отмечали опасность астрологического «популизма»: «Для умов острых и праздных, – говорил, например, М. Монтень, – это занятие не что иное, как развлечение, главное условие таких гаданий – темный язык, двусмысленность и причудливость пророческой речи»³⁾.

Составление социального портрета астролога исследуемой эпохи – вещь достаточно сложная. Очевидно, что это были в основном мужчины солидного возраста, по преимуществу образованные люди своего времени из нарождающейся интеллектуальной среды. Уже было в ходу представление об астрологах как об определенной социальной «прослойке», цеховом сообществе. Хотя достаточно часто астрологами называли и тех, кто не вполне попадал под это определение – Н. Коперника, Т. Парацельса, Т. Браге. В «черный список» инквизиции под клеймо астролога попадали авторы сочинений, вольно философствующих о природе и космосе – например, У. Оккам, Дж. Бруно, Ф. Бэкон. Жанр текста при этом не имел значения. Неосторожно использовал космологическую символику в неприхотливом прозаическом сюжете Ж. Деперье, называя Юпитера Отцом и сравнивая Меркурия с Христом. Крылатый посланник Бога отправляется на Землю отдать в переплет книгу судеб. Два ловких мошенника крадут ее и продают копии астрологам, обещая людям внести их имена в «реестр бессмертия»⁴⁾.

Несмотря на антиастрологический мотив, произведение попало «под следствие», в результате чего автор в 1544 г. в депрессии покончил жизнь самоубийством. А в 1622 г., например, римская инквизиция, надолго заключив в тюрьму автора, запретила ученый трактат Г. Вечиетти, в котором он высказал иное мнение относительно даты Тайной вечери.

Из ощущения начала новой, развивающейся культуры логически вытекало распространение пророчеств в эпоху Возрождения. Часто – особенно на рубежах веков – это ощущение перерастало в массовую потребность. «Душа» городов и народов ждала прозрений и перемен. Типичной для эпохи формулировкой прогноза становится «конец света». Эта форма пророчества была связана не с просчетом или интуицией каких-либо «высших» факторов, а с катастрофическим характером свершавшихся или надвигающихся социально-политических событий, которые неизбежно отразятся на большинстве населения. Захват Константинополя турками в 1453 г. или разграбление Рима лютеранами в 1527 г. заставляли современников интерпретировать известные библейские пророчества, создавая им новый культурный контекст.

Эсхатологические настроения усиливались и за счет естественных катаклизмов.

Как пишет Ф. Бродель, «климатические изменения, умножающие стихийные бедствия, как, например, в XVII веке, доводили до отчаяния угнетенных, подталкивали следующие одна за другой волны крестьянских восстаний… и были куда более самовластными дирижерами, чем Король-Солнце Людовик XIV»⁵⁾. Геолого-климатические периоды и по {7} сей день не предсказываются с достаточной степенью точности, но, как бы то ни было, эсхатологический тип предсказаний постепенно утрачивал свою эффективность. В период с XII по XIX в. астрологи сделали более 30 несбывшихся заявлений о близком Великом Потопе или Страшном Суде. Отказ от эсхатологии сопровождался переосмыслением пифагорейской концепции «идеальных чисел» и первыми опытами теории вероятности в XVII в. Одним из таких опытов стал анализ циклоиды и так называемого характеристического треугольника, проведенный Б. Паскалем на «материале» гадательных и предсказательных систем «игрового» характера, популярных в Европе эпохи Возрождения.

Достаточно известным в свое время было пророчество Иоганна Мюллера из Кенигсберга, более известного под именем Региомонтан. Математик и астроном, изобретатель особых «цветных» таблиц движения планет, Региомонтан обозначил ряд космических этапов современной ему истории христианства. На основе его учения протестантский теолог Ф. Меланхтон предполагал, что после осуждения папой Лютера в 1518 г. последует семидесятилетний период «вавилонского пленения», по завершении которого следует ждать Апокалипсиса. В Риме пошли слухи о соответствии предсказания Региомонтана пророчествам Мерлина. В Мадриде сочли пророчество особенно неудобным для периода подготовки Непобедимой Армады. «Там были готовы приписать дурному влиянию пророчества и усилившееся дезертирство матросов, и затруднения, с которыми встречались вербовщики солдат. Филипп II приказал бросить в тюрьму астрологов и читать во всех церквях проповеди, осуждающие как колдовство нечестивые предсказания»⁶⁾.

Простейшим основанием срока пророчества о кардинальных социальных переменах служили редко встречающиеся планетные конфигурации. Именно так трактовал немецкий астроном Иоганн Лихтенберг очередное соединение двух дальних планет Юпитера и Сатурна в XVI в. Подобное «обновление» сект и законов в XVIII в. предполагает живший на рубеже XV–XVI вв. астролог Пьер Тюррель, «попадая» при этом на год Великой Французской революции: «Чудесное сочетание планет… совершится около 1789 года с десятью революциями Сатурна, и около 25 лет спустя будет четвертое и последнее высотное стояние небесного свода»⁷⁾. Уже до Нострадамуса, таким образом, сложился комплекс представлений о космических факторах истории.

В современном «нострадамоведении» большинство сходится на том, что автор «Центурий» имел не только уникальный дар интуитивного предчувствия рубежных событий человечества, но и метод систематизации исторических фактов, основанный на теории циклического повторения событий. Если сделать поправку на глобальный масштаб и понимание относительности времени, в целом, предсказания Нострадамуса носят рациональный характер. Он берет за основу условный период культуры в 12000 лет, усматривая его начало в мифической Атлантиде, когда, по мнению современников, Землю посетила комета Тифона⁸⁾. Другое дело, что новый светский уклад жизни, подразумевающий интерес к различным сновидениям, загадкам, криптограммам и т.п., подсказал Нострадамусу двусмысленную форму подачи пророчеств. Она же оберегала его от возможных насмешек публики и инсинуаций «охотников за ведьмами». Полвека спустя Фрэнсис Бэкон, развивая концепцию экспериментальной и естественной истории, строил очень похожую утопическую модель общества, но уже с иным пафосом прозрения будущего.

Иоганна Кеплера вполне можно обозначить как «немецкого Нострадамуса». Уже первые его предсказания оказались скандально верны. Он вычислил неслыханные {8} холода, крестьянские волнения и вторжение турок. Особую известность принес ему «гороскоп смерти» Валленштейна. Он исследовал и периоды собственной судьбы, даже был вынужден участвовать в нюрнбергском инквизиционном процессе, снимая с собственной матери обвинение в добрачном зачатии. Обвинение апеллировало и к «демоническому» сочинению Кеплера «Сон» – аллегорической лунной фантазии, навеянной известным произведением Цицерона «Сон Сципиона»⁹⁾. Мировоззренческим произведением астронома стала многотомная «Гармония мира», описание божественного часового механизма, сотворенного «в соответствии с мерой, числом и весом». Как астроном Кеплер составил в 1624 г. достаточно точные для своего времени Рудольфинские таблицы.

Мы находим упоминание об астрологах во всех концах европейского континента. Это итальянский фаталист Франческо Стабили, швейцарский теолог Виктор Сени, автор «Галльской астрологии» и предсказатель-неудачник Жан-Батист Морен, английский мистик и символист Джон Ди, лионский толкователь Библии Ришар Русс, португальский иезуит-миссионер Габриэл Малагрида, итальянский нумеролог и хронограф Антонио-Франческо Дони, монах-прорицатель Раньо Неро, систематизатор магии Корнелий Агриппа, натуралист Джамбаттиста Делла-Порта, хронограф и космограф Себастьян Франк и др.

Широкое увлечение гуманистов натуральной магией, в рамках которой бытовала и астрология, в конечном итоге способствовало как развитию рационального комплекса знаний о природе вещей, так и выходу астрологии из религиозной оболочки. В исследуемую эпоху типичными становятся «смешанные» литературно-научные описания «бестиариев», «зодиаков» и т.п., в текстах которых легенды сочетаются с фактами в невообразимой пропорции. Освобождение от религиозных стереотипов мышления, правда, еще иногда представляется процессом освобождения церкви от несвойственных ей функций, отделение от нее тех сторон жизни, которые относятся только к земной сфере интересов и занятие которыми способно удалить религию от ее истинной цели. Католическое учение о двойственности истины представляло религию безразличной к области науки, хотя часто говорят, например, о вкладе иезуитов в медицинские и астрономические достижения эпохи. Как бы то ни было, уже к середине XVII в. в большинстве интеллектуальных центров Европы торжествует принцип отказа от религиозных споров.

Отмежевывается от религиозных доктрин и постепенно становящаяся самостоятельной социально-политическая наука. В XIV–XV вв. она набирает опытную базу, при этом не оставляя идеи «небесного предначертания» истории. Платоновская теория государства-космополиса, переведенная в XV в., переосмысливается гуманистами в духе новых европейских условий.

Николо Макиавелли в учении о «новом государе» выступает против правила «золотой середины» Аристотеля в политическом анализе и проектах наилучших форм управления. Философские рассуждения Макиавелли дипломатичны и доказательны: «где господствует равенство, там не может возникнуть монархия, где его нет – там не может быть республики»¹⁰⁾. Идеалом устройства считаются римляне, которые всегда обращались к крайностям. Будучи национальным по духу, Макиавелли «существенно космополитичен» уже в силу принадлежности к «новому итальянскому интеллектуальному классу европейского значения»¹¹⁾. Его космополитизм уже связан не с глобальной организацией католической церкви, а с концептуальным осмыслением международного опыта в духе многочисленных последующих «органических» теорий общества. При этом мыслитель уже четко разделяет «земные» и «небесные» причины уничтожения памяти исторических событий: «От людей зависит перемена религии и языка… От небес {9} зависят причины забвения, губящие человеческий род и уменьшающие число обитателей земного шара. Таковы моровая язва, голод и потоп, особенно последний… Если бы даже в числе спасшихся был человек со сведениями, то для приобретения славы и значения он скрыл бы сведения или извратил их на свой лад»¹²⁾.

Политический идеал Макиавелли часто сопоставляют с проектами совершенных государств К. Салютати, Дж. Бруно, Л. Верджерио, Т. Кампанеллы, созданных по образцу «Утопии» Томаса Мора, первой европейской художественно-фантастической мечты о будущей гармонии. В ней пифагорейские идеи пропорциональности, справедливости и общинности (как совершенного осуществления подобия), преломленные через религиозно-платоническое понимание, уже утратили универсально-космический смысл. Однако «античная традиция давала гуманистам Возрождения повод сближать Пифагора, Платона и Христа в качестве учредителей или провозвестников идеальной общности»¹³⁾.

Исследователи часто проводят прямые параллели к «Утопии» от распространенной в эпоху Возрождения мифологемы о «золотом веке». Она присутствует у Г. Плифона, М. Фичино, П. Авогаро, М. Пальмиери, а из сочинения последнего, по-видимому, и была заимствована Мором: «В Сатурнов век справедливость снизошла с небес. Все изменилось с Юпитером. Святой закон запечатлен на небесах, в божественном свитке, на скрижали вечного ума. Это универсальный вселенский первопринцип: и нравственный человеческий закон, и естественный закон мира»¹⁴⁾.

Для Макиавелли «золотой век» – это миф о римской власти, повторившийся в современной ему Флоренции. Устанавливая связи между политическими идеалами античной древности и Нового времени, он, по существу, является сторонником теории циклического развития государственных форм (демократии – олигархии – аристократии – монархии), хотя и не строит классические схемы, как Платон или Полибий¹⁵⁾. Его циклическая концепция истории предполагает поступательное движение, учитывает активную роль человека, тщательно взвешивает закономерное и случайное в истории. Он вводит в свою систему ценностей емкий образ Фортуны – именно миф о ней, введенный в христианскую «природную мораль» еще С. Боэцием в VI в., был традиционным для Возрождения. Макиавелли считал Фортуну покровительницей смелых политических деятелей:

Но она не только помогает отдельным людям ориентироваться на извилистом жизненном пути – она также неявно определяет диалектические процессы чередования периодов могущества и бедствия стран, свободы и рабства народов. «Чтобы какая-нибудь религия или республика долго просуществовала, надо чаще возвращать ее к ее началу. Несомненно, что все на свете имеет свой предел. Но даже и для поприща, предопределенного небом, всякой вещи необходимо удерживать свой однажды установленный порядок, или если изменять его, то не во вред, а в пользу. Относительно столь сложных вещей, как государство и республика, я замечу, что в пользу им служат только изменения, возвращающие их к коренному началу. Стало быть, самыми благоустроенными и долговечными должны почитаться те учреждения, которые получают возможность обновиться вследствие какого-нибудь счастливого случая, не зависящего от их учреждений… Всякая религия, всякая республика и государство имеют в своем {10} основании что-нибудь хорошее, потому что иначе не могли бы подняться и утвердиться. С течением времени эти добрые начала извращаются, и если не произойдет какого-либо счастливого случая, который восстановил бы их, то, наконец, все учреждение падает»¹⁷⁾.

От гуманистической идеи религиозной терпимости, от утопических проектов «вселенской церкви», от концепций, стремящихся представить науку «религией разума», Европа постепенно переходит к необходимости отслеживания реальных религиозных и политических изменений общества. Об этом дают представление, например, сочинения австрийца К. Айтцинга – католика, эмигрировавшего из Антверпена в Кельн после начала революции и наладившего там едва ли не впервые в Европе регулярную публикацию новостей. Ход религиозного противоборства в них представляется как смена циклов войны и мира. В истории Нидерландской революции их с 1559 г. обнаруживается уже целых шесть.

Отголоски подобного циклизма часто встречаются в философских и политических трактатах XVI – первой половины XVII в. Но религиозную окраску уже все меньше имеет как понятие «государство», так и понятие «Европа». Последнее в конце XVII в. в политическом лексиконе практически полностью вытесняет понятие «христианский мир», или «христианство». Редкий дипломатический документ обходится без него. «Европейская идея» сразу стала использоваться в своих целях сторонниками гегемонии того или иного государства или теми, кто преследует цель «отлучения» отдельных стран от Европы. Правда, если первоначально акцент делался на единство континента, то позже он был смещен в сторону независимости составляющих его отдельных государств. У Гуго Гроция это представление стало отправным пунктом концепций международного гуманитарного права, учитывающего баланс конфликтующих сил как гарантию всеобщей гармонии. В пролегоменах к своему основному трактату он вводит категорию верховной власти и платоновско-аристотелевскую идею Справедливости, а затем рассуждает уже в новой терминологии об общественном договоре и имущественном праве, о границах свобод и возможных способах разрешения противоречий, сопровождая свою концепцию энциклопедическими историческими экскурсами и юридическими отсылками и делая конечный вывод: «Цель войны – заключение мира на определенных условиях, по разумению закона божеского и человеческого»¹⁸⁾.

Из всех представителей политической науки эпохи Возрождения наиболее интересными представляются сочинения весьма плодовитого и оригинального мыслителя Жана Бодена. Будучи под ощутимым влиянием протестантизма и иудаизма, отказываясь от идеи «универсальной религии», он, тем не менее, в «Разговоре семи мужей» (символов современных ему вероисповеданий) заложил идейную базу позднейшего сравнительного религиоведения. Будучи теоретиком-государственником, он считается также и родоначальником новой гео- и этнографической школы социальной истории.

В одном из трактатов середины XVI в. он выделяет три вида описания истории – человеческое, естественное и божественное, каждое из которых трактует, соответственно, вероятные, неизбежные и священные факторы исторического развития. Из них мыслитель вырабатывает свой «метод изящных искусств», в котором «путем обобщений и аналогий история смыкается с космографией»¹⁹⁾. Земное и небесное у Бодена не так далеки друг от друга, как у Макиавелли или Гроция. Он свободно переходит от описания стихий и планет к описанию климатических поясов, полезных ископаемых и розы ветров. Главную проблему он видит в том, что античные и средневековые историки неправильно выбирали и располагали «части истории», пытаясь «приукрасить» ее. Он опровергает и Птолемея, ошибочно полагавшего, что «судьба народов может быть {11} прослежена по знакам зодиака»²⁰⁾. Вслед за астрологом Дж. Кардано, он делает поправки к халдейским наблюдениям зодиака (смещение календарной точки прецессии). Взамен выдвигается гипотеза топографических различий севера и юга, между которыми находится «промежуточная зона». Оперируя, вслед за Птолемеем, учениями Аристотеля и Гиппократа о темпераменте и натурфилософскими категориями «холода» и «тепла», он поиному распределяет группы народов «по планетам»: Марс и Луна – север, Юпитер и Меркурий – середина, Сатурн и Венера – юг, Солнце – «общее для всех»²¹⁾.

Идея единого организма «всемирной монархии», развивающейся по законам универсального циклического времени, не противоречит исходной концепции Космополиса. Боден лишь уточняет критерии определения истока того или иного народа, вида государства и срока его существования. Он критикует теорию «золотого века» и последовательной смены четырех монархий, которую поддерживали, например, М. Лютер и Ф. Меланхтон. Ему ближе идея круговорота сферы «небесного храма» М. Фичино и Ж. Скалигера, согласно которой чередующиеся эпохи семи планет (каждая по 2000 лет) определяют процесс вечного обновления мира. Он посвящает значительную часть своего трактата объяснению причин несоответствия «планетных соединений» и европейских событий с точки зрения его новой системы этнографических характеристик.

Из всего вышесказанного понятно, что в социальной науке эпохи Возрождения нарабатывался исторический метод, косвенно связанный с предметным комплексом астрологии и циклической теорией развития. В сочинениях нередки были цифры, указывающие или намекающие на какой-либо космический фактор и отсылающие к какому-либо авторитетному источнику, интерпретирующему срок так называемого «эсхатологического года», означающего либо совместный цикл планет, либо зодиакальную прецессию. Но поскольку античные мудрецы и их средневековые толкователи иногда очень вольно интерпретировали астрономические данные, год мог равняться разному числу лет: 6000 (у Лактанция), 7200 (у Пифагора), 10800 (у Гераклита), 13000 (у Платона или Иоахима Флорского), 14600 (у Цензорина), 25200 (у Гиппарха), 36000 (у Манефона). Это могли быть реальные (космические) и условные (математические) циклы. В эпоху Нового времени, начиная с Т. Гоббса или Дж. Вико, для моделирования «календаря истории» все больше выбирались условные единицы, имеющие мало общего с астрономией. Важно было лишь символически обозначить глобальные этапы, создающие «представление о колесе идеальной, вечной истории имеющих общую природу народов, в которой чередуются периоды прогресса и регресса»²²⁾.

Наконец, мы предполагаем апробировать, в частности, на материале эпохи европейского Возрождения современный астрологический метод моделирования истории культуры меньшего масштаба. Классики циклизма образно называют эту эпоху «летом цивилизации», «осенью средневековья». Мы в качестве рабочего инструмента возьмем периоды обращения неизвестных до XIX в. дальних планет – Нептуна и Плутона, – которые современные астрологи называют «планетами поколений» и используют для измерения социальной и духовной динамики общества. Движение дальних планет по условной, но для астрологов универсальной, шкале зодиака как бы социализирует те или иные «свойства» каждого календарного типа. Наиболее удаленная планета Плутон имеет наибольшие шансы стать «инструментом» прочтения социальной истории любой эпохи. Ее цикл – 249,7 лет, что позволяет охватывать достаточно масштабные периоды общества и государства, этот цикл и сам может быть единицей измерения более крупных периодов «парада планет» (около 500 лет) и прецессии (около 24000 лет). Период Нептуна (164,8 лет) удобен в качестве дополнения к выбранной ретроспективной {12} модели, по нему часто отслеживают эпохи искусств и этапы религиозной жизни отдельных территорий.

Способ исследования космических и исторических соответствий / несоответствий весьма прост: это прямая экстраполяция астрономических данных на реальных исторических персонажей. Гипотеза в следующем: попадая в тот или иной зодиакальный знак условного календаря, «социальная» планета должна активизировать качества и типические характеристики людей, «под ним» родившихся. Ожидается эффект взлета и расцвета того или иного деятеля культуры, становящегося символом «своей» исторической эпохи. Проблема роли личности в истории здесь понимается оригинально, хотя и несколько примитивно. Получается, что космическая «судьба» делает историю, а человек лишь выполняет при этом определенную социальную миссию. Это несколько напоминает ту самую концепцию Фортуны, чье «колесо» в средневековых космологических описаниях часто отождествлялось с поясом зодиака.

Для общего обзора персонифицированного зодиака было выбрано 220 календарных дат рождения известных исторических персоналий из доступных энциклопедических источников. Выборка осуществлялась по двум критериям. Во-первых, знак рождения упоминаемой исторической личности должен совпадать с прохождением дальней планеты по этому знаку в момент рождения. Астрологи считают, что в таком «гороскопе» усиливается врожденная способность личности к социализации. Во-вторых, свойства зодиакального типа могут усиливаться и в период прохождения планеты по знаку в том возрасте, который обозначают как «акме» – время обретения социального статуса и расцвета творческой деятельности. Соответственно, символический «период знака» расширяется примерно на 30–40 лет, пересекаясь с предыдущим этапом.

Интересно, что данная хронологическая модель не противоречит, например, циклическому алгоритму О. Шпенглера²³⁾, в котором важны условные 300-летние этапы развития истории. В нашем случае космологическая единица сопоставима с ними: 250 + 35 = 285 лет (с учетом допуска «акме»). Но в шпенглеровских таблицах используется так называемый смещенный хронотоп, подгоняющий этапы разных культурных типов друг к другу. «Лето» Европы, время «созревающей сознательности», охватывает период примерно 1400–1700 гг. Таблицы политики и искусства датируются 1500–1800 гг. В результате вырабатывается некая искусственная терминология. Эпоха «политического барокко» понимается как осуществление созревшей государственной идеи в рамках борьбы города против деревни, денег против политики, народа против знати, интеллигенции против традиции. Эпоха Мастеров характеризуется, например, «победой музыки над живописью». Космологические мерки моделирования культуры, по крайней мере, предполагают более точные результаты.

В эпоху Возрождения Плутон успел сделать полный цикл в зодиаке, а Нептун – почти полтора цикла. Если брать за точку отсчета первый весенний знак Овна, получается, что полный цикл Плутона (около 1350–1600 гг.) включает цикл Нептуна (около 1380–1560 гг.). Это достаточно редкая в космологии комбинация, которая не противоречит определению самой исторической эпохи европейского Возрождения как своеобразной и уникальной.

Два предыдущих цикла Плутона, в принципе, также могут быть рассмотрены как смысловые этапы классического и позднего европейского средневековья. Однако «статистика рождаемости» этого периода ничтожно мала. Характерно, что Карл Великий, основатель династии, под знаком которой прошел период классического средневековья, был рожден под первым знаком зодиака. Цикл франкской государственности неизбежно {13} шел к своей противофазе, и после X в. наступает некий закономерный перелом с переделом территории Священной Римской империи по «национальному признаку». Каролингов меняют во Франции Капетинги, в Германии – Оттониды. А. Тойнби называет этот процесс «апогеем саксонской реакции на внешний стимул»²⁴⁾. Представители Саксонской династии этого периода – Оттон I и Генрих IV – были рождены под «осенними» знаками календаря. В следующий «космический» 250-летний период развития европейской культуры формировались новые взаимоотношения между государственной и папской властью. В период, близкий к середине эпохи, примерно 1150–1300 гг., обнаруживается много так называемых «летних» зодиакальных типов. Это Ричард Львиное Сердце, Филипп II и Эдуард I, Данте и Петрарка. Родившийся же на завершении эпохи Карл V – представитель «зимних» знаков.

  Выбранные космические рамки эпохи европейского Возрождения охватывают две «столетние войны»: первую – между англичанами и французами за прибрежные территории (1337–1453); вторую – дунайской монархии Габсбургов против Оттоманской империи (1433–1526). Судьба Австро-Венгрии как «третьего форпоста» Европы, по мнению А. Тойнби, имеет большой смысловой вес в европейской истории, а кроме того, она аналогична судьбе «второго форпоста» – Польско-Литовского государства²⁵⁾. В промежутках между кровопролитиями консолидировались и самоопределялись государства Европы. Духовная атмосфера эпохи ознаменована возрождением античных культурных ценностей и сменой мировоззренческих доминант. По нашей культурологической гипотезе, все эти процессы укладываются в 12 смысловых этапов, которые мы назовем «этапами судьбы» типов зодиакального календаря, рассматривая их в порядке от Овна до Рыб.

Эпоха судьбы Овна, например, попадает на жизнь предводителя лоллардов Джона Уиклиффа, архитектора Леона-Баттисты Альберти и народной героини Жанны д’Арк, каждый из них, по-своему, был «экспериментатором» и идейным вдохновителем своего времени. В эпоху Тельца родились инициаторы крестьянских движений Уильям Ленгленд и Ян Гус, а также скульптор Донателло. Астрологи считают типическими характеристиками этого знака здравомыслие и умение реализовать идею в пластической форме, а теорию – в конкретной практике. Последний «весенний» знак Близнецов, считающийся астрологами одним из самых «интеллектуальных», совпал с годами жизни представителей немецкой рациональной культуры – Гутенберга, Николая Кузанского и Региомонтана.

«Летний сезон» исторического календаря открывает тип Рака, тонкий, чувствительный, переменчивый и «домашний». Под этим знаком родились, например, художник Мазаччо и объединитель Франции Людовик XI. Эпоха судьбы Льва совпадает с полувековым правлением (1419–1467) герцога Бургундии Филиппа III Доброго. Во время дележки территории между Францией и Англией, он «отхватил» в наследство Голландию и Брабант, став одним из самых могущественных государей Европы. Под этим знаком рождены также ученый-механик Рудольф Агрикола и живописец Вечеллио Тициан.

Эпоха Девы характеризует рациональный период осмысления природы и общества. К этому знаку астрологи относят рационалистические религии, в том числе протестантские течения, упрощавшие ритуалы и придававшие значение категории пользы²⁶⁾. Это тип людей, верящих в свой разум и рассудок. Под этим знаком родились Джироламо Савонарола, Себастьян Брант, Пьетро Помпонацци, Корнелий Агриппа, а также, например, Альдо Мануцио и Чезаре Борджиа. {14}

В середине выбранного исторического периода быстро движущийся Нептун, соединяясь в Плутоном, как бы «обгоняет» его в зодиаке. Теперь он идет впереди, производя «расширение» периодизации знака. Говоря языком астрологии, социально-духовная атмосфера не определяется политической ситуацией, а, напротив, идеи рождаются быстрее, чем общество успевает их освоить. Момент утопического прожектерства, да и сам феномен Реформации, оказывается, таким образом, «космически закономерным» для XV–XVI вв.

«Осень» выбранного условного календаря начинается знаком Весов. На противофазе цикла возрожденное классическое античное искусство постепенно уступает место изящному и изощренному маньеризму. Новые формы в живописи ищут Якобо Тинторетто и Ганс Гольбейн Младший. Принцип политического и культурного «маневрирования», характерный для Весов, по-разному выразили философ Марсилио Фичино, дипломат Конрад Пейтингер, астроном Джеронимо Кардано, мореплаватель Христофор Колумб. Ричард III, последний Йорк, уступивший корону Тюдорам, классически прославился своими человеческими слабостями в известной трагедии Шекспира. Вера в науку, характерная для раннего Возрождения, меняется на принцип сомнения и научный критицизм. В «эпоху судьбы» Скорпиона происходит естественная смена акцентов веры и знания. Нивелирование стереотипов сознания в поисках вечной тайны жизни – закон этого типа. Под знаком родились Эразм Роттердамский, Теофраст Парацельс, Мартин Лютер, а также Карл Смелый и герцог Альба, Бенвенуто Челлини, Ганс Сакс, Франсуа Рабле и Фрэнсис Дрейк. Среди «Скорпионов» доминирует «стойкий», нордический тип. В «свою» эпоху Стрельца попали Мария Стюарт, архитектор А. Палладио и астроном Т. Браге, композитор Дж. Палестрина и драматург Ф. Лопе де Вега, историк В. Пиркхеймер и папа Лев X, а также религиозно индифферентный католик Генрих Наваррский и его главный министр-кальвинист Максимильен Сюлли.

Под систематичным и организованным знаком Козерога, открывающим «зимний сезон» исторического календаря, родились швейцарский реформатор У. Цвингли и голландская наместница Маргарита Австрийская, а также Дж. Фракасторо, М. Нострадамус, Л. Камоэнс, Ф. Суарес, И. Кеплер и П. Гассенди, автор монументальной «Системы философии». Эпоха двух последних знаков зодиака совпадает со временем, когда сходят со сцены представители первого поколения религиозного конфликта и образуются новые борющиеся лагеря – кальвинисты и иезуиты. По завершении гугенотских войн конфликтующие стороны переходят к методам «тайной войны»²⁷⁾. Тип Водолея этого периода – это мечтатель и мыслитель, преданный идее: Н. Коперник, Т. Мор, Ф. Меланхтон, Ф. Бэкон, Г. Галилей, К. Марло, Х. Рибейра, папа Павел III и вождь гугенотов Г. Колиньи, убитый Варфоломеевской ночью. На ее рубеж приходится максимум трансформации цикла, сопровождающейся фактором противостояния календарного знака Девы и «эпохального» знака Рыбы.

Завершающая цикл эпоха судьбы Рыб совпала с годами жизни представителей габсбургской династии Карла V и Фердинанда I, при которых был заключен Аугсбургский договор 1555 г., положивший начало полувеку относительного мира в Германии. Это также время Марии Тюдор, воссоздавшей государственные комиссии, призванные решать вопросы высшей политической справедливости. Под этим знаком также родились Микеланджело и Рафаэль, педагоги-гуманисты Х. Вивес и М. Монтень, а также Э. Чербери, Т. Тассо, Сирано де Бержерак. Закончилось морское противостояние Испании и Англии, закончились территориальные конфликты европейцев и турков. Следующий 250-летний космический цикл совпадает с эпохой Нового Времени, и начинают его {15} иные символические «весенние» фигуры исторического календаря – У. Гарвей, Р. Декарт, Г. Гроций, Т. Гоббс, А. Ван-Дейк, Я. Беме, У. Шекспир, К. Монтеверди – закладывающие культурные основы эпохи Просвещения.

В беглом обзоре исторических персонажей была выявлена одна «космическая» закономерность. Практически ни одна известная фигура, рожденная под знаком Льва, не выпала из своей «эпохи судьбы». Астрологи говорят: Плутон кульминирует во Льве, т.е. имеет максимальную силу. Его «эпоха» – это создание условий для реализации сильных личностей, коими Львы и являются. Противоположный знак Водолея (Плутон в нем «слаб») часто не стремится к власти, действует «от противного». Это активные фрондеры и оппозиционеры. Представители зодиакального типа Водолея в исследуемый период «выпадали» из своей эпохи больше остальных знаков. В целом же, по статистике, несоответствий эпохе принципиально меньше, чем «попаданий». И, кроме банальной фразы «не вовремя родился», есть ряд причин, объясняющих исключения из данной модели космической истории.

Во-первых, из общей выборки выпадают малозначительные представители царствующих династий. Это – добрая половина всех «исключений». Имея почти всегда личных астрологов, фиксировавших точное время рождения, они не всегда могли соответствовать символу и духу эпохи, но оставались в анналах как единственно возможные «по праву рождения». Диссонанс правителя и социальных тенденций эпохи мог влиять на военные и политические коллизии современности. Богата на таких «невезучих» королей Англия второй половины XV – XVI вв., немногим меньше «проблемных» правителей было и у Валуа. Гражданские и территориальные войны, измены и предательства – все это в полной мере характеризует периоды правления Карла VII, Людовика XII и Франциска I. Не попали в «свою» эпоху немецкие властители Фридрих III, Максимилиан I и Фердинанд III. Среди известных идейных шовинистов, третировавших современников как по национальному, так и по конфессиональному признаку, – папы Пий II, Павел IV и Климент VIII, И. Лойола, Ж. Кальвин и Филипп II.

Во-вторых, среди «выпавших» довольно много малоизвестных, «средних» фигур, чьи имена сегодня знают лишь историки-специалисты. Они, как правило, жили «старым временем», культивировали традиционные ценности. Это, например, И. Жерсон, К. Цельтис, Авентин, А. Цезальпиний, А. Боденштейн (более известный как Карлштадт), Дж. А. Борелли, Я. Гевелий, А. Гейлинкс и др. В этом же ряду персонажей малолетний английский монарх Эдуард VI или правители малых территорий – например, Лоренцо Великолепный, Мария Бургундская или Фердинанд Арагонский.

Наконец, можно предположить и третью причину. Некоторые выдающиеся деятели культуры Возрождения, живя в «противофазе» цикла, как бы опережали «свою» эпоху, и лишь потом их идеи становились основой каких-то социальных течений. Как правило, это люди с трудной и трагической судьбой. Некоторые из них пытались уйти от реальной действительности в свой внутренний мир, некоторые конфликтовали с эпохой и обществом, страдая от взаимного непонимания. Так было с Франсуа Вийоном, Сандро Боттичелли, Иоганном Рейхлиным, Леонардо да Винчи, Альбрехтом Дюрером, Пьером Ронсаром, Мигелем Сервантесом, Джордано Бруно. Наиболее емко выразил эту социальную тенденцию разделивший с ними судьбу «космического неудачника» Николо Маккиавелли: «Во-первых, в развращенном обществе славы следует искать иначе, чем в том, где гражданские учреждения еще сильны. Во-вторых, всегда надо сообразовываться, особенно в важных поступках, с условиями времени. Впрочем, эти два замечания, в сущности, тождественны. Они выражают ту мысль, что люди, отстающие от {16} времени по глупости или по врожденной склонности, обыкновенно бывают несчастны и терпят неудачи во всех своих предприятиях. Наоборот бывает с теми, которые умеют согласовываться с современными требованиями… Причина счастья или несчастья людей состоит в том, соответствует ли их поведение времени или нет. Действительно, мы видим, что большая часть людей действует или с слишком большой поспешностью, или слишком медленно и осторожно. И в том, и в другом случае, не держась должного пути, они переходят границы и одинаково ошибаются»²⁸⁾.

Данный тип историко-культурного моделирования представляется достаточно интересным, хотя и не самым универсальным. Модель всегда беднее оригинала, тем более если «материалом» является многообразный исторический процесс. Однако «космическая» модель вполне перспективна для всех исторических исследований, которые касаются циклических компонентов общественного развития.

¹⁾ См.: Александров Л.Г. К характеристике поэтической космологии европейского Возрождения: дантовские контексты Д. Чосера и Л. Камоэнса // Вестн. Челяб. ун-та. Сер. 2. Филология. 2001. № 1. С. 141–154.

²⁾ Шахнович М.И. Современная мистика в свете науки. М.; Л., 1965. С. 82.

³⁾ Монтень М. Опыты. М., 1981. С. 56–57.

⁴⁾ См.: Пуришев Б.И. Литература эпохи Возрождения. Идея «универсального человека». М., 1996. С. 148.

⁵⁾ Бродель Ф. Структуры повседневности: возможное и невозможное: Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV–XVIII веков. Т. 1. М., 1986. С. 61.

⁶⁾ Черняк Е.Б. Вековые конфликты. М., 1988. С. 226.

⁷⁾ Цит. по: Кидого Б. Ключи к пророчествам Нострадамуса. М., 2000. С. 55.

⁸⁾ См.: Сапелкин А.А. Апокалипсис Нострадамуса. М., 1993.

⁹⁾ См.: Баюк Д.А. Кеплер // Исторический лексикон. XVII век: Энцикл. справ. Т. 7. XVII век. М., 1998. С. 260.

¹⁰⁾ Макиавелли Н. Государь. Рассуждения о первой декаде Тита Ливия. О военном искусстве. М., 1997. С. 211.

¹¹⁾ Грамши А. Избранные произведения. М., 1959. Т. 3. С. 138.

¹²⁾ Макиавелли Н. Рассуждения о первой декаде Тита Ливия. С. 238.

¹³⁾ Кудрявцев О.Ф. Ренессансный гуманизм и «Утопия» Т. Мора. М., 1991. С. 121.

¹⁴⁾ Цит. по: Кудрявцев О.Ф. Указ. соч. С. 121.

¹⁵⁾ См.: Темнов Е.И. Макиавелли – политический писатель // Макиавелли Н. Рассуждения о первой декаде Тита Ливия. С. 554.

¹⁶⁾ Макиавелли Н. Капитоло «О фортуне» // Максима Макиавелли. Уроки для России XXI века: Статьи. Суждения. Библиография. М., 2001. С. 109.

¹⁷⁾ Макиавелли Н. Рассуждения о первой декаде Тита Ливия. С. 300.

¹⁸⁾ Гроций Г. О праве войны и мира: Три книги, в которых объясняются естественное право и право народов, а также принципы публичного права. М., 1994. С. 825.

¹⁹⁾ Боден Ж. Метод легкого познания истории. М., 2000. С. 27.

²⁰⁾ Там же. С. 78–79.

²¹⁾ Там же. С. 99.

²²⁾ Киссель М.А. Джамбаттиста Вико. М., 1980. С. 94.

²³⁾ См.: Шпенглер О. Закат Европы. Т. 1. Гештальт и действительность. М., 1993.

²⁴⁾ См.: Тойнби А. Постижение истории. М., 1996.

²⁵⁾ Там же. С. 135.

²⁶⁾ См.: Щепановская С., Веташ В. Искусство астрологии. Воронеж, 1993. С. 56.

²⁷⁾ Черняк Е.Б. Указ. соч. С. 93.

²⁸⁾ Макиавелли Н. Рассуждения о первой декаде Тита Ливия. С. 326–328.