Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Средние века, вып. 52, 1989.
[47] — начало страницы.
OCR: Bewerr

[47]

А. Н. Чистозвонов.
Торгово-колониальная экспансия Нидерландов в XVI—XVII вв. и восстания на судах океанских флотов

В первой половине XVI в. Нидерланды занимали уже практически доминирующее место на начинавшем формироваться мировом капиталистическом рынке. По расчетным статистическим данным к 60-м годам объем их импорта составлял примерно 20-22 млн., а экспорт — 16 млн. гульденов, причем последняя цифра представляется несколько заниженной. Кроме того, следует, видимо, учитывать доходы от услуг, предоставлявшихся в портах, пошлин и других сборов. Львиная доля в этой торговле принадлежала Антверпену. Экспорт набиравшего силу Амстердама оценивался приблизительно в 226, а размеры его торговых капиталов — в 194 тыс. гульденов.

Через столетие, в период своего расцвета, торговое могущество и экспансия Республики Соединенных провинций несопоставимо возросли. В Голландии проживало до половины населения Республики, а доля в ее «национальном продукте» составляла около 58%; общий торговый оборот, по расчетным сведениям, достигал 75-100 млн. гульденов, из них основная часть приходилась на долю внешней торговли.¹⁾ По современным данным, в 1636 г. моря и океаны бороздили около 2 тыс. нидерландских судов разных типов: схёйтен, боотсхепен, хакеботен, фрегатен, пинассен, бойеров, хукеров и др.²⁾ Общая же стоимость только ввозных товаров составляла свыше 30 млн. гульденов. Кроме того велики были объемы транзитной торговли.

Основные направления торговли на европейских коммуникациях не изменились. Это Прибалтика и Россия, Средиземноморье, Британское острова, Франция, Пиренейский полуостров. Однако акценты смещались с юга на северо-восток, из Средиземноморья в Прибалтику и Россию. Согласно таможенным регистрам Зунда, за период с 1578 по 1616 г. через Зунд в одном направлении в среднем проходило от 800 до 1500 нидерландских торговых судов в год. В 1636 г. было зарегистрировано около 400 судов, но значительно [48] большей грузоподъемности, а из общей суммы голландского импорта (30400 тыс. гульденов), 15500 тыс. гульденов выпало на долю Прибалтики, Норвегии и Северной России. В 1666 г. торговля с Прибалтикой поглощала до 75% капиталов амстердамской биржи. В XVII в. Амстердам ежегодно ввозил до 150 тыс. тонн зерна из Прибалтики и России общей стоимостью в 10 млн. гульденов.³⁾ В этой зоне Нидерланды и Англия получали повышенную норму прибыли за счет слабее развитых стран прибалтийского региона.

Средиземноморье, включая Юго-западную Францию, занимало второе место в «континентальной» торговле Голландии — их «квота» там в 1636 г. составляла 6 млн. гульденов и в этом направлении крейсировало до 500 кораблей разной грузоподъемности. Экспансионистские устремления Республики здесь подкреплялись энергичной дипломатической деятельностью во всех странах, примыкавших к Средиземному морю. Антииспанская ее направленность в этом регионе притупилась на время перемирия 1609—1621 гг., а после Вестфальского мира 1648 г. сменилась достаточно активной торговлей с Испанией и ее владениями. В 1604 г. были восстановлены и успешно развивались разорванные в конце XVI в. отношения с Портой. Хотя и в Прибалтике торговля не выглядела идиллией, в Средиземноморье нравы выглядели, пожалуй, значительно более «разбойными». Торговля в собственном смысле переплеталась с контрабандой. Проводились контрабандные закупки зерна у дружественной Порты; в 1596 г. флот в составе 400 судов, обманув бдительность союзного английского военного флота, блокировавшего эту «операцию», благополучно доставил зерно в гавани «испанского врага» и т.п. Голландские капитаны и шкиперы торговали с пиратами рабами (порою из числа порабощенных соотечественников и прочих христиан), поставляли им кандалы для невольников, при случае и сами занимались каперством. Противодействие таким преступным акциям со стороны консулов Республики в средиземноморских портах, создание в 1625 г. нидерландской Левантийской компании лишь несколько ограничивали преступный «бизнес», но не пресекали его. Крупные голландские купцы, проявляя крайний космополитизм, порою переселялись в Руан, Эмден, Гамбург, чтобы беспрепятственно вести торговые и контрабандные операции под личиной «нейтралов», под чужими флагами. Поэтому немало кораблей отплывало из голландских портов недогруженными или с балластом, в расчете на последующую догрузку контрабандными товарами. Капитаны судов менее всего склонны были в своей практике руководствоваться моральными [49] соображениями. Вот характерное заявление одного из них: «Я не спрашиваю ни бога, ни черта, ни короля, почему я должен спрашивать нидерландские [власти]?» Информированный современник писал по этому поводу: «...все христианские купцы проклинают голландцев, даже турки удивляются, глядя на нас!» Что же можно было ждать от рядовых матросов, получавших мизерную оплату, встречавшихся с грубым произволом корабельного начальства, терпевших избиения и одновременно наблюдавших скандальное обогащение «денежных мешков».⁴⁾

Истории торговли в Средиземноморье и с Левантом посвящена большая по объему и разнообразная по содержанию литература, а также ряд изданий источников, среди которых, с учетом угла зрения настоящего очерка, одним из наиболее ценных представляется публикация по истории торговли Республики с Левантом.⁵⁾

Неустойчивый торговый баланс с Англией по-разному оценивается в специальной литературе и общих работах. Основными статьями вывоза из Англии в Нидерланды были ткани, каменный уголь, свинец, некоторые сорта рыбы. В обратном направлении шли полотно, рыба, сыр, вина, соль, зерно, древесина. Уже со второй половины XVI в. дипломаты и ведущие политические фигуры Англии — лорд Бёрли, Френсис Уолсингем — с нескрываемой тревогой воспринимали быстрое экономическое развитие Нидерландов, видели в них наиболее опасного эвентуального противника. Этот политический прицел во многом определял торговую политику Англии, чем дальше, тем более агрессивную в отношении Республики. Финал хорошо известен: навигационные акты Кромвеля, серия затяжных англо-голландских войн второй половины XVII в., конечное поражение Республики. Литература вопроса велика и очень разнообразна.⁶⁾ Среди публикаций источников можно выделить нидерландское издание.⁷⁾

Политическая конъюнктура не раз влияла и на динамику развития торговли Республики с Францией. По расчетным данным Я. Р. Брёйна на долю Франции в 1636 г. приходилось около 4700 тыс. гульденов и в направлении Франции курсировало до 450 судов. По статистическим подсчетам, основанным на документах, [50] Т. Мальвезен оценивал на 1646 г. голландский ввоз во Францию в 21445 тыс. ливров. Ассортимент поражает своим многообразием. Первые места занимали пряности, ткани, книги, предметы прикладного искусства, оружие и боеприпасы; последняя статья отражала складывание новой отрасли торговли, в которой нидерландским купцам принадлежала крупная роль. В Республику из Франции ввозились вина, продовольственные товары, соль.⁸⁾

Несмотря на все осложнения, порожденные войной за независимость, торговля с Испанией и Португалией, переживавшая резкие колебания, велась достаточно интенсивно. Запрещая ее время от времени, Филипп II вынужден был (перед лицом голодовок и экономических трудностей) смотреть сквозь пальцы на появление судов и целых больших торговых эскадр, принадлежавших «скандальным еретикам». В свою очередь голландские купцы, готовые торговать и в самой преисподней, вопреки политическим конфликтам внутри страны и протестам своих союзников, особенно англичан, беззастенчиво пользовались любой возможностью, чтобы сбыть «врагу» не только зерно, но при удобном случае также снаряжение, боеприпасы, оружие и даже корабли. В 1636 г. нидерландские купцы продолжали числиться контрагентами «врага».⁹⁾

Работорговля в Средиземноморье, о которой упоминалось ранее, воспринимается как патриархальная дань экзотике и «региональным пережиткам» по сравнению с той свирепой оргией, каковой ознаменовалось все возраставшее с середины XVI в. применение труда привозных рабов в американских колониальных владениях европейских завоевателей. Первыми в этой сфере отличились португальские купцы, набравшиеся достаточно опыта уже в Средиземноморье. Примерно с 1510 г. приобретенный там живой товар стал небольшими партиями контрабандным путем вывозиться в Америку. В 1517—1518 гг. Карл V дал Лоренцо Гувеноту монопольное право на работорговлю в испанских владениях сроком на восемь лет, по 4 тыс. человек ежегодно. Из этой практики развилась система соглашений или «асьенто», узаконивших работорговлю, хотя и в ограниченных размерах. Но эти «квоты» превышались за счет контрабанды. Считается, что в 1545 г. доход Испании от американских колоний достигал 5 млн. фунтов стерлингов, [51] но уже через несколько лет новые рудники драгоценных металлов и камней, где в основном работали рабы-негры, стали давать продукцию, превышавшую 35 млн. фунтов стерлингов в год. С середины XVI в. в работорговлю деятельно включились англичане, в частности Хокинс, соединивший торговлю с конрабандой, пиратством и прямым бандитизмом, которого даже рьяный апологет работорговли Эдвардс считал «убийцей и разбойником».¹⁰⁾ В первой половине XVII в. в работорговле укрепились голландцы, прорвались к ней скандинавы, французы, и этот постыдный промысел окончательно стал смесью торговли, контрабанды, пиратства и откровенной преступности.

Голландские купцы после Вестфальского мира 1648 г. в широких масштабах занимались работорговлей, а одновременно и контрабандой в испанских колониях. От амплуа посредников они быстро перешли к ведению прямых операций, которыми дирижировала в первую очередь амстердамская «камера» Нидерландской Вест-Индской торговой компании. Хотя формально считалось, что торгуют только военнопленными, на самом деле от 25 до 33% «живого товара» составляли женщины и в меньшей степени дети. Чтобы обходить формальные рогатки, работорговцы разработали «конфиденциальную» терминологию. В документах рабы именовались «индийскими штуками», что прикрывало также половозрастной состав рабов. Три ребенка от 7 до 15 лет шли за две «индийские штуки», два ребенка от 4 до 7 лет за одну, дети же от 2 до 4 лет считались за единицу вместе с матерью.¹¹⁾

По оценке Ш. де ля Ронсьера, в XVII—XVIII вв. в Новый Свет из Африки было завезено до 15 млн. рабов. Условия транспортировки были тягчайшими — смертность составляла 25%. Когда контрабандисты замечали погоню и понимали, что им от нее не уйти, с целью сокрытия улик они топили живой груз в море. Вся прибыль от работорговли шла в руки предпринимателей. Персоналу, обслуживавшему работорговлю, торговать рабами от своего лица было запрещено.¹²⁾ Но практически все участники работорговли, а во многих случаях и «чистые купцы» автоматически втягивались в разного рода преступную деятельность, ведя насильно по той же тропинке матросов и обслуживающий персонал, хотя на их долю выпадал чаще всего лишь «профессиональный риск», если они не обманывали своих хозяев. А нередко они так и поступали. Да, в сущности, третьего пути и не существовало, ибо профессия определяла «этику». Кто этого не понимал или пытался [52] сопротивляться, платил жизнью или должен был сменить род занятий.

«С развитием капиталистического производства в течение мануфактурного периода, — писал К. Маркс, — общественное мнение Европы освободилось от последних остатков стыда и совести. Нации цинично хвастались всякой гнусностью, раз она являлась средством для накопления капитала».¹³⁾ Такая база просматривалась в различных формах торговли. Хотя в ней было занято много людей, основные скрытые рычаги сосредоточивались в руках не столь большой группы лиц. До сих пор эта «элита» не выявлена исследователями. В современной историографии установилось мнение, что в рассматриваемый период занятие одной торговлей, контрабандой или пиратством не обеспечивало устойчивого дохода. Он достигался лишь совмещением всех этих трех «отраслей».¹⁴⁾

Столь усложненные и экстремальные условия не могли не отразиться на характере и формах социальной и классовой борьбы безжалостно эксплуатируемого, но одновременно «бунтовского», вороватого, способного к «социальным шараханиям» морского люда, впитавшего в себя немало уголовного и авантюристического элемента. Он был сходен со средневековым городским плебсом, хотя, благодаря своей скитальческой, богатой впечатлениями жизни, обладал более широким кругозором.

Проблема характера и форм социальной и классовой борьбы на судах торгового флота полнее представлена в источниках и лучше исследована в существующей литературе, пожалуй, по Нидерландской Ост-Индской компании. Прежде чем перейти непосредственно к ней, следует, видимо, сказать несколько фраз об Ост-Индской компании как таковой.

Она была создана в январе 1602 г. Этим подводился итог анархичного, наполненного конфликтами и авантюрами разного рода предшествовавшего десятилетия, когда мелкие разрозненные компании, организовывавшиеся для проведения одной или нескольких экспедиций в заманчивую Ост-Индию, растрачивали свои силы во взаимной конкуренции, вражде и столкновениях. Лишь вмешательство центральных властей, прежде всего великого пенсионария Голландии Яна фан Олденбарнефелта, увенчалось успехом и была создана единая монопольная Ост-Индская компания, способная противостоять опасным английским конкурентам, создавшим двумя годами ранее одноименную компанию по торговле с Ост-Индией. Нидерландский аналог в то же время с самого начала и в организационном, и в финансовом отношении превосходил своего предшественника. В английской компании сложился разовый принцип сбора средств для проведения каждой отдельной [53] экспедиции. Первый сбор принес лишь 80133 фунта стерлингов. Учредительный же капитал Нидерландской Ост-Индской компании составил колоссальную по тем временам сумму — 6424 тыс. флоринов.¹⁵⁾ Значительную его часть внесли южнонидерландские иммигранты. В состав наиболее крупных учредителей входили «сливки» голландского и иммигрантского патрициата: Исаак ле Мэр, Дирк фан Ос, Рениер Пааув, Якоб Поппен и др. Все это были дельцы широкого масштаба, ворочавшие огромными капиталами в разных областях: торговле, в частности с Россией, финансах, осушении полдеров, занимавшие крупные регентские должности в центральных правительственных учреждениях и магистратах городов. Пайщиками стали Ян фан Олденбарнефелт, члены коллегий адмиралтейств, видные деятели кальвинистской церкви — Якобус Арминий, Петрус Планциус.¹⁶⁾

Компания с самого начала приобрела четкие организационные формы: совет директоров и шесть «камер»; постепенно сложился многочисленный административный аппарат в метрополии и на местах, непрерывно возраставший по своей численности, мощный флот, располагавший сильной артиллерией, а затем и воинские части. Опираясь на содействие своих могущественных пайщиков, рассматриваемая правительством как важная составная часть стратегических военно-морских сил, Компания стала своего рода государством внутри государства, нередко злоупотребляя собственной монополией и полномочиями.

Главной коммерческой целью Компании являлась торговля с Ост-Индией, а попутно и со странами Ближнего Востока. Основной ассортимент — пряности, перец, шелковые и хлопчатобумажные ткани, чай, сахар, кофе, медь. Затраты на снаряжение экспедиций составляли в 1603 г. — 992379; 1605 г. — 1202719; 1606 г. — 1217368 гульденов. После этого динамика нарастает. По десятилетиям картина такая: 1639—1649: 42681 тыс.; 1649—1659: 71073 тыс.; 1659—1669: 80367 тыс.; 1679—1689: 87568 тыс.; 1689—1699: 106879 тыс. гульденов.¹⁷⁾

Компания располагала своими верфями для каждой «камеры», на которых строились основные типы военных и торгово-транспортных судов — ретурсхиппен (возвратные корабли), пинассен, флёйтен, яхтен. К середине XVII в. флот Компании, возвратный и постоянно находившийся в колониях, достиг уже сотен единиц, [54] вел в колониальных владениях самостоятельные войны, но систематически крейсировавшие флоты были не столь велики — до двух-трех десятков большегрузных и сопровождающих судов. В целом в период 1602—1610 гг. — до 70, в 1650—1660 гг. — до 200 судов в год. Зато доставлявшиеся ими грузы обладали большой ценностью. В 30-е годы эскадры из 13 ретурсхиппен приплывали с грузом в 1330 ластов (около 2660 тонн), составившим 0,2% грузооборота Республики, но стоимость его равнялась 12-15 млн. флоринов. Продажные цены были неизмеримо выше закупочных: на пряности — до 1000%, на шелк — до 325% и т.д. Однако из-за высоких накладных расходов, потерь от пиратства и контрабанды, таможенных сборов и принудительных правительственных «займов» реальные прибыли были гораздо ниже. После нескольких первых очень высоких дивидендов за время с 1620 по 1700 г. они колебались в пределах от 12,5 до 67%, составляя в среднем около 18% годовых.

Методы деятельности Компании хорошо известны: принудительный неэквивалентный обмен, прямой грабеж и разбой, уничтожение зарослей пряностей для поддержания монопольных цен, истребление аборигенов, пиратство. Лишь работорговля здесь не имела сколько-нибудь существенного значения, в противоположность Вест-Индской нидерландской компании. Но и без этого обслуживающий персонал и команды судов приобретали более чем достаточный опыт алчности, беззакония и жестокости.¹⁸⁾

Управлению Компании было присуще сочетание олигархически-иерархического принципа с чертами партикуляризма, но ее аппарат целиком состоял из оплачиваемых наемных служащих разных рангов, которым категорически запрещалось вести самостоятельные торговые операции. Многочисленная администрация обладала должной квалификацией, однако ее действенность снижалась из-за дробности «камер», бюрократизма и разноликой коррупции, существовавшей несмотря на все запреты и контроль. Рыба гнила с головы. Сами директора вопреки всем правилам бесцеремонно скупали часть доставленных грузов по заниженным ценам до начала распродажи оптовикам с последующей их перепродажей с большими наценками. Существовало и правило, согласно которому служащие Компании, выезжавшие после окончания контракта, могли брать с собой на борт корабля весьма ограниченную сумму денег и драгоценных металлов. Все остальное подлежало сдаче на месте под векселя, погашавшиеся по прибытии [55] в метрополию. Но имелись способы обходить ограничения; пользуясь услугами контрабандистов, договариваясь тайно с членами экипажей судов Компании и т.п. С созданием прочных английских и датских колоний в XVIII в. стало возможным осуществлять переезды на их кораблях и вести разные «коммерческие» дела по этим каналам. Запреты могли лишь ограничить нарушения устава, но не исключить их.

Штаты служащих в колониях отличались подвижностью не только из-за относительной краткосрочности контрактов, но и вследствие значительной смертности в пути следования, эпидемий на местах, участия в военных и других опасных для жизни акциях служебного характера и пр. Существующая статистика дает такие сведения: в 1602—1620 гг. с родины в колонии выехало 28 тыс. человек, вернулось на родину около 8 тыс.; с 1620 по 1640 г. выехало 54 тыс., вернулось около 16 тыс. и т.п. Эти цифры косвенны и не абсолютно точны, часть людей могла оседать на местах в иных качествах, но определенную динамику они дают.¹⁹⁾

Человеческий материал, контрактовавшийся в колонии в пределах Республики, был социально пестр, не сбалансирован в возрастном и половом составе. Среди приезжих европейцев женщины составляли до 40 %, но немалая часть из них, по словам одного современника, «не умела ни стирать, ни шить, или трудиться иначе, да и не хотела этого делать, а уже в юные годы с утра сидела по борделям». Сожительство с туземками терпелось, но браки запрещались. Вокруг таких вопросов шла борьба, что усиливало напряженность и пр.,²⁰⁾ тем более что жалованье большинства служащих было небольшим, а достаток и богатство являлись уделом социальных верхов.

Еще более сложной и контрастной выглядела структура экипажей судов Компании. Рядовые матросы корабельных экипажей вербовались в основном среди жителей крупных портовых городов, в первую очередь Амстердама, где помимо опытных профессионалов роилось множество социально неустроенного люда, авантюристов, а то и просто уголовников. 57% моряков Амстердама составляли натурализовавшиеся недавно иноземцы; из каждых пяти профессиональных моряков только два являлись нидерландцами. При этом многие из них проживали постоянно [56] в Ватерланте, Фрисландии и других областях. Обычный срок контрактов для матросов и юнг до середины XVII в. — три года. Обратный рейс составлял около 13 месяцев; следовательно, экипажи судов нанимались практически на срок двух обратных рейсов, солдаты — на пять лет. Низших категорий матросов на судах было от 14 до 28 человек. Они питались из общего котла, подчинялись квартирмейстеру, спали вповалку в общем помещении, находившемся «перед мачтами». Питание их было скудным и однообразным, оплата — около 11 гульденов в месяц. Обычно матросы находились в долговой кабале у оплачивавших и ростовщически эксплуатировавших их «фолкхаудерс». Солдаты стояли ниже матросов и отлынивали от любых работ.

Унтер-офицеры находились в лучшем положении: размещались на отдельных койках «позади мачт», питались вместе с офицерским составом и пассажирами, им подавались и деликатесы: изюм, южные фрукты, вина, столы сервировались керамической, а то и серебряной посудой. Пассажирами были в основном купцы, члены их семей, служащие. В целом санитарные условия на судах были тяжелые: не хватало воды, витаминов, давила скученность — на кораблях размещалось от 180 до 300 человек. Поэтому нередки были эпидемии, особенно сыпного тифа. Средняя смертность в пути — 10 %.²¹⁾

Детальная иерархия младших, средних и старших офицеров и начальников призвана была обеспечивать соблюдение всех правил кораблевождения и жесткой дисциплины. До середины XVIII в. высшая власть на судне принадлежала «главному купцу», ближайшим помощником которого был шкипер. Флотом управлял командор. Навигационную часть плавания обеспечивал штурман, унтерштурманы и «третья вахта». Помощник «главного купца» возглавлял офицеров, он вел судовые журналы и книги. Матросы находились в прямом подчинении у старшего боцмана, отвечавшего и за управление парусами. Артиллерией, боеприпасами и легким оружием ведали соответственно констебль, канониры и корабельный капрал. Продовольствием и напитками распоряжались кок, бутельер и их помощники. Прочими хозяйственными делами занимались плотник, парусник и бондарь. Медицинско-санитарную службу нес главный хирург и его помощники, религиозно-моральную — проповедник и «утешитель больных».²²⁾

«Дисциплинарный устав», утвержденный Генеральными штатами, содержал общие предписания о правилах общежития и дисциплины на судах. За их соблюдением следил «профост», имевший право налагать штрафы. [57] Более серьезные проступки и преступления рассматривались, в зависимости от их характера и места совершения правонарушения, в разных соподчиненных инстанциях. На борту каждого корабля имелся Судовой совет. Членами его были «главный купец» (председатель), его заместитель, главный штурман и его заместитель, главный боцман. Судовой совет рассматривал дела о грубых нарушениях порядка и безопасности на борту, о составлении заговора, мятеже. Свои полномочия он получал от командора флота, занимавшего одновременно должность председателя Большого совета. Сам этот орган, общий для эскадры или флота, решал судебные дела, выходившие за пределы компетенции Судовых советов. Членами судебной коллегии являлись купцы, шкиперы кораблей, заместители главных купцов; численно она варьировалась в зависимости от размеров флота, но в любом случае не менее семи человек. Солдат в судовых советах и Большом совете представляли их командир и офицеры.

В крупных колониях — на мысе Доброй Надежды, в Персии, Батавии — имелись территориальные суды Компании — Советы юстиции, полномочия которых были примерно такими же, как у Больших советов эскадр и флотов. В европейских водах, если корабль находился недалеко от берега, дела о дезертирстве, заговоре или восстании разбирал от лица Генеральных штатов Военный совет. На суше это было компетенцией Морского военного суда, где председательствовал формально Главный адмирал (одна из должностей статхаудера), а членами коллегии являлись 7-9 капитанов и флаг-офицеров.

Главарям и основным участникам по делам о «заговорах и мятежах» обычно выносился смертный приговор в разных видах: повешение, расстрел, выбрасывание в море, высадка на необитаемых островках. Рядовым участникам — жестокая порка, до 200 ударов, с последующим привязыванием к мачте, трехкратное протягивание под килем судна.²³⁾

Практика расправ с матросами была часто еще круче этих жестоких законов. Общеизвестны безмерная эксплуатация, подведение любого, даже обоснованного неповиновения, в том числе и противозаконным распоряжениям командиров, под статью о заговоре или мятеже, тайные, а то и нескрываемые убийства «непокорных», особенно на одиночно плавающих судах, грубый произвол офицерского состава. В том же направлении действовало на матросов открытое противостояние на борту судов их запуганности и нищете оргии несчетного богатства, добытого самыми отвратительными и преступными способами, культ открытого насилия и грабежа по отношению не только к туземцам в колониях, но и конкурентам по колониальному грабежу, будь то португальцы, англичане или другие европейцы. Подобная практика [58] сводила на нет все проповеди судовых пасторов. Среди матросов и солдат зрели чувства жадности, стремление самим разбогатеть любыми, в том числе и преступными, средствами, отомстить своим эксплуататорам. Этот сплав социального и классового протеста с уголовными деяниями вопреки всем репрессиям прорывался в бунтах и мятежах, порою поражающих своей дикостью и жестокостью.

Сведений о восстаниях и мятежах в плавающих флотах Компании за первую половину XVII в. сохранилось немного. В основном это судебная документация или донесения местных властей, далеко не всегда объективные. Но и то, что есть, достаточно красноречиво.

Бунты и мятежи на кораблях и во флотах стали реальным фактом вместе с появлением мореходства, особенно в период XIV—XV вв., именуемый в немарксистской историографии «морской революцией». Но чаще всего они связывались со злоупотреблениями командования или акциями проникавшего на суда уголовного элемента, исключая, может быть, Средиземноморье, где такие традиции сложились раньше и были прочнее. В XVI—XVII вв., как видно из вышеизложенного, они обрели новую экономическую и социальную окраску, крупнее стали их масштабы, больше численность, тотальнее причины.

По первой половине XVII в. документальные сведения есть об 11 мятежах на кораблях «Мидделбюрх» (1611 г.), «Зеландия» (1613 г.), «Вестфрислант» (1616 г.), «Витте Беер» (1621 г.), «Девентер» (1630 г.), «Делфсхафен» (1629 г.), «Вапен фан Роттердам» (1629 г.), «Зютфен» (1635 г.), «Фредерик Хендрик» (1636 г.), «Ниве Хаарлем» (1638 г.). В 1652—1654 гг. были восстания на двух из четырех судов Компании, временно включенных во флот Адмиралтейства для участия в англо-голландской войне. Есть скудные сведения о мятеже на корабле «Вапен фан Роттердам», где взбунтовавшаяся команда утопила профоста, отвечающего за состояние дисциплины, и принудила офицеров выплатить большой выкуп. Можно предположить, что бунт был следствием притеснений со стороны командования судна. Мятежно вела себя команда в том же году на судне «Делфсхафен», оскорблявшая офицеров и требовавшая вина.²⁴⁾

Более подробная документация выявлена относительно мятежей на яхте «Мэувтье», отплывшей в составе флота из шести кораблей 8 августа 1614 г. из гавани на о-ве Тексел в Ост-Индию через Гибралтар. Из-за неисправности судна «Хроте Эолус» флот зашел в порт острова Уайт. Там группа членов экипажей «Мэувтье» и «Хроте Ман» составила заговор с целью овладеть «Мэувтье». Зачинщиками были пушкарь Иеронимус Хендрикс и младший плотник Ян Фредериксен с «Хроте Ман», сплотившие 12 человек. Сведения о заговоре стали известны командованию, [59] и 1 января 1615 г. Большой совет флота на своем заседании приговорил обоих зачинщиков к повешению. Остальные были помилованы и рассредоточены по разным кораблям.

17 марта 1615 г. группа заговорщиков во главе с Варнартом фан Фруаслантом еще раз попытались овладеть судном. Но захваченный ими шкипер сумел повернуть ход событий и восстановить свою власть. По приговору судового совета зачинщики были выброшены за борт корабля. Тем не менее после прохода Магелланова пролива экипаж «Мэувтье» снова взбунтовался, и судно пошло своим курсом на Ларошель, ибо большинство мятежников были жителями этого города. Неподалеку от Ларошели «Мэувтье» перехватили корабли французского военного флота. Требование Генеральных штатов Республики о возврате судна, его шкипера и констебля, которые оказались пленниками бунтовщиков, французские власти выполнили по-своему. Яхту «Мэувтье» конфисковали и продали купцу из Бруажа, шкипер и констебль вернулись в Амстердам, но были встречены довольно холодно: им оплатили лишь дорожные расходы, оставив на службе. Нидерландским участникам мятежа во Франции жилось не слишком хорошо. Один из них, Херрит Хермансз, в 1616 г. был арестован в Дордрехте и, видимо, казнен.²⁵⁾ В данном случае Компании пришлось расплачиваться и за промахи в комплектовании экипажа иноземцами одной национальности, и за явные ошибки в разбирательстве дела, что имело следствием трехкратное повторение мятежа на одном и том же судне в течение одного рейса.

Мятежи на одном из крупнейших судов Компании «Вестфрислант» грузоподъемностью 1100 тонн происходили в условиях драматически осложненного рейса. Корабль отплыл в мае 1652 г. в Батавию, в безветрие попал в мощное течение, увлекшее его к берегам Гвинейского залива, снова вошел из-за безветрия и грубой ошибки главного штурмана в водоворот, а после длительного блуждания вернулся к прежним местам. Экипаж и пассажиры испытывали муки голода и жажды, капитан умер. Главный штурман попытался поднять мятеж, захватить судно и отвести его к португальцам. Заговор сорвался. Судовой совет приговорил зачинщика к расстрелу, а четырех его главных соучастников решили выбросить живыми в море. Плохому управлению кораблем, по свидетельству источников, способствовал конфликт среди его командования. Он возник из-за интриг жён главного купца, шкипера, штурмана и пассажирки, оказавшейся женщиной легкого поведения.

В ноябре 1652 г. «Вестфрислант» вошел в Сьерра-Леоне, имея на борту лишь 15 здоровых людей. 82 трупа были сброшены в море. Здесь с двух торговых голландских кораблей пострадавшему судну было доставлено продовольствие, вода и 50 матросов. [60] Но судьба преследовала «Вестфрислант». Он опять сбился с курса и возвратился в Сьерра-Леоне с множеством трупов на борту. В апреле 1653 г. «Вестфрислант» отправился в порт Пернамбуко в Бразилии. На этом отрезке рейса снова перебои в снабжении водой и продовольствием, экипаж вел стычки с португальцами, с его борта бежали 8 солдат и матросов. Тем временем владения Республики в Бразилии были утрачены и корабль отплыл в Европу, но ... в Ла-Корунью. Лишь в июле 1654 г. в сопровождении военного судна он прибыл на родину. Началось расследование по обвинению в мятежах, вскоре прекращенное; шкипера оставили в Компании лишь в должности младшего штурмана.²⁶⁾

На тот раз Компании пришлось поплатиться за небрежный подбор командного и рядового состава экипажа корабля и пассажирок. Мятеж с предательскими целями, дезертирство как бы «наложились» на некомпетентность командования штурманской службы.

Война с Англией породила восстания на кораблях, переданных Адмиралтейству и включенных в состав действующего морского флота без проведения расчета по контрактам, предусматривавшим лишь коммерческие рейсы в Ост-Индию. В числе их находились «Хенриетта Луиза», «Фохелстрёс», «Фреде» и «Принс Виллем», экипажи которых с полным к тому основанием считали, что их самым беззаконным образом превращают из вольнонаемных матросов в пушечное мясо. К тому же хитроумные «отцы» Ост-Индской компании не сплоховали и здесь, дав Адмиралтейству нелучшие суда, а то и просто «плавающие гробы». Выполнив таким образом свой «патриотический долг» они решили, что на дно лучше идти таким посудинам.

Неудивительны и последствия. В октябре 1652 г. экипажи «Хенриетты Луизы» и «Фохелстрёса» начали бунтовать по той причине, что их корабли не могут действовать из-за своей ветхости в бурных водах осеннего сезона. Матросы «Фохелстрёса» находились в такой степени опьянения во время трехдневного морского боя 28 февраля — 2 марта 1653 г., что судно попало в плен к англичанам. На «Хенриетте Луизе» произошли еще два мятежа. Включенный во флот адмирала Тромпа, этот корабль 9 августа 1653 г. был выведен из боя мятежными матросами, завладевшими рулевым управлением. Обещанием шести бочек пива офицеры смягчили конфликт, однако на следующий день корабль покинул самовольно боевой строй и зашел в безопасный порт. Мятеж продолжался до 14 августа. Прибывших на борт представителей Компании, Генеральных штатов и Адмиралтейства экипаж встретил оскорблениями и угрозами. Власти пошли на крайние меры. 35 бунтовщиков арестовали и предали суду.²⁷⁾ С главарями обошлись беспощадно. Кока Андриеса Янсзона приговорили [61] к удавливанию с последующим сожжением его трупа, четверых — к повешению. Одного подвергли килеванию и дали 6 лет тюрьмы. Ряд бунтовщиков получил менее тяжелые наказания.²⁸⁾

В данной серии мятежей, пожалуй, наиболее отчетливо проявилась их социально-классовая подоплека — вооруженный протест против насильственной «военизированной эксплуатации» моряков, пришедших во флот Компании на чисто договорно-наемной основе в противоположность также наемным, но профессиональным военным морякам морских сил Республики. Разнонациональный состав матросов может рассматриваться в данном случае как дополнительный оправдательный аргумент в их пользу — никакой патриотический долг не обязывал их проливать свою кровь ради экспансионистских интересов «высокомощных господ» Республики. К тому же здесь не действовала уже приманка хотя бы и противозаконных дополнительных доходов, возможных при плавании в Ост-Индию.

Восстанием, где как бы синтезировались все компоненты социально-классовых противоречий, столь накаленных, спрессованных по содержанию и гротескно драматических по своим формам, могут расцениваться и восприниматься события на корабле «Батавия» в 1628—1629 гг. Материалы о нем были обнаружены и вошли в научный оборот сравнительно недавно.

Суть их сводится к следующему. Осенью 1628 г. «Батавия» вышла с рейда о-ва Тексел в Ост-Индию с грузом и пассажирами на борту. Среди них находилась знатная дама Лукреция Янсз со своей камеристкой Зваантье Хендриксз. Шкипер судна Ариан Якобсз попытался соблазнить Лукрецию, но, потерпев неудачу, перенес свои ухаживания на ее камеристку Зваантье и добился взаимности. Возгордившаяся своим возвышением Зваантье вместе с подговоренными шкипером лицами стала оскорблять Лукрецию, которую защищали капитан и «главный купец» Пелсарт, приказавший расследовать дело штурмана. Последний вместе с «младшим купцом» Иеронимусом Корнелисзом составил заговор с целью убить капитана, захватить корабль и стать пиратами. Однако плохо управлявшееся из-за всех этих конфликтов судно потерпело крушение у необитаемых островов близ западного побережья Австралии. 180 человек, в их числе все слабые, больные и дети, были перевезены на соседний необитаемый остров с запасом воды и пищи. Пелсарт вместе с штурманом, Зваантье и 50 другими лицами на спасательном боте достиг Батавии 7 июля 1629 г. Губернатор Кун, разузнавший о поведении штурмана, арестовал его, а нескольких его приспешников суд приказал повесить.

Тем временем на месте крушения корабля «Батавия» развертывались трагические события. Иеронимус Корнелисз поднял [62] мятеж, зверски истреблены были около 125 человек, а сам он готовился выполнить ранее задуманный план заняться пиратством, после чего перейти к испанцам. Ему помогал некий Конрад фан Хёйссен. Часть женщин убили сразу, часть сделали общими наложницами, а затем также умертвили. В живых остались лишь Лукреция и девушка по имени Юдифь, но ценою превращения в наложниц главарей мятежа. Группа под предводительством простого солдата Виебе Хайеса сумела укрыться на другом необитаемом острове, продержаться там до прибытия Пелсарта. Тем временем Иеронимус Корнелисз на основном острове провозгласил себя «капитан-генералом», создал микрогосударство, а соучастников объявил «избранными людьми», одев их в нарядную форму.

По возвращении Пелсарт, предупрежденный сторонниками Виебе Хайеса о произошедших событиях, принудил бунтовщиков к капитуляции, провел следствие и суд, приговоривший Иеронимуса Корнелисза и его ближайших подручных к отсечению правой руки и повешению. Всех оставшихся в живых доставили в Батавию, где после проведения дополнительного расследования подверглись казни другие виновники совершенных преступлений.²⁹⁾

Бунт на «Батавии» и его последствия представляют собой совершенно особый случай. Его пролог, цели и действия бунтовщиков были преступлением, имели корыстные цели. Но он полностью вписывается в фон, созданный процессом первоначального накопления с его разбоем, дикими насилиями и опустошениями. Действия Иеронимуса Корнелисза тем не менее придавали всему свершившемуся особый оттенок. Аптекарь из Хаарлема, возможно фризского происхождения, он, по мнению авторов публикации, был связан с меннонитами. Но скорее всего Иеронимус принадлежал к последователям сектантского вожака из Хаарлема Йоханнеса Торрентиуса, который еще до отбытия «Батавии» в свой последний рейс подвергся репрессиям за «колдовство, безбожный образ жизни и совращение несовершеннолетних». Действия Иеронимуса сближают его скорее с какими-то отдаленными последователями «батенбуржцев», чем с непротивленцами-меннонитами. Все события в целом свернулись в столь туго запутанный клубок, что разобраться в них можно только путем проведения дополнительных исследований. Кое-что в этом направлении уже сделано в национальной нидерландской историографии.

Стремление вырваться из пут унылого низкооплачиваемого труда, серой и бесперспективной обыденности, атмосфера авантюристического ажиотажа, слухов и примеров баснословного обогащения участников военных походов и заокеанских экспедиций продолжали толкать тысячи и тысячи людей в ряды солдат [63] наемных армий и экипажей океанских флотилий. Подобным настроениям поддавались порою и девушки. Согласно материалам одной из специальных работ по этому вопросу, в XVII—XVIII вв. выявлено около 90 случаев, когда девушки, обрезав волосы и переодевшись в мужское платье, нанимались солдатами или матросами на суда торгового флота; 22 из них — на корабли Ост-Индской компании. До 50% этих «амазонок» разоблачались в сроки от нескольких дней до месяца. Но отдельные из них служили длительное время и за свою воинскую доблесть ставились в пример бывалым профессиональным солдатам.³⁰⁾ И конечно, далеко не все случаи такого рода выявлены и исследованы.

Такова фактическая канва рассмотренных событий. Однако вряд ли на этом можно ставить точку, ибо, взятые в комплексе, они с неизбежностью ставят важный методологический вопрос о «социальной принадлежности» буржуазии и пролетариата мануфактурной стадии капитализма. Разбойничий облик первой достаточно доказательно обрисован и аргументированно охарактеризован в существующей специальной литературе, как марксистской, так и немарксистской. Иначе обстоит дело с разработками, связанными с определением социального облика пролетариата мануфактурного периода в целом, и тем более отдельными его структурными слоями, в частности матросами торгово-транспортного флота. Для Республики Соединенных провинций и Англии в XVII в. речь шла о десятках тысяч людей.³¹⁾ Можно ли здесь все списать за счет первоначального накопления, особенностей эпохи и без оговорок относить их в разряд мануфактурного пролетариата? Делать какие-то оговорки, или подождать с выводами, доисследовать встающую проблему?

Массу люмпенов, роившихся во всех более или менее значительных торговых морских портах, пробавлявшихся случайными заработками, подачками и т.п., нет оснований причислять к рабочим мануфактурной стадии. Маркс не относил к числу производительной части населения «многотысячную банду предлагающих свою помощь носильщиков и т.п. в портовых городах и т.д.».³²⁾ В отношении профессиональных моряков описываемых времен вопрос решить труднее, и автор пока ограничивается его постановкой.

¹⁾ Чистозвонов А. Н. Генезис капитализма в Нидерландах // Проблемы генезиса капитализма. М., 1978. С. 128, 129, 141.

²⁾ Bruin J. R. Scheepvaart in de Noordelijke Nederlanden // Algemene geschiedenis der Nederlanden. 1980. D. 7. Blz. 138-139. (Далее: AGN).

³⁾ Чистозвонов А. Н. Указ. соч. С. 145; Бааш Э. История экономического развития Голландии в XVI—XVIII вв. М., 1949. С. 162; Bruin J. R. Scheepvaart ... Blz. 137-148; Сhristensen A. Dutch Trade to the Baltic about 1600. Copenhagen; the Hague, 1941. P. 85-89, 100-102, 316, 444-447.

⁴⁾ Чистозвонов А. Н. Указ. соч. С. 141; Bruin J. R. Scheepvaart... Blz. 138, 153-155; Watjen H. Die Niederländer im Mittelmeergebiet zur Zeit ihrer höchsten. Machtstellung. В., 1909. S. 52-68, 92-99, 116, 121-124, 133, 166-171, 174-187, 191-202, 204-205, 226-234 ff.

⁵⁾ Bronnen tot de geschiedenis van den Levantschen handel, 1590-1660 / Verz. door K. Heeringa. 's-Gravenhage, 1910, D. 1.

⁶⁾ См., например: Бааш Э. Указ. соч. С. 261-262, 285-297; Bruin J. R. Scheepvaart... Blz. 150-151; Klompmaker H. Handel, geld- en bankwezen in de Noordelijke Nederlanden, 1490-1580 // AGN. 1979. D. 6. Blz. 71; Idem. Handel, geld- en bankwesen in de Noordelijke Nederlanden, 1490-1580 // AGN. 1980. D. 7. Blz. 118.

⁷⁾ Bronnen tot de geschiedenis van den handel met Engeland, Schotland en Ireland / Uitg. door H. J. Smit. 's-Gravenhage, 1928-1950. D. 1-2.

⁸⁾ Бааш Э. Указ. соч. С. 284-290; Bruin J. R. Scheepvaart... P. 138-139, 151-152; Brulez W. De zoutinvoer in de Nederlanden in de 16-e eeuw // Tijdschrift voor geschiedenis. 1955. Afl. 2. Blz. 182-184; из источников см.: Bronnen tot de geschiedenis van den handel met Frankrijk / Verz. en uitg. door Z. W. Sneller en W. S. Unger. 's-Gravenhage, 1930. D. 1.

⁹⁾ См.: Bruin J. R. Scheepvaart... P. 138-139, 152-154; Kernkamp J. H. De handel op den Vijand. D. 1: 1572-1588; D. 2: 1588-1609. Utrecht, 1931-1934; Snapper F. Oorlogsinvloeden op de overzeese handel van Holland, 1551-1719. Amsterdam, 1959; Wittman T. Das Goldene Zeitalter der Niederlande. Budapest, 1975. S. 161-162.

¹⁰⁾ Абрамова С. Ю. История работорговли на Верхне-гвинейском побережье (вторая половина XV — начало XIX в.). М., 1966. С. 10-24.

¹¹⁾ Brakel S. van. Bescheiden over den slavenhandel der West-Indische Compagnie // Economisch-Historisch Jaarboek. 1918. D. 4.

¹²⁾ Абрамова С. Ю. Указ. соч. С. 13-21, 27-28, 35-44; см. также: Ronciere Ch. de la. Nègres et Négriers. P., 1933; Сюре-Каналь Ж. Африка Западная и Центральная. География. Цивилизация. История. М., 1961. С. 186.

¹³⁾ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 769.

¹⁴⁾ Klompmaker H. Handel... , 1490-1580. Blz. 60; Idem. Handel, geld- en bankwezen in de Noordelijke Nederlanden, 1580-1650. AGN. 1980. D. 7. Blz. 103.

¹⁵⁾ Het oudste aandeelhoudersregister van de Kamer Amsterdam der Oost-Indische Compagnie / Door J. G. van Dillen. 's-Gravenhage, 1958. Blz. 5-20, 35.

¹⁶⁾ Ibid. Blz. 5, 22, 25-26, 34, 36-37, 47, 61, 106, 107-111, 209, 216 et al.

¹⁷⁾ Houtte J. van. Economische en sociale geschiedenis van de Lage landen. Antwerpen, 1964. Blz. 150; Glamann Kr. Dutch-Asiatic Trade, 1620-1740. Copenhagen, The Hague, 1958. P. 3-8; Korte J. G. De (door). De Jaarlijkse financiele verantwording in de VOC. Verenigde Oostindische Compagnie. Leiden, 1984. Blz. 11. e. а. Детальную историю Ост-Индской компании см.: Pieter van Dam. Beschryvinge van de Oostindische Compagnie / Uitg. door F. W. Stapel en C. Th. van Boetzelaer. ' s-Gravenhage, 1927-1954. D. 1-3.

¹⁸⁾ Rachfahl F. Die hollandische See- und Handelsmacht vor und nách dem Ausbruche des Niederländischen Aufstandes. В., 1910. S. 83; Zimmerman A. Die Kolonial-politik der Niederlander // Die europäischen Kolonien. В., 1903. Bd. 5. S. 178-181; Glamann Kr. Op. cit. P. 93, 115, 259-260; Bruin J. R., van Eyck van Heslinga E. S. Muiterij: Opruren berechting op schepen van de VOC: De Boer Mariliem. Haarlem, S. d. [1980?]. Blz. 10-12; Чистозвонов А. Н. Указ. соч. С. 143; Губер А. А. Избр. труды. М., 1976. С. 21-41.

¹⁹⁾ См.: Het oudste aandeelhoudersregister ... Blz. 28-30; Bruin J. R., van Eyck van Heslinga E. S. Op. cit. Blz. 12-13, 16-17; Bruin J. R. De personeelsbehoefte van de VOC overzee en aan boord, bezien in Asiatisch en Nederlands perspectief // Bijdragen en mededelingen betreffende de geschiedenis der Nederlanden. 's-Gravenhage, 1976. Afl. 2. Blz. 219-222, 226-228; Gaastra F. S. De Verenigde Oost-Indische Compagnie in zeventiende en achttiende eeuw: de groei van een bedrijf // Ibid. Blz. 256-257; Meillink-Roelofsz M. A. P. Een vergelijkend onderzoek van bestuur en handel der Nederlandse en Engelse handelscompagniёn op Aziё in de eerste helft van de zeventiende eeuw // Ibid. Blz. 207-208, 210-213.

²⁰⁾ Bruin J. R., van Eyck van Heslinga E. S. Op. cit. Blz. 16; Bruin J. R. De personeelsbehoefte ... Blz. 226-228.

²¹⁾ Bruin J. R., van Еуск van Heslinga E. S. Op. cit. Blz. 12-13, 16-18; Bruin J. R. De personeelsbehoefte ... Blz. 218 -219, 221, 223, 236.

²²⁾ Bruin J. R., van Eyck van Heslinga E. S. Op. cit. Blz. 13-18.

²³⁾ Ibid. Blz. 19-24.

²⁴⁾ Ibid. Blz. 21-27.

²⁵⁾ Ibid. Blz. 28-31.

²⁶⁾ Ibid. Blz. 31-34.

²⁷⁾ Ibid. Blz. 35-38.

²⁸⁾ Ibid. Blz. 39.

²⁹⁾ Wertheim-Gijse Weenink А. H., Wertheim W. F. Hel en paradijs op de Abrolhos // Spiegel Historiael. 1967. N 6. Blz. 373-379.

³⁰⁾ Dekker R., van de Pol L. Daar was laatst cen meisje loos: Nederlandse vrouwen als matrozen en soldaten: een historisch onderzoek. Baarn, 1981. Blz. 15-31, 34-45, 68-73.

³¹⁾ Bruin J. R. Scheepvaart... Blz. 139-140.

³²⁾ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 46, ч. 1. С. 223.