Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Шевеленко А. Я.
Драгоценности раннего средневековья в Западной Европе

Вопросы истории, 1996, № 8.
[128] — конец страницы.
OCR OlIva.

В Западной Европе VI—XI вв. драгоценностям как одной из составных частей материального общественного бытия была присуща многофункциональность. Изучая археологические находки и музейные экспозиции, вникая в текст письменных источников, рассматривая иллюстрации в манускриптах, мы постигаем, что драгоценности использовались тогда как личные украшения и как элементы обстановки, демонстрировали богатство или принадлежность их владельцев к определенному сословию. Их применяли ради достижения различных целей: психологического воздействия, состязательных, игровых, гадательных, религиозных. Они были средствами ценностного накопления, самоудовлетворения, повышения личной привлекательности и общественного авторитета, нередко обозначали конкретные события прошлого либо возможные в будущем, символизировали собой посмертное почитание, являлись счастливыми талисманами или предохраняющими от злых чар амулетами. Практически не существовало тогда такой сферы социального бытия, в которой драгоценности не играли бы определенной роли.

Гамма этих предметов повышенной ценности менялась от столетия к столетию и от одной общественной прослойки их владельцев к другой в зависимости от качественных показателей самих драгоценностей, их природной редкости, спроса на них и преходящей моды, от объективных возможностей их изготовления и субъективных возможностей приобретения. Их ассортимент постепенно расширялся и улучшался, хотя случались и спады в развитии. А исходный уровень был выше там, где в V—VI вв., после смены античного общества раннесредневековым, сохранилось больше древних ремесленных традиций и где в смутное время Великого переселения народов уцелела городская жизнь.

Производство драгоценностей, равно как любых других изделий художественного ремесла, зависело от ряда факторов. Сказывались принятые издавна нормы, наличие нужного сырья и освоенных методов его обработки, а также творческой рабочей силы с ее трудовым опытом и профессиональными знаниями. Влияли и определенные социально-политические условия, создававшие благоприятную либо неблагоприятную среду для спроса, изготовления, сбыта и потребления каких-то ценностей. Чистое сырье или полуфабрикаты приобретались мастерами на рудниках, приисках и промежуточных инстанциях — у других ремесленников, владельцев шахт, моряков, случайных частных лиц, посредников, купцов, даже у грабителей. Нередко нам остаются неведомыми стадии пути, который прошла та или иная вещь, и мы сталкиваемся с ней в самом конце этого пути, когда ее, допустим, подарили кому-то. Если дар был совершен храму, то он фиксировался записью, являющейся ныне для нас указателем. Многочисленными примерами могут служить описания даров римской церкви от верующих, учтенные в перечне «Liber pontificalis romanus»¹⁾.

Драгоценности в собственном смысле термина изготовляли златокузнецы и ювелиры, чья [128] работа порой не совпадала и разделялась, а порой сочеталась в одних руках. Такие, особенно более искусные, специалисты чаще встречались в V—VI вв. у романских народов, обладавших прямым древнеримским наследством. У других обитателей Западной Европы — кельтов и германцев, пришедших туда гуннов и алан — умелых мастеров было меньше. Поэтому у них сначала преобладали довольно грубые изделия с фигурным и геометрическим орнаментом, с безвкусно разбросанными по поверхности и дурно отшлифованными альмандинами, изредка с филигранью и инкрустацией. Многое доставалось им грабежом и затем частично переделывалось. Иное клали для использования «на том свете» в могилы, вырытые на месте боевой гибели или попутно, в ходе переселения. Таковы произведшие сенсацию монеты и украшения, найденные в 1653 г. в турнской гробнице короля салических франков Хильдерика I Меровинга (482 г.), завоевывавшего Северную Галлию. Подобные, маскирующие обстоятельства находок затрудняют локализацию ремесленных центров и научную классификацию предметов²⁾.

Культура уцелевшей от разгрома варварами Восточной Римской империи оказывала тогда заметное воздействие на Западную Европу. Проявлялось это и в сфере ремесла. Балканские и североафриканские серебряные изделия V—VI вв. часто копируют малоазийско-элладские. Такое влияние легко прослеживается на вещах, силой позаимствованных у прежних хозяев и переместившихся к другим владельцам, например на плашке, принадлежавшей вандальскому королю Гелимеру (530 г.). А в Италии, Испании и Галлии завоевателями перенималось на месте древнеримское искусство opus interrasile: гравировка на подвесках и застежках, иногда даже штемпельная.

У захвативших значительные области этих стран лангобардов, вестготов и бургундов тогда же распространяется изготовление дорогих вещей по индивидуальному требованию. Одна из известнейших — панихидная чаша бургундского короля Сигизмунда (524 г.). Заказы личного свойства, помимо королей и военных вождей, поступали еще и от церковников, вроде уговора о предметах для литургии, выполненных по просьбе настоятеля храма св. Маврикия Агонского в Гельвеции (650 г.). Такие раннефеодальные деятели порой не искали на стороне, а организовывали для своих нужд собственные златокузнечные мастерские, чьи дошедшие до нас работы хранятся сейчас в музейных коллекциях. Типичными считаются венцы, принадлежавшие как будто бы женщинам герцога Свинтилы (631 г.), и толедский набор украшений вестготского короля Реккесвинта (649 г.). Почти всем драгоценностям той поры присуща характерная специфика: своеобразное сочетание отраженной в них разномастной символики — античной, варварской и раннехристианской ³⁾.

Во владениях Меровингов попадались изделия, происходившие из многих местностей Европы. Подобное смешение присуще, например, сокровищам знатной Теодолинды (627 г.). Что касается работ местных ремесленных центров Галлии, то славились инкрустации из монастырской мастерской св. Дионисия. Временный ренессанс античных достижений наблюдался при Каролингах, вплоть до конца I тысячелетия. Это сказалось на более изощренной теперь церковной утвари, работах из слоновой кости (вроде изящного футляра для дамских принадлежностей Беатрисы Капет, 1000 г.) и из порфирного камня, шедшего на вазы. Если раньше при художественном обрамлении икон использовались абстрактные христианские символы, то теперь изображаются конкретные Отцы церкви. Среди личных вещей, дошедших до нас, назовем колоритно инкрустированный кубок злейшего врага Карла Великого — баварского герцога Тассилона III (788 г.), богато украшенный ларец самого Карла, незаурядно изготовленный подвесной кошель саксонского эделинга Видукинда (807 г.)⁴⁾.

В ювелирном искусстве государства Каролингов сложились и локальные «подшколы», каждая со своими отличиями: северогерманская готовила эмали с фигурками животных; фландрская, а вслед за ней рейхенауская внедряли золотую краску в миниатюрах; судетская выпускала дорогие амулеты против волшебства. В середине IX в. наладили изготовление исключительно ценных книжных переплетов; впечатляют переплеты регенсбургского кодекса св. Эммерана (870 г.) и псалтири западнофранкского короля Карла Лысого. Обильнее стали испещрять драгоценностями алтари, среди которых выделяются уготованный храму алтарный стол герцога Каринтии Арнульфа (конец IX в.) и алтарная боковина в миланской церкви св. Амвросия⁵⁾.

Дальнейшее развитие художественного ремесла привело к новому размежеванию и становлению самостоятельных златокузнечных школ. В Германии оттонианским работам было присуще сильное разнообразие типов изделий, используемых материалов и технических приемов. К высшим достижениям оттонианцев причисляются обрядовая чаша в тульском монастыре св. Гозлина (962 г.), золотая мадонна городского храма в Эссене (980 г.), орнаментованная многофигурная кафедра Сионского собора в долине Роны, крест местного владыки Эгберта в Маастрихте (977 г.), выполненный по указу императора Генриха II бамбергский [129] алтарь (1014 г). Оттонианские мастера блеснули и при изготовлении либо отделке украшений высокопоставленным женщинам; выделяются майнцский набор из 20 искусных вещиц для супруги императора Конрада II Гизелы (1027 г.) и близкая по теме коллекция для супруги императора Генриха III Агнесы (1046 г.)⁶⁾.

Гильдесгеймская мастерская, сложившаяся в XI в., отличалась дорогими бронзовыми изделиями: статуэтками святых, рельефами на церковных кафедрах и дароносицах, широко экспортировавшимися латунными бляхами с эмалью, чернью и драгоценными камнями. Северогерманские мастерские производили грубые эмали, серии процессуальных принадлежностей и личные вещи; особенно известны крестики графини Гертруды (1077 г.) и коронные сокровища династии Вельфов.

В италийской Кампании славилась монтекассинская мастерская аббата Дезидерия (1058—1087 гг.), распространявшая серебряные кресты и бляхи с изображением Иисуса. Из Сицилии вывозились спиральные филиграни и покрытые жемчугом вкладыши. Наконец, зарождается самая знаменитая — венецианская школа; opus veneticum охватывал все отрасли ювелирного дела и художественного ремесла и отличался неповторимым своеобразием и отменным качеством. А выше всего ставилось впоследствии венецианское стекло. Утонченные приемы его обработки и использования уходят корнями именно в раннее средневековье. Существует версия, что когда аквилейские венеты, убежав от Аттилы, и потом беглецы от лангобардов начали постепенно осваивать 118 островов адриатических лагун и возводить песчаные насыпи, то еще тогда они как следует познакомились со свойствами кварцевых и известковых разновидностей речного и дюнного песка, легшего в физическую основу будущего местного стекольного дела⁷⁾.

В Северной Испании, вне зоны мавританского влияния, сохранялись в целом каролингские традиции. Там были популярны кресты с изображениями ангелов и надписями в чью-либо честь, например в честь короля Альфонса II Чистого (808 г.), святых из Сантьяго (874 г.), короля Рамиро (902 г.), овьедской Победы (908 г.). С XI в. появляются украшения так называемого позднеиберийского стиля на церковных кубках, имитирующие созданное в римской Испании. Эти кубки хранятся в леонской церкви св. Исидора, силосском аббатстве св. Доминика, национальном хранилище королевы Урраки. Приходившие на поклонение в Сантьяго-де-Компостела, к захороненным останкам апостола Иакова, северные пилигримы торговали там драгоценностями из Франции и Нидерландов. Господствовавшая в Португалии мануэлинская художественная школа не отличалась собственным направлением и практиковала смешение многих стилей, причем предпочитала не сочетать драгоценные камни с вещами из благородных металлов⁸⁾.

Переломный этап в златокузнечном деле наметился в связи с освоением новых, достаточно насыщенных месторождений серебра. В VIII в. заложили эльзасские рудники Маркирхе, с 922 г. добывали серебро в саксонских рудниках Миттвайды и Франкенберга, с 968 г. — в гарцской шахте Раммельсберга; позже к ним добавились недра эрцгебиргского Фрайберга. В результате открылась возможность наладить выпуск неизвестных ранее изделий. В их числе — украшенные чернёным серебром шкатулки, серебряные карандаши для иконописцев, чистое толченое серебро для применявших сребротерапию лекарей, серебряные нитки для отделочного шитья, ковровые вставки из серебряной проволоки. Затем возникают очень крупные златокузнечные мастерские в Нюрнберге и Аугсбурге⁹⁾.

Уже в раннее средневековье златокузнецы применяли на практике весьма разнообразные, с вариантами в разных местах, производственные приемы. Расширился диапазон изделий, среди которых появились всевозможные реликвии, обкладки, плакетки, задвижки, дорогие кувшины и крышки, канделябры и решетки, сундучки и ковчеги, рамки и статуэтки. Постепенно определялось типовое членение изделий из благородных металлов на пластинчатые, чеканенные, гравированные, цепочечные, эмалевые и сканированные. Становились более регулярными их поставки во дворцы и храмы, города и на ярмарки. Первые монетные дворы (Мелле в государстве Каролингов, Кёльнский в оттонианской Германии и др.) осуществляли не только выпуск монеты, которая тогда сама по себе являлась драгоценностью, но и надзор за чистотой золота и серебра. Иногда к монетным дворам приспособлялись мастера, быстро преобразовывавшие новенькие монеты в украшательные мониста¹⁰⁾.

Как отмечалось выше, златокузнецы часто являлись сразу и ювелирами в широком понимании термина. Но существовали также ювелиры в узком толковании, работавшие преимущественно с драгоценными камнями, а уж потом занимавшиеся их обрамлением или отдававшие их для того в другие руки. Этим мастерам изначально покровительствовала христианская церковь, исходившая из того, что в Священном Писании упомянуты 17 библейских и 12 апокалиптических драгоценных камней. Такие ювелиры отличались даже внешне. [130] Например, в Англии позже они носили при церемониях белые или алые рубахи, в иных местах имели особую прическу. Из их рядов вышел ряд прелатов. Известнейший — первый аббат Солиньякский и епископ Нуайонский Элигий (590—660 гг.). Он основал Лиможскую ювелирную школу, традиции которой сохранялись веками, а лично трудился как ювелир для меровингских королей Дагоберта I и Хлодвига II. Будучи впоследствии канонизирован католической церковью, св. Элигий считался покровителем всех ювелиров¹¹⁾.

Искусство отделки драгоценных камней, постоянно совершенствуясь, было отражено в средневековых справочниках — лапидариях. Там упоминаются драгоценные камни первого значения (алмаз, сапфир, рубин, хризоберилл, александрит, изумруд, шпинель), второго значения (топаз, аквамарин, светлый берилл, красный турмалин, альмандин, опал, циркон), полудрагоценные (гранат, бирюза, некрасный турмалин, горный хрусталь, халцедон) и, наконец, самоцветы. Впрочем, применялись также камни, не попавшие в градацию, которая к тому же не оставалась неизменной¹²⁾.

В VII—VIII вв. передавались из рук в руки и перекупались уцелевшие издревле византийско-египетские «камни Абраксаса». Это были амулеты с символическими знаками, выполненные на гелиотропе. Во время Крестовых походов попали из Палестины в Западную Европу «соломенные пучки». Так называли по их внешнему виду изделия из полосатых камней — агата, сердолика, яшмы. Потом в Европе их копировали. Что касается первых средневековых изделий местного происхождения, то таковы инталии: драгоценные камни с глубокой резкой на них, например с изображением Алариха II (Северная Италия, 507 г). Тогда же стали вырезать на популярной стеклопасте контуры львов, гепардов и драконов, а мастера Нижнего Рейна, уже обособлявшиеся от южного влияния, выпускали украшения «альзен» — темно-голубые круглые стекляшки¹³⁾.

В Галлии меровингские ювелиры работали преимущественно с альмандинами, пиропами и гранатами. В IX в. установилось господство каролингской школы, для которой характерны инталии на хрустале с изображением распятия или знатного лица. Резали также рог и черепаховые панцири, высекали мелкую пластику из слоновой кости, скоблили мрамор. В украшениях место сугубо условных картинок, присущих предыдущим столетиям, занимают более реалистичные. Если инталии делали на одноцветных камнях, то с начала II тыс. появляются выпуклые камеи с рельефами на слоистых ониксе и агате. Шлифовали тогда изделия пемзой, кварцем и мыльным камнем. Для точной шлифовки уже с VI в. использовали редко и трудно получаемый алмазный порошок. Благородные металлы шлифовали агатом. Стариннейшая европейская форма слабо обработанного драгоценного камня — кабошон: купол, выглядевший согласно принятым правилам как застывшая капля свиного жира. Но тогдашние мастера, довольно примитивные, еще не умели учитывать должным образом твердость, спайность, преломляемость и все многоцветье минералов¹⁴⁾.

Использовавшимся минералам неизменно сопутствовали символы. Придавалось определенное значение природе, количеству, форме и расположению камней. Для конкретных людей, согласно их месяцам рождения и знакам Зодиака, заказывались и выбирались строго определенные камни. Лицам разных сословий, общественного положения и рода занятий тоже полагались различные камни. Разделение соблюдалось и в зависимости от намечавшихся мероприятий и иных персональных обстоятельств. Так, привозимый из далекой Индии диамант (им называли и бесцветный алмаз, и полученный после его обработки сверкающий бриллиант) считался камнем Солнца, благоприятным для родившихся под знаком Весов и плохим для Овнов, несчастливым для покупателей и счастливым для получивших его в дар, очень вредным при наличии пятен или трещин, лечащим безумие и внутренние кровоизлияния¹⁵⁾.

Голубой сапфир добывался в Гельвеции. Он слыл талисманом мудрецов, укрепителем власти сюзеренов, камнем Юпитера, полезным для Водолеев и неблагоприятным для Львов, помогающим только добродушным, но зато лишающим веселья. Красный рубин из Чехии именовался камнем Марса, символом богатства и величия, желательным для корон и скипетров, считался в толченом виде панацеей, был полезен родившимся в июле, а злых людей превращал в подлинных демонов. Желтый хризоберилл из Южной Азии сулил удачу игрокам и носился против проказы. Зеленый александрит, поступавший издали через Русь, нес благоприятствие Рыбам и был скверен Девам, а своих владельцев делал миролюбивыми. Зеленоватый смарагд (изумруд), привозимый из Египта, назывался покровителем всякого плодородия, природного и человеческого, хорошим для Дев и плохим для Рыб, оберегающим моряков, а будучи оправлен в золото — вообще от всякой заразы. Изумруды особо ценили как камни в стене «небесного Иерусалима». Довольно рано шлифовкою научились превращать их, как и светлые бериллы, в lapides ad legendum (камни для чтения), предшествовавшие очкам. Лал [131] (розовая шпинель), добывавшийся в Швеции, помогал от болей в пояснице и порождал во владельцах любовные чувства. Разнообразные толкования, суеверия, приметы и легенды сопровождали и другие драгоценные камни¹⁶⁾.

За их обретение еще на сырьевой стадии развертывалась порой нешуточная борьба. Очень дорогие камни выменивались на различные материальные блага, включая оброки; использовались как разменная ценность при политических спорах, служили орудием интриг и причиной раздоров; дарились владыкам, чтобы снискать их расположение. Об отдельных редких камнях передавались из уст в уста вести, приобретавшие иногда характерное общественное значение. Заинтересованные лица — знать, купцы, посланцы ювелирных школ — пристально следили за появлением в обиходе особо ценных экземпляров. Для этого пытались даже как-то контролировать места их добычи: желтоватого топаза и красноватого граната — в Высоких Татрах, синеватого аквамарина — в Провансе, золотистого хризолита — в Силезии, беловатого опала — в Венгрии, многоцветного гиацинта — в малодоступной Норвегии, горного хрусталя — в Альпах, черного агата — на Сицилии, ясписа (яшмы) — в разных точках Германии, янтаря — в Дакии и Прибалтике. Между прочим, янтарь шел не только на украшения. Из светлых его кусков вырезали пластинки, которые шлифовали для увеличительных луп. При известной неопределенности границ, присущей раннему средневековью, на одни и те же заповедные места оказывалось много претендентов, так что люди гибли не только за металл, но и за минералы. Не следует думать, что тянули руки лишь к «добрым» драгоценностям. Стремились заполучить и пользовавшиеся дурной славой, например шерл (черный турмалин) — камень ведьм, циркон — камень злых колдунов, гематит — камень чародеев, которым чертили на земле каббалистические фигуры¹⁷⁾.

Любимцем высшего духовенства всегда оставался сиреневый аметист. Он, в частности, мешал опьянению. Папы римские, употребляя вино, держали обычно за щекой так называемый папский аметист, округло отделанный. У епископов имелась твердая традиция носить перстни с очень крупными аметистами, а на столе помещать бокал из аметистового стекла или рюмку, высверленную в целом аметисте. Несколько иначе относились к оливковому аметисту, который охранял влюбленных, и зеленоватому (кошачий глаз), служившему стражем тайной любви. Католические священники, вынужденные к безбрачию, встречались со своими избранницами, надевая перстень с кошачьим глазом¹⁸⁾.

Охарактеризуем некоторые особенно важные, комбинированные либо наиболее часто встречавшиеся, драгоценности той эпохи. Их вершину занимали короны. Уже у лангобардских королей они были золотыми. При Карле Великом их впервые начали украшать драгоценными камнями. Применялись и женские короны (с легкой, порфирооблаченной руки Евдокии Константинопольской, перед 460 г.), нередко заменявшиеся венцами. Постепенно корона обрела вид диадемы, орнаментованной пластинчатыми флеронами. Первая императорская корона была изготовлена не для Карла Великого, как иногда полагают, а для Оттона I рейхенаускими мастерами в 962 году. В отличавшейся от нее деталями королевской короне центр занимало золотое яблоко — символ всякой христианской монархии, а меж дужек стали нашивать с XIII в. пурпурные полосы (впервые — у Эдуарда I Плантагенета). Герцогская корона имела пять дужек и обрамление горностаевой лентой спереди, на обычной княжеской изгибались три дужки¹⁹⁾.

В ряду корон особняком стояли папские. Еще не определившиеся постоянной формою ранее, они с середины IX в. представляли собой венцы с матерчатым верхом. В XI в., усилиями сторонника папской теократии Григория VII Гильдебранда, они превратились в двойные, что обозначало сочетание светской и духовной власти. Добавим попутно, что тремя столетиями позже они стали тройными, похожими на персидскую митру, соединенную с двойной короной, и лежащими на обвитых туникою двух скрещенных ключах, открывавших врата в земные храмы и царство небесное. Трехчастие обозначало, что церковь являлась силой страждущей во Христе, воинственной по отношению к иноверцам и всепобедительной; триединство, символизирующее Троицу, указывало также на власть церкви над мирами небесным, земным и подземным. Эти метаморфозы во внешнем виде короны отражали эволюцию самой папской власти.

Обещупотребительными драгоценностями служили кольца и перстни. Простонародные до нас практически не дошли. Что касается колец знатных людей, то от I тыс. известны франкские медные с личными печатками, широкие бронзовые папские с изумрудами, золотые епископские с аметистами, женские кольца супружеской верности (мужчины тогда их не носили), именовавшиеся галльскими литургические для священников. В конце I тыс. появляются кольца с государственными печатями, феодальные разных степеней с личными монограммами, а также вручавшиеся сеньорами их вассалам инвеститурные и с заговорными надписями  [132] амулетные. С начала II тыс. встречаем бесконечное разнообразие колец для лиц неодинаковых сословий, происхождения, этнической принадлежности, профессий и пристрастий, для разных сезонов года, возрастов жизни, месяцев рождения и пальцев. Средневековые легенды и предания наполняются рассказами о волшебных кольцах²⁰⁾.

Браслеты изготавливались гладкие, фигурные и витые, сплошные и составные. Широкие гладкие браслеты со звездочками носили звездочеты, с укреплявшим выносливость хризолитом надевали гонцы-скороходы. Золотые, серебряные, бронзовые, деревянные, роговые и костяные гребни оставались любимым женским украшением, но их, судя по могильным находкам, носили порою и мужчины. Встречались гребни с зубьями в один, два и три ряда, чистые и с орнаментом. Литургические вставлялись в волосы при богослужении (впервые — у Лупа Сансского, 613 г.). Потом священники начали украшать их драгоценными камнями (впервые— у Гериберта Кёльнского, 1021 г.). Церемониальные гребни использовались при коронации и введении в епископат, монашеские подвешивались ниже выстриженных тонзур на цепочках.

Специально изготовлялись драгоценные гвозди для художественной имитации распятия, а также для кладовых, ибо согласно поверью сундуки, забитые тремя золотыми гвоздями, недоступны ворам. Этнические отличия имелись у драгоценных застежек. Так, у алеманнов они были серебряными, с хитрой зацепкой; у норвежцев — тоже серебряными, но с булавкой; у франков и готов — с накидным хомутиком; на Балканах — накладными, в виде фигурок животных. Серебряную проволоку пилили на шпильки; если на них выцарапывали заклинание, то такими в магических целях протыкали изображение врага. Драгоценные серьги висели в I тыс. преимущественно на ушах мужчин и были традиционными у моряков, горцев и уборщиков мусора. Постоянно носили на равных шейные украшения и мужчины, и женщины. Из раннесредневековых некрополей археологами заимствовано множество ожерелий, собранных ныне в замечательные коллекции. Лучшими считаются хранимые в римском Национальном музее и флорентийском Музее серебра²¹⁾.

Некоторые тогдашние драгоценности, сейчас являющиеся обычными вещами, отражают специфику эпохи. Назовем служившие ходовой валютою брикеты соли, бронзу (лишь немногие храмы могли позволить себе в то время иметь бронзовые колокола), интарсьятуру (мозаичные камешки с рисунками), зеркала (простонародье гляделось в лужи, лохани с водой или куски отполированного колчедана), «агатовое» стекло с подцветкой (изготовленные из него кёльнские конические питьевые сосуды шли на экспорт, а в Лоршском монастыре с IX в. хранятся «агатовые» головы святых), пурпурную краску, мыло. Пурпурную краску изготовляли во Франции из цветного секрета желез атлантоокеанской улитки-багреца, в Италии — из средиземноморской иглянки, на Ближнем Востоке — из привозной индоокеанской багрянки. Разрезанных и высушенных улиток кипятили с солью в свинцовом котле, потом дополнительно обрабатывали. Из 10 тыс. моллюсков получался 1 г красителя, ценившегося дороже золота. Вместо мыла в начале средних веков использовали песок либо восковую пасту с загустевшим сальным раствором, а первое содовое мыло, произведшее фурор, изготовили в Марселе IX века. Магнаты посылали за ним специальные экспедиции. В старом городе Массилии, в боковом подвале крипты (подземной часовни) действовала мыловарня, а на площади возле церковного баптистерия (крещальни) торговали редким изделием.

Драгоценности оказали по-своему исключительное и весьма разностороннее воздействие на психологию и быт средневековых людей как яркий компонент их материальной и духовной культуры.

¹⁾ DUCHESNE, abb. Etude sur le Liber pontificalis. P. 1877.

²⁾ PÉRIN P. Collections mérovingiennes. P. 1982.

³⁾ ZEIP H. Die Grabfunde aus dem spanischen Westgotenreich. Brl.-Lpz. 1934.

⁴⁾ BOURNON F. Histoire de la ville et du canton de Saint-Denis. P. 1892; DURLIAT M. Die Kunst des frühen Mittelalters. Freiburg. 1987.

⁵⁾ BOURNON F. Histoire de la ville et du canton de Saint-Denis. P. 1892; DURLIAT M. Die Kunst des frühen Mittelalters. Freiburg. 1987.

⁶⁾ SCHADE G. Deutsche Goldschmiedekunst. Lpz. 1974.

⁷⁾ VARI A. Le origini di Venezia. Firenze. 1964.

⁸⁾ ESTEPA С. El nacimiento de Castilla у León. Valladolid. 1985.

⁹⁾ BLAIR С. (gen. ed.). The History of Silver. Lnd. 1987; VILAR P. Gold und Geld in der Geschichte. München. 1984. [133]

¹⁰⁾ OATES PH. The Story of Western Furniture. Lnd. 1981; GRIERSON PH. Monnaies du Moyen Age. Fribourg. 1976.

¹¹⁾ STEINGRÄBER E. Der Goldschmied. München. 1966.

¹²⁾ BLACK J. A. A History of Jewels. N. Y. 1974.

¹³⁾ WENTZEL H. Gems and Glyptics. In: Encyclopedia of World Art. Vol. VI. N. Y. a. o. 1962.

¹⁴⁾ FRIESS G. Edelsteine im Mittelalter. Hildesheim. 1980.

¹⁵⁾ DA VIES G. Diamond. Bristol. 1984.

¹⁶⁾ SCHUMANN W. Edelsteine und Schmucksteine. München. 1981.

¹⁷⁾ BRUTON E. Legendary Gems or Gems That Made History. Radnor. 1986.

¹⁸⁾ EVANS J. A History of Jewellery, 1100—1870. Lnd. 1953.

¹⁹⁾ KUGLER G. J. Die Reichs-Kronen. Wien. 1986. Именно после коронации в Риме Оттона I императором немецкие ювелиры возвели себе в правило, как они говорили, работать для трех К: Kaiser, Kirche, Kapital (император, церковь, богатство) (Silber und Cold: Augsburger Goldschmiedekunst für die Höfe Europas. München. 1994. S. 17).

²⁰⁾ WARD A. u. a. Der Ring in Wandel der Zeit. München. 1981; BATTKE H. Geschichte des Ringes. Baden-Baden. 1953.

²¹⁾ CAME R. Argenti. Milano. 1964.