выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
| Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. | |
Перевод с польского К. И. Козыриной.
Средние века. №33. 1971; №34. 1972.
[226] – конец страницы.
OCR: Bewerr
Средние века. №33. 1971.
Историография возникновения городов в Западной Европе уже более ста лет пытается разрешить основной для предмета ее исследования вопрос — существовала ли преемственность городской жизни в переходный период между античностью и ранним средневековьем?1) Многочисленные недоразумения и противоположные суждения, вызванные чаще всего различиями в методологической позиции авторов, проистекают в значительной мере также из-за игнорирования как хронологической, так и региональной дифференциации раннесредневековых городов в Западной Европе, которые рассматриваются как типологическое целое, противопоставленное городам Центральной и Восточной Европы. Это значительно затрудняет сравнительное изучение процессов возникновения городов в различных районах нашего континента.
Мы не случайно обращаем внимание на необходимость одновременного рассмотрения хронологической и региональной дифференциации, ибо ритм складывания феодализма в различных районах средневековой Европы, как известно, не был одинаков. [226]
Следует отметить, что именно отрицание преемственности городов и экономики явилось основой теорий, выдвинутых в свое время А.Пиренном и А.Допшем и оказавших огромное влияние на современную западноевропейскую медиевистику.
То же самое нужно сказать и о возникновении городов, являвшихся хотя и второстепенным, но составным элементом феодальной формации.2) И здесь мы сталкиваемся со значительными хронологическими и региональными различиями, проявляющимися прежде всего в количественных категориях. Но разве только в количественных? Нам представляется, что имели место также определенные качественные различия, позволяющие выделить отдельные типы раннесредневековых городов, разнящихся как ритмом своего развития, так и условиями, в которых происходило развитие, а в конечном итоге — отличающихся один от другого социально-экономическим характером, политико-правовым устройством и даже топографией и застройкой территории.
Там, где раньше начали формироваться феодальные отношения, там, где, несмотря на разрушения периода распада Римской империи и великого переселения народов, сохранились в степени хотя бы частично пригодной для использования позднеантичные городские учреждения (развитие которых требовало значительной концентрации сил и средств, на что поначалу «варварские» племена не были способны),— там всюду процессы образования городов находили более удобные, чем где бы то ни было, постоянные опорные пункты, располагающие вдобавок еще и значительными оборонными достоинствами (весьма важными в период усилившейся внешней опасности и внутренних войн), а также географическим положением, обусловленным многовековой традицией.
Материалы археологических раскопок, количество которых особенно возросло после второй мировой войны,3) неоспоримо показали, что в большинстве римских «civitates» и даже «castra» и «castella» сохранилась основа их застройки: крепостные стены, административные и церковные здания, некоторые хозяйственные сооружения и т.п., и что (вопреки свидетельствам тогдашних источников, обычно сгущающих краски) варвары не были в состоянии разрушить их дотла. Лишенные своего внутреннего содержания, обезлюдевшие, опустошенные и постепенно разрушающиеся, они все же оставались постоянными поселенческими и оборонными пунктами, готовыми укрыть в своих стенах новых жителей и действительно укрывавшими их, когда те, побуждаемые потребностями формирующегося феодального общества и государства, начали снова постепенно прибывать в города.
Нельзя также не обратить внимания на значение античной традиции в государственно-правовой и церковной сферах. Организационная [227] структура графств, «civitates», территориальных «pagi», викарий-сотен («centenae»), а также многих других институтов, не говоря уже о церкви, была взята из позднеантичного периода, хотя складывающиеся феодальные отношения наполнили их новым социальным и политическим содержанием. Естественными центрами государственной и церковной администрации становились или, скорее, обычно оставались «civitates» и «castra» или «castella», появившиеся в позднеантичный период. Впрочем, нужно помнить, что германская колонизация, постепенно убывавшая на запад от Рейна, не вытеснила всего провинциально-римского населения с захваченных «варварами» территорий. Не только в Италии, Галлии или Испании, но вплоть до X в. также на Мозеле и среднем Рейне4) сохранялись значительные группы галло-римского населения, жившего преимущественно в городах. Именно из их среды почти сразу же после великого переселения народов выходили торговавшие с далекими странами купцы и опытные ремесленники, призванные восстановить (чаще же — попросту отремонтировать) различные сооружения и дома, разрушенные или только разграбленные «варварами»; они же первые обслуживали ту сторону государственной и в особенности церковной жизни, которая требовала опыта и значительной специализации мастеров.
Сохранение некоторой части галло-римского населения даже в деревне способствовало тому, что не была забыта сложная техника производственных процессов и возделывания ценных культур. Речь идет, например, о знаменитом рейнском стеклоделии, об имевшей широкий сбыт бытовой керамике из окрестностей Майена (Mayen), а также о рейнско-маасской металлургии, о мозельском и эльзасском виноделии, о добыче соли в будущей Лотарингии и камня в районе массива Эйфель (Eifelgebirge); все эти области человеческой деятельности своими корнями уходили в античную традицию. И хотя в меровингскую эпоху центры массового ремесленного производства размещались часто вне городов, частичное сохранение, а затем развитие этих центров ускорило и углубило общественное разделение труда, что в конечном итоге способствовало развитию городов.
Этот еще далекий от всестороннего освещения комплекс социально-экономических и политических явлений, которые стимулировали процесс образования городов на территории бывшей Римской империи,5) оказал непосредственное влияние на возникновение городов в Северо-Западной [228] и Центральной Европе, в областях, лежавших как вне пределов империи, так и на ее периферии, где в древности городская жизнь развивалась гораздо слабее. В принципе здесь античные «castra» (реже — «civitates»), которые могли стать опорой для возникновения раннесредневековых городов, не существовали вообще или же были уничтожены массами «варваров» (в отличие от галльских и бельгийских провинций). Да и возникновение феодальных отношений, обусловивших самый процесс образования городов, здесь запоздало.
Результатом этого явился довольно медленный на первых порах темп образования городов в Северо-Западной и Центральной Европе, а затем и их специфика, что дает возможность выделить эти города в особый тип, который (правда, не без упрощения) можно назвать «младшим», или «самородным» в отличие от «старшего», или «преемственного» типа.
Одним из первых перед исследователем встает вопрос, сам по себе второстененный,— каков характер планировки и застройки территории рассматриваемых центров и в чем заключались происходившие здесь изменения. Это заставляет нас в настоящей статье уделить большое внимание часто остающейся вне поля зрения историка так называемой социотопографии города, т.е. исторически обусловленному формированию его плана.
План города является важным источником, дополняющим наши сведения о прошлом этого центра, позволяющим ясно понять и объяснить характерный для раннесредневековых городов топографический, политико-правовой, а часто и социально-экономический полицентризм (обычно — бицентризм).
Изучаемые с этой точки зрения города «младшего» типа характеризуются менее правильной формой, чем города «преемственного» типа, так как их строители были лишены возможности продолжить дело планировки, начатое еще древними. Однако детальный анализ показывает, что топографический критерий имеет лишь относительную ценность, ибо в «самородных» раннесредневековых городах отсутствие связи с древним планом заменялось концентрированной застройкой вокруг одного, а чаще нескольких политических, церковных или экономических центров, что также обеспечило более или менее правильную, часто концентрическую планировку (пример того — Ахен).
Итак, необходимо обратиться к социально-экономическим и географическим критериям. Они дают возможность утверждать, что города «младшего» типа, поначалу имевшие значительно меньше хозяйственных и оборонительных сооружений и более примитивную застройку, вместе с тем были свободны от уже готовых и установившихся решений, навязанных античной традицией.
Они вырастали непосредственно из потребностей формирующегося феодального общества и государства и лучше отвечали этим потребностям как с точки зрения своего географического положения (что при постоянном изменении центра государства Меровингов и Каролингов и при постепенном перемещении важнейших торговых путей и стратегических дорог имело большое значение), так и с точки зрения социального и профессионального профиля населения (в городах «младшего» типа роль купцов и ремесленников была более значительной, чем роль министериалов и рыцарей), а зачастую и по своему внутреннему устройству, по степени свободы жителей. Во многих городах, основанных чаще всего монархами и развившихся в каролингскую и послекаролингскую эпоху, купцы и другие королевские «люди» очень рано оказались в привилегированном положении, особенно по сравнению с жителями зависимых от церкви городов, сеньоры которых, могущественные и постоянно там [229] проживавшие, вообще были мало склонны давать привилегии какой бы то ни было категории своих поданных, что особенно проявилось в период борьбы горожан за коммунальные свободы.
Эти причины в конечной фазе раннего средневековья (начиная с IX—X вв.) привели к тому, что городские центры «младшего» типа ликвидировали свое отставание и значительно опередили «преемственные» города.
Что же касается, последних, то для них значение позднеантичной традиции основывалось прежде всего на том, что даже в период упадка их экономической и социальной роли в начальной стадии феодализма живучесть античной традиции не позволила полностью ликвидировать издавна установившееся политико-правовое и топографическое выделение городов и их жителей из сельского окружения и тем самым ускорили восстановление их экономики.
Однако в то время, когда во всей Западной и Центральной Европе, пусть в ограниченной степени, уже произошло это выделение и экономическая роль городов была восстановлена уже на новой основе, характер ной для «младшего» типа,— особое значение факторов «преемственности» отошло на задний план.
Часто этому способствовало (особенно в небольших центрах, образовавшихся не из «civitates», а из римских «castra» или «castella») вынесение топографического центра за пределы древнего города, что было наглядным символом разрыва с античной традицией.
С XI—XIII вв. во всей Западной и Центральной Европе начинает формироваться в принципе единый тип города эпохи развитого феодализма — города, опирающегося на развитие товарно-денежных отношений.
Принимая во внимание всю обширность конкретно-исторического материала и сложность охарактеризованной выше проблематики, мы в настоящей статье ограничимся исследованием городской жизни только одного из районов раннесредневековой Европы, а именно западной части Германии, точнее же — мозельского и рейнского районов и некоторых прилегающих к ним земель. Такой выбор тем более оправдан, что несмотря на еще и сейчас встречающееся, особенно в западной историографии, преувеличенное представление о воздействии германских образцов на средневековый процесс урбанизации в Центральной и Восточной Европе,6) историки социалистических стран до сих пор сравнительно мало занимались такими исследованиями.7) [230]
Если не подлежит сомнению, что в XI—XIII вв. сложился тот единый социально-экономический, административно-правовой и топографическо-урбанистический тип западнонемецкого города,8) который потом послужил образцом для городов восточной части Германской империи и западнославянских стран, то в эпоху раннего средневековья в Западной Германии мы имеем дело с двумя вышеупомянутыми типами городов.
Первый из них возник на территории, названной нами «зоной преемственного развития» и включающей в себя примозельский район9) и среднюю часть прирейнской Германии.10)
Второй «самородный» тип города развился в районе нижнего Мааса11) и в прилегающих к нему землях (вместе с Ахеном), а также в Нижней Прирейнской области12) и в Вестфалии,13) где, несмотря на когда-то несомненное римское влияние, нет признаков непосредственного продолжения античной традиции. Городская жизнь в этой части Западной Германии оказала, пожалуй, наиболее сильное влияние на города, расположенные в центральной и восточной части Германской империи; жизнь [231] эта зародилась сразу на новых, раннефеодальных основах, хотя и здесь явственно выступают хронологические различия. Если городские центры на Нижнем Маасе и Рейне развивались уже в каролингскую эпоху, то в Вестфалии они возникают только в эпоху Оттонов. Можно ли, однако, считать, что, выделив оба типа западнонемецких раннесредневековых городов, мы тем самым отразили диаметральную противоположность процессов их генезиса?
Эту проблему лучше всего рассмотреть на примере города, имевшего важное значение как в эпоху упадка Римской, империи, так и в раннем средневековье, ибо в этом случае анализ социально-экономической и топографической эволюции городского центра можно с пользой дополнить рассказом о его месте в политической и церковной жизни.
Мы имеем в виду Трир,14) который в III—IV вв. н.э. являлся одним из крупнейших и богатейших городов в западной части Империи и постепенно поднялся до ранга столицы. Его тогдашняя политическая роль находилась в полном соответствии с экономической активностью, особенно торговой, а также с пышностью его светской и храмовой архитектуры. Завоевание германцами, а еще в большей мере общая дезурбанизация, сопутствовавшая формированию феодального строя в меровингском государстве, за короткое время — в течение V и начала VIв.— разорили и обезлюдили Трир. С той поры он лишился своего экономического значения и превратился в комплекс рядовых франкских поселений. Жители этих поселений, первоначально зависимые только от меровингских королей, которых представлял живущий в городе граф (или его заместитель — викарий), были организованы в рамках сотенной системы и должны были нести различные повинности в пользу правителя — прежде всего отбывать воинскую повинность.15)
Но одновременно в Трире сохранились галло-римские элементы, объединившиеся вокруг второго политического и экономического центра, созданного в городе в V—VIвв. укрепляющейся церковью, которая со временем должна была занять место королевской власти почти во всех областях жизни. Главная роль с этой точки зрения в VI в. выпала на долю архиепископов Никеция и Магнериха, благодаря которым Трир впервые после причиненных германцами разрушений частично отстроился и, как следствие этого, его экономическая жизнь несколько активизировалась.16) В VII и VIIIвв. город стал центром растущего светского могущества трирских архиепископов. Их домены, расположенные главным образом между Мозелем, Рейном и Маасом, а также вотчины возникших поблизости или же на территории города богатых бенедиктинских аббатств — св.Максимина, св.Мартина, св.Матвея, св.Ирмины в Эрене (Ören) способствовали тому, что Трир стал играть важную роль в торговле с далекими странами, которая велась в пользу этих церковных организаций: они пускали в обращение излишки продуктов питания, получаемых ими в качестве натуральной ренты, главным образом мозельского вина и лотарингской соли. Благодаря фризским купцам эти товары [232] попадали даже на побережье Северного моря.17) В VIIIв. сильно оживился также местный обмен, который опирался на торговлю продовольствием.18)
Политика первых Каролингов, вернувших себе давно утраченные административные и фискальные права в Трире, натолкнулась на растущую как в политической, так и в экономической жизни города роль министериальных родов (de Ponte и de Palatio),19) достигших своего значения только благодаря Карлу Великому, но происходивших, возможно, от тех, кто входил еще в меровингскую сотенную систему.
Быстрый рост могущества трирских архиепископов, которые начиная с X в. активно способствуют возрождению экономического значения города (восстановление Трира после норманнских набегов, основание нового центрального рынка — Hauptmarkt — вблизи кафедрального собора20)), усматривая в этом средство для реализации своих широких политических планов, привел к формированию новых экономических, социальных, административно-правовых и частично иных топографическо-архитектонических основ Трира.21) С этого времени город вступает в период, своего средневекового развития, представляющего собой качественно новое явление, которое в принципе исключает продолжение античных образцов, хотя в некоторых областях жизни и использует, пусть несознательно, опыт древности.
Средние века. №34. 1972.
Прежде чем перейти к более детальному анализу второго, «самородного» типа городов, очень полезно обратиться к району, который можно» назвать промежуточным между двумя крупными зонами средневековой, городской цивилизации. Это — Среднерейнская область, особенно ее северная часть, промежуточный характер которой зависит не только от ее географического положения, но и от характера экономики, где наряду с транзитной торговлей по Рейну важную роль играл вывоз в близлежащие и отдаленные районы товаров собственного производства: вина, хлеба, строительного камня. Это повлияло на образование специфического социального профиля населения среднерейнских городов. Дополнительным фактором, способствовавшим появлению многосторонней специфики возникших здесь трех центров — Бонна, Андернаха и Кобленца,22) является также сложная политическая история этой части Среднерейнской области, в которой (особенно в Андернахе) резко сталкивались интересы кёльнского и трирского архиепископов.
Римский Castrum в Бонне, который был основан в середине I в. н.э. и в котором с IVв. функционировала старейшая церковь (церковь святых Петра и Иоанна Крестителя, названная затем Dietkirchen), несмотря на разрушения, причиненные германским нашествием, сохранил до IXв. немалое политико-административное значение как центр еще меровингского pagus Bonnensis. Он был не лишен также некоторых экономических функций: в VI—VIII вв. здесь действовал королевский монетный двор.23) Вокруг Castrum выросли феодальные дворы и церковные постройки, среди которых самой значительной являлась базилика святых Кассия и Флоренция, находившаяся к югу от Dietkirchen. В VII—VIII вв. вокруг нее выросло поселение, известное в источниках как villa basilica.24) Расположенное в некотором отдалении от [238] Рейна, это поселение играло главным образом роль центра феодальных владений, хотя и способствовало со временем сосредоточению людей, профессионально связанных с торговлей и ремеслом и заселивших так называемый vicus Bonnensis25) с приходским храмом св.Ремигия (VIIIв.). Третьим ядром средневекового города был двор кёльнских архиепископов (так называемый Maarhof),26) расположенный к северо-западу от примонастырского поселения.
После разрушения в результате норманских набегов древнего Castrum и vicus Bonnensis центр раннефеодального Бонна заметно перемещается ближе к villa basilica,27) недалеко от которой скрещивались важные пути, ведущие в Кёльн, Ахен, Кобленц. В 1046г. в источниках уже упоминается постоянный рынок,28) находящийся в распоряжении архиепископа. Начинает также вырисовываться новый план oppidum Bonnense.29) В XII—XIII вв. город играл незначительную роль в рейнской торговле из-за конкуренции жителей Кёльна, зато большую — в торговле с Ахеном. В основе здесь лежал прежде всего местный обмен, при котором использовалось выгодное положение Бонна на стыке двух различных географических районов.
Относящееся к 1143г. первое известие о появлении в Бонне рыночного судьи — iudex fori,30) обычно отождествляемого с шультхейсом, который уже тогда действовал ab antiquo, свидетельствует о том, что в начале XIIв. в Бонне появляется обособленная городская община; несколько позже, а именно в 1158г., впервые упоминается о боннских скабинах,31) лично зависевших от архиепископа.
Как явствует из хорошо известного примера Роингуса32) (первая половина XIIв.), именуемого, между прочим, laicus et civis Bonnensis и по всей вероятности ставшего затем шультхейсом, скабинами являлись обычно люди зажиточные, имевшие обширные земельные владения в городе и его окрестностях. На рубеже XII—XIII вв. совершалась эмансипация слоя министериалов.33) В середине XIIIв. — к этому времени относятся уже более содержательные источники — явное преобладание среди городской верхушки имели ministeriales и milites кёльнского архиепископа, связанные с осуществлением его судебной власти, а также с управлением хозяйственными службами сеньора и получившие от него в ленное владение угодья, находящиеся в окрестностях [239] города.34) Окончательному формированию городского самоуправления, а вместе с тем и полному упрочению верховной роли скабинов в Бонне способствовала хартия, пожалованная городу в 1244г. архиепископом Конрадом фон Гохштаденом.35) Усилившаяся затем городская колонизация постепенно вовлекла скабинов, несмотря на преимущественно феодальный характер их владений, в выгодные спекуляции недвижимостью. Но ничто не указывает на их прямое участие в торговле, хотя косвенное пользование доходами от такого рода операций во многих случаях вполне возможно. Исключение составляла торговля продуктами питания.
Во второй половине XIIIв. в Бонне появляется слой горожан, профессионально связанных с торговлей и ремеслом. Наиболее зажиточные из них, так называемые maiores oppidani, имели крупную недвижимость в городе и вне его, а также располагали значительными запасами готового продукта. Однако лишь немногие смогли войти в состав высшего слоя горожан, который все больше замыкался в кругу старых родов. В 1286г. кёльнский архиепископ Зигфрид, позиция которого была ослаблена войной с взбунтовавшейся столицей его метрополии, согласился на создание постоянного городского совета в Бонне,36) состоящего из 12 представителей maiores oppidani, ограничив таким образом привилегии скабинов. Это положило начало длительной конкуренции между скабинами, представлявшими более консервативную группу зажиточных жителей города, и советом — представителем торгово-ремесленных элементов.37)
Несколько иначе сложилась судьба другого среднерейнского города — Андернаха.38) Основанный во времена Октавиана Августа, в VI—VIII вв. он был одной из резиденций меровингских королей на Рейне. В VI—VIII вв., благодаря возделыванию виноградников и экспорту строительного камня, добываемого у близлежащего озера Лаах, но особенно благодаря выгодному положению на перекрестке важных путей сообщения, Андернах превратился в важный политический и экономический центр, в котором император учредил таможню. Рядом с древним Castrum, на территории которого, кроме королевской villa, находились также дворы крупных церковных сановников (в том числе трирских архиепископов), уже во времена Меровингов выросли небольшие поселения, располагавшиеся вокруг пригородных церквей.39) После норманских набегов и политических волнений Xв. они уступили место [240] более постоянному поселению купцов, лодочников и ремесленников; на его территории находился старый рынок раннефеодального города.40)
Во время правления династии Штауфенов формирующийся город попал в руки князей кёльнской церкви (в 1167г.).41) В конце XIIв. мы имеем ясно обозначившееся разделение «сфер влияния» на территории Андернаха: наряду с рыцарями, министериалами и слугами трирского архиепископа42) и императорскими служащими появляется все больше и больше министериалов кёльнского прелата. Большинство из них наверняка вышли из прежнего торгово-ремесленного пригорода. В споре между обоими архиепископами все четче вырисовывается самостоятельная позиция горожан. Они благоприятствовали усилению власти главы метрополии, обширные земли которой представляли интерес для экономического проникновения. О связи Андернаха с водным путем по Рейну свидетельствует также топографическое развитие города, которое шло в юго-восточном направлении вдоль сухопутного и водного путей, ведущих к Кобленцу и далее — к верхнему течению Рейна и к Мозелю. Около середины XIIIв. началось сооружение укреплений, окружавших территорию новой колонизации. Усилились также контакты с Кёльном и городами, расположенными на нижнем и среднем Рейне, где в XII—XIII вв. селилось много купцов и евреев из Андернаха. Среди прибывающих в XII—XIII вв. в город поселенцев явственно преобладали жители близлежащих районов.
Первое сообщение в источниках от 1129г.43) о появлении семи cives Andernacenses, наверняка, уже относится к скабинам. В 1171г. новый сеньор города — кёльнский архиепископ — провел реформу, в результате которой был образован суд из 14 членов, созываемый архиепископом и возглавляемый его шультхейсом, что ограничило права графа и императорского фогта. Членами этого суда могли быть только prudentiores, meliores et potentiores, которые в случае потери имущества исключались из его состава. О том, что одним из условий приобретения и сохранения имущества было активное участие в торговых делах, свидетельствует предписание, освобождающее от кар и штрафов тех скабинов, которые не присутствовали на обязательном ежегодном графском суде — mercationis causa.44) Удвоение числа скабинов (с 7 до 14), по всей вероятности, имело целью расширение социальной базы правительства, путем включения в состав суда богатых жителей торгово-ремесленного квартала, уже давно тяготевших к новому сеньору. Обе группы meliores — бюргерско-купеческую и рыцарско-министериальную заставил прийти к соглашению страх перед тем, что низшие слои могут овладеть городским самоуправлением.
В конце XII и XIIIв. городской суд окончательно укрепился и расширил свои полномочия, взяв в собственные руки все коммунальные дела. Многочисленные привилегии, особенно в области налогов, превратили скабинов в замкнутую корпорацию, почти недоступную для «новых [241] людей». Началось формирование скабинских родов.45) Однако их состав, был еще неустойчив и неоднороден. По мере получения ленов и поступления богатых горожан на службу к феодальным сеньорам (особенно к кёльнскому архиепископу) все большее их число становилось бок о бок с привилегированными министериалами и milites. Но распоряжение ленными или какими-либо другими земельными именьями не означало, что их владельцы получали доходы исключительно феодального типа. Это особенно относилось к лицам, которые только недавно приобрели недвижимое имущество, земельные участки и дома в городе. Впрочем, именно они по преимуществу занимались хорошо нам известными благодаря нотариальной книге46) операциями, интенсификация которых в XIIIв. свидетельствует о спекулянтских тенденциях. Существенную роль в обогащении зажиточных родов играла торговля. Она ориентировалась главным образом на местный рынок, хотя, судя по привилегиям и освобождению от пошлин жителей Андернаха (особенно андернахских скабинов),47) можно предположить наличие экспорта продовольственных товаров в отдаленные места. А к концу XIIIв. приобретает влияние группа богатых горожан, связанных с ремеслами (металлургия, ткачество, столярное дело) и со строительством;48) здесь, в Андернахе, как и в Бонне, они называются maiores oppidani.49)
Ядром расселения в Кобленце явился римский castellum, который во времена Меровингов и Каролингов служил королевским palatium.50) Вторым центром, который, однако, вплоть до XIIIв. лежал в стороне от формирующегося города, была базилика св.Кастора, основанная в 836г. Людовиком Благочестивым.51) В связи с уже развитой торговлей по Мозелю возникает и третий важный городской центр, существовавший в Xв.,— таможня,52) которая в 1042г. была передана аббатству св.Симеона в Трире. Первый известный нам тариф на пошлины, относящийся к 1104г., свидетельствует53) о том, что в то время Кобленц являлся важным пунктом на мозельско-рейнском торговом пути. Вероятно, еще в XI в. через Кобленц, который уже тогда имел рынок местного значения, проходило одно из ответвлений торгового пути, по которому перевозили невольников. Второй тариф на пошлины от 1209г.54) говорит о значительном развитии как местного рынка, так и рейнско-мозельского транзита. Однако непосредственная роль города в торговле, охватывающей такую обширную территорию, была скорее скромной. Кобленц получал свои доходы прежде всего от портовых и таможенных пошлин, а также от платежей за услуги, оказываемые заходящим в его порт кораблям: он стал важным центром ремесленного производства, развитию [242] которого мешала конкуренция легкодоступных товаров иностранного происхождения.
В XIIв. город пережил бурный период колонизации, приведшей к значительному расширению его первоначальной территории благодаря застройке соседних с древним castellum участков. Самый старый рынок, действовавший с первой половины XIв. на площади перед церковью св. Флорина,55) был перенесен затем ближе к основанной в 1180г. новой приходской церкви Богородицы.
Большинство жителей первоначального castellum принадлежали к familia трирского архиепископа, которому в 1018г.56) Генрих II пожаловал права королевского двора и регалии (взимание торговых пошлин, чеканка монет, юрисдикция) в Кобленце. Из familia происходили также министериалы и рыцари архиепископа, наблюдавшие за оборонительными стенами и осуществлявшие надзор над рынком и монетным двором.57) Во второй половине XIв. старая домениальная организация кобленцского castellum превратилась в систему, более отвечающую потребностям возникающего городского центра, хотя еще и полностью зависимого от сеньора.58) На рубеже XI—XII вв. в Кобленце появились шультхейс и скабины, которые решали, в частности, вопросы, связанные с торговлей. Постепенно в течение XIIв. наряду с ними участие в городских делах начал принимать более широкий слой горожан, называемых burgenses, с начала XIIIв. — уже cives.59) На этот процесс определенное влияние оказало сохранение некоторых элементов старой марковой организации, которая была принесена переселившимся в город в XII и XIII вв. населением окрестных деревень (vicini).60)
В это время министериалы и рыцари переживают знаменательную эволюцию. Наиболее богатые рыцарские роды61) в Кобленце, происходившие в большинстве своем из архиепископских министериалов, которые в XI—XII вв. исполняли административные и военные функции на службе у сеньора и в силу этого владели вначале большей частью земли в castellum, в XIIв. лишились части городских земель перешедших к burgenses, получив взамен во владение обширные сельские вотчины. Правда, во второй половине XIIIв. часть рыцарских и министериальных родов снова включается в орбиту коммунальных дел — как вследствие заинтересованности в сбыте своих продуктов на городском рынке, так и из-за конфликтов с феодальным сеньором, который противился их политической и общественной эмансипации. При таком положении дел в XIIIв. возрастает роль горожан в городском суде; только часть его членов происходит теперь из министериалов и рыцарей, а также людей, проникших в их ряды из слоя burgenses. [242]
Из двадцати пяти скабинских родов, упоминаемых источниками XIIIв., только некоторые происходили из отдаленных и крупных городских центров. Преобладающее большинство вышло из окрестных деревень и принадлежало к «новым людям». Большая часть городской верхушки получала свои доходы от ренты и чиншей, от спекуляции землей, от ростовщических операций и участия в прибыльных коммунальных мероприятиях,62) наконец, от управления крупными церковными имениями. Особую группу составляли монетчики,63) а также нотариусы и служащие архиепископского трибунала в Кобленце.64) О занятиях скабинских родов транзитной торговлей нам известно на примере только одного рода, имевшего семейные связи с Кёльном; но это для Кобленца скорее исключение.
Обозначившееся во второй половине XIIIв. стремление трирского архиепископа к полнейшему подчинению Кобленца привело к острому конфликту с горожанами, среди которых все более значительную роль играли разбогатевшие па торговле и ремесле и поддерживаемые цехами meliores (beste Bürgere).65) Предпринятое в то время строительство городских стен,66) вызвавшее усиление фискальского гнета, привело к образованию в конце XIIIв. городского совета,67) против которого активно боролся архиепископ. Антисеньориальное коммунальное движение,68) несмотря на первоначальные неудачи, укрепило общность интересов и стремлений различных общественных групп Кобленца. Однако эта общность оказалась непродолжительной, вскоре она должна была уступить место олигархии патрициата.
Анализ истории трех среднерейнских городов позволяет выделить две основные фазы их развития в переходный период от древности к средневековью. Рубежом между этими фазами является XIв. Это на полстолетия позднее аналогичного переломного момента, наблюдаемого в истории Трира.
В первой фазе необходимо отделить этап почти полного упадка городской жизни в IV—VIII вв. от этапа постепенного восстановления некоторых ее элементов, но еще на топографической и частично архитектонической основе, сохранившейся от позднеантичной эпохи. Во второй фазе развития среднерейнских городов можно выделить три этапа.
Ввиду недостаточности источников, непосредственно касающихся положения нижних слоев горожан, мы сочли целесообразным проследить этот процесс на примере эволюции городской верхушки, хотя полностью сознаем ограниченность такого взгляда на городскую жизнь.
Нам удалось определить, что в конце XI и в XIIв. наиболее влиятельную, сплоченную социальную группу представляют здесь министериалы и рыцари кёльнского и трирского архиепископов. Это явление, конечно, отражает преимущественно домениальный характер как экономики, так и общественно-правовой структуры тогдашнего города.
На рубеже XII—XIII вв. министериалы уступают место группе богатых горожан, представленных в городском суде, так называемых meliores, которые, несмотря на постепенно происходившее известное [244] сближение их с феодальным классом, были прежде всего связаны с формирующейся городской экономикой.
В конце XIIIв. выделяется третья группа богатых горожан — maiores oppidani, уже тесно связанная с торговлей и ремеслом; сотрудничая вначале с простонародьем и цехами, они завоевали для города коммунальное самоуправление, чтобы затем, используя его в своих классовых интересах, превратиться в олигархический патрициат, постепенно эволюционирующий в полуфеодальном направлении.
Отдельного рассмотрения, хотя и более краткого, ввиду наличия уже обширной литературы предмета,69) требует история Кёльна, ибо в средние века этот город благодаря значительному и раннему развитию занимал исключительное месте, а поскольку он был в какой-то степени образцом, его вполне можно сравнивать с другими, меньшими городскими центрами Западной Германии.
Хотя уже во время Римской империи Кёльн играл довольно важную роль, он утратил ее в период раннего средневековья в большей, чем Трир, степени и потому принадлежит скорее ко второму из намеченных нами городских типов. Фундамент средневекового города формировался здесь, на берегу Рейна, постепенно, начиная с IXв., образовав со временем торгово-ремесленный квартал (Rheinvorstadt), сохранивший в течение всего средневековья свою передовую роль в экономической жизни. Территория же, некогда занимаемая античной civitas, опустошенная и почти обезлюдевшая в раннесредневековую эпоху, только в XI—XII вв. стала заново интенсивно заселяться и была включена в пределы городских стен. Следовательно, здесь развитие средневекового города, в противоположность Триру и среднерейнским городам, началось вне территории, сохранившей следы античного наследства.
Решающим для формирования средневекового Кёльна стал XII век. Именно тогда дважды — в начале и конце века — перестраивались городские стены, так как выросла площадь города, который стал в один ряд с крупнейшими населенными пунктами империи. Одновременно жителям Кёльна фактически удалось отвоевать у сеньора первые коммунальные свободы, а именно — ограниченное судебное, финансовое и военное самоуправление, осуществляемое первоначально назначенными из числа горожан заместителями фогта и графа, потом городским судом, а затем, с 1180г., так называемыми Richerzeche — корпорацией, объединявшей всех именитых жителей Кёльна. Эти meliores и potentiores, которые уже с конца XIв. проявляли большую политическую активность, с оружием в руках выступая против сеньора, со временем получили почти исключительный перевес в руководстве городских самоуправляющихся общин-приходов (Sondegemeinden).70) Очень замкнутые и не [245] допускавшие в свой состав посторонних, городской суд и Richerzeche на рубеже XII—XIII вв. являлись главным препятствием на пути жаждущих участия в коммунальном управлении людей низшего сословия, уже игравших значительную роль в городе и сильно разбогатевших на транзитной торговле (особенно сукном) и на различных спекуляциях.71) Именно эти «новые люди», поддержанные цехами, образовали в первой половине XIIIв. городской совет, который натолкнулся вначале на сопротивление архиепископов и кёльнских скабинов.72) Но и совет, как перед этим суд и Richerzeche, быстро стал в XIIIв. органом выкристаллизовавшегося кёльнского патрициата.
Таким образом, постепенно сформировались общественно-правовые основы средневековой civitatis Coloniensis, сделавшие ее образцом для многих других центров империи и соседних стран.73)
Ахен,74) в принципе не знавший античной городской жизни и почти ex nihilo выросший в период каролингского политического, культурного и экономического обновления, является еще лучшим, чем Кёльн примером второго из намеченных нами типов западногерманских городов. Анализируя один из сравнительно мало до сих пор использованных источников ранней истории Ахена — относящийся приблизительно к 820г.75) капитулярий Людовика Благочестивого, который регулировал положение лиц, обслуживавших ахенский дворец и подлежавших юрисдикции императорских министериалов,— мы можем установить, что в начале IXв. население Ахена состояло из нескольких, очень различных с юридической точки зрения категорий. В рамках домениального строя, при котором еще преобладали министериалы и другие зависимые люди (servientes), уже появляются социально-профессиональные группы, характерные для раннесредневековых городских центров. Это частично еще зависимые ремесленники, имеющие, однако, в отличие от несвободных, собственные mansiones, а также торгующие в своих лавках и навсегда поселившиеся в Ахене купцы, среди которых важную роль играли евреи. Эти купцы заселяли что-то вроде хорошо известного по примерам других немецких городов «вика»,76) расположенного возле [246] постоянного рынка, вне которого, впрочем, также совершались торговые сделки.77) Связь ахенских negotiatores с транзитной торговлей позволяет утверждать, что первоначальное положение mercatum, видимо, обусловливалось направлением важнейшей с каролингских времен дороги Кёльн–Льеж,78) пересекающей также позднее возникший рынок на Pfalzhof и проходящей в непосредственной близости от еврейского квартала (Judengasse).
Выдвинутые еще в прошлом веке К.Рэном возражения против этого тезиса даже в случае их непринятия, заставляют задуматься над возможностью функционирования в Ахене уже в каролингское время не одного, но нескольких постоянных рыночных пунктов. Уже в IXв. можно признать бесспорным существование рынка в ближайшем соседстве с церковью Марии (на Klosterplatz), которая приобрела большое значение особенно после частичного уничтожения Ахена норманнами в 881—882гг. Будучи местом коронации саксонских и салических королей и императоров, она получила от них обширные пожалования как в самом городе, так и вообще в центре империи — на Рейне, Мозеле и в Вестфалии.79) Все же представляется, что тогда, как и в XII—XIV вв., рынок на Klosterplatz, в отличие от ахенского mercatum на Pfalzhof, имел преимущественно местный характер.
Территория, расположенная в южной и юго-западной частях дворцового комплекса, была занята еще меровингскими поселенцами и уже в IX—X вв. являлась церковным доменом. Таким образом, вопреки предположениям некоторых немецких исследователей,80) поселения императорских служителей, упомянутые в капитулярии 820г., следует искать прежде всего к северу и востоку от palatium, где из пожалований монархов со временем возникли большие церкви св.Адальберта и Христа Спасителя, а также — к западу и югу, но в значительном отдалении от дворца (в Burtscheid).
Усилившейся в XI—XII вв. в Ахене экспансии крупной церковной собственности,81) сопровождавшейся постепенной дезинтеграцией ранее компактной дворцовой территории, противостояла прежде всего группа жителей города, своим политическим и экономическим положением обязанная королевской власти. Эта группа в императорских грамотах XIIв. определялась как homines nostri Aquenses. О ее социальном составе и экономических интересах косвенно свидетельствует хартия Конрада III от 1145г.,82) выданная жителям Кайзерверта, которые в то время получили освобождение от пошлин и другие привилегии по примеру «императорских людей» из Ахена.
К интересным выводам приводит анализ другой хартии, [247] предоставленной на этот раз самим ахенским купцам83) Фридрихом I Барбароссой 9 января 1166г. Здесь мы имеем дело с самой первой в Ахене привилегией, предназначенной исключительно для купцов и не распространявшейся на других «императорских людей». Странно, что Ахен, в документе от 9 января 1166г. определенный как locus regalis, а стало быть, как поселение, лишенное полноты прав города, днем раньше, в другом документе84) того же Фридриха Барбароссы назван civitas sacra et libera, граждане которой (cives tam minores quam maiores) получили достаточно широкие права. Возможно ли, чтобы в двух документах, изданных одним и тем же правителем в одном и том же месте, употреблялась столь различная и даже имеющая противоположный смысл терминология? Это весьма сомнительно, так как термин cives применительно к жителям Ахена впервые появляется только в 1215г. в известной хартии Фридриха II,85) если не принимать во внимание более ранние повествовательные источники, как правило, ненадежные с точки зрения юридической терминологии.86) Естественно, возникает сомнение в отношении документа от 8 января 1166г., где упоминаются cives и civitas, поскольку он известен нам только в значительно более позднем пересказе. Некоторые существенные элементы этого документа содержатся в несомненном оригинале — вышеупомянутой грамоте того же Фридриха II от 1215г., которая, по нашему убеждению, знаменует переломный момент в общественно-правовом положении жителей Ахена; именно тогда из разных по своему положению жителей loci regalis они превращаются в полноправных горожан cives.
Как и в большинстве средневековых городов, бюргеры Ахена, обремененные на рубеже XII—XIII вв. поборами на сооружение городских стен,87) которые ввел император, сумели обеспечить себе определенные свободы и права, доступные ранее лишь небольшой группе императорских homines Aquenses. В то же время начинает формироваться их союз с широкими слоями городского населения; цель его состояла в том, чтобы постепенно взять верх над частными интересами издавна занимавших привилегированное положение императорских mercatores. XII и XIII века принесли городу прочный экономический подъем, основанный на сей раз (в отличие от эпохи Каролингов) прежде всего на доходах от местных ярмарок, суконного производства и экспорте его изделий в отдаленные районы.88) Таким образом, в большую торговлю, наряду с [248] издавна занимавшими привилегированное положение императорскими купцами, были втянуты разбогатевшие на суконном и других производствах burgenses; грамота Генриха VI от 1194г.89) впервые предоставила освобождение от пошлин не только mercatoribus nostris, но и burgensibus Aquensibus.
Все это способствовало включению в сферу бурно развивающейся городской экономики части связанных с ахенской sedes regalis императорских людей, в руках которых давно уже находилось управление экономическими рычагами первостепенного для города значения.
Именно из них и в несколько меньшей степени из богатых купцов до середины XIIIв. рекрутировались члены городского управления,90) состоявшего из императорского iudex, должность которого была засвидетельствована в начале XIIв. (позже он назывался шультхейсом),91) и скабинов.
Создание (по всей вероятности, на рубеже XI—XII вв.) городского суда92) должно было явиться важным шагом на пути образования ахенского locus regalis, получившего частичное самоуправление, которым раньше пользовались только императорские люди. Дальнейшее расширение коммунальных свобод в силу хартий 1215 и 1244гг.93) привело к ограничению привилегированного положения императорских homines. Вскоре после этого, около 1250г., возникает институт бургомистров и городской совет.94) Правда, первоначально этот совет представлял всю universitas civitatis, но сразу же начал сотрудничать с олигархическим судом. Очень быстро его состав был ограничен представителями ахенского патрициата, окончательно сформировавшегося во второй половине XIIIв.95)
Середина XIII в. принесла решительные изменения и в плане застройки города: предпринятое тогда сооружение городских стен наметило границы наибольшего территориального распространения civitas Aquensis;96) рынок же на Pfalzhof и окружающий его квартал, где жили богатые купцы,97) окончательно превратились в настоящий административно-экономический центр за счет дворцовой территории и Klosterplatz.
Изученный нами конкретный исторический материал позволяет выделить в рейнско-мозельском районе три различных типа городов. Два из них, названные нами «старшим», или «преемственным», и «младшим», [249] или «самородным», характерны для периода формирования на рассматриваемой территории зачатков городской жизни; позднее они уступили место третьему типу, который формируется начиная с XIв. на волне развивающегося товарно-денежного хозяйства; этот тип средневекового города в основе своей являлся общим для всей Западной и Центральной Европы.
Каковы же характерные черты городов, объясняющие их отнесение к тому или иному типу?
Здесь необходимо сделать несколько предварительных замечаний. Конкретный исторический материал показал, что только в редких случаях эти типы выступают в чистой форме, чаще всего мы сталкиваемся с переходными формами, которые только в основных чертах (а не в частностях) приближаются к тому либо другому типу. Именно так обстояло со среднерейнскими городами и Кёльном.
Прежде всего заметна количественная разница между обоими интересующими нас типами средневековых городов; она особенно хорошо проявляется в неравномерном ритме их развития. Однако глубокий анализ раскрывает также и определенные качественные различия.
Города первого типа в период падения Римской империи и нашествия «варваров» пережили действительно глубокий, но относительно кратковременный упадок. В Трире, например, уже в VI—VII и VIIIвв. обозначилось некоторое, хотя еще и очень незначительное, экономическое оживление.
Подобная ситуация сложилась также в среднерейнских центрах, хотя здесь оживление обозначилось несколько позднее. Об общих причинах этого говорилось еще во вступительной части статьи. Сейчас же нужно подчеркнуть, на чем основывалось особое экономическое положение мозельского и среднерейнского районов в раннем средневековье.
С одной стороны, здесь сохранилось много важных отраслей производства, как полностью отделившихся от земледелия, так и — значительно чаще — получивших возможность специализации еще в рамках сельского хозяйства. В этой связи надлежит назвать уже ранее упоминавшиеся производство стекла и керамики в районе Майена, металлургию, добычу соли, виноделие, добычу и обработку строительного камня и камня для жерновов в районе массива Эйфель.
Изделия всех этих отраслей шли не только на удовлетворение внутренних потребностей мозельско-среднерейнского района; сравнительно рано (уже в VIII, а керамика из Майена еще в VI—VIIвв.) они проникли к в области более отдаленные (лотарингская соль, мозельское и эльзасское вино, строительный камень и керамика — даже на побережье Северного моря). Конечно, этих изделий было немного, но они заслуживают внимания в период почти полной автаркии домениального хозяйства.
Вначале ведущим элементом в поддержании и развитии этих отраслей производства, организованных еще целиком в рамках домениальной системы, были остатки галло-римского населения; однако со временем все большую роль должно было играть германское население, которое взяло верх над галло-римским в Xв.
С другой стороны, сельское хозяйство также уже в раннем средневековье развивалось здесь быстрее, чем в других западногерманских районах,98) что связано с успехами процесса феодализации на этой [250] территории, которая являлась одним из центров монархии Меровингов.99) В Трире это великолепно видно на примере крупных архиепископских и монастырских доменов, исчерпывающе исследованных Эвигом.100) Эти домены давали большие излишки продуктов, особенно вина, которые шли не только на местный рынок (строго контролируемый сеньором и его служащими), но и на более отдаленные рынки (вспомним пример фризского купца Иббона, который уже в VIIIв. вывозил на побережье Северного моря вино из доменов аббатства св.Максимина).
Третьим элементом, способствовавшим развитию городской жизни на Мозеле и среднем Рейне, являлись сухопутные дороги, построенные еще римлянами и функционировавшие вплоть до XIIв.,101) и речные пути, использование которых для торговых целей известно в случае для Трира уже в VI—VIIIвв. Сухопутные и речные пути являлись одновременно нитями, связывавшими отдаленные владения трирских архиепископов и монастырей с находящимися в самом Трире или его окрестностях центрами территориального управления.
Еще одна характерная черта городов «старшего» типа — их полная как экономическая, так и внеэкономическая зависимость от сеньора (чаще всего духовного). Без поддержки его домениальных владений (иногда весьма отдаленных), в систему которых они были включены, эти города не могли существовать как центры производства и обмена в такой степени, в какой это имело место в VI—VIIIвв.
Кроме того, существовал полный контроль господина над деятельностью подданных-ремесленников (производимый ими прибавочный продукт имел черты феодальной ренты) и рынком. Поводом же для сосредоточения в городе специалистов-ремесленников (например, перечисленных в трирской Liber annalium iurium сапожников, скорняков, мясников, кузнецов, мастеров, делающих пергамент и оконное стекло, а также монетчиков, которые еще в XIIв. стали архиепископскими camerarii)102) служило прежде всего, если не исключительно, удовлетворение потребностей сеньора и его двора.
Точно так же обстояло дело с зависимыми купцами, которые должны были доставлять товары чужеземного происхождения, а также реализовывать излишки продуктов от натуральной ренты.
Сеньор играл здесь двойную роль — организатора искусственной концентрации населения, производства и обмена, а также потребителя, особенно предметов роскоши. Политическая власть на Мозеле и среднем Рейне принадлежала прежде всего трирским архиепископам, [251] богатым бенедиктинским аббатствам и, в значительной меньшей мере, монархам. Это отразилось на социально-профессиональном характере населения городов, среди которого ведущую роль исключительно долго играли министериалы и рыцари сеньора, в то время как купцы и ремесленники оставались элементом малочисленным и лишенным прав. Такое положение вещей в изученных нами среднерейнских городах в значительной степени удержалось и в период развитого средневековья. Даже коммунальное движение не дало политического перевеса группе купцов и ремесленников, а лишь открыло некоторые возможности для проникновения ее представителей в патрициат, состоявший равно из министериалов, полуфеодальных членов привилегированного городского суда (скабины — meliores), наиболее богатых купцов и ростовщиков (maiores oppidani) и лишь как исключение — из ремесленников.
Рассмотрим еще одну черту, характерную для городов «преемственного» типа, — их территориальную систему и застройку.
Пример Трира, Кобленца, Андернаха, Бонна дает возможность в полной мере оценить значение позднеантичных архитектонично-урбанистических основ для первоначального возрождения этих городских центров. Однако вместе с этим можно заметить, насколько унаследованные от древности план города и его застройка оказались неприспособленными к потребностям периода развитого средневековья, когда и произошли наиболее заметные изменения. Эти изменения (несмотря на свой производный характер) позволяют точно определить время, когда раннесредневековый «преемственный» тип города уступает место зародышам города эпохи развитого средневековья. Таким переломным моментом для Трира было основание в 958г. нового центрального рынка (Hauptmarkt), для Бонна — начинающийся немного позднее рост населения вокруг базилики св.Кассия, связанный с купеческо-ремесленным vicus bonnensis, и, наконец, для двух других среднерейнских городов — Андернаха и Кобленца — образование ремесленно-торговых предместий, куда постепенно переместился центр городской жизни.
В западной части Германии в раннем средневековье города первоначально исключительно, а затем преимущественно принадлежали к «преемственному» типу. Но уже в Каролингскую эпоху, а еще явственней при Оттонах Трир отстал в своем развитии; правда, он все еще оставался достаточно важным центром (главным образом благодаря политической роли своих архиепископов), но с точки зрения экономической стал второразрядным городом. Так же сложилась в конце концов и судьба других, соседних (не рассматриваемых в нашей статье) лотарингских центров — Меца, Вердена и Туля,103) которые в раннем средневековье были развитыми, а затем захирели.
Среднерейнские города продолжают развиваться и дальше (благодаря многосторонности своей экономики, опирающейся и на торговлю по Рейну, и на собственные богатые возможности); расцвета они достигнут только в XIII—XIV вв., но ценой почти полной перестройки экономической жизни, социально-правовой системы и территории.
На первое место среди рейнских и вообще западногерманских городов теперь выдвигается Кёльн. Своим успехом он обязан не столько тому, что сохранились полностью заброшенные в раннее средневековье римские стены или несравненно менее многочисленные, чем в Трире, но зато более разрушенные «варварами» светские и церковные здания, [252] сколько прежде всего своему прирейнскому предместью (Rheinvorstadt) возникшему в IX—X вв.
За Кёльном шел другой значительный центр — Ахен, абсолютно не имевший остатков древности.
Оба эти центра, представляющие «младший», или «самородный», тип раннесредневековых городов, развились на нижиерейнско-маасской территории, которая при Каролингах стала политическим и экономическим центром обновленной империи. Теперь сюда вели важнейшие дороги и торговые пути,104) здесь наиболее живо проходили процессы феодализации и интенсификации домениального хозяйства,105) здесь развивалось ремесленное производство, чаще всего сосредоточенное в городах и находившее все более широкие рынки сбыта.
Под монаршим покровительством, по природе своей менее обременительным, или при господстве кёльнских архиепископов, более уступчивых, так как светская власть только еще формировалась, развивались города, с самого начала бывшие не только резиденциями, но и центрами ремесленного производства и торговли. Жители этих городов имели больше шансов оказаться в сравнительно более выгодном социально-правовом положении, хотя еще в течение долгого времени в нижнерейнских и маасских городах удерживался сеньориальный режим и привилегированное положение богатых купцов имело характер личной зависимости от монарха (mercatores regis) или сеньора.
«Младшие» города возникли стихийно, без навязанной античной традицией территориальной системы, или как в Кёльне, вне ее. Формирование этих городов вначале шло вокруг одной или чаще вокруг нескольких — политических, церковных и связанных с ними экономических — осей. Это обеспечило более полное соответствие территориальной системы города новым экономическим, социальным и политическим нуждам.
В Ахене в X—XI вв. мы имели дело с характерным для «самородных» городов типом городского поселения, определенного в источниках как locus (по всей вероятности, это латинский перевод немецкого Stadt), которое превратилось затем на стыке XII и XIIIвв. под влиянием развития товарно-денежного хозяйства и связанных с ним социальных перемен в город с коммунальными свободами и уже сложившейся архитектоникой, в город эпохи развитого средневековья.
Последним вопросом, который заслуживает хотя бы краткого рассмотрения, является пригодность предложенной здесь классификации для городов, развившихся в других частях нашего континента.
Для стран Центральной Европы (за исключением придунайских городов, близких к «преемственному» типу, но имеющих более слабо выраженные черты римского наследия106)), а также Восточной можно [253] утверждать отсутствие непосредственного влияния античной традиции. Однако исследования польских, советских и чехословацких историков и археологов,107) особенно оживившиеся после второй мировой войны, без всякого сомнения, показали существование здесь задолго до так называемой колонизации на немецком праве108) мощных центров, которые, с точки зрения социально-экономической и политической, выполняли функции уже вполне городские, хотя и не имели еще правовых и топографическо-урбанистических форм, типичных для городов эпохи развитого средневековья.
Не вдаваясь в подробности, рассмотрение которых выходит за рамки настоящей статьи, нужно сказать, что славянские города в период формирования в Юго-Восточной Европе феодального общества и образования государств можно сравнивать с каролингскими и оттоновскими «бургами» даже с точки зрения застройки и плана, не говоря уже об их политико-административных и экономических задачах.
Это сравнение можно распространить и на некоторые из исследованных нами городов «традиционного» типа — например на Бонн, развитие которого, с тех пор как центр заселения переместился за рамки римского Castrum, отличалось от развития такого типично «самородного» центра, как Ахен, только своим размахом. Хотя Ахен как имперская столица с самого начала располагал монументальным архитектурным комплексом, в течение IX—X вв. он являлся не чем иным, как только поселением при дворце, которое можно сравнивать с посадами стольных городов Великой Моравии и Чехии, Древней Руси и Польши периода первых Пястов. Если все-таки и существовали различия, то это были различия не качественные, а количественные, касающиеся хронологии явлений и их ранга.
Правда, процесс образования городов в исследованной нами западной части Германии значительно (на одно или даже два столетия) опередил аналогичные явления в Центральной и Восточной Европе, послужив образцом и примером, особенно в области права и [254] самоуправления, а также в оформлении плана городов и их застройки.109) Но это влияние было возможно только потому, что на территориях, лежащих как к западу, так и к востоку от Эльбы, шли отличные по времени, но принципиально сходные генетические процессы, завершением которых в период развитого средневековья явился общий в своих основных элементах тип европейского города. [255]
1) Проблема преемственности городской жизни уже в начале прошлого века была поставлена немецкими историками (Савиньи, Арнольдом и др.), создателями так называемой «романистской теории» происхождения средневековых городов. В последнее время этой проблемой занялись некоторые выдающиеся буржуазные исследователи, к числу которых принадлежит, в частности, Г.Обэн. См. H.Aubin. Zur Frage des historischen Kontinuität im Allgemeinen.— «Historische Zeitschrift», 168, 1943, S.229—262; idem. Die Frage nach der Scheide zwischen Altertum und Mittelalter.— Ibid., 172, 1952, S.245—263; см. также K.F.Strohecher. Um die Grenze zwischen antiken und abendländischen Mittelalter.— «Speculum», 1, 1950, S.433—465. Теория преемственности нашла также некоторую поддержку в работах: Е.Ennen. Frühgeschichte der europäischen Stadt. Bonn, 1953, и E.Ewig. Das Fortleben römischer Institutionen in Gallien und Germanien. — «Relazioni di X Congresso de scienze storiche a Roma». Firenze, 1955, VI, p.561—598. Оба эти автора предполагают, однако, существование некоторого синтеза и происхождении городов, рассматриваемых как с точки зрения социально-экономической (Эннен), так и с точки зрения институтов (Эвиг).
Критика теории преемственности с марксистских позиций содержится в статьях: Е.Engelmann. Zur «Kontinuitätstheorie» in der westdeutschen stadtgeschichtlichen Forschung. — «Zeitschrift für Geschichtswissenschaft», 1963. 3, и T.Rosłanowski. Geneza patricjatu miejskiego w Europie zachodniej. — Kwartalnik historyczny, LXIII, 1956. S.232—252.
Следует отметить, что именно отрицание преемственности городов и экономики явилось основой теорий, выдвинутых в свое время А.Пиренном и А.Допшем и оказавших огромное влияние на современную западноевропейскую медиевистику.
2) Близкой проблеме в свое время был посвящен ряд статей западноевропейских историков-марксистов на страницах прогрессивного английского журнала «Past and Present». На конкретном историческом материале Западной Европы был рассмотрен, в частности, вопрос о роли торговли и городов в обществе и экономике феодализма. Тут выявились две диаметрально противоположные точки зрения. Одна из них была выражена американским экономистом П.М.Суизи, который, абсолютизируя роль торговли как фактора, с самого начала противопоставленного феодализму, примыкает к Пиренну. Другая, наиболее четко изложенная М.Доббом и Р.Хилтоном, справедливо подчеркивает органическую связь торговли и средневековых городов с феодальной формацией, из которой они выросли и которую обслуживали. См. сборник статей основных участников дискуссии: «The transition from feudalism to capitalism. A Symposium by Paul M.Sweezy, H.K.Takahashi, Maurice Dobb, Rodney Hilton, Christopher Hill». London, 1954. См. также рецензию на этот сборник: ВИ, 1955, №12, стр.178—182. На позициях Добба и Хилтона стоит еще один прогрессивный английский историк. См. A.Hibbert. The origins of the medieval town patriciate.— «Past and Present», 1953. №3, p.15—27.
3) См. K.Böhner. Die Frage der Kontinuität zwischen Altertum und Mittelalter im Spiegel der fränkischen Funde des Rheinlandes.— «Trier. Zeitschrift», 19, 1950, S.82—106; idem. Die fränkischen Altertümer des Trierer Landes, I—II. Berlin, 1958; E.Ennen. Die Bedeutung der Kirche für den Wiederaufbau der in der Völkerwanderungszeit zerstörten Städte — «Die Kunstdenkmäler im Landesteil Nordrhein». Beiheft 2, 1950, S.54—68.
4) См. F.Petri. Zum Stand der Diskussion über fränkische Landnahme und die Entstehung der germanisch-romanischen Sprachgrenze. Darmstadt, 1954.
5) Нa значение античной традиции для раннего развития городов в средневековой Италии обращал внимание уже К.Маркс (см. К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.23, стр.728). На конкретном историческом материале, относящемся к Средней и Северной Италии, эту проблему рассмотрела Л.А.Котельникова («Итальянское крестьянство и город в XI—XIV вв.». М.,1967), неоспоримо установив «живучесть римской традиции в Италии» и «синтез римских и германских элементов в процессе становления феодализма» (стр.326) в этой стране. Исследования другого известного советского медиевиста — А.Р.Корсунского («Образование раннефеодального государства в Западной Европе». М.,1963) позволяют распространить вышеуказанные выводы на всю Западную Европу, где существовали два различных пути формирования раннефеодального государства: первый, при котором оно складывалось в процессе взаимодействия пережитков римской государственности с разлагающейся системой древнегерманского управления, и второй, при котором раннефеодальное государство вырастало непосредственно из разлагающегося первобытного управления без заметного влияния римских политических институтов.
Существование этих двух путей развития политической надстройки, несомненно, должно было воздействовать на формирование раннесредневековых городов в Западной Европе, где на территориях «преемственного развития» мы также сталкиваемся с наложением двух генетических элементов: пережитков античной цивилизации, более всего сохранившихся в материальной культуре, и новых социально-политических и экономических элементов, привнесенных германскими народами.
6) Эта точка зрения разрабатывалась прежде всего буржуазной немецкой историографией. В период между двумя мировыми войнами — обратимся только к работам, имеющим бесспорно научный характер,— она была развита особенно в работе: R.Koetzschke. Geschichte der ostdeutschen Kolonisation. Leipzig, 1937, а также учениками этого автора — см. сборник «Deutsche Siedlungsforschungen: Festgabe für R.Koetzschke», 1927. Из более новых работ см. H.Stoob. Die Ausbreitung der abendländischen Stadt im östlichen Mitteleuropa.— «Zeitschrift für Ostforschung», X, 1961, 1, S.25—84. — Критическая оценка новейших немецких работ на эту тему дана в статье: G.Labuda, Geschichte der deutschen Ostkolonisation in der neueren westdeutschen Forschungen.— «Polish Western Affaires», II, 1961, 2, p.260 et sq., а также в рецензии Т.Лялика на вышеупомянутую работу Штооба, опубликованную в сборнике «Przegląd historyczny», LVI, 1965, 4, s.667—673.
Во французской историографии взгляды буржуазных немецких медиевистов по вопросам колонизации распространились, между прочим, благодаря статье R.Koebner. Dans les terres de colonisation: marchés slaves et villes allemandes.— «Annales d'histoire économique et sociale», 9. 1937, p.547—569.
7) В советской историографии вопрос о происхождении средневековых городов в Западной Европе, исследованный еще Д.М.Петрушевским и М.Н.Покровским (работы которых в свое время подвергались жестокой, но не совсем правильной критике), рассматривался первоначально на примере городских центров Англии, Италии и в меньшей мере — Франции, которым посвящен уже ряд ценных работ, написанных Я.А.Левицким, Н.А.Сидоровой, Л.А.Котельниковой и др. В то же время раннесредневековые города Германии изучены до сих пор явно недостаточно: в основном немецким городам посвящена работа Ф.Я.Полянского «Очерки социально-экономической политики цехов в городах Западной Европы ХIII—XIV вв.» (М.,1952) и первая книга В.В.Стоклицкой-Терешкович «Очерки по социальной истории немецкого города в XIV— XV веках» (М.-Л., 1936), но они рассматривают период позднего средневековья; интересные статьи Ю.А.Корхова «Страсбург и Трир в конце XII века» («Уч. записки МГПИ», 13, 1949, вып.3, стр.9—35) и «Ремесленники средневекового Страсбурга под властью сеньора города» («Уч.записки МГПИ», XVIII, 1954, вып.4) имеют характер локального исследования. В этом смысле началом важного сдвига является статья В.В.Стоклицкой-Терешкович «Происхождение феодального города в Западной Европе (по материалам Германии, Франции и Италии)» («Вестник МГУ», Серия общественных наук, I, 1955, стр.3—25) и особенно ее последний обобщающий труд «Основные проблемы истории средневекового города X—XV вв.» (М., 1960); однако эта работа далека от полного использования богатого конкретно-исторического материала, собранного западноевропейскими исследователями. Впрочем, ни одна из вышеупомянутых работ не касается специально сравнительной классификации раннесредневековых городов в том смысле, как она трактуется в нашей статье.
8) См. F.Beyerle. Zur Typenfrage in der Stadtverfassung.— «Zeitschrift der Savigny-Stiftung für Rechtsgeschichte».— «Germanistische Abteilung», 50, 1930, S.22 et sq.; F.Ganshof. Etüde sur le développement des villes entre Loire et Rhin au Moyen Age. Bruxelles — Paris, 1943; E.Ennen. Frühgeschichte...; H.Planitz. Die deutsche Stadt im Mittelalter. Köln—Graz, 1954; J.Schneider. Les villes allemandes au Moyen Age.— «Recueil de la société J.Bodin». Bruxelles, VI, 1954, p.467—516; VII, 1955, p.403—462.
9) См. Y.Dollinger-Léonard. De la cité romaine à la ville médiévale dans la région de la Moselle et de la Haute Meuse.— «Studien zu den Anfängen des europäischen Städtewesens. Vorträge u. Forschungen», IV. Konstanz, 1958, S.195—226; E.Ewig. Trier im Merowingerreich: Civitas, Stadt. Bistum.— «Trier. Zeitschrift», 21, 1952, S.5—357.
10) См. H.von Petrikovits. Das Fortleben der römischen Städte am Rhein und Donau.— «Studien zu den Anfängen...», S.63—76; K.Schumacher. Siedlungs- und Kulturgeschichte der Rheinlande von der Urzeit bis in das Mittelalter, I—III. Mainz, 1921—l925.
11) См. F.Rousseau. La Meuse et le pays mosan en Belgique; leur importance historique avant le XIIIе siècle - «Annales de la Société archéologique de Namur», XXXIX, 1930, p.1—248.
12) См. E.Ennen. Zur niederrheinischen Stadtgeschichte.— «Rheinische Vierteljahrsblätter», 11, 1941. S.312—316; F.Steinbach. Rheinische Anfänge des deutschen Städtwesen.— «Jahrbuch des Kölnischen Geschichtsvereins», 25, 1950, S.1—12.
13) См. C.Haase. Die Entstehung der westfälischen Städte.— «Veröffentlichungen des Provinzialinstituts für westfällische Landes- und Volkskunde». Rheie II, Heft 11. Münster in W., 1960; W.Schlesinger. Stadtische Frühformen zwischen Rhein und Elbe.— «Studien zu den Anfängen...» S.297—362.
14) См. Е.Ewig. Trier im Merowingerreich...; Y.Dollinger—Léonard, Op.cit.; T.Rosłanowski. Trèves au début du Moyen Age (IIIe—Xe siècles); contribution au problème de la continuité des villes en Europe occidentale.— «Archeologia», XVI, 1965 (1966), s.94—108.
15) См. Th.Mayer. Staat und Hundertschaft in fränkischer Zeit.— «Rheinische Vierteljahrsblätter», 17, 1952, S.344—348; F.Steinbach. Hundertschar, Centena und Zehntgericht.— «Rh. Vjbl.», 15/16, 1950/51, S.121 et sq.
16) «Gregorii Turonensis Vita Niketii»,— «Vitae Patrum», MGH, SS. rerum merov., I, p.732; «Venantii Fortunati Carmina», III, 11, MGH, AA, IV, p.732; «Venantii Fortunati Carmina», III, 11, MGH, AA, IV, p.63—66.
17) «Vita Maximini episcopi Treverensis» (MGH, SS. Rerum merov., III, p.80—81) рассказывает о фризском купце Иббоне, жившем в VII или VIII в., который, находясь на службе у трирского аббатства св.Максимина, торговал вином с дальними странами.
18) В противоречии с тезисом Р.Лауфнера (Н.Eichler, R.Laufner. Hauptmarkt und Marktkreuz zu Trier; eine kunst-, rechts- und wirtschaftsgeschichtliche Untersuchung. Trier, 1958, S.2—74), принятым во всех новейших исследованиях по этому вопросу, согласно которому трирский рынок (функционировавший до тех пор перед южными воротами древних стен Трира) был перенесен на территорию города епископом Милоном только в VIIIв., мы недавно высказали гипотезу, что трирский рынок существовал на территории города, возле кафедрального собора, с VIв., т.е. с самого начала средневековья.— См. Т.Rosłanowski. Metryka i lokalizacja najstarszego targu w średniowiecznym Trewirze.— «Archeologia Polski», t.XVI, Warszawa, 1971 (в печати).
19) См. E.Ewig. Trier im Merowingerreich..., S.242; G.Kentenich. Geschichte der Stadt Trier von ihrer Gründung bis zur Gegenwart. Trier, 1915, S.108; F.Rudolf, G.Kentenich. Quellen zur Rechts- und Wirtschaftsgeschichte der rheinischen Städte, Kurtrierische Städte, I, Trier.— «Publikationen der Gesellschaft für rheinische Geschichtskunde», 29. Bonn, 1915, S.16—18; H.Eichler, R.Laufner. Op.cit., S.14, 23.
20) См. H.Eichler, R.Laufner. Op.cit. S.25—74; MGH, SS.VIII, p.169. См. также Т.Roslanowski. Metryka i lokalizacja...
21) См. H.Spoo. Triers Ausbau von der Errichtung des Marktkreuzes im Jahre 958 bis 1360.— «Trier. Jahrbuch», 1958, S.17—25.
22) См. Т.Rosłanowski. Recherche sur la vie urbaine et en particulier sur le patriciat dans les villes de la Moyenne Rhénanie septentrionale (fin du XIe— début du XIVe siècle).— «Studia z dziejów osadnictwa», II. Warszawa, 1964.
23) См. J.Niessen. Geschichte der Stadt Bonn. Teil I. Bonn, 1956, S. 38—44; E. Keyser. Deutsche Städtebuch, III. Rheinisches Städtebuch, Teil 3, S.68.
24) Это поселение было упомянуто впервые в 804г. См. W.Levison. Die Bonner Urkunden des frühen Mittelalters.— «Bonner Jahrbücher», 136/7, 1939, №12; E.Ennen. Einige Bemerkungen zur frühmittelalterlich Geschichte Bonns.— «Rheinische Vierteliahrsblätter», 15/16, 1950—1951, S.186 ff.
25) Об этом убедительно свидетельствует пример некоего Фресобальда nomine de Bunna, который около 815г. pluralibus inter suos auctus pecuniis nam instituendis mercibus opere dabat (MGH, SS, XV, 1, p.375); E.Sabbe. Quelques types de marchands des IXe et Xe siècles.— «Revue Belge de philologie et d'histoire», 13, 1934, p.178.
26) Cm. J.Niessen. Op.cit., S.55; J.Dietz. Stadtraum und Stadtbild.— «Bonner Geschichtsblätter». 6. 1952, S.9; F.Hauptmann. Bonn ums Jahr 1200.— «Bilder aus der Geschichte von Bonn und seiner Umgebung», XIII, 1905, S.23—26.
27) В 1071 г. о Dietkirchen говорится: in suburbio Bunnae sita. См. W.Günther. Codex diplomaticus Rheno-Mosellanus (далее — CDRM), I. Coblenz. 1822, №40.
28) См. H.Cardauns. Rheinische Urkunden des X—XII. Jhs. — «Annalen des historischen Vereins für den Niederrhein», 25/27, 1874, №6.
29) F.Schmitz. Urkundenbuch der Abtei Heisterbach.— «Urkunden der geistlichen Stiftungen des Niederrheins», II. Bonn, 1908, №26.
30) CDRM, I, №134.
31) T.J.Lacomblet. Urkundenbuch für die Geschichte des Niederrhein (далее — UBNR), I. Düsseldorf, 1840, №394.
32) Названное этим именем лицо, в идентичности которого у нас нет полной уверенности, упоминается во многих документах в качестве донатора или официального свидетеля; ср. CDRM, I, №81 (1110г.), №124 (1139г.), №129 (1142г.), №149 (1149г.); UBNR, I, №394 (1158г.).
33) В конце XIIв. министериалы и челядь Dietkirchen захватили часть владений этого аббатства. См. L.Hoefer. Register der dem Stift Dietkirchen entfremdeten Güter und Gefälle.— «Zeitschrift für Archivkunde, Diplomatik und Geschichte», I, 1834, S.494—497.
34) См. J.Dietz. Die Bonner Schöffen und ihre Familien bis zum Jahre 1600.— «Bonner Geschiehlsblätter», 10. 1956. S.99—128; W. Harless. Schöten und Siegel von Bonn.— «Bonn-Beiträge zu seiner Geschichte und seinen Denkmälern», IV. Bonn, 1868.
35) UBNR, II, №284.
36) UBNR, II. №799.
37) Эти противоречия резче всего проявились в 1289—1291 гг., во время спора о доходах от торговли и ремесла, который шел между коллегиатой св.Кассия и общественностью Бонна, активнее всего представленной maiores oppidani. Ср. F.von Mehring. Weisthümer des Münsterstifts zu Bonn aus den Jahren 1289—1291.— «Geschichte der Burgen, Rittergüter, Abteien und Klöster in den Rheinlanden und den Provinzen Jülich, Cleve, Berg und Westfalen», XII. Köln, 1861, S.75—92; J.Niessen. Op.cit., S.147—148; G.Maassen. Geschichte der Pfarreien des Dekanats Bonn, I. Köln—Bonn, 1899, S.45.
38) См. P.Adams. Kurzgefasste Geschichte der Stadt Andernach. Andernach, 1955; F.Timme. Andernach am Rhein und die topographische Anfänge der älteren Flußuferstädte.— «Städtewesen und Bürgertum als geschichtliche Kräfte. Gedächtnisschrift für F.Rörig». Lübeck, 1953, S.401—421; K.Zimmermann. Vom Römerkastell Andernach zur mittelalterlichen Stadt.— «Rheinische Vierteljahrsblätter», 19, 1954, S.317—340.
39) См. J Pauly. Siedlung und Pfarrorganisation im alten Erzbistum Trier. Die Landkapitel P.Piesport, Boppard und Ochtendung. «Veröffentlichungen des Bistumsarchiv Trier», 6. Trier, S.318—325; K.Koenen. Karolingisches Grabfeld in Andernach — «Bonner Jahrbücher». 105, 1899; J.Röder. «Fundchronik.— Germania», 31, 1935, S.116 ff.; K.Zimmermann. Op.cit.
40) См J.Schwab. Überblick über die Geschichte der Stadt Andernach.— «Sonderwerk über Handel und Wandel im Kreise Mayen». Düsseldorf, 1927, S.48-62; K.Zimmermann. Die Wiek in Andernach.- «Erzähler der Heimat», приложение к «Rheinzeitung-Koblenz», 9, VI. 1952.
41) UBNR, I. №426.
42) См. Liber annalium iurium archiepiscopi et ecclesiae Treverensis. — H.Beyer, L.Eltester, A.Goerz. Urkundenbuch zur Geschichte der jetzt die preussische Regierungsbezirke Coblenz und Trier bildende mittelrheinische Territorien (далее — MU). II. Nacnträge, №15, S.412—413.
43) MU, I. №466.
44) MU, II, №5.
45) См. S.Weidenbach. Namenverzeichniss der Amtsmänner, Schultheisse, Schöffen usw. in Andernach.— «Mitteilungen der westdeutschen Gesellschaft für Familienkunde», II, 7, 1920. S.197—201.
46) См. R.Höniger. Der Rotulus der Stadt Andernach (1173— 1256. — «Annalen des historischen Vereins für die Geschichte des Niederreins». 42, 1884, S.1—60.
47) В 1299г. все жители Андернаха были освобождены от пошлины на Рейне из vinea et annona qui iis crescunt in proprietatis et bonis eorum. (K.Spahn. Studien zur Geschichte des Andernacher Rheinzolles. Bonn, 1909. S.68).
48) См. K.Wind. 440 Jahre Andernacher Zünfte (1357—1797); ein Beitrag zur Geschichte des Andernacher Handwerks. Andernach, 1955.
49) Это определение впервые было приведено в 1287г.; CDRM, 11, №325.
50) См. Ph.Filtzinger. Kastell Koblenz.— «Bonner Jahrbücher»; 160, 1960, S.168— 203; W.Günther. Topographische Geschichte der Stadt Coblenz. Coblenz, 1813.
51) См. F.Michel. Die Kunstdenkmäler der Stadt Koblenz, I. Die kirchlichen Denkmäler der Stadt Koblenz. Düsseldorf, 1937.
52) H.Hellwig. Zur Geschichte des Coblenzer Moselzolles. «Trierisches Archiv», 26/27, 1916, S.66 ff.
53) MU, I, №499.
54) MU, II, №242.
55) См. F.Michel. Der Florinsmarkt zu Koblenz und die Bürresheimer Bauten daselbst.— «Trierische Chronik». XII, 9/10, 1916, S.146—152.
56) MU, I, №293.
57) F.Michel. Der Koblenzer Stadtadel im Mittelalter.— «Mitteilungen der westdeutschen Gesellschaft für Familienkunde», XIV, 1—2, 1952, S.2.
58) M.Bär. Urkunden und Akten zur Geschichte der Verfassung und Verwaltung der Stadt Koblenz bis zum Jahre 1500.— «Publikationen der Gesellschaft für rheinische Geschichtskunde», 17. Bonn, 1898, S.4—5.
59) См. H.Conrad. Stadtgemeinde und Stadtfrieden in Koblenz während des 13. und 14. Jhs.— «Zeitschrift der Savigny-Stiftung für Rechtsgeschichte», G.A., 58, 1938, S.337—366.
60) M.Bär. Op.cit., S.1—2; idem. Zur Entstehung der deutschen Stadtgemeinde Koblenz.— «Zeitschrift der Savigny-Stiftung für Rechtsgeschichte», G.A., 12, 1891, S.1—16.
61) См. F.Michel. Der Koblenzer Stadtadel..., S.1—20; idem. Die Herren von Helfenstein; ein Beitrag zur Familien- und Landesgeschichte Kurtriers.— «Trierisches Archiv», Ergänzungsheft VI. Trier, 1906; idem. Die Waldboten am Mittelrhein.— «Jahrbuch für Geschichte und Kunst des Mittelrheins und seiner Nachbargebiete», 8/9, 1956/57, S.40—64.
62) См. M.Bär. Der Koblenzer Mauerbau (Rechnungen 1276—1289).— «Publikationen der Gesellschaft für rheinische Geschichtskunde», 5. Leipzig, 1888.
63) F.Michel. Die Koblenzer Münze und ihre Tätigkeit.— «Jahrbuch für Geschichte und Kunst des Mittelrheins und seiner Nachbargebiete», 6/7, 1954/55, S.94—124.
64) F.Michel. Zur Geschichte der geistlichen Gerichtsbarkeit und Verwaltung der Trier Erzbischöfe in Mittelalter.— «Veröffentlichungen des Bistumsarchiv Trier», 3. 1953.
65) M.Bär. Urkunden und Akten..., S.17.
66) См. M.Bär. Der Koblenzer Mauerbau..., passim.
67) M. Bär. Urkunden und Akten..., S.29—31.
68) См. Gesta Treverorum.— MGH, SS, XXIV, p.460; H.Conrad. Op.cit., S.346—355.
69) См. Н.Keussen. Topographie der Stadt Köln im Mittelalter, I—II. Bonn, 1910; R.Koebner. Die Anfänge des Gemeinwesens der Stadt Köln. Bonn, 1922; F. Lau. Beiträge zur Verfassung der Stadt Köln.— «Westdeutsche Zeitschrift für Geschichte und Kunst», XIV, 1895, 1, Teil I, S.172; Teil II, S.315 ff., K.Beyerle. Die Entstehung der Stadtgemeinde Köln.— «Zeitschrift der Savigny-Stiftung» G.А., 31, 1910, S.1—67; H.Planitz. Zur Geschichte des städtischen Meliorats. — «Zeitschrift der Savigny-Stiftung», G.A., 67, 1950, S.141—175; T.Rosłanowski. Kształtowanie sie średniowiecznego patrycjatu Kolonii na tle rozwoju osrodka miejskiego w XII—XIII wieku.— «Sttidia z dziejów osadnictwa». III. Warszawa, 1965, s.7—38.
70) Cm. Th.Buyken, H.Conrad. Die Amtleutebücher der kölnischen Sondergemeiden. Weimar, 1936; E.Liesegang. Die Sondergemeinden Kölns. Bonn, 1885.
71) См. L.von Winterfeld. Handel, Kapital und Patriziat in Köln bis 1400.— «Pfingtblätter des hansischen Geschichtsvereins», XVI, 1925.
72) K.Lamprecht. Köln im Mittelalter.— «Preußische Jahrbücher», XLIX, 1882, 5, S.512—516.
73) О широких торговых связях Кёльна свидетельствует, например, кельнский Stapelrecht 1259г., перечисляющий купцов de Ungaria, Boemia, Polonia, Bavaria, Suevia, Saxonia, Thuringia, Hassia et quibuscumque aliis orientalibus partibus cum mercibus quibuslibet ad Renum venientes (Quellen zur Geschichte der Stadt Köln, II, №396). Кёльнское городское право распространилось как по всей Рейнской области (Th.Ilgen. Die Entstehung der Städte des Erzstifts Köln am Niederrhein.— «Annalen des historischen Vereins für den Niederrhein», 74, 1902, S.1—26), так и в Вестфалии (С.Haase. Op.cit.), a через Любек проникло в Прибалтику.
74) См. Ch.Quix. Geschichte der Stadt Aachen nach Quellen bearbeitet, mit einem Codex Diplomaticus Aquensis (далее — CDA), I—II. Aachen, 1839—1841; C.Rhoen. Die ältere Thopographie der Stadt Aachen. Aachen, 1891; A.Huyskens. Aachener Verfassungsleben bis zur Gewährung der Raatsverfassung.— «Annalen des historischen Vereins für den Niederrhein», 119, 1931, S.54—85, а также другие работы этого ученого, цитирующиеся ниже; T.Rosłanowski. Palatium-locus regalis-civitas; ze studiów nad socjotopografia Akwizgranu we wczesnym średniowieczu.— «Kwartalnik historii kultury materialnej», XIV, 1966, 4, 603—616.
75) Речь идет о впервые изданном Ch. Quix'oM (CDA, I, 1, p.73, №10) и приписываемом им Карлу Великому Capitulare de ministerialibus palatinis. Переизданию его по недатированному оригиналу из Национальной библиотеки в Париже мы обязаны А. Воretius'y (MGH, CRF, I, р.297—298, №146), который вслед за J.L.Ideler'oм (Leben und Wandel Karls des Großen beschrieben von Einhard. I. Hamburg, 1839, S.24—25) приписал упомянутый капитулярий Людовику Благочестивому датируя его приблизительно 820г.
76) H.Planitz. Die deutsche Stadt im Mittelalter.., S.65—70.
77) CDA, I, 1, №101:... similiter (inquisitionem) faciat et Ernaldus per mansiones omnium negotiatorum sive in mercato sive aliubi negotiantur...
78) M.Kranzhoff. Aachen als Mittelpunkt bedeutender Straßenzüge zwischen Rhein, Maas und Mosel im Mittelalter und Neuzeit.— «Zeitschrift des Aachener Geschichtsvereins», 51, 1929, S.1—63.
79) Именно, в Андернахе, Тиле, Трабене на Мозеле и в Дортмунде.— CDA, I, 1, №17, 18, 22.
80) J.Junghanns. Die deutsche Stadt im Frühfeudalismus. Berlin, 1959, S.80. A. Huyskens. Aachen zur Karolingerzeit.— «Aachen zum Jahre 1951». Düsseldorf, 1951, S.27.
81) A.Huyskens. Die Aachener Kirchengründungen Kaisers Heinrich II in ihrer rechtsgeschichtlichen und kirchengeschichtlichen Bedeutung.— «Zeitschrift des Aachener Geschichtsvereins», 42, 1921, S.233—294; R.Jenckens. Stift und Pfarre St.-Adalbert in Aachen.— «Veröffentlichungen des bischöflichen Diözesenarchiv Aachen», 13, 1951; H.Schiffers. Der Reliquienschatz Karls des Großen und die Anfänge der Aachenfahrt».— «Veröffentlichungen...», 10, 1951, S.50 u.f.
82) Urkundenbuch der geistlichen Stiftungen des Niederheins, I. Stift Kaiserwerth. Bonn, 1904, №12, S.19—20.
83) UBNR. I, №412; A.Huyskens. Aachener Verfassungsleben..., S.54.
84) G.Rauschen. H.Loersch. Die Legende Karls dos Großen im 11. und 12.Jhd <OCR: mit?> einem Anhang über Urkunden Karls des Großen für Aachen.- «Publikationen der Gesellschaft für rheinische Geschichtskunde», 7, 1890, S.205 ff.; H.Hoeffler. Entwicklung der kommunalen Verwaltung und Verfassung der Stadt Aachen bis zum Jahre 1450. — «Zeitschrift des Aachener Geschichtsvereins», 25, 1901, S.171 ff.
85) UBNR, II. №51.
86) Jocundi translatio S.Servatii.— MGH, SS, XII, p.124; Vita Gregorii abbati Porcetensis posterior.— MGH, SS, XV, p.1198.
87) О предполагаемом сооружении стен и оборонных башен говорила уже грамота Фридриха I от 9.I.1166г., a «Annales Aguenses» (MGH, SS, XXIV, p.33) упоминают о данном в 1172 г. жителями Ахена императору обещаннии окружить город muro et moenibus в течение 4 лет. В действительности строительные работы затянулись то конца XIIв.
88) Относящееся уже к 1135г. известие о большой роли суконного производства и окрестностях Ахена содержится в Gesta abbatum Trudonensium continuatio prima. — MGH SS, X, p.309—310; ср. P.Bonenfant. L'épisode de la nef de tisserands de 1135. — «Mélanges F.Rousseau». Bruxelles, 1958, p.99—109. Из этого сообщения мы узнаем об очень тесных связях Ахена с бассейном реки Маас, что укрепляло привилегированное положение ахенских ярмарок, оговоренное многочисленными императорскими грамотами второй половины XIIв. (UBNR, I, №412, №54; MGH, Constitutiones, I, №239). Ахенские купцы со своими товарами добирались до придунайских земель (Н.Kley. Geschichte und Verfassung des Aachener Wollenambachts. Siegburg, 1916, S.17; A. Huyskens. Ein Staufisches Denkmal des Aachener Donauhandels in Passau.— «Annalen des historischen Vereins für den Niederrhein» 155/6, 1954, S.87—97).
89) UBNR, I, №412, 543.
90) L.von Coels von der Brüghen. Die Schöffen des königlichen Stuhles von Aachen, von der frühsten Zeit bis zur endgültigen Aufgebung der reichsstädtischen Verfassung 1729.— «Zeitschrift des Aachener Geschichtsvereins», 50, 1928, S.31 ff.
91) H.Hoeffler. Op.cit., S.202.
92) F.Grass. Der Aachener Schöffenstuhl.— «Zeitschrift des Aachener Geschichtsvereins», Teil 1. 41, 1920, S.125: Teil 2, 42. 1921, S.2—3.
93) A.Huyskens. Aachener Verfassungsleben..., S.60.
94) UBNR, II, №360. Первые magistri civium были названы еще в 1251г., но consilium появился только в 1259г. (CDA, I, 2, №178); ср. L.v.Coels von der Brüghen. Die Aachener Bürgermeister von 1251 bis 1798.— «Zeitschrift des Aachener Geschichtsvereins», 55, 1933/34, S.41 ff.
95) См. H.von Fürth. Beiträge und Material zur Geschichte der Aachener Patrizierfamilien, I—III. Aachen, 1882—1890.
96) E.Keyser. Op.cit., III/3, S.25.
97) См. M.Roentgen. Das gotische Rathaus zu Aachen Das alte Aachen.— «Aachener Beiträge zur Baugeschichte und Heimatkunst», 3. 1953.
98) См. K.Lamprecht. Deutsches Wirtschaftsleben im Mittelalter. Untersuchungen über die Entwicklung der materiellen Kultur des platten Landes auf Grund der Quellen, zunächst des Mosellandes, I—IV. Leipzig, 1885—1886; E.Ewig. Das Trierer Land im Merowinger- und Karolingerreich.— «Geschichte des Trierer Landes», I. Trier, 1964, S.222— 302; ср. также: H.П.Грацианский. Из социально-экономической истории западноевропейского средневековья. М.,1960; Ю.Л.Бессмертный. О социальном значении новых форм земельных держаний в рейнской деревне XII—XIII веков.— СВ, вып.24, 1963, стр.87—117; его же. Социально-экономическое положение зависимого крестьянства Среднерейнской Германии по данным Прюмского политика.— СВ, вып.X, 1957.
99) F.Steinbach, Geschichtliche Räume und Raumbeziehungen der deutschen Nieder- und Mittelrheinlande im Mittelalter.— «Annalen des historischen Vereins für den Niederrhein», 155/156, 1954, S.9—34.
100) E.Ewig. Trier im Merowingerreich..., S.287—312.
101) D.Berger. Alte Wegen und Straßen zwischen Mosel, Rhein und Fulda.— «Rheinische Vierteljahrsblätter», 22, 1957, S.176—191.
102) Liber annalium iurium archiepiscopi et ecclesiae treverensis. Quellen zur Rechts- und Wirtschaftsgeschichte der rheinischen Städte. Kurtrierische Städte. Trier, Bonn, 1915, I. Stadtrechte und Ordnungen, №2, S.8—10; F.Rudolph. Die camerarii in der Stadt Trier.— «Trierisches Archiv», XII, 1908, S.50—64.
103) См. Y.Dollinger-Léonard. Op.cit.; Gabriel (l'abbé). Verdun au XIe siècle. Verdun, 1891; M.Clouet. Histoire de Verdun et du pays verdunois. I—II. Verdun, 1867—1868, Daulnoy (le commandant). Histoire de la ville et cité de Toul, I. Toul, 1881.
104) См.: В.Rohwer. Der friesische Handel im frühen Mittelalter. Dissertation. Kiel, Leipzig, 1937; H.Borchers. Beiträge zur rheinischen Wirtschaftsgeschichte.— «Hessisches Jahrbuch für Landesgeschichte», 4, 1954, S.64—80; H.Bächtold. Der norddeutsche Handel im 12. und beginnenden 13.Jhd. — «Abhandlungen zur Mittleren und Neueren Geschichte», 21. Leipzig, 1910; M.Lombard. La route de la Meuse et les relations lointaines des pays mosans entre le VIIIe et le XIe siècle. — «L'art mosan». Paris, 1953, p.9—28.
105) E.Ewig. Die Civitas Ubiorum, die Francia Rinensis und das Land Ribuarien. — «Rheinische Vierteljahrsblätter», 19, 1954; S.1—29; S.Corsten. Rheinische Adelsherrschaft in ersten Jahrtausend.— «Rheinische Vierteljahrsblätter», 28, 1963, S.84—130; G.Duby. L'économie rurale et la vie des campagnes dans l'Occident médiéval. I. Paris, 1962.
106) См. H.Planitz. Die deutsch Stadt im Mittelalter..., passim; K.Bosl. Die Sozialstruktur der mittelalterichen Residenz- und Fernhandelsstadt Regensburg. Die Entwicklung ihres Bürgertums vom 9—14. Jahrhundert.— «Vorträge und Forschungen», XI, Konstanz, 1965, S.93—213; H.von Petrikovits. Op.cit.
107) Из общих работ прежде всего см.: A.Gieysztor. Les origines de la ville slave.— «Settimane di studi sull'alto medioevo», VI. La citta nell'alto medioevo. Spoleto. 1959; idem. Les structures économiques en pays slaves à l'aube du moyen âge, jusqu'au XIe siècle et l'échange monétaire.— «Settimane...», VIII. Moneta e scambi nell'alto medioevo. Spoleto, 1961, p.455—484; idem. Niektóre zagadnienia genezy miast slowiańskich. «Księga I MKAS», IV Warszawa, 1968; W.Hensel. Les origines des villes slaves occidetales et orientales.— «Atti del VIo Congresso Internazionale delle Scienze Prestoriche e Protostoriche», I. Roma, 1962, p.237 sg.; idem. Archeologia o poczatkach miast slowiańskich. Warszawa, 1965. О польских городах см.: Les origines des villes polonaises, ed. par P.Francastel. Paris, 1960; Artisanat et la vie urbaine en Pologne médiévale.— «Ergon», III. Warszawa, 1962; T.Lalik. Z zagadnień genezy miast w Polsce.— «Przegląd Historyczny», 1958, №3; S.Trawkowski. Z zagadnień genezy średniowiecznych miast polskich.— «Kwartalnik Historii Kultury Materialnej», 1960; K.Buczek. Targi i miasta na prawie polskim. Wrocław, 1964. Обзор библиографии польских городов см.: H.Samonowicz. Badania nad dzeijami miast w Polsce.— «Kwartalnik Historyczny», LXXII, 1965, №1, s.111—126. О русских городах прежде всего см.: М.Н.Тихомиров. Древнерусские города. М.,1956; а также доклады и сообщения Б.А.Рыбакова, E.М.Загорульского, В.И.Довженока, А.М.Шовкопляса и H.Н.Воронина, сделанные на I Международном съезде славянской археологии в Варшаве: «Księga I MKAS», III—IV. Warszawa. 1968. О городах на территории Чехословакии см.: J.Poulik. The Latest Archeological Discoveries from the Period oî the Great Moravian Empire.— «Historica», I, 1959, p.7 sq., а также сообщения В.Прохазки и Б.Хроповского, сделанные на I Международном съезде славянской археологии; «Księga I MKAS». IV. Warszawa, 1968.
108) Это признают самые добросовестные буржуазные исследователи, даже западногерманские. См. Н.Ludat. Vorstufen und Entstehung des Städtewesens in Osteuropa. Zur Frage der Vorkolonialen Wirtsclialtszentren im slawisch-baltischen Raum. Köln, 1955; H.Jankuhn. Origines de l'habitat rural et des villes slaves.— «Księga I MKAS», IV Warszawa, 1968.
109) См. T.Rosłanowski. Développement des formes et institutions urbaines en Europe occidentale et leur influence sur les villes médiévales du Centre-Est européen — «Księga I MKAS», IV. Warszawa, 1968.
Написать нам: halgar@xlegio.ru