выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
|
|
выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. |
|
Весь средневековый культ проникнут символизмом, и Белет с Дурандом1) только подводят итоги долгому развитию.I) Церковь не довольствуется тем, что ставит свой культ в связь со Христом, Богоматерью и святыми чисто словесными воспоминаниями о них и посвящением особых дней празднованию того или другого события. Она не устает отображать истины веры, жизнь Христа и события священной истории в своих обрядах, храмах, в мельчайших бесконечно умножаемых мелочах культа. Чтобы напомнить о втором пришествии, около середины хора привешивают кусок пакли, и епископ, проходя зажигает его на виду у мирян: так и мир будет сожжён огнём.II) Папа и сослужащие ему иереи символизируют Христа и апостолов; процессии — почитание, в день Вознесения оказанное Христу апостолами, когда вместе с Ним сошлись они на гору Елеонскую.III) В последние три дня страстной седмицы — с того самого вечера, как предан был Христос, — умолкают колокола, «потому что замолкли в те дни апостолы и проповедники и другие, подразумеваемые под колоколами». В пятницу, в знак предания Христа на смерть, [158] тушат все свечи, и богослужение оканчивается во тьме. — Все оставили Христа, но не все сразу, и поэтому свечи тушатся не сразу, а то одна, то другая, постепенно; и в некоторых церквах тушат их восковой рукой — рукою предателя Иуды.IV) Вся ночная служба в эти последние дни исполняется «громким, как бы страшным голосом», дневная же — тихим; только антифон2) к псалму Benedictus намеренно громким и как бы устрашающим, обозначая шум когорты, приведенной Иудою, чтобы пленить Христа.V) Обычно пышно украшенный, но бедный во время поста алтарь обнажают два диакона, совлекая с него покрывало, как бы раздирая священный хитон Христов.
Все эти символы — я привел только несколько примеров — стоят на грани собственно символа и «священного действа». Но не менее символов, застывших в статуарной форме чуждого драматизму обряда или предмета культа. Так, чаша означает могилу Христа, покрывающая её патена3) — надгробный камень могилы и т.д.VI) И что значит нести зажжённую свечу во время процессии? — Это значит нести самого Христа. В свече, — разъясняет своей пастве символ архиепископ Пизанский Федериго Висконти, — три составные части: фитиль, воск и огонь.4) Они означают душу, плоть и божественность Христа. Мы не можем нести самого Христа, и вместо Него несём свечу. Но тот, кто хочет «истинно нести свечу», должен обладать тремя обозначаемыми ею свойствами: смирением, целомудрием и любовью, потому что фитиль означает смирение, воск — целомудрие и огонь – любовь.VII)
В середине поста, в воскресенье, когда поётся «Радуйся Иерусалиме», папа дарит префекту города золотую розу. Эта роза, содержащая внутри мускус и бальзам, символизирует Христа или троичность его существа.VIII) [159]
Культ отражает религиозную историю человечества. Трём периодам её соответствуют три ночные службы. Женщины не снимают в церкви головного убора в память того, что Ева погубила людской род. Три раза звонят, и первый звон означает Павла и его слово, второй – Варнаву,5) третий — обращение отвергнутых иудеями апостолов к язычникам. Но так как наставляли их апостолы в вере четырех Евангелий, в некоторых церквах и звонят четыре раза. Во время таинства крещения погружаемая в воду свеча символизирует:6) зажжённая — облако света, потушенная — тучу, руководившие израильтянами в пустыне.IX)
Актами и предметами культа знаменуются истины веры и религиозной морали. Олива или пальма, носимые в Вербное воскресенье, выражают победу над своими грехами и дьяволом и примирение с удовлетворённым нашим покаянием Богом. Процессия в день Вознесения — восхождение христианина от добродетели к добродетели; соль, влагаемая в уста крещаемому, — мудрость, помазание ему ноздрей и ушей слюнами — укрепление в вере.X) И не только сам храм, символизм мельчайших деталей которого достаточно известен,XI) а и колокола полны глубокого символического смысла. Они делаются из меди, твёрдого и звучного металла. — Очевидно, это означает проповедников: сам колокол — их уста, а язык его — их язык. Веревка, за которую тянут, ведущая к дереву, означает Священное Писание Нового Завета, ведущее начало свое от крестного древа. Верёвка идёт к руке священника потому, что Священное Писание должно переходить в его дела. Кольцо, за которое верёвка привязывается к языку, означает умеренность: проповедник должен раскрывать уста свои только в соответствующее время.XII)
Приступая к толкованию мессы, папа Иннокентий III замечает: «Это служение расположено с такою предусмотрительностью и порядком, что в большой части содержит содеянное Христом и во Христе с того времени, как Христос сошёл с неба, и до того, как Он вошёл на небо. Это представляет оно удивительным образом как в словах, так и в знамениях (signis)». И немного выше: «Всё это полно божественной тайны и изобилует исключительной небесной сладостью».XIII) Но то же самое следует [160] сказать и обо всём культе вплоть до мельчайших его подробностей. В каждой открывается символ, и не один, а много. Каждая может быть рассмотрена как в применении к жизни Христа, так и в применении к священной истории, истинам веры и моральным истинам. И мало этого, — весь культ может быть объединён в стройную систему как грандиозное выражение многозначительной истины. Истолкователи культа раскрывают нам соответствие религиозного (культового) года с историей человечества, распадающейся на четыре периода — от Адама до Моисея, от Моисея до Христа, от Рождения Христа до Его вознесения на небо, и от Вознесения до Страшного Суда, — из которых каждый соответствует одному из времен года, подразделяющих культ: зиме, весне, лету и осени.
Действительно, легко усмотреть внутреннее соответствие между периодами жизни человечества, временами года и суток и истинами религии. Время от Адама до Моисея — время уклонения человечества с его истинного пути, вины и отчаяния, время слепоты и неведения. Адам первый уклонился от дороги истины, и за ним последовали его потомки, ставшие «детьми гнева». И исчезли в это время сила веры и цвет надежды, и плоды любви, погубленные холодом неверия. Разве не очевидно, что этот период — зима, которой соответствует период богослужения «от семидесятницы до Пасхи», как второй период — время обновления и призвания, время учения пророков, — когда были брошены семена, обещавшие великий урожай, и дети гнева стали детьми благодати, соответствует весне? Третий период, совпадающий с земной жизнью Христа, время освобождения, оправдания и благодати — вертоград Господен, зазеленевший и зацветший весною, принес нежные и сочные плоды — «согласуется с летом». После Вознесения Христа наступил последний, продолжающийся доныне период «великого года земной жизни» — время блуждания, печали и борьбы. Падают и теряют цвет свой листья вертограда Господня, и мы, как пилигримы, блуждаем и ищем небесного царствия в меркнущем свете вечера. Это время испытания, когда ждем мы Дня Судного, который придет, как тать в нощи. Наступила осень — «веяние отделяет друг от друга зерна, и кладут их в житницу, а солому сожигают».
Но этого мало. И «солнечный год» и «год земной жизни» «согласуются» с подразделениями суток: их периоды соответствуют — haud male conveniunt7) — ночи, утру, полудню и вечеру. Земная жизнь Христа — главное явление в жизни человечества, и понятно, что «согласование» распространяется и на неё. Вникая в «главные деяния Христа» — «principales actiones Cristi», мы видим, что зиме и ночи соответствуют «Страсти Христовы» и «относящиеся к ним пост и искушения»; весне — «Рождество [161] Христово», «к которому относятся» Обрезание, Богоявление, Крещение и Очищение; лету — Воскресение с Вознесением и Дарованием Духа Святого; осени — Пришествие на суд и относящиеся к нему Преображение и чудеса.
Наконец, в систему вводятся и антропологические моменты, как ясно уже из обозначения периодов — «время вины и отчаяния», «обновления и надежды», «примирения, оправдания и радости», «печали и борьбы». Это нечто большее, чем характеристика прошлого состояния человечества, потому что прошлое характеризуется схемами, применяемыми обыкновенно к настоящему и стоящему в психологической связи с культовыми переживаниями данного периода. Так же следует понимать и характеристику людей четырех периодов как «детей гнева», «детей благодати», «племени справедливости» и «наследников вечности и славы».XIV)
Вся эта символика выражена в культе, в подразделении круга годового богослужения на четыре части: 1) от Семидесятницы до Пасхи, 2) от «Adventus Domini»8) до Рождества, 3) от октавы9) Пасхи до октавы Пятидесятницы и 4) от октавы Пятидесятницы до «Adventus Dominb. И это соответствие проведено довольно глубоко. Так, в течение первого периода читают книгу Бытия, «где рассказано о падении прародителей», в течение второго «наиболее ясно говорящую об обновлении» книгу Исайи; в течение третьего — Апокалипсис, «в котором в полноте излагается тайна примирения»; в течение четвертого — книги царей и Маккавеев, в которых рассказано о многочисленных войнах, символизирующих возложенную на нас духовную борьбу. Стройность соответствия несколько нарушается неполным совпадением между первыми четырьмя и пятым (культовым) рядами. Но и для этого есть своё значительное объяснение. — Церковь начинает свой круг празднеств с весны, со «времени обновления» для того, чтобы не начинать с зимы заблуждения и не повергнуть тем человека в отчаяние.XV)
Таким образом, получается величественная и стройная система, охватывающая и дело Христа, и религиозную жизнь [162] человечества, и жизнь природы, и созвучащие ей религиозные настроения человека, и священный культ церкви. Каждая мелочь культа истолковывается символически, и все эти истолкования сливаются в одно целое грандиозное построение. Удивительна символика готического храма. Культ — тоже готический храм, созидаемый тысячами строителей, заложенный вместе с началами церкви и непрерывно растущий и украшаемый, непрерывно обнаруживающий внимательному взгляду всё новые и новые глубины и красоты. Строительство ряда поколений нарушает единство храма: новые пристройки не всегда согласуются со старыми, старые преобразуются, меняются стиль и план, но это как будто увеличивает грандиозность здания, и в замысле целого тонут часто противоречивые замыслы отдельных строителей. Так и культ. Не во всем сходятся толкователи: одни и те же акты для разных людей символизируют разное, даже для одного и того же человека, смотря по обстоятельствам. Но неизменным остается уклон к символизму и неудержимая потребность везде раскрывать символы. Немногие в состоянии понять всё величественное единство строения — кто охватит взором стиснутый домами средневековый собор? — но чувство символического единства культа живет в сознании.
Символика культа — создание церкви, частью создание намеренное, частью претворение символизирующею мыслью традиции. До известной степени это игра ума, но игра со священным и потому сама священная. И если, устанавливая новый обряд, имеют в виду его символическую сторону, то естественно, что и древле установленные Христом, апостолами и святыми обряды должны казаться обладающими тою же символической природой. Поэтому и символическое толкование актов культа рассматривается не как измышление, присоединяемое к ним, а как раскрытие настоящего их смысла, их природы, священной, потому что восходит она к святым и к святой церкви. С раскрытием символа и исканием его соединяется ощущение чего-то таинственного, мистического, и сам символ приобретает мистический характер. Это особенно ясно в той категории символов, которая связана с таинствами. Акты, сопровождающие крещение, причащение, отпущение грехов и прочее, символичны и толкуются символично, от воды и соли в крещении до хлеба и вина в таинстве евхаристии, от жестов священника до произносимых им слов. Крещаемому кладут в рот соль, чтобы «гной и нарыв грехов его очистилися даром божественной мудрости». Соль и положение её в рот здесь символы, но вместе с тем обладающие магическою силою предмет и акт. «Грудь помазывают елеем, чтобы закрыть знаком креста доступ дьяволу». [163] Тут всё символика, но вместе с тем и магическое действие. Формулы церковных «благословений» (Benedictiones) строятся на уподоблении совершаемого событиям Священной Истории и актам Христа, т.е. символически, но все благословения обладают магической силой. Не означает ли это, что и сам символ обладает ею? Символическое истолкование культа — игра ума; однако игра всерьез, понимаемая как раскрытие тайного смысла культа, заключённой в нём абсолютной истины, и сопровождается она ощущением проникновения в глубокую тайну и «сладостью», вызвавшими восторг папы Иннокентия. Но характерен и сам факт, что размышление над культом превращается в символическое его истолкование, что работа мысли принимает символизирующий оборот. И эта символичность мышления захватывает область большую, чем церковный культ.
Проповедник избирает темою своей проповеди крестные страдания Христа. Он останавливается на кресте, берет его ширину, длину, высоту и глубину и путем ряда соображений, может быть смешных и наивных на наш взгляд, усматривает в нём символ христианских добродетелей. Крест спас человечество, — христианина спасают добродетели, им символизированные, т.е. сам крест, понятый в существе своем. И почему Христос пострадал именно на кресте? Может ли быть это случайностью, когда премудрое Божество предусматривает все? — Конечно нет! — «Форма креста» ведет свое начало от первого человека. Она не что иное, как подобие, символ человека с распростертыми руками. Отсюда ясно, что человека можно было спасти только крестом. И как таинственно через всю историю человечества проходит этот крест! — Ной построил ковчег, в котором спаслось человечество от пучины вод, как позднее спасено оно крестом от пучины греха, длиною в триста (trecenti) локтей. Но ведь триста (trecenti) начальною буквою своей выражает тайну креста, потому что «t», «tau», изображает собою крест. Благословляя своих детей, Иаков перекрестил руки, левой благословляя стоявшего справа старшего и правой младшего, стоявшего слева. Разве может быть случайностью деяние св. патриарха, когда каждое слово Библии полно глубокого смысла.XVI) «Как глубока тайна креста! Как велико это таинство!» Понятно, что «крест восстановляет здоровье, дарует [164] благословение, отделяет от вероломных, освобождает от опасностей, прогоняет врагов, делает победителями».XVII)
Крест символизирует фигуру человека, которая и сама по себе полна символического значения. — У человека два глаза для того, чтобы левым созерцал он вечные муки, а правым вечное покаяние.XVIII) Но не только в человеке, во всей природе скрыты символы. Возьмём простой орех. Он «знаменует» собою Христа. «Сладость Христа и божественность Его, покрытая плотью», изображаются зерном, а крестные страдания корой. Пепел — дерево, превращенное огнем в пепел, а так как дерево означает закоренелость греха, а огонь — очищение страданием, то и пепел знаменует раскаяние. Власяницу делают из козлиной шерсти. Но козёл как животное сладострастное символизирует сладострастие, следовательно, власяница вполне соответствует своему назначению, являясь, так сказать, гомеопатическим средством смирения плоти. А птицы, жаворонки? Разве жаворонок не символизирует собою монаха, носящего капуций,11) и разве не указывает он монаху на то, как монах должен жить?XIX) Символичны и исторические события. — Орланд, Оливерий12) и другие паладины Карла Великого жили, боролись за веру и «приобретали славу» не только ради себя, но и для того, чтобы религиозные люди могли последовать их примеру, конечно, соответствующим образом истолкованному.XX) Скажут: «Это сравнение». — Разумеется, сравнение, но так ли легко и всегда ли возможно отличить сравнение от символа?XXI)
При символическом уклоне мышления, существование которого я пытаюсь утверждать, грань между сравнением и символом трудно проводима. — Человек глупый и необразованный и сравнить-то не сумеет. Другой сравнит, да не поймет. А истинно [165] мудрый — sapiens, savio — не отнесется легкомысленно и к сравнению.
Умный человек «с разумом и порядком» делает решительно всё. И чем умнее он, тем с большею разумностью и не без «для чего». Поэтому, если бы был совершенный мудрец, он с разумом делал бы всё, даже самое малейшее. Разумеется, мы, люди мало разумные, так не поступаем, не задумываемся о смысле и цели своих поступков. Но Иисус Христос, сама истинная мудрость, поступал как совершенный мудрец. Он никогда не сказал ни одного слова менее или более, чем надо. Он не выпил ни одной капли вина, не поспал ни одного часа больше, чем следует, предусматривая всё до мельчайших подробностей.XXII) Но ведь то же самое соображение в не меньшей степени применимо к Богу, устроителю мира. Неужели же Он без цели и без цели глубокой дал именно такую, а не какую-нибудь иную окраску жаворонку? — Всякий ответит на этот вопрос отрицательно. Может быть, он всплывал не так уже часто, но действовали и думали так, как если бы он был решен в положительном смысле. К такому решению обязывала и традиция экзегезы14) Священного Писания, каждая буква, каждое слово которого обладало, кроме буквального, ещё другими таинственными смыслами.
Христос сказал, что Он принёс на землю меч. Это можно понять просто — «раздор». Но такое понимание не всегда удовлетворяет. — «Меч в этом месте — слово Божье или учение Христа. Принёс Господь на землю этот меч, т.е. слово своей проповеди, чтобы мы ежедневно боролись с дьяволом и пороками нашей природы».XXIII) «Возрадуйтесь, небеса и обитающие в них!» — говорится в Апокалипсисе. Это сказано не только в буквальном смысле, а и в применении ко всякой праведной душе. Душа же праведного называется небом в двух смыслах. Во-первых, она называется небом потому, что в ней духовно восседает Бог, а во-вторых, потому, что небо (celum) происходит от глагола «celare» (скрывать) и скрывает от нас свои тайны, как и душа – свои.XXIV) Христос явился Марии Магдалине в виде садовника. Не случайно, а потому, что, «как хороший садовник выдергивает все вредные травы, чтобы лучше росли хорошие, так и Господь наш ежедневно [166] вырывает с корнем из церкви все грехи, дабы произрастали в ней добродетели».XXV) Всякое событие Священной истории заключает в себе тайный смысл помимо смысла буквального. История Эсфири учит жен повиноваться мужьям, а кроме того, изображает историю падения Евы и избрания Богом Девы Марии в царицы небесные.XXVI) История заключения Петра разъясняется тем, что смысл имени Петра — «agnoscens»,15) и поэтому он означает христианина, познающего Бога верою и освобождающегося от цепей греха и из темницы дьявола, символизированной темницею Ирода.XXVII)
Писатели и проповедники обнаруживают какую-то неутолимую жажду везде в Писании искать символов. Количество этих символов по природе самого метода неистощимо. Они скрещиваются, перепутываются, меняются, отливаются в традиционный фонд, переходящий из уст в уста, из книги в книгу. В толковании Писания и Священной истории повторяется то же, что мы наблюдали в толковании культа. Уже при рассмотрении культа эти символы оказываются не простою игрой ума, а раскрытием тайного смысла обряда, акта или предмета культа, обнаружением скрытых в них истин. И здесь это символизированье — не детское фантазирование, а раскрытие смысла, обретение истины. Говорят «significatur», «обозначается», «означается». И когда речь идёт об установленном людьми обряде, легко, хотя и необязательно, понять это реально. Но когда церковь «означается» через Ноев ковчег или дело Христа через явление Его в виде садовника, мы обязаны предполагать нечто большее. Не толкователь берёт и выражает свою моральную или религиозную идею произвольным толкованием слова, а перед ним раскрывается сама вечная истина, заключённая в простом, казалось бы, библейском рассказе. Как в толковании культа значение символа как скрытой истины усиливается тем, что символически стараются понять священное, так и в толковании священных текстов. Ведь толкуют слова самого Бога или слова богодухновенного писателя. И можно ли допустить, что богодухновенный писатель не имел в виду истины, которую находит толкователь?
Один и тот же текст толкуется, «раскрывается» на много ладов. Одно и то же слово, смотря по контексту или задаче толкования, имеет много значений: сегодня одно, завтра другое, потом третье и т.д. Но это свидетельствует лишь об одном: о бездонной глубине тайн в каждом слове Священного Писания. Множественность символических толкований ещё менее затрудняет [167] толкователя, чем нас при объяснении явлений затрудняет возможность множественности причин. Изменяйте, сколько хотите, текст или объект, подлежащий толкованию, вы не затрудните толкователя.XXVIII) Он всегда найдётся и всегда победоносно выйдет из затруднения.
Экзегеза Священного Писания и толкование культа усиливают то обаяние, которое присуще самому методу символического понимания, сознание раскрытия тайны, нахождения истины, когда толкуемое кажется бездонно глубоким, скрывающим в себе ещё какие-то, пока неизведанные, но уже чуемые сердцем тайны. Но ведь и символическое истолкование внешнего мира тоже ориентировано религиозно, к религиозным идеям и темам. В исторических событиях и явлениях природы ищут поучения, т.е. моральной истины, истины религиозной или подобия Христа. Таким образом, и тут символизм сохраняет оттенок священного, мистического, и тут принимается всерьез. Легко обосновать его ценность как метода познания истины вышеприведёнными соображениями о премудрости Божией, но она, эта ценность покоится не на логических доказательствах, а на внутреннем убеждении в том, что раскрытие символа — путь к нахождению истины. Только поняв смысл символики в применении к Священному Писанию, можно понять, как Иоахим Флорский пришёл к своему построению истории человечества. Он только и делал, что переворачивал и пережёвывал тексты: «ruminabat sanctam Scripturam»,16) а в результате нашёл вечную истину; стремясь понять тексты, открыл неведомое. Не забудем, что ссылки идеологов папства на «два меча», на «солнце и луну»,17) — не простое сравнение, а убедительнейший аргумент, правомерность которого начинают отвергать только при Бонифации VIII18) в лагере его царственного противника. Бесконечен мир и бесконечна область познания, ибо все явления исполнены тайного смысла, все имеют отношение друг к другу и главным образом к богословию.
Non est rien en cest munt
Ki essample ne dunt
Kil savreit demander
Enquerre e espruver.19)
Я знаю, мне можно возразить, что искание символов — просто детская и наивная игра ума. Да, но игра священными предметами, [168] и, как настоящая детская игра, она принимается всерьёз. Раз признаётся за нею характер священности и серьёзности, признаётся и то, что я не вычитал в текстах ничего в них не заключающегося. Гораздо существеннее покажется замечание, что символическое толкование часто, очень часто или чаще всего было делом механическим, не сопровождавшимся каким бы то ни было ощущением нахождения истины или раскрытия тайны. Во-первых, мне кажется сомнительною частота такого явления. Почему, действительно, надо считать пустословием средневековые проповеди и богословские сочинения, не считая в то же время бездушным пустословием наши ученые сочинения или лекции? Полагаю, что, если сравнивать то и другое, преимущество не окажется на стороне современности. Во-вторых, вяло и бледно излагая найденные другими истины, мы (как правило) не сомневаемся в них. Почему же средневековый писатель, излагая раскрытый другими символ, должен был относиться к нему только как к чему-то внешнему, для него безразличному? И почему нахождение нами крохотных истин в добавление к заученным лучше, чем искание символа в орехе? Наш отдалённый потомок будет основывать свое убеждение в том, что мы верили в годность наших методов, не на ученических изложениях «доказанного наукой», а на образцах подлинного искания истины. Так же должны и мы отнестись к нашим предкам. И если взять лучшие образцы символического толкования, в них несомненны те черты, которые отмечены выше. Умственная деятельность эпохи выливается в форме символического мышления в богословии и философии, в изложении исторических событий, в простом размышлении и гаданиях о будущем. Символика занимает писателя и проповедника, читателя и слушателя. Символическое истолкование рассматривается как метод нахождения истины, и символизирующее мышление даёт интеллектуальное удовлетворение и ощущение раскрытия тайн мира. А так как оно ориентировано религиозно, то и сопровождается ощущением священного и мистического.
Символизм мышления приводил к весьма важным последствиям. Благодаря ему раскрывалась тайна мира, и в мире все оказывалось тесно связанным, сплетённым друг с другом, прилаженным одно к другому. Христос сказал Петру: «Ты Петр, и на этом камне созижду Я церковь Мою, и врата Ада не одолеют её». Он указал этими словами на борьбу церкви с дьяволом, но, предвидя появление еретиков, Он подразумевал под вратами Ада [169] ещё и этих еретиков.XXIX) В начале мироздания Бог сотворил солнце и луну. Тогда ещё не было ни людей, ни государства, ни церкви. Но Господь знал, что они будут, и поэтому сотворил луну меньше солнца и светящейся отражённым солнечным светом, чтобы потом люди знали, что церковь выше государства. Когда Бог создавал жаворонка, он предвидел, что св. Франциску понадобится указать образец одежды для своих братьев. Создавая орех, Господь сознательно уподобил его Христу. Бог посылает святость некоторым людям не только ради них самих, но и ради других целей, которым они будут служить примером. Поэтому Он и не оставляет светильника под спудом, а прославляет святых своих чудесами, «которые не создают святость, а показывают её». Были паладины у Карла Великого, но они "боролись не только для Карла и для своей славы, а и для того, чтобы подать пример служителям Христа. Во Флоренции был убит Корсо Донати, но был он убит около Сан Сальви,XXX) «dove gia molti mali avea fatti e fatti fare».21) Во Флоренции же осёл залягал до смерти льва. Это сочли признаком великих изменений, предстоящих коммуне, а люди учёные сумели связать это с одним предсказанием Сивиллы22) и с судьбой церкви.XXXI) «Signori della moneta»23) приготовили в дар Иоанну Крестителю ко дню его праздника большую и богатую свечу на большой и богатой колеснице. Но колесница упала на ступени ворот дворца приоров и разбилась. Флорентийцы решили, что это дурной знак, обозначающий близкое падение курса денег и т.д.
Итак, всё в мире связано друг с другом, и одно знаменует другое. Отсюда получается убеждение в неизменном, необходимом течении мира, в «corso di natura», как выражались в XII—XIII веках. — Неожиданный вывод из символизма мышления. Но он обосновывается не только этим символизмом, а и многим другим. Не говоря уже о том, что само понятие чуда предполагает понятие corso di natura, достаточно указать на распространённость веры в приметы и предзнаменования. Всякое примечательное явление, будет ли это метеор, пронёсшийся по небу, или падение куска штукатурки с гербом со стены палаццо подеста24) во Флоренции, — является знаком, символом другого явления. Все связано друг с другом. В народном сознании жило громадное количество [170] примет, начиная от простых признаков будущего урожая или холодной зимы и незаметно переходя к приметам мистического характера, придающим особенное значение дням, часам и месяцам. В среду никто не станет резать сукна даже за золотой флорин; но зато в среду не дадут и денег. Услышав утром крик коршуна, думают, что целый день будет несчастен. «И подобным же образом в тысяче тысяч случаев».XXXII)
Можно привести очень много свидетельств о вере в гадания, с которой упорно боролась церковь,XXXIII) о вере в пророчества, заключённые уже в Священном Писании, в котором имеется указание и на Фридриха II,25) либо в сборниках, возводимых к Мерлину26) и Сивиллам,XXXIV) или провозглашаемые клириками и мирянами.XXXV) Недаром появляются специалисты-предсказатели, часто обманщики, часто искренне уверенные в своем даре.XXXVI) Не нужно указывать и на распространённость веры в вещие видения и сны по поводу смерти какого-нибудь монарха или других событий политической и частной жизни.XXXVII) А ведь все это предполагает убеждение в какой-то предначертанности, неизменности судьбы человека и мира, и не удивительны антикизирующие представления о роке в агиографии и у писателей-мирян.XXXVIII) Сама идея религиозной истории человечества, которой мы касались выше, покоится на убеждении в железном неизбежном миропорядке, и тем мрачнее и суровее эсхатологические её видоизменения.
Но, может быть, более всего к сознанию необходимости миропорядка и неразрывной связанности всех явлений друг с другом приводит вера в астрологию, значения которой не следует преуменьшать. В связанности движения светил с событиями [171] земной жизни, судьбою народа и человека не сомневались, а из необходимости хода небесных тел вытекала и уверенность в предопределённости всей жизни человека. Ведь даже пришествие Христа сообразовано с этою необходимостью. В силу констелляции27) планет Христос должен был вместе с учениками своими жить, как бродяга, и умереть на кресте. И точно так же вследствие неумолимого хода небосвода Антихрист должен придти богатым и могучим.XXXIX) Правда, нет недостатка и в попытках использовать астрологию в целях выбора удачного момента для битвы, основания города, брака и пр.XL) Это непоследовательность, одна из тех, которыми изобилует «средневековое мировоззрение». С другой стороны, и клирики, и миряне сознавали или утверждали, что «астрология — дело запрещённое и неистинное»; хотя это не мешало им ей отдаваться и ей увлекаться от частного человека до политика, от мелкого державца или короля до папы. Усматривали противоречие астрологии с принципом свободы воли, и пытались от неё отделаться, но были не в силах сделать это. — Виллани28) нередко оспаривает или ограничивает истинность астрологии, и всё же сам верит в неё, в момент опасности, угрожавшей Флоренции, обращаясь за советом к астрологу.XLI) Получалось в сознании неопределённое состояние. Вот один пример. — Во время наводнения во Флоренции расспрашивали о его причинах и клириков, и философов, и астрологов. Астрологи отвечали, что «ponendo innanzi la volonta di Dio»,29) «значительная часть причины находится в движении неба и в самых соединениях планет». А магистры богословия и «salvi religiosi»30) заметили, что «основания астрологов частью могли быть справедливыми, но только они не обладают необходимостью, разве поскольку это угодно Богу, ибо Бог выше всякого движения неба».XLII) Движения планет — закон природы, но Бог — выше, чем законы природы, и ими не связан и может действовать помимо их. Однако обыкновенно Он действует через них, пользуясь ими, «как кузнец своим молотом». Таким образом, попытки примирить астрологию [172] с религией приводят только к обострению проблемы, и лучше уже искать примирения в основной противоречивости вульгарного мышления. Наконец, следует указать и на сопоставление культового года с великим годом жизни человечества, только взяв его с другой стороны, именно как историко-философское построение. А оно живет не только в сознании богословов, августинистов или Иоахима Флорского. Его мы найдем у многочисленных иахитов, у каких-нибудь амальрикан и ортлибариев.31) Его следует предполагать в эсхатологических идеях, в ожиданиях конца мира, который с железною необходимостью наступит через несколько лет, может быть через несколько мгновений, потому что скорбящая о человечестве Мать-Дева уже закрыла лицо свое покрывалом, пряча неудержимые слёзы бесконечного сострадания.
Итак, та связанность явлений мира друг с другом, та необходимость «corso di natura», которая вытекает из символизма мышления, проявляется и в других областях. Идея необходимого, закономерного развития оказывается распространённой и живучей. А она приводит к отрицанию свободы воли, к предестинационизму,32) и не удивительно, что он пользовался кредитом в еретических движениях XIII в. Но утверждая существование идеи необходимого миропорядка, я далек от того, чтобы на ней воздвигать «систему религиозного миросозерцания средневековья». Это только одна сторона его, одна из господствующих, сменяя друг друга в каждом индивидуальном сознании, систем. Именно «система», так как рассматриваемая идея, как мы видели, охватывает целый ряд вопросов и влечёт за собою важные религиозные и моральные последствия. Далее, не стану утверждать, что эта «система», как и другие, ей противоположные, осознаются многими. Последнее мне кажется исключением, и задачею приведённых наблюдений и сопоставлений является желание вскрыть некоторые полуосознанные идеи, даже не столько идеи, сколько тенденции, которые невольно руководят жизнью и деятельностью. Они сталкиваются с другими, им противоположными, и сплетаются с ними в необычайно пёстрое целое, об упорядочении которого никто и не думает. Этому пёстрому целому можно присвоить наименование «средневекового миросозерцания», хотя и не знаю, насколько оно ему приличествует. Во всяком случае пестротою «миросозерцания» объясняется многообразие проявлений религиозности эпохи.
Ещё один вопрос. — Утверждая существование символизма мышления и его последствий и стараясь показать распространённость наблюдаемого, я оперирую относительно ограниченными [173] данными, к тому же касающимися сравнительно образованных слоев общества. Не следует ли потому ограничить в этом смысле и приведённые выше замечания? Думаю, что нет, и по двум основаниям. Во-первых, только воззрения на символизм как на какое-то ухищрение мысли и сосредоточение внимания исключительно на рафинированных его плодах не допускают признания его за широкими слоями населения. Но ведь нельзя представить себе, чтобы «Библия мирян» — храм — оставалась для широких слоев книгой за семью печатями. Строился храм, гордость коммуны, десятки лет на глазах у всех, и все детали постройки и их смысл не обволакивались тайною. Мы удивляемся чутью красоты, уменью её ценить в прежнее время, хотя что тут удивительного при постоянном торчании на площади, при постоянном общении со строителями храма? Мы не верим возможности понимания символов, хотя какое тому основание при наличности тех же условий? Раз мысль проповедника или «мудрого» работала символически, естественно, что этот уклон её сохранялся всегда. Проповедники с кафедры раскрывали символы и приучали к ним, и едва ли возможно, чтобы слушатели Антония Падуанского или Фра Джордано33) тосковали, не понимая ничего, когда те пускались в свои символические или символико-этимо-логические изыскания. Евангелие, ставшее доступным всем желающим знать его, сплошь символично или располагает к символизму. Догма катаров, в вульгарной своей форме распространяющаяся и среди людей тёмных, обосновывается символической экзегезою. Франциск Ассизский, человек простой и необразованный, любил искать символы. Его ученик Эгидий заменял их грубоватыми притчами. Ещё показательнее, что приметы часто носят символический характер и что по символическому значению их разгадывают. А что касается упрощённой формы символизма — веры в необходимую связь между двумя явлениями, она ещё распространённее, отражаясь в пророчествах и знамениях, в приметах и гаданиях, в верованиях в какую-то таинственную связь между статуей Марса и судьбами Флоренции, в астрологии, к которой обращаются не только сильные мира сего, а и тёмные люди, народ и войско.
Во-вторых, по глубокому моему убеждению, по типическим представителям религиозности можно судить о «среднем религиозном человеке», потому что типическое только гипертрофированное выражение среднего. Эта точка зрения, неясно и небрежно развитая мною в «Очерках религиозной жизни Италии XII—XIII в.», за которыми, несмотря на замечание одного малоосведомленного рецензента, я не могу, к сожалению, признать [174] «старательности» выполнения, подверглась и подвергнется ещё нападкам. Но, с моей точки зрения, возражения не поколебали методологического значения понятия «среднего человека», существование которого фактически доказывается всяким историческим исследованием. А если так, то этот «средний человек» живёт и в историке Виллани, и в каждом из приведенных мною хронистов, проповедников и писателей. Потому-то и полны значения наши тексты, что позволяют по дошедшим до нас сведениям открывать те тенденции или потенции, которые присущи всякому человеку занимающей нас эпохи, позволяют нам говорить об основных чертах религиозности эпохи и понять её религиозное развитие. [175]
Статья Л.П. Карсавина «Символизм мышления и идея миропорядка в средние века (XII—XIII века)» печатается по изданию: Научный исторический журнал. 1913. Т. 1. Вып. 2. № 2. С. 10-28. Научный аппарат статьи за некоторыми несущественными уточнениями дается в том виде, как он был представлен автором.
[158] - конец страницы.
Примечания, в книге обозначенные звездочками, в электронной версии обозначены римскими цифрами;
постраничная нумерация заенена сквозной.
Примечания, в книге обозначенные цифрами, в электронной версии соответствуют книге.
По изданию: Л.П. Карсавин. Монашество в средние века. М., 1992 г.
OCR User Userovich
I) Belethi Joh. Rationale divinorum officiorum. — Migne. P.L., 202; Durandi Guillolmi. Rationale divinorum officiorum. Lugduni, 1672.
II) Innocentii III. De Sacrif. Missae, II, c. 9 — Migne, P.L., 217, col. 804 D. Это повторяет Дуранд, I, с. III, с. 13.
III) Innocentii III. Op. cit. IV, с 25. Jacobi Vitriacensis. Historia Occident., с 38. Durandi. Op. cit., IV, с 41. Martene. De antiquis ecclesiae Ritibus, ed. nov., Venetiis, 1763, 1, 120. Belethi Op. cit., с VII, col. 20 A.
IV) Durandi. Op. cit., IV, с. 72; 2, 3,15, 24. Belethi Op. cit., с. СII, col. 106 В.
V) Belethi. Op. cit., с. СII, col. 107 D.
VI) Fra Giordano — Prediche del Beato Fr. Giordano da Rivalto. / ed. M. Manni. Firenze, 1739, XLIV, 300.
VII) Friderici Vlcecomitis archiepiscopi Pisani Sermones. — Laurenz. Plut. XXXIII sin. Cod. I, f. 35a сл. Федериго даже приводит стихи:
«Triplex materia per quam candela crematur.
Virginitas, deitas, caro Christi significatur.
Accipe per ceram carnem de virgine vera
Per lumen numen maistatisque cacumen.
(At) que patrem linum Christum sic accipe trinum.
Est spiritus ignis sumendus nonnisi dignus»4.
Ср.: Durandi Op. cit., VI, с. 102,8 – De Rogationibus, о значении «vexilia». Leg. aurea LXVII, p. 269 (He имея под рукой лат. издания «Legenda aurea», цитирую по переводу: T.de Wysewa. La Legende doree. Paris, 1911), Innocentii III. Op. cit., I, c. XXXIV, col. 787a и с. XXXVI-XXXVIII.
VIII) Mansi. Ampl. Coll. 21.1031. Ep. Alexandri III, CVIII. Salimbene, pag. 565.17.
IX) Innocentii III. Op. cit., I, с. XXXV, col. 787 С. Belethi Op. cit., с XXII, col. 33 D; с XXXIX, col. 48 D; с CX, col. 113 B. Durandi. Op. cit., I, 4.10.
X) Durandl Op. cit., VI, 67. 12; Belethl Op. cit., XCIV, col. 95 D.
XI) Sauer Ios. Symbolik des Kirchengebaudes und seiner Ausstattung in der Auffassung des Mittelalters. Freiburg / Br., 1902.
XII) Laurenz. Plut., XXIX, Cod. XXXIX in 4°saec. XIII, f. 31b.
XIII) Op. cit., Prologus, col. 775 D; II, с II, col. 801 D: «Haec omnia divinis plena sunt sacramentis».
XIV) Ср.: Petri Cellensis. Sermones. — Migne. P.L., 202, col. 648 С cл. «Per adventum Domini tempora renovantur, fides mortua resuscitatur, animus lugens prae inopia et deficione prae taedio diuturnae exspectationis recreatur».10)
XV) Durandi Op. cit., VI, c. I; Belethi. Op. cit., с LV, col. 60 В сл. Iacobi de Voragine. Legenda aurea, Prologue.
XVI) Friderici Vicecomitis. Sermones, l.с., f. 40. Ср. Карсавин. Очерки религиозной жизни в Италии XII—XIII в. С. 819 (2).
XVII) Innocentii III. Op.cit., II, c.XLIIV.-l.c.,co/824 D сл.
XVIII) Friderici ... Sermones, l. c., f. 47 b.
XIX) Speculum Perfectionis / ed. Sabatier, c. 113. в Collect, de documents pour l'hist. relig. et litter, du Moyen Age, t. I(1898). Cp.: Documenta ant. francisc., p. II. Speculum Perfectionis, с. 19.
XX) Specul. Perfect, c.4.
XXI) Friderici... Sermones, l.c., f. 98 d. «...quomodo Spiritus sanctus loquitur in predicatore, quia forte multi non intelligunt verbum hoc, ideo notate. Habet enim predicator se per modum musici instrumenti, scilicet cithare vel psalterii, quod si distemperatum fuerit, reddit vocem claucam sive raucam et male sonantem, seu etiam dissonantem, set si a magistro temperetur et cum manu mediante plectro, i.e. cum illa lingua lignea, que volvitur in sticho cithare ducitur plectrum et extremitas lingue et temo, quo navis gubernatur, ut dicit Uguiccio, tangatur, reddit vocem dulcem et consonantem. Sic est de predicatore, quod si a spiritu sanctu, scilicet qui propter diversa dona per manum habentem diversos digitos significatur, temperetur et cum plectro, i.e. dono sapientie, significato per plectrum, tangatur, eius vox dulcis est in auribus auditorum, ut dicant predicaturi sonet vox... vox enim sua dulcis».13)
XXII) Fra Giordano, XI, 52.
XXIII) Riccard. Cod. 311 saec. XII, f. 44.
XXIV) Friderici. Op. cit., f. 77 b.
XXV) Flos Evangeliorum et omeliarum — Riccard. — Cod. 113, f. 3 a.
XXVI) Friderici. Op. cit., f. 43 d.
XXVII) Ibidem, f. 61 d.
XXVIII) Innocentii III. Op. cit., II, с. XVII. — l.e. col. 808 A: «Nam sicut in thuribulo pars superior et inferior tribus catenulis uniuntur, ita tres in Christo sunt uniones, quibus divinitas et humanitas conjunguntur: unio carnis ad animam, unio divinitatis ad carnem, unio divinitatis ad animam. Quidara autem quartam unionem assignant, videlicet deitatis ad compositum ex anima simul et carne, nam et quedam thuribula quatuor habent catenulas».20)
XXIX) Flos evangeliorum... f. 21 а.
XXX) Dino Compagni. Cronaca III, XXI (ed. Del Lungo).
XXXI) Ciov. Villani, 1. VIII, с LXII, p. 78 (ed. Dragomanni).
XXXII) Fra Giordano, XIX, 86. Ср.: Mansi Ampl. Coll. XXIII, col. 942, can. XLIX (48).
XXXIII) См. напр.: Mansi, XXIII, col. 392 E; col. 737 С и др.
XXXIV) Salimbene. Cronica // MGH, SS, XXXII, pag. 31.25, Ср.: 204 сл. 304.20; 547.34; 539; 547.11; 278; 372; 374; 457 и др. Ср.: Villani, V, с. XXV.
XXXV) Villani. Op. cit., VI, с. XXXV, p. 257 cл., с. LXXIII, p. 292.
XXXVI) Salimbene, p. 512.16 сл., р. 455.
XXXVII) Salimbene, p. 41.21; Ср.: 45.34 cл. и др.
XXXVIII) Leg. aurea, Житие Матфия, XVL. Villani. Op. cit., II, c. VIII, p. 99; VII, с CXXI, p. 449; VI, c. LXX, p. 299.
XXXIX) Fra Giordano, XXI, p. 97; XXII, p. 99. Villani, X, с. XX, p. 41 a. 1237.
XL) Salimbene. 538. 24. Ср.: 278. 13. Villani, III, с I, p. 125. Laurenziana, Bibl. Aedil. Eccl. Florent. Cod. XXXVII, saec. XIII, f. 64 d. Durantis. Speculum, Part. IV. — Desortileg. Mansi, XXIII, a. 1245, can. IX, col. 707 D. Ibidem, col. 733, can. XXIX.
XLI) Lib., X, с. XX, 41 сл. lib. X, с LXXXVI, p. 32 сл. Dino Compagni. Cronaca, II, XIX.
XLII) Villani, XI, c. II, p. 204 сл. Ср. мнение Сидраха у Langlois. Les connaissances, p. 244.
1) Белет, Иоанн (Жан) — парижский теолог второй половины XII в. Известен благодаря своему сочинению о порядке богослужений, написанному между 1182 и 1190 гг. Дуранд, Гильом (1237—1296) — французский теолог, специалист в области литургии и крупный авторитет в области канонического права. В сочинении, написанном около 1273 г., предложил подробное символико-теологическое толкование церковной службы.
2) Антифон (греч.) — «ответ» одной части церковного хора другой при попеременном пении двух хоров, разделённых на два клироса во время богослужения.
3) Патена — один из важнейших священных сосудов, употребляемых при богослужении. По внешнему виду напоминает блюдо. В православной церкви патене соответствует несколько отличающийся от неё по внешнему виду дискос.
4) Из трёх частей состоит естество возжигаемой свечи. Оно обозначает девственность, божественность [и] плоть Христову. В воске разумей плоть истинной девы, в свете пламени — божественность и высшее могущество, в фитиле — отца (т.е. Иосифа. — М.Б.). Так разумей троякость Христа. Нужно лишь принять огонь духа [святого].
5) Варнава — персонаж из Деяний апостолов: «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но всё у них было общее... Так Иосия, прозванный от Апостолов Варнавою, что значит: «сын утешения», левит, родом киприянин, у которого была своя земля, продав её, принёс деньги и положил к ногам Апостолов» (IV, 32, 36-37).
6) В ветхозаветной книге «Исход», повествующей о выходе евреев из египетского плена и после долгих скитаний обретении ими Земли обетованной, говорится, что в пустыне Господь «шел пред ними днем в столбе облачном, показывая им путь, а ночью в столпе огненном, светя им, дабы идти им и днем и ночью» (XIII, 21).
7) Совсем не плохо соответствуют (лат.). [184]
8) Адвент — в католической церкви — четвёртое воскресенье до Рождества.
9) Октава — промежуток времени в восемь дней после крупного церковного праздника. Сам праздник является первым днем октавы.
10) С приходом Господа обновляются времена, воскрешается угаснувшая вера, и душа, угнетённая бедностью и несчастьем, горечью ежедневных страхов, отдыхает (лат.).
11) Капуций — то же, что капюшон.
12) Орланд, Оливерий — или же Роланд, Оливье — персонажи средневекового эпоса, прежде всего «Песни о Роланде», где они выступают в качестве главных, самых верных и благородных вассалов императора Карла Великого (его паладинов).
13) «...Каковым образом дух святой глаголет в проповеднике. Поскольку весьма многие не понимают этого выражения, то разумейте. Проповедник является чем-то вроде музыкального инструмента, например кифары или псалтерия. Если его не настроили загодя, то голос его хриплый и грубый, он неприятен и даже вовсе неблагозвучен. Но если настроил его мастер и касается его рукой, держащей плектр (то есть, деревянную палочку, которой ударяют по струнам кифары; плектром называют также кончик языка и руль, которым правят кораблем, как говорит Угвиччо), то голос его сладок и благозвучен. Так, если дух святой, благодаря разным дарам его обозначаемый рукой (у неё ведь разные пальцы), настроит проповедника, и прикоснется к нему плектр, то есть дар мудрости, обозначаемый плектром, то голос его сладок ушам внимающих, так что говорят о нём, собирающемся проповедовать: «да звучит глас... глас же его сладок».
14) Экзегеза — толкование священного текста с целью проникнуть в его сокровенный смысл.
15) Познающий (лат.). В «Деяниях апостолов» (XII, 3-19) говорится, что царь Ирод приказал арестовать Петра и «четырем четверицам воинов стеречь его». В темнице Петру явился ангел, «пробудил его и сказал: встань скорее. И цепи упали с рук его». Ангел вывел Петра из темницы мимо всех стражей, которые ничего не заметили.
16) Пережёвывал Святое Писание (лат.).
17) Сравнение императора с луной, а солнца — с папой (или же шире — светской власти и духовной соответственно) должно было подчеркнуть зависимость императора и светской власти от папы и от власти духовной. Теория «двух мечей» основывается на фрагменте из Евангелия от Луки (XXII, 38): «Они сказали: Господи! вот, здесь два меча. Он сказал им: довольно». Один меч [185] означает власть светскую, другой — духовную. Оба их вручает Христос. Но в интерпретации сторонников папской теократии, монарх получает меч светской власти через посредничество церкви и, следовательно, зависит от неё.
18) Бонифаций VIII — римский папа в 1294—1303 гг., сторонник установления господства церкви над светскими государями, вступил в острый конфликт с королём Франции Филиппом IV Красивым, закончившийся тяжелейшим поражением римской курии.
19) Нет ничего на этом свете, что не давало бы какого-либо поучения, которое можно обнаружить, изучить и проверить (фр.).
20) Ведь подобно тому как в кадиле нижняя и верхняя части соединяются тремя цепочками, также и в Христе есть три единения, коими связаны [в нём] божественная и человеческая [сущности]: союз плоти с душой, союз божественности с плотью, союз божественности с душой. Если же некоторые указывают и на четвёртое единение, а именно божественности одновременно с душой и плотью вместе, так ведь и у некоторых кадил имеются четыре цепочки (лат.).
21) «Где уже много преступлений произошло и ещё произойдёт» (ит.).
22) Сивилла — в Древней Греции странствующая пророчица. В Риме до 405 г. сохранялись «сивиллины книги» — сборник пророчеств, приобретённых, согласно легенде, ещё Тарквинием Гордым у сивиллы из города Кума. Толкования содержащихся в сивиллиных книгах прорицаний особыми жрецами играли важную роль в религиозной и политической жизни Рима.
23) Старшины цеха чеканщиков монеты (ит.).
24) Подеста — высшее административное лицо (глава исполнительной и судебной власти во многих городских коммунах Италии в XII — начале XVI в.).
25) Фридрих II (1194—1250) — германский король с 1212 г., король Сицилии с 1197 г., император с 1220 г., король Иерусалимского королевства (1229—1339).
26) Мерлин — легендарный бриттский волшебник и предсказатель. Его пророчества см. в издании: Гальфрид Монмутский. История бриттов. Жизнь Мерлина. М., 1984. С. 74-81.
27) Констелляция — в астрологии особое расположение планет относительно друг друга и созвездий.
28) Виллани, Джованни (вторая половина XIII в. — 1348) — итальянский хронист и политический деятель.
29) Полагая на первом месте волю господа (ит.).
30) Твёрдые в вере, истинно верующие, строгие христиане (лат.). [186]
31) Иахиты (или иоахимиты) — последователи Иоахима Флорского. Амальрикане — члены секты, возникшей на рубеже XII—XIII вв. под влиянием учения парижского теолога Амальрика Бенского. Ортлибарии — приверженцы еретика Ортлиба Страсбургского (второе десятилетие XIII в.).
32) Предестинационизм — учение о предопределении.
33) Антоний Падуанский (1195—1231) — святой, один из самых знаменитых проповедников францисканского ордена, глава спиритуалов. Фра Джордано Пизанский (1260—1311) — блаженный, знаменитый доминиканский проповедник и теолог. [187]
Написать нам: halgar@xlegio.ru