выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
|
выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. |
|
Причерноморье в средние века. Вып. 3, 1997.
[145] — конец страницы.
«Poesia soma un Leone
Réghi fra noi perpetuamente altero
E mite 'l seno, e generoso 'l cuore
(Magnanimo Leon, ritratto vero
Di Marte invitto, di vivace amore)
Nell 'ADRIA eccelsa al tuo famoso impero
Pompa d'Astrea, che libertade honore,
Benigno 'n расе, е vittorioso n'guerra
Nettunno 'n mar s' inchina, e Pluto n'terra».
(Из архивного конволюта 16—17 вв.)1)
Море — извечный протагонист венецианской истории, и едва ли отыщется такой панегирик Венеции, автор которого не упомянул бы ее владычества над морем. Один из ранних содержится в написанной в XI в. «Исторической поэме о деяниях норманов» Вильгельма Апулийского,2) и когда в начале XIV в. падуанский поэт Альбертино Муссато назвал Венецию «maris Adriatici dominatrix», эти слова не были ни поэтическим, ни политическим преувеличением.3) Такова была политическая, правовая и символическая реальность тогдашнего мира. Также и наш взгляд, уставший от знания последующей истории, не видит для Венеции иного места в прошлом. Один из самых проницательных историков нашего столетия Фернан Бродель вполне определенно высказался по этому поводу: «Левантийский ли она город? Нет. Средиземноморский? Пожалуй, слишком. Но, несомненно — столица Адриатики».4) Но в то же время, разумеется, и город, оказавший огромное влияние на всю жизнь Средиземноморья. Достаточно было бы упомянуть установленное лексикографами значение венецианского диалекта: именно он послужил лексической основой при образовании общесредиземноморского языка общения (la lingua franca mediterranea).5)
Значение обладания морем хорошо известно со времен финикийцев. «Все крупные средиземноморские державы представляли в большей или меньшей [145] мере талассократии, столицами которых были порты, и континентальные государства достигали своего наибольшего могущества лишь тогда, когда приобретали господство на море» — так сформулировали это продиктованное историей правило исследователи Средиземноморья П. Биро и Ж. Дреш.6) Эта аксиома истории полностью приложима к Венеции. При этом в ряду средиземноморских талассократий, среди которых в описываемые времена не последнее место занимали арабские государства и Византия,7) Венеция — этот «mundus alter»8)— представляет собой, несомненно, «крайний случай» (по лаконичному определению Дж. К. Аргана и М. Фаджоло),9) прежде всего по впечатляющей исторической длительности и разностороннему воздействию на исторические судьбы тогдашней ойкумены.
Как Венеция использовала в своих интересах Адриатическое море — лаконично и внятно показал Ф. Бродель,10) и читая побуждающие к размышлениям строки его книги, задаешься не менее интересным в историческом отношении вопросом: каким образом Венеция обрела свое море? И, в развитие — как по мере обретения моря складывалась государственная символика, в которой отразилось историческое движение статуса ее от города на островах лагуны, «окруженного морем как стеной» (как его описал в XI в. Вильгельм Апулийский) — до «владычицы Адриатики»? Нижеследующее — есть попытка в общих чертах изложить один из возможных подходов к ответу на этот вопрос.
Тогда как будущая основная соперница Венеции в Средиземноморье, а затем и в Черном море, Генуя до самого рубежа X—XI вв. была и оставалась лишь «посадом под покровительством епископа, почти задушенным и со стороны лангобардской суши, и со стороны моря пиратами»,11) Венеция (тогда еще называвшаяся просто Риальто) изначально образовалась съезжавшимися людьми как вольная община, почти не стесняемая никакой посторонней властью. Кроме того, как заметил Ф. Бродель, «удача Венеции заключалась, быть может в том, что ей не было нужды, как Генуе и Пизе, прибегать к насилию и пиратству, чтобы добыть себе место под солнцем».12) И теперь, через полторы тысячи лет после начала интенсивного заселения островов лагуны первовенецианцами, думается, что только такая община и могла столь неожиданно и, подхватив слово Ф. Броделя, удачно распорядиться низкими, заболоченными, подверженными частым наводнениям островками в лагуне. Недаром, глубоко пораженный увиденным, А. И. Герцен воскликнул: «Великолепнее нелепости, как Венеция, нет. Построить город там, где город построить нельзя, само по себе безумие, но построить так один из изящнейших, грандиознейших городов — гениальное безумие».13) [146]
Представляющаяся «очевидной» природная локально-географическая специфика Венеции интересно прочитывается, причем далеко не как общее место, в свете теории социального кодирования, предложенной философом и историком науки М. К. Петровым, который вполне убедительно обосновал возможность рассматривать феномен «греческого чуда», исходя не из внешней — как то вторжения и нашествия — а из локальной имманентной причины. Такую причину он усматривает в географических особенностях экологической ниши греческой социальности, вовсе не впадая при этом в опасные крайности географического фетишизма.14) При всем том, что инсулярная психология и роль островов и истории не обойдены исследовательским вниманием,15) идея островной морской социальности вновь заставляет призадуматься о сложившемся на островах венецианской лагуны особом типе «островной социальности» как образующем факторе венецианской уникальности. Л. Мэмфорд (теории которого во многом вызывают возражения) некогда дал Венеции определение, вполне точно подходящее к случаю: «постоянство в изменении».16)
Многоостровная венецианская община сложилась из малых общин тех островков, из которых состоит Венеция, а эти последние, в свою очередь складывались из соседских (vicinie) и приходских (parrocchie) общин, на которые затем наложилась структура административно-фискальных единиц (contrade) и округов (sestiere). Центростремительные силы внутреннего стяжения островного социального космоса, сама эта «стянутость», сжатость общины сыграли сплачивающую роль в консолидации общества именно как венецианского, выработали в нем дисциплину и солидарность слоев и сословий.
Самодовлеющая венецианская социальность порождала и воспроизводила в каждом новом поколении и себя самою и соответствующий собственным особенностям тип восприятия действительности, в силу чего он оказался в состоянии длительно существовать в предопределенных природой островных формах. И именно в таких формах строить традиции, прежде всего — профессионально-семейный континуитет, с учетом необходимости регламентировать и контролировать неизбежное заполнение профессиональных лакун за счет притока извне. Это со свойственной ему проницательностью отметил в 80-х гг. XVIII в. Гете: «Венецианец волей-неволей должен был стать человеком новой породы».17)
Одна из важнейших образующих особенностей венецианской ментальности коренится в том, что ее социальность была новой, и основа этой последней была заложена на строго очерченном бестрадиционном пространстве, на котором первые переселенцы из разных мест континента, каждый со своими традициями, с начала V в. приступили к созданию собственной, новой социальности. В то же время, именно отсутствие собственной древней истории, неизбежность поисков легендарных родовых корней за пределами своих островов — надо сказать, «общее место» в истории — обусловили избыточное почтение к тому относительно неглубокому, не перегружающему социальную память историческому прошлому, к которому неизбежно приходилось обращаться [147] в поисках опоры для решений и действий сменяющим друг друга поколениям. Поиски в прошлом оснований собственной легитимности, особенно в критические моменты своего развития — также явление достаточно распространенное: и древнегреческие полисные нормы обращены в прошлое, и Наполеон короновался железной короной лангобардских королей в Милане. Мифологизацией прошлое втягивается в настоящее.
В Венеции это явление выступает как коренная особенность ментальности, прослеживаемая с самых ранних письменных памятников.18) Для хрониста дьякона Иоанна на рубеже X—XI вв. проецирование в прошлое проблем и решений своего времени является характерной чертой стиля мышления,19) а в более поздние времена непременной принадлежностью важных решений правящих советов становится обращение к мудрости и опыту предков, неусыпно пекшихся о сохранении государства. При этом венецианское сознание мифологизирует историческое настоящее, прибегая при этом к атрибутам «общего» прошлого, и это делает понятным, почему именно Астрея, богиня золотого века, величаво воспаряет над Адриатикой (в панегирике, приведенном в эпиграфе).20) Это делает понятным и важность и необходимость для венецианского сознания поисков и накопления символов государственного ритуала: национального святого, знамени, церемонии обручения с морем и т. д. Родной город на островах лагуны таким образом выступает для природных его жителей не просто как физическая реальность и функциональная урбанистическая конструкции, но и как самодовлеющий ментальный концепт, сильное влияние которого распространяется далеко за пределы собственного очага — венецианской социальности. Поэтому Венеция не столица, а всегда, даже став в XV в. территориальным итальянским государством — метрополия. Поэтому же не выглядит декларативным закрепленный в постановлениях венецианских советов принцип: «Венецианцы не имеют привычки вмешиваться во внутренние распри иностранцев», «Венеция придерживается принципа никогда не вмешиваться в чужие споры».21)
Такими представляются основные причины, обусловившие присущий Венеции тип динамизма: природная локально-географическая специфика, сжатая сила островной морской социальности, особенности ментальности.
Но за герценовскими «там» и «так» скрываются обстоятельства, как правило невидимые глазу наблюдателя, в восхищении, естественно, не придающего значения юридической природе вещей. Венецианская община обосновалась не просто на островах, а на островах никому не принадлежавших, иначе говоря — на ничьей земле. Остров же, возникший в море (insula in mari nata), в терминах римского права относится к категории «ничья вещь» (res nullius), его можно рассматривать как «дар моря», поэтому его собственником становится первый им завладевший. Венецианцы и сделались собственниками «своих» островков, построив на них «островной» город-государство, которое только со второй половины XV в. утратило островной характер. На это обстоятельство особо указывал Бартоло да Сассоферрато, крупнейший правовой авторитет [148] XIV в., который дал и классическое определение острова (insula est locus circumdatus aquis)22) и специально подчеркнул островную особенность Венеции (civitas Venetiarum dicatur insula, quia non habet sphaeram terrae, sed est fundata in alveo maris).23) Волей исторических судеб человеческая община образовалась на необжитых «ничьих» островах в море и встала перед необходимостью — ничего, кроме зыбкой земли под ногами, неспокойной Италии за спиной и необозримого моря перед собой не имея — это море освоить — обрести.
Каков был правовой статус моря, перед необходимостью обретения которого оказалась новая община и в котором ей предстояло обрести себя и стать «Венецией»? Римские юристы рассматривали море как всеобщее достояние (res communes omnium): «по естественному праву всеобщим достоянием являются: воздух, текучая вода, море и соответственно морской берег» (Элий Марциан), при этом установлено, что «ни один из собственников не может юридически распоряжаться общей собственностью против воли других собственников» (Эмилий Папиниан, Сабин).24) Представление о «всеобщности» было закреплено римскими юристами в понятии и «вещи, никому не принадлежащей» в данный момент (res nullius), к каковым причислялись в том числе как рыба, так и «вещи, найденные на морском берегу» (res inventae in litore maris). Таким образом, в данном случае мы сталкиваемся с двусторонней категорией «ничейности — всеобщности», продиктованной природой и издавна хорошо известной жителям прибрежных земель, которые или вовсе не были знакомы с римским правом или не считали нужным с ним считаться. Римские юристы лишь констатировали положение вещей. «Римскому государству, благодаря его мощному государственному аппарату, удалось обеспечить безопасность сухопутных и морских путей сообщения. Лишь один варварский обычай так и не удалось искоренить: речь идет о так называемом jus naufragii, слишком глубоко укоренившемся в сознании народностей, жизнь которых была связана с морем, и удержавшемся на протяжении всей античности и средних веков. Даже во времена империи корабли, потерпевшие кораблекрушение, вместе с их грузом по-прежнему считались законной добычей жителей побережья, и людей, потерпевших кораблекрушение, в том случае, если они не могли заплатить выкуп, продавали в рабство».25)
Положение вещей отразилось и в самой ранней, VIII в., компиляции морского права, Родосском морском законе, который рассматривал как «ничейные» и выброшенный морем на берег корабль, и все на нем находившееся.26) [149]
При этом издатель Родосского морского закона полагал, что «существование морского обычая подтверждается двумя обстоятельствами: постоянными заимствованиями одних статутов из других и отсутствием постановлений, происходящих из конфликтов юрисдикций».27) Сообразуясь и с морским обычаем, и с римским правом составители Родосского морского закона сочли целесообразным распространить понятие res nullius и на вещи, выносимые на берег вследствие «аварий». Наряду с этим береговое право имело и религиозную подоплеку. Испытывая страх перед морской стихией, массовое сознание связывало мысль о море с мыслью о грехе,28) во всяком случае, в христианских землях вплоть до XIII в. «прибрежные жители оправдывали свое пользование береговым правом религиозными мотивами, утверждая, что кораблекрушение есть суд Божий, посредством которого Бог наказывает людей».29) Один из самых известных примеров: когда ужасная буря внезапно застигла генуэзский флот близ Сицилии, и 18 кораблей с 4000 человек на борту потерпели там крушение, то Карл Анжуйский, опираясь на береговое право, забрал себе все.30) Для прекращения едва ли не повсеместного в Европе применения берегового права потребовалось особое опровержение указанного взгляда прибрежных жителей, а также серия папских булл, королевских и императорских указов. Первый такой указ был издан в 1220 г. императором Фридрихом II, который этим актом запретил береговой разбой на всем пространстве империи, но сохранил его по отношению к «пиратам, врагам императора и Церкви».
Итак, отвечая на вопрос о правовом статусе Средиземного моря, можно вполне определенно сказать, что оно издревле рассматривалось народами, его населявшими, как «всеобщее-ничье», и даже когда после завоевания Сицилии, Сардинии и Корсики в III в. до н. э. римляне стали называть Тирренское море «наше море», это было политической, а не правовой констатацией.
Тем интереснее представляется венецианский казус обретения моря. Приглядимся к нему поближе. Историческое движение к этому началось в V в. на заболоченных островах лагуны северо-западной Адриатики. Хроники приводят точную дату основания на этих островах нового поселения, положившего начало будущей «новой» Венеции — 421 год,31) считая «старой» римскую провинцию на северо-востоке Италии32). Достоверность летописного сообщения обсуждается исследователями,33) но, как бы то ни было, на рубеже XIV—XV вв. венецианский историк Лоренцо де Моначи, пользовавшийся при написании своего труда государственным архивом,34) сообщает, что в 428 г. в доме [150] корабельных мастеров случился пожар, дав тем самым раннюю дату существования поселения и начала освоения первовенецианцами моря.35)
Через два столетия на островах лагуны, на северо-западе тогдашнего византийского мира сложилась крепкая самостоятельная община, и в Градо, в непосредственной близости от островов, существует митрополия — кафедра Градо, которая отделилась от аквилейской в 80-х гг. VI в.36) и вскоре, вслед за аквилейской, приобрела статус патриархии. Р. Чесси так охарактеризовал положение дел: «Венецианцы исповедовали тезис о сосуществовании двух патриарших кафедр, каждая с собственной территориальной и юридической сферой, выводимой из опыта и реальности: существовали две Венеции, старая, охватывавшая старинные венецианские территории на твердой земле, и новая, созданная в области лагуны /.../ предлагали переименовать Градо в Новую Аквилею со всеми вытекающими отсюда политическими и юридическими последствиями».37) Впервые новая община упоминается в датированной надписи 639 г. на о. Торчелло,38) верность которой подтверждается недавней находкой при археологических изысканиях в одной из старейших венецианских церквей Сан Пьетро ди Кастелло на о. Оливоло золотой монеты византийского императора Ираклия (610—641 гг.), с изображением креста на реверсе.39) Именно в этой церкви в 775 г. была учреждена собственно венецианская епископская кафедра, и таким образом, Венеция была признана церковью как город,40) что следует расценивать как событие чрезвычайной важности для истории Венеции.
Дальний, самый восточный остров Оливоло, переименованный в VII в. в Гераклею, позднее в Кастелло, оставался центром Венеции лишь полвека. Во второй половине 20-х гг. IX в. центр деловой, административный, символический41) переместился на Риальто, туда, где находились пристань, дворец и капелла дожей. Там он оставался до конца венецианской независимости. Произошло это вследствие того, что в палатинскую капеллу на Риальто в 828 г. были помещены мощи евангелиста Марка, тайком вывезенные венецианскими купцами из египетской Александрии, в которой святой, согласно преданию, претерпел мученическую кончину.42)
Общеизвестно, что «священными кражами» итальянские города-коммуны стремились преодолеть состояние зависимости и от Византийской империи, и от господствовавшей в Италии в тот или иной период реальной политической [151] силы.43) Не составляла исключения и Венеция. Обретение мощей евангелиста позволило искусно перетолковать на венецианский лад аквилейскую легенду о посещении св. Марком тамошних мест,44) а также, заключив символический союз Венеции с евангелистом, поставить островной, «новый» город вровень с Римом, градом св. Петра и Константинополем, городом св. Софии. Но не только. Перенесением мощей евангелиста, благополучно доставленных морем, венецианцы не просто обрели «своего» святого, но сделали важнейший шаг к обретению «своего» моря — ведь оно было утишено благословением «их» святого на всем протяжении водного пути от Египта до самой лагуны.
Город под покровительством евангелиста приобретает особый «новый» символический статус, и еще не испытывает необходимости выработать собственные государственные символы и приобрести инсигнии, хорошо известные впоследствии всей Европе.45) На одной из ранних мозаик базилики св. Марка, отстроенной вскоре после обретения мощей евангелиста, изображен везущий мощи корабль под парусом с прямым равноконечным крестом, распространенным в тогдашней Европе знаком. Подобные кресты были вычеканены и на упомянутой византийской монете VII в., и на ранних венецианских монетах с именами западных императоров, от динария Людовика I (814—840) до динария Генриха IV — начала XII в. Можно предполагать, что и на знаменах венецианского дуката в эпоху перенесения мощей и в последующие несколько столетий был изображен именно такой крест — до XIV в., времени, когда в качестве государственного символа было принято изображение льва, символизирующего евангелиста Марка.46)
Вскоре, уже в IX в. Венеции пришлось испытать на себе натиск с моря арабов, которые после захвата Кипра, Крита и Сицилии поставили под удар своего сильного флота все южное побережье Европы, и первое испытание венецианский флот не выдержал, проиграл два сражения.47) Постепенно оправившись и отстроив флот, коммуна на островах лагуны приступила на рубеже X—XI вв. к освоению восточного берега Адриатического моря, избрав для этого единственно возможный путь приведения городов побережья под власть Венеции,48) и необходимо было знамя, под которым венецианский флот приводил бы далматинские города к покорности и которое затем водружалось бы над ними как знак венецианского владычества и, сообразно имперской логике, это знамя должно было символизировать силу святого покровителя Венеции.
И действительно, если положиться на свидетельство хрониста X—XI вв. Иоанна Дьякона, то перед отправлением в первый поход к восточному берегу Адриатики в 998 г. дож Пьетро Орсеоло получил от епископа Доменико Градонико vexillum triumphale. В этом факте некоторые историки готовы были [152] усмотреть первое появление над вышедшей на завоевание моря Венецией знамени св. Марка с его символом — крылатым львом.49) Но уже Мольменти заметил, что такое толкование не имеет основания в тексте хроники, умолчавшей об изображении на знамени.50) Остается неизвестным, под каким знаменем началась морская экспансия Венеции и, соответственно, использование моря в политических видах.
В те же годы началась, под флагом св. Георгия, средиземноморская экспансия Генуи, обращенная в сторону сарацин Корсики и Сардинии.51) Оттолкнулись от итальянской земли и вышли в море две главные силы, которым предстояло претендовать на преобладание в Средиземноморье. Окончилась эпоха amicitiae как принципа взаимоотношений между государствами в Европе в VII—XI вв.52) Каков был к этому времени международно-правовой статус Венеции в Средиземноморье? Прежде всего следует учесть, что в силу своего геополитического положения островная коммуна вынуждена была уживаться с обеими империями. С германской империей коммуна наладила тесные политические и деловые отношения с IX в.53) По договору 983 г. с Отгоном II венецианцы были освобождены от действия берегового права на землях, находившихся под юрисдикцией империи,54) а затем, в ходе X—XI вв., империя постепенно отказалась от стремления распространить свою верховную юрисдикцию на крепнущую островную коммуну, примыкавшую в тот период к той части территории Италии, которая находилась в зависимости от Византии.55) Вместе с тем, Венеция вплоть до начала XII в. оставалась в сфере имперского монетного права, что подтверждается сохранением на венецианской монете имен германских императоров. В 1001 г. в Венеции побывал, едучи в Рим, император Оттон III, и этим показал, что империя не намерена препятствовать средиземноморской политике входящего в силу Адриатического государства.56) Более того, в интересах поддержания равновесия сил в Средиземноморье в своих договорах с другими государствами, будь то Генуя или Тунис, империя особо оговаривала права венецианцев.57) Также в ходе XI века определился статус Венеции и в восточном Средиземноморье. Если еще император [153] Василий II полагал, что смог подчинить венецианцев, выдав за дожа сестру эпарха,58) то Алексей I Комнин даровал венецианцам в мае 1082 г. хрисовул, открывший им дверь «внутрь» византийских владений.59) Этим актом была «закрыта эпоха греческого экономического преобладания» — так охарактеризовал суть происшедшего Г. Кречмайер,60) и начался расцвет венецианской экономической деятельности и политического влияния на Леванте.61)
Вскоре не замедлила последовать и «небесная санкция» венецианцам на державную политику: чудесное явление в 1094 г. руки святого покровителя Венеции в посвященном ему храме, базилике св. Марка, которое освятило в сознании венецианцев право бороздить волны Средиземноморья под знаменем своего святого.62) Венецианский литургический календарь с этого времени обогатился поминальной мессой в честь св. Марка, которую служили 31 января, а история чудесного обретения, благополучного перенесения мощей и явленного им чуда прочно вошла в гражданский ритуал Венеции.63)
Важным обстоятельством на пути продвижения Венеции к обладанию морем было то, что в начале XII века Риальто окончательно утвердился как политический, деловой и символический центр коммуны. Этому способствовали три стратегических акта. Во-первых, был устроен новый монетный двор, куда была перенесена чеканка монеты, с аверса которой снимается имя германских императоров64) — самостоятельный чекан это бесспорный признак автономии. Второе: в 1172 г. конституировался правящий орган складывающегося правящего сословия, будущего нобилитета — Большой совет, который через 5 лет сделает решительный шаг к обретению Венецией особого статуса в Средиземноморье. Консолидировалась социальная организация коммуны. Ранее, в 1104 г. были заложены впоследствии знаменитые и не раз описанные, начиная с Данте, венецианские верфи — Арсенал.65) Таким образом, была заложена монетная, социальная и техническая основа широкого освоения «санкционированно» открывшихся венецианцам морских просторов. В XII в. складывается та своеобразная структурная основа Венеции, которую Д. Косгроув назвал «ландшафтной структурой венецианского мифа» — треугольник: Риальто — место действия, Арсенал — место техники и площадь Сан-Марко — [154] место политической жизни, в центре которого находились дворец дожей (местопребывание светской власти) и базилика св. Марка (местонахождение мощей святого покровителя).66) В сложившейся структуре обращает на себя внимание отсутствие центра церковного округа и местонахождения соответствующей власти.
Тогда же, с середины XII в., Венеция вступила в новые отношения с империей, позволив себе вторгнуться в ее земли и подчинив прибрежные истрийские города. Империя оказалась вынужденной признать свершившееся, но юридически города остались в подданстве маркиза Истрии как имперского князя и вассала императора в качестве короля Италии. Венеции еще 300 лет пришлось упорно добиваться имперского викариата над этими городами.67) Однако, неудобство юридического положения полностью возмещалось особыми экономическими отношениями: «венецианцы получили монопольное право на торговлю с немецкими купцами — самыми крупными покупателями перца и главными поставщиками серебра и меди. В течение средних веков эта торговля получила значительное развитие».68)
На этой стадии продвижения Венеции к обладанию морем происходит первая встреча с Лигурийской соперницей.69) В эти годы Генуя предприняла первую морскую разведку в Восточном Средиземноморье, и там, в то время, когда генуэзские отряды участвовали в осаде Арсуфа и Цезареи, генуэзский флот столкнулся с византийским. Дело окончилось обменом посольствами, но выход генуэзского флота в восточные воды не мог быть оставлен без ответных действий. Венецианская дипломатия смогла извлечь из происшедшего значительно больше, чем можно было бы предполагать: в 1154 г. удалось заключить договор с сицилийским королем Вильгельмом I, по которому Венеция получила от короля гарантии свободы плавания по Адриатическому морю и признание за венецианцами в качестве сферы влияния побережья моря от лагуны до Дубровника.70)
Для полного обладания Адриатикой Венеции теперь недоставало только санкции третьей важной региональной силы — папского престола. Возможность ее получить вскоре представилась и не была упущена. Венеция поступила следующим образом: она приняла сторону папства и Ломбардской лиги в противостоянии «мировым» притязаниям империи.71) При ее решающем посредничестве [155] спор апостольского престола с империей окончился встречей папы Александра III и императора Фридриха I в 1177 г. в Венеции и заключением мира между ними. Папа, по преданию, сказал дожу: «Пусть потомки знают, что оно [море] твое по праву завоевателя, и я закрепляю твою власть над ним, как право мужа на жену». Подобным, совершенно феодальным по сути и форме актом, часть Адриатического моря севернее условной линии Анкона—Задар была признана сферой безраздельного влияния Венеции72) и стала «Венецианским заливом». Тогда же был заключен новый, выгодный для Венеции договор с империей, по которому Фридрих I гарантировал венецианским купцам защиту от действия берегового права.73)
Обретение Венецией своего моря было закреплено в гражданском ритуале коммуны учреждением обряда венчания Венеции, в лице ее выборного пожизненного главы — дожа, с морем, совершавшегося в день Вознесения.74) По преданию, тогда же в 1177 г. Венеция обрела и собственные государственные инсигнии: папа в базилике св. Марка вручил дожу Себастиано Циани трубы, а также восемь разноцветных знамен с изображением льва св. Марка.75) Действительно, такие знамена изображены на миниатюре одного из более поздних венецианских кодексов, трактующей церемонию 1177 г.,76) но современных событиям подтверждений легенды о знаменах с изображением льва в нашем распоряжении не имеется.
Новая роль Венеции в системе средиземноморских государств была закреплена в двух важнейших вещах: в монетном чекане и в другой репрезентативной области государственной символики, какой была дожеская печать, важнейший атрибут аутентификации актов, исходивших из канцелярии дворца. На аверсе монеты появляется надпись «S. Marcus» и затем изображение самого евангелиста.77) В 60-х гг. XII в. и на дожеской печати, на лицевой стороне, появляется изображение сцены инвеституры per vexillum: сидящий с непокрытой головой святой покровитель Венеции вручает дожу, выборному пожизненному главе государства, бандьеру, знамя коммуны; с конца этого столетия св. Марк на печати изображен стоящим и в митре.78) Разумеется, размеры матрицы не позволяли резчикам вдаваться в детали знамени, и поэтому дожеская [156] печать этого времени не может помочь в разрешении вопроса о времени появления изображения на знамени. Атрибуты государственного престижа Венеция приобретала, преодолевая отношения пиетета главным образом к Византиии, поэтому естественно развитие венецианской государственной печати под византийским влиянием и стремление коммуны на Риальто иметь именно такие печати, какие употреблялись в обиходе канцелярии византийских императоров, а также и римских пап, итальянских герцогов, норманнских королей, сфрагистика которых развивалась под несомненным влиянием византийской.
В последней четверти XII в. Венеция реально становится «царицей Адриатики»: «regna tenent Veneti, regnorum laudem potiti», — пишет в поэме «Перечисление царств, подданных империи» поэт и историк второй половины XII в. Готфрид из Витербо, видная фигура в истории литературы Италии и Германии.79) Открывается длительная, морская фаза венецианской экономической экспансии, опиравшейся на целенаправленную политику по отношению к трем главным политическим силам европейско-средиземноморского мира — обеим империям и папству.80) Благодаря такой политике Венеция смогла, опираясь на свое природное локально-географическое положение, «повернуться спиной к континенту, к которому она пришвартована как частица Востока»,81) и обрести свое море, обратив в свою пользу на долгое время «всеобщность-ничейность» северной части Адриатики. По крайней мере до того времени, когда набрали силу Дубровницкая республика и ускоки Сеньи и несколько умерили венецианское владычество на восточном берегу.82) При этом справедливости ради следует отметить, что в борьбе за обладание Адриатикой у Венеции не было такого близкого соперника, каким в XII—XIII вв. была Пиза для Генуи в ее борьбе за господство в Тирренском море.83)
К началу XIII в. в морских городах Италии, от Амальфи до Пизы, от Генуи до Трани, от Анконы до прибрежных сицилийских центров, всюду «консолидировались морские статуты, необходимые для упорядочивания торговли на море, регулирования прав и обязанностей патронов кораблей, социев, моряков, купцов, пассажиров — чтобы регулировать транспорт товаров, оружия и прочего».84) В этом процессе особую роль сыграл кодекс морского права Амальфи,85) который «сделается одним из великих законов мореходства [157] христианского Средиземноморья».86) Дело юридического урегулирования морских отношений распространилось и на Адриатику. В Венеции были хорошо знакомы с Родосским морским законом,87) и в начале XIII в. уже был в ходу Capitulare marium.88) Статуты Задара, Сплита, Скардоны, Дубровника, Лезины Котора были тесно связаны между собой и во многом схожи с венецианскими, что можно объяснить и общими источниками морского права и венецианским влиянием. Адриатическая республика могла выходить из «своего залива» в большое, Средиземное море.
В начале XIII в. история представляет для этого благоприятнейшую возможность, и венецианцы используют ее в полной мере. Искусно воспользовавшись неожиданным для участников IV крестового похода исходом этого предприятия — захватом крестоносцами Константинополя, куда их за изрядную плату доставили венецианские корабли, и расчленением Византийской империи, Венеция, по мартовскому договору 1204 г. с участниками похода, становится обладательницей и «госпожой» значительной доли добычи крестоносцев.89) В результате и Эгейское море в значительной мере становится для венецианцев «chaxa nostra»:90) венецианцы расселяются по островам Ионического моря, обосновываются на Крите в 1205 г., создают многочисленные княжества на островах Эгеиды.91)
Здесь, на островах закладываются основы богатства многих венецианских островных династий, как происходивших из нарождающегося нобилитета, как то Бароцци, Пизани, Микьеле, Премарини, Гримани, Квирини, Корнаро, Навигайозо, Фосколо, Санудо, так принадлежавших семьям, впоследствии отнесенным к сословию «горожан» — Скьяви, Кастелли, Беваццани. Одни из феодальных владетелей становятся вассалами самых крупных феодалов, дук Эгеопелага из семьи Санудо, других, как Марко Дандоло, завоевавшего вместе с веронцем Ренато Карчерио Эвбею, Венеция обязала признать себя ее прямым вассалом, и лишь один Филокалос Навигайозо, владетель Лемноса, стал вассалом латинского императора в Константинополе, назначившего его мегадукой и адмиралом империи.92)
Новые островные феодалы были относительно независимы от коммуны, но будучи связаны с ней фамильными узами и институтом гражданства,93) часть нажитых в феодах богатств возвращали на родину, в метрополию, вкладывая [158] в семейные предприятия, строя дворцы на островах лагуны и т. д. Известно, в частности, что жившие в Латинской империи венецианцы часто отказывались платить десятину латинскому патриарху Константинополя, а вместо этого возвращались домой умирать и там оставляли свои десятины церкви св. Марка.94) То историческое обстоятельство, что феодализация венецианского правящего сословия, островного по происхождению, развернулась именно на островах, наводит на определенные размышления. Даже учитывая то, что для современной историографии «происхождение венецианского патрициата не так ясно, как в Генуе»,95) при том, что происхождение нобилитета обсуждалось юристами и гуманистами еще в XIV—XV вв.,96) все же можно высказать предположение, что именно островная феодализация многих венецианских семей, занимавших ведущее положение в общине, способствовала к концу XIII в. консолидации правящего слоя в сословие наследственного нобилитета.97)
Опираясь на растущее богатство коммуны и ее членов, Венеция переходит от военных, подкрепленных дипломатией, методов приобретения новых владений к дипломатическим. Неоспоримые правила — «так как ничего не делается без денег» и «венецианцы могут продавать и покупать, что хотят и кому хотят»98) — теперь применяются не косвенно, через военные расходы, а непосредственно, путем приобретения земель и привилегий. Крит был куплен у Бонифация Монферратского. «Gratia navium pro viagium Alexandriae», пожалованная папой Климентом IV графу де Бофор, была приобретена за 20 тысяч дукатов у папского камерария Стефано ди Батуто, которому граф ее подарил.99) Завладев же, Венеция старалась крепко удерживать приобретенное, особенно стратегически важные острова. Были решительно пресечены и попытка графа Мальты Энрике Пескаторе отобрать у Венеции о. Крит, и попытка Леоне Ветрано овладеть, с генуэзской помощью, о. Корфу, «ключом к христианскому миру», занимающим стратегическое положение в «заливе венецианцев». Венеция крепко стерегла свое море и не допускала, насколько была в силах, попыток рассматривать его как «всеобщее-ничейное». Ветрано был казнен как пират: повешен, что одновременно должно было послужить предупреждением подстрекавшей его Генуе.
Крепко обосновавшись на Адриатике и в Восточном Средиземноморье — крепостями, портами, поселениями, торговыми подворьями, феодами, заключив в 1214 г. договор с Пизой, соперницей Генуи,100) и приведя в соответствие с новой реальностью свои статуты,101) Венеция оказывается в силах выдержать растущий напор Генуи, которая после Нимфейского договора 1261 г. смогла занять предпочтительное положение в отношениях с воссозданной [159] Византийской империей. Правда, понятное стремление Венеции восстановить Латинскую империю, в которой она имела крепкие позиции, осталось без практического воплощения.102)
Морские республики-соперницы, Адриатическая и Лигурийская, четырежды воевали за преобладание в Восточном Средиземноморье, в 1257—1273, 1294—1299, 1350—1355 и 1378—1381 гг., причем во время последней из этих войн генуэзский флот смог подойти к Кьодже, ближнему подступу Венеции, но Генуя не смогла воспрепятствовать своей сопернице прорваться в Черное море.103) В этом порыве Венеция, хотя и не смогла обосноваться в Крыму, уступив его генуэзцам,104) достигла крайней северо-восточной точки средиземноморско-понтийского региона, устья Дона, и далее — путей, ведущих в приблизившийся к морю монгольский мир и в Китай. С начала XIV в. караваны венецианских галей вышли на регулярные черноморские линии.105)
В тогдашнем мире господство Венеции на море и ее образ действий вызывали не только панегирики. Многие считали, что «лев святого Марка получил больше, чем мог переварить»,106) а в самой Италии раздавались и вовсе неприязненные голоса. Хронист конца XIII в. Салимбене обзывает венецианцев «бандой жадин и скряг», превративших Адриатику в «притон разбойников».107) Жадность венецианцев и их хозяйничанье на море — причина нелюбви к ним феррарского хрониста Риккобальдо.108) Бокаччо называет Венецию «вместилищем всякой мерзости» и с презрением иронизирует о «верности венецианца»,109) и, в отличие от своего друга Петрарки, «не любит владычицы морей», в своем географическом сочинении он описывает море венецианцев «под старым названием и только из ученой добросовестности отдельно рассматривает его новое прозвище», поскольку считает, что венецианцы «maris imperium usurpare».110) И можно предполагать, что один из «трех венцов» был не в одиночестве, отказывая в легитимности венецианскому «обретению моря».
Борьба Венеции за Восточное Средиземноморье и Черное море разворачивалась уже под знаменами св. Марка — красным полотнищем из шелка с золотым изображением крылатого льва, как оно описано в книге церемониалов коммуны: vexillum imperialium sericeum cum imagine sancti Marci sub leonis spetie.111) Лев в глазах венецианца был полон смыслами, происходящими от сложной контаминации исторически различных символических значений этого животного;112) в венецианском льве слились и зверь-спутник Кибелы — «Великой [160] матери», защитницы городов,113) и зверь из видения Иезикииля, и лев тетраморфной аллегорической фигуры из откровения Иоанна, и лев пустыни св. Иеронима, ассоциировавшего его с евангелистом Марком, и память об Аттиле — «льве рыкающем», от которого укрылись на островах лагуны первовенецианцы, и лев как символическое воплощение «венецианского» характера, и многое другое.114)
Исторически лев как символическое и священное животное со всеми его атрибутами не отмечен в качестве государственной инсигнии Венеции до XIII в., — крылатый лев еще не был водружен на одну из двух колонн на площади у Большого канала. Самым ранним считается изображение на мерном сосуде для зерна, хранящемся в государственном архиве Венеции, с надписью «мера зерновой палаты на Риальто 1263», на котором лев изображен присевшим на задние лапы, с нимбом, крыльями веером и с открытым евангелием в передних лапах, хотя существует также предположение, что изображение могло быть нанесено позднее времени изготовления.115) На знамя коммуны изображение льва еще помещено не было, тому подтверждением служит сообщение заслуживающего доверия хрониста Мартино да Канале, бывшего свидетелем того, как во время пасхального хода в 1267 г. перед дожем несли восемь знамен с изображением евангелиста Марка в человеческом облике.116) Достаточно определенно об использовании льва в качестве государственного символа можно говорить только с начала XIV в.
Историческая действительность наводит на предположение, что появление льва на знамени, одной из важнейших инсигнии,117) именно в этот период можно рассматривать как следствие соперничества с республикой св. Георгия. В пользу такого предположения свидетельствуют и изображения флагов с рубежа XIII—XIV вв. на пергаменных мореходных картах, предназначенных для плавания по Средиземноморскому и Черным морям. С этой точки зрения представляется апокрифическим и навеянным исторической реальностью времени изображение на мозаике капеллы св. Исидора в базилике св. Марка красного знамени с золотым львом, укрепленного на корме галеи, на которой прибыл на о. Хиос в 1122 г. дож Доменико Микьель,118) и даже в этом [161] случае знамена с изображением льва были даны папой Александром III дожу Циани лишь через полвека после изображенного на мозаике события. Началом XIV в. датируется лев на дверях колокольни св. Аполлинария, лев в государственном архиве Венеции,119) львы на фасадах церквей в Истрии,120) монета дженольело, чеканенная при доже Франческо Дандоло, 1329—1339 гг., на которой лев изображен в левом повороте, стоящим на задних лапах и держащие в передних лапах бандьеру коммуны,121) примеры можно умножать. И едва ли можно считать случайным, что именно около середины XIV в. Бартоло да Сассоферрато в трактате «Об инсигниях и гербах» особо разъяснял, что инсигнии и гербы должны изображаться «secundum naturam rei», а лев «erectus, elevatus, mordax ore, et radens pedibus», и читая это предписание, трудно удержаться от соблазна думать, что знаменитый правовед писал эти строки, разглядывая изображение льва на венецианской монете.122)
Лев становится непременным и вездесущим символом Венеции и ее политического или экономического присутствия, от портала Арсенала до портала венецианского палаццо во Львове,123) вытеснившим изображения святого покровителя Венеции — «Венеция — львиный город», заметил проницательный русский путешественник.124) Венецианцы придали образу льва сложное хитросплетение символов, из сплава которых выкристаллизовался новый, переживший века символ — «лев Венеции», которым она наполнила все те места, где только удавалось обосноваться ее сыновьям. Под знаменем св. Марка с изображением льва125) Венеция становится державой восточно-средиземноморской, а затем, надежно освоив в первые десятилетия XIV в. регулярные маршруты галей к берегам западной Африки и далее через Гибралтар к берегам Британии и Фландрии, державой и западно-средиземноморской, и представители Адриатической республики, держа в левой руке знамя со львом св. Марка и положив правую руку на библию, клянутся соблюдать договоры, заключаемые ими от имени своего государства,126) водружают это знамя в его владениях.127) Образуется «венецианский мир», «рах Veneta»,128) Венеция становится «средиземноморской царицей«, которую, как поэтично выразился Ф. Бродель, «свергнет с престола лишь новый царь Океан...»129) — но это произойдет через несколько долгих столетий. [162]
В начале XV в. Венеция для бывалого испанского путешественника Перо Тафура — «ось Европы».130) Испанец видел много городов, среди них были большие и славные, не единожды бывал в Каире и Константинополе, но ни один из посещенных им городов не показался ему столь «центральным».131) Такое восприятие Венеции человеком из земель, в те годы мало вовлеченных в большую европейскую и средиземноморскую политику, позволяет предполагать, что многие люди той эпохи именно так представляли себе место и роль Венеции в мире. Косвенно это могло отражать также и магнетическую особенность венецианской ментальности. Не осознание ли своей коммуны на островах лагуны неким центром, осью, и не стремление ли удержать такое значение послужило одной из глубинных причин того, что, по сообщению хрониста Джанджакопо Карольдо, был сочтен нецелесообразным перенос столицы дуката с островов лагуны в Константинополь, место, не подверженное наводнениям и легко снабжаемое хлебом?132) Не удивительно, что образ Венеции как оси Европы оказался достаточно устойчивым и поныне не утратил интереса для исследователей роли Венеции в истории.133) И хотя к XVI в. «геометрический центр активной экономической жизни Европы» смещается в сторону Нюрнберга, Венеция не утрачивает «осевой роли», поскольку, как показал Ф. Бродель, «Нюрнберг располагается на полпути между Венецией и Антверпеном, между древним торговым пространством Средиземноморья и Атлантикой, новым пространством успеха Европы. Вне сомнения, ось Венеция — Антверпен оставалась на протяжении всего XVI в. самым активным из всех европейских «перешейков».134) Перестав быть собственно «осью Европы», Венеция осталась прочным южным гнездом этой крепкой оси, поскольку не перестала быть «эмпорием Италии» — как она названа в конце XV в. в известной «Хронике» Хартмана Шеделя.135)
Сила островной социальности и венецианской ментальности была такова, что Венеция выдержала и переориентацию мировой экономики вследствие великих географических открытий, и неумолимое вращение оси имперских войн конца XV — первой половины XVI в., и поглощение почти всего Леванта Османской империей, провоевав с ней до первых десятилетий XVIII в., и дожила до крайнего предела. Будучи отрезана от восточного берега «своего залива», Адриатики, она лишилась основы своего преобладания на этом море, и утратила море. Впрочем и само значение этого моря к тому времени перестало соответствовать его былому имени «венецианское». Оптимистический итог подвел А. И. Герцен: «Для его гибели нужно было, чтоб на развалинах французского трона явилась "единая" и "нераздельная" республика и на развалинах этой республики явился бы солдат, бросивший в льва по-корсикански стилет, отравленный Австрией. Но Венеция переработала яд и снова оказывается живою через полстолетия».136) [163]
1) Архив Санкт-Петербургского филиала Института российской истории РАН, Западноевропейская секция. Коллекция 6, картон 200, л. 243 об.
2) Guilemus Apulus. Historica poema de rebus Normannorum, liber IV (Molmenti P. La storia di Venezia nella vita privata. Bergamo, 1910. Parte 1. P. 195.)
3) Molmeti P. La storia di Venezia uella vita privata Pte 1. P. 197.
4) Braudel F. La Méditerranée et le monde méditerranéen à l'époque de Philippe II. Paris, 1949. P. 99.
5) Cifoletti G. La lingua franca mediterranea. Padova, 1989. P. 59-70.
6) Биро П., Дреш Ж. Средиземноморье. М., 1962. Т. 2. С. 379.
7) Шумовский Т. А. Арабы и море // Ахмад ибн Маджид. Книга польз об основах и правилах морской науки. М., 1985. Т. 1; Ahrweiler H. Byzance et la mer: la nıarine de guerre, la politique et les institutions maritimes de Byzance au VII—XV siècles. Paris, 1966.
8) Lazzarini L. La cultura delle signorie veneti e i poeti di corte // Storia della cultura veneta. Vicenza, 1976. T. 2. P. 477.
9) Argan G.G., Fagiolo M. Il processo dell' urbanizzazione // Storia d'Italia. Toriuo, 1972. Vol. 1. P. 755.
10) Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV—XVIII вв., 1992. Т. 3. С. 29-31, а также С. 105-107.
11) Balard M. Per una storia dell' insediamento genovese nel Mediterraneo medievale // Stringa P. Genova e la Liguria nel Mediterraneo: insediamenti e culture urbane. Genova, 1982. P. 9.
12) Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV—XVIII вв. Т. 3. С. 105.
13) Герцен А. И. Venezia la Bella, 1867 // Герцен А. И. Соч. в 6 тт. М., 1957. Т. 6. С. 463.
14) Петров М. К. Язык, знак, культура. М., 1991. С. 162.
15) См.: Sahlins M. Des îles dans l'histoire. Paris, 1989. Я смог познакомиться только с французским переводом книги.
16) Mumford L. The City in History. New York, 1961. P. 322.
17) Гете И. В. Итальянское путешествие. Венеция, 1786 г. // Гете И. В. Собр. соч. в 10 тт. М., Т. 9. С. 39.
18) Maranini G. La constituzione di Venezia dopo la serrata del Maggior Consiglio. Venezia, 1931. P. 142.
19) Fasoii G. Nascita di un mito // Studi storici in onore di Gioacchino Volpe. Firenze, 1958. T. 1. P. 448.
20) Yates F. A. Astraea: tlıe Imperial Theme in the Sixteenth century. Bostou, 1975; Gabotto F. Il trionfa dell' umanesimo nella Venezia del Quattrocento. Venezia, 1890. P. 17.
21) Thiriet F. Regestes des délibérations du Sénat de Venise concernant la Romanie. Paris, 1958. T. 1. P. 188, n. 780, 782.
22) Bartolo а Saxoferrato. Tractatus de insula // Bartolus a Saxoferrato. Opera omnia. Venetiis, 1601. T 10. P. 137.
23) Ibid.; Petronio V. «Civitas Venetiarum est edifıcata in mari» // Studi veneti offerti a Gaetano Cozzi. Vicenza, 1992. P. 171-185 (Appendice: Tommaso Diplovataccio, «Tractatus de Venete urbis libertate et eiusdem imperii dignitate et privilegiis»).
24) См. Бартошек М. Римское право. М., 1989. С. 386. Уже закончив работу над статьей, я прочитал книгу Сильвано Аванци, который взглянул на проблему сходным образом (Avanzi S. Il regime giuridico della laguna di Venezia, Venezia, 1993. P. 30-32).
25) Луццато Дж. Экономическая история Италии. Античность и средние века. М., 1954. С. 84.
26) Nomos Rhodion nautikos. The Rhodian Sea Law/ Ed. by W.Ashburner. Oxford, 1909. P. 1-56; Морской закон Родоса / ред. М. Я. Сюзюмов // Античная древность и средние века. Свердловск, 1969. Вып. 6; Родосский закон основывался на положениях установлений императора Константина и Василик; о развитии морского права в Средиземноморье см: Pertile А. Storia del diritto ıtaliano dalla caduta dell' Impero Romano alla codifıcazione. Padova, 1888. Vol. III. P. 175-176; Maroi F. Naufragio. Diritto // Enciclopedia Italiana. Roma, 1934. T. 24. P. 318; Zeno R. Storia del diritto marittimo nel Mediterraneo. Milano, 1946.
27) Nomos Rhodion nautikos. Р. CXXIII-CXXIV.
28) Delumeau J. La peur en Occident, XIVe—XVIIIe sıècles: Une cité assiègée. Paris, 1978.
29) Эйкен Г. История и система средневекового миросозерцания. СПб., 1907. С. 507.
30) Lopez R. Storia delle colonıe genovesi nel Mediterraneo. Bologna, 1938. P. 225.
31) Giovanni Diacono. La cronaca veneziana/ a cura di M. De Biasi. Venezia, 1986. Vol. 1; Origo civitatum ltaliae seu Venetiaruın/ a cura di R. Cessi. Ronıa, 1933; Canal M. da. Les Estoires de Venise/ a cura di A. Limentani. Firenze, 1978; Cronica Veneta — OP РГБ. Ф. 183, Ин. 1326. Л. 3066-31; Come fu edifıchada la citta di Venetia et da chi hebbe origine — Архив СПб ФИРИ РАН, Западноевропейская секция. Картон 636. Ед. 1. Л. 8-8 об.
32) Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989. С. 105-106, гл. 27; Iohannis Diaconi Chronicon // Cronache veneziane antichissime/ а cera di G. Monticolo. Roma, 1890. Vol. 1. P. 59-60, 63-64; Cessi R. Venezia ducale. Venezia, 1963. Vol. 1. P. 14; Carile A., Fedalto G. Le origini di Venezia. Bologna, 1978. P. 55-68, 78-80.
33) Prost Л Le's clıroniques vénitiennes // Revue des questions historiques, 1882. T. 31 P. 512-555; Carile A. La cronachistica veneziana, secc XIII—XVI. Firenze, 1969; etc.
34) Pertusi Л Gli mizi della storiografıa unıanıstica nel Quattrocento // La storiografia veneziana fino al secolo XVI. Aspetti e problemi / а cura di А. Pertusi. Firenze, 1970. Р. 277-278; Lazzarini L. Paolo de Bernardo ed i primordi dell' umanesimo in Venezia. Genève, 1930. P. 109-110.
35) Monacis L. de. Chronicon de rebus venetis ab urbe condita ad annum 1354 / rec. F. Cornelius, 1758. P. 9.
36) Kreischmayr H. Die Besiedlung der venezianischen Insel // BZ. 1904. Bd. 13. S. 485.
37) Cessi R. Politica, economia, religione // Storia di Venezia. Venezia, 1958. Vol. 2. P. 257.
38) Storia di Venezia. Venezia, 1958. Vol. 1. P. 381, fıg. 116; Lazzarini V. Un'iscrizione torcellana del secolo VII // Atti dell'Istituto Veneto, 1914. T. 73; Pertusi A. L'iscrizione torcellana dei tempi di Eraclio // Bollettino dell'Istituto di storia della società e dello stato veneziano. 1962. T. 4.
39) Tuzzato S. Venezia. Gli scavi a San Pietro di Castello (Olivolo). Nota preliminare sulle campagne 1986—1989 // Quademi di archeologia del Veueto. 1991. T. 7.
40) Gams P. B. Series episcoporum Ecclesiae Catholicae. Ratisbonae, 1873. P. 781; Fedalto G. Le origini di Venezia. Bologna, 1978. P. 382-383.
41) Cosgrove D. The Myth and the Stones of Venice; a Historical Geography of a Syınbolic Landscape // Journal of Historical Geography. 1982. Vol. 8, n. 2. P. 151.
42) Monticolo G. L'apparitio Sancti Marci ed i suoi manoscriti // Nuovo archivio Veneto, 1895. T. 9. P. 111-177; Tramontin S. San Marco // Culto dei santi a Venezia. Venezia, 1965. P. 41-73; Lebe R Als Marcus nach Venedig kam. Frankfurt am Main, 1973.
43) Pfister F. Der Reliquienkult im Altertum. Griessen, 1909. Bd. 1; Geary P.J. Furta sacra: Thefts of relics in the central Middle Ages. Princeton, 1978.
44) Biassuti G. La tradizione marciana aquiliese. Udine, 1959; Pavanello G. San Marco nella legenda e nella storia // Rivista della cittá di Venezia. 1928. T. 7. P. 293-324.
45) Pertusi A. Insegne del potere sovrano e delegato a Bisanzio e nei paesi di influenzia bizantina // Simboli e simbologia nel'AJto Medioevo. Spoleto, 1976. P. 481-563; Muir E. U rituale civico a Venezia nel Rinascimento. Roma, 1984. P. 129-132, 232.
46) Molmenti P. La storia di Venezia nella vita privata. Bergamo, 1910. Parte 1. P. 58.
47) См: Шумовский Т. А. Арабы и море // Ахмад ибн Маджид. Книга польз об основах правилах морской науки. М., 1985. Т. 1. С. 79-80; Соколов Н. П. Образование Венецианской колониальной империи. Саратов, 1963. С. 187-191.
48) См.: Соколов Н. П Образование Венецианской колониальной империи... С. 191-246.
49) Gfroerer F. Geschichte Venedigs bis zum Jahre 1084. Graz, 1872. S. 253.
50) Molmenti P. La storia di Venezia nella vita privata. Bergamo, 1910 Pte. 1. P. 58.
51) Balard M. Per una storia dell'insediamento genovese... P. 9-10.
52) Tyszkiewicz L. A. «Amicitia» jako stosunek wzaemny między panstwami wczesnego sredniowiecza // Niemcy i Polska w sredniowieczu. Poznan, 1986. S. 265-269.
53) Известно, что с X в. венецианцы доставляли почту из Саксонии и Баварии в Константинополь (Romanin S. Storia documentata di Venezia. Venezia, 1853. Vol. 1. P. 372 doc. VIII. Этот документ издан по выверенным спискам: Tafel G., Thomas G. M. Urkunden zur alteren Handels-und Staatsgeschichte der Republik Venedig. Wien, 1856 Th. 1. S. 21, doc. XUI (Decretum Venetorum de abrogando mancipiorum commercio, VI 960). MGH. Leges. IV: Constitutiones. Hannoverae, 1893. T. 1. P. 6-7, doc. 4, p. 30-36, doc. 14, etc).
54) MGH. Leges. Capitularia. T. 2. P. 35-36.
55) Pertusi A. L'impero bizantino e l'evolvere dei suoi interesi nell'alto Adriatico // Le origini di Venezia. Firenze, 1964; Carile A. La presenza bizantina nell'alto Adriatico fra VII e IX secolo // Byzantinische Forschımgen, 1987. Bd. XII.
56) Cronache veneziane antichissime / a cura di G. Monticolo. Roma, 1890. Vol.l. P. 57-171; Uhlirz M. Venezia nella politica di Ottone III // Venezia del Mille. Firenze, 1956. P. 31-43. О развитии отношений Венеции и Империи в этот период см.: Schmeidler В. Venedig und das Deutsche Reich 983—1024. Wien, 1904 (Mitteilungen des Institutes für Osterreichische Geschichtsforschung. Bd. 25); Rosch G. Venedig und das Reich: handels-und verkelırspolitische Beziehungen in der deutsche Kaiserzeit. Tubıngen, 1982.
57) См. в частности: Conventio cum lanuensibus, 1191, mai 30 // MGH. Leges. IV: Constitutiones. T. 1. P. 493.
58) Литаврин Г. Г., Медведев И. П. Дипломатия поздней Византии XIII—XV вв. // Культура Византии XIII — первой половины XV вв. М., 1991. С. 347.
59) Tafel G., Thomas G.M. Urkımden... Th. 1. S. 43-54, doc. XXIII. Анна Комнина. Алексиада. M., 1965. С. 184. Хрисовул 1082 г. был подтвержден преемниками Алексея I в течение XII в. пять раз (Tafeł G., Thomas G. M. Urkunden... Th. l. S. 95-98, 109-113, 113-124, 195-204, 206-211; Сборник документов по социально-экономической истории Византии. М., 1951). О византийско-венецианских отношениях в этот период см.: Pertusi А. Venezia e Bisanzio nel secolo XI // Venezia del Mille. Firenze, 1965; Borsari S. Venezia e Bisanzio nel secolo XII. I rapporti economici. Venezia, 1988; Antoniadis-Bibicou H. Notes sur les relations de Byzance avec Venise De la dépendance a l'autonomie et á l'alliance: un point de vue byzantin // Thesaurismata, 1962 T. 1; Gill J. Venice, Genoa and Byzantium // Byzantinische Forschungen, 1985. Bd. X.
60) Kretschmayr Y. Geschichte von Venedig. Gotha, 1905. Bd. l. S. 168.
61) Gallina M. L'afTermarsi di un modello coloniale: Venezia e il Levante tra Due e Trecento // Thesaurismata, 1993. T. 23. P. 35.
62) Molmenti P. La storia di Venezia. Pte 1. P. 58.
63) Muir E. U ritımle civico a Venezia nel Rinascimento. Roma, 1984, p. 95 (английский оригинал был мне недоступен).
64) Storia di Venezia. Venezia, 1958. Vol. 2. P. 426, 429, fig. 91, 92 (doc: «Ordelafo Falier vende il terreno dove sorgeva la zecca»).
65) Данте Алигьери. Божественная комедия. М., 1967. С. 92 (Ад, гл. 21, ст. 7-14); Baldi В. La Nautica e le Egloghe. Lanciano, 1913. Р. 36 (впервые опубликовано в Венеции в 1590 г.); Kreischmayr H. Gesichte von Venedig. Bd. 1. S. 185.
66) Cosgrove D. The Myth and tlıe Stones of Venice. P. 151.
67) De Vergoitini G. U diritto pubblico italiano nei secoli XU—XV. Milano, 1959. Vol. 2. P. 3-4.
68) Луццато Дж. Экономическая история Италии. С. 258. «Немецкое подворье» в Венеции с середины XIII в. действовало как крупнейший перевалочный пункт с огромными для своего времени оборотами. Капитулярии см.: Средневековье в его памятниках/ под ред. Д. Н. Егорова. М., 1913. С. 158-160.
69) О взаимоотношениях Венеции и Генуи в Средиземномрье см.: Airaldi G. Le repubbliche marinare e i'espansione mediterranea di Genova e Venezia // La storia: i grandi problemi del Medioevo all'età contemporanea. Vol. 1.: 11 Medioevo, pt. 1: I quadri generali. Torino, 1988. P. 227-243; Crouzeî Pavan E. Gênes et Venise: discours historique et idéologique de la cité (цит по: Gazzini M. Le forme della propaganda politica nel Due e Trecento, Trieste 2-5 marzo 1993 // Nuova Rivista Storica, 1993. A. 77. Fasc. 2. P. 500); Favreau M. L. Friedenssicherung uud Konflictengrenzung: Genua, Pısa ımd Venedig in Acco, ca. 1200—1224 // 1 communi italiani nel Regno crociato di Gerusalemme. Atti del Coüoquio. Genova, 1986. P. 429-448; Surdich F. U commercio con il Levante e lo scontro fra Geuova e Venezia // La crisi del sistema comunale. Milano, 1982. P. 325-360 (Storıa della Società ıtaliana. Parte 2, vol. 7).
70) Соколов Н. П. Образование Венецианской колониальной империи... С. 292-293.
71) Kehr Р. Rom uud Venedig bis ins XU. Jahrhundert // Quellen und Forschımgeu aus italienischen Archiven nnd Bibliotheken, 1927. Bd. 19. S. 1-180.
72) MGH. Leges, IV: Constitutiones. Т. 1. Р. 582-583 (Alexandri III. Epistola de tractatu Veneto, 1177. lul 30, Venetiis); Brezzi P. La расе di Venezia del 1177 e le relazioni tra la Repubblica, il papato e l'impero // Venezia dalla prima crociata alla conquista di Costantinopoli del 1204. Firenze, 1966. p. 49-70; Cessi R. Politica, economia, religione. P. 413-422. Castellani Bassaniensis «Venetianae pacis inter ecclesiam et imperiam»/ ed. A. Hortis // Archeografo Triestino, 1859. Vol. 15. Miethke J., Buhler A. Kaiser und Papst im Konfîikt. Düsseldorf, 1988. Встреча в Венеции папы и императора изображена на фреске второй половины XIV в. работы Спинелло Аретино (Палаццо делла Синьория в Сьене).
73) MGH. Leges, IV: Constitutiones. Т. 1. Р. 373-377, doc 273, 274.
74) Salinıbene de Adanı. Cronica / а cura di G Scalia. Bari, 1966. P. 822 («...dux Veneciarum cum Venetia suis cum anulo aureo in die Ascensionis Domini mare desponsant...»); Sanuto M. I Diarii-Venezia, 1879. T. 2. Col. 695.
75) Pertusi A. «Quedam regalia insignia». Ricerche sulle isegne del potere ducale a Venezia durante il Medioevo // Studi veneziani, 1965. T. 7. P. 3-123.
76) De Biasi M. Il Gonfalone di San Marco. Venezia, 1981. P. 19.
77) Padovan V. Le Monete della Repubblica Veneta dal secolo IX al XVIII, Venezia, 1879; Lane F. С. Le vecchıe monete di conto venezane ed il ritorno all'oro // Idem. Studies in Venetian Social and Economic History. London, 1987.
78) Лихачев Н. П. Буллы // Вспомогательные исторические дисциплины, 1991. Вып. 23. С. 289-290; Климанов Л. Г. Н. П. Лихачев о венецианской сфрагистике и дипломатике // Там же. С. 286-287.
79) Lıtterature latine et histoire du nıoyen âge. Paris, 1890. P. 41-50.
80) Monticolo G. La cronaca del diacono Giovanni e la storia politica di Venezia sino al 1009 // Archivio Veneto, 1883. T. 25. P. 18-22; Violante C. Venezia fra papato e impero nel secolo XI // Venezia del Mille. Firenze, 1965. P. 57-67; etc.
81) Mollat M., Braunstein Р., Hocquet J.-C. Reflexions sur l'expansion vénitienne en Méditerranée // Venezia e il Levante fıno al secolo XV. Firenze, 1973. Vol. 1 p. 552.
82) Katele I. B. Piracy and the Venetian State: the Dilemma of Maritime Defence iu the XIVth century // Speculum, 1988. Vol. 63, N 4. P. 865-889; Sassi F. La guerra di corsa e il diritto di preda secondo il diritto veueziano // Rivista di storia del diritto italiano, 1929. N 2. P. 99-128, 261-296.
83) Mueller G. Documenti sulle relazioni delle cittá toscane coll'Oriente. Firenze, 1879. P. 89; Fanucci J. B. Storia dei tre celebri popoli maritimi dell'Italia: Veneziani, Pisani, e Genovesi e delle loro navigazioni e commercı uei bassi secoli. Pisa, 1817—1822. Vol. 1-4; Benvenuti G. Le repubbliche marinare: Anıalfı, Pisa, Genova e Venezia: la nascita, le vittorie, le lotte e il tramonto delle gloriose città-stato. Roma, 1989.
84) Ambrosini G.G. Diritto e società // Storia d'Italia. Torino, 1971. Vol. 1. P. 348-349.
85) Capitula et ordinationes curiae maritinıae nobilis civitatis Amalphae. Napoli, 1844; Delle antiche consuetudini e leggi marittime delle provincie Napoletane. Notizie e monumenti / publ. per cura di N. Alianelh. Napoli, 1871. P. 65-137; Laudati C. La tabula di Amalfı. Bari, 1894; Moretti G. La prima reppubblica marinara d'Italia. Ravenna, 1904.
86) Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV—XVIII вв. Т. 3. С. 103.
87) Castellani С. Il prestito dei codici manoscritti della Biblioteca di San Marco iu Venezia ne'suoi tempi e le consequenti perdite de'codici stessi // Atti deH'Istituto Veneto, 1896—1897. T. 8. Ser. 7. P. 333.
88) Novissimum statutorum ac Venetiarum legem volumen. Venetiis, 1729. Pars altera. F. 1v-2r; Gli statuti marittimi veneziani fino al 1255 / ed. a cura di R. Predelli e A. Sacerdoti // Nuovo Archivio Veneto, 1902. T. 4. P. 113-161, 267-291. T. 5. P. 161-251, 314-356; Zeno R. Storia del diritto marittimo italiano nel medioevo, Milano, 1946; Lane F. С Maritime Law and Administration, 1250—1350// ldem. Venıce and History. Baltimore, 1966. P. 227-252; Cassandro G. La formazıone del diritto marittimo veneziano // Annali di storia del diritto. 1968—1969. T. 12-13. P. 131-159.
89) Carile A. Partitio terrarum lmperiı Romanie// Studi Veneziani, 1965. T. 7. P. 125-305; Медведев И. П. Право в эпоху латинского владычества // Культура Византии XIII — первой половины XV в. С. 189-190.
90) Gallina M. L'affermarsi di uu modello coloniale. Р. 38; Thiriet F. De l'importance des mers dans le système romaniote de Venise // Byzantino-bulgarica, 1981. T. 7. P. 73-86.
91) Thiriet F. La Romanie vénitienne au moyen âge. Le développement et l'exploitation du domaine coloniale vénitien, XIIe—XVe ss. Paris, 1959.
92) Hopf K. Veneto-byzantinische Analekten. Wien, 1859.
93) Dennis G. T. Problemi storici concernenti i rapporti tra Venezia, i suoi domini diretti e le signorie feudali nelle isole greche // Venezia e il Levante fuıo al secolo XV. Firenze, 1973. Vol. 1. P. 219-235.
94) Boyd С. Е. Tithes and Parishes in Medieval Italy. Ithaca; New York, 1952. P. 199.
95) Werveke H. van. The Rise of Town // The Cambridge Economic History of Europe. Cambridge, 1963. Vol. 3. P. 33; Соколов Н. П. Образование Венецианской колониальной империи... С. 163-165.
96) Donati С. L'idea di nobiltà iu Italia, secoli XIV-XVIII. Bari, 1988. P. 3-28.
97) О конституировании венецианских сословий и институтов: Maranini G. 1) La costituzione di Venezia dalle origini alla serrata del Maggior Consiglio. Venezia, 1928. 2) La costituzione di Venezia dopo la serrata del Maggior Consiglio. Venezia, 1931.
98) Thuriet F. Régestes des délibérations du Sénat de Venise concernant la Romanie. Paris, 1958. T. 1. P. 91, N 342. P. 92, N 345.
99) Alti relatıvi ad una patente di papa Clemente VI / ed. G. M. Thomas // Archivio Veneto. 1879. T. 17. P. 99-125.
100) Mueller G. Documenti sulle relazioni delle città toscani coll' Oriente. Firenze, 1879. p. 89.
101) Gli statuti civili di Venezia anteriori al 1242 / ed. а cura di E. Besta e R. Predelli // Nuovo archivio Veueto, 1901. T. 1. P. 5-117, 205-300.
102) Tafel G., Thomas G. M. Urkunden... T. III. S. 56-59: письмо дожа папе Урбану IV, сентябрь 1264 г.
103) См.: Surdich F. Il commercio con il Levante e lo scontro tra Genova e Venezia // Storia della società italiana. Milano, 1982. T. 7. P. 325-360.
104) Свою точку зрения на причины этой неудачи я высказал в: Донжон и кампанила: forma urbis, урбанистическое сознание и освоение Венецией и Генуей Крыма // Античный и средневековый город. Тезисы докладов VII Сюзюмовских чтений, Севастополь, 1994. Развернутая аргументация содержится в одноименной статье, находящейся в печати в сб. «Таврика» (Симферополь).
105) См.: Карпов С. П. Путями средневековых мореходов: черноморская навигация Венецианской республики в XIII—XV вв. М., 1994. Гл. 3: Венецианские галеи в Черном море. С. 50-81.
106) Miller W. The Latins in the Levant. A history of Frankish Greece (1204—1566). London, 1908. P. 30.
107) Salimbene da Adam. Cronaca.
108) Riccobaldo da Ferrara. Cronica parva ferrariensis. Ferrara, 1983. P. 166.
109) Бокаччо Дж. Декамерон. М., 1955. С. 255, 260.
110) См. Корелин М.С. Ранний итальянский гуманизм и его историография. М., 1914. Т. 3. С. 34.
111) Molmenti Р. La storia di Venezia... Bergamo, 1911. Pte 2. P. 66.
112) Heider G. Thier Symbolik und das Symbol des Löwen uı der christlichen Kunst. Wien, 1849; Peruzzi E. Il nome latino del leone // La parola del passato, 1991. Vol. XLVI. Fasc. VI (CCLXI della serie). p. 417-429.
113) На мраморной плите середины III в. до н. э. в Археологическом музее Венеции изображены Аттис и Кибела, рядом с которой сидит лев. См. также: Llewellyn Brown W. The Etruscan Lion. Oxford.
114) Urbani de Gheltof G.B. Il leone di San Marco e la Rivoluzione francese. Venezia, 1883; Pecvanoglu. Intorno all'origine del leone alato di Venezia // Archeografo Triestino, 1886. T. 4, Fasc. 2.; Musatti E. Il leone di San Marco e la sua origine politica. Padova, 1903; Santalena A. Leoni di San Marco. Venezia, 1906; Perugi G. Il leone di Venezia, detto di San Marco. Venezia, 1907; Cervellini G. B. I leoni delle città italiane // Studi medievali. 1933, 2a ser., T. 6; Gorlato A. Il leone di San Marco e l'Istria. Padova, 1959; Rizzi A. I leoni marciani lapidei a Venezia // Ateneo Veueto, 1981. N. s. T. 19; Rudi de Collenberg W. H. Il leone di San Marco. Aspetti storici e formali dell'emblema della Serenissima // Ateneo Veneto, 1989. N. s. T. 27; Romanelli G. D. Tamquam Leo rugiens // The Lion of Venice. Studies and Research on the Bronze statue in the Piazzetta / ed. by B. M. Scraff. Venice, 1990; см. также: Иванов В. В., Топоров В. Н., Соколов М. Н. Лев // Мифы народов мира. М., 1992, 2-е изд. Т. 2. С. 41-43; Лихачева О. П. Лев — лютый зверь // Труды Отдела древнерусской литературы ИРЛИ РАН за 1993. СПб., Т. 48.
115) Molmenti Р. La storia di Venezia... Pt. 1. Р. 58. Основанием для сомнений может служить то обстоятельство, что в эти годы Венеция воевала с Генуей, а в годы войны лев держал книгу Евангелия закрытой.
116) Canal M. da. Les Estoires de Venise. Р. 246.
117) В венецианских источниках применительно к знамени попеременно употребляются слова vexillum и bandiera, bandum; см. об этимологии этих слов: Battisti С, Alessio G. Dizionario etimologico ualiano. 1975 Т. I. Р. 425; Т. III. Р. 1843, 2047; 1. V. Р. 3627, 4038.
118) De Biasi M. Il gonfalone di San Marco. Venezia, 1981. P. 19.
119) Urbani D. Il nuove leone al Museo // Bolletino d'arte. Venezia, 1877—1878. Anno 1. P. 95.
120) Caprin G. L'lstria nobilissima. Trieste, 1905. Vol. 1. P. 176.
121) Papadopoli-Aldobrandini N. Il leone di San Marco. Pensieri ed osservazioni di un numismatico. Venezia, 1921; Dal Gian M. L. Il leone di San Marco sulle monete e sulle oselle della Serenissima. Venezia, 1958.
122) Bartolus a Saxoferrato. Tractatus de insigniis et armis // Bartolus a Saxoferrato. Opera omnia. Venetiis, 1602. T. 10. P. 125-125t.
123) Horst E. Venedig: Die Stadt am Meer. Olten Freiburg, 1967; Kowalczyk J. Le relazioni dei polacchi con gli artisti e cou l'arte veneta tra il XVI e XVII secolo // Atti Istituto Veneto. Classe di scienze morali. 1980. T. 138.
124) Розанов В. В. Среди художников. М., 1994. С. 119.
125) Diplomatarium Veneto-Levantinum. Venetiis, 1880. Р. 97-98, doc. 53 (а. 1314); Thuriet F. Régestes. Vol. 1. № 317 (а. 1357). Р. 183. № 760 (а. 1389). Р. 197. № 827 (а. 1393); Monacis L de, Chronicon. P. 175 (а. 1363); etc; Архив СПб. ИРИ РАН, западноевропейская секция, колл. 6, картон 191, ед. № (1717 г.). См. также: Majer G. Tre bandiere veneziane // Archivio Veneto, 1928, ser. 5. Т. 4. Р. 255-264.
126) См. Bascape С, Del Piazio M. Insegne e simboli. Roma, 1983. P. 448.
127) Maggiorotti L. A. Architetti e architetture militari. Vol. 1: Medio Evo. Roma, 1933. P. 421.
128) Poggı V. Pax Romana, Pax Othomana, Pax Veneta // Da Roma alla terza Roma. Roma, 1988 (cм. также обзорную заметку: Chantuz Cubbe M. de Da Roma alla terza Roma // Studi e ricerche sull'Oriente Cristiano. Roma, 1989. Anno XII. Fasc. 2. P. 118).
129) Braudel F. La Mediterranée et le monde méditerranéen a l'époque de Philippe II. Paris, 1949. P. 447.
130) Tafur Р. Andanças e viajes por diversas partes del munde avidos (1435—1439). Madrid, 1874. P. 19-20, 40-41, 195-218 etc.
131) О Венеции и венецианцах упоминается на 70 из 302 страниц печатного издания записок (Meregalli F. Pero Tafur e Venezia // Atti Istituto Veneto. Classe di scienze morali, 1985—1986. T. 144. P. 150.
132) Musatti E. Venezia e le sue conquiste nel Medio Evo. Verona; Padova; Lipsia, 1881. P. 213-215. Этой же теме посвящено выступление Хр. Мальтезу на I Международной конференции «Византия и Европа» в 1987 г. (См. обзор X. Хунгера в: Jahrbuch der Österreichischen Byzantinistik, 1988. Bd. 38. S. 422.)
133) McNeil W. H. Venice: the Hinge of Europe, 1081—1797. Chicago; London, 1974.
134) Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV—XVIII вв. М., 1988. Т. 2. С 178-179.
135) «Venecia cıvitas nostıe evo cantatissima, emporium nobile Italiae, terra marique potentissima» — Schedel H. Chronicarum liber. Nurnberg, 1493. F. XLIIIt.
136) Герцен А. И. Venezia la bella, 1867. C. 464. «Его» означает «города Венеции».
Написать нам: halgar@xlegio.ru