Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Назад К содержанию К приложению

Глава двенадцатая.
Возникновение венецианской колониальной империи

В ближайшие годы после взятия Константинополя, одновременно с образованием Латинской империи, заканчивался процесс становления империи Венецианской в ее первом великодержавном варианте. Процесс этот заключался не только в реализации договора о разделе империи, но также и в правовом закреплении фактического положения республики на рынках стран Востока. Овладевая с оружием в руках частью доставшегося ей византийского наследства, Венеция одновременно дипломатическими средствами закрепляла свои торговые позиции в странах Средиземного моря и его северных ответвлений —Архипелага, Черного и Азовского морей. [408]

В пределах византийского наследства Венеция создает систему феодальных колоний, на территориях суверенных государей договорами обеспечивает существование возникших здесь торговых колоний венецианских купцов.

1. Международное положение Венеции в первые годы XIII в.

В первые 15 лет XIII столетия внимание республики св. Марка было приковано к Востоку; это не значит, однако, что она могла полностью освободить себя от всяких забот политических на Западе. Приступив к практической реализации своих восточных великодержавных планов, Венецианская республика не могла забывать о своем западно-европейском тыле и о своем положении в Адриатике.

Если создание Венецианской Средиземноморской империи было логическим завершением венецианской политики XII в., политики «натиска на Восток», то очевидно она должна была следовать избранной ею в то же время политике на Западе. Ведя войну на Востоке, Венеция избегала всяких серьезных и длительных осложнений на Западе, не уступая, однако, и здесь ни пяди из завоеванных ранее позиций. Говоря об этом, мы имеем в виду взаимоотношения Венеции с папством и империей, с Сицилийским королевством, с феодальными государствами, заинтересованными в Истрии и Далмации, с городами-республиками Италии и в особенности с республиками-конкурентами, Генуей и Пизой.

В начале XIII в. одной из крупных политических сил Запада было несомненно папство. Поэтому взаимоотношения с Римом имели в то время для Венеции важнейшее значение.

Мы уже видели, что папа становился все более и более благосклонным по отношению к своим непокорным сынам с лагун, по мере того, как выяснялся успех руководимого ими авантюрного предприятия. Только в начале 1205 г. Дандоло нашел возможным, наконец, обратиться к «св. отцу» с письмом, исполненным показного смирения, лицемерия и политической казуистики, которое должно было оправдать действия венецианцев, предшествовавшие [409] их поразительному успеху на Востоке. «Извещаю святость вашу, — писал Дандоло, — что вследствии трудностей зимнего времени мне с моим флотом и крестоносцами пришлось зимовать в Задаре. Так как этот город, вопреки данным им и его жителями клятвам, изменнически взбунтовался против меня и венецианцев, то я и полагал, что по справедливости могу наказать бунтовщиков, как это обычно и делается с враждебными людьми. Правда, говорят, что город находился под вашим покровительством, но этому я не верил, так как считал, что ни вы, ни ваши предшественники не брали его под свою защиту; а что жители его приняли крест, — так это только для того, чтобы его носить, а не для того, чтобы принять участие в походе... Ваше отлучение мы смиренно и с терпением переносили, пока оно не было снято Петром кардиналом... Да будет известно святости вашей, — заканчивал дож письмо, — что я вместе с народом венецианским что ни делаем, трудимся во славу божию и св. Римской церкви»...¹⁾ Папа, разумеется, многое мог бы возразить на это запоздалое послание, но если ему дорога была принятая под свое покровительство империя, то он должен был сделать вид, что удовлетворился этим объяснением. Папа подтвердил снятие интердикта;²⁾ но так как дож возбуждал также ходатайство об освобождении его от принятого им на себя обета совершить поход против «неверных» по причине своей «старости и слабости телесной», то папа дипломатически разъяснял, что «святому делу» можно послужить не только личными трудами, но и советом, и материальными средствами. Папа убеждал дожа продолжить поход, дав ему надлежащее направление: со своими врагами дож расправился, теперь надо победить врагов церкви.³⁾

Последовать этому совету венецианцы не собирались и, конечно, не одна только смерть помешала Энрико Дандоло выполнить свой обет. Папа это хорошо понимал и в дальнейших своих сношениях с венецианцами постоянно давал им чувствовать, что он ими недоволен.

Уже избрание Томаса Моросини не понравилось папе: в своем письме к епископам и аббатам Романии Иннокентий III назвал это избрание contra formam canonicam attemptam, усматривая это «нарушение канонической формы» в факте сильного влияния во всем этом деле [410] светского элемента.⁴⁾ Не желая, однако, окончательно испортить взаимоотношений с Венецией — папа все еще надеялся направить крестоносцев на Восток, что без содействия венецианцев сделать было очень трудно, — Иннокентий после некоторых колебаний утвердил Томаса на его патриаршем посту.

Папа пытался потом перетянуть Томаса на свою сторону и поддерживал в дальнейшем патриарха во всяком конфликте, который возникал у него с венецианскими властями. В конце 1206 г. как раз произошел такой конфликт: Константинопольский подеста, очевидно по заданию из Венеции, захотел овладеть иконой, которая была обещана венецианцам еще при выборах Генриха, и не остановился перед взломом церковного хранилища, где находилась икона. Патриарх за такое «святотатство» отлучил подесту и его советников от церкви, — сначала кардинал Бенедикт, а потом и сам папа немедленно утвердили это отлучение.

Для обеспечения за собой патриаршего поста в Константинополе Венеции необходимо было держать в своих рука капитул св. Софии. Республика св. Марка поспешила заполнить места каноников этого капитула своими подданными, клятвенно обязав каждого из них выдвигать на все духовные места, зависевшие от капитула, только венецианцев.⁵⁾ Такое же обязательство было возложено и на самого патриарха. Это ясно из писем Иннокентия III, которые он направлял патриарху: в них он подчеркивает, что за ним сохраняются все права, связанные с высоким постом Константинопольского патриарха, а в письме от июня 1206 г. прямо освобождает Томаса Моросини от клятвы назначать в каноники церкви св. Софии только венецианцев, как клятвы, «исторгнутой насильственно».⁶⁾ Естественные опасения патриарха папа пытается рассеять назиданием: «надо бога бояться больше, чем людей».⁷⁾

Венецианцы, были, однако, настойчивы. В 1207 г. мы видим, что от каноника св. Софии Эгидия отбирается клятвенное обещание избирать на церковные посты, поскольку это зависело от капитула св. Софии, только венецианцев.⁸⁾ Несколько позднее такую же клятву они обязывают принести и каноника Энрико,⁹⁾ хотя папа не скрывал своего недовольства этим вмешательством сеньории в сферу церковных интересов. Папе не оставалось [411] ничего другого, как освобождать каноников, как и самого патриарха, от взятых с них обещаний, как «насильственно исторгнутых».¹⁰⁾

В 1211 г. патриарх Томас умер. В Константинополе произошли бурные выборы, в которых приняло живое участие и население венецианской колонии столицы. Папа вынужден был кассировать выборы и назначить их de novo.¹¹⁾ На новых выборах 1212 г. капитул св. Софии раскололся: часть каноников остановила свой выбор на плебане церкви св. Павла в Венеции, другая часть отдала свои голоса архиепископу Гераклеи Понтийской. Хотя архиепископ был также венецианцем, но официальная Венеция стала на сторону плебана. Раскол давал папе формальное основание сначала медлить, а потом и вовсе отказать в паллии официальному кандидату Венеции, несмотря на специальное ходатайство об этом со стороны дожа.¹²⁾

Представляет известный интерес переписка по этому предмету папы с дожем. Когда в 1213 г. венецианские послы сообщили папе, что дож готов всемерно содействовать организации крестового похода против «неверных», мысль о котором все еще не покидала Иннокентия III, то он принял это известие «с радостью» и просил дожа приготовить «корабли и все необходимое для похода». Венецианцы выступили с этим предложением с единственной целью склонить папу к признанию сана Константинопольского патриарха за венецианским кандидатом; но папа также научился понимать своих «любезнейших сынов» с лагун и об удовлетворении этой просьбы не хотели и слушать, — об этом nec decuit nec liceat exaudire, — писал он дожу.¹³⁾

Положение детища Иннокентия, Латинской империи, было таково, что папа не мог позволить себе по отношению к «венецианским торгашам» политики того стиля, которой он держался иногда по отношению к некоторым монархам Запада. Он старался подслащивать горькие пилюли, которые он иногда преподносил св. Марку. Примером может служить дело с утверждением архиепископа в Задаре, избранного венецианцами. В 1206 г., несмотря на все усилия венецианцев, папа медлил с утверждением венецианского кандидата, но свой «временный» отказ папа сопровождал письмом, в котором между прочим говорилось: «Да будет угодно вам, любезнейшие сыны, с [412] удовольствием воспринять слова наши, хоть внешне и горькие, но в своем существе приятные... Подобно тому, как слова друга лучше поцелуев врага, так и исправительное научение отца должно вас услаждать более, чем лесть грешника»...¹⁴⁾

Из всего этого видно, что Иннокентий III не видел достаточных оснований для серьезного разрыва с венецианцами, и его политика по отношению к ним была политикой булавочных уколов, которую венецианцы оценивали по достоинству и неизменно проводили на Востоке не политику церкви, а свою собственную. Было очевидно, что со стороны Рима Венеции не было оснований ожидать каких-либо осложнений. Если папе дорога была Латинская империя, если он хотел организовать очередной поход на Восток, ему надо было ладить с венецианцами.

С еще большим спокойствием и уверенностью могла взирать на свой тыл Венеция со стороны империи, переживавшей в начале XIII в. тяжелый кризис. Вскоре после смерти Генриха VI в Германии, как известно, началось двоевластие. Венеция во время четвертого крестового похода сблизилась с Филиппом Швабским, но со второй половины 1204 г. он был ей более не нужен, а стремление без особой необходимости не обострять взаимоотношений с Иннокентием III, поддерживавшим Оттона IV, заставило венецианских политиков пойти на сближение с этим последним.

Начатые с Оттоном переговоры в 1209 г. закончились подтверждением привилегий, дарованных венецианцам прежними германскими королями. В своей грамоте, выданной венецианским послам, Руджерио Премарино и Марино Дандоло, император текстуально воспроизводил грамоты своих ближайших предшественников.¹⁵⁾

Борьба между двумя германскими королями делала их обоих бессильными. Когда один из них сошел со сцены, смута в империи вступила в новую фазу: началась вражда между папой и Оттоном IV, которому он до того времени покровительствовал. Венеция еще раз могла поздравить себя с полною безопасностью своего тыла.

Венеция, насколько это было возможно, старалась поддерживать добрые отношения и со своими ближайшими соседями на terra ferma. В начале XIII в. она заключает с ними ряд торговых договоров: с Аквилеей в [413] 1200 г., с Червией — в 1203 г., с Мантуей и Феррарой — в 1204 г.¹⁶⁾ С Аквиллей в 1206 г. договор был возобновлен и пополнен несколькими новыми статьями. Патриарх Вальхер помимо того, что предоставлял венецианским купцам полную свободу торговли в пределах своих владений и брал на себя обязательство возмещать все потери, причиненные им его подданными, обещал вместе с тем своевременно предупреждать венецианских купцов, если бы им угрожала какая-либо опасность со стороны императора.¹⁷⁾

Только несколько позднее, когда дела на Востоке приняли более или менее устойчивый характер, Венеция подняла старые споры с Падуей и Тревизо. В середине второго десятилетия между Падуей и Тревизо, с одной стороны, и Венецией, с другой, началась война, которую традиция украсила легендой о «замке любви». Эту легенду разрабатывали хронисты, историки, ученые, поэты,¹⁸⁾ но события в действительности были более прозаическими, чем изображает эта легенда.

Действительной виновницей конфликта была Венеция, но она постаралась обставить дело таким образом, что нападающей стороной оказались ее противники. Венецианские источники склонны объяснить происхождение этой войны, как проявление злой воли падуанцев, которые «без всякой причины, по одной только своей гордости», напали на венецианские владения с большим войском, соединившись с тревизанцами.¹⁹⁾ Противная сторона приводит более резонные основания этого столкновения, указывая на то, что ему предшествовала таможенная война падуанцев с венецианцами. Венеция уже давно стремилась захватить товарные потоки, шедшие из северной Италии через Адриатическое море, в свои руки. Мы видели, что в 1177 г. она добилась от Фридриха Барбароссы признания за собой этого «права». Доктрина об исключительных правах Венеции в Адриатике естественно встречала живой отпор со стороны заинтересованных городов, а Венеция выступала с этой доктриной все более и более настойчиво. На эти домогательства, надо полагать, Падуя ответила запретом привозить к себе и провозить через нее венецианские товары.²⁰⁾ Венецианцы организовали тогда в массовых размерах контрабандную торговлю. Это и вызвало нападение союзных войск на район Кьоджии. Нападение было отражено венецианцами и нападающие подверглись преследованию со стороны [414] венецианского флота.²¹⁾ Эти события относятся к 1214 и 1215 гг. При посредничестве папского представителя и патриарха Аквилеи мир был восстановлен.²²⁾

Мирные договоры, заключенные Венецией и Падуей, и Тревизо в 1216 г., устанавливают на будущее время полную безопасность купцов обеих сторон на падуанских, венецианских и тревизанских рынках как в отношении их личности, так и их товаров, при сохранении старых норм таможенных сборов; венецианские купцы получили свободный доступ через Падую внутрь континентальной Италии; стороны обязались воздерживаться в дальнейшем от нападений друг на друга. Договор должен был быть скреплен клятвой всех свободных жителей Падуи и Тревизо, начиная с четырнадцатилетнего возраста, — со стороны Венеции предусматривалась клятва только одного дожа, а не всей «Венецианской коммуны».²³⁾ Мир в ближайшем тылу Венеции был восстановлен.

Обстановка в Адриатическом и Ионическом морях, воды которых венецианцы все более и более привыкали считать «своими», была также не совсем спокойной: здесь еще раз поднял восстание Задар, сильнее стали чувствоваться неприязненные действия Генуи.

Исторгнутый из рук венгерского короля в самом начале четвертого крестового похода, Задар смирился, казалось, надолго; но после того, как дож с войском и флотом серьезно втянулся в византийские дела, жители Задара опять отвернулись от республики св. Марка.²⁴⁾ Не без помощи венгерского короля, как уверяют нас венецианские источники, жители Задара, изгнанные ранее венецианцами из своего родного города, вернулись в него обратно и начали враждебные действия против Венеции. Помощь эта была только денежной, и задратинцы на этот раз были предоставлены собственным силам.²⁵⁾ Они овладели небольшим венецианским укреплением, которое незадолго перед тем было возведено на острове Монконсейо, расположенном недалеко от Задара. Сын дожа Райнерио Дандоло, оставленный отцом в качестве заместителя на время восточного похода, направил в воды Задара флот в составе 18 галер, и этого было достаточно, чтобы задратинцы смирились.²⁶⁾ Легкость, с которою венецианцам удалось ликвидировать враждебное им движение, объясняется, по-видимому тем, что в него втянуто было не все население города, а лишь его наиболее враждебная эмигрантская часть. Те внутренние затруднения, которые [415] переживала в это время Венгрия и которые исключали с ее стороны деятельную поддержку восстания, побудили более уступчивую часть городского населения отказаться от борьбы, очевидно безнадежной.

Этого было, однако, достаточно, чтобы венецианцы еще туже затянули веревку на шее строптивого города. До нас дошли те условия, которые вынуждены были теперь принять жители Задара.²⁷⁾

Венецианцы, прежде всего, позаботились о том, чтобы поставить в тесную зависимость от Венеции духовного и светского главу города, архиепископа и комита. Так как примасом Далмации был архиепископ Сплитский, а Сплит в это время находился в зависимости от венгерского короля, то венецианцы решили добиться независимости Задара от Сплита и подчинения задарской архиепископской кафедры патриарху Градо, причем капитул Задара был обязан избирать на архиепископский пост непременно венецианца.²⁸⁾ Комит также должен был быть венецианцем по выбору горожан, но с непременным условием утверждения избранника в этом звании дожем, который имел право отвергнуть неприемлемого для Венеции кандидата. Комит должен был приносить присягу на имя дожа.²⁹⁾ Присягой ему было обязано и все население города, начиная с четырнацатилетнего возраста. На город были возложены расширенные военные и финансовые обязательства в отношении Венеции: Задар был должен за свой счет принимать участие во всех военных предприятиях республики св. Марка в пределах Адриатики вплоть до Дубровника как своими кораблями, так равно и войском. С иноземных кораблей Задар обязан был взимать те же пошлины, что взимались и в Венеции, но только одна треть их поступала городу, а две трети шли архиепископу и комиту.³⁰⁾ Кроме того, город должен был выплачивать Венеции 150 перперов, как это видно из одного обязательства Задара, или 3 тыс. кроличьих шкур, как это утверждает хроника Джустиниани.³¹⁾ Городу было запрещено возведение укреплений и он должен был выдать заложников в обеспечение верности в дальнейшем. Изгнанные перед тем сторонники Венеции могли теперь вернуться вновь и получить возмещение за причиненные им убытки. Наконец, венецианцы возвели в городе укрепление и поместили в нем свой гарнизон «с согласия задратинцев».³²⁾ Так была ликвидирована очередная [416] попытка Задара добиться независимости от венецианского господства.

В связи с четвертым крестовым походом стоит и установление венецианского господства над Дубровником. Хроника Дандоло изображает подчинение этого города, как первый акт патриаршего служения Томаса Моросини, который совершил этот «подвиг» по дороге в Константинополь, тотчас после того, как он получил паллий от Иннокентия III,³³⁾ т.е. в 1205 г. Дубровницкие источники решительно отвергают это известие венецианцев.³⁴⁾ Мало вероятно, конечно, чтобы прелат, который только что с трудом добился паллия от папы, начал свою «пастырскую деятельность» на Востоке с этого разбойного нападения. Иннокентий III еще не освободился от тягостного впечатления, произведенного на него разгромом Задара и папа не преминул бы попенять патриарху за такое начало его «пастырского служения»; но переписка Иннокентия III сохраняет по отношению к Томасу неизменно дружественный тон. Это заставляет взять под подозрение венецианское известие, если не с точки зрения самого факта датирования венецианской супрематии над Дубровником со времени четвертого крестового похода, то со стороны тех подробностей, которыми сообщение этого факта сопровождается. Нам думается, что из всего этого можно сделать такой положительный вывод: при обстоятельствах, которые нам неизвестны, Дубровник был вынужден еще раз признать венецианское верховенство в годы, последовавшие за образованием Латинской империи и превращением Венеции в великую Средиземноморскую державу. Это было вскоре после 1205 г., что подтверждается между прочим тем, что в 1208 г. в качестве комита мы видим в Дубровнике венецианца Лоренцо Квирини, в 1214 г. в этом же звании там состоит Джиованни Дандоло.³⁵⁾

Таким образом, в начале XIII в. Венеция утвердилась в Задаре на севере Далматинского побережья и в Дубровнике — на юге. Мы не имеем известий о каких-либо попытках Венеции обосноваться в других пунктах Далматинского побережья в это время, — разрушение дворца и башни, возведенных епископом Сплитским Бернардом на одном из островов вблизи Сплита, было простым актом мести за помощь, оказанную архиепископом Задару [417] в 1203 г., но не попыткой распространить свое господство на центральную часть далматинского побережья.³⁶⁾

Истрийские города, по-видимому, сохраняли в это время «лояльность» по отношению к своему сюзерену, мощь которого была только что столь внушительно продемонстрирована на Востоке. Документ, идущий из Паренцо и относящийся к 1205 г., с несомненностью свидетельствует о продолжающейся зависимости этого города от республики св. Марка.³⁷⁾

Гораздо более хлопот Венеции доставили западные ее соперники, вернее один из них, именно Генуя: пизанцы, получив отпор в конце девяностых годов истекшего столетия, в начале XIII в. более не решались серьезно беспокоить венецианцев и встали с ними даже на дружественную ногу. Есть основания утверждать, что в 1206 г., когда пизанцы еще продолжали враждовать с генуэзцами, а Венеция уже имела основания заподозрить Геную во враждебных намерениях, Пиза и Венеция заключила между собою союз с обязательством военной помощи друг другу против Лигурийской республики.³⁸⁾

Ожесточенная вражда Генуи и Пизы, растянувшаяся на многие десятилетия, помешала им принять участие в четвертом крестовом походе. Автор «Деяний Иннокентия III», сообщая о бесплодности всяких попыток примирения враждовавших республик, пишет: «Они не были сынами мира и мирных слов не принимали».³⁹⁾ Вражда между ними продолжалась и далее, и в то время, как их противники с лагун добывали на Востоке новые территории и новые сферы влияния. Ревнивым взором следили в Генуе за успехами Венеции в восточных водах. Один из продолжателей Кафаро деловито, но с явным недоброжелательством к Венеции, изложил события четвертого крестового похода в Генуэзских анналах, отметив факт приобретения венецианцами ряда греческих островов с «некоторой частью земель Романии».⁴⁰⁾ Надо было создать для счастливого конкурента в восточных водах затруднения.

Еще не кончена была война с Пизой, — мирные переговоры начались только в 1208 г. и только в 1209 г. закончились заключением мира, — но генуэзцы уже начали интриговать против Венеции в водах восточного Средиземноморья. Первоначально они действовали скрытно, противопоставляя венецианцам в этих водах различных [418] проходимцев, которыми кишела тогда средиземноморская часть Европы. Сначала это был пират Ветрано, потом мальтийский граф Энрико, основным занятием которого был также морской разбой, только в еще более широких масштабах. Лишь после того, как генуэзцы сбросили с плеч заботы пизанской войны, они решили начать открытые враждебные действия против республики св. Марка, оказав значительную военную поддержку Мальтийскому графу, что повлекло за собою открытый разрыв и военные действия.⁴¹⁾ Враждебные столкновения торговых республик протекали преимущественно на Крите и в водах этого острова и являлись для Венеции одним из эпизодов ее борьбы за реализацию византийского наследства.

Делая общую оценку международной обстановки, в рамках которой Венеция должна была овладевать доставшеюся ей по разделу частью Византийской империи, приходится еще раз подчеркнуть отсутствие у Венеции серьезного противника, который встал бы на путях ее к созданию на Востоке обширной торговой империи. Греческая империя была теперь повержена в прах, возникшие на ее территории отдельные политические миры и мирки были пока совершенно безвредны; восточные мусульманские государства после Саладина не могли обрести политического единства; у Запада были свои заботы; венгерский король собирался в крестовый поход и мирной политикой старался сохранить свои далматинские владения, принеся в жертву своей крестоносной авантюре несчастный Задар, который столько раз сражался под его знаменем против Венеции; противники на континенте были бессильны или смиренны; Пиза стала дружественной, а Генуя, истощенная годами войны с этим городом и рядом внутренних причин, не была пока в состоянии вести большой войны.

2. Венецианская «четверть и полчетверти империи Романии»

Ход реализации договора о разделе империи очень скоро показал венецианцам, что горделивый титул дожей и их подеста в Константинополе лишь в некоторой степени приближался к действительному объему их [419] территориальных приобретений в результате четвертого крестового похода. Осуществление программы земельных захватов на Востоке оказалось делом настолько сложным и трудным, что, несмотря на сравнительно благоприятную международную обстановку для Венеции в начале XIII в., она смогла реализовать лишь незначительную часть своих притязаний.

Венеция приступила к реализации приобретенных ею прав на византийскую территорию, как и ее партнеры, сейчас же после совершения акта о разделе. Она началась, естественно, с самого Константинополя и территорий в непосредственной от него близости.

В Константинополе республика св. Марка имела право на три восьмых города. Мы не располагаем точными данными относительно того, в какой мере она использовала это право. Несомненно одно: владения венецианцев в Восточной столице значительно расширились, а их колония численно сильно возросла. Право на такое заключение дает быстрый рост различных доходных статей в Константинополе, принадлежавших венецианской церкви и монастырям. Владения патриарха Градо увеличились в несколько раз по сравнению с тем, чем располагала венецианская патриархия в XII в. Торговый дом Майрано арендовал тогда различные доходные статьи патриарха Градо в Константинополе за 50 веронских фунтов, что приблизительно соответствовало 100 перперам; но в 1206 г. доходы патриарха в несколько раз превышали эту сумму: дома «подле городской стены» приносили патриарху в виде ежегодной аренды 86 перперов, другая группа зданий apud Drongarium давала ежегодно 48 перперов, дома «вдоль морского берега» — 139 перперов, дома около церкви св. Акиндина — 13 перперов, еще одна группа зданий — 36 перперов и т.д. Различные мелкие статьи давали патриарху от половины до 20 перперов каждая в отдельности. Весовые сборы и сборы за измерительные приборы давали 72 перпера и т. д.⁴²⁾ Дож Пьетро Циани имел возможность в 1207 г. пожаловать монастырю св. Георгия в Венеции значительный участок побережья вдоль Золотого Рога.⁴³⁾ К прежним церквам, которыми венецианцы владели на основании старых договоров с византийскими императорами — св. Марка, св. Николая, св. Марии и св. Акиндина, — теперь, после раздела, были присоединены монастырские церкви Марии Привлепти, Пантеноптос, Пантократора. Один из [420] преемников первого подеста выстроит в конце 20-х годов обширный новый венецианский фондако в Константинополе. Все это говорит за то, что венецианцы во всяком случае серьезно улучшили свои позиции в Восточной столице.

Не позднее начала 1205 г., а возможно и в конце 1204 г., венецианцы овладели Адрианополем, поставив там свой гарнизон.⁴⁴⁾ Тогда же был занят, вероятно, и Аркадиополь. По крайней мере, когда в апреле 1205 г. болгары от Адрианополя направились к Аркадиополю, то венецианский гарнизон, не будучи в состоянии отстоять города, покинул его, — следовательно, он успел занять его еще до этого времени.⁴⁵⁾ О Бульгарофле мы не имеем таких сведений, но уже по самому своему положению между только что названными городами он не мог остаться вне венецианских рук. Это все города в западной от Константинополя части Фракии.

На берегах Пропонтиды были заняты Гераклея и Родосто,⁴⁶⁾ затем Ганос, Пактия, Галлиполи и Мадита. Георгий Акрополит, рассказывая об опустошениях болгар в 1205 и 1206 гг., называет Мадиту и Галлиполи городами, «платившими дань итальянцам».⁴⁷⁾ Автор «Летописи великого логофета» не называет здесь прямо венецианцев, но то обстоятельство, что он не выделяет Галлиполи и Мадиты среди других городов Пропонтиды, из которых некоторые несомненно находились в зависимости от венецианцев, позволяет сделать заключение, что Венеция успела реализовать и эту часть программы своих захватов. За это же говорит и то обстоятельство, что мы не имеем никаких данных об уступке Венецией кому-либо этих своих владений.

Таким образом, реализация венецианцами своих прав на территории, непосредственно примыкавшие к столице, протекала вполне успешно, но это продолжалось недолго. Мы уже видели выше, как вызывающее поведение завоевателей повлекло за собою весной 1205 г. всеобщее восстание во фракийских владениях крестоносцев и как восставшие в союзе с болгарским царем едва не положили конец латинскому господству на севере Балканского полуострова в первые же месяцы этого господства. Возвращение потерянных земель при Генрихе восстановило и венецианское обладание приобретенными территориями, но венецианские политики поспешили сделать [421] практический вывод из только что полученного урока. В Венеции поняли, что защита далеких материковых владений, не представлявших для венецианских купцов к тому же и большой ценности, экономически себя не оправдывает, и мы уже говорили о том, как республика уступила Адрианополь на ленных началах Феодору Вране, одному из греческих магнатов, которого и Генрих был вынужден привлечь на свою сторону, инфеодировав ему Дидимотику.⁴⁸⁾ Венеция оставила за собой, однако, все приморские пункты, и потери здесь начались позднее, в период общего распада Латинской империи.

Из всего этого видно, что венецианцы на ближайшие десятилетия смогли сохранить за собой из первой группы владений, доставшихся им по разделу, одно только побережье Пропонтиды и Геллеспонта. Эти владения вместе с Лампсаком, расположенным на противоположном берегу, были для них особенно важны: они гарантировали им господство на Мраморном море и в Константинополе, открывали свободный доступ к Черному морю и торговле с его берегами, которая начала здесь быстро развиваться. Позднее они прочно обоснуются в самом отдаленном углу Приазовья.

Значительно хуже сложилась обстановка для венецианцев на юге Балканского полуострова и на его западном побережье, где им по разделу достались обширные территории Пелопоннеса, Акарнании, Этолии и Эпира.

Пелопоннесом им пришлось поступиться, как мы увидим далее, в пользу Бонифация Монферратского, с согласия которого здесь возникло зависимое от него княжество Ахейское. Но Венеции здесь все-таки нужны были опорные пункты, так как здесь, вблизи южной оконечности полуострова пролегала морская дорога на Восток. В 1206 г. венецианский флот под начальством Райнерия Дандоло и Руджерио Премарино появился перед гаванями Корона и Модона и, встретив слабое сопротивление со стороны гарнизона княжества Ахейского, овладел ими.⁴⁹⁾ Этими «важнейшими глазами Венецианской Коммуны» республика владела несколько столетий.

Еще хуже сложилась обстановка для венецианских территориальных притязаний на восточном побережье Адриатики. Возникший здесь сильный Эпирский деспотат превратил договор о разделе в этой его части в простой клочок пергамента. Еще летом 1204 г. Михаил Ангел, [422] действовавший первоначально совместно с Бонифацием, овладел Никополем и Артой, которыми управлял византийский наместник, и положил начало Эпирскому княжеству. Он захватил все побережье от Коринфского залива до Сербии, за исключением территории города Драча.

Здесь уже в 1205 г. утвердились венецианцы. Венецианская традиция связывает овладение этим городом с именем Томаса Моросини, который совершил этот «подвиг» по дороге из Венеции в Константинополь, куда он направлялся в качестве патриарха.

В Венеции рассчитывали превратить Драч в центр большого административного округа, почему наместник дожа получил здесь титул дуки. Однако дука — это был Марино Валерессо — наткнулся на упорное сопротивление албанцев, во главе которых стал некто Димитрий, именуемый в источниках то как «судья», то как «князь», и являвшийся одним из племенных албанских вождей в районе города Арбана. Хуже всего было то, что он нашел поддержку у деспота Эпира Михаила, а венецианские попытки противопоставить ему и его покровителю несколько славянских, очевидно сербских князей — Георгия, Младина и Петра, — не дали положительных результатов.⁵⁰⁾ По этой причине владения венецианцев на западном побережье Балканского полуострова вместо большой полосы земель от Коринфского залива до Дрина свелись к территории одного только города.

Несколько позднее в Драче водворен был и архиепископ-венецианец, которого, как и дуку, окружали представители знатных венецианских фамилий — Бароции, Дандоло, Премарино. Архиепископ был обязан своими советами содействовать венецианскому дуке в делах управления городом.⁵¹⁾

Все это продолжалось очень недолго. Через 10 лет Драч был потерян Венецией. В 1215 г. брат и преемник Михаила Ангела, Феодор Ангел, расширяя владения деспотата в направлении Фессалии и Пелопоннеса, овладел также и Драчем.⁵²⁾ При этих условиях ровно никакого значения не имело то обстоятельство, что на один момент незадолго перед этим Венеции удалось было поставить от себя в ленную зависимость и самого владыку Эпира.⁵³⁾ [423]

Не закрепился в венецианских руках и ни один из островов Ионического моря, хотя Венеция и приложила к этому делу значительные усилия.

Остров Корфу в тот момент, когда венецианские уполномоченные подписывали акт о разделе империи, находился в руках генуэзского пирата Ветрано, который сделал это приобретение не без поддержки своих соотечественников. Упомянутая выше экспедиция Райнерио Дандоло и Руджерио Премарино должна была между прочим реализовать и на Корфу права венецианцев по разделу. Венецианский флот в 1206 г. справился с этой задачей вполне успешно: остров был взят, Ветрано захвачен в плен и повешен, но торжество венецианцев не было продолжительным , хотя они и поспешили поселить на островах своих колонистов.⁵⁴⁾ Быстро возросшая мощь Эпирского деспотата лишила их этого владения: в самом начале своего правления Феодор Ангел вырвал из рук венецианцев эту добычу и долго, — целых два столетия, — Венеция не могла здесь осуществить своих прав наследника Византийской империи.

Кефалония и Занте, равно как и Итака, еще до четвертого крестового похода сделались собственностью апулийской фамилии Орсини.⁵⁵⁾ В тот момент, когда корабли Дандоло и Премарино показались у берегов острова, граф — палатин этой островной группы, опасаясь участи Корфу, признал себя вассалом республики. По-видимому именно этот эпизод кратковременной вассальной зависимости Кефалонии от Венецианской республики имел в виду граф этого острова Николай, когда столетием позднее, в 1320 г.,⁺ желая при помощи Венеции овладеть деспотатом Арты, он решил стать в вассальную зависимость от Венеции, «как это было при его предшественниках».⁵⁶⁾ Ленная зависимость Кефалонии и Занте от республики св. Марка была лишь кратковременным эпизодом: в ближайшие же годы осторожному графу Кефалонии и Занте пришлось признать себя ленником князя Ахейского, сильнейшего из феодалов Латинской империи.

Судьба четвертого большого острова Ионического моря, Левкады или С. Мауры, как он именовался в это время, была аналогичной истории Корфу лишь с той разницей, что венецианцы не владели ими и тех десяти лет, в течение которых они держали в своих руках Корфу. [424] Виновником нарушения их прав был в это время все тот же Феодор Ангел, деспот Эпирский.⁵⁷⁾

Таким образом, венецианская плутократия, обеспечив за собою по акту о разделе обширнейшие владения в Ионическом море и по западному побережью Балканского полуострова, не была в состоянии практически овладеть этою частью византийского наследства: к 1216 г. в руках Венеции здесь не было более никаких владений.

Несколько более счастливо для венецианцев сложились их дела в островном мире Архипелага.

Здесь, как мы знаем, Венеция получила, прежде всего, остров Эвбею или Негропонт. Возможно, что Венеция уступила, как и Пелопоннес, свои владения здесь также Бонифацию Монферратскому, иначе трудно было бы объяснить тот факт, что Бонифаций вскоре после раздела самостоятельно распоряжался островом без всяких претензий со стороны венецианцев, что было бы совершенно невозможно, если бы они видели в его действиях нарушение своих прав. Не позднее 1205 г. Бонифаций направил на Эвбею небольшой отряд под начальством Якова д'Авена, который и приступил к его завоеванию. Остров перешел потом к выходцу из Вероны, Равано делля Карчери, который и закончил его подчинение. После смерти Бонифация, погибшего, как мы видели в 1207 г., Венеция предъявила свои права сеньору Негропонта и добилась от Равано признания им себя вассалом св. Марка. Ломбардцы, хозяйничавшие в Солунском королевстве во время малолетства наследника Бонифация, во главе которых стоял граф Бландра, безуспешно хлопотали у императора Генриха о признании острова за Солунским королевством.⁵⁸⁾ Наши источники не дают возможности установить, в какой мере этот отказ был делом венецианских рук. После смерти Равано в 1216 г. венецианцы, как мы увидим далее, разделили остров на шесть ленов, и венецианский байло на острове умело направлял развитие торговых факторий Венеции по городам Эвбеи.⁵⁹⁾

Среди прочих островов Архипелага венецианцам по разделу достались, как мы видели, Андрос, Эгина и Саламин. Основная масса Киклад и Спорад составили долю крестоносцев. Последние, однако, не обладали морскими силами, которые были необходимы для освоения этих владений. Это открывало перед политиками св. Марка [425] перспективу распространения своего влияния и на этот островной мир.

Венеция, разумеется, легко могла овладеть доставшимися ей по разделу островами; но прямой захват Кикладских и Спорадских островов был бы нарушением условий акта о разделе империи и, очевидно, такой путь не был бы достаточно практичным. Само собою напрашивалась мысль предоставить разрешение этой государственной задачи частной инициативе венецианских феодалов, — тогдашние государственно-правовые и международно-правовые понятия не шли вразрез с такого рода предпринимательством: по крайней мере одно государство и несколько крупных сеньорий возникла в тогдашней Европе подобным же образом.

В 1207 г. в Венеции было постановлено, что каждый гражданин республики, снарядив экспедицию за свой собственный счет, может овладеть любым островом Эгеиды или любым прибрежным пунктом, не успевшим стать чьим-либо ленным владением.⁶⁰⁾

Немедленно вслед за этим развернулась лихорадочная деятельность венецианских конкистадоров, далеко вышедшая из рамки тех земель, которыми по праву могли распоряжаться венецианцы. Наиболее удачливым захватчиком оказался М. Санудо с «товарищами». Он и его соратники овладели Наксосом, Паросом, Мелосом и некоторыми другими островами. Марино Дандоло получил венецианский Андрос. Братья Гизи обосновались на Скиросе, Миконосе, Тиносе, а также Аморгосе. Другая знатная венецианская фамилия, Квирини, связала свое имя с осторовом Стамплией. Навигойози овладели Лемносом. Веньеро и Виаро получили в качестве феодов небольшие острова Чериго и Чериготто у южной оконечности Мореи. М. Дандоло и Дж. Виадио «захватывают и сильно укрепляют» Галлиполи.⁶¹⁾ Тогда же, вероятно, появились в Лампсаке и «именитые мужи» Сакугулло и двое Квирини.⁶²⁾ Кеос и Серифос заняли П. Джустиниани и Д. Микьеле. Леонардо Фосколо овладел Намфио или Анафе, а Як. Бароцци — Ферой или Санторином и Ферасией.⁶³⁾

Из всего этого списка захваченных островов и прибрежных пунктов Венеции по разделу принадлежали только Галлиполи, Лампсак и Андрос, — все остальное было частью или императора, или крестоносцев. Именно [426] по этой причине венецианские захватчики должны были принести ленную присягу не своему родному городу, а императору непосредственно и при том первоначально только ему одному. Некоторые при этом получили пышные титулы византийской табели о рангах, и Навигайози, например, стал мегадукой империи, т.е. главным адмиралом флота, пока, правда, не существовавшего.

Стоя строго на юридических позициях, Венеция могла бы потребовать ленной присяги со стороны Марино Дандоло, овладевшего Андросом, но она этого не сделала. По-видимому, Венеция не реализовала своих прав также и в отношении доставшихся ей двух островов Саронического залива.⁶⁴⁾

Мы уже отмечали, что Венеция не считала большинство из этих феодалов своими ленниками; но она все же извлекала из факта их господства на Кикладах, Спорадах и других островах Архипелага известные для себя выгоды, чем и объясняется выявившееся позднее стремление Адриатической республики выговаривать для них у возродившейся Византийской империи некоторые льготы из числа тех, какими она пользовалась сама, отказываясь, однако, нести ответственность за их действия в Архипелаге.⁶⁵⁾

Наиболее значительным и прочным приобретением Венеции в результате четвертого крестового похода был несомненно остров Крит: крылатый лев св. Марка несколько столетий цепко держал эту колонию в своих когтях.

В истории овладения Критом венецианцы проявили замечательную дальновидность и тонкую дипломатическую игру. Мы уже видели, что они старались закрепить право на этот остров за кандидатом на императорский трон, который оказался бы забаллотированным. Венецианские политики учитывали, что ни Бонифаций, ни Балдуин не будут в состоянии овладеть островом, далеко заброшенным в море, не имея для этой цели флота. Это сулило Венеции возможность увеличения ее доли, которую она могла получить по разделу, за счет этого важного для нее владения: остров был плодороден и представлял собою очень выгодную стоянку для судов, отправлявшихся на Восток, и удобные пункты для наблюдения за ведшим туда морским путем. [427]

Вероятно, вскоре после выборов начались и переговоры с Бонифацием относительно покупки у него Крита.⁶⁶⁾ В августе 1204 г. венецианцы достигли поставленной ими себе цели. Дошедшая до нас запродажная показывает, что предметом сделки был не только интересовавший венецианцев остров, но и фантастические 100 тыс. перперов, обещанных Бонифацию императором Алексеем IV, из дарения которого маркиз выводил и свои права на Крит.⁶⁷⁾ За уступку всех этих «прав» Бонифация, Венеция обязалась уплатить ему тысячу марок серебра и передать в его распоряжение столько земель в западной части империи, чтобы они обеспечивали ему годовой доход в размере 10 тыс. перперов.⁶⁸⁾ Маркиз, уже наметивший смену доставшихся ему восточных владений на западные, имел в виду сделать их более значительными и компактными. Может быть отчасти по этой причине венецианцы не гнались при разделе за восточными провинциями и восточными портовыми городами. Только этим обязательством Венеции можно объяснить тот факт, что она равнодушно отнеслась к захвату доставшегося ей по разделу Пелопоннеса Вильардуэном и Шамплитом, а Эвбеи — вассалом Бонифация Яковом д'Авеном, — эти территории, равно как Мосинополь и гавань сагудеев в южной Фракии или Македонии, принадлежали уже не св. Марку, а Бонифацию. Только после гибели Бонифация венецианцы принялись за возвращение уступленных Бонифацию земель и добились этого в довольно широких размерах на Эвбее, и, как мы видели, частично на Пелопоннесе. Маркиз в числе принятых им на себя обязательств по сделке дал обещание всемерно содействовать покупателям в деле фактического овладения запроданным имуществом, но это обстоятельство не имело никакого практического значения.⁶⁹⁾

Из всего этого видно, что свои права на Крит венецианцы постарались сделать юридически безупречными, но и при всем этом им предстояло преодолеть немало затруднений, прежде чем удалось прочно обосноваться на острове.

Наибольшее количество забот доставили им здесь генуэзцы, ревниво взиравшие на восточные успехи своих конкурентов. Поддерживая Ветрано, Генуя создала затруднения для республики св. Марка уже при овладении Корфу. Венецианский флот легко разбил здесь эти интриги. [428]

Значительно более трудным делом оказалось преодоление генуэзских махинаций на Крите. В 1206 г. здесь появился граф Мальты Энрико Пескаторе с намерением оспаривать у св. Марка его покупку. «Генуэзские анналы» довольно подробно освещают деятельность этого авантюриста в восточных водах Средиземноморья. В 1205 г. с двумя галерами и одним большим кораблем он выступил под Сиракузы для борьбы с пизанцами на стороне Генуи, а затем отправился в каперский рейд на Восток. У берегов южной Греции он встретил два венецианских торговых корабля, из которых один графом-пиратом был захвачен, а другой потопили сами венецианцы. Совершив этот подвиг, Пескаторе направился к берегам Сирии, где оказал некоторые услуги графу Триполи в его борьбе с турками, за что тот подтвердил различные права и привилегии генуэзцев в его владениях. В Генуе по этому поводу «все были преисполнены радостью и весельем».⁷⁰⁾

Наконец, после нескольких новых разбойничьих подвигов, «достойный уважения и победоносный граф Мальты Энрико, — повествуют анналы, — с кораблями, галерами... и другими вооруженными и быстроходными судами явился на Крите и с бою овладел им, отняв у венецианцев; он сделался властителем острова, держал его в своих руках и получал с жителей его дань»...⁷¹⁾ Упоминавшаяся уже выше экспедиция Дандоло и Премарино, покончив с делами в Ионическом море и на Пелопоннесе, явилась на Крит для того, чтобы положить конец успехам предприимчивого феодала. В 1207 г. здесь завязалась борьба между венецианцами и генуэзским эмиссаром. В следующем году его дела на острове стали совсем плохи, и тогда он отправил в Геную посланцев с мольбой о «помощи и совете».⁷²⁾ Генуэзцы поспешили откликнуться на этот призыв и послали Энрико Пескаторе корабли, людей и коней. Это еще раз повернуло колесо военного счастья на сторону генуэзского авантюриста. В происшедших стычках венецианцы понесли значительный урон, погиб и сам Райнерио Дандоло, — венецианские силы для успешного завершения борьбы были явно недостаточны. Борьба на острове угрожала перейти в большую войну против Генуи.

Генуэзцы, заключив мир с Пизой, попробовали теперь отважиться на новую серьезную схватку с еще более [429] серьезным противником. Когда в 1210 г. Энрико Пескаторе лично явился в Геную за подкреплениями, генуэзское правительство дало ему восемь галер, два корабля, 100 лошадей и такое количество продовольствия и снаряжения, что для покрытия его стоимости пришлось ввести специальный налог.⁷³⁾ Впрочем генуэзцы попытались сначала уладить дело мирным путем на основе уступки венецианцами приобретенного ими острова и совместного с Пескаторе владения им Генуей. Естественно, что венецианцы не хотели и слышать об этом, — «их нельзя было успокоить никакими доводами».⁷⁴⁾ Вот тогда-то Пескаторе и получил еще раз нужные ему силы и средства. Внимание Генуи, однако, было отвлечено в следующем году начавшейся войной с Марселем, вследствие чего с Венецией надо было заключить хотя бы перемирие. Перемирие было заключено на три года, причем Энрико Пескаторе должен был расстаться со своими критскими мечтами, а Генуя обязалась возместить венецианцам захваченные у них во время войны на одном из их кораблей ценности.⁷⁵⁾

За годы перемирия Венеция постаралась закрепить за собой свое новое владение, направив на Крит еще в 1211 г. свою первую военно-феодальную колонию.⁷⁶⁾

Борьба с генуэзцами возобновилась тотчас же, как только истек срок трехлетнего перемирия. Венецианцы теперь имели возможность перейти в наступление: в 1215 г. они вместе с пизанцами, провансальцами и анконитанцами организовали крейсерскую операцию в районе Сицилии, захватив несколько генуэзских кораблей.⁷⁷⁾ Война после этого продолжалась еще некоторое время; складывалась она для Генуи в общем неблагоприятно, и там решено было искать выхода в заключении мира. В начале 1218 г. по инициативе Генуи начались переговоры, которые и привели к заключению мира сроком на десять лет.⁷⁸⁾

Таким образом, Венеция победоносно завершила борьбу за Крит как раз в такое время, когда перед ней все более и более настойчиво вставала задача преодоления внутреннего сопротивления ее господству на этом острове, задача, оказавшаяся гораздо более трудной, чем борьба с республикой — конкурентом. [430]

Из всего этого видно, что Венеция в ближайшие после четвертого крестового похода смогла реализовать лишь часть своей обширной программы территориальных приобретений на Востоке, которая была намечена актом о разделе империи.

Во Фракии пришлось ограничиться лишь узкой прибрежной полосой Пропонтиды с городами Гераклеей, Родосто, Панизо и Ганос. В Херсонесе Фракийском Венеция удержала за собою Пактию, Галлиполи и Малиту. Некоторое время в руках ее находился Лампсак на Азиатском берегу Пропонтиды. В вассальной зависимости от нее с 1209 г. находилась Эвбея. Республика твердо держала в своих руках гавани Корона и Модона с небольшими прилегающими к ним территориями. Остров Крит возмещал ее потери в островном мире Ионического моря и в западной части Балканского полуострова, побережья Этолии, Акарнании и Эпира. Выходцы из Венеции владели большею частью островного мира Архипелага, Кикладами и северными Спорадами, но они были вассалами не своего родного города, а императора Латинской империи или князя Ахейского.

Таково было положение венецианских владений на территории Византийской империи около 1216 г. Само собой разумеется, что Венеция усиленно насаждала свои фактории во всех важнейших торговых городах и портах империи независимо от того, были ли они ленами императора или его вассалов. И тем не менее подробный обзор территорий, вошедших в состав венецианских владений после четвертого крестового похода, показывает, что размер этих владений так же мало соответствовал пышному титулу дожей, который они носили, начиная с Энрико Дандоло — «властитель четверти и полчетверти Византийской империи», — как и принятый ими ранее титул «герцогов Далмации и Хорватии».

3. Торговые фактории Венеции в восточной и центральной части Средиземноморья в первой половине XIII в.

Представление о процессе становления Венецианской торговой империи было бы неполным, если бы мы оставили без внимания тот вид торговой экспансии Венеции, который заключался в создании ею сети опорных [431] торговых пунктов, торговых факторий по берегам Средиземного моря. Мы уже отчасти касались этого вопроса в связи с колониальной экспансией Венеции в Сирии и на территории Византии. Здесь необходимо обобщить эти данные и дополнить краткими сведениями относительно проникновения венецианских купцов на территории мусульманских государей.

Торговая практика и опыт торговой экспансии на территории Византии определяли те задачи, которые следовало разрешать венецианским дипломатам, и давали те образцы, которым в меру возможности надо было подражать. Хрисовулы Алексея I и последующих Комнинов и императоров из дома Ангелов были тем идеалом, к осуществлению которого упорно стремились венецианцы в своих переговорах с различными государями Востока. Степень приближения к этому идеалу прямо зависела от соотношения сил сторон и международной обстановки, в которой протекали переговоры. В одних случаях дипломатам республики удавалось добиться таких льгот и привилегий для своих купцов, какими они пользовались в пределах византийских владений; в других — им приходилось довольствоваться обеспечением льготного и безопасного торга на территории контрактанта и свободы от произвольного обложения. Примером договоров первого типа могут служить договора с Иерусалимским королевством, или Латинской империей; примером второго рода — договора с различными мусульманскими государями.

Договора, которыми мы располагаем для освещения этого вопроса, относятся, поскольку дело идет о взаимоотношениях с Византией, еще к XI в., договора с государствами крестоносцев в Сирии — к XII в., как мы это уже видели; договора же с различными мусульманскими государями восходят к началу и первой половине XIII в. Не подлежит никакому сомнению, что правительственная деятельность в Венеции, как и всякая другая правительственная деятельность в условиях частнособственнических отношений, отставала от инициативы отдельных лиц и санкционировала уже сложившиеся связи и отношения. Об этом свидетельствуют и сами договора, где подчеркивается, что норма обложения венецианской торговли «не должна превышать установленной издавна, по обычаю».⁷⁹⁾ Таким образом, можно безошибочно [432] утверждать, что и на территориях мусульманских стран торговые дворы Венеции возникали ранее начала XIII в. Косвенным доказательством этого являются также и дошедшие до нас торговые договоры соперницы Венеции, Пизы, которые она заключила с Египтом, Марокко и другими мусульманскими странами уже в семидесятых и восьмидесятых годах XII в.⁸⁰⁾

В результате длительных усилий частию в форме полупринудительно навязанных договоров, как это было на территории Византии, частично насильственными средствами, как это было в некоторых пунктах Сирии, частию, наконец, средствами дипломатического искусства, как это было в той же Сирии или в сношениях с мусульманскими государствами, республика св. Марка раскинула за пределами своих непосредственных владений, в районах центрального и восточного Средиземноморья, обширную сеть торговых факторий, в большинстве случаев на началах большей или меньшей экстерриториальности.

Ранее чем где бы то ни было сеть опорных торговых пунктов была раскинута Венецией в пределах Византийской империи. Это вполне понятно: Венеция когда-то была частью этой империи, она была географически близка к владениям восточного императора, а роль Византии в посредническом торговом обороте между Западом и Востоком была огромной. Венеция очень рано стала заботиться о том, чтобы обеспечить свои интересы в отдельных пунктах империи торговыми договорами. Неудивительно, что и торговая сеть, раскинутая Венецией в пределах Византийской империи, была наиболее обширной по числу составлявших ее единиц.

Об этой сети со значительной долей вероятности можно судить уже по хрисовулу Алексея I. Этим документом, как мы видели, Венеция постаралась нарочито обеспечить свои интересы в наиболее важных для нее центрах, которые и были в хрисовуле перечислены. Здесь сначала названы были пункты северной Сирии — портовый город Лаодикея (Латаки) и Антиохия; затем был указан ряд городов в Малой Азии — Мамистра, Тарс, Аталия, Стровилон; из островов Архипелага назван Хиос; очень много пунктов указано на Балканском полуострове, по преимуществу на побережье — Драч, Авлона, Корон, Навплий, Коринф, Фивы, Афины, Хризополь, Димитриада; наконец [433] перечислен ряд городов на побережье Пропонтиды — Абидос, Родосто и во Фракии —Адрианополь.⁸¹⁾

Все эти географические названия потом неизменно воспроизводились в хрисовулах и Калоиоанна, и Мануила, и Исаака Ангела.⁸²⁾ Только в Хрисовуле Алексея III — это мы тоже видели — этот список резко расширяется: в этом документе от 1199 г. перечисляются уже не города только, а «провинции» и при том не только прибрежные, но и расположенные далеко от морских берегов. Здесь названы районы Охриды, Кастории, Ниша, Прилепа, Моглины, Лариссы, Трикалы и др.; перечислены важнейшие острова Архипелага и Ионического моря — Негропонт с его городами, Андрос, Кеос, Милос, Самос, Кос, Крит, Кипр и др., Корфу, Кефалония, Закинф, Левкада, Итака; в Малой Азии также перечислены почти все входящие в ее состав области.⁸³⁾

Это стремление перечислить по возможности все области империи не означает, конечно, что во всех этих пунктах Венеция развернула свою торговлю, многое здесь указано было, вероятно, «про запас», для обеспечения будущих интересов; однако едва ли можно сомневаться в том, что хрисовул Алексея III косвенно свидетельствует о значительном росте торговых связей и торговых интересов Венеции на Востоке. Об этом свидетельствует такой факт, как появление в списке интересующих Венецию городов Солуни, которой не было названо в хрисовуле Алексея I, но которая позднее будет фигурировать в качестве важного торгового центра, где крупное фондако будет обеспечено специальным пунктом договора.⁸⁴⁾

Возникает вопрос, в каких именно из всех этих перечисленных выше пунктов возникли настоящие торговые дворы венецианских купцов. Имеющиеся в нашем распоряжении источники не дают возможности прямо и с надлежащей полнотой ответить на этот вопрос, мы можем представить лишь косвенные доказательства наличия таких договоров в отдельных городах. Мы видели в своем месте, что во время борьбы с норманами при императоре Алексее I Драч от Роберта Гюискара защищали, между прочим, венецианцы, проживающие в городе. Едва ли можно сомневаться в том, что здесь речь идет о венецианской торговой колонии в осажденном городе. В Родосто — это мы также видели — венецианцы обосновались [434] довольно прочно, так как здесь венецианские купцы хлопочут перед императором Мануилом о льготах для монастыря св. Георгия. Далее мы увидим, что венецианцы получат разрешение на обладание фондако в городах Сирии и Малой Азии, перечисленных в хрисовуле императора Алексея, от различных потентатов, владевших ими во второй половине XII и начале XIII вв. Это — Лаодикея, Антиохия, Аталия, Мамистра. Едва ли можно сомневаться в том, что этими договорами создавалась не новая ситуация, а закреплялась старая. Когда потом после гибели Латинской империи венецианцы будут вести переговоры с Михаилом Палеологом, то они постараются добиться от него санкции на обладание домами, складами, банями, церквами и землями для их размещения в различных портовых городах. Среди них мы видим Альмиру, город на Пегасийском заливе; Волер, расположенный в Южной Фракии; Энос — в той же Фракии в устье реки Гебра; Артаку — город недалеко от Кизика: Адрамиттий в Малой Азии и Энею около Эфеса, а также Смирну.⁸⁵⁾ Выше уже была названа, кроме того Солунь. Венецианская колония в Константинополе общеизвестна. Африканские фондако в Египте, Тунисе и т.д. несомненны. Этот список мог бы быть значительно пополнен, если бы мы располагали достаточно подробными сведениями об этом вопросе.

Когда Венеция вела переговоры с императором Алексеем I о городах в Малой Азии и Сирии, уже не принадлежавших империи, то венецианские политики делали это «на всякий случай», и они не ошиблись: когда позднее, отчасти уже при Алексее I, а в еще большей степени при его ближайших преемниках Калоиоанне и Мануиле, некоторые из этих городов оказались снова в руках Византии, то в их распоряжении оказалось готовое на счет этих городов соглашение. Еще позднее, когда Византия еще раз потеряла эти владения, Венеция, как мы увидим, заключала о них особые соглашения с новыми их владельцами.

Это были крестоносцы в Сирии и Малой Азии, Мало-Армянское государство в малоазиатской провинции Киликии, Румский султанат в центральной и Никейская империя в западной Малой Азии.

Мы уже видели в своем месте, как прочно обосновались венецианцы в период трех первых походов в Сирии. [435]

Договора с Иерусалимским королевством, с князьями Антиохии, сеньорами Бейрута и Триполи, соглашения с вождями Малой Армении позволили Венеции раскинуть обширную сеть торговых факторий по всему сирийскому, а отчасти и малоазиатскому побережью. В некоторых пунктах венецианцы обосновались довольно далеко от морских берегов, именно там, где пролегали караванные пути с Востока или города были важными торговыми центрами сами по себе.

В начале XIII века, когда Венеция вступила в права византийского наследства, венецианские купцы так или иначе обосновались в Акре, Кайфе, Тире, Сидоне, Бейруте, Аскалоне, Яффе, Цехарее, Триполи, Антиохии, Суди, Мамистре, Адане, Тарсе. Все это были приобретения и успехи XII в., но в XIII в., поскольку эти города и порты сохранились в руках их прежних владельцев, права венецианцев по-прежнему подтверждались. Это мы можем видеть на примере Малой Армении: король Хетон в сороковых годах подтвердил все льготы, предоставленные венецианским купцам его предшественниками.⁸⁶⁾

Торговые интересы республики св. Марка были значительны и в прочих городах Малой Азии. В начале XIII в., когда южное и западное побережье этого полуострова оказалось в руках никейских императоров и румских султанов, неизбежны были переговоры с этими новыми владельцами побережья. Порт Аталия, например, находясь в центре южного побережья Малой Азии, упомянут уже в первом договоре венецианцев с Комнинами, — очевидно, что уже во второй половине XI в. значение этого пункта не было маловажным.⁸⁷⁾

Экономические интересы Венеции заставили ее дипломатов преодолеть трудности, вытекавшие из естественного чувства острой вражды, которые питали друг к другу венецианцы и владетели Никейской империи. В 1219 г. подеста Венеции в Константинополе Якопо Тьеполо заключил торговый договор с императором Феодором Ласкарисом. Венецианцы на основании этого договора могли свободно торговать на всем протяжении Никейской империи без уплаты обычных торговых пошлин, равно как и использовать малоазийские порты для транзитной торговли.⁸⁸⁾ Одновременно обеспечивалась целость имущества и товаров венецианских купцов, потерпевших кораблекрушение, и устанавливались гарантии правильной [436] передачи имущества и товаров по наследству. Договор этот был двухсторонним, так как венецианцы обязались предоставить греческим купцам Никейской империи те же условия на территории, находившейся в их распоряжении, правда с некоторыми оговорками: греческие купцы освобождались не от всех пошлин, а лишь от некоторых, и от подеста в Константинополе зависело разрешение на вывоз лесоматериалов и тем более вербовка солдат на территории Романии. Ласкарис вынужден был согласиться на некоторую неравноправность договора очевидно потому, что торговые греческие города Малой Азии болезненно ощущали разрыв старых экономических связей с Западом. Играло известную роль и то обстоятельство, что венецианцы признали за Ласкарисом императорское достоинство, равно как, впрочем, и сам никейский император признал императорское достоинство за новыми властителями Константинополя.

Аналогичные же причины заставили венецианцев почти тотчас же за образованием Латинской империи вступить в переговоры с мусульманскими государями и, прежде всего, с султаном Рума.

Мы располагаем данными относительно трех договоров, заключенных венецианцами в период существования Латинской империи с румскими султанами, — это договора с Кейхозревом I и его двумя сыновьями, последовательно правившими после отца, Азеддином и Кейкобадом. По договору, заключенному с Кейхозревом, венецианцы получали на территории султанов право свободного передвижения по всей стране и право торговли. Купцы республики св. Марка не могли, конечно, рассчитывать здесь на беспошлинные операции, но они добились все-таки сравнительно низкого процента обложения. «Никто из представителей власти на территории султана — гласил хрисовул Кейхозрева — да не посмеет взимать с венецианцев более двух процентов»...⁸⁹⁾ Договор этот может быть датирован лишь приблизительно годами правления Кейхозрева (1203—1211).

Как уже было указано, договор был подтвержден и преемниками Кейхозрева, Азеддином (1211—1220),⁹⁰⁾ и преемником этого последнего Алаеддином Кейкобадом, сделавшего это в самый год вступления на трон румских султанов, т.е. в 1220 г. Договор этот, заключенный с венецианской стороны константинопольским подеста [437] Якопо Тьеполо, был разработан более детально, чем два предыдущие, сохранив, однако, их существенные черты. Договор предусматривал прежний размер пошлин, но освобождал от налога операции с хлебом, золотом, серебром и драгоценными камнями. Если каперские суда подданных султана захватят корабль венецианцев, то он должен быть отпущен без всякого нарушения венецианских интересов. Венецианские купцы не должны также терпеть никаких убытков и в том случае, если бы они были захвачены не на своем, а на чужеземном корабле. Все порты султана должны быть открыты для венецианских кораблей, преследуемых корсарами. Несомненно, венецианцы добивались, как и всюду, для своих купцов права экстерриториальности и во владениях султана, но в этом им было отказано: и венецианцы между собою и в их спорах с пизанцами, и тем более в распрях с подданными султана должны были представлять свои дела для разрешения судьям султана, которые должны были чинить разбирательство по законам страны. Характерной особенностью этого договора является требование взаимности, выставленное турками. Венецианцы согласились на него по отношению к той территории, на которую распространялись их суверенные права, но сумели все-таки не связать себя определенным процентом обложения торговых операций турецких купцов, — они должны были платить «по обычаю».⁹¹⁾

Действие этого договора продолжалось несомненно в течение всего правления Кейкобада, т.е. до 1237 г. После смерти Кейкобада политическая обстановка в Малой Азии еще раз резко изменилась: там появились татары, а с ними и новые заботы венецианцев о защите своих торговых интересов. С татарами венецианцам пришлось иметь, дело, однако, не столько в Малой Азии, сколько в районах северного и восточного Черноморья.

Так как часть Сирии в начале XIII в. оказалась в руках эмира Алеппо и при том такая часть, по которой пролегали пути транзитной торговли с отдаленными областями Азии, то Венеции нужно было обеспечить свои интересы также и с этой стороны.

Около 1207 г. по инициативе Венеции был заключен первый договор с алеппским султаном Эльмелик Эльзари. Договор этот потом с благоприятными для венецианцев изменениями был подтвержден и преемником [438] Эльмелика Мухаммедом Эльмелик-Азизом около 1225 г. и еще раз в 1229 г.

Эльмелик Эльзари обещал венецианцам неприкосновенность их личности и товаров, а также свободу передвижения и торговли в пределах его владений, при уплате, однако, довольно высоких пошлин: со всех ввозимых и вывозимых товаров венецианцы должны были платить 12 проц., и кроме того портовые пошлины в размере 17 динаров с каждого корабля, перечеканка золота и серебра в монету должна была сопровождаться уплатой шестипроцентного сбора с золотой и пятипроцентного сбора с серебряной монеты. Имущество умерших на территории эмирата венецианцев передавалось по завещанию, а в случае отсутствия завещания, поступало в распоряжение дожа.⁹²⁾ Мухаммед Эльмелик-Азиз в первом своем договоре снизил указанный выше размер пошлин до 6 проц. к обороту и до 3 проц. и двух динаров с корабля — портовые пошлины. Венецианцы, по-видимому, усердно хлопотали о предоставлении в их распоряжение порта Лития (прежняя Лаодикея к югу от Антиохии), но встретили твердый отказ (nol podea far); вместо этого эмир предоставлял венецианским купцам право организовать в интересовавших их портовом городе свой торговый двор, предоставлял в их распоряжение церковь, баню, хлебопекарню.⁹³⁾ Кроме того, эмир отказался от практиковавшейся, по-видимому, до этого времени круговой поруки венецианских купцов за убытки и преступления, причиненные или совершенные каждым из них, — с того времени каждый отвечал за себя.⁹⁴⁾ В договоре от 1229 г. были подтверждены все условия предшествующего договора, и кроме того, предоставлялось право на организацию торгового двора также и в Алеппо. Представители венецианских интересов в Литии и Алеппо именуются в договоре bajuli, и им представляется право разбирать тяжбы венецианцев между собою. Из договора мы видим также, какие товары служили главным предметом торговли венецианцев с подданными эмира, — это были сукна, хлопок, перец и пряности.⁹⁵⁾

Огромное значение морского и караванного пути, связывавшего южные страны Востока со Средиземным морем через Египет, делало для венецианцев необходимым проникновение и в нильскую долину. Торговые связи с Египтом, существовавшие несомненно издавна, не были, [439] по-видимому, до начала XIII в. облечены в форму договорных отношений. Мы допускаем, как об этом уже говорилось выше, что у венецианских политиков одно время могла существовать мысль о том, чтобы проложить дорогу в Красное море при помощи крестоносных ополчений; но затем расчетливые купцы пришли к мысли добиться разрешения интересовавшей их проблемы мирными средствами. Республика св. Марка после событий четвертого крестового похода особенно сдержанно относилась к новым крестоносным авантюрам, в которых венецианцы уже не могли рассчитывать на руководящую роль. На письмо Иннокентия III к преемнику Энрико Дандоло, написанное в 1213 г., где папа деликатно напоминал о все еще невыполненном Венецией обете, дож выразил готовность содействовать крестоносцам, но не отзывался на приглашение римского первосвященника лично принять крест.⁹⁶⁾ Мысли венецианских дипломатов работали в это время в другом направлении.

Вероятно около 1217 г.,⁹⁷⁾ когда начала подниматься новая крестоносная волна с Запада, венецианцы и добились у тогдашнего египетского султана Эльмелик Эладиля обычных в их сношениях с мусульманскими государями привилегий. Султан в нескольких грамотах гарантирует свободу передвижения в своих владениях, неприкосновенность личности и имущества не только венецианцев, но и тех из западных пилигримов, которые будут совершать путешествия во «св. землю» вместе с венецианцами. «Для роста и укрепления торговли», — значилось в договоре, — венецианцы не должны платить больших портовых и таможенных пошлин;⁹⁸⁾ они могут беспрепятственно торговать на всей территории Египта;⁹⁹⁾ султанские чиновники не должны преследовать их даже за ввоз вина, поскольку последнее предназначалось для личного употребления;¹⁰⁰⁾ венецианские купцы должны быть в почете и получают oxpaнные грамоты ко всем местным представителям султана. Венеция обеспечила для своих купцов также и опорный пункт в Александрии: договор предоставлял им право «на птичьем рынке» этого города устроить гостиный двор, вокруг которого они могут поставить стражу и «спокойно и благопристойно» проживать в нем.¹⁰¹⁾ Договор составлен в особо дружественном тоне, и стороны называют себя добрыми друзьями. [440]

Вероятно, заключением этого соглашения объясняется тот факт, что позднее, в связи с шестым крестовым походом, католический Запад не мог добиться от венецианцев большего, чем простой нейтралитет в предстоявшей войне с египетским султаном. Циркуляр дожа от 1226 г. запрещал венецианским купцам отправлять на Восток лес, железо, смолу, под страхом конфискации этих грузов, как военной контрабанды.¹⁰²⁾

В рассматриваемое нами время торговые интересы Венецианской республики в остальных районах Африки были менее значительными, чем в Египте или Малой Азии и Сирии, но тем не менее, они заслуживают внимания. Северная Африка была рынком закупки и сбыта самых разнообразных товаров. Из Африки Венеция вывозила рабов, лошадей, соленую рыбу, соль, зерно, оливковое масло, выделанную кожу разных сортов, дубители и красители, сахар, воск, мед, финики, миндаль, благовонные травы, ковры, шерстяные и хлопчатобумажные ткани и в еще большей степени разнообразное текстильное сырье, свинец, ртуть, слоновую кость, кораллы, лаки и клей. В состав встречных товарных потоков входили: лес и изделия из него, металлы — медь, олово, железо, драгоценные металлы в монете и слитках, драгоценные камни — рубины, изумруды и жемчуг, фальшивые камни, мастерски изготовлявшиеся в Венеции, железо — скобяные и посудохозяйственные товары, стекло, некоторые виды красителей, белители и обезжириватели, пряности, сукна, благовонные вещества, медицинские средства и даже отчасти вино для христианского населения. Тлемсен, Бужия, Тунис, Триполи, Бона были оживленными рынками, где всюду слышалась европейская, особенно итальянская речь.¹⁰³⁾

В западной части северо-африканского побережья гораздо раньше венецианцев обосновались их конкуренты, пизанцы и генуэзцы. Возможно, что даже ранее чем пизанцы и генуэзцы, появились в западной части северо-африканского побережья марсельцы. Первый их договор с султаном Марокко относится еще к 1138 г.¹⁰⁴⁾ Пизанцы и генуэзцы показались в портах африканских потентатов почти одновременно, около середины XII в., — по крайней мере от этого времени мы располагаем документами, свидетельствующими о таких связях:¹⁰⁵⁾ в 1157 г. от султана и Туниса в Пизе было получено письмо [441] об оформлении договора о мире и торговле, заключенного между ним и Пизанской республикой; документы о торговле различных коммерсантов Генуи идут от 1155, 1157, 1162 и т.д. годов.

Венеция вступает в договорные отношения с государями северной Африки гораздо позднее и с султаном Туниса, например, не ранее тридцатых годов XIII столетия. Первый дошедший до нас договор относится к 1231 г. Султан Туниса и Триполитании Захария Яхья по этому договору предоставил венецианцам право повсеместной торговли в его владениях, при условии оплаты пошлин в размере 10 проц. с оборота. Операции с золотом и серебром могли протекать при вдвое пониженном проценте обложения, но портовые пошлины должны были оплачиваться во всех случаях. От каперских операций, направленных друг против друга, должны были воздерживаться обе стороны, а венецианцы, кроме того, и не должны были покупать товаров, отнятых кем бы то ни было у тунисских купцов, а если бы кто-нибудь из них совершил такую операцию, то такие товары подлежали конфискации. Венецианцы особо оговорили важное для них право закупки хлеба в пределах владений султана, на что он дал согласие при условии, если цена на него не будет выше определенного уровня. Венецианские купцы по смыслу договора могли основывать торговые дворы во владениях султана, обносить их высокой изгородью, охранять их, самостоятельно разбирать в них тяжбы между собою. При любом торговом дворе они могут иметь церковь, хлебопекарню и пользоваться банями по своему обычаю. Если султану понадобился бы флот, то он мог бы зафрахтовать до одной трети венецианских кораблей, которые оказались бы в портах Туниса и Триполитании, но по выбору венецианского консула.¹⁰⁶⁾

Так по всему побережью восточной части Средиземного моря постепенно вырастала цепь венецианских фондако, которые не только облегчали венецианским купцам ведение их торговых операций, но служили также и целям политического влияния на Востоке.

Представление о масштабах венецианской торговой экспансии не было бы достаточно полным, если бы мы не коснулись еще одного важного района этой экспансии, берегов Черного моря. [442]

Вопрос о времени появления венецианцев на Черном море трактуется обычно в том смысле, что их деятельность широко развернулась там еще с очень раннего времени, не позднее начала XI в.¹⁰⁷⁾ Первые крестовые походы расширили здесь их торговые операции и ввели сюда их конкурентов, генуэзцев и пизанцев.¹⁰⁸⁾ «Пизанский порт» на Азовском море и генуэзцы в Тане появились будто бы еще в XII в.¹⁰⁹⁾ «Венецианские экспедиции в эту страну (северные берега Черного моря) в XII в. были очень активными, — пишет Арменго, — северная Европа обязана им своими связями с Югом и Востоком».¹¹⁰⁾ На раннем появлении в Черном море итальянцев вообще и венецианцев, в частности, настаивали и наши русские ученые — Ф. К. Брун и М. М. Ковалевский.

В качестве единственного документального доказательства всего этого привлекается содержание договора, заключенного императором Мануилом и генуэзцами в семидесятых годах XII в., в котором лигурийским купцам разрешалось плавание по Черному морю, за исключением Росии и Матрахи,¹¹¹⁾ причем из этого делается совершенно неожиданный и ничем неоправданный вывод — «для венецианцев и пизанцев, следовательно, такого ограничения не существовало».¹¹²⁾ Ссылаются иногда на факт упоминания о венецианцах в Киеве в «Слове о полку Игореве». Этот факт, конечно, достоин внимания, но из него не следует, что венецианцы появлялись в Киеве благодаря их широкому внедрению на берегах Черного моря уже в XII в.¹¹³⁾

Нам думается, что весь этот вопрос должен быть поставлен несколько иначе.

Огромное значение для Византии северного рынка общеизвестно. Отсюда этот самый большой город средневековья получал продовольствие и разнообразное сырье для своей промышленности. Не забудем, что в VII в. арабы отняли у Византии Египет, а в XI в. — турки — Малую Азию. Торговые договоры киевских князей с Византией нужны были не только Руси, но в еще большей степени для самой Византии. В X в. Русь обосновалась на берегах Черного и Азовского морей. Усиленное засорение черноморских степей кочевниками затрудняло, разумеется, торговые связи Руси с Восточной империей, но они не прерывались. Плано Карпини видел в Киеве в 1247 г. трех венецианских и двух генуэзских купцов, — торговые [443] связи новых владельцев Константинополя и проливов с северным Черноморьем продолжались, стало быть, традиционным порядком, несмотря на татарский погром. Торговые связи Византии с севером были «святая святых» ее экономической жизни, которые она должна была ревниво охранять от всякого проникновения в них посторонних, — только ее корабли должны были плавать вдоль северного Черноморья. Осуществлять этот принцип экономической политики, политики монопольного использования торговли с северным Черноморьем и Приазовьем было тем более легко, что ни один корабль не мог пройти незамеченным мимо причалов и морской стражи Восточной столицы.

Потому, думаем мы, ни венецианцы, ни генуэзцы, ни пизанцы не могли иметь и не имели регулярных торговых связей с северными берегами Черного моря вплоть до того момента, когда и морская дорога, ведшая из Средиземного моря в Черное, и Константинополь не оказались в руках латинян.

В свете такого понимания дела все будет ясно. Понятно будет, почему Мануил, разгромив венецианцев, пошел на уступки генуэзцам, допустив их проникновение в Черное море, за исключением, однако, берегов Азовского моря и северного побережья Черного.¹¹⁴⁾ Понятно, почему в договорах Венеции с Византией в XI и XII вв. нет упоминания ни об одном торговом пункте на берегах Азовского и Черного морей, хотя, особенно в договоре девяностных годов XII в., венецианцы перечислили все сколько-нибудь значительные торговые пункты на всем, кроме севера, протяжении империи. Понятно, наконец, почему в договоре о разделе империи венецианцы не обеспечили за собою никаких территорий и портовых городов по берегам Черного моря. Мы уже говорили выше, что в Венеции, очевидно, не существовало сколь-нибудь значительной группы купцов, которая могла бы подталкивать венецианское правительство в этом направлении.

Тут, естественно, возникает возражение: Византия в XII в. фактически не владела северным Черноморьем и поэтому для Венеции было бесполезно добиваться включения в свои договоры с Византией его торговых пунктов.

На это возражение мы отвечаем указанием: во-первых на то, что фактически экономическое влияние Византии на северных берегах Черного моря не прекращалось [444] и в XII в. и во-вторых на то, что венецианцы настаивали на включении в договоры городов и портов, которые заведомо не принадлежали более Византии, — такова, например, Антиохия, упоминаемая в договоре Венеции с Алексеем I. Предусмотрительные политики св. Марка не упускали из вида возможности возвращения под скипетр базилевсов уже давно потерянных ими владений.

Таким образом, не исключая возможности посещения черноморских берегов отдельными венецианскими мореплавателями и купцами и ранее четвертого крестового похода, хотя для такового допущения в нашем распоряжении не имеется бесспорных доказательств, мы тем не менее относим возникновение серьезных торговых интересов Венеции на Черном море только к первой половине XIII в. В ближайшие же после взятия Константинополя время, — когда именно сказать очень трудно, — венецианцы появились в портовых городах Крыма, в Солдайе-Суроже в первую очередь, а затем и во всех других городах будущей генуэзской экспансии, т.е. в Кафе, Чембало (Балаклава), Черко (Керчь), Тамани, оживили старинную Тану. Генуэзцы после мира 1218 г. в свою очередь энергично приступили к колонизации северного Черноморья, не будучи в состоянии, однако, вытеснить отсюда своих конкурентов венецианцев, пока те держали в своих руках большую дорогу из Средиземного моря в Черное, т.е. до 1261 г. В крымских торговых городах и в Приазовье возникли венецианские торговые конторы, венецианские купцы обзаводились здесь домами, на улицах рядом с греческой все более и чаще слышалась речь итальянская.

В результате двухвековых усилий Венеция создала ряд опорных пунктов для распространения своего владычества в Истрии, в Далматинском архипелаге и на Далматинском побережье, создала сеть торговых дворов в северной Африке и на сирийских берегах. События четвертого крестового похода отдали в ее руки Корон и Модон на Пелопоннесе, остров Крит на большой дороге из Адриатики к берегам восточного Средиземноморья, распространили влияние на Негропонт, сосредоточили в ее руках проливы и торговлю важнейшего центра средневековой торговли, Константинополя, открыли венецианским [445] купцам дорогу к черноморским портам. В прямой связи с событиями этого похода находится деятельность венецианских конкистадоров, захвативших значительную часть островного мира Архипелага. В руках Венеции или в сфере ее политического и экономического влияния оказалась обширная колониальная империя.

Империя еще была далека от того, что можно было бы назвать состоянием устойчивого равновесия. Всюду была необходима борьба: и в Истрии, где многочисленные враги Венеции оспаривали ее влияние; и в Далмации, где надо было постоянно считаться с королем венгерским и непреодолимым стремлением самих зависимых городов освободиться от экономической венецианской гегемонии; и на берегах Босфора, где медленно агонизировала Латинская империя; и на Негропонте, где неспокойные феодалы всегда были готовы схватиться за оружие; и на Крите, где за войной с генуэзцами последовали тяжкие испытания классовой борьбы с закрепощенным крестьянством, выступавшим под руководством греческих феодалов. От времени до времени перед республикой св. Марка возникала перспектива полного крушения ее великодержавия: это были то тяжелые войны на Востоке, против врагов Латинской империи, то борьба с великодержавными притязаниями Фридриха II, то схватки не на живот, а на смерть с Генуэзской республикой.

Венецианская колониальная империя возникла в непрерывной борьбе и только благодаря ей могла продолжать свое существование. [446]

Назад К содержанию К приложению

¹⁾ FRA. DA., v. XII, pp. 522, 523.

²⁾ Ibid., p. 532.

³⁾ Ibid., p. 531.

⁴⁾ Ibid., pp. 528, 536.

⁵⁾ Ibid., pp. 548, 550, 551.

⁶⁾ Ibid., p. 546.

⁷⁾ Ibid., v. XIII, p. 15.

⁸⁾ Ibid., p. 62.

⁹⁾ Ibid., p. 75.

¹⁰⁾ Ibid., p. 114.

¹¹⁾ Ibid., p. 127.

¹²⁾ Ibid., p. 172.

¹³⁾ Migne, Patr. Lat., v. 214, col. 892, 893, 963, 964.

¹⁴⁾ Migne, Patr. Lat., v. 215, col. 959.

¹⁵⁾ MGH. Leges. Constitutiones, v. II, pp. 38-42, 95.

¹⁶⁾ H. Kretschmayr, op. cit., v. I, pp. 359, 360.

¹⁷⁾ Minotto, v. I, pp. 12, 13.

¹⁸⁾ Подробности у Пределли во введении к опубликованным им документам, относящимся к этой войне. (Predelli. Archivio Veneto, v. 30, p. 28, Documenti).

¹⁹⁾ Just. Chronicon, ed. cit., p. 96.

²⁰⁾ Rolandini Patavini Chronica, ed. cit., p. 46. — Custodia confinia, ne quid de hас terra ad alteram portarentur,... et sic denuo discordia crevit...

²¹⁾ Ibid., p. 46.

²²⁾ Danduli Chr., col. 339, 340; Canale Chronique Ven, ed. cit., pp. 356-360.

²³⁾ Predelli. Documenti, Archiv. Ven., v. 33, pp. 434, 435.

²⁴⁾ Danduli Chr., col. 321.

²⁵⁾ Just. Chr., ed. cit., p. 93.

²⁶⁾ Thomas Archid. Spalatensis, op. cit., pp. 84, 85.

²⁷⁾ FRA. DA., v. XII, pp. 421 ss.

²⁸⁾ Ibid., p. 421.

²⁹⁾ Ibid., p. 422.

³⁰⁾ Ibid., p. 423.

³¹⁾ Just. Chron., p. 93.

³²⁾ FRA. DA., v. XII, pp. 423, 424.

³³⁾ Danduli Chronica, col. 333.

³⁴⁾ Макушев В. Исследования об исторических памятниках и бытописателях Дубровника, стр. 439.

³⁵⁾ Ljubič S. Monumenta, v. I, NN 50, 58.

³⁶⁾ Thomas Arch. Sp., op. cit., p. 85.

³⁷⁾ Minotto, v. I, p. 12.

³⁸⁾ Manfroni, op. cit., p. 343.

³⁹⁾ Gesta Innoc., Migne, v. 215, p. XCI.

⁴⁰⁾ Annales Januenses. Ogerii Panis annales, ed. cit., p. 121.

⁴¹⁾ Ibid., pp. 127, 129.

⁴²⁾ Regesta pontificum, ed. Кар Herr, v. VII, pp. 10, 11.

⁴³⁾ Ibid., pp. 40, 48.

⁴⁴⁾ Villehardouin, p. 137. Это, впрочем, следует и из других источников, как «Хроника Фландрская» или «Хроника Сикарда».

⁴⁵⁾ Villehard. cap. 215. — Et li veniciens garnirent une autre cité qui aveit nom Cardiople (Ibid., cap. 155).

⁴⁶⁾ Ibid., cap. 213, 217.

⁴⁷⁾ Acropolita Georgios. Annales, ed. Bonn., p. 39.

⁴⁸⁾ FRA. DA., v. XIII, p. 18.

⁴⁹⁾ M. Sanuto. Vite de'duchi di Venezia, ed. Muratori, RIS, v. XXII, col. 535 ss.

⁵⁰⁾ K. Horf. Geschichte Griech., p. 221 ss.

⁵¹⁾ FRA. DA., v. XIII, pp. 123, 124. [507]

⁵²⁾ Acrop. Georg., op. cit., p. 28.

⁵³⁾ FRA. DA., v. XIII, pp. 119-122.

⁵⁴⁾ Danduli Chr., col. 334; M. Sanuto, op. cit., col. 540; FRA. DA., v. XIII, pp. 57, 58.

⁵⁵⁾ Danduli Chr., col. 336.

⁺ В книге 1220 — OCR.

⁵⁶⁾ Diplomatarium Veneto-Levantinum, ed. Thomas. Venetiis, 1880, v. I, p. 169.

⁵⁷⁾ H. Kretschmayr, op. cit., v. II, p. 16.

⁵⁸⁾ H. de Valenciennes, op. cit., p. 137.

⁵⁹⁾ FRA. DA., v. XIII, pp. 97, 98. Danduli Chr., col. 336.

⁶⁰⁾ Ibid., col. 334.

⁶¹⁾ Ibid., col. 334.

⁶²⁾ FRA. DA., v. XIII, p. 209.

⁶³⁾ K. Hopf, Analecta, pp. 64 ss.

⁶⁴⁾ Различные подробности, связанные с этими вопросами, изложены у Гопфа в его «Аналектах» и у Фортерингэма в его работе о М. Санудо.

⁶⁵⁾ FRA. DA., v. XIV, pp. 99, 146.

⁶⁶⁾ Мнение де Канале, что остров первоначально был предложен Маркизом Монферратскнм генуэзцам, ни на чем не основано (Да Канале, цит. соч., т. II, стр. 12).

⁶⁷⁾ FRA. DA., v. XII, р. 513. По нашему мнению маркиз нарочито выводил свои права на Крит из фантастического пожалования императора Алексея для того, чтобы избежать неприятного воспоминания о чувствах забаллотированнго кандидата. Мы уже указывали, что если бы Пелопоннес, а не Крит, достался Бонифацию в качестве такового, то Венеция ни в коем случае не допустила бы того, чтобы Пелопоннес вошел в состав ее владений по разделу империи. К этому надо еше добавить, что Лоренцо да Моначи, хорошо знавший критские дела, совершенно ясно говорит, что Крит Бонифаций получил по «разделу империи» (цит. соч., стр. 142).

⁶⁸⁾ FRA. DA., v. XII, р. 514.

⁶⁹⁾ Ibid., p. 514.

⁷⁰⁾ Annales Januenses, ed. cit., p. 125.

⁷¹⁾ Ibid., p. 125.

⁷²⁾ Ibid., p. 127. — Postulans et implorans consilium et auxilium contra Venetos inimicos...

⁷³⁾ Ibid., p. 129.

⁷⁴⁾ Veneti nulla ratione acquiescere vellent... (Ibid., p. 129).

⁷⁵⁾ Ibid., p. 132.

⁷⁶⁾ FRA. DA., v. XIII, pp. 130 ss.

⁷⁷⁾ Ibid., p. 136. Канале называет 27 кораблей, причем набег был произведен будто бы не из Венеции, а из Константинополя (Канале, назв. соч., стр. 352).

⁷⁸⁾ Annales Januenses, p. 137. Canale, Chron. Ven., pp. 352-354.

⁷⁹⁾ FRA. DA., v. XIII, p. 184.

⁸⁰⁾ Fanucci J. B. Storia dei tre celebri popoli maritimi della Italia. Pisa. 1817—1822, v. I, pp. 91 ss.

⁸¹⁾ FRA. DA., v. XII, pp. 51 ss.

⁸²⁾ Ibid., pp. 115-122, 248-254.

⁸³⁾ Ibid., pp. 258, 272.

⁸⁴⁾ Ibid., v. XIV, pp. 77-89.

⁸⁵⁾ Ibid., p. 81.

⁸⁶⁾ Ibid., v. XIII, pp. 426-428.

⁸⁷⁾ Ibid., v. XII, pp. 52, 53.

⁸⁸⁾ Ibid., XIII, p. 206 — Sine commerkio et sine aliqua dactione.

⁸⁹⁾ Ibid., v. XII, pp. 439-441. [508]

⁹⁰⁾ Ibid., pp. XIII, p. 143.

⁹¹⁾ Ibid., pp. 222, 223.

⁹²⁾ FRA. DA., v. ХI, pp. 64-68.

⁹³⁾ Ibid., pp. 257, 258. — Lo fondego, e la glexia, о lo bagno, e lo foro...

⁹⁴⁾ Ibid., p. 257.

⁹⁵⁾ Ibid., p. 275.

⁹⁶⁾ Ibid., p. 171.

⁹⁷⁾ Хроника Дандоло связывает заключение этого договора с походом венгерского короля Андрея (цит. хр., кол. 339, 340).

⁹⁸⁾ FRA. DA., v. XIII, р. 186.

⁹⁹⁾ Ibid., p. 188.

¹⁰⁰⁾ Ibid., p. 193.

¹⁰¹⁾ Ibid., p. 189.

¹⁰²⁾ Ibid., pp. 261, 262.

¹⁰³⁾ Mas Latrie. Les Traitées de paix. Introduction, pp. 214, 215, 219.

¹⁰⁴⁾ Ibid., p. 88.

¹⁰⁵⁾ Ibid., pp. 22 ss., 106 ss.

¹⁰⁶⁾ FRA. DA., v. XIII, pp. 301, 306.

¹⁰⁷⁾ Armingaud, op. cit., p. 130.

¹⁰⁸⁾ Marin, op. cit., v. III, pp. 28, 51; Da Canale, op. cit., v. II, p. 154.

¹⁰⁹⁾ Armingaud, op. cit., pp. 120, 121.

¹¹⁰⁾ Ibid., p. 121.

¹¹¹⁾ Aneu Rhosias kai ton Matrachon.

¹¹²⁾ Schaube, op. cit., p. 239.

¹¹³⁾ Этот довод вслед за Бруном повторяет также и Гейд (Heyd, op. cit., v. I, p. 328).

¹¹⁴⁾ Мы считаем искусственными доводы Гейда, который отказался в aneu Rhosias видеть берега русского Черноморья, — с X в. они по традиции считались русскими — и усматривает здесь никому неведомый casal degli Rossi в устьях Дона; толкование же ton Matrachon, как пункта у входа в Азовское море, мы принимаем полностью. (См. приложение I).

Назад К содержанию К приложению