Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Гаврилов А.К.
Скифы Савмака — восстание или вторжение?
(IPE I² 352-Syll.³ 709)^*

Этюды по античной истории и культуре Северного Причерноморья.
СПб., 1992 г.

Херсонесский декрет в честь Диофанта обследуется более ста лет, и весьма разносторонне. Вспыхивавшая вокруг него полемика принимала иногда столь яркие формы, что существует уже несколько обзоров самой этой полемики;¹⁾ имеется и соединяющий многое из сделанного комментарий к декрету в целом.²⁾ Это освобождает нас от необходимости пересказывать перипетии толкования декрета. Предполагая их в основном известными, мы сосредоточим внимание на пунктах, которые остались недостаточно или не совсем точно объяснены как раз в той версии толкования, которую мы разделяем. При этом нас прежде всего будут интересовать вопросы, относящиеся к Савмаку и тем событиям, которые в декрете связываются с его именем.

Парадокс нынешней ситуации в толковании декрета состоит в следующем: значительнейшее в занимающем нас плане герменевтическое событие — тезис С.Я. Лурье о том, что αύτόν в стк. 34 декрета может относиться только к Диофанту и ничего не говорит о Савмаке,³⁾ — теперь принято едва ли не больше у нас,⁴⁾ где было когда-то резко отрицательно встречено, и редко принимается за рубежом, где, казалось бы, ничто не мешало воспользоваться столь трудно доставшимся нашей науке достижением. Думается, что здесь сказалось влияние авторитетных имен и пособий, созданных до публикации статьи Лурье. Мы имеем в виду высказывания Э. Диля,⁵⁾ М.И. Ростовцева,⁶⁾ А.С. Коцевалова⁷⁾ — оказавшихся вне России антиковедов, которым первый тур полемики о восстании Савмака в советской науке, т.е. споры вокруг тезиса С.А. Жебелева в середине 30-х гг., известны были лучше, чем версия С.Я. Лурье и его приглушенные возражения во время травли конца 40-х — начале 50-х гг. На многих западных исследователей повлиял, надо думать, и В.Ф. Гайдукевич, бывший ревностным защитником тезиса Жебелева и еще более ревностным противником тезиса независимого жебелевского ученика.⁸⁾

Так или иначе старое мнение попало и в настольный справочник,⁹⁾ и в монографию Б. Макджинга о Митридате Евпаторе.¹⁰⁾ Названные выше экзегетические обзоры учитывают, конечно, существование тезиса Лурье, но авторы их высказываются либо против Лурье (например, связанный с последним семейными узами Б. Надэль), либо в духе non liquet, как Рубинзон; не удивительно, что Л. Боффо утверждает, будто версия Лурье отринута "почти единодушно".¹¹⁾ Последнее вряд ли точно, но в целом характеризует исследовательскую ситуацию на Западе применительно к занимающему нас вопросу. Об одной досадной неточности, вкравшейся в изложение тезиса Лурье у Рубинзона и Боффо, нам придется сказать ниже.

Таким образом, споры о Савмаке, получившие преувеличенную остроту в советских исследованиях 30–60-х гг., грозят на нейтральной почве кончиться беспристрастным, но и вялым повторением прошлого. Из этого затяжного разномыслия следует заключить: есть нечто такое, что осложняет принятие тезиса Лурье даже тогда, когда он хорошо известен и подкреплен в тщательном исполнении Э.Л. Казакевич (Грейс). Показательно, что сама Казакевич, уже завершив свою работу, чувствовала это. В письме С.Я. Лурье от 24 марта 1963 г. она спрашивает, как это было возможно, чтобы столько и таких исследователей не видели в стк. 34 декрета того, что очевидно не только для Лурье, но и для нее.¹²⁾ И предполагает, что есть "некий фактор, который вносит разброд в мысли толкователей". Наш анализ как декрета, так и истории его толкования подтверждает эту догадку. Несколько трудностей, соединяясь вместе, создают помеху для признания правоты Лурье даже теми, кто готов признать сильные стороны его тезиса. К выявлению и преодолению этих трудностей мы и переходим.

Εκυρέψαντα αύτόν в стк.34 все исследователи до Жебелева, Жебелев, его защитники и даже первые критики крайностей его тезиса понимали в том смысле, что Перисад V воспитал Савмака при своем дворе. Мнения о том, в каком качестве Савмак стал воспитанником Перисада и каких скифов он представлял, расходились. Для некоторых (например, Э.Х. Миннза¹³⁾) Савмак был законный преемник власти последнего Спартокида, который, судя по всему, действительно не имел наследника; обиженный тем, что власть над Боспором достается не ему, Савмак со своими скифами устраивает дворцовый переворот (του περι Σαύμακον Σκιυαν νεοτεριξάντων). Другие, как Г.Брандис,¹⁴⁾ задолго до того, как возобладавший в России пролетарский байронизм стал из всей человеческой истории выискивать проявления массовой мятежности, ввели в дискуссию о Савмаке мотив скифской партии на Боспоре, поддерживаемой "низами". Связанный с именем Савмака конфликт получал, таким образом, у исследователей, по выражению Рубинзона, то этно-политический, то социально-экономический характер.¹⁵⁾

Новое, что внесено было в эту картину С.А. Жебелевым: исходя из того, что υρεπτόσ обычно, а (έκ)τρέφω иногда применяются к вскормленным в доме рабам, постулировался исконно рабский статус Савмака как "вскормленника" Перисада V; дворцовый переворот, разросшийся вширь, оказывался "скифской революцией на Боспоре".¹⁶⁾ Конструкция эта, казалось бы, идеально вписывается в общий контекст советской исторической науки в те годы, когда сталинизация шла полным ходом, задев и самого Жебелева.¹⁷⁾ "Первое революционное восстание на территории СССР" после речи Сталина 19 февраля 1933 г. на съезде колхозников-ударников представляется сочиненным прямо на заказ. И это обстоятельство не отрицали даже друзья Жебелева, не говоря о его критиках. До сих пор передают слова академика, смысл которых сводился к тому, что "раз хотят революцию — будет им революция". Получалось, что один из последних представителей старой петербургской школы изначально пошел на конформистское измышление, обставив его академическим реквизитом.¹⁸⁾

Между тем в работе Жебелева "Последний Перисад" не заметно никаких признаков неряшливости, какая обычно сопутствует неискренности в творчестве. Напротив, кроме обычной для Жебелева солидности здесь ощущается сильное увлечение предметом. Сохранилось это его отношение к теме и впоследствии. Допустим, что перепечатка работы в советских изданиях¹⁹⁾ зависела не столько от Жебелева, сколько от тенденций в советском антиковедении; однако ясно, что ни Жебелев, ни его ученик А.И. Доватур, сделавший перевод статьи на французский язык, даже если бы хотели, не могли рассчитывать на ликование западноевропейских антиковедов по тому поводу, что некий античный смутьян сперва был рабом.²⁰⁾ Если присмотреться, наконец, к хронологии, то и здесь очевидно, что статья Жебелева готовилась в 1932 г. если не ранее, так что ни выступлением Сталина, ни концепцией рабовладельческой формации, погибшей (будто бы) под ударами рабских восстаний, работа Жебелева не определялась, а скорее предшествовала или сопутствовала появлению новых идеологизированных конструкций.

Поэтому не стоит упрощать дело, изображая исследование Жебелева либо в виде поделки, выдуманной по идеологическому заказу, либо (как представляет перипетии, связанные с публикацией "Последнего Перисада" сам Жебелев²¹⁾) в виде совершенно не зависевшей от условий времени академической работы. В замысле, на наш взгляд, конформизма не было, а было веяние времени, которое объясняет и увлечение самого автора. Другое дело, что существенную роль сыграла приобретенная благодаря социальному заказу фиксация внимания на истории восстаний и народных движений, раз уж Октябрьская революция 1917 г. в России рассматривалась как их τέλος. Если уж говорить о конформизме, то его надлежит признать прежде всего в согласии Жебелева на успех у людей, идеологически ему совершенно чуждых. В готовности иронически удружить новым хозяевам жизни чувствовалось тлетворное влияние последних — прежде всего их недобросовестность, противоположная духу науки. Именно это сочетание подходящего результата и старорежимных экивоков насчет рабов, "понесших заслуженное наказание", бравада с цитированием М.И. Ростовцева после вынужденного отречения от последнего и данное в конечном счете согласие напечатать свою статью рядом с предисловием молодого партийного наглеца А.Г. Пригожина — в этом, а отнюдь не в замысле и не в аргументации состояла, нам думается, нравственно спорная сторона действий Жебелева.

Что касается аргументации Жебелева, то она могла казаться сильной сочетанием нескольких не зависящих один от другого мотивов: если от υρεπτόσ перекинуть мостик к έκτρέφας, учесть размах начатых скифами Савмака событий (ведь не только убили боспорского царя и возобладали в Пантикапее, но и Феодосию Диофанту пришлось отвоевывать — стк. 41), а также идущую от западноевропейских нумизматов конца XIX в. версию о монетах, которые будто бы успел выпустить Савмак,²²⁾ то получается исследовательская комбинация, перед которой трудно устоять тому, кому она вдруг явилась. Примем во внимание и то, что социологизирующие тенденции были начиная с 20-х гг. в ходу у русских исследователей самых различных убеждений и темпераментов.²³⁾ Не обязательно бежать вприпрыжку за своим веком, чтобы иной раз оказаться под сильным его влиянием.

Поэтому неудивительно, что Жебелев гордился своей работой, ценя ее не за то, за что ее восхваляли;²⁴⁾ неудивительно и то, что ее приняли вполне серьезно; одни, чтобы на ее основании делать далеко идущие выводы, другие, чтобы подвергнуть ее научной критике. Особенное внимание привлекло умозаключение Жебелева о рабском статусе того, к кому применен глагол έκτρέφω. Хотя критика этого умозаключения со стороны А.С. Коновалова в итоге справедлива, вел он ее, на наш взгляд, не совсем правильным образом.²⁵⁾ Так, Коцевалов ввел мотив различения залогов έκτρέφω по социальному содержанию, причем актив будто бы означал воспитание свободных, и только средний залог — рабов (в особенности домашних). Именно это должно было сделать вывод Жебелева недействительным. Этот мотив и во втором туре полемики играл немалую роль, причем каждая из спорящих сторон хотела найти севернопричерноморскую надпись, где (έκ)τρέφω применялось бы к свободному воспитаннику²⁶⁾ или, напротив, к несвободному вскормленнику.²⁷⁾

На наш взгляд, обследование τρέφω в этом отношении любопытно само по себе, но для решения вопроса о том, убедительна ли идея Жебелева, дает мало. Прежде всего нужно освободиться от вопроса о залоге, который отнюдь не был социальным индикатором, означая, как показывает рассмотрение медиальных форм от τρέφω, большее, чем в активе, душевное участие в воспитуемом; в рассмотренных нами примерах (Hymn. Сеr. 164-168; Soph. El. 13 sq.; Eur. Med. 1349; IT 849; Dem. 53, 19; SGDI II, 4 № 1942) всюду подойдет перевод медиальных форм как "выпестовать", "вынянчить". Поэтому по существу средний залог можно было бы использовать наряду с активом при изучении не зависящих от залога социальных референций τρέφω. Однако актив встречается достаточно часто, так что для простоты и вящей убедительности можно ограничиться им.²⁸⁾

Другое дело, что не только залог, но и лексическое значение τρέφειν не содержит никаких указаний на социальный статус как воспитуемых, так и воспитателей, — статус и тех и других бывает различным. Поскольку статус воспитателя в декрете ясен, то нам важнее статус воспитуемого, и материал показывает, что последний часто бывает весьма или достаточно высоким (Il. 13, 466; Od. 2, 131; 12, 134; Theogn. 429; Aesch. Choe. 746; Hdt. I, 122; Soph. OR 827, 1396; Eur. Kykl. 141; Ion 819-821; Arsph. Ran. 380 etc.).

Что касается υρεπτόι, их происхождения и положения в обществе, то картина и здесь достаточно разнообразна. Это слово действительно больше, чем τρέφω, сопряжено с социальными характеристиками, однако феноменология "квазиадонтации" в античности была весьма богата.²⁹⁾ Для изучения того, что могло бы стоять за εκυρέψαντα в стк. 34 декрета, материал о υρεπτόι, так же как о τροφιμοι, συντροφοι,³⁰⁾ полезен, но это не должно затемнять для нас то обстоятельство, что перенос социальных импликаций одних слов на другие — хотя бы и близкородственные — убедительной силы не имеет (ср. социальные импликации слов "кормилец" и "кормилица"; "дядя" и "дядька" в русском языке). Таким образом, εκυρέψαντα ни лексически, ни грамматически социального статуса воспитуемого никак не предопределяет.³¹⁾

За эту скептическую воздержность в отношении έκτρέφω мы имеем право вознаградить себя применительно к истолкованию εκυρέψαντα αύτόν — тезис Лурье/Казакевич заслуживает, по нашему мнению, безусловного приятия: αύτόν в колоне τών περί Σαύμακον Σκιφάν νεωτεριξάυτον καί τόν μέν έκφρέψαντα αύτόν βασιλέα Βοσπορου Παιρισάδαν άνελόντων, αύτοί δ' επιβουλευσάντων подразумевает не Савмака, а Диофанта. При этом решающую важность имеет не обычай относить αύτός к лицу, которому посвящен декрет (на этот по существу справедливый, но не решающий аргумент Лурье, возражали указанием хотя бы на стк. 50 слл.), и не само по себе противопоставление μέν – δέ, которое подчеркивала Казакевич (поставим в качестве мысленного эксперимента Διοφάντωι вместо αύτώί δέ — и αύτόν уже не могло бы подразумевать Диофанта). Решает дело то, что в отшлифованном, литературно и даже риторически окрашенном тексте, в речевом периоде пусть не очень сложном, но достаточно развитом, αύτόν, входящее в группу с μέν и последующее αύτώί δέ должны подразумевать одно лицо, т.е. Диофанта. Аномалии с референцией местоимений в литературных текстах бывают, но допущение такой аномалии в тексте декрета, приближающегося по стилистическому уровню к исторической прозе, в высшей степени неправдоподобно.³²⁾

Это так ясно, что в самом деле становится неясным другое: как могли великолепные знатоки греческого языка, занимавшиеся декретом, много десятилетий не видеть этого? Причины, нам кажется, следующие: а) экзегетическая инерция после ошибки первых толкователей, боровшихся с большим числом трудностей сразу; b) рассмотрение клаузулы с έκφρέψαντα αύτόν в слишком узком контексте, отчасти в связи с деловитой экономией при цитировании; с) полуосознанное стремление найти дополнительную опору для характеристики Савмака, тем более что события, связанные с Савмаком, драматичны, а надпись уникальна как раз в этом пункте; d) трудности исторического истолкования в традиционном варианте, пожалуй, незаметны, между тем как в случае αύτόν = Διοφάντον они бросаются в глаза.

Почему эта идея явилась С.Я. Лурье первому? Здесь приходят на ум следующие соображения: а) шаткость конструкции Жебелева, которая приглашала к критике всей предшествующей традиции истолкования декрета; b) в своих занятиях Лурье уже столкнулся с трудностями при отнесении местоимения в греческих текстах;³³⁾ с) установка Лурье на независимость мысли, не исключая сферу идеологии; d) ранние успехи Лурье в эпиграфике, отмеченные, между прочим, включением его в редакционный совет SEG еще в 20-е гг. Если же остеречься от рационализации творчества, позволительно констатировать, что после обсуждения идеи Жебелева внимание исследователей сосредоточилось на Савмаке в достаточной степени, чтобы отбросить привычное и признать несомненное; недаром Казакевич вскоре пришла к тому же, что и Лурье.

Другое дело — исторические импликации этого филологического факта. Ведь если Диофант назван воспитанником последнего боспорского царя, то это может означать либо особо тесные связи между его отцом Асклапиодором из Синопы и Спартокидами, либо дипломатическую фикцию таких связей ради удобства посреднической миссии Митридатова посланца на Боспоре.³⁴⁾ Рассмотрение параллелей о высокопоставленных 'воспитанниках' при дворе различных эллинистических государей могло бы если не решить эту дилемму, то способствовать ее решению. Именно этот аспект феномена адаптации или квазиадаптации существенен для исторической реконструкции событий, о которых кратко рассказывает декрет.

Отметим: упоминание в одном тексте и поблизости то родного, то приемного отца, хотя и озадачивает на первый взгляд, не является чем-то немыслимым. Так, в боспорской эпитафии учителя Фарнака (КБН 129) этот уроженец Синопы назван сперва сыном Фарнака, а в последних стихах эпитафии оказывается, что был у него и на Боспоре отец — Χηματίον. Встречая слово πατήρ у Марка Аврелия, приходится по контексту решать, говорит ли он о родном отце или об Антонине Пие (ср. 1, 2; 1, 16; 1, 17, 1 и 5; в 9, 21 вопрос трудно решить даже с помощью дополнительных соображений.

Расставаясь с разбором полемики о стк. 34, надлежит упомянуть о В.В. Струве, который, "как советский ученый", выдвинул идею, что следует читать не αύτόν, a αύτόύς, выявленное им благодаря "нашей передовой технике".³⁵⁾ Лурье ответил на это эстампажем, который он возводил к К.К.Косцюшке-Валюжиничу (рис.3),³⁶⁾ где ON прорисованы четко, но на это В.Ф. Гайдукевич возражал эстампажем А.Н. Щукарева, которым в свое время пользовался В.В. Латышев:³⁷⁾ этот эстампаж не дает ясного окончания ον. He решаясь судить, почему Латышев уверенно держался восстановления αύτόν, заметим, что восстановление это подтверждается при обращении к камню: не показывая несомненных следов омикрона, оригинал четко сохранил по нижней линии стк. 34 две точки, отстоящие одна от другой на 5 мм по горизонтали, т.е. как раз на обычную ширину N в нашем памятнике, между тем как нижняя гаста сигмы имела наклон, занимала около 7 мм и в αύτόύς ожидалась бы несколько правее. Поэтому следует оставаться при общепринятом чтении αύτόν — разумеется, в толковании Лурье.³⁸⁾

Одно наблюдение, сделанное Струве ради низвержения идеи Лурье, заслуживает тем не менее внимания. Аргументируя в пользу αύτ[όύς], Струве заметил, что предлагаемое им чтение "может быть полностью помещено в лакуне 34-й строки декрета".³⁹⁾ Действительно, место есть:⁴⁰⁾ по существу после αύτόν можно было бы поместить не только βα, но и βασιλέα; между тем, σιλέα начинает на камне следующую строку. Конечно, правый край надписи не выровнен, как легко заметить на левой колонке декрета; однако и по числу букв в соседних строках, и по остающемуся в стк. 34 пространству для 3-4 знаков (до 5 см) приходится предположить соответствующую лакуну между αύτόν и [βα] — иначе резчику естественно было бы поместить в стк. 34 хотя бы βασι. В качестве восполнения в этой возможной лакуне мы взвешивали ποτε (ср. Il. 2, 540) или эпаналептическое τόν.⁴¹⁾ Сколько-нибудь серьезных смысловых изменений эти восполнения, особенно второе, не вносят, но это, на наш взгляд, и хорошо. Если ποτε подозрительно тем, что давало бы нам то, чего нам недостает, помогая сжиться с представлением об адоптации Диофанта, то повтор артикля создавал бы лишь минимальный стилистический эффект повышенной эмоциональности, что вполне уместно в разбираемом пассаже.

Для рассмотрения характера затеянных Савмаком событий важнее, впрочем, не эта потенциальная лакуна, а большая лакуна в стк. 29-31, особенно же в конце стк. 31, где шансов для реконструкции текста больше, а значение текста для реконструкции событий особенно велико. Старые восстановления не зря оставляли неудовлетворенность;⁴²⁾ новое предложено недавно Ю.Г. Виноградовым: περι των καυ’ εαυτού[ς πραγμάτων συν αυ]τωι βουλεύεσυαι, где под πραγμάτα подразумевается, конечно, политическое устройство скифов в новой державе Митридата после консультаций с Диофантом.⁴³⁾ По содержанию реконструкция представляется удачной; по форме чуть-чуть превзойден ожидаемый объем лакуны.⁴⁴⁾ Хуже, пожалуй, то, что βουλεύεσυαι σύν τινι, и само по себе редкое на фоне обычных β. πρός τινα или μετά τινος; здесь совсем неожиданно: победители не советы дают, а диктуют побежденным. А ведь декрет описывает следствия только что описанного серьезного поражения скифов.

Что касается восприятия βουλεύεσυομαι в смысле "держать совет", то это лексически возможно, но вряд ли по смыслу подходит для краткого реферата событий в декрете. Правдоподобнее поэтому считать, что речь идет о решениях скифов, устроивших победителя, поскольку они содержали обещание лояльности к Митридату. Две группы скифов противопоставлены, таким образом, по линии покорности-непокорности, что выразилось в бегстве одних и в смирении оставшихся скифов. Это заявление лояльности соответствует как ближайшему контексту, когда в стк. 33 благодушно говорится και τα ενυινα καλως καταστασάμενος, так и идеологизированному освещению противника в декрете:⁴⁵⁾ новое обещание скифов и законная уверенность победителей всякий раз неожиданно нарушаются скифами из-за врожденного им вероломства и непризнания законности (εμφυτος αυεσία)⁴⁶⁾ — мотив, со всей определенностью разработанный в первой колонке декрета, особенно в стк.15-17.

Учитывая эти соображения и объем лакуны в 11-13 букв после несомненного εαυτού[ς], мы предлагали бы воспринимать των καυ’ εαυτού[ς] в духе τα καυ’ εαυτού[ς] (ср. Хеп. Апаb. I, 3, 9 τα του Κύρος; Lys. 29, 8 τα της πόλεως и т.д.) и предположить ex gr.: περι των καυ’ εαυτού[ς οπεισασυαι (βιομολογειν? Συμβαλέσυαι?) αυ]τωι βουλεύεσασυαι или, например, [σπεισαι Διοφάν]. Иначе говоря, не скрывшиеся скифы постановили заключить с Диофантом мир, приняв его условия в отношении их государственного устройства, а именно — подчинения Митридату Евпатору.

Существенно, что потерпевшие поражение и не бежавшие из своего центра скифы, подтвердив свое вхождение в державу Митридата, успокоили Диофанта, которому декрет ставит в заслугу не только воинскую опытность, но и политическую доверчивость. Это подводит нас вплотную к вопросу об идентификации Савмаковых скифов. Про них, как упоминалось выше, думали и то, что они были участниками дворцового переворота, переросшего затем в восстание (В.Н. Юргевич; недавно в этом духе высказался Ю.Г. Виноградов⁴⁷⁾), между тем как другие говорили о восстании скифских низов боспорского населения (Г. Брандис, М.И. Ростовцев, В.Ф. Гайдукевич),⁴⁸⁾ а то и рабов (С.А. Жебелев и самые слепые его последователи). Была представлена и версия, предполагавшая, что Савмак был вождем какого-то скифского отряда, то ли располагавшегося на границе с Боспором и ему союзного, то ли состоявшего на службе у боспорского царя и дислоцируемого в боспорских пределах (Б. Низе, С.Я. Лурье).⁴⁹⁾ При этом одни считали Савмака представителем Скилурова дома, другие (А.С. Коцевалов)⁵⁰⁾ — боспорским аристократом, который командовал скифским контингентом.

Представления эти не только разноречивы — нередко они сбивчивы у одного и того же исследователя. Так, у Низе сперва происходит восстание (Aufstand) Скилуровых скифов, побежденных Диофантом, затем беспорядки (Wirren) на Боспоре, [67] затем снова восстание. Следуя Лурье, в стк. 34 действуют не бежавшие скифы стк. 31-32, но тут же оказывается, что скифы эти как-то особо связаны с боспорской территорией. В чем причина этой разноголосицы и упорного возвращения к понятиям "восстание" или "движение" даже у тех, кто держится мысли о дворцовом перевороте или о Савмаковых скифах как отряде скифов Скилурова царства?

Недостаток объяснений Лурье в этом пункте состоял, нам кажется, в том, что он воспринимал революционное толкование событий, связанных с Савмаком, как нарочито идеологизированную интерпретацию декрета. У Лурье были серьезные основания для этого: в полемике с ним слишком часто шли в ход идеологические обвинения и мотивы, а восстания (прошлого) были и вправду в моде. И все-таки это было лишь сопутствующим или, по крайней мере, не единственным основанием, потому что важную роль играл и чисто герменевтический фактор, наличие которого почувствовала, хотя и не выяснила, Казакевич в цитированном выше письме.

В самом деле, ведь сказано же в декрете: νεοτεριξάντων (стк. 34) и επαναστάσεως (стк. 41), а слова эти — лексически — действительно "революционные", подходящие, вообще говоря, к социальной борьбе не менее, чем к дворцовому перевороту. Где бы ни готовилась революция, осуществляющие ее "скифы Савмака" должны действовать на Боспоре, а размах событий, затронувших как столицу, так и Феодосию, показывает, что сколько бы ни было вождей, кто-то должен был поддержать эту скифскую группу,⁵¹⁾ чего трудно ожидать от боспорской элиты [68] и гораздо легче — от низов общества.⁵²⁾ Отсюда различные варианты представления о социальной окраске анализируемых слов декрета.⁵³⁾ И неудивительно, хотя и неосторожно, то, что увязанные с именем Савмака события часто называются словами "восстание", "мятеж", "революция", "движение" и т.п. еще до того, как обследована их природа. Если к этому прибавим нумизматические комбинации, шаткость которых выяснилась не сразу,⁵⁴⁾ получаем помимо посторонних исследованию советских идеологических устремлений достаточно серьезное основание для признания некиих революционных событий в тексте разбираемого нами декрета.

На наш взгляд, в плане исторического осмысления событий, развязанных Савмаковыми скифами, близки к истине были Б. Низе и С.Я. Лурье. Оба не вполне последовательно, но все же высказывались в том смысле, что νεωτέρισμα скифов, их επανάστασις хотя и происходят на Боспоре, но, по мысли составителя декрета, адресованы к Диофанту и Митридату, иначе говоря, слова эти характеризуют мятежность, т.е. нелояльность скифов по отношению к той державе, частью которой они становились после побед Диофанта.⁵⁵⁾

Отношения, которые более объективный наблюдатель представил бы скорее как внешнеполитические, в декрете с его идеологическим напором представлены как внутриполитические, [69] а попытка скифов бороться за прежнюю независимость — как вероломство, мятеж и противозаконно. Такие осмысления динамичных исторических ситуаций встречались нередко и в античной политической жизни, что отразилось на соответствующем употреблении "революционной" лексики.⁵⁶⁾ Впрочем, подтверждение этому находим и в самом декрете: ведь кроме обычно применяемого к межгосударственным отношениям αφίστασθαι (стк. 16), о скифах из царства Палака⁵⁷⁾ там же сказано: τα δε πράγματα εις μεταβολαν αγαγόνων, причем упоминание Митридата (του μεν βασιλειος) показывает, что речь идет о "революционном перевороте", учиненном скифами в отношениях с новой, старающейся интегрировать их державой, т.е. о событии по существу внешнеполитическом, далеком от какой-либо социальной борьбы.

Отсюда ясно, что после многократного упоминания Палаковых скифов и скифского царства (стк. 5, 7, 8, 12, 15, 20, 21, 30?, 31) появление скифов Савмака во фразе, тесно примыкающей к стк. 29-31 и не содержащей никакого указания на перемену в употреблении понятия "скифы", было бы странно ожидать перехода к каким-то "скифским элементам" на Боспоре, которые вряд ли и назывались когда-нибудь именем традиционного недруга.⁵⁸⁾ Перед нами, конечно, один из уцелевших и боеспособных [70] отрядов из общей категории περικείμενοι (IPE I² 402 1. 14), которые до сих пор мучили как херсонеситов (των Βαρβάρων επικρατεία прямо упоминается в стк. 15), так и боспорян (Страб. 7, 4).

Династические скифо-боспорские связи получили недавно яркое подтверждение в надписи дочери Скилура, жены боспорянина Гераклида. Отсюда, однако, невозможно, отметая отчетливые свидетельства противного, выводить добрососедство и даже союз Боспорского и Скифского царства в рассматриваемый период.⁵⁹⁾ Брак Юлии с Помпеем не уберег Рим от гражданской войны; сколько было династических браков в Европе — и сколько войн! Осторожнее было бы говорить о таких браках, как о свидетельстве попыток унять вражду.

Заметим, что характеристика скифов Савмака по существу повторяет мотив скифской беззаконной мятежности (εμφυτος αθεσια) из стк. 15-17; также и мотивы прежней скифской непобедимости, а ныне слабости их перед державой Митридата (ср. стк. 8 ανυποστάτους δοκουντας ειμεν Σκύθας) предупреждает атмосферу стк. 40-44, завершающих историю Савмака. Эта тождественность оценок подтверждает внутреннее единство всех упомянутых в декрете скифов, а значит — нераздельность скифов Савмака и Палаковых скифов, в представлении херсонеситов.

Οι περι Σαύμακον Σκύθαι, следовательно — какая-то часть Палаковых скифов или близкая последним аггломерация, место и роль которой в Скифском царстве ближе нам неизвестно. Савмак был, однако, достаточно видной фигурой, раз он, как давно было подмечено, хорошо известен херсонеситам: имя его появляется в декрете без пояснений как и без недоуменного τις получается так, что он стоит чуть ли не вровень с Палаком. [71] Естественно, поэтому, предполагать у Савмака какую-нибудь форму семейной связи или приближенности к дому Скилура.

Несмотря на серьезное поражение скифов от Диофанта,⁶⁰⁾ Савмак проявляет цепкость, берет в свои руки инициативу, стараясь воспользоваться слабостью Боспора ради последней борьбы с Митридатом. Борьба за пошатнувшееся Боспорское наследство Савмаку сперва удается. Ворвавшись из скифских пределов в боспорскую столицу, он убивает последнего Спартокида,⁶¹⁾ преследует и Диофанта, слишком рано после победы распустившего свои воинские контингенты. Диофант — более расторопный, а может быть и более удачливый, чем обласкавший его Перисад, — спасается исключительно благодаря херсонеситам,⁶²⁾ собирает силы отовсюду и следующей весной дело оканчивается полным разгромом последних и пленением вождя, что и завершило скифские операции Диофанта, а вместе и покорение Крыма Митридатом.⁶³⁾ [72]

Отвечая на вопрос, поставленный нами в заглавие настоящей статьи, надлежит, таким образом, сказать, что вторжение Савмака в Боспорскую столицу с одной стороны было продолжением старого противостояния скифов с крымскими эллинами, а с другой — попыткой свести на нет успехи Митридата в покорении всего Северного Причерноморья, что и подается в декрете как восстание против Митридата (νεωτέρισμα επανάστασις). Так херсонеситы объясняют Митридату, что скифы не столько их, сколько его, Митридата, вероломные враги.

Текст херсонесского декрета являет, таким образом, цельность по содержанию (присоединение Крыма Митридатом как победа над скифством), идеологическое единство (прославление Диофанта и херсонеситов, злорадство и стереотипы в отношении скифов, сдержанность в отношении Боспора) и единстве риторическое (достаточно красочная подача материала в эпиграфическом документе, рассказ о мести не только за убитого боспорского царя, но и за человека, которому чествуемый полководец лично обязан, и т.п.). Что касается истории толкования декрета в отечественном антиковедении, то, как видим, вопреки идеологическим — вольным и невольным — напластованиям она была сопряжена с немалым экзегетическим искусом и, не всегда безупречная, в целом, была небезуспешна. Еще раз обоснованные нами элементы филологической интерпретации декрета в честь Диофанта, отсекая ряд неприемлемых вариантов, дают, нам кажется, основу для дальнейшего изучения затронутых в этом памятнике исторических событий. Вопросов здесь много: со временем кому-нибудь откроются ответы на какую-то часть из них.

^* В 1981—1990 гг. автор неоднократно выступал с докладами, касающимися различных сторон этого декрета (рецензирование дипломной работы В.Г. Головатенко на историческом факультете Ленинградского университета; доклады в Ленинградском отделении Института истории, в Берлине на конференции Eiρήιη, в Амстердамском и Гронингенском университетах). Обсуждения, сопутствовавшие этим докладам, способствовали постепенному уточнению высказываемых ниже суждении. Некоторые моменты будут приведены в своем месте; за внимание к нашей работе в целом хотим поблагодарить Ю.П. Калашника (ГЭ) и С.Р. Тохтасьева (ИВАН, Петерб. ф-л); ряд полезных замечаний о рукописи высказала Н.М. Ботвинник (Петерб. ГУ).

¹⁾ Самый полный и, благодаря публикации в одном из наиболее читаемых антиковедческих журналов, ставший весьма известным обзор экзегетической истории декрета дал З. Рубинзон: Rubinsohn Z. W. Saumakos: Ancient History, Modern Politics // Historia. 1980. Bd. 29; менее замеченным остался тематически не выделенный обзор Б. Надэля: Nadel В. Slavery and Related Forms of Labor on the North Shore of the Euxine in Antiquity // Actes du Colloque 1973 stir l'esclavage. Besancon: Paris, 1976. P. 204-210.

²⁾ Boffo L. Grecita di frontiera: Chersonasos Taurica e i signori del Ponto Eusino (SIG³ 709) // Athenaeum. 1989. Vol. 67. P. 211-259, 369-405.

³⁾ Если не считать невнятного по своей краткости резюме (ВИ. 1948. № 12. С. 183), статья Лурье, не появившаяся в оригинале, была опубликована в польском переводе (Lurie S. Jeszcze о dekrecie ku czci Diofantosa // Meander. 1959. № 2). Авторский реферат на немецком языке см.: Bibliotheca classica orientalis. 1961, Bd. 6, Н. 3. Sp. 137-138 ; машинопись этого реферата и набросок латинских тезисов на ту же тему см.: ПФА АН, ф. 976, on. 1, д. 78, л. 1-6.

⁴⁾ Назовем прежде всего статью Э.Л. Казакевич "К полемике о восстании Савмака" (ВДИ. 1963. № 1), где автор, придя к тому же, что и Лурье, выводу независимо от него самостоятельно отстаивала общий тезис, как об этом свидетельствуют и ее письма к С.Я. Лурье, сохранившиеся в архиве последнего (ПФА АН, ф. 976, on. 3, д. 213, л. 1, ср.: там же, д. 35, л. 1 — набросок ответа С.Я. Лурье на первое письмо Э. Казакевич). В пользу тезиса Лурье неоднократно высказывался Ю.Г. Виноградов, например, в статье, к которой мы будем часто возвращаться ниже, "Вотивная надпись дочери царя Скилура из Пантикапея и проблемы истории Скифии и Боспора во II в. до н.э." (ВДИ. 1987. № 1. С. 76-79).

⁵⁾ Diehl E. Saumakos // RE. 1935. Bd. 6. Sp. 653 f.

⁶⁾ Rostovtzeff M. Social and Economic History of Hellenistic World. Oxford, 1941. Vol. 2. P. 770; Vol. 3. P. 1512.

⁷⁾ Коцевалов А.С. Античная история и культура Северного Причерноморья в советском научном исследовании. Мюнхен, 1955. С. 22-26 (Революция рабов на Боспоре).

⁸⁾ Gaidukevic, S. 314 ff.

⁹⁾ Volkmann H.: 1) Pairisades // Kl. Pauly. 1979³ Bd. 4. Sp. 412; 2) Saumakos // Ibid. Bd. 5. Sp. 164 f. (Nachträge).

¹⁰⁾ McGing B.C. The Foreign Policy of Mithridates VI Eupator King of Pontus. Leiden, 1986. P. 53.

¹¹⁾ Boffo L. Grecita di frontiera. P. 380 sq. Not. 267 ("giustamente respinta pressoche all'unanimita").

¹²⁾ Сформулировав в (английском на этот раз) письме свое глубокомысленное недоумение, Э.Л. Казакевич заключает (ПФА АН, ф. 976, on. 3, д. 213, л. 10): "How is that really to be explained? If You know, I wish You would tell me".

¹³⁾ Minus E.H. Scythians and Greeks. Cambridge, 1913, P. 520, 582.

¹⁴⁾ Brandis C.G. Bosporos // RE. 1897. Bd. 3. Sp. 774.

¹⁵⁾ Rubinsohn Z.W. Saumakos. P. 55.

¹⁶⁾ Жебелев С.А. Последний Перисад и скифское восстание на Боспоре // ИГАИМК. 1933. Вып. 70. Ср.: ПФА АН, ф. 729, on. 1, д. 19, л. 1-3. Рукописное "Послесловие к статье «Последний Перисад»" дает ряд интересных штрихов к истории наиболее удачливого, хотя и не самого удачного из исследований Жебелева.

¹⁷⁾ ПФА АН, ф. 729, он. 1, д. 47, л. 4 об. (рукопись); Копржива-Лурье Б.Я. История одной жизни. Париж, 1987. С, 111-113, 134-135.

¹⁸⁾ Копржива-Лурье Б.Я. История одной жизни. С. 140-144; Коцевалов А.С. Античная история... С. 11-24 (критика учения о формациях на конкретном северночерноморском материале).

¹⁹⁾ ВДИ. 1938. № 3; Жебелев С.А. Северное Причерноморье. М.-Л., 1953.

²⁰⁾ Zebelev S.A. L'abdication de Pairisades et la revolution scythe clans le royaume dn Bosphore // REG. 1936. Т. 49. Р. 17-37.

²¹⁾ ПФА АН, ф. 729, оп. 1, д. 19, л. 1-3.

²²⁾ О монетах с легендой ΣΑΥΛ мы говорить не будем, считая, что возникшая специальная полемика о них привела к отрицательному для Савмака или, по меньшей мере, неопределенному результату. Обзор см. Rubinsohn Z. Saumakos. P. 57. Not. 22-23. Р. 63 f.

²³⁾ "Die antike soziale Revolution ist jetzt Mode geworden", — писал С.Я. Лурье в работе "Die Ersten werden die Letzten sein: znr «sozialen Revolution» im Altertum" (Klio. 1929. Bd. 22, H. 4. S. 405), ср. замечание, высказанное тогда же Д. Аткинсоном, насчет социологизирующей модернизации в SEHRE М.И. Ростовцева (CIR. 1929. Vol. 43. Р. 35).

²⁴⁾ ПФА АН, ф. 729, он. 1, д. 19,  л. 3 об. Жебелев горд не столько прагматическим результатом труда, сколько методологией (через филологическую деталь к историческому факту), в которой ощущал себя продолжателем школы Ф.Ф. Соколова. Не взирая на уверенность в своей правоте, он допускает, что мог и ошибиться, и это также делает честь его выучке.

²⁵⁾ Коцевалов А.С. Рец. на: Жебелев С.А. Последний Перисад. . . // Наук. зап. Iн-ту icтopii матерiальноi культури. Киiв, 1937. Кн. 1.

²⁶⁾ Это, по Лурье, показывала более поздняя надпись из Пантикапея, списанная им в Керченском музее в 1948 г. и впоследствии, как считают, утраченная (Lurie S. Jeszcze о dekrecie. .. S. 71. Not. 14).

²⁷⁾ Борисова В.В. Херсонесское надгробие, поставленное вскормленником // ВДИ. 1962. № 2. Реконструкция надписи затруднительна, как становится еще яснее после реплики Э.И. Соломоник (Соломоник Э.И. Из эпиграфики Херсонеса // ВДИ. 1983. № 4. С. 81-85).

²⁸⁾ Сомнение в том, важно ли различение активных и медиальных форм τρέφω для изучения ситуации при дворе Перисада, высказала Э.Л. Казакевич в письме С.Я. Лурье (ПФА АН, ф. 976, on. 3, д. 213, л. 2) и была права. Нам приятно отметить, что исследователь залоговой системы в греческом языке, И.А. Перельмутер (Ин-т Лингв. Исслед. РАН, СПб), высказал согласие с нашим толкованием различия между τρέφω и τρέφομαι и указал на ряд выразительных примеров medium intensivvm, например, όράομαι у Гомера, употребляемое в смысле 'spectare cum affectatione aпimi' (Lexicon Homericum / Ed. H. Ebeling. Lipsiae, 1880. Vol. II, s.v. όράω).

²⁹⁾ Cameron А. Φρεπτος and Related Terms in the Inscriptions of Asia Minor // Anatolian Studies Presented to W.H. Buckler Manchester, 1939.

³⁰⁾ Оба последние выражения не только гораздо менее терминологичны, чем υρεπτόι, но прямо-таки заслуживают быть названы антитерминами, ибо не раскрывают реально-правовые отношения, а вуалируют их.

³¹⁾ Оставляем в стороне суггестивный, но по существу беспомощный тезис Т.Д. Равдоникас (Равдоникас Т.Д. Кормильство на Боспоре // СЭ. 1981. № 1), поскольку сравнение стк. 34 декрета с кавказским аталычеством держится на изоляции сравниваемого материала, и это тем хуже, что до Равдоникас рассмотрение и греческого, и "варварского" материала велось более широким фронтом (см. прим. 29).

³²⁾ Колебание субъекта в греческой речи ср. Od. 9, 196 sqq. (ον, ος и μιν подразумевают каждый раз нечто новое); Eur. Kykl. 429 (у τρώδει и δώσει субъекты различны); Xen. Anab. I, 3, 8-9 (αυτός, в различных падежах относится то к Киру, то к Клеарху) и т.д. О высоколитературном характере текста декрета говорил в свое время Э. Норден; недавно этот вопрос был в широком контексте изучен А. Ханиотисом см. прим. 45 на стр. 66).

³³⁾ Лурье С.Я. Новый оксиринхский отрывок // ИРАН. сер. 6, 1918. С. 1609 слл., 1617.

³⁴⁾ Заслуживала бы рассмотрения и третья возможность: έκτρέφω  τινά в смысле содержания в качестве полководца наемнического войска (τρέφο применительно к содержанию войска или флота: Thuc. 4, 83; 8, 44; Xen. HG 1, 5, 5; 4, 8, 9; 5, 1, 24; Anab. 1, 1, 9), но тут озадачивают и έκ-, и еще более — видовая форма причастия, а также отнесенность не к контингенту, а к полководцу.

³⁵⁾ Струве В.В. Восстание Савмака // Струве В.В. Этюды по истории Северного Причерноморья, Кавказа, Средней Азии. Л., 1968. С. 215. (Впервые напечатана в ВЭИ (1950). № 3.)

³⁶⁾ Lurie S.J. Jeszcze о dekrecie... Rys, 1. (Эстампаж Херсонесского музея).

³⁷⁾ Гайдукевич В.Ф. Еще о восстании Савмака // ВДИ. 1962. № 1. Рис. 1.

³⁸⁾ В статье В.Ф. Гайдукевича (С. 6) наборщик несколько раз спутал v и υ в том месте, где излагаются взгляды Лурье. Получилось, что Лурье будто бы настаивал на чтении αυτου. По-видимому, отсюда или из примера, сочиненного Лурье для пояснения своей мысли, то же утверждает З. Рубинзон (Rubinsohn Z. Sauinakos. P. 62 f.), а за ним Л. Боффо (Boffo L. Grecita. P. 380. Not. 267), что безнадежно запутывает и без того сложный вопрос.

³⁹⁾ Струве В.В. Восстание Савмака. С. 204; ср. С. 205.

⁴⁰⁾ На это обстоятельство справедливо обращал наше внимание А.Н. Анфертьев.

⁴¹⁾ Последнее предложено Ф. Ваандерсом после нашего доклада в Амстердаме. Повтор артикля (иногда и более двух раз) встречается как в греческой исторической прозе (Хеп. Апаb. I. 10, 2; Kyr. 3, 3, 4), так и в надписях (ТАМ. II. 1, 235). По тону ср. Od. 2, 131: η μ ετεχ η μ ευρεψε.

⁴²⁾ Syll.³ 709, ad. loc.: "priorum supplementa displicent".

⁴³⁾ Виноградов Ю.Г. Вотивная надпись... С. 74 слл.

⁴⁴⁾ В этих оценках мы согласны с Л. Боффо (Boffo L. Grecita. P. 376 sq.).

⁴⁵⁾ Chamoiis A. Das Ehrendekret für Diophantos (losPE I² 352) und die Gesclüclitssclireibung // Ada Centri Historiae "Terra Antiqua Balcanica" II. Trinovi, 1987.

⁴⁶⁾ Vliet E. Cli. L. van der. L'ethnograpllie de Strabon: idéologic ou tradition? // Strabone. Contributi allo studio della personalita e dell'opera. Perugia, 1984. P. 30 suiv.

⁴⁷⁾ Юргевич В.Н. Псефисм древнего города Херсонеса // Зап. имп. Одесского о-ва истории и древностей. 1881. Т. 12. С. 39 слл.; Виноградов Ю.Г. Вотивная надпись... С. 82-84.

⁴⁸⁾ Brandis C.G. Bosporos // RE. 1897. Bd. 3. Sp. 774; Rostovzeff M. Social and economic history... Vol. 2. P. 770; срв. Vol. 3. P. 1512. Not. 3; Гайдукевич В.Ф. Еще раз о восстании Савмака... С. 20 слл.

⁴⁹⁾ Niese В. Straboniana VI: Die Erwerbung der Küsten des Pontus durch Mithridates VI // RhM. 1887. Bd. 42. S. 556; Lurie S.J. Jeszcze о dekrecie... S. 77.

⁵⁰⁾ Коцевалов А. С. Античная история... С. 26.

⁵¹⁾ В связи с этим нередко говорят о семантике конструкции οι περί τινα. Обстоятельное исследование истории этого грецизма: Dubuisson M. Αμφί τινα, οι περί τινα. L'évolution des sens et des emplois (Liège. 1976-1977). Ann Arbor: University Microfilm International. 1982; у нас тот же вопрос применительно к Страбону трактовала Грацианская Л.И., см.: Грацианская Л.И. "География" Страбона. Проблемы источниковедения // Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования. 1986 год, M., 1988, С. 110-112, 120-124. Ничего неожиданного применительно к декрету отсюда, однако, не следует: Савмак безусловно мыслится здесь вместе со своим окружением, как видно и из стк. 57 слл. То что οι περί τινα не вызывает представления о мириадах людей (обстоятельство, на котором особенно настаивает теперь Ю.Г. Виноградов), справедливо, но мало что дает, потому что вожаков всегда относительно немного и числа ведомых ими число вождей не определяет.

⁵²⁾ Ср. IPE I² 32, lat. В, 1. 15 sq.: ετθάρται μεν την οικετείαν απασαν και ρους την παρώρειαν οικουτας Μιξέλλινας. Cp. Thuc. 3, 34, 1-2.

⁵³⁾ Эти импликации особенно отчетливо выявил В.Ф. Гайдукевич в статье "О скифском восстании на Боспоре в конце II в. до н.э." (Античное общество. Л., 1967. С. 17 слл.).

⁵⁴⁾ Ср. примеч. 22.

⁵⁵⁾ В тезисах доклада, читанного С.Я. Лурье в 1948 г., читаем (ПФА АН, ф. 976, on. 1, д. 73, л. 1 об.): "О «мятеже» Савмака говорится только потому, что скифы сначала подчинились Митридату, а затем отложились от него и захватили власть на Боспоре". В польской статье эта идея не прозвучала столь же отчетливо; то же относится и к немецкому автореферату, помещенному в "Bibliotheca classica orientalis" (1961. Bd. 6, Н. 3. Sp. 137 f.).

⁵⁶⁾ Hoben W. Terminologische Studien zu den Sklavenerhebungen der römischen Republik. Wiesbaden, 1978. На материале не только римском, но и греческом, автор показывает, что внутренние конфликты часто подаются как война, а внешнеполитические — как мятеж; примечательно, что сопротивление недавно покоренных народов часто характеризуется как απόστασις, defectio (S. 14-15, 23, 72, 136).

⁵⁷⁾ Трудность гармонизации декрета, где упоминается лишь Палак, и Страбона, где в связи с Митридатовым покорением крымских скифов говорится и о Скилуре, породила полемику (Соломоник Э.И. Сравнительный анализ свидетельства Страбона и декрета в честь Диофанта о скифских царях // ВДИ. 1977. № 3; Виноградов Ю.Г. Вотивная надпись... С. 69 слл.), о которой мы надеемся высказаться в другом месте.

⁵⁸⁾ В цитированном нами выше отрывке из декрета в честь Протогена нам встретилось более политичное выражение Μιξέλλινες. Эпитафия Тихона-тавра (CIRB 114) примечательна ограничением: Ταυρος εων γενεη. Отвлекаясь от распространенного среди греческих причерноморских жителей имени Σκύθος, не знаем ни одного случая, когда бы этноним Σκύθαι относился к жителям греческих государств, в частн. Βοσπορ(ι)ανοί, см. Граков Б.Н. Термин Σκύθαι и его производные в надписях Северного Причерноморья // КСИИМК, вып. 16, 1947. Между тем присутствие на Боспоре лиц скифского происхождения сомнению не подлежит, см.: Масленников А.А. Население Боспорского государства в первых веках н.э. М., 1990, С. 93, 97, 220.

⁵⁹⁾ Виноградов Ю.Г. Вотивная надпись... С. 55-60.

⁶⁰⁾ Старое возражение, что скифы, о тяжком поражении которых говорилось выше, не могли уже совершить нападение, представляется наивным: история войн была бы много короче, если бы всякое тяжкое поражение означало конец войны.

⁶¹⁾ Αυτόχειρ безусловно и выразительно обозначает 'убийцу', но это вряд ли обязывает нас представлять себе Савмака с окровавленным акинаком в руках — довольно и того, если Перисад был убит людьми Савмака.. Историк вправе задать себе вопрос: не было ли убийство Перисада Митридату нужнее, чем Савмаку — но это уже предмет более далеких от текста реконструкций.

⁶²⁾ Επιβουλευσάντον подразумевает, конечно, не разговоры и даже не заговор, а всемерное стремление причинить зло; разве что и здесь есть оттенок неподобающего отношения к представителю Митридата, к которому скифы — будто бы — должны были после его побед относиться лояльно. Что касается подробностей, то стк. 35-36 их от нас скрыли. Отметим, что после обращения к камню мы склонны читать не διαφ[υγων τον] κίνδυνον, как читают обычно, и не διαφθ[άσας] (как предлагает Виноградов, см.: Виноградов Ю.Г. Вотивная надпись... С. 74, прим. 88), а διαφεύ[γων] Partic. praes. (ср. Kühner-Gerth, Bd. I, S. 197-200), мало что меняя, подчеркивало бы актуальность помощи херсонеситов.

⁶³⁾ На наш взгляд, в стк. 39-43 мы имеем дело со своего рода разрядкой: вместо ожидаемых 60-62 знаков, в этих строках декрета их по 52-58. Неудивительно — пленение Савмака как раз и является кульминацией, а вместе и концом покорения Крыма Митридатом, а значит — таким местом эпиграфического текста, которое должно было бросаться в глаза тому, кто останавливался перед памятником Диофанта.