Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Назад К оглавлению книги

Заключение

Минойская и микенская цивилизации — это огромный хронологический период в истории древней Греции. По протяженности своей он ничуть не уступает тому известному ныне любому образованному человеку и поражающему своими культурными достижениями периоду в развитии греческого мира, который начинается с архаики и заканчивается поздним эллинизмом.

Обеспеченность же источниками всех видов у рассматриваемой нами эпохи неизмеримо меньше. Однако постепенно они все-таки обнаруживаются во все большем объеме. Главное суметь максимально использовать их информативные возможности. Добиться этого, как и во всех других аналогичных случаях, исследователь может несколькими путями.

Во-первых, необходимо как можно более полно выявить и привести в систему исходный материал.

Во-вторых, надо постоянно стремиться к тесной увязке данных разных видов источников. Ведь только одновременное привлечение всей совокупности сведений, полученных от ряда смежных научных дисциплин, способно обеспечить корректность выводов исследователя. Таково непременное требование современного комплексного источниковедения.

В-третьих, чтобы получить новые импульсы к научному поиску и в дальнейшем прийти благодаря применению выверенной методики к достаточно обнадеживающим результатам, следует искать новые подходы к избранной теме, находить и ставить ранее не возникавшие, но ныне уже способные стать весьма актуальными, вопросы, еще и еще раз пересматривать данные источников под иным, нежели прежде, углом зрения. В меру своих сил и возможностей мы и старались следовать обозначенным выше принципам при рассмотрении целого ряда интересных и актуальных, как нам представляется, сюжетов, связанных с реконструкцией социальных структур и общественных отношений в Греции II тысячелетия до н. э.

Поскольку само рождение микенологии, а затем и миноистики — двух наук, изучающих древние общества юга [210] Балканского полуострова и островов Эгейского бассейна, стало прямым следствием дешифровки линейного В, очень важно отчетливо представлять себе нынешнее положение дел с прочтением и интерпретацией всего круга памятников генетически связанных между собой эгейских письменностей.¹⁾ Именно эти эпиграфические памятники составляют важнейшую часть источниковой базы микено-логических и миноистических штудий в целом.

Типологическая классификация каллиграфических композиций на критских иероглифических печатях, начатая еще А.Эвансом, позволила нам теперь выделить вполне определенно сфрагистические легенды разного характера. Весьма плодотворным, на наш взгляд, оказалось здесь выявление всей линии эволюции текстовых формул от простейших к достаточно сложным, в которых содержатся указания сразу и на конкретный вид опечатываемых в дворцовом ведомстве материальных ценностей, и на принадлежность уполномоченного держателя печати к числу назначаемых царем чиновников, и на имя верховного властителя — владельца учитываемого и бережно хранимого имущества (с поименованием его отца и даже более отдаленных августейших предков).

Четкая привязка некоторых печатей благодаря обнаружению иконографических и художественно-стилистических параллелей к Кноссу дает возможность считать происходящим оттуда же и весь круг типологически однородных сфрагистических памятников. Все эти печати служили атрибутами царских сановников, ответственных за сохранность содержимого дворцовых кладовых. Существование отдельных печатей для запечатывания, например, самых разных видов съестных припасов и фуража, свидетельствует, надо думать, или о разветвленности чиновничьего аппарата (что косвенно подтверждается и другими данными), или, по крайней мере, об углубленной дифференциации системы учета в царском хозяйстве (если, допустим, одному и тому же должностному лицу вменялось в обязанность оттискивать на запорах емкостей различного назначения соответствующие сфрагистические легенды). [211]

Надписи на критских иероглифических печатях "кносского круга" несут в себе, что надо особо подчеркнуть, также и драгоценнейшую информацию о генеалогии минойских владык. В них нередко приводятся помимо имен царей (собственников печатей) еще и их патронимики. А в одном случае — на восьмигранной сардониксовой призме из Эшмолеанского музея — перечисляются целых четыре поколения наследственных правителей Кносса. Все это позволяет реконструировать в основных звеньях стемму данного царского рода на протяжении XVIII — первой половины XVII в. до н.э. Правда, для всех царей этой династии нам известно полностью только критское иероглифическое написание их имен. Зато единственное из них транслитерируемое целиком имя Ro-we-sa-ze-ro уверенно опознается благодаря четким антропонимическим параллелям из кносских табличек линейного А и В как минойская ономастическая форма.

Специалистам-антиковедам было и раньше хорошо известно о том, что в богатейшем материале эллинской мифолого-исторической традиции содержатся важные сведения о реалиях Крита древнейшей поры. Однако только сплошная проработка трудов античных авторов на предмет выявления всей подобной информации позволила теперь представить реально сколь велики были в действительности масштабы такого явления как "талассократия Миноса": ведь воспоминания о морском владычестве критских царей в Эгеиде, затронувшем также и некоторые другие районы Средиземноморья, столь долго звучали в многоголосом хоре исторических преданий обитателей и южно-балканских, и островных, и западномалоазийских областей.

Правда, со временем основная масса этих воспоминаний слилась в обобщенном образе могущественного владыки Кносса, диктовавшего свою волю ближним и дальним соседям критян. Но и многие конкретные реалии жизни минойского Крита — из общественно-политической, социальной, религиозной и иных сфер — тоже распознаются в свидетельствах мифолого-исторической традиции. Они в целом совпадают со сложившимися в науке представлениями о функционировании ранних государственных образований древневосточного типа и с данными археологии.

Во главе Кносской морской державы стоял наследственный монарх. Авторитет его власти подкреплялся утверждениями о санкционировании ее свыше, божественном [212] происхождении и самих царей, и вводимых ими государственных установлений. Согласно официальной версии, царь действовал как законодатель по внушению верховного божества, регулярно общаясь с ним и получая от него мудрые указания.

Царские родичи играли важную роль в управлении государством. Они командовали войсками, возглавляли военно-морские экспедиции, становились наместниками в подчиненных Кноссу областях Крита и в заморских апойкиях. Правители некоторых небольших прибрежных анатолийских и ахейских царств, попавших в разное время под власть кносских владык, выплачивали им дань и отдавали в заложники своих детей. Порабощение побежденных иноземцев было, кажется, главным способом пополнения слоя несвободных лиц в минойском обществе.

Создав сильный флот и усовершенствовав конструкцию боевых судов, критяне смогли с успехом повести по всей акватории Эгейского моря беспощадную борьбу с пиратством (на протяжении тысячелетий имевшим здесь наилучшую для себя питательную среду). Тем самым они обезопасили морские пути и обеспечили свободу торгового обмена практически по всему Восточному Средиземноморью. Это должно было в немалой степени способствовать экономическому подъему самого Крита. Но на пике своего могущества Кносская морская держава испытала неожиданный и сокрушительный удар, который нанесли ей не какие-либо внешние враги, а слепая природная стихия. Обо всех этих фактах истории минойской цивилизации сообщает античная традиция, дополняемая данными других источников (что показательно, ни в чем не противоречащими ей), и прежде всего источников археологических.

Общественный строй и социальные структуры Ахейской Греции освещены в эпиграфических и нарративных памятниках намного более детально. И это вполне понятно. Тексты линейного письма В дошли до нас в куда большем количестве, а солидный прогресс в их изучении объясняется во многом еще и тем, что составлены они на хорошо знакомом ученым греческом языке, а не на весьма проблематичном минойском (с его неясными генетическими связями). Ведь для распознавания, подчас очень и очень нелегкого, заключенных в этих текстах лексических форм, сильно искаженных из-за специфических правил микенского правописания, все-таки всегда можно [213] привлечь дополнительно знания диалектологов-эллинистов и компаративистов-индоевропеистов.

Об ахейском периоде истории Греции обильный материал дает античная традиция. Целый мощный пласт данных самого разнообразного характера, заключенных, в преданиях генеалогических, эпических и сакральных, донесли до нас сохранившиеся (иногда полностью, а чаще — фрагментарно) сочинения греческих и римских авторов. Воспоминания о реалиях далекого прошлого своей родины эллины пронесли через тысячелетия. Чрезвычайно важно, что наличествовал не только общий языковой и культурный континуитет между микенской эпохой и эллинским миром I тысячелетия до н. э. (кое-где, например, в Аркадии, Аттике, Ионии и Эолиде, на Кипре обитали прямые потомки жителей ахейских царств). Отмечается прямая преемственность этнического самосознания и автохтонного самоощущения в их сугубо локальных вариантах.

Последнее обстоятельство представляется нам чрезвычайно важным, ибо оно таит в себе возможность некоторых ретроспекций весьма неординарного свойства. При желании современный исследователь может, опираясь все на ту же античную традицию, но меняя соответственно угол зрения, воссоздавать не только конкретные исторические реалии -крупные политические и военные события, те или иные явления экономического порядка, факты социальной жизни общества, культовую практику и т. д. — но и само мировосприятие греков-ахейцев, с их системой ценностей и критериями оценки всех сторон человеческого бытия.

К какому бы сюжету мы не обратились — будь то природные катаклизмы и стихийные бедствия (нависавшие "дамокловым мечом" над хрупкими локальными экосистемами юга Балкан), или набор признаков общественного бытия полноправного человека в микенскую эпоху, или соправительство как особый институт власти в ахейских царствах, или преемственность семейных традиций у греков II и I тысячелетий до н. э., или возможность использования генеалогических источников (с их крайней архаичностью и специфической информативностью) по истории древнейшей Греции — повсюду можно обнаружить, и в констатации фактов, и в их истолковании традицией, устоявшиеся за многие века подходы и оценочные стереотипы.

Но в то же время в тысячелетних преданиях древних греков запечатлелось, как это было всегда свойственно [214] эллинскому духу, множество конкретных ярких впечатлений. Остроту и свежесть восприятия явлений жизни и окружающей природы эллины умели сохранять и в своей мифолого-исторической традиции. Поэтому современный исследователь, сознавая и учитывая все это, может изучать микенскую цивилизацию во всех проявлениях, включая социальные структуры и общественные отношения, не только взирая на предмет своих штудий взором стороннего наблюдателя, но во многих случаях имеет возможность увидеть ее изнутри, как бы глазами современников Троянской войны или возведения Тиринфской крепости. Такое "стереоскопическое" рассмотрение микенских сюжетов дает более объемную и живую, а следовательно и более достоверную картину общественного бытия греков II тысячелетия до н. э. [215]

Назад К оглавлению книги

¹⁾ Относительно текстов линейного письма В мы сделали это довольно обстоятельно в другой работе (Молчанов А.А., Нерознак В.П., Шарыпкин С.Я. Ук. соч.; см. также рецензию на эту книгу Н.С. Гринбаума: ВДИ. 1990. № 4. С. 159-165).