|
|
|
Древнейшие государства Восточной Европы. 2002 год. М., 2004.
[151] — конец страницы.
Для европейской и мировой цивилизации Древняя Греция послужила источником многих традиций в сфере общественного бытия. Среди политических идей, овладевавших в разное время умами эллинских мыслителей и их последователей, одной из ключевых оказалась идея непрерывной династической легитимности. Не случайно она стала для весьма продолжительного периода торжества в странах Старого света монархического строя стержнем всей господствовавшей политической доктрины.
Как известно, та же, практически универсальная, идея присутствовала в представлениях об основах государственной власти у многих народов древности, и прежде всего у тех из них, кто создал так называемые «великие державы», — у египтян, жителей Двуречья, хеттов, персов, китайцев и некоторых других.
Исторические судьбы стран в очень широкой географической зоне — от Средиземноморского бассейна до Средней Азии и Индостана — сложились так, что указанная идея именно в том конкретном варианте, который постепенно оформился и закрепился в античном мире, охватила наибольшую территорию и поистине гигантский отрезок письменной истории человечества. Но вызревание и самой этой идеи, и ее специфической — первоначально сугубо южнобалканской — версии произошло у древних греков далеко не сразу.
После прихода на юг Балкан ок. 2000 г. до н.э. первой волны носителей греческого языка — ахейских племен — там сложилось множество отдельных царств. Способы передачи верховной власти в них на протяжении II тысячелетия до н.э. многократно варьировались. Достаточно подробные сведения о династической истории отдельных областей Греции микенского времени сохранились в дошедших до нас [151] царских родословных, зафиксированных в трудах античных авторов.1) Особенно ценная информация на сей счет извлекается из сочинений Аполлодора и Павсания, где она представлена в наиболее полном и систематизированном виде.2)
Греческое общество II тысячелетия до н.э., судя по сохранившейся мифолого-исторической традиции, не выработало какого-либо единого принципа легитимности получения царской власти. Вполне законными считались в Ахейской (Микенской) Греции самые разные пути к овладению престолом.
В обычных обстоятельствах, в мирной и спокойной обстановке, чаще всего срабатывал традиционный династической принцип. Трон тогда наследовался благодаря кровному родству или свойству с прежним монархом: его сыном, братом, внуком (по мужской или женской линии), племянником, зятем и т.п. Приведем в качестве конкретных иллюстраций лишь некоторые характерные примеры такого рода.
Целых девять поколений царей из одной семьи — семьи Кадмидов, начиная с ее родоначальника Кадма и кончая прапрапрапрапраправнуком последнего — Автесионом, правили в Фивах Беотийских.3) Столь же длинной родословной по прямой мужской линии гордились и ахейские владыки Афин.4) Не одно столетие регулярно переходила царская власть от отца к сыну и в Аргосе, где правили сразу три родственные династии: у Биантидов и Меламподидов местная историческая традиция насчитывала на генеалогическом древе по пять поколений, а у Пройтидов — семь.5) По меньшей мере шесть генераций венценосных агнатов сменяли друг друга в Спарте (потомки героя-эпонима Лакедемона)6) и Аркадии (Аркад и его отпрыски).7) [152]
Переход престола к родному брату или племяннику представлял собой в принципе лишь частный случай наследования верховной власти внутри одной семьи ближайшим родственником по мужской линии. Когда в самом начале десятилетней Троянской войны пал на поле брани Протесилай, царь Филаки Фессалийской, его власть перешла, как сообщается в «Илиаде» Гомера, к брату погибшего героя — Подарку.8)
Аналогичным образом, т.е. вполне законно и без всяких осложнений, наследовали престол после своих братьев Девкалион Кносский,9) Кинорт Спартанский,10) Амфилох Аргосский.11)
Переход трона по наследству от прежних царей к племяннику и двоюродному брату засвидетельствован в Коринфе: после Главка, сына Сизифа, и Беллерофонта, сына Главка, власть получил Тоант, сын Орнитиона и внук Сизифа.12)
В самой длинной известной нам генеалогической цепочке ахейских владык, а именно в стемме царей Сикиона, в которой насчитывается в общей сложности 20 (!) колен, пять раз в качестве промежуточных звеньев выступают дочери; через них, так же как и через сыновей, осуществлялось наследование трона.13)
Нередко царская власть доставалась зятьям прежних правителей как бы в качестве приданого за царевной в случае отсутствия у нее братьев. Так произошло, например, с Мегареем — эпонимом Мегар,14) с Менелаем Спартанским и его племянником Орестом (женившимся на дочери Менелая).15)
Широко практиковался захват власти силой. Именно таким путем зачастую решался спор о престолонаследии внутри правящей семьи. Примером подобного силового подхода может служить свержение в Спарте Гиппокоонтом, сыном Ойбала, своего брата Тиндарея.16) Междоусобицы того же рода были весьма характерны для династической истории Афин.17)
Ярким драматизмом наполнена судьба потомков Пелопса — Атрея и Фиеста, Агамемнона и Эгиста, Ореста и Ифигении.18) Вызванные [153] острейшей внутрисемейной враждой кровавые эпизоды на протяжении трех поколений происходили вокруг трона могущественных владык Златообильных Микен (недаром эллинские трагики охотно заимствовали из всем известной мрачной семейной саги о Пелопидах потрясающие человеческие души сюжеты).
Династические распри могли перерастать и в военные кампании, осуществлявшиеся с привлечением внешних сил. Именно такой характер имели два похода претендентов на трон Кадмидов вместе с их пелопоннесскими союзниками против Фив Беотийских.19) Они и другие связанные с ними события тоже нашли отражение не только в эпосе, но и в произведениях великих греческих драматургов.
Для ахейской эпохи вполне ординарными выглядят и силовые акции, в результате которых во главе того или иного царства оказывались предприимчивые узурпаторы. Подобным способом смогли воцариться Эпопей в Сикионе,20) Пелопс — в Писе,21) Зет и Амфион — в Фивах Беотийских.22)
Иногда для успешной реализации чьих-либо личных претензий на власть использовались более изощренные методы. Так, весьма действенным способом могло служить оглашение соответствующего оракула или иного «вещания бессмертных богов» в пользу заинтересованного лица. Именно так, по преданию, действовали в Микенах братья Атрей и Фиест после прекращения там династии Персеидов.23)
Путь к трону мог пролегать также через осуществление на договорных началах внутридинастического обмена подвластными территориями или раздела наследственных владений.24) Приобщиться к власти подчас удавалось и в результате установления в том или ином царстве института соправительства.25)
Итак, в Ахейской Греции с точки зрения выбора конкретных средств и способов получения трона особых ограничений не существовало. Зато для претендента на верховную власть очень важен был его исходный высокий социальный статус, идеологически надежно подкрепленный. Тогда существовало, по-видимому, лишь одно-единственное непременное условие для лица, становившегося венценосцем: чтобы его родословная тем или иным образом возводилась к верховному божеству Зевсу-Дию (в гомеровском эпосе этот высший слой ахейской знати именуется «диогенетами», т.е. «Зевсорожденными»). [154]
Дорийское завоевание (его начало датируется примерно 1200 г. до н.э.), приведшее к краху микенской цивилизации, резко изменило этническую и политическую ситуацию на юге Балкан и в прилегающих районах Эгеиды. Это кардинальное переустройство греческого мира получило идеологическое обоснование в виде тезиса о предопределенном свыше возвращении Гераклидов, которые якобы обладали наследственными правами на самые плодородные области в Пелопоннесе.
Законность этих прав активно подкреплялась генеалогическим преданием (получившим широкое распространение и ставшим еще до времен «отца истории» Геродота общеэллинским) о происхождении вождей завоевателей-дорийцев от величайшего ахейского героя Геракла Тиринфского из древней аргосско-микенской династии Персеидов. Праправнуками Гераклу приходились, согласно этой традиционной версии, родоначальники царских родов в дорийских полисах Пелопоннеса: Агиадов и Эврипонтидов — в Спарте (Лакедемоне), Эпитидов — в Мессении, Теменидов — в Аргосе, Бакхиадов — в Коринфе, Деифонтидов — в Эпидавре.26)
После упразднения царской власти в подавляющем большинстве греческих областей статус законных и полноправных обладателей «Гераклова наследства» в Элладе могли отстаивать по-прежнему уже только цари Спарты. Об этой важной составляющей своего политического престижа они не забывали вплоть до окончательного устранения домов Агиадов и Эврипонтидов в начале II в. до н.э.27) Особая знатность происхождения спартанских владык признавалась из века в век всеми в эллинском мире, включая и их заклятых политических врагов, таких, как афиняне (ср. весьма характерные суждения на сей счет того же Геродота28)).
Не только на Пелопоннесском полуострове, но и в других местах Эллады и на смежных территориях (на Родосе, в Фессалии и Македонии) в конце II — первой половине I тысячелетия до н.э. возникают местные династии, также причисляющие себя к Гераклидам. С V в. до н.э. начинается постепенное возвышение Македонского царства во главе с династией Аргеадов, считавших себя отпрысками аргосских Теменидов.29) Наиболее выдающимися государями из этого дома стали Филипп II (356—336 гг. до н.э.) и его сын Александр III Великий (336—323 гг. до н.э.). [155]
Для Александра Великого генеалогический аспект его претензий на роль предводителя союзных греко-македонских сил в борьбе с Ахеменидской державой имел весьма важное значение. Официальная македонская пропаганда усиленно подчеркивала преемственные династические связи Аргеадов с эпическими героями-воителями — Гераклом и Ахиллом (легендарным родоначальником царей Эпира, из семьи которых была Олимпиада, мать Александра30)), прославившимися своими подвигами в дальних походах.
Создав мировую державу, великий завоеватель захотел объединить правящую элиту македонян и персов, поощряя смешанные браки и культурное слияние. Он и его приближенные породнились с Ахеменидами.31) Для этого тоже нашлось мифолого-генеалогическое обоснование: еще раньше греческие мифографы, исходя из созвучия имен собственных, признали персов и их царский род потомками греческого героя Персея, а тем самым и сородичами всех Гераклидов, включая аргосских Теменидов и македонских Теменидов-Аргеадов.
Активно поддержанная Александром Великим идея непрерывной династической преемственности, воплощенная им на практике в реальной попытке создать объединенную македонско-персидскую династию, прочно закрепилась в идеологическом арсенале эллинистических монархий. Она подпитывалась прежде всего установлением все новых матримониальных связей между многочисленными наследниками отдельных частей распавшейся огромной державы.
Весьма показательна в этом отношении практика использования внутри отдельных династий личных имен двух типов: 1) унаследованных от непосредственных родоначальников данного царского дома; 2) указывающих на всю магистральную, куда более протяженную, генеалогическую линию Персеидов-Гераклидов-Теменидов-Аргеадов и Ахеменидов, которая маркируется наиболее знаковыми антропонимами. К первому типу относятся личные имена: Селевк и Антиох — у Селевкидов; Птолемей, Арсиноя и Береника — у Лагидов; Антигон и Деметрий — у Антигонидов; Митридат и Фарнак — у Митридатидов Понта; и др. Ко второму типу следует отнести иную группу антропонимов: Геракл (один из сыновей Александра Великого), Персей (последний царь Македонии из дома Антигонидов), Аргей (у Аргеадов и Лагидов), Филипп (у Аргеадов, Антигонидов, Селевкидов), Александр (у Аргеадов, Антигонидов, Селевкидов, Лагидов), Апама (у Ахеменидов, Селевкидов, Антигонидов) и др. [156]
Помимо обильного антропонимического материала о формировании в эпоху эллинизма «посталександровского междинастического клана», объединенного сознанием общего генеалогического происхождения и кровнородственной исключительности, говорят и прямые свидетельства письменных источников. О своей принадлежности к роду Александра Великого официально сообщали Селевкиды и Лагиды (Птолемеи Египта), Митридат VI Понтийский (121—63 гг. до н.э.) и Антиох I Коммагенский (ок. 70 — ок. 35 г. до н.э.), причем два последних не преминули одновременно напомнить и о своих ахеменидских предках.
Могущественные политические фигуры из числа эллинофилов Западного Средиземноморья, желавшие слиться с царственной элитой греческого Востока, искали подходящие версии для своих родословных, ориентируясь на те же образцы. Мавританский царь Юба II (25 г. до н.э. — 23 г. н.э.) настаивал на своем происхождении от рожденного на африканской земле сына Геракла.32) Делал он это, видимо, не без влияния своей жены Глафиры. Она принадлежала к каппадокийскому царскому дому и, как сообщает Иосиф Флавий в «Иудейской войне» (1.24.2), постоянно вспоминала о своих славных предках — Теменидах и Ахеменидах.
Знаменитый римский политик Марк Антоний, ставший супругом последней египетской царицы из династии Лагидов — Клеопатры VII (оба погибли в 30 г. до н.э.), выводил свой род от италийского мифологического персонажа, отождествлявшегося с греческим Гераклом.33) Потомки по женским линиям Антония и Митридата VI Понтийского правили Боспорским царством. Об этих царях из дома Тибериев Юлиев в некоторых сохранившихся надписях II — начала III в. н.э. говорится, что они происходят от Геракла.34)
Некоторые отпрыски эллинистических династий оказались со временем в римском сенате и занимали видные посты в администрации [157] империи. К таковым относятся, например, Гай Юлий Антиох Эпифан Филопапп (внук Антиоха IV Коммагенского), консул 109 г. н.э., и его двоюродный брат по материнской линии Гай Юлий Агриппа (его прабабкой по отцу была уже упоминавшаяся выше Глафира, по первому браку сноха Ирода Великого), наместник провинции Азия. Принадлежность к клану Персеидов-Гераклидов-Теменидов отразилась в именах отца и брата последнего — Гая Юлия Александра (бывшего консулом приблизительно в самом начале II в. н.э.) и Гая Юлия Александра Береникиана (консула 116 г. н.э.).35)
На родство с Клеопатрой VII Египетской и Птолемеями претендовала знаменитая правительница Пальмиры Зенобия (267—272 гг. н.э.), потомки которой принадлежали уже к римской аристократии.36)
О своем родстве с «царственным кланом Гераклидов» помнили не только римские сенаторы из числа потомков эллинистических монархов. Отголоски этой генеалогической традиции обнаруживаются и в более поздние исторические эпохи: в Византии и на мусульманском Востоке (прежде всего в Центральноазиатском регионе). Согласно Продолжателю Феофана (V.3),37) матери византийского императора Василия I (867-886) приписывалось родство с Александром Великим. Пселл (Bibl. gr. V. Ер. 207) называет Гераклидов и Ахеменидов среди предков константинопольского патриарха Михаила Кирулария (1043—1058), которому внучатым племянником приходился император Михаил VII Дука (1071—1078).
Потомками Александра Великого от брака с согдийской принцессой Раушанак (Роксаной) считали себя бадахшанские правители XIII—XV вв. (см. у Марко Поло38) и др.). По свидетельствам европейских путешественников XIX в., аналогичную версию своего происхождения отстаивали тогда владетели не только Бадахшана, но также Вахана, Дарваза, Рушана, Читрала и Шугнана.39) [158]
Таким образом, идея преимущественной легитимности монархической власти отпрысков избранного клана Персеидов-Гераклидов-Теменидов, заимствованная Александром Великим из традиционного арсенала греческих и македонских политических мыслителей, распространенная в покоренных странах стараниями самого великого завоевателя и его преемников, не только прочно закрепилась во многих частях эллинистического и позднеантичного мира, но кое-где давала о себе знать и в последующие эпохи истории Старого света.40)
1) Об информативности и исторической достоверности таких стемм см.: Молчанов А.А. Микенские истоки семейных традиций у древних греков (генеалогический и сакральный аспекты) // Социальные структуры и социальная психология античного мира. М, 1993. С. 74-84; он же. Вопросы источниковедения Ахейской Греции (генеалогические источники) // Методология и методика изучения античного мира. М., 1994. С. 151-156; он же. Генеалогические источники по истории Ахейской Греции (Родословная царей Сикиона и их потомков) // Проблемы истории, филологии, культуры. М.; Магнитогорск, 1997. Вып. IV. Ч. 1: История. С. 72-82; он же. Социальные структуры и общественные отношения в Греции II тысячелетия до н.э. (Проблемы источниковедения миноистики и микенологии). М., 2000. С. 184-209.
2) См. русские переводы этих источников: 1) Павсаний. Описание Эллады/Пер. С.П.Кондратьева. М.; Л., 1938-1940. Т. I-II (репринт: М., 1994. Т. I-II). Тот же перевод с исправлениями: Павсаний. Описание Эллады/Под ред. Е.В.Никитюк. СПб., 1996. Т. I-II; 2) Аполлодор. Мифологическая библиотека / Пер. В.Г.Боруховича. Л., 1972 (репринт: М., 1993).
3) Apollod. III. 4. 1-2; 5. 4-9; 6. 1-8; 7. 1-3; Paus. IX. 5. 1-16.
4) Apollod. III. 14. 6-8; 15. 1, 5-7; 16. 1-2; Apollod. Epit. I. 1-23; Plut. Thes. 3, 4, 22, 33, 35 (ср.: Плутарх. Сравнительные жизнеописания. М., 1961-1964).
5) Apollod. I. 9. 12-13; Paus. II. 16. 1-3; 18. 4-5.
6) Apollod. III. 10. 3-8; II. 1-2; Paus. III. 1.2-5.
7) Apollod. III. 9. 1-2; Paus. VIII. 4. 1-10; 5. 1-6.
8) Hom. Il. II. 695-709.
9) Apollod. III. 1.2; 2. 1-2; 3.1.
10) Paus. III. 1.3.
11) Apollod. III. 7. 2-5; Paus. II. 18. 4-5.
12) Hom. Il. VI. 152-159; Apollod. I. 9. 3; II. З.1.; Paus. II. 3. 11; 4. 1-3.
13) Paus. II. 5. 6-8; 6. 1-7. Ср.: Eusebius Werke: Die griechischen christlichen Schriftsteller. Der ersten Jahrhunderte. Berlin, 1984. Bd. VII: Die Chronik des Hieronymus (Hieronyme Chronicon). Bl. 20b-65a; Молчанов А.А. Социальные структуры. С. 199-209.
14) Paus. I. 39. 6.
15) Apollod. III. 11. 2; Paus. III. 1. 5.
16) Apollod. III. 10. 4-5; Diod. IV. 33; Paus. III. 1. 4.
17) Apollod. III. 15. 5-6; Apollod. Epit. I. 23-24; Plut. Thes. 13, 33, 35; Paus. I. 5. 3-4; 17. 5-6; 22. 2; 28. 10; III. 18.5.
18) Apollod. Epit. II. 10-16; III. 22; VI. 23-28; Paus. II. 16. 6-7; 18. 1-2.
19) Ср.: Apollod. III. 6. 1-8; VII. 1-3; Paus. IX. 5. 12-14. Наиболее подробный пересказ этих событий содержится в «Фиваиде» Стация (Публий Папиний Стаций. Фиваида / Пер. Ю.А.Шичалина. М., 1991). (Поправка — «Фиваида» описывает только первый поход. HF).
20) Paus. II. 1.1; 6.1.
21) Apollod. Epit. II. 6-9; Paus. V. 1. 6-7.
22) Apollod. III. 5. 5; Paus. IX. 5. 6.
23) Apollod. Epit. II. 11-12.
24) Ср. семейный раздел и обмен «уделами» в Арголиде между отпрысками Линкея — Акрисием и Пройтом, Мегапентом и Персеем (Paus. II. 16. 2-3).
25) Подробнее об этом см.: Молчанов А.А. Социальные структуры. С. 170-178.
26) Apollod. II. 8. 1-5; Paus. II. 4. 3-4; 18. 7-9; 19. 1-2; 26. 1-2; 28. 3-6; III. 1. 5-7; IV. 3. 3-8.
27) Ср.: Hutter U. Die politische Rolle der Heraklesgestalt im griechischen Herrschertum. Stuttgart, 1997. S. 43-64.
28) Herod. VII. 209 (ср.: Геродот. История / Пер. Г.А. Стратановского. Л., 1972).
29) Herod. V. 22; VIII. 137-139. Версии, сообщаемой Геродотом, придерживался и другой великий древнегреческий историк — Фукидид (II. 99. 2). Ср.: Фукидид. История / Пер. Г.А. Стратановского. Л., 1981.
30) Plut. Pyrr. 1; Plut. Alex. 2; Paus. 1.11.1-3; II. 29. 2-4.
31) Curt. X. 4. 11-12 (ср.: Квинт Курций Руф. История Александра Македонского. М., 1963); Plut. Eum. 1; Plut. Alex. 70; Arr. Anab. Alex. VII. 4. 4-8 (Арриан. Поход Александра/Пер. M.E. Сергеенко. М.; Л., 1962). Ср. мнение об этом современных исследователей: Шахермайр Ф. Александр Македонский. М., 1984. С. 291-295; Шифман И.Ш. Александр Македонский. Л., 1988. С. 186-188.
32) Plut. Sen. 9.
33) Plut. Ant. 4, 60.
34) Корпус боспорских надписей. М.; Л., 1965. № 53, 1048. На генеалогическую связь с величайшим героем эллинской мифологии намекает и изображение его характерного атрибута — палицы, регулярно помещавшегося на монетах Боспора I — первой трети IV в. н.э. Но особенно ярко эта тема отразилась в монетной типологии эмиссий Тибериев Юлиев, когда была отчеканена целая серия крупных номиналов меди со сценами, изображающими знаменитые подвиги Геракла (Зограф А.Н. Античные монеты. М.; Л., 1951. С. 204. Табл. XLVIII, 16-18; Анохин В.А. Монетное дело Боспора. Киев, 1986. С. 116, 165. №607-615. Табл.28; Масленников А.А. Геракл СавроматаII // Проблемы античной культуры. М, 1986. С. 175-183; Фролова Н.А. Новый тип двойных денариев боспорского царя Савромата II (174-211) из медной серии с изображением подвигов Геракла // Седьмая Всероссийская нумизматическая конф. Ярославль, 13-23 апреля 1999 г. Тез. докл. и сообщ. М., 1999. С. 29-31; она же. Подвиги Геракла на медных двойных денариях боспорского царя Савромата II (174—211 гг.) // Нумизматический альманах. 2000. № 3 (14). С. 15-20).
35) Ср.: Halfmann H. Die Senatoren aus dem östlichen Teil des Imperium Romanum bis zum Ende des 2. Jahrhunderts n. Chr. Göttingen, 1979. S. 43, 46, 47,119,121, 131-133,140, 141.
36) Scriptores Historiae Augustae. XXIV. 27. 1-2; 30. 2; XXV. 1. 1 (ср.: Властелины Рима: Биографии римских императоров от Адриана до Диоклетиана / Пер. С.Н.Кондратьева. М., 1992); CIL. VI. 1516.
37) Продолжатель Феофана. Жизнеописания византийских царей / Пер. Я.Н.Любарского. М., 1992. С. 92, 93. (См. здесь).
38) Книга Марко Поло о разнообразии мира, записанная пизанцем Рустикано в 1290 г. от Р.Х. Алма-Ата, 1990. С. 67 (гл. XLVII). (См. здесь).
39) Массон М.Е. Исторический этюд по нумизматике Джагатаидов (По поводу Таласского клада монет XIV в.) // Тр. Среднеазиатского гос. ун-та им. В.И.Ленина. Н.с. Ташкент, 1957. Вып. 111: Исторические науки. Кн. 25: Археология Средней Азии. IV. С. 91, 106 (примеч. 66). См. также: Молчанов А.А. АЛЕКСАНДР: знаковое имя в династической и культурной традиции // Именослов. Заметки по исторической семантике имени. М, 2003. С. 103-111.
40) Круг вопросов, очерченный выше, мы предполагаем подробно рассмотреть, на основе уже собранного обильного материала, в отдельной монографии, целиком посвященной истории античного «легитимизма».
Написать нам: halgar@xlegio.ru