выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
|
выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. |
|
Археология и этнография Карачаево-Черкессии. Черкесск, 1979.
[27] — конец страницы.
{Прошу извинить за качество фотографий. Мало того, что делались с фотографий книжных страниц, так еще и на самих страницах полиграфия, мнэ, не лучшая.}
Хумаринское городище находится на правом берегу Кубани в 11 км к северу от г. Карачаевска, вблизи аула Хумара. Городище расположено на возвышенном плато древней надпойменной террасы (рис. 1). Оно занимает плоский отрог, отделенный глубокими балками от массива террасы, называемый местным населением Калеж (Старая крепость, Старый город). На западе отрог обрывается в долину Кубани, с севера он ограничен балкой Инал, с юга и юго-востока балкой Шугара. Его площадь около 25 га. С него хорошо просматривается долина Кубани и прилегающие к ней нагорья.
На северо-востоке отрог узким перешейком, зажатым между верховьями балок, соединен с коренным плато террасы. В центре этого перешейка возвышается холм (высота около 43 м), принимаемый всеми исследователями за цитадель городища. По краю отрога тянется валообразная насыпь, которая, как было выяснено предшествующими работами, скрывает остатки стен и башен. Насыпь опоясывает всю территорию древнего поселения, перерезает с двух сторон у подножия холма-цитадели перешеек и поднимается к его вершине. В литературе о Хумаринском [27] городище существует традиция полагать, что склоны холма-цитадели в древности были вымощены каменными плитами, на вершину его вела лестница, а сама цитадель представляла мощное укрепление, обнесенное стеной. Эта традиция основывается на рассказах местных жителей и наблюдениях, сделанных исследователями, побывавшими на городище до начала 60-х годов нашего столетия.
Рис. 1. Общий вид городища.
В 1960 и 1962 гг. городище обследовал В. А. Кузнецов, выезжавший на памятник в связи с известием о находках на нем плит с руническими текстами.1) В. А. Кузнецов первым на современном научном уровне определил значение Хумаринского городища как выдающегося археологического памятника периода становления феодализма на юге нашей страны. Он первым высказал предположение о тюркском характере рунических надписей, найденных на Хумаринском городище, и первым попытался датировать памятник, определив время его бытования X—XI вв. Однако раскопок на городище В. А. Кузнецов не проводил.
В 1963 и 1964 гг. на городище работала экспедиция Карачаево-Черкеского НИИ, возглавляемая Е. П. Алексеевой.2) Экспедиция исследовала раскопками ряд участков внутри укрепленной части городища (северо-западный мыс над выходом балки [28] Инал в долину Кубани, небольшое овальное всхолмление в северо-западной части плато, цитадель и холм цитадели) и за его пределами. Е. П. Алексеевой было установлено, что у подножия цитадели со стороны балки Шугара средневековые культурные отложения подстилает пласт, оставленный населением VIII—VI вв. до н. э. Средневековые культурные отложения и связанные с ними строительные остатки Е. П. Алексеева датировала IX—XIII вв., высказав при этом мысль о том, что оборонительные стены, окружающие городище, были возведены «не ранее конца XI в».3) По наблюдениям Е. П. Алексеевой, цитадель была искусственным сооружением, возведенным из земли, камня и дерева на вершине естественного холма. Она имела высоту около 5 м и была облицована панцирем из каменных плит. Изучение топографии городища привело Е. П. Алексееву к предположению о том, что перешеек у подножия цитадели имел двойную линию обороны. Работы, проведенные Е. П. Алексеевой на городище, были первыми стационарными исследованиями памятника. К сожалению, они были предприняты уже после значительных разрушений на городище и, особенно на цитадели, которые были произведены в конце 50 — начале 60-х годов.
При возобновлении археологических работ на памятнике летом 1974 г. было решено сосредоточить силы в первую очередь на исследовании оборонительной системы древнего поселения. При этом учитывалось, что в предшествующие годы разборке и уничтожению подвергались главным образом остатки стен и башен, представляющие значительный запас великолепного строительного камня. Чтобы не потерять ни одного элемента из общей схемы крепостного строительства, было решено начать с расчистки и изучения именно тех участков, которые уже подверглись разрушению. Вместе с этим при планировании новых работ принималось во внимание также и то обстоятельство, что до настоящего времени специальное изучение оборонительного комплекса не производилось.
Для раскопочных работ в 1974 г. были выбраны два участка валообразной насыпи, ограждающей плато городища со стороны южной балки Шугара. Первый участок (в полевой документации он получил индекс «А») находится в верховье балки, в том месте, где валообразная насыпь, идущая вдоль балки по краю плато, соединяется с насыпью, пересекающей перешеек и с юга поднимающейся к вершине холма-цитадели. На схематическом плане Хумаринского городища, опубликованном Е. П. Алексеевой, этот участок обозначен как «развал стены, в котором были найдены рунические надписи».4) Через этот участок насыпи проходит современная полевая дорога. Его рельеф более спокоен, чем рельеф соседних с ним участков перешейка, здесь менее выражен общий подъем уровня поверхности плато в [29] сторону холма-цитадели. Топография этого участка вызывала предположение, что именно здесь в древности могли сходиться путь, ведший в крепость со стороны нагорья, лежащего к северо-востоку от городища, и путь, поднимавшийся снизу из долины Кубани по балке Шугара. Положение древней дороги могло совпадать с положением современной дороги; в месте пересечения стены и дороги можно было ожидать открытие крепостных ворот и прикрывающих их башен. За остаток такой одной башни при внешнем осмотре поверхности можно было принять холмообразное возвышение на склоне плато к балке, прилегающее к избранному участку валообразной насыпи с юга.
Второй участок, избранный для раскопок 1974 г. (в полевой документации он получил индекс «Б»), находится на южном мысу плато городища горы Калеж, над устьем балки Шугара. Этот участок обороны, судя по его положению, мог контролировать движение из долины Кубани вверх к крепости. Валообразной насыпи, проходящей по краю обрыва, здесь не заметно. Это обстоятельство наводило на мысль о том, что на данном отрезке стены существовали башня или контрофорсы, усиливавшие ее оборону. Внешняя сторона валообразной насыпи в месте ее расширения оказалась сильно разрушенной вследствие выборки камня и, видимо, имевших здесь место естественных размывов и обвалов.
Характер культурных напластований на участках «А» и «Б» оказался несколько различен, причем различия объясняются, главным образом, топографическим положением этих участков на плато отрога, занятого городищем. Поверхность плато имеет заметное падение в направлении с северо-запада на юго-восток, в связи с чем суглинистые и гумусные образования перемещались с возвышенной части плато в пониженную. В верхней части они местами совершенно не сохранились. Благодаря этому напластования, на которых возведены каменные сооружения, неодинаковы. В верхней части плато они, как это показали раскопки на участке «Б», возведены на глиняной платформе мощностью до 0,40 м, которая была искусственно создана по краям плато. Эта платформа выклинивается в обоих направлениях от развала оборонительных сооружений и по ширине лишь немногим превышает подошву стены. Платформа была уложена на материковую скалу, которая, как показала шурфовка, выступает в верхней части городища сразу под гумусом в двух-трех метрах от подошвы стены. Культурные отложения между скалой и гумусом здесь практически отсутствуют. Следы культурного слоя, содержащие редкие фрагменты керамики и костей животных, спорадически встречаются только в понижениях и трещинах материковой скалы и изредка в гумусе. Таким образом, на участке «Б» раскопки сводились, главным образом, к снятию гумусного слоя, перекрывающего валообразную насыпь на краю плато и расчистке сохранившихся в основании насыпи остатков [30] оборонительной архитектуры от каменного завала, образовавшегося по мере ее разрушения.
На участке «А» в пониженном районе плато между материковой скалой и подошвой строительных остатков, скрытых в толще валообразной насыпи, залегает мощная толща отложений: гравий, глина и суглинок, насыщенный частицами культурного слоя. С внутренней стороны к открытым здесь остаткам оборонительных сооружений прилегает хорошо выраженный культурный слой, достигающий 0,50-0,60 м. Этот слой оказался перекрыт завалом строительного камня, образовавшимся при их разрушении. С внешней стороны сооружений культурный слой почти не прослеживался. Зато здесь сохранились следы, относящиеся к периоду их возведения, — разложившиеся отесы песчаника, выходы глиняной платформы, подтеки известкового раствора и пятна погребенной почвы. Над поверхностью, с которой велось строительство, здесь также образовался завал, представлявший не столько остатки древнего естественного разрушения архитектуры, сколько следы хищнической добычи каменных блоков, производившийся на этом участке валообразной насыпи в конце 50-х годов. Сохранившиеся от разрушения остатки оборонительной стены выступали здесь почти на поверхности, будучи перекрыты только слабым пластом гумуса и дерном. Таким образом, раскопки на участке «А», помимо расчистки от завала остатков оборонительной архитектуры, потребовали тщательного стратифицирования напластований, перекрытых поздними каменными засыпями. При этом особое внимание было обращено на фиксацию положения находок. Применяемая при исследовании земляных городищ массовая фиксация по штыкам в данных условиях была явно непригодной. Находки фиксировались индивидуально или малыми группами, причем учитывались все характеристики их залегания.
Ниже приводятся материалы о раскопках каждого из исследованных участков.
На раскопе «А», как и предполагалось при внешнем осмотре памятника, были открыты башня и часть крепостной стены (рис. 2). Башня, как можно судить по месту ее возведения, в системе обороны городища выполняла важную функцию контроля над выходом из балки Шугара на плато. Она замыкала линию стен и башен, шедших вдоль южного края отрога, на котором расположено городище. От нее начинался поворот оборонительной линии на север н подъем стены к вершине цитадели. По наблюдениям Е. П. Алексеевой, узкий перешеек, соединяющий территорию городища с массивом нагорного плато, помимо оборонительной линии, которая обходит периметр городища и сходится у вершины цитадели, имел вторую оборонительную [31] линию — в виде двух коротких стен, построенных в самом узком месте перешейка, по обе стороны от холма-цитадели между его основанием и краями балок Инал и Шугара. Е. П. Алексеева пишет о том, что эти стены имели ворота, а перед ними проходил ров. Это укрепление, по мнению Е. П. Алексеевой, было передовым, внешним. Оно удалено от внутреннего укрепления на расстоянии 50-155 м. Проверить раскопками эти наблюдения в 1974 г. не представилось возможным, однако поверхностное изучение рельефа на тех участках, где Е. П. Алексеева предполагает нахождение остатков внешней оборонительной линии, позволяет допустить справедливость ее предположения. Открытые на раскопе «А» остатки башни и стены, видимо, представляют часть внутренней обороны.
Рис. 2. План раскопа А.
В связи с тем, что в ходе раскопочных работ не удалось добиться от Областного отделения ВООПИК решения вопроса о принятии конкретных мер для консервации и охраны открываемых сооружений, было сочтено нерациональным полное раскрытие поверхностей, обнаруженных во время раскопок монументальных строительных остатков. Поэтому были расчищены и обнажены только северная и восточная стены башни, освобождена от дерна и засыпи с целью выяснения конструкции северная часть ее поверхности, полностью раскрыт и расчищен [32] прилегающий к башне отрезок крепостной стены, который подвергся при хищнической ломке камня на этом участке городища наиболее сильному разрушению. Над остальной частью поверхности башни, а также над крепостной стеной были сохранены дерн и засыпь (рис. 2).
Рис. 3. Остатки башни.
Башня сохранилась максимально на высоту 2,30 м. От разрушения уцелело шесть, а местами — семь рядов кладки. Она была прямоугольной в плане. Протяженность ее основания вдоль северной стены 7,75 м, вдоль восточной — 11,10 м (рис. 3). Сохранившаяся часть, насколько об этом можно судить по еще неполной расчистке нижнего этажа, представляет остаток монолитного основания, целиком заполненного камнем. Башня была построена одновременно с прилегающей к ней с запада стеной. На линии стыка стены и башни отчетливо выявляются блоки перевязи. Для ее постройки, как и для постройки стены, были применены отесаные квадры местного песчаника. Однако кладка башни выглядит не очень тщательной, в ней использованы разномерные камни, параметры которых колеблются в пределах 0,90*0,40*0,30 м и 0,50*0,35*0,20 м (данные преднамеренно округлены). Встречаются камни, близкие по форме к кубу, и уплощенные плиты.
Стены башни представляют собой род панцирной облицовки ее внутреннего каменного массива, причем отдельные удлиненные блоки стены положены перпендикулярно ее фронту с тем, чтобы осуществлять связь облицовки и ее внутреннего заполнения. Пространство между стенами — облицовкой было заполнено (насколько об этом можно судить по расчищенным участкам) уложенными в горизонтальные ряды блоками, подобными блокам, использованным для внешней облицовки. Скрепляющий [33] известковый раствор был применен при возведении башни в весьма ограниченном количестве.*) Он был использован и соответственно прослежен при расчистке только в отдельных местах между швами нижних облицовочных рядов кладки. Внутренний массив башни выложен целиком без скрепляющего раствора (рис. 4).
Рис. 4. Восточная стена башни.
Башня была поставлена без фундамента, склон под ее основанием не был отнивелирован. Нижние ряды камней были уложены на уплотненную поверхность глинистого ската. Горизонтальная площадка была подготовлена только под юго-восточным углом башни. Подошва нижнего камня северо-восточного угла башни на 0,92 м и превышает уровень подошвы нижнего камня юго-восточного угла и на 0,60 м ниже подошвы нижнего камня ее северо-западного угла.
Примыкающая к башне оборонительная стена была раскрыта с внешней стороны на протяжении 15 м (от северо-западного угла башни), с внутренней стороны на протяжении 22 м, поверхность стены расчищена на протяжении 13 м (максимально) (рис. 5). Исследованный участок стены, по-видимому, больше других частей укрепления подвергся разрушению, поскольку он наиболее близок к району нагорного плато, где в 50-е гг. шло интенсивное строительство. Около северо-западного угла башни [34] с внешней стороны стены оказались уничтоженными даже блоки нижнего ряда кладки. С внутренней стороны в средней части расчищенного отрезка на протяжении десяти метров сохранился только нижний ряд. Максимальная сохранность остатков стены (восточная сторона) к северу от основания башни четыре ряда кладки (высота — 1,20 м). В южной части раскопа к югу от башни стена сохранилась значительно лучше, здесь с внешней стороны был расчищен отрезок, сохранивший до 6 рядов кладки (высота 1,80 м). Над участком стены, подвергшимся наибольшему разрушению, образовался мощный завал перемешанного с гумусом щебня и обломков раздробленных плит. Добытчиков интересовали, главным образом, целые блоки. При извлечении их из толщи стены по обе ее стороны скопились хорошо прослеживаемые выкиды дефектного камня.
Рис. 5. Остатки стены.
Ширина стены около северо-западного угла башни — 5,10 м, в северной части расчищенного по поверхности участка — 4,80 м. Как и башня, она была поставлена без фундамента на слабо снивелированную поверхность склона. Разность уровней подошвы стены на исследованном участке (в северной и южной точках) с внешней ее стороны— 1,25 м, с внутренней — 1,30 м. Под стеной залегает пласт гумусированного суглинка с частицами золы, угля и разложившейся керамики. Местами из-под стены выступают прослойки песчаникового щебня и крошки, возможно, представляющие следы преднамеренной подсыпки. Кладка стены выглядит более тщательной и регулярной, чем кладка [35]
Рис. 6. Деталь оборонительной стены с водостоком.
башни. Стена сложена из хорошо оттесанных прямоугольных блоков, причем, несмотря на четкое выделение панцирных рядов, внутренность стены заполнялась не бутом, а такими же блоками.+) Кладка панцирных рядов выполнена по системе «тычком [36] и ложком»: блоки первого нижнего ряда на участке к северу от башни были уложены короткой гранью (торцом) наружу и уходили в толщу стены, блоки второго ряда укладывались наружу длинной гранью (либо плашмя, либо на образок), блоки третьего ряда повторяли кладку тычком и т. д. (рис. 6). На участке к югу от башни нижний ряд состоял из блоков, положенных к плоскости стены длинной гранью, а второй из блоков, уложенных тычком, третий ряд повторял кладку первого, четвертый — второго и т. д. С внутренней стороны блоки, уложенные вдоль плоскости стены, обычно помещены плашмя, а с наружной стороны, насколько об этом можно судить по сохранившемуся фрагменту кладки, поставлены «на образок». Камни нижнего ряда кладки с внешней стороны стены выступают на 5-7 см из плоскости стены. Внутри стены блоки обычно клались плашмя, на расчищенном отрезке большинство из них оказалось уложенным перпендикулярно плоскости стены (рис. 5, 6). Как и в кладке башни, известковый раствор при возведении стены был использован в очень ограниченном количестве. Он применялся главным образом для промазки снаружи швов между камнями нижнего ряда. Внутренняя кладка стены выполнена глинистым раствором, превратившимся в желтоватую пылевую массу. Блоки, использованные в кладке на глинистом растворе, превратившемся в желтоватую массу, хорошо обработаны, в большинстве своем они имеют форму крупных квадров. Их размеры колеблются в пределах: 1,00*0,45*0,35 м; 0,80*0,40*0,30 м. В толще стены встречены и более крупные плитообразные блоки 1,30*0,30 м.
На блоках, использованных в кладке башни и стены, были обнаружены тамгообразные знаки: 4 знака на восточной стене башни в первом и седьмом рядах кладки, 3 знака на блоках, уложенных в толщу стены в ее среднюю часть, 2 знака на обломках блоков, находившихся в развале башни. Знаки изображают различные вариации двузубца и трезубца, три параллельно вертикальные черты, свастику (рис. 7).
В траншее, проложенной вдоль внутренней стороны стены, был прослежен характер напластований, подступающих к стене со стороны городища. Здесь четко определяется уровень, с которого началось разрушение стены: он проходит на глубине 0,60-0,80-1,40 м от уровня современной дневной поверхности, залегает соответственно ниже в южной части траншеи, где лучше сохранность стены. На этом уровне были обнаружены четыре скопления округлых речных голышей (диаметр 5-8 см), которые могли служить метательными орудиями — боллами. Кучи голышей — боллов шириною до 1 м были на равном расстоянии рационально размещены вдоль основания стены. На этом уровне прослеживается также уплотнение грунта и следы кострищ, подходивших к самой стене.
Ниже этого уровня идет углисто-золотистый пласт, насыщенный [37]
Рис. 7. Знаки из городища.
костями животных (в основном мелкий рогатый скот) и обломками керамики. Мощность этого пласта колеблется в пределах 0,30-0,50 м, местами он расчленяется на прослойки, которые разнятся лишь большей или меньшей насыщенностью золой, углем, костями. Попытка расчленить этот пласт на горизонты пока что оказалась безуспешной. Керамический материал, содержащийся в этом пласте, весь укладывается в рамки одного хронологического периода — VIII—X вв. и никакой более дробной периодизации не поддается. Углисто-золотистый пласт начинается на 0,10-0,15 м выше подошвы стены и соответственно датирует период существования жизни внутри огражденной стенами территории. Ниже его прослежена только тонкая (до 0,05 м) прослойка извести и щебня, представляющая, видимо, уровень строительных работ или возведение стены. Поскольку никакого более раннего материала, за исключением разрозненных фрагментов керамики позднекобанского облика, находимых явно в переотложенном состоянии, вблизи исследованного участка обнаружено не было, хронологическое определение углисто-золотистого пласта, видимо, следует перенести и на весь данный комплекс оборонительных сооружений. Однако, принимая во внимание, что пласт культурных отложений у подножия стены обладает сравнительно значительной мощностью и, следовательно, накапливался в течение длительного времени, этап возведения оборонительных сооружений предпочтительнее определять [38] начальными десятилетиями указанного хронологического периода.
Рис. 8. План и разрезы храма.
С внешней стороны около стены были расчищены остатки квадратной каменной постройки, занимавшей площадь 6,20*7,00 м (рис. 2, 8). Постройка была возведена под углом около 15° к линии стены и ориентирована в разрез с основными архитектурными сооружениями данного участка — башней и стеной. Расстояние между стеной и юго-западным углом постройки 0.66 м, между северо-западным углом и стеной — 3,10 м. Постройка [39] была возведена, вероятнее всего, после завершения строительства оборонительной стены. Подошва ее западной и южной стен (юго-западный угол) лежит несколько выше уровня подошвы оборонительной стены и под них уходит прослойка песчанистого щебня, которая, вероятнее всего, осталась от больших строительных работ по сооружению оборонительного комплекса.
Как оборонительные сооружения постройка была возведена на склоне, подошва ее северо-восточного угла лежит на 1,50 м ниже подошвы юго-западного угла. Северо-восточная, юго-западная и северо-западная стены постройки были поставлены без фундамента на освобожденную от дерна поверхность склона и нижние ряды их кладок повторяют его рельеф. Ширина этих стен соответственно равна 1,00 м, 0,75 м, 0,80 м (рис. 8). Кладка северо-западной и юго-западной стены состоит из двух лицевых рядов камня, настолько плотно подогнанных один к другому, что между ними практически нет места для забутовки. Камни клались насухо, но швы между ними частично были промазаны известковым раствором, подобным тому, который употреблялся при строительстве оборонительной стены. Кладка северо-восточной стены представляет два панцирных ряда уплотненных блоков, в середину между которыми был засыпан бут, кладка также сделана насухо. Наиболее характерные размеры блоков, использованных в кладках этих стен: 0,50*0,35*0,30 м, 0,50*0,40*0,20 м; 6,40*0,30*0,20 м (рис. 8).
От юго-восточной стены сохранились лишь несколько камней, которые прослежены по краю горизонтальной площадки, поднятой до уровня поверхности внутри постройки. Размеры площадки: длина 5-10 м, ширина — 1,30 м. Площадка была вымощена мелким бутом. Юго-восточная стена опиралась на подпорную стенку (крепилу), которая начиналась у северо-восточного угла постройки, проходила под стеной и продолжалась за пределами постройки в направлении башни. Ее протяженность 9,20 м. Максимальная высота — 0,70 м. Было прослежено три ряда кладки крепилы: нижний ряд состоял из крупных грубо обработанных блоков, он на 5-10 см выступал из-под линии верхнего ряда, второй и третий ряды.были сложены на извести и из ровных квадровых блоков средних размеров, хорошо пригнанных один к другому. Крупные грубо обработанные камни, выступавшие из-под линии стены, были прослежены также и в кладке северо-восточной стены.
Внутри постройки в центральной части ее на равном расстоянии от стен был выделен квадратный участок площадью 2,50*2,40 м, обрамленный с юго-запада, северо-запада и северо-востока, т. е. двойным рядом плит, поставленных «на образок». Расстояние между плитами внешнего и плитами внутреннего ряда — 0,20-0,30 м, высота плит внешнего ряда 0,30-0,25 м, плиты внешнего ряда несколько выше (до 0,10 м) плит внутреннего ряда (рис. 8). С юго-востока, т. е. со стороны [40] площадки, опирающейся на подпорную стену, внутрь квадратного участка вела ступенька, образованная плитами внешнего ряда обрамления, поставленными так же, как и другие плиты, «на образок» и плитами внутреннего ряда, положенными плашмя.
Пол внутри помещения за пределами выделенного квадрата прослеживался с большим трудом, поскольку остатки постройки дошли до нас в сильно деформированном состоянии. Тем не менее удалось проследить, что мощеная площадка в юго-восточной части была несколько выше пола между обрамлением квадрата и стенами (разница около 0,20 м). Квадрат представлял собой утрамбованную поверхность из суглинка и крошки песчаника. Внутри квадрата пол оказался земляным (гумусированный суглинок), с большим содержанием золотисто-углистой супеси, при его зачистке обнаруживались слабо выраженные, но достаточно определенные пятна горения, угля и золы. Внутри постройки было сделано исключительно мало находок, при разработке завала и расчистках пола встречались единичные фрагменты красноглиняных амфор IX—X вв., обломки лощеных сосудов, среди которых преобладали фрагменты раннесредневековой столовой керамики, единичные фрагменты костей животных (некоторые со следами пребывания в огне).
К западу от северо-западного угла постройки был расчищен небольшой участок кладки (длина 2,00 м, ширина — 1,00 м), которая была пристроена к оборонительной степе и направлена в сторону постройки. Кладка была завершена в 1,20 м от ее северо-западного угла. Возводилась кладка значительно позднее оборонительной стены и постройки. Об этом свидетельствует мощный пласт (до 0,50 см) грунта, накопившийся около оборонительной стены к моменту возведения кладки.
Кладка выполнена по системе: два лицевых ряда блоков на глине и значительный массив бута между ними без специального связующего раствора. Кладка сохранилась на высоту 0,50-0,70 м (рис. 8).
Топографическое положение постройки и ее планировка заставляют нас предполагать ее на необычное, не бытовое назначение. Постройка расположена вне внутренней территории поселения, между первой и второй линией обороны вблизи от того места в системе внутренних оборонительных сооружений, где должен был расходиться въезд в крепость или, во всяком случае, один из важнейших ее участков. Постройка ориентирована преднамеренно в разрез с ориентировкой оборонительных сооружений, ее юго-восточная сторона направлена строго (видимо, не случайно) в сторону летнего восхода солнца. Возведение постройки и подпирающей ее крепиды должно было потребовать значительных усилий и достаточно квалифицированного коллектива строителей. Постройка реконструируется как помещение зального типа с открытой внутрь галереей — айваном. Вход в нее, вероятнее всего, находился в юго-восточной части [41] юго-западной стены, где подход к нему обозначен камнями — продолжением крепиды. Возможно, здесь был подъем пандуса, который приводит на галерею — айван.
В непосредственной близости от нее был сделан ряд интересных находок. При расчистке завала между юго-западным углом и оборонительной стеной было обнаружено на уровне ее нижних камней скопление костей животных, в том числе крупного рогатого скота (череп, кости ног, часть костей туши). Здесь же были найдены обломки костей человека — обломок правой верхней челюсти, трехгранная кость запястья. Рядом был найден фрагментированный чернолощеный кувшинчик с прочерченным на поверхности тамгообразным знаком в виде кружка с отходящими вниз в разные стороны двумя черточками-угольниками. При расчистке подошвы оборонительной стены между башней и постройкой было найдено золотое кольцо из витой проволоки. Вместе с этим следует отметить почти полное отсутствие культурных остатков и содержащего их слоя в районе постройки, так резко контрастирующие с обилием культурных остатков в слое, примыкающем к стене с внутренней стороны.
Все вышеприведенные наблюдения дают право предполагать культовое назначение постройки. Планировка позволяет сопоставить ее с зороастрийскими храмами, в которых центральное положение занимал стабильный или переносный жертвенник с горящим огнем, ориентированный на солнечный восход. Если наше предположение верно, то представляется весьма интересным, что возник храм не ранее VIII в., т. е. в период разгрома арабами основных центров зороастризма. Он мог быть разрушен раньше гибели всего населения и раньше начала разрушения крепостных стен, но он, несомненно, существовал в начальный период бытования поселения, в период постройки оборонительной линии вокруг горного отрога Калеж, который продолжался, как свидетельствуют наблюдения, не одно десятилетие. Представляемая храмом группа занимала, судя по его положению у ворот крепости, важное положение для населения, обитавшего в укреплении. Если наши рассуждения верны, то уместно поставить вопрос о миграции в горные районы Большого Кавказа в период усиления арабо-хазарских войн поклонников зороастризма из соседних районов, захваченных арабами.
На раскопе «Б», как и предполагалось при наружном осмотре участка, были также раскрыты остатки оборонительного архитектурного комплекса. Он состоял из башни с проходом («калиткой»), пристроенной к башне наружной лестницы, и примыкающих к ней с двух сторон отрезков (рис. 9). Общая протяженность раскрытого участка 24,00 м, его ширина — 16,00 м. Участок находится на самом краю плато, между основанием [42] башни и обрывом сохранилась лишь узкая площадка скалы шириною от 2,00 до 3,00 м.
Рис. 9. План раскопа Б.
Как и при раскрытии сооружений на раскопе «А», на раскопе «Б» дерновой покров и гумус не снимались в тех местах над раскрываемыми сооружениями, где их удаление могло бы повлечь за собой разрушение архитектурных остатков. Расчистке сверху подверглись, главным образом, те части комплекса, которые испытали значительные разрушения и исследование которых было необходимо для понимания его структуры (рис. 9). По обе стороны от башни и примыкающих к ней отрезков стены участок был исследован максимально полно, до материковой скалы. Ни со стороны обрыва, ни со стороны плато явно выраженных следов культурного слоя обнаружено не было.
Занимающая центральную часть исследованного участка башня имела контур основания, близкий по очертаниям к многоугольнику, образованному двумя поставленными на основания трапециями. Длина башни равна 10,70 м, ширина — 9,00 м (взяты максимальные величины) (рис. 10). Длинные стороны башни были обращены на юг (к обрыву) и на север. С южной стороны башня оказалась сильно разрушена, здесь сохранился один, максимально два нижних камня кладки (высота 0,30-0,75 м) (рис. 10). С северной стороны сохранилось пять рядов кладки (высота 1,60 м), в северо-восточном углу — семь рядов (высота — 2,30 м). Стены сохранившейся части башни представляют собой выложенную из хорошо стесанных блоков [43] песчаника панцирь-облицовку (рис. 10). Для него использовались разномерные квадры, которые укладывались «тычком», плашмя — «ложком» и ставились «на образок». Строители стремились чередовать рядами приемы разнотипной кладки. Например — первый — «тычком», второй — «на образок», третий — «ложком» или первый — «тычком», второй «ложком» и т. д., что, однако, им плохо удавалось, поскольку размеры заготовленных для строительства блоков были слишком различны (рис. 10). В кладке панциря башни были использованы блоки размерами 1,40*0,30*0,20; 0,90*0,40*0,40 м, 0,50*0,340*0,30 м. На углах, как правило, укладывались более крупные квадры, в середину фронта стены шли камни поменьше. Нижний ряд камней укладывался обычно «тычком» (рис. 10). Кладка панциря была выполнена на известковом растворе, который, однако, был распределен н сохранился очень неравномерно. В основном раствором были приложены только камни самых нижних рядов. Как показала расчистка боковых стен башни, раствор в основном применялся для внешней обмазки стен и затирки швов. Значительные пятна раствора сохранились на внешней поверхности стен, их толщина достигает 1,0 см (рис. 10).
Рис. 10. Общин вид раскопа Б.
В восточной части башни был сделан проход, выводивший за пределы укрепления. Ширина прохода —1,45 м, его стены сохранились на высоту до 1,75 м — 1,90 м. Проход расчленил основание башни на два неравных массива. О внутреннем заполнении восточного малого массива судить трудно, так как он не [44] был расчищен сверху. Западный большой массив оказался разделенным на два отсека. Внутри него была возведена стена, шириной 0,70 м, сложенная из грубо обработанного разномерного камня, которая рассекла массив вдоль по линии, продолжающей линию фронта примыкающей к этой части башни оборонительной стены (рис. 10). Полости обоих отсеков были заполнены необработанным крупным камнем, который был использован в качестве бута. Камень был уложен без известкового раствора, с применением глиняной заливки, которая превратилась в засыпь, состоящую из сравнительно мелких песчаниковых отесов, щебня, крошки и глинистой супеси.
Раскопанная часть башни, видимо, представляет основание, на котором были возведены верхние этажи, служившие помещением для стражи. Вдоль северной стороны отрезка оборонительной стены, подходившего к башне с востока, были обнаружены остатки лестницы, ведшей на второй этаж башни. Лестница была пристроена к оборонительной стене и северовосточному углу башни со стороны стены — с востока. Пристройка — основание лестницы — представляла собой однорядную облицовочную кладку, выполненную в основном «ложком». В кладке были преимущественно использованы плитообразные блоки, которые придали ей облик, отличный от облика облицовочного панциря башни (рис. 10). Промежуток между кладкой пристройки и стеной был заполнен крупными грубыми кусками песчаника и щебнем, наподобие забутовки основания башни. Длина пристройки — 7,25, ширина 1,70-1,60 м (сужается кверху), высота сохранившейся части (около северо-восточного угла башни) — 1,50 м. В нижней части лестницы сохранились плиты, служившие ступенями, всего было прослежено четыре ступени (рис. 10).
В отличие от башни, остатки которой были раскрыты на раскопе «А», башня раскопа «Б» не была вынесена за линию оборонительной стены, она была встроена в толщу стены и только выступала за линию ее внешнего и внутреннего фронта. К югу к краю плато она выходила из толщи стены на 3,50 м, к северу, внутрь городища, она выдавалась на 1,90 м. Мощность стены на этом участке обороны оказалась несколько более слабой, чем на северо-восточном участке. Здесь толщина стены была равна 3,30 (3,50 м). Максимально она сохранилась до высоты 2,60 м. Стена была сложена из песчаниковых блоков, которые образовывали два лицевых панцирных ряда. По верху стены расчистка не производилась в связи с опасностью ее разрушения, но, как можно судить по разрезу стены, обнажившемуся при расчистке башни, ее внутреннее пространство между лицевыми рядами было заполнено грубыми разномерными блоками, пересыпанными щебнем, которые не составляли столь правильных и четких рядов, какие были зафиксированы при расчистке стены раскопа «А». Внешние ряды кладки здесь [45] также были уложены с применением слабого известкового раствора. Блоки, использованные в кладке стены, здесь, как правило, меньше, чем на раскопе «А». Их размеры 0,60*0,40*0,25 м, 0,50*0,30*0,20 м, иногда — 1,10*0,40*0,20 м. Методы постановки блоков здесь те же, по преимуществу «тычком» и «ложком», но кладка менее тщательна с менее регулярным соблюдением чередования последовательности укладки камней и рядов. Создается впечатление, что кладки стен, открытых на раскопах «А» и «Б», были не одновременными, кладка каждого участка обороны по своему характеру ближе к кладкам, которые наблюдаются на памятниках X—XII вв., в то время, как кладка стен на северо-восточном участке ближе к кладкам IV—VII вв.5)
Как и на раскопе «А», при расчистках на раскопе «Б» были обнаружены многочисленные знаки, выбитые тупым орудием или процарапанные острием. Знаки встречались на внешних и на внутренних (обращенных внутрь кладки) плоскостях блоков, они были встречены на стенах прохода, на плитах лестницы, на камнях кладки стен под слоем известковой обмазки. В большинстве своем знаки имеют облик тамг и мало отличаются от знаков, обнаруженных в северо-восточной части городища (рис. 7).
Раскоп «Б» оказался чрезвычайно беден находками. Здесь были найдены несколько фрагментов красноглиняных амфор типа яйцевидных амфор с зонами рифления в верхней части тулова (4 фрагмента ручек, 1 фрагмент горловины с ручкой, 8 фрагментов стенок с зонами рифления) и фрагмент кухонного горшка с характерным рифлением поверхности. Два фрагмента амфоры с зонами рифления бытуют в основном в первой половине X в.,6) возведение укрепления в южной части городища на краю плато, видимо, следует датировать тоже этим временем.
С внутренней стороны городища, у стен, как и на раскопе «А», было найдено большое количество округлых галек-боллов, у основания стен здесь также были обнаружены следы кострищ, [46] но выраженные значительно слабее. Фаунистические находки здесь, как и находки керамики, весьма малочисленны.
Помимо стабильных раскопочных работ на раскопах «А» и «Б», в 1974 г. на городище был заложен ряд небольших раскопок и поисковых шурфов с целью определить характер напластований на различных участках. Раскопы «В» (площадь 1,00*8,00 м) и «Г» (площадь 2,00*4,00 м), заложенные в южной возвышенной части городища, и раскоп «Д» (площадь 2,00*16,00 м), заложенный в северной части у подножия холма-цитадели, показали отсутствие культурного слоя, вскрыв материк под слоем гумуса, достигающим 0,20-0,40 м. В гумусе встречались отдельные фрагменты керамики и костей животных. Шурфы 1, 2, 3, 4 (площадь 1,00*1,00 м), заложенные в низменной северо-восточной части городища вдоль хода оборонительной стены по направлению север-юг, показали иную картину отложений. Здесь материк был обнаружен на глубине 0,80-1,40 м. Над ним залегают два культурных слоя, разделенные стерильной прослойкой: нижний слой мощностью 0,30-0,40 м содержит фрагмент черной лощеной и коричневой лощеной керамики, датируемой VIII—VI вв. до н. э., и верхний слой мощностью 0,15-0,25 м, который содержит фрагменты керамики VIII—X вв. и. э. Один из шурфов (4) был расширен и превращен в раскоп «Е» (площадь 4,00*4,00 м). Он был привязан к сетке раскопа «А», от которого он отстоит на расстоянии 9,00 м. В раскопе была прослежена также последовательность культурных напластований, что в шурфах. В средневековом слое раскопа удалось обнаружить фрагментарные остатки однорядовой каменной кладки шириною 0,25 м, сложенной насухо из некрупного бутового камня, и две хозяйственные ямы. При расчистке этого слоя было собрано значительное количество фрагментов кухонных горшков с рифлением и красноглиняных амфор, были найдены фрагменты железного ножа и типичная салтовская серьга с удлиненной подвеской, стерженьком, на который была надета бусина, серьга характерна для конца VIII — первой половины IX в. (по С. А. Плетневой),7) (рис. II-4).
Раскопки 1974 г. на Хумаринском городище, как явствует из приведенных выше данных, подтвердили высказанное В. А. Кузнецовым, после его обследования в начале 60-х годов, мнение об исключительной важности этого памятника для понимания исторических и этнокультурных процессов, происходивших в центральных районах Северного Кавказа в эпоху раннего средневековья.
Два участка в системе обороны древнего поселения, раскрытые и исследованные в ходе раскопок, представили образцы монументальной крепостной архитектуры, которой до сих пор [47] не знала археология Северного Кавказа. Вскрытые архитектурные объекты уже сейчас на первом этапе их изучения приобрели характер первоклассного исторического источника. На современном уровне наших знаний о раннесредневековой архитектуре юга Восточной Европы и Кавказа они могут быть наиболее обоснованно сопоставлены с памятниками крепостного строительства в северо-восточных областях распространения салтово-маяцкой культуры (Правобережное Цымлянское городище, Маяцкое городище и др.). Указание на это же встречалось и в литературе.8) Исследование памятника, очевидно, способствует разработке проблемы этнокультурной и политической взаимосвязи предгорий Северного Кавказа степи и лесостепного Подолья в эпоху Хазарского каганата. Вместе с тем положение нашего памятника на стыке Закавказского и шире Ближневосточного, древнего культурного региона и Восточно-Европейской степи определенно указывает направление, в котором следует вести поиски истоков архитектурной традиции, воплотившейся в салтово-маяцких крепостях северо-восточной Хазарии и близких к ним архитектурных памятников Дунайской Болгарии.
Рис. 11. Вещи из раскопа А.
Раскопки 1974 г. позволили уточнить хронологию памятника и тем самым твердо определить его положение среди других [48] раннесредневековых городищ Верхнего Прикубанья, и шире, всего Северного Кавказа.
Рис. 12. Кувшины и горшок
Е. П. Алексеева предполагала наличие на городище двух культурных горизонтов, из которых первый нижний она датировала IX—XI вв., а второй верхний — XII—XIII вв. Основанием для этого явилось ее представление о том, что «серая нелощеная керамика, орнаментированная врезным линейным, иногда линейно-волнистым узором, и красноглиняная керамика, украшенная [49] линейно-волнистым орнаментом», среди которой, по ее замечанию, много обломков амфор, не одновременны.9) Керамика, собранная при новом исследовании городища, не дает никаких оснований для такого ее расчленения. Здесь в комплексе представлен почти полный, ассортимент типов и форм, распространенных на салтово-маяцких поселениях Нижнего Подонья, Восточной Таврики и степного Ставрополья. Это кухонная керамика — горшки с отогнутым венчиком, иногда орнаментирован-
Рис. 13. Горшки.
Рис. 14. Чернолощеный кувшинчик со знаком [50]
ным, украшенные по тулову гребенчатым декором (горизонтальное рифление, волнистые линии, пучки волнистых линий, ряды отпечатков гребня), неправомерно выделенные Е. П. Алексеевой в особую хронологическую группу. Это столовая керамика — серые и черные лощеные кувшины, миски (очень мало), кружки и пр., орнаментированные по тулову различными вариациями лощеных полос. Это тарная керамика — большие пифосообразные сероглиняные сосуды с треугольным в сечении венчиком, изготовленные из плотной, хорошо обработанной глины (очень мало), пифосообразные горшки с витым венчиком и рифленой поверхностью тулова (мало) и амфоры (рис. 12, 13, 14). Амфор на городище оказалось очень много, что верно было замечено Е. П. Алексеевой. По фрагментам удалось предварительно выделить пять типов амфор, которые завозились на городище. Все они имеют аналогии в материале салтово-маяцких памятников Нижнего Подонья и Крыма и датируются в пределах VIII — середины X вв. Среди них много обломков от характерных яйцевидных амфор с зонами мелкого частого рифления по плечикам и верхней части тулова. Их-то Е. П. Алексеева и определила, как тип, представляющий XII—XIII вв. на городище.
Не точны оказались и сопоставления керамики Хумаринского городища с керамикой Верхнекубанских памятников, исследованных Т. М. Минаевой, сделанные В. А. Кузнецовым.10) Керамика, подобная керамике Кубинского городища, которую в качестве аналогии приводит В. А. Кузнецов, за исключением некоторых форм, не была нами встречена, следовательно, и датировка, ориентировочно предложенная для памятника X—XI вв., также не точна.
Таким образом, керамический материал, собранный на городище, как и приемы строительства, применявшиеся при возведении его крепостных сооружений, указывают, что возникновение этого мощного оборонительного комплекса было связано не с узко локальными этническими и социально-политическими явлениями, имевшими значение только для бассейна Верхней Кубани, а с широким кругом исторических процессов, проходивших в VIII—X вв. на просторах всего Восточно-Европейского юга, которые охватывали также и предгорья Северного Кавказа. Дальнейшие исследования памятника позволят уточнить и конкретизировать многие другие наблюдения, возникшие в ходе его исследования.
Задача настоящей первой публикации ограничена, ее цель скорейшее введение нового важного исторического источника в научный оборот. [51]
1) В. А. Кузнецов. Надписи Хумаринского городища. СА, 1963, № 1, сс. 298-305.
2) Е. П. Алексеева. Древняя и средневековая Карачаево-Черкесия. М., 1971, сс. 132-135.
3) Е. П. Алексеева. Указ. соч., с. 134.
4) Е. П. Алексеева. Указ. соч., с. 344, табл. 34 (1а).
*) Раствор, применявшийся при возведении стен и башен на Хумаринском городище, отличается от растворов, известных по крепостным сооружениям Дербента, Херсонеса, средневековых крепостей Горного Крыма. Главное его отличие в том, что он тоньше и мягче, в нем меньше примеси песка, нет гальки, толченой керамики. Он менее прочен, легко отделяется от камня
+) Высказанные здесь наблюдения могут быть в дальнейшем откорректированы. Следует принять во внимание, что сверху стена была расчищена только на небольшом участке, причем на таком участке, где сохранились только самые низкие ряды кладки. Кладка башни может выглядеть более грубой в связи с тем, что раскрыты ее наиболее выветренные стороны — северная и восточная.
5) См. А. Л. Якобсон. Раннесредневековый Херсонес. МИА, вып. 63, М.-Л., 1952, с. 67-124; М. И. Артамонов. Древний Дербент. СА, VIII, 1946, сс. 129-131.
6) По данным страграфий Саркела амфоры «с зонами рифления» одновременны приземистым бороздчатым амфорам с грушевидным корпусом, которые датируются X — началом XI вв. В Херсоне они датируются монетами Романа I Локапина (919—944 гг.). Ранее X в. не может быть датирована амфора из Гнездовского могильника, которая представляет несомненно один из вариантов этого типа амфор; А. Л. Якобсон склонен относить их к VIII—IX вв. См.: С. А. Плетнева. Керамика Саркела — Белой Вежи. МИА, вып. 75. М.-Л., 1959, сс. 242-244, 265, 266, рис. 28; Г. Д. Белов. Западная оборонительная стена и некрополь возле нее (рас. 1948 г.). МИА, вып. 34. М.-Л., 1953, сс. 253-254, рис. 26.
7) С. А. Плетнева. От кочевий к городам. М., 1967, с. 141. рис. 36.
8) С. А. Плетнева. От кочевий к городам. М., 1967, сс. 35-44.
9) Е.П. Алексеева. Указ. соч., сс. 133-134.
10) В. А. Кузнецов. Надписи Хумаринского городища. СА, 1963. № 1. с. 300; Т. М. Минаева. Городище близ аула Кубины в Черкесии. — «Изв. СОНИИ», т. XXII, вып. IV, 1960, сс. 183-184.
Написать нам: halgar@xlegio.ru