Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

К разделам: Кавказ | Хазария

{83}

Албегова З.Х.
Палеосоциология аланской религии VII—IХ ВВ. (по материалам амулетов из катакомбных погребений Северного Кавказа и Среднего Дона)

Российская археология. 2001. № 2.
{83} – начало страницы.
OCR OlIva.

Верования населения Хазарского каганата всегда вызывали живейший интерес не только у исследователей, занимающихся проблемами раннесредневековой истории Юго-Восточной Европы и религиоведов, но также и у широкого круга читателей, интересующихся отечественной историей и древними религиями. Не будет преувеличением сказать, что пока число вопросов, касающихся этой темы, во много раз превышает число ответов. Из религий народов, входивших в состав каганата, на сегодняшний день наиболее изученной является религия алан-ассов, составлявших значительную часть населения Хазарии.

Тема языческой религии алан не раз затрагивалась учеными различных отраслей исторического и филологического знания. Отсутствие полноценных письменных свидетельств об аланских культах заставляет исследователей обращаться к другим источникам: данным археологии, этнографии, фольклора, эпоса и лингвистики прямых потомков алан — осетин, проживающих сегодня на Центральном Кавказе. На сегодняшний день накоплен обширный материал о религии и эпосе осетин, сделаны попытки вычленения основных культов алан методом ретроспективного сравнения этого материала со свидетельствами древних авторов о верованиях скифов, сарматов и алан (Абаев, 1990. С. 102-114; Гатиев, 1876; Гуриев, 1991; Дюмезиль, 1976; 1990; Калоев, 1971; 1993. С. 202-215; 1999. С. 48-53; Магомедов А.Х., 1968; Миллер В.Ф., 1882а,б: 1893; Студенецкая, 1984; Уарзиати, 1990; 1995; Чибиров, 1976; 1984; Чочиев, 1985). Первым исследователем, непосредственно обратившимся к проблеме аланского язычества, стал выдающийся лингвист В.И. Абаев. В статье, вышедшей в 1949 г., он попытался дать общую характеристику верований алан до официального принятия ими христианства в X в. Среди самых почитаемых божеств, с наибольшей степенью вероятности входивших в аланский пантеон, В.И. Абаев назвал Огонь, богиню домашнего очага, бога войны, грозовика, патрона скота, патрона волков, повелителя водной стихии. Возможно, в пантеон входили Ветер и Вулкан (Курдалагон осетинского эпоса) (Абаев. 1990. С. 102-114). Выводы В.И. Абаева сыграли важную роль в дальнейшем изучении аланского и осетинского язычества этнографами и археологами.

Анализ и интерпретация археологического материала (в частности, амулетов и святилищ) с привлечением данных этнографии, фольклора и эпоса осетин предпринимались рядом специалистов-археологов (Афанасьев, 1976а; Кузнецов, 1992. С. 283-305). Вопросы верований алан, типологии и интерпретации амулетов и некоторых особенностей погребального обряда затрагивались также в трудах В.Б. Ковалевской, С.А. Плетневой, В.С. Флерова (Ковалевская, 1978; 1983; 1995; Плетнева, 1967; 1989; Флеров, 1993; 2000). Большой интерес представляют результаты исследований А.А. Иерусалимской культовых предметов из органики, хорошо сохранившихся в погребениях Мощевой балки (VIII—Х вв.) (Иерусалимская, 1983а, б).

Упомянутые исследователи касались и вопросов социологии религии, обращали внимание на влияние общественных отношений на религиозные взгляды алан. Было отмечено, что амулеты, как правило, являлись атрибутом женских погребений и несли печать самого первого социального разделения — разделения по полу и возрасту; обереги могли олицетворять тотем рода и таким образом отражать принадлежность носителя амулета к тому или иному роду (Ковалевская, 1995); появление в VIII—Х вв. амулетов в виде всадников связано с выделением дружинной знати (Афанасьев, 1973).

Предлагаемая работа направлена на создание еще одного источника для дальнейшего исследования данного вопроса. Она представляет собой анализ массового археологического материала — аланских амулетов из катакомбных погребений (которые, несмотря на ведущиеся дискуссии, признаются большинством ученых основным критерием выявления аланского этноса) хазарского времени с помощью компьютерных математических и социологических методов и преследует цель проследить динамику и этапы развития религии на фоне исторических событий в цифрах и процентах. Подобный (палеосоциологический) подход имеет несколько плюсов: во-первых, компьютерная {84} обработка обеспечивает возможность оперировать большими объемами данных, во-вторых, что немаловажно, получать выводы, максимально свободные от субъективных оценок автора. Таким образом, сочетание традиционных (историко-сравнительных) и современных (социологических и компьютерностатистических) методов позволяет интенсивнее использовать источниковедческую базу и глубже изучить процесс эволюции язычества алан.

Если рассматривать амулеты, найденные в катакомбах, как маркеры определенных религиозных верований, обрядов и культов, то можно предположить, что изучение ареалов единообразных наборов амулетов, изменений, происходивших с ними в различные хронологические периоды, исследование распределения различных амулетов по половозрастным группам позволят выявить: крупные общности с едиными религиозными воззрениями; локальные группы в рамках крупных общностей, различающиеся по деталям амулетных наборов; роль различных половозрастных групп в религиозной обрядности; а также зафиксировать изменения, происходившие в мировоззрении аланского общества с течением времени и под влиянием исторических событий.

Для того чтобы сделать информацию о наборах амулетов доступной для компьютерной обработки, она была оформлена в виде трех баз данных (БД): 1) набор амулетов VII—VIII вв., 2) набор амулетов VIII—IХ вв.. 3) амулеты салтово-маяцкой культуры (СМК) (VIII—IХ вв.)¹⁾. Исследование опиралось на материалы отчетов о 241 катакомбе VII—IХ вв. Северного Кавказа и 101 катакомбе Среднего Дона. Так как анализ материалов из погребений донских алан опубликован отдельной статьей (Албегова, 1995), в данной работе мы ограничимся кратким описанием полученных в ней результатов. С целью повышения объективности результатов исследования при формировании баз данных отбирались катакомбы, не потревоженные грабителями, строительными работами и пр. Исключены были и плохо описанные катакомбы, а также захоронения с невыразительным и не поддающимся датировке инвентарем. В базы данных вводилась информация о номере катакомбы и названии могильника, поле и возрасте погребенного и наборе амулетов.

Наборы амулетов северокавказских алан анализировались с применением наиболее простого, но вместе с тем показательного метода дескриптивной (описательной) статистики, а материалы СМК, помимо него, с помощью факторного, кластерного и дискриминантного анализа. Для проведения статистической обработки БД использовались пакеты программ 'Datascope", "SAS", "Statgraphics", предоставленные Г.Е. Афанасьевым.

Основной набор амулетов и, очевидно, основная мировоззренческая схема, господствовавшая у алан до середины IX в., когда эти амулеты вышли из употребления, сложился в VI—VII вв. Этот набор включал украшения (бусы, браслеты, серьги, кольца), часто игравшие, согласно этнографическим источникам, роль оберегов, и такие обереги, как орнаментированные с тыльной стороны бронзовые зеркала, коробочки, смоловидное вещество, раковины-каури, аммониты, бронзовые антропоморфные фигурки, фибулы-птицы, кольца с наплывами, колесовидные амулеты, фигурки быков, оленей, колокольчики, миниатюрные зеркальца. Эти амулеты отражают наличие охотничьих, скотоводческих, земледельческих, воинских, астральных культов, культа плодородия, предков, тотемизма и проч. Мы не будем подробно останавливаться на семантике амулетов, так как она частично рассматривалась вышеупомянутыми исследователями.

Ареал этих амулетов совпадал с территорией распространения катакомбного обряда погребения. Сложение основного набора амулетов, возможно, связано с благоприятной внешнеполитической обстановкой, возникновением в середине VI в. северного отрезка Великого Шелкового пути и укреплением в связи с этим контактов с Востоком и Западом. Таким образом, к тому времени, когда в середине VII в. гегемония в степи перешла к Хазарскому каганату, северокавказские аланы имели некое общее мировоззрение. Нам необходимо обратить на это особое внимание потому, что на рубеже VII—VIII вв. часть алан переселилась на Средний Дон, унеся с собой погребальный обряд и традиционные формы амулетов. Причины их переселения — отдельный дискуссионный вопрос, на котором мы не будем останавливаться (Плетнева, 1967. С. 91; Афанасьев, 1981; 1988. С. 92; Кузнецов, 1992. С. 76). Считается, что зависимость от каганата в период с VII по X в. сыграла положительную роль для становления Алании. В южнорусских степях ослабевает движение кочевников, что дает возможность благополучного развития оседлых народов Предкавказья, к числу которых, как установлено И.А. Аржанцевой и Г.Е. Афанасьевым, относились и аланы. Кроме того, успешное противостояние арабскому халифту способствовало интеграции алан в рамках хазарской "лоскутной империи" (Гадло, 1979. С. 211; Минаева, 1971. С. 205).

Период VII—VIII вв. изучался на основании материалов из 108 катакомб, содержащих 168 погребений. Исследуемые катакомбы относились к могильникам: Бавтугай, катакомба 3 (раскопки {85}

Рис. 1. 1 - Хумара: 2-14 - Мокрая Балка 1 и 2, Лермонтовская скала 1, Клин-Яр 3, Аланская Крепость, Кисловодское озеро-1, Горное Эхо, Замковый. Кугуль 1. Маркинкош, Бермамыт, Мирный 2; 14 - Байтал-Чапкан; 15 - Песчанка; 16 - Даргавс; 17 - Чми; 18 - Мартан-Чу 2:19 - Урус-Мартан 2; 20 - Исти-су; 21 - Верхний Чир-Юрт 1.2; 22 - Бавтугай; 23 - Таргу.

М.И. Пикуль), Верхний Чир-юрт-2, катакомбы 1-5, 1/1, 1/2. 1/5. 1/6, 1/8-1/12, 2/2-2/5, 2/7-2/18, 2/20-2/25 (раскопки М.Г. Магомедова), Горное Эхо, катакомба 3, (раскопки А.П. Рунича), Даргавс, катакомба 7/1 (раскопки Р.Г. Дзаттиаты), Кисловодское озеро 1, катакомбы 20, 24 (раскопки А.П. Рунича), Клин-Яр 3, катакомбы 5, 20, 23 (раскопки А.П. Рунича, В.С. Флерова), Лермонтовская скала-2, катакомбы 2, 12, 18 (раскопки А.П. Рунича), Мартан-Чу 2, катакомба 1 (раскопки В.Б. Виноградова), Мирный-2, катакомбы 3, 4 (раскопки А.П. Рунича). Мокрая Балка-1, катакомбы 1, 9, 15, 17, 19, 21, 22, 24, 29, 33, 38, 45, 47, 49, 50, 52, 59, 68, 73, 74, 78, 92, 99, 103, 104, 113, 114, 118, 120, 124, 5-аф, 15-к, 20-к, 21-к (раскопки А.П. Рунича, Г.Е. Афанасьева, В.Б. Ковалевской), Мокрая Балка-2, катакомбы 1, 2 (раскопки Г.Е. Афанасьева), Песчанка, катакомбы 1-15 (ОАК, 1901. С. 124-135), Таргу, катакомбы 1-4, 6 (раскопки В.М. Котович) и Чми, катакомбы 4, 7, 11, 12, 17 (Самоквасов. 1908. С. 178-182) (рис. 1).

Набор амулетов и украшений из этих катакомб представлял собой описанное выше разнообразие культовых предметов, но к нему добавились кольца с птичьими головками, фигурки баранов, коней, всадников, клыки животных (рис. 2). С VIII в. распространилась пришедшая из степи мода на ношение бубенчиков. В.А. Кузнецов предположил, что они выполняли функции оберегов (Кузнецов. 1992. С. 300). Анализ материалов из катакомб VII—VIII вв., проведенный В.Б. Ковалевской, показал, что в этот период появляются антропоморфные фаллические амулеты, вписанные в кольцо с наплывами, что подчеркивает небесный характер божества. "Возможно, — пишет В.Б. Ковалевская, — культ божества плодородия слился с культом героя-вождя" (Ковалевская, 1981. С. 89).

Принадлежность инвентаря конкретному костяку определена в 158 случаях. В число 158 погребенных входят 23 мужчины, 33 женщины, 4 подростка, детей — 40, неопределенных взрослых — 57. Останки одного человека не поддавались определению.

Амулетами и украшениями сопровождалось 88 костяков, или 56% от общего числа погребенных. Среди индивидов с инвентарем 11 мужчин (45.8% всех мужчин), 31 женщина (94% всех женщин), 2 подростка, 10 детей (28.6% всех детей), 33 неопределенных взрослых (60%), пол и возраст 1 погребенного не поддались определению. Всего амулетами и украшениями сопровождались 75 взрослых (66% всех взрослых), 14 детей и подростков (32% всех детей и подростков).

Если учитывать, что в V в. обереги сопровождали 18% мужчин, 67% женщин. 47% детей и подростков, в VI—VII в. 26% мужчин, 81% женщин, 47% детей и подростков (Албегова, 2000. С. 55, 66), то выясняется, что процент мужчин и женщин, сопровождающихся амулетами и украшениями, неуклонно возрастает, а процент детей и подростков сокращается. Это явление трудно объяснить. Возможно, оно связано со стабилизацией хозяйственной и демографической ситуации, с уменьшением смертности детей. Возможно также, что такое положение связано с хозяйственным подъемом, произошедшим в VIII—IХ вв. Он проявился в возникновении значительного числа аланских городищ, которые являлись центрами ремесла и торговли (Алексеева, 1992. С. 185). Этот подъем {86} требовал больших трудозатрат и был подготовлен поколениями VII—VIII в. Об этом говорит инвентарь погребений. С VIII в. в аланских катакомбах начинают встречаться тесла и мотыжки, которые могли использоваться как для обработки дерева и кож, так и в земледелии (Алексеева, 1971. С. 110). Потребность общества в большом количестве рабочих рук и воинов (в частности для противостояния арабам) была связана с потребностью в большом количестве сильных зрелых людей. Не исключено, что это стало причиной увеличения числа взрослых и уменьшения числа детских погребений, сопровождавшихся амулетами.

Рис. 2. Амулеты и зеркала VII—VIII в.в. 1, 2, 22, 23, 24 — Мокрая балка 1, катакомба 15; 3 — Мокрая балка 1, катакомба 47; 4, 5, 7 — Мокрая балка 2, катакомба 1; 6, 15 — Песчанка, катакомба 5; 8 — Мокрая Балка 1, катакомба 49а; 9 — Песчанка, катакомба 2; 10, 29 — Мокрая балка 1, катакомба 21; 11 — Мокрая балка 1, катакомба 68; 12, 13, 21, 26 — Мокрая балка 1, катакомба 113; 14 — Чми, катакомба 7; 16 — Таргу, катакомба 7; 17 — Мокрая балка 1, катакомба 1; 18 — Мокрая балка 2, катакомба 2; 19 — Мокрая Балка 1, катакомба 47; 20 — Мокрая Балка 1, катакомба 52; 25 — Мокрая Балка 1, катакомба 124; 27 — Клин-Яр, катакомба 5; 28, 31 — Лермонтовская скала 2, катакомба 12; 30 — Мокрая Балка 1, катакомба 78; 32 — Лермонтовская скала 2, катакомба 18; 33 — Мокрая Балка I, катакомба 50.

Разнообразнее, чем в VI—VII вв., стали наборы амулетов при мужчинах. С ними встречено большее количество колокольчиков, чем с другими половозрастными группами (таблица 1). Смоловидное вещество (по разным версиям это было либо мумие, либо опий-сырец) в VII—VШ вв. стало {87} чаще, чем в предыдущий период встречаться при женских погребениях (Афанасьев. 1976б. С. 128, 129; Фоменко, 1989. С. 20; Илюшин, Фоменко, 1994. С. 45). Возможно, эти женщины были гадалками либо знахарками, использовавшими его как лечебное средство. Характерно, что вещество никогда не фиксировалось с детьми и подростками.

Таблица 1. Количество амулетов и украшений, приходившееся на одного погребенного в VII—VIII вв. (по половозрастным группам)

По сравнению с V—VI вв. возрастает и максимальное число категорий амулетов при погребенных. С мужчинами встречается до 6 категорий (у восьмерых по 1, у троих — 2,3,6), с женщинами —до 9 (в основном 1-5), с детьми — до 5. Некоторые различия наблюдаются при сопоставлении инвентаря при костях в одиночных и коллективных погребениях. Фигурки птиц, баранов, коней, всадников, а также альчики встречены только в парных захоронениях. Бус больше в катакомбах с тремя и четырьмя погребенными. Однако в целом из коллективных захоронений наиболее насыщены амулетами парные.

Одним из оберегов, впервые появившимся в VII—VIII вв., стала фигурка всадника. Амулет в виде всадника был обнаружен в катакомбе 5 Песчанки. Вместе с ним при погребенном найдены кольцо с наплывами, колесовидный амулет, серьги, два браслета и несколько бусин. По набору амулетов это погребение, скорее всего, было женским. Интересно, что на восточной стене камеры был прочерчен крест. Кресты были прочерчены также на восточных стенах катакомб 2 и 8 Песчанки. В катакомбе 13 крест находился над входом. Погребенные лежали на спине со сложенными (перекрещенными) на груди руками.

Археологически христианство фиксируется на территории Северо-Западного Прикаспия в VI— VII вв. (Магомедов М.Г., 1983. С. 158-173). Очевидно, что в VII—VIII вв. христианство исповедовала и часть алан, населявших Северо-Западный Кавказ (История народов..., 1988. С. 124; Кузнецов, 1992. С. 309, 310). Но языческий погребальный обряд и использование амулетов, как мы видим на примере Песчанки, оставались для алан неизменной традицией, лишь дополненной элементами христианской символики. {88}

Таблица 2. Количество амулетов и украшений, приходившееся на одного погребенного в VII—VIII вв. (по различным регионам)

При сравнении инвентаря из катакомб двух крупных регионов Северо-западного Кавказа и Прикаспия оказывается, что в первом наборы амулетов богаче и разнообразнее (табл. 2). Так, наборы Кисловодской котловины включают до девяти предметов, Песчанки — до шести, Чми и Даргавса — до пяти, Дагестана — до четырех. Относительная малочисленность оберегов и украшений в катакомбах Дагестана отчасти объясняется тем, что большая часть погребенных — почти безынвентарные дети и подростки.

Единственным богатым погребением было парное захоронение мужчины и женщины из катакомбы 6, могильника Таргу. Рядом с мужчиной был найден амулет — бронзовая фигурка коня и два ножа по сторонам черепа. Женщина сопровождалась 6 бусинами, зеркалом, 3 браслетами и двумя серьгами. Для сравнения — с четырьмя остальными женскими захоронениями из катакомб Дагестана (Верхнего Чир-Юрта 2, катакомбы 2, 1/1, 1/11, 2/10) были обнаружены в общей сложности только две серьги и пять колец.

VIII—IX вв. стали отправной точкой усиления аланских племен, приведшего к образованию раннего государства в Х—ХI вв., и расцвета их языческой религии (и, очевидно, связанного с этим этнического самосознания и противопоставления себя другим племенам Хазарского каганата). Свидетельством кульминации развития язычества является повышение до максимума разнообразия амулетов, в частности, металлических. Еще больше, чем в предыдущий период, распространяются колесовидные амулеты, амулеты в виде коня и всадника. Наряду с вышеописанными типами возникают амулеты в виде всадника, вписанного в кольцо или в кольцо с наплывами. Начинают активно использоваться традиционные для Северного Кавказа с эпохи бронзы амулеты в виде головок и фигурок козлов, баранов.

VIII—IX вв. изучались на основании материалов из 133 катакомб, из которых 1 была {89} кенотафом. Катакомбы содержали 223 погребенных и происходили из могильников: Ахкинчу-Барзой I, катакомбы 1, 7, 8, 3/1, 5/3, 6/4 (раскопки В.А. Петренко и Х.М. Мамаева); Балта. катакомбы 1-8 (ОАК. 1900. С. 146-149); Бейни, катакомба 1 (раскопки В.Б. Виноградова); Верхний Алкун, катакомба 1 (раскопки Л.П. Семенова); Гоуст, катакомбы 1/1, 1/2, 2/1-2/3, 3, 5-12 (ОАК, 1893. С. 87-95); Даргавс, катакомбы 1, 6, 6/1, 6/2, 7/2, 9-10, 12-14 (раскопки Р.Г. Дзаттиаты); Дуба-Юрт 1, катакомбы 1, 3 (раскопки А.П. Круглова); Комсомольское 1, катакомбы 1, 1 (раскопки М.Х. Багаева и Х.М. Мамаева); Лермонтовская скала-2, катакомба 6 (раскопки А.П. Рунича); Майртуп-А, катакомба 1 (раскопки М.Х. Багаева); Майртуп-Б, катакомба 2 (раскопки М.Х. Багаева); Мартан-Чу 1, катакомбы 1, 2, 3, 5, 7, 19; Мартан-Чу 2, катакомба 8 (раскопки В.Б. Виноградова); Мокрая Балка 1, катакомбы 110, 112, 16-к, 19-к (раскопки А.П. Рунича и В.Б. Ковалевской); МТФ-3, катакомбы 32, 50, 55 (раскопки В.Н. Каминского); Орджоникидзе (Владикавказ), катакомбы 1, 3 (раскопки В.А. Кузнецова); Октябрьское, катакомбы 2-10 (раскопки Н.И. Гиджрати); Тарское, катакомбы 3-6, 8-10, 12-18, 20-27, 29 (раскопки Э. Кантемирова); Тарский, катакомба 6 (Кореняко, 1976. С. 155); Фуртоуг, катакомба 1 (раскопки М.Х. Багаева); Хазнидон, катакомбы 5, 7, 8 (раскопки Н.И. Гиджрати); Харх, катакомбы 1, 2 (раскопки Д.Я. Самоквасова); Чми, катакомбы 1-2, 5-9, 10/2, 14-16, 18/1, 18/2, 19-27,45-16, 3-аб, 4-аб; Чми I - катакомба 4; Чми V — катакомба 2 (раскопки Д.Я. Самоквасова, А.А. Бобринского и М.П. Абрамовой) (рис. 3).

Рис. 3. 1 - Лермонтовская скала 2; 2 - Мокрая Балка 1; 3 - Хазнидон; 4 - Даргавс; 5 - Балта; 6 - Бейни; 7 - Орджоникидзе (Владикавказ); 8 - Гоуст; 9 - Октябрьское/Тарское; 10 - Харх; 11 - Чми; 12 - МТФ-3 им. Ленина, ст. Старокорсунская; 13 - Мартан-Чу 1 и 2; 14 - Ахкинчу-Барзой 1; 15 - Верхний Алкун; 16 - Дуба-Юрт-1; 17 - Комсомольское 1; 18 - Майртуп-А; 19 - Майртуп-Б, 20 - Фуртоуг.

К числу новых амулетов, пополнивших уже имевшийся набор, можно отнести: мелкие раковины, перламутровые пластины, складни, кресты, фигурки медведей, вепрей, "самоварчики" (рис. 4).

Для проведения анализа различий наборов амулетов, найденных при представителях различных половозрастных групп, было отобрано 207 погребенных, чей пол и возраст были определимы. Из них 17 определены как мужчины, 29 — как женщины, 3 — как подростки, 22 — как дети; пол 136 взрослых определен не был. Из 207 погребенных 146 (71% от общего числа) сопровождалось культовым инвентарем: 130 взрослых (71% всех взрослых), 2 подростка и 16 детей (73% всех детей). Среди взрослых 12 мужчин (71% всех мужчин), 28 женщин (97% всех женщин), 88 взрослых неопределенных (65% всех взрослых неопределенных). В кенотафе (Мартан-Чу 1, катакомба 7) интересующего нас инвентаря нет. Таким образом, процент людей, носивших амулеты в этот период, максимален по сравнению с предыдущими.

Очень богатым становится женский костюм (табл. 3). В этот период с женщинами встречаются наборы, содержащие до девяти категорий оберегов и украшений, с мужчинами до пяти, с детьми до семи. Интересно, что максимально повышается процент детей с амулетами, возрастает и количество амулетов при детях.

Особым, не до конца решенным, является вопрос, каким половозрастным группам принадлежали амулеты в виде всадников. В литературе существует предположение, что это атрибут мужского облачения, знаки отличия воинов (Афанасьев, 1973. С. 38; Ковалевская, 1978. С. 118; {90}

Рис. 4. Амулеты и зеркала VIII—IX вв. 1 - Чми-Суаргом, катакомба 27;,2,5 - Ахкинчу-Барзой, катакомба I; 3, 24 – Тарское, катакомба 24; 4, 11, 12 - Гоуст, катакомба 10; 6, 10, 17 - Лермонтовская скала 2, катакомба 6; 7, 15,18-20, 27 - Тарское. катакомба 18; 8 - Чми-Суаргом, катакомба XIX; 9 - Гоуст, катакомба 12: 13 - Чми-Суаргом, катакомба V; 14,16 - МТФ-3, близ ст. Старокорсунской, катакомба 55; 21, 26 - Тарское, катакомба 19; 22 - Тарское, катакомба 17; 23 - Тарское, катакомба 23; 25 –Тарское, катакомба 20.

Кузнецов, 1984. С. 185). Очевидно, это мнение возникло под влиянием предположений В.И. Долбежева, который раскопал несколько погребений с фигурками всадников на могильнике Гоуст. По имеющимся описаниям, два амулета означенного типа встречены с мужским погребением в катакомбе 10 и один с женским в катакомбе 9. Определения В.И. Долбежева носят характер предположения, при этом он не пишет, на какие факты он опирался. На груди костяка из катакомбы 9 находились бусы, амулет-всадник и кольцо с птичьими головками. При предположительно мужском погребении катакомбы 10 помимо двух фигурок всадников находился полный туалетный набор (ложечка, копоушка, ногтечистка), зеркало, бусы, серьга, два браслета, бронзовый перстень, подвеска в виде головы быка и еще три неописанные подвески (ОАК, 1893. С. 92-94). Инвентарь, сопровождавший этого и нескольких других погребенных, свидетельствует о том, что костяки, {91} скорее всего, принадлежали женщинам. Сочетания амулета-всадника с женскими наборами амулетов характерны не только для Гоуста. При одиночном погребении взрослого человека в катакомбе 6 могильника Лермонтовская скала 2, амулет-всадник сочетался с колесовидным амулетом, маленьким бронзовым зеркальцем, бусами и серьгой (Рунич, 1973. С. 7, 8. Рис. 13). Случаи находок металлической фигурки всадника рядом с погребенной женщиной не редки. Аналогичная находка описана В.Н. Каминским близ станицы Старокорсунской на Кубани в 56 погребении могильника (Каминский, 1987. С. 200. Рис. 7. 55, 59). По набору погребального инвентаря к женским относятся погребения с амулетами-всадниками из катакомб хозяйства имени Луначарского, близ Кисловодска (Рукич, 1968). С женщиной были найдены и амулеты в виде символических всадников на "грифонах" ("верблюдах") и лошадок в катакомбе 56 Дмитриевского могильника салтово-маяцкой культуры.

Таблица 3. Количество амулетов и украшений, приходившееся на одного погребенного в VIII—IХ вв. (по половозрастным группам)

Принадлежность данного вида амулетов мужчинам либо женщинам пока не доказана окончательно из-за недостатка четких антропологических определений. Однако уже сейчас можно сделать вывод о том, что женщины и дети использовали все или почти все типы амулетов, бытовавшие в обществе. Этот вывод подкрепляется данными этнографии кавказских горцев, чья культура формировалась в тесном взаимодействии с аланской (Чурсин, 1929).

Попытки объяснить семантику фигурки всадника привели В.А. Кузнецова к выводу о его связи с конным аланским божеством, получившим в христианскую эпоху имя — Уастырджи (иронский диалект), Уаскерги (диторский диалект) — где {92}

"Уас" переводится как "святой", а "Керги" особенность произношения имени "Георгий" (Кузнецов, 1992. С. 293, 294; Миллер В.Ф., 1882а. С. 185). По популярности у осетин, говорящих на разных диалектах, проживающих в разных ущельях и поклонявшихся различным местным покровителям, нет ему равных. В праздничных молитвах к нему обращались сразу после обращения к Богу Богов. Сопоставление изображений на амулетах с образом Уастырджи справедливо и оправданно не только в силу его необычайного авторитета, но еще и потому, что он единственный солнечный конный бог в осетинском пантеоне. Не исключено, что в описываемый период божество еще носило аланское, а не христианское имя. Если амулет в виде всадника все же был женским, можно предположить, что в VIII—IХ вв. это божество еще не было затабуированно для женщин, как это фиксируется у осетин по отношению к Уастырджи.

Таблица 4. Количество амулетов и украшений, приходившееся на одного погребенного в VIII—IX вв. (по различным регионам)

При сравнении локальных особенностей наборов амулетов третьего периода выясняется (табл. 4), что по количеству погребенных и по богатству культового инвентаря на первое место выходит регион, прилегающий к Дарьялу (Владикавказ и его окрестности). Такое перераспределение связано с исчезновением алан из Кисловодской котловины, начиная с VIII в. По этому поводу существует ряд предположений, одно из которых связывает исчезновение с переселением алан из этого региона на Средний Дон, где возник салтово-маяцкий вариант аланской культуры (Афанасьев, 1981; 1988. С. 92; Кузнецов, 1992. С. 76). {93}

Рис. 5. Карта расположения могильников салтово-маяцкой культуры в бассейне Среднего Дона.

Расцвет моды на амулеты, таким образом, закономерно совпадает со временем расцвета салтово-маяцкой культуры (VIII—IХ вв.). Относительно хорошая изученность антропологического материала из погребений четырех катакомбных могильников алан Среднего Дона (Дмитриевского, Маяцкого, Нижнелубянского и Ютановского) позволила провести более подробное исследование наборов амулетов по половозрастным группам, чем это было возможно на материалах Северного Кавказа (рис. 5, 6).

Изучение распределения амулетов по возрастным группам погребенных показало, что амулеты сопровождали 233 (85.7%) взрослых и 39 (14.3%) детей и подростков. Пол 79 взрослых погребенных определен не был. Среди 154 взрослых, чей пол был определен, 95.5% составляли женщины и 4.5% мужчины.

В ходе исследования было выдвинуто предположение, что распределение амулетов среди женщин и детей одного поселения зависит от социальной структуры местной общины. Социальная структура, в свою очередь, могла зависеть от функций поселения. Например, Ютановская агломерация являлась региональным центром долины р. Оскол. Данный регион находился во внутреннем районе салтово-маяцкой территории. Вероятность вторжения в него была минимальной. Острой необходимости содержать воинские кланы, очевидно, не было. Управление общиной могло строиться на чисто демократической основе. Поэтому среди ютановского населения амулеты распределялись по половозрастной иерархии. Так, обереги в виде колец с птичьими головками встречены в основном с женщинами 40-55 лет, вероятно, старшими женщинами большой семьи. Женщины старше указанного возраста амулетами в виде колец с птичьими головками не пользовались, что может говорить о незначительной роли стариков в жизни семьи и общины.

Иную картину мы наблюдаем у населения приграничного Верхнесалтовского городища, которое постоянно подвергалось риску нападения. Роль воинских кланов здесь была значительнее, чем в Ютановской общине. В погребениях Верхнесалтовского могильника не наблюдалось различий между инвентарем девочек и женщин, но фиксировались различия между привилегированным слоем населения и остальными общинниками. Амулеты чаще встречались в богатых женских погребениях. Ношение амулетов в основном представительницами воинских кланов могло быть следствием того, что эти кланы играли важную роль в жизни общины и подвергались риску уничтожения в большей степени, чем остальная часть населения. Данные выводы предварительны и требуют дополнительного исследования. Однако следует отметить, что существование общества, в рамках которого бытовали общности с различными социальными устройствами, явление не редкое. В частности, оно зафиксировано в Осетии в ХVIII—XIХ вв. и ранее (Бзаров, 1988).

Помимо половозрастных и социальных различий в ношении амулетов, были выявлены локальные особенности в наборах амулетов при погребенных отдельных общин. Дискриминантный и кластерный анализы выявили существование трех основных групп населения, вероятно, различавшихся по деталям религиозных культов: ютановскую, дмитриевско-нижнелубянскую и маяцкую, что соответствовало выявленным Г.Е. Афанасьевым трем погребальным традициям СМК (Афанасьев. 1993. С. 91). Для первой группы, ядро {94} которой составили ютановские погребения, характерно преимущественное использование колесовидных амулетов, колец с птичьими головками, колец с наплывами, культовых коробочек, дисков, лунниц, фигурок лошадей, птиц. Для двух других традиций характерно преобладание амулетов естественного происхождения: клыки, когти, пястные косточки животных, раковины каури. Не исключено, что различия носят хронологический характер. Широкое распространение обереги в виде клыков, когтей и пястных косточек, по определению С.А. Плетневой, получают с середины IX в. (Плетнева, 1967. С. 176).

Рис 6. Типы салтовских металлических амулетов: 1-3, 7-8, 9-13, 17, 22, 25-32 — Ютановский могильник; 4-6, 14-16, 19, 21, 23 - Дмитриевский могильник; 18, 20, 24 - Нижнелубянский могильник.

Верования всех групп имели общую основу. Судя по распространенности колесовидных (солярных) и лунарных амулетов во всех общинах, астральные культы играли роль мировоззренческой базы, на которой происходил процесс консолидации верований отдельных аланских родов и общин.

Со второй половины IX в. разнообразие амулетов как на Среднем Дону, так и на Северном Кавказе резко сократилось (Ковалевская, 1981. С. 87; Плетнева, 1967. С. 176). Это время завершения формирования ранней государственности у алан Северного Кавказа. К этому периоду разрозненные родовые верования, очевидно, максимально унифицировались. Своего логического завершения этот процесс достиг в первом десятилетии X в., когда кавказская Алания, под влиянием Византии, официально приняла христианство. Исчезновение бронзовых фигурных амулетов не означало полного исчезновения связанных с ними верований. Изображения и предметы, схожие с древними оберегами, зафиксированы у осетин. Деревянный амулет конца XIX — начала XX в. в виде древнего бронзового фаллического оберега был найден А.А. Миллером во время экспедиции 1923 г. в Осетии в одном из святилищ Тагаурии. В настоящее время он хранится в Русском музее Санкт-Петербурга (инвентарный номер III-д, 4239-37в) (Миллер А.А., {95} 1962. С. 90. Рис. 6). Фаллические изображения зафиксированы В.Х. Тменовым на стенах осетинских склепов и башен (Тменов, 1982. С. 25. Рис. 2). Аналогичный пример повторения в этнографических культовых осетинских предметах форм древних амулетов мы наблюдаем и на примере фигурок всадников. В ходе той же экспедиции А.А. Миллера 1923 г. на детской могиле кладбища с. Дзинага была найдена тряпичная кукла, изображающая всадника. Всадник сидит, как и на аланском амулете, развернувшись вправо. Одна его рука лежит на холке лошади, а другая — на крупе (инвентарный номер III-д, 4239-63). Возможно также, что колесовидные амулеты алан каким-то образом связаны с образом небесного колеса — персонажа осетинского нартовского эпоса, выступавшего защитником небожительницы.

Подводя итоги исследованию, можно сказать, что "мода" на отдельные обереги со временем изменялась, причем изменения шли параллельно у всех групп алан, даже после переселения некоторых из них на Средний Дон. Такая синхронность говорит о единстве механизмов духовного развития всего массива аланских племен. Период расцвета различных форм металлических амулетов приходится на VIII—IХ вв. Это время с полным основанием можно назвать кульминацией развития язычества в "чистом виде".

Наблюдение за распределением амулетов и украшений по половозрастным группам показало, что обереги являлись неотъемлемой частью женского костюма. Женщины зачастую выполняли функции домашних жриц. Очевидно, женскими являлись и амулеты в виде всадников, которые прежде считались мужскими. Следующей по богатству наборов амулетов и украшений половозрастной группой были дети. Эта группа всегда находилась под протекторатом женщин. Обе указанные группы были в силу физической слабости их представителей очень уязвимыми. В то же время их многочисленность являлась показателем жизнеспособности и силы общности. Скорее всего амулеты и украшения, найденные при мужских погребениях, являлись женским заупокойным даром.

Результаты исследования еще раз продемонстрировали, что набор амулетов Северо-Западного Прикаспия отличается от набора амулетов Северо-Западного и Центрального Предкавказья, уступая ему в разнообразии. Локальные различия, очевидно, связаны с особенностями этнокультурного развития указанных регионов.

Список литературы

Абаев В.И. Дохристианская религия алан // Абаев В.И. Избранные труды в 4-х томах. Религия, фольклор, литература. Т. 1. Владикавказ, 1990.

Албегова З.Х. К вопросу о религии алан (по материалам амулетов салтово-маяцкой культуры) // Базы данных в археологии. Компьютер в археологических исследованиях. М., 1995.

Албегова З.Х. Палеосоциологическое исследование религии алан V—ХII вв. Дис. ... канд. ист. наук. М., 2000.

Алексеева Е.П. Древняя и средневековая история Карачаево-Черкесии (Вопросы этнического и социально-экономического развития). М, 1971.

Алексеева Е.П. Археологические памятники Карачаево-Черкесии. М., 1992.

Афанасьев Г.Е. Бронзовые фигурки всадников из аланских погребений Северного Кавказа // СГЭ. 1973. Вып. XXXVI.

Афанасьев Г.Е. Дохристианские религиозные воззрения алан (по материалам амулетов могильника Мокрая Балка) // СЭ. 1976а. №1.

Афанасьев Г.Е. Проблемы хронологии раннесредневековых памятников Северного Кавказа (По материалам могильника Мокрая Балка). Дис. ... канд. ист. наук // Архив ИА РАН. 1976б. Р-2. № 2213.

Афанасьев Г.Е. К вопросу о происхождении аланского варианта салтово-маяцкой культуры // Античные государства и варварский мир. Орджоникидзе, 1981.

Афанасьев Г.Е. Буртасы // Исчезнувшие народы. М., 1998.

Афанасьев Г.Е. Донские аланы: Социальные структуры алано-ассо-буртасского населения бассейна Среднего Дона. М., 1993.

Бзаров Р.С. Три осетинских общества в середине XIX века. Орджоникидзе, 1988.

Гадло А.В. Этническая история Северного Кавказа IV—Х вв. Л.. 1979.

Гатиев Б. Суеверия и предрассудки у осетин // ССКГ. 1876. Вып. 9.

Гуриев Т.А. Наследие скифов и алан. (Очерки о словах и именах). Владикавказ, 1991.

Дюмезилъ Ж. Осетинский эпос и мифология. М., 1976.

Дюмезилъ Ж. Скифы и нарты. М., 1990.

Иерусалимская А.А. Археологические параллели этнографически засвидетельствованным культам Кавказа (по материалам могильника "Мощевая балка") // СЭ. 1983а. № 1.

Иерусалимская А.А. Погребальный культ и некоторые верования раннесредневековых племен Северного Кавказа (по материалам могильника Мощевая Балка, VIII—IХ вв.) // Extrait d’Iranica. 1983б. V. XVIII.

Илюшин А.М., Фоменко В.А. Поселение Провальская балка (о влиянии азиатских традиций на культуру Пятигорья в сарматское время // XVIII "Крупновские чтения" по археологии Северного Кавказа. (Тез. докл.). Кисловодск, 1994.

История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца XVIII в. М., 1988. {96}

Калоев Б.А. Осетины (историко-этнографическое исследование). М., 1971.

Калоев Б.А. Скотоводство народов Северного Кавказа. М., 1993.

Калоев Б.А. Осетинские историко-этнографические этюды. М., 1999.

Каминский В.Н. Алано-болгарский могильник близ станицы Старокорсунской на Кубани // СА. 1987. № 4.

Ковалевская В.Б. Изображение коня и всадника на средневековых амулетах Северного Кавказа // Вопросы древней и средневековой археологии Восточной Европы. М., 1978.

Ковалевская В.Б. Северокавказские древности // Степи Евразии в эпоху средневековья. Археология СССР. М.. 1981.

Ковалевская В.Б. Антропоморфные амулеты IV—IX вв. на Северном Кавказе // КСИА. 1983. № 176.

Ковалевская В.Б. Хронология древностей северокавказских алан // Аланы: история и культура. Alanica III. Владикавказ, 1995.

Кореняко В.А. Аланские могилы VIII—IХ вв. в Северной Осетии // СА. 1976. № 2.

Кузнецов В А. Очерки истории алан. Орджоникидзе. 1984.

Кузнецов В.А. Очерки истории алан. Владикавказ. 1992.

Магомедов А.Х. Культура и быт осетинского народа. Историко-этнографическое исследование. Орджоникидзе, 1968.

Магомедов М.Г. Образование Хазарского каганата. М., 1983.

Миллер А.А. Жертвенные предметы из осетинских дзуаров // Материалы по этнографии. Т. III. Вып. I. Л., 1962.

Миллер В.Ф. Осетинские этюды. Ч. II. М., 1882а.

Миллер В.Ф. Черты старины в сказаниях и быте осетин // Журнал Министерства народного просвещения. 18826. Ч. ССХХII.

Миллер В.Ф. Отголоски кавказских верований на могильных памятниках // МАК. 1893. III.

Минаева Т.М. К истории алан Верхнего Прикубанья по археологическим данным. Ставрополь. 1971.

ОАК за 1890. СПб., 1893.

ОАК за 1897. СПб., 1900.

ОАК за 1898. СПб., 1901.

Плетнева С.А. От кочевий к городам // МИА. 1967. № 142.

Плетнева С.А. На славяно-хазарском пограничье (Дмитриевский археологических комплекс). М.. 1989.

Рунич А.П. Отчет об археологической разведке в окрестностях Кисловодска // Архив ИА РАН. 1968. Р-1. № 3636.

Рунич А.П. Отчет о полевых исследованиях в районе Кавминвод за 1973 г. // Архив ИА РАН. 1973. Р-1. № 5009.

Самоквасов Д.Я. Могилы русской земли. М., 1908.

Студенецкая Е.И. Материалы по религиозным верованиям народов Северного Кавказа // ОРФ СОИГСИ. 1984. Ф. 9. Оп. 1. Д. 10.

Тменов В.Х. Памятники средневекового графического искусства Северной Осетии // Вопросы осетинской археологии и этнографии. Вып. 2. Орджоникидзе. 1982.

Уарзиати В.С. Культура осетин: связи с народами Кавказа. Орджоникидзе, 1990.

Уарзиати В. Праздничный мир осетин. М., 1995.

Флеров В.С. Погребальные обряды на севере Хазарии (Маяцкий могильник). Волгоград. 1993.

Флеров В.С. Аланы Центрального Предкавказья V—VIII веков: обряд обезвреживания погребенных. М.. 2000.

Фоменко В.А. О смоловидном веществе в погребениях I—VII вв. из района Пятигорья // Студенческие археологические открытия 1987-1988 гг. Грозный, 1989.

Чибиров Л.А. Народный земледельческий календарь осетин. Цхинвали. 1976.

Чибиров Л.А. Древнейшие пласты духовной культуры осетин. Цхинвали, 1984.

Чочиев А.Р. Очерки истории социальной культуры осетин (Традиции оседлости и кочевничества в социальной культуре осетин). Цхинвали. 1985.

Чурсин Г.Ф. Амулеты и талисманы кавказских народов. Махач-Кала, 1929.

Институт археологии РАН, Москва

Исследование проведено при поддержке фонда Сороса, грант № 513/1998 (This work was supported by the Research Support Scheme of the open Societe Support Foundation, grant No.: 513/1998).

Z. Kh. Albegova
Palaeosociological Research of the Alanic Religion of the 7^lh-9^lh Centuries (on the Amulets From the North Caucasian and Middle Don Catacomb Tombs)

Summary

The Alans are the ancient people, whose beliefs and way of life are mirrored in the written sources extremely poor. Therefore scientists are compelled to search for alternative sources for reconstruction of different aspects of the Alanic history. In the article the author makes an attempt to use the potential of the archaeological data, in particular amulets, to study the Alanic pagan religion. The research has shown that the archaeological material analyzed with the help of the sociological methods is able to give a lot of new information on religious beliefs of the ancient population of Southeastern Europe. In the article the following problems were considered: the similarities and differences in amulet .sets of two chronological periods (the 7th–8th and the 8th–9th centuries): the specific features of amulet sets used by different sex and age groups; the specific features of local amulet sets. The information obtained is compared with the historical context and the ethnological material. The stages of development of the Alanic pagan religion are defined.

¹⁾ Пользуясь случаем, автор выражает глубокую признательность Г.Е. Афанасьеву за любезно предоставленную возможность использовать созданную им базу данных по погребальному обряду и инвентарю ИЗ катакомб салтово-маяцкой культуры "Burtas".