Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. К разделам: Россия – XIX век | Турция

Научные доклады высшей школы.
Исторические науки. 1958, № 3.
(29/30) – граница страниц.
Постраничная нумерация сносок заменена сквозной.

Киняпина H.С.
Ункяр-Искелесийский договор 1833 г.

Русско-турецкое соглашение в Ункяр-Искелеси занимает важное место в истории международных отношений и внешней политики России XIX в. Не случаен поэтому интерес историков многих стран мира к этой теме. Однако ряд вопросов, связанных с договором, получил весьма одностороннее и, следовательно, ошибочное освещение в русской буржуазной и зарубежной литературе: Ункяр-Искелесийский трактат считали соглашением, основанным лишь на силе России, интересы Турции как суверенного государства не учитывались совсем, значение договора ограничивали оценкой секретной статьи, результаты соглашения для обеих сторон не исследовались. В работах буржуазных историков Запада Россия представлялась единственной агрессивной державой на Востоке. Завоевательная политика других держав по отношению к Турции обходилась молчанием. Напротив, правительства Англии и Франции изображались искренними друзьями Турции и ее спасителями от «русской агрессии». Одни историки считали Ункяр-Искелеси блестящей победой русской дипломатии, другие отрицали практическое значение этого договора. В мемуарах политических деятелей Западной Европы того времени Ункяр-Искелесийский договор был воспринят как незаконный акт, якобы лишавший Турцию суверенитета. Так, Талейран отмечал, что Порта, заключив с Россией союз, «отказалась от своей независимости и отныне подчинилась желаниям и требованиям России».¹⁾ В книге французского историка Апселя «Историческое исследование восточного вопроса» проводятся те же мысли об Ункяр-Искелеси. Апсель утверждает, что Россия сама навязала Турции помощь, а султан Махмуд II вынужден был подписать договор о протекторате.²⁾ Американский историк Мосли в работе «Русская дипломатия и возникновение восточного вопроса в 1838—1839 гг. также видел главную цель Ункяр-Искелесийского соглашения в установлении русского протектората над , Турцией.³⁾

Русская дворянская и буржуазная историография (Татищев, Жигарев, Горяинов и др.)⁴⁾ много сделала для изучения восточного вопроса, но не сумела раскрыть его сущность и дать правильное объяснение восточной политике русского царизма, сводя дело лишь к борьбе между православием и мусульманством, Востоком и Западом. Такая идеалистическая трактовка вопроса с великодержавных позиций не давала возможности понять не только социальную сущность политики России и других европейских государств, но и объяснить требования держав в отношении (режима черноморских проливов в разное время. (30/31)

С.С. Татищев дал наиболее обстоятельное, с точки зрения фактической, изложение внешней политики русского царизма в книге «Внешняя политика императора Николая Первого». Поставив перед собой цель возвеличить Николая I и его дипломатию, он крайне тенденциозно подбирал факты и аргументы. Татищев противопоставлял «корыстолюбивой» политике западных держав якобы «справедливую» и «миролюбивую» политику царизма. Он считал, что Россия на Востоке должна действовать единолично, и только при этом условии ее политика будет успешной. Примером такой политики являлся, по мнению Татищева, Ункяр-Искелесийский договор, который объявлялся личным делом Николая I. Об интересах Турции при заключении этого соглашения Татищев даже не упоминал. С тех же великодержавных позиций, но в ином аспекте, освещен Ункяр-Искелесийский договор в работе М.А. Таубе «Восточный вопрос и австро-русская политика в первой половине XIX столетия». Его концепция проста: 30-е гг. XIX в. — апогей успехов России в Турции, но апогей только кажущийся. Он связан с коренными изменениями «исконно русской» — петровской и екатерининской — политики в восточном вопросе. Русская политика на Востоке, по мнению Таубе, могла держаться только одной руководящей идеи — борьбы с мусульманством. Москва — третий Рим, и завершение ее исторической миссии возможно лишь на развалинах империи Османов. Новая политическая система Николая I в Турции, завершившаяся подписанием Ункяр-Искелесийского договора, была ошибочной, так как она основывалась на идее сохранения, а не уничтожения Турции.

В интересной работе С.М. Горяинова «Босфор и Дарданеллы» политика России в отношении Турции, как и у Татищева, рассматривалась в плане борьбы между Востоком и Западом. Вековой спор о поливах, по мнению Горяинова, шел между Россией и европейскими государствами. В 30–х гг. XIX в. победа склонилась на сторону России. Ункяр-Искелесийский договор устранил влияние Запада в Константинополе и дал России возможность установить преимущественное положение в проливах. Но здесь Николай I совершил величайший политический промах, узаконив по Лондонской конвенции 1841 г. вмешательство Запада в разрешение вопроса о проливах.

Б.Э. Нольде в статье «Босфор и Дарданеллы» первый указал на наиболее уязвимое место этой схемы — отсутствие Турции с ее самостоятельными интересами. Работа Нольде интересна тем, что он ввел, правда, в ту же старую схему Татищева — Горяинова, Турцию с ее собственными национальными задачами.

В советской исторической литературе Улкяр-Искелесийский договор не был предметом самостоятельного исследования. В «Истории дипломатии», в главе, написанной Е.В. Тарле (т. I, М., 1941) и в книге Б.А. Дранова «Черноморские проливы» (М., 1948) русско-турецкое соглашение 1833 г. выделяется как крупнейшая дипломатическая победа русского царизма, но рассматривается только с точки зрения интересов одной страны — России. Между тем договор заключен между двумя государствами и чтобы оценить действительное значение этого трактата, нужно выяснить, чем же он был для Турции, каковы были взаимоотношения двух пограничных государств в период действия договора, как было реализовано это соглашение.

* * *

События, непосредственно связанные с заключением Ункяр-Искелесийского договора, являлись свидетельством борьбы европейских держав за преобладание в Оттоманской империи. Они составили тот (31/32) узел международных противоречий, который возник еще в XVIII в. и во второй четверти XIX в. получил условное наименование «восточного вопроса».

Царская Россия, как и другие европейские государства, стремилась к усилению своего влияния на Ближнем Востоке и ее политика по отношению к Оттоманской империи имела агрессивный характер. Но царизм не исключал временами мирных, дипломатических путей достижения этой цели.

К концу XVIII и началу XIX вв. вследствие дальнейшего экономического развития России и быстрого заселения южных областей страны (Украины и Новороссии) значительно расширился отпуск товарок прежде всего хлеба, через черноморские порты. По данным статистика А.А. Скальковского, вывоз хлеба из степных губерний к черноморские портам и за границу к 40-м гг. достигал 1,5 млн. четвертей (12 млн. пудов).⁵⁾ К 50-м гг. вывоз пшеницы из черноморских и азовских портов составлял девять десятых всего экспорта пшеницы из России. Общая ценность русского экспорта из черноморских и азовских портов в различные страны к 50-м гг. XIX в. выросла почти в четыре раза по сравнению с концом XVIII в.⁶⁾

Последовавшее обострение русско-турецких отношений в связи с греческим восстанием 1821—1830 гг. и русско-турецкая война 1828—1829 гг. привели сначала к сокращению, а затем к полному прекращению русской южной заграничной торговли. В беседе с австрийским послом Зичи в 1828 г. Николай I говорил: «Все мои порты не имеют выхода: они не могут сбывать продукцию своей земли, так как все товары должны проходить через узкий Константинопольский пролив, который закрыт для моих судов».⁷⁾

Турецкая империя в конце XVIII — начале XIX вв. переживала глубокий внутренний кризис. Феодальная экономика Турции с ее примитивной техникой, низким уровнем общественного разделении труда носила глубоко застойный характер. Господство турецких феодалов над многочисленными народностями огромной Османской империи держалось исключительно на военной силе.

Слабость Порты умело использовал в своих целях правители Египта Мухаммед-Али, стремившийся создать арабскую империю под своим владычеством. Албанец по происхождению, Мухаммед-Али в начале XIX в. сумел выдвинуться благодаря поддержке мусульманского арабского духовенства и населения Каира, страдавшего от притеснений турецких пашей. Захватив власть в Египте (1805 г.) он прежде всего устранил препятствие, которое стесняло централизацию государства: военно-феодальная аристократия в лице мамлюков была истреблена, их земли конфискованы.

Мухаммед-Али создал сильные, обученные по европейскому образцу, армию и флот, при помощи которых значительно раздвинул границы подвластной Египту территории. Египет к 30-м гг. XIX в. стал сильным феодальным государством, его зависимость от Турции была фактически номинальной.

Энергичная мусульманская пропаганда Мухаммеда-Али, провозгласившего себя защитником ислама, якобы попранного султаном, пользовалась успехом; его поддерживало арабское население турецкой империи, видевшее в нем избавителя от гнета султана и его вассалов. Но за спиной Мухаммеда-Али стояла Франция, имевшая в Египте (32/33) преобладающее влияние и стремившаяся при посредстве Мухаммеда-Али еще более укрепить свои позиции на Ближнем Востоке.

В 1831 г. произошел конфликт между Мухаммедом-Али и наместником Акры — Абдул-пашой, в котором Мухаммед-Али подозревал своею соперника и врага в борьбе за власть. Абдул-паша отказался выполнить требование Мухаммеда-Али выдать нескольких феллахов, (крестьян), бежавших из Египта в Акку. Осенью 1831 г. египетская армия и флот под командованием способного военачальника, сына Мухаммеда-Али — Ибрагима — обложили крепость и город Акку с суши и с моря. Одновременно, почти без сопротивления, была занята вся южная область Сирии. Султан потребовал прекращения военных действий, Мухаммед-Али отказался повиноваться его приказу. Произошел официальный разрыв Порты с Египтом. Мухаммед-Али был объявлен вне закона как мятежник. Против него была двинута турецкая армия, но еще до ее прихода, в мае 1832 г., крепость Акка была взята штурмом, а спешившие ей на выручку турецкие войска разбиты египтянами. После поражения турецкой армии Ибрагим овладел всей Сирией. В октябре 1832 г. войска Ибрагима перешли горный хребет Тавр — последнее естественное препятствие на пути к центральным владениям султана. Турецкое правительство, чтобы выиграть время для организации новой армии и заключения военно-оборонительного соглашения с европейскими державами, вступило в переговоры с Мухаммедом-Али. Последний приостановил наступление своих войск, желая, со своей стороны, заручиться поддержкой или, по крайней мере, нейтралитетом европейских государств в предстоящей борьбе за господство в Малой Азии.⁸⁾

Турецко-египетский конфликт потерял характер обычной для Оттоманской империи феодальной распри и превратился в серьезную международную проблему. Дело шло не только о самом существования Турции, но прежде всего об изменении соотношения сил европейских держав на Ближнем Востоке.

Европейские державы, мало заботясь о судьбе Турции и Египта, преследовали в турецко-египетском конфликте своя корыстные цели. По мере развития капиталистической промышленности, торговли и судоходства Англии ее интересы в Турции становились все более значительными. Англия стремилась превратить Турцию в дешевый рынок сбыта своей промышленности. Географическое положение Османской империи, лежащей на средиземноморских путях Англии, еще больше усиливало ее стремление к утверждению в Турции своего господства. Под видом сохранения status quo Англия хотела постепенно прибрать Турцию к своим рукам. Но помощи Турции Англия также не оказала, ограничившись многословным выражением сочувствия султану. Английское правительство опасалось активным вмешательством в турецко-египетский конфликт вызвать ответные действия России. Кроме того, английское правительство, занятое внутренними делами (подготовкой новой избирательной реформы и ирландским вопросом) и внешнеполитическими проблемами в Западной Европе, считало для себя невыгодным в тот момент вооруженное вмешательство в турецко-египетский конфликт.

Иной была позиция Франции. Франция имела с Египтом прочные экономические и политические связи. Французское правительство помотало Мухаммеду-Али утвердиться у власти. Среди европейских держав в этом время только Франция имела в Египте серьезное влияние. Победа Мухаммеда-Али означала бы утверждение преобладающего (33/34) положения Франции в Малой Азии. Поэтому французское правительство было заинтересовано в успехах Мухаммеда-Али. Однако Франция не могла быть последовательной в этой политической ориентации. Открытая поддержка ею Мухаммеда-Али вызвала бы противодействие других европейских держав и поставила бы Францию во враждебные отношения с Англией и Россией, чего французское правительство никак не могло допустить. Внешнеполитические интересы требовали от Франции более осторожной политики в отношении поддержки египетского паши. Опасаясь к тому же чрезмерного усиления влияния Египта на Ближнем Востоке, Франция вместе с другими европейскими государствами отказалась признать независимость Египта, когда в 1834 г. этот вопрос был поставлен египетским пашой.⁹⁾ Более того, французское правительство заявило, что оно пошлет флот к берегам Александрии, если Мухаммед-Али будет настаивать на своем требовании о независимости.¹⁰⁾

Австрийское правительство было заинтересовано в сохранении слабой Турции и добивалось скорейшего прекращения военных действий и заключения мира без посредничества других европейских держав. Но Венский кабинет рассчитывал на помощь русского царизма в борьбе с революционным движением в стране и за господство в Германии и был готов пойти навстречу позиции России в восточном вопросе. «Австрийское правительство, — писал Д. Татищев (русский посол в Вене) в Петербург, — придерживается той же линии поведения в восточном вопросе, что и мы».¹¹⁾

Серьезная опасность, угрожавшая Турции, побудила Диван обратиться за помощью к иностранным державам.

Султан понимал, что Россия способна оказать наиболее быструю и эффективную поддержку Османской империи, но опасался этой помощи, памятуя о русско-турецких войнах недавнего времени. В отчете Министерства иностранных дел за 1833 г. Нессельроде писал: «Порта боялась как появления египетских войск в столице, так и русской армии».¹²⁾ Турецкое правительство предпочло обратиться к Англии. Этому отчасти способствовали заверения Стрэтфорда Каннинга о том. что Англия окажет Турции эту помощь. В октябре 1832 г. в Лондон был направлен генерал Намык-паша с просьбой о поддержке турецкого флота английскими военными кораблями. Царское правительство, не желавшее усиления английского влияния в Оттоманской империи, весьма сдержанно отнеслось к этой миссии. Русский посол в Константинополе Бутенев даже заявил министру иностранных дел Турции (рейс-эффенди), что задача Порты — подавить мятеж египетского паши, «не прибегая ни к какой иностранной помощи».¹³⁾ Само турецкое правительство, обратившись к Англии, вовсе не было уверено в положительном ответе, поэтому оно пыталось поддерживать лойяльные отношения с Россией и другими европейскими державами. В беседе с Бутеневым министр иностранных дел Турции указывал, что обращение за помощью именно к Англии, а не к какому-либо другому дружескому государству объясняется исключительно тем, что многочисленные эскадры Англии находятся в Средиземном море, чего нет у других государств.¹⁴⁾ По поводу заявления турецкого министра Бутенев замечал: «Это сделано для того, чтобы не возбуждать в нас недоверия (34/35) в связи с миссией в Англии и сохранить возможность в случае необходимости попросить помощь у императора».¹⁵⁾

Русский царизм занял наиболее решительную позицию в турецко-египетском конфликте. Сразу же по получении известия о войне Египта с Портой царское правительство поручило Бутеневу заявить султану, что оно надеется, что усилия Турции, направленные на усмирение мятежа, увенчаются успехом. Николай I уведомил султана о принятом им решении немедленно отозвать из Александрии (резиденции Мухаммеда-Али) русского консула и всех проживавших в Египте русских подданных, что с благодарностью было встречено в турецких правящих кругах.¹⁶⁾

Царская Россия в то время была заинтересована в сохранении Турции и готова была оказать ей действенную помощь. Причина такой политики заключалась не столько в приверженности русского царя принципу легитимизма, который царизм неоднократно нарушал, сколько в стремлении использовать создавшуюся обстановку для укрепления своих позиций на Ближнем Востоке. После Адрианопольского мира 1829 г., укрепившего влияние России на Балканах, царизм не желал падения или расчленения Турции. В дни заключения Адрианопольского трактата, когда возник вопрос о дальнейших судьбах Османской империи, Особый комитет, созданный в Петербурге для обсуждения этого вопроса, пришел к заключению, что выгоды от сохранения Османской империи в Европе превышают невыгоды, что, следовательно, разрушение ее было бы противно интересам России, поэтому необходимо предотвратить ее падение. Именно такую политику и проводило царское правительство на Ближнем Востоке в период турецко-египетского конфликта.

Ослабленная междоусобными феодальными распрями и национально-освободительным движением народов Балканского полуострова. Османская империя сама по себе не представляла никакой опасности для России. Напротив, победа Мухаммеда-Али привела бы к созданию на берегах Босфора сильного государства с преобладающим влиянием там Франции. В этом случае царская Россия потеряла бы значительную часть своих преимуществ от Адрианопольского трактата 1829 г. и влияние на территории Османской империи.

Версия, получившая распространение в западноевропейской исторической литературе, о том, что Россия будто бы навязала Турции свою помощь и тем поставила Порту в зависимое положение, нуждается в серьезном уточнении. Нет слов, русский царизм был заинтересован в том, чтобы турецкое правительство само обратилось к нему за помощью. Но в 1833 г. в Турции сложилось такое положение, что на не могла не воспользоваться поддержкой России, тем более, что государства Западной Европы отказали ей в помощи.

Еще летом 1832 г. турецкое правительство по собственной инициативе неоднократно делало осторожные попытки выяснить позицию России в случае обращения к ней Турции за военной помощью. Бутенев утверждал, что султан хотел сначала просить помощи русского царя, но его советники «склонили его лучше обратиться за военной помощью к Англии».¹⁷⁾

В сложной международной обстановке, окруженная соперничавшими европейскими державами, раздираемая внутренними противоречиями, Турция была не в состоянии собственными силами одержать победу над Мухаммедом-Али. Но пока войска Мухаммеда-Али находились (35/36) в Азиатской Турции и не угрожали столице империи, турецкое правительство не решалось обращаться за помощью к России и настороженно относилось к военным приготовлениям царского правительства на Черном море.

В ноябре 1832 г. царское правительство направило в Константинополь и Александрию генерала H.Н. Муравьева, которому было поручено убедить султана в дружественном отношении России к Турции, а также склонить Мухаммеда-Али к перемирию с султаном Махмудом II. При этом Муравьев не должен был предлагать султану ни военной помощи, ни даже посредничества между султаном и пашой, но дать нанять Махмуду II, что Турция получит реальную помощь от России по первой же просьбе, заявленной турецким правительством В беседе с египетским пашой в Александрии Муравьеву предлагалось проявить твердость и во что бы то ни стало убедить его пойти на соглашение с султаном. «Помни же, — поучал Николай I Муравьева, — как можно более вселять турецкому султану доверенности, а египетскому паше страху».¹⁸⁾

В инструкции Нессельроде Бутеневу от 24 ноября 1832 г. вице-канцлер сообщал послу, что командующему Черноморским флотом Грейгу дан приказ немедленно направить из Севастополя пять кораблей и четыре фрегата в Турцию в случае, если султан, «находясь в затруднительных обстоятельствах, стал просить нашего вспоможения». Бутеневу запрещалось предлагать помощь султану, но разрешалось предупредить его о готовности эскадры выступить немедленно по требованию султана.¹⁹⁾

Отправляя Муравьева в Константинополь и Александрию, царское правительство обязало русских послов передать правительствам тех государств, при которых они аккредитованы, что Россия не может оставаться безразличной к событиям, которые происходят на Востоке, но что миссия Муравьева имеет своей единственной целью умиротворение враждующих сторон.

Правительства Англии и Франции встретили это сообщение с явным недовольством. Послы этих государств в Константинополе старались убедить султана во враждебных намерениях России по отношению к Турции. В свою очередь они обещали турецкому правительству поддержку, но ничего не делали для реализации своих словесных обещаний. Англия и Франция, добивавшиеся ослабления русского влияния на Ближнем Востоке, прилагали все усилия, чтобы воспрепятствовать вступлению русских войск на территорию Турции. Французский поверенный в делах Варенн заявил султану, что Франция не потерпит принятия Портой русской помощи. Он обещал Махмуду II добиться согласия египетского паши прекратить борьбу с султаном при условии уступки Мухаммеду-Али Сирии. Но Мухаммед-Али уже не удовлетворялся Сирией; уверенный в близком падении власти султана, он стремился к разгрому Турции.

Положение султана Махмуда становилось критическим. Муравьев еще не успел доехать до Константинополя, как в Петербург пришли известия о новых победах Ибрагима-паши. Турецкий флот не принял боя с египетским и возвратился в Дарданеллы. Ибрагим перешел Тавр и приближался к Константинополю. 21 декабря 1832 г. при Копии последовало решающее сражение между турецкими войсками под командой великого визиря Рашид-паши и войсками Ибрагима. Турецкая армия была разгромлена. Главнокомандующий Рашид-паша попал в плен. Путь на Константинополь был открыт. Известие об этом новом поражении турецкой армии достигло Константинополя (36/37) одновременно с известием об отказе Англии в военной помощи Турции. «Британский кабинет, — сообщалось из Лондона, — желая победы султану, материальной помощи Турции оказать не может».²⁰⁾ Поражение турецкой армии и отказ Англии в помощи Порте вызвали смятение в турецких правящих кругах. Турки предложили Ибрагиму-паше приостановить наступление и начать переговоры, обещая пойти на некоторые уступки.

Как раз в это время в Константинополь прибыл Муравьев. Ему пришлось пять дней дожидаться приема султана. Аудиенция состоялась только 27 декабря 1832 г. Султан выразил благодарность за «дружеские чувства» русского правительства и особенно за готовность России оказать Турции военную поддержку, однако, считал, что «не настало еще время просить эту помощь».²¹⁾

8 января 1833 г. Муравьев оставил Константинополь. От него не могла укрыться нерешительность Махмуда II, проявленная им даже в связи с предстоящей поездкой русского генерала в Египет. «Он (султан. — Н.К.) еще не совершенно доверял искренности данных мне поручений к египетскому паше, — писал Муравьев. — Таким образом, со дня на день, с одного совещания на другое, уклонялись от определительного ответа насчет поддержки моей, которую, однако, я решился во всяком случае предпринять».²²⁾

Муравьев отправился в Александрию. Почти одновременно с ним туда же прибыл для переговоров с Мухаммедом-Али турецкий представитель Халил-паша. Но Мухаммед-Али, уваренный в близости своей победы, проявил совершенную непримиримость и не захотел даже слышать о каких-либо уступках со своей стороны.

Однако к требованию русского правительства о прекращении военных действий он отнесся более внимательно и отдал приказ приостановить наступление. Но приказ шел очень медленно. Ибрагим-паша тем временем занял Кутахию и угрожал Бруссе. Только теперь Порта убедилась, что без русской помощи сохранить Турцию невозможно.

2 февраля 1833 г. турецкое правительство официально обратилось к русскому послу с просьбой о присылке Черноморской эскадры и сухопутных войск для защиты Турции. «Султан настоятельно просит его императорское величество, — говорил рейс-эффенди Бутеневу, — не только помощи Черноморской эскадры, которая ему уже была предложена, но также посылки корпуса русских войск от 25 до 30 тысяч человек, насколько это возможно быстро, с Дуная к Османской столице».²³⁾

Царское правительство немедленно отправило приказы адмиралу Грейгу и генерал-адъютанту Киселеву о движении к берегам Босфора. Но колебания Порты не прекратились и после этого. Через неделю после обращения к России за помощью, едва приостановилось движение войск Мухаммеда-Али к Константинополю, турки стали просить русское правительство, «ввиду изменившихся обстоятельств», отменить приказ об отправлении флота к Босфору. Но в виды царского правительства не входило отказываться от принятого решения, поэтому Бутенев заявил, что приказ Грейгу о посылке эскадры уже дан и отменить его довольно трудно.²⁴⁾ 20 февраля 1833 г. русская военная зскадра в составе девяти кораблей под командованием контр-адмирала Лазарева вошла в Босфор и остановилась на якоре перед зданием русской миссии. (37/38)

Турецкое правительство выразило Лазареву «признательность за дружественное великодушное отношение императора России к Османской Порте».²⁵⁾ В то же время султан, подстрекаемый послами Англии и Франция, просил эскадру отойти севернее Константинополя в Сизополь. Французский посол Руссен, прибывший в Константинополь за три дня до появления там русского флота, даже угрожал султану ввести французскую эскадру в Дарданеллы, если русские корабли не покинут берега Босфора. Рейс-эффенди Турции накануне прибытия русского флота говорил Руссену, что Порта может отказаться от русской помощи лишь при условия, если Франция гарантирует принятие Мухаммедом-Али условий мира, предложенного султаном. Руссен медлил с ответом, так как французское правительство не располагало достаточным флотом, чтобы принудить египетского пашу прекратить военные действия, и не хотело мириться с ослаблением своего влияния в Египте. Но когда русская эскадра появилась на Босфоре, французский посол поспешил заявить султану, что Франция сумеет заставить Мухаммеда-Али принять условия Турции. 9(21) февраля между Руссеном и турецким министром иностранных дел было заключено соглашение по этому вопросу; французский посол обещал султану добиться перемирия при условии уступки Мухаммеду-Али Сирии.

Русскому послу была известна антирусская позиция Франции. Он предупреждал Диван, что царское правительство не допустит вмешательства какого-либо другого государства в свои отношения с Портой. Турецкое правительство проявляло колебания в этом вопросе. С одной стороны, оно обещало Руссену отказаться от русской помощи, с другой — заявляло Бутеневу о своем полном доверии к намерениям царского правительства. Мухаммед-Али отказался принять условия перемирия, предложенные французским послом, и требовал, кроме Сирии, еще Дамаск и Аданский округ. Турция не приняла эти новые условия. Ибрагим возобновил движение к Константинополю. Руссен был вынужден признать, что Франция не может предоставить Турции ни флота, ни сухопутных войск. Он советовал султану согласиться на условия, предложенные Мухаммедом-Али, и отказаться от помощи России.

Англия также старалась помешать Турции принять русскую помощь: «Мы никогда не позволим, — заявил Пальмерстон австрийскому поверенному в делах в Лондоне, — чтобы Россия осуществила свой протекторат над Турцией».²⁶⁾ Английское правительство приветствовало решение французского посла добиться удаления русского флота из Константинополя. Само же оно не оказало поддержки Турции, хотя и было заинтересовано в поражении Мухаммеда-Али. Английский посол в Константинополе Понсонби в беседе с австрийским послом Штюрмером откровенно говорил, что Англия сделала большую ошибку в отношении Мухаммеда-Али, дав ему достигнуть настоящей степени могущества. «Но я вам обещаю, — заметил он, — что мы на будущее будем осмотрительнее».²⁷⁾ Усилия Англии и Франции в этот период были направлены на создание антирусской коалиции европейских держав. С этой целью английское правительство пыталось использовать русско-австрийские противоречия на Востоке, чтобы оторвать Австрию от союза с Россией. «Я понимаю, — говорил Пальмерстон австрийскому поверенному в Лондоне, — что страх перед революционной пропагандой… заставляет вас проводить единую политику с Пруссией и Россией… Последняя укрепляет ваши собственные (38/39) силы. Мы считаем, что этот страх делает вас слишком снисходительным к ней. Но такая сильная держава, как Австрия, могла бы обойтись без союза, который для нее содержит больше опасности, чем выгод».²⁸⁾ Талейран, французский посол в Лондоне, также пытался убедить Меттерниха изменить направление австрийской политики в восточном вопросе в сторону сближения с Англией и Францией. «Я с сожалением вижу Австрию привязанной к колеснице России — я же всегда стремился к союзу с Австрией и к изоляции России».²⁹⁾ Но попытки английского и французского правительств изолировать Россию были безуспешны. Тогда французское правительство предложило державам план европейского вмешательства в дела Востока. Англия и Австрия в принципе соглашались принять это предложение, но противоречия держав помешали его осуществлению. Преследуя захватнические цели на Востоке, не доверяя друг другу, европейские державы не шли дальше словесных обещаний султану, побуждая тем самым Турцию искать помощи у России.

«Западные державы, — писал Маркс о политике европейских государств в Турции, — неустойчивые, малодушные, всегда взаимно друг другу не доверяющие, всегда сначала поощряют султана к сопротивлению царю, агрессивности которого они боятся, а кончают тем, что вынуждают султана к уступкам, боясь, что всеобщая война может привести ко всеобщей революции».³⁰⁾

Убедившись, что западные державы отделываются лишь обещаниями и не хотят ничем реально помочь Турции, в то время как войска Мухаммеда-Али приближаются к Константинополю, султан вновь обратился за помощью к России. В первых числах апреля 1833 г. в Босфор вошла новая русская эскадра, высадившая десант, спустя три недели за ним последовал третий отряд. Общая численность русских войск в Турции превышала десять тысяч человек. Русские войска расположились на азиатском берегу Босфора, близ Константинополя, в местечке Ункяр-Искелеси. Царское правительство оповестило султана, что до тех пор, пока Ибрагим-паша не уйдет за Тавр, оно не выведет свои войска из Турции. «Это решение императора бесповоротно (подчеркнуто в документе. — Н.К.). Оно в интересах султана и императора».³¹⁾

Дипломаты западных стран теперь напрягали все усилия, чтобы добиться эвакуации русских войск из Турции. С этой целью они пытались получить согласие султана на заключение перемирия с египетским пашой ценой уступки не только Сирии, но и Аданского округа. К Ибрагиму-паше были направлены Амеди-эффенди, первый секретарь Министерства иностранных дел Турции, и Варенн, первый секретарь французского посольства. Начались переговоры, закончившиеся подписанием в начале мая 1833 г. в Кютахии турецко-египетского договора. Согласно Кютахийскому договору во владение Мухаммеда-Али переходила Сирия и Аданский округ. На этих условиях он соглашался оставаться в вассальной зависимости от султана. Мухаммед-Али добился расширения своих владений. Но осуществить свои планы в отношении Турции ему не удалось. Турецко-египетский конфликт закончился таким образом компромиссом, в результате которого султан потерял, а египетский паша приобрел новые территории. Этот договор был свидетельством несомненного поражения султана и еще большего ослабления Османской империи. Обе стороны не были удовлетворены соглашением и расценивали его лишь как передышку перед новым столкновением. (39/40)

Появление в Турции вместе с войсками русских генералов, каждый из которых был облечен властью, затрудняло осуществление царской политики в Турции. Правительство решило упорядочить положение дипломатических и военных представителей в Константинополе, назначив чрезвычайным комиссаром в Турции А.Ф. Орлова — опытного (царского дипломата, принимавшего активное участие в заключении Адрианопольского мирного договора. Орлову предписывалось внушить Порте абсолютное доверие к поддержке императора, ослабить влияние Франции в Константинополе, рассеять недоброжелательное отношение Англии к России и получить моральную поддержку Австрии».³²⁾ Орлову поручалось действовать самостоятельно и решительно, «не дожидаясь инструкций». В его руках соединялась власть военная и политическая.

Орлов выехал из Петербурга 21 апреля 1833 г. и через два дня после подписания Кютахийского мира, 5 мая, прибыл в Константинополь. Ибрагим-паша соглашался начать отступление за Тавр лишь одновременно с отходом русской армии от берегов Босфора. Англия и Франция поддерживали это решение египетского генерала. Однако, располагая значительным отрядом русской армии, Орлов заявил, что русские войска не выйдут из Константинополя до тех пор, пока последний солдат Ибрагима-паши не перейдет за Тавр. Не желая воевать с Россией, Ибрагим-паша начал отступление до ухода русских войск. В конце июня его армия отошла за Тавр. Немедленно после эвакуации войск Ибрагима-паши Орлов отдал приказ о выводе русской армии из Турции. 28 июня (10 июля) 1833 г. русские войска оставили всю занимаемую ими территорию, полностью выполнив обязательства, данные султану.

Турецкое правительство отмечало дисциплину и высокие моральные качества русских солдат и матросов. За все время пребывания русских войск на Босфоре не было случая каких-либо конфликтов солдат с населением. Со стороны турок также не было проявлений недружелюбия. Турецкие газеты писали о намечающемся сотрудничестве между Портой и Россией.³³⁾

Еще до начала отхода русских войск между Орловым и турецким правительством происходили секретные переговоры о заключении оборонительного договора между Россией и Турцией. Западноевропейские дипломаты с тревогой следили за действиями русской дипломатии в Константинополе. Они старались сорвать заключение договора, пугали турецкое правительство завоевательными планами России. Они советовали министру иностранных дел Турции добиться немедленного удаления русского флота из Босфора, угрожая ввести французскую и английскую эскадры в Дарданеллы.

Руссен убеждал турецкого министра отказаться от подписания договора с Россией, ссылаясь на то, что заключение соглашения может только «шокировать естественных друзей Османской империи». «Против каких врагов этот договор мог бы защитить султана? — спрашивал Руссен, — не против ли Франции и Англии, симпатии которых к Порте не вызывают никакого сомнения?»³⁴⁾

В беседе с австрийским послом Штюрмером английский посол Понсонби уверял его в выгодности для Англии «тесных отношений» между их государствами. «Нужно, — заявил Понсонби, — чтобы мы дали друг другу руку для того, чтобы противодействовать захватам России в Турции».³⁵⁾ Но Понсонби не только уговаривал Австрию (40/41) отказаться от союза с Россией, он и угрожал: «Если Франция и Англия уступят за Мухаммеда-Али, русские не будут иметь хорошую игру, трон султана обрушится прежде, чем один из их (русских, — Н.К.) солдат будет иметь время поставить ногу в Азии. Вы знаете, — продолжал английский посол, — сколько неприятностей может сделать Англия России. Меньше месяца нам достаточно, чтобы уничтожить ее торговлю».³⁶⁾

Но австрийское правительство, несмотря на известные противоречия с Россией на Ближнем Востоке, в данных условиях считало для себя более выгодным поддерживать политику царского правительства. Не случайно Меттерних в беседе с французским и английским послами в Вене утверждал, что договор, который хочет заключить Россия с Турцией, никакой опасности не представляет ни для Турции, ни для европейских государств. Отсутствием единства в лагере западных держав умело воспользовалась царская дипломатия, которой далось ослабить антирусские настроения части членов турецкого правительства. «Отношение к России улучшилось, — писал Орлов незадолго до подписания Ункяр-Искелесийского договора, — умы успокоились, опасение и недоверие к нам исчезли».³⁷⁾

Идея соглашения двух держав исходила от Турции. С таким предложением от имени султана обратился к Бутеневу Ахмет-паша в начале апреля 1833 г. (еще до приезда Орлова), когда существованию Османской империи грозила наибольшая опасность. Нессельроде в отчете Министерства иностранных дел за 1833 г. писал по этому поводу: «Первая мысль о договоре исходила непосредственно от самого султана. Он первый почувствовал необходимость иметь моральную поддержку России. Эта мысль была сообщена Бутеневу одним из приближенных султана».³⁸⁾ Имеются и другие свидетельства того, что инициатива заключения союзного оборонительного договора исходила именно от турецкого правительства, а не от России. Это свидетельство приводит в своей книге «Русские на Босфоре в 1833 году» Н. Муравьев. В беседе с ним 17 апреля 1833 г. маршал Ахмет-паша напомнил Муравьеву высказанное ему султаном желание продолжить дружбу, с Россией. Ахмет прибавил к этому: «Султан желает связать эти узы дружбы оборонительным и наступательным союзом с императором и сделать союз сей гласным перед всеми дворами Европы».³⁹⁾ Бутенев сообщил о предложении Порты в Петербург. Русское правительство отнеслось с большим вниманием к предложению султана, ибо включение оборонительного договора представляло чрезвычайные выгоды для России. Николай I писал Паскевичу по этому поводу: «Они мне предложили заключить с ними наступательный и оборонительный трактат: первое я отверг, второе принял, как вещь нам выгодную и весьма полезную при нынешнем союзе Франции и Англии».⁴⁰⁾

Об инициативе Турции в заключении русско-турецкого союза говорил также Орлов на совещании с турецкими дипломатами

4 (26) июня 1833 г. при обсуждении Уикяр-Искелесийского договора: «За несколько дней до моего приезда некоторые из лиц, доверенных султану, сделали генералу Муравьеву полуофициальное заявление о выгоде для обеих держав искренней дружбы между двумя суверенами путем заключения союзного договора».⁴¹⁾ Совершенно (41/42) очевидно, что Орлов не мог сделать подобного заявления на официальном совещании, если бы дело обстояло иначе.

Таким образом, неоспоримо, что инициатива заключения Ункяр-Искелесийского договора принадлежала Турции. Но также несомненно, что Порта решилась на подобный шаг лишь в силу своего затруднительного положения.

Разумеется, царское правительство, со своей стороны, было заинтересовано в заключении русско-турецкого союза. Оно рассчитывало договором с Портой закрепить там свое влияние, лишить Турцию возможности, в случае новых осложнений на Востоке, обращаться к какому-либо враждебному России европейскому государству и главное — не позволить врагам, Российской империи использовать черноморские проливы в агрессивных целях для нападения на Россию.

В инструктивной депеше Нессельроде Орлову от 8 (20) мая 1833 г. были даны основные наметки договора с Турцией. В ней подчеркивался оборонительный характер соглашения. «Россия будет защищать Турцию только против агрессии», — говорилось в документе. При этом речь шла о защите лишь Европейской Турции. «Эта поддержка, — указывал Нессельроде, — не распространяется на Африку куда уже совершено вторжение, взят Алжир. В последнем случае нужна морская помощь Англии, чтобы действовать совместно против общего врага».⁴²⁾ Россия, таким образом, обязывалась оказать помощь Турции лишь в случае нападения на ее европейскую территорию. Положение в Азиатской Турции в меньшей степени беспокоило царское правительство, поскольку интересы России в этот период преимущественно были сосредоточены в Европейской Турции и на Балканах. В случае же волнений в Африке или иностранного вторжения туда царское правительство предлагало действовать совместно с Англией, имея в виду, что главный удар будет направлен против Франции, которая в 1830 г. захватила Алжир.

Второй вопрос, представлявший интерес для царского правительства, касался секретной статьи будущего договора. «Эта статья, — писал Нессельроде, — была бы реальной выгодой для России. Она связала бы Порту официальным соглашением, которое обезопасило бы южные провинции Российской империи, граничащие с Черным морем. Подобная гарантия естественна, поскольку она явилась бы единственным вознаграждением за помощь, которую мы предложили султану». «Вместе с тем эта статья, — говорилось в депеше, — обеспечивает безопасность Турции, поскольку она предписывает держать вход в Дарданеллы закрытым для военных судов иностранных держав».

Третий вопрос, на который обращалось внимание Орлова, касался значения договора для умиротворения Востока вообще, и, в особенности, египетского паши. «Покровительство России, официально принятое Портой, должно быть в глазах Мухаммеда-Али препятствием, более серьезным, нежели гористая цепь, отделяющая Караманию от Малой Азии. Этот договор даст миру на Леванте гарантии более продолжительную, чем соглашение, заключенное между Портой и его вассалом».⁴³⁾

Этот проект договора с Турцией Орлов получил из Петербурга в начале июня 1833 г. Первоначально условия соглашения были сообщены лишь Ахмету-паше и султану, которые считали, что преждевременное оповещение всех членов Дивана о готовящемся договоре «сулит интриги иностранные и внутренние». Среди членов Дивана не было единого мнения по вопросу о союзе с Россией. Кроме того, присутствие русских войск в Турции, уже после того, как египетская армия начала отступление за Тавр, затягивало заключение договора. (42/43) Лишь 25 июня 1833 г. министр иностранных дел Турции, по поручению султана, обратился к Орлову с просьбой «обсудить основы оборонительного союза».⁴⁴⁾ Это заявление султана было оценено русскими дипломатами как официальное приглашение начать переговоры о союзе.

Важно отметить, что турецкое правительство сделало это заявление одновременно с обращением Орлова с нотой к султану от 25 июня о выводе русских войск с Босфора. В своем пространном донесении в Петербург от 11 июля 1833 г. (уже после подписания договора) Орлов обращал внимание царского правительства на то, что султан подписал договор с Россией лишь после русской ноты о выводе войск: Босфора. «Это обстоятельство доказывает, — отмечал Орлов, — что Порта решилась на заключение союзного договора только после того, как получила твердую уверенность относительно немедленного оставления русскими войсками Босфора».⁴⁵⁾ Этот факт опровергает существующие в западноевропейской литературе утверждения о том, что Ункяр-Искелесийский договор был навязан Турции «под охраной русских штыков».⁴⁶⁾ Как видно из документов, напротив, пребывание русских войск на Босфоре тормозило заключение договора, вызывало спасение турецкого правительства. Решение России о выводе войск ускорило подписание соглашения. В донесениях Бутенева также содержатся неоднократные упоминания об усилении влияния России в Турции после вывода войск с Босфора.⁴⁷⁾

26 июня начались переговоры. На заседаниях со стороны Турции присутствовал министр иностранных дел, военный министр, маршал Ахмет-паша. Со стороны России — Орлов и Бутенев. Споры вызвали два вопроса — о гарантии целостности Оттоманской империи и секретная статья договора о закрытии Дарданелл для военных судов иностранных государств. Турецкое правительство предлагало внести в открытую часть договора пункт о гарантии владений Османской империи. Орлов отклонил это предложение на том основании, что царское правительство «не имеет возможности и не может сохранить целостность ни Африканских провинций Турции, таких, например, как Алжир, ни даже Египта и Сирии, уступленных Мухаммеду-Али по воле султана». Кроме того, добавлял Орлов, включение в договор статьи о гарантии дало бы России право вмешательства в дела Турции в случае беспорядков в стране, не дожидаясь просьбы с ее стороны, что «не было бы совместимо ни с достоинством и интересами Оттоманского правительства, ни с намерениями императора». Включение такой статьи в договор, по мнению Орлова, было бы расценено Европой как протекторат, в то время как Россия думает о союзе.⁴⁸⁾ Отказ царского правительства гарантировать целостность Оттоманской Порты был вызван нежеланием связывать себя на будущее время подобным договорным обязательством. Что касается секретной статьи, то турки предлагали записать в ней о закрытии проливов для военных судов, враждебных обеим договаривающимся державам — России и Турции. Русские дипломаты настаивали на указании о закрытии проливов для военных судов, враждебных лишь Турции, на том основании, что в закрытии проливов прежде всего заинтересована Порта и в случае войны России с иностранными державами Турция как не участвующая в войне не обязана прекращать свои коммерческие отношения с воюющими государствами.⁴⁹⁾ Формулировка турецких (43/44) дипломатов, прямо указывавшая на интересы России в закрытии проливов, создавала почву для конфликтов с западноевропейскими державами чего Россия хотела избежать.

Турецкие министры не настаивали на своих предложениях, сочтя доводы Орлова убедительными. В русский проект договора была внесена лишь незначительная редакционная правка, не менявшая его существа.

26 июня (8 июля) 1833 г. в местечке Ункяр-Искелеси — летней резиденции султана — договор между Россией и Турцией был подписан. Договор был заключен сроком на 8 лет. В преамбуле соглашения указывалось, что оба государства, «движимые равным искренним желанием сохранить мир и доброе согласие, благополучно установленное между обеими державами, положили усилить и упрочить совершенную дружбу и полную доверенность, которая существует между ними заключением союзного оборонительного договора». Статья первая устанавливала вечный мир, дружбу и союз между Российской империей и Оттоманской Портой. В договоре указывалось, что союз России и Турции имеет целью взаимную защиту обоих государств от всякого покушения, и в силу этого царь и султан берут на себя взаимное обязательство откровенно обсуждать все вопросы, связанные с укреплением безопасности их государств, и оказывать друг другу существенную помощь в случае покушения на одну из договаривающихся сторон. Статья вторая подтверждала действие Адрианопольского мирного договора 1829 г., а также других соглашений России и Турции упомянутых в Адрианопольском договоре. Статья третья устанавливала обязательства царской России в случае необходимости предоставить в Турцию сухим путем и морем такое количество войск и сил, которое обе договаривающиеся стороны признают нужным. Статья четвертая говорила о том, что расходы на продовольствие войск, посланных для помощи, должны быть отнесены на счет державы, которой оказывается помощь. Статья пятая устанавливала срок действия договора — 8 лет. Перед истечением этого срока договаривающиеся стороны должны были обсудить вопрос о возобновлении трактата. Статья шестая определяла условия ратификации договора.⁵⁰⁾

Таким образом, статья первая договора устанавливала взаимность для обеих сторон оказания «существенной помощи» в случае покушения на одну из договаривающихся сторон. Однако ни эта статья, ни другие, не объяснили, каков должен быть характер помощи со стороны. Турции, в то время как статья третья прямо указывала обязательства России предоставить Турции такое количество «войск и сил, какое обе Высокие Договаривающиеся стороны признают нужным». Но к этому тексту соглашения была приложена отдельная секретная статья, которая представляла чрезвычайно важную часть Ункяр-Искелесийского трактата. В ней было написано, что так как царское правительство освобождает Турцию о^- необходимости оказывать России помощь своими вооруженными силами, «…Блистательная Порта Оттоманская взамен помощи, которую она в случае нужды обязана подавать, по силе правил взаимности данного договора должна будет ограничивать действия в пользу Императорского Российского Двора закрытием Дарданелльского пролива,⁵¹⁾ (44/45) т.е. не позволять никаким иностранным военным кораблям входить в оный под каким бы то ни было предлогом».⁵²⁾

Вход в Черное море был закрыт для всех иностранных кораблей; при этом в договоре нигде не упоминалось о закрытии выхода из его.

Секретная статья делала Россию неуязвимой со стороны Черного хоря, в случае нападения на нее какого-либо нечерноморского государства. Правда, в договоре не указывалось прямо, что русские военные корабли могли появляться в проливах, но это преимущество России вытекало из всего смысла соглашения, ибо «действительная» и существенная» помощь Турции со стороны России, согласно первой третьей статей договора, была бы невозможна при условии закрытия проливов для России. Кроме того, Ункяр-Искелесийский трактат подтверждал все прежние русско-турецкие соглашения, стало быть и договоры 1798 и 1805 гг., которые гарантировали право прохода русских военных кораблей через проливы.

Заключение Ункяр-Искелесийского договора вызвало обострение отношений России с западноевропейскими государствами, которые видели в этом соглашении серьезное ослабление своих позиций на Ближнем Востоке и усиление там влияния России. Эскадры флота Англии и Франции подошли к Дарданеллам. Правительства этих гран предъявили Турции протест против Ункяр-Искелесийского трактата, рассчитывая, что угрозы заставят султана отказаться от ратификации договора. В ноте английского и французского правительств было указано, что Ункяр-Искелесийский договор придает взаимным отношениям Османской империи и России совершенно новый характер, против которого европейские державы имеют право высказаться. Нота заканчивалась прямой угрозой России: «Если условия этого акта вызовут впоследствии вооруженное вмешательство России во внутренние дела Турции, то английское и французское правительства почтут себя совершенно вправе следовать образу действий, внушенному им обстоятельствами, поступая так, как если бы помянутого трактата не существовало».⁵³⁾ На это последовал столь же резкий ответ из Петербурга, в котором заявлялось, что русское правительство приняло решение «исполнить в точности, если к тому представится случай, обязательства, возложенные на него трактатом 26 июня (8 июля), поступая так, как если бы не существовало нот английского и французского поверенных в делах».⁵⁴⁾ Турецкое правительство поддержало это заявление Петербурга. Протесты Англии и Франции не поколебали намерения султана «сохранить и упрочить мир с Россией».⁵⁵⁾

В ответной ноте западным державам султан писал об оборонительном характере русско-турецкого союза, который «не дает права никакой интервенции со стороны одного из независимых государств, но обеспечивает Порте помощь, если осложнения, которые только что имели место, заставят султана ее просить. Этот союз не представляет угрозы другим европейским государствам».⁵⁶⁾ Но и после этого официального заявления турецкого правительства пресса Лондона и Парижа не прекратила своих нападок на договор, заявляя, что он силой исторгнут у султана, нарушает суверенитет Турции, что благодаря тому соглашению Черное море превращено в Русское озеро, а Турция (45/46) стала клиентом России, охраняющим вход в него.⁵⁷⁾ Но все попытки английской и французской дипломатии расстроить русско-турецкое сближение оказались безуспешными. Противоречия Англии и Франции на Ближнем Востоке мешали им действовать согласование Англия не желала брать на себя инициативу в развязывании военного конфликта против России, предпочитая, чтобы этим занялась Франция или Австрия. Франция, со своей стороны, не была готова к войне да и не желала воевать с Россией. Вовлечь Австрию в антирусскую коалицию также не удалось. Австрийское правительство на все предложения Англии и Франции о совместной борьбе с Россией отвечало категорическим отказом, заявляя «о единстве взглядов двух правительств».⁵⁸⁾ Русско-австрийский договор в Мюнхенгреце, подписанный в сентябре 1833 г., на некоторое время предотвратил изоляцию России в восточном вопросе. Но в то же время он явился и известным отступлением от традиционного стремления России решать ближневосточную проблему только путем двусторонних переговоров с Турцией без участия других европейских держав.

* * *

Ункяр-Искелесийский договор являлся серьезным успехом внешней политики русского царизма на Ближнем Востоке.

Вместе с тем этот договор не ограничивал суверенитета Порты и был в известном смысле выгоден ей. Если бы это было иначе, то после заключения перемирия с Египтом и ухода русских войск из Константинополя ничто не мешало султану отказаться от ратификации соглашения, тем более, что флоты Англии и Франции находились в Средиземном море и в ультимативной форме требовали ликвидации договора. Европейская дипломатия была уверена, что объединенными усилиями западных государств, прибегая к угрозам и запугиванию неизбежностью войны на Ближнем Востоке, ей удастся убедить султана в опасности для Турции союза с Россией. Талейран писал по поводу замыслов западноевропейских держав: «нельзя думать, что после того, как русские войска только что покинули Константинополь и султан, следовательно, вновь обрел свою независимость, объединенный голос Франции и Англии не будет услышан».⁵⁹⁾ Однако турецкое правительство, не взирая на происки западных государств, ратифицировало соглашение с Россией, ибо видело в нем определенную пользу для Турции.

Прекращение войны с Египтом и заключение Ункяр-Искелесийского договора позволило Порте заняться внутренними преобразованиями. Правительство приступило к укреплению государственного аппарата, финансов и армии. Была проведена реформа администрации, призванная поднять ответственность чиновников и их интерес к государственной службе. Принимались меры борьбы с произволом местных правителей. В октябре 1833 г. была введена в обращение новая серебряная монета большей ценности. Эти нововведения благоприятно отразились на торговле Турции. Много внимания правительство уделяло реорганизации турецкой армии; несколько наборов, проведенных в 1833 и 1834 гг., значительно увеличили контингент вооруженных сил страны. В 1834 г. в Турции была создана национальная гвардия (резервная армия).⁶⁰⁾ На берегах Дарданелльского пролива возводились новые укрепления, имевшие целью защиту Турции от внешнего вторжения.⁶¹⁾ (46/47)

Годы действий Ункяр-Искелесийского трактата (1833—1840) отмечены укреплением политических отношений между Россией и Турцией.

В этом плане следует оценивать турецкую миссию в Петербург октябре 1833 г. ,во главе с Ахметом-пашей в качестве чрезвычайного посла и полномочного министра. Инициатива направления в Россию турецкого посольства исходила от Турции.⁶²⁾ Турецкое правительство рассчитывало использовать русско-турецкий союз, чтобы решить в свою пользу некоторые спорные вопросы между двумя странами. Царское правительство благожелательно отнеслось к предложению турецкого правительства направить специальную миссию в Петербург, сделав все необходимые приготовления для встречи турецких представителей. Ахмет-паша с посольством в составе 29 человек выехал из Константинополя 5 октября 1833 г. и 22 ноября прибыл в Петербург, где находился до 2 февраля 1834 г. В Петербурге, так же как и на всем пути следования до столицы, Ахмету-паше были оказаны всяческие знаки внимания, ему была предоставлена возможность осмотреть достопримечательности Петербурга и его окрестностей, побывать в Кронштадте, Петергофе, «видеть там все, что он пожелает».⁶³⁾

В пространной инструкции, данной Ахмету-паше султаном, отмечалось значение русско-турецкого союза, который «заключен в целях обеспечения спокойствия двух государств от внутренних и внешних шагов», говорилось, что самый факт миссии в Петербург является знаком дружбы и искренности, установившимся между двумя империями». Ахмету-паше предлагалось обсудить в Петербурге ряд переменных вопросов, в частности вопрос об эвакуации русских войск из Дунайских княжеств и порядке управления ими. В инструкции отмечалась желательность назначения господарей султаном вместо избрана их Диванами. Порта также считала важным для себя договориться о разграничении между Россией и Турцией в Азии, установленном Адрианопольским миром, но не выполненном и, наконец, о выгоде русских войск из Силистрии.⁶⁴⁾ Царское правительство, желая поддержать лояльные отношения с Портой, во время происходивших переговоров шло на известные уступки Турции. «В настоящем положении наших дружественных и союзных отношений с Оттоманской империей, — писал Бутенев в Петербург в сентябре 1833 г., — желательно не оставлять на будущее никакого повода для дискуссии».⁶⁵⁾ Переговоры, в которых принимал участие Николай I, окончились подписанием 7(29) января 1834 г. Петербургской конвенции. Конвенция состояла из четырех статей. В первой статье подтверждалась граница между Россией и Турцией в Азии, установленная Адрианопольским миром. Вторая статья касалась внутреннего управления в Дунайских княжествах и эвакуации оттуда русских войск. Турция обязывалась подтвердить Административный регламент княжеств, принятый Диванами Молдавии и Валахии в 1831 г., и издать по этому поводу хатти-шериф. Царское правительство, со своей стороны, согласилось на назначение (а не избрание) господарей султаном из числа кандидатов, предложенных царским правительством. Спустя два месяца после назначения господарей русские войска эвакуировались из княжеств, но в Силистрии оставался гарнизон до выплаты Турцией оставшейся части контрибуции.

По третьей статье конвенции Россия соглашалась взимать с Турции ежегодно не один миллион дукатов контрибуции, как это было обусловлено Адрианопольским миром, а половину этой, суммы — пятьсот (47/48) тысяч дукатов. Кроме того, царское правительство уступало Порте два миллиона дукатов, т.е. третью часть суммы, причитающейся с Порты.

Статья четвертая говорила о ратификации конвенции не позднее шести недель со дня ее подписания.⁶⁶⁾ Вскоре, 10(22) марта 1834 г султан ратифицировал Петербургскую конвенцию. В апреле был подписан фирман султана, утверждавший административный регламент княжеств, и были назначены господари Молдавии и Валахии. В конце 1834 г. русские войска оставили княжества. Таков был непосредственный результат переговоров в Петербурге. Правительства обеих стран положительно оценивали итоги переговоров. «Я испытываю полное удовлетворение результатами переговоров с Ахмедом-пашей»,⁶⁷⁾ — писал Нессельроде. Турецкое правительство также выражало полное одобрение Петербургской конвенции и уверенность в дальнейшем улучшении отношений с Россией.⁶⁸⁾

Петербургская конвенция 1834 г. была известной уступкой, данной Россией Турции за Ункяр-Искелеси. Она способствовала укреплению союзных отношений между Россией и Турцией, ослабляла остроту противоречий держав на Востоке. Тот факт, что царское правительство соглашалось вывести свои войска из Дунайских княжеств и несколько уменьшить контрибуцию, свидетельствовал о его желании в то время сохранить мирные отношения с Турцией.

Заключение Ункяр-Искелесийского договора благоприятно сказалось на положении балканских народов, которые, пользуясь укреплением русского влияния в Турции, смелее стали требовать выполнения Партой ее обязательств, вытекавших из прежних договоров России с Турцией. Вскоре после подписания Ункяр-Искелесийского договора особым хатти-шерифом в октябре 1833 г. Порта подтвердил: внутреннее самоуправление Сербии и согласилась на присоединение к ней ряда округов (Крайны и др.), из-за которых в течение ряда лет между Турцией и Сербией происходили столкновения.⁶⁹⁾

Известное значение имел Ункяр-Искелесийский трактат для народов Кавказа, где в результате русско-турецкого соглашения потеряли свое прежнее влияние протурецкие элементы. В 30-е гг. почти прекратились враждебные действия со стороны Турции на турецко-кавказской границе. Вместе с тем активизировалась деятельность английской дипломатии, которая не хотела мириться с ослаблением своих позиций в Турции и попыталась взять реванш на Кавказе.⁷⁰⁾

Адрианопольский и Ункяр-Искелесийский договоры способствовали усилению товарообмена между Россией и Турцией. Разумеется, улучшение торговых связей между обеими странами нельзя объяснять лишь этим договором. Оно связано прежде всего с общим процессом разложения феодальной системы и развитием капиталистических отношений. Но естественно, что соглашение, приведшее к улучшению политических взаимоотношений России и Турции, положительно отразилось и на экономических связях обеих стран. Ункяр-Искелесийский договор содержал статьи, способствовавшие оживлению русско-турецкой торговли. Статья вторая подтверждала прежние договоры России с Турцией, в том числе Адрианопольский. Этот, договор предоставлял полную свободу торговому судоходству через Босфор и Дарданеллы как России, так и всем странам, находившимся в дружбе с Турцией, а также полную свободу торговли русских (48/49) подданных по всей территории Османской Империи. Пошлины на торговлю, производимую в Турции, были ликвидированы. Пошлины на привозимые и вывозимые товары определялись особым тарифом, утвержденным в 1833 г. и выгодным для торговли обеих стран.

В июне 1835 г. в России было учреждено акционерное общество для установления и развития постоянных торговых связей между Одессой и Константинополем.⁷¹⁾ Русская буржуазия и обуржуазившееся дворянство, нуждаясь в сбыте своих товаров на внешнем рынке, активно включились в ближневосточную торговлю. Ограждая интересы господствующих классов, министр финансов Канкрин на заседании Государственного совета в 1836 г. предлагал провести специальные меры по расширению торговли с Турцией и Ираном.⁷²⁾

В правительственном «Журнале мануфактур и торговли» помещались статьи, знакомившие русских промышленников и купцов с состоянием экономики Турции, ее промышленностью, сельским хозяйством и торговыми интересами. Журнал указывал, какие товары можно выгодно продавать в Турции, и ставил задачу развивать там торговлю, в частности, «бумажным товаром».⁷³⁾

К. Маркс в статье «Действительно спорный пункт в Турции» отмечал рост товарооборота между Россией и Турцией до 1840 г. и падение ее после этого времени.⁷⁴⁾ Документы официальной статистики подтверждают это.

Несмотря на известные колебания (уменьшение стоимости русского экспорта в 1837 г. вследствие чумы в Одессе и вызванного ею карантина, а также вследствие понижения цен), обороты русской торговли с Турцией значительно возросли.⁷⁵⁾ 1835 год дает особенно значительный рост русского экспорта, превышающий экспорт 1833 г. более чем на 6 млн. руб. В 1839 г. в Турцию было вывезено русских товаров почти на 4 млн. руб. больше, чем в 1833 г. (21 755 513 руб. против 17 816 822 руб.). Привоз турецких товаров в Россию также увеличился, хотя и в несколько меньших размерах.

Соглашение в Уикяр-Искелеси положительно сказалось на русско-турецких политических и дипломатических отношениях. Оно подорвало влияние западноевропейских держав в Турции. Поэтому все их усилия были направлены на «расширение» Ункяр-Искелесийского договора путем «включения» в него всех европейских держав. Эта цель была достигнута ими лишь заключением Лондонских конвенций 1840—1841 гг.

Доцент H.С. Киняпина

¹⁾ Talleyrand. Mémoires, t. V, Paris, 1892, p. 212.

²⁾ Y. Ancel. Manuel historique delà question d’Orient (1792—1925), Paris, 1925.

³⁾ Mosely. Russian diplomacy and the Opening of Easter’n question in 1838—1839, Paris, 1934, p. 30.

⁴⁾ См. С.С. Татищев. Внешняя политика императора Николая Первого; СПб., 1887; С. Жигарев. Русская политика в восточном вопросе, М., 1896; С. Горяинов. Босфор и Дарданеллы, СПб., 1907; М.А. Таубе, Восточный вопрос и австро-русская политика в первой половине XIX столетия, Пг., 1916; Б.Э. Нольде. Босфор и Дарданеллы. В его книге «Внешняя политика. Исторические очерки». Пг., 1915.

⁵⁾ А. Скальковский. Опыт статистического описания Новороссийсского края, ч. II, Одесса, 1853, стр. 95-97.

⁶⁾ А. Семенов. Изучение исторических сведений о Российской внешней торговле и промышленности, ч. 3, СПб., 1859, табл. к стр. 65.

⁷⁾ Metternich. Mémoires, documents et écrits divers, t. IV, 1881, p. 477.

⁸⁾ АВПР. ф. канц., 1834, д. 37, л. 288.

⁹⁾ Tabit Karim. Muhammad Ali, Le Caire, 1942, p. 206. Приношу благодарность И.С. Данилову за перевод этой работы с арабского языка.

¹⁰⁾ По этому вопросу см. также статью Т. Еремеевой. Египетский кризис 1831—1833 гг. и великие державы, «Ученые записки по новой и новейшей истории», АН СССР, т. II, 1956.

¹¹⁾ АВПР, ф. канц.. 1833, д. 211, л. 135.

¹²⁾ Там же, Отчет Министерства иностранных дел за 1833 г., л. 13.

¹³⁾ Там же, 1832, д. 50, л. 55.

¹⁴⁾ Там же, д. 49, л. 633.

¹⁵⁾ АВПР, ф. канц., 1832, д. 49, лл. 633-634.

¹⁶⁾ Там же, д. 18, л. 449.

¹⁷⁾ Там же, д. 49, л. 630.

¹⁸⁾ H.Н. Муравьев. Русские на Босфоре в 1833 году, М., 1869, стр. 12.

¹⁹⁾ Там же, стр. 21; см. также АВПР, ф. канц., 1833, д. 45, лл. 111, 134.

²⁰⁾ АВПР, ф. канц., 1833, д. 45, л. 131.

²¹⁾ Там же, л, 151.

²²⁾ H.Н. Муравьев. Указ, соч., стр. 55.

²³⁾ АВПР, ф, канц., 1833, д. 45, л. 286.

²⁴⁾ Там же.

²⁵⁾ АВПР, ф. канц., 1833, д. 45, л. 38.

²⁶⁾ Там же, д. 13, л. 291.

²⁷⁾ Там же, д. 47, л. 147.

²⁸⁾ АВПР, ф. канц., 1833, д. 211, л. 336, Vienne réc.

²⁹⁾ Там же, л. 342, Vienne réc.

³⁰⁾ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. IX, стр. 435.

³¹⁾ АВПР, ф. канц., 1833, д. 49, лл. 79-80.

³²⁾ АВПР, ф. канц., 1833, д. 51, лл. 154-156.

³³⁾ Там же, д. 47, л. 108.

³⁴⁾ Там же, д. 13, л. 437.

³⁵⁾ Там же, л. 142.

³⁶⁾ АВПР, ф. канц., 1833, д. 47, л. 145.

³⁷⁾ Там же, л. 153.

³⁸⁾ Там же, Отчет Министерства иностранных дел за 1833 г., л. 27.

³⁹⁾ H.Н. Муравьев. Указ, соч., стр. 274-275; см. также АВПР, ф. канц,, 1833, д. 51, л. 174.

⁴⁰⁾ Кн. Щербатов. Генерал-фельдмаршал князь Паскевич. Его жизнь и деятельность, т. V, Приложения, СПб., 1896, стр. 164-165.

⁴¹⁾ АВПР, ф. канц., 1833, д. 50, л. 476.

⁴²⁾ АВПР, ф. канц., 1833, д. 51, л. 190.

⁴³⁾ Там же, лл. 174, 198, 207.

⁴⁴⁾ АВПР, ф. канц., 1833, д. 50, л. 441.

⁴⁵⁾ Там же, л. 468.

⁴⁶⁾ Y. Ancel. Manuel historique dé la question d’Orient, p. 112.

⁴⁷⁾ АВПР, ф. канц., 1833, д. 47, л. 115.

⁴⁸⁾ Там же, д. 50, л. 470.

⁴⁹⁾ Там же, л. 471.

⁵⁰⁾ Т. Юзефович. Договоры России с Востоком. Политические и торговые. СПб., 1869, стр. 89-92.

⁵¹⁾ Ф. Мартенс указывал на различия в русском и турецком текстах договора. В секретной статье русского экземпляра пишется о Дарданеллах (Босфор не значится), в то время как в турецком переводе вместо названия «Дарданеллы» стоит пролив «Белого моря», т.е. Средиземного, что обозначает все пространство вод между Средиземным и Черным морями. Юзефович также, как и Мартенс, придавал этому различию существенное значение. Нам кажется, что оно значения не имеет, так как запрет входа в Дарданеллы — первый пролив со стороны Средиземного моря — естественно распространялся и на Босфор, т.е. на все пространство вод черноморских проливов. — Н.К.

⁵²⁾ Т. Юзефович. Указ, соч., стр. 92.

⁵³⁾ С. Татищев. Внешняя политика императора Николая I, СПб., 1887, стр. 382.

⁵⁴⁾ Там же, стр. 383.

⁵⁵⁾ АВПР, ф. канц., 1833, д. 48, л. 414.

⁵⁶⁾ Там же, д. 47, л. 233.

⁵⁷⁾ АВПР, ф. канц., 1833, д. 47, л. 145; д. 48, л. 194.

⁵⁸⁾ Там же, д. 47, л. 131.

⁵⁹⁾ Talleyrand. Mémoires, t. V, рр. 210-211.

⁶⁰⁾ АВПР, ф. канц., 1834, д. 35, л. 449.

⁶¹⁾ Там же, 1833, д. 47, л. 28.

⁶²⁾ АВПР, ф. канц., 1833, д. 47, лл. 358, 560.

⁶³⁾ Там же, ф. Гл. управления 1-6, 1833, д. 2, папка 4, л. 4.

⁶⁴⁾ Там же, ф. канц., д. 48, лл. 29-55.

⁶⁵⁾ Там же, д. 47, л. 359.

⁶⁶⁾ АВПР, ф. канц., 1834, д. 36, лл. 56-61.

⁶⁷⁾ Там же, л. 3.

⁶⁸⁾ Там же, д. 34, л. 233.

⁶⁹⁾ См. подробнее об этом Н. Попов. Россия и Сербия, ч. I, М., 1869, стр. 26.

⁷⁰⁾ См. «Красный архив», 1940, № 5, «Англо-русский инцидент со шхуной «Винсен». Вводная статья С.К. Бушуева.

⁷¹⁾ «Журнал мануфактур и торговли», 1835, № 12, стр. 19-20.

⁷²⁾ См. М.К. Рожкова. Экономическая политика царского правительства на Среднем Востоке во второй четверти XIX века и русская буржуазия, М.–Л., 1949, стр. 239-240.

⁷³⁾ «Журнал мануфактур и торговли», 1838/№ 1-3.

⁷⁴⁾ См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. IX, стр. 383-384.

⁷⁵⁾ См. «Государственная внешняя торговля в разных ее видах», СПб., 1833—1842 гг., (Таблицы «Баланс Российской внешней торговли по нациям» в каждой книжке за указанные годы).