выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
| Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. | |
Исторический журнал. 1942, № 8.
[73] – начало страницы.
Исторический роман занял выдающееся место в советской литературе. Ни один жанр беллетристки не давал и не дает столь полноценных, достойных великой русской литературы образцов, как исторический роман в творчестве А. Толстого, М. Шолохова, С. Сергеева-Ценского, В. Яна, С. Бородина и других авторов. К категории этих авторов примыкает и А. Антоновская своим многотомным и еще не законченным романом «Великий Моурави», который удостоен высокой правительственной награды — Сталинской премии.
Надо отдать должное смелости А. Антоновской, автору, рецензируемого романа: она взяла тему очень трудную и запутанную. Изобразить историческую личность выдающегося народного вождя и крупного [73] полководца Георгия Саакадзе — задача весьма нелегкая. Ведь речь идет о полководце, который в грузинской историографии изображается то как предатель и враг грузинского народа, то как беззаветно преданный великий сын Грузии, то как изменник, раскаявшийся в своих злодеяниях и поднявший меч против поработителей родины — своих недавних союзников. В течение сравнительно короткой, но бурной жизни Саакадзе как военачальник и полководец сражался под различными знаменами, часто враждебными друг другу. В этом смысле он поистине заслуживает клички «грузинского Алкивиада».
Время Георгия Саакадзе — это значительный этап в развитии не только грузинской, но и всемирной истории. На Западе в ту пору развернулись опустошительные события Тридцатилетней войны, выдвинувшей такого замечательного полководца, как Густав-Адольф. В России — это период кровавых войн между Россией и польско-литовскими захватчиками, завершавшийся преодолением смуты и укреплением государства под властью новой династии Романовых. В Ближней Азии этот период отмечен появлением в Иране жестокого и свирепого узурпатора — шаха Аббаса Сефевида, последнего могущественнейшего деспота Ирака. Процесс преодоления феодальной раздробленности и формирования крупных монархических держав, обеспечивающих более быстрое развитие новых, капиталистических отношении в этот период, достиг своего высшего напряжения.
Однако расшатать феодальные устои на Востоке оказалось гораздо труднее, чем на Западе, где в XVII в. стали складываться крупные монархические государства, в недрах которых успешно развивался капитализм. В том и весь трагизм личной, судьбы Георгия Саакадзе, что его деятельность протекала на исторической, почве Востока и не могла дать тех плодотворных результатов, о которых он мечтал и к которым стремился. Но и то, чего он достиг, пробуждая сознание азнауров для борьбы с феодальной раздробленностью, поднимает его на целую ступень выше его современников.
Автор приложил немало труда к изучению жизни и быта Грузии той эпохи. Перед читателем оживают нравы и нравственные устои народа, создавшего свой красочный фольклор, свои религиозные обряды и исторические традиции. Грузия в ту пору была разобщена. Политическая структура ее характеризовалась наличием трех царств, не всегда солидарных между собой, и внутренними раздорами между владетельными князьями. Основным ядром трех грузинских царств являлась Картлия со столицей Тбилиси, западнее простиралось Имеретинское царство со столицей Кутаиси, а восточнее — Кахетинское со столицей Телави. Вспоминая славное прошлое, когда в лице могущественного царя Давида Возобновителя или царицы Тамары Грузия была сплоченной, грозной силой для иноземных захватчиков, современники Саакадзе —передовые, мыслящие люди — должны были стремиться к объединению своей родимы, к подавлению центробежных сил, облегчающих возможное вмешательство и прямое порабощение страны извне. Однако на пути осуществления подобного патриотического замысла стояло такое существенное препятствие, как мелкие княжества.
Чтобы вернее и полнее представить всю реакционность этих княжеств, достаточно вдуматься в следующую сжатую характеристику. дореформенной Грузии, данную товарищем Сталиным: «Грузины дореформенных времен жили на общей территории и говорили на одном языке, тем не менее они не составляли, строго говоря, одной нации, ибо они, разбитые на целый ряд оторванных друг от друга княжеств, не могли жить обшей экономической жизнью, веками вели между собой войны и разоряли друг друга, натравливая друг на друга персов и турок. Эфемерное и случайное объединение княжеств, которое иногда удавалось провести какому-нибудь удачнику-царю, в лучшем случае захватывало лишь поверхностно-административную сферу, быстро разбиваясь о капризы князей и равнодушие крестьян. Да иначе и не могло быть при экономической раздробленности Грузии».1)
Вслед за этой политической силой, наложившей реакционный отпечаток на социальную жизнь страны, определившей ее отсталость, забитость и бессилие, надо рассматривать сословие азнауров, выступающее в качестве противодействующей, силы княжескому партикуляризму, разобщенности. Азнауры — это грузинские дворяне, имевшие заслуги перед царем и проявлявшие немало доблести в боях под царскими знаменами; они не оторваны от широких масс грузинского народа, стоят ближе к страданиям и нуждам народа, стараются установить более прямую государственную связь между царем и народом, минуя то промежуточное звено, каким является княжеская власть. Наконец одним из важнейших факторов политической жизни страны было грузинское духовенство в лице православной церкви Грузии, которая стремилась избавить страну от свирепых деспотов мусульманского Востока и связать ее судьбу с христианским единоверным Западом, т.е. с усилившейся тогда Россией.
Что же касается основной, хотя и потенциальной политической силы Грузии — грузинского народа, — то он стонал под тяжестью непосильных податей иноземным и отечественным эксплоататорам и был скован крепостническим гнетом, задерживавшим не только экономическое развитие страны, но и рост народонаселения.
Автор сумел яркими и правдивыми красками изобразить все эти политические силы, все социальные группировки вплоть [74] до сословия ремесленников — амкаров. Азнауры и амкары, как правильно считает автор, являются самыми прогрессивными народными силами Грузии XVII века. Их вождь Саакадзе стремится к национальному освобождению Грузии, к усилению ее государственной мощи и к социальным преобразованиям. Саакадзе мечтает о том, чтобы вооружить азнауров, крестьян и амкаров против владетельных князей, и тогда, думает он, в Грузии установится для народа свободная жизнь, наступит конец кабальным условиям труда и осуществится объединение Грузии в одну мощную силу, свободную от иноземного гнета.
В дальнейшем Саакадзе стоит перед необходимостью расчленить эти две задачи (социальное преобразование и национальное объединение Грузии) и осуществить сначала одну, а затем уже другую. Сопротивление князей и растущее могущество иранского шаха Аббаса толкают его к попытке использовать это враждебные силы одну против другой. Саакадзе решается на роковой шаг: он прибегает к помощи «льва Ирана» — шаха Аббаса — для разгрома княжеского сепаратизма и для социального переустройства Грузии под властью картлийского царя Луарсаба II. С этой целью он вступает в тайную переписку с шахом Аббасом, минуя грузинского царя, который мог бы быть помехой в осуществления этих планов. Шах Аббас умел ценить и награждать своих тайных агентов. Он осыпает Саакадзе своими милостями и тем самым заставляет как картлийского царя Георгия X, так и позже его преемника Луарсаба II считаться с этим опасным и способным азнауром.
Автор создал трогательную (исторически не совсем правдоподобную) любовную историю между Луарсабом II и сестрой Саакадзе — Текле. Историческая истина заключается в том, что царь смело идет на брак с Текле, понимая, что шурин, его Саакадзе будет достаточно сильной опорой в его «державном труде» и своей популярностью упрочит царский трон. Это хорошо понимали и князья, которые с самого начала усматривали в этом выборе жены не личные, как изображает автор, мотивы влюбленного царя, а политические расчеты, основанные на использовании демократических сил против князей. Но при всем том царь уклоняется от смелой, последовательной борьбы с владетельными тавадами, и, наоборот, он в решительный момент предпочитает идти с ними на компромисс. Он готов также использовать азнауров и демократические силы, но не хочет делать в их пользу никаких уступок. Будучи верным учеником своего воспитателя везира Шадамана Бараташвили, Луарсаб II не имеет иных политических идеалов, чем те, что ставил перед собой сам везир. Этот хитрый, тонкий политик при всем своем большом уме, политическом кругозоре и опыте все же остается верным хранителем былых традиций защиты княжеских привилегий. Бараташвили замечает ростки нового грузинского возрождения, но не воспринимает, а отвергает их. Именно на этом рубеже Бараташвили и Саакадзе выступают друг против друга как непримиримые враги, возглавляющие две противоборствующие партии, два различных социальных течения. Саакадзе для осуществления своих прогрессивных планов служит Ирану — шаху Аббасу, — Бараташвили же служит интересам Турции — султану Ахмеду I.
В конце концов Саакадзе понял свою ошибку; понял, что лучшие годы он посвятил бездушному, хитрому, кровожадному тирану, который вероломно и с невероятным цинизмом издевался над святынями его родины, над народом, свободой, религией и честью; который перехитрил его и выиграл партию. Сознавая всю горечь своего поражения, Саакадзе нашел в себе силы не унывать и продолжал игру. Умелыми маневрами он настолько усыпляет бдительность шаха, что тот дает ему свободу действий, хотя держит у себя в качестве заложника его старшего сына. Саакадзе во главе стотысячной армии Ирана идет на родную Грузию для окончательного покорения ее для «солнца Ирана». На самом же деле Саакадзе, пользуясь своей громкой славой полководца, своими полномочиями и обширной властью, жестоко мстит коварному деспоту. Он поднимает знамя восстания и, опираясь на грузинское ополчение, на славных «барсов», на своих испытанных в боях соратников, начинает разгром армии шаха, предварительно разделив ее на части, чтобы ослабить и окончательно добить ее. Руководя всеми боевыми операциями, он лично в открытом бою уничтожает таких крупных военачальников шаха, как Карчи-хан, Верда-бек и др.
Личная доблесть и отвага были характерными чертами этого замечательного воина и играли весьма важную роль в его возвышении как у царя, шаха; так и у грузинского народа. Однако Саакадзе был не только непобедимым рубакой, но и проницательным, мыслящим военачальником, который изучал опыт прошлых войн, размышлял о соотношения конницы и пехоты, о значении огневой мощи новых армий европейского образца, и, наконец, Саакадзе был наделен политической мудростью восточного царедворца. Все это, вместе взятое, создавало Саакадзе беспримерный успех как на политической арене, так и на полях сражений.
Таким образом, перед нами выдающаяся историческая фигура эпохи возрождения на Ближнем Востоке. Историко-познавательное значение романа огромно, особенно если иметь в виду тот значительный труд, который автор вложил в дело собирания материалов по фольклору и исторической документации. Но не только в этом основная заслуга автора, а главным образом в том, что он решительно ваялся за историческое оправдание роли и значения Саакадзе в грузинской истории, отбросив в сторону те мелкотравчатые, благочестивые взгляды политических обывателей различных [75] времен, которые с ханжеским ужасом отшатнулись от него как от злодея, изменника. Автор показал, что действенному, энергичному патриоту того времени ничего иного не оставалось, как вооружиться волчьими нравами и лисьей хитростью для того, чтобы найти пути освобождения своего народа от двойного ига: феодального и иноземного порабощения. Когда маститый армянский историк Чамчян в своем капитальном труде «Армянская история» чернит память великого Моурави,2) а грузинский народ воспевает и превозносит его как героя и освободителя, то для всякого непредубежденного ума становится ясно, где истина и кто прав. Разумеется, перед судом исторической науки образ Саакадзе будет выглядеть несколько иначе, чем это представил автор данного романа. Историческая наука, учитывая не столько благие пожелания и патриотические стремления Моурави, сколько конкретные результаты его кипучей и противоречивой деятельности, отметит его ошибки, пороки, ограниченность, чего не мог, да, вероятно, и не хотел видеть художник, который склонен несколько идеализировать своего героя, затушевывать его недостатки.
Действительно, в стремлении Саакадзе найти опору в Иране для осуществления своих освободительных планов не было ничего рационального, почему этот маневр и принес столько бедствий его же родине. Не лучше стало и тогда, когда Саакадзе перекинулся в лагерь султанской Турции: та же политическая отсталость, присущая и Ирану, мстила за себя и здесь; ведь именно турки и убили этого замечательного героя, причем мотивы этого злодейского акта были мелкие: личные интересы различных пашей и царедворцев из султанского сераля. Эти поучительные факты говорят о том, что из всех внешнеполитических ориентаций самой здоровой и исторически разумной была ориентация на единоверную Россию, которая уже в этот период стала грозной и надежной силой для спасения Грузии от ужасающих злодеяний шаха Аббаса и его достойного соперника — султана. Как уже было указано, русскую ориентацию поддерживала грузинская церковь, и в этом проявились ее дальновидность и историческое чутье. Саакадзе пользовался поддержкой церкви, но не умел учиться у нее. В тяге духовенства к России он усматривал чисто религиозные мотивы, не замечая весьма веских и здравых политических расчетов, которыми руководствовалась церковь. Дело в том, что Россия была олицетворением той западной культуры и цивилизации, к которым тянулся грузинский народ на протяжении последних веков и с которой стремились его разлучить все иранские шахи и турецкие султаны, прибегая к насильственным переселениям целых городов и деревень, истребляя непокорных «западников», не желающих менять свои передовые взгляды, обычаи и веру и погружаться в азиатчину, в духовное одичание.
Автор романа вывел на сцену свыше ста действующих лиц, но никто из них не отличается религиозностью, и для всех церковь и религия — лишь средство. Так например даже царь Луарсаб II, отказавшийся принять магометанство и впоследствии из-за этого принявший мученическую смерть, изображен автором не как религиозный человек, а как трезвый политик, который только из-за боязни потерять престиж у народа отвергает посягательства шаха на его веру.
Роман А. Антоновской — пока произведение незаконченное. Конец четвертой части содержит в себе обещание новой, пятой, а быть может, и шестой часта. Автор должен нам рассказать о дальнейших жизненных этапах великого Моурави: о его службе султану, о его новых победах и его гибели от злодейских рук Хосров-паши и иных завистников его беспримерной военной славы. Но и в том виде, в котором он дан, этот объемистый труд представляет смелый и несомненно удавшийся творческий замысел, заслуживающий полного внимания со стороны читателей.
1) И. Сталин «Марксизм и национально-колониальный вопрос». Сборник избранных статей и речей, стр. 5-45. М., 1934.
2) Чамчян «Армянская история». Т. III, стр. 675.
Написать нам: halgar@xlegio.ru