выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
| Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. | |
Этнографическое обозрение. 1908. № 3.
[147] – конец страницы.
Орфография частично осовременена.
Тридцать седьмой выпуск «Сборника» содержит несколько статей, представляющих большой интерес как для кавказскаго, так и для общаго языковедения. В нем помещены две статьи А.К. Глейе («Опыт решения ванскаго (урартскаго) вопроса» и «К праистории северно-кавказских языков»), три статьи А.М. Дирра («Новейшие взгляды на отношения кавказских языков к другим», «Закавказье, как родина арийцев» и «О классах (родах) в кавказских языках») и сверх того довольно обширный труд того же автора об агульском языке. Начнем со статей Глейе.
Содержание первой статьи «Опыт решения ванскаго (урартскаго) вопроса» (отд. III стр. 18-48) вкратце следующее: автор высказывается за принадлежность языка так наз. ванских или урартских клинообразных надписей (найденных около озера Ван в Армении) к лезгинской группе языков, и подтверждает свое предположение сравнением ванских флективных элементов и отдельных слов с соответствующими лезгинскими; урартский язык оказывается наиболее близким к лезгинским языкам кюринской подгруппы; считая, таким образом родство урартийцев с лезгинами доказанными, автор ищет лезгинские элементы в языке армян, занявших территорию древних урартийцев и, следовательно, могших много позаимствовать от этих последних. К сожалению, автор, приводя параллели из кюринских языков, большею частию пользуется материалами Эркерта, на ненадежность которых не раз уже указывал уважаемый изследователь Кавказа А.М. Дирр. Это обстоятельство лишает работу Глейе половины ея убедительности, так как почти каждое слово приходится проверять и сличать с более точными материалами, при чем результаты этих сличений не всегда подтверждают предположения автора. Кроме того, мне кажется не совсем правильным, что автор, чтобы доказать принадлежность ванскаго языка к кюринской подгруппе [147] сравнивает отдельные ванские флективные элементы с кюринскими. Сходство флексий двух лингвистических групп не всегда доказывает их родство. Так, в финских языках, например, мы находим очень много флективных элементов, напоминающих соответствующие индогерманские; и однако, из этого не следует, чтобы финны были индогерманцами или, наоборот, индогерманцы — финнами. Сам Глейе в своей статье «О происхождения грузинскаго народа и его языка» (В Сборн. мат. дл. опис. мест. и плем. Кавк., вып. XXVII, отд. IV, стр. 113-122) указывает на сходство некоторых картвельских грамматических элементов с семитскими и финнскими, выводя из этого лишь факт близкаго соседства этих этнических групп в древния времена и нисколько не думая доказать их взаимное родство.1) Словом, для доказательства родства двух лингвистических групп сравнение флективных элементов вовсе не достаточно. Дело вовсе не в флексиях, а в том, как оне употребляются, словом, в общем духе языка. Для доказательства родства урартийцев с кюринцами надо было сравнить грамматику обоих языков; Глейе же сравнивал лишь отдельныя грамматическия формы. Далее, мне кажется странным, что Глейе решается относить ванский язык к кюринским, несмотря на крайне малое количествто параллелей в области лексикологии. Из шести ванских корней, которые он сближает с кавказскими, два имеют параллели лишь в языках картвельских, а один — лишь в языках аварской подгруппы лезгинской группы, так что собственно с кюринскими языками ванский имеет только три общих корня: ванское хи, хини = «сын», сравн. кюринское хwа, хи, = «сын»; 3) ванский корень аг =«сделать», сравн. агульск. аq с тем же значением; ванское название какого-то божества Халди, сравн. рутульское хал = «Бог».2) Заметим, что все эти слова [148] — за исключением разве второго, которое есть обще-лезгинский корень, — могли быть просто заимствованы у урартийцев кюринскими лезгинами, территория которых ближе подходит к границам Армении.
Вторая статья Глейе, «К праистории северно-кавказских языков» (ibid. стр. 49-90), трактует главным образом о языке «митаннов», до-семитеческаго населения Месопотамии. В начале статьи автор высказывает предположение, что древние обитатели Колхиды не были картвельцами, как это до сих пор думали многие, а подходили всего ближе к абхазо-черкесской группе и, в частности, к абхазцам. Он доказывает это, во-первых, этимологией колхидской реки Φασις (от черкесск. псы, убыхск. бзы = «вода»), а, во-вторых, присутствием абхазских элементов в южно-картвельских языках, которое может быть объяснено только тем, что в прежнее время абхазцы жили на юге современной территории картвельских племен. Далее автор утверждает, что племена, родственныя абхазо-черкесским, в древности жили и южнее, до самой Месопотамии. Чтобы доказать это, он обращается к языку «митанни» и сравнивает его в лексическом и грамматическом отношении с черкесскими. Во второй части своей работы, Глейе сравнивает тот же язык с лакским (лезгинской группы) и делает вывод, что язык митанни занимает среднее место между черкесскими и лезгинскими языками. Далее автор пытается объяснить некоторыя собственныя имена, встречающияся у других народов передней Азии — как то: эламиты, кашши, аккадийцы — из лакскаго, чтобы доказать родство этих народов с митаннами. В общем статья эта производит более благоприятное впечатление, чем первая. [149] Материал тут гораздо надежнее: во-первых, митаннский язык разработан Мессершмидтом повидимому лучше, чем ванский г-ом Никольским, а во-вторых, для кавказских языков Глейс пользуетоя здесь почти исключительно материалами Услара и Лопатинскаго, в надежности которых сомневаться не приходится. Кроме того, в отыскании сходства между митаннским языком и кавказскими Глейе идет гораздо глубже, чем это он делал при сравнении ванскаго с кюринскими. Не совсем ясно отношение автора к эламскому вопросу. В своей статье «О происхождении грузинскаго народа» он говорил: «...прагрузинский язык находился в родственной связи с языком древних эламитов» (op. cit. 121). Как известно, это — мнение многих европейских ученых. Странно поэтому, что Глойе теперь вдруг заговорил о родстве тех же эламитов с лаками. Тех 3-х слов, которыя он приводит в подтверждение своего новаго предположения, конечно, недостаточно, и мы надеемся, что уважаемый автор когда-нибудь еще возвратится к тому же вопросу. То же самое нужно сказать о сближении аккадийскаго языка с кавказскими. Ведь о суммеро-аккадах существует целая литература, и вопрос о их языке настолько много обсуждался, что разрешать его так просто и «между прочим» по меньшей мере неосторожно.
Обратимся теперь к статьям А.М. Дирра. Первыя две («Новейшия взгляды на отношения кавказских языков к другим» и «Закавказье, как родина арийцев») представляют из себя изложения работ Тромбетти, Мункачи и Эргарта. Оне очень интересны, поскольку в них рисуется современное положение «кавказологии» в связи с другими отделами языковедения. Еще интереснее третья статья «О классах (родах) в кавказских языках» (ibid. III стр. 91-102). В этой статье автор старается осветить крайне сложный и интересный вопрос кавказскаго языкознания. Дело в том, что во многих кавказских языках все существительныя разделяются на классы (рода, категории), число которых в разных языках колеблется от 2-х до 6-ти. Каждый класс (род, категория) имеет свою характерную «категорическую букву», которая прибавляется к корню некоторых глаголов, прилагательных, числительных и существительных. Так, например, в андийском языке [150] (аварской подгруппы лезгинской группы) мы имеем от основы -(oqo) (-гу) = «четыре» следующия формы: воqогу вошо = «четыре сына», jоqогу jоши = «четыре дочери», воqогу hаморохи = «четыре осла», pоqогу haqy = «четыре дома». При этом, принцип, по которому происходит это деление на классы, по большей части уловить очень трудно. Дирр в своей статье старается доказать, что мы имеем тут дело с древним социальным делением. И действительно, ему удается доказать это относительно слов, обозначающих одушевленные предметы и «разумныя существа». Относительно предметов неодушевленных сделать это уже гораздо труднее. Тут ему приходится прибегать к параллелям из австралийской этнографии и к предположению, что кавказцы в прежнее время делились на тотемическия кланы, но и это мало объясняет. В общем, мысль автора в этом пункте не вполне ясна. Сам он отчасти признается в этом в конце статьи: «разрешить вопрос о классах (родах) в кавказских языках», говорит он, «мне не удалось, но все вышесказанное все-таки освещает этот вопрос; и, может быть, это даст кому-нибудь идею попытаться разрешить вопрос о происхождении грамматических родов при помощи этнологическаго метода: чисто филологический не достаточен для этого». Мне кажется, что Дирр сам правильно оценил свою статью: она, действительно, указывает на интересный и до сих пор неизведанный путь для будущих изследователей этого интереснаго вопроса, и я думаю, что путь этот, пожалуй, самый верный.
Нам остается сказать несколько слов о грамматическом очерке агульскаго языка, составленном тем же Дирром и помещенном в конце 37-го выпуска «Сборника». В своей статье «Кавказское языковедение, его история и будущия задачи» (Изв. Кавк. Отд. Имп. Рус. Геогр. Общ. 1904 г. том XVII № 5 стр. 368-380) А.М. Дирр намечает между прочим, что нужно сделать в области изучения лезгинских языков. При виде этой программы отпадают руки... Кажется, что десятки изследователей при самой дружной энергической работе не будут в состоянии выполнить всей намеченной работы. И вот, прошло четыре года, и добрая половина этой колоссальной работы, кажется, скоро будет исполнена одним человеком, А.М. Дирром. За последнее время он каждый год выпускает грамматику [151] какого-нибудь лезгинскаго языка: в 1904 г. вышла «Грамматика удинскаго языка» (XXXIII выпуск «Сборника») в 1905 — Грамматический очерк табассаранскаго» (XXXV вып. того же изд.), в 1906 — андийскаго (XXXVI вып.), наконец, в 1907 — агульскаго языка (XXXVII). Кроме того, в предисловиях к табассаранской и агульской грамматнке Дирр обещает в скором времени заняться разбором своих материалов по другим языкам кюринской подгруппы: по рутульскому, цахурскому, будухскому, джекскому, хиналугскому и арчинскому. Часть этих материалов — именно, из области лексикологии — уже опубликована в последней работе Дирра (по агульскому языку). Большой материал собран, повидимому, тем же ученым по языкам аварской подгруппы. При этом, несмотря на такую почти головокружительную быстроту работы, все грамматики А.М. Дирра представляют большия достоинства. По каждой из них можно составить себе ясное представление о грамматическом строе и особенностях языка, а достаточное количество текстов позволяет также проверять слова автора. Лексиконы, сопровождающие эти грамматики, не всегда достаточно полны; можно бы возражать и против принятой автором транскрипции — но, что ж делать? нельзя же все сразу. Во всяком случае неутомимая энергия Дирра не может не повергнуть всякаго в изумление и не позволяет отзываться об его интересных и крайне важных работах по кавказским языкам иначе, как с глубоким уважением.
1) Привожу слова самого Глейе («О происх. груз. нар.» стр. 114): «Лингвист, наткнувшись раз на соответствующия формы в двух на первый взгляд неродственных языках, должен остерегаться ложного предположения, будто совпадение этих отдельных элементов заключает в себе следы происхождения упомянутых языков от одной и той же ветви».
2) Глейе тут же приводит удинск. ихнäр (по Эркерту хинап)= «дочь» и джекск. хыныб (по Эркерту хиниб) = «жена» (ср. цакурское хюнеше с тем же значением и удинск. хукчи = «сестра»). Эти слова, однако, происходят совсем от другого корня, означающаго «самка». Отсюда, напр., агульск. hани, табсаран. хини, арчинск. хон = «корова», удинск. хуни = «самка».
Глейе приводит тут же якобы кюринское слово хуолавчав = «бог». На самом деле слово это даргинское, как это видно из хюркилинскаго словаря Услара (см. хwалавчав), и стоит в связи со словом хwавчав (мн. ч. хwавчни)= «хозяин». По-кюрински «Богъ» будет γуццар, слово, которое можно сопоставить с этруск. husur = «sacerdos» и husrnana = эпитет бога Maris’а (по-кюрински нини =«дитя, ребенок», γуццарнини = «божье дитя»).
Написать нам: halgar@xlegio.ru