выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
К разделу Крым
| Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. К разделу Крым | |
Бахчисарайский историко-археологический сборник,
вып. 2. Симферополь, 2001.
(435/436) – граница страниц.
Данный очерк посвящен малоизвестному пехотно-стрелковому подразделению в войсках Крымского ханства XVI—XVII вв. Сведения о нём, содержащиеся в немногих разновременных источниках, к сожалению, недостаточно подробны, но, обнаруженные определенные связи между ними, позволяют, по крайней мере, поставить вопрос о том, какое реальное явление стоит за строками скупых сообщений источников.
Это вызывает интерес, так как даже известные виды крымской пехоты исследованы недостаточно. Крымскотатарское войско, имевшее лучшую в Европе конницу, располагало весьма незначительным пехотно-стрелковым компонентом, поэтому любые новые данные имеют немалое значение для изучения военного дела ханства.
До середины XVI в. функции мушкетеров в крымских вооруженных силах исполняли турецкие воины (Сыроечковский 1940, с. 58). Впоследствии они оформились в турецкий стрелковый отряд секбанов (сейменов), подчиненный хану. Это чисто османское подразделение возглавлялось офицером (капыджи-баши), которого назначал султан. Личный состав отряда секбанов в Турции набирался (например, сейменский отряд Сахиба I Герая прибыл в Крым из Стамбула вместе с ханом, когда тот был назначен на престол (Смирнов 1887, с. 404), а у Мехмеда IV Герая он состоял из исламизированных греков, что также указывает на их происхождение из османских краев — если не напрямую из рядов янычар (Челеби (435/436) 1961, с. 223). Из Турции поступало и денежное содержание для отряда — sekban aqcesi (Смирнов 1887, с. 405) Численность секбанов, во времена Сахиба I равная 1000 человек (Смирнов 1887, с. 404), в последующее время установилась на уровне двух тысяч (Челеби 1961, с. 223; Тунманн 1936, с. 26). В большинстве своем сеймены были пешими ружейными стрелками. Тунманн называл их конным войском (1936, с. 26), но едва ли ханский секбанский отряд сильно отличался от султанского, в котором преобладали пехотинцы (Желтяков 1961, с. 289).
Сахиб I Герай учредил еще одно пехотно-стрелковое формирование — корпус капы-кулу (Смирнов 1887, с. 414). Капы-кулу финансировались за счет ханских средств (Броневский 1867, с. 364; д'Асколи 1902, с. 117) и специального налога на крымское население (Смирнов 1887, с. 465-466). Набирались они из ханских подданных — в основном из черкесов (Броневский 1867, с. 335; Смирнов 1887, с. 414). Численность капы-кулу имела тенденцию к росту: при Газы II Герае — 500 человек (Смирнов 1887, с. 465), при Джанибеке Герае — 1000 (д’Асколи 1902, с. 117), а в 1660 г. Челеби упоминает о наличии у Мехмеда IV Герая наравне с двухтысячным отрядом сейменов равного по численности отряда «ханской охраны» (1961, с. 223), под которым следует разуметь войско капы-кулу.
Создание отряда капы-кулу было лишь частью ханской программы по расширению класса, целиком зависящего от хана, лично преданного ему являющегося противовесом недружественному Сахибу I (да и его преемникам) родовой знати (Fisher 1978, р. 23). Ханы опирались на капы-кулу в конфликтах с крымской знатью, не раз выставляя этот отряд против бейских войск.
Таковы, вкратце, были два известных вида стрелковых подразделений ханского войска. Теперь мы приступим к обзору сведений, позволяющих предполагать наличие в армии крымских ханов третьего формирования подобного же рода.
Когда Мехмед IV Герай в 1666 г. собирал силы для военных действий против вошедших с ним в конфликт Ширинов, он уделил особое внимание комплектованию корпуса пеших ружейных стрелков. Ему удалось собрать до 4300 человек (из которых 2000 являлись пришедшими на подмогу черкесами). Кроме того, как сообщает Эвлия Челеби: «Когда настало утро… (из Бахчисарая — Авт.) было послано известие ага Татского иля, что находится в Кефинском эйялете. К полуночи прибыло 2000 прекрасных стрелков из ружей из Татского иля. Они расположились в центре (диспозиции войск, расположенной вокруг Бахчисарая с целью обороны (436/437) столицы. — Авт.) прочным оплотом и встали наготове» (Книга путешествий 1999, с. 115). Последнее четко указывает, что татские стрелки были не всадниками, вооруженными огнестрельным оружием, а пехотинцами — ибо в центре оборонительной диспозиции (а именно такой характер носило размещение войск по Бахчисарайской долине, на высотах которой были устроены временные укрепления и окопы для стрелков (Книга путешествий 1999, с. 115) по всем законам военного искусства могли располагаться только стрелковые части, но никак ни конница.
Данное сообщение о наличии в Татском иле (горном Юго-Западном Крыму, до османского завоевания 1475 г. составлявшего территорию княжества Феодоро) пехотного формирования находит неожиданную параллель в известном повествовании 1554 г. де Бусбека. Тот встречался и беседовал в Стамбуле с представителями крымских готов — народа, некогда заселявшего ту территорию, что позже именовалась Татским илем. Выяснение вопроса о том, действительно ли готы продолжали существовать в Крыму в качестве особого этноса в XVI—XVII вв., находится за рамками этого исследования. Де Бусбек свидетельствовал, что готы всё еще сохраняли национальную самобытность, но для нас важнее другое: крымские собеседники посла сообщили, что когда крымский хан отправляется в поход, «он зачисляет из этого народа к себе на службу 800 человек пехотинцев — главную силу своих войск» (Vasiliev 1936, р. 270-271). Мы не имеем оснований подвергать сомнению последнее сообщение, поскольку сведения о наборе ханом пехотинцев в землях бывшей Готии подтверждает и Эвлия Челеби.
Челеби ничего не говорит о «готском» войске. По его терминологии, данный отряд следует именовать «татским», однако эти два определения в Крыму были практически синонимичны: татами здесь именовали всех горцев вообще (Филоненко 1928, с. 130-132), в том числе и горцев-христиан (Хартахай 1866, с. 210), — а в число последних как раз и входили готы либо (если как отдельный этнос они уже не существовали) — их потомки.
Помимо «татов», татары могли называть потомков готов «румами» Данный термин применялся для обозначения эллинизированной части крымского населения. Греками в точном значении этнонима эту категорию крымских жителей назвать было нельзя, поскольку румы являли собой этнический конгломерат разных народностей, объединенных единой — греческой — религией и греческим языком (Араджиони 1993, с. 147-148) (иногда уступающим свое место диалекту, близкому к крымскотатарскому языку (Бертье-Делагард (437/438) 1920, с. 1-10)), Как известно, готы постепенно ассимилировались в этом конгломерате. Если, судя по некоторым сообщениям (Vasiliev 1936, р. 270-271, 274, 275), отдельные локальные исключения и имели место, они не меняли общей картины ассимиляционного процесса.
Мы предприняли этот краткий экскурс в этнографию крымских горцев для того, чтобы попытаться верно истолковать данные реляции Белоцерковского старосты 1628 г., подтверждающие существование в ханской армии стрелкового отряда из горцев-христиан.
В 1628 г. во время одной из последних схваток Шагин Герая (калги хана Мехмеда III Герая) с войском хана Джанибека Герая отряд в 20 человек из стана Шагина совершил вылазку от Днепра к Орской крепости, захватив в ее окрестностях в плен 16 татар и 250 «военных румаков» (Грушевский 1914, с. 371).
«Румаки» — не кто иные, как румы, крымские горцы. То, что они особо обозначены определением «военные», подчеркивает исключительность нахождения христиан греческого закона на ханской службе. «Военные румаки» — явно не янычары греческого происхождения, ибо несколькими строками выше источник упоминает янычар под их собственным наименованием. Не могли они принадлежать и к упоминаемому Челеби «румскому войску», в названии которого был положен не этнический, а территориальный принцип (в данном случае термин «румское» означал «войско из Рума», т.е. из земель бывшей Византии). Румское войско составляли татарские наездники из подчиненных султану орд (Книга путешествий 1999, с. 115), а реляция четко различает «румаков» и татар. Само количество пленных показывает, что они были взяты пешими: два десятка всадников не могли захватить в плен по 12-13 конных воинов каждый, в то время как с пехотинцами (если те не были хорошо вооружены, а в данном случае, по-видимому, так и произошло) проделать подобное мог даже небольшой отряд татарской конницы. Таким образом, здесь речь может идти именно о пеших стрелках из Татского иля.
Как явствует из данных Челеби, татские стрелки постоянно находились не при хане, а в Горном Крыму. Едва ли они являлись регулярным войском, сконцентрированным в определенной местности: ни горских стрелков, ни каких-либо иных подразделений (за исключением гарнизонов трех тамошних турецких крепостей), на территории Татского иля современники не видели.
Остается считать, что в мирное время «готские» стрелки проживали в селах близ Мангупа (такая локализация может следовать (438/439) из оперативности подхода татского войска на кампанию Мехмеда IV — при размещении татской пехоты в глуби горных массивов сборы заняли бы больше времени).
Если мы правы в своем предположении, проясняются некоторые темные места в эпизоде, описанном д'Асколи и известном в московских источниках: отряд запорожских казаков в 500-700 человек высадился ночью на 10 мая 1629 г. (Новосельский 1948, с. 136) на крымском побережье и, пройдя лесом к Мангупу, ранним утром ворвался в крепость. Малочисленный крепостной гарнизон [в 1660-х гг. он исчислялся всего 15 воинами (Книга путешествий 1999, с. 33) по М. Броневскому— «несколько турок» (1867, с. 343)] не смог отразить нападение, и оно увенчалось захватом немалых ценностей. Однако всё же набег оказался неудачен: казаков атаковали местные жители и отобрали либо заставили бросить добычу. Часть отряда была перебита или попала в рабство, а часть загнана в леса, где и скрылась от преследования (д’Асколи 1902, с. 121). Московский источник, умалчивая о разгроме казаков, сообщает, что после описанной акции казаки ушли в море (Новосельский 1948, с. 136). Вероятно, это были те участники набега, которым удалось найти временное убежище в горных лесах.
История казацких набегов на крымские поселения имеет здесь едва не единственный пример активного (и эффективного!) сопротивления местных жителей вторжениям с моря.
Всегда и везде — будь то на крымском либо турецком побережье — попытки обитателей приморских местностей оказать отпор казакам были бесполезны, поскольку каждый казак, выходя в морской рейд, вооружался, помимо прочего, двумя «рушницами» (Яворницький 1990, с. 369). Даже большую толпу селян легко можно было разогнать ружейными выстрелами.
Обычной тактикой набега на приморское поселение была именно та, которую использовали и в данном случае: «Запорожцы… выбирали какое-нибудь безлюдное, но укромное место на берегу моря, причаливали туда со всеми своими лодками, оставляли лодки на месте под охраной двух казаков и двух мальчиков на каждом челне, а сами, вооружившись саблями, пистолетами и ружьями, внезапно бросались на первый город, жгли жилища, грабили имущество, истребляли жителей (резня — несмотря на очень слабую заселенность Мангупа (Боплан 1896, с. 327) — имела место и в описываемом случае (Новосельский 1948, с. 136)), и потом, с добычей, быстро возвращались к лодкам, садились в них всей массою и уходили в море» (Яворницький 1990, с. 391).
Как свидетельствуют московские документы, население края (439/440) было в панике, разбегаясь в горы, леса и степь (Новосельский 1948, с. 136) Это неудивительно: противостоять казакам с их огнестрельным оружием селяне не могли. В таком случае, кто же остался близ крепости и разгромил казаков, вторгшихся в Мангуп? Д'Асколи не сообщает, каким именно образом происходила схватка поселян с участниками набега, но победа первых (притом, по-видимому, не столь уж многочисленных по причине бегства основной массы населения) предполагает, по крайней мере, паритет в вооружениях. Ружейный огонь мог рассеять толпу сельских жителей — если только, конечно, сама толпа не имела ружей.
Не столкнулись в данном случае казаки с татским ополчением, проживавшим в округе Мангупа?
Таким соседством стрелков с крепостью объяснялось бы то, что Мангуп, являвшийся местом хранения немалых ценностей, был снабжен ничтожной охраной при неудовлетворительном состоянии (Боплан 1896, с. 327) самой крепости. В предыдущем, 1628, году Мангуп был безнаказанно выжжен во время набега донцов (Соловьев 1866, с. 285), а ведь именно в это время татские стрелки находились вдали от своей вотчины, принимая участие в конфликте хана Джанибека Герая с мятежным экс-калгой Шагином Гераем.
Остается рассмотреть вопрос о том, являлся ли стрелковый отряд из Горного Крыма частью ханской армии, либо же относился к султанской.
Татский иль находился вне пределов Крымского ханства, являясь частью Кефинского эйялета Османской империи. Из 7 кадылыков эйялета в Крыму находились 5: Балаклавский, Мангупский, Судакский, Кефинский и Керченский (Книга путешествий 1999, с. 88). Понятие «Татский иль» было обобщающим наименованием для трех кадылыков, населенных татами: Балаклавского, Мангупского и Судакского. Два первых округа были отрезаны от остальной части турецких владений в Крыму горными массивами, зато были и географически, и хозяйственно тесно связаны с Крымским ханством.
Турецкое военное присутствие в регионе было очень слабым (15 стражников в Мангупской крепости, 50 в Инкерманской и 180 — в Балаклавской (Книга путешествий 1999, с. 33, 27, 31)). Похоже, что в силу естественной географической общности этих земель с Крымским ханством, ханская администрация была наделена в них некоторыми особыми полномочиями. Так, например, крымские ханы издавали указы о землепользовании на этих территориях (Лашков 1895а, №20, №21; 1896, №72), обладали (наряду (440/441) со многими своими подданными) в границах османских владений собственными землями и свободно распоряжаясь ими по своему усмотрению (Лашков 1895а, №10, №12; 1896, №74, №95, №118, №119), Большие территории в этих краях (например, весь Южный берег) передавались в удел крымским придворным — и местные жители признавали их своими начальниками (Лашков 1895а, №23). Налоги в самом Мангупском кадылыке собирались (были взяты на откуп) опять же крымцами (Лашков 1895а, №23) и т. д. Всё, что известно об использовании Мангупской крепости в XVI—XVII вв., имеет отношение не к османам, а к крымцам: ханы и богатые персоны хранили там свои ценности (д’Асколи 1902, с. 121; Люк 1879, с. 484; Новосельский 1948, с. 136), там же они укрывались во время внутренних смут (Люк 1879, с. 484), в ту же крепость в годы конфликтов с Московией ханы заключали царских послов (Броневский 1867, с. 343). Не исключено, что и часть забот об охране края по малочисленности в нем султанских войск были поручены Бахчисараю.
Последнее мы заключаем из того, что тат-агасы — начальник татского войска — являлся не османским, а ханским должностным лицом. Он входил в иерархию ханского двора (Хартахай 1866, с. 210) и был включен в список получателей московской дани (Савелов 1906, с. 92) (в то время как турецкий правитель Мангупа (кади) в этих списках, понятно, не значился — как представитель властей другого государства).
Есть и другие основания не сомневаться в крымском подданстве тат-агасы. Крымские ханы имели в своем полном официальном именовании титул «государя Татского» (Лашков 1892, №43, №50, №52 и др.), ничуть не входя в противоречие с сюзеренитетом султанов над Татским илем. Дело в том, что часть территории Горного Крыма, населенная татами (в пределах от правобережья среднего течения Бельбека через верховья Альмы к северо-западу массива Демерджи (Лашков 1895а, №35)) находилась во владении крымских ханов. Эта заселенная отличным от крымцев населением территория могла иметь начальника в лице тат-агасы, подобно тому, как подвластные Крыму ногайцы управлялись ялы-агасы. Полномочия тат-агасы как командира татского ополчения, возможно, распространялись не только на ханских, но и на султанских татов, что не противоречило принципу взаимодействия крымской и османской властей на территории бывшей Готии. Пребывание же тат-агасы не в Бахчисарае, а в Татском иле целиком отвечало сути его обязанностей. Жан де Люк прямо говорил, что правителем Мангупа является татарин (Люк 1879, с. 484). Конечно же, (441/442) крымские татары Мангупом не правили, но поводом к ошибке де Люка могло послужить именно высокое положение в Татском иле начальника горского ополчения.
Итак, обобщая вышеприведенные факты и основанные на этих фактах заключения, мы приходим примерно к следующей картине: в XVI—XVII вв. Крымское ханство, испытывавшее недостаток пеших стрелков в структуре своей армии, приглашало на военную службу горцев-христиан из земель бывшей Готии. Не являясь регулярным воинским подразделением, татские («греко-готские») стрелки под командованием ханского тат-агасы являлись особым, третьим, видом крымской пехоты. Их можно было использовать в качестве ханской гвардии и, возможно, в качестве военных поселян, противостоящих вторжениям с моря.
Араджиони М.А. К вопросу о некоторых концепциях этногенеза тюркоязычного позднесредневекового христианского населения Юго-Западного Крыма // История и археология Юго-Западного Крыма. Симферополь, 1993.
Бертье-Делагард А.Л. Исследование некоторых недоуменных вопросов средневековья в Тавриде // ИТУАК. 1920. №57.
Боплан, Гильом де. Описание Украины // Мемуары, относящиеся к истории Южной Руси. Вып. II. К., 1896.
Броневский М. Описание Крыма // ЗООИД. 1867. Т. VII.
Грушевский М. История запорожского козачества. Т. 2. К., 1914.
Д’Асколи Эмидио Дортелли. Описание Черного моря и Татарии // ЗООИД. 1902. Т. 24.
Желтяков А.Д. Терминологический комментарий // Челеби Эвлия. Книга путешествий: Перевод и комментарии. Вып. 1. М, 1961
Книга путешествий. Турецкий автор Эвлия Челеби о Крыме (1666—1667 гг ). Перевод и комментарии Е.В. Бахревского. Симферополь, 1999.
Лашков Ф.Ф. Памятники дипломатических сношений Крымского ханства с Московским государством, хранящиеся в Московском Главном архиве Министерства иностранных дел. Симферополь, 1891.
Лашков Ф.Ф. Исторический очерк крымскотатарского землевладения // ИТУАК. 1895. №22.
Лашков Ф.Ф. Сборник документов по истории крымскотатарского землевладения // ИТУАК. 1895. №22; 1896. №24. (442/443)
Люк, Жан де. Описание перекопских и ногайских татар, черкесов, мингрелов и грузин // ЗООИД. 1879. Т. XI.
Новосельский А.Л. Борьба Московского государства с татарами в первой половине 17 в. М.:Л., 1948.
Савелов Л.М. Из истории сношений Москвы с Крымом при царе Михаиле Федоровиче. Посольство С.И. Тарбеева в Крым в 1626-1628 гг. // ИТУАК. 1906. №39.
Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты до начала 18 в. СПб., 1887.
Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Т. IX. М., 1866.
Сыроечковский В.Е. Мухаммед Герай и его вассалы // Ученые записки МГУ. 1940. Вып. 61.
Тунманн. Крымское ханство. Симферополь, 1936.
Филоненко В.И. К вопросу о происхождении и значении слова «тат» // ИТОИАЭ. 1928. №2.
Хартахай Ф. Историческая судьба крымских татар. Ч. I // Вестник Европы. 1866. №2.
Челеби Эвлия. Книга путешествий: Перевод и комментарии. Вып. 1: Земли Молдавии и Украины. М., 1961.
Яворницький Д.I. Iсторiя запорозьких козаюв: У 3 т. Т. I. К., 1990.
Fisher A. The Crimean Tatars. Stanford, 1978.
Vasiliev A.A. The Goths in the Crimea. Cambridge, 1936.
Написать нам: halgar@xlegio.ru