Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. |
[5] – конец страницы.
Постраничная нумерация сносок заменена сквозной.
Орфография слегка осовременена.
Государственное социально-экономическое издательство.
Ленинград – 1934.
Тираж 1500 экз.
Различные виды полевых археологических работ
Подготовка к археологической разведке
Задачи археологической разведки
Вещественные памятники прошлого в увязке с природной обстановкой
Историческая справка к возникновению и развитию изучения природной обстановки
Примеры открытых стоянок в увязке с четвертичными отложениями
Примеры стоянок в увязке с послеледниковыми отложениями
Колебания в соотношениях поверхности морей и озер к суше
Археологическая разведка вещественных памятников
Особенности вещественных памятников как исторических источников
Разрушение вещественных памятников прошлого и их охрана
Отношение к вещественным памятникам прошлого, легенды о кладах
Вспомогательные и технические приемы изучения вещественных памятников при археологических разведках
Формы для копий (эстампаж, гипсовые и пр.)
Приложение. Положение о производстве археологических обследований и раскопок
Отсутствие стоящих на уровне требований современной науки специальных руководств по производству полевых археологических исследований, т. е. разведок и раскопок, со всей острогой ставит вопрос о скорейшем их создании и скорейшем введении таких руководств в научный и учебный обиход. Наличные очень немногочисленные старые руководства, естественно, ныне никого удовлетворить не могут. Дореволюционные издания устарели безнадежно. Что же касается более близких к нам по времени работ, выпущенных уже в советское время, то и они очень и очень несовершенны. В некоторой своей части они представляют собою переработку дореволюционных изданий, в некоторой — лишь попытки найти новые пути полевой археологической работы, без достаточного понимания, в каком направлении должны итти самые попытки поисков новых путей. Это обстоятельство объясняется состоянием самой археологии. Дореволюционная наука археология представляла собою, как об этом неоднократно говорилось в нашей печати, формалистическое вещеведение, оторванное от истории. Вещь, археологический памятник, изучалась как таковая, но не в качестве вещественного исторического источника. Порочность этого изучения, конечно, заключалась не в слишком пристальном внимании к вещам, но именно в формалистическом к ним подходе, в одностороннем внимании к внешним особенностям археологического памятника, его форме, стилю, орнаментировке и т. д., без учета функции, назначения соответствующего предмета, без учета особенностей той социальной среды, в которой данный предмет возник и находился в обращении. Мало того, буржуазный археолог дореволюционного времени сосредоточивал свое внимание только на определенных категориях памятников. Хорошо известны случаи, когда еще в процессе полевой работы такой археолог тщательно отбирал, например, ценные по характеру самого материала предметы, золотые, серебряные и т. д., отбрасывая в сторону, как ненужный хлам, керамику, костный материал и т. д.; в иных случаях отбор предметов производился под углом зрения буржуазного эстетизма, или националистических убеждений лица, производившего полевые археологические работы. Объединяющим началом во всех подобных разнообразных случаях служила задача добывания вещи как таковой. Именно этому запросу и отвечали своеобразные приемы полевой археологической работы буржуазных специалистов. Так, исходя из задачи получения вещей из какого-нибудь могильника, буржуазный ученый специалист искал [5] именно вещи, нередко очень небрежно относясь к вопросу, как именно был расположен на месте найденный им могильный инвентарь, и, во всяком случае, почти или вовсе не интересуясь ни самой могилой, ни насыпью над нею, ни какими-либо другими относящимися к могиле сооружениями. Подобным образом исследовались стоянки, поселения, городища. Стоянки исследовались так, что о типе жилья вовсе забывалось. Топография селища или городища интересовала буржуазного археолога только в самых общих ее чертах. В связи с этим на практике полевой работы применялись самые разнообразные приемы, выбор которых определялся под углом зрения большей легкости добывания археологических памятников. Поэтому, например, раскопка кургана колодцем отнюдь не считалась предосудительным делом, как и раскопка городища с помощью узких траншей. На деле в подавляющем большинстве случаев подобные приемы вели памятники к гибели, к обесцениванию их в научном отношении. На основании добытого с помощью подобных приемов материала, само собою разумеется, нельзя было делать полноценных исторических выводов: материал заранее был ограничен, односторонен, не давал никаких данных в части ряда деталей, подчас крайне существенного значения с точки зрения исторического исследования. Из этого, разумеется, не следует вывода, что весь добытый и собранный буржуазными археологами материал сплошь негоден для целей дальнейшего изучения, что он, так сказать, научно обесценен вовсе. Но значительная часть всего этого материала, действительно, испорчена и испорчена основательно.
В первые годы после Октябрьской революции перестройка археологической работы шла крайне медленно. Опыт буржуазной археологии зачастую попользовался некритически, нередко же усваивался даже целиком. Само собою разумеется, что это обстоятельство не могло не сказываться и на выпускаемых в тот период времени новых работах по производству археологических полевых исследований. Лишь со времени развернутого социалистического наступления на всех фронтах нашего строительства, т. е со времени начала первой пятилетки, обнаружились некоторые новые, более заметные сдвиги в области археологической работы. С каждым годом они становились все более и более значительными. Тем не менее и к настоящему моменту не приходится считать положение в этой области даже удовлетворительным. Достигнутые успехи еще крайне скромны. Если основные буржуазные .археологические концепции можно считать, в общем, разгромленными, то рецидивы их отнюдь еще не исключены. Достаточно отметить, что попытки разработки на основе марксистско-ленинской методологии одного из наиболее существенных археологических вопросов — о приемах датировки — до настоящего времени еще не дали достаточных результатов. Буржуазные [6] приемы сводились в значительной мере к применению формально-типологического метода. И вот, поскольку надобность в определении «возраста» археологических памятников встречается постоянно, остается еще очень ощутимая область, где рецидивы буржуазных археологических концепций представляют вполне реальную опасность. К этому нельзя не прибавить, что конкретных исследований, построенных на образцовом знании археологического материала, при умелом применении марксистско-ленинской методологии, в нашем распоряжении, собственно говоря, еще не имеется. Конечно, попытки таких исследований делались и делаются, но, к сожалению, далеко не многочисленны и самые попытки, и в то же время дело не обходится без ошибок, промахов и тех или иных недочетов. Нередко в таких случаях наблюдается, что археологический материал как бы остается сам по себе, грамотно разработанная методологически схема — сама по себе. Иначе говоря, голое методологизирование также все еще продолжает иметь место.
Этим объясняется, но отнюдь не оправдывается задержка в разработке, в создании крайне необходимых новых руководств по полевой археологической работе.
Основные принципы, которые должны быть положены в основу марксистско-ленинского руководства по полевой археологической работе, совершенно очевидны. Подобное руководство не должно сводиться к некоторому справочнику по чисто техническим вопросам раскопок или разведки. Совершенно неверным является мнение, еще наличное среди части и археологов и историков, будто бы изучение археологического памятника можно распределить между двумя независимыми различными специалистами, из которых один только добывает, описывает и предварительно обрабатывает памятник, другой — на основе этой уже выполненной работы — использует данный памятник для целей исторических построений. Неверно, что археологией можно заниматься не будучи историком, а историческое исследование, основанное на привлечении археологических памятников, вести не будучи археологом. Подобный разрыв единой, но двусторонней задачи, ведет к тому, что за археологом, в качестве его, якобы, специфической области закрепляется техника без методологии, за историком — методология без техники. Первый будет копать и добывать памятник «вообще», не представляя себе достаточно ясно, для чего памятник добывается и какие задачи можно будет с помощью данного памятника решать. Второй будет лишен фактической возможности по существу применить марксистско-ленинский метод исследования, так как будет вынужден принять материал, как он есть. Основное требование, которое мы должны предъявить к исследованию археологического памятника, заключается в координировании обоих [7] частей работы. Для полевого работника это, в частности, означает, что его технические приемы обусловливаются методологией исторического исследования. Только в этом случае мы будем располагать доброкачественным материалом для дальнейших исследований. Только в этом случае мы будем в состоянии обеспечить наши музеи неизмеримо более ценными коллекциями в сравнении с теми, которыми они пока что располагают.
Отсюда видно, насколько актуальна задача разработки и создания упомянутых руководств.
Однако, этим дело не исчерпывается. В условиях быстро развертывающегося социалистического строительства разведка, и раскопка археологического памятника становится одной из наиболее действенных форм его охраны. Запросы социалистического строительства не могут мириться с шаблонным применением одних старых форм охраны памятников в виде полного физического их сохранения во всех случаях и при всех обстоятельствах. Гораздо более действенной формой охраны памятников является их раскопка и разведка, научно осуществленные. Совершенно очевидно, что при такой постановке вопроса о раскопке и разведке степень ответственности этих видов археологической работы возрастает чрезвычайно.
Отлично совнавая все это, Государственная Академия истории материальной культуры не в состоянии была немедленно же приступить к коллективной разработке названных видов руководств и временно ограничила свою задачу контролем, с помощью своих специалистов, индивидуально выполненного одним из археологов, имеющих достаточный опыт в практике полевой археологической работы, пособия.
Последнее было дано на просмотр А. В. Арциховскому, П. П. Ефименко, С. Н. Замятнину и В. И. Равдоникасу, на основе указаний и замечаний которых автором вносились необходимые изменения и исправления. Считаясь с несовершенством работы, Государственная Академия истории материальной культуры, тем не менее, нашла целесообразным выпустить ее в свет, полагая, что известную пользу данная работа может принести. Это ни в какой мере не отменяет задачи создания больших коллективных работ на ту же тему, чем Академия в самом ближайшем будущем считает необходимым заняться в более широком плане и на более прочной основе. [8]
Полевые археологические исследования могут быть различными как по их планам и целевым установкам, так и в отношении организационной стороны дела. Вместо археологических предприятий, носивших характер чисто личного и индивидуального почина, мы имеем в настоящее время иную форму, все с большей четкостью определяющуюся как плановая и согласованная деятельность отдельных учреждений, проводимая коллективно и основанная на коллективно проработанных и ясно формулированных научных заданиях. Такая постановка должна дать и дает несоизмеримо более ценные результаты, чем разрозненные усилия многочисленных отдельных работников, или повторявших одни и те же задачи, или допускавших в процессе исследований крупные методические промахи, в значительной степени обесценивавшие результаты их исследований. Объединение всех научно-исследовательских учреждений в одном согласованном плане работ, поднятие уровня методических приемов до непосредственной их связи и зависимости от марксистско-ленинского метода исторического исследования — есть задача наших дней, к которой учреждения, ведущие полевую исследовательскую-работу, подошли вплотную.
Объединение исследовательских предприятий, однако, не может рассматриваться как их жесткая унификация в целях и приемах, способная омертвить живое дело научных исканий, требующих зачастую большой гибкости. Полевые археологические работы, как мы сказали, могут служить разным целям и быть различными как по существу, так и по форме.
Научно-исследовательское учреждение может, например, организовать специальное наблюдение в районе какого-либо строительства, производящего большие земляные работы. Командируемый для этого археолог заранее знакомится с районом стройки в процессе полевых изысканий строительного предприятия и присутствует на работах, постоянно готовый приступить к делу по своей специальности в нужный момент.
В другом случае музей или исследовательское учреждение получает сведения о том, что при постройке, например, нового железнодорожного полотна, при проведении шоссейной дороги, при разработке карьера или при иных каких-либо работах обречены на неизбежное уничтожение городище или могильник, или же вообще повторно делаются находки древностей. Учреждение немедленно командирует на место археолога, конечно, не для возбуждения вопроса о приостановке работ, а для того, чтобы, войдя в сношения с руководителями строительства, производителями работ и рабочими, сделать все возможное к исследованию того, что неизбежно обречено на разрушение. [9]
В третьем случае, по поручению учреждения, археолог может инспектировать различные земляные работы, периодически осматривать отдельные известные уже вещественные памятники прошлого, проверять на месте исполнение принятых мер к их охране, готовый в каждое время остановиться, где будет нужно, и произвести обследование угрожаемого памятника, если окажется невозможным устранить причину разрушения.
Но могут быть и иные виды полевой археологической работы. На первом месте здесь придется поставить широкие территориальные разведки, приуроченные к тем или иным районам. В прежнее время такие разведки производились очень редко, но попытки к сведению в общую характеризующую картину отдельных случайных и разрозненных сведений делались. Научная ценность таких сводок не могла быть сколько-нибудь значительной, и вообще она не превосходила ценности набора самых предварительных сведений, в их совокупности совершенно непригодных для каких-либо выводов и обобщений. Для того, чтобы в вещественных памятниках иметь действительно надежные источники для научной работы, необходимо знать их в возможно более полных комплексах, а также иметь о них точные сведения со стороны географической их протяженности. Все существующие карты распространения характерных комплексов или отдельных элементов древней культуры, представленной вещественными памятниками, весьма часто страдают недостаточной полнотой. Это обстоятельство, всем хорошо известное, делает, например, невозможным составление конкретного археологического плана по своевременному исследованию вещественных памятников, находящихся под непосредственной угрозой на наших больших плановых строительствах. Мы можем в деталях ознакомиться с трассами новых дорог, каналов, с планами застроек и тем не менее не в состоянии будем сказать, какие же памятники окажутся под угрозой и где именно, а, следовательно, не будем иметь никаких реальных оснований к организации нужного исследовательского предприятия.
Археологические разведки могут иметь и менее широкие задания и цели, ограниченные поисками и описанием какой-либо одной категории вещественных памятников, например: древних поселений на данном участке реки или каменных баб в каком-либо районе. Наконец, разведочные работы могут быть ограничены изучением еще более узко поставленной темы, даже единичного вещественного памятника. Полевые работы могут выражаться или в наружном изучении памятников (разведки), или при этом может быть применено и частичное их вскрытие, небольшие раскопки, всегда ограниченные (обследование).
Все эти разновидности археологических работ служат целям предварительного ознакомления с различными вещественными памятниками. Они дают очень много и несравненно больше, чем это. иногда полагают некоторые исследователи, все еще продолжающие в отыскивании и собирательстве вещей видеть чуть не единственную цель полевой археологической деятельности. [10]
Существенная разница между обследованием и раскопками заключается в том, что при подчистках обнажений культурных слоев стоянок или при небольших разведочных раскопках в городищах всегда имеется в виду одна определенная цель — получить стратиграфическую картину, т. е. порядок чередования слоев, установить их вероятное происхождение, состав, характер и эпоху, наконец, проследить соотношение с отложениями и не археологическими, подстилающими породами, почвенными образованиями и прочее. Все это, конечно, очень нужно и важно, как основная задача всякого предварительного обследования на поселении. Но все же, как бы мы ни уточняли подобную работу, наши сведения о вещественном памятнике всегда будут ограничены тем, что можно получить в одном или даже нескольких стратиграфических разрезах или при вскрытии небольшого участка поселения. Таким путем мы не сможем достигнуть важнейшей цели: изучения комплекса во всей его полноте, подразумевая под комплексом не только совокупность вещественных памятников в виде изделий человека, но и иных данных, неразрывно с ними связанных (кости животных и т. п.). Невозможно приемами разведки даже при частичном вскрытии комплексов в отложениях древнего поселения изучить его планировку, сочетание жилищ с хозяйственными постройками, исследовать жилища в их вариациях и проч. И в отношении могильников наши возможности всегда будут ограничены, особенно при изучении курганных погребений, когда, исследовав один курган, мы не будем иметь оснований полагать, что и все другие в данной группе на него похожи и с ним одновременны.
Изучение целостных комплексов может быть достигнуто путем длительных и систематически проводимых исследований одного и того же памятника, с применением раскопок. Такие работы, требующие больших денежных затрат из года в год как на производство самих исследований, так и на сложное лабораторное изучение материалов, а иногда и устройства базы на самом месте исследований, предпринимаются в настоящее время довольно редко. В дореволюционное время на раскопки смотрели гораздо проще и не особенно задумывались, уничтожая памятник полностью и изучая его при этом лишь в небольшой части. Совсем иная оценка комплекса и иное отношение к его слагаемым заставляют нас в настоящее время относиться к раскопкам с большей осмотрительностью. Методика раскопок, в особенности остатков поселений и городов, столь усложненная новыми методологическими требованиями, сама остается пока темой исследования, несмотря на имеющиеся уже некоторые отдельные опыты и достижения, оформившиеся в последние годы в обстановке почти всеобщего отрицания старых приемов.
Полевому периоду разведочных работ должна предшествовать лодготовка к исследованиям, заключающаяся в следующем. [11]
1. Разрабатывается и устанавливается план работ. План этот строится на основании определенного и ясно формулированного задания, например: территориальная разведка по такой-то реке между определенными населенными пунктами или разведка для открытия и изучения поселений, соответствующих известным в районе курганным могилам и т. п.
Задания должны находиться в соответствии с реальными возможностями экспедиции: рабочей силы, материальными средствами, нужными для производства, и средствами техническими.
2. В подготовительных работах необходимо серьезное ознакомление с археологической стороны с тем районом, где будут производиться разведки. Помимо доступной в больших центрах литературы, как Труды археологических съездов, Отчеты археологической комиссии, Известия археологической комиссии, в которых между прочим периодически печатались обзоры сведений провинциальной печати об археологических находках, Труды Московского и Петербургского археологических обществ, Известия и Сообщения ГАИМК, существует немало местных изданий, в которых можно встретить ценные сведения о вещественных памятниках района, намеченного для разведки. Помимо печатных источников, могут быть архивные, которые в некоторых случаях дают основной материал к предварительному ознакомлению с археологией избранного района. Такие сведения можно найти как в местных архивных хранилищах, так и в подлинных материалах наших центральных музеев и научно-исследовательских учреждений в форме отчетов о производившихся исследованиях, записей об обстоятельствах и месте отдельных случайных находок и т. п. Государственная Академия истории материальной культуры имеет центральный археологический архив, основанием которому послужили подлинные дела б. Археологической комиссии, значительно пополненные новыми материалами о работах ГАИМК и поступающими отчетами об исследованиях иных учреждений, производящихся по открытым листам. Архив этот, составляющий органическую часть учреждения, функционирует в плане общих заданий Академии и обслуживает потребности научных работников, имеющих надобность в ознакомлении с подлинными рукописными материалами. Помимо подлинных дневников, отчетов, рисунков и чертежей, в ГАИМК имеется фототека, насчитывающая в настоящее время около 150 000 негативов, относящихся к отдельным предметам, цельным коллекциям или к полевым работам экспедиций. Материал этот, опубликованный лишь в незначительной части, является хорошим источником для работ по подготовке к полевой работе. Благодаря достигнутой в последние годы правильной организации этих вспомогательных учреждений работа в них по любой нужной теме не может встретить затруднений и вызвать потерю времени, тем более, что в случаях отдельных справок или запросов, требующих разъяснений со стороны научных работников ГАИМК, для этого в Академии существует особая организация по связи с местами. Подготовительная работа по первоисточникам [12] может, между прочим, и не дать никаких сведений, непосредственно относящихся к определенному району намеченной территориальной разведки, но подготовку всегда следует вести в более широком плане, в охвате более значительной территории, не говоря уже, конечно, об общей археологической подготовленности, что в той или иной степени является совершенно необходимым.
3. Подготовительная работа должна охватить и географическую характеристику края, для чего следует пользоваться разнообразными источниками, а в частности и теми новейшими областными и краевыми изданиями, в которых обычно мы находим современные подробные характеристики природных условий.Желательна предварительная работа по картам, как старым, так и новым, более точным, издаваемым теперь Главным геодезическим комитетом ВСНХ СССР. Если для района работ возможно допускать относительно быструю переменчивость в природной обстановке, как изменения в направлении речного русла, заиливание протоков, развитие новых оврагов и т. п., то сопоставление карт разного времени может дать ценные сведения.
Ознакомление с хорошей картой (см. особую главу ниже) необходимо для изучения топографии края, его особенностей, всех признаков, с которыми могут оказаться связанными различные вещественные памятники района; наконец, мы можем найти на карте и прямые указания на такие памятники, для обозначения которых и на общих картах применяются некоторые условные знаки.
По картам устанавливается и примерный марштур экспедиции, в котором намечаются места, подлежащие обследованию, также как и остановки, пути проезда, ходовые линии для отдельных партий экспедиции и проч.
4. Экспедиция должна быть организована в отношении ее личного состава в полном соответствии с исполнением поставленных задач и снабжена нужным снаряжением и материалами: тетрадями для дневников, зарисовок и чертежей, всеми принадлежностями для съемки и нивелировки (см. ниже об археологических съемках), фотографическим аппаратом с соответствующим количеством пластинок, средствами для консервации древностей и материалом для его упаковки и перевозки.
5. Если работы будут иметь характер обследования, т. е. сопровождаться частичными вскрытиями слоев древних поселений или отдельных могил, то учреждения, организующие такую экспедицию, по существующей инструкции и правилам в РСФСР, должны заранее обратиться в Сектор науки НКП с изложением плана работ и указанием того лица, которому поручается это дело. Сектор науки обычно поручает отзыв о представленном плане обследования ГАИМК. Последняя препровождает свой отзыв в Сектор науки, откуда заинтересованное учреждение получает соответствующий открытый лист с обязательством представления отчета по окончании работ. [13]
Располагая возможно полными предварительными сведениями о вещественных памятниках изучаемого района, исследователь проводит полевые работы в таком примерно плане:
1. Прежде всего необходима проверка прежних сведений о древних памятниках и отдельных находках в крае, для чего необходим их новый осмотр и изучение сообразно нынешним требованиям, с точным нанесением на карту и описанием их отношения к природной обстановке.
2. Обследование местности в целях открытия и изучения различных категорий вещественных памятников, в том числе стоянок, поселений, городищ, остатков древних построек, мастерских, могил и т. п., которые необходимо охарактеризовать примерно в таком порядке:
а) Местоположение (название района, села, урочища), с нанесением на карту. Описание удобного и кратчайшего пути к памятнику со ссылкой на ориентирующие признаки.
б) Характеристика природной обстановки памятника с учетом вероятной ее переменчивости, в особенности в случаях, когда памятник находится в связи с речной долиной.
в) Внешнее описание памятника, сопровождаемое планом, профилем наиболее характерной части рельефа, фотографическими снимками, относящимися как к общему виду памятника с его ближайшим окружением, так и его деталями. При изучении городищ особое внимание обращается на фортификационные сооружения — валы, рвы, защиту входов, использование оврагов в качестве препятствий и т. п.
г) Характеристика культурных отложений в поселении и их подробное описание при характеристике соответствующих послойных находок. Описание подстилающей культурные слои породы, отложений, промежуточных между культурными пластами, погребеннных почв, современного почвенного покрова.
д) Описание состояния наружных поверхностей селения или городища и характеристика подъемного материала пв частям: внутренняя поверхность, валы, ямы, рвы, осыпи и т. п. Сбор подъемного материала.
е) При описании могил, помимо их наружной характеристики, следует собрать сведения у местных жителей о случайно обнаруживавшихся могилах, их устройстве, положении скелета и расположении находок.
ж) Необходимо собрать сведения у местных жителей также о всех случайных находках в ближайшем районе, которые желательно нанести на карту, а указанные места тщательно осмотреть. Описать, а по возможности и собрать, все предметы, ранее найденные в городище, поселении или могильнике.
з) Описать степень сохранности вещественного памятника прошлого, а также происходящие в нем разрушения: распахивание, добывание глины, строительных материалов, посадка деревьев, [14] плантаж виноградников, кладоискательские ямы и т. п. Помимо этого необходимо отметить и разрушения, происходящие в силу естественных причин: выдувание ветром, размывание, разрушение действующим оврагом, рекой и проч.
и) Местные названия урочища и самих вещественных памятников, отношение к ним местных жителей, существующие легенды, рассказы о кладах и проч. [15]
Последовательные изменения методики полевой археологической работы, как показателя развития исторического метода, являются весьма интересными и заслуживающими тщательного изучения, но тема эта настолько обширна, что ее изложение, хотя бы в самой сжатой форме, не представляется возможным в пределах того ограниченного места, которое этим вопросом можно отвести в настоящем очерке, имеющем чисто практическое назначение. Возможно будет здесь ограничиться лишь некоторыми отдельными замечаниями.
Конечно, уже в XIX в. далеко ушли от той оценки вещественных памятников прошлого, какую мы находим у более старых авторов, смотревших на древние кости как на игру природы, а в глиняных сосудах видевших продукцию некоторых пластических сил земли, особенно плодотворно действовавших, например, после дождя... Не слишком далеко от этого стояли представления о том, что каменные топоры и стрелы падают на землю с ударом молнии и являются вместе с этим носителями разных чудодейственных свойств. Вера в это, как справедливо говорит Гернес, была настолько прочна, что всякого, кто предложил бы иное объяснение, могли бы счесть просто сумасшедшим. Известно, например, что Гальба после удара молнии в море приказал выловить каменные топоры сетями. Найдено было 12 топоров. Об этой находке мы можем сказать в наше время, что или удачливые ловцы заранее приготовили для грозного начальника находку, или в месте их лова находятся остатки свайных построек. Но это — теперешняя, наша оценка факта, совсем не похожая на ту, какую мы видим в римскую эпоху в приведенном случае. Никакой связи между каменными топорами и человеком в его историческом развитии не предполагали очень долгое время, и единичные остроумные догадки, высказанные отдельными смельчаками, не могли повлиять на изменение общераспространенных воззрений, прочно увязанных с общим мировоззрением соответствующего общества. Большие изменения должны были произойти, прежде чем могла найти свое признание, казалось бы, столь простая истина, что каменные топоры, «урны», бронзовые мечи и т. п. — не чудесные явления, а самые подлинные и реальные изделия обыкновенного человека, его орудия производства, представленные лишь на различных ступенях развития общества.
При исследовании всякого вещественного археологического памятника на первом месте должны стоять две взаимно увязанных стороны дела: 1) изучение объекта исследования как исторического [16] источника и 2) его изучение в связи с природной обстановкой, понимая под этим естественные условия, соответствовавшие по времени и месту тому обществу, которые мы хотим изучать по сохранившимся остаткам.
В то время, когда полагали, что «урны» формируются в земле в силу чудесных творческих сил природы, не могло быть, конечно, и речи об изучении обстановки этих находок, но материалистическая философия XVIII в. во Франции, разрушая столь упорно утверждавшиеся христианством идеи о божественном происхождении мира и его неизменяемости, тем самым положила начало оформлению и развитию воззрений совершенно новых. Уже знаменитый Бюффон, несмотря на бдительность со стороны консистории, сумел высказать соображения о возможности развития мира путем последовательных видоизменений, но несравненно в более развитой и ясной форме идеи трансформизма выражены были после Великой французской революции Ламарком, сильнейшим образом поколебавшим прежние представления о неизменяемости органического мира, раз сотворенного богом. Но, как известно, идеи эти получили дальнейшее развитие значительно позже, возрожденные и обоснованные в стройной научной системе Ч. Дарвином. Первая половина XIX в. в истории возникновения науки «об ископаемом человеке» имеет особенный интерес. Против трансформистских идей Ламарка стоял весь научный авторитет «отца палеонтологии» Кювье, поддержанный к тому же и широкими кругами, разделявшими библейскую версию о происхождении мира. Кювье, как известно, полагал, что на земле от времени до времени происходили «революции», вследствие которых исчезала прежняя фауна и внезапно появлялась новая. Не связывая генетически отдельных стадий развития органического мира, он неизбежно должен был прийти к миграционной гипотезе,и, действительно, Кювье утверждал, что каждый раз после катастрофы откуда-то приходили новые виды на смену погибшим. В сущности, такая точка зрения весьма близка к той миграционной теории, которая сложилась и в применении к человеку во второй половине XIX в. и связана была с представлением о расах как некотором устойчивом сочетании ряда различных признаков. Кювье, несомненно, повлиял на первые шаги в поисках «ископаемого» человека в самом отрицательном смысле, способствуя тому, что находки, следовавшие одна за другой, вызывали к себе почти общее недоверие. Следует, впрочем, признать и то, что сами исследователи недостатками своей методики нередко давали Кювье достаточно оснований для критики. Совершенно убедительно он указывал на слабые стороны сделанных открытий и обращал внимание на необходимость тщательного и критического изучения на месте отношения костей человека к сопутствующей фауне и, наконец, — к геологической природе тех отложений, к которым эти находки могли относиться.
Уже из этого видно, какое значение должна была приобрести историческая геология во всех этих вопросах с того момента, когда она стала наукой исторической, объяснявшей разнообразные отложения [17] земной коры в их последовательном чередовании. Мы видим, что и здесь идея потопа упорно держится в представлении геологов первых десятилетий прошлого века, как готовая и удобная формула для разрешения вопроса о причинах возникновения огромных водных отложений, наличие которых было установлено во многих случаях в этот период, который Циттель не без основания назвал впоследствии героическим периодом этой новой науки. Возникает тогда же и самый термин «плейстоцен», которым стали обозначать (с 1829 г. — Денуайе) все отложения, образовавшиеся после третичной эры и входившие в древнейшую часть четвертичной эры. За этими же отложениями в Германии удерживается до сих пор термин «дилювиальные», впервые предложенный Буклэндом еще в 1823 г. и под которым нужно было подразумевать первоначально все тот же всемирный потоп — diluvium.
В 1830 году, на одном из первых заседаний Французского геологического общества, Ами Буэ в своем выступлении вполне четко сформулировал этот переходный момент. Он сказал: «Или эти лица [противники древности человека] не верят в потоп, — но в таком случае почему они о нем постоянно говорят? — или они в него верят, но тогда почему они не допускают, что допотопные кости человека могли так же сохраниться, как и кости животных?»
Английский геолог Лайель уже после того, как геологически древний возраст человека был доказан, говорил не без остроумия, что каждый раз, как только наукой открывается новый важный факт, сначала говорят, что это — неправда, так как противоречит религии, а впоследствии все начинают утверждать, что открытие давным-давно было всем известно.
Так именно случилось с открытиями Буше де Перта, упорно производившего поиски «допотопного» человека, современника крупных вымерших животных, в долине реки Соммы с 1832 г. Убежденный в том, что человек жил на земле и до последней великой «катастрофы», Буше искал его в аллювиальных отложениях реки, в слоях, заключавших в себе кости плейстоценовых крупных млекопитающих. Если исследователю не удалось открыть костные остатки человека, то он во множестве собрал его изделия в виде кремневых орудий и в таких условиях залегания, когда не могло уже быть сомнений в их одновременности с «допотопными» животными. Однако деятельность Буше долгое время встречала к себе полное недоверие, и нужна была авторитетная экспертиза и проверка геологического возраста тех «дилювиальных» отложений, которые давали столь поразительное сочетание древних костей с орудиями человека.
Такая проверка и не заставила себя долго ждать. Крупнейшие английские геологи того времени (Прествич и Лайель), уже раньше интересовавшиеся вопросом геологической синхронизации древнего человека и вымерших млекопитающих, побывали на месте находок Буше де Перта и сделали со всей авторитетностью то, чего не мог сделать самый неутомимый борец за идею «допотопного» человека, каким был Буше. [18]
Ведь, весь вопрос в сущности сводился к научному изучению обстановки находок и правильному ее истолкованию, причем для древностей, открытых Буше в долине Соммы, таким образом особое и решающее значение приобретала историческая геология. Лайель в начале своего геологического трактата высказал в краткой форме ту основную методологическую установку, которая, сформировавшись к пятидесятым годам, послужила настоящим отправным моментом к научной разработке исторической геологии, включая и ее относительно поздний плейстоценовый период, с которым неразрывно связаны и древние этапы развития человека. Уже Лайелю было известно, что «познание прошлого лежит в понимании настоящего».
Таким образом в науке окончательно убита была идея «потопа» или, вернее, «потопов», а на месте этой простейшей формулы разрешения волновавших научную мысль вопросов в первое время образовалась некоторая пустота, которую развивающейся науке предстояло заполнить построениями совершенно иного порядка.
Большую роль в этом отношении сыграли исследования плейстоценовых образований в западной Европе вообще, в полном их объеме, но на первом месте следует поставить здесь сформулированную в ряде последовательных открытий проблему о последовательных периодах развития больших европейских ледников и переменчивости в очертаниях морей, озер и рек. Параллельно с этими колебаниями происходили и изменения климатические, вызывавшие с своей стороны соответствующие перемены и в области фауны и флоры.
Установление чередования этих перемен, как мы увидим далее, и послужило основанием для относительной хронологии отдельных историко-археологических моментов, впоследствии связанных в картину общего и целостного процесса развития общества на протяжении огромного промежутка времени. Указывая здесь на все значение исторической геологии и палеонтологии, с данными которых следует в полной мере считаться, мы тем не менее историю человека не будем включать в эти дисциплины полностью, как это до настоящего времени делают «палеоэтнологи». Для нас важно установить здесь, в какой именно мере точные данные о переменчивости природной обстановки в течение длинного пути развития человеческого общества специалист-исследователь должен знать и соответствующие данные естествознания наблюдать и изучать в самом процессе своих полевых археологических работ точно так же, как впоследствии при обработке материалов необходимо будет применить и анализы чисто технологического порядка, сохраняя при этом основную свою установку историка, занимающегося изучением развития именно «общества», но с непременным и возможно большим использованием любых вспомогательных дисциплин, из которых, для древнейших периодов по крайней мере, историческая геология должна занимать первое место.
Возвращаясь к нашей краткой исторической справке, мы должны [19] будем после упоминания об открытиях Буше де Перта, на этот раз прочно увязанных с определенными моментами четвертичного периода, сказать несколько слов об эпохе ледников, детальное изучение которой, продолжающееся и теперь, дает столь важный материал при изучении древнейших эпох. Водные отложения не раз были наблюдаемы не только в долинах нынешних рек, но и в иных различных местах суши, нередко — высоко в предгорьях и даже в горах. В частности, в XVIII и XIX вв. геологов интересовал вопрос о так называемых эрратических камнях, находившихся нередко на огромном расстоянии от коренных залеганий соответствующих каменных пород. Первоначально полагали, что камни эти являются свидетелями все того же легендарного библейского всемирного потопа, как и отложения гальки и песка, покрывающие, например, значительные поверхности северной Германии. Не придавая особого значения в ходе развития исторической геологии какому-либо отдельному случаю, мы все же приведем здесь небезынтересный эпизод, несомненно сыгравший свою роль в смысле некоторого «толчка». В 1815 г. швейцарский инженер Шарпантье, остановившись в горах на ночь у охотника на диких коз, коснулся в разговоре с ним вопроса об эрратических камнях. Напрасно инженер старался «научно» объяснить их происхождение большими наводнениями. Охотник с этим не соглашался и сказал: «Эти камни слишком велики для того, чтобы вода могла их перенести на такое расстояние. Наверное, вся долина Роны покрыта была ледником на большую высоту». Охотник был прав. В скором времени разработанная старая научная система должна была рухнуть, уступив место поискам причин возникновения огромных и разнообразных плейстоценовых отложений, составлявших верхний покров европейского континента зо многих его частях, — поискам, ориентированным в совершенно новом направлении.
В 70-х и 80-х годах прошлого столетия уже было установлено, что в силу ряда причин, не совсем выясненных, впрочем, и до настоящего времени, в ранний период четвертичной эры в Европе, как, впрочем, и на иных континентах, периодически наступали моменты большого развития деятельности ледников, отходящих от горных районов на весьма далекие расстояния; особенно значительными центрами их развития были Альпы и Скандинавский горный массив. Ледники в форме глетчеров или материкового льда распространялись в долинах и на поверхностях материка, перенося с собой огромное количество материала, который отлагался в более или менее измененном виде как в районе ледяного покрова и на его окраинах, так и далеко за пределами территорий, перекрытых льдом и непосредственно подвергавшихся его воздействию. Медленно двигавшиеся вниз глетчеры несли с собой обломочный материал, который образовывал своими отложениями боковые морены и морены концевые, соответствовавшие краям ледяных массивов глетчеров. Но и помимо морен ледники производили сложную механическую работу, многообразные следы которой затем сохранились в течение многих тысячелетий. [20]
В 1854 г. швейцарский геолог Морло, имя которого, между прочим, связано и с прогрессивными для того времени чисто археологическими догадками, высказал предположение, что в Альпийском районе был не один период большого развития ледников, а два, а может быть и больше. Мысль эта, имевшая по существу все же характер предположения, развита была впоследствии геологом Пенком, изучившим сохранившиеся до нашего времени остатки работы ледников в Альпийском районе. Пенк установил, что на этой территории сохранились следы четырех различных стадий оледенения, сменявшихся в промежутках периодами обратного движения ледяных покровов.
За этими четырьмя плейстоценовыми оледенениями укрепились названия, предложенные Пенком. Древнейший период оледенения назван был гюнцким, последующие — миндельским и рисским, и последний — вюрмским.
Нужно сказать, что о количестве ледниковых периодов можно судить, конечно, лишь по реальным остаткам, а эти последние сохранили степени их бесспорного опознавания лишь для последних оледенений, на чем особенно настаивает Буль, считающий, что для плейстоцена во Франции возможно устанавливать лишь два периода оледенения, относя третий к концу плиоцена, т. е. к третичной эре.
Редкие и плохо сохранившиеся остатки морен этого «первого» оледенения, соответствующего гюнцкому и миндельскому ледниковым периодам Пенка, Буль относит к третьей эре. Морены эти, повидимому, стоя в связи с аллювиальными отложениями междуречных плато, характеризуются и особой фауной, для которой руководящей формой Буль считает южного слона (Elephas meridionalis).
Нужно сказать, что в вопросе расчленения периодов оледенения, как и в отношении установления возраста морских и речных террас, большое значение имеет связанная с ними фауна, но здесь встречаются большие затруднения именно для более древних оледенений, как и соответствующих им межледниковых периодов.
Приведем здесь в качестве примера то расхождение в отнесении историко-археологических фактов к ледниковым периодам, которое обнаружилось в системах Пенка и Буля, а затем четко было сформулировано Обермайером. По Пенку, так называемая шелльская и ашельская эпохи (археологические) должны быть отнесены к межледниковому периоду между миндельск и мирисским оледенениями, эпоха мустье — частью к рисскому оледенению, а частью — к теплой эпохе между рисским и вюрмским ледниковыми периодами, также как ориньякская и солютрейская археологические эпохи. Что касается мадленской эпохи, то Пенк относил ее к последниковому периоду.
По мнению Буля, хорошо известная ископаемая фауна теплого [21] периода, характеризуемая гиппопотамом (Hippopotamus amphibius) и древним слоном (Elephas antiquus), относится к последнему межледниковому периоду, как фауна с мамонтом (Elephas primigenius) и сибирским носорогом (Rhinoceros tichorhinus) — прочно связывается с последним оледенением, по Пенку — вюрмским.
Следует признать, впрочем, что вопрос о числе ледниковых периодов для плейстоцена остается до настоящего времени не установленным окончательно, и в этом отношении существуют различные мнения, но для нас особое значение, конечно, имеют те позднейшие периоды плейстоцена, к которым и относится наш материал археологический. Нужно отметить, что эти оледенения, сменявшиеся таянием и поднятием глетчеров, являлись показателем значительной переменчивости как в общих условиях геоморфологического порядка, так и в части климатического режима. Помимо непосредственной работы огромных масс льда, разрушавших горные породы, отлагавших морены, выносивших вообще много материала в более или менее переработанном виде, следует прежде всего учитывать то огромное количество воды, которое давали глетчеры или материковые льды у их окраин, в местах таяния. Этому должны были соответствовать большие озерные водоемы и мощные речные потоки.
Рис. 1.
Замечательно то обстоятельство, что, повидимому, развитие и сокращение ледников не имели характера движения равномерного, так как в этом случае их отложения были бы иными. В самом деле, во многих районах западной Европы, непосредственно вовсе не связанных между собой, как, например, в Пиренеях и в Альпах, различаются отложения различных стадий, отвечающих периодам [21] максимального развития ледникового покрова. Стадии эти соответствуют моментам относительной устойчивости, чередовавшимся с периодами движения обратного, а затем и поступательного.
Воспроизводим здесь карту восточной Европы с границами распространения ледников в четвертичном периоде, составленную геологом Г. Мирчинком1) (рис. 1), с той, впрочем, оговоркой, что в отношении реставрируемого им вообще для восточной Европы древнейшего оледенения (на карте не показано) мы находим в литературе и некоторые возражения.
На карте показано миндельское оледенение, своим южным краем доходившее до Гомеля, Москвы, затем рисское оледенение, являющееся, по Мирчинку, максимальным и достигавшее по Днепру почти до Днепропетровска и спускавшееся по Дону так же далеко на юг, и, наконец, последнее — вюрмское оледенение, своей окраиной достигавшее линии Микулина — Костромы — Галича.
Пенк, исследовавший чередования ледниковых периодов в Альпийском районе, обратил вместе с этим внимание на такую же периодизацию в образовании наносных долинных отложений и далеко за пределами максимального распространения льдов. Установление связи и параллелизма фаз развития ледников с «ледниково-речными» образованиями не могло не иметь своего большого значения в вопросе установления относительной хронологии и для фактов чисто археологических. Четвертичная стратиграфия, таким образом, получала новое и надежное обоснование в части отложений, происхождение и чередование которых было установлено.
Рис. 2.
Воспроизводя здесь схему последовательных отложений на [23] речных террасах в средней Европе2) (рис. 2), следует сказать, что такая правильность в развитии речных долин встречается не всегда. На данном примере видно, как река постепенно опускается вниз, оставив следы уровней своего прежнего стояния в виде ряда террас. Уступы эти указывают на то, что образование речной долины не происходило в форме плавно развивавшегося процесса, но что и здесь имели место то остановки, то новая усиленная работа речного потока, выразившаяся в размывании или накоплении осадочных материалов.
Рис. 3. [24]
Такие террасы свойственны не только речным долинам, но и берегам озер и морей. В общем можно считать, что чем выше терраса, тем она древнее. Для Франции, например, верхние террасы обычно относятся к плиоцену, в то время как средние — к началу плейстоцена, а нижние — к последующим его периодам. Таковой является и последовательность соответствующих аллювиальных отложений. Но, повторяем, это лишь в случаях нормального, так сказать, их развития, не являющихся правилом без исключений. Что такие исключения бывают — об этом прежде всего может свидетельствовать наличие случаев расхождений геологов в определении возраста террас и их соотношений с ледниковыми периодами плейстоцена (рис. 3). Так, например, существуют сомнения в возможности применения схемы Ш. Депере в настоящее время целиком к южным рекам восточной Европы.3)
«Тогда как у Ш. Депере мы видим в течение четвертичного времени непрерывное поднятие суши, в результате которого самые древние террасы оказываются расположенными всего выше, у наших рек поднятие продолжалось, очевидно, не все время. Ему предшествовала длительная фаза опускания, пред которым был большой этап поднятия.
Рис. 4.
Если расположить эти движения суши во времени, то мы увидим такую картину. В самом начале четвертичного периода, а может быть еще в дочетвертичное время суша энергично поднималась, и в это время реки промыли свое русло в коренных породах нынешнего коренного дна. Затем наступила фаза опускания, когда более новые террасовые отложения накладывались сверху на более древние. В результате гюнцкая и миндельская террасы на нижнем Днепре оказались погребенными под рисской. Рисская фаза явилась фазой перелома, когда опять началось поднятие суши, в результате чего вюрмская терраса оказалась расположенной ниже рисской и прислоненной к ней. В схеме соотношения рек Запада, в трактовании Ш. Депере, и Днепра представляются в таком виде (рис. 4). Нижний чертеж показывает нам соотношение террас южного [25] Средиземноморского района, верхний — соотношение террас Днепра. В Средиземноморском районе самые древние террасы расположены всего выше».4)
Однако общая закономерность этим не нарушается, усложняется лишь вопрос относительной хронологии террас, при установлении которой необходимо считаться со всеми возможными отклонениями от общей схемы их последовательного возникновения, учитывая при этом не только данные геоморфологии, но и палеонтологии.5)
Раз возраст террас и перекрывающих их отложений надежным образом устанавливается, то в таком случае это приобретает весьма большое значение для археологического изучения, так как древнего человека в остатках его деятельности мы находим преимущественно у берегов рек и озер, а так как очертания их берегов дают картину некоторой закономерной переменчивости, то и различные стадии процесса развития общества мы видим включенными в общей стратиграфии четвертичных отложений и всего чаще — отложений, образовавшихся у речных и озерных водоемов.
При изучении террас имеют значение, конечно, не только отложения или разрушения, явившиеся следствием непосредственной работы речного потока, но и иные, возникавшие уже впоследствии. Во многих районах Европы древние террасы оказываются перекрытыми лёссом или отложениями делювиального происхождения.
С этими образованиями исследователю приходится столь часто считаться, что и здесь нам необходимо будет привести о них краткую справку. Делювием называют такие отложения, которые образуются в результате размывания дождевыми и снеговыми водами различных продуктов выветривания, отлагающихся затем иногда в форме весьма значительных наносов, особенно у подножия холмов. Делювиальные отложения, следовательно, могут быть совершенно различными по материалу, лёссовидными, песчаными, глинистыми и проч., в зависимости от тех горных пород, которые в данном месте размываются.
Иными по своему происхождению являются отложения лёсса, простирающиеся от западной Европы через Австрию, Венгрию и далее на востоке переходящие в обширные лёссовые отложения южной части восточной Европы.
Для этих отложений, достигающих нередко большой мощности и не имеющих характера слоистых водных образований, первоначально не находили достаточно убедительного объяснения до тех пор, пока в Азии не удалось наблюдать и изучить происхождение лёссовых отложений и в наше время. [26]
Лёсс представляет собой глинистую массу, состоящую из очень мелких и однородных зернышек полевого шпата, кварца, углекислой извести и пр. Это минеральная пыль, переносившаяся ветрами и отлагавшаяся иногда в огромных массах. В отличие от иных схожих отложений, происходивших в результате той или иной работы воды, лёсс такого происхождения обычно называют «субаэральным» или «эоловым» (рис. 56)).
Рис. 5
Установление возраста лёссовых отложений и отношения к ним остатков деятельности древнего человека имеет для нас большое значение, и задача эта не должна упускаться из вида при производстве наших полевых обследований на палеолитических стоянках. Пенк полагал, что образование лёсса заканчивается с последним вюрмским оледенением. Другие исследователи, напротив, склонны были думать, что основные лёссовые отложения могли образоваться лишь в послеледниковое время. Здесь нет возможности хотя бы в самой беглой форме изложить современное состояние вопроса, тем более, что он в течение последних десятилетий послужил темой детальных исследований как за границей, так и у нас, утратив характер той относительной простоты и ясности, которые намечались на первых шагах к его разрешению. [27]
Сложность вопроса с той его стороны, которая непосредственно и ближайшим образом может интересовать исследователя, сводится теперь к стратиграфии лёсса и установлению отношения его различных ярусов к стадиям развития ледниковых периодов. Лёсс оказался неоднородным в его отложениях. Установлено было, что верхний ярус лёсса на Украине соответствует двум стадиям вюрмского оледенения, средний лёсс, в который вклинивается днепровская морена, одновременен с рисским оледенением, а нижний лёсс, вероятно, связан с миндельским ледником. Эти ярусы лёсса разделены ископаемыми почвами, соответствующими промежуткам между стадиями развития ледников (по Д. Н. Соболеву). Такая картина, обрисовывающаяся для Украины в результате последних исследований наших геологов-четвертичников, довольно близка в тем схемам синхронизации лёссовых горизонтов с соответственными моренными, которые выработаны были также в недавнее время и для Германии. Общее направление этих работ мы можем охарактеризовать как движение к все большему уточнению, а, с другой стороны, к осложнению всего вопроса. Если еще не достигнуто в этих исследованиях полного соглашения, а иногда мы встречаемся и с существенными разногласиями, то все же успехи последних десятилетий в исторической геологии четвертичного периода вместе с увязанной с нею в части своей и историей древнейшего общества следует считать весьма значительными.
Обратимся теперь к примерам и посмотрим, в какой степени историческая геология может послужить опорой к увязке историко-археологических фактов с отдельными моментами образования речных долин и их террас в обстановке нашей равнины и Сибири.
Г. Ф. Мирчинк, изучивший послетретичные отложения южных восточноевропейских районов, говорит о террасах Днепра, Днестра и их притоков, что они имеют различное геологическое строение. «Их нижняя надпойменная терраса редко поднимается выше 10-15 м над современным уровнем рек, состоит главным образом из песков, часто всхолмленных и покрытых сосновыми лесами и прислоненных к размытой поверхности ледниковых образований эпохи максимального оледенения. Возраст их сопоставлялся с последней эпохой развития ледниковых явлений на русской равнине, когда оледенение не доходило до среднего Приднепровья. В образовании верхней надпойменной террасы, названной тогда 2-й, наоборот, ледниковые образования по большинству рек, и в частности по Десне и Днепру, принимают самое существенное участие, и морена, как правило, спускается к соответственным террасам. На основании этого, естественно, было сделано заключение, что нижние надпойменные террассы синхроничны оледенению, не достигшему б. [28] Черниговской губ., т. е. вюрмскому, а верхняя надпойменная сформировалась до эпохи максимального оледенения и потом была только сглажена. Позднее это предположение получило подтверждение и уточнение при исследованиях выше по Днепру и его притокам, и установлена была непосредственная связь образования уступа от верхней надпойменной террасы к нижней надпойменной террасе с временем, предшествующим вюрмской ледниковой эпохе, а времени накопления аллювиальных отложений на нижней надпойменной террасе — с бюльской стадией отступания».7)
Палеолитическая стоянка у Бердыжа расположена на мысу между склоном к р. Сожу и впадающей в него балкой. На основании стратиграфии четвертичных отложений в этом районе Мирчинк устанавливает такую последовательность их образования. В эпоху рисского оледенения здесь образовался покров моренных и флювиоглациальных отложений. Долины р. Сожа в то время не было вовсе. Долина эта, возникшая лишь в начале вюрмского (последнего) ледникового периода, вызвала развитие боковых оврагов, превратившихся затем в балки. На склоне одной из таких балок и поселился человек, оставив следы своей здесь деятельности в виде так называемой стоянки. Впоследствии стоянка эта была перекрыта довольно мощным отложением песка, образовавшегося вместе с нижней террасой во время бюльской стадии. Таким образом интересующий нас исторический момент здесь выступает между двумя различными и разновременными отложениями и может быть определен во времени между концом вюрмского оледенения и началом бюльской стадии. К этой же эпохе Мирчинк относит как Мезинскую, так и Супоневскую стоянки на Десне.
Приведем теперь несколько конкретных примеров расположения палеолитических стоянок на речных террасах.
В 1929 году С. Н. Замятниным произведено было обследование известной стоянки у с. Костенки на берегу Дона. С разрешения автора воспроизводим здесь один из разрезов вместе с принадлежащим ему же описанием отложений (рис. 6).
1. Бурый моренный предпоследнего (рисского) оледенения суглинок грубого строения, с валунами гранита, шокшинского песчаника, кварца, зеленокаменных пород и пр., иногда в нижних частях естественных разрезов с потеками углесолей и с тонким прослоем в самом низу толщи белой глинообразной породы с галькой мела и журавчикоподобными включениями; прослой иногда отсутствует. Мощность суглинка — до 3 м, высота над Доном 50-53 м.
2. Туронский мел с остатками иноцерамов и Ostrea, мощностью от 15 до 22-25 см, книзу делается все более мергелистым и песчанистым, пока не переходит постепенно в сеноманский песчанистый мергель. [29]
3. Прослой фосфоритовых конкреций, залегающий на высоте 27 м над Доном (по Васильевскому — 37 м).
4. Песчанистый мергель с фосфоритами, все более теряя углекислую известь, в свою очередь переходит через пепельно-серый в ярко-зеленый глинистый слюдистый сеноманский (повидимому) песок, книзу более чистый.
5. Водоупорный слой вязкой глины типа «кафельной» светло-серого цвета, в естественных обнажениях до угольно-черного, с потеками и пятнами карбонатов и железистых окислов. Видимая мощность в естественном обнажении (Покровская балка) — 1 м. Высота над Доном 5,5-6 м.
6. Светло-серый мелкий слоистый песок.
7. Делювиальный суглинок, в свежем состоянии светло-коричневого, а в высохшем — серовато-кремового цвета, с валунчиками кристаллических пород, кусочками и галечками мела, мелоподобными пластинками в несколько мм толщиной. Книзу делается менее песчанистым и незаметно сливается в местах соприкосновения со слоем 6. Мощность, включая и почву в траншее № 5, — 2,5-3 м. Высота поверхности нижней части этого делювиального склона над Доном — около 8 м.
8. Слой костей мамонта и остатков культуры человека (кострища, кремни и пр.). Мощность 0,40 м.
9. Терраса, в Курганской сотне — слабо покатая, местами заболоченная, примыкающая к бечевнику Дона и поднятая на высоту от 4 до 6 м над уровнем реки. Сложена, повидимому, аллювиальными осадками, как древними, так и новыми.
С согласия П. П. Ефименко, исследовавшего Боршевскую стоянку в том же районе, воспроизводим ее разрез по линии к Дону (рис. 7) вместе с пояснительными указаниями автора. Интерес ее в стратиграфическом отношении заключается в том, что здесь мы имеем в сущности не одну, а две стоянки, которым и соответствуют культурные слои (а и b на чертеже), включенные в разновременных отложениях пойменной террасы Дона.
Рис. 6. |
Слой 1 — современный речной нанос, перекрывающий погребенную и размытую сверху почву. Слой 2 — почвенный слой. Слой 3 — делювиальное отложение желто-бурого суглинка. [30] Слой 4 — частью размытая ископаемая почва с верхним отложением культуры палеолитического человека. Слой 5 — супесь. Аллювиальное отложение. Слева от вертикальной линии с нумерацией слоев оставлен не заполненным рисунком тот прибрежный участок террасы, который исследован был ранее в процессе предварительной разведки. Указанные оба культурных слоя выходили здесь наружу, и их можна было обнаружить в обнажениях со стороны реки. |
Из сказанного видно, что остатки деятельности древнего человека, выражающиеся культурными слоями его стоянок, являются связанными с разными моментами закономерной переменчивости во всей окружавшей его природной обстановке. Речные террасы с их делювиальными и флювиоглациальными отложениями, лёсс и иные четвертичные отложения являются для нас тем вспомогательным источником к изучению древнейших периодов исторического развития общества, который исследователь должен всегда учитывать, начиная уже с первых шагов общей территориальной разведки в том или ином районе.
Рис.7.
Упомянув об этих отложениях, нам нужно будет отметить и ту своеобразную и сложную обстановку, в которой мы находим остатки деятельности человека в пещерах.
Пещеры, с которыми связан был человек уже в так наз. древнекаменном веке, имеют естественное происхождение. Вода, проникающая на значительную глубину в каменные породы, постепенно растворяет их, а отчасти разрушает механически, вследствие чего со временем в этих горных породах образуются полости или пустоты, называемые пещерами. Естественно, что наибольшее распространение пещер должно совпадать с наличием выходов легко растворимых пород, как гипс, соль, известняки. Многие пещеры давно приобрели известность или своими размерами, как, например, Вимальбургская пещера в Саксонии, или причудливостью своих форм, наличием крупных сталактитовых образований и проч. У нас пещеры известны в Крыму, на Кавказе, на Алтае, на Урале и в иных местах.
Археологический интерес к пещерам возник довольно давно, но [31] первые шаги любознательных искателей далеки были, конечно, от тех приемов исследований, которые формируются теперь в соответствии со всей сложностью этой особенной обстановки.
Э. Лартэ, пещерные исследования которого занимают видное место в развитии наших знаний о палеолитическом человеке, в конце концов признавал сам, что все его внимание сосредоточено было на находках — изделиях палеолитического человека (искусство!). Что же касается стратиграфии, т. е. чередования слоев в пещерных отложениях, то на эту сторону обращалось очень мало внимания. Впрочем, это мог бы сказать с таким же, если не большим, основанием не только Лартэ, но и многие другие археологи, ряды которых сразу возросли после сенсационных открытий в пещерах Франции.
Человек жил в пещерах начиная с древних периодов эпохи палеолита, но большинство известных нам пещерных стоянок относится все же к его второму периоду. Пещеры использовались древним человеком не только для жилья, но и для ритуально-магических действий, к которым и следует относить все живописные, скульптурные и графические изображения, нередко находящиеся в большом удалении от входа и в очень трудно доступных помещениях пещер, где не бывает к тому же и никаких бытовых остатков.
К пещерам в некотором отношении примыкают и навесы скал, неглубокие гроты, ниши, служившие древнему человеку также местом его более или менее длительного пребывания.
Стоянки древнего человека, связанные с речными террасами, как это видно из приведенных примеров, обычно являются выраженными одним отложением, реже — двумя разновременными. Совсем иную картину мы находим в пещерах и под навесами скал, где человек жил в различные периоды, и следы его пребывания в виде очагов, обломков костей, каменных и костяных изделий образуют зачастую целую свиту слоев, требующую при ее исследовании применения особенно тщательных приемов.
Культурные остатки в пещерах обычно перемежаются с отложениями, образовавшимися и в условиях, когда в них человек не жил. Из таких слоев следует отметить прежде всего глинистый грунт, формировавшийся из нерастворенных частиц тех пород, которые в размытом виде проникали в пещеру вместе с водой извне. Это так называемая пещерная глина. Затем известняковые стены и потолок пещер подвергались в силу ряда причин постепенному разрушению, вследствие чего на полу отлагались или мелкие, или крупные обломки, а иногда и значительные глыбы. Наконец, протекавшие в пещерах ручьи в свою очередь отлагали некоторые водные образования и т. д.
В качестве примера такой стратиграфии приведем схематический разрез отложений Истурицкой пещеры во Французских Пиренеях.
Рис. 8. |
Дно пещеры покрыто здесь сталагмитовой коркой (рис. 8-1), на которой лежат крупные каменные обломки. Второй момент образования сталагмитов мы находим на самом верху отложений (17). Прочие слои, за исключением 10 и 12 (пещерная глина), глинистые [32] в основе, заключают в себе органические остатки и следы обитания в пещере человека. Слой 2 — редкие находки мелких кремневых изделий так наз. эпохи мустье. Слой 3 — находки крупных кремневых остроконечников так наз. эпохи мустье. Слой 4 — следы обитания пещерных медведей . Слой 5 — кости и экскременты гиены. Слой 6 — культура так наз. верхнего, или более позднего, мустье. Слой 7 — типичные изделия так наз. ориньякской эпохи. Слои 8 и 9 — так наз. верхний, или более поздний, ориньяк. Слой 11 — древний период так наз. эпохи солютре. Слой 13 — так наз. солютре, характеризуемый листовидными наконечниками. Слой 14 — отложение с культурой, называемой мадленской. Слой 15 — так наз. мадленская культура с гарпунами и раздвоенными наконечниками. Слой 16 — отложение с культурой, относящейся, быть может, к так наз. азильской эпохе. |
Относительная хронология ряда стадий развития человека древнекаменного века находит, таким образом, здесь новое подтверждение. Разрез вместе с этим дает понятие о том огромном промежутке времени, в течение которого могли сформироваться все эти отложения в пещере.
Но не во всех пещерах слои являются результатом местных процессов, происходивших в самой пещере или в ее ближайшем окружении. Иногда встречаются отложения, увязывающие пещерную стратиграфию и с общей картиной последовательных геологических перемен в четвертичную эпоху. Примером этого могут служить прежде всего известные пещеры Гримальди на итальянском берегу Средиземного моря.
Пещеры эти, которым посвящено не одно капитальное исследование, дали довольно сложную стратиграфию, свидетельствующую о том, что человек жил в них в разное время, начиная с наиболее древних периодов палеолита. Ненарушенные слои, образовавшиеся в пещерах в разных условиях, заключали в себе то признаки [33] обитания человеком (очаги, орудия, кости животных, погребения), то они оказывались «стерильными», или в них находили лишь экскременты пещерной гиены и пр. Культурные слои, чередуясь с иными отложениями, соответствовали разным периодам заселения пещер, начиная с ранних пор древнего каменного века и кончая неолитом, охватывая таким образом огромный промежуток времени. Не один раз за это время менялась общая обстановка в крае, после теплого времени с южными формами млекопитающих постепенно устанавливался холодный ледниковый режим с мамонтом и северным оленем, сменяясь в свою очередь новым потеплением. Не касаясь здесь замечательной стратиграфии этих гротов, мы укажем лишь на одну интересную их особенность.
В некоторых из них первым снизу слоем были отложения моря, достигавшего здесь в конце плиоцена или начале плейстоцена высоты 25 метров над современным уровнем, а затем опустившегося до 12 метров. К этому его второму стоянию и относятся нижние отложения с морскими раковинами. Удалось установить путем ряда сопоставлений, что эта «трансгрессия» была не единственной в четвертичный период и что «наступание» и «отступание» моря чередовались, соответствуя моментам максимального развития ледников и межледниковым промежуткам.
Колебания уровня поверхности моря, относящиеся в значительной по крайней мере части к опусканию или поднятию суши, представляют собою явление, с которым исследователю приходится нередко считаться даже для очень поздних периодов, о чем придется сказать ниже.
Вторым интересным примером может послужить грот Гарга в Пиренеях. Грот выходит в сторону реки Нэст, протекающей в широкой долине с галечными отложениями. Гора Гарга находится на берегу, и в ней со стороны реки на значительной высоте находится грот, имеющий очень интересные отложения. Важнее всего здесь для нас тот аллювиальный нанос с галькой, который местами сохранился в пещере. Не может быть сомнений, что нанос этот такого же происхождения, как и аллювиальные отложения террас противоположного берега, в частности второй террасы, превышающей современный уровень реки на 40 м, т. е. приблизительно на такую же высоту, какой соответствует пещера. Таким образом здесь получается возможность связать одно из пещерных отложений с речной террасой, а следовательно и с общими последовательно развивавшимися явлениями ледникового времени.
Вслед за последним вюрмским ледниковым периодом началось постепенное сокращение ледника, но отступание глетчеров до высоты их современного уровня не происходило равномерно. Сначала глетчеры сократились довольно значительно, и их стоянию в этот период соответствуют особые морены. Период этот был назван [34] ахенским. После сокращения следовало еще три периода колебаний, когда ледники вновь опускались, однако не достигая уровня распространения глетчеров в вюрмский период. После этих колебаний, названных стадиями бюльской, гжницкой и даунской, снеговая линия в горах устанавливается на современном уровне, и в Европе утверждается в общем обстановка, близкая к обстановке нашего времени. Этим колебаниям в стояниях уровней снеговой линии несомненно, соответствовала известная переменчивость и в части других признаков, в частности и в отношении очертания берегов, изменения которых, хорошо изученные между прочим для Балтийского бассейна, были весьма значительными в послеледниковый период. Эти последние перемены имеют большое значение для исторической науки, изучение их сыграло немалую роль в деле развития и уточнения наших знаний о древнем человеке.
После сокращения последнего Скандинавского ледника наступила в этом районе «эпоха иольдии», названная так по характеризующему соответствующие морские отложения моллюску loldia arctica. Скандинавия в это время представляла собой остров, отделенный от материка широким морем, соединявшимся на севере с Ледовитым, а на западе — с Атлантическим океаном. Время это соответствует бюльской стадии послеледниковых колебаний и характеризуется для всего района арктическим климатом и такой же флорой.
После этой эпохи, повидимому, произошло значительное поднятие суши, Скандинавский остров соединился своей южной стороной с Ютландским полуостровом, а северной — с северной же частью европейского материка. Вследствие этого образовалось внутреннее море, отвечающее, с значительными, впрочем, отступлениями, и нынешним очертаниям Балтийского моря, Финского залива и Ладожского озера, которое тогда было крайним заливом этого опресненного водоема.
Время это, названное по характеризующему морскому моллюску эпохой анцилуса (Ancylus), соответствует гжницкой послеледниковой стадии. Вот с этой эпохой мы видим в связи и остатки деятельности человека, хорошо выраженные в известных, например, находках в торфянике у Маглемозе.
Изучая развитие культуры, нельзя не считаться с теми богатыми данными естествознания, которые мы находим в соответствующей природной обстановке. Чем на более низкой ступени развития своих производительных сил находилось изучаемое нами общество, тем большее значение эта обстановка имела как в производствах, так и в системе хозяйства, а следовательно должна была соответствующим образом отразиться и в социальном укладе. Для историка, помимо того, что здесь он может найти опору для установления относительной хронологии интересующих его фактов, даже самое место поселения древнего человека по его связи с ландшафтом того времени представляет собой весьма важный показатель.
В эпоху анцилуса, тоже с климатом очень холодным, все же [35] установился относительно более мягкий режим, и с юга к побережьям замкнутого моря проникают и распространяются: береза, осина, сосна и, наконец, орешник и липа.
После этой эпохи произошло понижение суши в южной части анцилового моря, вследствие чего этот замкнутый водоем вновь соединился с Атлантическим океаном через проливы. Это литориновое море, как и соответствующая эпоха, названо было тоже по характеризующему моллюску (Litorina litorea).
Литориновая эпоха, отвечающая последней, даунской стадии послеледникового времени, характеризуется более теплым климатом, а следовательно и иной растительностью, в которой следует отметить дуб, проникающий в это время довольно далеко на север.
С эпохой этой оказывается связанной и новая историческая стадия, представляемая так наз. кухонными остатками (Kjokkenmod-dinger), являющимися большими скоплениями раковин, костей рыб, птиц и диких животных, служивших объектом охоты древнего человека у берегов литоринового моря. Что касается орудий труда и иных изделий, то они не без основания сближаются с древностями и иных районов Европы, в частности с орудиями эпохи, называемой по известной французской стоянке — кампинийской.
В дальнейшем развитии изучения послеледниковых отложений установлено было, что при таянии отступавшего последнего Скандинаво-русского ледника в обширном пресноводном бассейне из талой воды образовались характерные отложения так наз. ленточных глин. Детальное изучение этих отложений позволяет делать попытки введения в периоды истории человека в послеледниковую эпоху и данных абсолютной хронологии.8) Шведскому ученому де Гееру при изучении уже упомянутых ленточных глин удалось установить основание к определению данных абсолютной хронологии. Заимствуем у проф. Яковлева изложение этого относительно недавнего достижения исторической геологии:
«Выше упоминалось, что на дне ледникового бассейна отлагались ленточные глины. Последние состоят из чередования более глинистых и более песчанистых слоев, выдержанных на очень больших расстояниях. Те и другие слои являются озерными отложениями ледниковых вод, вытекавших из-под отступающего края ледника. Более грубые песчанистые слои являются отложением летнего времени, когда транспортная сила талых вод увеличивалась, а зимой, когда ледниковый бассейн покрывался льдом, под покровом последнего отлагались более тонкие, механически взвешенные, глинистые частицы. Таким образом, каждая лента, состоящая из более песчанистого и более глинистого слоя, представляет собой годовое отложение. Благодаря одному очень остроумному методу, шведскому ученому де Гееру удалось сопоставить между собой пласты ленточных глин из различных мест Швеции до [36] пределов отступления ледников и подсчитать общее количество слагающих их годичных слоев. Благодаря этому получилась возможность изложить весь ряд послеледниковой истории северо-западной Европы на языке человеческого летоисчисления».
В таблице, составленной С. А. Яковлевым для послеледниковых периодов, мы находим как краткую их характеристику, так и данные абсолютной хронологии. Время анцилового пресноводного озера определяется таким образом промежутком от 7500 до 5300, а литоринового моря от 5300 и до 3000 лет. Далее мы имеем у этого же автора сведения и о последующих видоизменениях в Балтийском бассейне:
«В конце литоринового времени наблюдается новое слабое поднятие Финно-Скандинавии, отчего область литоринового моря сокращается. В дальнейшем, в силу последовавшего опускания, размеры моря расширяются, уровень его поднимается, но соленость меньше, чем в литориновом море, — это уже древняя стадия Балтийского моря, начавшаяся приблизительно за 3000 лет до нашей эры. Древне-Балтийское море существует с 3000 до 2000-1500 лет, после начинается снова поднятие суши, приводящее к современным размерам Балтики».
Таким образом удается определить возраст послеледниковых отложений с достаточной точностью и доводить эту хронологию до наших дней благодаря исследованиям де Геера в исключительно благоприятной обстановке в Швеции, где отступание последнего ледника оказалось возможным проследить без перерывов до его современного состояния в горных районах Скандинавии.
Обратимся теперь к примеру применения этой системы к псторико. археологическим фактам на нашей территории, основанного на достаточной изученности послеледниковых отложений в Ленинградской области вообще, а затем и на тщательно установленной стратиграфии отдельных находок, увязанной в отдельных ее элементах с общей картиной чередования послетретичных отложений. Приводимые далее данные заимствуются из опубликованных исследований геолога Б. Ф. Землякова, относящихся к недавнему времени.9)
Земляковым изучен был материал, происходящий из одиннадцати неолитических стоянок в западной части Ленинградской области, причем подтвердилось, что характеризующим эти стоянки материалом являются глиняные сосуды типа так называемой «гребенчатой керамики». Керамика эта дает три разновидности, определяемые [37] формой, цветностью, способом орнаментации и пр. Первый тип оказался характерным для двух стоянок, в том числе и Негежемской на Свири, второй тип — для пяти стоянок, включая и Тарховскую у Сестрорецкого разлива, и, наконец, третий тип гребенчатой керамики встречен был в четырех иных стоянках. Для геологической датировки первой группы исследователь остановился на Негежемской стоянке, давшей следующий порядок отложений ;
от 0 до 0,35 м — слабо-слоистый зеленовато-серый суглинок,
» 0,35 до 0,60 м — культурный слой,
» 0,60 » 0,95 м — мелкий полевошпатовый песок,
» 0,95 » 1,35 м — галечник,
» 1,35 » 1,50 – 2,50 м — ленточная глина,
ниже 2,50 м — морена, темно-серый валунный суглинок.
Рис. 9.
Абсолютная высота культурного слоя определяется в границах от 19,0 до 19,5 м над уровнем моря. Земляков полагает на основании наблюдений над террасами нижнего течения Свири, что поднятие вод во время ладожской трансгрессии превосходило данные Айлио и могло достигать в районе Негежмы 22-24 м над уровнем моря. В этом случае, сообразуясь и с наблюдениями в иных районах Свири, зеленовато-серый суглинок, залегающий непосредственно на культурном слое, следует считать водным отложением ладожской трансгрессии. Таким образом Негежемская стоянка относится ко времени, предшествовавшему ладожской трансгрессии, а эта последняя соответствует по времени древнебалтийской трансгрессии.10)
Для второй группы стоянок Земляков, на основании хорошо изученной обстановки, избирает стоянку на Сестрорецком разливе у Тарховки.
Стратиграфический характер отложений в месте изучавшейся древней стоянки у восточного берега Сестрорецкого разлива виден на прилагаемом чертеже (рис. 9).11) Первым отложением снизу является голубоватая ленточная глина (е), на которой залегает грубо слоистый, крупный древнебалтийский песок, поднимаясь до высоты 10 м над уровнем моря (с). Непосредственно на этом песке, слагающем гряду, лежит слой красно-бурого и черного песка с [38] остатками стоянки (культурный слой) (b, d). Толщина этого отложения 0,35 м – 0,48 м. Сверху культурный слой перекрыт светлосерым (а) дюнным песком. Абсолютная высота культурного слоя достигает 10 м над уровнем моря. Наибольшая высота волноприбойной линии древнебалтийской трансгрессии несколько превышает 10 м, появление стоянки в этом месте, следовательно, можно относить к близкому времени от начала древнебалтийской регрессии, т. е. отступания моря. Что же касается заноса стоянки дюнным песком, то это могло произойти в более позднее время, в период ксеротермический, когда растительность в данном районе не была достаточно развита и песок подвергался развеиванию. Сестрорецкая стоянка, как и ряд иных подобных, характеризуется, как было указано, гребенчатой керамикой второго типа.
Для стоянок с гребенчатой керамикой третьего типа исследователем дается стратиграфия Лахтинской стоянки. Здесь имеется следующий порядок напластований:
от 0 до 0,20 – 0,40 м — мелкий серый песок с отчетливой горизонтальной слоистостью,
от 0,20 до 0,50 м — красно-бурый песок |
культурный слой |
от 0,50 до 1,00-1,20 м — черный песок |
от 1,20 и ниже — грубослоистый древнебалтийский полевошпатовый песок.
Рис. 10
Абсолютная высота залегания культурного слоя здесь достигает только 5 м над уровнем моря Геологически возраст этой стоянки может быть определяем концом древнебалтийской регрессии. На воспроизводимой здесь схеме (по Яковлеву) (рис. 10) намечено время [39] для трех указанных стоянок, характеризованных тремя различными типами гребенчатой керамики (рис. 10). Принимая во внимание устанавливаемый таким образом порядок чередования этих типов, представляющих собой разновидности той же «гребенчатой» керамики, мы можем их считать различными последовательными фазами.
Но, помимо установления относительной хронологии для трех групп древних стоянок в этом районе, мы находим в различных отложениях, образовавшихся как непосредственно перед возникновением последний, так и после, свидетельства о происходивших изменениях ландшафта, о колебаниях климатического режима, о характере и развитии растительности и пр.
Вместе с этим мы имеем намётку и на приблизительные данные абсолютной хронологии: для первой фазы 2500–1700 лет, для второй фазы — 1700–1200 и для третьей — от 1200 до 800 лет нашей эры (рис. 10). Трудность подобной работы заключается в установлении отношения обстановки стоянки к геохронологической шкале. Нельзя, конечно, в приведенном примере видеть образец бесспорного достижения, но он нам указывает тот путь исследования, на котором в дальнейшем можно ожидать значительных результатов. Конечно, хронологические даты не являются сами по себе целью исторических исследований, но должны быть учитываемы в качестве дополнительного характеризующего момента немаловажного значения. Из приводимых дат мы можем прежде всего сделать заключение о том, что вторая фаза гребенчатой керамики, характеризующей среднюю группу стоянок для данного района — неолитических, по времени отвечает большому развитию производств из бронзы для местностей более южных, с широким применением металла к о рудиям производства, что же касается третьей фазы и соответствующих ей поселений, тоже здесь неолитических, то эта эпоха дает совпадение с так называемым галльштатским периодом «железно го века» в южных районах. К такому выводу мы приходим лишь благодаря возможности хронологических сопостановлений. И, наконец, более или менее правдоподобное установление времени для ряда стоянок на ограниченной территории может послужить основанием к известным сближениям и параллельным построениям и для иных районов.
Из сказанного, однако, не следует делать вывода, что таким образом построенное исследование может считаться завершенным. Стратиграфический прием изучения вещественных памятников in situ есть задача лишь необходимого и предварительного ознакомления с ними, это цель полевой разведки или обследования, но не детального их изучения, которое, с учетом результатов предварительной работы, должно быть построено совершенно.в ином плане, когда основным заданием послужит исследование всего комплекса вещественных остатков деятельности интересующего нас общества. [40]
Стоянки древнего человека мы находим, таким образом, на открытых берегах рек, в пещерах, под навесами скал, у морских берегов, у берегов озер.
Озерные стоянки могут иметь весьма своеобразную обстановку в тех случаях, когда они связаны с торфяными отложениями. Торфяники, как известно, образуются в более или менее закрытых водоемах с слабо проточными или стоячими водами.
Зарастание озер или иных водоемов с стоячей водой ведет к образованию болот, причем в лесных северных районах преобладающее положение занимают торфообразующие процессы.
Вода сначала покрывается водорослями с максимальным их скоплением у берегов. Со временем водоросли эти, постепенно распространяясь по водной поверхности, покрывают ее целиком, образуя сверху сплошную растительную корку. Торфообразующие болота разделяются на три основных типа: моховые, луговые и смешанные (травяно-луговые). Наиболее распространенной формой Первого типа являются сфагновые болота, образовавшиеся за счет белого мха из рода Sphagnum.
Мох, образующий сплошную пленку над водой, имеет то свойство, что нижние его части, отмирая, опускаются вниз и осаждаются на дне в форме последовательно возрастающих отложений. С развитием верхнего покрова, на нем появляется и иная растительность: кустарники, а затем и деревья. Постепенно, таким образом, водоем заполняется разнообразными растительными остатками, которые в состоянии неполного разложения и образуют торф. Первым, следовательно, и главным условием образования торфяников является наличие стоячей воды. Такие условия могут быть не только на болотах, но и по берегам морей, озер и даже рек. Известно, что на берегах озер и морей водой отлагаются в прибрежной полосе песок, ил и проч., образующие род валов. Эти валы, преграждая атмосферной воде свободный сток, содействуют заболачиванию прибрежных участков и образованию на них болот и торфяников.. Таким же образом могут произойти торфяные отложения и на пойменных долинах рек, где весенними половодьями отлагаются осадки, повышающие берег по отношению к лугу, на котором вследствие этого и возникают более или менее значительные заболоченные пространства с соответствующими этим условиям торфообразующими процессами.
Торф представляет собой скопление растительных остатков, не вполне разложившихся. Процесс разложения останавливается здесь, как думают, на фазе, когда продуктами его являются кислоты. Торф является прекрасной средой в смысле предохранения органических остатков от разложения.
С торфяниками связаны весьма многочисленные находки, имеющие значение археологического источника исключительной полноты и научной ценности. Образование торфа происходило во всякие [41] эпохи, раз для этого были соответствующие условия, как можно наблюдать эти процессы и сейчас во всех стадиях их развития. Мощность торфяных отложений бывает весьма различной и зависит от разных причин, не поддающихся точному учету со стороны их конечного эффекта, вследствие чего одних данных о толщине торфяного отложения, перекрывающего или заключающего в себе культурный слой, не достаточно для установления даже относительной хронологии. В Тироле, например, остатки дороги римского времени открыты были под слоем торфа в 4 фута, а в Англии сооружения того же времени оказались в торфе на глубине 8 футов.
Из открытий, сделанных в торфе, особую известность приобрели находки в Маглемозе, на западном берегу Зеландии.
Торфяник этот, поверхностью около 300 гектаров, образовался в пресноводном озере, постепенно превратившемся в болото, в свою очередь заполнившееся мхом и его перегноем. Находки обнаружены были на расстоянии 350 м от древнего берега озера. Человек жил, повидимому, не в свайных постройках над водой, а на плотах, на которых и были его жилища.
Чрезвычайно богатые материалы мы имеем и из торфяников средней Европы, а в особенности из торфяных отложений Швейцарии.
У нас в Союзе немало сделано было открытий в торфе, из них монографически обработаны были материалы из отложений, обнаруженных при постройке Ладожского канала и исследованных Иностранцевым.
Из новейших работ следует отметить систематические исследования Б. С. Жукова и А. Я. Брюсова, из которых последние, к сожалению, пока не опубликованы, несмотря на исключительную научную ценность полученных материалов, с которыми нас ознакомил в Государственном Историческом музее сам исследователь. Исследования торфяника у села Льялово производились в течение последних лет с участием ряда специалистов.
Стоянка открыта была в 1922 г. сотрудником Лугового института Мещеряковым при изучении торфяников Льяловского района, и с этого момента начинается ее систематическое исследование.
Приведем некоторые о ней сведения, пользуясь опубликованными работами Б. С. Жукова и Б. А. Куфтина.
Стоянка находится в 40 верстах от Москвы, у края второй террасы реки Клязьмы. Культурный слой с изделиями древнего периода неолита залегает в нижнем горизонте торфяной подушки, заполняющей озеровидное расширение между коренными берегами Клязьмы. Расширение это имеет около 6 километров в длину и до 1, 5 км в ширину. Было ли когда-либо в этом расширении речной долины озеро, впоследствии заболоченное у его берегов, или торф имеет другое происхождение, остается пока спорным. Во всяком случае человек здесь жил у края уступа к озеровидному углублению, и, как это видно по находкам, водяные птицы занимали видное место в его охотничьем хозяйстве. Б. С. Жуков высказывает такое заключение: «Все эти остатки весьма согласно указывают на [42] присутствие большого озера или группы озер (не реки), не только обильно посещавшегося водоплавающими птицами на пролетах, но и населенного ими в гнездовой период. Можно сомневаться, чтобы берега озера были сплошь топкими».
Культурный слой находится здесь на нижнем горизонте торфа, имеющего от 0,5 до 2 м мощности. Толщина самого слоя колеблется от 2 см до 10-15 и 25 см. Торф перекрывает отложения луговой серо-голубой пластичной глины и суглинка.
Что для нас в торфяных стоянках является особенно ценным, так это — хорошая степень сохранности органических остатков, позволяющая реконструировать растительность времени образования торфяника и включить этот момент в общую картину переменчивости послеледникового времени.
Вопрос чередования климатических периодов в связи с изменениями конфигурации Балтийского моря изучается не только по материалам чисто геологическим, но и на основании геоботанических исследований торфяных отложений, и работа эта проводится у нас в Союзе целым рядом ученых специалистов. Для определения растительности вовсе нет надобности в непременном налички в торфяниках листьев, остатков сучьев и стволов деревьев. Для установления пород пользуются обычно микроскопом, при помощи которого довольно легко делаются нужные определения по пыльце. Эта сторона исследований торфяных стоянок должна быть серьезно учитываема исследователями, которым следует даже в ограниченных пределах задач разведки брать вырезки торфа для лабораторного исследования.
Изучение пыльцы из Льяловской стоянки (в культурном слое) указывает на преобладание широколиственных пород при относительно небольшом количестве ели (6%). Исследование льяловского торфа на разных его уровнях дает некоторые основания для отнесения культурного слоя к эпохе, соответствующей концу атлантического климатического периода С.-З. Европы, т. е. к переходному времени от теплого и влажного к сменившему его более континентальному и сухому (суббореальному) климату, в свою очередь перешедшему снова в более влажный, но холодный климат современной эпохи (по Куфтину).
Нам пришлось уже говорить о том, что современное соотношение уровня морей к берегам не является величиной постоянной и неизменной. Известно, что очертания морей, материков и островов не раз последовательно и коренным образом изменялись на протяжении геологических периодов. Явления эти, имеющие, повидимому, разные причины, происходили и в течение четвертичного периода и позже, как происходят с большей или меньшей интенсивностью и в наше время. Вполне установлено, например, что побережье [43] Швеции постепенно поднимается, как поднимается и все побережье Балтийского моря и Финляндии, происходит поднятие и северных окраин Европы, не один раз констатированное для районов Белого моря, и проч. В другой стороны, имеется и опускание суши, как это наблюдается, например, для побережий Северного и Немецкого морей, Голландии, южной Англии, Бретании, Нормандии, а у нас — на западном побережьи Кавказа. Для некоторых районов мы располагаем доказательствами происходивших последовательно как поднятий, так и опусканий.
Так называемые вековые колебания происходят не всюду с одинаковой быстротой, в иных местах движения эти медленны, а в других случаях мы можем отмечать значительные перемены, происшедшие уже в историческое время и происходящие на наших глазах. Особенно интенсивными колебания бывают в вулканических районах. Во всяком случае, каковы бы ни были причины изменений в уровне стояния поверхности морей, связанная с этим переменчивость представляется для нас существенным данным в деле исторических исследований, в особенности в тех районах, где это непосредственно проявляется. Легенды о затоплении морем некогда цветущих городов оказываются не лишенными реальных оснований. Ограничимся упоминанием хотя бы немногих примеров. В Бретани, у города Дуарнене во время отлива можно видеть в бухте остатки построек на глубине 5-6 м под водой. Около Трэпора на дне на много метров ниже уровня моря во время больших отливов найдена была глиняная посуда римского времени, лежавшая на пласте лигнита, в котором сохранились остатки деревьев. Все это отложение покрыто было песком с раковинами современных моллюсков.
Для всего побережья Ламанша и Северного моря мы имеем свидетельство о последовательном опускании суши. Многие реки, впадающие в Атлантический океан, имеют подводное русло, образовавшееся в так называемой береговой платформе. Невозможно объяснить этот факт иначе, как опусканием суши и погружением в море устья реки уже после того, как речная долина с соответствующей ей дельтой образовались в нормальных условиях.
С другой стороны, у нас немало примеров и постепенного отступания моря, происходящего иногда довольно быстро.
По всему побережью Средиземного моря существуют террасы, соответствующие различным уровням прежних береговых линий; аналогичные признаки имеются и для иных районов, в частности для Скандинавии, где, например, следы разрушительного действия морских волн на береговые утесы и морские отложения отмечены на высоте до 162 м над современным уровнем моря.
Вместе с отступанием моря неизменно происходят явления, хорошо всем известные. Прежние гавани оказываются отделенными от моря, бывшие острова соединяются с сушей, морские заливы превращаются в озера и т. д. Город Ларошель во Франции, окруженный некогда почти со всех сторон морем, теперь связан с ним только каналом, а другая приморская гавань — Бруашь, существовавшая [44] еще в так наз. средние века, теперь совсем заброшена и лежит далеко от морского берега.
Но бывают случаи, когда на небольшом относительно отрезке времени происходят как поднятия, так и погружения берега. Интересный в этом отношении пример мы имеем в Неаполитанском заливе, где у местечка Пуццуоли находятся развалины храма Сераписа, постройка которого относится к римской эпохе. Большая часть колонн этого храма лежит, но три колонны, сделанные из мрамора, сохраняют до сих пор вертикальное положение. Эти колонны от высоты в 3,6 м над современным уровнем залива и до 7 м несут на себе следы разрушительной работы особого моллюска (Modiola lithopaga), живущего только в морской воде. Совершенно очевидно, что было время, когда этот именно отрезок колонн находился в воде, что же касается нижней части, оставшейся совершенно цельной, то она, как это показали раскопки, прикрыта была у всех колонн морским песком, предохранившим мрамор от Modiolae. Следовательно, колонны, построенные на суше, впоследствии оказались в воде до уровня в 7 м, а затем произошло поднятие берега, в силу чего колонны оказались вновь в положении, вероятно, близком к первоначальному.
Города, а вернее — городища, т. е. развалины городов, как, впрочем, и стоянки и иные остатки деятельности человека, могут быть обнаружены и ниже современного уровня моря или озера. Никакой таинственности в подобных явлениях нет, а если иногда им и стараются придать характер некоторой сенсации, то это следует расценивать исключительно как стремление замаскировать реальный факт под сказочный облик «града Китежа»...
Как известно, Кавказское Черноморское побережье в его северной, по крайней мере, половине постепенно опускается, вследствие чего в таком же порядке в отношении берега — уровень моря повышается. Совершенно ошибочно в качестве доказательства приводят явления простого размывания берега и постепенного его поглощения морем. Для Сухума, например, у нас имеются некоторые сведения, подтверждающие именно опускание берега, и никакой сенсации не должно быть в том случае, если наличие остатков построек под водой здесь и будет доказано. Факты, неоспоримо свидетельствующие об опускании берега в одних районах и о поднятии в иных, были наблюдены мною в прошлом году на Таманском полуострове. Отмечалось, впрочем, уже ранее, что древнейшие отложения города у бывшей станции Сенной находятся теперь ниже уровня моря, но как глубоко они погружены — сказать трудно. При разведочной раскопке в городище станицы Таманской, в слоях города классической эпохи открыт был участок мощеной улицы, которая имела уклон к морю, но обрывалась в обнажениях берега на высоте около 15 м над уровнем моря. Здесь обстановка несколько сложнее. Или такое соотношение явилось следствием простого размывания и поглощения берега морем, что происходит, между прочим, и теперь, или здесь следует допускать и некоторое поднятие берега. [45] В иных местах полуострова пришлось наблюдать значительное поднятие, вследствие чего бывшие протоки, на берегах которых имеются остатки торговых поселений (судоходство), теперь расположены значительно выше уровня моря,а самые следы их распознаются не без труда.
В такой же степени, как для морских побережий, и для берегов озер следует допускать вероятность переменчивости и последовательных колебаний в уровне поверхности воды. Классическим примером неправильности в оценке общей обстановки может послужить весь вопрос о швейцарских свайных постройках, формулируемый теперь, на основании последних исследований, совершенно иначе. Пример этот настолько поучителен, что считаем необходимым ввести его в настоящую работу.
Когда в 1854 г. вследствие низкого стояния воды в озере у Мейлена обнаружились сваи, тогда же пришли к заключению о том, что сваи являются остатками древнего поселения у берега озера. Ф. Келлер формулировал вопрос следующим образом: или эти постройки сооружены были на берегу над землей, или они были на сваях — над водой. Со временем мнение о том, что свайные постройки сооружались именно над водой, на высоких сваях, забитых в дно озера, сделалось господствующим. К такому мнению приспособлены были и различные гипотезы, из которых наиболее популярной оказалась та, которой древнему обществу приписывались цели обороны в качестве главного, а иногда и единственного мотива к сооружению жилищ в большом удалении от берега. Но были гипотезы и иные. Предполагали некоторые, что свайные постройки были лишь промысловыми постройками рыбаков, имевших постоянные жилища где-то в иных местах, в свайных постройках хотели видеть специально лишь помещения для хранения продуктов, а иные, которых современный исследователь Вуга называет теперь юмористами, смотрели на эти постройки как на летние жилища, которые человек оставлял с наступлением зимы, переселяясь в теплые пещеры. Этнографические и исторические данные, казалось, лишь подтверждали гипотезу о жилищах над водой в Швейцарии, и тем не менее она была в конце концов оставлена.
Коренной ошибкой, очень для нас показательной, было здесь то, что современная обстановка принималась в качестве некоторой неизменной величины и та переменчивость, которая так долго удерживает наше внимание и в этом очерке, не принималась во внимание вовсе. С 1919 г. местная археологическая комиссия предприняла стратиграфические исследования остатков древнейших поселений на Невшательском озере. Для швейцарского новокаменного (неолит) века принято деление на четыре периода, что находит подтверждение не только в характеристике соответствующих комплексов, но, что для нас важнее, и в стратиграфических соотношениях.
Рассмотрим теперь один из разрезов, сделанных при упомянутых исследованиях невшательской комиссии. В разрезе этом оказалось 8 различных отложений, и в числе их четыре относились к четырем стадиям неолитической эпохи. [46]
Нижний, т. е. наиболее древний культурный слой (неолит I), очень тонкий, лежал на ледниковом песке. В это время уровень в озере был ниже современного, но впоследствии вода стала подниматься и достигла более высокого уровня, вследствие чего место селения было залито, что и могло послужить причиной его оставления. Над культурным слоем образовалось отложение в 0,50 м толщиной. Никаких признаков «культуры» в нем не было, не было даже остатков растений, а весь слой из песка и ила мог образоваться только как осадочное отложение озера.
Вслед за этим обстановка вновь изменилась и, повидимому, в обратную сторону. На стерильном озерном отложении образовался новый слой до 0,50 м мощности, состоящий на 90% из растительных остатков, «кухонных» отбросов и иных материалов, свидетельствующих о новом периоде деятельности человека на этом месте, Отложения эти, как основательно предполагают невшательские исследователи, могли образоваться на берегу в условиях лишь временных и незначительных разливов. Нужно думать, что второе поселение отделено от первого значительным промежутком времени, на что указывает не только мощность стерильного промежуточного слоя, но и существенное отличие комплекса первого неолита от комплекса второго. Со стороны генетических соотношений все четыре неолитических периода возможно делить на две части, объединяя второй, третий и четвертый периоды в одну группу, существенно отличную от первой. Разница будет заключаться в том, что позднейшие периоды последовательно увязываются и их чередование ясно выступает уже из самого характера соответствующих им вещественных комплексов, в то время как вся эта группа как будто и не имеет своих генетических корней в древнейшем периоде. Такое соотношение отмечается, впрочем, и не только для Невшательского района Швейцарии.
Упомянутое второе культурное отложение оказывается в свою очередь перекрытым стерильным песком с раковинами, толщиной в 0,20 м. Опять мы имеем новый перерыв, после которого на этом же месте снова возникает поселение.
Подобные промежутки в фактической стратиграфии в прежнее время не вызывали особых вопросов, так как в подобных случаях широко применялась миграционная теория, долгое время служившая решительным препятствием к реальному пониманию фактов. Вуга, работой которого в данном случае мы пользуемся, о перерыве между культурными слоями, выраженном слоем озерного песка, не без остроумия говорит так:
«Гипотеза о новом пришельце могла бы объяснить явление, в особенности если бы я предусмотрительно вывел его из Азии, но она не смогла бы объяснить причину отложения слоя песка на месте поселения. Новым пришельцем и на этот раз является озеро, уровень которого вновь повышается на всем побережьи и заставляет жителей оставить их селение».
Но вот происходит вновь перемена, уровень озера еще раз [47] понижается, и на свободном от воды берегу поселяется человек с культурой третьего периода неолита. Этот слой в 0,30 м толщиной всем своим составом свидетельствует о том, что жилища были построены не над водой. Последние это гибнет от пожара, сколько можно судить по слою углей в верхнем горизонте отложения, но возобновляется вновь и продолжает существовать на том же месте и в течение всего четвертого периода неолита, или, вернее, энеолита, так как здесь в инвентаре мы имеем уже поздние формы каменных орудий и металл. Эта позднейшая стоянка, судя по характеру отложений, могла быть уже полуозерной, то есть жилища были, вероятно, над заболоченным низким берегом — на сваях.
Все же в период энеолита уровень воды был ниже современного, а впоследствии озера понижаются еще более и достигают максимально низкого уровня к концу так наз. эпохи бронзы, когда стояние воды было ниже современного на 4 метра! Этот последний период отступания озера, как это выясняется, связан был с периодом засушливого климата в средней Европе.
Совершенно иная картина восстанавливается теперь вместо прежней гипотезы, и основанием к этому послужили новые приемы исследования: 1) точное установление стратиграфии и 2) генетическая характеристика всех слоев, слагающих эту стратиграфию.
К аналогичным выводам в последнее десятилетие пришли в отношении свайных построек и иных районов.
Таким образом выяснилось, что древнейшие поселения в Швейцарии строились хотя нередко и на сваях, но над землей, у самого берега, и в плане имели вид вытянутых в длину вдоль береговой линии селищ. Только в так наз. эпоху бронзы возникают поселения на сваях в самом озере, и в этом случае и их планировка бывает совершенно иной.
Поверхностные отложения с течением времени подвергаются значительным разрушениям, и общий их рельеф видоизменяется. Одним из главных факторов таких преобразований является вода, разрушительная работа которой будет тем большей, чем более подвержены размыванию породы верхних отложений.
Падающая дождевая вода, стекая по склону поверхности, может промыть рытвину с крутыми стенками. Если это будет на поверхности с наклоном к долине, да при этом и площадь, с которой пойдет сток, будет значительной, то рытвина быстро превратится в действующий овраг.
В каждом овраге можно различать его вершину, среднюю часть, устье. В основной овраг часто впадают овраги боковые, и все они вместе образуют нередко целую овражную систему, отвечающую обширному бассейну. Овраги, начинаясь с относительно и незначительных первоначально повреждений поверхности, в мало устойчивых грушах очень быстро расширяются и углубляются под [48] действием дождевой воды и тающего снега. Овраг начинает развиваться в глубину и в длину, перемещаясь своей вершиной все дальше и дальше от устья. Боковые стенки оврага в такой стадии его развития представляют собой крутые, обнаженные поверхности основного грунта. Получается, таким образом, неустойчивый элемент, дающий новый момент в разрушительном процессе. Такие горные породы, как лёссовидный суглинок, будут разрушаться в крутых обнажениях и без непосредственного действия размывания, уже в силу своей структуры, которая для устойчивого профиля требует довольно пологих скатов. Последовательное действие воды и структурные свойства размываемых пород и содействуют постепенному расширению и понижению боковых скатов оврага, и весь процесс видоизменения в сущности неизменно идет в направлении выработки устойчивых форм, т. е. до момента закрепления скатов на определенном пологом уклоне. Такие «потухшие» овраги называют балками.
Большое значение приобретает здесь растительность, которая в определенный момент смягчения профиля скатов оврага развивается на них сплошным покровом, скрепляя почву своей корневой системой. Овражный профиль равновесия, следовательно, зависит от целой совокупности данных: качества грунта, количества осадков, размеров водосливной поверхности, глубины и ширины, скорости проходящей воды и проч. Все эти данные находятся во взаимной зависимости, и стоит одному из них в силу каких-либо причин измениться, как будут сейчас же нарушены все соотношения и овраг из «потухшего» вновь превратится в действующий. Овраги, в сущности, и обусловили волнистый характер равнины, эту столь характерную черту нашего ландшафта. Если овраг при его углублении дойдет до слоя, мало проницаемого для воды, то на этом уровне открываются ключи, питающие овражный ручей. Это весьма важная особенность оврагов степной полосы, создавшая ту двойственность в природных условиях, которая была издревле ей присуща и с которой, несомненно, будет считаться исследователь. Если посмотреть внимательно на современные карты наших южных степей, то нельзя не обратить внимания на расположение населенных мест главным образом по балкам и оврагам. Всякому бывавшему в степях должна быть памятной разница между высокой сухой степью и балками с их огородами, садами и цветущей растительностью. Для более старого времени необходимо допускать и значительное развитие в балках зарослей кустарников и деревьев. Эти своеобразные овражные леса многим еще памятны по тем их остаткам, которые еще недавно можно было видеть даже на южных окраинах наших Приазовских и Черноморских степей.
Рис. 11.
Как в новое время, так и в древности человек селился в оврагах и на их склонах. Палеолитическая стоянка у Бердыжа, как известно, расположена не на террасе, обращенной к Сожу, а на склоне оврага, впадающего в реку. И для более поздней эпохи мы можем указать на один пример стоянки, открытой в непосредственном соседстве с Кобяковским городищем на Дону, в обширном овраге на [49] уровне, не многим превышающим его тальвег. Этот типичный во всех своих частях овраг образовался, повидимому, очень давно, и его пологие скаты покрыты были травяной растительностью. В то время, когда еще происходило интенсивное размывание и разрушение обнаженных в овраге грунтов, значительное количество лёссовидного суглинка вместе с мелкими обломками известняка перенесено было водой в конус выноса и отложено вдоль склонов оврага. Эти вторичные отложения суглинка, вероятно, со временем также получили устойчивый и пологий профиль, и овраг перестал быть действующим. Но в настоящее время в этом «потухшем» овраге вновь имеются глубокие рытвины с вертикальными стенками, и разрушения возобновились с новой силой. Есть основания предполагать, что толчком к возникновению здесь вторичного оврага послужила обработка полей во всем обширном бассейне балки, а вместе с этим и разрушение древнего слоя с его корневой системой. При развитии вторичного оврага стали размываться отложения и перенесенного суглинка, в частности его нижние горизонты, причем местами образовались и здесь вертикальные обнажения высотой до 2-3 м и более. Суглинок структурно сохранял большое сходство с той лёссовидной глиной, которая и являлась основным, [50] незначительно, быть может, лишь видоизмененным его материалом. В обнажении он отслаивался вертикальными пластами (рис. 11), это как общее правило, но отмечены были и некоторые признаки стратификации в виде прерывистых горизонтальных отложений очень мелких обнаженных кусочков местного известняка, указывавших с несомненностью на делювиальное, хотя относительно и позднее, происхождение всей этой невысокой нижней террасы. В нижнем горизонте замечены были такие же прослойки с тонкими серыми отложениями, которые оказались золой. На прилагаемом фотографическом снимке (рис. 11) стрелкой показан уровень этой прерывистой слоистости, ниже которой залегал слой смешанного водного отложения, перекрывавший старое русло оврага с обкатанным камешками. Разведочный раскопкой установлено было, что замеченные в обнажениях тонкие зольные прослойки соответствуют древним кострам и очагам, сохранившимся в том виде, в котором они и образовались здесь же на месте, у самого тальвега оврага.
Таким образом два процесса здесь происходил и в последовательном чередовании: моменты относительно кратковременной деятельности человека, выражавшиеся слабыми остатками золы очагов с наличием при них же кварцитовых отщепов и мелких фрагментов глиняной посуды, и периоды отложений на этих же местах разрушавшегося действующим оврагом лёссовидного суглинка. В оврагах, следовательно, необходимо отличать в обнажениях отложения первоначальные от отложений вторичных, представляющих собой видоизмененные и сложенные на новом месте породы. Такие отложение возникали как в древнее время, так возникают и теперь в случаях, когда действующий овраг имеет быстро разрушающиеся стенки и количество размываемых материалов значительно.
Близость к воде, защита от ветра, укрытый характер стоянки — побуждали человека селиться на склонах балок на длительный, период времени. Но при более сложном общественном устройстве, когда при выборе места поселения учитывались все местные условия для лучшего применения существовавшей системы обороны, мы находим, что помимо сооружений искусственных, как ограды разного рода, рвы и т. п., человек широко пользовался и природным рельефом, а овраги использовал в качестве естественного препятствия, затрудняющего неприятелю подступы к селению. Связь древних поселений с природной обстановкой, раз она устанавливается точно, с учетом всех происшедших перемен, для нас теперь приобретает значение первостепенного научного данного, которое может быть оформлено в процессе разведок и послужить надежным источником к изучению как системы хозяйства, так и общественного устройства, поскольку последнее может быть охарактеризовано соответствующей фортификационной системой.
Просмотрев изданные планы городищ любых районов восточной Европы, как, впрочем, и западной, легко убедиться в том, что оврагами широко пользовались в качестве фортификационного [51] момента. Иногда можно видеть, что то или иное городище или укрепленный пункт построены были исключительно по удобствам обороны и даже в ущерб всем прочим требованиям. Приведем в качестве примера два городища на Дону у станицы Цымлянской, известные под названиями правобережного и левобережного. Левобережное находится в широкой пойме Дона и в значительном расстоянии от его нынешнего течения. Ряд стариц указывает на прежнее русло реки (Дона), в эпоху существования города протекавшей, видимо, под его стенами. Если это городище может быть отожествляемо с Саркелом, к чему есть немало оснований, то правобережное ставит вопрос и именно со стороны той обстановки, с которой оно связано. Правда, городище построено у реки и здесь, но на очень крутом берегу, а остатки оборонительных сооружений полностью охватывают все ограниченное пространство между крутым скатом к Дону и такими же крутыми скатами двух больших оврагов. В этом факте мы находим явный пример «раздвоения» строительства. Саркел, как город, возникший на перекрестьи территориальных торговых путей и водных сообщений по Дону, построен был у самого берега реки в наиболее выгодных условиях.
Город был укреплен рвом, проход через который заграждался особым оборонительным сооружением, имелась и ограда с башнями, и тем не менее оборонительная система, очевидно, признавалась недостаточной, в силу чего построена была крепость на правом высоком берегу Дона, где искусственные сооружения усилены были условиями самой местности, а в ряду этих условий для нас с полной очевидностью выступает и все значение глубоких оврагов. Нужно полагать, что укрепленные поселения строились у оврагов уже «потухших», имевших относительно устойчивый профиль и закрепленные растительностью склоны. Правда, что в оборонительном отношении глубокие овраги с вертикальными стенками представляют собой более существенную преграду, но, с другой стороны, их быстрый рост за счет прилегающей поверхности делал бы заселение их окраин весьма рискованным.
Мне известны многочисленные случаи разрушения древних поселений и городищ действующими оврагами, но здесь всегда можно было наблюдать однородную в сущости картину, именно — разрушения происходили со стороны вторичных оврагов, возникших в оврагах «потухших», а с этими последними и были связаны городища, непосредственно примыкая участками своей ограды к их скатам. Эти вторичные овраги в большинстве случаев, нужно думать, возникли относительно в недавнее время вместе с территориальным развитием пахотных полей, проведением новых дорог и иными повреждениями почвенного покрова. Возьмем для примера одно из городищ римского времени, расположенных на правом берегу Мертвого Донца, именно городище у станицы Гниловской. Городище это ныне разрушается довольно интенсивно как со стороны Донца, так и с противоположной, обращенной к широкому оврагу. С этой стороны культурные отложения особенно сильно обнажены со [52] стороны бокового короткого оврага, впадающего в основной овраг с относительно устойчивым профилем в его широком устье. Превышение поверхности городища над дном бокового оврага, выражается в месте нивелировки 1923 г. в 10 м, из них около 4 м приходится на обнаженные отложения и около 6 м — на одернованный скат и берег. Не подлежит сомнению, что в эпоху существования города верхних отложений (первые века нашей эры) бокового оврага не существовало совсем, или он был несравненно меньше нынешнего, иначе невозможно объяснить наличие четырехметровых обнажений слоев, имеющих совершенно горизонтальное залегание и обрывающихся в вертикальном обнажении. С другой стороны, если мы посмотрим на окружающую местность, то без труда установим, что ее рельеф не дает поверхности водослива, достаточной для выработки столь глубокой выемки. Остается предположить, что непосредственной причиной разрушения почвы и образования оврага здесь послужила колесная дорога. И теперь дорога эта проходит в некоторой выемке, примерно соответствующей колесному ходу. Как стара эта дорога, с которой в настоящее время связано довольно значительное движение, сказать трудно, но можно высказать все же некоторые соображения. В настоящее время Мертвый Донец настолько уже обмелел, что никакое сообщение даже на легких судах между прибрежными поселениями и Ростовом невозможно. Все движение происходит по грунтовым дорогам, в частности и по прибрежной дороге, проходящей через устье большого оврага у Гниловского городища. Совершенно иную обстановку можно реставрировать для приречных поселений римского времени, остатки которых мы имеем в целом ряде городищ по правому берегу Донца от хутора Недвиговского и далее к востоку, а затем и на правом берегу Дона. Были ли эти поселения связаны постоянными сношениями по грунтовым дорогам, об этом трудно говорить утвердительно, но что не подлежит сомнению, так это судоходство по Донцу, по которому морские суда могли проходить до самой вершины донской дельты и дальше.
Очень вероятно, что водные сообщения в эту эпоху были преобладающим способом сношений между городами, а грунтовая прибрежная дорога если и была, то с относительно слабым движением. Для средних веков тем более трудно допускать здесь какие-либо транспортные пути постоянного действия. Для этой эпохи в данном районе нет такого развития твердых поселений у берегов, как это мы находим для римского времени.
Барбаро, подробно описывая переход кочевой орды Кучук-Магомета через дельту Дона на правый берег Донца, не упоминает ни о каких там поселениях. Корб на своей карте низовьев Дона (конец XVII в.) показал и дороги, которые вполне соответствуют экономическим концентрам того времени, но прибрежной дороги вдоль Мертвого Донца у него нет. Можно предполагать, следовательно, что путь этот устанавливается в очень позднюю эпоху, именно с возникновением Таганрога, Ростова и с началом колонизации края [53] русскими. Все возраставшее колесное движение между городами и приречными хуторами безусловно могло вызвать быстрое разрушение такой неустойчивой породы, как лёссовидный суглинок, да еще на склоне балки. Таким образом и мог произойти указанный боковой овраг, развитие которого повлекло за собой и значительную потерю отложений северной окраины городища. На прилагаемом рисунке дана попытка схематической реконструкции указанных изменений (рис. 12). Пунктиром показан предполагаемый прежний профиль городища как со стороны реки, так и со стороны оврага, косые же штрихи соответствуют происшедшим изменениям.
Рис. 12.
Разрушение грунтов и их обнажение в отвесных стенах действующих оврагов на большую глубину мы можем учитывать с трех различных сторон:
1) Действующие овраги могут быть серьезной угрозой частичного, а иногда и полного разрушения вещественных памятников прошлого, находящихся поблизости, а в частности и тех городищ, которые соответствуют селениям, возникавшим между устьев потухших оврагов, ставших в недавнее время вновь действующими.
2) Действующие овраги дают нам естественные разрезы, которые создают очень удобную обстановку для изучения стратиграфии.
3) Овражными осыпями и размывами обнаруживаются памятники, не имеющие никаких наружных признаков и открытие которых происходит обычно случайно.
Овраги, как известно, тесно связаны с реками. Обычно устьями своими они выходят в речные долины или непосредственно впадают в реку. При такой связи будет понятно, что значительные понижения уровней рек должны были влиять и на овраги, вызывая их новое развитие с понижением базиса овражной эрозии. Такое возникновение оврагов следует допускать, но в нем нельзя видеть исключительную причину оживления «потухших» оврагов, происходящего, можно сказать, и на наших глазах. Э. Э. Керн в числе причин возникновения оврагов упоминает лишь одну, не зависящую от деятельности человека, именно те трещины в глинистых грунтах, которые при размывании могут положить начало оврагу. Во всех же остальных случаях, которых этот автор насчитывает девять, мы находим работу человека: распахивание склонов, проведение канав, борозд, постройку железнодорожного полотна и проч. К этому необходимо для южных наших районов с их лёссом и лёссовидными суглинками прибавить еще и дороги, на которые основательно [54] указывали некоторые исследователи также как на одну из причин возникновения оврагов.
Тесное соотношение оврагов и рек с большой ясностью изложено у А. Павлова, у которого мы и заимствуем нижеприводимые строки:
«Небольшие речки мало отличаются от оврагов, представляющих еще более раннюю стадию развития долин. Некоторые овраги достигают большой длины и имеют сложную сеть отвершков; есть и сравнительно небольшие. Рост оврагов каждый может сам наблюдать и ужасаться тем грозным для земледелия последствиям, какие он влечет за собой.
Весь этот ряд представляет как бы разные стадии развития, разные возрасты тех ложбин, по которым стекают атмосферные воды. Прослеживая эти фазы в определенном порядке роста и сложения; мы как бы прослеживаем жизнь большой реки от ее младенчества до взрослого состояния и, может быть, до старости и смерти».
Реки, со всей совокупностью связанных с ними перемен природной обстановки, являются для историка темой еще более сложной и важной, выступающей в большинстве наших полевых разведочных работ в качестве необходимого фона для реконструкции картины последовательных смен разных форм человеческих обществ. Если так называемые «исторические судьбы» народов принято было связывать с Тигром, Евфратом, Нилом, Гангом, Волгой и другими не менее знаменитыми реками, то это могло дать лишь ограниченные представления о значении рек в прошлом вообще, так как в действительности мы находим у речных берегов остатки жилья палеолитического собирателя и охотника, земледельцев архаической формации и античные торговые поселения, феодальные города, как, впрочем, и современные. С другой стороны, причины, побуждавшие человека селиться у рек, были совершенно различными, за исключением одной неизменной — потребности в питьевой воде.
Речные долины, с которыми бывают связаны древние поселения, требуют особого внимания. Необходимо их изучать, чтобы иметь достаточные данные для реставрации той вероятной обстановки, которая по времени может быть связанной с эпохой самого поселения. Иногда этого возможно достигнуть до желаемой степени убедительности уже в пределах тех, вообще говоря, ограниченных возможностей, которые обусловливаются приемами кратковременной разведки, а в некоторых случаях для этого могут потребоваться и более значительные работы с применением бурения, шурфов и т. п.
С реками прежде всего связаны береговые террасы, о которых уже сделаны были некоторые замечания, и к вопросу этому возвращаться нет надобности. Но, помимо террас, возникающих и развивающихся уже с самого момента образования речного потока, целый ряд всякого рода преобразований в природной обстановке происходит как результат работы рек.
Если мы посмотрим на любой карте большую реку со всеми ее притоками, ее изгибами и поворотами, для нас станет понятной прежде всего вся сложность речной системы в ее целом. [55]
По характеру течения и производимой работе реки можно объединять в разные группы.
Для нас наиболее интересным и нужным в условиях именно нашей страны является ознакомление с типом рек долинных, преобладающих в восточной Европе.
Обычно река протекает по широкому пойменному лугу, ограниченному коренными берегами, не в прямом направлении, а извилисто, делая более или менее крутые загибы поочередно то в одну, то в другую сторону. Такие извилины принято называть меандрами.
Долинные реки постепенно перемещаются в западном направлении, это, как общее правило, давно было замечено и известно под названием закона Бэра. В этих случаях реки постепенно отходят от восточного низкого берега и одновременно с этим подмывают западный высокий коренной берег. Таковы наши реки: Волга, Дон, Днепр, Днестр и другие. Но, помимо этого, замечаются и другие виды переменчивости речного потока, происходящие от разных причин.
Извилистое направление реки и ее меандры — переменчивы. При нормальных условиях река подмывает и разрушает вогнутый берег и отступает от выпуклого берега, отлагая здесь осадки (песок, глину, ил). Крутизна излучины таким образом постепенно возрастает, и узкая полоса луга в месте максимального сближения русла прерывается, течение реки выпрямляется, а остающиеся части бывших излучин остаются в виде дугообразных озер, известных под названием стариц. Выпрямившаяся река вновь будет деформировать свое русло, вновь образуются меандры и т. д. Такие отделившиеся при проходе извилины реки имеют большое значение для истории развития течения реки.
На картах большого масштаба можно видеть на пойменных лугах весь этот процесс во всех его стадиях: меандры реки, отделившиеся старицы, высохшие участки прежних направлений русла и проч. Иногда такие «блуждания» речного потока бывают очень значительными и могут происходить относительно быстро. Но бывает и иная форма переменчивости речного потока, когда вершины меандров последовательно перемещаются. Примером такого перемещения может послужить приводимый план деформации ложа реки Гаронны (рис. 13). Последовательность происходивших изменений устанавливается в этом случае довольно точно начиная с конца XVIII века. Вершины трех кривых за отрезок времени в 60 лет переместились от 575 до 1050 м в общем движении в продольном направлении сверху вниз по течению.
В указанных сложных движениях речного русла и следует видеть главную причину тех явлений, которые мы называем отходом рек от городов. Речное ложе везде отходит и снова периодически возвращается через более или менее значительные промежутки времени.
Эта постоянная переменчивость в направлении речных потоков [56] является особой темой при археологических разведках и обследованиях в районах речных долин. Сделать это необходимо для. реконструкции направления речного русла в эпоху изучаемых, древних поселений, а также и мощности реки: 1) реки, меняя свое направление, разрушают высокие берега, на которых могут находиться древние поселения и иные памятники старины; 2) в береговых обнажениях, размывах и осыпях могут обнаруживаться стоянки в удобных для наблюдения естественных условиях. Отходы рек от городов, конечно, необходимо всегда учитывать в реконструкции соответствующей обстановки. Ярким примером может служить городище у хутора Попова, которое, как вероятный остаток хазарского Саркела, давно уже привлекает внимание археологов, а в 1926 и 1927 гг. оно вновь было обследовано, и прежние предположения нашли новое подтверждение. В таком случае со времени путешествия Пимена в XIV в., когда по Дону он проехал мимо «Серклии», обстановка сильно изменилась, и в наше время Дон отошел далеко к северу, сильно размывая его правый коренной берег и особенно в том месте, где находятся теперь уже ничтожные остатки Потайновского городища.
Рис. 13.
Степень быстроты в перемещениях речных потоков, как и самый характер этих изменений зависят от целого ряда данных, научно учитываемых в теории движения речного потока. Нас сейчас не будет интересовать эта сторона вопроса, так как археологу приходится считаться с конечными эффектами этих сложных процессов.
Если речные берега настолько устойчивы, что могут противостоять разрушительному действию потока, то план русла меняется медленно. Совсем иную картину мы наблюдаем в условиях сложения берегов из рыхлых или легко размываемых грунтов, к числу которых относятся и различные лёссовидные суглинки. В подобных случаях разрушение может происходить с значительной интенсивностью, особенно если вода будет непосредственно подмывать [57] высокий берег. Такие случаи приходилось наблюдать не раз, но особенно памятными остаются те разрушения берегов Кубани, которые происходят в Краснодаре и выше по течению до Усть-Лабинской станицы, а, вероятно, и далее.
На обследованном участке этой реки видно было, насколько значительны были здесь пределы в переменчивости направления ее русла. Ряд древних поселений на правом берегу, возникших в римское время, а частью существовавших и в так наз. средние века, теперь находятся довольно далеко от нынешнего берега Кубани, отделенные от него большими пространствами пойменного луга с хорошо сохранившимися старицами и неглубокими сухими ложбинами, оставшимися от прежнего русла. Но зато в иных местах происходит обратный процесс: наступание реки на берега и их быстрое разрушение. В районе станицы Пашковской, при приближении к берегу Кубани по невысокой равнине, слышен был периодически повторявшийся шум, доносившийся со стороны реки. Оказалось, что река смывает берег и значительные глыбы суглинка, откалываясь от берегового массива, рушатся в воду. На поверхности у края видны были глубокие продольные трещины отделившихся масс берегового грунта.
Рис. 14.
Более обычным видом разрушения рекой берега является размывание нижних горизонтов берегового профиля, главным образом во время паводков. При осмотре подобного берега с удаленным от него водным потоком, может создаться впечатление, что береговые обнажения здесь не являются в какой-либо степени зависимыми от действия воды, которая не достигает непосредственного с ними соприкосновения даже в весенние половодья. И тем не менее, во всех случаях, когда подобная обстановка была наблюдаема, [58] выяснилось, что именно действие воды, даже ограниченное нижними горизонтами берега и временем паводков, является первоначальной и основной причиной нарушения профиля равновесия и образования осыпающихся обнажений в верхних горизонтах берега.
На рис. 14 видны такие разрушения, наблюденные в Гниловском городище. Здесь между высоко залегающими и обнаженными со стороны реки культурными отложениями и рекой имеется довольно широкий песчаный берег и скат размытого коренного берега, перекрытый осыпями, отложившимися довольно полого и скрепленными растительностью. Во время паводков в годы, когда вода достигает особенно высокого уровня, этот склон смывается уступом, который служит причиной и дальнейших разрушений (рис. 12). На рисунке 14 буквами а — b показан уступ пологого ската под вертикальными обнажениями, размытый весенним разливом в недавние годы. Разведочной раскопкой установлено было наличие здесь скрытого под осыпью размыва еще более значительного, показанного на том же рисунке буквами а — с — d.
Разрушение берегов, с другой стороны, создает очень благоприятную обстановку для изучения тех разрезов, которые доступны в обнажениях, открывающих стратиграфию не только поврежденных отложений древних поселений, но и подстилающих их пород. При размывании берега и разрушении связанных с ним могил или селищ, обычно происходят, помимо постепенного размывания и осыпания самих обнажений, еще и обвалы в виде более или менее значительных комков грунта. Эти осыпи подвергаются быстрому дальнейшему разрушению в части всех легко размываемых пород, и на берегу, таким образом, остаются только фрагменты керамики, кости, камни, металлические предметы, бусы и тому подобное. В некоторых случаях береговые сборы дают обильный подъемный материал, а иногда находки на берегу выпавших из места первоначального их залегания предметов могут привести и к обнаружению могильника или стоянки, как это не раз бывало в практике полевых археологических работ.
Всякая река, как известно, несет с своими водами более или менее значительное количество механически взвешенного материала, и этот материал постепенно отлагается, в конечном итоге образуя перекаты, мели, береговые наносы, острова, дельты. Материал этот отлагается тем в большем количестве, чем медленнее течение реки. Общее количество переносимого большими реками материала в иных случаях достигает огромной емкости. Если Рейн ежегодно выносит около 2 миллионов кубических метров осадка, то для Аму-Дарьи мы имеем уже 448 миллионов кубометров и т. д. Эти речные выносы и их осадки производят весьма значительные перемены в речных системах и являются моментом, подлежащим учету также и со стороны историков, особенно в тех случаях, когда изучаемые вещественные памятники оказываются непосредственно связанными с той или иной стадией развития речных наносных отложений. [59]
Так как максимальные отложения в долинных реках происходят обычно в низовьях у места впадения в моря или озера, то именно здесь и происходят наиболее значительные изменения. Речные дельты представляют собой скопление осадков, отлагающихся при условиях очень замедленного течения. Обычно дельта имеет целый ряд рукавов и протоков, протекающих по низкой, частью заболоченной поверхности. Рост дельт, их постепенное развитие в сторону моря или озера является одним из главнейших моментов переменчивости, который следует учитывать историку.
Укажем на некоторые примеры, обычно приводимые в общей геологической литературе.
Реки По и Адидже впадают в Адриатическое море, образуя обширную дельту с многочисленными протоками. Количество осадков, выносимых этими реками из гор, весьма значительно. Вместе с устройством плотин, количество осадков, отлагающихся в дельте, стало быстро возрастать, и к средине XIX в. ежегодное нарастание дельты в сторону моря достигло в среднем 210 м. Город Адриа, основанный при Августе у самого устья протоков, отстоит теперь от моря на 35 км. Подобные примеры мы имеем и для рек нашего Союза. Ленинград, например, построен на островах дельты реки Невы, которые постепенно увеличиваются в сторону морского залива, но, повидимому, не с одинаковой быстротой. Съемки, производившиеся в 1718, 1777 и 1864 гг. в их сопоставлении дают основания к цифровому выражению нарастания островов, которое, впрочем, не может нами расцениваться в качестве некоторой абсолютной величины для любой эпохи. Попытки вычислить на основании этих данных возраст всей невской дельты, а также определить время, по истечении которого дельта достигнет Кронштадта, остаются мало убедительными, как, впрочем, и иные подобные же опыты. Установление хронологии остается пока возможным лишь для некоторых отрезков времени, конечные пределы которых фиксированы съемкой или надежными историческими сведениями.
Вместе с прогрессивным нарастанием осадков и поступательным развитием подводных и надводных частей дельты происходят и иные явления, не менее для нас важные. Протоки, также как и главное русло реки, оказываются особенно переменчивыми именно в пределах дельты. При замедленном течении и обильных осадках в протоках легко образуются мели, происходит заиливание и закупорка русла, вследствие чего проток может резко изменить свое направление, соединиться с другим протоком или разработать совсем новое русло, а на месте прежнего его течения остается старица или лишь некоторая впадина, покрывающаяся водой только во время весенних половодий. Посмотрим теперь на эти процессы на примере донской дельты, с которой связан один из старейших вопросов так наз. античной археологии, именно вопрос о древнем городе Танаисе. По историческим сведениям, город этот стоял на реке Танаис (Дон) у моря. Исходя из этого, некоторые исследователи старались подойти к более точному определению его [60] местоположения, исходя из подсчетов быстроты нарастания островов дельты в сторону моря, и обратно, принимая Недвиговское или Елисаветовское городище за остатки древнего Танаиса, старались установить рост дельты за истекшее время.
Таким образом, принимая Недвиговку за исторический Танаис+) и толкуя сведения Страбона в качестве точного указания на приморское положение города, получили для годового нарастания дельты цифру в 11 футов. Если же считать, как это делали некоторые исследователи, что Танаис был на месте Азова, то мы получим иную цифру, именно 22 фута в год; если же остановиться на показаниях старожилов, то ежегодное увеличение дельты в сторону моря возрастет до 175 футов, а на основании записок местного любителя-археолога даже до 308 футов. Богачев, принимающий за древний Танаис городище у станицы Елисаветовской, приходит к тому заключению, что донская дельта развивается и увеличивается в сторону моря примерно на 3/4 версты в столетие.
Белявский, исследовавший донские гирла во второй половине XIX века, совершенно обоснованно говорит о подобных попытках следующее: «Конечно, основываясь на предположениях и догадках, всегда можно приходить к более или менее удачным заключениям; можно даже, пользуясь некоторыми весьма неполными и отрывочными сведениями о количестве влекомых наносов, о течениях и проч., вычислить, не особенно скупясь на время, во сколько тысячелетий донская дельта продвинется вплоть к Таганрогу, или во сколько десятков тысячелетий выполнится весь Таганрогский залив; но все подобного рода вычисления, как не основанные на положительных данных, добываемых только многолетними опытами и наблюдениями, по нашему мнению, не могут иметь никакого практического значения».
Так стоял вопрос о нарастании донской дельты, и мы, естественно, не могли получить каких-либо серьезных и надежных данных, которые можно было бы связать с вопросом о древнем городе и реставрировать всю обстановку дельты для времени некогда существовавшего здесь поселения. Задача эта, весьма, конечно, важная сама по себе, не могла быть разрешена тем примитивным методом, который здесь применялся. Подобные попытки, дававшие столь же негодные результаты, мы находим и в западноевропейской литературе, так как они типичны по методу крайнего упрощения таких сложных процессов, какими являются речные отложения в их динамике. Теперь нам остается сказать и о переменчивости самих протоков, а также и главного русла Дона. Происходящие здесь изменения весьма значительны. Белявский, собравший обширный фактический материал, достаточно удовлетворительно обрисовывающий нам изменения протоков как в плане, так и в глубинном отношении, приводит в качестве косвенного подтверждения таких перемен и местные названия протоков, которые в большей их части могли возникнуть не ранее русской колонизации края, следовательно относятся сравнительно к недавнему [61] времени. Смысловая значимость этих названий стоит в полном противоречии с теми реальными характеризующими моментами, которые устанавливал Белявский для времени его исследований. «Таким образом», говорит он, «хотя распределение названий между рукавами реки представляет, как уже сказано, дело, повидимому, весьма мало значащее, тем не менее в данном случае оно, в совокупности со всем вышеизложенным, дает довольно ясную идею о том порядке или, пожалуй, законе, которому следовали различные рукава дельты при ее образовании и который вообще состоял в том, что при всех разделениях реки наиболее судоходными рукавами вначале были южные рукава, совсем или весьма мало подверженные влиянию морских волнений и течений, а потом, вследствие действия тех же волнений и течений, отклоняющих гирла к северу, начали образовываться рукава северные, сделавшиеся, с течением времени, гораздо более судоходными, чем южные, и навсегда удержавшие за собой как это достоинство, так и названия, данные им при их образовании».
При такой переменчивости всей обстановки дельты, казалось бы, нет возможности подходить к проблеме древнего города, который был связан с дельтой и, уж конечно, не случайно, а на основе каких-то природных условий, которые могли впоследствии сильно измениться или исчезнуть вовсе в процессе той переменчивости, которая присуща этой дельте. Задача историка, таким образом, с одной стороны осложняется, а с другой стороны и значительно уточняется. В прежнее время на вопрос смотрели гораздо проще, и Стемпковский, например, делая критический разбор сведений Птолемея, согласно которым искомый город находился на самой дельте между двумя рукавами Дона, говорит: «Но с трудом можно поверить, чтобы древние греки поселились в местах болотистых и весьма часто наводняемых, тогда как вокруг могли они выбрать любое возвышение и построить город свой на таком месте, где им гораздо удобнее было укрепиться противу нападений». Из этого видно, что Стемпковский знакомую ему обстановку (1823 г.): «болотистость» и удобства навигации, целиком переносил на две тысячи лет назад, не предполагая, что за это время могли произойти какие-нибудь существенные перемены.
Совсем уже иное отношение к оценке обстановки мы находим у Леонтьева, производившего исследования в низовьях Дона в средине прошлого века. На самой дельте Дона у станицы Елисаветовской он открыл городище, «еще более обширное, нежели Недвиговское. В истории разысканий на устьях Дона оно составляет открытие, нам принадлежащее». Далее у того же автора мы читаем: «Оно [городище] имеет вид полукруга, обращенного дугой к югу, с полукруглой стороны своей обнесено двойным валом. Северною же прямолинейною стороною оно примыкает к камышам, окружающим арик Дугны, где в древности без сомнения был лиман, который мог служить гаванью для судов. В средине вала, тянущегося вдоль камышей, заметен перерыв, служивший, повидимому, для [62] въезда в город; на север от этого места вдается в камыши полуостров, который, может быть, служил пристанью». К такому заключению пришел затем геолог Богачев, это же подтверждалось и последующими разведочными археологическими исследованиями.
Рис. 15.
Таким образом можно считать установленным, что древний город V—III веков до нашей эры, несомненно возникший здесь на месте более древнего туземного поселения в условиях греческого импорта водным путем, построен был на самой дельте, на берегу большого судоходного протока, впоследствии превратившегося в высохший луг, покрытый камышом. Поперечное сечение протока целиком было заполнено илистыми осадочными отложениями. Произведенным здесь раскопом (рис. 15, раскоп № 6) установлено было, что проток этот не был мелководным. С южной стороны от городища и до самого берега нынешнего Дона простирается низкий и ровный заливной луг, при более детальном его изучении оказывающийся не совсем ровным. Неровности его выражены настолько слабым [63] рельефом, что распознаются не без труда, а в некоторых местах лишь наличие более свежей травяной растительности указывает на небольшое понижение почвы. В 1929 году вместе с инструментальной съемкой городища в 1/500 произведена была и эккерная съемка означенных неровностей, предварительно обследованных неоднократными наружными осмотрами местности. Воспроизводим здесь небольшую часть составленного тогда же плана вместе с западной окраиной городища (рис. 15). На плане более густо заштрихованы наиболее низкие места, однако не понижающиеся более 20-25 см. ниже наиболее высоких участков. Вне ограды поселения сделано было два разведочных раскопа, из которых второй (№ 6 на плане) дал особенно интересный результат. На приводимом разрезе видно (рис. 16), что легкому понижению почвы здесь соответствуют погребенные илистыми наносами русла протоков с круто опускающимися берегами. Датируемый обломок амфоры, найденный в грунте заполнения, несколько уточняет общую картину, особенно в сопоставлении с тем, что обнаружено было и в северных крайних раскопах. По совокупности данных, полученных путем относительно небольших разведочных работ, можно утверждать, что 1) город был расположен на высоком песчаном острове, окруженном протоками Дона, и 2) они были по всем признакам довольно глубокими и имели проточную воду в V —IV вв. Заиливание происходит, повидимому, в течение III в. до н. э.
Рис. 16.
Как и в примере стратиграфии невшательских свайных построек, и здесь причину перерыва и ухода населения приходится видеть в той же переменчивости природной обстановки. Заиливание протоков должно было достигнуть в конце концов такой степени, когда судоходство делалось уже затруднительным, а впоследствии и совсем невозможным. Естественно, что город, существовавший главным образом за счет водного торгового пути, должен был переместиться в иной пункт, где нужные благоприятные условия для навигации были бы налицо. Так это, повидимому, и было в действительности, так как Недвиговское городище на Мертвом Донце хронологически и по существу мы можем считать прямым продолжением города у станицы Елисаветовской.
Леонтьевым высказан был ряд остроумных догадок, вцолне подтвердившихся впоследствии. Ограничиваться же в таких случаях лишь догадками совсем недостаточно. Для выяснения общей переменчивости в речных отложениях или для установления отдельных [64] ее моментов по связи с памятниками старины необходимо бывает производить бурение или даже раскопки. Только таким путем можно достигнуть достаточно убедительных результатов в нужном, хотя и трудном, деле реконструкции древней обстановки.
Нам остается в заключение этого сжатого перечня главнейших видов переменчивости природной обстановки, в которой мы находим включенными и отдельные моменты деятельности человека, упомянуть еще о подвижных песчаных отложениях, известных под названием дюн. Сухой песок легко приходит в движение под действием ветра, а если направление этого ветра остается в течение значительного времени неизменным, то песчаная поверхность значительно преобразуется, а массы перемещенного песка образуют холмы, называемые дюнами. С одной стороны, мы имеем здесь, следовательно, снос песчаных обнажений, а с другой стороны — образование из этого материала новых отложений.
При благоприятных условиях дюны приобретают вид длинных насыпей, перпендикулярных к направлению господствующего ветра, с правильным, но диссимметричным поперечным профилем, с слабым склоном с наветреной стороны и с более крутым со стороны под-ветреной. В областях, где ветры переменчивы, дисимметрия поперечного профиля выражена гораздо менее резко, и вершина дюн имеет форму извилистого хребта.
Дюны с диссимметричным профилем перемещаются целиком в направлении господствующего ветра, причем форма их, выражающаяся углами наклона скатов, остается неизменной. Песок, приводимый в движение ветром, поднимается по слабому склону вверх и, достигнув вершины дюны, скатывается вниз и отлагается с подветреной стороны на более крутом склоне холма. Таким образом изменение дюнного холма происходит в убывающем порядке для пологого ската и в порядке наращивания отложений для ската крутого. Гребень дюны, следовательно, постепенно перемещается в направлении ветра. Если масса песка остается неизменной, то и общий объем дюнного холма и его формы сохраняются независимо от последовательного перемещения; если же количество песка увеличивается, то вместе с этим будет увеличиваться и высота дюны.
Если переносимый ветром по ровной поверхности песок встречает на своем пути какое-нибудь сопротивление, то в этом месте образуется небольшое его скопление с двумя отрогами, направленными по ветру.
Движение дюн у морских берегов обычно задерживается растительностью на незначительном уже расстоянии от моря, но дюны, образующиеся на обширных пространствах с незакрепленной песчаной поверхностью, передвигаются на огромные пространства и могут появляться в областях, где вовсе и нет песчаных отложений, [65] покрывая почвы самого различного происхождения. У нас в Союзе дюны имеются в разных районах, в особенности обширны и значительны дюнкые образования в Средней Азии, между низовьями Волги и Урала и в некоторых приморских местностях. Бывают дюны и более сложного строения, когда песчаный холм образуется под действием то ветра одного направления, то направления иного, вследствие чего дюна перестраивается и принимает иные очертания. Приведем пример из донских материалов Богачева. На рис. 17 видно, что на поверхности первоначально образовалась дюна с отлогим правым, склоном и более крутым левым (1) под действием ветра справа. Дюна эта перекрыла почвенный слой. Дюна эта покрылась растительностью, вследствие чего на ее поверхности образовался тонкий почвенный слой. Вследствие перемены в направлении ветра дюна перестроилась в обратном направлении, левый ее склон, более крутой, был разрушен и сложился более полого, а правый склон засыпан был песком (2). В этой дюне таким образом оказался погребенным участок почвенного слоя правого склона первой дюны. Дюна вторичного образования в свою очередь покрылась растительностью, и на ее поверхности стал образовываться почвенный слой. Наконец в силу каких-то причин (в данном случае пастьба скота и распашка поля) по соседству образовались новые обнажения песчаных поверхностей, вследствие чего дюна сразу увеличилась и сложилась в форме первоначального холма, т. е. с крутым левым склоном и отлогим правым (3). Верхушка второй дюны была срезана ветром, а почвенный слой второй дюны оказался погребенным. Эти моменты остановки роста дюн, отмечаемые образованием почвенных покровов, обычно без особого труда устанавливаются по темному цвету соответствующей гумозной прослойки. Археологические находки в дюнах не всегда сохраняют характер целостного отложения, в котором в ненарушенном взаимоотношении можно обнаружить различные остатки деятельности человека. Такой культурный слой, перекрытый дюной, как это мы имеем для Тарховской стоянки (рис. 9), или включенный в дюну, легко обнаружить в случаях его выхода наружу в обнаженных склонах. Подобные стоянки могут дать при их исследовании комплекс данных, не отличающийся вообще от комплексов стоянок, находящихся в иных условиях.
Рис. 17.
Несравненно менее надежными являются находки, делаемые в котловинах выдувания, где предметы из разных горизонтов и разновременные могут оказаться в конце концов на одном уровне и даже в одной и той же группе. Нам приходилось не раз находить [66] на дне песчаных котловин скопления костей, бронзовые наконечники стрел, отдельные угольки, обломки керамики времени скорченных костяков, пуговицы и осколки бутылок. Перемещающиеся песчаные холмы, как известно, могут в некоторых случаях серьезно угрожать пахотным полям, лесам, дорогам и самим поселениям. Такие засыпания песком действительно и происходили, погребенные города существуют и несравненно в лучшей сохранности, чем пресловутые подводные, хотя за последними все же сохраняется магическая сила, способная приводить некоторых археологов в состояние крайнего беспокойства.
Потанин первый дал сведения, между прочим, о развалинах Хара-Хото, находящихся в пустынной местности Монголии. «Из памятников древности [торгоуты] упоминают развалины города Эрге-хара-бурюк, которые находятся в одном дне езды к востоку от Кун-делен-гола, т. е. от самого восточного рукава Едзина; и тут, говорят, виден небольшой керим, т. е. стены небольшого города, но вокруг много следов домов, которые засыпаны песком».
Экспедицией под руководством Козлова произведены были в разных местах этого наполовину погребенного под песками города раскопки, давшие, как известно, очень большой и разнообразный материал. Особая обстановка способствовала здесь исключительной сохранности таких материалов, как ткани, краски живописи, дерево, бумага, благодаря чему в коллекциях предметов, выкопанных экспедицией, имеются многочисленные образцы древней живописи на дереве, бумаге, тканях, целое собрание рукописей, бумажные китайские деньги и т. п. Город этот заслуживает, конечно, систематического исследования, как, впрочем, и иные погребенные в песках Монголии поселения, существование которых мы можем подозревать.
Для исследователя, работающего по изучению вещественных памятников прошлого в их естественной обстановке, необходимо знакомство с почвой, в той, конечно, мере, чтобы уметь и с этой стороны получить некоторые данные для более полного и разностороннего понимания изучаемых древностей.
Очень часто приходится слышать, как почвой называют или поверхности обнажения таких горных пород, как глина, песок и тому подобное, или, напротив, понятие это суживают до обозначения лишь верхней темной земли, пахотного слоя и проч. Научное содержание термина иное, и историк, производящий раскопки и дающий описание изучаемых наслоений, должен уметь отличить почву и называть ее соответственно существующей научной терминологии.
Постараемся дать некоторое понятие о почве, отсылая читателей, желающих ближе ознакомиться с этой важной для нас темой, к специальной литературе, в которую, к слову сказать, прежние археологи, выкапыватели вещей, редко заглядывали. [67]
Почва ие представляет собой, прежде всего, слоя, независимого генетически от породы, лежащей непосредственно под ним. Почвообразовательный процесс в схеме можно представлять себе в порядке некоторых последовательных стадий, из которых мы упомянем две, для нас важнейшие. Как известно, всякие горные породы, даже твердокаменные, раз они обнажены, подвергаются на их поверхности постепенному разрушению, происходящему от действия колебаний температуры воздуха, воды, ветра. Но, помимо такого механического выветривания, происходят изменения материнской породы и в процессе химических ее видоизменений в ряде весьма сложных преобразований различных материалов, входящих в состав горной породы. Такие изменения принято называть химическим выветриванием. В результате того и другого на обнаженной горной породе образуется некоторое новое отложение, являющееся продуктом ее разрушения. Температурные колебания, вода и воздух, действуя из года в год в течение веков, разрушают каменные породы, превращая их последовательно в щебень, гравий и даже песок.
Что касается рыхлых пластических пород, как лёсс, глина, мергель, песок, то они произошли путем отложения соответствующих материалов, перенесенных из иных мест силой ветра или водой, но первоначально эти пластические породы могли сложиться лишь как продукт выветривания. Таким образом любая горная порода, открытая и, следовательно, подверженная действию механического и химического выветривания, постепенно преобразуется начиная с поверхности и на некоторую глубину, со временем возрастающую. Этот слой преобразованной горной породы и является уже первой стадией почвообразовательного процесса. Второй стадией будет накопление в верхней части продуктов выветривания — гумусного горизонта, обычно окрашенного в темный цвет. Этот горизонт образуется из отмерших органов растений, покрывающих почву, корешков, стеблей, листьев. Постепенно начинает накапливаться перегной, переработанный животными, населяющими слой выветрившейся горной породы: жуками, червями, личинками и пр. Наличие органических остатков в разной степени их разложения и смешанных с минеральными частицами и служит признаком для выделения особого гумусного горизонта почвы. Таким образом под почвой в научном смысле этого термина понимают поверхностный горизонт земной коры, видоизмененный выветриванием при одновременном накоплении органических остатков. Почвенным слоем, следовательно, будет весь слой от наружной поверхности и до поверхности неизмененной материнской породы. Но это, конечно, лишь схема в самом упрощенном ее выражении, в действительности же почвообразовательные процессы весьма сложны и находятся в прямой или косвенной зависимости от целого ряда различных факторов и помимо тех, которые здесь указаны. Это ясно формулируется законом Докучаева: «Главными факторами почвообразования являются материнская, горная порода, климат, организмы, рельеф и возраст страны». [68]
Почвоведение занимается детальным изучением почвообразовательных процессов и почв с различных сторон, но в данном случае нам необходимо будет ограничиться лишь стороной чисто морфологической и в пределах самых кратких сведений.
Все признаки почвы, которые можно наблюдать в разрезах чисто внешне, называются морфологическими. Они принимаются за основание для установления морфологических характеристик как отдельных горизонтов данной почвы, так и почв вообще. Главнейшими морфологическими признаками являются: цветность, структура и сложение почвы.
Почвенный слой обычно имеет различную окраску, меняющуюся в высотном направлении; так, для почв, образовавшихся на лёссовидных суглинках, верхний их горизонт будет черновато-коричневым, ниже мы встретим горизонт менее интенсивно окрашенный, а еще ниже почва по цветности незаметно будет переходить в охристый суглинок, постепенно с ним сливаясь,
Хотя цветность и является главным признаком для установления отдельных горизонтов почвы, но определение самой цветности встречает уже большие затруднения. Окраска почвы, на которую, несомненно, могут влиять и сложение, степень влажности, а также и характер освещения наблюдаемого разреза, в точности и с необходимой степенью объективности не может быть воспринята, а тем более передана словами, условные определения являются лишь приблизительными. В последнее время этот способ пробуют заменить иными, в частности и способом Оствальда для определения красок, по пока прежние приемы еще остаются в широком применении. Креме цвета почвы и ее оттенков, отмечают также пятна отличной цветности, их форму, материал, из которого они сложены, а также отдельные конкреции, включенные в почвенные горизонты.
Почвенная структура определяется формой и величиной тех кусочков или отдельностей, на которые распадается вырезка почвы, если она будет, например, сброшена с лопаты на землю. Таким образом различают почвы крупнокомковатые, зернистые, мелкозернистые, ореховые почвы, имеющие глыбистую, столбчатую, плитчатую структуры и проч. Бывают, впрочем, почвы и бесструктурные, которые не распадаются на отдельности, а дают ровную однородную сыпучую массу, как, например, горизонты песчаных почв.
Очень часто признаки цветности совпадают со структурой, но иногда однородная цветность покрывает часть почвенного слоя, структурно разделяющегося на два или три горизонта; в таких случаях горизонты устанавливаются по признакам и цветности и структуры.
Что касается сложения почвы, то здесь обычно отмечается слоистость, или наличие уплотненных пород поверхностных, или особых уплотненных горизонтов.
Но существуют морфологические признаки почв, не связанные с горизонтами, знакомство с которыми небесполезно для [69] археолога, ведущего полевые работы. Заимствуем их характеристику у Б. Б. Полынова из его работы «Почвы и их образование».
«Многие особенности в строении почв не приурочены к определенным горизонтам и в то же время не встречаются и в горной породе, на которой образовалась почва. Они, таким образом, представляют собой несомненную принадлежность почвы и являются также ее морфологическим признаком. Сюда, прежде всего, относятся следы деятельности населяющих почву организмов.
Роющие животные, выкапывая себе в почве норы с разнообразными ходами и камерами, не приурочивают их, понятно, только к какому-либо одному горизонту и часто прорывают почти не почвенные горизонты, доходя до горной породы. Если сделанный нами почвенный разрез пересечет такой ход перпендикулярно, то на стенке этого разреза обнаружится или круглое отверстие, или такое же круглое пятно. Последнее получится в том случае, когда ход засыпан землей. Так как при рытье и углублении хода животное отбрасывает землю назад, т. е. вверх, то очень часто такие пятна оказываются сложенными из материала, взятого из более глубоких частей и горизонтов почвенного разреза, чем тот, в котором помещается самое пятно. В других же случаях, когда ход заполнен осыпавшейся сверху землей, оно, наоборот, сложено из материала, слагающего верхние горизонты почвы.
Если разрез пересечет ход не под прямым уголом, а косо, пятно будет иметь овально-удлиненную форму, а если плоскость разреза совпадает с направлением хода или его части, то на ней получится продольный разрез этой части хода, обычно в форме длинной полосы с округленными концами. Все эти пятна, независимо от того, каким животным они сделаны, получили название «кротовин». С кротовинами легко смешивать «корневины», т. е. такие пятна, которые образовались вследствие осыпания земли в полости, оставшейся после перегнивания больших древесных корней. Иногда можно легко отличить корневину от кротовины, так как в первой обнаруживаются среди слагающего ее материала остатки не совсем перегнившей древесной ткани, и самом строении корневины замечаются особенности, а именно — расположение материала концентрическими кольцами. Корневины, понятно, всегда сложены из материала вышележащих горизонтов и частей почвенного разреза.
Могут быть, однако, и такие случаи, когда корневина окажется в то же время и кротовиной, так как и корни при своем распространении могут воспользоваться готовым уже ходом — кротовиной, и роющие животные, избегая лишней работы, могут использовать корневину для проложения хода к коре или камере.
Достаточно ясные следы своей работы оставляют иногда в почве дождевые черви. Их ходы обычно вертикальны и на разрезе выделяются на фоне одного или нескольких горизонтов в виде желобков, выложенных калом червей в форме мелких темных ореховых отдельностей. Особенно большие, т. е. длинные и сравнительно [70] широкие, «червоточины» делают некоторые виды дождевых червей, живущие в южнорусских степях. В некоторых случаях черви сплошь перерабатывают верхнюю часть темно-окрашенного горизонта почвы и превращают ее в свой кал с его своеобразной структурой.
Несомненно, что в переработке почвы участвуют не только роющие позвоночные и черви, но и целый ряд других обитателей ее, из которых одни встречаются в различных горизонтах (например, личинки майского хруща), другие предпочитают верхние темно-окрашенные (например, муравьи), но далеко не все дают такие характерные морфологические признаки, какими являются в почвенном разрезе кротовины, корневины и червоточины».
Почва, сформировавшаяся на той или иной горной породе и определяемая известными признаками, с течением времени постепенно видоизменяется, развивается, увеличиваясь в мощности, в количестве накопленного гумуса и проч. Но в силу каких-нибудь причин почвенный слой может оказаться засыпанным песком, покрытым слоем речного наноса или иным отложением, и «жизнь» почвы прекратится. Приостановятся все происходившие в ней процессы, связанные с деятельностью насекомых, червей, микроорганизмов, не будет все возобновлявшейся растительности, наконец, может совсем прекратиться доступ влаги и т. д. Такая «погребенная» почва будет, конечно, видоизменяться, но совершенно в ином направлении, но, и видоизмененная, она останется все же распознаваемой. Заключенная между иными отложениями, погребенная или ископаемая почва будет их разделять в виде ленты более или менее ясно различимой цветности и своим расположением указывать на некогда бывший здесь рельеф, поверхность которого она покрывала. Такие ископаемые почвы разделяют, как мы указывали выше, различные по времени образования ярусы лёсса и на Украине, отвечая в свою очередь определенным моментам в истории сложения четвертичных отложений (рис. 5). Но погребенная почва для нас имеет значение не только для ледниковых и послеледниковых периодов, а и для времени гораздо более позднего и по непосредственной связи с памятниками старины. В самом деле, если поверхностный почвенный слой будет засыпан разрушившимися постройками, или покрыт мусорными отбросами, то и здесь, в условиях деятельности человека, образуется погребенная почва, с тем лишь существенным отличием, что она будет перекрыта культурным слоем, как, впрочем, может оказаться и между двумя культурными отложениями. Далее в главе о стратиграфии будут приведены некоторые примеры, а сейчас мы упомянем о почвах и по их непосредственной связи не только с отложениями в стоянках и городищах, ко и с древними могилами. Так, при сооружении всякой могилы ниже поверхности земли, при вырывании ямы в соответствующей части уничтожается и почвенный слой, который, хотя и в разрушенном виде, все же возможно распознать в так называемых выкидах. При насыпании курганного холма часть почвы бывает засыпанной и сохраняется в виде погребенной, называемой «лентой». [71]
Когда мы читаем у Леонтьева описание его раскопок, то ясно видна вся беспомощность этого выдающегося по своему времени археолога в обстановке полевой работы, когда, что он и признает, ему пришлось довериться опыту и знаниям керченских рабочих, копателей древностей. «Надобно найти, как говорят керченские рабочие, начин кургана, отыскать слой материковой земли, выброшенный при рытии гробницы, и определить себе, за один ли раз был насыпан весь курган, или его нынешняя форма произошла вследствие многократных присыпок; в последнем случае необходимо добиться толку, сколько таких присыпок вошло в состав кургана» (Леонтьев, Разыскания на устьях Дона).
Почва и флора, как известно, находятся всегда в тесной взаимной связи. От качества почвы в большей мере зависит та или иная растительность, причем к характеризующим почвенный слой чертам следует относить и его возраст. Многим, вероятно, приходилось наблюдать, как на почве, раз она была перепахана или подверглась какому-нибудь иному механическому разрушению, возникает совершенно новая и иная растительность. Растительность эта постепенно и последовательно будет видоизменяться, восстановится прежняя, соответствующая окружающему ненарушенному почвенному покрову. Но при глубоком перекапывании могут создаться такие условия, когда почва надолго останется в данном месте иной и отличия эти со временем даже увеличатся. Представим себе, что вырыта яма до глубины, превосходящей мощность почвенного слоя, а затем вновь заполнена выброшенной землей, т. е. разрушенной почвой вперемежку с частью подстилающей породы, например, песка или суглинка. Очевидно, что таким образом мы создаем в данном месте новые условия, к которым: следует придать и то, что дождевая вода легче будет насыщать эту яму, чем окружающую почву, покрытую дерновой коркой. Появится новая растительность, не похожая на окружающую.
В нашей археологической практике это может быть использовано во время разведочных работ. В засушливых степях нашего юга иногда можно видеть на верхушке кургана растительность иную, чем на его скатах, где обычно травяной покров бывает довольно бедным. В таком случае можно с уверенностью полагать, что на кургане, на его вершине вырыта была когда-то яма, впоследствии заплывшая и сравнявшаяся с общими очертаниями насыпи, но тем не менее сигнализируемая резко отличной растительностью. Такая же разнообразная и высокая трава иногда окружает более или менее правильной полосой всю курганную насыпь, и в таком случае мы можем подозревать наличие здесь большей выемкл, из которой бралась земля для возведения курганного холма. Со временем такая выемка может почти совершенно сравняться с окружающей местностью, но измененные почвенные условия долго будут сохранять свои отличительные особенности, обусловливая этим и иную растительность. Такое же явление можно замечать и в тех случаях, когда имеются заилевшие, высохшие и сравнявшиеся с [72] окружающей почвой русла старых протоков. При ничтожной разнице в уровне поверхности эти русла сохраняют иную растительность благодаря иной почве, и эта черта нам значительно помогла, например, при составлении плана древних протоков (рис. 15).
Что касается определения возраста почв, то это в некоторых случаях оказывается возможным на основании датируемых археологических фактов, но совершенно невозможно обратное, т. е. датировка археологических фактов по тем или иным признакам связанного с ними почвенного покрова.
Приведенными примерами, далека, впрочем, не исчерпывающими всех возможных случаев, имелось в виду показать всю сложность полевых археологических исследований, вытекающую из необходимости учета природной обстановки, с которой вещественные памятники прошлого в большинстве случаев тесно и неразрывно связаны. Сложность же работы обусловливается именно тем, что изучаемые памятники должны быть поставлены в соотношение с теми моментами, которые им соответствуют по времени. Без реконструкции природных условий, ограничивая нашу работу лишь пределами самого памятника, мы всегда будем рисковать впасть в очень крупные ошибки в суждении о самой его сущности.
Мы закончим эту главу ясной формулировкой марксистской установки но этому вопросу, заимствуя ее у Н. И. Бухарина. «Общество есть часть природы — оно не супранатуральная, не «сверхъестественная» категория. Но в то же время оно в известном смысле не только отлично от природы, но и противостоит ей: это такой «составной элемент» природы, который активно приспособляется к пей, приспособляя ее к себе, подчиняя ее, овладевая ее законами, изменяя их через и посредством процесса производства, производственной практики, порождающей процесс теоретического познания природы, в свою очередь опосредствующий материальный процесс труда».12)
Вещественными памятниками прошлого мы называем всякие остатки деятельности человека, к какой бы эпохе они ни относились и в чем бы ни выражались. Представляя большое разнообразие, вещественные памятники, в качестве определенного вида исторических источников, даже в лучших случаях сохранности дают нам фрагментарную картину прошлого. Как и всякий другой вид исторических источников, они не могут служить единственным и совершенно самостоятельным, источником, изучения прошлого. Только привлечение всех видов исторических источников обеспечивает правильную постановку исторического исследования. Но, помимо того, что вещественные памятники, взятые в качестве источника изучения в отрыве от других видов исторических источников, не дают нам полноты сведений о прошлом, их собственное состояние, т. е. степень их сохранности, обычно еще более усугубляет положение. Тем очевиднее становится невозможность изучать прошлое по одним вещественным памятникам. Если нам необходимо считаться с переменчивостью природной обстановки, с которой связаны вещественные памятники, то в еще большей степени эта переменчивость сказывается в вещественных остатках, сохраняющихся до нашего времени в преобразованном виде и с большими потерями. Известно, что все органические вещества весьма быстро разрушаются, и в большинстве случаев мы совсем не находим их среди древностей, а вместе с тем утрачивается целый ряд ценных источников в виде жилища, орудий производства, утвари, одежды и пр. Даже металлы подвергаются разрушению, а предметы деформируются до такой степени, что их первоначальный вид и назначение делаются темой лишь более или менее правдоподобных догадок. Гибнут и каменные монументальные сооружения, теряя конструктивную устойчивость и превращаясь со временем сплошь и рядом в груды обломков.
В большей или меньшей степени изменениям подвергаются все материалы, и их устойчивость является весьма относительной.
Обусловленная сказанным выше неполнота исторических данных, представляемых вещественными памятниками, определяет собою основные особенности подготовительной работы исследователя по изучению вещественных памятников в качестве исторических источников. Этим же определяются особенности полевой археологической работы, как части исследовательского процесса вообще. При полевой археологической работе по изучению древнего [74] общества исследователь имеет в качестве источника лишь фрагментные данные об изучаемом обществе, при том наблюденные в неподвижном, «мертвом» состоянии. В этом заключается существенное отличие от полевой работы так наз. этнографов, которым изучаемые явления доступны в «функциональном состоянии», в «действии».
В прежнее время, когда отдельные элементы древней культуры поглощали собою все внимание археологов и за вещами как бы не видели самого человека, их производившего и ими пользовавшегося, вопрос о полноте и качестве источника оставался в тени. На вещи смотрели преимущественно как на самостоятельный объект изучения, замкнутый в самом себе, откуда логически вытекала и та своеобразная неправильная методика полевых археологических исследований, от которой наши советские работники теперь решительно отходят.
Целью исследования на деле должны являться не предметы, как таковые, а то общество, которое их создало в своем историческом развитии. С таким перемещением центра исследовательского внимания вещественные памятники отнюдь не теряют своего значения. Они остаются одним из важнейших исторических источников изучения социально-экономической структуры общества. И это обстоятельство заставляет предъявить к исследованию еще более высокие требования. Если в прежнее время полевые археологические работы были делом «техническим» по преимуществу, а самая техника понималась как сводка некоторых примитивнейших практических приемов «выкапывания из земли предметов», то в настоящее время полевая археологическая работа должна перестроиться в работу по оформлению полноценного исторического источника.
Для последнего времени можно отметить особый этап в развитии изучения вещественных памятников и по линии применения «точных наук». Мы знаем, как много дают анализы металла, что дает изучение красящих веществ, тканей, керамических изделий и т. п. Государственная Академия истории материальной культуры уже в самом начале своей деятельности разрешила этот вопрос в форме постоянно функционирующей при ней особой организации, ведущей работу в направлении «исторической технологии».13) Эта особенность нашего центрального научно-исследовательского учреждения, очень показательная в методологическом отношении, выделяет с положительной стороны академию из ряда иностранных археологических учреждений.
В порядке технологического изучения, например, каких-либо древних орудий труда, мы получаем точные данные о материале, из которого они сделаны, о происхождении этого материала и о способе его предварительной обработки, даже отчасти о тех приемах, помощью которых сделаны были изучаемые орудия. Устанавливая далее виды производившейся изучаемыми орудиями работы, [76] привлекая при изучении своего источника все необходимые для этого исторические памятники, исследователь тем самым проведет то подлинно научное изучение источника, которое должно занять место буржуазного формально-типологического изучения.
Вскрытая таким путем сущность вещей может резко изменить все ранее строившиеся морфологические серии. Предметы внешне различные, быть может, придется ставить в непосредственную связь друг с другом, а вещи почти одинаковые в их формально устанавливаемом облике окажутся по существу своему различными. Конечно, такое направление в работах над источником только что устанавливается, и нам трудно сейчас даже предвидеть возможные на этих путях достижения.
Основным исходным моментом оформления вещественных исторических источников являются полевые работы, изучение памятников во всей совокупности сопутствующих данных и условий природной обстановки. То усложнение, на которое мы указывали только что для лабораторного изучения материала, полностью относится и к работе полевой, но здесь мы далеко не имеем таких достижений, и даже наши ближайшие перспективы в этом направлении пока лишь намечаются.
Для примера полезно, быть может, вспомнить нашумевшее недавно дело о «Глозельской культуре» с ее таблетками, загадочными надписями и иными находками, вызвавшими в научном мире небывалую сенсацию. Особенное внимание привлекла к себе письменность столь отдаленного от нас времени (неолит).
Мы видели, как археологи вскоре разделились на два лагеря, впоследствии ставших резко враждебными. Одни считали находки чуть не крупнейшим археологическим открытием XX в., а другие не считали их даже подлинными.
Страсти разгорелись до того, что происходили уличные столкновения, выбивались стекла, и взволнованных археологов приходилось успокаивать при помощи пожарных насосов.14) Международным археологическим конгрессом выделена была наконец особая комиссия для изучения обстановки находок на месте, у селения Глозель, с участием таких известных ученых, как Бош-Гимпера, Форрер и др. Комиссия произвела контрольные разведочные раскопки, но они ни к какому определенному выводу привести не могли. Трудно сказать, сколько продолжался бы этот всемирный показ несостоятельности методов буржуазной археологии, если бы в дело не вмешался судебный эксперт. По жалобе Доисторического общества начато было следствие, принявшее по существу характер длительной и систематической научно-исследовательской работы, завершившейся, как известно, подробным [76] рапортом экспертизы, с которым небесполезно ознакомиться всякому археологу. Рядом остроумных и точных приемов исследования доказан был не только факт подделки, но восстановлен целиком и весь процесс работы мистификатора.
Для нас особенно поучительным во всем этом является разведка на месте стоянки, произведенная специальной комиссией археологов. Из протокола и заключения с очевидностью выступает вся слабость применявшейся методики. Помощью подобных приемов исследователь не достигнет того, чтобы работа его оказалась на уровне оформления научного источника желаемой степени полноты, с учетом всех сопутствующих данных. Приведенный пример показателен. Обратив на себя общее внимание, он послужил достаточным основанием к заключению о вполне определившемся и назревшем кризисе методики полевой археологической работы. По этим соображения мы и упомянули здесь Глозельское дело, хотя можно было бы по этому вопросу говорить и весьма пространно, так как приемы глозельской комиссии вовсе не являются худшими в ряду обыкновенно и широко применяющихся.
Как сказано выше, под вещественными памятниками прошлого следует разуметь не только изделия или дошедшие до нашего времени их фрагменты, но вообще всякого рода остатки и следы деятельности древнего человека, в какой бы форме они ни выражались. В изложении приемов оформления источника, не имея возможности охватить все разновидности памятников, с учетом всех мельчайших деталей, мы будем придерживаться двух главнейших тем, какими являются поселения и могилы.
Старая археология занималась преимущественно изучением древних могил, в которых искали художественно выраженные изделия, предметы вооружения и хорошо сохранившуюся утварь, сравнительно мало обращая внимания на остатки поселений, обычно дававших никому тогда не нужный «мусор». Современная оценка вещественных памятников, как исторического источника, сформировавшаяся в условиях марксистско-ленинского понимания истории материальной культуры, совершенно иная. Для нас всякий материал, являющийся показателем развития общественного труда человека, является историческим источником прежде всего, и с такой точки зрения остатки древних поселений представляются комплексами особенно важного значения. В настоящем очерке нам придется в одинаковой степени касаться методики исследований как поселений, так и могил, но следует признать, что в деле изучения могил мы имеем несравненно большие достижения в смысле самих приемов. Причина этого заключается прежде всего в том, что здесь археология имеет большой опыт, а затем и самая задача — [77] проще. Несравненно более трудным делом и менее разработанным является изучение остатков поселений, особенно если при этом применяются раскопки.
Всюду, где бы человек ни останавливался на более или менее продолжительное время, обычно он оставляет следы своего пребывания в форме остатков пищи, материалов производства, остатков жилищ и т. п. Если пребывание было длительным, то такие остатки обычно наблюдаются в значительном скоплении, которое покрывает естественную поверхность почвы новым отложением. Как количественно, так и качественно такие отложения могут быть весьма различными и будут зависеть не столько от времени заселения места, сколько от социально-экономической структуры соответствующего общества.
На остановках охотников и рыболовов, более или менее случайных и кратковременных, могут остаться следы костра, кости от пищи, иногда — обломки глиняной посуды. В некоторых условиях, именно когда такие остатки находятся долгое время на открытой твердой поверхности, подвергаясь при этом постепенному размыванию, они могут со временем совсем исчезнуть. В других случаях, когда такое «кострище» перекрывается развеваемым песком или водным отложением, оно может сохраниться надолго в форме культурной «линзы», включенной в иных образованиях естественного происхождения. Подобные зольные пятна отдельных костров могут относиться к различным эпохам. Иной вид могут иметь остатки деятельности человека на более продолжительных, хотя и временных местах обитания, например на берегах озер или рек, где были его остановки в определенные периоды рыбной ловли, охоты на водяных птиц и т. п.
Такие стоянки могут соответствовать последовательным сезонным перекочевкам всей производственной группы или относиться лишь к особым производственным группировкам при оседлом образе жизни в каком-либо определенном пункте.
Во втором случае особые организации производственно дифференцированного общества могут вести свою работу вне поселения, имея для этого и свои производственные стоянки: рыболовы у берега озера или реки, в иных местах стоянки будут связаны с добыванием кремневого материала, охры, металла и пр.
Полагаем, что мы недостаточно пока вооружены для установления правильных соотношений стоянок и поселений в указанных условиях и что в прежнее время обычно допускали ошибку, считая каждую обособленную в характере отложений стоянку за показатель особой «культуры».
Но, ведь, материалы наши далеко не исчерпываются отмеченными возможностями, так как в эту же категорию вещественных памятников входят и остатки поселений с усложненными производствами, с наличием разнообразных как функционально, так и по приемам зодчества построек, фортификационных сооружений и пр. Насколько труден исследовательский охват подобного сложного [78] комплекса — совершенно очевидно. Но задача исследования еще более усложнится, если нам придется заняться изучением города, а тем более — городов, последовательно сменившихся на том же месте. И задача усложняется не только самой сложностью остатков города, но и необходимостью для полного понимания такого памятника прошлого параллельно изучать и соответствующие органически с городом связанные селения. Поселения, в определенный момент развития общества разделяющиеся на «город и село» сосуществующие, взаимно связанные и в то же время и различные, характеризуются и культурными отложениями совсем иного характера.
С поселениями тесно бывают связаны и оборонительные сооружения, весьма разнообразные как по назначению, так и технике выполнения. Фортификационное дело вовсе не выражалось неизменными во времени земляными оградами вокруг поселений, которые в таких случаях принято называть городищами. Укрепления, если при их исследовании мы не ограничим себя лишь формальными характеристиками, при их разнообразии и закономерной переменчивости, могут послужить первостепенным источником к изучению важнейших сторон структуры древнего общества. При изучении столь сложных памятников, как поселения и городища, исследователь, не упуская из вида путей к широким обобщениям и выводам, должен в то же время вести работу чисто аналитического порядка по установлению таких фактов, которые при всей кажущейся их незначительности, в конце концов могут послужить основой для выводов большого научного значения.
К. Маркс давно дал указание на возможное направление в археологической работе в известной ссылке на палеонтологов, которые по одному зубу могут полностью реконструировать вымерший вид животного. Но следует помнить при этом, что наши источники не только фрагментарны, но и самые сохранившиеся фрагменты являются видоизмененными и требующими для их восстановления нередко сложной исследовательской работы, особенно если мы будем иметь в виду всю совокупность элементов, образующих отложения дрених поселений и городищ, а не только предметный материал. В той же мере, в какой изучение прошлого служит целям познания современного, само современное, как указал К. Маркс, является ключом к пониманию прошлого. При исследовании какого-либо современного нам общества с той или иной системой его деятельности обычно вовсе не обращают внимания на те остатки, которые отлагаются предшествующими эпохами. Характер этих эпох, являющийся основной искомой величиной в историческом исследовании, может быть изучен лишь по сохранившимся остаткам, которые возможно понять и использовать как исторический источник только при знакомстве с параллельными явлениями в живом быту. Нельзя сомневаться в том, что в эту сторону следует направить наше исследовательское внимание и тщательно изучать во взаимной связи как живой общественный организм, [79] так и соответствующие характеру его деятельности вещественные остатки.
Крайне важно, например, знать, какие следы остаются на месте остановок кочевой семьи с одной кибиткой и домашним скотом, что именно и в каких условиях может сохраниться от зимних стоянок кочевников; очень важно исследовать отложения под современными свайными жилищами и т. д. Эти задачи, сколько мне известно, пока не привлекали внимания исследователей-археологов, как, впрочем, и многие другие аналогичные темы. Очень ценными могли бы быть наблюдения над процессом разрушения современных построек из камыша с глиной, плетенок из жердей, сложенных из сырцовых кирпичей, бревенчатых и т. п. Такой своеобразный на первый взгляд опыт необходим для исследователя, изучающего остатки древних поселений и городищ.
В нашей литературе существуют термины: стоянка, поселение, или селище, городище. Что касается «городища», то под этим обычно подразумеваются остатки поселения с наличием укреплений ограды, т. е. в сущности одним термином покрываются различные по существу остатки, которые могут относиться или к городу классового общества, или к укрепленному оградой поселению архаической формации. От таких укрепленных поселений отличают селения, никаких искусственных оград не имевшие. Путем исключения «городов» мы получаем, следовательно, обширную, разнородную и разновременную группу фактов, к которым применяются два основных названия: стоянка и поселение. Следует признать, что в толковании этих двух терминов нет особой ясности. Иногда словом «стоянка» называли такие остатки деятельности человека на небольшой ограниченной территории, в которых хотели видеть свидетельство некоторого кратковременного «стояния», в других случаях стоянками называли следы пребывания человека, которые могли как будто свидетельствовать о том, что никаких жилищ не было, по крайней мере таких, от которых могли б сохраниться какие-либо остатки. Напротив, всякие остатки жилищ, раз они распознавались, служили основанием тому, чтобы всю территорию их расположения называть поселением, а с этим термином связывалась оседлость, а с нею подразумевалось и земледелие. В отношении остатков жилищ в культурных отложениях, как признака, мы должны соблюдать большую осторожность. Констатирование факта отсутствия таких остатков может являться следствием лишь несовершенства нашей методики, с помощью которой мы бессильны пока их распознать. Конечно, если мы встречаем в культурных слоях сырцовые кирпичи, каменные кладки, явные остатки бревенчатых или плетеных стен, мы не станем колебаться. Это явные признаки поселения. Но бывает иная картина, когда в отложениях, и довольно мощных, свидетельствующих о длительной деятельности в этом пункте человека, мы не встречаем ничего подобного. Можем ли мы из этого делать вывод о том, что здесь не было жилищ, а, следовательно, и культурный слой нужно называть не пос:лением, а стоянкой. [80]
Городище, как было сказано, внешне отличают от поселений наличием ограды и иных фортификационных сооружений, остатки которых выражаются определенным рельефом и служат существенным морфологическим признаком. Однако и здесь не всегда выдерживается приведенная классификация, и по временам мы можем видеть, как остатки поселения без всяких признаков ограды, но с отложениями, образующими некоторое превышение над окружающей местностью, называются городищем и наносятся на карту соответствующим знаком. Подобную классификацию следует считать во всяком случае недостаточно обоснованной. Более правильную систематику можно будет ввести лишь тогда, когда мы научимся лучше «читать» и понимать те сложные образования, которые принято называть «культурными слоями», обращая главное внимание не на внешние признаки, а на внутреннее содержание культурного слоя.
Нам придется пока сохранить терминологию, помня всю ее условность, и подождать, когда развивающиеся сейчас исследования различных типов поселений дадут прочный и надежный материал для иной классификации и установления более точной терминологии.
Для понимания всякого поселения и городища, особенно в ограниченных пределах разведки, их внешняя характеристика является задачей необходимой. При наружном осмотре следует всегда иметь в виду переменчивость не только окружающей обстановки, всего ландшафта, но и самого поселения.
В сущности всякое поселение в его остатках является результатом работы человека с одной стороны, а с другой — природных разрушительных процессов.
Прежде всего мы имеем здесь деятельность человека на относительно ограниченном пространстве и в течение иногда очень долгого времени. В зависимости от характера общества и его хозяйства, в поселении могли сооружаться разного рода постройки, начиная от жилых и производственных и включая фортификационные. Для строительных надобностей употреблялись различные материалы, нередко весьма устойчивые, а в иных случаях — быстро разрушающиеся. Всякое поселение служило средоточием и разных иных материалов: отходов производств, кухонных отбросов, остатков пребывания скота, запасов топлива и пр. С течением времени уровень поверхности в поселении подымался за счет наслаивания всякого рода «мусора». Этот процесс нарастания отложений, обусловленный деятельностью человека, и послужил основной причиной образования так называемых культурных слоев, которые в своей протяженности указывают на общие очертания поселения, а по своему содержанию являются источником к изучению и самого характера производившейся здесь работы.
Интенсивность нарастания слоев не стоит в прямой и безусловной зависимости от длительности существования селения, но в большей мере связана с системой хозяйства, характером строительства и материалом построек. Было бы ошибочным полагать, [81] что тонкий слой отвечает краткому времени, а слой мощный — промежутку времени более значительному. При этом нужно еще иметь в виду и естественные процессы, которые в одном случае могут действовать в смысле уменьшения культурных отложений путем их размывания, а в другом — может происходить и обратное, когда, например, к основному процессу культурных отложений прибавляются еще отложения золовые или водные.
Но этим не исчерпывается все. Человек, строящий и последовательно вносящий в поселение новые материалы, в то же время разрушает слои, образовавшиеся в этом же месте в прежние эпохи; он роет ямы, выбрасывая более древние слои на поверхность, делает глубокие фундаменты, перемешивая таким образом всю правильность прежде сложившейся стратиграфической картины. В конце концов, в силу тех или иных причин, жизнь в поселении может прекратиться на долгий промежуток времени или вовсе, и в таком случае до нашего времени сохранятся лишь его остатки, которые мы и называем городищем, селищем или стоянкой.
В итоге, в сущности, в каждом таком памятнике мы будем иметь остатки деятельности человека в течение более или менее длительного времени, в свою очередь преобразованные и отчасти разрушенные рядом природных процессов в такой степени, что внешне даже «городище» делается мало похожим на поселение времени его оставления человеком. Что касается характера этих разрушительных процессов, то прежде всего следует отметить, что в иных случаях одного размывания атмосферными осадками оказывается достаточно для полного уничтожения культурных остатков на месте их первоначального отложения. Но чаще приходится встречать древние поселения, выраженные определенным рельефом, более или менее резко отличающимся от основных черт природного рельефа окружающей местности. В таком состоянии сохранности городища представляют собой некоторые возвышения, ограниченные довольно пологими скатами, причем вся их поверхность имеет почвенный покров с обычной для данного района растительностью. Такое состояние памятника устанавливается лишь в результате длительных естественных процессов разрушения, действующих в направлении выработки рельефа равновесия, являющегося относительно устойчивым на большое время. Все, что остается на поверхности поселения после его оставления человеком, подвергается размыванию, химическому и механическому выветриванию, связь между отдельными элементами строительства слабеет и разрушается, и все эти материалы начинают отлагаться в общем в такой же закономерности, в какой это происходит в естественной обстановке и при разрушении природных материалов. Наконец, на поверхности разрушающихся остатков поселения появляется растительность, постепенно видоизменяющаяся вместе с последовательным [82] преобразованием поверхности и развитием почвообразовательного процесса. Несомненно, что растительность в виде сплошного дернового покрова является условием, способствующим ускорению приостановки видоизменений поверхности вообще, а в частности содействующим и окончательному закреплению элементов рельефа городища, каковыми являются его окраинные склоны. Крутизна этих склонов зависит от ряда причин: высоты культурных отложений, характера слагающих их материалов и т. п., но при однородности этих условий уклоны бывают совершенно одинаковыми, что может давать повод в этом эффекте разрушительной деятельности природных процессов подозревать некоторое отражение целесообразной работы человека. Обычно склоны окраин городищ бывают круче склонов потухших оврагов окружающей местности, по крайней мере такое явление мы можем принять для всех городищ с остатками каменного и сырцового строительства, находящихся в районах более или менее мощных отложений лёссовидного суглинка.
При археологических обследованиях, таким образом, исследователь находит видоизмененными в процессе длительных и последовательных разрушений как самые памятники прошлого, так и связанную с ними природную обстановку. Если мы, изучая все разрушительные эффекты, в самом памятнике, в целях исследования его; первоначального вида, увяжем затем наши материалы с природной обстановкой в ее нынешнем состоянии, то мы можем впасть в очень грубые ошибки. Следовательно, исследователю необходимо одинаково изучать все виды переменчивости и разрушений, относящихся как к древнему поселению, так и к его природной обстановке, в которой нельзя не учитывать наличия некоторых предпосылок и к самому факту возникновения селения в том или ином пункте.
Следующие возможности таким образом необходимо учитывать при полевой работе:
1) Культурные отложения могут оказаться перемещенными с места их первоначального образования.
2) Культурные отложения могут остаться на месте, но последующие преобразования в природной обстановке могут их покрыть иными отложениями разного происхождения и значительной мощности.
3) Древние поселения, а особенно городища, могут сохранять долгое время тот устойчивый рельеф, благодаря которому эти памятники легко будут опознаваемы уже одним внешним обследованием местности.
В первых двух случаях отыскание стоянок и поселений представляет собой задачу большой трудности, так как такие памятники обычно бывают лишены каких-либо внешних признаков. Основным руководящим моментом к обнажению таких отложений является нередко простая случайность.
Исследователь, производящий территориальную разведку, должен будет внимательно осмотреть всякие обнажения верхних [83] пластов земли. При этом необходимо учитывать следующие основные возможности открытия стоянок или поселений, прочно одернованных, перекрытых последующими отложениями и не имеющих никаких видимых признаков (рис. 18):
Рис. 18.
1) Распахивание полей, перекапывание земли для огородов, посадка деревьев, плантаж виноградников и т. п.
Если культурный слой залегает на поверхности и прикрыт лишь дерновым слоем, то он может быть обнаружен даже при неглубоких разрушениях, производимых плугом или трактором. На вспаханном поле покажутся в таком случае резко выделяющиеся пятна мешаной земли, иногда с серым оттенком золы, черепки битой посуды, кости животных, камни и т. п. В каждом населенном пункте следует спрашивать у местных жителей о таких местах. Но чаще поверхностные стоянки обнаруживаются при обработке огородов, посадке садов и пр. в силу той причины, что этого вида работы часто производятся у берегов рек и в такой обстановке, которую мог избирать и древний человек для своего поселения.
2) При планировании поверхностей в связи с новыми сельскими постройками, закапывании столбов, рытье колодцев, канав, устройстве погребов и т. п. При таких работах, в особенности при рытье колодцев и других значительных выемках, могут обнаружиться культурные слои, залегающие и на значительной глубине под иными отложениями. Следует наводить нужные справки, в особенности в селениях, расположенных на речных террасах, у берегов озер, на склонах оврагов и пр.
3) В сельских районах иногда производятся довольно значительные выемки для добывания главным образом глины, в некоторых местностях требующейся в большом количестве для новых построек и ремонта. В таких глинищах могут быть открываемы как могилы, так и культурные отложения древних поселений.
Поименованные работы являются массовыми, производящимися постоянно на всей территории. В связи с ними сделаны были находки, положившие затем начало и научным исследованиям.
4) Значительные земляные выемки, связанные с постройкой [84] шоссейных и железных дорог, разработкой карьеров, проводкой каналов, добыванием глины для кирпичных заводов, закладкой фундаментов для больших построек и т. п.
На этих строительных предприятиях, имеющих плановый характер, легче было бы организовать наблюдение и установить с ними постоянную связь на случай открытия стоянок и поселений.
Земляные выемки, производящиеся иногда для разработки глубоко залегающих пород, могут послужить причиной полного разрушения культурных остатков, залегающих выше. Это происходило не раз, и наверное можно сказать, что таким образом неоднократно были открыты и разрушены древние поселения без того, чтобы об этом узнали археологи хотя бы впоследствии.
Рис. 19.
5) К поименованным случаям возможного обнаружения скрытых залеганий культурных слоев следует прибавить еще и разрушения, происходящие от естественных причин, в числе которых главное место остается за действующими оврагами и реками; и в оврагах, и на подмываемых, разрушающихся берегах рек можно видеть обнажения грунта в форме почти вертикальных обрезов, в которых [85] могут обнаружиться выходы культурных слоев. Такие обнажения необходимо тщательно осматривать, так же как и низкие берега, конусы овражных выносов и тальвеги оврагов, где могут оказаться находки, выпадающие из разрушаемых отложений.
Иногда небольших повреждений почвенного покрова размыванием бывает достаточно, чтобы культурный слой был обнаружен. На рис. 18 воспроизведен фотографический снимок поляны, находящейся на верхней речной террасе у города Нальчика. На одернованных поверхностях нигде не заметно никаких признаков стоянки, но в небольших канавках, пролштых дождевой водой, стекающей по слабому наклону поляны, культурный слой обнажен. На фотографическом снимке видна такая канавка с открывшейся каменной зернотеркой.
На фотографическом снимке (рис. 19) виден правый берег Дона у хутора Потайновского, сильно разрушающийся. Никаких поверхностных признаков наличия в этом месте мощных культурных отложений не заметно, но в обнажениях у берега они ясно видны, а на размываемом низком берегу в большом количестве встречаются обломки древней глиняной посуды эпох, соответствующих отложениям в поселении. Примеры, когда культурный слой может сказаться открытым и подверженным разрушению в процессе развевания песчаных отложений, на которых залегают остатки стоянки, показаны на рис. 9 (Тарховка) и на рис. 12 и 22, изображающих план и профили Чудацкого городища у Барнаула.
Рис. 20. [86]
Подобных примеров можно было бы привести очень много, но и из сказанного очевидна необходимость осмотра всякого рода разрушений грунтов, будут ли они происходить вследствие работы человека, или в силу естественных причин.
Проще бывает обнаружить поселения или городища, имеющие более или менее выраженный рельеф. Рельеф этот, отвечающий остаткам оборонительных сооружений, представляет собой элемент, нарушающий общий характер сложения холмов и террас, образующихся в естественных условиях, и может быть без труда обнаружен. Такие поселения могут быть на высоких берегах рек между оврагами (на рис. 20 западное укрепление Кобяковского городища), на мысу у места слияния рек, на Кавказе на верхушке холмов и т. п. Такие соотношения не являются, конечно, случайностью, но для определенного общества они всегда устойчивы и весьма характерны.
Наличие некоторых городищ, выраженных в хорошо различимом рельефе, можно устанавливать и заранее, по названию населенных пунктов. Если мы на карте, например, имеем хутор Городищенский, селение Городище или батарейку (на юге), можно быть уверенным, что здесь же есть и реальное городище. При расспросе местных жителей в наших приморских районах можно не получить никаких сведений о городище, но батареи могут быть указаны.
Обнаружив стоянку или поселение (и городище), археолог, производящий разведку, должен исследовать такой памятник при помощи тех приемов, которые возможны без применения раскопок. Прежде всего необходимо сделать предварительный осмотр памятников и непосредственно прилегающей к нему местности, а также собрать у местных жителей сведения о той территории, где при земляных работах делаются какие-либо находки. Путем такого осмотра возможно установить в подробностях план работы и время, которое для этого потребуется. Самая работа проводится в таком порядке:
Местность должна быть внимательно осмотрена не только в пределах распространения сделанных находок, но значительно далее, особенно вдоль оврага и берега реки, как в одну, так и в другую сторону. Как бы детальна ни была общая карта, которой будет пользоваться экспедиция, для того чтобы дать понятие о поселении с его ближайшим окружением, необходимо будет составить особый план на основании съемки небольшой точности (рис. 21 и 22).
Если культурные остатки относятся к селениям разного времени, что бывает нередко, и если при этом благодаря береговым обнажениям, оврагам, земляным выемкам и пр. эти выходы можно проследить во многих местах, то на плане необходимо будет сделать отметки о границах распространения различных культур. [87]
Рис. 21.
Рис. 22. [83]
Такой план должен давать нам совокупность сведений, помимо общей плановой проекции. Необходимо показать рельеф, которым будут обозначены углубления и возвышенности, связанные с древними элементами поселения, а также все крупные новейшие повреждения: ямы, пограничные канавы, глинища и пр. На плане наносятся также все участки, где имеются выходы культурных слоев, доступные для изучения. Вместе с таким планом делается и нивелировка городища, с тем чтобы получить его профиль по основным характеризующим направлениям.
При съемке и нивелировке необходимо учитывать такие признаки, которые имеют археологическое значение, вследствие чего и самую съемку можно называть археологической, в отличие от съемок общих.
Рис. 23.
По степени возрастающей подробности съемки могут быть исполнены различными приемами. Если исследователь во время разведочных работ крайне ограничен во времени, да при этом и не имеет соответствующего инструментария, то и в этом случае делается план городища на глаз, с применением компаса для ориентировки и при необходимейших промерах шагами. Такой план, при всей его неточности, все же послужит необходимым дополнением к описанию в дневнике. В качестве примера такой беглой съемки воспроизводим кроки Ольшанского городища Замятнина на рис. 23. Обстановка у городища в станице Усть-Лабинской, воспроизведенная на рис. 24, исполнена на основании промеров основных направлений шагами при ориентировке с помощью компаса. Горизонтали в таких случаях наносятся по оценке рельефа на глаз, и, разумеется, не могут служить основанием к построению профилей. [89]
Если представится возможность сделать план и нивелировку более точным образом, что, конечно, всегда желательно, то здесь можно пользоваться несколькими приемами, которые более подробно будут рассмотрены нами в конце. Прежде всего план может быть сделан на основании глазомерной съемки с планшетом и компасом, при измерении расстояний шагами. Для нивелировки при упрощенной съемке пользуются обычно эклиметром, с помощью которого определяют градусные уклоны основных участков профиля. С таким же результатом для съемки плана можно пользоваться и эккером, т, е. инструментом, дающим возможность визирования в двух направлениях под прямым углом. Как пример плана, сделанного по съемке с планшетом и компасом, приводим план укрепления у р. Самбек (рис. 25).
Рис. 24.
К разряду быстрых, с небольшой точностью, съемок можно отнести также и съемку при помощи бусоли.
Более точный план можно получить при работе с мензулой и алидадой или пользуясь мерным брусом с уровнем, которым производится нивелировка в нескольких направлениях по проведенным линиям. Таким образом получается ряд профилей, а вместе [90] с этим и достаточное число высотных отметок для выражения всего рельефа в горизонталях, так же как и плана поселения. Этим способом сделаны были М. П. Грязновым план и профиля Чудацкого поселения (рис. 21 и 22).
Наконец, нельзя не отметить здесь и инструментальную съемку, требующую гораздо больше времени, но дающую возможность составления точных планов с написанием большого числа подробностей. В некоторых случаях точная съемка рельефа городища (поселение) может дать довольно ясные указания на расположение построек, направление дорог и улиц и пр. По техническим причинам нам не представляется, к сожалению, возможным воспроизвести в качестве примера съемку М. И. Артамоновым обширного городища у ст. Елисаветовской, исполненную при помощи мензулы и кипрегеля-высотомера. План в 1:500 с детально выраженным горизонталями рельефом позволяет лучше понять все неровности местности, чем это возможно сделать даже в натуре, где при большой протяженности поселения невозможно сразу видеть всю картину и заметить ту систему в расположении выемок и возвышений, которая ясно выступает на тщательно проработанном Артамоновым плане крупного масштаба и дает понятие о планировке древнего города. Повторяем, что всякая съемка поселений и городищ должна быть съемкой археологической прежде всего, т. е. она должна производиться по совокупности данных и с непременным включением всех признаков, имеющих значение в исторической оценке памятников. Съемку памятников следует производить одновременно с их изучением, не отделяя топографическую работу в особое и самостоятельное задание.
Помимо изучения поселения (городища) по его местоположению, плану и рельефу и исполнения соответствующей съемки, необходимо для характеристики исследуемого памятника произвести описание всех находок на его поверхности, в осыпях и обнажениях, в ближайшем окружении, а также произвести их сбор. Работа эта, кажущаяся на первый взгляд очень простой, требует, однако, известной системы и очень внимательного отношения.
Рис. 25. [91]
Укажем для большей точности на те ошибки, которые иногда допускаются малоопытными исследователями при сборе подъемного материала. На поверхности городища или в местах повреждения его отложений могут встретиться в большом количестве различные предметы, среди которых преобладающим материалом обычно явлются обломки глиняных сосудов. К этому может проявиться отношение как к хорошей добыче, и исследователь поторопится произвести сбор находок без учета их связи с отдельными участками поселения и в выборочном порядке, беря преимущественно выдающиеся экземпляры, фрагменты керамики с орнаментом, лощеными поверхностями и иными украшениями. Таким путем можно в конце концов получить совершенно искаженную характеристику поселения, к тому же подкрепленную и материалом. Иногда замечается также, что при обходе поверхности поселения черепки посуды собираются в большом числе, а отбор их производят на ходу. Признанное невыдающимся разбрасывается при этом в разные стороны. Такое перемешивание материала на поверхности недопустимо, особенно на городищах, имеющих сложную культурную стратиграфию.
Работу эту следует вести в ином порядке. По характеру рельефа, с учетом также наличия всякого рода повреждений, осыпей и обнажений слоев, вся территория городища разбивается на отдельные участки с нумерацией и отметкой их границ на плане. Обследование и сбор подъемного материала производятся по участкам с соответствующими записями. Приведем пример записей подобного рода:
Древнее поселение на крутом берегу реки. Для сбора материалов выделено два участка: №1 — поверхность поселения и № 2 — береговые осыпи.
Участок № 1. Ровная поверхность, не выделяющаяся от окружающей местности. Распахивается. На пахотном поле, на площади, показанной на плане, в темной гумозной почве встречаются небольшие комки глины со следами действия огня, мелкие отщепы кремня (редко), небольшие фрагменты керамики с заглаженными краями. На отмеченной территории находки распределяются равномерно. Собрано было 100 кремневых отщепов, из которых взято 15 с наличием ретуши и иных признаков обработки и 25 огневых разновидностей кремневых обломков. Из обломков керамики, собранных на той же территории в числе 300 экземпляров, взято 100, количественно и качественно характеризующих весь собранный материал (характеристика материала).
Участок № 2. Осыпи у высокого разрушающегося берега реки, не поврежденных выходов культурных слоев нет.
Находки описываются в таком же порядке. Здесь может быть несколько иная картина. Прежде всего возможно ожидать численно большего материала, а затем и качественно он может оказаться более разнообразным вследствие более глубоких разрушений культурных слоев в неустойчивом береговом склоне. [92]
Это пример наиболее простой и ясной обстановки, но обычно, особенно в поселениях со сложной стратиграфией, в больших городищах, имеющих к тому же и глубокие повреждения, общая картина значительно усложняется, и при сборе подъемного материала в таких условиях потребуется от исследователя особое внимание.
Здесь могут быть разные случаи, но мы остановимся на главнейших и наиболее показательных.
Поселение, если оно относится к обществу с обособленными производствами, может оказаться неоднородным и в части поверхностных признаков. Наряду с центральной группой жилых построек могут быть и особые производственные кварталы, показателем чего сможет послужить подъемный материал при условии, если сбор его будет произведен по определенным участкам.
Поселение может относиться к обществу с определенно выраженным разделением на особые производственные группировки, которым будут соответствовать и известные районы в поселении.
Возьмем для примера уже упоминавшееся Елисаветовское городище на Дону. Поселение это имеет две ограды, а по подъемному материалу видно, что на поверхности, ограниченной внутренней оградой, встречается значительное количество фрагментов импортированной керамики классической и эллинистической эпох, в то время как черепки местной, «варварской» посуды являются находками относительно редкими. Что касается части поселения, заключенной между внутренней и внешней оградой, то здесь находки вообще не были обильными, а среди керамики ясно выступало совершенно обратное соотношение, при наличии общих хорошо датируемых форм, подтверждавших одновременность как внутреннего города, так и его окраин. Разведочные раскопки не только подтвердили эту характеристику, построенную на основании поверхностного ознакомления с городищем, но и дополнили ее новыми данными. Таким образом получилась возможность утверждать, что в центральной части поселения, у берега судоходного протока, жил слой населения, более тесно связанный с торговлей, более богатый, располагавший значительным количеством привозных изделий высокой техники.
Укажем еще на одну возможность, встречающуюся нередко. Поселение может существовать на одном и том же месте в течение очень долгого времени или периодически возобновляться после некоторых промежутков времени. Территориальные границы такого селения могут быть переменчивыми, оно может распространяться вдоль берега в одну эпоху или преимущественно по склону оврага у его устья в другой период времени, быть больших или меньших размеров и т. п. Опыт показывает, что иногда одного внешнего изучения такого сложного поселения при внимательном сборе подъемного материала бывает достаточно для определения и нанесения на план границ расселения в различные эпохи, характеризуемые показательными вещественными памятниками. [93]
Первостепенной задачей при разведочной работе на стоянке или поселении является изучение их культурной стратиграфии, т. е. тех слоев, которые последовательно нарастали один на другом в зависимости от длительности и характера деятельности в данном пункте человека. Стратиграфия, коль скоро она будет твердо установлена для ряда пунктов в поселении, явится тем необходимым дополнением к наружной характеристике, которое завершит разведочную работу. Этим можно будет считать разведку законченной в пределах, конечно, общих задач предварительного изучения, но исследование поселения останется еще впереди. Стратиграфические характеристики, какую бы ясную картину они нам ни давали, не исключат изучения с применением раскопок, когда весь памятник будет исследуем в целостных комплексах и в порядке их последовательного развития.
Производя наружный осмотр поселения, следует отмечать все имеющиеся значительные разрушения, открывающие частично или полностью культурные отложения или дающие возможность без особого труда обнажить нужные для изучения слои без лишних повреждений. Такие удобные для стратиграфического изучения пункты могут обнаружиться в стенках действующих оврагов или в разрушающемся береге; наконец, на поселениях встречаются и глубокие ямы различного происхождения, канавы и иные новые повреждения, которые также могут быть использованы для целей разведки.
Какими техническими приемами можно подготовить разрез слоев к их изучению, об этом будет сказано далее, а сейчас необходимо несколько уточнить содержание применяющихся при стратиграфических исследованиях терминов. Мы видели на одном примере, что в свиту слоев, образовавшихся на месте поселения, могут входить отложения, не имеющие связи с деятельностью человека, но, тем не менее, весьма для нас важные в общей исторической картине, отображаемой стратиграфией.
В разрезе остатков прибрежного поселения у Невшательского озера оказалось, что водные отложения озера, не заключавшие в себе никаких археологических включений, чередовались с отложениями, которые могли образоваться только на берегу и на самом месте поселения, очевидно, в периоды значительного понижения уровня воды. Не имея никаких вещественных остатков, эти озерные отложения приобретают тем не менее значение исторического памятника, свидетельствуя не только о перерывах в истории заселения данного пункта, но и о самых причинах таких перерывов.
Подобное же значение имеют вообще и всякие иные отложения, образовавшиеся в естественных условиях и вклинившиеся между слоями, происшедшими в условиях деятельности человека. Будучи совершенно различными по существу, эти образования в [94] местах поселений будут в то же время и нераздельными, входя в состав единой свиты. В число изучаемых отложений необходимо также включать как почвенный покров, так, и материковую породу, на которой налегает нижний древнейший культурный слой, по крайней мере в ее верхнем горизонте.
Таким образом все отложения, входящие в состав изучаемой свиты с культурными остатками, в том или ином смысле будут археологическими, т. е. будут играть роль исторического источника. Термин «культурный слой» мы сохраним, как это и принято, лишь за такими, которые образовались как следствие деятельности человека или по тесной с нею связи.
Понимая в таких пределах стратиграфию при изучении отложений в древних поселениях, мы этим вовсе не устраняем необходимости установления и общих стратиграфических характеристик с включением всех данных, относящихся к видоизменениям в природной обстановке. С такими общими стратиграфическими схемами должны быть непременно увязаны и детальные стратиграфические разрезы, относящиеся непосредственно к содержанию изучаемого вещественного памятника прошлого. При стратиграфическом изучении поселений нужно помнить о том специальном характере получаемых при этом данных, которые всегда будут отличать их от изучения комплексного, более полного, но возможного лишь при длительной работе. Обнаженные на относительно-небольших участках и в одной вертикальной поверхности отложения поселения дадут нам фактический порядок их последовательного нарастания, выяснение чего и является одной из существеннейших задач всякой разведки. Устанавливая по таким обнажениям относительную хронологию слоев, а вместе с этим и связанных с ними материалов, мы можем в конечном итоге притти к очень важным для нас заключениям о данном памятнике, которые лягут, в основу понимания и целого ряда аналогичных поселений, как, впрочем, и могил.
Возьмем для примера схему отложений в Кобяковском городище, установленную путем разведочных работ. Вся сложная по своему составу свита слоев разделяется по ряду признаков на три части, перекрывающих одна другую согласно во всех районах поселения, где эти отложения были обнаружены вместе (рис. 26). В аналогичной обстановке в общем можно утверждать, что нижние отложения будут древнее, чем те, которые их непосредственно перекрывают, а эти в свою очередь будут старше, чем лежащие на самом верху. Наша нижняя группа слоев отчасти по признакам самих отложений, но главным образом по характеру вещественных памятников распадается на два периода: древний (так наз. эпоха бронзы) и последующий (так наз. галльштатская эпоха). Стратиграфическое изучение разрезов дает основание полагать, что между этими периодами не было перерыва в данном поселении, а матирал свидетельствует о генетической связи культуры II с культурой I. Совершенно иной характер соотношений мы находим в средних [95] и верхних частях нашей свиты отложений. Культура II оказывается перекрытой слоем погребенной почвы (рис. 26, А), довольно хорошо местами сохранившейся и указывающей на период времени, когда это место не было обитаемо вовсе. Средняя группа культурных слоев, совершенно отличная по своему составу от нижней, вся относится к поселению римского времени и тоже перекрыта почвенным слоем, соответствующим новому перерыву в истории заселения данного места (рис. 26, В). Из характера послойно изученного материала видно, что перерыв этот относится к раннему средневековью, но что впоследствии поселение вновь возникает в этом же месте во второй период средневековья, к которому и относится несложная по своему составу верхняя группа слоев. Это последнее поселение прекращает свое существование до XIII века, после чего формируется современная поверхность городища, с соответствующим почвенным слоем (рис. 26, С). Из этого примера видно, в каком направлении могут слагаться общие выводы из стратиграфического изучения древних поселений сложного образования и какое значение могут иметь погребенные почвы в свите культурных слоев. Не считая современного верхнего почвенного покрова, в нашем примере мы имеем три разновременных погребенных почвенных слоя, из которых нижний залегает под древнейшим отложением с культурой I (очаги, кварцитовые орудия и пр.).
Рис. 26.
Погребенные почвы морфологически и по иным признакам не будут тождественны современному почвенному покрову, что вполне естественно. В покрытой новыми отложениями почве с одной стороны прекращаются все почвообразовательные процессы, а затем начинается сложный процесс ее преобразования в новых условиях и в зависимости от целого ряда различных факторов. Темная гумозная окраска постепенно утрачивает свою первоначальную цветность, почва из черновато-коричневой может превратиться в пепельно-серую, изменяясь и в иных морфологических признаках. В приведенном примере современная почва разделяется на два горизонта, из которых верхний (до 0,20 м мощности) имеет темную окраску, а нижний, при неясных границах, дает ряд градаций в переходе по цветности и сложению к отдельным элементам культурных отложений. В погребенной почве, лежащей между отложениями поселений римского времени и так наз. средневековья [96] (рис. 26, В), по внешним признакам определяется только верхний горизонт, еще сохраняющий темноватую окраску, довольно четко различимую на фотографическом снимке (рис. 27). Несравненно более измененной мы находим почву, перекрывающую верхние отложения с культурой II. Настоящий почвообразовательный процесс мог здесь начаться лишь после прекращения жизни в поселении, т. е. примерно около VI в. до н. э., и длиться в течение ряда столетий до момента возникновения поселения римского времени, когда почва оказалась погребенной под новыми отложениями. С этого времени погребенный почвенный слой подвергся очень значительным изменениям, и его верхний горизонт выделяется лишь узкой полосой серого цвета, которую при недостаточном опыте легко можно принять за культурный слой, равномерно насыщенный золой. Еще менее различима нижняя из погребенных почв, отличающаяся от материковой породы (лёссовидный суглинок) только немного более темным оттенком.
Рис. 27.
Указав приведенным примером на необходимость при стратиграфическом изучении древних поселений обращать внимание на возможные остатки почв разного времени, отметим и некоторые общие соображения о самом характере связи почвы с культурными [97] отложениями. В погребенных почвах отражаются периоды, когда почвообразование происходило на оформившейся поверхности бывшего поселения и этот процесс не был нарушаем деятельностью человека. Таковы и все погребенные почвы в разобранном нами примере.
Однако и в самих культурных отложениях могут быть заключены почвенные отложения, образовавшиеся параллельно с отложениями остатков деятельности человека и с ними нераздельно связанные. Такие отложения иногда и не выделяются в особые слои, а в некоторых случаях мы их можем проследить в виде узких прослоек, соответствующих частичным и непродолжительным почвообразовательным процессам в каких-либо отдельных участках поселения. Почвенный слой, как это всякому исследователю должно быть известно, более или менее четко отличается от нижележащего культурного слоя. Как образуется почва на материковой породе, нами было уже кратко указано; совершенно в таком же отношении стоят почвы и к культурным отложениям, которые они перекрывают. Мы должны отделять почву от культурного слоя, но в то же время и помнить, что она является в большинстве случае тем же культурным отложением, но только переработанным в известном направлении. В разрезах можно видеть, что находки, характеризующие культурный слой, бывают свойственны и вышележащей почве (черепки, кости, камни и пр.), но иные его элементы, как зола, глиняная обмазка, сырцовые кирпичи и т. п., могут быть преобразованы в почвенном горизонте до полной утраты всех их внешне различимых признаков. Обратимся теперь к более детальному разбору содержания термина «культурный слой» и тех признаков, которыми он должен быть характеризуем при изучении стратиграфии в древних поселениях. Всякое отложение, образовавшееся в условиях деятельности человека, мы будем называть культурным слоем. Не трудно себе представить, насколько разнообразными могут быть такие отложения и каким важным историческим источником они могут послужить в случаях, когда, не ограничиваясь формальным описанием, мы окажемся в силах их использовать для понимания самого характера производившейся человеком работы.
Отложения, образовавшиеся в местах поселений, редко бывают однородными во всех своих частях; чаще всего они будут представлять собой свиту или совокупность слоев, различных по составу, характеру границ и форме залегания, цветности и структуре. По этим признакам и следует характеризовать культурные слои во всем их многообразии, придерживаясь одной системы с тем, чтобы таким образом обеспечить возможность сопоставления и сравнительного изучения древних поселений по стратиграфическим данным.
Наша археологическая система характеристики культурных слоев, очень близкая к принятой системе описания почв и их отдельных горизонтов, будет в то же время существенно от нее отличаться, [98] особенно в части состава, куда войдут все элементы, оформившиеся в работе человека и в фрагментарном или преобразованном виде слагающие изучаемый слой. Состав слоя, его границы и форма залегания будут важнейшими для нас признаками, при относительно второстепенном значении цветности, структуры и сложения. Наличие золы, например, является важным признаком состава слоя, но будет ли вследствие этого слой темно-серым или просто серым, а со стороны структуры — мелкозернистым или совсем бесструктурным, для нас особого значения иметь не будет. При стратиграфическом изучении отложений необходимо четко отделять слагающие слои и определять границы их залегания. Весьма часто могут встречаться случаи, когда отложение, объединяющееся каким-либо одним признаком, будет делиться по иному признаку на два или несколько горизонтов, например, при одинаковой цветности оно может иметь некоторую стратификацию по составу или при одинаковости структуры — различную окраску и т. п. В таких случаях каждое отложение в границах того или иного признака следует рассматривать как отдельный слой, как это принято и при установлении почвенных горизонтов.
Обратимся теперь к стратиграфической характеристике обнаженного культурного отложения в порядке указанных признаков.
1. Состав слоя. Состав будет определяться как культурными остатками, так и отложениями естественного порядка, слагающими изучаемый слой. Слой может оказаться полностью насыщенным культурными остатками и состоять целиком, например, из золы и отбросов пищи, ломаных сырцовых кирпичей или иных строительных материалов и т. д., или подобные остатки будут лишь отдельными, даже редкими включениями в ровном грунте. При описании слоя со стороны содержания необходимо учитывать не только отдельные его элементы, но указывать на характер их залегания и их соотношения, обращая особое внимание на все, что могло еще сохранить какие-либо первоначальные конструктивные черты. Отдельно лежащий камень, а в другом месте — прослойка глины могут оказаться единственными остатками каменного жилища с глинобитным полом; несколько ломаных костей и черепков и отдельно залегающее пятно золы могут объединиться в один комплекс очага и т. д. Подобная реставрация в установлении связи между отдельными элементами при известном опыте вполне возможна, и к этому следует стремиться. Часто бывает, что правильно восстановленная связь между отдельными элементами служит исходным моментом к выяснению и иных соотношений, и таким путем весь слой со всей пестротой его состава, кажущейся при первом взгляде почти безнадежной, постепенно станет выясняться в исходных моментах своего происхождения.
Изучая слой со стороны его содержания, необходимо, помимо [99] описания, сделать и графическое его воспроизведение со всеми замеченными признаками, обращая особое внимание на элементы конструктивные и такие остатки, которые могли сохранить свое первоначальное положение. Вместе с этим из слоя следует взять характеризующие материалы: обломки керамики, образцы строительных материалов, кости животных и пр., делая подбор, достаточный для изучения этих предметов как в качественном отношении, так и в их количественных соотношениях. Взаимная связь отдельных находок должна быть отмечена при самом изучении слоя, что не следует упускать из виду, помня, что такие данные могут послужить основанием к существенным заключениям.
В каком порядке и с какими предосторожностями следует брать из слоев органические остатки, как кости, дерево, ткани, а также и предметы иных категорий: фрагменты керамики, металлические изделия, образцы строительных материалов и т. п., об этом будет сказано в общей технической части и в применении не только к слоям в поселениях, но и ко всякой иной обстановке подобных находок.
В состав слоя могут входить, не только достаточно сохранившиеся строительные материалы, фрагменты керамики, кости и пр., но и иные элементы, определение которых на месте встречает обычно большие затруднения. Мы имеем здесь в виду совершенно разрушенные и преобразованные материалы, сильно перемешанные и состоящие из мелких обломков отложения, а также и материалы, вошедшие в состав слоя в параллельном процессе отложений естественного порядка. Вместе с этим в слое могут оказаться и мелкие органические остатки, как пыльца растений, семена и остатки древесины, определение которых в полевой обстановке не окажется возможным. Во всех таких случаях из слоя нужно брать образцы для последующего лабораторного исследования с применением микроскопического и химического анализов. Приемы взятия из слоев образцов и монолитов будут нами рассмотрены в дальнейшем, а теперь мы лишь укажем, что для наших целей более соответственными являются выемки в форме монолитов, так как в этом случае мы сохраняем для детального изучения структуру и иные признаки.
2. Границы, форма залегания слоя и его сложение. В характеристике каждого слоя большое значение имеют его границы и форма залегания, которые могут давать указания если не на содержание, то на порядок его отложения. Как было указано выше, границы определяются каким-либо из признаков и, следовательно, должны совпадать с пределами известного состава, структуры, цветности и пр. Иногда границы бывают выражены очень четко, но в иных случаях один слой переходит в другой постепенно, причем структура и окраска видоизменяются настолько незаметно, что определить границы оказывается возможным лишь условно. Границы могут располагаться параллельно и горизонтально или иметь уклон, неровную поверхность. Весь слой, наконец, может [100] залегать в форме складок, следуя неровностям поверхности, на которой возникло это отложение.
Различные материалы, последовательно заполняющие ямы, обычно слагаются в слои, вогнутые вниз и постепенно выравнивающиеся в верхних горизонтах. При насыпании разных грунтов в кучи, подсыпки, земляные валы и т. п. форма залегания слоев дает выгнутые кривые, соответствующие последовательному нарастанию насыпей. При единовременном сооружении насыпей из разнородных материалов, слои обычно имеют резко выраженные границы неправильных очертаний и четко различаются окраской. Такую своеобразную стратификацию, не оставляющую никаких сомнений в происхождении всего отложения, мне приходилось наблюдать не один раз, в частности я изучал ее в разрезе земляного вала в городище у Старой Ладоги да и в искусственной террасе городища у станицы Елисаветовской. При нарушении глиняных стен построек, хорошо может сохраниться нижняя их часть, которая сверху будет перекрыта размытой глиной в виде выпуклого слоя с более или менее неясными границами.
Во всех подобных случаях для подхода от формы залегания слоя к порядку его образования нам очень могут помочь наблюдения над процессами возникновения современных отложений в различных условиях, что и следует делать исследователю, занимающемуся изучением древних поселений, не упуская удобных случаев.
Помимо той или иной работы человека, отложения в местах поселений могут образоваться и в естественном порядке; в таких случаях изучение границ и формы залегания слоев также может значительно облегчить нашу реконструктивно-исследовательскую работу. У берегов рек, например, культурные слои могут чередоваться с водными отложениями, которые, если река не имеет быстрого течения, будут отлагаться совершенно горизонтально, в отличие от наносов овражных, нередко очень извилистых в их контурах. Необходимо учитывать и то, что сложившаяся в определенных условиях серия слоев может затем измениться во всех соотношениях с момента, когда эти условия будут нарушены. Мы имеем здесь в виду не только возможность перенесения водой культурных слоев и их сложения и перемешанном виде на новом месте или иные виды разрушения, установить которые возможно без труда, но главным образом — немедленные перемещения и постепенные изменения в форме отложений, которые, не разрушая видимой целостности всей свиты, тем не менее могут создать в конце концов совершенно искаженную стратиграфическую картину. Подобные перемещения могут происходить на наклонных поверхностях, особенно если подстилающей породой будет глина. В Кобяковом городище, например, сползание культурных слоев происходит в сторону Дона вследствие того, что они залегают на склоне суглинка и с момента разрушений в береговой части вместе с потерей большой емкости отложений утратили с этой стороны [101] необходимую для устойчивости опору. Оползание это дало разрывы слоев, встречающиеся в глубоких вертикальных трещинах. Но иной характер могут принять изменения в случаях, если культурные слои будут иметь внизу некоторый упор, препятствующий их равномерному перемещению во всей массе; в этом случае отложения могут дать складчатый характер залегания, совершенно; не соответструющий первоначальному. Это и произошло, между прочим, с отложениями в известной палеолитической стоянке у Солютре во Франции. По сторонам очагов здесь возвышались скопления лошадиных костей, которые считали то отбросами пищи, образовавшимися у самих костров, то даже какими-то оградами. Настоящая обстановка выяснилась лишь впоследствии, при повторных раскопках и более тщательном изучении стратиграфии. Оказалось, что на стоянке образовалось сначала отложение костей, а затем, на более высоком уровне — остатки костров, но при сползании косо залегавших на глине слоев первоначальное их соотношение было нарушено, и слой с костями, образовав складки, местами поднялся выше уровня очагов.
Слои, входящие в состав отложений в поселении, образуются в последовательном порядке, начиная снизу; таким образом, более глубокие будут старше, чем их перекрывающие и лежащие ближе к поверхности. Порядок этот может быть принят лишь как общая схема, которая в конкретной обстановке иногда оказывается очень осложненной. Здесь могут быть разные частные случаи, которые при небольшом участке открытых для изучения слоев легко принять за характеризующие факты общего порядка. Так, например, при рытье ям или каких-либо иных земляных работах с значительной глубины может быть выброшен материал более древних слоев, который покроет поверхность особым слоем. При последующем нарастании отложений слой будет в свою очередь перекрыт и окажется в свите, соответствуя ей по моменту своего вторичного отложения, но не по составу, который будет более древним. Могут быть, конечно, и иные причины такого вклинивания древних материалов в последующие отложения.
При раскопках, когда слои изучаются не только в разрезе, но и во всем их залегании, вскрыть настоящую природу такого отложения не составит трудности, но в ограниченных возможностях чисто стратиграфического исследования, проводимого к тому же на обнажениях небольшой протяженности, это представит собой задачу нелегкую.
На примере стоянки у Солютре было показано, что древний слой местами может оказаться на более высоком уровне залегания, чем слой более молодой. Находки, обнаруживаемые на одинаковом уровне, могут оказаться относящимися к совершенно различным и разновременным комплексам. Каждый слой в поселении следует рассматривать как отложение, первоначально образовавшееся на поверхности, как бы глубоко ни было его залегание, если, конечно, впоследствии не происходило каких-либо перемещений. [102] В зависимости от поверхности, следовательно и порядка образования слоя, он может отложиться и не в горизонтальном положении, а его границы не будут параллельными. И в этом случае в каком-либо исследуемом участке древний слой может оказаться выше более молодого.
Раз представляется возможность, не ограничиваясь только подъемным материалом, взять его и из стратиграфических разрезов, то это следует делать непременно по слоям после того, как определятся их границы и форма залегания, помня, что промеры глубинного залегания непосредственно в отношении находок будут иметь значение показателя весьма условного.
Одновременно с изучением слоев в их границах и форме залегания необходимо отмечать и их сложение, которое может быть различным и зависит от материала и порядка его накопления. Слои могут иметь ленточное сложение с мелкой стратификацией или, будучи однородными по цветности, иметь некоторые отличия в плотности. Наконец слой может оказаться и совершенно однородным во всей его массе.
Помимо описания границ слоев, сложения и формы их залегания, эти характеризующие черты необходимо воспроизвести в рисунке, исполненном с натуры по промерам и в масштабе не менее 1/10 при детальном стратиграфическом исследовании. Точный технический рисунок часто будет иметь большее значение, чем фотографический снимок, особенно при неясных границах слоев и мало отличающихся тонах их окраски.
3. Окраска слоев. Окраска является наиболее легко определяем мым признаком, который и принимается обычно для первоначального выделения в отложении отдельных слоев. Употребляемая при этом в археологической практике номенклатура совершенно неудовлетворительна, так как она не сведена в какую-либо систему и обыкновенно отражает индивидуальные впечатления, как известно, весьма неустойчивые. В почвоведении, где окраска почвенных горизонтов является одним из важных морфологических признаков, вопрос о более точном приеме передачи цветности находит свое разрешение в применении способа Оствальда, дающего возможность по условным формулам воспроизводить наблюденную окраску. Однако в применении этого способа в археологической работе легко предвидеть немалые затруднения, которые в конце концев могут и не оправдаться достигнутыми результатами. Краски можно передавать и цветной фотографией, но с значительной потерей для большинства оттенков, являющихся как раз типичными для культурных слоев. Не точнее будет, конечно, воспроизведение цветности слоев при помощи масляных красок, темперы, а тем более акварели, но такие красочные этюды для передачи относительно простых тем все же могут иметь некоторое вспомогательное значение. В настоящее время можно принять те условные обозначения цветности, которые установлены в практике почвоведных исследований. В этой системе, помимо основных [103] цветов: красного, бурого, коричневого, желтого и серого, различают и целую градацию их тонов и различных оттенков. Так, для серого цвета главнейшими тонами будут: пепельно-серый, светлосерый, серый, темно-серый и черно-серый; для желтого: палево-желтый, светло-желтый, охристо-желтый; для коричневого: коричневый (каштановый) и темно-коричневый; для бурого: темно-бурый и светло-бурый, а для красного — ржаво-красный и кирпично-красный. Оттенки этих цветов могут быть чрезвычайно разнообразными, давая много градаций как в пределах основного тона, так и в соединении с иными тонами.
Помимо характеристики цветности, насколько она, конечно, окажется возможной при подобной системе, следует обращать внимание для слоев с неравномерной окраской на величину и характер пятен, на цветность отдельных элементов, слагающих пестрые слои, на более или менее темные оттенки у краев и т. п.
Цветность слоев будет значительно меняться в зависимости от времени дня, силы света, характера поверхности изучаемого обреза и степени влажности грунта. В сухих и легко распыляющихся грунтах слои хорошо сохраняют свою цветность лишь в течение непродолжительного времени, после чего обрезы необходимо вновь расчищать. В более важных отложениях, при условии равномерного насыщения, изучение границ слоев и их окраски заметно облегчается.
4. Структура слоя. Под структурой в почвоведении подразумевается свойство почв при механическом разрушении распадаться на небольшие части определенной формы и размера. Такие части называются структурными отдельностями, и по их виду почвенные горизонты получают свои структурные характеристики. Структуры могут быть следующих типов: крупнокомковатая — при отдельностях в виде округлых комков около 1 см и более в поперечнике; комковатая или зернистая — с округлыми отдельностями до 1 см в поперечнике; мелкозернистая — с отдельностями в несколько мм в поперечнике; ореховая с отдельностями в форме неправильных ребристых многогранников; глыбистая — с отдельностями в форме крупных глыб (5 см в поперечнике и более). Различают также структуру столбчатую, плитчатую и другие. Но бывают почвы и бесструктурные, к которым относятся главным образом такие, основным составом которых является песок.
Структура почвы может меняться в зависимости от степени влажности; так, например, во влажном состоянии глыбистая почва превращается в вязкую сплошную массу, не дающую отдельностей, комксватая при разломе делится на крупные глыбы и т. п.
Такая классификация, имеющая свои обоснования для почв, применима в характеристике культурных слоев лишь с большими ограничениями. Свойство распада на отдельности определенной формы и размера утрачивается грунтом с насыщением его разнородными твердыми материалами, как камни, черепки и кости. То же можно сказать о и слоях, сложенных из различных [104] перемешанных материалов, сохраняющих в отдельности все их свойства.
5. Стратиграфические разрезы. Если древнее поселение разрушается со стороны оврага или реки или в нем делают какие-либо глубокие выемки, роют канавы и т. п., то культурные отложения могут оказаться обнаженными частично, а, может быть, и полностью, во всю толщу их залегания. Такие обнажения создают очень удобную обстановку для стратиграфического изучения поселения, при относительно небольших дополнительных работах с незначительной затратой средств и времени.
Рассмотрим сначала случаи полного обнажения культурных слоев вплоть до подстилающей материковой породы.
Рис. 28.
Если мы будем иметь небольшие прослойки, как это видно было на примере овражной стоянки (рис. 11), не прикрытые осыпями из иных культурных отложений, то их наружное обследование может быть произведено без особой подготовки изучаемого участка. Такие же удобные для изучения выходы мы можем встретить и при более мощных отложениях, когда они будут сложены из относительна устойчивых материалов, не дающих больших поверхностных разрушений. Чаще, однако, приходится иметь дело, особенно в наших южных районах, с совершенно иной обстановкой, когда разновременные культурные отложения не будут давать достаточно сохранившихся соотношений. Такие обнажения обычно имеют неровные поверхности со всеми признаками более или менее значительных повреждений, происходящих от выветривания слагающих пород, механического разрушения неустойчивого профиля, размывания и т. п. Самый механизм разрушений, зависящий от грунтов и характера их залегания, может иногда выражаться в сползании или обвалах значительных массивов, откалывающихся параллельно линии обнажения, или происходить в форме медленного осыпания слоев, перемешанный материал которых будет отлагаться частью на обнажениях, а затем и у их подошвы. Совершенно очевидно, что в подобной обстановке весьма трудно, а иногда и невозможно надлежащим образом изучить серию слоев и приурочить к ним определенные типы вещественного материала. На рис. 28 мы даем примерный профиль обнажения, избрав случай [105] сравнительно хорошей сохранности естественного обреза. Буквами b — h — с — d обозначены обнажения, в которых культурные слои имеют выходы от уровня снизу и доверху, а материковая порода залегает ниже линии с — f. Культурные слои, таким образом, выходят наружу во всю толщу их отложения, и обстановку следует считать удобной для стратиграфического изучения, однако в наружной части в силу выветривания и размывания прокзэшлй повреждения, вследствие которых могло происходить как смешение материалов, так и оползание вниз отделившихся комков разрушенных отложений. Все это, нарушая четкость стратиграфической картины, требует предварительной подготовки избранного для изучения участка. Такая подготовка будет заключаться в осторожном снятии поврежденной части слоев до уровня, на котором будет обнаружена их достаточная целостность. Изучение слоев и их зарисовку удобнее будет производить, если нашей расчисткой мы откроем обнажение в одной вертикальной плоскости, поскольку это окажется, конечно, возможным по характеру состава слоев (рис. 28, d — е). На фотографическом снимке (рис. 29) показаны нижние слои Потайновского городища на Дону, подготовленные к изучению очисткой в вертикальной плоскости до речных отложений без культурных остатков. Слои были здесь
Рис. 29. [106]
обнаружены разрушениями, происходящими вследствие размывания берега водой, но их поверхность, как это видно на той же фотографии, имела неправильные очертания, границы слоев не были различимы вовсе, а сверху они были покрыты перемешанными отложениями из верхних горизонтов, также сильно разрушающихся. Только в расчищенном обрезе (рис. 30) обнаружились с достаточной четкостью границы отдельных слоев, и представилась возможность изучить как процесс их образования, так и характер соответствующих находок и их послойное распределение (на той же фотографии отмечены крестиками).
Рис. 30.
Не всегда, однако, мы встретим в поселениях такую удобную для стратиграфического изучения обстановку, но очень часто в обнажениях окажутся открытыми только верхние горизонты отложений, а нижние слои будут прикрыты более или менее мощными образованиями из осыпавшегося материала. Изучение отложений лишь в пределах некоторой части обнаженных слоев не будет, конечно, достаточным для стратиграфической характеристики исследуемого поселения во всей требуемой полноте, поэтому в случаях, когда нижние слои окажутся погребенными под осыпями, необходимо их открыть путем раскопки вплоть до материковой породы, на которой залегает древнейшее отложение с остатками культуры.
Такие работы являются обычными в практике разведочного изучения остатков древних поселений. На рис. 31 дан разрез обнажения в Кобяковом городище, который использован был в 1923 году для первого стратиграфического ознакомления с отложениями этого поселения, а рядом на том же рисунке — свита слоев в ширину произведенной их расчистки. По профилю видно, что нижние отложения прикрыты были осыпью (В — Е) и нужно было произвести раскопку, для того чтобы снять отложения, закрывавшие [107] культурные слои, и обнаружить всю их серию (от А до D), а также и верхние горизонты подстилающей породы (С — D).
Рис. 31.
Вертикальную стенку во всю толщу изучаемой свиты, однако, мы сможем получить не при всяких условиях, и с этой стороны возможности будут ограничены как мощностью подлежащих разчистке отложений и степенью их устойчивости, так и необходимыми условиями, определяемыми удобствами детального изучения слоев. Опыт показывает, что для послойного исследования отложений вертикальное их обнажение не должно превосходить 1,60–1,80 м над уровнем стояния исследователя.
Если в составе слоев преобладает материал сырцовых кирпичей и глиняных обмазок, как это обычно бывает в нижнедонских и таманских городищах, то общую устойчивость отложения можно считать удовлетворительной и вертикальную стенку можно довести до указанной высоты, но если при наличии этого материала в пункте исследования окажутся преобладающими слои бесструктурные, сложенные из золы, песка с ракушками и т. п., то наш разрез для необходимой его устойчивости нужно будет ограничить пределом, который может быть установлен в каждом отдельном [108] случае на месте, после наружного осмотра характера обнажения. Таким образом, при большой мощности отложений, а также и в неустойчивых грунтах вертикальные обрезы необходимо делать с промежутками, оставляя охранные горизонтальные площадки (бермы) для закрепления всего обнажения (рис. 32). В подобных случаях обстановка работ окажется более сложной, и обнажение слоев раскопкой нужно будет производить в определенной системе, с учетом некоторых технических данных. Удобнее рассмотреть такой прием на примере, для чего мы избираем окраину древнего поселения с частично обнаженными культурными отложениями. Нивелировка даст нам возможность прежде всего начертить профиль выбранного для стратиграфического изучения участка, в котором мы устанавливаем следующие отдельные части: 1) поверхность городища, ровная, покрыта дерновым слоем, у края глубокие трещины отделившихся пластов отложения (рис. 32, а — b); 2) обнаженные культурные отложения, сильно размываемые, с опавшими комками разрушения (b—с); 3) осыпь устойчивого профиля (с—d). Осмотром устанавливается, что отложения поселения достаточно устойчивы и допускают возможность производства раскопки с вертикальными обрезом до 1,50 м. Так как нижние слои скрыты под осыпью на значительной глубине, то по высотным соотношениям нашего профиля следует проектировать весь разрез в три вертикальных стенки с двумя промежуточными площадками. Если бы эти предохранительные площадки нужны были лишь для укрепления разреза на короткое время работ, то ширина их могла бы быть доведена до минимума и по данным нашего примера не превосходила бы 0,30-0,50 м, но здесь необходимо учитывать неизбежный процесс дальнейшего разрушения, который возможно сделать менее опасным для городища, придав всему профилю раскопок более отлогий характер, что будет достигнуто увеличением ширины площадок. Осыпной материал в данном случае слагается в устойчивом наклоне так (рис. 32), что и для нашего ступенчатого раскопа при высоте стенок в 1,50 м и ширине площадок в 1 м дальнейшее разрушение будет связано с относительно небольшой потерей культурных отложений. На рис. 32 показаны ступени рас-
Рис. 32. [109]
копа (е f g h i j d), а также примерно и линия (пунктиром), на которой, вероятно, разрушение приостановится в профиль равновесия.
Рассмотрим теперь весь процесс работы в порядке его развития. Установив по профилю и свойствам отложений план нашего раскопа, мы начинаем работу на поверхности городища, на точно отмеченной колышками площадке, в поперечном разрезе обозначенной на чертеже буквами f — b, и постепенно углубляемся, выравнивая наши стенки до момента, когда обрез е — f доведен будет до высоты в 1,50 м. Здесь мы получим площадку f — g — l, пользуясь которой детально изучим слои как в обрезе е — f, так и в боковых стенках. Делая эту выемку, мы будем иметь возможность изучать слои не только в вертикальных обнажениях, но и в горизонтальном их залегании на всей площади нашего раскопа, чем и следует пользоваться для необходимого дополнения наших стратиграфических характеристик данными комплексного характера, которые возможно ожидать и при относительно небольшой поверхности раскопа в виде очагов, печей, частей построек, впускных могил и т. п. Закончив работу на уровне f — g — l, мы оставим площадку в 1 м шириной (f — g) и поведем дальнейшую раскопку вниз, сохраняя обрез g — h, который доведем до уровня h — i — к. Исследовав таким образом все полученные обрезы и установив, что материковая порода залегает ниже поверхности h — i — к, мы производим новую выемку i к j d, оставляя вертикальный обрез I — j. В этом последнем обрезе открываем уровень материковой породы (т), на которой залегает нижний культурный слой, и несколько глубже — прекращаем нашу работу. Постепенно опускаясь с последовательно понижающимся уровнем раскопа, землю следует, сколько это окажется возможным по нашему профилю, оставлять на верхних уровнях с тем, чтобы по окончании работы возможно было сделать хотя бы частичную засыпку террасы раскопа и этим содействовать большей ее устойчивости.
Рассмотренный пример относится к поселению с отложениями разного времени, достигающими большой мощности, что и усложняет стратиграфическое их изучение необходимостью производить разрезы в несколько ярусов. Несравненно проще будут приемы очистки и обнажения слоев в поселениях с отложениями небольшими, но и в таких случаях следует соблюдать всю необходимую точность в плане производимой работы.
Разрезы, помощью которых мы обнажаем для изучения слои, можно считать удобными приемами исследования для всех случаев, когда имеются налицо разрушения и культурные отложения обнажены частично или полиостью. Если городище разрушается на большом протяжении, как это нередко встречается по берегам рек и у моря, то разрезы, сделанные в различных местах в связи с планом и рельефом поселения, могут дать довольно полную стратиграфическую характеристику исследуемого памятника, но могут быть случаи, когда существующие обнажения, которыми [110] можно было бы воспользоваться для разрезов, окажутся лишь у самой окраины поселения или за пределами ограды в городище, но их не будет именно в тех пунктах, где нам было бы желательно иметь стратиграфический разрез. Мы можем, наконец, встретить остатки древнего поселения в такой сохранности, когда в нем не окажется сколько-нибудь значительных повреждений с достаточными для начала стратиграфической работы обнажениями. И в том и другом случаях для характеристики отложений нужно будет сделать разрезы в цельных слоях, избрав для этого такие пункты, которые особенно важно будет охарактеризовать стратиграфически и где необходимая для этого выемка окажется наименее разрушительной для комплексной целостности всего памятника.
Совершенно понятно, что такие разрезы на прочных и закрепленных дерновым слоем поверхностях поселения, хотя бы и у его окраины, являются делом ответственным, требующим от исследователя особой осторожности, но тем не менее исследовательские погрешности в тех или иных случаях могут создать достаточные основания к производству частичной стратиграфической раскопки и в подобных условиях. Технически производство таких разрезов ничем существенным не будет отличаться от раскопа ступенями, который мы только что описали, будет ли производиться раскопка на склоне холма культурных отложений, или в ином месте.
В практике стратиграфических раскопок могут встречаться различные случаи, но было бы ошибочным пойти по пути разработки во всех деталях таких правил, которые соответствовали бы всем возможностям. От исследователя, производящего обследование, будет зависеть выбор как места, так и приема для разведочного раскопа, и при достаточной методической подготовке вопрос найдет свое правильное решение, которое к тому же будет проверено при рассмотрении отчета о произведенной работе. Считая необходимым предоставлять исследователю, которому выдается открытый лист на право обследований, известную свободу в системе работы, которая должна быть достаточно гибкой и в каждом отдельном случае соответствовать особенностям изучаемого памятника, мы все же укажем на некоторые приемы, свободное и широкое применение которых может повлечь за собой очень нежелательные следствия.
В прежней инструкции к открытым листам на производство археологических исследований (издание 1927 г.) допускались частичные раскопки разведочного характера с применением для стратиграфического изучения шурфов на целых поверхностях поселений. Шурфы эти, или колодцы, при 1 м в стороне квадрата, заложенные на определенном расстоянии один от другого в любом месте поселения по выбору исследователя, могли быть расширены [111] по мере их углубления. Другими словами — это те самые колодцы, которыми испорчены были многие городища, привлекавшие к себе внимание прежних археологов.
Вред шурфов при кажущемся удобстве этого приема для быстрого ознакомления с стратиграфией поселения в краткий срок и в любых избранных участках, заключается в том, что таким приемом разрушаются целостные комплексы, попадающие в план наших колодцев, и получаются четыре стенки с разрушенными слоями, которые даже после засыпки дадут и дальнейшее разрушение. Рекомендуемые нами вырезки со стороны обнажений отличаются прежде всего тем, что здесь раскопка производится в части слоев, и без того находящихся в угрожаемом состоянии, а второе преимущество относится к технике работы, которая будет проще, а изучение слоев — удобнее в открытом обнажении, а не в колодце.
К приему колодцев-шурфов в отрицательном смысле примыкают и траншеи, которыми так много злоупотребляли опять-таки в целях возможно более широкого охвата памятника, не считаясь с теми потерями, ценой которых это могло быть достигнуто.
Эти траншеи в виде длинных и узких выемок прокладывались по поселению в одном направлении или в виде целой сети, причем комплексы открывались лишь в незначительных их частях или отдельных элементах, а стратиграфический характер отложений, особенно при большой их мощности, не мог быть изучен прежде всего уже по техническим причинам. Так было испорчено немало поселений, таким приемом, между прочим, изборождено было в 50-х годах и замечательное во многих отношениях Недвиговское городище, которое естественным образом здесь припоминается как яркий пример. Известно, что раскопки в Неддвиговке дали ценные в научном отношении отдельные находки и целую серию надписей римского времени исключительного значения. Такой блестящий результат как будто вполне оправдывал произведенную работу, но богатый вещественный материал, открытый исследователем в траншеях, был им таким образом вырван из связного соотношения с иными столь же важными данными, о значении которых в эту эпоху не имели представления. При ином подходе к памятнику, с той же затратой средств мы, несомненно, имели бы меньшее число надписей, но зато смогли бы установить их отношение к постройкам, охарактеризовать самое строительство, датировать его отдельные моменты, наконец собрать обширный материал для выяснения системы хозяйства и отдельных местных производств. Ничего подобного мы, к сожалению, не имеем. У исследователя в круг понятия научного источника не входило множество данных, которые теперь мы совершенно иначе расцениваем, его исследовательским задачам мог соответствовать и траншейный способ раскопок, в то время как теперь при иных научно-исследовательских установках траншеи могут быть лишь образцом неувязки методики с методом во всех случаях, которые возможно себе представить в условиях разведки, а тем более при [112] раскопках. В практике полевых археологических работ к траншеям возможно прибегать только в случаях поиска культурных отложений, когда нет никаких наружных несомненных признаков, в то время как общая обстановка делает наличие таких отложений в данном пункте вероятным, но и здесь траншея должна быть оставлена, как только цель работы будет достигнута. В таких же случаях возможно применять и шурфы, но с той же, конечно, оговоркой.
Таким образом, мы находим достаточно оснований против применения шурфов и траншей при исследовании таких памятников, как стоянки, селения, а тем более городища. Тем не менее, для стратиграфической характеристики исследователю может представиться иногда необходимость, не ограничиваясь естественными обнажениями, сделать разрезы и в иных местах поселения, что будет всегда делом ответственным. Исключая в таком случае траншеи и колодцы, возможно будет сделать широкую выемку, учитывая все же, что в месте раскопа могут встретиться лишь части комплексов: угол постройки, неполный очаг, часть печи и т. п., и такая картина может у нас повторяться по мере углубления выемки. Мы можем оказаться в трудном положении. Для стратиграфических характеристик было бы достаточно обнаружить постройку извне и констатировать ее наличие в определенном уровне залегания, что же касается исследования комплексного, то наша площадка зачастую даст лишь указания на то, что комплексы в поселении имеются, но какие именно — это останется неизвестным.
Здесь возможны два направления в работе:
1) Принимая нашу площадку лишь за некоторую техническую и условную величину, мы выходим за ее пределы с раскопкой и развиваем нашу работу по встретившемуся комплексу в целях его полного охвата, и таким же образом поступаем и далее, если, опустившись ниже, мы найдем часть иного комплекса, и т. д.
2) Ограничивая наши раскопки пределами трассированной площадки, мы проходим отложения во всю глубину их залегания, изучая лишь те части комплексов, которые будут обнаружены в раскопе.
Первый из указанных приемов, который даст несравненно более полный материал к пониманию изучаемого памятника в целом, мы назовем комплексным исследованием, а способом его осуществления будут раскопки (рис. 33).15) Обычно раскопки не входят в задачи разведочных работ и рассматриваются как особый вид исследований, требующих применения сложной методики. Если при этом задачи будут расширены до совокупности комплексов в целях [113]
Рис. 33.
Рис. 34. [114]
возможно полной характеристики поселения в целом (рис. 34)16) и если при этом отложения будут разновременными, а поселение в его отдельных частях окажется неоднородным, то исследование с применением раскопок будет вопросом организации длительного предприятия на ряд лет.
Совершенно обоснованным образом этот вид работ нормируется в особенном порядке, и право на раскопки дается Сектором науки по специальному открытому листу. Все вопросы методики, связанной с комплексными исследованиями древних поселений, не могут войти в настоящую работу, имеющую ограниченную задачу по ознакомлению лишь с приемами предварительного обследования памятников старины. Не останавливаясь далее на комплексах, обратимся к нашему второму варианту.
С применением этого второго приема мы получим все стратиграфические данные, доведя наш раскоп в его условных границах до нижних слоев и материковой породы, а данные о характере и порядке отложений будут дополнены и материалами из вскрытых слоев. При всем этом мы можем не получить ни одного комплекса в плане нашей выемки, а встретившиеся их отдельные части неизбежно будут разрушены с углублением раскопа. Таким образом, при раскопках площадками в средине поселения или на иных местах его целых поверхностей мы достигнем результатов, близких к тем, которые получим и при частичных разведочных обнажениях извне, но и с некоторыми отрицательными особенностями, на которые мы указывали для шурфов или колодцев. Чем меньше площадь раскопа, тем ближе он будет к шурфу, а при значительных размерах — наш прием будет приближаться к раскопкам, и границу здесь указать очень, трудно, так как это в большой степени будет зависеть от состава слоев, глубины залегания и характера свойственных им комплексов. Таким образом, при обследовании древних поселений целесообразнее стратиграфические разрезы производить, пользуясь уже существующими обнажениями у края отложений или в иных местах, и только в крайних случаях, при наличии бесспорных к этому, мотивов, возможно допускать разведочные раскопы на целых поверхностях памятника. При стратиграфических разрезах, вместе с характеристикой слоев, необходимо делать их зарисовку, помня, что фотографическими снимками нам не удастся воспроизвести многие признаки, особенно цветность, а следовательно границу слоев и форму их залегания, так как обычно отложения имеют тона, слабо реагирующие на пластинку, а их отличие выражается иногда оттенками, мало заметными даже для глаза. Наши зарисовки, таким образом, будут главным материалом, документирующим и поясняющим стратиграфическую характеристику. Зарисовки следует производить в известной системе, обращая внимание на точность [116] передачи соотношений для элементов конструктивных, частей комплексов, формы залегания слоев и т. п. и не тратя лишнего времени на точность воспроизведения случайных моментов в составе слоев и такие детали, которые не дадут ничего существенного для наших характеристик. Основанием для зарисовки послужит ряд промеров, помощью которых устанавливаются и воспроизводятся в масштабе все основные соотношения. Промеры делаются в системе координат и непременно должны быть увязаны с данными нивелировки основного профиля поселения.
Рис. 35.
Рассмотрим приемы обмеров и зарисовок на показательном примере небольшого обреза (рис. 35). Обрез предварительно выравнивается в вертикальной плоскости для того, чтобы этим обеспечить достаточную точность измерений, и очищается ножом по всей поверхности. Разница в оттенках, структуре и сложении слоев часто делается заметной только на тщательно очищенной поверхности. На нашем обрезе отмечаем три горизонта отложений: 1) пятно размытых сырцовых кирпичей и сохранившийся кирпич а — b, 2) слой золы с обломком сосуда е, 3) очаг с золой и камнем f — g — h. Помимо этого, выше залегания суглинистого материала от кирпичей в стенке находится отдельный камень с — d. Через пикет А наши [116] измерения будут увязаны с общими данными нивелировки поселения. Для обмеров необходим выверенный брус с двухсторонним уровнем, помощью которого мы прежде всего прочертим на стенке вертикальную линию А — Е, отметив на ней на 1 метр ниже А точку В. Пользуясь тем же брусом, проведем от В горизонтальную линию поперек обреза В — С — D и на метровых расстояниях восстановим перпендикулярные линии D — С — F и I — Н — G. Сеть этих линий и будет нужной для всех измерений координатной системой. В пересечениях слоев с мерными линиями достаточно сделать прямые промеры по этим же линиям до точек, которые на нашем примере обозначены крестиками, но в каждом разрезе может оказаться необходимость точного нанесения на рисунок отдельных предметов и признаков, которые не окажутся на наших мерных линиях, и в таких случаях прибегают к измерениям приемом так кгзываемых засечек. На нашем обрезе в верхнем левом кБадрате залегает камень, положение которого определяется двумя точками с и d. Принят за основание для измерений метровый отрезок нашей горизонтальной линии Н — С. Пунктиром показаны четыре промера, нужных для точного определения положения точек c и d. Таким же образом поступаем и в отношении сырцового кирпича (а — b) фрагмента сосуда (е) и камня у очага (h — f — g). Отметив на чертеже все нужные точки, определенные засечками или прямыми промерами, остальные данные мы зарисовываем с натуры, пользуясь в нужных случаях и дополнительными частичными измерениями вне координатной сети.
Рассмотренный обрез представляет собой простейший пример для графического оформления стратиграфических разрезов, но при любой иной обстановке, которая может оказаться и очень сложной, приемы обмеров остаются теми же.
При производстве расчисток обнажений, как бы ни было незначительно наше углубление в цельные слои, все же в разведочном раскопе будут встречаться находки, требующие изучения и зарисовки в их горизонтальном залегании. В этом случае следует применять те же приемы, которые указаны были для вертикальных обрезов, т. е. нужно увязать горизонтальную систему координат с вертикальной и определять нужные точки прямыми промерами по пересечениям или засечками, как это видно на примере зарисовки в плане остатков каменной кладки на рис. 36.
Этим мы и заканчиваем рассмотрение приемов разведочного и предварительного изучения древних поселений и городищ, переходя ко второй теме, содержанием которой будет методика разведок древних могил.
При неполноте и фрагментарности наших источников вообще, могилы с их целостным инвентарем имеют свое особое значение. [117] Особенности этого рода источника заключаются в том, что могильные предметы являются подбором, обусловленным культовым назначением, как, впрочем, и всякие могилы в целом, что всегда следует иметь в виду и учитывать при оценке этого рода памятников в качестве исторического источника. Но при изучении было бы ошибочно основываться лишь на данных могил, как, впрочем, недостаточными были бы и характеристики, построенные исключительно на материалах из древних поселений. Эти два рода источников необходимо объединять в одно целое, и только при условии такого соотношения возможно обеспечить необходимую полноту данных для реконструкции изучаемого общества.
Рис. 36.
Нельзя сказать, чтобы мы обладали такими гармонически оформленными источниками в достаточном количестве. Они все еще продолжают оставаться лишь редкими исключениями. Говорят о «культуре скорченных костяков», даже о культуре «больших кубанских курганов» и т. п. в распространительном смысле, не имея пока материалов из соответствующих поселений, которые — в этом нельзя сомневаться — значительно могли бы дополнить и исправить все наши выводы, построенные исключительно на могильном инвентаре. Можно было бы указать и на обратные примеры, когда материал из стоянок является пока единственным, не подкрепленным и не расширенным данными из могил. В наших музеях находятся обширные коллекции, характеризующие сильную диспропорцию в состоянии источников, с преобладанием материалов то одной, то другой [118] категории. Такое положение слишком хорошо всем известно, чтобы на этом останавливаться дольше.
Всякую могилу следует рассматривать в комплексе и, не ограничиваясь лишь вещественным материалом, принимать во внимание всю совокупность данных ее устройства, отношения к могильнику в целом и проч. Если у нас будет достаточное количество исследованных могил, относящихся к той же стадии определенного общества, то в таком случае окажутся возможными общие заключения и сопоставления, в частности и с характеризующими материалами из соответствующих поселений.
На могилы следует смотреть прежде всего как на отображение сложившихся надстроечных представлений, воспроизведенных в реальных элементах, которые сами по себе и в их сочетании могут и не давать тождеств для могил и поселений, как это весьма часто и бывает. Например, в курганах со скорченным положением скелетов в определенных районах мы встречаем могильные камеры в виде деревянных срубов. Срубы эти могут служить косвенным показателем материала и строительной техники жилищ, которых мы совсем не знаем по подлинным остаткам, но они и не являются их точным воспроизведением. Если в могилах встречаются остатки определенного вида пищи, то из этого нельзя будет сделать вывода о пище вообще для данного общества. Например, в курганных погребениях у станицы Елисаветовской обычно у каждой могилы находятся в качестве пищи части лошади (ребра и лопатка), и только в двух случаях найдены были овцы; в городище же, относящемся к тому же времени, лошадиные кости вовсе не являются преобладающими среди иных. Совершенно очевидно, следовательно, что в ряду животных, употреблявшихся в пищу, лошадь занимала первое место, когда требовалась пища для умершего. Заслуживает быть отмеченным в качестве примера и соотношение в посуде для того же могильника и поселения. В могилах находится преимущественно импортированная глиняная посуда, не связанная непосредственно с процессом приготовления пищи, в поселении же мы имеем совсем иную картину, и те же импортированные сосуды встречаются наряду с местными кухонными горшками, вовсе отсутствующими в могилах. Глиняная лощеная посуда, богато украшенная шнуровым тиснением, соответствующая эпохе бронзы на Северном Кавказе, повидимому, изготовлялась лишь для могил и иных культовых потребностей, но не для хозяйственных надобностей. Таким же образом следует смотреть и на многие разновидности топоров, встречающихся в могилах разных эпох и не имевших, повидимому, никакого рабочего назначения. Аналогичных примеров могильных подборов из бытовых предметов или изготовления для могил специальных изделий, не имевших применения в обыденной обстановке, весьма много. Эти особенности могильных материалов дополняются еще удержанием в практике культа вообще, а в частности и при захоронениях, старых производственных элементов, давно замененных в утилитарном применении более развитыми [119] формами. Нельзя здесь не напомнить об одном совершенно исключительном примере, относящемся к числу важнейших археологических находок за последние годы в СССР.
Н. Я. Марр в своем известном исследовании о стадиальном развитии способов передвижения доказывает, по данным палеонтологии речи, что олень служил человеку для езды ранее, чем лошадь. Несколько позже этого М. П. Грязновым в одном из курганов на Алтае рядом с ограбленной могилой открыта была ненарушенная боковая камера, в которой лежали убитые и захороненные лошади в полных уборах для верховой езды. Уборы эти, судя по некоторым их частям (деревянные псалии), не могли употребляться для практических целей и имели хорошо выраженный ритуально-магический характер. Но всего замечательнее было то, что на одну из лошадей надета была войлочная маска, изображавшая голову северного оленя. В этом факте нельзя не видеть отголоска прошлого и, быть может, весьма далекого, когда олень служил для езды, и на этой производственной основе оформилось особое его культовое значение, надолго затем сохранившееся в погребальном ритуале. Обширная и мало затронутая теоретической разработкой тема о могильном инвентаре как источнике заслуживает, конечно, специального исследования с новой оценкой фактов, хотя бы и давно известных, но остающихся в стадии их формальной регистрации. В настоящий момент нам нужно было лишь установить, что могилы дополняют материалы из поселений не только в количественном отношении или со стороны целостности находок, но и по существу, являясь качественно источником иного порядка.
Из этого очевидно, что при изучении древних обществ необходимо одинаково исследовать и поселения и могилы, зная, что при всем отличии этих источников они составляют в конечном итоге одно органическое целое.
Этот вывод должен быть одним из руководящих положений при всякого вида полевых археологических работах, следовательно и во время предварительного разведочного ознакомления с вещественными памятниками. Устанавливая, таким образом, общую точку зрения на могилы, необходимо будет обратить внимание и на совокупность данных, которые должны быть принимаемы во внимание при изучении древних погребений.
Как всем хорошо известно, в прежнее время инвентарь могил, т. е. их вещественное содержание, служил главной целью поисков и раскопок. Могилы делились на «богатые» и «бедные», причем самые понятия эти устанавливались в зависимости от количества предметов, их целостности, материала, художественной обработки и степени редкости. Таким образом, могилы действительно ценные как источник, с большим количеством исторических данных, могли попадать и попадали в категорию «бедных». Искание вещей в особенности было гибельным для причерноморских районов, где шла в XIX веке параллельная работа археологов и кладоискателей, уничтожавших в огромной массе могильные комплексы античной [120] формации. Не лучше дело обстояло и с курганами степной полосы, восточной Европы, привлекавшими к себе внимание цельными сосудами греческой работы, скифским золотом и т. п. Таким образом постепенно создавалось и богатство археологического отдела Императорского Эрмитажа. Нисколько не желая этим сказать, что скифское золото и греческие вазы являются излишними для научно построенных характеристик, напротив, возможно утверждать, что настоящая их ценность как исторического источника может превзойти ту оценку, которая им давалась прежде. Наше замечание сводится к тому, что на могилу нельзя смотреть как на клад вещей, а при исследовании необходимо вести работу в охвате всего комплекса. В этот могильный комплекс, помимо инвентаря, должны будут войти возможно более полные сведения о самом процессе захоронения, об устройстве могильного сооружения в соотношении отдельных захоронений в том же могильном комплексе и проч.
Наше третье замечание общего порядка будет относиться к необходимости сравнительного изучения одновременных, но различных по содержанию и устройству могил. Могильник, или совокупность взаимно связанных во времени погребений, может оказаться неоднородным и состоять из погребений с различным вещественным содержанием и разными могильными сооружениями. Отличия эти имеют большое значение, отображая известную дифференцированность общества, характер которой возможно изучать лишь по данным исследований могил разного типа. Считаясь постоянно с материалами прежних раскопок, мы видим, до какой степени проработка вопросов этого порядка затруднена наличием материалов преимущественно из могил, отличавшихся своим богатым содержанием и характеризующих в сущности лишь верхушку общества и то недостаточно, так как любая общественно-производственная группировка может быть понята лишь при изучении всего соответствующего ей общественного организма, частью которого она является. Так, раскопанные в большом числе так называемые царские скифские могилы остаются окруженными пустотой на месте отсутствующих данных для характеристики не только вождей, но и всего общества в целом, во всех его социальных группах. То же мы можем сказать и относительно упоминавшихся уже больших кубанских курганов архаической формации. Все их устройство, как и характер инвентаря, свидетельствует о их принадлежности родовым старшинам или вождям, а вместе с этим определяется и наша оценка их как источника. Значение этих курганов возросло бы во много раз, если бы их можно было рассматривать в сравнительном сопоставлении с одновременными погребениями и иных групп того же общества, но этого мы пока лишены за отсутствием нужного для сравнения материала. Малыми погребениями с небольшим инвентарем не занимались почти вовсе, но теперь исследователь будет относиться к могильнику иначе, зная, что могилы важны как источник прежде всего в совокупности их разновидностей, являющихся показателем соответствующей общественной структуры. [121]
Такая установка может быть осуществлена, конечно, при значительных исследовательских предприятиях, связанных с систематическими и длительными раскопками, но она будет необходимой и при разведках, когда могут встретиться разрушаемые могилы, требующие описания и доследования, и, наконец, при выборе могил для раскопок в ограниченных пределах, допускаемых по существующим правилам о производстве археологических обследований, как, впрочем и при внешних характеристиках могильников.
И, наконец, последнее наше замечание будет относиться к методике исследований в тесном смысле этого слова. Немаловажным недостатком прежних работ является не всегда внимательное отношение к могилам во всей совокупности характеризующих их черт. Это могло бы быть подкреплено множеством примеров. Мало заметные признаки, которые могли бы послужить основанием к существенным заключениям, остаются вовсе не отмеченными, материалы, требующие лабораторного определения, описываются лишь приблизительно и оставляются на месте, кости животных не всегда собираются для точного определения и т. п. Наконец и графическое оформление устройства могилы, положения скелета и предметов — часто не воспроизводит с необходимой точностью существеннейших характеризующих данных.
Одной из главных задач археологической разведки является точное установление местоположения древних могил и их характеристика по имеющимся находкам.
Не всякие могилы имеют легко распознаваемые наружные признаки, а многие не имеют их вовсе: открытие их часто бывает совершенно случайным. При производстве территориальной разведки следует тщательно собирать сведения у местных жителей о всяких отдельных находках древних предметов или костей, которые могли бы быть открыты при разрушении могил во время полевых работ, при земляных выемках, в оврагах, на берегах рек и т. п. В прежнее время, впрочем, не всегда удавалось легко получить нужные сведения, так как находчики избегали об этом рассказывать из страха ответственности, или скрывали найденные предметы в ожидании случая для их выгодной продажи. В моей практике приходилось встречаться иногда даже с попытками запутать обстоятельства находки совершенно ложными указаниями. К тому же дореволюционный наш крестьянин, недалеко ушедший в мифотворчестве от своих древних предков, верил в клады, вещие сны, всякого рода знамения и т. п.; любая в сущности находка могла подать повод к надежде на клад, но при условии сохранения тайны. Со времени революции отношение к археологическим находкам в широких массах резко изменилось. Все знают, что частных коллекционеров больше не существует и на тайную продажу находок рассчитывать не приходится, а с другой стороны — древности все более и более стали [122] утрачивать ореол таинственности, вместе с этим возникшие в стране музеи успешно развивают свою просветительную работу, содействуя утверждению оценки памятников прошлого как исторического источника. За время полевых исследований в послереволюционное время мне не приходилось встречаться с случаями укрывательства вовсе. Помимо опросных сведений, подлежащих проверке на месте, необходим и личный осмотр всякого рода земляных работ, береговых разрушений, оврагов и иных повреждений почвы, в особенности тщательному осмотру должно подлежать ближайшее окружение древних поселений и городищ, где следует ожидать наличия и соответствующих могильников. Особенное внимание необходимо обращать на глубокие обнажения в тех случаях, когда они не прикрыты осыпным материалом и в них можно будет заметить так называемые обрезы, а иногда и выступающие наружу кости скелетов, сосуды и т. п. Обрезом принято называть границу между нетронутой материковой породой и мешаным грунтом, заполняющим могильную яму. Для распознавания могильного пятна или обреза нужно знать характер верхних отложений в исследуемой местности в такой степени, чтобы заметить отличительные особенности в структуре и цветности, которые могут отвечать могильной земле.
Рис. 37. [123]
В случае обнаружения могильника, исследователь, производящий разведку, должен будет исполнить следующее:
1) Точно обозначить на плане место могильных находок и протяженность могильника, если для этого будут достаточные данные.
2) Описать обстоятельства, при которых открыты были могилы (полевые работы, строительные земляные выемки, овражные разрушения и т. п.).
3) Характеризовать могилы и их инвентарь по данным осмотрд и опросным сведениям.
4) Известить о могильнике ближайший музей, взять на учет все найденные предметы и сообщить обо всем этом местному сельсовету, которым в случае необходимости будут приняты и меры охраны.
5) Доследовать тронутые разрушения могилы или, в случае серьезной опасности неминуемого дальнейшего разрушения, произвести раскопки в угрожаемых участках.
Первой нашей задачей будет установить местоположение могильника и показать это на карте и плане. Местоположение отмечается прежде всего на той карте, на которую наносятся и другие данные разведки, но, конечно, наша отметка может быть точной в том случае, когда наша карта будет достаточно подробной. Этому требованию вполне удовлетворяют новые карты масштаба 1:50000 и 1:100000 (см. главу о картах и планах). Границы могильника, если они будут установлены, следует показывать и на плане, не ограничиваясь отметкой лишь в форме знака.
Рис. 38.
Но и этого может оказаться недостаточным в случаях, когда особенности местоположения могильника и его отношение, например, к [124] поселению нельзя будет достаточно четко изобразить даже на картах относительно крупного масштаба и потребуется составление специального плана в дополнение к общей нашей карте.
План могильника вместе с поселением и примыкающей местностью в большинстве случаев приходится исполнить на основании специальной археологической съемки, которая делается на месте во время разведки. Выбор масштаба для такой съемки будет зависеть от характера памятников, их размеров и вида тех их внешних особенностей, которые должны быть изображены. Самый способ съемки в свою очередь будет обусловлен техническими возможностями и количеством времени, какое возможно будет затратить на эту работу.
Такая последовательность в характеристике могильника может иметь и дальнейшее развитие в сторону детализации изобразительных материалов, в особенности, когда могилы будут исследоваться раскопками. В отчете об археологических работах на Б. Оленьем острове можно видеть подобный пример. А. В. Шмидт воспроизводит прежде всего общую карту, затем план могильника с прилегающей местностью (рис. 37), план могильника с показанием границ раскопа (рис. 38) и, наконец, рисунки отдельных исследованных погребений (рис. 39).
Рис. 39.
Такую последовательность в характеристике могильников от общего к частному, выраженную рядом карт, планов и рисунков, следует считать правильным методическим приемом, содействующим полноте суждения об исследуемом памятнике. Если погребения имеют сохранившиеся наружные признаки, то [125] в задачи разведки войдет их описание с приложением по возможности как общего плана могильника, так и рисунков и фотографических снимков, характеризующих эти признаки. Наружные признаки, впрочем, часто подвергаются весьма сильному разрушению, и не всегда бывает легко их обнаружить даже в тех случаях, когда первоначально они имели характер массивных и прочных построек. Известно много примеров разрушения без остатка даже таких сооружений, как дольмены, каменные склепы, построенные на прочном цементе, значительные курганные насыпи и проч., не говоря уже о менее значительных, как каменные поверхностные выкладки или небольшие намогильные холмики.
Различными бывают причины разрушений и разнообразны их виды. Исследователь, работающий в поле, при описании памятников должен будет характеризовать степень их сохранности, а также все происходящие разрушения и этим содействовать своевременности исследования угрожаемых древностей. Об этой немаловажной стороне разведочной работы будет сказано в отдельной главе, теперь же нам следует остановиться на тех пунктах порядка работы на могильнике, которые требуют более детального методического пояснения.
Наружные признаки могил очень разнообразны, и их изучение будет входить в задачи всякого вида археологической работы на могильнике, но при разведках естественным образом возможности будут значительно ограничены. Если надземная часть могилы имеет вид цельного сооружения, как многие разновидности дольменов, склепов, намогильных памятников, оград и т. п., то наша работа также получит некоторую цельность, но в тех случаях, когда на поверхности окажутся только отдельные признаки скрытых могильных сооружений, разведочное изучение остановится на известном пределе, и здесь только путем раскопок возможно будет получить всю нужную нам полноту данных. Могилы, имеющие наружное сооружение в виде холма более или менее значительных размеров, весьма распространены на нашей территории и за такими надмогильными насыпями у нас утвердилось название «курган».
Мы остановимся на разведочном изучении курганов не только по тому месту, какое они занимают среди вещественных памятников, но и по необходимости некоторого уточнения самих приемов их изучения по наружным характеризующим признакам.
Курганы встречаются обычно в виде целых групп — могильников — или отдельно стоящими, иногда в связи с какими-либо особенностями ландшафта; так, например, «сопки» (большие курганы) в Приладожье расположены у берегов рек, а в южных степных районах мы находим курганы обычно на водораздельных возвышенностях. Между прочим расположение курганов на высотах, откуда видны степные горизонты на десятки километров, подало повод [126] видеть в некоторых из них особые сторожевые сооружения, что, однако, не находит пока подтверждения, хотя использование могильных курганов для сторожевых целей весьма вероятно.
Курганные могильники в большинстве случаев не являются однородными, но представляют собой сочетание погребений даже различных эпох и с насыпями, отличающимися как по размерам, и форме, так и по иным признакам. Возьмем в качестве примера большой курганный могильник у станицы Елисаветовской, исследовавшийся в течение нескольких лет и мне знакомый. Разнообразные по размерам курганные насыпи сочетаются здесь в группы, соответствующие древним островам дельты реки. Высохшие впоследствии протоки достаточно все же хорошо распознаются, и в таком островном расположении курганных групп сомнений быть не может. Таким образом весь обширный могильник разделяется на несколько обособленных частей, из которых особенно значительной по размерам курганных насыпей является та часть могильника, которая непосредственно примыкает к городищу с юго-востока и не была с ним разобщена протоком.
Курганные насыпи для каждой группы этого могильника можно разделить на три типа, которые мы вкратце охарактеризуем в связи с соответствующими особенностями могил и их инвентаря.
Большие курганы имеют насыпь пологую у основания и примерно до половины общей высоты, верхняя же ее часть — более крутая. Сколько можно судить при наличии следов прежних раскопок, насыпи больших курганов были асимметричны в профиле. Таким большим насыпям соответствует одна могила в центре основания, устроенная в виде обширной прямоугольной ямы, приближающейся к квадрату. Таким могилам отвечает и особенный подбор инвентаря; помимо амфор здесь обычны греческие сосуды высокой техники, всегда имеются украшенные золотом предметы, а в вооружении кинжалы (акинаки).
Вторым типом являются курганы с относительно высокими насыпями, но четко выраженными в профиле, примерно соответствующем большим курганам. Этим курганам соответствуют могилы в виде удлиненных прямоугольных ям и особенный инвентарь. Общими будут предметы вооружения — наконечники стрел, копья, пластинчатые панцыри, кинжалы (редко); сосуды —амфоры, чернолаковые канфары, килики, блюдца и пр., но в таких могилах мы не найдем расписных греческих ваз, а золотые украшения будут редкими.
Наконец, погребения с малыми насыпями имеют иной характер как в устройстве могилы, так и в составе инвентаря. Их характерными чертами будут — узкая яма, кости лошади, одна или две амфоры, у скелета — наконечники стрел и копий. В этих могилах никогда не встречались ни золотые украшения, ничернолаковые или краснофигурные сосуды.
Из этого примера видно, что внешние признаки могил находятся в тесной связи с самими могилами и их инвентарем и что весь могильник [127] в кажущемся его большом разнообразии в действительности довольно четко отражает расслоение соответствующего ему общества
В этом же могильнике выделялся формой и пропорциями своей насыпи один курган. Основание насыпи не имело правильной формы круга, а ее склоны незаметно сливались с окружающей поверхностью. Значительная насыпь не имела вида единовременного сооружения над одной могильной ямой, и курган этот заключал в себе погребения в скорченном положении в насыпи, сооружавшейся в порядке последовательных подсыпок.
Иной характер имеют отличия курганных сооружений в предгорьях Кавказа, именно в районе Нальчика, где в сравнительном сопоставлении внешних признаков с характером могил удается установить по крайней мере три различных типа курганов.
Плоские курганные насыпи с неясно выраженным основанием заключают в себе целую совокупность последовательно производившихся захоронений в скорченном положении, с большим количеством красной краски, с каменными браслетами и кремневыми поделками. Курганы четко выраженного профиля с насыпями, укрепленными внутренней выкладкой из булыжника, отвечают могилам эпохи бронзы. Наконец, относительно небольшие в основании, но довольно высокие и крутые насыпи оказались связанными с поздними могилами XIV—XV вв.
Однако не все курганы этого района соответствуют внешними своими признаками указанным трем типам, и нужно предполагать здесь еще большее их разнообразие, что, между прочим, подтверждается и материалами областного музея. Примеры эти были взяты совершенно случайно, пользуясь некоторыми наличными материалами, но их возможно было бы значительно увеличить и развить, если бы тема эта во всем ее объеме входила в план настоящей работы. Нашей целью было указать в самых кратких характеристиках на ту связь, которая может существовать между внешней частью могильного сооружения, в данном случае курганной насыпью, и самой могилой.
Характеристику курганной группы, помимо общего плана, желательно давать так, чтобы все отдельные характеризующие черты были ясно выражены. В основе здесь будет задача описания и графического воспроизведения отдельного слагаемого могильника-кургана. Если курганы характеризуются лишь по первому впечатлению и при отсутствии, к тому же, сведений о всех возможных и отличительных особенностях, то в этом случае можно ожидать значительных упущений. Не раз замечалось также, что передача формы насыпи рисунком на глаз почти всегда дает искажение пропорций, и это достигает в случае неопытности рисовальщика иногда таких пределов, когда рисунок будет лишь вводить в заблуждение. Из сравнения рисунков, сделанных на глазомер, с профилями тех же курганов, начерченными по данным обмеров, видно, что при рисовании высота насыпи изображается преувеличенной в отношении [128] заложения, а все кривые поверхности — закругляются и сглаживаются. Из указанного следует, что для более полного описания курганов необходимо пользоваться такими приемами, которые степенью их точности соответствовали бы требованиям воспроизведения характерных особенностей сооружения, главнейшие из которых мы и рассмотрим.
Прежде всего следует обращать внимание на поверхность почвы в ближайшем соседстве с курганной насыпью. Нередко здесь можно заметить незначительное понижение, охватывающее вокруг всю насыпь или имеющее вид отдельных ограниченных в плане участков. Такую западину можно заметить и по несколько иной растительности, которая здесь обусловливается как лучшим увлажнением почвы, так и иным характером грунта. На плане одного из исследованных А. А. Иессеном курганов на трассе Волго-Донского канала (рис. 40) такие углубления показаны штрихами. Раскопкой, проведенной через такую западину, установлено было, что она соответствует значительной выемке, из которой, очевидно, бралась земля для сооружения насыпи. Таким образом выяснен был один из технических приемов сооружения кургана, восходящий в данном случае к отдаленной эпохе могил со скорченными положениями скелетов. Что эта выемка не сравнялась окончательно с окружающей поверхностью и следы ее оказалось возможным распознать по истечении столь долгого времени, это является фактом, который исследователем должен быть принят во внимание при разведках вообще. Всякого рода искусственные углубления могут очень быстро сравняться с почвой, но лишь в случае очень мягкого грунта, когда они расположены на склонах, под уклонами с размываемым и сползающим грунтом, или будут перекрыты и заполнены культурными отложениями. Если же подобных условий не будет, то и при наличии всех природных нивелирующих процессов все же некоторый след выемки будет сохраняться очень долго. Такие западины много раз наблюдались в раскопах некоторых средневековых феодальных; городищ. Они отвечают, повидимому, углубленным основаниям древних жилищ. Подобные же углубления были замечены и над жилищами, исследованными П. П. Ефименко (рис. 34). Западины, находящиеся рядом или вокруг курганов, естественно, должны рассматриваться как одно с ними целое, и при разведках их необходимо отмечать в соответствии с теми приемами, которые будут применяться при изучении могильника. Указывая на различные приемы, мы этим самым желаем указать на совершенную невозможность требовать от исследователя непременного применения инструментальных съемок для характеристики курганов, тем более — в пределах задач разведки. Это весьма затруднило бы и замедлило разведочные исследования, развитию которых следует всячески содействовать. Безусловно следует возражать против введения в научный оборот таких материалов, которые, при кажущейся их наглядности и убедительности (эффектные акварельные разрисовки, обобщение форм курганов до геометрических схем и т. п.), будут лишь вводить в [129] заблуждение. Существует несколько ступеней в приемах оформления наших разведочных наблюдений, и мы каждый раз можем делать выбор от наиболее простого до сложного и точного, в зависимости от характера памятника, нашего времени и материальных возможностей, всегда, однако, указывая на те приемы, которые в действительности применялись в полевой обстановке при изучении памятника.
Рис. 40.
Курганы обычно не имеют вида шарового сегмента, да нужно думать, что к воспроизведению такой формы не стремились и при сооружении насыпей. В действительности мы встречаем весьма разнообразные формы, на основные элементы которых мы постараемся [130] указать на примере довольно распространенного вида курганов Степной полосы, схему которого воспроизводим на рисунке 41. Насыпь начинается едва заметным повышением от а—j и с постепенным подъемом достигает более заметного перегиба в точках b—h.
Рис. 41.
Эта нижняя часть насыпи редко отмечается в описаниях, и обычно диаметр кургана определяется по линии b—h, а не а—j, между тем игнорировать ее не следует, даже если бы было доказано, что это не конструктивная часть, а лишь оползень, т. е. последующее отложение размытых на насыпи и перенесенных к ее основанию материалов.
Этот нижний подъем к насыпи начинается с небольшого превышения в 5–7–10 см на заложение в два метра, и точную его границу в таких случаях возможно определить нивелировкой, для чего наиболее удобным и простым приемом будет применение мерного двухметрового бруса с уровнем (см. ниже о съемках).
Таким образом, в данном типе кургана мы имеем как бы два основания: одно — более четко различимое (b—h), и другое — менее ясное (а—j). Если они будут определены в одном лишь сечении, как это показано на чертеже, то это не будет означать, что профиль окажется таким же и в иных направлениях; заложение нижней .части насыпи может и не иметь в плане формы круга, как и второе заложение (b—h), замкнутая фигура которого окажется не круглой, да кроме того и их проекции будут не параллельными. Второй ярус насыпи, постепенно повышаясь, на некотором уровне, обозначенном на нашей схеме буквами d—f, заметным образом переходит в верхнюю часть насыпи, имеющую еще более крутые скаты. Весьма часто этот верхний ярус насыпи имеет одну сторону более крутой, а его основание (в сечении d—f), как показано и на чертеже, не будет в проекции параллельным периметрам нижних заложений.
Формы насыпи, подобные описанной, не являются редкими, и они соответствуют курганам преимущественно высоким, хотя такие элементы профиля иногда можно наблюдать и на насыпях около 1 метра высотой.
В той же группе курганов мы можем встретить насыпи как подобного типа, так и совершенно иные — с большими неправильных очертаний основаниями и невысокие, которые иногда называют расплывшимися, или — удлиненные, круглые в заложении и с четко выраженной формой и т. п., причем при одинаковой высоте два рядом стоящих кургана могут иметь различную форму и пропорции. Такое разнообразие не может быть объяснено действием [131] разрушения, сказывающегося в той или иной степени в зависимости от времени, и настоящую причину здесь следует видеть в погребальных обрядах, а соответственно им и в различных системах и приемах сооружения могил в полных их комплексах, включая, конечно, и курганные насыпи.
Этим мы определяем нашу принципиальную точку зрения на курган как на важнейший показатель, который следует научиться понимать, а не уничтожать как некоторое досадное препятствие, стоящее на пути к искомым могилам. Посмотрев теперь вновь на наш пример (рис. 41) сложной насыпи, профиль которой отнюдь не является какой-то случайностью, что можем мы о ней сказать более того, что дает нам рисунок? Полагаем, что — ничего, за исключением, впрочем, следующих замечаний: 1) форма и пропорции таких курганов не изучались в связи с характером самой насыпи, и 2) могилы исследовались как некоторая самостоятельная тема лишь при самых неопределенных попытках связать их как-то с самим курганом.
Никакого более точного соотношения и нельзя было ожидать при условии схематизации форм насыпи до геометрической фигуры с определением окружности заложения промером шагами. Совершенно очевидно, что только путем полного исследования (с раскопкой) кургана возможно установить взаимную связь и значение его отдельных частей, включая и особенности устройства насыпи. Такие исследования, в особенности если они будут не единичными, могут, в свою очередь, послужить надежным основанием к общим характеристикам курганов и по их внешнему виду в пределах задач разведки. Но таких полных комплексных исследований, повторяем, очень мало, вследствие чего и наши разведочные работы часто будут ограничены лишь констатированием ряда характеризующих курганные насыпи признаков.
Как было уже указано, курганный могильник может состоять из совокупности различных могил с различно устроенными курганными насыпями. При разведке необходимо прежде всего установить типы насыпей и характеризовать каждый из них в отдельности на общем плане могильника. Для внешней характеристики насыпи нужно будет установить ее заложение, высоту и форму.
При беглой разведке заложение может быть установлено промерами шагами по двум касательным к насыпи линиям, под прямым углом. Это даст нам два диаметра насыпи, конечно, лишь в приблизительных величинах. Более точно абрис заложения можно сделать при помощи эккера, хотя бы самого простого устройства (см. планы и съемки). Гораздо более точные данные мы получим при инструментальной съемке, но эти приемы, требующие значительного времени, целесообразны не при разведках, а при полном изучении кургана с его раскопкой.
Высоту курганной насыпи можно определять тоже различными способами. При значительной высоте, определения на глаз могут дать очень большие ошибки, почему желательно пользоваться [132] некоторыми несложными приемами, которые несколько уточнят наши данные. Так, например держа в руках в горизонтальном положении планшет и визируя через его край на насыпь кургана, можно заметить на его склоне точку, превышение которой над местом нашего стояния будет приблизительно равно росту наблюдателя. Перейдя затем в замеченную точку, мы повторяем наше визирование, получая новый высотный показатель, и т. д. Несравненно более точные данные мы получим, однако, если будем пользоваться простыми водяными нивелирами или зеркальным нивелиром Бюреля. Можно для этого применять также и эклиметры. Особенно удобным следует считать эклиметр системы Бюрнье (см. «Археологические съемки».) Удовлетворительны в смысле точности будут высотные определения при помощи мерного бруса с уровнем. При помощи этого простого приспособления и буссоли можно не только определить высоту насыпи, но и получить все нужные данные для характеристики кургана в высотных горизонталях.
При изучении курганных насыпей следует особое внимание обращать на крутизну их скатов, которая может оказаться не соответствующей тому наклону, в котором может слагаться данный грунт при его свободном насыпании в виде холма. Эти крутые курганы свидетельствуют о том, что при их сооружении употреблялись особые приемы для предохранения насыпей от деформации, как, например, трамбование, одерновывание поверхности и др., но им могут соответствовать также и каменные кладки в виде круглых стенок, сплошных каменных выкладок или целых сооружений из камня.
При разведке необходимо всегда отмечать разного рода повреждения на насыпях, как старые, так и новейшие, а также указывать на плане, какие из курганов распахиваются.
До сих пор мы говорили о курганах как о распространенном виде могил нашей территории, имеющих внешние признаки. Но существуют и другого рода наружные могильные сооружения — более простые в отношении приемов их изучения или требующие специальной работы, соответствующей методике изучения архитектурных памятников. Такие могилы распространены в большом числе разновидностей на Кавказе, где нам известны дольмены разной конструкции, каменные гробницы, большие каменные склепы с многими погребениями, намогильные памятники и т. п., но сооружения эти, следует признать, довольно мало изучены, а сведения о них в значительной степени обесценены недостатками их исследования именно со стороны конструктивной. Совершенно понятно, что фотографические снимки, исполненные «любительским» приемом, или рисунки «на глаз» — мало нас удовлетворяют в случаях, когда темой изучения будет сложная постройка. Многие чертежи подобных памятников, известные в литературе, представляют собой схемы, [133] составленные, повидимому, по впечатлению и имеющие лишь обманчивую внешность той точности, которая необходима в приемах исследования памятников зодчества. Еще в большей степени, чем при изучении курганов, всякая схематизация и сведение к простейшим геометрическим формам здесь недопустимы, так как при таком упрощении могут вовсе исчезнуть такие особенности постройки, которые, представляясь на первый взгляд незначительной деталью, в действительности будут отражать какой-либо технический прием строительства, подлежащий внимательному изучению и фиксации.
При исследовании каменных могильных сооружений следует соблюдать систему, помня, что точность в измерениях нам будет необходима в приложении к чертам конструктивно характерным, а не ко всем признакам вообще, которые в большей части могут оказазаться и чисто случайными. Таким образом, ранее чем приступать к обмерам, следует осмотреть памятник и сделать его предварительную техническую оценку, после чего могут быть установлены и соответствующие приемы измерений и зарисовок. Изучение каменных могильных сооружений может быть производимо примерно в указанном ниже порядке:
1. Материал построек. При описании следует указывать породы камня, а если это окажется затруднительным, то брать небольшие пробы для дальнейшего изучения. Следует устанавливать, местный ли камень употреблялся для построек, или привозный. В последнем случае следует выяснять, из каких районов он привозился. Далее; необходимо выяснение, однородны ли кладки или в их состав входят различные породы камня; какие породы употреблялись преимущественно для стен, для перекрытия и пр.17)
Могильная постройка может быть сооружена из необработанных камней. В таком случае необходимо обратить внимание на способ, каким выкладывались камни различной величины и формы и в разных частях строения.
Если постройка полностью или частично сделана из обработанных камней, то нужно внимательно проследить, какие именно породы были обработаны и каким способом, а также для каких частей постройки они утилизированы.
Если каменная кладка сооружена на глине или цементе, то это следует отметить, а для анализа цемента брать образцы. Необходимо также описать и все деревянные части постройки, которые могут сохраняться в виде небольших остатков.
2. Конструкция постройки. Данные, относящиеся к конструктивной стороне, тесным образом связанной с материалом, отчасти будут выяснены уже по первому пункту. [134]
Полная конструктивная характеристика не всегда может быть сделана при изучении памятника в условиях разведки. Если постройка представляет собой сооружение «глухое», т. е. без входа, или если вход будет заложен и проникнуть внутрь не представится возможности, с чем обычно приходится встречаться, например, при изучении склепов в горах Кавказа, то этим самым и наше исследование конструктивных особенностей окажется ограниченным. Подобные условия могут встретиться и при изучении дольменов, когда малые размеры отверстия не дадут возможности проникнуть внутрь и необходимым образом дополнить нашу работу. С другой стороны, при наружном изучении памятников в большинстве случаев окажется невозможным исследование всей нижней части сооружения: фундаментов и иных частей постройки, которые будут скрыты под поверхностью
Следовательно, полное и исчерпывающее конструктивное изучение древних могильных сооружений возможно лишь при условиях раскопки, а иногда и частичной разборки самого строения. Но все же и во время разведок возможно произвести нужную работу и хотя бы частично охарактеризовать могильные сооружения.
Осмотрев могильник, следует прежде всего ориентировочно установить отдельные группы сооружений, объединяющиеся какими-либо существенными признаками, и для каждой наметить по одному типичному и хорошо сохранившемуся памятнику, которые и послужат для детального обследования в качестве типов, характеризующих группы в пределах установленных общих конструктивных особенностей. Характеристика формального порядка должна быть связана с параллельной исследовательской работой, от которой по существу и будет зависеть оформление памятника, как научного источника.
Обращаясь к примеру средневековых (и более поздних) склепов Кавказа, мы обратим внимание прежде всего на то, что постройки эти, как и дольмены, сооружались с расчетом достигнуть максимальной прочности. В конструкциях мы не находим дерева, перекрытие всегда из камней, стены часто оцементированы снаружи, чем предохранены слабые породы камней от выветривания и разрушения, камни кладок хорошо пригнаны и сложены также на прочном цементе, и тем не менее большинство этих построек лежат теперь в развалинах. Разведками в ряде могильников было установлено, что причиной этих разрушений являлись конструктивные ошибки, неизменно повторявшиеся, главнейшими из них были: 1) недостаточная стабилизация построек на наклонных поверхностях и 2) боковое давление каменного перекрытия (ложный свод), что влекло за собой разрыв стен, не рассчитанных на соответствующее сопротивление.
Подобные факты довольно четко обрисовывают состояние техники, следовательно имеют для нас существенное значение. Характеристика всякой постройки может быть выражена в чертежах, которые должны отразить всю сумму изученных конструктивных данных. [135] Изучение памятников зодчества вообще, хотя бы и в форме предварительной, не может, конечно, входить в задачи настоящей работы, являясь делом специалистов, хорошо знающих историю зодчества и владеющих сложной методикой оформления таких памятников. Наша задача — ознакомить с простыми приемами, применимыми во всяких случаях изучения таких сооружений, которые могут встретиться в обычной практике полевой археологической работы. Следует при этом пояснить, что приемы эти одинаково будут соответствовать как сооружениям каменным, так и иным: земляным гробницам, катакомбам, деревянным могильным срубам и пр., которые необходимо изучать таким же образом в случаях, когда они будут открыты и станут доступными.
Для правильной фиксации на чертежах конструкции постройки, ее формы и пропорций необходимо производство специальных обмеров, для исполнения которых требуются следующие принадлежности: рулетка, какое-либо приспособление для «ватерпасовки», шнур, компас и отвес. О процессе самой работы будет сказано в соответствующей главе. Большое значение при таких работах будут иметь и фотографические снимки, которые следует делать с определенных точно фиксированных мест стояния аппарата и при нормальном направлении оптической оси объектива к фотографируемым поверхностям.
Для наружных могильных сооружений, как и вообще для всего могильного комплекса, выяснение целевой и функциональной стороны является, в сущности, важнейшей исследовательской задачей, исполняемой в процессе полевой работы при непосредственном изучении памятника на месте. Материалом к исследованию смыслового и культового значения сохранившихся черт в устройстве могил могут послужить различные источники, но основой для нас будут конкретные памятники, проработанные исследовательски, с установкой, определяющейся необходимостью изучения всех фактов, могущих быть использованными для характеристики обряда и вообще всего, что «вещественно» могло и не оставить какого-либо отображения.
Что такие каменные постройки, как дольмены и средневековые склепы, сооружались прочнее жилищ — «на вечность», это нам уже известно, но многое для этих памятников остается тем не менее не ясным, даже для склепов, с которыми непосредственно связано и современное горное население. Возьмем один пример, относящийся к этим относительно поздним памятникам. На лицевой стороне склепов довольно часто можно видеть плоский камень, выступающий из кладки наружу и имеющий небольшое сквозное отверстие. Такие же круглые отверстия имеются и в шиферных плитах могильных оград (сел. Джимара). Нынешнее население, утратив воспоминание о настоящем назначении таких камней, на вопросы [136] давало всюду одинаковые пояснения: отверстия в камнях служили для привязывания лошадей, когда приезжали на поминки. Такое осмысление этой, как оказалось, важной особенности могил без проверки и критики введено было и в научную литературу, а, между прочим, не трудно было усомниться в правильности подобного толкования уже хотя бы по самой связи коновязи с могилой. Потребовалось особое обследование этого вопроса на месте. Обмеры склепов показали, что эти камни с отверстиями встречаются иногда на высоте до 4,70 м над поверхностью, что совершенно исключает всякие коновязи. Таким образом, точным приемом исследования, с учетом функциональной стороны, весь вопрос был поставлен на настоящее его место, а наблюденная деталь оказалась в ближайшей связи с почитанием камней с отверстиями, связанными, между прочим, уже с древнего времени и с могилами. Можно было бы привести много примеров различных упущений в оценке тех или иных признаков могильных сооружений в их функциональной значимости, но мы сошлемся пока еще на один пример. Как известно, наши кавказские дольмены с одной стороны всегда имеют круглое отверстие, ведущее внутрь гробницы; черта эта свойственна дольменам Палестины и Индии, встречается она и на Западе. Что это отверстие является элементом магическим, — не может подлежать сомнению, но нам необходимо знать и его роль в самом процессе захоронения. Проносился ли труп в могилу непременно через это отверстие, или при каждом погребении снималось покрытие, и труп вкладывался сверху — остается не вполне ясным. Несомненно, что некоторым материалом к выяснению этой немаловажной стороны дольменных могил могли бы послужить точные данные о самих отверстиях, но, к сожалению, мы их почти совсем не имеем. Исследователи, предполагая в дольменах простейшую конструкцию, считали достаточным, вместо точных чертежей, воспроизводить их любительскими фотографическими снимками, совершенно не дающими нужных данных для прочно обоснованных заключений. Если бы своевременно поставлена была задача выяснения и функциональной значимости этих отверстий, то, конечно, этим определилась бы и техника их изучения, а существенное не было бы упущено.
В общей целевой характеристике надземных могильных сооружений прежде всего нас будет интересовать их отношение к могилам. Склепы, о которых уже упоминалось, представляют собой вместилища многих захоронений, последовательно производившихся в том же помещении. При всем этом, казалось бы, определяющем известное однообразие их устройства, встречаются и довольно существенные отличия. В некоторых склепах погребенные лежат на каменном полу рядом, без гробов; в иных же — на деревянных поперечных балках, укрепленных в стенах, расставлены рядами долбленые колоды с погребениями; в некоторых случаях встречаются каменные скамьи, ниши в стенах и пр. Бывают также и склепы с глубокими перекрытыми камнями люками под полом, в которые сбрасывались кости прежних погребений с тем, чтобы освободить [137] место для нового покойника. Все эти черты погребального обряда, изменчивые в силу пока неясных для нас причин, вполне доступны изучению в пределах задач разведки, причем конструкция, подчиненная тому или иному обряду, должна послужить темой внимательного изучения и точного оформления.
Но бывают в тех же районах сооружения, внешне похожие на склепы, но совершенно глухие и по размерам своим не соответствующие величине могилы. Такая редукция склепа и превращение его в некоторый символ сказывается в ряде различных градаций, примыкающих в крайнем их упрощении к небольшим каменным столбам. Таким образом намогильные сооружения, внешне объясняющиеся некоторыми общими чертами, функционально разделяются на две различные группы.
К категории памятников, связанных с могилами, относятся так называемые каменные бабы, древние каменные статуи и иные посмертные памятники, сооружаемые на Кавказе, между прочим и в наше время. Следует признать, что в отношении средневековых каменных баб в XIX в. сделано было все, чтобы уничтожить связь этих памятников с курганами, чем и были ослаблены наши возможности в единственном правильном подходе к вопросу их целевой и функциональной характеристики. Каменные бабы стояли на курганах, но имели ли они связь с курганными могилами — остается не выясненным. Орхонские надписи на «балбалах» являются хорошим свидетельством, но может ли оно быть приложимо к средневековым памятникам и европейских степей? Указания поэта Низами для кыпчаков — совсем иные, а Рубруквис определенно говорит о каменных статуях как о памятниках, ставившихся на курганах над могилами. Раскопки, производившиеся в целях выяснения этого вопроса, не дали определенного материала для заключения.
Следует зарегистрировать те немногие, сколько мне известно — единичные уже курганы, на которых еще стоят эти изваяния, тщательно их изучить и беречь весь комплекс до полного его исследования более точными приемами, чем это делалось раньше, а одним внешним осмотром статуй мы не разрешим вопроса о их функциональной значимости.
Во время разведок с их ограниченными задачами внешнего изучения древних памятников могут встретиться случаи, когда исследователю необходимо будет произвести частичные раскопки в стоянке, городище или исследовать древние могилы. Если могильник открыт и подвергается разрушению в силу причин, которые не устранимы, то исследователь должен сделать все возможное к [138] доследованию могил уже вскрытых и произвести раскопку в части могильника, находящейся под непосредственной угрозой дальнейшего разрушения.
Подобные случаи не редки, и производящий разведки должен быть подготовлен к такой возможности, по крайней мере в пределах того, чтобы при производстве раскопки не сделать крупных ошибок и исполнить основные требования методики.
Исследование могил с производством раскопок не является делом простым, за которое можно браться без всяких знаний, надеясь на то, что в процессе самой работы возможно будет научиться на собственных ошибках. Это слишком дорогой способ. Если не было возможности заранее подготовиться на практике, то во всяком случае совершенно необходимо иметь определенную общую установку и все приемы работы проверять со стороны их целесообразности и соответствия основной цели раскопок, какой является оформление научного источника в полном его комплексе, а не добывание или выкапывание вещей. На этих основных приемах исследования древних могил и нужно будет теперь остановить наше внимание.
Всякая могила является сочетанием различных данных, ценных как источник для изучения древнего общества, и при исследованиях мы должны брать могилы именно во всем комплексе, а не сужать нашу исследовательскую задачу до изучения той или иной группы признаков, произвольно избранных.
Как уже приходилось указывать, основным недочетом прежних исследований могил являлось то исключительное внимание, которое обращалось на вещественные находки в ущерб всем иным сторонам; устройство могилы, расположение находок, остатки разных материалов, как дерево, кожа, пища и пр., — все это оставалось вне изучения, иногда без всякого даже упоминания в дневниках. Особенно разрушительно это сказалось на курганных могилах, когда на насыпь смотрели не как на объект изучения, а как на препятствие, которое нужно прокопать, разрушить и достигнуть могилы возможно более простым способом, при этом всегда предполагалось что основная (искомая) могила должна быть в «центре». Этим именно отношением к комплексу и были обусловлены такие печальной памяти приемы раскопок курганов, как траншеи накрест или колодцы в середине насыпи. При такой установке нельзя было ожидать, чтобы раскопки старых археологов существенно отличались от работы так называемых. «счастливцев» при той, впрочем, оговорке, что эти счастливцы оказывались более опытными в такой работе и нередко приглашались археологами в качестве производителей работ.
При таких приемах исследования нередкими бывали случаи промахов, когда колодезь проходил мимо могилы и исследователю приходилось или бросить раскопку, или предпринять иногда технически сложную работу по расширению колодца в стороны, особенно трудную при значительных размерах насыпи. Встречались также и курганы с несколькими могилами, расположенными то в материковом грунте, то в самой насыпи, или — по сторонам. Все это до [139] известной степени подкрепляло разрезывание курганов накрест траншеями, и прием этот удерживался в нашей практике довольно долго, несмотря на то, что в таких случаях промахи также бывали нередкими. Эти обстоятельства послужили причиной тому, что вопрос методики раскопок курганов интересовал русских буржуазных археологов и в старое время, но не как проблема исследования комплексов, а как задача чисто технического порядка. К этому же времени относятся и некоторые попытки найти иную систему раскопок, обоснованную другим пониманием объема и задач научного исследования могил, но они оставались редкими исключениями. К числу таких опытов относится между прочим и предлагавшийся Кельсиевым способ раскопки курганов, воспроизводимый у нас на рисунке 42. На следующем изображении (рис. 43) мы видим способ раскопки Самоквасовым одного из курганов так наз. эпохи бронзы на Северном Кавказе. Как видно по рисунку, раскопка проведена была довольно широкой траншеей через середину насыпи, где встретилось несколько могил, но весьма вероятно, что в нетронутых
Рис. 42.
Рис. 43.
раскопкой частях кургана остались погребения не исследованные. Известны примеры еще худших приемов, когда работы в кургане прекращались вовсе, как только встречались погребения со скелетами в скорченном положении. Здесь уж явно обрисовывается цель «исследователя», стремившегося специально к открытию могил с «богатым» инвентарем. Совершенно очевидно, что от подобных «исследований» нельзя было ожидать надежных сведений о могилах, а тем более о курганах в целом, включая и самый характер насыпей. [140]
Из этого следует, что могилы необходимо изучать, открывая их раскопкой полностью, а курганные насыпи должны подлежать такому же исследованию, как и иные виды могильных сооружений. Раскопка курганов, проведенная в таком порядке, удлинит время и удорожит работу, но на это следует итти, иначе мы не обеспечим за вещественным памятником, как историческим источником, требуемой полноты данных. Таковой должна быть основная наша установка, но ошибочным было бы безусловное требование производства раскопок курганов с охватом всей насыпи во всех случаях. Если мы имеем достаточно сведений о типе курганных могил в районе, где предполагается их исследование, и внешние характеризующие признаки дадут основания судить об их устройстве, числе и расположении могил, то затруднений в выборе системы раскопки не будет. Так, например, для района Нальчика нам известно, что плоским расплывшимся насыпям соответствуют могилы, расположенные по всему заложению кургана, следовательно, раскопки здесь следует вести по всей площади, начав их даже несколько отступя от края насыпи. Что касается курганов последующей стадии, эпохи бронзы, то здесь обстановка будет иной. Для исследования каменной кладки необходимо работу начать широко, охватив значительный сегмент основания, затем раскоп может быть сужен до размеров пространства; заключенного во внешней каменной выкладке, где будут находиться как основная, так и последующие впускные могилы, а для более полного изучения каменной выкладки раскоп желательно продолжить неширокой площадкой и далее, до противоположной окраины насыпи. Таким образом возможно с достаточной полнотой изучить как могилы, так и самый курган. В случаях исследования небольших курганов с одним погребением в середине раскопку возможно бывает еще несколько сократить. Начав работу широко, у самого края насыпи, мы затем сузим раскоп при первых же признаках могильной ямы, но насыпь во всяком случае желательно пройти раскопкой до противоположной ее границы. Такую систему возможно было применять при раскопках в могильнике у станицы Елисаветовской, где малые курганы помимо основной могилы не имели иных. Но для насыпей более значительных (в этом же могильнике) применение такой системы было бы ошибочным, так как здесь изучение самой насыпи потребует прежде всего широкого раскопа, да кроме того в кургане могут оказаться несколько могил, расположенных в различных местах, в частности и у самой «полы» насыпи. Ставя задачей возможно полное исследование насыпей и всех могил, мы этим самым для больших курганов значительно осложняем и технику раскопок; необходимо в таких случаях заранее составить технический план работ: обеспечить отвоз большой кубатуры земли, вести работу так, чтобы не произошло обвалов, ие было бы застаивания дождевой воды в месте работ и проч. При исследовании небольших курганов, когда их устройство нам вовсе неизвестно, для начала следует произвести раскопку всей насыпи. К примеру, такая именно работа была [141] исполнена при исследовании двух курганов на трассе Волго-Донского канала, давшая достаточную полноту сведений. На рис. 40 воспроизводим план одного из этих курганов, на котором внутренней замкнутой линией обозначена граница четко различимой насыпи, а толстой линией показана по квадратам площадь раскопки. Лявданский дает систему раскопок небольших курганов, которую (рис. 44) следует считать целесообразной, так как таким приемом могилу можно открыть удобным образом для ее дальнейшего исследования, а ряд разрезов насыпи позволит изучить ее устройство.
Рис. 44.
Исследование вещественных памятников прошлого с применением раскопок в большинстве случаев является и их порчей или разрушением. Следует помнить, что этой ценой мы исследуем и древние могилы. Если при раскопках встречаются такие могильные сооружения, сохранение которых не помешает полному изучению всего могильного комплекса и которые сами по себе будут являться хорошо сохранившимся памятником, то их следует оставлять в том же виде, приняв те или иные меры к их дальнейшей сохранности. Таким образом, открытые катакомбы, каменные ящики, деревянные срубы (сохранившиеся), склепы и т. п. после их изучения желательно сохранять в их прежнем виде, закрыв входы или засыпав могилу. Некоторые виды могильных сооружений могут оказаться настолько показательными сами по себе, что потребуется их сохранение при условиях постоянного надзора и организованного доступа к их осмотру. В прежней археологической практике мы не встречаем бережного отношения к таким могильным сооружениям, за исключением, быть может, случаев охраны в Керчи катакомб и склепов, но очень многие из открытых ранее памятников подобного рода заслуживали сохранения, хотя бы для того, чтобы этим обеспесчить возможность их повторного и более точного изучения. В отдельных исключительных случаях возможен и перенос могильных сооружений полностью в музеи, если это мотивируется научной их значимостью и технически является возможным. Но такие примеры, впрочем, очень редки.
При изучении могил и могильных сооружений можно рекомендовать исследователю итти в обратном порядке тому, как последовательно погребение устраивалось, следуя от одного этапа к другому, стараясь таким образом мысленно воссоздать весь процесс захоронения, а также и рабочие процессы по устройству могильного [142] сооружения. Если исследователь будет работать в таком порядке, то изучение могил будет обставлено во всех отношениях по-иному и даст во многих случаях совершенно новый материал, быть может и для таких могил, которые исследовались в прежнее время в очень большом числе и как будто должны были бы быть хорошо нам известными (см. раскопки Уварова, Самоквасова, Веселовского и др.).
В настоящее время в практике полевой археологической работы формируется совсем иное отношение к могилам, обусловленное применением диалектического метода в историческом исследовании, в котором используются в качестве исторических источников вещественные памятники. Укажем хотя бы на один пример: раскопки Пазырыкского кургана на Алтае. Как видно по не изданным пока полным материалам, в кургане исследовано было сложное могильное сооружение, с достаточной полнотой для того, чтобы составить точное представление не только о приемах и порядке его устройства, но довольно точно установить и работу грабителей, рубивших топором бревенчатую стену могильной камеры и проникших к гробнице в древнее время (рис. 45). Устройство сложного бревенчатого склепа изучено было в деталях, а угловая его часть, как и образцы бревен вывезены с места для дальнейшего изучения и экспонирования в музее.
Рис. 45.
Что к устройству могил относились вообще недостаточно внимательно, это следует отметить как один из основных дефектов прежней методики. Особенно мало обращалось внимания на земляные могилы, которые редко изучались как «сооружение», и границы [143]
Рис. 46.
могильных ям расценивались главным образом как показатель того направления, куда следует «копать» в поисках могилы. Если могильная яма перекапывается вместе с окружающим ее грунтом последовательно снижающейся площадью равномерными шарами или «на штых*)», то в этом случае очень трудно будет проследить ее устройство. При исследовании могильных ям в Елисаветовском могильнике, замечено было, что работу при сооружении могилы начинали с прокопа ямы приблизительно овального очертания и значительно больших размеров, чем могила, а затем уже, с понижением до определенного уровня, яму уменьшали и придавали ей очертания прямоугольника, устраивая иногда в углу небольшую ступень. Но грунтовые могилы бывают и иного, более сложного стройства — с нишами, боковыми подбоями и, наконец, в виде катакомб, вырытых в цельном грунте. Все эти разновидности еще в большей степени, чем сравнительно просто устроенная яма елисаветовских курганов, требуют внимательного отношения к их конструктивным особенностям и ведения раскопки не площадками, а путем исследовательского вскрытия самого могильного сооружения. Требование это, однако, на практике возможно бывает осуществлять лишь частично. Рекомендуемый некоторыми исследователями прием, сводящийся к раскопке площадками до уровня могилы, которая обкапывается вокруг и сохраняется на некотором возвышении («стол») для разборки погребения, нам не кажется удовлетворительным при всех его технических удобствах, так как в этом случае все стенки могилы разрушаются ранее, чем обнаружена [144] будет самая могила, и разрушаются горизонтальными сечениями, когда очень трудно бывает точно установить формы могильной ямы, а тем более обнаружить на ее поверхностях следы инструмента, остатки побелки, окраски или иной обработки. Прием этот возможно сохранить лишь для исследования могил, сделанных в грунте, не отличимом от могильной земли, когда «обрез» или стенки могильной ямы обнаружить не представляется возможным.
При исследовании могильной ямы и могилы с сохранением их целостности мы имели бы несравненно большие возможности для детального их изучения, но неудобством, а часто и непреодолимым препятствием в таких случаях будет ограниченность пространства для работы, особенно в могилах узких и глубоких или в грунтовых катакомбах. Для того, чтобы этого неудобства избежать, приходится открывать одну из стенок могилы, сохраняя прочие, и таким образом производить исследования. Вскрытая подобным приемом грунтовая могила будет иметь вид, показанный на схематическом рисунке 46. При могилах больших для детального их изучения такой способ неприменим, так как одной стороны подхода к погребению может оказаться недостаточным, и в таких случаях разрушение стенок будет неизбежным.
При исследовании самой могилы требуется особое внимание и тщательная разработка всех деталей на месте при подробном описании, зарисовках и фотографировании. Это специальный вид археологической работы, требующий практической подготовки к совокупности методических приемов, которые должны прийти на смену простому и гибельному «выкапыванию» могильных предметов. Прежде всего и здесь нам нужно держаться правила комплексного изучения, брать могилу в целом, как она есть, стараясь умножить факты внимательным наблюдением, а не сокращать их упрощением приема работы. «Разобрать» могилу, аккуратно и без повреждений вынуть кости и предметы — дело довольно простое, гораздо труднее — могилу изучить и оформить ее как исторический источник. Основная задача реконструирования полной картины захоронения усложняется тем, что многие категории предметов, имевшие связь с могилой, сохраняются в виде таких ничтожных следов, которые по роду материала могут быть определены лишь лабораторным исследованием, многие же находки, сохраняющиеся в известной степени в могиле, окажется невозможным извлечь без особых приемов их консервации на месте. Приступая к изучению могил, археолог должен быть технически к этому подготовлен и иметь все нужные приспособления.
Начнем с приемов расчистки могилы. При первых признаках близости могилы выемку земли лопатами следует прекратить и перейти к работе ножом, штукатурной лопаткой, садовым совком или иным небольшим режущим инструментом в зависимости от характера грунта. Могилу желательно предварительно расчистить «вчерне» на всей площади до обнаружения положений костей и крупных предметов, а затем уже перейти к детальной работа, равномерно [146] проводя ее в одном направлении. Расчистку следует производить осторожно, срезывая грунт тонкими пластинками или небольшими комками, которые нужно внимательно просматривать, разламывая и растирая их руками. Могила может оказаться, как это часто бывает в степной полосе, поврежденной кротовинами, и мелкие предметы в таких случаях могут встречаться в норах грызунов в различных местах и выше уровня погребения. Для того, чтобы эти предметы не были утрачены, некоторые исследователи прибегают к просеиванию земли через грохот (мелкая металлическая сетка в деревянной раме), но этот способ не дает лучших результатов, чем просмотр при работе руками, что было мною не раз проверено опытным путем. При снятии могильной земли, прикрывающей погребение, необходимо обращать внимание и на самый характер грунта, его состав, сложение, структуру и цветность, устанавливая те же признаки, как и для культурных отложений вообще. В грунте этом могут оказаться остатки деревянного перекрытия в виде прослоек коричневого или черного цвета, белый налет перегноя камыша или камки и т. п. В случае обнаружения такой прослойки, расчистку следует вести по ее поверхности, выясняя всю площадь залегания. Произведя исследования перекрывающего погребение грунта, приступают к детальной расчистке самой могилы, которую следует расчистить до пола, а не до какой-либо произвольной поверхности, стараясь пол этот сохранить. Очень часто, особенно при значительной разнице между материковым грунтом и могильной землей, эта последняя свободно отделяется. Дно могилы подлежит тщательному изучению, здесь также могут оказаться остатки дерева, луба, камки, Камышевых подстилок, окраска или побелка и пр. В случае открытия таких признаков следует делать вырезки образцов для лабораторного исследования (см. ниже о монолитах и образцах грунтов). Такие остатки лучше сохраняются под костями, сосудами и иными предметами могильного инвентаря. Обнаруживая постепенной расчисткой (рис. 47) кости и предметы
Рис. 47. [146]
Рис. 48.
в могиле, следует по возможности сохранять их на месте до подробного изучения в комплексах, зарисовки и фотографирования (рис. 48). Легко понять, что, вынимая из могилы каждую кость по мере очистки, мы разрушим целостность всего скелета; извлекая в отдельности какие-нибудь подвески или иные украшения, мы можем этим, самым разрушить целый комплекс. Весьма часто отдельные предметы в их положении в могиле сохраняют соотношения, позволяющие при тщательности работы на месте установить их настоящее назначение, реставрировать форму головного убора, отдельные части костюма, способ ношения оружия и проч. При такой работе необходима и точная зарисовка в крупном масштабе всех находок с показанием костей скелетов. Разборки здесь приходится вести по каждому комплексу в отдельности, изучая их полностью. На рис. 49
Рис. 49. [147]
воспроизводим изображения, соответствующие двум стадиям в изучении украшений у головы, заимствуя их у Лявданского.
С таким же вниманием следует относиться к костям, встречающимся в могилах, и прежде всего — к скелету человека. Кости должны быть таким же объектом научного исследования, как и иные находки, а часто в могилах, кроме скелета, мы и вовсе ничего не находим. Как скелет человека, так и кости животных подлежат изучению на месте прежде всего, в их настоящем положении и в соотношениях как к самой могиле, так и к иным предметам могильного инвентаря. Вследствие уже отмечавшегося уклона внимания преимущественно к вещам кости недостаточно оцениваются как исторический источник до настоящего времени. При производстве раскопок, как это видно из отчетов, этого рода находки иногда даже не берутся из могил, а исследователь ограничивается лишь кратким о них упоминанием, или скелет используется исключительно как показатель для понимания окружающих его предметов, относящихся к одежде и украшениям, а не как самостоятельный объект изучения. Мы не будем здесь останавливаться на значении изучения костных остатков антропологами и зоологами, но укажем на необходимость исследовательского отношения к этой теме уже при самом вскрытии могилы. Скелет может сохранить правильное соотношение костей, свидетельствующее о том, в каком положении труп был оставлен в могиле. Эти положения могут быть различными: на спине с вытянутыми вдоль туловища руками, на боку, в сидячем скорченном положении, в согнутом положении на боку, кости погребения с неполным скелетом, сожженные и т. д. Установить тип захоронения возможно только при детальном изучении положения костей и их соотношений. Если же эта сторона не будет проработана на месте должным образом, то могут остаться разные сомнения, и возникнут вопросы, разрешить которые при недостатках приемов полевой работы окажется в дальнейшем делом невозможным. Особенно детально следует изучать все «необычные» положения костей, когда это может быть следствием разрушения могилы грабителями, а может соответствовать и известному обряду захоронения трупа с расчленением, в сидячем положении, или быть частичным вложением в могилу костей умершего. Такое же внимательное отношение должно быть и к скелетам в скорченном положении, точная фиксация которых необходима в интересах выяснения многих вопросов, остающихся неразрешенными и до сих пор, несмотря на огромное количество исследованных могил этого рода. В прежнее время не было принято заниматься изучением скорченных скелетов, в особенности, как это обычно и бывает, если при них не оказывалось никаких вещей; ограничивались краткими упоминаниями в дневнике о скорченном положении, сравнительно редко иллюстрируя это рисунками, которые к тому же мало могли удовлетворить, как в этом можно убедиться по приводимому образцу из журнала Бранденбурга (рис. 50).
Не больше, впрочем, мы найдем данных и в рисунках скелетов, [148] которые как будто исполнены и несколько более тщательно, а в действительности столь же далеки от действительности. Таким, примером мы можем взять хотя бы рисунки Пономарева, исследовавшего Маклашеевский могильник (рис. 51).
Рис. 50.
Рис. 51.
Иной подход определяется у исследователей в наше время, но пока, следует отметить, он далеко не всеми усвоен. На рис. 52 мы воспроизводим грунтовую могилу Бийского района, исследованную достаточно детально М. П. Грязновым, передавшим в рисунке все основные особенности ее устройства. Могильная яма обложена была деревом; могила заключала в себе 2 скелета, кости которых оказались в большом беспорядке. Оказалось, что беспорядок произведен был грабителями, разрушившими скелеты лишь в части, где их работа происходила, берцовые же кости и длинные кости левой руки остались в их прежнем положении, свидетельствующем о положении трупов на спине, с руками вдоль туловища. Как видно из соотношения костей, ограбление состоялось тогда, когда связок в сочленениях уже не было, а деревянная обкладка представляла, собой слой мягкого перегноя, который был также нарушен в местах, показанных на чертеже. Здесь мы имеем совершенно точную картину, исключаю- [149]
Рис. 52
Рис. 53. [150]
щую какие-либо сомнения или вопросы по характеру положения костей скелетов. Но бывают случаи и несколько иные, когда кости скелета, разрушенного грабителями, указывают с несомненностью на то, что нарушение скелета произошло, когда связки в сочленениях еще были достаточно прочными.
Внимательно следует изучать также и кости животных, находящиеся в могилах, как очень важный показатель. Недостаточно, конечно, упоминать о костях какого-то «крупного» или мелкого млекопитающего, нам нужно в точности знать не только вид животного, но какая именно его часть положена была в могилу при захоронении. Что части животного, полагавшегося в могилу, могут дать известные указания на культовую практику, в этом сомнений быть не может, если мы вспомним наши находки, их определенную устойчивость и посмотрим, например, на старые обычаи туземного населения Кавказа, согласно которым туша убитого животного расчленялась на части по известным выработанным правилам и с особым назначением для каждой из частей.
Рис. 54.
Кости следует изучать, их следует брать, предохраняя от возможной порчи известными для этого приемами, а их расположение воспроизводить с возможной точностью рисунками и фотографическими снимками. [151]
Рис. 55.
Какими из этих способов можно точнее передать могильный комплекс и положение скелетов, будет первым вопросом, который здесь возникнет. Обстановка вскрытой могилы часто бывает такой, когда охватить фотографическим снимком весь комплекс без искажения не окажется возможным. Очень редко бывают случаи, когда при обыкновенном штативе, например, удается сделать снимок скелета без перспективного искажения (рис. 53). Чаще мы видим на фотографиях могилы в сильном ракурсе (рис. 54). С другой стороны мы лишены будем возможности при помощи только фотографии зафиксировать и все признаки, выраженные цветностью в темных и красноватых тонах, но вместе с этим документальный характер фотографии и возможность выявления ею мельчайших деталей требуют широкого применения в деле исследования могил фотосъемки, дополненной техническими рисунками, исполненными на основе точных обмеров. В таком соотношении этих приемов вполне возможно достигнуть желаемых результатов. При зарисовке могил желательно придерживаться общих правил для обмеров, основанных главным образом на системе треугольников. Если мы имеем обычное положение скелета на столе, с вытянутыми руками, то в этом случае наша работа графического оформления будет значительно упрощена. Через все погребение или рядом мы натянем шнур определенной длины, укрепим его по концам колышками, и от этого шнура без труда определим все опорные точки, которые нам послужат основанием к зарисовке с иатуры и всего остального. На рис. 55 воспроизведен такой чертеж [152] с показанием базиса (основная линия) и всех боковых промеров. Более точного приема требуют зарисовки скелетов в скорченном положении, когда необходимо пользоваться системой треугольников и определять положение многих точек засечкой от промеренных участков нашего базиса (рис. 56). Таким способом мы с любой точностью можем передать как положение частей скелета, так и расположение всех предметов могильного инвентаря.
Рис. 56.
Закончим указанием на желательность графического показания ориентировки скелета и могилы по странам света (рис. 56). Описательная форма далеко не всегда даст достаточно ясное представление об этом. Особенно трудно считаться с такими определениями для скорченных скелетов, когда мы находим в тексте отметки о том, что скелет лежал «головой на север, а ногами на юг» или «головой на восток, а ногами на север» (?) и т. п.
В конце концов могила, если она будет признана заслуживающей полного сохранения и экспонирования в музее во всем комплексе, может быть вырезана и при известных приспособлениях перевезена без повреждений. Прием этот указан в нашем техническом прибавлении.
При расчистке могилы к костям скелета и иным находкам необходимо относиться с крайней бережностью, помня, что с этого [153] момента они будут подвергаться целому ряду испытаний и опасностей, из которых первой будет уже самое их вскрытие. Следует прежде всего избежать механического повреждения, для чего детальную расчистку рекомендуем производить не металлическими инструментами, а кистями (рис. 47), но и такой способ может оказаться недостаточным для того, чтобы сохранить нашу находку. Если обнаружится, что открываемый в могиле предмет находится в таком состоянии, что даже бережная очистка может повлечь за собой его разрушение, то работу следует прекратить, а находку закрепить каким-либо клеем ранее, чем она будет извлечена из могилы (см. ниже о консервации).
Исследователь, производящий изучение могил, непременно должен быть знаком с теми приемами консервации, которые необходимо применять для сохранения находок, и случаи, когда такая работа потребуется, следует заранее предвидеть, беря с собой в числе снаряжения и все для этого необходимое. Без преувеличения можно сказать, что игнорирование прежними исследователями этой стороны дела повлекло за собой порчу и даже полную гибель памятников в огромном числе. Стоит заглянуть в старые отчеты о раскопках, чтобы в этом убедиться: «предмет истлел», «предмет распался в руках», «рассыпался в прах» и т. п., а часто о таких находках и вовсе не упоминалось в дневниках. К этому следует прибавить еще все многочисленные случаи, когда вынутые из могилы цельными, но своевременно не закрепленные предметы обращались «в прах» при упаковке, пересылке или даже в музеях.
В. А. Городцовым в «Трудах XIII Археологического съезда» в подтверждение его гипотезы об эпохе так наз. каменных баб опубликованы были между прочим изображения четырех деревянных скульпторных фигур, найденных Сулиным при раскопках кургана в б. Сальском округе. Находка эта до сих пор остается единственной, но ценный в научном отношении источник погиб окончательно на самом месте раскопок; что же касается опубликованных рисунков, то, как это мне удалось установить, они сделаны были впоследствии «по памяти». Сам исследователь (И. М. Сулин) мне рассказывал, что статуи вынуты были из могилы и положены на солнце для просушки, но здесь «растрескались и рассыпались, пока мы обедали». Если бы своевременно были приняты меры консервации, в данном случае довольно простые, то статуи были бы сохранены в целости и надолго.
У Козлова в его описании раскопок в Хара-Хото («Монголия и Амдо и мертвый город Хара-Хото», ГИЗ, 1923, стр. 554) находим следующие сведения о находках образцов древней живописи прекрасной сохранности: «Мы долго не могли оторваться от созерцания их — так неподражаемо хороши они были... Но стоило только поднять одну из сторон того или иного полотна, как большая часть краски тотчас отделилась, а вместе с нею как легкий призрак исчезло все обаяние, и от прежней красоты осталось лишь слабое воспоминание». [154]
Н. П. Тихонов по этому поводу18) справедливо говорит, что здесь нужно было «не созерцание, а немедленное пульверизирование цаппон-лаком»... Но бывают случаи, когда древние предметы портятся или даже гибнут от применения неправильных и вредных приемов, заимствованных из навыков домашнего быта; так, например, загрязненные предметы сейчас же промывают в воде, вытирают тряпкой, выставляют на солнечный свет для просушки, смазывают столярным клеем и т. п.
Пока у нас нет полной сводки научно разработанных и удобных в полевой практике приемов консервации для всех возможных случаев, которые, вообще говоря, могут быть разнообразными, но некоторыми достижениями в этой важной части работы по изучению вещественных памятников мы уже располагаем и должны их применять. О них будет сказано ниже (см. «Консервация»).
Тему эту следует считать в наше время особенно актуальной в силу того огромного строительства, которое предусмотрено пятилетним планом и реально осуществляется. Социалистическая перестройка всей системы хозяйства в стране связана будет с переработкой и изменением поверхности громадных территорий, земляными выемками гигантской емкости и с застройкой громадных площадей. Этим определяются в значительной степени и задачи учреждений, ведущих работу по исследованию вещественных памятников прошлого, и организаций, ведающих делом охраны. Под охраной следует подразумевать не столько запретительные меры, во многих случаях неприменимые, сколько активную работу специалистов, исследующих вещественные памятники, на самих строительствах, в колхозах, совхозах. Такой поворот интересов исследователей к реальности является делом назревшим, которому своевременно было бы дать и необходимые организационные формы. Учет происходящих разрушений и порчи памятников может дать прочную основу к составлению археологических производственных планов, как, впрочем, не трудно будет многие разрушения предусмотреть при плановости всех производящихся в Союзе строительных работ, заранее организовав таким образом нужный надзор или произведя в угрожаемых участках раскопки заблаговременно.
Причины, по которым происходит порча, а иногда и полное разрушение памятников, многочисленны и разнообразны. Прежде всего мы отметим разрушения, происходящие от естественных причин. Они не маловажны и не редки. Мы не будем вовсе касаться тех преобразований разного рода материалов, которые постепенно [155] видоизменяют вещественные памятники в течение длинных периодов времени, являясь в сущности процессами разрушения, но остановим внимание исключительно на повреждениях текущих, происходящих в наше время и имеющих характер разрушений преимущественно механического порядка. Из многих разновидностей разрушений, происходящих в силу естественных причин, выделим две основных, на которые и при полевых работах следует обращать преимущественное внимание. Мы подразумеваем здесь действующие овраги с одной стороны, а с другой — разрушительную работу рек, обычно переменчивых в своем течении.
Из главнейших причин разрушения памятников следует прежде всего отметить овраги. Всем известно, что представляют собой эти рытвины, особенно в районах безлесных, где верхними отложениями являются неустойчивые породы, подверженные быстрому размыванию. Овраги начинают развиваться обычно из первоначально небольших повреждений почвы, которые затем, при наличии благоприятных для этого условий, быстро расширяются и углубляются под действием дождей и тающего снега, развиваясь в длину и перемещаясь вершиной все дальше от устья. Боковые стенки в ранней стадии развития оврага будут иметь вид крутых обнажений грунта, неустойчивых по своему профилю. Постепенно расширяясь и приобретая все более пологие склоны, овраг приостановится в своем развитии, когда установятся соответствующие соотношения его профиля; он станет оврагом потухшим. Быстрота развития бывает различной, находясь в зависимости от многих причин, но нередко рост оврагов приобретает характер больших разрушений, которые могут оказаться гибельными и для памятников старины прилегающей местности, примеров чему мы имеем немало.19)
Действующие овраги всегда следует внимательно осматривать, в особенности у их впадения в реки или у выходов к речным долинам. В перемещенных вторичных отложениях здесь могут встретиться находки, указывающие на происходящие разрушения могил или культурных отложений поселения, которые необходимо будет обнаружить путем обследования всех овражных обнажений, но очень часто в крутых стенках оврагов явственно бывают видны могильные ямы, темные культурные слои, так называемые пашенные ямы и т. п. Таким путем открыто было немало памятников, исследованных впоследствии систематическими раскопками.
Рост оврага возможно приблизительно учесть, в особенности если имеются повторные наблюдения в течение ряда лет, а это в свою очередь позволит археологу определить до известной степени и интенсивность разрушения прилегающих памятников или предусмотреть заранее такую опасность. [156]
Описание оврагов с указанной стороны входит, таким образом, в задачи разведки, как и характеристика рек и их берегов.
Еще в большей степени, быть может, чем овраги, причиной разрушения памятников являются реки. Направление речного русла, особенно в странах равнинных, изменчиво, оно последовательно перемещается в долине между высокими коренными берегами в сложном закономерном движении. Отходя от одного берега, река может размывать берег противоположный, производя значительные разрушения, которые влекут за собой большие повреждения, даже полную гибель памятников: могильников, городищ, стоянок. Устанавливая наличие древних поселений по берегам речных долин, в вопросе их непосредственной связи с рекой мы должны всегда учитывать переменчивость в направлении ее русла, а в иных случаях допускать и полное разрушение на бывших берегах даже таких значительных по территории памятников, как большие исторические города.
Наблюдая берега во время разведки, исследователь также внимательно обследует все береговые обнажения, как это мы рекомендуем делать и в отношении овражнцх разрушений. Интенсивность происходящих разрушений до известной степени возможно учесть, а вместе с этим выяснится и перспектива для прибрежных памятников со стороны возможного их повреждения.
Таковы главнейшие естественные причины порчи памятников, но более сложны и разнообразны те разрушения, которые происходили и теперь происходят в условиях деятельности человека. Мы поименуем их вкратце, полагая, что исследователь, производящий полевую разведочную работу, должен будес обращать на эту сторону внимание, отмечая в своем дневнике соответствующие сведения. Замечания по этой теме приводим в тематическом порядке.
1. Обработка полей под посевы, огороды, посадка садов, устройство виноградников и проч. Распахивание почвы может иметь разрушительные следствия для памятников. В таких случаях уничтожается дерновый слой, и начинается размывание рыхлого грунта, которое способствует нивелированию рельефа: углубления постепенно заполняются, а возвышения — понижаются и сглаживаются. Одновременно с этим сказывается и механическая работа плуга и бороны, ускоряющая этот процесс. В течение долгого распахивания небольших курганов они могут оказаться уничтоженными в такой степени, что о наличии могил лишь в некоторых случаях возможно будет догадываться по пятнам грунта, выброшенного вверх при устройстве могилы. Таким образом распахивание, видоизменяя рельеф городищ, в то же время уничтожает и наружные признаки древних могил, в особенности это сказывается с применением [157] тракторов, которые, как однажды пришлось наблюдать, снимают до основания малые курганные насыпи в одну вспашку. Если пахота плугом или трактором и не угрожает могилам непосредственным разрушением, то глубокое перекапывание почвы под плантаж виноградников или садовые посадки может разрушить и могилы, примеров чему нам известно немало.
При производстве разведок следует наносить на план в районах, где поля распахиваются, не только памятники с значительным рельефом, но особенно могилы с малыми насыпями и поселения с слабо выраженным рельефом, с точностью, достаточной для опознания их местоположения в случае, когда наружные признаки будут уничтожены.
Инструкцией Наркомпроса, разработанной на основании п. 9 постановления Всероссийского ЦИК и Совнаркома от 7 июля 1924 г. в Собрании узаконений и распоряжений рабоче-крестьянского правительства 1924 г. от 10 сент., № 66, исполнительным комитетам вменяется в обязанность следить за тем, чтобы «городища, курганы, могильники и проч. не распахивались, не раскапывались в каких-либо хозяйственных целях, а в окружности памятников оставалась бы неприкосновенной охранная полоса до 1 саж. и более, в зависимости от размера и значения памятника». Подобные запретительные меры в настоящее время следует считать устаревшими и неприменимыми. Процесс хозяйственного строительства получил огромный размах, и мы не можем себе представить работу тракторных колонн на полях с курганными могильниками при условии сохранения вокруг могильных насыпей охранной полосы. Нам следует ориентироваться в таких случаях на п. 10 (б.и.в.), обязывающий о месте случайных находок археологических предметов сообщать местным музейным органам, а самые находки сдавать в ближайшие музеи. Кроме того всегда нужно иметь в виду в случаях невозможности приостановить разрушение необходимость своевременного и систематического исследования тех памятников, которые находятся под угрозой уничтожения.
2. Разработка горных пород, залегающих под памятниками (каменоломни, глинища, кирпичные заводы и проч.). Большое количество разнородных памятников, целые городища и обширные могильники разрушаются на наших глазах, а некоторые из них можно считать уже совсем погибшими без остатка вследствие того, что подстилающая их порода (песок, глина, камень) разрабатывается с выемками огромной кубатуры для надобностей строительных работ. Особенно частыми бывают повреждения в связи с добыванием глины для кирпичных заводов и при разработке каменоломен. И здесь весьма часто обстановка бывает такой, когда применение запретительных мер встретит обоснованные возражения со стороны строительных предприятий, и в таких случаях выходом было бы производство раскопок в непосредственно угрожаемой зоне, а также установление связи и надзора за земляными работами.
3. Большие плановые строительства (железные дороги, шоссе, [158] каналы, заводы) должны занять особое место в организованной работе учреждений, ведущих полевые археологические исследования. Все виды большого планового строительства, связанные с застройкой обширных поверхностей или выемками грунтов большой кубатуры, могут послужить непосредственно или косвенно причиной порчи и разрушения вещественных памятников. Повидимому, это и происходит, а с развитием нашего строительства соответственно возрастает и опасность для сохранности древних памятников. Эта тревожная сторона дела выдвигает на очередь ряд мероприятий организационного характера в замену тех запретительных правил, которые не могут быть применяемы во всех случаях вообще, а тем более к большим плановым предприятиям. Основной вопрос здесь может быть разрешен лишь в форме заблаговременных исследований в угрожаемых участках и в организации надзора в течение всего времени производства земляных работ, для чего археологические научно-исследовательские учреждения, краеведческие организации и музеи должны ориентировать свои производственные планы на общий пятилетний план, стремясь установить заранее связь со строительствами и произведя разведку в районах предстоящих работ заблаговременно.
В заключение укажем на такие виды разрушений памятников, когда запретительные меры следует осуществлять в полной мере, пользуясь действующими декретами и инструкциями.
1. На первом месте здесь будут случаи разрушений памятников, происходящих при добыче из городищ и могил различных строительных материалов — кирпича, камня, а также использования и грунта их культурных отложений и курганных насыпей. Такие случаи совсем не редки, и количество разрушенных или поврежденных памятников — огромно, судя по тому хотя бы, что приходилось наблюдать в последние годы в Северо-Кавказском крае. В отношении таких разрушений существуют совершенно определенные законы и правила. Так, в декрете ВЦИК и Совнаркома РСФСР § 2 гласит: «Должны быть установлены достаточные меры к охране археологических памятников (курганов, городищ, стоянок и т. п.) с тем, чтобы не производились никакие действия, разрушающие целость означенных памятников».20) В инструкции же Наркомпроса21) мы имеем и соответствующее разъяснение в § 9, п. а.: «следить за тем, чтобы полевые археологические памятники — остатки стен, древних городов, намогильные сооружениям проч. — не использовались [169] в качестве строительного материала». В декрете предусмотрена и карательная сторона в случаях неисполнения опубликованных правил, формулированная в ст. 99, 102 и 107 Уголовного кодекса (по редакции 1926 г. ст. 85, 188 и 111).
2. Разрушаются памятники во многих случаях просто от недостаточной осведомленности и несознательного к ним отношения. Так часто гибнут древние предметы, случайно обнаруженные во время каких-либо работ. На больших путях туристских экскурсий замечаются различные порчи памятников в силу той же причины. На эту сторону необходимо обратить самое серьезное внимание, и, независимо от общих мероприятий, которые назрели и, вероятно, будут проведены в жизнь в ближайшее же время, исследователь, производящий разведки, не должен упускать случаев для проведения бесед о памятниках прошлого в местных клубах, избах-читальнях, стараясь заинтересовать молодежь, особенно комсомольцев, доступным объяснением значения древностей, как исторического научного источника.
3. Кладоискательство и грабительские раскопки. Кладоискательство и грабительская работа для добычи древних предметов, годных для продажи, были весьма развиты у нас до революции, в особенности в Причерноморьи и в таких пунктах, как Керчь и Тамань. В настоящее время это бедствие почти прекратилось на территории Союза, главным образом вследствие отсутствия перекупщиков, частных коллекционеров и запрета вывоза памятников за границу без особого на то разрешения.
В заключение мы упомянем и о том, что археологические раскопки, если они производятся с применением устаревшей методики, не соответствующей современному методу изучения, в той или иной степени будут не чем иным, как лорчей и разрушением памятников. Для того, чтобы устранить подобные случаи, установлены были и ныне действующие правила, согласно которым открытые листы, лредоставляющие право на раскопки, выдаются Сектором науки Наркомпроса РСФСР по особым заявкам.
Исследователи, производящие разведочные археологические работы в поле, часто ограничивают свою работу замкнутой темой изучения вещественных памятников в формальных границах, между тем как это мы старались показать выше, исследование вещественных памятников должно проводиться непременно в увязке с окружающей природной обстановкой, с которой производственно связаны были и древние общества. Это — одна сторона необходимого расширения задач разведки. Другой стороной, столь же важной, должно быть изучение современного населения и именно в той части «этнографии», где мы найдем подчас прямые свидетельства к древним вещественным памятникам, изучаемого района. [160]
На первом месте будет стоять задача собирания сведений по топонимике края. Работая в поле с картой, необходимо прежде всего исправлять названия населенных мест, которые, как известно, в большей части являются искусственными новейшими или искаженными, в особенности для территорий с нерусским населением. Но и в областях с населением русским, украинским или белорусским многие поселения до настоящего времени именуются по так называемым престольным праздникам, по фамилиям бывших помещиков, или имеют названия, приуроченные к ним дворянской романтикой первой половины XIX в., сохраняя на ряду с ними и названия коренные и нередко очень древние. Помимо этого, данные карт, даже самых подробных, требуют дополнений и внесения названий различных урочищ, дорог, переправ, рек, оврагов, и т. п., также и тех названий, под которыми местному населению известны ближайшие памятники: городища, стоянки, курганы и пр. Собирая эти все топонимические сведения, мы получим материал, который будет иметь значение и самостоятельного исторического источник большого значения. Известно, что миграционная теория, сформулированная буржуазной наукой, давала простейшее решение в случаях, когда археологией устанавливались факты последовательных перемен в характере комплексов вещественных памятников на том же месте. Не допуская возможности таких переформирований в процессе диалектического развития, буржуазные археологи неизменно объясняли подобные факты миграциями, которые понимались в форме процесса механической смены одного населения другим вместе с расово с ними связанной культурой. Нет оснований утверждать, что миграционных движений никогда не было и не будет. Это было бы ошибкой в обратном смысле. Но даже и в случаях действительного появления нового населения между ним и населением коренным устанавливались соотношения, обеспечивавшие и в дальнейших изменениях сохранность многих черт, характерных для древнейших аборигенов. Следуя в этом отношении достижениям нового учения акад. Н. Я. Марра о языке, можно утверждать, что в фактической картине развития общества нет поддержки миграционной теории, но что, напротив, признание диалектического характера исторического процесса является единственно безусловно необходимой предпосылкой к пониманию явлений переменчивости в развитии обществ. Сомневаться в твердости такого положения не приходится. Прямым следствием признания этого будет необходимость при изучении вещественных памятников прошлого обращаться непосредственно и к современному населению. В самом языке, в топонимике, в пережиточно сохраняющихся остатках культовых и религиозных обрядов и поверий мы найдем такой источник к пониманию необходимых вещественных памятников, какого нам не дадут вещественные предметы, сами по себе взятые, с какой бы стороны мы их ни изучали.
Мы не можем сказать, что топонимикой не интересовались и в прежнее время. В научной литературе и на археологических [161] съездах вопрос этот обсуждался не раз. Таким путем старалисо установить, между прочим, границы расселения финнов в восточной Европе, осетин — в горах Кавказа и пр. Но метод этих исследований обоснованно теперь отвергается, да и самая проблема формулируется совсем иначе, чем обусловливается прежде всего необходимость новой проработки топонимики на местах. Сведения и материалы следует собирать, но нужно знать также, что исследовательская часть работы в этой области может быть проведена только при специальной лингвистической подготовке в современных установках этой науки. Во время разведки желательно также выяснять отношение современного населения к памятникам, которое может оказаться различным как по существу, так и по форме. В легендах, преданиях или в обрядах возможно будет в некоторых случаях найти в том иди ином виде отражение древней связи с памятниками. Чаще, впрочем, мы будем встречать случаи приуроченности в памятникам легенд или исторических событий, в действительности не имевших с ними никакой связи, что следует также отметить, а рассказы по возможности записывать в их подлинной форме. В Приазовье, например, всякие городища население называет «батареями» или «окопами», относя их к туркам-османам или даже ко времени Крымской войны. Историческая перспектива, как мы видим, весьма ограничена в данном случае, но курганы в тех же районах считаются могилами каких-то мамаев, живших в давние времена. На каменном кресте, который мне случилось видеть на юге, была надпись не позже середины XIX в., говорившая о погребении в кургане «дочерей мамайских» с несметными сокровищами. У черкесов Черноморского побережья мы встречаем иное отношение к могилам, именно к дольменам. Существует легенда, что дольмены служили жилищам особому народу — карликам, которые могли въезжать в дольменные отверстия верхом на зайцах. Здесь мы имеем приуроченную к памятнику чисто сказочную форму рассказа. Видеть некоторую таинственность в древних памятниках — таково было обычное к ним отношение в прежнее время, и исследователю приходилось работать под подозрением чуть ли не в колдовстве. Настоящие цели археологических исследований, как и самые приемы работы, оставались для широких масс совершенно непонятными, а в попытках объяснить все это нередко хотели видеть своего рода «отвод глаз». Из относительно недавней практики можно привести случай, бывший на раскопках в станице Усть-Лабинской. Работы эти привлекали многочисленных зрителей, наблюдавших за раскопкой по целым дням. Обратил на себя внимание пожилой черкес, приходивший на раскопки из ближайшего аула ежедневно; потом он пояснил, что ожидал находки камня со списком подлинных мусульманских праздников. В Кобяковом городище, пробуя прокопать яму, один из местных жителей провалился в подземное помещение, после чего в этом месте произведена была раскопка, но необходимость заставила организовать суточную охрану места работ, до такой степени население было взволновано сейчас же сложившимися в сказочные [162] формы рассказами о змеях, сундуках с золотом и пр. После окончания раскопок организованы были экскурсии с целью ознакомления населения с настоящим характером открытого памятника, но все же многие уходили неудовлетворенными, а было сделано и такое замечание: «сначала выбрали золото, а потом зовут смотреть». Легендам верили, предпринимали раскопки, обращались к ворожеям, разыскивали планы, списки скрытых сокровищ и т. п. Нельзя сказать, чтобы кладоискательство стояло особняком и в стороне от археологических работ прежнего времени, не говоря уж о том, что и самая «вещеискательская» археология имела с ним немало общего. На основании знамений, снов, «плантов» предпринимались иногда и значительные раскопки. Выше указан был случай разрушения найденных в кургане деревянных статуй вследствие того, что при раскопках не было никаких средств для консервации, но исследование кургана производилось музеем по соглашению с землевладельцем, который действовал по «планам» для отыскания клада. Не так давно в Азербайджане предпринимались поиски сокровищ Александра Македонского, а на Кубани производились раскопки большого кургана и тоже по «плану». Были и своего рода специалисты, разыскивавшие клады Булавина, Пугачева, сокровища запорожцев и т. п., и некоторые из них, располагая первоначально средствами, совершенно разорялись на подобных поисках, превращаясь в бредивших наяву маниаков.
Но поверья о кладах, как и кладоискательство, вымирают. Следует пользоваться теперь уже редкими случаями, чтобы записать легенды, еще памятные старикам, в качестве образцов сказочного творчества, но, повторяем, безотносительно к реальным древностям, с которыми они не имеют ничего общего.
Однако не всегда бывает такое отношение к памятникам. Иногда сохраняются и здесь весьма древние черты, являющиеся ценным источником. Если посмотреть на удержавшиеся до нашего времени поверья и даже обряды в отношении мегалитических памятников, например, в Бретани, то для нас будет совершенно очевидней их большая древность, а также и вероятная их генетическая связь с теми культовыми представлениями, в обстановке которых эти памятники создавались. Собранные по этой части материалы еще ждут обстоятельной проработки, от которой мы можем ожидать значительных выводов. Подобные факты известны и для иных районов; укажем, например, на обычай приносить жертвы на древних чашечных камнях, существовавший в Скандинавии еще в XIX в., причем в каменные чашечки клались сало и какие-нибудь медные или бронзовые предметы, но не железные.
Таким образом, в отношении населения к памятникам мы можем встречать или форму легенд, лишь приуроченных к ним, или в обрядах и поверьях найдем пережиточно сохранившиеся остатки культовой с ними связи еще в древнее время. Факты как одной, так и другой категории необходимо точно регистрировать. [163]
Картами необходимо пользоваться как при подготовке к работе в поле, так и в процессе полевых работ, делая все нужные отметки. В случае, когда об обследуемом районе уже имеются некоторые сведения, они должны быть размечены на карте для проверки и нового осмотра на месте. Все открытые и изученные памятники должны быть нанесены на карту и обозначены особыми знаками, существующими в международной практике. На карте необходимо также отметить с возможной точностью территории, подлежащие плановой застройке, городов и селений, направление новых железнодорожных линий и шоссейных дорог, места разрабатываемых карьеров, каменоломень и всяких иных строительств, связанных с большими земляными работами.
На карте желательно помечать также участки особенно сильно разрушающихся берегов рек, большие обнажения в оврагах, вновь образовавшиеся значительные промоины и т. п.
На рабочем экземпляре должны быть показаны маршруты, пройденные экспедицией, с отметкой участков, которые были обследованы сплошным обходом.
Прорабатывая определенный район с археологической стороны, желательно на карте исправлять названия населенных пунктов, обычно искаженных или русифицированных в местностях с нерусским населением, а также обозначать названия урочищ, переправ, оврагов, придерживаясь правильных их местных наименований. Выбор хорошей карты, годной для исполнения всех этих требований, в значительной степени облегчит экспедиции как подготовку, так и проведение полевых работ. Картографирование археологических признаков, отметки и дополнения к существующим условным знакам, внесение новых названий, естественно, требуют карт достаточно подробных, выполненных в крупном масштабе.
У нас имеются карты различных масштабов и различно выполненные. Ранее чем перейти к их обозрению, необходимо будет дать несколько пояснений к пользованию ими. Карты нужно уметь читать, для того чтобы из них можно было извлечь все нам необходимое.
Всякая карта представляет собой условное изображение действительного ландшафта в сильном уменьшении и в проекции на воображаемую горизонтальную плоскость. Условно на картах обозначаются неровности поверхности, холмы, горы, также как и ущелья, балки, ложбины, низкий луг, болота, лес, сады, пахотные поля и т. д.
Наибольшее значение имеет для нас рельеф местности, и его понимание по условным обозначениям на картах совершенно [164] необходимо. Наиболее точным способом выражения неровностей являются горизонтали, или линии, соединяющие на поверхности все точки, имеющие одинаковую высоту. Другими словами, изображение рельефа посредством горизонталей заключается в том, что мы представляем себе местность рассеченной рядом горизонтальных плоскостей, проходящих одна над другой на равном расстоянии. Такие сечения на нашем примере (рис. 57) изображены кривыми АБ, ВГ, ДЕ. Проекционное изображение этих сечений на нижней плоскости ГП (рис. 57) и даст нам горизонтали, воспроизводящие рельеф. На рис. 58 даны два профиля местности: выгнутый АБ и вогнутый ВГ, через них проведены сечения на расстоянии 2 сажен. Внизу помещены изображения этих сечений проекций, т. е. горизонталей. Мы видим, что чем круче склон, тем ближе друг к другу в проекции окажутся горизонтали, а чем скат положе — тем расстояние между
горизонталями будет больше. На каждой карте, на которой рельеф выражен горизонталями, имеются всегда указания на превышение одной горизонтали над другой, называемые высотой сечения. Высота сечения зависит от рельефа местности и масштаба карты; чем более гориста местность, тем высота сечения берется большей; чем крупнее масштаб вообще, тем сечение меньше.
Рис. 57, 58.
На картах масштаба 1:1000000 высота сечения принята в 40 м, на картах в 1:100000 высота сечения в 10 м и для дополнительных горизонталей 5 м, для карт в 1:25 000 сечение горизонталей — 5 м. При изображении горизонталями возвышенностей и углублений их выражение в проекциях будет одинаковым, вследствие чего для понимания рельефа нужно обращать внимание на общий характер данного участка местности, напр, на направление течения рек и пр. Иногда на картах ставятся цифры, показывающие превышение отдельных точек поверхности над уровнем моря. Для отличия [165] возвышенностей от углублений у горизонталей высотных ставят короткие штрихи наружу, и у горизонталей, соответствующих котловинам, штрихи, обращенные внутрь. Наконец, можно прибегать и к оттенению, делая горизонтали скатов, обращенных на юго-восток, более жирным штрихом, а горизонтали северо-западных склонов — штрихом тонким.
Рис. 59.
На рис. 59 показано выражение горизонталями различных элементов рельефа (рисунок заимствуется нами из издания Госкартогеодезии [166] 1931 г. «Условные знаки для планшетов топографической съемки в масштабе 1:25 000»).
Имея карту с горизонталями, легко понимать рельеф местности и в любом направлении можно вычертить профиль.
Но, помимо горизонталей, существуют и иные способы изображения рельефа. Из них в первую очередь мы должны будем упомянуть о штрихах. Способ воспроизведения рельефа штрихами основан на том, что поверхности освещаются вертикально падающими лучами не одинаково: горизонтальные поверхности будут освещены больше, наклонные — меньше, а еще меньше — поверхности крутые. Следовательно, если мы. примем это за основание, то при воспроизведении рельефа должны будем изображать более темными поверхности крутые, а более светло — поверхности с слабым наклоном. Это выражается разными способами: горизонталями, отмывкой и растушевкой. Штрихи, отвечающие крутым склонам, ставятся часто (35° — 45°); более редко штрихи располагаются для склонов в 25° — 35°, еще реже для склонов в 15° — 25° и совсем редко для склонов в 5° — 15°. Крутые склоны в 45° — 90° воспроизводятся сплошной заливкой тушью (рис. 60).
Рис. 60.
Рис. 61.
Изображение рельефа штрихами имеет то достоинство, что карта получает большую наглядность, а штрихи показывают нам и направление скатов. На рис. 61 для сравнения даны рядом два способа воспроизведения рельефа той же местности. Здесь ясно видно, насколько штриховой способ выразительнее и нагляднее, а изображение [167] рельефа горизонталями требует некоторых усилий для их чтения и для понимания карты. Но, с другой стороны, штрихи не дают точного выражения рельефа, вследствие чего способ этот для новых карт больше не применяется. Возможно соединение точности горизонталей с наглядностью штрихов (рис. 62). На наших картах это не применяется вследствие сложности выполнения. Возможно и иное, именно соединение горизонталей с тушевкой, что применяется на французских картах и на некоторых наших новых картах.
Рис. 62.
Карты бывают исполнены в одну краску (черная) и две краски (все черное, горизонтали коричневые), наконец существуют карты и многокрасочные (горизонтали — коричневые, воды синие, леса — зеленые, контуры — черные). Многокрасочные карты с показанием красной краской границ и дорог, при интенсивной раскраске, весьма неудобны для нанесения на них археологических отметок, не говоря уже о слишком мелком масштабе (1:1680000 и 1:1000000). Помимо упомянутых, существуют и иные условные обозначения на картах. Так, для лесов, болот, пашен, показываемых точными очертаниями в их границах, внутри ставят особые знаки по всей поверхности. Если же по своей незначительности отдельные предметы не могут быть нанесены на карту в соответствующем масштабе, или в проекционном виде они могут оказаться одинаковыми, то для таких обозначений существуют особые общепринятые знаки, На рис. 63 на сводной таблице помещены главнейшие из этих знаков.22)
Укажем здесь на главнейшие наши карты и степень их годности для полевой археологической работы.
1) Карта в масштабе 1:4 200 000 (сто верст в дюйме), напечатана в 3 краски (рельеф — коричневый, моря, озера и реки — синей, остальное — черной). Рельеф изображен штрихами.
Масштаб этой карты, а также схематичность в воспроизведении рельефа делают ее для полевой работы непригодной.
2) Карта масштаба 1:1680000 (40 верст в дюйме). Издание многокрасочное (рельеф — коричневый, воды — синие, леса — зеленые, границы — красные, остальное — черное). Рельеф схематично выражен растушевкой. Слишком мелкий масштаб, недостаточно точное воспроизведение рельефа и яркость раскраски делают эту карту для археологической работы в поле мало пригодной. [168]
Рис. 63.
Главнейшие условные знаки: |
20. Плетень. |
40. Ручей. |
1. Двухколейная ж. д. |
21. Деревня с церковью. |
41. Озеро. |
2. Одноколейная ж. д. |
22. Дом лесника. |
42. Остров. |
3. Трамвай, конная ж. д. |
23. Кладбище с часовней. |
43. Канавы. |
4. Шоссе. |
24. Крест. |
44. Сад. |
5 Дорога транспорт. (почт.) |
25. Указатель дорог. |
45. Огород. |
6. Малая проселоч. дорога. |
26. Верстовой столб. |
46. Болото непроходимое. |
7. Полевая дорога. |
27. Колодезь. |
47. Болото проходимое. |
8. Выемка |
28. Мельница ветряная. |
48. Луг сухой |
9. Насыпь |
29. Мельница водяная. |
49. Луг мокрый |
10. Мост железный. |
30. Плотина. |
50. Луг с кустами. |
11. Мост каменный. |
31. Завод, фабрика. |
51. Лес хвойный |
12 Мост деревянный. |
32. Тригон. пункт. |
52. Лес мешаный {так. OCR}. |
13. Труба |
33. Отдельное дерево листв. |
53. Лес лиственный |
14. Станция |
34. Отдельное дерево хвойн. |
54. Лес рубленый. |
15. Просека |
35. Овраг. |
55. Лес горелый. |
16. Телеграфная линия. |
36. Бугор. |
56. Лес редкий. |
17. Телефонная линия. |
37. Яма. |
57. Кусты. |
18. Каменная стена. |
38. Рытвина. |
58. Пески ровные. |
19 Деревянный забор. |
39. Река. |
59. Пески бугристые. [169] |
3) Карта дорожная, масштаб 1 : 1 630 000 (25 верст в дюйме). Цифры, поставленные между населенными пунктами на дорогах, показывают расстояние между ними. Издание многокрасочное (рельеф — коричневый, воды — синие, леса — зеленые, остальное— черное). Населенные пункты показаны условными знаками, рельеф выражен растушевкой. Вследствие малого масштаба, схематичности рельефа и интенсивности окраски карта мало пригодна для нанесения археологических условных знаков.
4) Карта масштаба 1 : 10 000 000. Издание многокрасочное (горизонтали — коричневые, отмывка рельефа — лиловая, воды — синие, леса зеленые, все дороги — красные, за исключением железных дорог, все остальное — черное). Высота сечения 40 м. Карта мало пригодна для полевой практики вследствие мелкого масштаба, многокрасочности и интенсивности расцветки.
5) Карта масштаба 1 : 420 000 (10 верст в дюйме), исполнена в 2 краски (рельеф — коричневый, остальное — черное) и во много красок (рельеф — коричневый, леса — зеленые, вода — синяя, границы — красные). Рельеф выражен горизонталями. Новое издание, исправленное, печатается с 1919 г. Для детальной исследовательской археологической работы в поле мало пригодна.
6) Карта масштаба 1 : 210 000 (5 верст в дюйме), издание многокрасочное (рельеф — коричневый, леса — зеленые, вода — синяя, остальное — черное). Рельеф выражен тушевкой. Карта по масштабу своему ближе подходит к потребностям полевой археологической работы и может быть использована; способ выражения рельефа, однако, не достаточно точен.
7) Карта масштаба 1 : 200 000, высота сечения 20 м. Издание многокрасочное (горизонтали — коричневые, отмывка рельефа — лиловая, воды — синие, леса — зеленые, все дороги — драсные, за исключением железных дорог, остальное — черное). Картой возможно пользоваться при полевых работах.
8) Карта масштаба 1 : 126 000 (три версты в дюйме). Издание однокрасочное, высоты сечения нет, так как рельеф выражен штрихами . «Трехверсткой» пользуются во время полевых работ довольно часто благодаря отвечающему требованиям масштабу, но нельзя при этом не указать и на существенные недостатки этой карты. Карта печатается с 1846 года, во многих частях устарела. Для более или менее холмистых районов, а тем более лесных, карта настолько оказывается темной, что нанесение на нее новых условных знаков затруднительно. Приводим образец этой карты (рис. 64). Нужно заметить, что курганы с наиболее значительными насыпями отмечались условным знаком в виде звездочек, а иногда и городища (штрихами).
Переходим теперь к картам, вполне отвечающим требованиям в условиях археологических работ.
9) Карта масштаба 1 : 42 000 (1 верста в дюйме). Печаталась до 1926 г. в одну краску, рельеф выражен горизонталями при высоте сечения в 2 сажени и для дополнительных горизонталей в 1 сажень. [170] Последующее издание многокрасочное (горизонтали — коричневые, воды — синие, леса — зеленые и контуры — черные). Высота сечения 2 саж. и дополнит. 1 саж. Печатается со съемочных планшетов. Крупный масштаб, светлая раскраска и достаточно точное выражение рельефа горизонталями делают эту карту очень удобной для археологической работы.
10) Карта масштаба 1 : 21 000 (полверсты в дюйме). Высота сечения 2 саж. и дополн. 1 сажень. Печатается в одну краску со съемочных планшетов.
Карта эта достаточно подробная, соответствует требованиям полевой работы.
Рис. 64.
11) Карта масштаба 1 : 25 000. Печатается в одну краску, рельеф выражен горизонталями с сечением через 5 м. Есть листы ограниченного пользования и секретные.
Карта пригодна для детальных разведочных археологических работ.
12) Карта масштаба 1 : 50 000 (в одном сантиметре 500 м). Печатается со съемочных планшетов. Издание многокрасочное (горизонтали — коричневые, воды — синие, леса — зеленые, контуры — черные). Рельеф выражен в горизонталях с сечением через 10 м и для дополнительных горизонталей через 5 м.
Есть листы ограниченного пользования и секретные. Карта эта в полной мере отвечает археологическим требованиям, ее светлая окраска позволяет нанесение и цветных археологических знаков. [171]
В качестве образца воспроизводим (в одну краску) небольшую часть листа № 48 — 73-А (см. карту А на табл.).
13) Карта масштаба 1 : 100 000 (в одном см 1000 метров). Печатается уменьшением с 1 : 50 000 без пересоставления. Издание многокрасочное (горизонтали — коричневые, воды — синие, леса — зеленые и контуры — черные). Рельеф выражен в горизонталях с высотой сечения для основных в 10 м и дополнительных в 5 м.
Карта имеет листы ограниченного пользования и секретные.
Листы карт масштаба 1 : 50 000 и 1 :100 000 печатаются на основании новых съемок.23) Листы карты 1 : 100 000 составят основную точную топографическую карту СССР.
Эта основная карта может быть рекомендована как наиболее удобная для территориальных разведок с нанесением подробных археологических обозначений. Степень точности такая же, как и более крупной карты в 1 : 50 000, но масштаб ее может считаться соответственным. Существенное преимущество этих карт заключается в том, что к каждому листу печатаются географические описания такого же формата, как и листы карты. Описания эти, напечатанные пока лишь к части изданных листов, имеют большое значение для полевой археологической работы как по сведениям, ближайшим образом касающимся задач полевой разведки, так и в отношении общего ознакомления с районом работ. Описание составлено по следующим разделам: топографо-геодезические данные, географическое положение и рельеф, геологическое строение, гидрография, климат, почвы, административные данные, население и хозяйство, наконец — пути сообщения и транспорт. Для того чтобы дать полное представление о том, каким существенным дополнением к этим картам являются их описания, приводим некоторые разделы целиком. Они относятся к листу 37–90, образец которого воспроизводим также в одну краску (см. карту Б на табл.).
Географическое положение и рельеф. Территория листа 37–90, площадью 1 447,39 кв. км, расположена между 45°20' и 45°40' сев. шир. и между 38°30' и 39°00' вост. долг. от Гринвича. Она составляет часть западной окраины прикубанских степей, которые у западной рамки листа переходят в болотистые, покрытые плавнями пространства дельты Кубани. Значительная площадь плавней имеется уже и в юго-западной части описываемого листа. По характеру рельефа все это пространство представляет почти идеальную низменную равнину, очень полого наклоненную к западу и северо-западу, к берегам Азовского моря. Наибольшая высота этой равнины в юго-восточном углу карты 26-27 м над ур. м., наименьшие же высоты находятся у восточной рамки листа и достигают 6 м (плавни р. Понуры). В связи с общим наклоном равнины, пересекающие ее балки и речки также имеют северо-западное направление. Балки и речные долины очень неглубоки, с пологими склонами. По водораздельным [172]
А: Масштаб 1 : 50.000 (в одном сантиметре 500 метров)
Б: Масштаб 1 : 100.000 (в одном сантиметре 1000 метров) [вклейка]
пространствам замечаются еще незначительные, неправильной формы, замкнутые понижения, называемые здесь «топилами», «подами». Глубина этих топил и подов не превосходит обыкновенно 0,5–1 м. В большинстве случаев эти понижения резко отличаются от окружающей степи своими почвами и растительным покровом, более же глубокие из них являются нередко заболоченными и не годны под сельскохозяйственную культуру. Такой «под» имеется, например, в юго-восточном углу листа. Происхождение топил и подов является еще не выясненным. Следует также упомянуть о многочисленных искусственных холмах — курганах, насыпанных степными кочевыми народами и представляющих в большинстве случаев места погребения; курганы достигают нескольких метров высоты и располагаются то единично, то группами, преимущественно близ начинающихся склонов водораздельных пространств к балкам и речным долинам.
Геологическое строение. Благодаря равнинному характеру местности геологическое строение в пределах листа очень однообразно. За исключением речных долин и плавней, покрытых новейшими речными наносами (т. наз. аллювием) большею частью глинистого или суглинистого состава, вся остальная часть равнины сложена с поверхности палево-бурой, пористой и богатой известью глиной. Мощность этой глины колеблется от 2 до 5 и более м. Книзу лёссовидная глина становится постепенно более плотной, приобретает красновато-бурую окраску, и в ней появляются белые «глазки» углекислой извести, а нередко также прожилки и друзы гипса (И. З. Имшенецкий). Благодаря незначительной высоте над уровнем моря и отсутствию глубоких естественных выемок, более древние отложения, подстилающие эти глины, нигде на поверхность не выходят, тем более, что мощность краснобурых глин, повидимому, весьма значительна. Как лёссовидные глины, так и краснобурые гипсоносные относятся к послетретичному возрасту и представляют, по всей вероятности, древний делювиальный нанос, т. е. продукты смыва атмосферными водами мелких глинистых частиц и других продуктов выветривания горных пород с Предкавказской (Ставропольской) возвышенности и, быть может, также с предгорий Кавказа. Лёссовидные глины явились, вероятно, результатом поверхностного изменения краснобурых глин под влиянием атмосферных деятелей.
Гидрография. Все реки на территории листа принадлежат бассейну Азовского моря, хотя р. Понура доходит до него только в полую воду, весною. Обе наиболее значительные речки, Понура и Кирпили (с правым притоком Кирпильцы), представляют типичные степные речки, берущие начало на незначительной высоте здесь же на равнине. Весною, во время таяния снегов, они бывают богаты водою, летом же количество воды в них сильно уменьшается, и местами они совсем пересыхают, разбиваясь на ряд стоячих водоемов с гнилою или солоноватой водой. Текут эти речки очень медленно, образуя многочисленные излучины. Река Понура образует ниже станицы [173] Поповичевской обширные, покрытые камышом и тростником плавни — так наз. Понурский лиман, соединяющийся с морем только во время весеннего половодья через Чигиринский лиман и Ангелинский ерик (проток). Р. Кирпили также образует в нижнем течении (за пределами листа) озеро — Кирпильский лиман, сообщающийся через Рясный и Ахтарский лиманы с Азовским морем. Обе речки на территории листа перегорожены во многих местах земляными плотинами. Что касается балок, то они несут воду большею частью только весною, летом же сухи; дно их покрыто луговой растительностью, иногда заболочено, на более же сухих местах иногда распахивается.
Почвы. Наиболее широким распространением в пределах листа пользуются почвы черноземно-степного типа. Здешние черноземы, образовавшиеся в условиях сравнительно теплого и мягкого климата и под влиянием разнотравной злаковой и луговой степи, отличаются от среднерусских меньшим содержанием перегноя (4-6%), но большей мощностью темно-окрашенного слоя (горизонты А+В до 165-180 см), что позволяет выделить их в особую разновидность «приазовских» черноземов. На севере эти черноземы являются очень карбонатными (т. е. богатыми углекислыми солями кальция) и вскипают от кислоты часто с самой поверхности; по мере движения на юг, они становятся, однако, все более и более выщелоченными, т. е. углекислые соли вымыты в них из верхних горизонтов на все большую глубину, и вскипание наблюдается все глубже и глубже. Эти выщелоченные черноземы отличаются большим плодородием.
В области плавней, заливаемой в половодье на более или менее продолжительное время, черноземные почвы сменяются почвами полуболотными и болотными; последние характеризуются признаками, указывающими на постоянное или временное избыточное увлажнение: в более глубоких горизонтах их наблюдаются часто ржавые пятна вмываемых туда из верхних слоев окислов железа, иногда же последние, подвергаясь здесь частичному раскислению вследствие недостатка свободного кислорода, придают этим глубоким горизонтам сизый, синеватый или зеленоватый оттенок. В общем даже и эти «плавневые» почвы, при условии их осушения, являются очень плодородными.
На картах В.Г.У. крупного масштаба наносятся различные условные знаки для обозначения таких признаков, которые не могут быть выражены иным способом. Знаки эти не являются произвольными, и никакие новые обозначения не могут вводиться, пока они не будут утверждены и приняты для общего употребления.
В числе условных знаков для съемочных планшетов карт В.Г.У. крупного масштаба имеется пять знаков, которые относятся или могут относиться и к вещественным памятникам прошлого.24) Ниже воспроизводим эти знаки вместе с их пояснениями, заимствованными [174]
1. | Курганы | |
2. | Памятник и древняя могила | |
3. | Древние кладбища | |
4. | Памятник | |
5. | Развалины |
Разные виды картографирования археологических признаков настолько все же тесно взаимно связаны, что здесь уместно будет коснуться этого вопроса в целом, не ограничиваясь лишь теми нотациями на картах, которые исполняются в поле за время разведки.
Археологические карты
Вопрос археологических карт не является вопросом новым. За границей им занимались довольно давно, и существующие до сих пор условные знаки утверждены были на Стокгольмской сессии международного археологического конгресса в семидесятых годах. В России необходимость составления археологических карт сознавалась также довольно давно, но к работе по этому вопросу приступлено было после V археологического съезда в Тифлисе, которым разработка проекта была поручена Антоновичу, Тизенгаузену и Анучину. Последним, собственно говоря, и было выполнено это задание. Анучин, после ознакомления с материалом по этому вопросу, предложил в основном принять ту международную систему обозначений, которая была уже в употреблении на Западе. При этом, однако, он высказал и весьма обоснованные сомнения в возможности и целесообразности составления больших общих археологических карт с введением многих знаков. Такого же мнения придерживался [175]
А. Категории формы памятников. | ||
I. Пещеры, гроты, убежища. | ||
1. | Естественная пещера | |
2. | Искусственная пещера | |
3. | Естественная пещера с погребением | |
4. | Искусственная пещера с погребением | |
5. | Пещера с остатками укреплений | |
II. Менгир, камень, скала | ||
1. | Менгир | |
2. | Ряд менгиров или искусственно расположенных камней | |
3. | Кромлех или круг из камней | |
4. | Камень с искусственным чашевидным углублением | |
5. | Камень с надписью к ли изображением | |
6. | Камень, к которому приурочены легенды | |
III. Дольмен, крытый ход | ||
1. | Дольмен, крытый ход | |
2. | Дольмен над курганной насыпью | |
3. | Дольмен под курганной насыпью | |
IV. Курган. | ||
1. | Курган | |
2. | Курган Курган с могилой | |
3. | Курган со рвом | |
4. | Курган с деревянной камерой | |
5. | Курган со статуей | |
V. Могила | ||
1. | Могилы | |
2. | Могила с трупоположением | |
3. | Могила с сожжением | |
4. | Могильник с трупоположением | |
5. | Могильник с сожжением | |
VI. Городище, укрепление | ||
1. | Городище, укрепление | |
2. | Ограда с курганом | |
3. | Вал | |
VII. Свайные постройки | ||
1. | Свайные постройки [176] | |
VIII. Находка, стоянки, кухонные кучи | ||
1. | Находка отдельн. предм. | |
2. | Находка групп предметов | |
3. | Мастерская литейная | |
4. | Стоянка | |
5. | Кухонные кучи | |
IХ. Копи, каменоломни, карьеры | ||
1. | Разработка с находками ископаемых | |
2. | Траншея с находками ископаемых | |
3. | Разработка с находками доисторических предметов | |
4. | Траншея с находками доисторических предметов | |
В. Категории сохранности. | ||
1. | Памятник исследованный (курган) | |
2. | Памятник разрушенный (курган) | |
3. | Ложный вещественный памятник (курган) | |
В. Численность. | ||
1. | Группа вещественных памятников прошлого (курганов) | |
2. | Очень большое число вещественных памятников (курганов) | |
3. | Памятники в определенном числе (12 курганов) | |
Г. Эпоха. | ||
1 |
Так наз. палеолитическая эпоха (отдельная находка) |
|
2 |
Так наз. неолитическая эпоха (отдельная находка) |
|
3 |
Так наз. эпоха бронзы (отдельная находка) |
|
4 |
Так наз. эпоха железа (отдельная находка) |
Для обозначения „эпохи" условные знаки могут быть и окрашены, для чего приняты следующие цвета:
Так наз. палеолитическая эпоха — буро-желтый цвет.
Так паз. неолитическая эпоха — зеленый цвет.
Так наз. эпоха бронзы — красный цвет.
Так наз. эпоха железа — синий цвет. [177]
и Тизенгаузен, писавший Анучину по поводу путей распространения англо-саксонских и немецких монет в России следующее: «Вам будет невозможно ориентироваться в хаотическом смешении всех возможных знаков и красок, чтобы отыскать на общей карте те крошечные кружки или треугольники, которые будут означать нумизматические находки подобного рода».
То, что было отмечено Тизенгаузеном в отношении монет, приложимо решительно ко всем категориям древностей, для которых имеются знаки во всем многообразии существующей системы. Западноевропейская «легенда», применяемая частично и у нас, состоит из девяти основных знаков, дающих каждый свой ряд производных обозначений. Приводим эти знаки в порядке основных групп (стр. 176-177).
Кажется, нет надобности останавливаться здесь на рассмотрении отдельных знаков и степени их соответствия в целом тем основным историческим моментам, которые желательно видеть отображенными на такой общей историко-археологической карте. Вопрос сводится к возможности пользоваться подобными картами. Если они будут в мелком масштабе, то нанесение множества знаков, отличающихся зачастую мелкими деталями один от другого, да еще с дополнительными обозначениями степени сохранности, числа, эпохи, сделает такие карты трудно читаемыми. Нужно при этом учитывать и то, что знаки должны быть достаточно крупными, чтобы не утратились их отличительные черты, что также соблюсти трудно, особенно на картах мелкого масштаба.
Но если такие общие карты вызывают некоторые сомнения со стороны их осуществимости и возможности пользования, то карты с ограниченным числом знаков являются делом не только возможным, но и крайне нужным. На это, между прочим, указывалось уже давно, при самом возникновении вопроса.
Подобные карты с ограниченной историко-археологической легендой должны составляться в результате всякой территориальной археологической разведки, что у нас нередко и исполняется. Известно, например, что Комиссия по Ленинградской области в ГАИМК ведет систематические работы на этой территории и составляет историко-археологическую карту с нанесением тех признаков, которые отвечают наиболее важным для области фактам. Интересный в этом отношении материал мы находим между прочим в трудах Археологической комиссии Белорусской академии наук. Содержанием второго тома (Минск, 1930) являются главным образом территориальные разведки, проводившиеся в последние годы. Материалы эти опубликованы на сводном плане и сопровождаются историко-археологическими картами. Легенда построена на международных знаках с некоторыми, впрочем, видоизменениями и дополнениями. Из сопоставления этих карт видно, что чем более ограничена территория и чем меньше знаков, тем карта дает более ясную картину. Карта Ляуданского, приложенная к его обстоятельной работе «Археологические исследования в бассейнах рек Сожа, Днепра и Каспли [178] в Смоленской губернии», весьма показательна, и о ней необходимо дать некоторые сведения (рис. 65).
Рис. 66.
Карта напечатана на вкладном листе 0,37*0,32 м в масштабе примерно 2 1/2 км в 1 см, таким образом весь лист соответствует территории приблизительно в 8500 кв. км с общим числом археологических знаков до 360. Всего потребовалось 18 различных обозначений, из которых 6 разновидностей для городищ: 1) квадрат — городище не исследованное, 2) квадрат, перечеркнутый по диагонали — городище норманно-славянское, 3) квадрат с точкой в центре — городище с древней культурой, 4) квадрат с малым квадратиком в центре — городище с древней и славянской культурами, 5) квадрат с крестиком в середине — городище без культурного слоя и, наконец, 6) квадрат черный с белым кружком в середине — городище болотное. Размер квадратов, обозначающих городища, 2 мм в стороне. Воспроизводим небольшую часть этой карты на рис. 65. Исследователь, очевидно, в интересах четкости и ясности пожертвовал рельефом, сохранив на карте лишь реки, дороги и населенные пункты. Правда, что при рис. 65. таком мелком масштабе очень трудно было бы поставить знаки в связи с теми или иными признаками рельефа, но в таком случае становится уместным вопрос о целесообразности подобной карты, которая, переходя с одной стороны предел удобочитаемости и ясности, с другой стороны оказывается в значительной мере обесцененной отсутствием такого важного для понимания общей картины данного, как рельеф. Нам кажется, что удобной формы разрешения сложного вопроса историко-археологического картографирования можно искать в ином направлении.
Наша карта масштаба 1 : 100 000, как основная карта территории [179] СССР, издающаяся при этом с географическим описанием, могла бы быть принята для нанесения полностью и сведений археологических. Такие карты можно хранить по отдельным листам в качестве картографированного сводного материала, вовсе не задаваясь целью соединять эти листы вместе для какой-то обширной территории, так как в этом случае мы опять получили бы всю ту сложность и пестроту, которые противоречат элементарным требованиям ясности общей картины, на которую всякая большая карта, а тем более экспонированная, естественным образом будет претендовать. Подробные карты, следовательно, лучше хранить полистно при постоянном, конечно, их дополнении в процессе развития работ по разведке данного коллектива, а также и путем обмена сведениями с иными учреждениями, ведущими работу на той же территории. Все археологические знаки на таких листах непременно должны иметь номерацию, соответствующую объяснительным письменным материалам со ссылками на дневники, отчеты, литературные данные и иные источники, на основании которых карта составляется.
Рис. 66.
Но такая рабочая, справочная карта, конечно, не будет конечной и единственной формой. На основании ее всегда возможно будет составлять специальные тематические карты, весьма нужные как для научно-исследовательских целей, так и в качестве удобопонимаемого экспоната в соответствующих музеях. Что касается тематически ограниченных историко-археологических карт, то их осуществление не встречает никаких технических препятствий, и такие карты, очень нужные, а также в большинстве случаев и вполне удобные для пользования, составляются и издаются как у нас, так и за границей.
Для каждой карты приходится разрешать прежде всего один технический вопрос: как достигнуть того, чтобы историко-археологическая легенда резко выступала, не смешиваясь с общими цветными и черными обозначениями и линиями? В финляндском атласе многокрасочные археологические карты Финляндии напечатаны в [180] бледных тонах, даже названия населенных пунктов, а археологические условные знаки, напротив, в интенсивных цветах (красный, синий), благодаря чему карты эти очень четки и наглядны.
Комиссия Германского археологического общества издала свои археологические карты таким же образом.
Что касается условных знаков, то при составлении тематических карт обыкновенно пользуются произвольно избираемыми простейшими значками, как треугольник, кружок, крестик, и т. п., прилагая к карте их объяснения. Значки эти печатаются черным, синим или красным цветами. Так, например, на одной из карт Германской комиссии дано распространение на территории Германии бронзовых топоров 5 различных типов с обозначением мест находок пятью различными знаками синего цвета (рис. 66), на приведенной выше финляндской карте стоянки и находки каменного века обозначены красными кружками и т. д.
Тематика таких специальных карт может быть весьма различной. Вопрос этот в полном его объеме, как общая проблема графического изображения археологических фактов, выходит за пределы задач полевых работ и, следовательно, не подлежит детальному рассмотрению на этих страницах.
Помимо пользования готовыми картами во время подготовки к исследованиям, в процессе полевых работ, а также при обработке и своде результатов разведок исследователю постоянно приходится самому составлять небольшие планы на основании глазомерных, полуинструментальных, а иногда и точных инструментальных съемок. Наиболее простые и применимые виды археологических съемок нами будут рассмотрены в дальнейшем.
При изучении вещественных памятников в поле, помимо их нанесения на карту исследуемого района условными знаками, может потребоваться и составление на месте специальных планов, пелью которых будет воспроизведение памятников в характеризующих чертах плана, рельефа и с показанием их связи с окружающей природной обстановкой. Задача эта, однако, будет не одинаковой для всех возможных в полевой работе случаев, соответственно этому и способы съемки могут быть различными, начиная от наброска в записной книжке и кончая работой с точными геодезическими инструментами. Однако при разведочной работе, особенно в условиях территориальных обследований, имеющих задачей обнаружение и предварительную характеристику вещественных памятников прошлого, приходится преимущественно производить съемки небольшой точности, не требующие значительного времени и громоздкого снаряжения и дающие результаты, отвечающие требованиям подобного рода полевых археологических работ. На краткой характеристике приемов таких съемок мы остановим наше внимание, ограничиваясь главным образом прикладной стороной этой техники и не задаваясь [181] целью исчерпывающего изложения, что можно найти в соответствующих руководствах.25)
Перспективная съемка. Перспективным планом местности называется изображение ее в таком виде, в каком она представляется нашему глазу, в отличие от плана топографического, который будет давать изображение той же местности, но в горизонтальной ее проекции. Перспективным планом будет, таким образом, всякий четко исполненный с натуры рисунок, воспроизводящий взаимоотношения основных черт ландшафта и местных предметов. В отличие от топографических планов, перспективные рисунки будут всегда иметь преимущество большей наглядности, и с этой стороны могут обегчать ориентировку в общей обстановке местности и при последующих работах. В особенности подобные съемки будут полезны для гористой или пересеченной местности со сложным рельефом, затрудняющим выявление даже памятников старины, уже отмеченных на карте. С другой стороны перспективные планы не могут иметь той точности, какую возможно достигнуть и при глазомерных съемках. Не имея также документальности фотографических снимков, перспективные зарисовки и здесь будут отличаться некоторыми положительными сторонами — желаемой степенью наглядности и четкости, возможностью одновременно на таком плане наносить некоторые условные обозначения, особенно ясно выделять вещественные памятники прошлого или отмечать их местоположение значками. Возможно также и несколько удлинять перспективу на плане, воспроизводя местность с воображаемого, более высокого уровня, чем будет достигнута еще большая наглядность.
Перспективные планы, не заменяя фотографических снимков и топографических планов, могут быть хорошим к ним дополнением.
Быстрые съемки небольшой точности. Для целей воспроизведения памятников с прилегающей местностью существующие карты не достаточно подробны, а детальные планы могут оказаться или устаревшими, или не отображающими именно тех данных, которые для полевого археологического обследования будут иметь первостепенное значение. Вследствие этого при производстве полевых разведок исследователю обычно приходится самому производить съемки и характеризовать памятники с их окружением специальными планами.
Быстрые съемки небольшой точности могут быть трех видов: глазомерными, полуинструментальными и инструментальными. Глазомерными называются такие съемки, при которых пользуются простейшими инструментами, дополняя эту работу промерами расстояний шагами или определяя их на глаза, а иногда и вовсе не пользуются никакими инструментами. При полуинструментальной съемке точным образом наносятся лишь главнейшие данные, все же остальное воспроизводится на глаз. Наконец инструментальной съемкой будет называться работа по составлению плана, когда все нужные данные будут получаться помощью точных инструментов. [182]
При полевой работе преимущественно приходится пользоваться глазомерной и полуинструментальной съемками, которые мы и рассмотрим.
Всякая съемка, независимо от степени точности приемов, будет состоять из следующих основных действий: 1) измерения линий на местности с нанесением их на бумагу в масштабе плана, 2) измерения углов или определения направления линий, с нанесением этих данных на бумагу и 3) определения высот точек на местности. Работы эти исполняются различными приемами, и от них будет зависеть точность нашего плана.
Измерение линий. Измерение расстояний при быстрых глазомерных съемках производится на глаз. Этот простейший прием применяется, впрочем, и при полуинструментальных съемках, но в этом случае только для определения второстепенных данных при окончательной прорисовке плана. Определение расстояний на глаз требует известного опыта, который приобретается в процессе работ, когда длина линий, определяемая глазомерно, может быть проверена шагами, шнуром, лентой и т. п. Более точным приемом будет измерение расстояний шагами, что можно применять или полностью во всех случаях прямых промеров, или только в дополнение данных, полученных с помощью инструментов. Производя такую работу, съемщик заранее должен знать среднюю величину своего шага, которую необходимо установить, пройдя, например, расстояние в 200 м три или четыре раза, каждый раз с подсчетом шагов, а затем определить и среднюю величину. У большинства людей длина шага бывает около 0,72 м. Точность измерения линий шагами бывает не выше 2%, но она может быть достигнута при условии, когда съемщик будет итти по прямой линии, не уклоняясь по сторонам, ровным шагом.
Гораздо более точным способом измерение линий можно произвести рулеткой, стальной лентой или мерной цепью, особенно удобно пользоваться для этого цепью. Цепь состоит из звеньев (70 или 100), сделанных из железной проволоки и соединенных кольцами, на концах цепи имеются большие кольца для надевания на крайние колья. Для большей точности желательно одно и то же расстояние измерить 2-3 раза. Работа с цепью производится вдвоем.
При любом приеме измерения расстояний мы получим длину линий, проложенных на поверхности земли, которая может иметь вид наклонной плоскости; таким образом мы не получим горизонтального заложения, которое нам необходимо. Особенно часты такие случаи при съемках городищ, рельеф которых бывает выражен насыпями, валами, рвами и т. п., с довольно крутыми иногда склонами. Для того, чтобы, измерив между двумя точками расстояние по наклонной плоскости, получить затем величину соответствующего горизонтального заложения, пользуются особыми таблицами, имеющимися в каждом руководстве по топографии. Для определения поправки к наклонным промерам по таким таблмцям необходимо знать и угол наклона, следовательно, помимо измерения линии, [183] в таких случаях съемщик должен будет иметь и какой-либо угломерный инструмент.
Рис. 67.
Измерение углов наклонения. Инструменты, служащие для определения углов наклона линий на местности, называются эклиметрами. Простейший эклиметр, рекомендуемый нашими руководствами, может быть сделан каждым. Он состоит из линейки (рис. 67), вращающейся на шесте с заостренным концом, к линейке прикрепляется полукруг с градусными делениями и нитью с отвесом. При горизонтальном положении линейки нить отвеса будет проходить через ноль на делениях полукруга, с уклоном же линейки мы будем таким же образом получать градусные величины на полукруге, которые будут соответствовать углу наклона местности. Визировать, т. е. направлять линейку, следует на верхушку шеста такой высоты, как и шест эклиметра.
Существуют эклиметры более сложного устройства, дающие и более точные показания, но в продаже они встречаются редко и ценятся довольно высоко.
Определение направления линий и углов. Работа эта может производиться двумя способами: 1) графически, непосредственно на бумаге и 2) с помощью угломерных инструментов.
Первый из этих способов имеет то важное для полевой [184] археологической разведки преимущество, что весь процесс съемки и является составлением плана, в то время как при пользовании угломерными инструментами сначала устанавливаются градусные показатели для направлений, а затем уже данные этим путем построения наносятся на план. Рассмотрим сначала приемы работы при углоначертательном, или графическом, способе получения линий. В этом случае необходимо иметь следующие принадлежности: 1) картонную папку (планшет) с прикрепленной к ней бумагой; планшет можно сделать самому или приобрести готовый, 2) компас, который должен быть прикреплен к планшету так, чтобы внутренний его диаметр (С–Ю, N–S) был параллелен одной из сторон планшета, 3) масштабная линейка с гранью для визирования.
План должен давать изображение местности в горизонтальной проекции и расположение местных предметов в том отношении, которое соответствует действительному, вследствие чего планшет во время съемки должен держаться в горизонтальном положении и быть ориентированным всегда одинаково по компасу, т. е. чтобы при каждом действии с планшетом стрела компаса совпадала с его диаметром (С–Ю, N–S).
Рис. 68.
Приводим два приема работы с планшетом при глазомерной съемке являющихся основными. В первом случае (рис. 68) на планшете у нас нанесена уже линия ab в масштабе, соответствуя действительному расстоянию на местности между двумя точками А и В. Нам остается, пользуясь этими двумя опорными точками, нанести на план ряд других точек местности, сохранив между ними соотношения, какие имеются в натуре. Представим себе, что в стороне от нашей линии АВ имеется дерево или иной какой-либо предмет, который нужно фиксировать на нашем плане. Став для этого в точке А, ориентируем планшет по компасу (магнитная стрелка по диаметру С–Ю) и, держа его неподвижно на уровне глаза, направляем линейку так, чтобы край ее пришелся на линии ас. Прочертив это направление, мы таким образом графически получим тот искомый угол bac, который при ином приеме съемки будет определяться угломерным инструментом. Перейдя затем в точку В, место которой на плане у нас отмечено буквой b, мы сделаем то же самое в отношении точки С, и таким образом получим на плане в пересечении двух линий точку С. Треугольники abc и ABC будут подобными. Зная наш [185] масштаб, т. е. отношение линии плана ab к действительной линии на местности АВ, мы нашим графическим построением определили местоположение точки С на плане в таком же соотношении. Такое визирование называется прямым, а способ определения местоположения предметов пересечением линий — прямой засечкой. Таким образом, имея определенный участок для съемки, мы можем промерить продольную на нем линию, от которой прямыми засечками в одну и другую сторону нанесем местоположение ряда предметов, дополнив план деталями глазомерно. Другой способ, применение которого представляется удобным, например, для составления плана городищ, будет заключаться в обходе с планшетом периметра снимаемого участка (рис. 69). Начиная нашу работу в точке а, визируем на точку б и, пройдя это расстояние, отмечаем его на планшете по масштабу шагов а–б, а затем ориентируем наш планшет в новой точке стояния б, визируем на точку в и так продолжаем до увязки периметра отека. {так. OCR}
Рис. 69.
Из описания этого приема съемки видны все его недостатки, которых немало. Прежде всего мы здесь встречаем большие трудности при визировании с помощью линейки, когда приходится одновременно держать в горизонтальном положении планшет так, чтобы диаметр компаса С–Ю не отошел от стрелки, и в это же время устанавливать в нужном направлении визирную линейку. В этих действиях в сущности и заключаются причины неточностей планов, исполненных подобным приемом. Несравненно точнее будут планы, исполненные мензульной съемкой.
Мензульная съемка. Система съемки здесь остается такой же, как и при планшетных съемках, разница будет заключаться в том, что планшет заменяется чертежной доской, укрепленной на штативе, а визирование производится при помощи медной линейки с диаметром [186] (алидада). Таким образом, здесь устраняются главные причины погрешностей, свойственные съемке с ручным планшетом.
Мензула, имеющая вид столика, состоит из планшетной квадратной доски, подставки и штатива. Подставка связывает доску со штативом и имеет приспособления для установки мензулы в горизонтальном положении, а также и для центрирования, т. е. для установки доски над данной точкою местности. Мензулы бывают различных систем в зависимости от устройства подставки, у нас в СССР наиболее распространенной является мензула системы Рейссига, видоизмененная и усовершенствованная Военно-топографическим управлением. Мензульной доске придается горизонтальное положение с помощью уровня, который должен дать горизонтальное показание доски в двух различных направлениях. Установив мензулу в желаемой точке местности и приведя в горизонтальное положение, мы визируем на избранные точки местности, пользуясь при этом не простой деревянной линеечкой, а так называемой алидадой, что обеспечит нам гораздо большую точность в работе.
Обыкновенная алидада представляет собой медную линейку со скошенными краями, на концах которой имеются две медных прорезных планки на шарнирах, которые в момент визирования ставятся в вертикальном положении. Планки эти, называемые диоптрами, имеют сквозные прорезы узкие и широкие, причем в широких натянуты перпендикулярно к линейке волоски для более точной установки алидады на визируемый предмет. Установка мензулы над определенной точкой местности производится при помощи так называемой вилки, или отвеса, прикрепляемого к мензуле, так что шнур с отвесом может быть фиксирован на любой точке плана, связать которую таким образом с точкой на местности не составит труда. Что касается ориентирования мензулы, то оно достигается при помощи буссоли таким же приемом, каким это делается при планшетной съемке, пользуясь ксмпассм.
Дальнейшее развитие и уточнение съемки, основанной на графическом или углоначертательном способе, будет выражаться в замене алидады кипрегелем — линейкой с оптической трубой. Кипрегель дает возможность не только уточнить определение направлений при дальних расстояниях, но этим инструментом можно пользоваться и для высотных измерений.
Мензульная съемка имеет все преимущества перед глазомерной съемкой с планшетом, но этого недостаточно еще для того, чтобы применение мензулы можно было рекомендовать для всех случаев археологических съемок. Для нанесения на план, например, курганов, составляющих могильник, планшетная съемка может дать совершенно удовлетворительный результат, она будет вполне пригодной и для составления планов небольших и простых по очертанилм городищ, но если мы зададимся целью передать на плане городище большой площади, при ограде сложного очертания и с различными остатками конструктивного порядка, то глазомерная [187] съемка может оказаться недостаточной, и тогда придется прибегнуть к мензуле и алидаде, а еще лучше — к мензуле с кипрегелем.
Существенным недостатком мензульной съемки, между прочим, является большая громоздкость снаряжения, которая при постоянных передвижениях разведочной партии явится большим неудобством, с другой стороны следует учитывать и то, что съемка с мензулой потребует и несравненно большего времени. Мензулу возможно, конечно, облегчить за счет сложного устройства подставки и массивности ножек штатива, что мною было испробовано с использованием обыкновенного лесного фотографического штатива, но выигрыш в легкости получится ценой потери очень существенных свойств стандартной мензулы, а самая легкость конструкции может стать большим неудобством, например, при сильном ветре, когда окажется невозможным укрепить этот инструмент в неподвижном состоянии (испытано на практике).
Второй вид съемок основывается не на графическом нанесении на план углов и направления, а на определении углов при помощи угломерных инструментов, на основании чего составляются и планы. Инструменты, помощью которых можно определять или строить углы в градусах, разделяются на: 1) инструменты с градусными делениями, позволяющими иметь величины углов в долях градусов, и 2) инструменты с постоянными углами в 90°, 45°, 135° и 180°, называемые эккером. Простейшим угломерным инструментом является буссоль с диоптрами, дающая возможность определять румбы и азимуты отдельных линий с точностью до 1/4°. Главными частями буссоли будут: магнитная стрелка, свободно вращающаяся на укрепленном в центре остром шпиле, кольцо с градусными делениями и диоптры, прикрепленные к краям буссоли по направлению диаметра — 180° — предметный (с волоском) и глазной (с узким отверстием). Буссоль помещается на штатив при помощи втулки, надеваемой на цапфу штатива.
Главная работа с угломерными иниструментами, в частности и с буссолью, будет сводиться к установлению магнитных азимутов (или румбов). Магнитным азимутом какого-либо направления называют угол, образуемый осью магнитной стрелки и линией визирования по данному направлению, причем счет азимута в градусах определяется отсчетами от северного конца стрелки до направления на линию визирования через восток от 0° до 360°. Истинный азимут будет отличаться от указанного магнитного, являясь градусным выражением угла между линией визирования и географическим (а не местным) меридианом. Если угол между магнитной стрелкой и линией визирования отсчитывается от обоих концов стрелки (от 0° до 90°), то такой угол называют магнитным румбом.
Более точным инструментом для определения углов будет астролябия, дающая возможность устанавливать горизонтальные углы с точностью до 1 от 5 минут.
Недостатки в точности, присущие простым угломерным инструментам, включая и астролябию, устранены в сложном инструменте [188] с оптической трубой и рядом приспособлений для плавного движения, удобства центрирования и пр., который называется теодолитом. Однако этот инструмент, весьма громоздкий и требующий крайней осторожности при его перевозке, дающий к тому же такие возможности в уточнении измерения углов, которые превышают требования разведочных археологических съемок, мало для нас пригоден. Для съемки относительно небольших участков, как это обычно приходится делать в нашей практике, буссоль с диоптрами, устойчиво соединенная со штативом, может дать желаемую для археологического плана точность.
Нам остается еще упомянуть об угломерных инструментах с постоянным углом визирования, т. называемых эккерах.
Съемка эккером. Эккер имеет вид металлической полой коробки цилиндрической, круглой или иной формы, в которой прорезаны сквозные отверстия для визирования. Отверстия эти размещены таким образом, что, установив эккер в какой-либо точке на местности и ориентировав его одной парой визирных отверстий в желаемом направлении, мы можем, не меняя его положения, визировать через другие отверстия и проложить на местности направления перпендикулярные к основной линии или под углом в 45°. Способом провешивания линий на местности удобно пользоваться и при археологических разведках, например, для съемки абриса городищ, но существенным недостатком эккеров является трудность их установки в вертикальном положении, в особенности когда эккер надевается на простую палку. Опыт показал, что для установки эккера с такой степенью точности, чтобы избежать грубых ошибок в определении углов, приходится тратить немало времени. Такую же работу в сущности можно исполнить и буссолью с диоптрами, причем, если буссоль хорошо будет связана со штативом, результаты будут лучшими в смысле точности.
До сих пор мы рассматривали способы производства простейших съемок местности в ее горизонтальной проекции, но этого для археологических планов в большинстве случаев будет недостаточно, и потребуется съемка вертикальная, с помощью которой наш проекционный план будет дополнен высотными данными с изображениями основных черт рельефа снимаемого участка.
Вертикальная съемка. Целью археологических высотных съемок будет установление ими профиля какого-либо памятника старины по определенному вертикальному сечению (кургана, городища, стоянки с частью берега и т. п.), или графическое изображение рельефа в границах определенного участка (городище, курганные насыпи, иные памятники старины, выраженные в рельефе). Подобные съемки будут иметь е основании определение относительных высот отдельных точек снимаемого участка. Из существующих в геодезии трех различных приемов определять относительные высоты для наших целей наиболее удобным будет так называемое геометрическое нивелирование, производимое от горизонтальной линии. Инструменты, дающие такую горизонтальную прямую линию, [189] весьма разнообразны по своему устройству, начиная от простейших, которые возможно приготовить каждому, и кончая такими сложными инструментами, какими являются нивелиры с оптической осью.
Простейший из нивелиров основан на свойстве жидкости иметь одну поверхность в одной горизонтальной плоскости в двух отдельных, но сообщающихся между собой сосудах. Если две стеклянных трубки нижними концами будут соединены с резиновой трубкой, то при помощи такого прибора мы в состоянии будем определить две точки, находящиеся на одинаковой высоте, или установить превышение одной точки над другой. Если длинные стеклянные трубки прикрепить к рейкам с делениями, соединив их внизу длинной резиновой трубкой, то это будет инструмент, довольно удобный для работы, например, в условиях раскопок или при обмерах построек; в иных случаях такой нивелир с успехом может быть заменен мерным брусом с уровнем, относительно удобным при профильной нивелировке.
Рис. 70
Для нивелировки с помощью бруса предварительно провешивают линию, по которой желательно получить профиль, и натягивают шнур, укрепляя его в местах перегибов местности колышками. Прибор (рис. 70) состоит из прямого бруска в 2 м длиной с отмеченными делениями, прикрепленного к нему уровня и двухметровой рейки с делениями. Работа производится в таком порядке: одним конусом брусок устанавливается на начальный пункт и приводится в горизонтальное положение при помощи уровня в направлении, соответствующем провешенной линии. К свободному концу бруса приставляется в вертикальном положении рейка, в месте касания которой с землей мы забьем второй пикетный колышек. Таким образом мы определим превышение пикета № 1 над пикетом № 2, которое равно будет отсчету по рейке между уровнем пикета № 2 и нижним краем переднего конца бруса. Работа будет продолжаться в порядке последовательных перемещений бруска на пикеты 2-й, [190] 3-й, 4-й и следующие до конца намеченной для нивелировки линии. Каждый раз мы будем получать разницу в уровне двух соседних пикетов, находящихся на расстоянии двухметрового горизонтального заложения. Все полученные отметки мы можем свести к одному высотному показателю, от которого просто будет вычислить высотные данные для каждого пикета, а затем и вычертить нужный профиль. Недостатком этого способа является частое перемещение мерного прибора и зависимость каждого нового отсчета от предыдущего; это влечет за собой при большой протяженности нивелируемых профилей значительное накопление ошибок, но при небольших расстояниях и при точности в работе, как показывает опыт, этот прием дает вполне удовлетворительные результаты. Таким же приемом возможно производить и нивелировку площадей в целях воспроизведения в горизонталях всего рельефа. Таким способом, между прочим, исполнена была нивелировка стоянки на Чудацкой горе, план которой в горизонталях мы привели на рис. 21. Однако для подобных целей несравненно удобнее будет пользоваться нивелиром с оптической трубой, помощью которого возможно определить высотные данные для любых видимых точек и этим избежать неизбежного накопления ошибок при повторных измерениях, на каждых двух метрах последовательных установок мерного бруса.
Нивелиром называется инструмент на штативе, существеннейшей частью которого является оптическая труба, ось которой устанавливается в горизонтальном направлении. Высотные отсчеты производятся на рейках с делениями, которые последовательно устанавливаются на точках местности, относительную высоту которых нам нужно определить.
Сохраняя основные черты устройства, нивелиры различаются как в деталях, так и по части оптики: труба может быть большей и меньшей, в связи с чем работу возможно будет производить на больших или коротких расстояниях. Для надобностей археологической полевой работы, вследствие того, что работу приходится вести преимущественно на коротких расстояниях, вполне пригодными следует считать нивелиры легкой системы, которые, между прочим, будут иметь преимущество и большей портативности всего снаряжения.
Организуя работу разведочной экспедиции, всегда следует заблаговременно приготовить инструменты и все нужные приспособления для съемки, а в составе отряда должно быть лицо, практически знакомое с приемами съемок. Владеть техникой съемок в пределах указанных здесь приемов необходимо каждому исследователю, производящему изучение вещественных памятников в полевой обстановке, так как планы должны будут отображать археологическую характеристику обследуемых памятников, а не топографическую вообще. Оценка признаков, подлежащих съемке и нанесению на план, как и производство съемки в нормальных условиях должны исполняться самим исследователем. [191]
В условиях полевой разведки и при частичных раскопках могил могут встретиться различные сооружения как в разрушенном, так и в целом виде, изучение и графическое воспроизведение которых потребует применения специальных приемов работы, в общем близких к тем, какими пользуются у нас архитекторы-археологи при исследовании древних зданий. Отличие будет главным образом в том, что приемы точных обмеров, применявшиеся, например, П. П. Покрышкиным при исследовании памятников зодчества, могут оказаться превосходящими ту точность, которой было бы достаточно для воспроизведения каменной гробницы, дольмена, катакомбы и т. п. С другой стороны, если очень часто в зависимости от изучаемого памятника и окажется возможным точную архитектурную систему упростить, то этого следует достигать уменьшением числа отдельных точек, определяемых промерами, без нарушения основ системы, которые должны быть сохранены во всяких случаях.
При зарисовке какого-либо сооружения, если не будет определено точное положение хотя бы нескольких его точек, очень трудно будет воспроизвести настоящую форму во всех соотношениях ее частей, получится неизбежное в таких случаях искажение с потерей, быть может, существенных особенностей конструкции. Следует отметить, что при зарисовках на глаз обычно линии выпрямляются, и формы получают вид геометрических фигур, каких не имеют в действительности. Если такие рисунки впоследствии подвергнутся каллиграфической обработке при отделке их «набело», то, действительно, памятник может оказаться неузнаваемым. Подобных примеров нам известно немало, особенно в области «этнографии» и «доисторической археологии», где традиционная их обособленность долгое время оправдывала и своеобразное, упрощенное отношение к памятникам строительства.
Не улучшится работа по изучению древних сооружений и в том случае, если мы будем применять точные приемы обмеров, но без системы и без плана. Начинать изучение древнего памятника следует с предварительного осмотра и установления основных его конструктивных данных, к которым и должен быть применен прием точного обмера.
Система обмеров основана на построении треугольников и точном измерении прямых линий. Построение треугольников производится таким же приемом, каким пользуются и при геодезических съемках, т. е. измеряется точно одна определенная линия, которая принимается за базу. От этой базы мы можем определить местоположение любой точки как с одной, так и с другой стороны, путем промеров от концов нашей базы к избранной точке. Это технически называется определением точек засечкой.
В качестве примера приводим часть чертежа древнего здания [192] с показанными линиями промеров к точкам, определяющим с точностью план этого сооружения (рис. 71).26)
Рис. 71.
Как видно на рисунке, весь план внутри помещения составлен был на основании целой сети треугольников, помощью которых засечками определялось положение отдельных точек в углах и на закруглениях стен. Подобными промерами можно достигнуть цели, однако, только при условии, когда все точки будут находиться в одной горизонтальной плоскости. Для установления в сооружении одной или нескольких горизонтальных плоскостей для съемки плана пользуются обычно стеклянными трубками, соединенными резиновой трубкой, которые наполняются водой. Имея данную высотную точку, к ней приставляют одну из трубок, а вторую перемещают в ином месте до того момента, когда уровень воды у начальной точки сравняется с уровнем во второй трубке, тогда в этом месте делают на стене отметку, которая будет соответствовать горизонтальной поверхности, проходящей и через заданную точку.
Действуя таким образом, мы сможем, исходя из любой произвольной точки, сделать отметки соответствующей горизонтальной поверхности как внутри, так и на наружных сторонах сооружения. Все треугольники в рассмотренном примере имеют базисом или прямую линию на стене здания, или линию между двумя углами постройки. За базис для обмеров может быть принята и любая [193] прямая линия, не связанная непосредственно с самой постройкой, отмеченная шнуром или медной проволокой, туго натянутой в горизонтальном положении. Такой шнур (проволока) называется в технике обмеров — причалкой. На приводимом рисунке видно, что для определения точек наружного абриса плана здания при производстве соответствующих обмеров пользовались причалками, проложенными в трех направлениях. В случаях сложного плана причалка может быть протянута в форме ломаной линии или с ответвлениями. Во всех подобных случаях работу по обмерам необходимо начинать с нанесения на план причалок в избранном масштабе, с точным сохранением углов их пересечения.
Но для характеристики сооружения в полном его виде одного горизонтального плана может оказаться недостаточным, как, например, в случаях исследования катакомб, дольменов, склепов, и необходимо будет сделать один или несколько чертежей разреза сооружения в вертикальных поверхностях. Такую работу можно исполнить теми же приемами, которые мы указали и для планов горизонтальных, но необходимо будет обеспечить точную увязку разрезов и плана, для чего их необходимо сомкнуть по крайней мере в двух общих точках.
С такими общими сведениями возможно приступить к обмерам несложных сооружений, устанавливая детали работы каждый раз в зависимости от конструктивных особенностей памятника. При обмерах необходимо иметь следующие принадлежности: 1) рулетку с матерчатой или стальной лентой; рулетку необходимо предварительно проверять; во всяком случае обмеры сооружения следует производить одною и той же лентой; 2) отвес на тонком прочном шнуре; 3) прочный шнур или, лучше, тонкую медную проволоку для причалок; 4) нивелир для ватерпасов, т. е. для отметки горизонтальных линий на стенках сооружения; простейшим и удобным для подобных работ нивелиром может быть прибор из двух стеклянных трубочек и длинной резиновой трубки; 5) буссоль для ориентировки плана; 6) складной метр.
В процессе полевых разведок исследователю приходится не только чертить планы, зарисовывать могилы и различные памятники, но и воспроизводить в рисунке древние предметы, хранящиеся в местных музеях и относящиеся к обследуемому району.
За годы революции прежние музеи значительно пополнились новыми материалами, наконец возникли в большом числе и новые музеи, ведущие работу по собиранию вещественных памятников прошлого. Эти материалы, часто весьма ценные в научном отношении, в большинстве своем еще не опубликованы и остаются неизвестными широким научным кругам. Экспедициям необходимо устанавливать связь с местными музеями не только для взаимной увязки исследовательских планов и согласования работ, но и для изучения коллекций, зарисовок и фотографирования памятников, имеющих [194] отношение к темам обследования. Зарисовки можно рекомендовать делать на карточках разработанного и установленного для экспедиции типа, за исключением, конечно, отдельных случаев, когда размеры предмета и сложность деталей могут потребовать рисунка больших размеров. Естественным порядком возникает вопрос о карточках стандартного типа для нанесения изображений вещественных памятников, которыми могли бы в повторных экземплярах обмениваться центральные и местные научно-исследовательские организации, но пока, до его разработки и разрешения, желательно было бы обратить особое внимание на составление карточек экспедициями. Приводим в качестве примерной карточку одной из экспедиций ГАИМК, составлявшуюся в течение ряда лет по материалам музеев края, вовсе, впрочем, не предлагая ее за совершенный образец. На карточке (рис. 72) помещен рисунок (может быть и фотографический снимок), а в ряде граф приводятся сведения о самом предмете. В левом верхнем углу оставлено свободное место для обозначения шифра соответственно классификации материалов картотеки.
Ш и ф р. |
Кабардино-Балхарская авт. обл. Село Каменномостское |
Архаическая формация. Скифская стадия. |
Музей Кабардино-Балкарский областной музей г. Нальчик Инвентарь = |
Находка Могильник у села Каменномостского. Погребение открыто 5 мая 1921 г. Могила грунтовая, в виде склепа. Вместе с кинжалом найдены: 1) жел. копье, 2) точильный камень, 3) бронзовая пуговица, 4) бронзовая застежка (см. особую карточку) |
|
Зарисовка 1928 г. Сев.-Кавказская экспедиция. Издано — |
Предмет Железная рукоятка кинжала с медной (бронзовой) перекладиной и навершием. От лезвия сохранилась небольшая часть. С обратной стороны клинка заметны остатки дерева (ножны). |
Рис. 72. [195]
|
|
|
|
|
|
Зарисовки предметов должны удовлетворять двум главнейшим требованиям: 1) предмет должен быть точно воспроизведен во всех своих характерных чертах и 2) изображение должно быть четким и годным для воспроизведения в печати. Остановим на некоторое время наше внимание на первом требовании. Существуют предметы, которые достаточно зарисовать лишь с одной стороны, например, плоские бляшки с изображением или отдельный орнаментальный мотив, вообще все то. что может быть выражено рисунком в одной плоскости. В большинстве же случаев, когда предмет выражен характеризующими чертами в двух различных поверхностях или даже в трех, то одного рисунка будет недостаточно. Постараемся показать это на примерах. На рис. 73 воспроизведена прорезная медная литая подвеска, плоская и одинаковая с двух сторон. В этом случае одного рисунка будет достаточно, но при зарисовке фибулы (рис. 74) с той стороны, где полнее видна ее конструкция, необходимо было дать отдельный рисунок той гравировки, которая имеется с обратной стороны на украшенной ее части. Иногда бывает необходимым для полной характеристики древнего изделия воспроизводить его с двух сторон, как это видно, например, на рисунке фибулы (рис. 75). Несколько сложнее представляется задача зарисовки предметов округлой формы, в особенности если на их поверхностях имеются [196]
Рис. 77. → |
изображения или орнамент, или предметов сложного устройства, которые могут потребовать составления даже ряда аналитических чертежей. Из объектов этой категории исследователю чаще всего приходится иметь дело с глиняной посудой, которая для древних поселений является преобладающим материалом. Способ графической характеристики этих изделий часто осложняется тем, что сосуды мы находим в форме отдельных разрозненных обломков, и материал этот (черепки) всегда требует длительной подготовительной работы вообще, в частности и особых приемов зарисовки, которую в данном случае можно будет назвать реконструктивной. На рис. 76 изображен древний сосуд с нарезанными на его поверхности прямыми линиями в различных сочетаниях. Изображения эти, не дающие орнаментального ритмического ряда, повидимому, являются идеографической композицией, покрывающей весь сосуд. При изображении с одной стороны или даже с нескольких сторон мы не получим столь полной картины, какую будем иметь в [197] рисунке всей композиции в развернутом виде (рис. 77). При изображениях техники линейной резьбы по гладкой поверхности можно получить довольно точное ее воспроизведение путем сплошного заштриховывания бумаги, положенной на копируемый рисунок. В данном случае копирование на выпуклых поверхностях сделано было по отдельным участкам, и они составлены затем в радиальном расположении по обмерам.
Рис. 78.
Цельные сосуды желательно изображать в точном профиле, с сохранением всех неправильностей формы, которые могут быть, между прочим, весьма значительными для керамики, сделанной не на гончарном круге. Для подобного изображения следует пользоваться приемами обмера, основанными на системе координат. Рис. 78 показывает, как производится такая работа. Сосуд помещается на месте бумаги, затем карандашом, тонко очинённым, не поднимая сосуда, прочерчивается его дно снаружи, затем, приставив в радиальном к сосуду положении треугольник, отмечают на чертеже точку d no величине линий ас и cd, а при помощи второго треугольника определяют место точки f по величинам линий ас, cd и ef и т. д. Таким образом мы можем передать профиль одной стороны сосуда, а затем и другой, после чего получим его полное изображение. Сантиметровые деления на вертикально стоящем треугольнике желательно предварительно перечертить карандашом поперек всего треугольника для того, чтобы второй треугольник можно было ставить нижним краем в горизонтальном положении.
Несколько сложнее будет прием составления реконструктивных рисунков по фрагментам керамики, а между тем материал этот очень часто является почти единственным источником для характеристики поселений и городищ. Фотографические снимки с черепков, разложенных в горизонтальной плоскости, могут передать орнаментальные элементы и фактуру поверхностей, нам же следует стремиться [198] к тому, чтобы найти способ поставить фрагмент в то положение, которое соответствовало бы форме целого сосуда, и дать его изображение в таком виде. Если мы имеем очень много черепков относящихся к существовавшим сосудам, то внимательный их разбор и группировка по совокупности признаков всегда дадут возможность приблизительно установить типы сосудов, которым принадлежат эти обломки. Но такую работу, требующую затраты большого времени, провести в местном музее во время разведочной поездки едва ли удастся, почему мы на этом сейчас и не будем останавливаться, но укажем, впрочем, на прием зарисовки хотя бы венчиков сосудов, что не будет связано с длительной работой, а в то же время может дать понятие и о полной форме. Для того чтобы сделать такую зарисовку, следует сначала установить фрагмент в опрокинутом виде на горизонтальной поверхности так, чтобы край венчика по всей линии плотно прилегал к поверхности стола. Прочертив на бумаге внешний край венчика, держа карандаш в вертикальном положении, мы снимем черепок и по полученной кривой графически определим ее центр и радиус, полагая, что абрис венчика будет иметь фигуру, близкую к кругу. Поставив затем вновь черепок в прежнем положении и укрепив его пластилином или воском, мы при помощи двух треугольников определим положение любых точек как на внешней, так и на внутренней поверхности, и таким образом все данные для зарисовки его профиля, который на чертеже мы повторим и в симметричном положении. Весь рисунок будет иметь вид, показанный на прилагаемом изображении (рис. 79). Подобная реконструкция, не давая большой точности, особенно при черепках небольших размеров, все же дает приблизительное понятие о форме.
Рис. 79.
Второе существенное требование к зарисовкам будет относиться к форме их выполнения, от которого во многом будет зависеть их качество. Зарисовка археологических предметов с технической стороны мало имеет общего с приемами так называемого технического рисования, а еще менее того — с рисунками художественными. В археологическом деле лучшим рисовальщиком всегда будет не техник-чертежник и не художник, какой бы высокой квалификации они не были, а сам исследователь, изучающий вещественные памятники, если он овладеет по существу несложной техникой, так как зарисовки вещественных памятников должны основываться на научной оценке объекта во всех его характеризующих особенностях — [199] прежде всего. Археологические рисунки должны четко передавать и такие детали, которые неспециалисту могут показаться не заслуживающими внимания, а в оценке исследователя они будут иметь свое значение. В рисунках следует избегать лишнего, к штрихованию можно прибегать в крайних случаях, когда этим возможно будет в некоторой степени способствовать четкости и ясности изображения; обращать главное внимание на точность контурных линий, за которыми следует сохранять значение главного средства в археологическом рисовании. Помимо этого, исследователь должен быть знаком и с продукционными возможностями, с которыми должна быть согласована и техника зарисовок.
Фотографирование приобретает все большее значение как в условиях разведочных работ в поле, так и в музеях при съемке предметов коллекций, но следует признать, что современная фотографическая техника, имеющая достижения, которые открывают большие и неожиданные перспективы для всех видов археологической работы, очень мало пока используется на практике. Экспедиции зачастую пользуются аппаратами любительского типа, или в их составе не оказывается лиц, которые владели бы техникой фотографирования в приложении к археологическим объектам.
Известно теперь, что при помощи специальных приборов, комбинированных с фотоаппаратами, возможно делать съемку планов, переводя данные снимков в горизонтальные проекции плана, что вполне может быть применено в некоторых случаях археологических разведок, но пока, сколько мне известно, никаких опытов в этом отношении сделано не было. С другой стороны, значение фотографии в лабораторном исследовании разного рода материалов — огромно, оно подтверждено многими работами, давшими блестящие результаты, в частности исследования при помощи высокой фотографической техники делались и теперь производятся в Институте исторической технологии ГАИМК. Не подлежит сомнению также, что и в условиях изучения вещественных памятников на месте возможно ожидать от научного применения фотографии таких же значительных достижений,27) но мы ограничимся указаниями элементарного характера, сообразуясь с реальными возможностями наших полевых археологических предприятий.
Фотографический аппарат должен иметь определенные качества, отвечающие требованиям и условиям разведочных работ. Он должен быть прочной конструкции (существуют особые камеры, так наз. тропические, выдерживающие резкие перемены температуры и влажности, при этом прочно построенные), портативным, необходимо иметь достаточное количество заграничных кассет, штатив [200] должен быть устойчивым. Металлические штативы известных мне-систем имеют то удобство, что они легки и в сложенном виде занимают малое место, но с другой стороны и их недостатки значительны. Металлические штативы совершенно не пригодны для камер размера 13*18, не давая достаточной устойчивости, но и для легких аппаратов 9*12 они не всегда применимы. При сильном ветре, например, металлические тонкие штативы дают колебания, крайне затрудняющие снимки с выдержкой. Ручные камеры, приспособленные для моментальных снимков, не пригодны для серьезной полевой работы.
Из практики экспедиционных работ и опыта фотографирования коллекций в местных музеях видно, что лучшим апаратом будет камера с двойным растяжением меха, что даст возможность в случае надобности снимать предметы в натуральную величину, с уклоном, матового стекла и объективной доски, с объективом, дающим резкие изображения и без искажения линий. Очень светосильные объективы, даже 4,5, вовсе не являются необходимыми при археологических съемках, к тому же — высокая степень светосилы усложняет работу и при незначительных даже ошибках в экспозиции дает неудачные снимки. Шторные затворы при механизмах, дающих до 1:2000 секунды выдержки, в условиях полевых работ могут портиться, как это бывало не раз со мной, и всякая работа с аппаратом, в таком случае прекращается, так как исправление таких затворов, во время поездки — невозможно, производить же снимки, регулируя экспозицию открыванием и закрыванием крышки объектива рукой, при большой светосиле объектива, — также невозможно.
При выборе аппарата для полевой работы, если такой выбор представляется возможным делать,28) иногда останавливаются на размере 9*12, а в некоторых случаях предпочитают вдвое больший: 13*18. Прежде всего отметим, что с аппаратом на размер 13*18 мы увеличиваем груз фотографического снаряжения не в два раза, а по крайней мере раза в 4; тяжесть перевозимого багажа, особенно при большом запасе пластинок на стекле, будет весьма значительной. Выбор между двумя размерами будет зависеть от обстановки, в какой предстоит работать экспедиции, и от возможностей дальнейшей обработки фотоснимков. Если будет обеспечена возможность сделать увеличения со снимков в желаемом количестве, то возможно пользоваться в полевой работе аппаратом на размер 9*12, при условии его хороших качеств. Если же груз снаряжения не окажется для экспедиции слишком обременительным, а вместе с этим большинство снимков не будет увеличено, то лучше пользоваться аппаратом на размер 13*18. В снаряжении, кроме аппарата и фотопластинок, нужно иметь также мешок для заряжания касет или магазина, фонарь для лаборатории и необходимые принадлежности для проявления некоторых, по крайней мере, снимков [201] на месте. Проявление пластинок во время полевых работ может быть связано иногда с значительными затруднениями, а с другой стороны желательно стремиться к минимальной потере в снимках, помня, что многие темы, например во время раскопок, нельзя уже будет повторить. Проявлять на месте следует особенно ответственные снимки, а также снимки пробные, делаемые в начале работ для проверки экспозиции и повторной проверки качества пластинок.29) (При стационарных же работах следует устраивать лабораторию, чтобы все снимки проявлять на ходу работы).
При фотографировании культурных слоев в поселениях и городищах следует пользоваться исключительно пластинками ортохроматическими.
Необходимым условием для удобства археологических снимков является так называемая уклонная головка штатива, которая позволяет менять угол уклона оптической оси объектива, наклоняя аппарат вверх или вниз. Однако и этого приема оказывается недостаточным. Лауберт («Фотографические процессы», Госиздат, 1930) для фотографирования мелких предметов, размещенных в горизонтальной поверхности, рекомендует штатив специального устройства, который позволяет устанавливать аппарат с вертикальным направлением оптической оси. Это может дать большие удобства не только при фотографировании мелких предметов в музее, но и при съемке погребений, которые в большинстве случаев воспроизводятся в ракурсе, т. е. в искаженном виде, вследствие невозможности установить аппарат в вертикальном положении. Специальный штатив, предлагаемый Лаубертом для снимков могил, можно было бы еще усовершенствовать, увеличив длину ножек штатива на одно звено.
При сниманиии археологических предметов следует ориентировать аппарат так, чтобы оптическая ось объектива пересекла бы снимаемую поверхность в ее средине и под прямым углом. Это необходимо, чтобы избежать искажений. Другое требование к подобным снимкам заключается в том, чтобы предметы, особенно мелкие, были сняты без резких теней. Очень часто в местных музеях древние предметы оказываются нашитыми на картонные таблицы. Помимо того, что такой способ выставления портит хрупкие предметы, это затрудняет и их фотографирование. Для того, чтобы снять мелкие предметы без теней, следует разместить их в желаемом порядке на стекле, положить стекло в горизонтальном положении приблизительно сантиметров на 30-40 над землей (подставив под него что-либо по углам), а под стеклом на полу — разложить лист белой или светлосерой бумаги. Снимки производить сверху, укрепив аппарат в вертикальном положении. Прочные предметы возможно прикреплять воском и снимать стекло в вертикальном положении, ставя сзади лист картона с белой бумагой. В случае сильного бокового освещения, когда противоположная часть предметов в густой тени, [202] рядом следует ставить белый экран для освещения отраженными лучами затененной стороны.
Все фотографические снимки, делаемые во время разведки, необходимо регистрировать в особом журнале с отметками о снятом предмете, положении аппарата (важно при фотоснимках сооружений ландшафта, раскопок), выдержке, диафрагме и времени снимка.
Во многих случаях во время разъездов при разведках встречаются такого рода памятники, которые трудно воспроизвести в рисунке и даже фотографией с желаемой полнотой и точностью; к таким памятникам относятся камни с надписями или рельефными изображениями, знаки и рисунки на скалах и т. п.
С таких объектов возможно снять форму, по которой впоследствии будет изготовлена отливка с позитивным изображением. Для изготовления форм употребляются различные материалы — бумага, фольга, гипс, желатин, каучук и пр. Укажем на наиболее простые способы, обычно применяемые в условиях полевой работы.
1. Бумажные формы. Для того, чтобы изготовить бумажную форму, необходимо предварительно подготовить для этого оригинал, для того чтобы форма свободно от него могла отделиться после высыхания. Предмет смазывают кистью раствором марсельского мыла с водой, после чего на всю площадь изображения накладывают лист непроклеенной бумаги (лучше всего — промокательной) и набивают его мокрой щеткой так, чтобы бумага равномерно покрыла все выпуклости и углубления. Если бумага даст разрывы на резко выраженном рельефе изображения, то это не отразится на качестве формы, так как они будут закрыты следующими слоями бумаги. Окончив работу с первым листом, сверху накладывают и набивают щеткой второй лист, затем третий и т. д. Чем больше листов бумаги пойдет на форму, тем она будет устойчивей, ее прочность можно увеличить еще смазыванием каждого листа жидким раствором сваренного крахмала (картофельного или рисового).
Бумажную форму снимают с предмета после того, как она совсем высохнет.
2. Фольговые формы. С небольших предметов, имеющих тонкие л мелкие изображения, снимаются формы не бумажные, а из иных материалов — желатина, фольги, каучука и пр. Наиболее простым и удобным способом является снятие форм фольгой (станиоль). Тонкий лист фольги накладывают на предмет, осторожно разглаживают рукой и протирают мягкой щеткой до тех пор, пока не получится четкого изображения во всех деталях, после чего форму следует закрепить. Проще всего закрепление сделать сургучом, который плавится на огне, и мягкая его масса накладывается на кусок переклейки ровным слоем, и пока сургуч мягкий, на него накладывают, слегка вдавливая, наш предмет фольгой вниз. Края формы разворачивают и предмет вынимают, пока сургуч еще не затвердел. [203] Фольга с сургучом связываются довольно прочно. Такие формы требуют бумажной упаковки.
Изучая культурные слои в древних поселениях или могилы, мы можем встретить различные остатки, определение которых будет сделано на месте работ, но очень часто будут и такие материалы, которые потребуют детального исследования в различных специальных лабораториях. Так, например, в культурных отложениях возможно без труда установить наличие золы и угля, но для точного определения растительного материала, служившего топливом, потребуется микроскопический анализ специалиста; в культурных отложениях можно заметить прослойки различно окрашенные и имеющие разное сложение, но состав их в точности может быть определен не на месте исследования, а в лаборатории; пыльца растений, являющаяся таким важным показателем для установления растительности времени изучаемой стоянки, также может быть открыта и исследована лишь с помощью микроскопа. Различные строительные материалы (глина, заливка, саманные кирпичи, камни и пр.) требуют тоже изучения в лабораторных условиях, как и всякого рода органические остатки, которые следует брать в большом количестве. Но, помимо того, что материалы эти необходимы для исследований, в некоторых случаях их необходимо будет брать для музейной экспозиции или как показательные образцы, нужные при приготовительных к полевой работе занятиях.
Твердые материалы, после некоторого их закрепления, можно брать каждый в отдельности и упаковывать в свертки, ящики и т. п., но выемку материалов мягких или сыпучих следует производить иными приемами. Здесь возможны два способа: образцы грунта или какого-либо сыпучего или мягкого материала насыпаются в матерчатые чистые мешечки, или же, если мы хотим сохранить материал в его сложении и форме залегания, то он вырезывается в виде т. н. монолитов в размере и форме специально приготовленных для этого ящиков.
Для механического и химического анализа следует брать образцы не менее 100 граммов. Для микроскопического анализа требуется не много материала, но брать его следует с особой тщательностью во избежание загрязнения. Удобнее всего для рыхлого грунта пользоваться стеклянными толстостенными трубками длиной около 10 см, с открытыми концами. Проба в таком случае берется путем вдавливания стеклянной трубки, после чего ее закупоривают по концам.
При вырезке монолитов образец сохраняется полностью в том виде, в каком он был и в отложении. Инструкцией Института геологической карты рекомендуется для этой цели стандартных размеров ящики30) двух размеров: [204] 1) 50*5 см при глубине в 3 или 2 см и 2) 1 м * 20 см при глубине в 10 см. Первый ящик — цинковый, без крышки; второй — деревянный, с крышкой.
Для археологических целей трудно было бы установить какое-либо единообразие в размерах монолитов, так как это будет зависеть от величины желаемой вырезки и может колебаться от небольших относительно размеров 10*5 см и до величины целой могилы. Для небольших монолитов удобно все же заготовлять ящики заблаговременно и различных размеров. Увеличение размера должно быть главным образом в высоту ящика, при ширине не более 20 см и глубине, не превосходящей 10-15 см. Ящики должны быть сделаны из тонких досок сухого леса, с хорошо пригнанными крышками. Выемка монолитов производится в таком порядке: на вертикальную поверхность (или горизонтальную), предварительно чисто срезанную в одной плоскости, накладывается ящик дном кверху. Нажимая его левой рукой, правой постепенно подрезывают грунт у краев ящика так, чтобы стенки его равномерно погрузились полностью, после чего грунт срезывают в косом направлении внутрь с тем, чтобы ящик можно было снять целиком с вырезкой, которую затем осторожно срезывают ножом в уровень стенок ящика и прибивают крышку. Такая работа затрудняется в тех случаях, когда в вырезываемом грунте встречаются камешки, кости, фрагменты керамики и иные твердые предметы, мешающие точному обрезыванию краев монолита. Ящики с монолитом должны быть прочно обвязаны веревкой. При вырезке таких образцов следует на чертеже точно отмечать место выемки, а на крышке ящика отмечать верх и низ. Из опыта видно, что взятые таким образом монолиты хорошо сохраняются при пересылке, даже при рыхлых грунтах. Впрочем, указанной здесь инструкцией рекомендуется сыпучие грунты, состоящие в основе из песка, закреплять на месте раствором целлулоида (кинопленки) в ацетоне или желатина в воде.
Более сложной будет работа по вырезке цельных погребений, но так как необходимость в этом может встретиться и при разведочных обследованиях, то необходимо упомянуть и о ней. В описании этих способов мы пользуемся работой Н. Л. Эрнста, откуда заимствуем и воспроизводимые иллюстрации (рис. 80).31)
Первый способ, относительно простой, заключается в том, что под могилой вдоль прорезывается или пропиливается грунт в горизонтальном направлении, и постепенно продвигается под могилу лист кровельного железа. Когда железо будет подведено под весь срезанный участок, лист этот вместе с могилой осторожно передвигают, не меняя его горизонтального положения, и помещают на заранее приготовленную прочную деревянную платформу, которая и послужит дном упаковочного ящика. Применение такого способа, однако, возможно лишь в мягких грунтах, в иных же условиях, [205] особенно в каменистой почве, следует пользоваться приемом, выработанным Эрнстом.
Рис. 80.
На первом изображении (рис. 80) виден процесс работы. Вокруг могилы грунт был глубоко прорыт так, что в средине осталось нетронутым погребение на уровне, значительно превышающем дно канавы. Земляной массив затем был прорыт под могилой в поперечном направлении, куда и была подведена первая доска платформы. Далее, продолжая расширять туннель, прокладывались в таком же порядке следующие доски до составления целой платформы под всем погребением (второе изображение на рис. 80). Платформа эта служит и дном массивного упаковочного ящика. По опытам Эрнста, вес могилы со слоем вырезки в 20-25 см толщины достигает 30 пудов, а вырезка с пещерным погребением, открытым Г. А. Бонч-Осмоловским в Крыму, укрепленным гипсом, равняется 75 пудам.
В некоторых случаях возможно применить и более простой и дешевый способ, заливая парафином скелет, который затем без труда можно даже расчленить на 2 или 3 части, которые и упаковываются в обыкновенном порядке в бумагу и ящики. [206]
Совершенно обоснованно в настоящее время обращено особенное внимание на реставрацию и консервацию древних предметов, находящихся в музеях. Отзыв Флиндерса Петри о музеях как о худших врагах древностей не является слишком парадоксальным и основывается на множестве примеров порчи и даже разрушения памятников от плохих условий их хранения в музеях. После длительного периода гибельных, большей частью кустарных опытов по закреплению и реставрации древностей, к этому сложному делу приступили научно. Сейчас за границей, особенно в Германии, вопрос разрабатывается в правильной его постановке и имеется специальная литература. У нас также обращено за годы революции на это серьезное внимание, и можно было бы уже теперь указать на целый ряд весьма существенных достижений. В такой работе, однако, зачастую приходится встречаться с фактами таких разрушений, причину которых следует искать не в музеях, а в методике самих раскопок. Бывают случаи, когда лабораториям приходится проделывать очень сложную и длительную работу по закреплению разрушений только в силу того, что своевременно, в момент открытия памятника в земле, не было принято никаких мер для его консервации. Но бывает и иное, когда приходится лабораторным путем спасать предметы от тех средств закрепления, которые применены были во время раскопок. Все подобные случаи требуют, нисколько не ослабляя исследовательской работы по музейной консервации, обратить столь же серьезное внимание и на сохранение находок в самом процессе полевой работы. Следует признать, что в настоящее время мы не имеем научно разработанной, проверенной на практике и удобной для пользования рецептуры. Многие приемы, рекомендуемые или. применяемые отдельными исследователями, считаются спорными. Не имея и в данный момент никаких материалов для того, чтобы дать по этому вопросу нужные указания с требующейся полнотой, приведу лишь некоторые способы, пользуясь статьей Н. П. Тихонова,32) указаниями Н. В. Исаченко и своим личным опытом.
Прежде всего можно рекомендовать отделить временную консервацию от консервации музейной и реставрации. Задачей исследователя во время полевых работ будет предохранить находимые древности лишь на время, до их обработки в лабораториях. С этой стороны автор указанной статьи в «Сообщениях» прав, рекомендуя хрупкие предметы брать одним комком вместе с окружающим грунтом, не производя их детальной расчистки на месте. В отдельности для различных материалов можно указать на ряд помещаемых ниже приемов закрепления.
1. Кости. Закрепление костей возможно производить, пропитывая их раствором (5%) дамарровой смолы в спирте, или покрывать [207] их расплавленным парафином. Можно также пропитывать и раствором целлулоида в ацетоне (целлулоид — от 15%).
2. Дерево. Открыв в земле деревянные изделия, следует избегать их быстрого просушивания. Лучше деревянные предметы упаковывать во влажном состоянии в парафиновую бумагу или предварительно смачивать их 50%-й смесью глицерина с водой.
3. Глина. Глиняные изделия не следует подвергать быстрой просушке. Полезно их покрывать слабым раствором желатина (2%) в воде.
4. Металлы. Металлические изделия возможно закреплять раствором дамарровой смолы (5%) в спирте или покрывать расплавленным парафином. Сильно ржавое железо Тихонов рекомендует заворачивать в ткань (марлю) и пропитывать парафином или раствором макового масла в керосине или бензине. За неимением макового масла может быть взято льняное.
5. Стекло. При разрушающемся стекле можно применять раствор желатина (2%) в воде или цаппоновый лак (15–20%-й раствор целлулоида в ацетоне).
6. Кожа. Кожу следует смазывать раствором (5–20%) касторового масла или очищенного рыбьего жира в спирте или бензине. Парафин для закрепления кожаных изделий применять нельзя.
7. Ткани. Для закрепления тканей следует пульверизировать их цаппоновым лаком (5–20%-й раствор целлулоида в ацетоне).
За исключением кожи, для временного предохранения хрупких и разрушающихся материалов возможно применять парафин вообще. Следует брать парафин высокого плавления, чтобы избежать его размягчения в условиях атмосферного тепла. Парафин легко плавится на огне, после чего предметы, подлежащие закреплению, смазываются кистью, пока из них на получится достаточно прочная оболочка (см. рис. 81).
Рис. 81.
Применяя все эти меры консервации, следует обращать внимание [208] и на упаковку коллекций. Даже после закрепления многие предметы остаются хрупкими и могут пострадать при пересылке, если не будут уложены с достаточными предосторожностями. При упаковке не следует помещать в ящики тяжелые предметы (камни, монолиты) вместе с костяными, глиняными изделиями и т. п. Находки необходимо сортировать для пересылки, и предметы, требующие особенно бережного обращения, нужно везти с собой или посылать почтой, а не отправлять товаром. В качестве упаковочного материала можно пользоваться стружками, опилками, в некоторых случаях соломой или бумагой. Мягкая бумага, свернутая жгутами, является особенно удобным упаковочным материалом, применимым ко всякого рода находкам. [209]
I. Общие положения
1. Открытые листы на право производства археологических обследований и раскопок в пределах РСФСР выдаются Сектором науки Народного комиссариата просвещения РСФСР по заявкам научно-исследовательских учреждений и музеев на основании постановления Археологического комитета РСФСР, опирающегося в своих решениях на отчеты экспедиций и отзывы Государственной академии истории материальной культуры и других научно-исследовательских учреждений, а также иные имеющиеся в распоряжении комитета материалы.
2. Открытые листы на производство археологических обследований и раскопок выдаются научно-исследовательским учреждениям и музеям на определенную территорию с возможно точным указанием подлежащих исследованию памятников.
3. При заявке о выдаче открытых листов научно-исследовательские учреждения и музеи должны поименовывать тех лиц, которым будет поручено исполнение запроектированной в заявке работы, причем в открытый лист обязательно вносятся фамилия, имя и отчество начальника.
Примечание. В случае, если поручение на исполнение работы дается данному лицу в первый раз, то к заявке должны быть приложены отзывы научных и общественных организаций о его подготовленности к полевым археологическим исследованиям.
4. Заявки о выдаче открытых листов на арехологические обследования и раскопки подаются в Сектор науки Народного комиссариата просвещения заблаговременно, но во всяком случае не позже 1-го декабря.
Примечание. Если памятник оказывается под угрозой непосредственной опасности, заявки могут подаваться во всякое время.
5. Срок действия открытого листа определяется по 31 декабря года выдачи.
6. Получившие в указанном в настоящей инструкции порядке открытые листы рассматриваются как лица, уполномоченные в пределах указанных листом срока и территории на охрану археологических памятников и их научное исследование.
7. О выдаче каждого открытого листа Сектор науки Народного комиссариата просвещения извещает соответствующие областные исполнительные комитеты и музейные подотделы областных отделов народного образования.
8. Открытый лист перед началом работы должен быть завизирован в соответствующем районном исполнительном комитете или, в случае значительной удаленности последнего, в сельском совете. [210]
9. Каждое лицо, получившее открытый лист, обязано представить не позднее 1 октября и во всяком случае не позже чем через месяц по возвращении экспедиции краткий предварительный отчет о проведенной работе и полученных результатах с приложением денежного отчета в Сектор науки Народного комиссариата просвещения и не позже 1 февраля следующего года полный отчет непосредственно в Государственную Академию истории материальной культуры (Ленинград, ул. Халтурина, 5). Полученные отчеты академия обязана рассмотреть и представить в Археологический комитет свое заключение по каждому отчету не позднее 1 мая.
Примечание. Отчетные материалы поступают в архив академии для хранения и научного изучения на общих основаниях.
10. Непредставление в срок в Академию истории материальной культуры отчета или наличие отрицательного отзыва о произведенных работах лишает соответствующее лицо права на получение открытых листов в дальнейшем.
II. Археологические обследования
11. Задачей археологических обследований является изучение местности в археологическом отношении по заранее намеченным маршрутам или в пределах какой-либо ограниченной территории, а также собирание данных, подробно характеризующих все памятники страны, доступные наружному изучению.
12. Обследование памятников должно заключать в себе:
1) снятие плана (желательно топографического) данного памятника, с обозначением на этом плане произведенных обнажений, следов прежних раскопок, кладоискательских ям, естественных осыпей и всякого рода других подробностей, устанавливаемых при наружном осмотре памятника; 2) производство, по возможности, нивелировки поверхности с обозначением на плане направления этой нивелировки для получения соответствующего профиля; 3) производство полного описания памятника, устанавливающего а) название памятника, б) его географическое положение, в) топографию расположения, г) состояние поверхности (присутствие зарослей, деревьев и т. п.), д) форму, например, городищ, кураганов, е) распространение находок, встреченных на поверхности (с обозначением на плане), ж) степень сохранности, з) историю сведений о памятнике, и) современное понимание памятника местным населением. 4) производство фотографической съемки или зарисовки в целях возможно более наглядной характеристики памятников в целом и деталях; 5) сбор на поверхности и в осыпях свободно лежащих предметов археологического характера.
13. При производстве археологических обследований для более полной характеристики остатков древних поселений допускаются частичные обнажения культурных отложений, причем такие обнажения должны производиться на местах осыпей или в иных, уже существующих местах повреждений культурных слоев: однако обнажения эти не должны способствовать дальнейшему разрушению [211] почвы и, в частности, образованию оврагов. Обнаженные таким образом культурные отложения тщательно изучаются, фотографируются и зачерчиваются в масштабе не менее 1/10. Такие разрезы наносятся на план поселения и связываются с основным профилем памятника, полученным на основании данных нивелировки.
14. При производстве археологических обследований допускаются раскопки могил в тех случаях, когда они находятся под угрозой разрушения при производящихся строительных работах, осыпании, размывании берегов и т. п. В таких случаях исследователем исполняются все требования, связанные с производством раскопок.
15. Обследования, выражающиеся лишь в наружном осмотре памятника, производятся на основании удостоверений научно-исследовательских учреждений и музеев, с последующим извещением Государственной Академии истории материальной культуры об исполненных работах.
16. По окончании работы обследователь должен: 1) Составить коллекционную опись добытых предметов по следующим рубрикам: а) №№ по порядку, б) название и краткое описание предметов, в) место и условия находки каждого предмета или групп предметов. 2) Сдать на хранение под расписку всю собранную коллекцию по упомянутой описи, также все письменные, графические и фотографические материалы обследования в оригиналах или копиях и отчет в одно из местных или центральных музейных научно-исследовательских учреждений. 3) Представить в Государственную Академию истории материальной культуры отчет по произведенным обследованиям, который должен заключать в себе: а) дневник обследования с общими сведениями по маршруту (по дням), б) маршрутный план по карте (можно скалькированный) возможно крупного масштаба с обозначением маршрута обследования и местонахождения открытых памятников, в) материалы обследования каждого отдельного памятника, содержащие в свою очередь план памятника (желательно горизонтально) с нанесенными площадью распространения находок на поверхности, обнаженными участками, линией нивелировки и пр.; в случае детальной разведки, вычерченные по данным нивелировки профиля памятника, соответствующие обозначенным на плане линиям; описание памятника согласно настоящей инструкции; коллекционную опись найденных предметов с отметкой музея или научно-исследовательского учреждения о принятии материалов согласно этой описи на хранение.
17. Приведение в порядок всего материала обследования должно осуществляться с расчетом сдачи отчета в Государственную Академию истории материальной культуры не позднее срока, указанного в § 9 настоящей инструкции.
III. Археологические раскопки
18. Археологические раскопки, производимые для детального изучения древних памятников и получения новых научных материалов, сопровождаются неизбежным разрушением отдельных частей [212] всего комплекса (слоев городищ, курганных насыпей и пр.), вследствие чего при производстве раскопок остатков древних поселений или могил должны применяться возможно точные приемы изучения этих разрушаемых частей памятников.
19. Для производства археологических раскопок необходимо предварительное детальное изучение как самого памятника, так и окружающей местности, с составлением одного общего плана района (возможно применение мензульной или глазомерной съемки) и детального плана самого памятника (для городищ — инструментальная съемка), а также его профилей по характеризующим направлениям (нивелировка мерным брусом с уровнем, нивелиром или иным инструментом). На участках, трассированных для раскопок, необходимо произвести нивелировку поверхности с высотными отметками не более чем через 3 мм.
20. Производство раскопок городищ, имеющих остатки архитектурных сооружений, требующее специальных приемов исследования, должно производиться при непременном участии соответственно подготовленных специалистов.
21. Производя раскопки, исследователь должен изымать весь находимый материал, характеризующий прошлую человеческую деятельность на месте селения, а именно: кости животных, рыб (в фрагментах, поддающихся определению), остатки растений, обломки строительных материалов, изделия и их фрагемнты и т. д. Скелеты человека берутся полностью. Полностью берется и массовый материал, как бы однороден он ни казался (керамика, кости и т. п.). Оставлять в земле по взятии образцов можно лишь архитектурные фрагменты. Взятый массовый материал можно оставить в местном музее или в особом складе на месте.
22. В процессе раскопок древних поселений производятся точные зарисовки слоев с сохранением их связи с высотными отметками пикетов нивелировки. Слои должны быть охарактеризованы по их составу, сложению, структуре и цветности. Зарисовки слоев, сопровождаемые фотографическими снимками, должны на месте исполняться в масштабе не менее 1/10. Для зарисовки погребений также следует принять масштаб не менее 1/10. Фотографирование погребений обязательно.
23. Все находки при раскопках древних поселений должны точно отмечаться на соответствующих чертежах и зарисовках, также как и предметы, открываемые в могилах.
24. Каждый исследователь обязан оставлять нетронутой, в контрольных целях, кроме случаев неминуемой угрозы полного уничтожения памятника обвалом, строительством и т. п., некоторую часть площади памятника, а при однородности памятника в целом, по возможности, не менее четверти площади, содержащей культурный слой или занимаемой целостными погребениями, могильниками, курганами и т. п.
Примечание. Это положение не относится к одиночным курганам и индивидуальным памятникам архитектурно-археологического [213] значения, раскопка которых, как и вообще всякого индивидуального памятника, должна быть исчерпывающей.
25. По окончании каждой раскопки, исследователь обязан принять все зависящие меры к охране открытого комплекса или отдельного памятника путем, например, найма сторожа или, если памятник окончательно раскопан и исследован, путем засыпки вскрытых площадей вынутою при раскопах землею. Засыпка должна делаться только после точного нанесения всей раскопанной поверхности на план.
26. При производстве раскопок должны вестись подробные дневники с описанием открываемых памятников во всей совокупности данных и сопровождением этого описания чертежами, рисунками и фотографическими снимками.
Примечание. Производственный дневник помимо этого ведется заведущим раскопками, с отметками об отдельных заданиях, исполненных работах, распределении рабочей силы и т. д.
27. Отчет о раскопках, наряду с теми данными, которые исследователь сочтет необходимым включить, должен заключать в себе нижеследующие обязательные сведения и материалы:
1) сведения о памятнике (его местоположение, наружное описание, по возможности планы окружающей местности, историю его открытия, сведения о предыдущих раскопках или повреждениях его с отметкой, по возможности, куда поступил ранее найденный материал);
2) сведения об организации настоящих раскопок, источниках их материального обеспечения, участниках и их функциях, поставленных задачах исследования, а также сведения относительно общей, как первоначальной, так и дальнейшей планировки работ (по данным дневника раскопок);
3) сведения о методике и технике выполнения раскопок, формах научных записей в процессе работы, а также о размерах вскрытых площадей;
4) чертежный план раскопок;
5) общую характеристику стратиграфии и важнейших деталей памятника, например, типов его погребений;
6) перечисление и характеристику письменных, географических, фотографических и других материалов, собранных и исполненных в процессе раскопок, с указанием, где таковые находятся в данный момент;
7) фотографические отпечатки важнейших снимков, сделанных в процессе раскопок, а также по возможности, фотографии и иллюстрации важнейших наиболее характерных по типам находок;
8) коллекционную опись всего добытого раскопками вещественного материала с распискою соответственного учреждения о принятии этого материала на хранение.
Заведующий Сектором науки Народного комиссариата просвещения РСФСР Луппол.
Ученый секретарь Археологического комитета РСФСР Бессонов.
1) О. Mirčink, On the determination of the southern boundary of the Glacier of Würmian time. Бюллетень Комиссии по изучению четвертичного периода, изд. Акад. наук СССР, Ленинград, 1930, № 2, стр. 8.
2) На чертеже, заимствованном у Байера, показана и связь с террасами последовательных периодов палеолитической эпохи.
3) На основании работы Б. Л. Личкова. которой мы пользуемся и для дальнейшего изложения в пределах сведений о речных долинах Украины. См. Б. Л. Личков, О строении речных долин Украины. Академия наук СССР, Ленинград, 1921.
4) Ук. с., стр. 36 и 37.
5) Буль в своем учебнике «Les hommes fossiles» указывает на значение палеонтологических материалов; «Истинный возраст аллювиального отложения есть возраст наиболее новых ископаемых (fossiles) этого отложения».
6) Отложения лёсса в Нижней Австрии. Темная полоса ископаемой почвы разделяет два яруса лёсса.
7) Г. Ф. Мирчинк, О соотношении речных террас и стоянок палеолитического человека в бассейне p.p. Десны и Сожа. Бюл. Моск. общ. испыт. природы (геология), т. VII, вып. 1-2.
8) А А. Миллер. Приемы датировки археологических памятников. Сообщения ГАИМК, 1932, № 5-6.
9) Б. Земляков, Доисторический человек Северо-Западной области в связи с ее геологией в последниковое {так. OCR} время. Доклады Академии наук СССР, 1923, стр. 25-90.
10) О трансгрессиях см. ниже.
11) Б. Земляков. О следах каменного века в районе северного побережья Невской губы. Экскурсионное дело, № 2, Ленинград, 1922.
+) Оно и есть {OCR}.
12) Н. И. Бухарин, Дарвинизм и марксизм, изд. Академии наук СССР, Л., 1932, стр. 28-29.
13) Ранее — «археологической технологии».
14) Демонстрации в Париже после лекции профессора Лота.
15) Раскопки М. П. Грязнова древнего поселения на Чудацкой горе у Барнаула.
16) Средневековые постройки в Верхнедонском районе. Раскопки П. П. Ефименко.
17) В горных районах Северного Кавказа средневековые склепы, как и оборонительные башни, строились с введением разнородного материала в одни и те же кладки, включая и очень неустойчивые породы. Это послужило одной из причин разрушения этих построек, отразившейся и в народной осетинской поговорке : «башня от собственного камня разрушается».
*) Так (OCR).
18) О консервации объектов при раскопках, Сообщения ГАИМК, 1931, №4/5.
19) Более подробные сведения о разных видах разрушений памятников старины, в частности и в оврагах, приведены в моей статье «К вопросу об охране памятников старины», Сообщения ГАИМК, 1931, № 4/5.
20) Распубликовано в «Известиях ЦИК СССР и ВЦИК» от 21 II 1924 г., № 3 (2778) и в Собрании узаконений и распоряжений раб.-крестьянск. правительства 1924 г. от 24 III, № 18, ст. 179.
21) Собр. зак. и распор, раб.-крест. правительства 1924 г. от 10 IX. № 66, ст. 54.
22) А. Луганин, Топография в чертежах, ГИЗ, 1930.
23) Списки напечатанных листов этих карт, также как и указания на листы ограниченного пользования имеются в каталогах изданий Главного геодезического комитета, Москва, Ильинка, Юшков пер., 6., склад изданий.
24) Условные знаки для планшетов топографической съемки в масштабе 1:25000. Госкартогеодезия, Ленинград, 1931, а также приложение к карте 1 : 100 000.
25) Можно рекомендовать для этого руководство С. М. Соловьева «Основной курс низшей геодезии», Гос. техническое издательство, М., 1931, 2тома.
26) П. Покрышкин, Краткие советы для производства точных обмеров в древних зданиях, Спб., 1910, стр. 2, рис. 3.
27) Н. П. Тихонов, Фотография в полевой работе, Обр. библ. ГАИМК, № 5, Лнгр., 1932; Н. М. Токарский, Наземная стереофотограмметрия, Обр. библ. ГАИМК, № 3, Лнгр., 1931.
28) Государственным оптическо-механическим заводом в Ленинграде изготовляются камеры 9*12 «Фотокор».
29) Первая проверка качества пластинок делается до отъезда экспедиции.
30) Инструкция для полевой и камеральной работы по составлению геологической карты. Геологическое издательство Гл. геолого-разведочного упр. Москва–Ленинград, 1930 г.
31) Н. Л. Эрнст, К технике вырезки древних погребений. Труды секции археологии РАНИОН, т. IV, Москва, 1928.
32) Н. П. Тихонов, О консервации объектов при раскопках. Сообщения ГАИМК, 1931, № 4/5.
Написать нам: halgar@xlegio.ru