Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Шевеленко А.Я.
Апокалипсис и его сюжеты в истории культуры

Вопросы истории. № 11-12, 1996.
[16] - конец страницы.
OCR OlIva.

Примерно 1900 лет тому назад было написано на древнегреческом языке «Откровение св. апостола Иоанна Богослова», обычно именуемое вкратце Апокалипсисом («Откровение» по-греч.). Вокруг него на протяжении всех истекших с той поры столетий не утихали страсти, вспыхивали споры, его текст комментировали, фрагменты из него использовали в узкоспециальных и в популярных сочинениях, с его помощью обличали еретиков, на него ссылались в проповедях и молитвах, вокруг него воздвигались и рушились многочисленные научные гипотезы. Попытаемся показать в данной связи, какое место занял Апокалипсис в истории культуры и какое оказал воздействие на ее развитие.

Этот удивительный памятник человеческой мысли в первую очередь повлиял на поступательное движение духовной и общественной жизни христианского мира. Он представляет собой сочетание не поддающихся моментальному истолкованию образных видений, предсказаний — одновременно ужасающих и вселяющих в «истинно верующих» надежду на спасение, а также содержит некоторые исторические сведения. Но данное откровение — не единственное в истории. Иудаизм и раннее христианство знали много апокалипсисов. Их происхождение связано с трагическими поворотами в судьбе сначала древних евреев, а затем их соседей на Ближнем Востоке и всех первых христиан, когда обрушившиеся на них несчастья вызывали настроения общего упадка и глубокой подавленности либо, наоборот, порождали стремление к борьбе за существование, за обновление жизни и мечты о лучшем будущем. В такие времена неординарные личности с экзальтированной натурой и фанатики обращались к толпе и пророчествовали о грядущем или же брались за перо, чтобы донести до умеющих читать то, что подсказывали им душевные страдания, воспаленный ум и неистовое религиозное рвение.

Напомним содержание «Откровения Иоанна» (чтобы яснее было дальнейшее изложение). Бог дал откровение Христу, чтобы показать людям близкое грядущее. Христос послал ангела передать откровение Иоанну, который находился на о-ве Патмос (в Эгейском море, у берегов Малой Азии), попав туда за слово Божие, и услышал трубный глас: запиши увиденное и сообщи церквам в Эфесе, Смирне, Пергаме, Тиатире, Сардах, Филадельфии и Лаодикее. Последовали видения: Сын Человеческий на небе с 7 звездами в руке; небесный престол и вокруг лев, телец, человек и орел; [16] у Сидящего на престоле книга с 7 печатями. Агнец снимает 4 печати и появляются всадники победы, раздоров, меры и смерти; за снятием 5-й печати воззвали убиенные за веру, после 6-й началось землетрясение, «пришел день гнева Его». Ангелы удерживают дуновение вредоносных ветров, пока не будут запечатлены по 12 тыс. праведников от каждого из 12 колен Израилевых (гл. I-VII).

За снятием 7-й печати происходят затмение на небе и всяческие несчастья на Земле, появляется зверь из бездны. Небесные голоса возвещают, что мир стал «царством Господа нашего и Христа Его, и будет царствовать во веки веков», наступило время судить мертвых. На небе видна беременная; 10-рогий и 7-главый дракон хочет съесть новорожденного, который должен «пасти все народы»; архистратиг Михаил низвергает дракона. Из моря выходит 10-рогий и 7-главый зверь, из земли — 2-рогий зверь, заставляющий людей признать власть 10-рогого, число которого 666 (гл. VIII-XIII).

Агнец и 144 тыс. запечатленных внимают небесному пению на горе Сион, ангелы возвещают волю Божию, грешники истекают кровью. Песнь Моисея и песнь Агнца: «Чудны дела твои, Господи», ангелы изливают чаши гнева Божьего. Бесы собирают силы воевать с Богом в местности Армагеддон, происходит страшное землетрясение. Видна блудница-Вавилон верхом на 10-рогом и 7-главом звере, который «был, и нет его, и выйдет из бездны, и пойдет в погибель». Ангел поясняет: 7 голов это 7 царей, из них «5 пали, один есть, а другой еще не пришел, и когда придет, не долго ему быть», а зверь это восьмой царь, он погибнет, блудница же есть великий город, царствующий над всеми (гл. XIV-XVII).

Звучат небесные голоса, виден небесный всадник по имени «Слово Божие». Войско зверя побеждено, дракон закован в цепь на 1 тыс. лет, низвергнут в бездну и опечатан, а не поклонившиеся ему воскресли из мертвых на 1 тыс. лет. Затем временно освобожденный Сатана призовет Гога и Магога и опять двинется на битву, вновь будет побежден и обречен на вечные мученья. Бог судит мертвых по Книге жизни, грешники вторично умирают, появляются новые небо, Земля, а также невеста Агнца — чудесно изукрашенный небесный Иерусалим; праведники, записанные в Книгу жизни, будут вечно под Богом. Прошлое ушло навсегда, начинается общее блаженство. Ангел приказывает Иоанну не запечатывать написанное, ибо время близко. «Я Иисус ...есмь корень и потомок Давида, звезда светлая и утренняя» (гл. XVIII-XXII).

Человеку, знакомому с Ветхим Заветом, при чтении «Откровения» бросается в глаза его сходство с предыдущими апокалипсисами: автор, опираясь на уже состоявшиеся события прошлого, преобразует их в фантастические видения настоящего и пророчества о будущем, проникнутые уверенностью в торжестве Мессии. Ближе других к «Откровению Иоанна», текстуально и по сути описываемых событий, находится пророчество в ветхозаветной Книге пророка Даниила (гл. X-XII), написанной в 60-е годы II в. до н. э., когда сирийский царь Антиох IV Епифан своей политикой вызвал в Иудее восстание Маккавеев. Но Даниил получил указание: «сокрой слова сии и запечатай книгу сию до последнего времени» (XII, 4). В «Откровении Иоанна» же дано противоположное: «не запечатывай слов пророчества книги сей; ибо время близко» (XXII, 10). То есть развязка наступает; вплотную подходит то, о чем предупреждали прежние пророки, а о завершении предсказанного сообщит людям именно этот Иоанн. Призывая, как любой пророк, к перестройке на божественной основе существующего дурного мира, он в качестве апокалиптика верит, что дурное будет уничтожено и воцарится безгрешный мир. Пессимист до наступления Судного дня, он становится оптимистом «после того». Людям открывается надежда. Перед читателем лежит книга, полная драматизма, художественно-поэтическая и мистико-символическая.

Историк заметит, что в «Откровении Иоанна» провозглашаются некоторые такие идеи, которые потом неоднократно разделялись людьми при разных обстоятельствах и в различные эпохи, оказав на духовный мир [17] христиан огромное воздействие: спасение грешников искупительной жертвой Агнца; выступление Антихриста в образе зверя, дракона, дьявола, Сатаны, змия, бесовских сил; конец существующего света, установление Тысячелетнего царства, второе пришествие Мессии, Страшный суд над людьми, вечное блаженство праведных. Поскольку об этом гласит само Священное писание, почти все христиане, в зависимости от степени веры и обычаев конкретной церкви и секты, всегда рассматривали свою земную жизнь как приуготовление к предопределенному им. Было бы наивно забывать об этом, изучая поведение людей в ходе исторического процесса.

Из других откровений (а их не менее 15), как предшествовавших «Откровению Иоанна», так и подражавших ему, наиболее интересны апокалипсис Петра и апокалипсис Варуха. Автором первого считается апостол, рыбак Симон из Капернаума, которого Христос прозвал Петром («камень») за твердость в вере. В этом откровении описываются Ад и 14 категорий грешников. Автором второго условно считается ученик и сотрудник ветхозаветного пророка Иеремии Варух (рубеж VII—VI вв. до н. э.), предсказывавший накануне вавилонского пленения евреев падение Иудеи. В иудейском варианте откровения Варух остается на горе Сион после разрушения вавилонянами Иерусалима для получения откровения Божьего. В христианском варианте текста он, странствуя по 7 небесам, постигает различные тайны. Наконец, близкие по смыслу откровения вошли в каждое из трех первых евангелий, именуемых за сходство синоптическими (то есть общевзглядными): от Матфея (гл. XXIV), от Марка (гл. XIII) и от Луки (гл. XXI). Существует также еще одно «Откровение Иоанна», неканоническое, совпадающее по названию с рассматриваемым, но с другим текстом, нами тут не характеризуемым¹⁾.

Одной из отличительных черт «Откровения Иоанна» является мистика чисел, вообще присущая многим древним цивилизациям. Это относится особенно к числам 7 и 12 (послание Иоанна к 7 церквам, 7 печатей на пророческой книге, 7 звезд в Его руке, 7 горящих светильников вокруг Христа, 7 чаш гнева Божьего, 7 ангельских труб, 12 звезд над небесной женой, дважды по 12 старцев, 12x12 тыс. запечатленных праведников, и т. д.). В истории математики принято связывать эти числа по происхождению с 12-ричной цифровой системой, принятой у шумеров, и с учением пифагорейцев о самодовлеющем значении чисел, среди которых, в частности, 7 отражает мировую гармонию (7 чувствующих отверстий на голове — 2 уха, 2 глаза, 2 ноздри и рот; 7 небесных тел над Землей — Солнце, Меркурий, Венера, Луна, Марс, Юпитер, Сатурн; 7 основных музыкальных нот у европейцев и пр.). «Божественное значение» семерки сохранилось и в фольклоре ряда народов²⁾.

«Откровение Иоанна» — христианский памятник. Естественно было бы ожидать от него проповеди идеи непротивления злу, столь явно присущей разным раннехристианским текстам. Ничего похожего! Оно преисполнено неописуемого гнева против несущих зло и буквально дышит жаждой отмщения, призывает не к смиренной покорности, а к яростной борьбе и пронизано тем духом ненависти к поработителям, который двигал участниками освободительного восстания во время Иудейской войны 60-х годов I в. н. э. против римлян. Это естественно, поскольку речь шла о насилии Римской империи не только над материальной стороной жизни покоренных, но и над их верованиями. Ведь Рим упорно настаивал на обожествлении своих императоров, каждый из которых последовательно становился Богом на Земле. Римляне неоднократно пытались воздвигнуть статуи императоров в иерусалимском храме иудеев и вообще требовали поклоняться изображениям императоров.

У аборигенов же древней Палестины Бог пребывал на небе и повсюду, но никак не мог являться конкретным правителем ненавистного государства, угнетавшего их. Для них и речи не могло идти о каком-либо добровольном сотрудничестве с имперскими властями. Допускалась только суровая необходимость повиновения в сочетании с презрением к угнетателям и постоянным сопротивлением им, тем более что и римские власти не щадили [18] ни иудеев, ни первых христиан и бесконечное число раз травили их. Согласие признать законной императорскую власть и сотрудничать с ней пришло туда не ранее середины II в., когда в Иудее уже миновали неудачные антиримские восстания 66—73 гг. (при Нероне, Веспасиане и Тите), 116 г. (при Траяне) и 132—135 гг. (при Адриане). Столица Иудеи была полностью разрушена, возросла еврейская диаспора, интернациональными стали ряды христиан, а в умах верующих в единого Бога место земного Иерусалима занял небесный. Теперь христианский идеал грядущего стал универсальным³⁾.

В I в. н. э. такого поворота в умах еще не произошло. Христианство только еще высвобождалось из иудейского кокона и лишь постепенно приобретало черты самостоятельной религии со своей церковью. Вот почему в «Откровении Иоанна» уже наличествуют и Христос как Сын Божий, и спасение верующих жертвой Христовой, но пока отсутствуют причащение, купельное крещение, упоминание о первородном грехе и Троица. Напротив, вместо одного Духа Святого фигурируют целых 7 (III, 1; IV, 5). Себя Иоанн именует настоящим иудеем и шлет проклятия отступникам от иудейства (II, 2, 9, 14, 20; III, 9). 29 раз в «Откровении» встречается Агнец, но не всюду он тождествен Иисусу, налицо некая двойственность. Кроме того, Агнец как бы равен Моисею и к тому же занимает второе за ним место (XV, 3). Среди святых перед престолом Божьим первыми являются иудеи (VII, 4). Иисус есть творение Бога, но не сам Бог. Бог посылает верующим свое Слово через Иисуса, а тот лишь свидетельствует его и передает дальше (I, 1, 2). Агнец пасет верующих, но утешает их Бог (VII, 17).

Этот начальный этап формирования христианской идеологии и церковные библеисты, и светские специалисты, и апологеты атеизма называют иудеохристианством, а «Откровение Иоанна» — первым, самым ранним из дошедших до нас и вошедших в Новый Завет письменных памятников христианства⁴⁾. Так что формально именно с «Откровения» должна была бы начинаться вторая часть Библии. «Откровение» же занимает среди 27 книг Нового Завета, наоборот, последнее место. Почему, скажем ниже.

Иудейско-эллинистический философ Филон Александрийский (20 г. до н. э. — 54 г. н.э.), считающийся идейным отцом христианства и признававший Логос (слово, учение) высшим творением Божьим, нашел в Иоанне одного из прямых последователей, поскольку в «Откровении» Господь получает имя «Слово Божие» (XIX, 13). Кроме того, Филон раньше других сказал, что одной жертвы Христа как посредника между людьми и Богом вполне достаточно для искупления грехов и незачем приносить жертвы без конца, как это принято у иудеев, греков и римлян. По-видимому, Ф. Энгельс ошибался, полагая, что в «Откровении Иоанна» нет никаких следов взглядов Филона⁵⁾.

Вокруг «Откровения» доныне не утихают научные и околонаучные споры. Существует свыше 80 его толкований. А наибольшие дискуссии велись и ведутся по двум пунктам: кем был его автор; какова датировка книги. Этот диспут открыли апологеты — христианские писатели II — начала IV вв., защищавшие свою религию и ее устои в эпоху, когда это было еще небезопасно, хотя новая религия уже порвала с иудаизмом и обрела многочисленных адептов в Европе, Азии и Африке.

Виднейшие из апологетов сыграли роль основоположников христианской теологии и догматики. Они активно участвовали в выработке Символа веры, боролись с первыми еретиками, сами впадали в ересь и оживленно обсуждали органичность разных раннехристианских текстов, их пригодность для церковного канона. Апологеты способствовали изменению позиции церкви в ее контактах с Римской империей. Отказавшись от римоборчества и отбросив ненависть к давящему государству, они призывали верующих стать верноподданными. И, в обратном направлении, уверяли правителей, что христиане — хорошие граждане, пригодные и для труда, и для воинской службы, и для уплаты податей. Во многом благодаря апологетам совершился поворот в отношении империи к христианам, открылась дорога к узаконению христианской церкви. [19]

Понятно, что «Откровение Иоанна», исполненное отвращения к Риму, иносказательно названному в нем вавилонской блудницей, уже не привлекало их симпатий. К тому же со времен I в. христианское вероучение продвинулось намного дальше тех азов, которые фигурируют в «Откровении». Вот почему наиболее ранняя христианская книга была канонизирована довольно поздно и заняла в своде Нового Завета лишь последнее место. Да и впоследствии церковь неоднократно колебалась насчет того, нужно ли сохранять в евангельском ряду грозный, мятежный и противоречивый Апокалипсис. Особенно сильные колебания тянулись до конца IV века. Они прослеживаются по фактам канонизации и деканонизации «Откровения Иоанна».

Уже в конце II в. (согласно рукописи VIII в., обнаруженной в XVIII в.) деятели церкви ориентировались на признанный частью их руководящих кругов канон. Он включал 23 книги, среди которых «Откровение» отсутствовало. В следующие полстолетия особенно громко звучали голоса трех крупнейших апологетов— Иринея, Тертуллиана, Оригена. Ириней (130—202, со 177 г. епископ Лугдунский, то есть Лионский), малоазийский грек, пифагореец и платоник, заслугой которого является разработка ряда основоположений христианской догматики, интенсивно истолковывал «Откровение» как важнейший текст, не считая, однако, целесообразным ставить его в один ряд с евангелиями. Квинт Септимий Флоренс Тертуллиан (160—220, христианин с 185 г.), латиноязычный карфагенский оратор и писатель, противопоставлявший покоящийся на природном эмпиризме разум и не опирающуюся на доказательства религиозную веру, внес крупный вклад в развитие богословской дидактики. Он весьма интересовался картиной конца света, описанной в «Откровении Иоанна». Ее пропагандировала секта монтанистов, и Тертуллиан вместе с ними выступал против самовластия епископов и за самостоятельность местных церковных общин. Он еще не перешел на сторону империи и оставался ее врагом. Вот почему патмосский пророк и ненавистник Рима был ему близок. И Тертуллиану место «Откровения» в ряду канонических книг казалось абсолютно правомерным.

Один из главных учителей церкви в плеяде представителей ранней патристики, грекоязычный сторонник использования античной учености на пользу христианству, лидер Александрийской богословской школы с 217 г. и Кесарийской богословской школы с 231 г., основоположник библеистики, теоретик катехизаторства Ориген (185—254) усматривал в каждом священном тексте три смысла: телесный, доступный любому; душевный, понятный тонко чувствующим; духовный, постигаемый только мыслителями. Причем внешним сигналом того, что тут заключен высший смысл, должна служить какая-нибудь таинственность, неясность или явная несуразность, заставляющая читателя остановиться и задуматься. Поскольку «Откровение Иоанна» наполнено подобными препонами для беглого понимания, оно очень интересовало Оригена, и он видел в «Откровении» книгу, заслуженно сопоставимую по количеству фантастических картин с другими книгами Библии. Стало быть, ей место именно в Новом Завете. Последний термин, вошедший в употребление около 192 г., уже использовался Оригеном⁶⁾.

Дальнейшие апологеты, большие и малые отцы церкви, продолжали расходиться во мнении относительно значения «Откровения Иоанна». Это отразилось и на ходе официальной канонизации церковных книг, облегченной упрочением положения самой церкви. Но Миланский эдикт 313 г. о свободе исповедования христианства еще никак не касался церковного канона, который был внутренним делом христиан. Затем I Вселенский церковный собор 325 г. в Никее утвердил единосущие Сына с Отцом и предал анафеме арианство с его идеей их равносущия, опубликовал первые семь членов Символа веры и утвердил празднование Пасхи, однако канона его решения не касались. Да и вообще вселенские соборы той поры данной стороной дела не занимались.

Впервые этой проблемой занялся Лаодикейский поместный собор 363 года. Он составил новозаветный ряд из 26 книг, без «Откровения Иоанна». В 367 г. Афанасий епископ Александрийский в своем пасхальном [20] послании добавил «Откровение» к священному списку, запретив пользоваться прочими началообразующими текстами как вредными. Это было подтверждено Гиппонским поместным собором 393 г., Карфагенскими поместными 397 и 419 гг., а кроме того папой Иннокентием I (402—417 гг.). Так «Откровение Иоанна», пребывая вплоть до Реформации в составе почетного списка у всей тогдашней церкви, оказалось в рамках Нового Завета единственным настоящим пророчеством параллельно с 5-ю «законополагающими» и «историческими» книгами (4 евангелия и Деяния апостолов) и 21-й «учительной» (7 соборных посланий и 14 посланий апостола Павла)⁷⁾.

Таким образом, Патмос стал географическим местом новозаветной принадлежности, после чего его значение в глазах верующих постоянно росло. В 1088 г. греческий монах Христодул основал здесь Иоаннов монастырь, вскоре превратившийся в почти столь же почитаемую святыню, как гора Афон. В раннее средневековье остров входил в состав епископства Эфесского (Византия), затем им овладела Венеция. В 1522 г. остров захватили османы, в 1912 г. — Италия, с 1946 г. он принадлежит Греции. В 1964 г. Афинагор патриарх Константинопольский и римский папа Павел VI провозгласили Патмос священным. Все это в свою очередь способствовало упрочению влияния Апокалипсиса на умы верующих.

Кем же был его автор? Апостолом, пресвитером или еще кем-то? Уже самых первых, то есть образованных и знающих читателей, каковых вначале было немного, в какой-то степени настораживал тот факт, что греческий язык его автора стилистически нечист, а лексически богат гебраизмами — заимствованиями из древнееврейского. Поскольку эти заимствования однотипны, их нельзя объяснить ошибками копиистов (оригинал «Откровения» не сохранился, и использовались папирусные копии, которые с III в. переписывались в разных географических пунктах на пергамент). Давно сложилось основанное на особенностях языка «Откровения» мнение о палестинском происхождении данного Иоанна, потом развернувшего свою деятельность в Малой Азии. Если сопоставить его греческий с языком апостола Иоанна, с именем которого связывают четвертое евангелие, то сведущим людям бросается в глаза, что у апостола, тоже писавшего по-гречески, не заметно лингвистических погрешностей подобного рода, хотя и он был евреем (из всех новозаветных авторов лишь Лука — иного происхождения, но все они писали свои труды по-гречески).

Вызывает также недоумение то обстоятельство, что в «Откровении» нет даже намека на апостольство его автора. Согласно традиции, апостол Иоанн, сын рыбака Зеведея из Капернаума и Саломии, родной сестры Пресвятой Девы, являлся таким образом племянником Богоматери и кузеном Христа. «Откровение Иоанна» молчит об этом. Апостол Иоанн был свидетелем прижизненных деяний Христа. «Откровение» молчит об этом. На фундаменте «нового Иерусалима» Иоанн увидел имена всех 12 апостолов Агнца (XXI, 14). Но он пишет об этом, как наблюдатель со стороны, никак не отмечая, что является одним из них. Апостолы приглашаются к ликованию по поводу неудачи «вавилонской блудницы» (XVIII, 20), а очевидец знамения повествует об этом, как некое стороннее лицо, к которому сие событие напрямую не относится. Идеология автора «Откровения» — заклятого врага Римского государства, готового ниспровергнуть его, и идеология смиренного автора четвертого евангелия явно принадлежат разным людям. Наконец, автор «Откровения» сам именует себя (устами ангела) вовсе не апостолом, а пророком (X, 11).

Многим, обращавшимся к «Откровению Иоанна» еще во II—III вв., все это было очевидно. Неизбежно вставал вопрос: какой же тут фигурирует Иоанн? Данное имя в древности было распространено не менее, чем сейчас такие имена, как Иван, Иоганн, Жан, Хуан и Джон. Требовалась конкретизация с привязкой к определенным месту, времени и образу действия. Веские контраргументы против апостольского авторства, как раз изложенные выше, приводил один из лучших учеников Оригена, отец церкви Дионисий Великий, прозванный потом «учителем Вселенной». Будучи [21] в 247—264 гг. епископом Александрийским, он около 250 г. открыто заявил, что автор «Откровения Иоанна» никак не мог быть апостолом; это — одноименный и тогда же живший пресвитер из Эфеса, где он написал по окончании патмосской ссылки свое сочинение и где находится его могила. Между прочим, могилу Иоанна, как и пещеру на Патмосе, в которой он обитал, посейчас демонстрируют туристам.

В дальнейшем точку зрения Дионисия упорно отстаивали автор 24 поучений об истории христианства Кирилл епископ Иерусалимский (315—386), проповедовавший христианство в Южном Средиземноморье Юнилий Африканский (VI в.), менее известный деятель Амфилохий Иконийский и иные церковные писатели. Некоторые из них полагали, что этим Иоанном являлся Иоанн-Марк, спутник апостола Павла (Деяния апостолов, XIII, 13; XV, 37, 38). Резко возражали против апостольского авторства члены эллинской секты алогов (II в.), не приемлевших самой идеи о Логосе, которой открывается Евангелие от Иоанна (I, 1: «В начале было Слово»). Их поддержал полустолетием позже римский пресвитер Кай, как и они, называвший автором «Откровения Иоанна» гностика Керинфа, жившего в I веке.

Гностицизм — влиятельное философское направление, сложившееся в первые десятилетия существования Римской империи. Его адепты вошли в историю как мыслители, пытавшиеся сочетать воедино тезисы иудаизма, раннего христианства, греко-римских мудрецов и различных последователей ближневосточного язычества. Они преклонялись перед гносисом, то есть познанием, но видели путь к познанию не через жизненный опыт, а через откровение свыше. Отрицая святость Ветхого Завета и трактуя Иисуса Христа как богочеловека двойственной природы, они учили, что цель прихода Мессии на Землю заключается в открытии людям истины об Отце небесном; когда все, удостоенные того, станут разумными гностиками (то есть познавшими), наступит конец света.

Соответственно Керинф, активно распространявший данное учение, утверждал, что Иисус и Христос — это разные существа. Первый был человеком. Когда он крестился, сошедший с небес Христос слился с ним. Так возник богочеловек. Именно силою Христа Иисус творил чудеса. Потом распяли Иисуса, а вознесся на небо отделившийся от него Христос... Поскольку в «Откровении Иоанна» описан гностический конец света и поскольку к Иоанну пришло гностическое откровение, значит именно Керинф, полагали алоги и Кай, написал это «Откровение», назвавшись популярным именем Иоанна⁸⁾.

Справедливость требует отметить, что сторонников авторства пресвитера, Иоанна-Марка или Керинфа в целом гораздо меньше, чем авторства апостола. Такому раскладу мнений способствовали разноплановые по конкретным взглядам церковные деятели: автор 7 посланий об истории церкви Игнатий Богоносец епископ Антиохийский (ум. в 107 г.), автор двух апологий Иустин Мученик (ум. в 165 г.), Мелитон Сардский, Теофил Антиохийский, александрийский грамматик Аполлоний Дискол, Левкий (все — II в.), Климент Александрийский (впрочем, он колебался), вышеупомянутый Ориген, Мефодий, мученик библиотекарь Памфил, поэт епископ Коммодиан (все — III в.), «христианский Цицерон» Лактанций Фирмиан (ум. в 330 г.), исследователь поэтической метрики римский ритор Гай Марий Викторин (IV в.), Епифаний Кипрский епископ Саламинский (367—403), впервые упорядочивший совокупность христианских верований знаменитый богослов Аврелий Августин Блаженный епископ Гиппонский (353—430), автор ценного «Толкования на Апокалипсис» Андрей Каппадокийский епископ Кесарийский (ум. в 566 г.), автор «Точного изложения православной веры» — самого раннего систематического опыта научного богословия, как будто бы первым заявивший, что логика есть инструмент богословия, а философия — его служанка, чиновник дамасского халифа и монах Иоанн Дамаскин (675—753) и другие. С IX в. сомнения в авторстве апостола практически исчезают, а возобновляются уже в Новое время⁹⁾.

Кажется, что с позиции логики ближе к истине мнение сомневавшихся, хотя у них нет ни окончательных доказательств, ни убедительного [22] кандидата в авторы. В XVIII в. И. Ньютон, который был не только великим физиком, но также историком-библеистом, привел интересный довод в пользу апостола: изучая и сопоставляя книгу пророка Даниила и «Откровение Иоанна», он ознакомился с сирийским переводом последнего, относящимся к античной эпохе и имевшим такое название: «Откровение, данное евангелисту Иоанну Богослову на острове Патмос, куда он был сослан при кесаре Нероне». Впрочем, сторонников апостола никогда не смущали некоторые фактические несообразности их версии, ибо они изначально считали, что в вопросе о генезисе любой священной книги «церковное предание о ее происхождении важнее того, что вытекает из ее содержания». И когда, например, православная церковь ежегодно отмечает 8 (21) мая и 26 сентября (9 октября) праздник св. апостола и евангелиста Иоанна, в проповедях, как правило, упоминается и Апокалипсис¹⁰⁾.

Обратившись к специальной литературе, увидевшей свет за последнее столетие, можно найти в ней, если отвлечься от мелких разночтений, три оценки. Одна представлена подавляющей массой работ православной направленности, в которых апостольство автора «Откровения» подается как очевидное или почти очевидное¹¹⁾. Отличительная черта второй оценки — критицизм, присущий почти всем работам советских авторов, писавших о первых веках христианства. В таких произведениях 1920-х годов встречаем идеологический налет, порожденный движением воинствующих безбожников. Потом их сменили более серьезные труды знатоков той эпохи. Но и лучшие из них, относящиеся к середине и 3-й четверти XX в., отмечены печатью скептицизма, связанного с научным атеизмом, хотя необходимо подчеркнуть присущую им большую объективность в изложении фактов¹²⁾. Третья группа охватывает современных зарубежных библеистов. Остановившись лишь на сочинениях достаточно известных специалистов, принадлежащих к лагерям и католиков, и протестантов (лютеран, кальвинистов, англикан «широкой ветви»), и деистов, не обнаружим в них единой позиции. Все зависит от точки зрения и научных склонностей конкретного автора¹³⁾.

Так что личность написавшего «Откровение Иоанна» остается для человека, жаждущего решительного итога, как бы не уточненной. Полагаем, что немало зависит здесь от возможности обнаружения новых документов той эпохи, что вовсе не исключено.

В историографии проблемы датировки «Откровения» также нет единой точки зрения. Одна из них покоится на убеждении, что когда при императоре Домициане (81—96 гг.) резко усилились гонения на христиан и около 92 г. Иоанн (кем бы его ни считать) был сослан на Патмос, то затем он, освобожденный либо перед смертью Домициана, либо при восхождении на трон следующего императора, Нервы (96—98 гг.), вернулся в Эфес и там написал «Откровение», которое можно даже отнести к началу правления Траяна (98—117 гг.)¹⁴⁾. Это означает, что он стал автором «Откровения» незадолго до своей кончины, каковая в случае с апостолом приходится на время между 100 и 106 годами.

Другие датируют «Откровение Иоанна» концом 60-х годов I века. Они полагают, что Ириней Лугдунский, авторитетно отнесший упомянутые в нем события к правлению Домициана, имел в виду иное лицо. Дело в том, что текст у Иринея читается неясно: возможно, там говорится не о Домициане, а о Домиции. А это в корне меняет ситуацию, поскольку так звали другого императора: Клавдий Цезарь Нерон Домиций, который правил в 54—68 гг., и при нем также имели место зверские преследования христиан. Такая датировка подтверждается и сопоставлением всех исторических свидетельств, встречающихся в «Откровении» и прочих источниках I—II веков. Достаточно напомнить хотя бы, что в «Откровении» (XI, 1-2) говорится об иерусалимском храме как о существующем. А ведь он был разрушен римлянами в 70 году.

Существуют и иные доводы. Они связаны с толкованием звериного числа 666 («Откровение», XIII, 18). У древних евреев и древних греков (потом это отчасти заимствовали римляне) числа изображались буквами [23] алфавита. Трудность заключается в том, что почти любое большое число можно было составить из разных букв. Отсюда — множественность толкований числа 666. Уже со II в. едва ли не каждый, писавший об «Откровении Иоанна», искал свою комбинацию.

Ириней считал, что тут назван некий Еуанфас (Е = 5, У = 400, А=1, Н = 50, Ф = 9, А = 1, С = 200). Другие (к ним принадлежал и Ньютон) выявляли «имя зверя, или число имени его» (Откровение, XIII, 17) в виде слова «латинский», то есть римский правитель (lateinos: Л = 30, А=1, Т = 300, Е = 5, И =10, Н = 50, О = 70, С = 200). Третьи читали: Теитан (Т = 300, Е = 5, И = 10, Т = 300, А = 1, Н = 50), то есть Титан. Как известно, Титан восстал в античном мифе против главного Бога. Иоанн тут символизировал {видимо, «подразумевал» – OCR} императора, поднявшегося против христианского Бога. Четвертые вычитывали: Арноуме (А = 1, Р= 100, Н = 50, О = 70, У = 400, М = 40, Е = 5). Это латинская форма древнегреческого Арноумай (одна из глагольных форм слова «отрицаю»). Подразумевалось отрицание Римом христианства.

Главное толкование, принятое большинством, — Нерон (с характерным для древнего правописания отсутствием некоторых гласных — НРОН КСР: Нерон кесарь; Н = 50, Р = 200, О = 6, Н = 50, К =100, С = 60, Р = 200 в древнееврейских буквах). Любопытно, что в самых старых списках «Откровения Иоанна» вместо 666 приведено число 616. Но и оно подходит, так как в древнееврейском конечное Н в имени отпадало, как, например, и в именительном падеже латинского Неро. Одним из ярых пропагандистов этой точки зрения являлся Энгельс¹⁵⁾, опиравшийся на работы ряда немецких библеистов XIX века. Поскольку в СССР мнение основоположников марксизма считалось истиной в последней инстанции, советские историки на протяжении десятков лет безоговорочно повторяли это мнение.

Специалисты, согласившиеся на Нерона, помимо этого так дополнительно аргументировали свой взгляд. В «Откровении» (VI, 2, 4, 5, 8) упомянуты четыре апокалиптических всадника: с луком на белом коне, с мечом на рыжем коне, с весовой мерой на черном коне и смерть на бледном коне. Лучник символизировал знаменитых в то время лучших стрелков из лука — парфян, наводивших ужас на римлян. В 62 г. скакавшее исключительно на белых лошадях парфянское войско, разбив римские легионы, заставило Нерона согласиться с воцарением в Армении парфянского ставленника Тиридата I. Иоанн радовался появлению всадника Победы над ненавистными римлянами.

Обладатель меча — всадник Раздора, обозначавший вспыхнувшее в начале 60-х годов восстание бриттов во главе с Боудиккой, в результате которого, как потом писал Тацит, пало 70 тыс. римлян. Этот разлад в империи лил елей на сердце Иоанна. Всадник с весами символизировал нехватку хлеба и голод при Нероне, когда плебс был возмущен привозом из Александрии на кораблях песка для цирковых арен вместо египетского зерна. А смерть обозначала гибель невинных христиан от зверя Нерона. Кроме того, когда Нерон взошел на трон, официальное написание его имени было таким: Nero Claudius Caesar Augustus Germanicus. Оно состоит из 36 букв. Если каждой придавать последовательно числовое значение, нарастающее от 1 к 36 на единицу, то 1+2 + 3... + 36 = 666.

Время написания «Откровения Иоанна» уточнялось следующим образом. Иоанн (XVII, 3, 8-11) видит семиглавого зверя, а ангел говорит ему: «Зверь был и нет его, и явится... Семь голов суть ...семь царей, из которых пять пали, один есть, а другой еще не пришел, и когда придет, не долго ему быть. И зверь который был и которого нет, есть восьмый, и из числа семи, и пойдет в погибель». Излагаем ход рассуждений в четком толковании Энгельса: под царями имелись в виду первые императоры — Август, Тиберий, Калигула, Клавдий, Нерон, Гальба. Пятеро уже отцарствовали. Шестой, Гальба, правил с июня 68 г. до января 69 г. и погиб в результате заговора, а императором был провозглашен Отон, седьмой по счету, правивший до 15 апреля 69 года. Слова ангела Иоанн относил к правлению Гальбы, и ангел предсказывал то, что Иоанн уже знал потом, когда в Эфесе написал свое «Откровение»: «пять пали, один есть, а другой еще не пришел». [24]

Зверем же, восьмым, был Лженерон, существовавший ранее в качестве Нерона и появившийся в 69 г. на эгейском о-ве Китнос, неподалеку от Патмоса, а затем погибший («зверь, который был и которого нет, есть восьмый, и из числа семи, и пойдет в погибель»). Таким образом, «Откровение Иоанна» можно датировать 69 годом.

«Воскресший Нерон», которого испуганные современники видели в Лженероне, — по-латыни будет Nero redivivus, что в числовой комбинации тоже равно 666. Понимание в качестве «зверя из бездны» именно Нерона, а в качестве восьмого — Лженерона, присущее на протяжении XIX в. всей немецкой науке, а также ее иноземным сторонникам, подытожил тогда всемирно известный античник Т. Моммзен¹⁶⁾. Эта точка зрения господствовала и в советской исторической литературе. Она (или близкая к ней) сохранилась и в советских справочных изданиях.

Тем не менее, порой встречались отклонения. Их прозелиты исходили из понимания неоднородности «Откровения Иоанна». Анализ текста Апокалипсиса привел их к мнению, что эта книга состоит из двух главных частей. Герой первой — Агнец, старинный иудейский символ судьбы богоизбранного народа; герой второй части, возникшей несколько позже, когда раннее христианство сделало очередной шаг, отдаляющий его от иудаизма, — Иисус Христос. Еще в середине XVII в. Гроций (голландский юрист и историк Г. де Гроот), ратуя за светскую науку, свободную от влияния богословия, предположил, что «Откровение Иоанна» написано не одним автором и не единовременно. А обстоятельно исследовавший «Откровение» на рубеже XIX—XX вв. протестантский теолог Ф. Шпитта наметил даже три этапа его создания.

Из отечественных специалистов наиболее убедительно близкую версию разработал Р. Ю. Виппер, который пришел к выводу о механическом соединении в «Откровении» двух сочинений. Одно было написано как политический памфлет в дни Иудейской войны. Оно-то и относится к 69 году. Другое явилось «попыткой христологического приспособления этого революционного манифеста» и должно датироваться рубежом I—II веков. Кроме того Виппер, осуществив ряд тонких наблюдений над содержанием «Откровения», высказал и довольно убедительно обосновал точку зрения, что автор «Откровения», близкий по происхождению или по профессии к городским ювелирам, вращался в торгово-ремесленных кругах Восточного Средиземноморья, тесно связанных экономическими и культурными контактами с Западным Средиземноморьем. Сегодня двойную датировку приняли и наиболее сведущие отечественные ученые¹⁷⁾.

Особую позицию в вопросах авторства и датировки «Откровения Иоанна» занимал видный народоволец, а впоследствии известный ученый Н. А. Морозов, проведший почти четверть века в одиночке Шлиссельбургской крепости и досконально изучивший там «Откровение». Он подошел к этому тексту как астроном, знавший детально также, где и когда происходили в древности природные катаклизмы, и установил тщательными исчислениями, что речь идет о землетрясении, сопровождавшемся грозами и состоявшемся в районе Патмоса 30 сентября 395 г. юлианского календаря. Наблюдавший его Иоанн, «астрологически образованный» человек, передал увиденное образно. «7 духов ...пред престолом Его» (I, 4) — это 7 звезд Большой Медведицы, расположенные перед созвездием Престол, как называлась в IV в. Кассиопея. «Глава Его ...и очи Его, как пламень огненный» (I, 14) — Солнце и его лучи. «Радуга вокруг престола» (IV, 3) — Млечный Путь при свете извержения. «Вокруг престола четыре животных» (IV, 6) — знаки Зодиака; «первое животное было подобно льву, и второе животное подобно тельцу» (IV, 7) — созвездия Льва и Тельца.

«24 старца пали пред Агнцем» (V, 8) — прошедшие с начала землетрясения суточные часы, а Агнец, иначе Овен — созвездие Овна, показавшееся затем на небе. «Конь белый, и на нем всадник, имеющий лук» (VI, 2) — блестевшая планета Юпитер под созвездием Стрельца. «Венец из 12 звезд» (XII, 1) — созвездие Волосы Вереники. «Громкий голос, говорящий на небе» (XII, 10) — грозовой гром. Небесная жена «родила младенца мужеского [25] пола» (XII, 13) — за созвездием Девы показалось на небе созвездие Геркулеса. Великая блудница (XVII, 1) — государственная церковь, ушедшая от первоначальных истин христианства.

«Зверь, которого ты видел, был, и нет его» (XVII, 8) — разделение Римской империи на Западную и Восточную в январе 395 года. «7 царей, из которых 5 пали, один есть, а другой еще не пришел» (XVII, 10) — уже отцарствовавшие императоры IV в., при которых христианство стало господствующей религией: Константин I (324—337), Констанций I (337—361), Юлиан (361—363), Валент (364—378), Феодосий I (379—395) и заступивший на трон Восточной Римской империи 17 января 395 г. Аркадий, а седьмой был Иоанну пока еще не известен. Двурогий зверь — две фракции тогдашней церкви, ариане и николаиты, обе травившие оригенита Иоанна¹⁸⁾. И т. д., по всему тексту «Откровения».

Вскоре астрономические вычисления Морозова были проверены и подтверждены научными сотрудниками Пулковской обсерватории М. М. Каменским и Н. М. Ляпиным, касавшимися только датировки былых катаклизмов. Но кем же являлся в таком случае автор «Откровения»? Морозов легко нашел того, кого тогда преследовали и ариане, и их противники, кто попал в 395 г. на Патмос за несогласие с официальной линией церкви и стал очевидцем действительно имевшего место природного явления. Им оказался Иоанн Златоуст Антиохийский (346—407), в 398—404 гг. временно возглавивший Константинопольскую церковь. Сочинение Морозова написано, на первый взгляд, столь искусно, что в свете его версии не осталось необъясненным вроде бы ни одно место в «Откровения Иоанна».

Возник, однако, естественный вопрос: каким же образом апологеты II—IV вв., читавшие и цитировавшие «Откровение», могли ссылаться на то, чего тогда еще не существовало? Морозов поступил очень просто: в приложении III к своей книге он попытался доказать, что все соответствующие труды, якобы относящиеся к предыдущему времени, сочинили средневековые монахи ради удревнения церковной истории. Но историческим материалом высокообразованный естественник владел недостаточно, что и было вскоре продемонстрировано¹⁹⁾. И версия Морозова осталась в историографии талантливо сочиненным курьезом.

Следующий вопрос, неизбежно встающий перед историком: какова судьба тех христианских книг, которые появились вскоре после «Откровения Иоанна», но, в отличие от него, не попали, в канон, хотя касались тоже Тысячелетнего царства и второго пришествия? Прежде всего имеются в виду апокрифы (по-греч. «тайные»), так называемая вторичная (девтероканоническая), «околосвященная» литература — «отреченные» сочинения, как их называли на Руси. Они были изъяты из церковного употребления, преимущественно в IV в., официально же «закрыты» декретом папы римского Геласия (492—496 гг.) и в лучшем случае рекомендуются для душеспасительного чтения. Тридентский собор в 1546 г. частично узаконил их в данном качестве, но некоторые протестанты до сих пор полностью отвергают. Те из апокрифов, которые касаются тематики Нового Завета, обычно повествуют о разных чудесах: «Хождение Богородицы по мукам» (заступничество Девы Марии за мучающихся грешников), «Сказание Афродитиана о чуде в Персидской земле» (поклонение волхвов новорожденному Христу) и пр.

С раннего средневековья они были любимым чтением для простонародья, особенно латиноязычные «Passiones apostolorum» («Страсти апостольские») в Западной Европе. Снисходительно относилась католическая церковь к «Antilegomena» — спорным апостольским посланиям. Некоторые из них имели хождение и среди православных. Переработки или подражания апокрифам всегда были популярны у различных сектантов, например богомилов. Изустными носителями таких повествований являлись «калики перехожие» — паломники по святым местам, исполнявшие духовные песни и просившие подаяния. На Руси апокрифы официально стали известны с 1073 г. в перечне книг истинных и ложных по «Изборнику Святослава». Народные массы активно участвовали в пополнении апокрифических [26] творений. Так появились на свет опирающиеся на духовный фольклор «Голубиная книга», «Сносудец», «Травник», «Громник»²⁰⁾.

До нас дошли не все апокрифы. Многие погибли в ходе церковных междоусобиц и борьбы с еретиками. Апокрифичны и некоторые евангелия: Первоевангелие Иакова (жизнь Марии Богородицы и вифлеемское избиение младенцев), Никодимово евангелие (сошествие Христа на тот свет и воскресение его из мертвых). В 1945—1946 гг. в египетском селении Наг-Хаммади (древний Хенобоскион) были обнаружены коптские тексты античного времени и новозаветного содержания. Среди них — «Евангелие от Фомы» с рассказом гностической направленности об учении Иисуса и «Евангелие от Филиппа», стимулирующее личные усилия верующего на пути к самоусовершенствованию. Гностический характер присущ и «Евангелию Истины», относящемуся к третьей четверти II века²¹⁾.

С концом античности жизнь «Откровения Иоанна» не угасла ни на Западе, ни в Византии, ни потом на Руси. Средневековых людей волновали разные стороны Апокалипсиса. Грамотеи держали в руках копии (списки) этого текста или пользовались отрывками, помещенными в различных сборниках. Ознакомление с «Откровением Иоанна» облегчилось после того, как его начали переводить с греческого на другие языки. Старославянский перевод Нового Завета был осуществлен усилиями славянских просветителей Кирилла и Мефодия в IX веке. Крещеная Русь получила его после 988 года. Позже перевод «Откровения» подвергался в России уточнениям и исправлениям. Особую роль сыграл в подготовке улучшенного текста Геннадий митрополит Новгородский в 1499 году. А первое отдельное печатное издание (в Вильно) старославянского текста относится к 1623 году. При императрице Елизавете в 1751 г. вышло очередное исправленное печатное издание Священного Писания. Полный перевод на русский язык состоялся только в начале XIX в. и был опубликован в 1822 г., а в 1860 г.— в заново исправленном виде.

Длительное время, однако, православные на Руси поневоле обходились без печатного текста и пользовались списками «Откровения Иоанна» именно на церковнославянском (старославянском) языке. Древнейшими остаются списки, относящиеся к XIII веку. Обычно они содержат не просто Апокалипсис, а Толковый текст его, то есть с прибавлением толкования, разъясняющего темные места. Чаще всего использовалось толкование, составленное Андреем Кесарийским, но встречаются списки сразу с двумя или даже тремя толкованиями разных церковных авторов. Кроме того, в подкрепление мысли, что «Откровение» принадлежит перу апостола, иногда добавлялось Житие Иоанна Богослова, написанное последователем Андрея диаконом Прохором. В рамках Нового Завета печатное «Откровение Иоанна» было опубликовано на глаголице в 1562 г. и на кириллице в 1563 г. (оба издания в Тюбингене) и в несколько измененном виде — первопечатником Иваном Федоровым в 1580 г. (острожское издание).

В Византии существенное значение для успешного использования духовенством идей «Откровения Иоанна» имели «Пояснения к Апокалипсису» Аретаса (806—940), архиепископа Цезареи Каппадокийской. Но на Западе с ними более основательно познакомились только после напечатания их в XVI веке²²⁾. А до того едва ли не в каждой епархии находились образованные священники, по-своему толковавшие «книгу за семью печатями», что немало способствовало появлению местных христианских сект, которые в дальнейшем объявлялись еретическими, и распространению тех пророчеств Иоанна, которые особенно сильно воздействовали на народные массы. Очень силен был страх перед концом света, и люди загодя готовились к нему в ожидании Страшного суда. Обычно такое событие заранее приурочивалось к какой-нибудь «круглой» дате. Например, к концу I тысячелетия, и перед 1000 г. по ряду местностей Западной Европы прокатилась паника. Потом, когда крестоносцы отвоевали в 1099 г. у арабов Иерусалим, ожидался спуск с небес «нового Иерусалима», описанного в «Откровении Иоанна», к 1100 году. Боязнь гнева Божьего нередко вынуждала государственных деятелей принимать решения, имевшие большое значение для [27] дальнейшей судьбы их народов²³⁾. Так, перед крещением Руси византийские священники пугали Страшным судом Владимира Киевского, выбиравшего новую веру взамен языческой.

Встречались не раз яркие личности, исполненные фанатизма и пытавшиеся непосредственно участвовать в установлении на Земле Тысячелетнего царства Божия. Одним из таких людей был основатель монастыря во Фьоре Калабрийской (Южная Италия), а потом собственного монашеского ордена Иоахим Флорский (1130—1202), который едва ли не первым из деятелей Средневековья придал образным абстракциям «Откровения Иоанна» конкретное земное содержание. Он учил, что история в ветхозаветный период развивалась согласно откровению Бога-Отца, история в новозаветный период — согласно откровению Бога-Сына, а будущее предусмотрено Богом-Духом. Именно это, дескать, имел в виду автор «Откровения» и именно это разъяснял Иоахим в своем «Комментарии в Апокалипсису», наметивший начало такого будущего на 1260 год. Иоахимиты повлияли затем на различные социальные движения и общееретической, и сугубо крестьянской, и преимущественно плебейской направленности²⁴⁾. Главное, что привлекало угнетенных: призывы к борьбе, к неподчинению угнетателям, возможность еще при жизни добиться решения социальных проблем силою и своею собственной рукой. Тем более, что к этому призывал их сам Господь. Ведь «если Бог с нами, то кто — против нас?».

Этим путем с вариантами, обусловленными конкретно ходом национальной истории и особенностями каждого данного общества, шли и германские анабаптисты, и чешские табориты, и английские «истинные» левеллеры, и бесчисленные представители иных больших и малых сект и социально-церковных движений. Нередко голоса их лидеров звучали очень громко. Напомним о вестфальском пророке Иоанне Лейденском, не убоявшемся насильственных действий и провозглашенном в 1534 г. «царем Нового Сиона» в Мюнстере, и о русском расколоучителе, не устрашенном заревом костров протопопе Аввакуме Петровиче (1620—1681), призывами которого вдохновлялись старообрядцы.

Своеобразную комбинацию античной секты, сословной средневековой организации и обусловленной новациями Ренессанса узкой группировки, буквально воспринявшей идеи «Откровения Иоанна», являло собой Общество апокалиптических рыцарей, возникшее в Риме в 1693 году. Его главою был дворянин Августин Габрино из Брешии, фанатик с мистическим складом ума и наклонностями авантюриста. Несколько десятков членов его общества поставили себе целью беззаветно служить католической церкви с учетом предсказаний «Откровения» и защищать христианский мир от Антихриста. Их лидеру они присвоили титул «монарха св. Троицы». Впрочем, это общество распалось после ранней смерти Габрино в заточении, вызванном его смутившими церковь заявлениями.

Невозможно перечислить всех тех, кто в средние века трактовал в разных формах и ради различных целей апокалиптические призывы. Бесконечное число раз фигурировали идеи Тысячелетнего царства, Страшного суда, борьбы с Антихристом, второго пришествия. Приведем достаточно типичную иллюстрацию. В 1552 г. М. Сервет, испанец по происхождению и француз по местопребыванию, медик и теолог, один из вождей антитринитариев (тех, кто отвергал Троицу как пережиток язычества), условно считающийся первооткрывателем малого круга кровообращения, написал сочинение «Восстановление христианства». В нем он утверждал, что Антихрист уже воцарился на Земле, и описывал 60 его знаков²⁵⁾.

Мысль о грядущем конце света тревожила и побуждала к действию ряд крупных мыслителей. Ее после 1541 г. оригинально развивал в рамках своего вероучения женевский реформатор Ж. Кальвин. Шведский геолог, математик и астроном Э. Сведенборг, отошедший под конец жизни от прямой науки в сторону теософии и духовидения, в своем восьмитомном сочинении «Небесные тайны», завершенном в 1756 г., дал собственное толкование Библии, включая «Откровение Иоанна». Он заявил в вышедшей в 1758 г. книге «О Последнем суде и разрушенном Вавилоне», что в 1757 г. уже наступил конец света²⁶⁾. [28]

Под его влиянием во второй половине XVIII в. появилась секта сведенборгиан, считавшая, что именно их вероучитель был послан Богом на Землю, чтобы духовно подготовить людей ко второму пришествию Мессии, и что важнейшим источником такого вероучения служит «Откровение Иоанна». В 1846г. на Урале штабс-капитаном Н.С.Ильиным было дано начало Десному братству, распространившемуся в виде христианской секты по ряду российских губерний. Глава секты положил Апокалипсис в основу своих сочинений «Сионская весть» и «Общечеловеческая истина», в которых, в частности, подробно рассказывал, когда и как спустится с небес «новый Иерусалим»²⁷⁾.

Частым явлением был перенос какой-либо фигуры из «Откровения» на конкретное историческое лицо с развернутой пропагандой против него. В этих целях многократно применялась апокалиптическая фигура Антихриста, чей образ прилепляли к политическим противникам. Папа римский Григорий IX после 1226 г. объявил Антихристом своего злейшего врага, императора Фридриха II Гогенштауфена. Лидер немецкой Реформации М. Лютер именовал антихристами всех римских пап. Английские протестанты называли так короля Карла I Стюарта. Как Антихрист проходил у российских старообрядцев организатор церковной реформы патриарх Никон, а впоследствии — царь Петр I. В 1812 г. широкие массы русских людей внимали проповедям об Антихристе-Наполеоне.

Популярными «героями» в том же плане были Гога и Магога. В «Мертвых душах» Н. В. Гоголя помещик Собакевич так честит губернатора и вице-губернатора. Опубликовавший в 1849—1851 гг. двухтомник «Откровение Иоанна» ортодоксальный лютеранский теолог, оппонент рационалистов XVIII в. Э. В. Хенгштенберг писал, что от правления Карла Великого и примерно до середины XIX в. в Западной Европе существовало предсказанное в «Откровении» Тысячелетнее царство, а революции 1848—1849 гг. привели туда Гогу и Магогу. Ненавистники католического Рима любили публично именовать его вавилонской блудницей, как некогда поступил Иоанн по отношению к императорскому Риму.

Эпоху в научном исследовании Нового Завета составили с конца XVIII в. работы преподавателей Тюбингенского университета (Германия). Лидером этой школы библеистов в XIX в. являлся проф. Ф. X. Баур (1792—1860), автор фундаментального труда «Христианство и христианская церковь первых трех столетий» (нов. изд. — 1863 г.). К этому же направлению примыкали немецкие теологи А. Ф. Гфрёрер (1803—1861), Г. X. Ф. Люкке (1791—1855) и ориенталист Ф. Ф. Бенари (1805—1880), библеист Г. Г. Эвальд (1803—1875), йенский проф. А. Гильгенфельд (1823—1907), берлинский проф. О. Пфлейдерер (1839—1908), историк А. Швеглер (1819—1857). Значительную роль в изучении социальных корней Нового Завета сыграл философ Б. Бауэр (1809—1882). Отображение в евангельской истории древних мифов ярко охарактеризовал немецкий публицист Д. Ф. Штраус (1808—1874), чья книга «Жизнь Иисуса, критически обработанная» (1835 г.) имела массу иностранных переводов. Достоянием широких кругов читателей сделал результаты научной деятельности библеистов автор восьмитомной «Истории происхождения христианства», французский филолог, историк, археолог и философ-скептик Ж.-Э. Ренан (1823—1892), специально останавливавшийся и на судьбе «Откровения Иоанна» (ренанов «Апокалипсис», гл. XV-XVII).

Если рационалисты XVIII в. подвергали старую теологическую догматику осмеянию с позиций здравого смысла, то тюбингенцы и иже с ними попытались подвергнуть достоверность религиозных преданий строгой научной проверке, чтобы отделить заслуживающие внимания факты от фантастических наслоений. Этот анализ позволил пересмотреть почти весь багаж богословия. В итоге к началу XX в. западноевропейская догматическая теология, касавшаяся проблемы Апокалипсиса, оказалась почти в руинах.

Ее возрождение в дальнейшем было связано с последствиями двух мировых войн, термоядерных испытаний и бесконтрольного технического [29] прогресса, губящего природу, что вызвало смятение в умах и чувствах миллионов людей. Вместе с тем вовсе не уменьшилось общее воздействие «Откровения Иоанна» на умы, которое издревле породило и потом пополняло пласт многовекового развития культуры, впитавший в себя, среди прочего, и апокалиптические образы. Попытаемся проследить это воздействие на некоторые сферы культуры за почти два истекших тысячелетия.

Волнующие и причудливые образы «Откровения Иоанна», как и весь Новый Завет, из века в век производили сильнейшее впечатление на читателей Библии и слушателей церковных проповедей. Это воздействие находило отражение не только в повседневном поведении верующих, но и в произведениях литературы и искусства различных жанров. Художественные изображения на апокалиптические темы имеют давнюю историю. Еще до признания христианства официальной религией появляются на стенах катакомб схематические рисунки, в которых гонимые властями последователи Христа символически выражали свои надежды на Божье наказание грешникам и справедливое воздаяние верующим. Эти рисунки порой трудно различимы и могут истолковываться неоднозначно. Более четки прориси Агнца — символа жертвенной кончины Христа, якоря — символа надежды на спасение безгрешных и виноградной лозы — символа Божьей наказующей жатвы, о которой говорится в «Откровении Иоанна» (XIV, 15, 19, 20). Эти потаенные рисунки после огосударствления церкви плавно сменяются настенными фресками и мозаикой в храмах ряда городов Западной Европы раннего средневековья. Типичной считается мозаика романского стиля в храмах Равенны и в римской церкви Санто-Козимо и Санто-Дамиано (VI в.). Близкие сюжетно рисунки встречаются также на священных сосудах — от Испании до Византии и надгробиях²⁸⁾.

В дальнейшем мастера искусства всех жанров столь обильно откликались на евангельские тексты, что обо всем даже упомянуть просто немыслимо. Скажем поэтому лишь о некоторых наиболее заметных вехах. Соответствующие иллюстрации проникают в книги. Занимает там свое место и отображение трагических событий, зафиксированных в «Откровении Иоанна». По-видимому, самые ранние иллюстрации такого рода встречаются в Трирской рукописи (ок. 500 г.). Классическими для периода раннего средневековья являются многоцветные миниатюры ряда испанских мастеров, а также в личной Библии западнофранкского короля Карла II Лысого (IX в.), в Евангелиях, хранящихся в суассонской церкви Сен-Медар (X в.), и в книге Священного Писания, принадлежащей бенедиктинскому аббатству Сен-Север в нынешнем французском департаменте Ланды (автор С. Г. Пласид, 1028 г.). Своеобразно предвосхитил некоторые художественные идеи будущего Возрождения безымянный рейхенауский мастер, трудившийся над оформлением бамбергского «Откровения Иоанна» в отдельном томе (ок. 1000 г.)²⁹⁾.

Особое место принадлежит ковровому ансамблю в замке герцога Людовика I Анжуйского (Анжер). Сначала в 1376 г. Ж. де Брюг набросал на картонах свои апокалиптические рисунки. Затем по ним были выполнены миниатюры для двух манускриптов, тоже сохранившихся. Наконец, в 1377—1384 гг. парижский ткач Н. Батай изготовил семь гигантских ковровых панно общей площадью 100 на 4,3 м с изображениями фигур из «Откровения».

Апокалиптические страсти воплотились и в романской скульптуре, украшающей многие аббатства, воздвигнутые в начальный период развитого феодализма. Неподдельный драматизм отличает статуи и бюсты, встречающие молящихся во французских церквах Больё-сюр-Дордонь (1125 г.) и Сент-Этьенн в Кагоре (1135 г.). Но они все же достаточно примитивны. Более изощренна готическая скульптурная апокалиптика XIII и последующих столетий, которой можно любоваться в храмах Лана, Шартра, Буржа, Парижа, Реймса и Амьена. Вызывают восхищение тематические витражи в окнах Буржского собора (1215—1255 гг.), Йоркского собора (1405 г.) и парижской церкви Сент-Шапелль (XV в.).

В отличие от объемных и рельефных изделий иллюстрации [30] в манускриптах, касающихся «Откровения Иоанна», порой нарочито условны, ибо тогдашнее искусство в ряде случаев исходило из теологической идеи, что божественные святыни не воплотимы в зримых образах. Рисунки же должны помочь верующему лучше представить себе то, о чем повествует Новый Завет; но фактически они иносказательны, так как содержание Св. Писания можно постичь лишь духовно: откровенное здесь прикровенно, подражают неподражаемому, а уподобленное неподобно. Потому-то апокалиптические изображения и были достаточно схематичны, как, например, в иллюстрированных англо-норманнских апокалипсисах (1250—1450 гг.).

Более реалистичной стала картинная живопись в эпоху развитого феодализма и роста городов, когда возобладал трезвый ум бюргеров. В те века Библию рядовые верующие больше запоминали на слух во время церковной службы. Католическая церковь не поощряла чтение Священного Писания мирянами. Тем не менее, на «Откровение Иоанна» выразительно откликались в своих произведениях такие мастера искусства католического мира, как Чимабуэ (Ч. ди Пено), Джотто ди Бондоне, Рафаэль Санцио, Корреджо (А. Аллегри) и Эль Греко (Д. Теотокопули). Подлинные перемены пришли с Реформацией. У протестантов распространяется личное и семейное, домашнее и общинное чтение Библии. Напротив, церковное предание не ставится ни во что. Теперь каждый грамотей хотел увидеть святыню отображенной на пергаменте, бумаге или полотне. Это стимулировало новые художественные свершения. Они пришлись в основном на позднее средневековье.

Как раз позднему средневековью принадлежат составляющие гордость Восточной (православной) церкви расписные фрески со сценами из «Откровения Иоанна» в греческом Афонском монастыре (окончены в XVI в.), а также фрески в итальянском Орвьетском соборе (1447—1504 гг.). В Орвьето трудились три оригинальных мастера: один из немногих консерваторов среди новаторов Высокого Ренессанса доминиканский монах Фра Анжелико, облачивший древних в пышные одеяния средневековых дворян и бюргеров Б. Гоццоли (ди Лезе) и искусник вырисовывания деталей человеческого тела, что особенно заметно в его «Падении Антихриста», Л. Синьорелли. Около 1400 г. вестфальский мастер Бертрам украсил апокалиптическими изображениями алтарь Гамбургской церкви. А около 1473 г. нидерландец X. Мемлинг изобразил монументальные фигуры участников Страшного суда на алтаре гданьского костела Девы Марии, который позже сильно поразил царя Петра I. И, пожалуй, не имеет ничего, равного себе, по присущему ей драматизму сцена Страшного суда, изображенная Микеланджело Буонарроти (1536—1541 гг.) на алтарной стене римской Сикстинской капеллы.

На смену фрескам все шире шли полотна. В галерее венской Академии художеств красуется картина Босха (И. ван Акен, 1450—1516) «Страшный суд». Ее автор, почитатель сочинений неопифагорейцев, неоплатоников, адамитов и мистиков, «почетный магистр кошмаров», до предела насытил картину монстрами и химерами, какие не мерещились, вероятно, даже буйному воображению патмосского ссыльного. Гораздо реалистичнее и, соответственно, приземленнее полотна другого великого нидерландца, открывшего новые возможности в технике живописи маслом, Я. ван Эйка (1390—1441). Жуткие видения Апокалипсиса в его изображении, тем не менее, спокойно-созерцательны. Их венчает скромный девиз живописца «Как умею»³⁰⁾.

С началом европейского книгопечатания сложились необходимые условия для создания и распространения репродукций. Уже в гутенберговском Новом Завете (второй том 42-строчной Библии майнцского издания 1456 г.) была осуществлена эта возможность. Стали доходить до читателей книжно-альбомные репродуцированные иллюстрации к «Откровению». Сначала то были копии ксилографических картинок (лубочного типа, продававшихся на ярмарках), как в кёльнской Библии, выпущенной Г. Квентелем около 1478 года. Потом за дело взялись крупные мастера живописи [31] и графики. Одним из первых направил на это свой гений немец А. Дюрер. В 1498 г. он подготовил ксилографическую сюиту (его собственный термин) из последовательных самостоятельных частей — 15 впечатляющих гравюр «Апокалипсис в фигурах». Наиболее восторженно была встречена в Германии та из них, на которой архистратиг Михаил низвергает в Геенну драконообразного Сатану: будущие протестанты нашли в ней наглядное отображение борьбы с гнетом папства и католической церкви.

Мощный толчок уму и руке иллюстраторов дало осуществленное в Швейцарии великим гуманистом Эразмом Роттердамским критически пересмотренное издание Нового Завета на греческом и латинском языках (1516 г.). Далее линию Дюрера продолжили Л. Кранах (Мюллер-старший, 1522 г.) и X. Гольбейн-младший (1523 г.), взявшиеся, каждый по-своему, за иллюстрирование Библии, переведенной М. Лютером на немецкий язык. Но если у Кранаха сцены из «Откровения Иоанна» дышат спокойствием и даже некоторой поэтической наивностью, то у более темпераментного Гольбейна заметно соединение грубоватого национального реализма с одухотворенностью итальянского Возрождения. Вскоре в Швейцарии эта гравюрная серия была пополнена работами И. Франка той же направленности (1538 г.).

Специальные альбомы рисунков к «Откровению Иоанна» получили широкое распространение, когда упрочилось искусство гравирования по меди. В конце XVI — начале XVII вв. соответствующим печатным центром были Нидерланды, экспортировавшие новую продукцию во все страны Западной Европы. Прославилось издательство семьи Висхеров. К. Я. Висхер-младший (Н. И. Пискатор, 1586—1660) прославился изготовлением и распространением таких репродукций, в том числе на апокалиптические темы. В дальнейшем колея публикаций таких изображений как бы раздваивается: несколько обособляются друг от друга более вольная в содержании рисунков графическая струя, адресованная мирянам и рассчитанная, в частности, на удовлетворение заказов богатого бюргерства, и более сдержанная, находящаяся ближе к традиционному истолкованию «Откровения» церковниками и предназначенная для духовенства³¹⁾. Их слияние осуществилось в XIX веке.

Это было обусловлено прогрессом библеистики. Теперь к новозаветным текстам научные круги, не связанные напрямую с церковной службой, подходили как к историческому документу, подлежащему оценочным сопоставлениям и анализу, что открывало и перед художниками дополнительные творческие возможности. Буквально потрясли зрителей картоны немецкого иллюстратора философского склада П. фон Корнелиуса, обогатившего берлинскую Национальную галерею эпическими образами четырех апокалиптических коней со всадниками — белого, рыжего, вороного и бледного (1843 г.). Потом произвел фурор французский скульптор и художник Г. Доре. Когда он за год до своей кончины завершил иллюстрирование, вслед за Ветхим, Нового Завета (т. 2 «Святой Библии», турское издание 1882 г.; первый альбом увидел свет в 1864 г.), его труд настолько поразил воображение читателей, что многочисленные переиздания Священного Писания с его рисунками так и вошли в историю под названием «Библия Доре».

Применив последние достижения литографии, французский гравер и художник, предшественник сюрреалистов О. Редон выпускает «Апокалипсис св. Иоанна» — альбом выразительных и общедоступных эстампов (1889 г.). Однотематические иллюстрации, увидевшие свет в XX в., нам представляются ординарными либо эпигонскими или же сильно модернизированными (вроде книжных рисунков швейцарца Я. Хэне, 1976 г.). Исключением считаем картины Н. С. Гончаровой «Жатва» и «Апокалипсис» (1911 г.), исполненные в манере лубочного примитива с трафаретом для раскрашивания³²⁾. Среди русских фресок и икон, посвященных Апокалипсису, отметим принадлежащую Феофану Греку дивную роспись храма Благовещения в московском Кремле (1405 г., обновлена в 1551 г.), роспись владимирского Успенского собора (Андрей Рублев и Даниил Черный, 1408 г.), икону «Апокалипсис» в московском [32] Успенском соборе (1492 г.) и рисунки в московской церкви Троицы в Никитниках (1652 г.).

Отдельно следует сказать о русской художественной традиции в книгах. Первые лицевые, то есть сопровождаемые пояснительными рисунками, списки текста «Откровения» на церковнославянском языке, ходившие в России, относятся к XV веку. Они содержат в среднем несколько десятков иллюстраций, восходящих к византийским прототипам, либо местного происхождения. А первые печатные иллюстрации к Апокалипсису появились на Руси в середине XVII века. В следующем столетии их уже часто переиздавали сравнительно солидными тиражами как дешевую лубочно-книжную продукцию, и они расходились сотнями экземпляров у стен церквей, монастырей и на ярмарках. В какой-то степени все они походят на фрески в храмах средневековой Руси. Переходя с незначительными изменениями из одной публикации в другую, они представляют собой тип иллюстраций, именуемый устойчивым иконографическим изводом. А преобладают среди них картины Страшного суда³³⁾.

В художественной литературе примерам обращения к Апокалипсису несть числа. Среди ранних писателей, открывающих длинный ряд таких авторов, выделяется Данте (1265—1321) с его величественной поэмой «Божественная комедия». Затем периодически появлялись произведения, в которых сугубо личностное восприятие «Откровения Иоанна» преломлялось через общественные отношения конкретной исторической эпохи. Типичны в этом смысле «Торжествующий Христос, апокалиптическая комедия» англичанина Дж. Фокса (1516—1567) и «Апокалиптический комментарий к Песне песней» немца К. Хойниша (1620—1690). Ближе к современному концу этого ряда находится В. Ропшин (Б. В. Савинков, 1879—1925) с его хроникальными повестями о революционном подполье и контрреволюционных мероприятиях «Конь бледный» и «Конь вороной». Во многих произведениях освещается отражение евангелической тематики в целом или апокалиптической, в частности; это характерно для творчества ряда писателей, например, Ф. М. Достоевского³⁴⁾.

В Северной Америке и Западной Европе, особенно у протестантов различных направлений и сект, издана масса научной и научно-популярной литературы не только об «Откровении Иоанна» вообще, но и по отдельным его сюжетам. Встречаются также околонаучные, псевдонаучные и даже рекламные произведения по этой тематике. Она рассматривается в школьных учебниках, пособиях для учащихся и преподавателей, в специализированных книгах и брошюрах для религиозных колледжей, нередко с привлечением элементов исследования и умеренной критики, в примерных подборках лекций и проповедей для религиозных общин. Большими тиражами расходятся видеокассеты с пропагандистскими или контрпропагандистскими текстами. К концу XX в. участился выпуск видеопленок о Тысячелетнем царстве Божием, а также других хилиастических (иначе — милленаристских, затрагивающих Тысячелетнее царство) и эсхатологических (о близком конце света) произведений. В этой современной милленаристике перемешаны серьезные научные труды об эволюции того мистически понятого идеала справедливости в Апокалипсисе, который был осужден церковью еще в 256 г. и который задержал канонизацию «Откровения Иоанна», с дешевыми перепевами посулов жаждущим возмездия верующим. Эсхатологические печатные выступления варьируют от затрагивающих отдельную человеческую душу до рассуждающих о всемирной судьбе, мятущейся между первым пришествием Мессии, уже состоявшимся по воле Бога-Отца в лице Бога-Сына, и ожидаемым вторым пришествием³⁵⁾.

Ряд изданий освещает методы использования апокалиптической тематики для реализации различных житейских целей, от совершенно будничных до социальных и политических в ходе войн и революций. Из числа последних выделим интересный коллективный труд о том, как Апокалипсис служил, в частности, освободительной борьбе за независимость североамериканских колоний Англии. Любопытны работы, касающиеся того, как радикалы различных направлений применяли для агитации среди верующих термин «Антихрист» ради очернения политических противников³⁶⁾. [33]

Кинематограф тоже не обошел стороной сюжеты Апокалипсиса. Среди множества фильмов с апокалиптическими по идеям сценами наиболее выразительной и вместе с тем вполне художественной принято считать кинокартину датского постановщика К. Т. Дрейера «День гнева» (1943 г.). В ней жизнелюбивая и откровенная героиня противопоставлена протестантским мракобесам XVII в., охотящимся на ведьм. Из более поздних фильмов назовем получившую Золотую пальмовую ветвь Каннского фестиваля и премию «Оскар» картину американского режиссера Ф. Ф. Копполы «Апокалипсис сегодня» (1979 г.) о войне во Вьетнаме. В ней вертолеты США, атакующие с воздуха вьетнамские селения под раскаты вагнеровской музыки, выглядят боевыми ангелами уже начавшегося апокалиптического действа³⁷⁾.

Сильнейшее влияние оказал Апокалипсис и на представителей мира музыки. Сохранились данные, что еще до падения Западной Римской империи верующие при богослужении часто облекали молитвы или чтение евангельских текстов в определенные музыкальные формы. Активнее других популяризировали исполнение церковных мелодий представители черного духовенства. Именно в питаемой народными корнями монашеской среде и возникла к концу XII в. мелодия, которую напевали, когда проговаривали строчки апокалиптического характера, приписываемые в церковных кругах Софонии (Кн. пр. Соф., I, 2, 15; III, 2, 15), хотя напрямую к «Откровению» они не относились.

Софония — один из малых пророков в правление иудейского царя Иосии (VII в. до н. э.). Он предсказывал катастрофу Иудейского царства из-за прегрешений его обитателей и призывал их покаяться в ожидании Судного дня. Охарактеризованный более подробно в «Откровении Иоанна» этот Страшный суд отложился теперь в молитвенном тексте: «Dies irae, dies ilia // Solvet saeclum in favilla: // Teste David cum Sibylla» (День гнева, этот день разрешит [от грехов] род людской в горячем пепле, как завещали [псалмопевец] Давид и [пророчица] Сивилла).

Тут имелась в виду одна из 12 древних прорицательниц-сивилл, наиболее известная, родом из италийских Кум. Она собрала свои предсказания воедино. Эти Сивиллины книги при римских царях VII—VI вв. хранились в храме Юпитера на Капитолийском холме. Во время пожара в 83 г. до н. э. они сгорели. Будучи частично восстановленными, хранились в храме Аполлона на Палатинском холме. В 405 г. н. э. по распоряжению правителя Западной Римской империи Стилихона были сожжены, но кое-что уцелело и потом высоко оценивалось ранними историками христианства, поскольку содержало некоторые сведения, касающиеся упоминаемых в Библии событий. На эту-то Сивиллу и ссылались верующие. В первой части их моления повествуется о грозных картинах суда Божьего, потом возносится мольба о милосердии.

Появившийся мотив быстро снискал популярность, разнесенный странствующими монахами по Европе. Минорит Т. да Челано (1190—1260), ставший первым биографом Франциска Ассизского, осуществил музыкальную редакцию «Dies irae». Вслед за францисканцами ее приняла вся католическая церковь и использовала как секвенцию — ведомое тенором песнопение, которое следовало за «Аллилуйя» и предшествовало речитативному молению по тексту Евангелия. Тридентский собор (1545—1563), рассматривавший законность ряда нововведений, принятых в средние века, утвердил к исполнению из многих применявшихся секвенций только четыре, включая «Dies irae», после чего она приобрела значение канона. Итальянские музыканты, братья Дж. Фр. Анерио (1567—1630) и Фел. Анерио (1560—1614), согласно соборному предписанию, ввели ее в состав заупокойной мессы. И с тех пор постоянно звучащая в церкви, эта строгая, трагическая и жутковато-выразительная мелодия, символизирующая собой апокалиптические события, стала все шире и шире овладевать умами и душами верующих, приобретя известность среди всех христиан³⁸⁾.

По мере того, как обычная церковная месса (обедня) с течением времени дополнялась в светском обиходе оперой и другими музыкально-сценическими [34] действиями, заупокойная месса преобразовывалась в светском обиходе в «реквием» (то есть, пожелание вечного «покоя»): музыкальное произведение траурного характера, почти обязательно содержащее отраженную в музыке апокалиптическую картину Страшного суда с цитированием напева «Dies irae». Иногда этот напев звучал как элемент большого сочинения, иногда использовался полностью, иногда с вариациями³⁹⁾.

Пример последнего рода явил И.-К. Бах (1735—1782), один из представителей знаменитого семейства Бахов, «миланско-лондонский». Его «Dies irae», отличающийся напевным изяществом, был опубликован только спустя два века после смерти автора и по праву вошел в цикл замечательных сочинений всего семейства, причем великий Иоганн-Себастьян, пять его сыновей, брат и два дяди тоже обращались, каждый по-своему, к этой мелодии.

Иначе звучит «Dies irae» в реквиеме В.-А. Моцарта (1791г.) — его вторая часть, в которой неумолимо грозные басы в обрамлении жалобных реплик других инструментов рисуют светопреставление. И опять-таки по-другому служит слушателям средневековый напев в «Траурной мессе» Ф.-Ж. Госсека (1734—1829), будущего «великого глашатая Французской революции», у которого 200 тромбонов, фаготов, кларнетов, валторн, барабанов и медных тарелок чудовищно гремели в 1760 г., чтобы изобразить Божественный рок в зале парижской церкви св. Рока. И снова иначе звучит апокалиптический императив в реквиеме Г. Берлиоза (1837 г.), рыдающем по жертвам Июльской революции, и в финале его же «Фантастической симфонии» (1830 г.), где композитор использовал литургический напев при постоянном лейттембре (ведущий тембр звучания) для отображения утраченных им иллюзий в любви к одной актрисе.

До середины XIX в. «Dies irae» составлял обычно отдельную часть реквиемов. Но. Дж. Верди сделал его (1874 г.) главным носителем всего интонационного содержания реквиема, посвященного памяти его друга, борца за воссоединение Италии, писателя А. Мандзони. Особое настроение вложил в «Dies irae» Ф. Лист (1837 и 1849 гг.), когда он, взирая на средневековую фреску в Пизе с изображением триумфа смерти, откликнулся на нее «Пляской смерти» — набором парафраз для фортепиано с оркестром. Они символизировали жуткий призрак четвертого всадника в «Откровении Иоанна» — косаря, бродящего в толпе и выхватывающего из нее свои жертвы. И та же «Пляска смерти» (1874 г.) выглядит у К. Сен-Санса блестяще-ритмичным концертно-виртуозным сочинением. Разнообразную серию вариаций «Dies irae» представил Ш. Гуно, когда он в 1843—1848 гг. временно впал в крайний клерикализм и, сочиняя, специально надевал сутану аббата⁴⁰⁾.

Упомянутая мелодия прослеживается в произведении «Песни и пляски смерти» для голоса и фортепиано (1875—1877 гг.) М. П. Мусоргского на слова А. А. Голенищева-Кутузова, чьи стихотворения отличались ровным тоном и спокойствием. Выбор композитора поразителен, ибо в его сочинении ярко выражены, наоборот, неподдельные человеческие страдания. П. И. Чайковский по меньшей мере дважды обращался к «Dies irae». В его «Новогреческой песне» улавливается скорбный отклик на трагедию долго угнетавшегося османами братского по вере греческого народа. А в программной симфонии «Манфред» (1885 г.) по одноименной поэме Дж. Н. Г. Байрона (1817 г.) эта мелодия живописно вторит музыкальной теме о демонических приключениях, случившихся с несчастным Манфредом в Альпах. Известный русский поэт К. Р. (вел. князь Константин Константинович Романов), на чьи стихотворения написано множество романсов, был автором текста «Стучася у двери твоей я стою», а учительница хорового пения в Петербурге В. А. Данилевская, использовав мотив «Dies irae», положила эти слова на музыку (1893 г.)⁴¹⁾.

Симфоническая картина «Из Апокалипсиса» (1912 г.) принадлежит А. К. Лядову, любившему мистическую тематику. Предназначенная для камерного исполнения, она отличается своеобразной тембровой окраской и колоритом: каждый музыкальный инструмент ведет от начала до конца [35] индивидуальную партию, а не только оркестровый подыгрыш. А. К. Глазунов вставил тот же мотив в свою сюиту «Из средних веков» (1902 г.), сдержанную по манере и строго пластичную. У С. В. Рахманинова связаны с Апокалипсисом четыре произведения: написанная под впечатлением картины художника-мистика А. Бёклина симфоническая поэма «Остров мертвых» (1909 г.), рапсодия на тему Паганини для фортепиано с оркестром (1934 г.), содержащая тонкие вариации католической мелодии 3-я симфония (1936 г.) и его последнее сочинение — довольно суровые «Симфонические танцы» (1940 г.).

В новейшее время страсть композиторов к «Dies irae» не иссякла. Н. Я. Мясковский первоначально использовал этот напев в своей трагедийно звучащей одночастной 2-й фортепианной сонате (1912 г.), откликаясь на Балканские войны, а затем более развернуто — в 6-й симфонии (1923 г.), написанной на сюжет социальной драмы Э. Верхарна «Зори». Бельгийский писатель под впечатлением сотрясавших Европу революционных волнений пытался показать, как в муках рождается новое человечество. А русский композитор внес сюда резкий привкус смерти, собирающей свою дань: он в звуках отображал смятение, вызванное в нем первой мировой войной, третьей российской революцией и гражданской войной.

Первый президент Общества румынских композиторов Дж. Энеску посвятил той же музыкальной теме 2-ю сюиту для скрипки соло. Народные французские напевы сопровождают каноническую мелодию в опере Д. Б. Кабалевского «Мастер из Кламси» («Кола Брюньон», 1938 г.). Совершенно другую цель, применяя эту мелодию, преследовал французский композитор А. Онеггер, у которого в оратории «Пляска мертвецов» (тоже 1938 г.) осуждаются преступления фашизма. Словесной основой стал текст писателя и дипломата П.-Л.-Ш.-М. Клоделя, антифашиста и кроме того неотомиста.

А. И. Хачатурян вставил «Dies irae» в третью часть своей 2-й симфонии (1943 г.), являющейся реквиемом павшим героям Великой Отечественной войны. Д. Д. Шостакович использовал ту же секвенцию как лейттему своей насыщенной трагедийно-философским смыслом музыки к кинофильму Г. М. Козинцева «Гамлет» (1964 г.). Антимилитаристски настроенный английский композитор, пианист и дирижер Б. Бриттен написал «Военный реквием» (1961 г.) как памятник жертвам всех войн на свете вообще. Его вдохновил обусловленный «Откровением Иоанна» текст английского поэта А. Оуэна. Ректор краковской Высшей музыкальной школы Кш. Пендерецкий, поклонник григорианского пения в архаической форме, посвятил ораторию «Dies irae» со смешанным хором (1967 г.) безвинно погибшим в Освенцимском гитлеровском лагере смерти. Заметим, что, опираясь на апокалиптические по характеру тексты, ни Бриттен, ни Пендерецкий напрямую не используют «Dies irae». Зато эта музыкальная тема слышна в 3-й симфонии (1976 г.) польского композитора X. Горецкого. Наконец, во многих театральных спектаклях звучат хоры, сопровождающие сценическое действие и поющие о Страшном суде, например — на музыку Г. В. Свиридова к поставленным в московском Малом театре историческим пьесам А. К. Толстого⁴²⁾.

«Откровение Иоанна» — сложный по своему составу исторический источник, интересующий далеко не одних теологов. В нем ощутима и социальная струя. Сегодня, спустя почти два тысячелетия, идеи, некогда отраженные в нем, не умерли. Страсть народов к свободе порою вдохновляется и тем пафосом неповиновения насилию, которым пронизан Апокалипсис. Еще совсем недавно жители колоний, слаборазвитых и освобождающихся стран христианского вероисповедания, сопротивляясь политическому и экономическому гнету, открыто заявляли, что их борьба за независимость прямо соотносится с борьбой Агнца против Сатаны. Как бы ни расценивать такой лозунг, остается фактом, что эта идея поднимала и двигала массы. Далекий голос Иоанна слышен по-своему и тогда, когда человечество объединяется в горячем стремлении предотвратить ядерный Апокалипсис. Наконец, продолжается также кипение научной мысли, ибо исследование «Откровения Иоанна» и всего, что связано с ним, далеко еще не завершено. [36]

Шевеленко Анатолий Яковлевич — кандидат исторических наук

¹⁾ KLAUSNER J. Messianic Idea in Israel. Lnd. 1956; ROWLEY H. H. The Relevance of Apocalyptic. N.Y. 1963; RUSSELL D. S. The Method and Message of Jewish Apocalyptic, 200 В. С. — A. D. 100. S. 1. 1964; особенно: СМИРНОВ А. Мессианские ожидания и верования иудеев около времен Иисуса Христа. Казань. 1899, гл. II—III; СВЕТЛОВ Э. Вестники Царства Божия: библейские пророки от Амоса до Реставрации (VIII—IV вв. до Р. X.). Брюссель. 1986, с. 487-493.

²⁾ КОЛЬМАН Э. История математики в древности. М. 1961, гл. II-III; ЗИНОВЬЕВ А. В. Тайна Откровения. Владимир. 1990, гл. 4.

³⁾ МОММЗЕН Т. История Рима. Т. V. М. 1949, гл. XI.

⁴⁾ МАРКС К. и ЭНГЕЛЬС Ф. Соч. Т. 19, с. 306-314; т. 21, с. 8; т. 22, с. 475сл.; КУРБАТОВ Г. Л., ФРОЛОВ Э. Д., ФРОЯНОВ И. Я. Христианство: античность, Византия, Древняя Русь. Л. 1988, с. 81; БАРКЛИ У. Толкование Откровения Иоанна. Scottdale. 1987, с. 16.

⁵⁾ ИВАНИЦКИЙ В. Ф. Филон Александрийский. Киев. 1911, гл. 5; МАРКС К. и ЭНГЕЛЬС Ф. Ук. соч. Т. 21, с. 9.

⁶⁾ Сочинения древних христианских апологетов. Спб. 1895, с. 9-10, 52, 127, 225; СВЕНЦИЦКАЯ И. С. Запрещенные евангелия. М. 1965, с. 14.

⁷⁾ Толковая Библия, или комментарий на все книги Ветхого и Нового завета. Т. 8. Спб. 1911, с. 7; КУРБАТОВ Г. Л. и др. Ук. соч., с. 79; БУЛГАКОВ С. В. Православие. М. 1994, с. 238-239.

⁸⁾ ДМИТРИЕВСКИЙ В. Александрийская школа. Казань. 1884, с. 12-23; Толковая Библия. Т. 11. СПБ. 1913, с. 498-501; Полный православный богословский энциклопедический словарь. Т. I. M. 1992, с. 201, 742. См. также: ДРЕВС А. Происхождение христианства из гностицизма. М. 1930, с. 61-66.

⁹⁾ CHARLES R. H. A Critical and Exegetical Commentary on the Revelation of Saint John. Edinbourg. 1963; MOLLAT D. Etudes johanniques. P. 1979.

¹⁰⁾ НЬЮТОН И. Замечания на книгу пророка Даниила и Апокалипсис св. Иоанна. Пг. 1915, с. 184; Толковая Библия. Т. 11, с. 495; БУЛГАКОВ С. В. Ук. соч., с.45.

¹¹⁾ ПОСНОВ М. Э. История Христианской Церкви. Брюссель. 1964, с. 95, 148; ГЛУБОКОВСКИЙ Н. Н. Благовестие Христианской Славы в Апокалипсисе. Джорданвиль. 1966, § 2; МЕНЬ А., прот. (Боголюбов А.). Сын человеческий. М. 1991, прилож. 1; КАРГЕЛЬ И. В. Толкователь Откровения Святого Иоанна Богослова. Спб. 1991, с. 3; БУЛГАКОВ С. Апокалипсис Иоанна: опыт догматического истолкования. М. 1991, с. 19; АВЕРКИЙ, архиеп. Апокалипсис, или Откровение Святого Иоанна Богослова. М. 1991, с. 5; ИВАНОВ П. Тайна Святых: введение в Апокалипсис. Т. I. M. 1993, прилож.

¹²⁾ РАНОВИЧ А. Б. О раннем христианстве. М. 1959, с. 238-239; ЛЕНЦМАН Я. А. Происхождение христианства. М. 1960, с. 63-65; КОВАЛЕВ С. И. Основные вопросы происхождения христианства. М. 1964, с. 27, 224; КАЖДАН А. П. От Христа к Константину. М. 1965, с. 302-303; ГОЛУБЦОВА Н. И. У истоков христианской церкви. М. 1967, с. 26; КУБЛАНОВ М. М. Возникновение христианства: эпоха, идеи, искания. М. 1974, с. 215; ЛИВШИЦ Г. М. Очерки историографии Библии и раннего христианства. Минск. 1970 (обстоятельный обзор историографии проблемы).

¹³⁾ FEINE Р., ВЕНМ J. Einleitung in das neue Testament. Leipzig. 1950; GIET S. Apocalypse et l'histoire. P. 1957; GRANT F. С The Gospels: Their Origin and Their Growth. Lnd. 1957; BROWN R. New Testament Essays. N. Y. 1965; BRÜTSCH С La clarté de l'Apocalypse. Genève. 1966; PRIGENT P. L'Aposalypse de Saint Jean. Lausanne. 1981; THOMPSON L. L. The Book of Revelation: Apocalypse and Empire. N. Y. — Oxford. 1990, p. 95-170; особенно: LAWRENCE D. H. Apocalypse. N. Y. 1982, p. 154; POUCOUTA P. La dinamique missionnaire de Г Apocalypse. P. 1991, p. 13-14; МАКСВЕЛЛ А. С. Христос и день грядущий. Омск. 1991, с. 3, 5.

¹⁴⁾ Православная богословская энциклопедия. Т. 1, с. 914, 916; Толковая Библия. Т. 11, с. 509; Христианство: энциклопедический словарь. Т. 1. М. 1993, с. 96; Полный православный богословский энциклопедический словарь. Т. I, с. 201; БАРКЛИ У. Ук. соч., с. 10-11.

¹⁵⁾ МАРКС К. и ЭНГЕЛЬС Ф. Ук. соч. Т. 21, с. 11-12; там же. Т. 22, с. 488; см. также: МЕНЬ А., прот. Комментарий. В кн.: Апокалипсис: Откровение Иоанна Богослова. Рига. 1992, с. 51, 120.

¹⁶⁾ БАРКЛИ У. Ук. соч., с. 261; МОММЗЕН Т. Ук. соч., с. 358.

¹⁷⁾ ВИППЕР Р. Ю. Возникновение христианской литературы. М.-Л. 1946, с. 100, 106-107; Христианство, с. 96.

¹⁸⁾ МОРОЗОВ Н. Откровение в грозе и буре: история возникновения Апокалипсиса. М. 1907, с. 29-35, 188 и др. [37]

¹⁹⁾ НИКОЛЬСКИЙ Н. Спор исторической критики с астрономией. М. 1908, с. 31-32.

²⁰⁾ ТИХОНРАВОВ Н. С. Памятники отреченной русской литературы. Т. 1. Спб. 1863; т. 2. М. 1863; HENNECKE E. Neutestamentliche Apokryphen. Tübingen. 1904, §§ 1-2.

²¹⁾ ТРОФИМОВА М. К. Историко-философские вопросы гностицизма. М. 1979, с. 98, 109; СВЕНЦИЦКАЯ И. С. Раннее христианство: страницы истории. М. 1987, с. 285-286.

²²⁾ Expositiones in Apocalypsin. Verona. 1532. Подробнее о западных изданиях Св. Писания см.: КОЗАРЖЕВСКИЙ А. Ч. Источниковедческие проблемы раннехристианской литературы. М. 1985, с. 27сл.

²³⁾ SMALLEY В. The Study of the Bible in the Middle Ages. Oxford. 1941, p. 15 sq.

²⁴⁾ KEPOB В. Л. Апокалипсис и еретики. М. 1994, с. 3, 4, 35, 41, 45сл.

²⁵⁾ БЕРГЕР Е. Е. Мигель Сервет: теология и медицина в картине мира XVI века. Канд. дисс. М. 1996, с. 110; EMMERSON R. К. Antichrist in the Middle Ages. Seattle. 1984, chap. 1.

²⁶⁾ SWEDENBORG E. De ultimo judicio et de Babylonia destructa. Londini. 1758, § 73.

²⁷⁾ БУЛГАКОВ С. В. Ук. соч., с. 398-400, 438-39. См. также: МОСКАЛЕНКО А. Т. Идеология и деятельность христианских сект. Новосибирск. 1978, с. 350сл.

²⁸⁾ JAMES М. R. The Apocalypse in Art. Lnd. 1931, p. 27, 31, 33, 37, 69, 76; GRABAR A. Le premier art Chrétien (200—395). P. 1966, p. 4, 18, 25-30, 295; ejusd. L'art de la fin de l'Antiquité et du Moyen Age. Vol. 1. P. 1968, p. 10-17, 505.

²⁹⁾ WÖLFFLIN H. Die Bamberger Apocalypse: eine reichenauer Bilderhandschrift vom Jahre 1000. München. 1921, Tafeln.

³⁰⁾ KAUFFMANN С. М. An Altar-piece of the Apocalypse from Master Betrtram's Workshop in Hamburg. Lnd. 1968, plat. 1-24; SALMI M. Luca Signorelli. Novara. 1953, pp. 23-26; ЕГОРОВА К. С. Ян ван Эйк. М. 1965, с. 27; ФОМИН Г. Иероним Босх. М. 1974, илл. 15-21, 66, 73-76.

³¹⁾ LÜDECKE Н. Albrecht Dürer. Lpz. 1956, Abb. 7, 8 u.a.; MATĚJČEK A. Die Geschichte der Kunst: Umrisse und Brennpunkte. Praha. 1961, S. 266, 373-384, 424-428; GRIVOT D. Images de l'Apocalypse. P.–Lyon. 1978.

³²⁾ История русского искусства. Т. X, кн. 2. М. 1969, с. 128; CASSOU J. Odilon Redon. Milano. 1972, pp. 10-73; Apocalypse: Geheime Offenbarung. Stein a. Rh. 1976, Zeichnungen; MEER F. VAN der. Apocalypse: Vision from the Book of Revelation in Western Art. Antwerp. 1978, p. 26, 33, 44, 51, 54, 71, 76, 81, 102-108, 117-121, 132, 136, 140-143, 151, 171, 176, 181, 236, 258, 285-304, 332.

³³⁾ БУСЛАЕВ Ф. И. Свод изображений из лицевых Апокалипсисов по русским рукописям с XVI-гo века по XIX-й. Тт. I (снимки) – II (миниатюры). Спб. 1884; ПОКРОВСКИЙ Н. В. Страшный суд в памятниках византийского и русского искусства. Одесса. 1887, с. 38, 55, 83-89; ЛАЗАРЕВ В. Н. История византийской живописи. М. 1986, с. 162.

³⁴⁾ The Gospel in Dostoevsky. Ed. by H. Brethren. Spring Valley (Farmington). 1995. См. также: ШЕСТАКОВ В. П. Эсхатология и утопия (очерки русской философии и культуры). М. 1995.

³⁵⁾ BULTMANN R. History and Eschatology. N.Y. — Evanston. 1962, chap. 4; KAUFMANN R. Millenarisme et acculturation. Bruxelles. 1964, chap. 1; DESROCHE H. Dieux d' hommes: dictionnaire des messianismes de Г ere chretienne. P. 1969, pp. 27-31; DUBY G. L'an mil. P. 1967, chap. 4; CHAMBERLIN E. R. Antichrist and the Millenium. N.Y. 1975, p. 10-20; FRIEDRICH О. The End of World. N.Y. 1982, p. 163-177, 277 sq.; OLSON TH. Millennialism, Utopianism, and Progress. Toronto etc. 1982, p. 72-83; ERNST S. Dein ist das Reich. Stein a. Rh. 1990, S. 16, 80, 93-95, 160.

³⁶⁾ РОЗАНОВ В. Апокалипсис нашего времени. М. 1990, с. 34-42; см. также: Religion in a Revolutionary Age. Ed by R. Hoffman and P. J. Albert. Charlottesville. 1994; FULLER R. Naming the Antichrist. Oxford. 1995.

³⁷⁾ SKOLLER D. Dreyer in Double Reflection. N.Y. 1973, p. 117-133; KOLKER R. PH. A Cinema of Loneliness. N.Y. — Oxford. 1980, chap. 3.

³⁸⁾ БРАУДО E. M. Всеобщая история музыки. Т. 1. Пб. 1922, гл. 4; WAGNER P. Einführung in die gregorianischen Melodien. Т. 1. Lpz. 1911, S. 22f., 148, 274-275;REESE G. Music in the Middle Ages. N.Y. 1940, p. 191-360; СВЕТЛОВ Э. Ук. соч., с. 217.

³⁹⁾ ИВАНОВ-БОРЕЦКИЙ М. В. Очерк истории мессы (римско-католической обедни). М. 1910, с. 4, 5, 8, 17, 23, 25.

⁴⁰⁾ Великие музыканты Западной Европы. М. 1982, гл. 1, 3; WÖRNER К. Н. Geschichte der Musik. Göttingen. 1961, S. 61, 72, 81.

⁴¹⁾ История русской музыки. Т. II. М. 1940, гл. XVIII, XXI.

⁴²⁾ АСАФЬЕВ Б. В. Русская музыка: XIX и начало XX века. Л. 1968, с. 70, 80, 178-179, 183, 199, 263; Музыкальная энциклопедия. Тт. 1-6. М. 1973—1982 (разные статьи). [38]