выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
| Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. | |
К разделу Разное
Историческое познание: традиции и новации:
Материалы Международной теоретической конференции.
Ижевск, 26-28 окт. 1993 г. Часть 2.
Ижевск: Изд-во Удмуртского университета, 1996.
{83} – конец страницы.
Разрядка заменена курсивом.
OCR OlIva.
В историческом сознании нового и новейшего времени весьма устойчиво укрепились стереотипы линейно-прогрессистского мышления, псевдоантиподом которого являлся линейный регрессизм Руссо. Упрощенное понимание общественного развития как непрерывного линейного процесса было свойственно многим просветителям, позитивистам XIX в., эволюционистам XX в.1)
Но рядом с этой духовной традицией существовала и развивалась другая парадигма исторической мысли. Противоречия прогресса осмысливались в той или иной форме революционными мыслителями прошлого, особенно философами социалистического направления. Можно привести немало высказываний Ш. Фурье, А. Герцена, К. Маркса, демонстрирующих признание такого феномена, как «возврат истории к старому на новой основе». Логическую базу подобного понимания дал Г. Гегель, сформулировав диалектический закон «отрицания отрицания».
На этом основании мыслители сформулировали понятие «зигзаг истории». В известной мере понятие «зигзаг истории» послужило одним из фундаментов теории революций как сложных зигзагообразных процессов; на практике эти представления были применены во многих случаях, например в обосновании перехода к нэпу.
И все же старые теории рассматривали «зигзагоморфизм» истории еще во многом декларативно, находясь под сильнейшим влиянием эволюционистских линейных моделей. Отсюда — распространение догматизированной до предела схемы развития как смены следующих одна за другой пяти (непременно пяти!) общественных формаций. Никакие дискуссии об азиатском способе производства, о переходных формациях, о торговом капитализме не сломили могущество этой схемы. Она и до сих пор оказывает влияние на наших реформаторствующих теоретиков; даже если из нее редуцируется пятый член (коммунистическая формация), все равно первые четыре требуют к себе столь же целомудренного отношения, как и прежде.
Попытки смоделировать зигзагообразность исторического процесса не декларативно, а в реальных концепциях заставили философов и историков обратиться к античным циклическим моделям {83} и преобразовать их применительно к специфике исторического сознания последних двух столетий. Так появились различные варианты циклизма — локально-цивилизационный (В.Я. Данилевский, О. Шпенглер, А. Тойнби), всемирно-исторический (Эд. Мейер)2).
Циклисты обратили внимание на некоторые существенные особенности общественного развития, которые фактически игнорировали сторонники линейных моделей (например, на феномен «локальной цивилизации», а также на существование супергигантских зигзагов, охватывающих целые эпохи, а не только кратковременные революции). Но, сделав эти важные шаги в познании, циклисты «перешли грань дозволенного», отвергнув идею прогресса в угоду модели круговой эволюции, что привело к серьезным искажениям образа реальности.
Познавательный опыт свидетельствует о необходимости и даже неизбежности на современном этапе более глубокого, более содержательного конструирования спиральной модели, которая бы тонко комбинировала как прогрессистский, так и циклический аспекты единого процесса всемирной истории.
При всем нынешнем скептическом отношении к формационной схеме, нам кажется, что в рамках определенного реформирования на основе спиральной модели формационная схема еще способна реализовать заложенные в ней потенции (хотя и требует дополнения в виде так называемого «цивилизационного подхода»). Некоторую роль в этом реформировании должна сыграть и категория «зигзаг истории» (как и смежные с нею понятия «историческая повторяемость», «исторические аналогии», «исторические параллели»). Мы в наших предыдущих публикациях предприняли определенные шаги в этом направлении3). В этих публикациях были сформулированы следующие положения о спиральной модели всемирной истории4).
История человечества (точнее его предыстория) проходит три основных фазы: первобытную, классовую и этакратическую; современная форма последней — тоталитаризм. Каждая из этих фаз — есть огромный всемирно-исторический цикл, имеющий некоторые сходные механизмы формирования, распространения и завершения.
На начальном этапе цикла обычно складывается «древняя» формация, имеющая локальный характер и в известном отношении забегающая вперед в развертывании социокультурных потенций данного цикла. Распад «древней» формаций образует своего рода зигзаг: общество возвращается к некоторым исходным для этого цикла принципам, но осуществляет свое дальнейшее развитие на более универсальной основе. Так наступает «средневековье» {84} цикла. Оно завершается достижением фазы, в которой общество данного цикла получает высшие формы зрелости и всемирное распространение («новая фаза»), следствием чего является деградация социокультурных принципов цикла, и происходит в условиях «распада времен» величайший скачок в следующий цикл. Развитие повторяется вновь, но «на новой основе»; становится возможен прогресс, ибо меняется (прогрессирует) экономическая, социальная и духовная структура общества. Однако при переходе к очередному всемирно-историческому циклу история как бы совершает зигзаг, еще более глубокий, нежели на рубеже древней и средней фазы цикла. Спиралеобразная модель такого развития наилучшим образом отражает логику процесса.
Можно было бы доказать приложимость этой модели к реалиям истории цивилизации (классового строя): от рабовладельческого общества к феодальному и далее к капиталистическому. Но эта модель хорошо описывает и эволюцию первобытного общества с его фазами: эпохой архантропов, эпохой палеоантропов, эпохой неоантропов. Общая повторяемость эволюции демонстрируется хотя бы тем, что на высших («новых») фазах первобытного и классового общества происходят технологические революции (в одном случае аграрная, в другом — промышленная), фундаментальным последствием которых является наивысший расцвет принципов, заложенных в первобытном или классовом обществе, и далее распад социальной структуры с последующим переходом в новый цикл.
Этому закону, очевидно, подчиняется и современный всемирно-исторический цикл развития, который одни именуют элитаристским, другие — этакратическим тоталитарным5). Им завершается предыстория человечества, достигая на этакратической ступени максимального ускорения и переходя в форме гигантского скачка в истинное царство свободы, смысл которого был определен в лучших мечтах философов, мыслителей и миллионов простых людей.
Историческое сознание последних двух столетий формулировало все более ясное содержание понятия «зигзаг истории», равно как и смежных понятий и категорий. Но наиболее четко это понятие применялось в моделях исторического времени. Сложнее обстояло дело с определением «зигзагообразности» исторического пространства. Можно даже сказать, что историческое пространство трактовалось с линейных позиций даже сторонниками классического циклизма, например антропогеографами школы Ф. Ратцеля.
Историческое пространство, определяемое как совокупность наиболее общих свойств географической среды, характеризуется, {85} на наш взгляд, своеобразной векторностью. Упрощенное, линейное понимание главных векторов исторического движения с Востока на Запад в разнообразных традиционных вариантах концепции «ex oriente lux» (примером чего как раз и являлась ратцелевская теория, прагматически описывавшая круг времен как «orbis terrarum», начинающийся на Американском континенте и заканчивающийся в Европе) едва ли отражало весьма сложную, зигзагообразную форму пространственно-исторической эволюции6).
Для описания векторности исторического пространства требуется, на наш взгляд, включить ряд новых определений. Это прежде всего понятие «долготной зональности», которое (при всей его условности) описывает долготные пояса, не совпадающие с часовыми поясами, но не сводящиеся и к абстрактным понятиям «Запад» и «Восток». Как минимум, таких поясов (корректируя категорию «культурный круг» Ф. Ратцеля) можно выделить пять: американский; восточно-азиатский; западно-азиатский; восточноевропейский; западно-европейский. Они резко отличаются друг от друга по: а) пространственной масштабности; б) уровню разнообразия условий географической и исторической среды; в) степени изолированности от общемировых процессов.
Нетрудно увидеть и качественное различие между долготными поясами по скорости включения в новые фазы исторического процесса. Мы считаем возможным в связи с этим сформулировать понятие «начальное звено пространственно-исторической эволюции», которое, как показывает опыт истории, чаще всего было «центральным звеном», так как совпадало с одним из центральных долготных поясов (западно-азиатским или восточно-европейским). Новые большие всемирно-исторические циклы (если угодно — «великие» формации) начинались здесь, а затем распространялись ритмически-пульсирующим способом либо на Запад, либо на Восток. Отсюда — циклический и вместе с тем «зигзагоподобный» характер процесса, не сводящегося к упрощенной схеме движения центров культуры с Востока на Запад. Надо, разумеется, в этом зигзагообразном ритме видеть также перемещения в рамках широтной зональности (т.е. в ориентации «Юг—Север»).
В итоге следует констатировать, что всемирная история напоминает своеобразное движение маятника, каждое крупное качание которого отмечено приоритетом то Запада, то Востока. Преобладание той или иной ветви социальной эволюции на определенном этапе (например, западной ветви) отнюдь не означает умаления другой ветви (например, восточной). По-видимому, правомерно говорить о классической ветви, в рамках которой осуществляется основное развитие той или иной формации и о мутационной ветви, в рамках которой данная формация представлена, так сказать, в {86} «ослабленном» виде, зато содержатся значительные предпосылки для перехода к следующей формации.
Этим объясняется чередование преимущественно «западных» и преимущественно «восточных» формаций (эпох) всемирного развития. Эпоха архантропов была в основном «восточной», тогда как эпоха неандертальцев — преобладающе «западной». Неоантроп (homo sapiens) с его родовым строем достиг расцвета на Востоке (в Азии), перенеся сферы своего существования в Австралию и Америку. Родовой строй в Европе носил, очевидно, отпечаток традиционного индивидуализма, поэтому возникшее в Европе (в результате нового исторического зигзага) рабовладельческое общество нашло для себя здесь оптимальную экологическую нишу. Средневековый феодализм, с его возвратом к общине и общинно-коллективистской государственности, достиг наиболее ярких форм в Азии, но мутационная его ветвь проложила из Западной Европы дорогу к мировой капиталистической цивилизации нового времени (включившей окраинные регионы ойкумены — Америку и Австралию)7).
Эта ритмическая динамика продолжается и в современных обществах, также демонстрирующих зигзагоподобные перемещения этакратических социальных систем, что мы видели на примере эволюции тоталитаризма. Разница заключается лишь в том, что в нашем столетии этот процесс протекает чрезвычайно ускоренно и не всегда достигает полной завершенности.
Раскачивание корабля человеческой истории на современном этапе чрезвычайно усилилось. Это не может не принудить историков, философов, обществоведов обратить самое серьезное внимание на зигзагоморфные феномены в развитии человечества. Линейная модель, как и «чисто» циклическая, едва ли способна адекватно реагировать на вызов эпохи. Претендентом номер один здесь могут быть, как нам представляется, лишь спиральные модели, интегрирующие в себе все основные пространственно- временные формы исторической эволюции.
1) Мыслительная и психологическая основа этих взглядов хорошо охарактеризована А. Тойнби: «...В Европе XX века мы приучились смотреть вперед, тщательно изучать лежащее перед нами, затем выбирать свой путь и следовать им постепенно до конца». Цит. по: Мучник В.М. В поисках утраченного смысла истории. Томск: Изд-во ТГУ, 1986. С. 40.
2) См.: Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М.: Книга, 1991; Шпенглер О. Закат Европы. Т. 1. М.-Пг.: Изд-во Френкеля, 1923; Тойнби А. Дж. Постижение истории. М.: Прогресс. 1991; Мейер Э. Экономическое развитие древнего мира. Пг.: Прибой, 1923. {87}
3) См.: Жигунин В.Д. Значение понятия «предыстория» для периодизаций // Периодизация всемирной истории. Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1984; Его же. К вопросу о соотношении циклизма и модернизации истории (методологический аспект) // Античная история и современная историография. Казань: Изд-во Казан. ун-та. 1991; Его же. О современной модели исторического процесса // Методологические проблемы исторической науки. Минск: Изд-во Белорус. ун-та, 1993.
4) Разумеется, наша модель не исключает возможностей построения других вариантов спиральной схемы и даже предполагает их. В отечественной литературе существуют такие попытки. Сравн., например: Шубин А. Гармония истории. Введение в теорию исторических аналогий. М.: СП «РUJСО», 1992.
5) С. Платонов, например, употребляет термин «элитаризм» применительно к современной системе, вырастающей из старого капитализма. См.: Платонов С. После коммунизма. М.: Мол. гвардия, 1991. С. 144.
6) См.: Ратцель Ф. Человечество как явление жизни Земли // История человечества. Всемирная история. Т. 1, СПб.: Тип. Товарищества «Просвещение», 1904. С. 71.
7) В одной из наших предыдущих работ мы писали: «Классические формы той или иной социальной, организации в основном имели место там, где складывалась наиболее благоприятная для нее «среда» (в том числе и преемственные условия ее появления). При этом характерным уже с древности было весьма длительное существование классических форм общественной системы, которые складывались раньше и погибли позднее, чем неклассические». См.: Жигунин В.Д. К вопросу о применении категорий исторического познания в буржуазной науке (на примере понятий «Восток» и «Запад») // Методология исторического познания и буржуазная наука. Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1977. С. 16. Эту формулировку теперь необходимо частично пересмотреть.
Написать нам: halgar@xlegio.ru