Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

К разделам Римский мир | Рецензии

Черняк А.Б.
Языковая ситуация в Древнем Риме

Вестник древней истории, 2007, № 1.
{259} – конец страницы.
OCR OlIva.

 (По поводу диссертации Р. Мюллера «Языковое самосознание и языковая вариативность в латинской письменности древности». Мюнхен, 2001 — R. Müller. Sprachbewußtsein und Sprachvariation im lateinischen Schrifttum der Antike. München: Beck, 2001; Zetemata 1 11).

Гейдельбергскую диссертацию Р. Мюллера, ученика недавно скончавшегося проф. X. Петерсманна, удобнее всего рассматривать с конца — библиографии (с. 333-349). Она невелика по сегодняшним меркам и с учетом того, сколько на эту тему опубликовано, но очень показательна своей деловитой сжатостью. Новейшая литература по вульгарной латыни представлена прекрасно¹⁾ и лишь присмотревшись замечаешь, что это все работы филологов-классиков — романисты в ней практически отсутствуют. Э. Косериу встречается четыре раза, но где его важный уругвайский спецкурс 1954 г., давно уже доступный в несколько сокращенном немецком варианте²⁾? Дардель фигурирует с одной-единственной статьей, Мейер-Любке — только как автор этимологического словаря (REW); есть Лаусберг, но о Роберте Холле ни слуху, ни духу. Впрочем уже один беглый взгляд на публикации самого автора обличает его полную непричастность к романистике. Да и знает ли он романские языки? Румынский, не говоря уже о сардинском, вряд ли: мы находим только одну-единственную румынскую статью и к тому же без румынской диакритики; имена И. Фишера, X. Михэеску и Марии Илиеску и вовсе отсутствуют. Так что сразу видно: на что-то адекватное книге Г. Райхенкрона³⁾ нам здесь трудно рассчитывать. И досадно понимать, что выход в свет полезного всем «Lexikon der romanistischen Linguistik» (LRL — Tübingen, 1988 и далее) избавил латинистов от необходимости учить романские языки и вообще углубляться в романистику.

Но серьезно заниматься древними языками без учета их современных продолжений вообще вряд ли возможно. Самый знаменитый пример — это, наверное, Шампольон, расшифровавший Розеттский камень с помощью коптского. Несоблюдение этого неписаного закона исторической лингвистики стоило Мюллеру, как мы увидим, очень дорого.

«Введение» (с. 11-25) фокусируется на критике традиционной бинарной концепции латыни (см. также последний абзац диссертации, с. 231), противопоставляющей язык образованного общества {259} так называемой «вульгарной латыни»⁴⁾. Взамен предлагается более дифференцированный подход к «субстандарту» с акцентом на его варианты, разновидности (Varietäten < fr. variétés) и вообще всевозможные «уровни выражения» (Ausdrucksebene)⁵⁾. Все это, разумеется, чистая социолингвистика и от романистики с ее специфическими проблемами довольно далеко, но по-своему любопытно, особенно когда приводится новейшая литература по каждому отдельному вопросу. Тем более что проблематика языковых уровней разрабатывалась в последнее время очень интенсивно.

Часть I «Разновидности латыни» (Die Vielfalt der Varietäten, дословно «Разнообразие разновидностей» — заранее резюмирующее и, на мой взгляд, малоудачное название, с. 29-258) состоит из 12 глав: от sermo rusticus (с. 28-78) до sermo latinus (с. 231-258)⁶⁾. Она вводит нас непосредственно в контакт с материалом (так сказать, с картотекой) исследования. Вопросы к автору возникают моментально: 1) чем обусловлен порядок следования: rusticus, agrestis, plebeius и т.д.? 2) почему встречающийся у Плавта sermo proletarius лишь бегло упомянут во введении (с. 24)? 3) почему sermo simplex рассмотрен и притом далеко не исчерпывающим образом во второй части (с. 304 слл.)⁷⁾? 4) почему отсутствуют sermo barbaras, barbare, хотя он есть у Райхенкрона⁸⁾, и даже общеизвестные sermo peregrinus и sermo romanus, *romanice? Число разновидностей латыни, таким образом, легко может быть увеличено. Причина, на мой взгляд, та же: автор обрубает все концы, ведущие к общероманской проблематике. Поэтому его утверждение во «Введении», что он расположил материал по хронологическому принципу (с. 23), следует воспринимать весьма скептически.

Достоинства и недостатки книги Мюллера отчетливо видны в маленьком разделе, посвященном sermo communis (с. 215-218). Автор очень тщательно проработал соответствующую и очень обширную статью Thesaurus Linguae Latinae. Я сам удовольствовался на предварительном этапе материалами Брууна, вследствие чего мне теперь пришлось сдвинуть датировку этого оборота со II в. н.э. к I в. до н.э.⁹⁾ Впечатляет и привлечение параллельного оборота consuetudo communis. {260} С другой стороны, Мюллер проигнорировал важные примеры у Исидора Севильского (Isid. Etym. EX.1.6) — я думаю, что он просто, так сказать, не хотел связываться с «микстой» и всей ее очень непростой проблематикой (а может быть, еще и потому, что позднюю латынь он в принципе уже не рассматривает, останавливаясь на христианской), и мой вывод, что sermo communis в этом контексте есть не что иное, как калька греч. κοινή (διάλεκτος) — «койне» (дословно «общий язык»), ему вообще не пришел в голову¹⁰⁾.

Вторая часть монографии под названием «Система вариантов» (с. 259-331) производит более приятное впечатление. Первая из образующих ее трех глав — «Диасистематика латыни» (с. 261-287), несмотря на суперсовременную (Э. Косериу) терминологию, весьма информативна. В разделе о «диатопических разновидностях» (т.е. о диалектах и говорах, с. 265-273) сообщается, что римские авторы упоминали о говорах Италии (т.е. Лация и латинских колоний за его пределами) лишь походя и конкретный материал можно найти только в надписях, в частности у Вахтера¹¹⁾. Отметим также разграничение первичных (италийские) и вторичных (римские провинции) диалектных зон. Говоря о последних, автор ссылается и на работы романистов: Райхенкрона, Роджера Райта, финна Вяянена, венгра Хермана¹²⁾. К сожалению, конкретных случаев географической дифференциации латыни в книге почти не приводится.

Примерно так же построен и следующий параграф «Диастратическая (т.е. социолингвистическая) вариативность» (с. 274-282). Здесь мы имеем дело с так называемыми «социолектами» (а также техно-, сексо- и хронолектами): детский язык, женский язык, солдатский язык (sermo castrensis) и т.д. плюс большинство из рассмотренных в I части. Но какой подгруппе принадлежит самый, на мой взгляд, интересный социолект (?), «ученая речь», sermo eraditus (Quint. VIII.6.24)¹³⁾? Обнаружение его представляется мне несомненной заслугой Мюллера (с. 280-282). Впрочем, он, вероятно, не первым обратил внимание на тот факт, что у Квинтилиана цицероновский термин sermo urbanus «римская речь» постепенно заменяется в значении «нормативной латыни» более узким термином «речь эрудитов» или соответствующими перифразами. К сожалению, автор не связал этот важный семантический сдвиг с аналогичным процессом в Греции, приведшим к возникновению оппозиции «кафареуса» — «димотики». Я почти уверен, что в этом случае он не смог бы не заинтересоваться романистикой — которой (во всяком случае, мне лично) он оказал, сам того не подозревая, большую услугу¹⁴⁾.

Последний параграф этой главы «Диафазисные варианты» (с. 282-286, ср. более знакомый термин эмфаза, эмфатический) посвящен языковым стилям. Здесь довольно много теории, но в конце мы находим важную таблицу, из которой следует, что все рассмотренные в I части варианты (sermo rusticus, agrestis и т.д.) являются диафазисными и что они сводятся к трем группам: Vulgдrlatein — Umgangssprache — Hochsprache (Schriftsprache).

Вторая глава «Стандарт и разновидности» (Standard und Varietäten, с. 287-320) рассматривает различные виды стандартов (письменный язык, литературный, Hochsprache, идеальный язык Цицерона), но становится по-настоящему интересной лишь с появлением «обиходного стандарта» (Gebrauchsstandard, usus, consuetudo). Любопытно, что по Цицерону (Cic. Brut. 261)¹⁵⁾ носителями {261} его были римляне начиная с ingenui, т.е. те, чьи родители были свободными: вольноотпущенники (liberti, libertini) в их число уже не входили (с. 308). У Квинтилиана, как мы видели (см. выше), usus и consuetudo употребляются в более специализированном значении, чем у Цицерона (с. 309).

Не забудем, что именно здесь размещен материал о sermo simplex (с. 304), — на мой взгляд, не очень удачно, и к тому же он далеко не полный (см. выше).

В конце главы помещен краткий очерк христианской латыни (с. 314-320). Автор считает, что в эволюции латинского языка распространение христианства сыграло очень важную роль: оно способствовало переходу промежуточных разновидностей (sermo rasticus, vulgaris, humilis, simplex) с уровня субстандарта на уровень стандарта (Niveauaufhebung). На мой взгляд, языковая эволюция, приведшая к возникновению романских языков, началась в Риме гораздо раньше и по другим причинам (победа в Пунических войнах, завоз рабов, выведение колоний и т.д.). С социолингвистической точки зрения необходимо найти хоть какую-то аналогию столь значительному языковому сдвигу, вызванному сменой религии. В противном случае эта гипотеза (Й. Шрайнен, Кристина Моорманн, так называемая нимвегенская школа) просто повисает в воздухе.

Заключительная глава «Постоянство и перемена в позднеантичном восприятии языка» (Konstanz und Wandel in der spätantiken Sprachauffassung, с 321-332) для нас не особенно интересна, так как эволюция латинской речи прослеживается сквозь призму высказываний теоретиков рубежа новой эры: Варрона, Цицерона и Квинтилиана, причем многое повторяется. Как это ни странно, критикуемая вначале концепция христианской латыни с ее пренебрежительным отношением к грамматике в конце оказывается едва ли не решающим фактором (с. 321, 328-329). Этого, вероятно, и следовало ожидать от сугубо социолингвистического исследования, сфокусированного на классической латыни. {262}

¹⁾ Не упоминается только, к моему большому удивлению, монография М. Браччини: Braccini M. Rusticus sermo. Giudizi e testimonianze sul volgare romanzo dal IV al VIII secolo. Pisa, 1980 (Bibl. degli studi mediolatini e volgari. N.S. 5).

²⁾ Coseriu E. El llamado «latin vulgar» y las primeras diferenciaciones romances. Montevideo, 1954; Zur Entstehung der romanischen Sprachen / Hrsg. von R. Kontzi. Darmstadt, 1978 (Wege der Forshung. 162).

³⁾ См. Reichenkron G. Historische latein-altromanische Grammatik. I. Teil. Einleitung. Das sogenannte Vulgalatein und das Wesen der Romanisierung. Wiesbaden, 1965.

⁴⁾ Под этим термином теперь обычно понимают пограничный латино-романский ареал (= область знаний), охватывающий все случаи фиксации народной речи в литературных текстах, эпиграфике и даже в соседних языках (берберском, кельтском, греческом и т.д.). Все это весьма подробно обсуждалось в монографии Г. Райхенкрона, который отдавал предпочтение термину Verkehrssprache — «деловой язык», «язык большой дороги». Речь идет, на мой взгляд, все о том же романо-латинском креолизированном пиджине, носившем в разное время и в разных местах различные названия, да и у ученых не имеющем до сих пор четко фиксированного имени, не в последнюю очередь благодаря тому, что многие оспаривают его существование.

Мюллер упоминает не только Райхенкрона, но и статьи Лойда (Lloyd P.M. On the Definition of Vulgar Latin // Neuphilologische Mitteilungen. 1979. 80. S. 110-122) и Флобера (Flobert P. Le mythe du Latin dit «vulgaire» // Moussylanea. Mélanges de linguistique et de littérature anciennes offerts а Claude Moussy / Ed. par B. Bureau. Louvain, 1998. P. 401-409), тем не менее термин «вульгарная латынь» кажется ему вполне приемлемым (рец. соч., с. 11, прим. 1).

⁵⁾ О вариантах названий «вульгарной латыни» писали и романисты, и латинисты. Мюллер (с. 16), не вдаваясь в историю вопроса, ссылается на Г. Шухардта (1866 г.), но первую и весьма обширную подборку цитат, правда, в основном из поздних авторов, дал в новое время Шарль Дюканж в «Предисловии» к своему знаменитому словарю, откуда и надо начинать, см., например: Черняк А.Б. Языковая ситуация в древнем Риме: сообщения древних авторов // Индоевропейское языкознание и классическая филология. VIII. СПб., 2004. С. 304-314. Не надо забывать и об А. Фуксе (Fuchs А. Die romanischen Sprachen in ihrem Verhaltnisse zum Lateinischen. Halle, 1849), не говоря уже об итальянских гуманистах и филологах XVII — первой половины XIX в.

⁶⁾ Заголовки остальных разделов: 2 — sermo agrestis (с. 79-84), 3 — sermo plebeius (с. 85-92), 4 — sermo humilis (с. 93-116), 5 — sermo vulgaris (с. 117-166), 6 — sermo cotidianus (c. 167-178), 7 — sermo familiaris (c. 179-182), 8 — consuetudo (c. 183-208), 9 — sermo usitatus, usus (c. 209-214), 10 — sermo communis (c. 215-218), 11 — sermo urbanus (c. 219-230).

⁷⁾ См. Черняк А.Б. Simplex (contio, oratio, verba etc.) у Аммиана Марцеллина (Amm. XX,5,2; XXV,4,13; XXVI,2,7; 5,10) и в поздней латыни // Индоевропейское языкознание и классическая филология. IX. СПб., 2005. С. 272-277.

⁸⁾ Reichenkron. Op. cit. S. 228 f. Капитальнейшее античное свидетельство по sermo barbarus, a именно Gell. ХIII. 6. 2 (см. подробно в статье: Черняк А.Б. Секст Помпей и его жаргон (Vell. II,73,1 studiis rudis, sermone barbarus). Приложение: «Авл Геллий как источник дезинформации» // Hrda manasa. Сб. ст. к 70-летию со дня рождения проф. Л.Г. Герценберга. СПб., 2005. С. 443-445) рассматривается Мюллером на с. 37-40, но лишь в связи с аспирацией, т.е. только цитируемый Геллием пассаж Нигидия Фигула.

⁹⁾ См. выше, прим. 5, а также: Черняк А.Б. Периодизация латыни у Исидора Севильского (Isid. Etymol. IX.1) (в печати).

¹⁰⁾ Еще менее удачна, на мой взгляд, трактовка Мюллером вопроса о «рустичной» аспирации, ср. с. 37-40 его книги и прим. 6 на с. 444-445 в моей упомянутой статье «Секст Помпей и его жаргон».

¹¹⁾ Wachter R. Altlateinische Inschriften. Sprachliche und epigraphische Untersuchungen zu den Dokumenten bis etwa 150 v. Chr. Bern–Frankfurt am Main–New York–Paris, 1987.

¹²⁾ Последняя по времени — Herman J. Varietäten des Lateins — Les variétés du latin // LRL. II. 1. 1996. S. 44-61.

¹³⁾ Главные свидетельства: Quint. VIII.6.24 — «vario Marte pugnatum» eraditus est sermo; далее I.6.45 — ergo consuetudinem sermonis vocabo consensum eraditorum; переосмысление термина urbanitas: VI.3.17  qua quidem significari video sermonem praeferentem in verbis et sono et usu proprium quendam gustum urbis et sumptam ex conversatione doctoram tacitam eruditionem, а также известное всем романистам XII.10.43 — nam mihi aliam quandam videtur habere naturam sermo vulgaris, aliam viri eloquentis oratio. Ср. еще I.6.1 — sermo constat ratione, vetustate, auctoritate, consuetudine и I.6.3 — consuetudo vero certissima loquendi magistra, а также рец. соч., с. 325.

¹⁴⁾ См. Черняк. Языковая ситуация в древнем Риме; особенно раздел II, посвященный Квинтилиану (с. 308-309).

¹⁵⁾ Cic. Brut. 261: Itaque cum ad hanc elegantiam verborum Latinorum — quae, etiam si orator non sis et sis ingenuus civis Romanus, tarnen necessaria est «Когда же к этой отборной чистоте латинской речи,  без которой нет не только оратора,  но и просто настоящего римлянина»  (пер. И.П. Стрельниковой, см. Цицерон. Три трактата об ораторском искусстве / Под ред. М.Л. Гаспарова. М., 1972. С. 310).