Система OrphusСайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена,
выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

К разделу Россия – XIX век

Покотилова Т.Е., Володькова Е.Н.
Борьба с детской беспризорностью на юге России
(историческая ретроспектива)

Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион.
Общественные науки. Спецвыпуск 2007 г.
Актуальные проблемы исторических исследований.
{40} – конец страницы.
OCR OlIva.

Детская беспризорность теперь печальная реальность и нашей жизни. И никто не может дать точных данных по количеству детей, живущих на улице. По различным оценкам, их от 100 тыс. до 4 млн. Разброс статистических данных связан прежде всего с тем, что нет единства в определении понятия «беспризорность» и в методике подсчета.

Как свидетельствует мировая практика, в условиях экономического кризиса и ухудшения уровня жизни растет социальное сиротство, следствием которого становится увеличение числа детей, оставшихся без попечения родителей. Основную массу детей, оказавшихся на улице, составляют не сироты, а дети, чьи родители отказались от их воспитания или лишены родительских прав.

Среди главных причин, способствующих широкой распространенности социального сиротства, — социальная дезорганизация семей; материальные и жилищные трудности родителей, нездоровые отношения между ними; слабость внутренних устоев многих семей; рост числа детей, рождающихся вне брака; высокий удельный вес незамужних матерей и т.д.

Беспризорные дети, как правило, занимаются бродяжничеством, попрошайничеством, мелким воровством, систематически употребляют спиртные напитки, токсические и наркотические вещества. Они зачастую становятся жертвами сексуальных преступлений, оказываются вовлеченными в противоправную деятельность.

Президент РФ В.В. Путин в своем послании Федеральному Собранию 10 мая 2006 г. сформулировал основные приоритеты социально-экономической политики на ближайшее десятилетие, где уделил внимание превентивным мерам, сокращающим количество беспризорных детей. Он отметил, что необходимо совместно с субъектами РФ разработать программу по материальному стимулированию устройства на воспитание в приемных семьях сирот и детей, оставшихся без попечения родителей [1].

Очевидно, что проблема борьбы с детской беспризорностью — одна из актуальных в наши дни как в масштабах всего государства, так и на уровне отдельных субъектов федерации, поэтому востребованы и исследования, связанные с историческим опытом ее реализации в различные периоды нашей истории.

Социально-экономическая ситуация на Ставрополье и Кубани в дореволюционный период была более стабильной, нежели во многих других регионах Российской империи. Ставропольская губерния и Кубанская область были благодатным краем для занятия сельским хозяйством. Обилие плодородных земель, более высокая доходность сельскохозяйственного производства привлекали сюда переселенцев. Поэтому после отмены крепостного права в 1861 г. здесь резко возросло число пришлых крестьян. Они пополняли ряды сельскохозяйственных рабочих. Неустроенность переселенцев была благодатной почвой для увеличения числа бесприютных детей: стать полноправным членом общины или станичного сбора было не просто, а станичный сбор на Кубани и сельская община на Ставрополье оказывали необходимую помощь только своим членам. К примеру, в Кубанских станицах в случае, если ребенок лишался отца или обоих родителей, ему назначали общего опекуна, который защищал прежде всего финансовые интересы сироты [2, л. 3]. Под надзором общего опекуна находились все осиротевшие дети станицы. В его обязанности входило выгодное вложение сиротских денег, только с его разрешения выдавались деньги на покупку одежды, обмундирования, на оплату образования детей. Детям, которые лишались родителей, станичный сбор назначал и отдельного опекуна, который отвечал за воспитание, образование и имущество сирот [2, л. 68]. Но такая помощь оказывалась только детям казачьего сословия. Более того, в 1887 г. был открыт Кубанский войсковой приют в Екатеринодаре [3], который содержался на средства Кубанского казачьего войска. Это благотворительное заведение не только призревало, но и давало начальное образование дочерям урядников и казаков, а также бедных офицеров и чиновников Кубанского казачьего войска и в первую очередь, сиротам [4, д. 3420, л. 2]. По данным 1892 г., в приюте из 49 чел. лишь 5 девочек было не из войскового сословия.

На Ставрополье сельская община призревала сирот своими силами, детей либо поочередно кормили в семьях, либо малоземельные крестьяне усыновляли их, особенно мальчиков, ведь земельные участки распределялись общиной только на мужчин, и на усыновленного мальчика семья получала лишний надел земли. Кроме того, некоторые усыновляли сирот и для того, чтобы не отдавать в солдаты своих детей, по совершеннолетию они отправляли приемных нести военную службу.

С зарождением приказной системы при Екатерине Великой основную часть заботы о нуждающихся стали осуществлять приказы. Она возложила на данный социальный институт заботу обо всех категориях нуждающихся, в том числе и детях. В 1804 г. начал свою деятельность Кавказский приказ общественного призрения, который просуществовал до 1847 г. С 1847 г. его функции взял на себя Ставропольский приказ общественного призрения.

Средства приказа складывались из единовременных субсидий со стороны правительства в размере 15 тыс. руб. и процентов с кредитных операций приказа, которые и приносили наибольшую прибыль, используемую на благотворительную деятельность. Но Александр I посчитал, что приказы в большей степени увлечены кредитованием, нежели помощью нуждающимся, и указом от 26 декабря 1859 г. запретил приказам общественного призрения заниматься кредитными операциями [5, д. 756, л. 73], оставив за ними следующие источники доходов: пособия от городов; взимание платы за {40} содержание в заведениях; доходы от принадлежащих приказу оброчных статей; добровольные в их пользу пожертвования, пенные и штрафные по разным взысканиям, апелляционные деньги (в случае признания апелляции неправильной); доходы от продажи игральных карт; проценты с капиталов, которые составляли собственность приказа или были предназначены для содержания подведомственных ему заведений; вознаграждение от казны за понижение банковских процентов в 1830 г. [6]. Со всех сумм, не принадлежавших приказу общественного призрения, но по какой-либо причине проходивших через его кассу, снимались деньги в размере 0,5 %. В казну приказа поступали средства от правления губернии, а позднее городской Думы и от частных лиц. Нередко приказ выступал посредником в делах между истцом и ответчиком в судебных органах и мировой получал оговоренный ранее гонорар за свое ходатайство [5, д. 3360, л. 11].

Для приращения доходов приказам разрешалось ставить кружки для пожертвований при соборах и церквях, средства из которых шли на благотворительные цели. В казну Ставропольского приказа поступали пенные деньги с неисправных содержателей питейных откупов и 0,5 % с оброчных недоимок [7]. Часть доходов получали от организованных приказом концертов, танцевальных вечеров, публичных чтений, праздников, лотерей и т.д.

Средства, поступавшие в Ставропольский приказ общественного призрения, шли на содержание богадельни, выдачу пособий нуждающимся, оплату за обучение детей, находившихся в ведении приказа, в учебных заведениях города, выплаты женщинам за кормление и воспитание младенцев, находившихся под опекой приказа. В его ведении находилась богадельня, где призревались старики, инвалиды, немощные больные люди. Позднее при богадельне было открыто отделение для подкидышей. Детей, найденных на улице, доставляли в отделение богадельни приставы или полицейские той или иной части города. Родители или опекуны подкидышей, желая для них лучшей участи, оставляли детей либо в людных местах, где их быстро заметят (церковь, больница и т.д.), либо у домов состоятельных горожан, надеясь, что они о них позаботятся. По каждому такому случаю полицией заводилось уголовное дело, а виновные наказывались.

В ведении приказа находились не только подкидыши, но и сироты, родственники которых были не в состоянии их содержать, дети арестантов, бродяг и т.д. Дети арестантов были под патронажем приказа до тех пор, пока их родители несли тюремное наказание. Деньги на содержание данной категории призреваемых шли из Ставропольского попечительного о тюрьмах Комитета на основании примечания к ст. 98 XII т. Устава о содержании под стражей [5, д. 3235, л. 219]. Если у содержащейся под стражей женщины был ребенок грудного возраста, он находился с ней все то время, пока она кормила его грудью, а затем ребенка отправляли в ведение приказа. Дети бродяг, по указу Николая I, до восьмилетнего возраста находились при богадельне, а затем направлялись в батальоны военных кантонистов. С 1856 г., по указу Сената, дети бродяг обоего пола, если их не пожелают принять к себе родственники или общества, к которым они принадлежат, также оставались в ведении приказов общественного призрения [5, д. 811, л. 81].

В приказе был заведен следующий порядок: поступавших к ним детей крестили, если они не были крещены, давали им имена, после чего на каждого из них заводилось личное дело, с которым ребенок поступал в богадельное отделение. За содержанием детей следила нянька, за состоянием их здоровья — врач. По мере необходимости приглашался цирюльник (парикмахер).

Детское отделение при богадельне было совершенно не приспособлено для содержания в нем младенцев. В связи с этим на имя начальника губернии пришел документ от Министерства внутренних дел, в котором начальникам губерний, где не упразднены еще приказы общественного призрения, предлагали поступающих в богадельни малолетних всеми мерами стараться отдавать на попечение частных лиц, благотворительных обществ или учебных, ремесленных и других заведений согласно циркуляру от 28 марта 1867 г. [5, д. 1799, л. 41]. Циркуляр начальника главного управления наместника Кавказского от 5 июня 1876 г. повторял это распоряжение [5, д. 1987, л. 31].

Поэтому и на Ставрополье дети, поступавшие в детское отделение богадельни, долго там не оставались, их старались по возможности отдать на воспитание семье за определенную плату. Женщинам в таких семьях за кормление младенцев платили 5 руб. в месяц [5, д. 1717, л. 31]. Плата сохранялась вплоть до 1911 г. С обесцениванием рубля этого стало недостаточно для содержания ребенка, поэтому работники конторы богоугодных заведений все с большим трудом находили людей, желающих взять ребенка к себе. Зачастую детей приходилось по 2-3 недели содержать в больнице при богадельне и отдавать затем в не очень благонадежные семьи. В связи с этим контора богоугодных заведений начала ходатайствовать перед приказом об увеличении оплаты кормилицам за кормление младенцев до 8 руб. в месяц, и данное прошение было удовлетворено [5, д. 318, л. 37].

Детей на воспитание брали в основном женщины из семей крестьян, мещан, казаков и солдат [5, д. 1799, л. 50]. Они вынуждены были идти на такой шаг из-за нехватки средств, чтобы прокормить себя и собственных детей. Приемные семьи были в большинстве своем многодетными, в них царили нищета и нужда. Естественно, в таких семьях приемный ребенок не мог получить должного ухода воспитания, образования.

Приказ общественного призрения требовал от семьи, взявшей ребенка, чтобы она воспитывала младенца «прилично, по достижению надлежащих лет обучала его рукоделию, до бродяжничества и прошения милостыни не допускала, а по достижении совершеннолетия причисляла к какому-либо свободному податному обществу» [5, д. 811, л. 87]. Жители Ставропольской губернии, бравшие детей на воспитание, давали расписку, в которой оговаривались их обязательства по отношению к ребенку. Ряд обязательств брал на себя приказ общественного призрения: всех числящихся в приказе младенцев раз в месяц {41} осматривал врач больницы и в случае необходимости оказывал им медицинскую помощь за счет приказа.

В Ставропольской губернии, как и в других регионах Российской империи, наибольшее количество детских смертей приходилось на младенческий возраст. Поэтому по распоряжению губернатора иногда командировался чиновник для внезапного осмотра подкидышей и изучения той обстановки, в которой находились младенцы, и если он считал, что ребенок плохо содержался кормилицей, то приказ передавал его более благонадежной, здоровой и чистоплотной женщине [8]. В архивных документах мало данных о случаях передачи детей в другие семьи — это связано скорее всего с тем, что оплата за содержание ребенка была невысокой, следовательно, желающих взять младенца было не так много.

Дети старшего возраста могли самостоятельно сообщить о неудовлетворительных условиях их содержания в семье в контору богоугодных заведений, а та решала — отдать ребенка в другие руки или поместить в богадельню [5, д. 32, 35, л. 233]. Но далеко не все из таких детей поступали именно так. Часть их убегала от своих приемных родителей, не желая более терпеть побои, унижения, непосильный труд, и снова оказывалась на улице. Но были случаи, когда дети бежали не потому, что с ними плохо обращались, а потому что они не привыкли жить в семье, гораздо лучшим местом им казалась улица. Убежавших детей искали и, найдя, помещали в более благонадежные семьи.

Еще более страшным социальным явлением в изучаемое время была продажа детей бродягам, зарабатывавшим на них деньги. Некоторых детей профессиональные нищие сами похищали и насильно их уродовали. В связи с этим губернаторам и начальникам областей было предписано: «Чтобы чины полиции при задержании нищих, бродящих с калеками и увечными детьми, производили дознания, откуда взяты эти дети и каким образом произошли их увечья, и если окажется, что виноваты в том сами нищие, то предавать их суду, чужих детей отбирать и возвращать родителям, а сирот отдавать на попечение приказов общественного призрения» [9].

Ставропольский приказ общественного призрения был также обязан помещать находившихся в его ведении сирот в учебные заведения. Поскольку забота о детях, находящихся на попечении приказа, была дифференцированной, то и образование ребенка, его воспитание и содержание зависело от сословия, к которому он принадлежал. При этом у приказа не было ни сиротского дома, ни школы грамотности, ни ремесленного училища, куда можно было бы поместить такого ребенка, поэтому дети учились в учебных заведениях Ставрополя и других городов Российской империи (например Новочеркасска) за плату от конторы приказа. Девочек из непривилегированных сословий и тех, чье происхождение было неизвестно, обучали рукоделию, Закону Божьему и основам грамоты. По достижении ими 17-летнего возраста приказ стремился выдать девушек замуж, после чего ответственность за их судьбу ложилась на мужей. Детей чиновников и офицеров помещали в гимназии, а наиболее способных отправляли для продолжения образования в российские университеты. Приказ, по возможности, также старался помещать на службу питомцев, окончивших при его помощи учебные заведения [5, д. 3229, л. 118]. Если у детей, оставшихся без родителей, было наследство, оно тратилось на их обучение и воспитание, будь то сироты из дворянского, купеческого или крестьянского сословий [10].

Вклад Кубанского войскового приказа в дело заботы о беспризорниках был невелик по сравнению со Ставропольским приказом общественного призрения. Документы войскового приказа общественного призрения с 1843 по 1918 г. [11] свидетельствуют о том, что приказ в основной своей массе занимался выдачей ссуд и раздачей пособий нуждающимся [4, д. 1253, л. 7]. Заведений для беспризорных детей в ведении приказа не было.

Кубанский и Ставропольский приказы всячески содействовали усыновлению питомцев, так как лучшего места для ребенка, чем семья, они не могли предложить. Прежде чем отдать ребенка в приемную семью, правление собирало справки, подтверждающие благонадежность новых родителей, проводилось полицейское дознание [5, д. 1958, л. 142]. Предпочтение отдавалось семьям бездетным или малодетным. Осведомлялись о материальном положении семьи, проверяли, не были ли члены семьи под судом или следствием, чем зарабатывают на жизнь, нет ли вредных привычек. Новые родители обязывались приемному ребенку дать начальное образование, основы какого-либо ремесла и не позволять бродяжничать и попрошайничать.

Усыновленные дети имели право наследовать имущество приемных родителей наравне с родными детьми. С усыновлением они получали все права, которыми обладали их родители по сословной принадлежности. Очень часто сирот усыновляли семьи, которые их воспитывали за плату. Прошения об усыновлении поступали в Ставропольский приказ от семей, принадлежащих к различным сословиям: крестьян, купцов, промышленников, ремесленников, сельской интеллигенции, чиновников, солдат. Российское законодательство защищало интересы семьи, усыновившей питомца. Если настоящие родители требовали ребенка обратно, он по закону оставался в семье усыновителей [12]. После усыновления приказ общественного призрения следил за дальнейшей судьбой сирот, и если условия содержания приемышей в семье были неудовлетворительными, семья лишалась родительских прав.

Именно в период массового переселения крестьян из центральных губерний в регионе начало действовать большое количество благотворительных организаций, которые заботились о брошенных детях. Благотворительные общества и на Ставрополье, и на Кубани оказывали им помощь, исходя или из территориального, или национального, или религиозного принципов. Все без исключения благотворительные общества помогали таким детям, основываясь на принципе сословности, давая сиротам соответствующее их происхождению воспитание и образование. Детские благотворительные общества в обязательном порядке собирали информацию о дальнейшей судьбе своих питомцев и по возможности помогали детям устроиться в жизни. {42}

На Кубани применялись превентивные меры в борьбе с детской беспризорностью. Чтобы уменьшить количество безнадзорных детей (безнадзорность — одна из причин беспризорности), в Екатеринодаре в 1901 г. были открыты ясли-приют, куда работающие родители могли привести своих детей, не беспокоясь за их здоровье и содержание.

В Ставропольской губернии и Кубанской области благотворительные общества пытались создать единую базу данных на всех несовершеннолетних, получающих помощь от какого-либо благотворительного заведения. Подобная информация была рассчитана на работников вышеозначенных организаций для помощи в оказании необходимой поддержки нуждающихся.

Поскольку в 1913 г. приказная система на Ставрополье была упразднена, ее функции в сфере общественного призрения перешли к земским органам власти. Деятельность последних отражена в трудах Ставропольского общегубернского съезда по общественному призрению [13]. За два года своей деятельности земская благотворительность не выработала эффективных способов помощи нуждающимся. Именно этим и предстояло заняться общегубернскому съезду. Для осуществления социальной программы по защите бедных слоев населения, предложенной депутатами съезда, требовалось большое количество средств, которых у земств не было.

В Ставропольской губернии с 1913 г., с введением земских учреждений, налоги увеличились в 5-7 раз. Население сел было настолько раздражено увеличением обложения, что почти на каждом сходе при обсуждении вопросов, касающихся земства, происходили беспорядки и все вопросы, возникающие в связи с его упреждением, проваливались [14], поэтому рассчитывать на финансовую поддержку земств не приходилось.

По сравнению с приказом общественного призрения, деятельность земств в области благотворения была менее эффективной. Земские органы большую часть средств тратили на образование и медицину, а финансирование борьбы с детской беспризорностью осуществлялось исходя из остаточного принципа. За 4 года своего существования на Ставрополье земства не смогли выработать действенных методов борьбы с данным социальным недугом. Они использовали методы, наработанные приказами. По-прежнему самой распространенной формой заботы о брошенных детях оставался патронаж.

В Кубанской области с упразднением приказной системы, земская система внедрена не была. Зато городская реформа 1870 г. на Кубани прошла. Городские думы формировали постоянно действующий исполнительный орган — городскую Управу. С 1874 г. именно на нее легла забота о беспризорных детях в Екатеринодаре. С созданием объединенного Екатеринодарского благотворительного общества управа передала ему свои функции по призрению и защите сирот, но не отказалась от частичного финансирования благотворительной деятельности.

Если на Ставрополье до 1913 г. заботу о брошенных детях осуществлял приказ общественного призрения, а после 1913 г. земские органы власти (пусть менее эффективно), то на Кубани ни одна, ни другая система помощи нуждающимся не работала.

Мы видим, что в Ставропольской губернии и Кубанской области проблема детской беспризорности не оставалась без внимания. С учетом особенностей региона вырабатывались методы борьбы с данным социальным недугом. Как и по России в целом, они не смогли уничтожить детскую беспризорность. Решение проблемы всегда кроется в ее причине. Основной причиной детской беспризорности была бедность низших слоев населения, военные действия и т.д. Чтобы искоренить причины, во-первых, необходимо было изменить курс внешней политики, на что не было полномочий ни у земств, ни у приказов; во-вторых, улучшить материальное положение населения, с чем не могла справиться такая мощная машина, как государство, не говоря уже о благотворительных обществах.

Литература

1. http://base consultant.ru/nbu/cgi/online.

2. Государственный архив Краснодарского края (ГАКК), ф. 449, oп. 1, д. 873, л. 3.

3. ГАКК, ф. 454, оп. 2, д. 3656, л. 3.

4. ГАКК, ф. 318, оп. 2, д. 3420, л. 2.

5. ГАСК, ф. 240, оп. 2, д. 756, л. 73.

6. Циркуляр хозяйственного департамента приказа общественного призрения // Ставропольские губернские ведомости. 1865. № 18. С. 64.

7. Проект сокращения благотворительных лотерей // Ставропольские губернские ведомости. 1875. 8 марта С. 3.

8. Фабрикация добродетелей // Юг. 1903. 20 сент. С. 2.

9. Устав женского благотворительного общества Св. Александры. Б.г. С. 2.

10. Шинкаренко Н.Ф., Кулишова Е.А., Гуров В.Н. Губернский город Ставрополь: развитие благотворительности и милосердия в конце XIX века // Социальная работа в России: прошлое и настоящее. Ставрополь, 1998. С.105.

11. ГАКК, ф. 498, oп. 1, д. 7, л. 6.

12. Ставропольские губернские ведомости. 1852. № 46. С. 15.

13. ГАСК, ф. 101, оп. 4, д. 3626, л. 34.

14. Герасименко Г.А. Земское самоуправление в России. М., 1990. С. 50. {43}


























Написать нам: halgar@xlegio.ru