выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. |
Вопросы истории, 2001, № 9.
[169] — конец страницы.
OCR OlIva.
Книга ведущего научного сотрудника Института российской истории РАН, доктора исторических наук П.Н.Зырянова посвящена православным монастырям России 1800—1917 гг. — наиболее важного этапа так называемого «синодального периода» в истории Русской православной церкви. Хотя на эту тему и имеется значительная литература (в основном дореволюционная), однако до сих пор еще не было специального монографического исследования.
«Книга имеет научно-популярный характер — указывает во «Введении» автор, — преследует цель сообщить читателю основные понятия о монастырях и монашестве, наметить вехи в их истории XIX — начала XX в., когда произошел новый их расцвет, сменившийся кризисом, а затем крушением всей монастырской системы... Главный вопрос, стоявший перед автором, — о месте и роли монастырей в русской жизни» (с. 10).
Книга написана на богатом материале, собранном из разнообразных источников: актов и статистических сведений, мемуарной литературы, прессы (церковной и светской). Многие материалы извлечены из Российского государственного исторического архива, Российского государственного архива древних актов и Центрального государственного исторического архива г. Москвы. В Приложениях приводятся ценные статистические таблицы — «Монастырское землевладение по данным Св. Синода за 1890 г.» и «Монастырские капиталы в начале XX в. в сравнении с XIX в.».
В первой части книги приводится таблица численности монастырей и монашествующих (по десятилетиям) за 1825—1890 гг. (с. 19).
К сожалению, не дано аналогичной таблицы во второй ее части: имеются лишь цифровые показатели за 1914 г. (с. 165), хотя изданные в свое время годовые отчеты обер-прокурора Св. Синода позволяли составить такую таблицу.
Приведенные автором статистические данные показывают значительный рост монастырей и монашества в XIX — начале XX века. За 1825—1914 гг. численность монастырей возросла более чем в два раза (с 476 до 1025), монашествующих — более чем в 5 раз (с 5609 до 29128), а послушников в 12 раз (с 5471 до 65111). При этом наиболее интенсивный рост числа монастырей приходится на 1880—1914 гг. когда ежегодно основывалось в среднем по 12 монастырей — в 6 раз больше, чем за предыдущие 65 лет. Автор отмечает различия между приходившими в запустение северными и процветающими южными монастырями Европейской России (с. 20).
Зарянов указывает, что с 60-х годов XIX в. проявила себя «тенденция к феминизации монашества» — более быстрый рост женских обителей по сравнению с мужскими, но еще более — численности монахинь и послушниц. «Своеобразное «хождение» дворянок и разночинок в послушницы, пишет Зырянов, было замечательным явлением тех лет. Думается, что оно было связано с общим настроением «возвращения долга народу», которым жило поколение 60-х годов». Если «многие молодые люди шли в революционные кружки», то «девушки, имевшие религиозное мировоззрение, предпочитали общины или монастыри с благотворительным уклоном». Некоторые «бежали в общины от гнета большой патриархальной [169] семьи, надеясь найти себе здесь приют, и трудиться равными среди равных» (с. 21). Полагаю, что это объяснение верно лишь отчасти и скорее применимо к 60–70-м годам XIX в., а не к концу XIX — началу XX века. Именно на рубеже веков и наблюдался особенно интенсивный процесс «феминизации» русских монастырей. Падение крепостного права, распад патриархальной семьи, существенно изменили положение женщины. Она получила относительную свободу и нередко принимала решения вопреки воле старших. Русская крестьянская девушка находила в монастыре занятия, хорошо ей знакомые и привычные. Но главное — монастырь давал удовлетворение духовным исканиям. Социальные и военные потрясения начала XX в. еще больше способствовали стремлению женщин найти покой в монастырях. Следовало бы поподробнее рассказать о «сестринских обществах» (их автор касается лишь попутно), исполнявших монашеские правила, но без пострига. В конце XIX в. само правительство инициировало создание сестринских общин с целью благотворительности и миссионерской деятельности.
Характерны содержащиеся в книге данные о росте удельного веса послушников в монастырях, особенно показательном в женских монастырях. Можно даже сделать вывод, что в конце XIX — начале XX в. подавляющее большинство послушников (и особенно послушниц!), по истечении трехгодичного «искуса послушания» не изъявляло желания принимать монашеский постриг. Монастыри же были заинтересованы в увеличении численности послушников как даровой рабочей силы.
Интересны данные об изменении сословного происхождения монашествующих (с. 23, 25, 167). «Монах-крестьянин идет на смену поповичу», — так характеризует этот процесс Зырянов (с. 165). Однако в книге не дано объяснения этому явлению. Сведения о возрастном и образовательном уровне монашествующих приведены, к сожалению, только за 1906 г. (с. 169, 171-172).
Важной ветвью аскетизма в православных монастырях было «старчество», которое достигло своего расцвета в XIX в. в монастырях Центральной России. Ему посвящен специальный очерк и в рецензируемой книге (с. 120-135), где повествуется о знаменитых старцах-наставниках иеромонахе Ростовского Спасо-Яковлевского монастыря Амфилохии, Серафиме Саровском, Амвросии Оптинском (к последнему приходили для духовных бесед люди всякого положения и звания, у него бывали Н. В. Гоголь, Ф. М. Достоевский, В. С. Соловьев, трижды его посетил Л. Н. Толстой).
Два очерка посвящены небольшой, но влиятельной категории монахов — «ученому+) монашеству» (с. 31-50, 74-71). К нему относились принявшие монашество по окончании духовных академий. Нередко они имели ученые степени и звания по богословию. Из них предпочитали назначать ректоров духовных академий и семинарий. Епископские кафедры, как правило, замещались представителями «ученого монашества». В книге дана характеристика деятельности наиболее выдающихся представителей этого монашества, сыгравших большую роль в развитии русской богословской науки, в системе духовного образования, в высшем церковном управлении, миссионерстве; рассказывается о митрополитах Евгении Болховитинове, Андрее Подобедове и Макарии Булгакове, известном русском миссионере в Китае и синологе Иакинфе Бичурине, крупном филологе и исследователе русских древностей Леониде Кавелине. Автором отмечено характерное для конца XIX — начала XX вв. явление — «тяготение» монашествующего и приходского священства к «светским» наукам, что встретило противодействие со стороны Св. Синода (с. 176).
Интересен очерк «Внутренний строй монастырской жизни». Здесь показана жизнь монастырей по «уставам» и правилам благоустройства монашеских братств», регламентировавших поведение монашествующих во время богослужения и трапезы, занятия в перерывах между службами, порядок перехода из одного монастыря в другой, применение «исправительных мер» за разные проступки, правила добровольного снятия с себя монашества по уважительным причинам и лишения его за проступки, не совместимые с монашеским званием. Интересны сведения о различиях в жизни столичных и провинциальных монастырей, о положении монастырей во время «военных лихолетий» (например, монастырей Москвы в 1812 г., занятой французами, и западнорусских монастырей во время Первой мировой войны на оккупированных австро-немецкими войсками территориях России).
Ряд очерков посвящен «специализации» монастырей. Важную роль они играли как центры миссионерства и христианизации. По нашим данным, к концу XIX в. специальные функции миссионерства выполняли до 20 монастырей (в Поволжье, Приуралье, Западной и Восточной Сибири, а также за рубежом). В книге отмечается цивилизаторская роль православных миссионерских монастырей на восточных окраинах России. «Вместе с христианством многие из этих народов получили [170] письменность, разработанную православными миссионерами на основе русского алфавита с приспособлением его к фонетике того или другого языка» (с. 95). «Некоторые монастыри, основанные на далеких окраинах — отмечает автор, — имели немалое значение в освоении новых земель... На далеких землях монахи вели и научные наблюдения — этнографические и метеорологические» (с. 94).
В книге приводятся конкретные данные о благотворительности и просветительной деятельности монастырей — устройстве в них больниц и богаделен, школ для детей окрестного населения. Особенно значительна была благотворительная деятельность монастырей в годы Первой мировой войны (лазареты для раненых солдат; мастерские по шитью белья для лазаретов, забота о семьях солдат и офицерах, приюты для осиротевших детей. — с. 274-275).
Выполняли монастыри и функцию мест заточения для сектантов, самозванцев, разного рода «вольнодумцев». По нашим данным, в конце XIX в. функцию монастырских тюрем выполняли 20 мужских и 10 женских монастырей. Монастыри служили и в качестве мест «исправления» духовных и светских лиц, совершивших религиозные проступки. Читатель найдет в книге много интересных фактов о том, кого и за что заточали и как «исправляли» (с. 98-114, 200-208). Почему-то автор прошел мимо капитального труда М. Н. Гернета «История царской тюрьмы», в которой три главы, написанные с привлечением большого архивного материала, посвящены монастырским тюрьмам1).
Значительное место уделено описанию хозяйственной деятельности монастырей. Как показывают приведенные автором материалы, имущественное положение монастырей в XIX — начале XX в. существенно улучшилось. Монастырям было разрешено покупать ненаселенные земли, значительны были земельные пожалования из казенных земель, а также дарения частными лицами, которые жертвовали и крупные денежные средства. Характерно, что «развитие монастырей в XIX в. мало зависело от государственной казны. Гораздо значительнее были частные пожертвования» (с. 78). В книге подробно описано, как владевшие значительными угодьями монастыри вели высокоэффективное хозяйство даже в суровых климатических условиях (Валаамский, Соловецкий, Трифоно-Печенгский монастыри).
В очерках «Монастырские доходы, имущества и капиталы» и «Монастырские богатства и монастырская бедность» приводятся интересные сведения о предпринимательстве монастырей, которое особенно возросло в пореформенный период. В дореволюционной и позднее в советской литературе подробно описывались «богатства» монастырей и «роскошь монашеской жизни». Однако представления об этом сильно преувеличены. Известных своим богатством обителей, как, например Соловецкий, Валаамский, Спасо-Евфимиевский монастыри, Киево-Печерская, Александро-Невская и Троице-Сергиева лавры, было немного. Мелкие монастыри, а их было подавляющее большинство, жили скудно. Обычно они находились в отдаленных глухих местах, имея недостаточные земельные угодья, пробавляясь мелкими «рукоделиями», а то и подаянием.
В духовной жизни русских монастырей начала XX в., подчеркивает автор, характерно возникновение «ересей» и «нестроений». Наиболее опасными для монастырей были «иннокентьевщина» и «смута на Афоне», чему посвящен специальный очерк (с. 248-279). Автор приходит к выводу: «Русские монастыри несмотря на свой количественный рост, находились, в целом, далеко не в благополучном состоянии». Причину этого он видит в том, что «общий кризис церкви, несомненно, сказался и на монастырях», и в свою очередь «нестроения в монастырях усиливали этот кризис» (с. 245).
Полагаю, что следовало посвятить специальный очерк политике правительства по отношению к монастырям и монашеству. Этот очерк можно было бы начать с краткой исторической справки об ограничительных мерах по отношению к монастырям, предпринятых правительством в XVIII веке. Итогом такой политики явилась секуляризация монастырских имуществ и резкое сокращение численности самих монастырей и монашествующих в 1764 году. В начале XIX в. политика правительства существенно изменилась в сторону различных материальных поощрений и правовых льгот, что способствовало возрождению монастырей. Но вся жизнь монастырей продолжала оставаться под жестким контролем светской власти. Государственное законодательство регламентировало условия поступления в монашество, порядок снятия монашеского звания, статус лиц, лишенных этого. Оно устанавливало штаты монастырей, утверждало их настоятелей. От государства во многом зависело имущественное положение монастырей, учреждение новых обителей. [171]
+) В журнале — «черному». Исправлено по второму упоминанию в абзаце и здравому смыслу. OCR.
1) ГЕРНЕТ М. Н. История царской тюрьмы. М. 1951. Т. 1, с. 217-244, т. 2, с. 444-476, т. 3, с. 322-342.
Написать нам: halgar@xlegio.ru