выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
| Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. | |
Живая старина.
1997, № 4, стр. 56-57.
Издательство «Ладомир» выпустило в свет очередной том серии «Русская потаенная литература», который представляет собой не собрание фольклорных текстов (как это можно заключить из названия), а сборник научно-исследовательских статей, посвященных анализу эротических аспектов традиционной культуры. Материалы сборника охватывают широкий круг явлений от собственно эротических жанров фольклора, элементов эротики в традиционных устных текстах и обрядах до современных проявлений эротизма в субкультурах. Особо выделены такие проблемы, как история сексуальности в древнерусский период, мир женских переживаний, анализ эротической символики в народных верованиях и обрядах.
Сама тема сборника — «русский Эрос» (даже шире — славянский) — интенсивно разрабатывается наукой лишь с недавних пор. Снятие официального табу с эротической тематики вызвало к жизни целую волну того, что в современном бытовом языке носит названия «клубнички», «порнухи». Противостоять ей можно лишь одним способом — объективным научным исследованием этого феномена культуры, вводящим «непристойность» в строгие рамки научных дефиниций. Наличие эротического пласта в традиционной культуре обязывает исследователей к его всестороннему анализу, при котором «из песни слова не выкинуть». Этим объясняется присутствие ненормативной (для книжной культуры) лексики в цитируемых фольклорных текстах, что, однако, не должно смущать читателя; борьба за чистоту литературного языка не имеет ничего общего с исследованием реальной народной культуры. Напротив, анализ употребления этой лексики позволяет говорить о ее различных функциях — от простого называния предмета или действия до эмоциональной акцентации во время произнесения фольклорного художественного текста.
Статья признанного специалиста в области гуманитарной сексологии И.С. Кона «Исторические судьбы русского эроса» содержит ряд положений о национально-исторической специфике отношения русского народа к эросу. Главной чертой автор считает «противоречие между высочайшей духовностью и полной бестелесностью "сверху" и грубой натуралистичностью "снизу" (т.е. на уровне повседневной жизни)», что обусловило и поляризацию в культуре (с. 8). Подчеркивается общеизвестное, но в полемике с авторами, идеализирующими русский быт, актуальное положение о том, что «нравы и обычаи русской деревни никогда не были аскетичными» (с. 8). Однако трудно согласиться с И.С. Коном в том, что «русские <...> "эротические сказки" <...> предлагают абсолютно несовместимую с христианской моралью систему оценок» (с. 12). Современные исследования средневековой народной культуры Европы (включая работы М.М. Бахтина и Ж. Ле Гоффа) доказывают, что «нехристианские» феномены в этой культуре функционируют только в системе общехристианских ценностей, т.е. они существуют лишь в оппозиционных отношениях, подчеркиванием «низа» усиливающих идеал «верха».
Ряд статей посвящен древнерусскому периоду. В.Я. Петрухин исследует положение женщины в Киевской Руси в контексте русско-скандинавских параллелей. Его статья «Варяжская женщина на Востоке: жена, рабыня или "валькирия"?», построенная на археологическом и летописном материале, показывает эволюцию социального статуса женщины, которой только христианская моногамная семья давала прочное общественное положение. Большая работа Н.Л. Пушкаревой посвящена сексуальной этике в частной жизни X—XVII вв. Это по сути общий очерк древнерусской сексуальности, написанный на основе письменных свидетельств, по причинам их скудости и завуалированности с большим трудом выявляемых в корпусе древнерусских текстов и записок иностранцев. Пафос открытия нового, доселе запрещенного, обусловил прежде всего информативный подход к материалу. Сексуальность X—XVII вв. дается совокупно, как единый феномен, без хронологического членения, что затрудняет исторический подход к проблеме. Очевидно, исследование эволюции отношения русских к сексу с X по XVII в. — следующий этап работы автора, тем более, что фактографическая основа для этого уже создана.
Большинство статей сборника посвящено фольклорным текстам и обрядам. С.М. Толстая, опираясь на богатейший материал Полесского архива Института славяноведения и балканистики РАН, анализирует символику девственности в свадебном обряде, обращая внимание на такие элементы, как цвет, подарки, угощения, огонь и вода, ритуальное хулиганство. Интерпретация предметных и акциональных символов убедительна, вопрос вызывает лишь понимание красного цвета как символа девственности (с. 194-196). Здесь скорее можно говорить о цветовой символике дефлорации как подтверждения добрачной девственности. Обстоятельное исследование Т.А. Агапкиной «Славянские обряды и верования, касающиеся менструации», дает широкую панораму фактического материала; автор выявляет физиологические основания народных поверий и магических действий и показывает, как символизация функций организма встраивалась в систему представлений о природе, предопределяя множество бытовых предписаний и запретов. Статья Т.А. Листовой «"Нечистота" женщины (родильная и месячная) в обычаях и представлениях русского народа» тематически продолжает работу Т.А. Агапкиной. К сожалению, обе статьи иногда содержат абсолютно одинаковый фактический материал (напр., с. 112 и 154), чего, очевидно, без ущерба для авторов, можно было бы избежать на стадии редактирования сборника.
Разные аспекты эроса в традиционных обрядах и представлениях различных славянских регионов освещены с заслуживающей признания полнотой в работах И.А. Морозова и И.С. Слепцовой, К.З. Шумова и А.В. Черных. В статье А.А. Плотниковой анализируется семантика эротических элементов у знаменитых «кукеров» и в других южнославянских обрядовых играх, что позволяет ставить вопрос о типологии этих игр в зависимости от этнолингвистических зон на Балканах. Т.А. Агапкина в статье «"Колодка" и другие способы ритуального осуждения неженатой молодежи у славян» делает ряд интересных выводов, в частности о символическом соотнесении тела человека и дерева, проявляющемся в ритуальном привязывании молодежи, не вступающей в брак, к деревянной колоде.
Статья Л.Н. Виноградовой «Сексуальные связи человека с демоническими существами» анализирует сферу контактов человека с потусторонним миром. Славянская специфика, подчеркивает автор, состоит не столько в поверьях о коитусе женщины с покойником или демоном, сколько в представлениях о том, что выходец с того света губит женщину, отнимая у нее силы. Эту же тему на материалах Карпатского архива ИСБ РАН рассматривает Е.Е. Левкиевская в статье «Сексуальные мотивы в карпатской мифологии».
Два наблюдения В.Л. Кляуса, активно проводящего полевые исследования в Красноярском крае, касаются использования органов животных в любовной магии и жанра непристойного народного стихотворения. Автор прослеживает связь феноменов, еще наблюдаемых в некоторых деревнях, с хорошо известными, зафиксированными традицией. К этому же кругу относятся и наблюдения К.К. Логинова над русскими Заонежья. Сексуальные мотивы, связанные с животными, и их отражение в древнерусской литературе, а также эротическая символика грибов как существ, находящихся на грани растительного и животного мира, составляют предмет исследований О.В. Беловой. «Грибная» тема представляется нам весьма актуальной, так как с середины 1980-х гг. по Москве ходят «эзотерические» рукописи о «тайной жизни» грибов, содержащие смесь «ненаучной фантастики» о пришельцах из космоса и тех самых народных представлений о грибах, которые разбирает О.В. Белова. Такой синтез народных поверий и паранауки наших дней может представлять интерес и для фольклориста.
Статья Б.П. Кербелите «Древо жизни» отличается критическим пафосом, направленным, по сути, против работ акад. В.Н. Топорова, считающего древо жизни (мировое древо) основой космологических представлений древнего человека. Автор доказывает, что в основе мировое древо антропоморфично, точнее фаллично. С другой стороны, не всегда дерево в фольклоре семантично: часто имеет место простое реалистическое отражение и любование реальными деревьями (с. 350). Однако, как нам представляется, космогоничность и фалличность мирового древа не противостоят друг другу, а дополняют эту мифологему: мировая вертикаль, связывающая миры, плодотворна, что и позволяет ей служить символом жизни. Некоторые конкретные положения статьи представляются более чем спорными. Непонятно, почему целью героев так называемых элементарных сюжетов оказывается стремление к свободе от чуждого окружения и равенству в роде (с. 330), так как новейшие исследования родового строя говорят об отсутствии в нем самих понятий равенства и свободы. Вызывает возражение обращение автора с библейским сюжетом об Адаме и Еве. Непонятно, почему рассказ о грехопадении — «это один элементарный сюжет», а змей-искуситель — «нейтральный персонаж» (с. 335). Трактовка вкушения плода как полового акта опирается не на «логико-семантический анализ», как считает автор (с. 337), а на средневековую теологию. Кстати, современное богословие отказывается от такой интерпретации, поскольку грехопадение состояло не столько в самом половом акте, сколько в «познании добра и зла», т.е. в потере невинности не столько телом, сколько разумом человека. Анализируя литовский фольклор, автор как бы забывает, что, поскольку литовцы приняли христианство только в XIV в., все библейские реминисценции в нем поздние и книжного происхождения и не относятся к общему древнеязыческому пласту. Неисчерпаемая семантическая глубина, порождающая все новые интерпретации сказания о грехопадении, не позволяет согласиться с автором в том, что «человек, внесший сказание в Библию, уже недостаточно хорошо понимал его метафорический язык» (с. 340). Не могу согласиться и с тем, что символы дерева и коня синонимичны, а также с общностью символов дерева, росы, влаги (с. 344, 347), так как эта общность автором декларируется, но не доказывается.
Два безусловно интересных материала кажутся попавшими в этот сборник случайно. Т.Е. Щепанская оригинальным образом соединила анализ личного опыта беременности и материнства с традиционными повериями на эту тему, называемыми ею «женской культурой». Самоанализ фольклористки можно приветствовать, хотя сама работа находится на грани медицины, бытописательства и журналистики. К.Э. Шумов в работе об эротических студенческих граффити анализирует хорошо всем известные «заборные надписи», кстати, введенные в «высокую» культуру живописцем М. Ларионовым в 1910-е гг. Академическая строгость изложения похабного (без всяких кавычек) материала создает весьма комический эффект, очевидно, автором не предусмотренный. Систематизация материала приводит К.Э. Шумова к выводам, которые эмпирически может сделать каждый, посещавший наши общественные туалеты. Однако основная проблема, касающаяся работ Т.Б. Щепанской и К.Э. Шумова, состоит в том, относятся ли их материалы к традиционной культуре. Скорее это явления субкультуры (особенно во втором случае), требующие социологического и психологического анализа.
Последний раздел сборника составили работы трех классиков отечественной науки (П.Г. Богатырева, А.И. Никифорова, В.П. Адриановой-Перетц), в 1920-е гг. начавших разрабатывать тему эроса в традиционной культуре. Эти вновь публикуемые работы (особенно ценна публикация русского перевода французской статьи П.Г. Богатырева, написанной на материале Закарпатья) содержат ряд интересных идей и наблюдений. Хочется отметить плодотворность предпринятого В.П. Адриановой-Перетц сопоставления фрейдистского анализа сновидений с образным миром русских эротических загадок, подтверждающего продуктивность теории З. Фрейда и намечающего область, стоящую как бы за подсознанием и отражающуюся в коллективном творчестве. К.Г. Юнг назвал это архетипами. Наша же наука была вынуждена прервать исследования подобного рода, не вписывавшиеся в рамки советской идеологии. Поэтому данный раздел логичнее было бы поместить в начало сборника, что сделало бы наглядной идею научной преемственности.
Многие статьи сборника, как мы видим, имеют лишь косвенное отношение к сексуально-эротической тематике. Особенно это касается статей, посвященных чисто феминистским вопросам. Брак, беременность, дети — лишь следствия эроса, но анализ этих проблем дает дополнительные сведения для понимания славянской эротичности.
В целом материалы сборника позволяют составить представление о специфике русской эротичности в традиционной культуре, дают много новых сведений из неопубликованных фольклорных собраний. Академическая строгость безусловно способствует глубине анализа и четкости изложения такой «неакадемической» проблематики, как эротика и секс, делая ее равноправным предметом изучения наряду с любовной темой в «высокой» культуре.
Г.П. МЕЛЬНИКОВ, канд. ист. наук; Ин-т славяноведения и балканистики РАН (Москва)
Написать нам: halgar@xlegio.ru