Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

1. Семья. Первые годы жизни

Владимир Иванович Даль родился 10 (22 по новому стилю) ноября 1801 г. в городке Луганский Завод (сейчас г. Луганск) Екатеринославской губернии, в семье врача, состоящего при литейном заводе.

Его отец — датчанин Иоганн Христиан Даль (Johann Christian Dahl, 1764—1821), который переехал в Россию и стал именоваться здесь Иваном Матвеевичем, получил образование в Германии, где прошел курс богословия и изучил несколько языков, в том числе и древние. Его Екатерина II пригласила на должность библиотекаря [414, 430], но вскоре — по материальным соображениям — он решил стать врачом и снова отправился в Германию, учился в Йене и Эрлангене и вернулся в Россию с дипломом доктора медицины.

О начале государственной службы И.М. Даля и продвижении его по служебной лестнице подробно рассказывают обнаруженные Ю.П. Фесенко документы, в том числе формулярный список 1733 г. [430, с. 162-163]. В нем значится, что Иван Матвеев сын Даль, 35 лет от роду, происходящий из датских офицерских детей, 8 марта 1792 г., сдав экзамен в Государственной медицинской академии, получил права практикующего врача. В ноябре того же года он поступил «в гатчинскую наследника Цесаревича волость для пользования жителей и крестьян» [414, 482, с. 23].

В Гатчине, непосредственно общаясь с наследником, И.М. Даль, тогда уже семейный человек, прослужил немногим более трех лет. Вначале, видимо, их связывали вполне добрые отношения, так что Павел Петрович даже стал крестным отцом старшей дочери Даля Паулины [243, с. 79]. Однако они оказались непрочными из-за крайне неуравновешенного характера будущего императора.

В.И. Даль вспоминал, что его отец был иногда горяч до безумия, а с великим князем не ладил, хотя по обязанности являлся ежедневно к нему с рапортом [326, с. XXXIII]. После одной весьма неприятной сцены, когда с майором кирасирского полка случился удар после грубейшего выговора от наследника, И.М. Даль — к ужасу жены — «постоянно держал заряженные пистолеты, объявив, что если бы с ним случилось что-нибудь подобное, то он поклялся наперед застрелить виновного, а потом и себя» [Там же, с. XXXIV].

В феврале 1796 г. И.М. Даль уволился из Гатчины по собственному прошению. В выданном ему аттестате говорилось, что помимо (10/11) пользования жителей и крестьян гатчинской волости, он наблюдение имел за состоявшим в той же волости гошпиталя и должность сию исправлял с добрым успехом и рачительностью [430, с. 163]. В апреле того же года его назначили уездным врачом в Петрозаводск, однако вскоре он начал хлопотать о переводе и определении «гошпитальным врачом при каком-нибудь месте» [482, с. 24]. На основе архивных документов Ю.П. Фесенко подробно осветил подвижнический труд И.М. Даля как в Петрозаводске, где он, по выражению выдавшего ему аттестат городничего, «привлекал к себе любовь в пользовании бедных трудолюбием и беспристрастием», так и на новом месте — на Луганском заводе, куда был переведен 7 мая 1798 г., а приехал с семьей 15 августа того же года. Здесь он занял должность старшего лекаря литейного завода [430, с. 165; 482, с. 24-26]. По мнению исследователя, усилия И.М. Даля по улучшению условий жизни и работы мастеровых, добывавших уголь, позволяют считать его создателем первых лечебных учреждений для рабочих Луганщины [482, с. 26].

14 декабря 1799 г. И.М. Даль дал присягу на вечное российское подданство [430, с. 166], в 1804 г. он получил чин надворного советника, а 1805 г. был переведен в должности инспектора на Черноморский флот, во врачебную управу, находившуюся в Николаеве, где и оставался до самой смерти, последовавшей 5 октября 1821 г.

В.И. Даль вспоминал об отце как о человеке честном в самом строгом смысле слова, несколько суровом и замкнутом, но очень умном, справедливом и твердо следовавшем в жизни законам нравственности [326, с. LXXXV-LXXXVI]. «Отец мой, — писал он, — силою воли своей умел вкоренить в нас навек страх Божий и святые нравственные правила. Видя человека такого ума, учености и силы воли, как он, невольно навсегда подчинишься его убеждениям» [237, с. 5]. Принципы, которых придерживался отец, на всю будущую жизнь определили образ мыслей и действий сына.

Отец внушил В.И. Далю патриотизм. Всей душой полюбив свою новую родину, он, по словам сына, воспитал детей в духе глубокой преданности России. «Он при каждом случае, — писал Даль об отце, — напоминал нам, что мы русские, знал язык, как свой, жалел в 1812 году, что мы еще молоды и негодны» [Там же].

В.И. Даль всегда чувствовал себя истинно русским человеком. П.И. Мельников-Печерский вспоминал, что на вопрос дерптских друзей, кто он — русский или немец — Даль ответил: «Ни прозванье, ни вероисповедание, ни самая кровь предков не делают человека принадлежностью той или иной народности. Дух, душа человека — вот где надо искать принадлежности его к тому или другому народу. Чем же можно определить принадлежность духа? Конечно, проявлением духа — мыслью. Кто на каком языке думает, тот к тому народу и принадлежит. Я думаю по-русски» [326, с. LXXV]. (11/12)

Д.И. Завалишин свидетельствовал, что Даль был очень доволен, когда узнал, что его предки, хотя и поселились некогда в Дании, но имели славянские корни. При встрече он заметил: «А знаешь ли, говорят, что и я происхожу от славян» [255].

Не меньшее влияние оказала на В.И. Даля мать, Юлия (Ульяна) Христофоровна, урожденная Фрейтаг. Она была дочерью «бывшего на русской службе чиновника ломбарда» [189, с. LXXXIII], среди ее предков были немцы, французы, швейцарцы. Как рассказывала Е. Даль, по женской линии Юлия Христофоровна происходила от французских протестантов Де Мальи [243], но ее семью вполне можно назвать обрусевшей, так как уже бабушка В.И. Даля, Мария Ивановна Фрейтаг, не просто знала и любила русский язык, но, по его словам, «даже была русская писательница, по крайней мере переводчица и значилась в Смирдинском каталоге» [189, с. LXXXV]. Юлия Христофоровна имела превосходное образование, знала, по свидетельству сына, кроме немецкого еще три языка и была талантливым педагогом. В.И. Даль проникновенно написал о ней в «Автобиографической записке»: «Мать разумным и мягким обращением своим, а более всего примером, с раннего детства поселила во мне нравственное начало, окрепнувшее с годами и не покинувшее меня всю жизнь. Не умею объяснить, как и чем это сделалось; но чувствую и сознаю, что это так и нынче, когда мне уже исполнилось 70 лет и когда сыну моему уже 35. Я сознаю это благое влияние материнского воспитания и сын мой, ею же воспитанный, говорит о себе то же» [Там же, с. LXXXVI].

Семья Далей была многодетной. Кроме двух старших дочерей, Паулины и Александры, у них выросли четыре сына — Владимир, Карл, Лев и Павел. Воспитанию и образованию детей родители придавали очень большое значение, хотя, как видно из автобиографии В.И. Даля и воспоминаний его дочери, этим в основном занималась мать. О своем первоначальном образовании Даль писал: «Отец был строг, но очень умен и справедлив. Мать добра и разумна и лично занималась обучением нашим, насколько могла. У нас были только учителя Штурманского училища, к которым мы ходили на дом; учителя рисования и математики. Прочему учила мать» [Там же, с. LXXXV].

В.И. Даль впоследствии рассказывал дочери, что в детстве его вместе с сестрами усаживали за рукоделие, а также обучали ремеслам, к которым у него навсегда сохранился интерес. Эти полезные навыки очень пригодились ему и помогли стать искусным хирургом [243, с. 81], так, операции по снятию катаракты он делал очень быстро, ибо одинаково владел обеими руками. От матери, которая прекрасно играла на фортепьяно и пела, В.И. Даль унаследовал любовь к музыке. (12/13)

2. Морской кадетский корпус

Когда встал вопрос о дальнейшем образовании сыновей, то И.М. Даль, служивший на Черноморском флоте, выбрал для них профессию моряков. Еще в 1812 г. от имени Владимира и Карла было подано прошение на имя Александра I о зачислении их в Петербургский Морской кадетский корпус. В этом документе, опубликованном Ю.П. Фесенко, в частности, говорится: «Отец наш родной находится на службе Вашего Императорского Величества главным доктором Черноморского флота, ныне нам от роду 11 и 9 лет, обучены российской, французской и немецкой словесности, математике и рисовать, но в службу Вашего Императорского Величества никуда еще не записаны, а желание имеем определиться в морской кадетский корпус» [430, с. 169].

Зачисление последовало через три года. В формулярном списке В.И. Даля сказано: «Воспитывался в Морском кадетском корпусе, в который поступил кадетом 1815 года 1 августа. В службу вступил гардемарином 1816 года июля 10. Унтер-офицером 1819 февраля 20. По окончании в этом корпусе полного курса наук произведен мичманом 1819 года марта 3, лейтенантом 1824 года мая 10» [439, с. 36].

Для времени обучения в Морском корпусе в автобиографиях В.И. Даля не нашлось, к сожалению, добрых слов. Он вспоминал эпизоды, которые свидетельствуют о пороках тогдашней воспитательной системы, основанной на телесных наказаниях, и горько сетовал, что из-за нее лучшие годы его жизни были убиты [189, с. LXXXVI]. Его дочь, у которой сложилось такое же впечатление от рассказов отца, писала: «Вообще говоря, пребывание в Морском корпусе составляло безотрадную страницу в жизни отца и он с отвращением отворачивался от здания Корпуса, когда проходил мимо него» [243, с. 84].

Против такой оценки обучения в Морском корпусе решительно протестовал Д.И. Завалишин, который во время учебы в этом учебном заведении прошел те же испытания, что и В.И. Даль, но был после окончания оставлен при нем для преподавания астрономии, высшей математики, теории морской науки и других предметов. Критикуя воспоминания Е.В. Даль в части, касающейся жизни ее отца в корпусе, он показал, что эта жизнь имела много светлых сторон, а главное, что кадеты получали в нем основательное и разностороннее образование [258]. Это же подтверждается и в большой статье Д.И. Завалишина, посвященной Морскому кадетскому корпусу [257]. Он приводит факты, несколько неожиданные для тех, кто знает о Дале только по его автобиографиям. В частности, объясняя быстрое продвижение Даля по службе прекрасной учебой и примерным поведением, Завалишин так писал о его производстве в гардемарины: «Этот чин считался в то время офицерским, так как в случае перехода в армию гардемарин переводился уже офицерским званием» [255]. Производство же из гардемаринов в унтер-офицеры, по (13/14) его словам, допускалось только для 10, много если 15 человек, самых отличных по наукам и по поведению из выпуска почти в сто человек» [Там же].

Д.И. Завалишин (1826 г.)

О том, что в корпусе Даль «учился и вел себя очень хорошо», свидетельствует и его участие в ответном учебном морском походе русских кадетов в Швецию и Данию (1817 г.), который, как признавала и Е.В. Даль, ее отец вспоминал с удовольствием. Этой чести удостоились только двенадцать кадетов, в том числе Д.И. Завалишин и будущий прославленный флотоводец П.С. Нахимов. Их включили в состав команды брига «Феникс», который с 20 мая по 18 сентября под командованием С.А. Ширинского-Шихматова совершил плавание по маршруту Санкт-Петербург — Кронштадт — Рочесальм — Свеаборг — Рига — Ревель — Стокгольм — Карлскрона — Копенгаген — Санкт-Петербург.

В походе кадеты должны были вести дневники — «дневные журналы». По словам Завалишина, Даль очень жалел в последнее время, что не мог отыскать своего журнала, первого своего литературного произведения. Однако этот журнал сохранился и сейчас находится среди рукописей В.И. Даля в Российской Государственной библиотеке. Отрывки из него опубликованы дочерью Даля М.В. Станишевой [408], которую интересовали в основном записи о посещении шведской и датской столиц и встрече кадетов с членами королевской семьи. Основательный обзор «Дневного журнала» Даля предложил Ю.П. Фесенко [434], который счел его художественным произведением. Анализ текста позволил ему выявить много новых биографических сведений и составить более полное представление о взглядах и интересах юного моряка.

«Дневной журнал», кстати, подтверждает мнение Д.И. Завалишина о том, что негативная оценка жизни в Морском корпусе появились у В.И. Даля лишь в преклонном возрасте: записи свидетельствуют, что в то время он очень интересовался морским делом и гордился своей принадлежностью к русскому флоту. Но есть в дневнике и записи, из которых видно, какие страдания доставляла Далю морская болезнь, что позднее послужило основной причиной смены профессии. (14/15)

3. Флотская служба

3 марта 1819 г. В.И. Даль закончил Морской кадетский корпус, был произведен в мичманы и по собственному желанию определен на службу на Черное море. Местом назначения стал Николаев, небольшой приморский город примерно с 14-тысячным населением [293], где тогда находился штаб Черноморского флота и где жила его семья [263]. Сюда же после окончания корпуса определился на службу и его брат Карл.

В Николаеве прошли следующие пять лет жизни В.И. Даля, которые, если верить его «Автобиографической записке» [157], он оценивал, как время, потраченное впустую. «После корпусного воспитания, — писал он, — не было у меня никаких разумных наклонностей: я шатался с ружьем в степи, не брал книги в руки». Однако здесь верно только признание в том, что именно тогда зародилась его страсть к охоте, сохранившаяся на всю жизнь. В остальном же Даль — по своему обыкновению — строг к себе. Исследованиями последних лет показано, что время, свободное от нелегкой морской службы, он проводил в обществе людей образованных и незаурядных. Правда, он сам признавал, что «по какому-то чутью искал знакомства и товарищества с лучшими людьми», но почему-то среди названных им (лейтенант П. Скарбелли, братья Рогули, Е.П. Зайцевский) не фигурируют его хорошие знакомые — астроном К.В. Кнорре, которому он посвятил одно из своих первых литературных произведений, и А.П. Зонтаг (1787—1864, урожденная Юшкова), племянница поэта В.А. Жуковского, известная детская писательница.

А.П. Зонтаг приехала в Николаев с мужем, лейтенантом Е.В. Зонтагом, с 1822 г. служившем при командующем Черноморским флотом адмирале A.C. Грейге [236]. Несомненно, она оказывала большое влияние на жизнь местного общества, например, из ее писем В.И. Далю, опубликованных Е.П. Горбенко [231], можно понять, что они принимали участие в любительских спектаклях, устраивавшихся в Николаеве. Эти письма свидетельствуют и о дружбе, связавшей ее на долгие годы с семьей Даля, и позволяют предположить, что именно она помогла ему позднее войти в круг столичных писателей. В Николаеве В.И. Даль продолжал свои литературные опыты, сочинял пьесы, писал стихотворения. К таким опытам относятся и «Записки», которые он вел, находясь на борту фрегата «Флора», который с 1 июня по 1 сентября 1820 г. был в плавании по Черному морю. Они сохранились в рукописной записной книжке, частично опубликованы и исследованы Ю.П. Фесенко [487, с. 32-38], который отмечает значительный рост литературного мастерства Даля по сравнению с его ранним «Дневным журналом».

Вместе с тем «Записки» — источник интересных сведений о жизни В.И. Даля в Николаеве, о его службе и семейных отношениях. Из этих заметок видно, что плавание увлекало его, он гордился своим (15/16) быстроходным кораблем, но приступы морской болезни заставляли его подумывать о смене профессии. Так, 13 июня он писал: «Вчера и сегодня — два злые дня для меня; ветер свежий и я уже брожу без головы. — Неужели я весь свой век буду мучиться таким образом, не будучи в состоянии помочь себе? — Не только не приносить ни малейшей пользы отечеству и службе, но и напротив того, быть в тягость самому себе и другим? — Неприятная, сердце оскорбляющая мысль. Надобно ждать облегчения от времени (если это возможно) или искать другую дорогу» [Там же, с. 35].

Из этих же заметок видна его глубокая привязанность к родителям, братьям и сестрам. Вместе с Карлом, который тоже участвовал в этом походе («мичман Даль 2-й»), они с нетерпением ждут вестей из дома, ожидают радостной встречи с родителями в Севастополе и печалятся о смерти годовалой сестры Эмилии [Там же].

Карл Даль служил в Николаеве до своей смерти от чахотки, последовавшей в 1828 г. А в 1820 г. взрослые сыновья еще жили с родителями и, как можно заключить из воспоминаний Е.В. Даль, иногда им приходилось нелегко. Замкнутость отца особенно угнетала веселого, общительного и деятельного старшего сына. Взаимопониманию помогала сестра Паулина, с детства близкая с отцом. К этому времени она уже несколько лет была замужем за П.П. Шлейденом, который, по выражению Е.В. Даль, «имел занятия верстах в двадцати от города». Позднее у него была собственная суконная фабрика в Москве, а сам он значился московским 3-й гильдии купцом [280, с. 319].

Паулина всегда была задушевным другом Владимира Ивановича. Об этом свидетельствуют его письма к ней, написанные в разные годы и хранящиеся сейчас в рукописном отделе Пушкинского Дома. Их переписка началась во время пребывания Даля в Морском корпусе, причем велась она по-французски, и это, как он говорил потом, очень помогло ему в изучении языка.

Трудно сказать точно, в каком году Паулина Ивановна уехала в Москву, но произошло это, видимо, до 1820 г. Брат, делясь с ней в письмах всеми заботами и радостями, рассказывал о наблюдениях, сделанных во время плавания летом этого года. Он писал, например, о двух смерчах — «тифонах», которые описаны в «Записках»: «Видели мы два тифона: один весьма отдаленный поутру, который держался не долее 5 минут и был в виде конуса, коего основание сливалось с облаками, а вершина касалась поверхности моря — он шел не прямо, но искривившись в одну сторону. Другой же представлял прекрасный вид и держался довольно долго. Солнце было при захождении, и лучами своими обагряло весь запад; по сему-то пурпурному полю медленно двигался величайший водяной цилиндр — вершина его также касалась облаков, но он стоял совершенно прямо» [434, с. 36].

И.М. Даль умер 5 октября 1821 г., а незадолго до этого его вторая дочь Александра вышла замуж за артиллерийского офицера (16/17) П.О. Кистера, датчанина, что особенно нравилось отцу — он называл этого зятя «своим», в отличие от немца Шлейдена, «зятя матери».

После смерти мужа Юлия Христофоровна осталась в тяжелом положении с двумя малолетними сыновьями, Львом и Павлом. Ее внучка Е.В. Даль пишет: «Надо было серьезно подумать о доставлении способов к образованию дяди Льва: ему было уже 14 лет, а он еще нигде, кроме дома, не учился. Финансы бабушки положительно ничего не позволили ей предпринять, да и к тому же у нее на руках был еще любимец ее, пятилетний Павел» [243, с. 91-92]. Очень помог семье «отцовский» зять Кистер, взяв Льва юнкером в свой полк. Позднее мать переехала с Павлом в Дерпт, где зарабатывала уроками и, как она надеялась, могла дать сыну образование.

В 1823 г. с В.И. Далем случилось неприятное происшествие, связанное с поэтическим творчеством, что серьезно повлияло на его дальнейшую жизнь. Среди произведений молодого поэта, порой весьма склонного к язвительной шутке, встречались и сатирические стихи. Поэтому, когда в городе появился «пасквиль», задевавший лично адмирала Грейга, авторство сразу было приписано Далю. Нашлись улики [296], якобы подтверждающие обвинение, и последовал суд, который приговорил его к лишению чинов. Даль никогда не признавал своей виновности, хотя соглашался, что написал «шесть или восемь стишков, относящихся до домашних, городских вестей» [158]. «Главный местный начальник (тот же Грейг), — писал Даль впоследствии, — предал меня военному суду, требуя моего сознания в сочинении и распространении этого пасквиля, тогда как я увидел его в первый раз на столе военного суда. Дело тянулось с лишком год; не было никакой возможности изобличить меня в деле, вовсе мне чуждом, и — несмотря ни на что — я был наконец обвинен, без всяких доказательств, и приговорен к лишению чинов» [Там же].

После апелляции В.И. Даля оправдали, но перевели на новое место службы — на Балтийское море, в Кронштадт, где у него вскоре созрело решение уйти в отставку. Причин для этого, кроме склонности к морской болезни, было несколько, о них впоследствии писал Д.И. Завалишин [255], подтверждавший, что к морской службе Даль никогда не чувствовал особого расположения. Объяснял Завалишин это тем, что флот находился тогда в чрезвычайном упадке, совершались страшные злоупотребления, особенно по хозяйственному управлению, и надо было иметь особенное призвание к морской службе, чтоб оставаться в ней не по необходимости. Завалишин писал, что для борьбы с этими злоупотреблениями Даль, по его собственным словам, не имел ни средств, ни расположения, а пассивно подчиняться им или с ними уживаться был неспособен. Поэтому, столкнувшись с разного рода неприятностями, он оставил морскую службу без всякого сожаления.

Даль мог перейти в армию, куда, по словам Завалишина, лейтенант флота переводился с чином капитана, или на гражданскую (17/18) службу, где сразу мог получить чин титулярного советника. Однако он отказался от этих возможностей и решил поступить в университет. Завалишин объяснял этот менее выгодный выбор тем, что Даль в Морском корпусе принадлежал к тем кадетам из их выпуска, которые не считали для себя достаточным лишь одно специальное образование, даже и высшее, а стремились дополнить его университетским.

Е.В. Даль писала, вспоминая, видимо, рассказы отца: «Он решился ехать в Дерптский университет: город немецкий, уроками русского языка он наверное что-нибудь заработает себе. А по какому идти факультету? Опять-таки обстоятельства решили дело: после дедушки осталось много медицинских книг, а покупать книги для другого факультета было не на что» [243, с. 95]. Немалую роль здесь сыграло и то, что в Дерпте уже жили мать и брат Павел.

Назад К содержанию Дальше