Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

К разделу Россия – этнография

Фурсова Е.Ф. (Новосибирск)
Запреты-обереги на женские работы со льном (на примере восточнославянских этнокультурных групп Западной Сибири)

Историческое познание: традиции и новации:
Материалы Международной теоретической конференции.
Ижевск, 26-28 окт. 1993 г. Часть 1.
Ижевск: Изд-во Удмуртского университета, 1996.
{120} – конец страницы.
OCR OlIva.

Во второй половине XIX — начале XX в. — времени, к которому относятся наши материалы, — Западная Сибирь пестрила разнокультурными группами восточнославянских народов. Преобладающими среди них были русские. «Старожилы», или «закаленные сибиряки» (в простонародье «чалдоны») — потомки служилых людей, казаков, крестьян, поселившихся здесь в XVII — первой половине XIX в. Часть старожилов, проникших в сибирские земли разными путями и исповедывавших старую веру, назывались {120} «кержаками» (по р. Керженец Нижегородской губ., где было их крупное поселение). С 70–80-х гг. XIX в. в связи с массовым выездом стали преобладать переселенцы из Европейской части страны, известные как «российские» («вятичи», «томбаши», «рязаны», «хахлы» и пр.). Практически все они были сторонниками православия.

Представление о льне как об особом Божьем даре лежало в основе благоговейного к нему отношения — бережения от «нечисти», осквернения, чему способствовало выполнение целой системы запретов-оберегов на работы с ним. В целом лен «проявлял» себя как «разумная» стихия, которая реагировала на малейшее соблюдение или несоблюдение законов, установленных прадедами с незапамятных времен. Основная ответственность за выполнение традиций лежала на женской половине семьи, как наиболее заинтересованной в возделывании льняного волокна. В зависимости от принадлежности к той или иной этнокультурной группе обычаи и обряды, связанные с возделыванием и обработкой льна, были различны.

Круглогодичные запреты-обереги подчинялись общей идеи цикличности природы посредством бинарной оппозиции работа/отдых. Актуализация запретов особенно явственно наблюдалась в переходные периоды (зимнего и летнего солнцестояния, весеннего и осеннего равноденствия), когда нарушался порядок, а значит, и стабильность бытия. В результате активизировались вредоносные влияния, которые в сибирских селах материализовались в конкретных типах ряженых («шуликанах»). Особенно выделялись своей значимостью святочные запреты, имевшие цель уберечь льняную пряжу (работы с шерстью разрешались) от воздействия нечистых, хтонических сил. Спряденные в Святки нити считались «нечистыми» и не могли использоваться на изготовление погребальной одежды и повивание умершего (у кержаков). Здесь, несомненно, улавливаются аналогии с ряжением-«шуликованием» на Святках в известных своей консервативностью селах по р. Мезени, Европейским Севером. Подобное смысловое значение имела вынужденная праздность и на Масленке, к которой у сибиряков-старожилов также было принято рядиться и представляться то «оборотнем», то «медведем», то «чертом».

Табуирование всех видов хозяйственно-бытовой деятельности на Благовещение связывалось с поверьем, что все в природе отдыхает («птица гнезда не вьет, девка косы не плетет»). Такое представление выходило, за рамки христианского праздника, хотя Благовещение и называли «первопаской». Нежелание грешить {121} сочеталось с идущей со времен язычества боязнью потревожить земное царство, накликать неурожай. Поэтому вполне естественным воспринималось сибирячками-украинками превращение девушек, работавших в неурочное время, в русалок и кукушек. В народных названиях трав сохранилась память о куделях, которые пряли ослушницы — это мох «кукушкин лен». Если возникает вопрос, почему в народных сказах девушки, а не женщины, отличались строптивостью, то вспомним, что в народных представлениях именно молодежь в силу ее природно-стихийных качеств сопоставлялась с темными, «нечистыми» силами (ср. в древнегреческой мифологии Арахну, посмевшую оспаривать право лучшей ткачихи у богини Афины). Пасхальные запреты своей строгостью (разбирали ткацкие станы-«кросна») дублировали благовещенские. Многие информаторы отмечают, что Пасха считалась самым большим годовым праздником. Тот же самый механизм запретов на женские работы использовался при расположении к себе христианских святых, которые, в случае уважения их праздников, могли заступиться за людей перед Богом. Крестьяне воздерживались от различного рода деятельности в родительские дни, когда души мертвых «проведывали» близких. Некоторые пожилые женщины до настоящего времени верят, что, если у человека родители умерли, то работать в известные поминальные дни (на Радуницу, в Дмитриевскую, Родительскую субботы и пр.), значит оскорбить «родителей».

Многие процессы по севу и обработке льна как у старожилов, так и у российских были отмечены повышенной сакральностью. Лен, считалось, должен быть «чистым», как и все сделанные из него предметы, поскольку они одевались непосредственно на человека, контактировали с ним. Даже отбросы после трепания и мятья льняного волокна, называвшиеся по-чалдонски «паргой», не выбрасывались, а сжигались или спускались по реке. Во имя «чистоты» ряд операций носил однодневный характер: сев и уборка, снование, перемотка. До сих пор вспоминают о рубахах-«обыдёнках», сделанных за один день («дён»), начиная со сбора льна и кончая последним стежком. Рубахи-однодневки обладали сверхсильными целительными свойствами, их готовили всем селом при эпидемиях, «морах».

Особенно большой осторожности и присутствия различных оберегов в виде предметов (игол, ножниц, ножей) требовало снование. Следствием нарушения однодневности этой работы могла быть болезнь или порча сделанного. Не случайно сибирячки выбирали для снования легкие (по их мнению, вторник, среда) {122} безветреные дни. Основную пряжу хранили заплетенной «в плетень», который, как известно, являлся охранным средством от нечистой силы. При тканье также работала целая система оберегов-заклинаний, которые применялись и теми, кто ткал, и случайными свидетелями, не желавшими навредить ткачихе.

По нашим полевым материалам последних лет, вырисовывается довольно сложная система оберегов-запретов, соблюдавшихся при работах со льном у селянок Верхнего Приобья: 1) в течение года — исключались по тем или иным причинам праздники, в их числе воскресенья, родительские дни; 2) в течение недели — не пряли по средам и пятницам, не сновали по «чижолым» дням понедельникам; 3) в течение дня — кое-где избегали прясть в вечернее время постных дней, после захода солнца по субботам; 4) начало работ приурочивали к первой фазе луны. «Чистота» льняного волокна обеспечивалась, следовательно, изоляцией от низших нечистых духов, осуществлением работ без греха, т.е. не в неурочное время христианских и других праздников, приоритетности дневного света и вновь родившегося месяца.

В широко распространенном до настоящего времени специфичном взгляде на поведение беременных женщин при прядении, сновании, выражающемся в запрете перешагивать через нити, видны реликты древнеевропейских поверий о привязке младенца к жизни выпряденной божественной ниткой. Крестьянки когда-то верили, что, переступая пряжу, беременная женщина тем самым «перечила» и самому существованию еще неродившегося младенца, поэтому в таких рассказах один сюжет — у роженицы появляется ребенок, опутанный пуповиной. Будущая мать, переступая через земную нить, наносила вред нити небесной. В этой связи хотелось бы привести объяснение, которое дают старожилы по поводу исцеления пряжей, спряденной в Чистый четверг в обратную сторону: скручивая ее «назад», можно вернуться к исходному, т.е. здоровому состоянию (иными словами, прервать естественный ход судьбы).

Из-за пестроты этнографического, конфессионального состава населения Западной Сибири проведение ареальных исследований здесь весьма затруднено. Загадочные чалдоны, выходцы с мифического междуречья рр. Чала и Дона, были хранителями многих дохристианских обычаев и обрядов, за что их в насмешку нередко называли «чалдуны-колдуны». По-видимому, под их большим влиянием в сибирских селах долго держались поверья о разгуле нечистой силы в определенное время года, сохранялись способы «общения» с нею. У российских явственнее до настоящего времени {123} ортодоксально-церковная основа, хотя для выходцев с разных земель России это справедливо в различной степени (напр. для архангельских, «волговских» — больше, «хахлов» — меньше). Сочетание христианского и народного мировоззрений, при приоритетности первого, было характерно и для старообрядчества, которое придерживалось принципа избирательности (не признавали дурного глаза, святочных ряжений, могли работать по праздникам, исключая лишь самые значительные).