Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. К разделам: Прибалтика Казачество Турция

Серчик В.А.
Речь Посполитая и казачество в первой четверти XVII в.

Россия, Польша и Причерноморье в XV–XVIII вв. М., 1979.
{174} – конец страницы.
OCR OlIva.

Быстрое создание казаками элементов особой политической структуры, а затем их настойчивое стремление расширить и упрочить эту структуру, добиться ее автономии и даже независимости от Речи Посполитой (добавим, стремление, подкреплявшееся часто значительными успехами) было своего рода историческим феноменом. Это явление вызывает удивление уже потому, что казацкое общество формировалось не только из представителей местного, восточнославянского населения (главным образом крестьянского), но также из пришельцев со стороны, отличавшихся от основной массы казачества своими обычаями, языком и вероисповеданием. На приднепровских территориях, словно в колдовском котле, перемешивались прибывавшие сюда многочисленные переселенцы самого разного происхождения, прежде всего выходцы из местного православного населения, кроме того, беглецы из Польши и Московской Руси, а также из Крыма и Балканского полуострова. Формирование казачества было, таким образом, превосходным примером объединения крестьянского населения из разных стран рассматриваемого региона, показателем того, как судьба большинства пришельцев определялась особыми социально-политическими условиями, сложившимися тогда на землях приднепровского пограничья, а не их социальным или этническим происхождением, не степенью их прежней зависимости от тех или иных феодалов.

В Приднепровье бежали крестьяне, платившие оброк и те, которые были вынуждены отрабатывать барщину на панском фольварке, угнетаемые боярами русские подданные и татарские цюры, находившиеся в полном подчинении и зависимости от своих прямых начальников.

Беглецов на днепровские пороги первоначально объединяла еще одна общая черта. Почти все они были молодыми людьми: их возраст не превышал, как правило, 25-30 лет. В большинстве случаев они не оставлили {174} после себя оплакивающих их жен и детей, зато часто оставляли родителей, которые восхваляли молодецкую удаль своих отважных сыновей и рассчитывали, что они вернутся домой в блеске славы.

Разумеется, у беглых крестьян не было большого опыта по созданию прочной политической структуры, способной обеспечить международные и внутриполитические условия существования казачества. Тем не менее, оказавшись в особой политической обстановке на окраинных землях Речи Посполитой, переселенцы вынуждены были создавать такую структуру. И здесь заметную роль сыграли два обстоятельства. С одной стороны, постоянно возраставший натиск извне, главным образом со стороны воинственного Крыма, содействовал становлению организации военного типа, которой и предстояло со временем превратиться в довольно устойчивую политическую структуру. С другой стороны, по мере увеличения численности населения на приднепровских землях, по мере разрастания запорожского войска и формирования политической элиты казачества стали проявляться имущественное расслоение, определенные признаки становления классовых отношений. Правда, в первые десятилетия своего существования казачество еще не знало завершенных форм социальной и политической дифференциации, присущих развитому феодализму, тем не менее позже местное крестьянское население, а также какая-то часть «запорожских товарищей» попадали в социальную и политическую зависимость от «верхов» казацкого общества, создавая основу для разделения запорожского войска на казацкие «низы» и казацкую «старшину».

Так сложилась своеобразная форма военной организации, постепенно превращавшейся в обычный феодальный организм, в котором отдельные ступени политической иерархии, отдельные институты власти оказывались в руках лиц, отличавшихся не столько своими способностями, сколько имущественным положением. И если в процессе развития наметившихся тенденций какая-то часть казацкой старшины все чаще предъявляла готовность сотрудничать с феодальной Польшей, то «низы» казачества обычно оказывались в оппозиции к Речи Посполитой.

Таким образом, можно принять сложившееся в историографии мнение, согласно которому запорожское казачество {175} уже на ранних этапах своего существования выступало не только в качестве фактора сдерживания натиска извне, прежде всего крымского натиска, но и в качестве очага оппозиции по отношению к наступательной политике польских феодалов и католической церкви¹⁾.

Поэтому не было ничего удивительного в том, что процесс формирования запорожского казачества оказался тесно связанным как с обострением внутриполитической борьбы в Речи Посполитой (часто на национальной, а потом все больше и на религиозной почве), так и с усилением активности феодальной Польши на международной арене (в частности, в форме все более интенсивного использования казачества в противодействии крымско-турецкому натиску).

Такая двойственная роль казачества в политической жизни Речи Посполитой порождала двойственное отношение к нему и польского правительства. С одной стороны, Речь Посполитая уже в середине XVI в. пыталась привлечь казачество к осуществлению своих политических целей, направить его против сил, угрожающих восточным окраинам Польского феодального государства. С другой стороны, польское правительство, считая казачество скоплением «разбойничьих», «смутьянских» элементов, старалось подчинить их действующему феодальному праву, ограничить их самостоятельность системой запретов и угроз.

Так, 20 ноября 1568 г. (т.е. за полгода до заключения Люблинской унии) Сигизмунд Август издал универсал, адресованный «подданным нашим, казакам», которые, как в нем говорилось, «из замков и городов наших украинных, без приказа и уведомления господарей и старост наших украинных съехавшись на Низ, на Днепре, в поле и других местах проживают». Король отмечал, что, по его сведениям, казаки, «живя своевольно, на подданных турецкого султана, чабанов и татар Перекопского хана, на улусы и кочевья и набеги совершают», грабя их и нанося всяческий ущерб. Сигизмунд Август напоминал им, что такое поведение противоречит перемирию, заключенному как с Турцией, так и с Крымом, и что в дальнейшем такие действия могут привести к срыву перемирия, в результате чего и «вся Украина, и отдаленные от нее повяты… ущерб и неволю» могут испытать. {176} Король запрещал совершать набеги, угрожая в противном случае строго наказать «нарушителей всеобщего мира»²⁾.

Через двенадцать лет подобный универсал издал Стефан Баторий с той разницей, что адресовал его должностным лицам и шляхте на Украине.

Он писал в нем: «Видя, сколь много нам и Речи Посполитой важно, чтобы пакты, которые мы имеем с турками, татарами и валахами, солидно соблюдались, не только в настоящее время, когда мы заняты борьбой против московского государства, но и в любое другое время, мы и с нашей стороны заботимся о том… чтобы своевольные люди не давали пограничным соседям повода срывать пакты и всеобщий мир».

Нарушавших пакты «своевольных людей» следовало хватать, брать под стражу и ожидать указаний, что с ними делать дальше³⁾.

Еще через десять лет Сигизмунд III объявил о решении сейма, устанавливавшем отряд из тысячи человек (впрочем, из казаков) под командованием снятинского старосты Миколая Язловецкого из Бучача, которому было поручено «с особым усердием и прилежанием мир с соседними государствами соблюдать, любому человеку вторгаться в соседние государства, ущерб наносить запрещать». В нем предписывалось также построить на Днепре деревянную крепость, которая стала бы постоянным местом пребывания этого гарнизона⁴⁾.

Но угрозы королей и предпринимаемые ими репрессивные меры оказались малодейственными, ибо в следующие годы еще более возросло количество жалоб на «казацкое своеволие».

Однако в это же время наряду с карательными и репрессивными мерами делались попытки, особенно ввиду все более активных действий Речи Посполитой на востоке, использовать казаков в качестве вооруженного подкрепления, сторожевой и разведывательной службы и т.д. Вероятно, это было немалым потрясением для окраинной шляхты, привыкшей видеть в запорожских казаках лишь беглых подданных или лучше или хуже организованные банды разбойников и воров.

У московского государства, кроме донского казачества, была «линия» фортификаций, преграждавших путь татарам. Речь Посполитая предложила только один способ защиты своих границ⁵⁾. {177}

В 1575 г. на польскую службу было принято 300 казаков, в 1578 г. — 500, а вскоре после этого — 600. Кроме того, в польских войсках, сражавшихся против Москвы, были казаки-добровольцы, числом не менее 1500 человек. Наконец, в 1590 г. сейм принял постановление «Порядок со стороны низовых казаков и Украины»⁶⁾. О некоторых его пунктах сообщил известный нам универсал Сигизмунда III. Число казаков, вписанных в «реестр» и состоявших на государственном жалованье, возросло до 3000 (2000 пеших и 1000 конных). Одновременно с этим король был уполномочен раздавать шляхте «пустынные места» на Украине.

Вследствие этого Речь Посполитая втянулась в украинские дела еще глубже, чем когда бы то ни было. Создав сеть имений, на деле — магнатских латифундий — и обжив слабо освоенные до сих пор феодалами земли, она стремилась, с одной стороны, прочно связать окраины с остальной частью Польского государства, а с другой — сделать защиту восточных границ Польши личным делом шляхты, имевшей там свои владения. Эти планы были частично осуществлены.

Вскоре оказалось, что привлечение казачества к осуществлению планов Речи Посполитой является задачей, которую будет трудно осуществить лишь с помощью постановления Сейма или королевского универсала.

В 1592 г. вспыхнуло восстание Косинского, которое, хотя и началось с личного спора между киевским князем Константином Острожским (а позже — черкасским старостой Александром Вишневецким) и шляхтичем Кшиштофом Косинским, было безосновательно названо одним из польских историков «приватной войной»⁷⁾, ибо оно вскоре превратилось в настоящее восстание казаков против Речи Посполитой.

В 1593 г. варшавский сейм принял конституцию «О низовых казаках», в которой бунтующие, грабящие и переходившие государственную границу без разрешения казаки были названы врагами отечества и изменниками, которых можно убивать, не опасаясь за это никакого наказания⁸⁾.

Но и это не помогло. В 1595 г. началось следующее восстание под предводительством Северина Наливайко, Григория Лободы и Савулы. Оно приобрело столь большой размах, что во главе войск, высланных для борьбы {178} с бунтовщиками, стал сам польный гетман Станислав Жулкевский.

Когда в 1596 г. на брестском синоде была заключена уния православия с католической церковью, которая охватила земли, находившиеся в границах Речи Посполитой, возникло положение, о котором справедливо было сказано, что с этого времени «мы имеем дело, с одной стороны, с верующими без духовенства, а с другой — с духовенством без верующих»⁹⁾, ибо действительно большинство среднего и высшего православного духовенства приняло унию, однако большинство верующих осталось при православии.

С этого момента противники униатов были вынуждены выступать также против Польши, а поскольку ближайшим оплотом православия было Московское государство, то нет ничего удивительного в том, что перед Речью Посполитой появился не только внешний неприятель, но и — что гораздо хуже — неприятель, которого поддерживала значительная часть населения окраин. Казачество высказалось за православие.

* * *

Польское правительство не вполне отдавало себе отчет в новой ситуации, грозившей в любой момент новым конфликтом. Проекты решения существовавшей проблемы, возникавшие в Речи Посполитой, не выходили за рамки использования казаков в проводимых Польшей войнах, а тогдашние предложения, содержащиеся в работах Юзефа Верещинского «Публика со стороны учреждения рыцарской школы…», Петра Грабовского «Низовая Польша» и Шимона Старовольского «Побуждение или совет» сводились к постулату полного подчинения украинских земель¹⁰⁾. Кшиштоф Пальчевский, отмечая старания турок ликвидировать казачество, говорил, что это не только не принесет пользы Польше, но и вообще недостижимо¹¹⁾.

В тот период Речь Посполитая была одним из могущественнейших европейских государств. Расширив свою территорию благодаря Люблинской унии, достигая значительных успехов в московских кампаниях, получая постоянную поддержку со стороны сил контрреформации, феодальная Польша оказывала влияние на ход политической жизни Центральной и Восточной Европы. {179}

Возраставшая роль магнатов в Речи Посполитой, а также по-прежнему значительная роль зернового экспорта Польши в западноевропейские страны вели к продолжению и расширению ее экспансии на восток, к освоению и даже покорению плодородных земель Поднепровья. При этом не следует забывать, что официальное русло феодальной колонизации совпадало со стихийным движением народных масс, переселявшихся на эти земли¹²⁾.

В этих условиях интересы польских феодалов требовали все более настойчивых попыток превращения казачества в инструмент восточной политики Речи Посполитой.

Теоретически в начале XVII в. существовали лишь две возможности установления взаимоотношений Польши с казачеством.

Первая — добиться соглашения на союзнических принципах между обоими равнозначными партнерами. Однако усилившаяся в эпоху торжества контрреформации Польша не могла встать на этот путь. Действия шляхты и польского двора во второй половине XVII в. в этом отношении свидетельствовали о том, что возможность такого решения вообще не принималась во внимание и таким образом практически оказалась нереальной.

Вторая — подавление всяческих попыток казачества освободиться, установление польской администрации на землях, населенных казаками, принятие их под юрисдикцию феодальной Польши. Именно на этот путь встали правящие круги Речи Посполитой.

Следует, однако, признать, что при попытках его реализации возникали значительные трудности, которые в конечном счете и помешали осуществлению программы-максимум Речи Посполитой в отношении казачества.

Между тем, пожалуй, с начала XVII в. определенная часть казацких старшин, надеясь на получение шляхетства, была готова к тесному сотрудничеству с феодальной Польшей. В 1600 г. около 2000 казаков приняли участие в походе Яна Замойского на Валахию. Командовал ими Самуил Кишка, называвший себя гетманом.

В 1601 г. всеобщий коронный сейм принял конституцию, восстанавливающую гражданские права тех казаков, которые участвовали в восстании Косинского и Наливайко. Амнистия охватывала лишь тех, кто принял бы участие в военном походе против Швеции. Было дано обещание {180} легализировать действовавший устав казачества, выражено согласие на введение в Запорожье наследственного права и дано заверение в том, что в то время, когда казаки будут сражаться в Ливонии, их семьи и имущество не понесут никакого ущерба¹³⁾.

Кишка командовал казаками и в Ливонии, но погиб во время военной кампании, быть может, даже был убит своими подчиненными за излишнее соглашательство по отношению к польским властям, которые не спешили выполнять взятые на себя перед казачеством обязательства.

В результате этой медлительной политики казаки ушли из Ливонии, что привело к новым осложнениям для Речи Посполитой, на этот раз из-за того, что возвращавшиеся отряды грабили по пути шляхетские имения на белорусских землях. На Украине казаки появились весной 1603 г. Они потребовали предоставления им шляхетства за заслуги в Ливонской войне, за то, что они служили «только за воду и за траву»¹⁴⁾.

Казаки не прекратили набегов на земли, подчиненные Турции, хотя иногда предупреждали о планируемых набегах как «верные слуги» короля и Речи Посполитой, «не желая быть небрежными в исполнении своих рыцарских повинностей»¹⁵⁾. Тем не менее это отнюдь не удовлетворяло польские власти.

В то время Речь Посполитая начала проявлять все больший интерес к делам, связанным с появлением на арене Дмитрия Самозванца и его притязаниями на московский трон. Приходилось лавировать. Какие-то группы казачества были нужны для войны с Россией, но именно в связи с этим нельзя было допустить какой-либо диверсии с татаро-турецкой стороны. Нельзя было проявлять снисхождение к своеволию, но в то же время — и оказывать излишнюю строгость.

Речь Посполитая снова вернулась к политике полумер, а казаки по-прежнему действовали своевольно (с точки зрения польских властей) на пограничных территориях, проводили смелые и победные морские походы. Они нападали на Варну, Килию, Аккерман, Перекоп, Синоп, предместья Константинополя, Трапезунд и Каффу. В то время блеснул своими военными талантами казацкий гетман Петр Конашевич-Сагайдачный¹⁶⁾.

К счастью, Турция была занята войной с Персией и не могла двинуться против Польши, однако татары из {181} года в год нарушали ее границы, грабили и жгли поселения, а население уводили в полон.

В 1609 г. было решено послать на Украину королевских комиссаров, ибо, как отмечалось в решении «О запорожских казаках», «великое бесправие и своеволие делают те казаки… власти старост наших и панов своих не признают, но своих гетманов и другую форму справедливости своей имеют, из-за чего мещане наши из городов бегут, власть чиновников наших и власть украинную смешивают. …А наконец, самовольно, помимо воли и ведома нашего и наших военных начальников, в скопища большие собираясь, совершают набеги на города в землях наших и [на] неприятельские замки, нарушая всеобщий мир и пакты, которые у нас с соседями нашими заключены…¹⁷⁾

В 1604 г. значительное число запорожцев приняло участие в московском походе Дмитрия Самозванца. Они остались с ним даже после того, как польские войска, опасаясь зимы и недовольные запозданием в выплате жалованья, вернулись на родину¹⁸⁾. Сотрудничество определенной части казачества с польскими властями продолжалось и позднее, Сигизмунд III даже выражал благодарность отдельным группам казаков за их участие в совместных боевых действиях¹⁹⁾.

Однако в этом сотрудничестве не все шло гладко. В универсале от 21 декабря 1613 г., адресованном казакам, король отмечал: «Мы получили достоверные сведения, что вы собираетесь в немалые скопища в разных местах и, несмотря на власть нашу …, не боясь наказаний, не только в волостях государства нашего забавляетесь, притесняя их, но и в поход на валашскую землю идти собираетесь… Строго наказываю вам: не медля… из скопищ своих, разъехавшись на свои обычные места, не только вред наносить коронным землям прекратите, но и в землю валашскую и в иные государства входить… не смейте». В случае непослушания «войскам Речи Посполитой и начальникам нашим военным приказываем так поступать, как против неприятелей отчизны своей, и преследовать вас велим, наказывая за ваше своеволие и непослушание ваших жен и детей и добро отбирая»²⁰⁾.

В 1614 г. турки пригрозили Польше войной именно ввиду постоянной угрозы со стороны казаков. Правда, они лишь выразили намерение организовать карательную {182} экспедицию против Запорожья, но ведь оно лежало в границах Речи Посполитой, и ни у кого не было сомнений в том, чем это может закончиться.

Поэтому король удвоил усилия, чтобы защитить юго-восточные границы от возможного турецкого нападения и заодно покончить с казацким «своеволием». На Украине появились коронные войска под командованием Жулкевского, а к казакам и войску поспешили гонцы с универсалом, в котором говорилось, чтобы казаки не мешали войску занимать квартиры на постой и взимать продовольствие у населения, а польские контингенты — не вступали в споры с казаками, «из которых мог бы возникнуть гомон или же кровопролитие»²¹⁾.

В это время сама Турция, занятая очередной войной с Персией, не выступила против Речи Посполитой (турецкие войска под командованием Ахмета-паши даже ушли из Молдавии). Зато роль Крыма становилась все более активной²²⁾.

В этих условиях в 1615 г. происходили какие-то важные переговоры казачества с польским двором. О требованиях казаков мы можем только догадываться. По-видимому, широкие слои казачества настаивали на автономии, а казацкая элита, вероятно, хотела сравняться в правах с польской шляхтой, как это было в 1603 г.

Что касалось позиции польского правительства, то она оставалась прежней: казаки являются подданными короля, должны нести пограничную службу, не провоцировать конфликтов с соседями, полностью подчиняться законам, действовавшим в Речи Посполитой. Взамен правящие круги Польши готовы были лишь выплачивать определенное вознаграждение, да и то предназначенное лишь для небольшой их части²³⁾.

Но, чем бы ни завершились эти переговоры, казаки продолжали проявлять антитурецкую и антикрымскую активность. Так, примерно в то же время казаки опустошили предместья Константинополя и разгромили эскадру турецких кораблей, отправившихся за ними в погоню. В отместку татарская орда опустошила окраины Речи Посполитой.

В конце 1616 г. Сигизмунд III обратился к украинской шляхте с универсалом, запрещавшим посылать в Низовье продовольствие, порох и свинец и требовавшим, чтобы казакам было запрещено строить челны и корабли. За {183} невыполнение королевских приказов грозила смерть и конфискация имущества²⁴⁾.

Эта мера усилила напряженность между Польшей и казачеством.

Как раз в это время на Украине произошло несколько серьезных крестьянских выступлений. К поднявшимся на борьбу крестьянам присоединилось много казаков. Между тем их гетман Сагайдачный в то время продолжал сотрудничество с польским двором. Одной из причин этого было, по всей вероятности, то, что он опасался за свои собственные владения²⁵⁾.

Благодаря этому, а также дипломатическим способностям Жулкевского Речи Посполитой удалось заключить два важных соглашения.

Первое из них — с Искандером-пашой — было подписано 23 сентября 1617 г. в Буше, близ Яруги в Подолии. Тем самым был приостановлен турецко-татарский поход на Польшу. В первом пункте, недвусмысленно озаглавленном «Казачье бесчинство», Речь Посполитая обязывалась удерживать казаков от набегов, взамен получила подобное заверение от турецкой стороны, касающееся татар (при условии уплаты им ежегодной дани)²⁶⁾.

Второе соглашение было подписано с казаками 28 октября в Ольшанке, на р. Рось. Заключению соглашения предшествовали трудные переговоры, ибо проводивший их от имени Польши Жулкевский имел уже готовый проект, который полностью игнорировал требования казаков. Он сводился к определению числа реестровых казаков всего в 1000 человек, запрещению присылать продовольствие и военные припасы в Низовье без разрешения киевского воеводы и черкасского старосты. Этот проект был совершенно нереален, в чем, пожалуй, парламентарии отдавали себе полный отчет. Поэтому не удивительно, что окончательный текст Ольшанского соглашения, выраженный одновременно в двух декларациях: польской и казацкой, значительно отходил от предварительно принятых установок.

В нем не было точно определено число запорожцев, но указывалось, что «ремесленникам, купцам, шинкарям, вуйтам, мастерам, капкаюкам [так!], былачеям [так!], мясникам и всем, кто каким-либо ремеслом балуется, и другим пришлым людям прикажут прочь идти и всем тем, кто уже годы [два года], как к войску их {184} присоединились, тоже прогонят их от себя, чтобы казаками не звались».

Жалованье должно было выплачиваться в том же размере, что и до сих пор, т.е. для тысячи людей (что, однако, не ограничивало числа запорожского войска), но казаки выговаривали себе право обращаться по этим вопросам к сейму. Неясной была декларация королевских комиссаров по вопросу казацкого «старшего». В то же время в казацкой декларации давались следующие объяснения по этому поводу: «…а старшего от имени его королевского величества… и пана гетмана коронного теперь и того, что потом будет, который из войска нашего достойный и к этому нами самим выдвинут [и ни от] никого другого избран, а его милость коронный гетман подтверждать будет».

Со своей стороны казаки обязывались к тому, чтобы «на волости не выходили» и «на обычных своих местах жили»²⁷⁾.

Ольшанское соглашение было заключено обеими сторонами под давлением обстоятельств. Речь Посполитая, которая вела войну с Россией, хотела не только обеспечить себе тылы, но и приобрести союзников; казакам грозила необходимость вести войну на два фронта: с турецкой армией и войсками Жулкевского, а Сагайдачный, как мы уже отметили, в то время был склонен к соглашению больше, чем когда-либо прежде.

Однако сейм не утвердил пунктов соглашения, а об увеличении размеров жалованья (читай: реестра) не хотели и слышать. Решение «О низинных казаках» повторяло старые формулировки, уже испытанные практикой с отрицательным результатом. Давались обещания послать в будущем на Украину новую комиссию для рассмотрения казацких требований. Одним словом, в отношении Речи Посполитой к казачеству ничего не изменилось.

Когда в 1618 г. была объявлена вербовка солдат в войско королевича Владислава, отправлявшегося на Москву, Сагайдачный присоединился к нему с несколькими тысячами казаков. При этом, как следует из соответствующего королевского универсала, довольно основательно были разграблены шляхетские имения Киевского воеводства, причем в такой степени, что казакам пришлось даже пригрозить коронными войсками и формальной {185} войной²⁸⁾ (22 мая к гетману был послан приказ, чтобы соединиться с отрядами краковского кастеляна).

Но иначе действовал Сагайдачный в Русском государстве. Он самостоятельно захватил Елец и Калугу и даже сообща с поляками пытался (впрочем, безуспешно) завладеть Москвой. Однако, несмотря на тесное сотрудничество Сигизмунда с Сагайдачным, несмотря на заключение выгодного Польше Деулинского перемирия (конец 1618 г.)²⁹⁾, международное положение Речи Посполитой заметно ухудшалось: надвигалась война с Турцией.

Только теперь правящие круги Польши сочли необходимым приступить к урегулированию отношений с казачеством на более гибкой основе. Переговоры с казаками были начаты в сентябре 1619 г. на Раетавице (в районе Паволочи). Они продолжались несколько недель из-за нежелания польской стороны идти на значительные уступки в пользу казачества. Но в октябре 1619 г. соглашение все же было достигнуто³⁰⁾. Реестр был расширен до 3000 человек, был увеличен также размер жалованья, а имевшаяся задолженность в его выдаче была немедленно погашена. Кроме того, казакам было уплачено 20 тыс. злотых за участие в московской кампании и старшине дополнительно были пожалованы 2 тыс. злотых «за оказанное послушание». Эта последняя сумма была, пожалуй, самым убедительным аргументом в переговорах, ибо казаки обязались устранить из своих рядов неприкрепленных к казачеству людей, которые присоединились к ним в последние пять лет, а также сжечь все свои лодки и корабли, на которых отправлялись обычно в походы на турецкие владения. За эту «жертву всесожжения» им должны были выплатить дополнительное возмещение.

Казаки пытались оставить себе лазейку, чтобы в будущем обойти твердые и ясно сформулированные условия соглашения: они безуспешно требовали, чтобы в соглашение было внесено разрешение выступать в поход против турок в случае, если Речь Посполитая не уплатит вовремя жалованья.

В королевских землях они должны были подчиняться судопроизводству и власти старост, в частных владениях — феодальным панам, а во время войны — военной юрисдикции.

Таким образом, хотя и было достигнуто соглашение между польским двором и запорожским войском, но соглашение {186} несовершенное, не удовлетворившее широкие массы казачества. Заключение Раставицкого договора вызвало не только замешательство среди простых казаков, но и недоразумение среди старшинской верхушки. Показательным было то, что атаман Яцко Бородавка отказался подчиниться Сагайдачному, встав на путь самостоятельных действий (он предпринял морской поход в сторону Варны).

Но, разумеется, не только этот поход осложнил отношения усилившейся Речи Посполитой с Османской империей. Более важным поводом для этого послужило участие лисовчиков в диверсионной антитурецкой акции в Венгрии и Словакии: именно в этом факте султан Осман II увидел «казус белли» и объявил Польше войну.

При этих новых международных обстоятельствах изменились и внешнеполитические установки Сагайдачного. Идя по пути Бородавки, пытавшегося сблизиться с Россией, Сагайдачный также стал действовать в этом направлении.

В 1620 г. в Москву прибыло посланное им посольство, которое заявило, что казаки, как и прежде (!), готовы бороться со всеми врагами царя, в том числе и с Крымом. Гетман послал своих послов не с пустыми руками: они привезли в Москву двух крымских «языков», а также хвалились заслугами не только Феофана, но и самих казаков в деле создания на православных окраинах Речи Посполитой новой антиуниатской церковной иерархии³¹⁾.

Однако этот демарш Сагайдачного в Москве не дал должных результатов: ослабленная после «смуты» и интервенции Россия не могла активно включаться в борьбу против Крыма и Турции; проявляли в этом плане пассивность теперь и широкие массы казачества.

Таким образом, в начавшейся войне с Османской империей Польша должна была рассчитывать только на свои силы; между тем, силы эти оказались малочисленными и недостаточно дееспособными — в результате гетман Шулкевский потерпел поражение под Цецорой (в октябре 1620 г.).

Перед правящими кругами Речи Посполитой возникла задача нового урегулирования отношений с казачеством. Сейм, собравшийся в Варшаве в конце 1620 г., был поставлен перед необходимостью идти на некоторые уступки казакам. Проект принятия на государственную {187} службу 20 000 казаков за небольшую, по сути дела сумму в 100 тыс. злотых дискутировался теперь как вполне реальный³²⁾. Сейм, кроме того, решил прибегнуть к посредничеству патриарха Феофана, находившегося тогда в Киеве. Надеясь хотя бы на нейтралитет Феофана в вопросе военного сотрудничества казаков с польскими войсками, правящие круги Речи Посполитой решили не ломать той антиуниатской реформы православной церкви, которую провел незадолго перед тем иерусалимский патриарх (замена униатских епископов православными в пяти епископиях, а также поставление нового православного митрополита).

Стремясь сохранить созданную им новую иерархию православной церкви в Поднепровье, а также усилить военную организацию казачества, Феофан пошел на компромисс с правящими кругами Речи Посполитой: он направил послание казакам, декларируя возможность их сотрудничества с польским командованием.

Но, добившись этой «уступки» со стороны патриарха Феофана, польские сенаторы уменьшили свою «уступчивость» по отношению к требованиям казаков, делегации которых прибыли в июле 1621 г. в Варшаву (в составе Сагайдачного и православного епископа Иезекииля Курцевича). Переговоры продолжались две недели и не привели к таким решениям, каких ожидали казаки. Они требовали, чтобы король признал восстановленную православную иерархию, за что выражали готовность принять участие в войне против Турции; а между тем Сигизмунд III «купил» Сагайдачного Конашевича, признав его гетманское звание, но не признал новых православных епископов и лишь воздержался от введения в жизнь эдикта, объявлявшего их врагами королевского величества и государства³³⁾.

Армия Османа II не дожидалась результатов варшавских переговоров и, переправившись через Дунай в середине августа, раскинулась лагерем под Белгородом (Белгород-Днестровский). Казаки тоже были готовы к военным действиям. Бородавка прекратил осуществляемые до той поры набеги на шляхетские владения и, переправившись через Днестр, вел операции в Молдавии. 20 августа 1621 г. Польские войска под командованием гетмана Кароля Ходкевича тоже перешли реку и расположились в близком соседстве от Хотина. На следующий день в Хотин {188} приехал из Варшавы Сагайдачный. Спустя два дня в польский лагерь прибыл посланник Бородавки (позже — казацкий гетман Дорошенко) с вопросом, что делать дальше. Ходкевич приказал спешно соединяться с польскими силами. С возвращавшимся Дорошенко поехал Сагайдачный. Казаки в то время стояли лагерем в районе Могилева-Подольского.

Тяжелые потери, понесенные Бородавкой в ходе неудачных боевых действий, отказ польского правительства от какой бы то ни было поддержки этого гетмана способствовали успеху его политического конкурента Сагайдачного. На созванном совете старшин Сагайдачный говорил не только об особом расположении к нему тогда короля Сигизмунда, но и о готовности правящих кругов Польши пойти на новые уступки казачеству. Эти декларации сыграли свою роль в переориентации казацких верхов: Бородавка был низложен, а потом и казнен (3 сентября под Хотином), Сагайдачный же оказался снова на посту гетмана. Став во главе Запорожского войска, Сагайдачный привел в лагерь Ходкевича 4 тыс. казаков. Польское войско насчитывало 35 тыс. человек. Против них стояло 15 тыс. турецких солдат, несколько десятков тысяч татар и неисчислимые массы слуг, большинство которых могло в случае необходимости тоже взяться за оружие.

Битва под Хотином началась в начале сентября 1621 г. и продолжалась с короткими перерывами шесть недель. Выиграли ее польско-казацкие союзнические силы. Союзники с признанием оценивали действия друг друга, сражаясь героически и — что важнее всего — эффективно с во много раз превосходящими силами противника.

Слава победителей продолжалась многие годы. В 1670 г. Вацлав Потоцкий закончил поэму «Хотинская война». Автор, переживший восстание Хмельницкого, не испытывал особого расположения к казачеству, но, несмотря на это, признавал, что турки были разгромлены благодаря уловке, подсказанной будто бы казаками Ходкевичу:

Хотинская битва исчерпала силы обеих сражавшихся армий. Начались переговоры. Турки потребовали контрибуции и выдачи казаков, по крайней мере строгого наказания их за постоянные нарушения границы и за нападения на турецкие владения. Современники тех событий согласны в том, что польские парламентарии признали казаков своими товарищами по оружию и решительно воспротивились предложениям противной стороны³⁵⁾. На всякий случай ответственность за все «своеволия» была свалена на мертвого уже Бородавку.

Мирный договор был заключен 9 октября. Практически, он ничего не изменил, не внес никаких новых элементов, которые могли бы придать ему прочность. Речь Посполитая обязывалась удерживать казаков от морских набегов на Турцию, а те — татар от набегов на польские окраины.

Само собой разумеется, что у коронных парламентариев не было выбора, не трудно также удивляться тому, что казаки, которые были официально уведомлены о содержании договора, не проявили восторга, а напротив, выражали разочарование. Они быстро оставили хотинский лагерь, не ожидая празднования победы, выражений благодарности и т.п. Ближайшие недели показали, что они поступили разумно.

Уже через две недели после заключения Хотинского мира королевские комиссары подготовили проект универсала по казацкому вопросу, запрещавший под страхом смерти побеги в Запорожье и поставку оружия казакам³⁶⁾.

При этом польская сторона воздерживалась от предоставления казачеству как обещанных денег, так и ранее декларированных политических льгот. Неудивительно, что казаки продолжали выдвигать свои требования. Уже {190} через некоторое время после Хотинской битвы казаки отправили Сигизмунду III петицию, в которой хотя и обязывались прекратить морские походы, но просили выполнить обещания, данные Сагайдачному во время варшавских переговоров, а именно: постоянно платить жалованье в размере 100 тыс. злотых в год, выплатить вознаграждение за участие в последней войне, соблюдать равноправие православия, построить больницу для калек, согласиться на проживание в шляхетских и королевских владениях без необходимости выполнять повинности подданных, разрешить наниматься на службу в армии других царствующих лиц и, наконец, вывести коронные войска из Киевского воеводства³⁷⁾.

Безусловно, эти условия, особенно два последние, были неприемлемы для Речи Посполитой. Тем не менее они могли послужить исходным пунктом для переговоров, ведущих к согласию. А между тем король согласился только на уплату вознаграждения за хотинскую войну; остальные вопросы он отослал на обсуждение сейма и местных властей (старост), что на деле означало отказ выполнить казацкие требования.

Таким образом, все осталось по-старому.

Незачем, пожалуй, описывать дальнейшие взаимоотношения Речи Посполитой и казачества в последующие годы. Они ни в чем не отличались от того, что происходило и до хотинской «виктории». Однако следует добавить, что теперь казаки уже вполне осознавали собственные силы и возможности. Они не только обходили строгие приказы, но и начали открыто угрожать восстанием и прекращением каких-либо связей с Польшей.

Вот почему на заседаниях Сената в 1623 г. краковский кастелян князь Ежи Збарский потребовал окончательно решить казацкий вопрос, причем не только по соображениям турецкой угрозы, но и в связи с собственными крестьянами, ибо «отовсюду нам грозит буря»³⁸⁾. Было даже решено послать на Украину новую комиссию, а в помощь ей придать сильные военные отряды, которые могли бы приступить в нужный момент к действиям. Однако в это время решение сейма не было претворено в жизнь.

А казаки начали вмешиваться во внутреннюю борьбу между татарскими ханами. В 1624 г. они выступили на стороне братьев Шахин-Гирея и Мамед-Гирея против {191} Турции, которая хотела поставить вместо них у власти послушного себе человека. Запорожцы сражались на их стороне на суше и на море, а в январе 1625 г. заключили с Шахин-Гиреем наступательно-оборонительное соглашение. Когда оказалось, что казаки все более активно участвуют в татарских делах и что это несет угрозу совместных казацко-татарских выступлений против Речи Посполитой, а также перспективу вовлечения в эту борьбу Русского государства, было решено предпринять решительные меры. Казацкий вопрос, таким образом, переставал быть внутренним делом Польши и практически становился вопросом международной жизни Восточной Европы в целом, вопросом политического сближения «православного казачества» с «православным Московским царством», что, естественно, не могло не активизировать поведения польского правительства.

Неудивительно, что в этих условиях польский коронный гетман Станислав Конецпольский действовал не только энергично, но и весьма осторожно. Он не начинал военных действий, пока не убедился в нейтральности турок в случае войны Польши с казаками. Лишь получив соответствующие заверения, он двинулся на Украину. Вслед за ним летели королевские универсалы, адресованные местной шляхте с требованиями оказывать гетману поддержку приватными отрядами. Они находили у шляхты отклик.

Коронные войска насчитывали около 8 тыс. солдат. Они поднялись со своих стоянок в середине сентября 1625 г. Казацкий гетман Марек Жмайло не ожидал столь энергичного выступления Речи Посполитой, не знал он также о договоренности между поляками и татарами и спокойно готовился к очередному походу на турецкие владения. Однако уже спустя месяц, когда произошли первые столкновения под Каневом, он понял, что ему угрожает. 25 октября в районе Крылова произошла встреча посланных Конецпольским королевских комиссаров с Жмайло.

В требованиях комиссаров появился новый элемент, а именно: приказ выдать в руки поляков главарей антитурецких выступлений, людей, ездивших послами в Москву и находившихся в переписке с русским царем³⁹⁾. Теперь уже не опасность спровоцированной казаками войны с Турцией, а возможность выступления {192} православного русского царства на стороне православных казаков не давала спать польским властям. Опыт с возрождавшимся православием в Восточной Европе показывал, что эти опасения не были безосновательными.

Большинство требований комиссаров было отвергнуто советом казацкой старшины. 29 октября Конецпольский ударил по противнику и выиграл первую битву. Казацкие вылазки закончились неудачей, в связи с чем Жмайло отступил на оз. Куруково, где снова попытался организовать оборону. Конецпольскому не удалось прорвать ее в марше и ввиду явного преимущества сил, а также больших потерь он решил еще раз начать переговоры. Они продолжались четыре дня и закончились подписанием соглашения (на урочище Медвежьи Лозы, 6 ноября 1625 г.), известного под названием Куруковского.

Вот его пункты:

1) амнистия участникам набегов на турецкие владения, на владения украинской шляхты и королевские земли, «пусть только впредь старостам и начальникам своим послушание оказывают»;

2) установление порядка избрания «старшего», в соответствии с которым казаки получали право избирать начальника из своей среды, но при условии утверждения этого выбора великим коронным гетманом, выступавшим от имени короля (так после низвержения Жмайло был избран Михаил Дорошенко);

3) обязательство казаков составить реестр до 18 декабря 1626 г.; в этот реестр могло входить не более 6000 человек, «а тем, кто будет выписан, это не будет вредить и наказывать их подстаросты не могут [за то], что в войске запорожском были»;

4) определение ежегодного жалованья размером 60 000 злотых, выплачиваемого в Киеве;

5) определение отдельного вознаграждения для казачьей старшины ежегодно в следующем размере: для «старшего» — 600 злотых, для двух есаулов — по 150 злотых, для кошевого, писаря, шести полковников и судьи — по 100 злотых и для шести «полковничьих» есаулов и шестидесяти сотников — по 50 злотых;

6) определение мест стоянки войска казацкого: на Низовье, за порогами — 1000 человек «либо так много, как позволит его милость гетман, уведомленный старшим и в соответствии со временем и надобностью»; в королевских {193} владениях (в частных владениях, при условиях названных в 10-м пункте) — остальные;

7) подчинение казаков юрисдикции старшины «по обычным писаным правам»;

8) запрещение вести самостоятельные кампании против Турции;

9) приказ немедленно сжечь челны и корабли, используемые для морских походов, вместе с запрещением строить подобные средства переправы в будущем;

10) приказ возвратить в течение 12 недель земли в частных и церковных владениях, за которые они отказываются платить оброк либо отрабатывать барщину (так же и те земли, которые захватили незаконно), «урожай же с них, озимину и яровые, старосты и паны позволят им спокойно собрать» и, наконец, требование, имевшее в виду прежде всего Россию: «…союза ни с какими соседними государствами не заключать, послов от других государств не принимать и не сообщаться посольствами, и служить другим государствам не сметь».

В случае несоблюдения условий соглашения констатировалось, что «Речь Посполита с ними поступать будет, как с врагами королевской воли»⁴⁰⁾.

Текст Куруковского соглашения был гораздо большим, чем текст предыдущих польско-казацких соглашений, однако его тон и характер статей не отличались от них, за исключением некоторых деталей. Ни один из королевских комиссаров не задумался о том, что сделать с 40 000 «выписчиков», которые не попали в реестр. По-прежнему считалось, что для того, чтобы соглашение выполнялось, достаточно пригрозить строгими наказаниями. В недалеком будущем авторам Куруковского соглашения пришлось глубоко разочароваться.

Таким образом, в первой четверти XVII в. польско-казацкие отношения были лишь функцией политики Речи Посполитой по отношению к Турции, Швеции и России, а также результатом внутренней наступательной политики феодально-католических сил. Решающим фактом, от которого зависели именно такие формы этой политики, были не столько отдельные ошибки польской дипломатии⁴¹⁾, сколько экономические и общественные интересы польских магнатов и шляхты. {194}

¹⁾ Icтopia Украïскоï PCP. Киïв, 1967, т. 1.

²⁾ АЮЗР, 1863, ч. III, т. 1, с. 4-6. Универсал Сигизмунда-Августа казакам, датирован в Варшаве 20 ноября 1568 г.

³⁾ АЮЗР, ч. III, т. 1, с. 12-13. Универсал Стефана Батория должностным лицам и шляхте украинских воеводств, датирован в Варшаве в январе 1580 г.

⁴⁾ Там же, с. 28-30. Универсал Сигизмунда III об образовании отряда для удержания казаков от нападений на соседние государства, датирован в Кракове 25 июля 1590 г.

⁵⁾ Это заметил еще Ф. Равита-Гавроньский в своей, впрочем, тенденциозной книге: Rawita-Gawroński F. Kozaczyzna ukrainna w Rzeczypospolitej Polskiej od końca XVIII wieku. Zarys polityczne-historyczny. Warszawa, 1922, s. 42.

⁶⁾ Volumina Legum. СПб., 1859, t. 2, s. 310—311.

⁷⁾ Tomkiewicz W. Kozaczyzna ukrainna. Lwów, 1939, s. 23.

⁸⁾ Volumina Legum, t. 2, s. 344.

⁹⁾ Wójcik Z. Dzikie Pola w ogniu. O kozaczyźnie w dawnej Rzeczypospolitej. Warszawa, 1960, s. 83—84.

¹⁰⁾ Wereszczyński 1. Publika… ze strony fundowania szkoly rycerskiej synom koronnym na Ukrainie. Kraków, 1594; Grabowski P. Polska niżna albo osada polska, 1506; Starowolski Sz. Pobudka albo rada na zniesienie Tatarów Perekopskich. Kraków, 1618.

¹¹⁾ Palczewski К. O kozakach jeśli ich znieść czy nie… Kraków, 1618.

¹²⁾ Cp.: Баранович А.И. Украина накануне освободительной войны XVII в. Социально-экономические предпосылки войны. М.: Изд-во АН СССР, 1959, с. 162.

¹³⁾ Volumina Legum, t. 2, s. 401.

¹⁴⁾ Грушевський M. Icтoria Украïни — Руси. Киïв; Львiв, 1909, т. 7, с. 319-320.              

¹⁵⁾ АЮЗР, ч. III, т. 1, с. 152-153, док. 45. Универсал казацкого гетмана Изаповича, датирован в г. Владимирском 20 января 1606 г.

¹⁶⁾ Iстopiя Украïнськоï РСР, т. I, с. 183.

¹⁷⁾ Volumina Legum, t. 2, s. 465.

¹⁸⁾ Говорилось, что их было около 8000. Dyamentowski W. Diariusz (1605—1609). — In: Polska a Moskwa w perwszej połowe wieku XVII. Zbiór materiałów do stosunków polsko-rosyjskich za Zygmunta III. Lwów, 1901, s. 14.

¹⁹⁾ Грушевський M. Icтoрia Украïни — Руси, т. 7, с. 333-334, 337.

²⁰⁾ АЮЗР, ч. III, т. 1, с. 191-192, док. 55. Универсал Сигизмунда III казакам, датирован в Варшаве 21 декабря 1613 г.

²¹⁾ Там же, с. 197, док. 57. Универсал гетмана Жулкевского регулярному наемному войску, датирован в Жулкве 20 ноября 1614 г.

²²⁾ Horn М. Chronologia i zasięg najazdów tatarskich na ziemie Rzeczypospolitej polskiej w latach 1600—1647.— Studia i materiały do historii wojskowości (Warszawa), 1962, t. VIII.

²³⁾ АЮЗР, ч. III, T. 1, c. 199, док. 58. Ответ Сигизмунда III на просьбу казаков, датирован апрелем 1615 г.; «чтобы все запорожское войско в порядке, комиссарами нашими записанном, на обычных местах спокойно вело себя, гетману нашему послушно было, власть пристойную и суды сохранило, на иноземные государства не нападало, на коронные земли и Великое княжество Литовское своевольно и под знаменами не ходило, никакой несправедливости и вреда никому не делало…». {195}

²⁴⁾ Там же, с. 201-202, док. 59. Универсал Сигизмунда III украинской шляхте, датирован в Варшаве 29 декабря 1616 г.

²⁵⁾ Iстopiя Украïнськоï РСР, т. I, с. 184.

²⁶⁾ Грушевський M. Icтoрia Украïни — Руси. Киïв; Львiв, т. 7, с. 359.

²⁷⁾ Текст польской декларации Ольшанского соглашения опубликован в: АЮЗР, ч. III, т. 1, с. 206-209, док. 61.

²⁸⁾ АЮЗР, ч. III, т. 1, с. 258, док. 70. Универсал Сигизмунда III киевской шляхте, датирован в Варшаве 22 мая 1618 г.

²⁹⁾ Ср., например: Tomkiewicz W. Kozaczyzna ukrainna, s. 35; Wójcik Z. Dzikie Pola…, s. 108. Это следует также из формулировок, содержащихся в кн.: История СССР. Варшава, 1954, т. I, с. 324; История СССР с древнейших времен до наших дней. М.: Наука, 1966, т. 3, с. 297.

³⁰⁾ Текст польской и казацкой деклараций по: Pisma S. Żółkiewskiego. Lwów, 1861, 330-334.

³¹⁾ Воссоединение Украины с Россией. Документы и материалы в трех томах. М.: Изд-во АН СССР, 1955, т. I, с. 3; Iстopiя Украïнськоï РСР, т. I, с. 185.

³²⁾ Грушевський M. Icтoрia Украïни — Руси. Киïв; Львiв, т. 7, с. 443.

³³⁾ Wójcik Z. Dzikie Pola…, s. 113.

³⁴⁾ Potocki W. Wojna Chocimska i wybór poezji. Kraków, 1949, s. 28.

³⁵⁾ «Мы им слово дали, а если нарушим его, то как же турки будут нам верить?» Tomkiewicz W. Kozaczyzna ukrainna.., s. 38.

³⁶⁾ Iстopiя Украïнськоï РСР, т. I, с. 186.

³⁷⁾ Грушевський M. Icтoрia Украïни — Руси. Киïв; Львiв, т. 7, с. 481-482.

³⁸⁾ Skriptores Rerum Polonicarum, t. 5, s. 77-78.

³⁹⁾ Воссоединение Украины с Россией, т. I, № 15-16.

⁴⁰⁾ Текст соглашения дан по: АЮЗР, ч. III, т. 1, с. 284-292, док. 78. Условия соглашения между казаками и гетманом Конецпольским датирован в Медвежьих Лозах 6 ноября 1625 г.

⁴¹⁾ Wójcik Z. Międzynarodowe położenie Rzeczypospolitej. — In: Polska XVII wieku. Państwo, społeczeństwo, kultura. Warszawa, 1969, s. 28.