выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
К разделу Россия
| Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. К разделу Россия | |
Историко-культурный аспект лексикологического описания
русского языка. Часть 1. М., 1991.
Подчеркивание волнистой чертой заменено курсивом.
Разрядка заменена жирным шрифтом.
{30} – конец страницы.
OCR OlIva.
В.В. Виноградов в статье "Об изучении общего лексического фонда в структуре славянских языков" (1946 г.) обращал внимание исследователей на важность изучения общеславянской лексики, терминологии и фразеологии, относящейся к сфере основных понятий культуры и цивилизации, например, таких, как личность, право, человек [5, 46]. С полным основанием к числу таких слов следует отнести и голова, слово, имеющее сложную семантическую структуру и большое количество фразеологизмов, многие из которых отражают ситуации, понятия и представления, восходящие к древним историческим эпохам.
Этимологию современного прилагательного уголовный часто связывают с древнерусским голова 'убитый'. Значение 'убитый' у слова голова находим в „Материалах” Срезневского, в "Материалах для терминологического словаря древней России" Е.Г. Кочина, в СлРЯ XI—ХVII вв., в „Лекциях по истории русского литературного языка” Б.А. Ларина [20]. Отмечают его СБС ХV—ХVI вв., СлСУМ ХIV—ХV ст. Упоминает об этом значении и М.Н. Тихомиров [31, 53].
Есть, однако, и другое мнение, В.Л. Виноградова в статье "Глава — голова в древнерусском языке и в Слове о полку Игореве" высказывает соображение, что семема 'человек' в слове голова приобретает еще и узкий оттенок 'убитый человек', однако "семантическая неясность (неразличение живого и мертвого человека) не позволит этому оттенку развиться в самостоятельное значение" [6, 153]. {30}
Чаще всего значение 'убитый' у слова голова иллюстрируется примерами из Русской правды и др. юридических документов. Один из издателей Русской Правды Е.Ф. Карский, комментируя слово голова, писал, что "кроме обычного значения в Русской Правде это слово встречается в значении "убитого человека". В этом случае подобное употребление известно и в летописях1) и в других старинных памятниках, … сохранилось оно в таком смысле и до сих пор: уголовное право" [15, 91]. Комментаторы Русской Правды не останавливают своего внимания на термине голова. Историки-переводчики не испытывают затруднений при переводе слова голова в Русской Правде. Например, словосочетание голова лежит в Ст. 3 Пространной редакции переводится следующим образом: тело поднято будет (Болтин); совершилось убийство (Платонов); поднят убитый (Стороженко) [25, II, 255]; найден труп убитого (Зимин)[12, 121].
Б.А. Ларин, изучавший лексику Русской Правды, отмечает: "В первой же статье "Русской Правды" встречаем такую фразу: Оже не будет кто его мстя, то положити за голову 80 гривен. В современном языке существует термин "уголовное право". Иногда его объясняют как метонимию, т.е. обозначение целого по части. Но нельзя наши стилистические понятия переносить на толкование древнего текста. За голову 80 гривен — тут надо говорить не о формальной метонимии. Голова в представлении человека того времени была символом жизни. Следовательно, точнее можно перевести эту фразу так: 80 гривен за жизнь убитого. Позже в юридический язык прочно вошло значение слова голова как 'убитый', 'улика совершенного убийства'. Ни в каком другом памятнике, кроме юридических документов, мы не встретим такого значения" [20, 74].
Один из исследователей языка Русской Правды Л.П. Якубинский определяет значение употребляемого в нем древнерусского слова голова как 'труп' [35, 292].
В предметно-терминологическом указателе к Памятникам русского права, составленном Я.С. Лурье, дается толкование термина голова, употребляемого в Русской Правде: 'один убитый человек' [ПРП, II, 390] , хотя у переводчиков оно иногда однозначно толкуется как 'убийство' (например, клепати головою — 'обвинять в убийстве'). {31}
"Общественно закрепленное содержание слова может быть однородным, единым, но может представлять собою внутренне связанную систему разнонаправленных отражений разных "кусочков действительности", между которыми в системе данного языка устанавливается смысловая связь. Разграничение и объединение этих разнородных предметно-смысловых отношений в структуре слова сопряжено с очень большими трудностями. Эти трудности дают себя знать в типичных для толковых словарей непрестанных смешениях значений и употреблений слова, в расплывчатости границ между значениями и оттенками значений слова, в постоянных разногласиях или разноречиях по вопросу о количестве значений слова и о правильности их определения. ... В каждом толковом словаре пропускаются сотни, если не тысячи живых значений слов и изобретается множество несуществующих значений" [5, 169].
Чтобы установить, в каком значении употребляется слово голова в Русской Правде и некоторых других памятниках русского права и определить место этого значения в семантической структуре данного слова, необходимо проанализировать ряд контекстов не только с лингвистической, но и с исторической точки зрения.
Русская Правда — важнейший и один из самых сложных памятников русского права. Известны три редакции Русской Правды: Краткая — XI в., представленная немногочисленными списками, самые ранние из которых ХV в.; Пространная — ХII в., дошедшая до нас в многочисленных списках, самым ранним из которых является список 1282 г.; Сокращенная — в списках ХVII в.
Уже первые исследователи Русской Правды заметили разительное сходство многих институтов русского и германского права, что дало повод думать о заимствовании ее содержания из германских источников [28, 90; 21, 484]. Однако было замечено также, что "обычаи разных народов, разделенных пространством и временем (не имевших никакой возможности подражать один другому), сходны, а часто и тождественны" [7, 87]. Это позволило сделать вывод, что сходство правовых обычаев, а также кодифицированных законов, отраженных в памятниках славянского (в частности, русского) права, с германскими, латинскими и другими объясняется не заимствованием, а общим происхождением и сходным развитием в одинаковых общественно-исторических условиях жизни [21, 483-485]. {32}
Одним из правовых обычаев, хорошо известных практически всем древним народам, является обычай мести. Месть — это наказание за преступление, за нанесенную кому-л. обиду. Причем наказывает преступника сам потерпевший или его родственники. А поскольку первоначально преступление рассматривалось как зло материальное, как нанесение материального ущерба, то и возмещение ("возмездие") строилось на правиле: "зуб за зуб", "око, за око", "жизнь за жизнь" [28, 353; 17, 243].
Поскольку месть была правом, го она осуществлялась открыто [28, 387-388; 30, 90]. В Салической Правде, например, есть статья, из которой можно заключить, что головы лиц, убитых из мести, отрубались и выставлялись на шесте [27, 121]. За снятие таких голов с шеста без позволения судьи или мстителя назначался штраф в 15 солидов. Большинство исследователей склонны думать, что выставление головы на шесте означало объявление о совершении мести. Этот законный акт мог быть совершен как в открытом бою, так и из засады, одним лицом или несколькими лицами [4, 5-6; 28, 388]. Важно было оповестить о свершении мести, поскольку по салическим законам тайное убийство, предполагавшее сокрытие трупа или головы жертвы, облагалось повышенным штрафом: вместо 200 солидов — 600 или 1800 солидов [4, 9-10].
Осуществление мести было соединено с опасностью для мстителя, он сам мог оказаться убитым в бою или тяжело раненным. Это обстоятельство могло повести к компромиссу, результатом которого могло явиться примирение на основе вознаграждения со стороны обидчика, т.е. на основе выкупа. "Выкуп как и месть есть общее явление, присущее всем народам на известной ступени их развития" [28, 390].
Впоследствии, когда государство начинает вводить законы, охраняющие права граждан, месть заменяется определяемой законом платой, которая должна была удовлетворить обиженного, доставляя ему выгоду вместо неизвестных последствий мести, и прекращала вражду [13, 10].
Особенность Русской Правды состоит в том, что она содержит как самые ранние законы, основанные еще на обычае [РЗ, т. I, 19], так и законы, отражающие общественные отношения на более поздних этапах развития общества.
Расшифровка кратких юридических формул Русской Правды представляет известные трудности для специалистов-историков. Трактуя {33} древние юридические формулы, исследователи каждый раз задаются вопросом, "какие конкретные варианты житейских ситуаций имелись в виду" [24, 11]. Многие термины в связи с этим получают различное толкование (см. переводы статей и комментарии к ним в [25, I и ПРП,]). Неоднозначно прочитывается и формула "40 (80) гривен за голову".
Правда Ярослава — древнейшая часть Русской Правды (Краткая редакция) открывается статьей об убийстве: "Убьеть мужь мужа, то мьстить брату брата, или сынови отца, любо отцю сына, или братучаду, любо сестрину сынови; аще не будеть кто мьстя, то 40 гривен за голову; аще будеть русин, любо гридин, любо купчина, любо ябетник, любо мечник, аще изъгои будетъ, либо словенин, то 40 гривен положим за нь". [ПРП, I, 77. ХV в.~ΧΙ в.].
Первая часть статьи говорит о праве кровной мести. Это самая архаическая часть статьи, содержащая закон мести, основанный на обычае.
Это обстоятельство представляется очень важным при решении вопроса о значении термина голова в Русской Правде. "В историко-юридической литературе сложилось мнение, что в период закрепления правовых норм, содержащихся в ст. I Краткой Правды, речь шла уже о послесудебной мести" [12, 87].
"Месть первоначально в русском законодательстве является беспредельною, как она являлась везде в первые времена гражданственности" [13, 62], В Договоре Руси с Византией 911 г. говорится: "Аще кто убьеть Хрестиана Русин или Христьян Русина, да умреть, идеже аще сотворить убийство" [ПРП, I, 7], т.е. здесь речь идет о расправе с убийцей на месте преступления без суда над ним. В Договоре Руси с Византией 944 г. говорится уже о послесудебной мести: "да держимъ будетъ сотворивыи убийство отъ ближнихъ убиеннаго, да убиютъ его" [ПРП, I, 33]. И в том и в другом случае соблюдается существующий у славян закон, выражавшийся в формуле "голову за голову".
Следы древнего права кровной мести прослеживаются и в законодательных документах значительно более позднего времени, например, в памятнике литовского древнего права Acta ducatus Lituaniae № 3, в котором содержатся "уфалы" сейма Берестейского 1513 г., одна из "уфал" отменяет неограниченное право истца над убийцею и только в одном случае допускает древнюю месть: если убийца будет застигнут "на горячей крови", то может быть наказан {34} смертью ("нехай идеть голова за голову") [13, 58]. В памятнике феодального права южных славян Полицком статуте ХV в. в Ст. 47 говорится, что убивший родного брата изгоняется из Полицы, если же он тайно останется в Полице, то вся Полица должна его преследовать и убить: "да га имаю тирати сва Полица у негову главу" [8, 228].
В ритуальном искусстве глубокой древности голова (даже отделенная от туловища) всегда символизировала жизнь (рождение, плодородие), тогда как символом смерти было изображение безголовых2).
У многих древних народов голове, отделенной от туловища, придавалось особое значение. Она могла символизировать победу над врагом [30, 85], являться военным трофеем. Напомним в этой связи эпизод из легенды о русском князе Святославе: "(972): Поиде С̃тославъ в пороги и нападе на нь Куря князь печенЪжскии и убиша С̃тослава (и) взяша главу его и во лбЪ его съдЪлаша чашю, оковаше лобъ его и пьяху по немь" (Лавр. лет., 74).
Отделение головы от туловища могло быть связано и "с одним из вариантов похоронного (или жертвенного?) обряда" [14, 63]. Об обычае сохранения головы или черепа находим интересные сведения в работе В.Я. Проппа "Исторические корни волшебной сказки": "Череп разрисовывался, украшался, и его сохраняли в доме. Этот череп или эта голова конечно представляла собой умершего. Имея власть над его головой, имели власть над всем его существом. Этот умерший был вынужден помогать живым. Этим объясняется, что некоторые народы, например, даяки, специально охотятся за головами, потому, что, как говорит Бургер, "они думают, что души людей, головами которых они обладают, должны защищать их в жизни и быть им послушными на том свете" (Р. Burger. Unter den Kannibalen der Südsee. Dresden, 1923, s. 39 )" [22, 13б]. Сакральный характер {35} придавался голове и у других народов, о чем свидетельствуют, например, настенные росписи в Муль-Чике (Юкатан), на которых жрецы изображены с ожерельями из человеческих черепов [10, 199]. Черепа принесенных в жертву пленных воинов выставлялись в нишах храмов (Мексика). Длинные ряда каменных человеческих черепов украшали жертвенные площади в Чичен-Ице (Юкатан) [Там же, 144-145].
В XIX веке у русских пчеловодов употреблялось выражение "головъ, костей навесить по пчельнику". Это выражение связано с поверьем, что развешенные на видных местах головы и кости (преимущественно лошадиные) предохраняют пчельник от "завистливого глаза" и других зол (КСРНГ). Выставление отрубленных голов на шесте, как об этом упоминается в Салической Правде, могло не только свидетельствовать о совершении объявленного акта мести, но и об отношении к голове врага, как к "духли", обязанной охранять живых [4, 6].
Славянам также был известен ритуал отделения головы от туловища как завершение акта мести. Косвенным свидетельством тому является обряд символической смерти ("покора") в богемском и моравском законодательствах [13, 29-30, 42]3), а также обряд отрубания головы после судебного поединка, описанный в памятнике чешского права ХIV века "Ряд земского права": "если один переможет другого, то должен своею рукою отрубить голову побежденному и положить ему ту голову между ног (если тяжущиеся по воле короля и с позволения панов не уговорились иначе поступать с побежденным). А когда победитель отрубит голову и положит ее между ног, тогда должен стать на одно колено и благодарить короля и панов за правосудие, положить два талера*) на убитого и тем принести ему жертву" [Там же, 121-122].
Существовало у славян и отсечение головы как акт {36} правосудия, утвержденный судом и совершаемый самим обиженным. Об этом свидетельствуют статьи 84 и 86 из сборника законов древних богемцев "Ряд земского права" (ХVI в.): "и если она <девица> скажет, что согласна была на похищение, то тогда вместе с мужем отдается отцу, который им обоим своею рукою должен отрубить головы. А если девица скажет, что она похищена была против воли, то должна своею рукою отрубить голову похитителю" [13, 146]. Точно так же должна была поступить с похитителем и вдова, если она была похищена против воли [там же, 147]. "Меч, карающий неправду" ("mec criudi caraiuci") был в Богемии одним из символов правосудия [там же, 89].
Отделение головы от туловища могло быть связано и с представлением главе рода (или другим родичам) доказательства свершения мести в том случае, когда мститель, долго искавший убийцу, совершал возмездие вдали от родного дома, как об этом говорится в одной из сербских народных песен [там же, 47]4).
Все вышеизложенное позволяет предположить, что в первой части Ст. 1 Русской Правды, вероятнее всего, голова употребляется в архаическом значении 'убийство', т.е. 'лишение жизни, возможно, первоначально сопровождавшееся ритуальным отделением головы от туловища'. В значении 'убийство' употребляется слово голова также в Ст. 2, 21 и 109 Пространной редакции: Ст. 2. "По Ярославе же паки совкупившеся сынове его: Изяслав, Святослав, Всеволод, и мужи их: Коснячко, Перенег, Никифор, и отложила убиение за голову, но кунами ся выкупати" [ПРП, I, 108. ХIV в. ~ XI в.]; Ст. 21. "Искавше ли послуха, и не налЪзуть, а истьца начьнеть головою клепати, то ти имъ правьду желЪзо" [Правда Рус. (пр.), 124. ХIV в. ~ ХII в.]. Перевод A.A. Зимина: "Если (ответчик) станет искать свидетелей и не найдет (их), а истец будет обвинять (его) в убийстве, то пусть дело решится испытанием железом" [ПРП, I, 123]; Ст. 109. "А се уроци ротнии: от головы 30 кун, а от бортьное земли 30 кун бес трии кун … А от свободы 9 кун" [ПРП, I, 119]. {37} Перевод A.A. Зимина: "А вот пошлины, установленные за принесение (на суде) присяги: с дела по обвинению в убийстве — 30 кун, а с дела о бортном угодье — 30 кун без трех... А с дел, касающихся свободы (человека от холопства), — 9 кун [ПРП, I, I35].
Голова 'убийство' встречаем не только в Русской Правде. Этот специфически юридический термин был известен и другим славянским языкам.
В Словаре старочешского языка Яна Гебауэра также встречаем фиксацию hlava 'убийство'. Приведенные в словарной статье иллюстрации на латинском языке из Regesta Bohemiae et Moraviae содержат юридические формулы, типа: Quod vulgo glaua dicitur (XIII в.) — "что обычно называется "голова"'; Si aliquis ab alio auffocetur, quod vulgariter hlaua dicitur — "Если кто-л. кем-л. будет задушен, что в народе принято называть "голова"; Culpam, quae hlaua vulgariter nominatur — 'Преступление, которое в народе принято называть "голова"' [36, 423].
В старочешском памятнике "Ряд земского права" также употребляется термин hlawa — 'убийство' (наряду с zabitie 'убийство' и zabit́ 'yбитый' [Řád práva zemského) [37, 509; 13, 110-113].
Создается, однако, впечатление, что этот архаический термин уже в пору создания Русской Правды был переосмыслен. Вернемся снова к Ст. I. Вторая часть статьи содержит закон об уплате виры за убийство.
Согласно первоначальной редакции Краткой Правды, вира платилась только за убийство "мужа", под которым следует понимать представителя дружинной рыцарской среды, аристократии, а "убийство рядового общинника (людина) каралось кровной местью" [12, 17].
В Русской Правде закон прежде всего "дает понять, что оказывает усиленное внимание к чести людей, постоянно имеющих при себе наготове меч, т.е. военнослужилого класса, так что это внимание является не правом всех, а привилегией лишь некоторых" [17, 241]. За убитого, принадлежавшего к высшему разряду, к знати устанавливался самый высокий штраф — 80 гривен. Таким образом, в Русской Правде ясно выражены принципы феодального права как права-привилегии [12, 74].
Однако и в случае кровной мести, и в случае назначения штрафа убитый — личность хорошо известная. Когда в обществе действовал закон кровной мести, убийство из мести было "открытым убийством" [28, 388]. Согласно скандинавским обычаям, например, совершивший {38} убийство из мести объявлял о нем "немедленно, не дальше, чем у третьего дома, и таким образом мог быть преследуем по закону и в случае согласия с другой стороны мог откупиться вирой" [30, 90]. Если же убийство совершалось по другим мотивам, то и в этом случае (если преступник не ставил целью скрыть следы своего преступления) принадлежность убитого к определенному социально-имущественному разряду была легко доказуема: по одежде, оружию или др. признакам. Существует мнение (Дж. Томсон, A.B. Исаченко), что в эпоху родового строя член рода мог определить (узнать) своего сородича и по особому "родовому знаку" [32, 91].
Б.Д. Греков полагал, что Краткая Правда "говорит главным образом о "мужах", под которыми нетрудно вскрыть дружинную, рыцарскую среду в обычном понимании термина. Тут мы имеем рыцаря-мужа с его неразлучным спутником — боевым конем и оружием, с которым рыцарь тоже не расставался; наконец, с его одеянием [25, II, 16].
В формуле "40 гривен за голову" ("положити за голову 80 гривен") голова 'человек, лицо, особа' относится только к свободному человеку, часто к представителю военной аристократии, притом к мужчине5).
Таким образом, понятие о личности, права которой охранял закон, складывается в эпоху раннего феодализма на основе представлений о свободном человеке, принадлежность которого к некоему социально-имущественному разряду можно было определить по одежде, оружию и др. признакам. Жизнь такого человека имела известную ценность (стоимость) при назначении штрафа за его убийство. {39}
В Ст. 1 Пространной редакции вопросам взимания виры уделено основное внимание: "Аже убиеть мужь мужа, то мьстити брату брата, любо отцю, любо сыну, любо братучадо, ли братню сынови, оже ли не будеть кто его мьстя, то положити за голову 80 гривен, аче будеть княжь мужь или тиуна княжа; аче ли будеть русин, или гридь, любо купець, любо тивун бояреск, любо мечник, любо изгой, ли словенин, то 40 гривен положити за нь" [ПРП I, 108. ХII в. ~ ХII в.]. Поскольку в данном контексте идет речь о взимании виры, то принадлежность убитого лица к тому или иному социально-имущественному разряду имеет здесь первостепенное значение, а факт убийства, являясь само собой разумеющимся, как бы уходит на второй план. Слово голова, возможно, начинает восприниматься в данном контексте сначала как 'убийство данного человека (лица, особы)', а затем как 'данный убитый человек (лицо, особа)'.
С аналогичным употреблением встречаемся и в других юридических документах той же эпохи. Для сравнения приведем ниже два отрывка из дипломатических документов ХII —ХIII вв.: А оже убыоть новгородца посла за моремъ или нЪмецкый посолъ НовЪгородЪ, то за ту голову 20 гривнъ серебра (Гр. Новг. и Псков., 55. 1189-1199 гг.); Того б̃ъ не дай аж бы промьжю нами бои былъ, а любо чл̃вка убиють до см̃рти, како чл̃вка то отплатити, аж бы миръ не ръздрушенъ былъ: такъ платити, како то бы обоимъ любо былы. Зде починаеться правда. Аже будЪть свободЪныи чл̃вкъ убитъ, .ĭ. гривенъ серебра за голову. Аже будЪти холъпъ убитъ, .а̃. гривна серьбра заплатити (Смол, гр., 21. 1229 г.).
Личностью, права которой охранял закон, считался только свободный человек. За рабом закон не признавал ни права личности, ни вытекающего из него права мести. Убийства раба влекло за собой только покрытие убытка, нанесенного хозяину ("урок"), и штраф ("продажу"), следующий князю за истребление чужой собственности [4, 73]. "Жизнь челяди охраняется законом не как самостоятельная ценность, а как имущество, принадлежащее какому-то хозяину" [РЗ, 18]. В Русской Правде (Пространная редакция) читаем: "А в холопе и в робе виры нетуть; но оже будеть без вины убиен, то за холоп урок платити или за робу, а князю 12 гривен продаже" [ПРП, I, 117].
Как указывалось выше, многие лексикографы, как современные, так и их предшественники, отмечают у слова голова значение 'убитый'. {40}
И.И. Срезневский сравнивает голова 'убитый' с hlava^ 'убитый' в древнечешском языке, в подтверждение чего приводит следующий пример: Quando aliquis occisus vel strangulatus, quod "hlava" nuncupatur, infra campos alicujus villae projectus ab iniquis hominibus reperitur ('Если какой-л. убитый или задушенный, что называется "голова", за пределами общины лежащий, будет опознан людьми враждебной стороны'…) Грам. 1220 г. [Срз. I, 543]. Однако этот же пример приводится в Словаре Яна Гебауэра в качестве иллюстрации к hlava 'убийство' [36, I, 423].
Так же неоднозначно можно интерпретировать и некоторые иллюстрации к голова 'убитый' в СлСУМ XIV—XV ст. и в СБС ХV—ХVII вв. Например: "Коли шля(х)тичь шля(х)тичю лаеть до мт̃ри а за того того (!) не о(т)зоветь алюбо не доканаеть што говори(л) имее(т) плати(т) за соромотоу, ка(к) за головоу шесть деся(т) ко(п) гроши (ХV ст. ВС 29)" [СлСУМ ХIV—ХIV ст., I, 248]. За голову можно толковать и как 'за убийство'. В СБС ХV—ХVII вв.(т.VII, с. 36) голова 'убитый' иллюстрируется примерами, которые можно отнести и к голова 'убийство': "о злодейство о фалшъ и о голову шляхетскую (Ст. 1566, 49)". Словосочетание дати вину о голову (у головах) следует рассматривать как фразеологизм с компонентом голова 'убийство'.
Неоднозначное толкование переводчиками и лексикографами юридического термина голова в контексте Ст. I Русской Правды убеждает в том, что слово голова выступает здесь в синкретическом значении 'убийство данного лица, данной особы'.
В Ст. 3 Пространной редакции Русской Правды употребляется словосочетание голова лежить (в Ст. 20 Краткой редакции — голова начнеть лежати): О убийстве. Аже кто убиеть княжа мужа в разбои, а головника не ищють, то виревную платити, в чьей же верви голова лежить. то 80 гривен, паки ли людин, то 40 гривен [ПРП, I, 108; 25, II, 255]. Переводы: I. Ежели кто убьет вельможу в поединочном бою, и убийцу сыскать будет не можно, то пеню за убийство, а именно 80 гривен, взыскать с жителей той волости, в дачах которые тело поднято будет; а ежели убит будет людин, то взыскать 40 гривен (И. Болтин) [25, II, 255]. 2. Если кто убьет княжеского мужа, сделав насильственное на него нападение, и если убийца не будет отыскан, то платит за него виру — 80 гривен — та округа, где совершилось убийство; если же убитый будет людин, т.е. свободный {41} человек, то 40 гривен (Платонов) [25, II, 255]. 3. Если кто убьет княжого мужа в драке, и убийцы не ищут, то виру — 80 гривен — платит та община, в округе которой поднят убитый. Если же будет убит простой человек, то община платит 40 гривен (Стороженко) [25, II, 255]. 4. Если кто злоумышленно убьет княжа мужа, а убийцу (люди) не будут искать, то виру в 80 гривен платит вервь, в которой найден труп убитого; если же (убитый) простолюдин, то 40 гривен [12, 121].
Как видим, переводы сильно отличаются один от другого, а именно этот контекст обычно иллюстрирует в исторических словарях значение 'убитый' у слова голова.
Ст. 3 Русской Правды представляется необходимым рассматривать одновременно со Ст. 19 Пространной редакции: А по костех и по мертвеци не платить верви, аже имене не ведають, ни знають его [ПРП, I, 110]. Из статей явствует, что за убийство платил штраф либо сам убийца ("головник"), либо община ("вервь"). Община платила штраф в том случае, когда она отказывалась "искать" убийцу, и тогда убийца платил лишь свою часть, как любой другой член общины. Но вот что еще важно: если личность убитого нельзя было установить, то община, на территории которой был найден труп, вообще освобождалась от штрафа.
В комментариях к Ст. 19 высказываются соображения, что вервь не платит за найденные человеческие кости или труп неизвестного человек, поскольку в такой ситуации трудно судить, по какой причине погиб человек (заболел и умер? съели дикие звери? убит?).
Но возможно, что вервь не должна платить штраф в подобной ситуации еще и потому, что человек не опознан, т.е. неизвестно, сколько стоит его жизнь. Очевидно так понимали этот текст И. Болтин ("А за найденное на чьей земле мертвое тело неизвестного человека, которого никто не опознает, пени за убийство не взыскивать" [25, II, 39]). Н.М. Карамзин ("За найденное мертвое тело человека неизвестного вервь не ответствует" [там же, 256]). А.А. Зимин ("А за кости и за мертвеца, имя которого неизвестно, вервь не платит" [ПРП, I, 182]). Таким образом, по закону штраф за убийство назначался только в случае опознания убитого, выявления его принадлежности к определенному социально-имущественному разряду: за "княжа мужа" — 80 гривен (т.е. двойная вира), за "людина" — 40 гривен6). В таком случае под "головой" в Ст. 3 как будто следует {42} понимать "опознанный известный человек", "этот человек, это лицо, эта особа", т.е. то же самое, что и в Ст. I.
Любая часть тела человека может обозначать в языке самого человека. Тем более это касается головы, поскольку именно с головой как частью тела связаны прежде всего личностные признаки.
Многочисленные употребления слова голова (глава) 'человек, лицо, особа' в памятниках письменности ХIII—ХVII вв. доказывают, что это слово могло обозначать как живого, так и мертвого человека. Однако прежде всего живого: (1242): Того же лЪта нЪмци прислаша съ поклономъ: что есмя зашли мечемъ, того ся отступаемъ. И главами размЪнишася (Рог. лет., 30. ХV в.); А где на порубежъи с которые стороны вчыниться татьба, или порубъ, или грабежъ, или голову убъють, или иная какова пеня вчынитъца, ино о томъ послы послати (Гр. Новг. и Псков., 134. ХVI в. ~ 1474 г.); (1471): Поспу и живот и головы воиною великою пограбивъ, с собою животы повезе [по вар.], а головы поведе (Псков. лет. II, 175. ХVI в.); (1426): Онъ же невЪрный опоромъ поиде ко граду, многих главъ своея рати оставь (Псков, лет. I, 36. ХVII в.). (1426): И он невЪрныи поиде опором к городу, а много головъ своеа рати оставъ (Псков. лет. II, 122. ХVI в.); (1468): Того же лЪта присла князь местеръ ризскии посла своего ... о миру, чтобы та 9 лЪтъ здрежати крЪпко, а главы бы не гибли со обою сторонъ (Псков, лет. I, 67. ХVII в.).
В документах юридического характера ХVI—ХVII вв., для устранения двусмысленности, слово голова, применяемое к убитому человеку, обычно снабжается уточняющими определениями (так же, впрочем, как и люди, человЪкъ): А явится въ отца нашего митрополичихъ волостяхъ и въ селЪхъ… мертвой убитой человЪкъ, и намЪстницы наши и волостели и ихъ тиуни душегубца судятъ надъ убитою головою (АИ I, 339. 1567 г.); [Взято в прошлом году] за убитые головы, которые люди побиты 45 руб. (Кн. прих.-расх. Моск., 234. 1613 г.). Битъ по рядомъ и по торгомъ въ проводку кнутомъ гулящий человЪкъ Степанко Романовъ… за то, что онъ Знаменского монастыря половника Ивашка убилъ до смерти и за убитую голову выдан онъ… въ монастырь головою, а поголовные денги за него … взято на архимаритЪ ВарламЪ съ братьею (Росп. наказаний Тобол., 34. 1639—1643 гг.).
Необходимость уточняющих определений, указывающих на то, что голова 'человек, лицо, особа' применяется к мертвому человеку, возможно, свидетельствует и о том, что юридический термин голова 'убийство' к этому времени уже оказывается забытым. {43}
"Содержащееся в слове понимание "предмета", явления действительности сказывается как в смысловых связях этого слова с другими словами, так и в содержании тех предложений, составным членом которых является данное слово, обнаруживающее тем самым и разнообразие своих речевых связей с другими словами и их значений" [5, 69].
Обращает на себя внимание, что в Ст. 3 Русской Правды голова сочетается с глаголом лежати. Глаголы лежати и лечи в древнерусском языке соотносятся с понятиями "лежать, быть в горизонтальном положении", "спать, отдыхать", "болеть", "покоиться, быть погребенным" и "быть убитым", любопытно отметить, что у латинского глагола jacere, семантически соответствующего древнерусскому лежати, кроме значений 'лежать', 'спать', 'лежать больным', также находим значения 'быть неподвижным', 'лежать без погребения'; 'лежать бездыханным', 'быть мертвым', 'пасть, погибнуть, быть убитым' [11, 561]. Ср. также с латинскими этимологическими соответствиями к русскому лежать: lectulus и lectus, в которых совмещаются значения 'ложе' и 'катафалк', с ирландским lige, 'постель' и 'могила' [33, II, 475].
Понятие о смерти связывается, таким образом, с представлениями о горизонтальном положении. Напротив, понятие о жизни — с представлениями о вертикальном положении, что, кстати, отражается в значениях глагола въстати 'подняться' и 'восстать из мертвых, воскреснуть': Видита мЪсто, идеже лежа Г̃ь (εϗειτο) (Мф. ХХVIII, 6, Остр.ев. 1057 г.); По трьхъ дьньхъ встану (εγείρομαι, ) (Мф. ХХVII, 63. Остр.ев. 1057 г.). Таким образом, лежати связано с понятием "смерть", въстати (стояти) — с понятием "жизнь".
С головой тоже всегда связывалось жизненное начало, причем, по представлениям древнего человека, оно сохранялось в ней и после смерти. На этом строится сказочный мотив живой говорящей головы. Вспомним в этой связи эпизод из "Руслана и Людмилы" A.C. Пушкина:
"Как вихорь свистнул острый меч, И прежде, чем я оглянулся, Уж голова слетела с плеч — И сверхъестественная сила В ней жизни дух остановила" [23, 61]. Приведем и другой пример живой говорящей головы из украинской народной сказки (в пересказе А.Н. Афанасьева): "Подало Лихо человечью голову и потчует гостя, а само Лихо слепое. Онъ взял голову да под лавку. "Что, скушал?" - спрашивает {44} великан. — "Скушал". "А где ты, головка-мотовка?" — "Под лавкою", — отозвалась голова. Жаром и холодом обдало гостя…" [1, 699].
О говорящей голове писал и В.Я. Пропп: "В сказке о Еруслане Лазаревиче голова всегда лежит. Это голова мертвеца. Однако в лубочных картинках голова торчит из земли. Трудно сказать, какое представление первичное. Как указывает Вазер, на античных геммах часто можно встретить изображение бородатых голов, как бы вырастающих из земли. Эти головы вещают, так как над ними обычно изображена склоненная, слушающая фигура, а рот головы несколько приоткрыт. Автор … приходит к заключению, что они символизируют душу умершего, что вероятно, но все же не доказано. В сказке голова есть непохороненный мертвец. Возможно, что представление о голове, высовывающейся из земли, есть представление о беспокойном мертвеце, который высовывается, чтобы встать или чтобы найти кого-нибудь, кто бы его похоронил" [22, 136]. Не опровергая предположения В.Я. Проппа, поскольку в сказках, действительно, встречаются "беспокойные мертвецы", позволим себе высказать другое предположение, — связанное с древней символикой, отраженной в семантике глаголов лежати и стояти (встати). Горизонтальное положение связывается со смертью, вертикальное — с жизнью. Поэтому торчащая голова, да еще и говорящая (открытый рот на изображении) — это символ жизни.
Обращает на себя внимание противоречие, которого, очевидно, не заметил Пропп: "В сказке о Еруслане Лазаревиче голова всегда лежит. Это голова мертвеца". Здесь речь идет о голове как части тела; далее у него же: "голова есть непохороненный мертвец" — здесь речь идет о мертвом человеке в целом.
Такое же противоречие как будто находим и в самом тексте сказки (по сп. ХVII в.): "И наехал Уруслан побоище добре велико, а давно бито, а среди побоища лежит голова человеческая добре велика [в др. сп. лежитъ человЪкъ богатырь] … И приехал Урусланъ, стал над головою, а говорит: Голова де была доброго человека. А голова промолвит [в др. сп. и говорит ему богатырская голова]: Брате де Уруслан Залазоревичь! твоей голове також лежат˂ь˃". Далее в др. списке: "И приехал Ерусланъ Лазаревичь к богатырской головЪ, а самъ себе удивился, что мертвая голова глаголетъ" [29, 114-115].
В этом отрывке из сказки все противоречиво: с одной стороны {45} говорится, что лежитъ человЪк богатырь, он же богатырская голова, он же мертвая голова. Сам он неподвижен, но может говорить, что очень удивляет Еруслана, он рассказывает Еруслану о том, что тоже был человЪкъ (живой имеется в виду) и богатырь и мог против царя Огненного щита стояти (что очень важно!).
Опять противопоставление лежати и стояти: лежати, 'лежать на поле боя убитым'; стояти — 'сражаться против кого-л. на поле боя', будучи живым'.
Далее в сказке продолжаются противоречия: Еруслан говорит об убитом богатыре как о живом (потому что разговаривал с ним): "в той ратЪ лежитъ живъ человЪкъ", а царь Огненный щит говорит о нем как об убитом, потому что тот не может действовать, сражаться против него ("стоять"!). Замечание В.Я. Проппа о том, что в сказке о Еруслане Лазаревиче "голова всегда лежит" вполне соответствует его же утверждению, сделанному ниже: "голова есть непохороненный мертвец", т.е. в сказке речь идет не о "говорящей голове" ("голове мертвеца"), а о "живом мертвеце".
Представления о "живом мертвеце", которые находим в фольклоре, особенно в сказках, отражают языческие представления о жизни после смерти.
Многие исследователи отмечают, что представления о жизни после смерти у язычников были крайне неясны и противоречивы, возможно, в связи с тем, что представления разных эпох наслаивались друг на друга. Однако чаще всего господствующим было представление о "живых мертвецах", которые и в загробном мире живут в своем телесном обличье, едят, пьют, испытывают самые различные чувства и т.п. Переходя в загробный мир, люди заботились о сохранении своего лица (в прямом и переносном смысле)7), заботились о том, чтобы их "узнали" в загробном мире, чтобы они смогли занять "там" соответствующее положение. Вот почему в связи с древними обычаями покойника одевали в соответствии с его социальным положением, клали с ним в могилу драгоценные сосуды, любимого коня, оружие, рабов, жен [18, 73-74; 13, 98]. "Общее во всех этих представлениях о жизни после смерти только одно: для отдельного человека время не кончается со смертью, оно обладает прочностью. И эта прочность времени {46} всего отчетливее в представлении о "живых мертвецах", т.е. о том, что человек остается после смерти, в сущности, таким же, каким он был при жизни" [30, 119].
Все вышеизложенное доказывает связь представлений древнего человека о жизни и личности с головой. Эти представления и явились основанием для фразеологического переосмысления ряда словосочетаний глаголов лечи, класти (а также их производных) с сущ. голова (глава) 'жизнь' и 'человек, лицо, особа': класти (полагати, складывати) голову — 'жертвовать своей жизнью', 'погибать'; положити (сложити) голову (главу,) — 'пожертвовать своей жизнью', 'погибнуть' (см. СлРЯ XI—ХVII вв., вып. 4, с. 22, 62; вып. 7, 155; СлСОПИ, вып. 1, 165); приложити главу 'погибнуть' (СлСОПИ, вып. 1, с. 155); наложити головою 'поплатиться головою', — 'погибнуть' (СлРЯ XI—ХVII вв., вып. 10, 139). Аналогичные фразеологизмы находим и в других восточнославянских языках, например, в старобелорусском: наложити голову, сложити (положити) голову, лечи голове [СБС ХV—ХVII вв., т. VII, 36] ; в украинском: лягти головою 'погибнуть, умереть' [9, I, 301].
Большинство фразеологизмов с компонентами лежати (лечи), класти (а также их производными) и голова (глава) отражает жизненную ситуацию гибели человека на поле боя, в поединке, от руки врага и имеет значение 'погибнуть' или 'пожертвовать своей жизнью'. Что же касается словосочетания голова лежитъ в Русской Правде (Ст. 3), то, вероятнее всего, это словосочетание представляет собой свободное сочетание слов (голова 'этот человек, лицо, особа' и лежитъ 'лежит убитым'), что, однако не исключает возможности его контекстного (ситуативного) переосмысления: 'этот человек лежит убитым' воспринимается как 'лежит этот убитый человек' (поскольку ситуация "подсказывает", что "живой" и "лежать" несовместимы). С вариантами этого сочетания слов встречаемся и в других контекстах: тамо лежать поганыя головы половецкие (Сл. о п. Иг., 13); Среди побоища лежит голова человЪческая добре велика, а добре давно бита (ср. в др. редакции: въ той ратЪ лежитъ человЪкъ богатырь) (Уруслан, 114. ХVII в.); в избЪ лежитъ мертвая голова Петръ Демидовъ (АХУ II, 210. 1612 г.).
На основе именных и предложно-именных словосочетаний с основным компонентом голова 'человек, лицо, особа' — в памятниках письменности находим значительное количество фразеологизмов, например, {47} голыми головами ( сухою головою;) — 'без всякого имущества'; голова въ голову (голова въ голову мЪсто) — в формуле при поручительстве за кого-либо о своей личной ответственности в случае преступления, совершаемого тем, за кого ручаются; своею головою (своими головами; головою, головами) - 1. 'сам (сами) лично' и 2. 'себя лично'; наши головы въ томъ — 'мы отвечаем за это'; на головЪ (имети) 'лично ручаться' (см. примеры в СлРЯ XI—ХVII вв., вып.4, 63).
Фразеологизмы на (свою, твою) голову 'на (свою, твою) беду, погибель, к (cвоей, твоей) голове 'к (своей, твоей) смерти', перед головой — 'перед чьей-л. смертью' с основным компонентом голова возникли в глубокой древности. Их применение в языке часто связано с различными народными приметами, отражающими древние верования и обычаи. Некоторые из этих фразеологизмов обнаруживаем в памятниках письменности, хотя основная сфера их бытования — народные говоры.
Возникновение фразеологизма: на свою голову 'на свою беду', 'на свою погибель' связано с обычаем "клятвы": "На могущество слова опиралась … древняя, языческая присяга (в старинных памятниках рота и клятва), потому что она состояла в торжественном призывании на свою голову различных казней — в случае, если произносимый человеком обет будет нарушен или если даваемое им показание ложно" [2, 109].
На могущество слова опиралось и проклятие. Отражением древнего обычая кровной мести, а также веры в осуществление этой мести с помощью проклятий (призыва высших сил к осуществлению мести) являются некоторые библейские выражения, например, кровь твоя на главЪ (на головЪ) твоей (2 Цар. Ι, 16; 3 Цар. 2, 37) — 'ты сам виновен в своей смерти'.
Фразеологизм на свою голову 'на свою беду, погибель' встречаем в Московском летописном своде ХV века: (1149): Отпусти его къ отцю, то есть ворогъ твои, яко же отець его. Держишь его на свою голову. Моск. лет., 46. Этот фразеологизм отмечают и словари современного русского языка: на свою голову — 'себе во вред, в ущерб' [СРЯ I, 326]. В Толковом словаре Вл. Даля находим любопытный пример, связанный с одним из древнейших народных обычаев: "на свою голову 'на беду себе': „прилетЪла на свою голову — о птице, залетевшей в избу; стараются поймать ее и сорвать голову" [Даль, I, 367]. Обычай этот связан с очень древним языческим поверьем, что прилетевшая в дом птица приносит беду: должен умереть кто-то живущий в доме. {48}
О таком местном индийском поверье, связанном с культом совы (санскр. гхука; гхугуа — на хинди, гхугху — на урду) упоминает Афанасий Никитин: "Есть в томъ Алянде и птица гукукъ, летаетъ ночи, а кличеть "гукукъ", а на которой хороминЪ сЪдить, то тут человЪкъ умреть" [34, 22; 155].
О подобных народных поверьях, связанных с птицами, А.Н. Афанасьев писал: "Прилетит ли на двор, сядет ли на кровлю ворон, сыч, сова, филин, жолна, дятел — это верный знак, что дому грозит разорение или кто-нибудь из родичей умрет в скором времени" [2, 127]. Отводя от себя и от своих близких несчастье, убивали птицу — как бы приносили ее в жертву.
Отражением древнего обряда жертвоприношения является и другой описанный А.Н. Афанасьевым обычай: "…приступая к постройке дома, плотники при самых первых ударах топором назначают голову скотины или птицы, на которую закладывается здание, и верят, что такое обреченное животное непременно иссохнет и падет в скором времени. Пока делается сруб, крестьяне боятся как бы не оскорбить плотников, и охотно ихъ угощают, чтобы они не заклали дома на голову хозяина или кого из домочадцев" [1, 84].
Фразеологизм на (свою) голову употребляется в народных русских говорах и в связи с другими приметами и поверьями. "Завоет собака ночью, — хозяин выйдет на улицу и скажет: — На свою голову" [СРНГ, вып. 6, 299]. Отводя от себя несчастье, человек произносит заклинание, которое ограждает его от смерти: пусть собака воет "на свою голову", т.е. пусть сама умрет. "Есть клады "простые", есть "заклятые", есть положенные на "голову", т.е. нашедший должен вскоре умереть, не попользовавшись кладом. Пошех. Яросл. 1890". Бывают клады, положенные на 5 или больше голов. Это значит, что первые 5 человек, увидевши клад, как должны от испугу умереть". Костром., Смирнов". [СРНГ, вып. 6, 299].
Фразеологизм к (своей, твоей) голове — 'на (свою, твою) беду, погибель' встречаем как в памятниках письменности ХVI—ХVII вв., так и в русских народных говорах: "(1558): А за князьца они не стоять, воровалъ къ своей головЪ" (Ник. лет. XIII, 293); "А что де худо учинитца от чебана и то де будет к твоей головЪ" (Астрах. а. № 2289. Отписка, сст. 2-3. 1651 г.). "К голове; это к голове — 'не к добру, к смерти'. Говорится в случае недоброго предзнаменования (по суеверным признакам). Помор. 1885"[СРНГ, вып. 6, 299]. {49}
С приметами, указывающими на приближение беды, смерти, связано и употребление фразеологизма перед головой. "Предзнаменьем сильной болезни или смерти служат, например, скрип потолочной матицы, щель, делающаяся в хлебе при печении его, треск потолка или стены, несвоевременное пенье петуха, также если курица запоет петухом, зачешется у человека переносье, или скотина станет неспокойна, если собаки начнут рыть яму под окнами — все это перед головой. Волог. Иваницкий. 1890 г." [СРНГ, вып. 6, 299]. "Перед головой — 'перед чьей-либо смертью', 'к смерти'. "Более злая особа — "чертовка" — водится в омутах. Она, нередко, слыхали, а видаки — видали, "перед головой", т.е. перед утопленником "ухат": подайте, мол, голову". Красноуфим. Перм." [Там же]. "Перед головой — 'перед бедой': "Видно, говорят, он перед головой хорошо ходит, забриют его в солдаты". Кирил. Новг. Соколовы" [Там же].
В заключение можно сказать следующее:
Неоднозначное толкование как переводчиками, так и лексикографами юридического термина голова в Русской Правде убеждает в том, что слово голова выступает здесь в синкретическом значении 'убийство, лишение жизни данного лица, данной особы', которое, реализуясь в контекстах, могло восприниматься то как 'убийство', то как 'убитый'. Это значение отражает сложное сплетение представлений древнего человека о жизни, смерти и личности с головой.
В ритуальном искусстве древности голова, даже отделенная от туловища, всегда символизировала жизнь, тогда как символом смерти было изображение безголовых. Отдаление головы от туловища у многих народов древности носило сакральный характер и могло символизировать победу над врагом или завершение акта мести. Вероятно, представления о связи смерти с отделением головы от туловища и лежат в основе архаического значения голова 'убийство' в ряде статей Русской Правды.
Значение голова (глава) 'данное лицо, данная особа' в Русской Правде отражает средневековые представления о личности как о человеке свободном8), мужчине, первоначально, возможно, как о {50} представителе привилегированной части общества, которого можно узнать (опознать) по одежде, оружию, возможно, и по особому родовому знаку, как о единице, имеющей определенную стоимость (ценность) при назначении штрафа за убийство.
На основе словосочетаний голова 'жизнь' и 'личность' с глаголами лечи, класти и их производными в языке возникает ряд фразеологизмов, значения которых отражают понятия гибели, смерти, понятия, основанные на представлении о горизонтальном положении как положении, несвойственном живому человеку в условиях "поля".
Появление фразеологизмов на (свою, твою) голову — 'на (свою, твою) беду, погибель', к (своей, твоей) голове — 'к смерти'; 'на (свою, твою) погибель', перед головой — 'перед чьей-либо смертью' следует отнести к глубокой древности. Их применение в языке часто связано с различными народными приметами, отражающими древние языческие верованиями и обычаи.
1. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу, Т. II. М., 1868.
2. Афанасьев А.Н. Древо жизни. M. 1982.
3. Бартошек Милан. Римское право. Понятия, термины, определения. Юридическая литература . M., 1989.
4. Ведров C.B. О денежных пенях по Русской Правде сравнительно с законами салических франков. M., 1877.
5. Виноградов В.В. Избранные труды. Лексикология и лексикография. Наука. М., 1977.
6. Виноградова В.Л. Глава — голова в древнерусском языке и в "Слове о полку Игореве". // В сб. Древнерусский язык. Лексикология и лексикография. Наука. M., 1980.
7. Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. Изд. 6-ое. СПб. Киев, 1909.
8. Греков Б.Д. Полица. Изд-во АН СССР. M., 1951.
9. Гринченко Б.Д. Словарь украинского языка. Киев, 1907. Фототипическое изд. АН УССР. Киев, 1958.
10. Гуляев В.И. Новые открытия в археологии майя (1959-1963) // В кн. Чарльз Галленкамп. Майя, загадка исчезнувшей цивилизации. Наука, M., 1966.
11. Дворецкий И.Х. Латинско-русский словарь. М., Русский язык, 1976. {51}
12. Зимин A.A. Договоры Руси о Византией. Русская Правда. Вступительные статьи, перевода, комментарии. // ПРП. Вып. I. Памятники права Киевского государства Х—ХII вв. Сост. A.A. Зимин. M., 1952.
13. Иваншев Н.Д. Сочинения. Отдел I. Исследования по истории славянских законодательств. Киев, 1876.
14. Иванов Вяч. Вс. История славянских и балканских названий металлов. М., Наука, 1983.
15. Карский Е.Ф. Русская Правда по древнейшему списку. Л., 1930.
16. Клейн А. Майкоп: Азия, Европа? // В ж. "Знание — сила", № 2, 1987.
17. Ключевский В.О. Сочинения. Т. I. Курс русской истории, ч. I. Госполитиздат, 1956.
18. Котляревский A.A. О погребальных обычаях языческих славян. M., 1868.
19. Кочин Е.Г. Материалы для терминологического словаря древней России. Изд-во АН СССР. М.–Л., 1937.
20. Ларин Б.А. Лекции по истории русского литературного языка (X — середина XVIII в.). М., Высшая школа, 1975.
21. Павлов-Сильванский Н.П. Феодализм в России. М., Наука, 1988.
22. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1946.
23. Пушкин A.C. Стихотворения. Т. II. Л., Советский писатель, 1954.
24. Романов Б.А. Люди и нравы древней Руси. М.–Л., Наука, 1966.
25. Русская Правда под ред. Б.Д. Грекова. Т. I-II. М.-Л., 1940.
26» Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., Наука, 1981.
27. Салическая Правда // МГПИ им. В.И. Ленина. Ученые записки. Т. ХII. M., 1950.
28. Сергеевич В.И. Лекции и исследования по древней истории русского права. Изд. 4. СПб., 1910.
29. Сказка об Уруслане Залазаревиче по ркп. Ундольского № 930. ХVII в. // Летописи русской литературы и древностей. Т. II. М., 1859, с. 100-128. (Основной текст). Варианты по ркп. Имп. Публ. библ. Погод. № 1773. // Памятники старинной русской литературы. Вып. II. СПб., 1860, с. 325-339.
30. Стеблин-Каменский М.И. Мир саги. Л., Наука, 1984. {52}
31. Тихомиров M.H. Исследование о Руской Правде. М.-Л., 1941.
32. Трубачев О.Н. Древнейшие славянские термины родства. // ВЯ, 1957 г., № 2.
33. Фасмер Макс. Этимологический словарь русского языка. Т. I-IV. М., "Прогресс", 1963-1973.
34. Хожение за три моря Афанасия Никитина. Л., Наука, 1986.
35. Якубинский Л.Π. История древнерусского языка. М., Учпедгиз, 1953.
36. Gebauer J. Slovník staroc̀eskỳ. 2 nezmènènè vyd. Praha, Academia, Dil. 1 (A-J), 1970.
37. Řád práva zemského (XIV в.) // Svod zakonúv slovanských (Свод законов славянских). Praga, 1880.
1) Вероятно, имеется в виду Договор Руси с Византией 911 года в Повести временных лет по Ипатьевскому списку.
2) Свидетельством тому являются древние изображения, символизирующие жизнь и смерть, обнаруженные на стенах храма при археологических раскопках в Чатал-Гююке (Малая Азия) [14, 63]. Интересные сведения о безголовых богах находим в статье Л. Клейна "Майкоп: Азия, Европа?": Речь идет об Аиде и Деметре. "Особенно любопытно, — пишет Клейн, — что по всему Балканскому полуострову археологи находят очень древних, неолитических (IV тысячелетие до новой эры), глиняных идолов без голов" [16, 71].
3) Этот обряд (доживший в Моравии до ХVI в.), подробное описание которого можно найти в работе Н.Д. Иванишева, содержит эпизод, отражением которого могла стать известная русская пословица "покорной головы меч не сечет": убийца вручал обнаженный меч ближайшему родственнику убитого и подставлял свою голову под острие меча, при этом он называл себя мертвым и просил державшего над его головой меч оживить его. Указанная пословица бытовала уже в ХVII в. (См. Сим. Послов., 123. ХVII в.). Фиксирует ее и СБС ХV—ХVII вв. (т. VII, 36).
*) В книге «галера»; м.б., надо «геллера». OCR.
4) Ср. этот обычай с германским обычаем сохранения отрезанной руки убитого его родственниками до той поры, пока не будет отомщен убитый. До совершения акта мести или до символического обряда его совершения могила убитого оставалась открытой и закрывалась только тогда, когда в нее бросали отрезанную руку убитого в знак свершения мести [28, 392].
5) У слова голова и его семантического эквивалента глава, словари отмечают значения 'некто старший, главный', 'начальник, глава', значения, относимые к мужчине и восходящие, возможно, еще к протославянскому периоду, когда в социальной структуре племен главенствующее положение начинает занимать мужчина и происходит процесс выделения племенной военной верхушки во главе с вождями-воеводами, о чем свидетельствует обследование погребальных сооружений того времени [26, 232].
Привлекает внимание и такой любопытный факт: в некоторых русских народных говорах между мужчинами в разговоре принято называть своего собеседника при обращении "голова" [СРНГ, вып. 6, 298-299].
6) За женщину платилось полвиры [ПРИ, I, 117].
7) В саге о Хаконе Старом, герцог вынужденный принять смерть от врагов, говорит, выходя им навстречу. "Не рубите меня в лицо, ибо с правителями так не поступают" [30, 48].
8) Ср. с латинским юридическим термином caput 'голова' — человек, индивидуум как свободный [3, 60].
Написать нам: halgar@xlegio.ru