Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. К разделу Русь – Россия

Шимчук Э.Г.
Из истории лексики, связанной с духовным миром человека (др.-русск. Тьска и его окружение)

Историко-культурный аспект лексикологического описания
русского языка. Часть 1. М., 1991.
{75} – конец страницы.
Подчеркивание волнистой чертой заменено курсивом.
Постраничная нумерация сносок заменена сквозной.
OCR OlIva.

В русской исторической лексикологии, располагающей данными почти тысячелетней письменной традиции, при наличии сравнительно большого числа работ по ранней истории бытовой, хозяйственной и социально-политической лексики, мало специальных исследований, посвященных начальному периоду формирования той части словарного состава, которая связана с духовным миром человека.

Существует, впрочем, мнение о том, что древне- и среднерусская система "интеллектуальной" лексики на протяжении XI—XVII вв. находилась в процессе становления и даже к концу средневековья не сложилась..

Некоторые особенности этой системы ниже будут рассмотрены на примере др.-русск. тъска 'тяжелое положение, мучения, волнения, невзгоды'; 'тяжесть, боль, мучение, неприятное физическое ощущение'; 'тоска, печаль, горе (о душевном состоянии человека)' которое привлекается в связи с его ближайшим этимологическим окружением — в первую очередь прилагательным тъщии (тъщь) и глаголами тъщати (ся) / тъщити (ся). Эти слова и их производные проходят через всю историю русского языка; весьма активны в ранний период древнерусской письменности (представлены многочисленными употреблениями в разнообразных памятниках — переводных, и оригинальных, церковных и светских)¹⁾.

Для понимания специфики типов выделенных слов особый интерес представляют раннеписьменные и современные диалектные источники, отражающие не только развитие исторического мышления в средневековую эпоху, но и сохранение на раннем ее этапе следов мифологического сознания. Развитие средневекового {75} сознания, собственно, и выявляется в переходе от архаических недифференцированных комплексных значений, покрывающих широкую и конкретно-физическую, и мыслительную, духовную сферу, — к специализированным, отработанным значениям, закрепляющимся за определенными участками соответствующих двух сфер.

Так, рассмотрение истории значений слова тъска, которое, как об этом можно судить по письменным данным, уже в ХII—ХIII вв. функционирует как имя чувства, обнаруживает архаическую нерасчлененность семантики, связанной с миром физически чувственного и идеального, духовного. Такая же "невышколенность", неотработанность характерна и другим словам выделенной группы.

В раннеписьменную эпоху между словами тъска, тъщии, тъщати (ся) еще обнаруживается актуальная семантическая связь: первичная конкретная сема, выявляющаяся у слов с праславянским корнем *tъsk-, *tъšč-²⁾ — 'пустой, полый', — представлена как первичное самостоятельное значение или как компонент первичного значения у каждого из них.

Хорошо документировано письменными данными ХII—ХVII вв. значение 'пустой, полый' прилагательного тъщии: характерный контекст — в Житии Феодосия (Усп. сб., 116. XII—XIII вв.) — о тощем сусеке, который молитвами Феодосия делается полным муки; представлены также сочетания типа тъщии класъ, тъщая (полая) свЪча и др. под. Как вторичные для этого периода есть основания рассматривать следующие значения: 'ничего не имеющий, не имеющий чего-л.' в контекстах типа изиде изъ Вифания тъщь; тъщь богатства; 'бессодержательный' (ср. тщии гласъ — в Послании Ивана IV Кирилло-Белозерскому монастырю (АИ I, 374, 1578 г.); 'напрасный, суетный' в сочетаниях со словами типа надЪжда, вЪра, слава, праздьникъ, трудъ ('работа'). В подобных контекстах реализуются значения, образованные на базе исходного путем первичной метафоризации (первичная метафора осложняется в определенных контекстах отрицательной оценкой).

Некоторые суждения об изменениях в семантике анализируемого слова в языке нового времени могут строиться на материале словарей русского языка этого периода. {76}

Словарь АР и Словарь церковно-славянского и русского языков³⁾ свидетельствуют о том, что 1) в XII в. отчетливо осознается непрерывность семантического развития слова, представленного ранее во всех разновидностях русского языка древней Руси и продолжающегося в новом литературном русском языке; 2) в процессе стабилизации норм нового литературного языка складывается новая семантическая структура рассматриваемого прилагательного, характеризующаяся следующими особенностями: а) этимологически первичное значение угасает; б) на первый план выдвигается вторичное значение 'сухой, сухощавый (о человеке)'⁴⁾ ; в) ограничено сферой церковного языка, то есть не входит в литературный язык, значение 'пустой, суетный', ранее бывшее литературным. Словари современного языка, в которых значение 'худой, исхудалый' уже занимает позицию основного, отражают специализацию⁵⁾ и сужение сферы употребления всех прочих значений. Так, бывшее исходное стало вторичным и связанным (употребляется только в сочетаниях типа тощий желудок, тощий кошелек, и практически почти выходит из употребления). Любопытно, что в выражении на тощий желудок прилагательное тощий часто заменяется словом голодный, а сочетание тощий кошелек допускает осмысление 'как бы похудевший кошелек'.

По-видимому, с яркой эмоциональностью, экспрессивностью нового исходного значения, связанного с устной речью, оказалась несовместимой книжная окраска прилагательного тощий в значении 'суетный, напрасный', чем и объясняется его утрата. Таким образом, семантическое развитие слова определяют импульсы, идущие из двух основных стихий, с которыми связано его функционирование, — разговорной, устной и книжно-письменной. В позицию основного в языке нового времени выдвигается значение, не встречавшееся {77} в письменном до ХVIII в. Конкретность, яркая метафоричность, характерная для двух основных значений прилагательного, дифференциация которых вырабатывается на протяжении ряда веков, препятствует закреплению в языке нового времени отвлеченного, высокого значения 'суетный, напрасный'. Это значение закрепляется за сугубо книжным дериватом суффиксального книжного имени — прилагательным тщетный (от тщета), семантически оторвавшимся от родственных лексем с конкретными значениями.

При этом в литературном языке нового времени осуществляется перераспределение между двумя лексемами значений, связанных ранее с одной, а также устранение избыточных однокоренных образований, имеющих тождественную семантику (такая избыточность весьма характерна для литературной традиции, располагающей только письменной формой).

Отметим, что литературный язык нового времени проявляет избирательность не только по отношению к традиционно-письменным элементам: так, литературным языком ХVIII—XIX вв. не были кодифицированы такие слова, как чивый (из тъщивый) и щавый (из тъщавый), об устном бытовании которых можно с полной уверенностью судить по их форме. Возможно, угасание этих производных объясняется радикальностью их формального преобразования, приведшей к полной изоляции. О неустойчивом статусе этих слов свидетельствует подвижность и неустойчивость их семантики. Так, др.-русск. тъщивый (далее ср.-русск. книжное и устно-разговорное чивый) развивает такую последовательность значений: 'пустой, суетный', 'малодушный'; 'низкий, злой'; 'скорый, быстрый'; 'склонный к чему-л.'; 'усердный'; 'щедрый, тороватый' (последнее, вероятно, в результате переосмысления слова в контекстах типа на пированье тщывы, до осподарских потех охочи (Пов. о Ник. Зар., 256-257), где рассматриваемое прилагательное имело первоначально значение 'склонный к чему-л.'). То же значение ('щедрый') представлено в Великих Четьих-Минеях: любезники вси и тщивы и линивы на молитву. Ср., однако, уже в Пчеле: тъщивому другу достоино на веселье звану прити (Пч., 66). Интересно, что слово встречается в старинном сборнике народных пословиц⁶⁾ и, наконец, фиксируется Словарем АР, Словарем церковнославянского и русского языков и В. Далем. Утрачивается также тщавый 'роскошный' (в разговорном щавый 'то же'), {78} как и щавствовать 'роскошествовать, жить в неге'.⁷⁾

Для характеристики особенностей семантической эволюции глаголов тмати(ся)/тъщти(ся) важны данные, получаемые на основе анализа семантики производных, а также близких им по значению слов.

Исходное значение этих глаголов — 'лишить кого-л., чего-л., истощить, опустошить'⁸⁾. Оно представлено, например, в следующем контексте Успенского сборника: не зъри тъщимааго богатства, но вънъми онуде растущааго съкровища 'не взирай на земное богатство, которое истощимо, но стремись воспринять в другом мире растущие (прибывающие) сокровища' (Усп. сб., 464. XII—ХIII вв.). Выделяя это значение, опираемся на наличие весьма близких семантических вариантов у приставочных глаголов исътщити 'истощить что-л., лишиться чего-л., утъщити 'лишить чего-л., причинить материальный ущерб'. Аналогичная семантическая мотивация может быть выявлена в значении юридического термина тъщина 'убыток'⁹⁾.

Интерпретация вторичного значения глаголов тъщити/тъщати, характерного и для пары тъщити ся / тъщати ся — 'беспокоить, тревожить кого-л., что-л.; беспокоиться, тревожиться о ком-л., чем-л.' — требует, чтобы было принято в расчет, во-первых, архаическое неразличение субъектно-объектных отношений. Одним из проявлений этого неразличения является семантическая тождественность пар типа тъщити/тъщитися обнаруживающаяся в свободной мене глаголов с -ся и без -ся, каждый из которых выражает значение типа 'беспокоить и беспокоиться'¹⁰⁾. Следует учитывать далее {79} характерное для раннего средневековья сближение духовного и физического планов. Не случайно оказываются безуспешными попытки четко разграничить раннеписьменные употребления, описывающие состояния физические и душевные. Показательны в связи со сказанным контексты типа душа тъщить и недугуетъ; бЪда сънъ тъщить тебе. Полагаем, что глаголы тъщати (ся) / тъщити (ся) обозначали в раннеписьменную эпоху болезненное физическое и тревожное душевное состояние, вызванное отсутствием чего-л., не дифференцируя их, комплексно, что хорошо согласуется с установившимся в науке представлением об особенностях категорий материального и идеального в средневековом сознании¹¹⁾.

Экспликациями описанного значения в специализированных, в известной мере застывших контекстах являются следующие составляющие семантической структуры анализируемых глаголов: 'сильно желать чего-л.'; 'стремиться к чему-л.'; 'побуждать кого-л. к чему-л.', 'торопить(ся), спешить'.

Типологически интересно аналогичное развитие семантически близких слов, образующих отчасти параллельные выявленным у тъщити / тъщати ряды значений: алкати 'испытывать голод, голодать'; 'сильно желать чего-л.'; 'стремиться к чему-л.'; жадати 'хотеть пить, жаждать'; 'сильно желать чего-л.'; 'надеяться на что-л.'; 'тосковать, скучать по ком-л.'

С предлагаемой нами интерпретацией семантической структуры глаголов тъщати(ся) / тъщити(ся) хорошо согласуются диалектные данные словенского и сербо-хорватского языков, в которых представлены дериваты рассмотренного праславянского этимона, а именно слов, páščiti se и с.-хор. сев.-зап. pȁštiti se (с архаичной экспрессивной приставкой ра-) [3, 225-22б].

В словенском интересующее нас слово засвидетельствовано впервые в ХVI в. в значении 'стремиться к чему-л., добиваться чего-л.'; в ХVII в. — 'стараться, стремиться'; 'сильно желать чего-л.' В диалектах paščiti se za kaj имеет значение 'заботиться о ком-, чем-л.'; 'печалиться, огорчаться'; paščiti se kam̄ 'спешить' {80} к кому-л.'; paščiti se 'торопиться, спешить'; popaščiti se 'стараться, делать усилия'. В сербо-хорватском первый пример¹²⁾ относится к ХV в. Современные paštiti se, paštriti se, popaštiti se, pripaštiti se покрывают широкую семантическую сферу, которую можно очертить следующим образом: 'обращать внимание на что-л.'; 'направлять свои усилия на что-л.'; 'стремиться к чему-л.'; 'торопиться, спешить'; 'торопить'.

Вероятнее всего здесь имела место параллельная семантическая эволюция этимологически тождественных слов, сохранившихся и на западе славянского мира до наших дней.

Возвращаясь к древнерусским словам, отметим, что они архаизируются и в дальнейшем почти полностью выходят из употребления. В современном русском письменно-литературном языке только тщиться 'стараться, прилагать усилия (обычно напрасно)' является устаревшим книжным словом.

Судьбу слова, которое в устной речи теоретически могло измениться в щить(ся), определила та же тенденция к очищению языка от фонетически и морфологически ущербных слов, что и в случае с чивый, щавый. Частичная консервация архаизирующегося тщиться связана с письменной формой литературного языка и нормами книжно-литературного произношения.

Иной оказалась судьба имени существительного тъска, которое в древнерусском языке входит в ряд, включающий глагол тъскнутися (позже цнутися и тоснутися), прилагательное тъскъный (зафиксировано поздними употреблениями — в письмах Петра I (Петр I, 602) — как тосный 'стесненный, подавленный') и наречием тъскъмь 'быстро, торопливо' (представлено в Хожении Игумена Даниила — памятнике XII в. по списку ХVI в., в позднем оформлении тоском). Обращение к памятникам XIII—ХVII вв. показывает, что у существительного не засвидетельствовано ни одного варианта, где редуцированный пал. Как достаточно очевидно, падение редуцированного привело бы к совпадению формы этого важного уже в раннем древнерусском языке слова со словом дъска (фонетически закономерное для них продолжение — цка; этот вариант лексикализован в специальном значении, развивающемся на базе дъска 'доска'). Сохранение и прояснение редуцированного в формах имени существительного тъска делает менее тесной его связь с производными. {81}

Семантическая эволюция праславянского тъска определяется тем, что слово было использовано восточно-славянскими книжниками как средство обозначения понятий, имеющих отношение к внутреннему миру человека. И.И. Срезневский у этого слова выделяет значения 'стеснение, притеснение'; 'волнение, беспокойство'; 'горе, печаль'. Древнерусское тъска (ср. греч. στενοχωρία 1. 'ограниченность места, теснота'; 2. 'стесненные обстоятельства, тяжелое или трудное положение, невзгоды') сохраняет живые связи с тъщии, тъщати (ся). Его первичное (комплексное) значение — 'тяжелое положение (вызванное стеснением, опустошением), мучения, волнения, невзгода'¹³⁾. Из этого значения выводимо более позднее, специализированное вторичное значение — 'тяжесть, боль, мучения (о физическом состоянии человека, проявлении его болезни)'¹⁴⁾.

Интересны в связи с указанной дифференциацией и специализацией, характерной для литературного языка, данные современного диалектного словаря ССРНГ (Деулино). В современном говоре сохраняется следы древнего комплексного значения: глагол тосковать может обозначать состояние 1) беспокойства, тревоги а) человека; б) животного (собака тоскует)¹⁵⁾; 2) физического нездоровья человека (родители тоскуют). Более того, здесь возможно ноги тоскуют ('ноги болят, ноют') — о проявлении, вызванном болезнью или физическим неудобством от чего-л. (тесной обуви, например). Отметим, что в этом говоре есть и глагол тосковаться 'беспокоиться о ком-, чем-л.'

Основное в новый период истории русского языка значение слова тоска — 'горе, печаль' (о душевном состоянии человека) — засвидетельствовано впервые в Слове о полку Игореве (тоска разлияся по русской земли; печаль жирна тече средь земли рускыи), а также в достаточно древних летописных списках (известно, например, по раннему списку I Новгородской летописи). Связь этого значения с более конкретным очевидна.

Примечательно сходство модели семантической деривации у слов, развивающих значение 'тяжелое, неприятное чувство, вызванное {82} бедой, утратой': 1. 'физическое действие или состояние, вызывающее неприятное физическое ощущение или связанное с неприятными физическими ощущениями — давления, жжения, голода' > 2. 'тяжелое, неприятное чувство — тоска, грусть, горе, печаль, скорбь'¹⁶⁾.

Показательно, что литературный язык избавляется от всех конкретно-физических значений, характерных ранее для слов тоска, тосковать, тоскливый, тоскливость¹⁷⁾.

Интересно сравнить их судьбу с судьбой отмеченных выше др.-русск. тъскнути(ся)> тоснути (ся), тъскъный, > тосный, а также родственных современных диалектных северных (генетически северо-западных) и литературных украинских слов.

Др.-русск. тъснутися, представленное рядом идущих из устной речи употреблений¹⁸⁾, воспроизводит некоторые моменты семантической истории тъщатися (ср. его значения — 'стремиться, устремляться к чему-л.'; 'настойчиво добиваться чего-л.'; 'стараться делать что-л. с усердием'; 'спешить, торопиться'). В новый литературный язык оно (как и прилагательное тосный и наречие тоском) не входит.

Северные архангельские говоры, где представлены тоска 'тоска'; 'боль'; тоскливить 'болеть, ныть'; 'чувствовать боль'; тоскливо 'тоскливо'; 'тесно'; 'плохо', 'страшно'; тоскнуть 'тосковать'; 'горевать'; 'беспокоиться (о корове)'; 'болеть, ныть (о части тела)', тосклить 'тошнить'; тоскнуть 'тосковать, грустить'; тосковать 'тосковать'; 'ныть, болеть (о руках)', сохраняют {83} состояние, весьма близкое тому, что засвидетельствовано письменными источниками ХVI—ХVII вв.

Наличие в современном украинском литературном языке не только тоска 'тоска' (в словаре дается с пометой редко), но и тоскний 'тоскливый', тоскнIсть, 'тоскливость', тоскно 'тоскливо' (с восстановленным согласным в корне) дает право предположить, что угасание слов тосный и тоснить(ся) связано с переносом литературной традиции из Киева в Москву: киевские (западные) слова, на протяжении известного времени державшиеся и в письменном языке северо-восточной Руси, не переходят в московский язык.

Подведем некоторые итоги. В ранней истории одного древнего восточнославянского имени чувства ярко выявляется архаический параллелизм, нерасчлененность понятий, связанных с миром материального и духовного. Семантика рассмотренных слов отличается одновременно и устойчивостью, и подвижностью. Характерно, что рассмотренные лексико-семантические ряда, в которые входят тъска тъщии и их производные, открыты для включения новых элементов, а старые существенным образом меняются на протяжении исторически обозримого периода.

Развитие семантики всех рассмотренных слов определяется в первую очередь тенденцией к дифференциации конкретных, бытовых, и абстрактных, связанных с духовным миром человека, значений, что приводит к утрате семантических связей в пределах одного этимологического гнезда. Это и понятно: "обесплоченность", немотивированность интеллектуальных слов является весьма желательным (хотя, разумеется, не абсолютно обязательным) условием их нормального функционирования.

Так, с гнездом корня *tъsk-, *tъšč-, у которого первичным было относительно конкретное значение 'пустой, полый', связаны 3 ряда семантически разошедшихся производных, которые включились в сферу лексики мысли и чувства:

1. тоска (и его производные) 'тоска, горе, печаль';

2. тщета, тщетный, тщетность, тщиться¹⁹⁾ 'бесполезность, суетность' и под.; {84}

3. тщание, тщательный, тщательность 'усердие, старание' и под.

Имя чувства со своими производными, как видим, оказывается семантически и формально обособившимся. Это было благоприятствующим обстоятельством, способствовавшим — наряду с некоторыми другими факторами, — его укреплению в сфере соответствующей лексики современного русского литературного языка. Образования с корнем тщ- утрачивают актуальную связь с прилагательным тощий, сохраняющим довольно конкретную семантику, что также (впрочем, при активной роли других факторов) обеспечивает относительную устойчивость книжных архаизированных слов.

Литература

1. Данков В.Н. Историческая грамматика русского языка. M., 1981.

2. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. IV. М., 1973.

3. Bezlaj F. Na robu srbohrvatskega (in slovenskega) etimološkega slavarja. Jezik in slovstvo. XVIII, 6, 1972/73.

4. Pokorny J. Indogermanisches etymologisches Wörterbuch. Bd. 2. Bern, 1959.

5. Skok P. Etimologijski rječnik hrvatskog ili srpskog jezika. II. Zagreb, 1972.

¹⁾ Материалы, использованные в статье, извлечены из КДРС, изданных текстов XI—ХVII вв., а также словарей славянских языков. Сокращения источников соответствуют тем, которые приняты в СлРЯ XI—ХVII вв., и не раскрываются. Для древне- и среднерусского используется нормализованная запись, кроме случаев прямого цитирования из памятников, где при передаче используются правила названного словаря.

²⁾ Это или близкие ему значения представлены у слов соответствующего гнезда в ряде славянских, а также балтийских, иранских и некоторых других и.-е. языков [см. 4, 1085; 2, IV, 90-91].

³⁾ В Словаре Академии Российской (т. IV) и Словаре 1867 г. словарная статья прилагательного тощий имеет четыре значения: 1. 'ненасыщенный, не заполненный пищею'; 2. 'сухощавый, некормный' (лицо, бык, лошадь); 3. церк. 'тщетный, напрасный, суетный, бесполезный'; 4. 'ничего не приносящий , ничем не занятый'.

⁴⁾ Легко объяснимо на основе актуальной для нового времени прозрачной метафоры.

⁵⁾ В сочетаниях типа тощий сыр, тощие угли.

⁶⁾ В Пословицах Симони: хто тчив, у того гашник вшив.

⁷⁾ Известны по немногочисленным примерам из русских прологов, засвидетельствованных в Словаре Академии Российской, Словаре 1867 г. и у В. Даля.

⁸⁾ 'Сделать пустым' > 'опустошить, истощить'.

⁹⁾ Раннее употребление — в новгородской берестяной грамоте, датирующейся XII/XIII в. (ниту тобь тощины вькшЪ одоное — 'нет тебе убытка ни в одной векше'. Бер. Гр. 86, 238); встречается также в Русской Правде.

¹⁰⁾ Это же значение представлено в Изб. Св. 1076 г., 402.

¹¹⁾ Ср. в Библии Геннадия (Быт. XIX. 5. 1499 г.): Якои же утро бы<сть> тщаху а҇ггли Лота ('когда наступило утро, торопили ангелы Лота'). То же место в Палее толк. 1477 г.: яко ж быс<ть> утро, тщахуся аггли Лота. См. об этом явлении (в несколько иной связи) [I, 62, 66 сл.].

¹²⁾ Приведен у Скока [см. 5, 618].

¹³⁾ Ранний пример — в Хрон. Г.Амарт. (ХV в.~XI в.).

¹⁴⁾ Примеры многочисленны с ХVI в.

¹⁵⁾ В народном употреблении нет оснований видеть антропоморфный перенос, это сохранение архаики.

¹⁶⁾ Грусть этимологизируется как слово с первичной семой 'физическая сдавленность' (сp. gruditi 'размельчать, перемалывать — в песок, щебень'); горе, печаль связаны с гнездами слов, исходное значение которых — 'гореть', 'жечь', 'печь'.

¹⁷⁾ В материалах ХVI — нач. ХVIII вв. представлены тоскливость 'тяжесть (о неприятном физическом ощущении человека); тяжесть 'угнетенный, подавленный'; 'болезненный' (о физическом ощущении человека); 'вызывающий тоску'; тоскнути 'огорчаться'; тоскнутися 'стараться, стремиться'; тоскование 'тоска'; тосковать 'тосковать'.

¹⁸⁾ Засвидетельствованы преимущественно летописными употреблениями в наиболее важных летописных списках, а также примерами из русских прологов, Пчелы и ряда других созданных на Руси памятников.

¹⁹⁾ Сюда следует отнести ряд сложных слов с основой тщ-, кроме тщедушный, тщедушие, которые реализуют другую семантику первой части.